Записки Чудоголовой

Запись первая

Нереальные окорочка и реальное чудо

И что такого, что я верю в чудеса? Нет, я не пятилетний ребенок. Ну, почему, чтобы верить в чудо, надо быть, непременно, малышом? Кто вообще такое придумал? – «Давайте купим детям волшебные книжки. Дети должны верить в чудеса, – они, ведь, еще не отягощены будничной реальностью».

Ага, детям верить можно, а границы моих мечтаний, значит, не выше потолка будничной реальности? Что с того-то, что девочке по имени «Я», уже без малого двадцать восемь? Да хоть бы и сорок! Тоже мне, возраст нашли. Соседка вон – баба Рая – ей на днях все сто стукнуло, – называет меня именно девочкой, и все время твердит, что я еще на начале пути. Так что, я имею право на то же, на что есть право у малышей. В глазах столетних – мы, – как я понимаю, – на одном этапе развития. Потому что, если это не так, то слова бабы Раи должны означать, что начало пути, – в моем случае, – это, когда пора копить на пенсию, или… того мрачнее. Но я-то выбираю первый вариант. И даже больше, – я Чудоголовая, как меня называет моя мама…, и еще некоторые люди…, которых среди моих знакомых большинство…, или, почти все такие…. В общем, я веду к тому, что я-то, и в сто лет в чудеса верить буду! Надеюсь, даже сильнее, чем на «начале пути». И что в этом чудного-то?

Ну, вот, этого еще не хватало! Курсор мышки завис. Я ведь, за компьютером сейчас сижу. Думаю и печатаю одновременно. Так, по работе.

Да не кликала я ни на какое приложение…. Позвонить подруге? Мышка ожила что ли? Своевольничает! Если бы я хотела поговорить с подругой, то просто сходила бы к ней в гости. Хоть прямо сейчас. Она в пятнадцати минутах ходьбы живет. Зачем мне общаться с ней в видеорежиме? Сейчас, если подруга успеет ответить, пока я с этим прикомпьютерным существом хвостатым борюсь, то сразу спросит: – «Что, забыла, как я выгляжу?»

Ну, отключайся же! Не поняла, – что это? Из меня будто меня вытягивают…. Может, давление от долгой работы за компьютером упало? Кофе что ли выпить? Хотя…, его же у меня нет. Я же его не пью почти. Может, сбегать на кухню, перекусить? Экран перед глазами размыло. А это что? Не было у меня на компьютере никогда фото этого перекрестка. Может, подруга кинула? Вид, как будто, из ее окна.

Ой! Брр! Показалось, что мальчик на велосипеде чуть меня не сбил. Но я же дома, а не там, – на фото. Стоп! На фото не может все двигаться! Что, вообще, происходит? Это видео? А я дома ли? Нет? Внутри видео? Кому рассказать, что со мной от усталости приключилось, и впрямь, утвердится в том, что я самая настоящая чудоголовая и есть.

Красная машина. Куда вы несетесь? – перекресток ведь. Притормозите! Вот, води…. Мальчик!!! Темно…, – я закрыла глаза руками. Страшно снова их открывать. Я знаю, что велосипед лежит на обочине, а мальчик…. Я слышу голоса. Надо открыть глаза. Рискну. Толпа народа. Все кричат, кто-то ругается, кто-то плачет, хватаются за телефоны. Я точно знаю, что на перекрестке, рядом со мной…, или в пятнадцати минутах ходьбы от меня…, случилась беда. Не хочу на это смотреть. Но, ведь, надо как-то помочь. Хватит ли у меня смелости пробиться через толпу? Я уже вижу помятое колесо. Нет, это не колесо, это… курсор мыши. Она снова меня слушается. А я все-таки не рядом с перекрестком. Я – в пятнадцати минутах ходьбы…. Что это было? Поверьте, такое даже для чудоголового человека странно.

Сидеть и работать дальше? Или, все же, сходить перекусить? Или…? Я хлопаю входной дверью, и, как третьеклассница, прыгаю через ступеньки. Поворот, соседняя улица. Тот самый перекресток. И…, да, точно…, та самая толпа. О, ужас! Меня уже всю трясет. Холодно. Хотя на улице почти тридцать. Плюс, конечно. Надо подойти к толпе. Совсем не хочется.

– Нужна какая-то помощь?

На меня оглядывается тучный мужчина.

– Ну, если только у тебя забронировано местечко поближе, и ты уступишь его мне.

Молодой парень, стоящий в центре толпы, оглядывается на тучного мужчину.

– Вам, как минимум, три местечка… нужно, – так что, не рассчитывайте.

Теперь, смотрит на меня, прищуривается. Вообще, все оглядываются на меня и смотрят так, будто я странная. Но я думаю, что это они странные. Какие брони? какие очереди? – беда же! Я начинаю сердиться.

– Кто-нибудь позвонил в скорую?

Женщина на другом конце толпы вытирает пот со лба.

– Вы заметили, что мне уже дурно? Не меньше часа здесь стою. Чего они там копошатся? Думала, буду первой. Хвать! что надо, и бегом домой, – обед готовить.

– Что «хвать»? – я в полном замешательстве.

– Ну, окорочка, конечно, – бормочет какая-то старушка. – Все мы здесь за ними.

– А вы за чем? – спрашивает женщина с недоверчивым взглядом.

– Она так торопилась, чтобы успеть побольше отхватить, что не только переодеться, но и, куда бежит, забыла…, – хихикает неприятный мужской голос.

– Чего отхватить? Какие окорочка? – Теперь уже я вытираю пот со лба.

– Ну, куриные, естественно, – отвечает тучный. – Мешками навезли, грузовиками, – за копейки отдают. Глупо не взять. Вы, как раз, вовремя подоспели. Вам точно бы не помешало набрать, да побольше.

– Зачем?

– Для укрепления костей и памяти. Вон, как скелетик тоненький от летнего ветерка шатается. – Смеется. Заметил, хотя я дрожу уже не так сильно. Интересно, – как связаны дешевые, напичканные неведомо чем, окорочка, с костями и памятью?

– У вас-то, точно, кости хорошо укреплены – со всех сторон жиром обложены, – снова неприятный хихикающий голос.

– Не хорошо так о людях, – бормочу я. И пытаюсь уже прийти в себя. – Что я здесь делаю? Вот, и впрямь, чудоголовая. Надо идти домой. Лучше работать, или есть. Главное, не окорочка.

Отворачиваюсь от толпы. Иду. Невольно задираю голову на окно подруги, – может зайти? Тут же перед глазами возникает страшная картина. Трясу головой – нет, домой-домой.

Странно…, ощущение дежавю. Слышу знакомый звонок. Велосипед. Машина…, красная…, еще далеко. Но приближается быстро. Хочется постоять и подумать, но я, как ужаленная, срываюсь с места, несусь к перекрестку, едва сама не сбиваю мальчика на велосипеде. Мальчик успевает слегка притормозить. Я хватаю велик за руль, и окончательно усмиряю его. Мальчик смотрит на меня глазами еще более круглыми, чем его очки. Я снова дрожу, ноги ватные, но руки, как каменные, – крепко держат металлического бычка за рога. Я чувствую, каждой мурашкой на спине, как позади меня проносится красная машина. Та самая. Вздыхаю. Мальчик вслух не произносит ни слова. Но взгляд его задает уже тысячный вопрос.

– Хочешь шоколадку? – спрашиваю сама, первое, что приходит в мою чудаковатую голову.

Мальчик вертит головой.

– Я от чужих ничего не принимаю.

– Правильно родители научили. – Сердце только-только начинает выравнивать темп. Отпускаю рога…, то есть руль, и внимательно слежу, как мальчик мирно перебирается на тот берег дороги.

– Правильно, – повторяю, – тем более, никакой шоколадки у меня и нет. – Слегка улыбаюсь. – Ух, ты…, – смотрю на себя. Я стою у перекрестка в домашних лохмотьях. Смущенно прячу руки в карманы, пальцы нащупывают три надкусанные дольки шоколада в пергаментной обертке. – Есть у меня шоколад. Правда, таким не поделишься. – Снова улыбаюсь, уже счастливо, – как наивный ребенок, только что увидевший то, что видится ему настоящим волшебством, – и топаю домой.

Чудное вышло приключение, – теперь так его можно назвать. Пусть лучше толпа роится вокруг окорочков. Даже менее настоящих, чем волшебство. И ничего не знает о том, что только что… НЕ произошло.

Запись вторая

Навигатор, как аллигатор

Здравствуйте! А вы в курсе, что читаете чужие записи? Да ладно, я же сама разрешила. Если вы прочли мою предыдущую запись, то уже знаете, что Чудоголовая – это я. Но ведь, Чудоголовая – это прозвище. А зовут меня Ангелина. Это имя для меня выбрала та же мама, что после придумала и уже знакомое вам прозвище. Думаю, она назвала меня именно так неспроста. А вы как думаете? Впрочем, вторая запись моя вовсе не о том. С первой записи прошло уже…, кажется, три недели. Да, верно. Почему я не писала столь долго? Сейчас расскажу, чем я занималась эти три недели, и вы сами все поймете.

В один из своих выходных – который я сама себе устроила, – я гуляла по парку, намереваясь после отправиться на прогулку по магазинам. Но, в тот момент, когда я просматривала на своем смартфоне скидки, – он завис. А потом давай чудить, подобно компьютеру накануне. Мне даже чуть позже пришла в голову мысль, что каждый раз, когда у людей что-то зависает, это звоночек, что пора бы совершить какое-нибудь добро. Только, к сожалению, мы не всегда этот звоночек слышим…, или видим, как в моем случае.

В общем, пока я судорожно тыкала пальцем в экран смартфона, вместо того, что меня интересовало, на нем включился навигатор. На карте города замаячила красная точка. Я прищурилась, чтобы разглядеть выбранное место. Тут, вдруг, точка вспыхнула, и поглотила меня, как аллигатор крошечную рыбку.

Всего пару мгновений спустя я, или часть меня – если забытое в парке тело тоже считать мною, – приземлилась на широкий белый подоконник, неприятно пахнущий лекарствами. Я огляделась. В столь же белой комнате, на кровати с металлической спинкой, лежала девочка. Она спала. Многочисленные трубочки и проводки, торчащие из-под одеяла, даже навели меня на мысль, что я попала в лабораторию, где завершают работу над самым совершенным роботом в мире. Но скоро мне стало ясно, что я не в лаборатории, а в больничной палате. К горлу подступил превосходящий его по размерам ком…, ну, если у бестелесного существа, конечно, есть горло, к тому же, имеющее размер.

Кроме неподвижно лежащей девочки, в палате было еще три человека, и… игрушечный, почти растворившийся между кроватью и бледным лицом хозяйки, белый зайчик.

Двое людей, – как я поняла чуть позже, – были родителями девочки. Третий – доктором.

– Я пока не могу обнадеживать вас, – прошептал доктор.

– Может, мне остаться с ней на ночь? – спросила женщина, всхлипнув.

– Не думаю, что это принесет пользу Насте, а вам, точно, навредит, – не согласился доктор.

– Это правда, – поддакнул папа девочки. – Ты в последние дни почти не отдыхаешь. Тебе необходимо восстановить силы.

– Но, если бы я знала, что мое присутствие хоть на минуту ускорит ее выздоровление, я бы предпочла остаться и сегодня, – сказала женщина.

И в это время я услышала четвертый голос. Сначала это смутило меня, заставив взглядом искать еще одного ребенка в палате. Но, когда я увидела, что никто из троих взрослых не реагирует на детский голос, то сообразила, что слышу… мысли… или чувства, прикованной к кровати девочки. – «Не уходите, я поправлюсь, только не оставляйте меня. Мне нужны ваши голоса, ваши руки…. Особенно темной ночью – мне нужен ваш свет и ваше тепло. И еще… – ваша радость. Не плачьте надо мной. Почитайте мне веселую книгу. Пожалуйста».

У меня защемило сердце. Хотя, оно и было далеко в парке. Я снова повернулась к взрослым, в надежде, что они все же услышали мольбы Насти. Но, нет, – они направились к двери. Я чувствовала, как каждый их шаг взрывом отражался в душе малышки.

– Стойте! Не уходите! Вы нужны ей! – закричала я. Но и мои мольбы не были услышаны.

Я склонилась над Настей. Ее бледное личико, казалось, в этот самый момент потеряло последние краски.

– Не обижайся на них, они тебя лю… – начала, было, я, но тут же, будто дернутая чьей-то сильной рукой, вернулась в себя. Я лежала на мягкой траве в парке. По моей правой руке и смартфону ползали суетливые муравьи, а вокруг меня, подобно им, суетились люди.

– Кажется, очнулась, – сказала молодая женщина, отрывая своего пузатого малыша, от моей уже пожеванной им юбки.

– Вы что, не трезвая? – спросил пожилой мужчина.

Я ничего не ответила, просто присела и перевела взгляд на смартфон – на его экране мелькали скидки.

– Да нет, наверное, на солнце перегрелась, – махнула на мужчину пожилая женщина, – вероятно, его жена. – Вам в больницу бы надо, – обратилась она ко мне.

– Я только что оттуда, – промямлила я. И вскочила на ноги. – Хотя, да, вы правы – надо!

Мимо прошел работник парка и, бросив на меня косой взгляд, рявкнул:

– Сказано же: «по газонам не ходить!»

– А она и не ходила, – она лежала, – вступился за меня молодой человек, держащий за руку болтыхающегося мальчика на роликах.

Мальчик приподнял свалившийся на глаза защитный шлем, и предложил мне маленькую шоколадку. Я не смогла отказаться, потому что мальчик показался мне знакомым. На автомате протянув руку за шоколадкой, я попыталась лучше разглядеть его лицо, но вредный шлем снова сполз своему хозяину на нос.

Видя, что я уже твердо стою на ногах, люди, как и муравьи, разбрелись по своим делам.

– Надо узнать, что это была за больница и попробовать навестить Настю, – сказала я сама себе, напряженно глядя на шоколадку, вместо смартфона. – Забрала лакомство у ребенка. Добрый какой-то мальчик…. Стоп! А если я, как и в прошлый раз, переносилась в будущее? А что, если Насти еще нет в той палате? Наверное, сначала стоит сходить за покупками. А уж потом – в больницу. Можно, ведь, и завтра сходить. Вдруг, она только завтра туда и попала, и пока я ничем помочь не могу? Пойду за покупками! – Убедив себя, что имею право на полноценный отдых, я направилась к выходу из парка. Но, мелькающий в памяти маячок, заставил меня включить карту. Я воссоздала в воображении виденную мною картинку, и… нашла то самое место.

– Ого! Так это же областная больница! Это же на электричке ехать надо. Глянув на время, я поняла, что если не отправлюсь на станцию прямо сейчас, то сегодня точно уже не навещу девочку. Хотелось по магазинам. А трястись полтора часа в электричке, тем более, в полном одиночестве – совсем не хотелось. Но я выбрала электричку. Недаром же я Чудоголовая.

Я успела как раз вовремя. Как порядочный пассажир, – купила билет и запрыгнула на ступеньку, уже после слов: «осторожно, двери закрываются».

После полуторачасового чухчуханья, в голове, не умолкая, звучали слова: «Кому мороженое? Мороженое, мороженое, горячее мороженое…». – Это в моем сознании мороженое с горячими пирожками тесно переплелось. Надо же было, нелегальным продавцам с пухлыми сумками на тележках, за одну поездку, раз десять ко мне подойти…. Казалось, что их отправной точкой были кондуктора, от которых эти нарушители упрямо бегали, а конечной – непременно я. Но я ничего не купила. Я в электричках никогда ничего не покупаю. Мороженое там раза в три, а то и в четыре дороже, чем в магазинах, а пирожки… – кто знает, из кого их начинка сделана….

Зато по дороге в больницу я купила целый пакет свежих фруктов. Знала, что они не нужны. Но кто же больных с пустыми руками навещает? И…, конечно, красочную детскую книжку, судя по картинкам и названию – очень веселую: «Крыляпсики и задорное детство в кармашках».

Поблуждав среди множества белых гигантских кирпичей с дырками-окнами, я отыскала детское отделения – сердце запрыгало, я поняла, что это оно.

Я подошла к белому столу-уголку. И обратилась к прячущейся за ним кучерявой девушке.

– Простите, я хотела узнать, – девочка по имени Настя…, – она в тяжелом состоянии, – здесь лежит?

– У нас две сотни Насть, – сухо ответила девушка. – Фамилия?

– А? – Я растерялась, почему-то не ожидая такого естественного вопроса. Но ко мне на выручку пришла моя профессиональная зрительная память. Я вспомнила карточку, лежащую на тумбочке в палате. – Светлова. Анастасия Светлова.

– Есть такая. Ее позвать не могу. А к ней – не пущу.

– Но я ее тетя, – соврала я, краснея. Я не люблю лгать.

– К девочке допускаются только ближайшие родственники. А тети таковыми не являются, – девушка даже не смотрела на меня, – ставила автографы под точно не веселыми произведениями.

Я замялась.

– Ну, а хотя бы гостинец передать можете? – Показала пакет.

– Не положено. И вряд ли он ей, вообще, понадобится…, – девушка осеклась. А во мне от ее слов душа дернулась. – Слушайте, мне работать надо. Вы отвлекаете. Идите домой, отдыхайте. – Было заметно, что моя собеседница начинает сердиться.

– Легко сказать…, – прошептала я, печально глядя на фрукты. Я хотела уже уйти, но снова повернулась к столу, поставила на него тяжелый пакет и произнесла: – Тогда, это вам. При вашей тяжелой работе, вам точно витамины положены.

Девушка даже вздрогнула от неожиданности. Наконец, подняла на меня глаза. Теперь румянцем покрылись уже ее щеки.

– Ой, спасибо! Спасибо! Вы меня простите. Я бы вас с радостью пустила. Но, правда, не положено.

– Да, я понимаю, – улыбнулась я. – Вы не переживайте, все будет хорошо. И у меня, и у Насти.

– А я так фрукты люблю. А мне их даже купить некогда, – еще больше порозовела девушка и, оглядевшись по сторонам, спрятала пакет под стол. После чего вырвала из лежащего на столе блокнота листок и, пробежавшись по нему кончиком ручки, протянула мне. – Это мой личный номер. Вы, если что, звоните. Я буду узнавать, как дела у вашей Насти, и сообщать вам.

– Спасибо! – снова улыбнулась я. – Я позвоню.

Дома, лежа звездой на кровати, я смотрела на звездное небо – точнее, на черный потолок со светящимися звездами. Да, я – взрослый человек, – приклеила в своей спальне детские обои на потолок. И не поверю, что другим взрослым этого не хочется. Да они просто скрывают подобные мечты от тех, кто скрывает их от них. Я лежала звездой под звездами, и в моей голове путались мысли о горячем мороженом, – еще больше надоевшем мне за время обратного пути, – и мысли о девочке, которая очень не хотела оставаться ночью одна, но осталась. На душе скреблись мышки. Мышки, – потому, что кошки, – это уж слишком. Ведь, не я, в самом деле, виновата в том, что Настя осталась в палате одна. И все-таки, мне казалось, будто виновата.

Правая рука нащупала смартфон, а левая – перелистанную мной на десять раз книжку. Словно оттого, сколько раз я ее перелистывала, могло зависеть, увидит ли Настя мое участие в ее жизни.

Я нахмурилась, показывая смартфону, что сержусь на него за его недальновидность…, или за недальновидность волшебного навигатора. Ну, что было проку показывать мне страдающую девочку, если я не в силах ей хоть капельку помочь? Я хмурилась, а смартфон, отразив меня в своем экране, мелькнул картой, и подмигнул мне уже знакомой красной точкой. Часть меня застыла на кровати, продолжая сжимать пальцами часть красочной книжки, а другая часть – хлопнулась прямо на прикроватную тумбочку в больничной палате, вместе с частью книжки. Выходит, и у книг есть оно – невидимое содержимое.

– А что, разве, так можно? – спросила я, сама не понимая кого, и раскрыла книжку, положив ее на воображаемые колени. И сама же ответила: – Возможно, это так мои способности чудить развиваются.

И я читала – не поверите – до самого утра. Книжка заканчивалась несколько раз, и снова начиналась.

И я чувствовала. Всем своим бестелесным существом чувствовала, что чувствует Настя. Я чувствовала, как от моего чтения, ей становится уютно. Как от моего присутствия, по ее телу разливается тепло. Как, от радости забавных героев, темнота, поглощающая палату, становится для нее светом, и окрашивает скучные бледные стены в яркие летние цвета.

Я перестала читать только, когда услышала, как чья-то рука прикоснулась к ручке двери с обратной стороны. И не успела я подумать, что мне бы пора уходить…, или улетать, как оказалась в своей постели…, то есть, в себе…, то есть, в той части себя, что без всякого угрызения совести, отдыхала без меня, воображая себя звездой.

Целых три недели я не спала по-настоящему. Но при этом, каждое утро чувствовала себя отдохнувшей. Каждый день я покупала в магазине или брала в библиотеке новую детскую книжку. С какими только книгами я за эти ночи не познакомила и Настю и себя. «Замурчательные истории Васька и Васьки», «Склад поношенных носков», «У семьи Кру-кру-кру… все КО!». И прочими, прочими, прочими.

Когда я читала веселые стихи из сборника «Витаминки для сердцевинки», на несколько слышимых только мне и Насте голосов, Настя, как мне показалось, даже улыбнулась. И мне вспомнились не допущенные до девочки тяжелые фрукты. Что ж, тем витаминам путь закрыт, так я другие нашла. И, выходит, даже более полезные. Вот так-то.

А по окончанию последней моей ночи у Настиной кровати, на ее щеках даже появился нежный румянец. И это мне точно не показалось. Так как румянец заметили и пришедшие с утра в палату с доктором родители, и сам доктор, который тут же отметил, что Настя, наконец, пошла на поправку.

– Прогресс на лицо, – констатировал он, глядя на прикроватных монстров – больничные аппараты, которые сумели отразить на своих экранах улучшение состояния пациентки. При том, что три недели назад, никак не отреагировали и никому не показали ее тревоги и давящей опасной тоски. Я даже показала аппаратам на прощание язык. А Насте ласково улыбнулась. И, когда невидимая рука несла меня обратно к моей другой части, я знала, что Настя ответила мне тем же.

Вот, теперь, вы понимаете, почему целых три недели мне было не до записей. Днем – дневные хлопоты, ночью – чудесные чтения, – такие странные, но такие уместные в жизни Чудоголовой. И пусть никто не знает о моем участии в выздоровлении маленькой Насти…, – главное, – я знаю. Знаю, радуюсь, и при каждом воспоминании о чувствах девочки, лежащей в палате с красочными стенами и звездным потолком, улыбаюсь улыбкой самого чудоголового человека на свете. Как улыбаюсь и, слушая вновь и вновь доносящийся из моей телефонной трубки взволнованный голос, прячущейся за больничным столом-уголком кучерявой девушки, которая позвонила мне за сегодняшний день, уже не менее пяти раз – и все, естественно, с хорошими новостями.

Запись третья

Не всемирный потоп

Воскресенье, можно никуда не торопиться, никакой будничной суеты. Я лениво поднялась с постели и подошла к окну – небо такое серое, что, глядя на него, сразу делаешь вывод – весь день будет таким же серым. И видится, что моросящий холодный дождь оплакивает потерянное настроение выходного дня.

– Какая неприятная сырость, – пробубнила я, и побрела в ванную, где, встав перед зеркалом, скорчила гримасу. Отражение повторило за мной, и стало расплываться бесформенной кляксой. – Зеркало что ли запотело? Когда успело? – не поняла я, и потянулась за салфеткой. Но не дотянулась. Почувствовала, что сама расплываюсь по зеркальной кляксе.

И вот, я была уже не у себя. Я стояла в коридоре пятиэтажного дома, по лестничным пролетам которого бегали перепуганные мокрые люди. Чуть позже, сбившись в кучку, они, едва не руша ступени, поднялись на четвертый этаж, и принялись долбить в дверь с номером «двенадцать». Дверь никто не отворил. Люди, бросая не самые добрые слова, не понятно в чей адрес, разбежались по своим квартирам. Я переместилась на третий этаж – и тут поняла – люди мокрые не из-за идущего на улице дождя, и не из-за того, что вспотели, занимаясь коридорным спортом. Их квартиры щедро заливало водой. Мысленно запинаясь о тряпки, тазики, ведра, я проскользила по лужам через квартиры всех пострадавших.

Пару минут спустя в подъезде появились трое мужчин с сундучками в руках. В мужчинах я сразу узнала сантехников. Окруженные жужжащими домохозяйками, они проследовали к квартире на четвертом этаже, и, казалось, уже собрались вскрыть ее, но за их спинами возникла высокая женщина.

– Что происходит? – испуганно и гневно спросила она.

– Да вы нас топите! Всех! – завизжали соседки.

– Не может быть! – женщина полезла в сумку за ключом. Как и полагается в такие моменты, ключ не захотел находиться. Женщина нервно высыпала содержимое сумки прямо на пол. Схватила звякнувший о ступеньку ключ и, несколько раз оцарапав красивую металлическую пластинку вокруг замочной скважины, отворила дверь. На ее туфли хлынула волна холодной воды. Женщина взвизгнула и, подняв голову к потолку, закричала громче остальных:

– Да это же меня топят!!!

Все кинулись на пятый этаж. И уже без всякого стеснения, принялись выламывать дверь, – на этот раз, точно вычисленного виновника, – долбя об нее кулаками и даже коленями.

– Всегда дома сидит – носу на улицу не кажет. А тут, запропастилась куда-то, – заворчали соседки.

– Так, если это Любовь топит, кто же за все отвечать будет? – даже побледнела женщина со второго. – У меня же все теперь на выброс, поди.

– А у меня? – перехватила эстафету хозяйка квартиры на первом этаже. – Вся техника, мебель, и даже вещи…. А обои….

– Что там, ваши обои, – взяла слово последняя прибывшая на место происшествия. – У меня ремонт, вон, свежий. Только закончила. И дорогой. И техника новая – дорогая…. И….

– Да у вас все дорогое, – сказала соседка с третьего этажа. – Где только деньги на все берете?

– Где я деньги беру – мое личное дело. А вот, где Любови их взять, чтобы нам наши убытки компенсировать – это уже проблема общая.

– Да негде ей их взять. У нее же, кроме пенсии, никаких доходов нет, – уже чуть не рыдала соседка со второго. – Хоть засудитесь! – из тряпки моря не выжать! Ой, тряпки….

Женщины испуганно переглянулись и, оставив сантехников разбираться с квартирой на пятом этаже, расплылись к своим морям.

– Вот это, точно, неприятная сырость, – обличила я себя в недавнем недовольстве, и выскользнула во двор дома. – А плаксивая погода, – это пустяки…. – Я подняла невидимые глаза к небу и замерла. Небо было абсолютно чистым, приятно голубым, а золотое солнце выражало желание напечь мне голову, но, к моей маленькой радости, было не в силах этого сделать.

– Какой сегодня день? – Я устремилась в квартиру одной из пострадавших, где краем глаза заметила висящий на стене календарь с волнистыми от влаги страницами. – Красный прямоугольник четко показывал, что день сегодня сегодняшний. – А время? – Я глянула на часы – двенадцать тридцать две.

Меня потянуло ко мне. Но не как прежде. На лету я успела разглядеть местность, название улицы, и номер дома.

Я все еще была в ванной. Только не стояла, а сидела, прислонившись спиной к стиральной машине.

– Ну, так ведь нельзя, – подняв себя на ноги, я тщательно ощупала голову, осмотрела локти, и сделала легкую разминку. – Вроде, нигде ничего не болит. Но я ведь могла удариться, например, о ванную. Что за странные методы телепортации?

Из спальни донеслась знакомая мелодия. Я сразу поняла, что звонит Вера – та самая моя подруга, из окна которой был виден «Счастливый перекресток». Так я его назвала, когда то, что должно было произойти, не произошло.

– Ты видела, что творится за окном? – даже не поздоровавшись, выпалила Вера. – А у меня, ведь, сегодня фотосессия на природе! Особенная фотосессия! Ну, скажи мне, где справедливость?

– Во сколько у тебя фотосессия? – осведомилась я.

– А какое это имеет значение? Ты видела небо?

– А кто его не видел?

– Прекрати паясничать! – рассердилась подруга. – Что, посоветуешь переносить знаковую фотосессию в на тысячи раз зафотографированное бесчувственное помещение? Кстати, она назначена на двенадцать тридцать.

– Не посоветую, – улыбнулась я трубке. – Успокойся и просто поверь мне. Без лишних вопросов, поверь. Я знаю точно, что твоя фотосессия пройдет под абсолютно чистым небом. Главное, не забудь о головном уборе.

– Да с чего ты…, – начала подруга.

Но, подумав о чистом небе, я одернула себя и перебила ее.

– Если хочешь продолжить разговор, позвони попозже. Мне нужно сделать срочный звонок. Сантехников вызвать.

– У тебя авария?

– Да не себе. Женщине с соседней улицы.

– А почему ты вызывать должна? – не поняла Вера.

– Длинная история, не думай об этом. – Мне совсем не хотелось что-то объяснять. К чему бы это привело? Только к еще большему непониманию.

– Ну, конечно, тебе всегда же есть дело до чужих проблем! Вечно ты взваливаешь на себя чужие заботы. Вот, чудоголовая!

– Какая есть, – невесело усмехнулась я. – Главное, ты ни о чем не волнуйся – у тебя все будет отлично! Прости, пока. – Я резко положила трубку и набрала номер коммунальной службы. Назвавшись соседкой с нижнего этажа – не уточняя, какого именно, – и изобразив в голосе сильнейшую панику, я сообщила об аварии, произошедшей на верхнем этаже, потребовав, чтобы сантехников прислали по названному адресу сейчас же. Учитывая масштабы происшедшего, мне пообещали, что через десять минут работники будут на месте.

Мне же потребовалось пятнадцать, а то и двадцать минут, чтобы собраться, выковырять из кладовой заброшенный зонтик, и тоже прибыть на место происшествия.

У подъезда было тихо, если не считать пожилую женщину, перекрикивающуюся с такой же пожилой женщиной, стоящей на балконе пятого этажа.

– Нет, Люба, подниматься не стану! Высоко ты забралась! А у меня итак уже ноги гудят. Не бойся, не промокну – под козырьком сухо.

– Ну, подождешь еще немного? Успеем, поди, еще подарок твоему внучку выбрать. Не разбегутся же за полчаса все игры из магазина? – спросила женщина, стоящая на балконе.

– Да уж, подожду, – ответила, стоящая у подъезда. – Если толком объяснишь, что у тебя там приключилось.

– Не поверишь, Мила. Я уже на пороге стояла, собиралась тебе на встречу выйти, а тут, как забарабанят в дверь. Открываю, а мне заявляют, что я соседей топлю. Я говорю, что они что-то перепутали. У меня ни капельки на пол сегодня не падало. А один уперся и говорит, что аж до первого этажа уже залило. «Чем залило-то?» – спрашиваю. Он отвечает: – «Да хоть чаем. А, если соседи жалуются, – мы обязаны проверить». Настырный такой. А что делать? – я пустила. Ванную осмотрели – сухо. Я говорю: – «А вы чего ожидали?». – А второй смеется: – «Точно другого, раз нас в выходной день дернули». На кухню провела – и там все чисто.

– Ну, так, чего не выходишь тогда? – непонимающе спросила, стоящая у подъезда.

– Ну, так ты ж дослушай! Они уже передо мной извинятся стали за беспокойство, но тот, что настырный, возьми, да и загляни в ванную напоследок. А труба как лопнет! Его аж с ног до головы водой обдало. Ну, сразу сигнал третьему – что у подвала их ждал, – дали. Тот воду перекрыл. Теперь вот, чинят.

– Что за чудеса такие?

– Да вот, не знаю. А то знаю, что если бы успела с тобой уйти….

– Так мы ж не в ближний путь собрались, – встревожено закачала головой, стоящая у подъезда.

– А что твой племянник Габриель? Так и не женится? – сменила тему, кричащая с балкона.

– Да он, похоже, даже и не старается невесту себе найти. Мы с Сонечкой уже чьи только фотографии ему не показывали…. Случайные встречи с племянницами, да внучками всех своих подружек устраивали. А он…. Не интересны ему даже красавицы из красавиц, видите ли.

– Ну, вы в этом деле не специалисты. Ты не беспокойся. Вот соберемся на дне рождения Елисея, я с ним там поговорю. Поверь, быстро проблема решится.

Мне от слов старых подруг стало как-то не по себе, вдруг спрятаться захотелось, где-нибудь в густой-густой тени деревьев. Я и не знаю, почему. Нет, на самом деле, знаю. Потому, что мое, все никак не случающееся замужество, тоже обсуждают все, кому не лень. А не лень – абсолютно всем, кто со мной хоть капелечку знаком. Как будто, в без малого двадцать восемь, не только замужем давно пора быть, но уже и внуков нянчить. А жениха даже и на горизонте еще не видно. Как мне всеобщие мечты-то исполнить?

При моем мысленном бегстве в тень, мне даже смешная мысль в голову пришла – подойти к пожилой даме, да и смело предложить себя в жены ее нестарательному племяннику. Я, конечно, не красавица…. Ну, раз красавицы ему не интересны, то, это, наверное, означает, что он ищет именно меня! Но я, естественно, просто посмеялась над собственными мыслями, посочувствовала Габриелю, и забыла о бегстве.

Скоро на хмуром небе открылось чистое голубое окно, я сложила зонтик, дождалась, пока сантехники, а следом за ними и довольная хозяйка квартиры на пятом этаже, покинули подъезд и, радуясь за спокойствие тех, у кого не случился потоп квартирного масштаба, пошагала домой, намереваясь позавтракать сладким пирожным, вместо каши. А что? – после странных приключений, можно позволить себе такую вот детскую выходку! Я знаю, – вы согласны.

Запись четвертая

Чудо

Вера накрывала на стол и рассказывала мне о своих планах по поводу будущих фотосессий. Она тараторила так быстро, что я с трудом улавливала смысл. Передо мной возник стакан с газированной водой.

– На, охладись, – вставила Вера в свою речь так, будто эти слова были частью описания, только что нафантазированного ею костюма.

В этот день я забросила все свои дела, чтобы помочь подруге найти в магазинах точно те ткани, что она нарисовала в воображении, и наскоро сляпать шедевральные наряды, от которых Верины клиенты будут просто обязаны прийти в полнейший восторг. Как вы, наверняка, уже догадались – Вера – фотограф. Преимущественно – семейный.

Я угукнула, и опустила взгляд в стакан. Да-да, именно в стакан, даже, если еще точнее, – практически на самое его дно, от которого отскочил пузырек газа, не похожий на все остальные. Поднимаясь наверх, он сначала отразил в себе плохо различимую улицу; затем, – магазин с крупными буквами – «ЗОО»; чуть позже, – забавные мордочки различных животных; раскрылся подобно лотосу, и… я отключилась. Точнее, – нырнула в тот самый зоомагазин и зависла над большой клеткой с кроликами. К клетке подошли двое мужчин. Один из них был увлечен разговором по телефону.

– Какого вам? – спросил второй мужчина, и я поняла, что он продавец.

Мужчина с телефоном, не глядя, опустил свободную руку к клетке, поблуждал по ней указательным пальцем, и ткнул в белоснежного кролика с черным пятном в форме сердца за правым ушком.

– Вот этого.

– Отличный выбор! Клетку брать будете, или в коробочке заберете?

– Да все равно.

– Это как? – не понял продавец.

– Да это я не вам, – покупатель полез в карман за бумажником, по-прежнему не глядя ни на кролика, ни на собеседника. – Дайте самую дорогую.

– Самая дорогая – для птиц.

– Да все равно.

– Это вы, конечно же, не мне, – натянуто улыбнулся продавец.

– Это, как раз, именно вам.

Продавец скорчил гримасу, совершенно не беспокоясь о том, что покупатель заметит, – так как, такого действия, для привлечения внимания сверхзанятого человека, было точно недостаточно, – и запихал кролика в птичью клетку.

Я тоже скорчила гримасу, тем более не переживая, что ее кто-то заметит, и хотела переместиться к птичьему отделу, – ведь разноцветные болтуньи меня всегда привлекали больше пушистых комочков, – но не смогла, – к клетке с кроликами меня будто приклеили самым качественным клеем.

– «У меня что, сегодня миссия по спасению ушастиков?» – мелькнуло в невидимой голове.

Покупатель, успевший получить от меня прозвище «Все равно», ушел. Время замедлило ход. Уже даже начало казаться, что у меня затекла спина, когда в магазин ворвалась девочка лет восьми, тянущая за собой маму.

– Иди скорее сюда. Он там. Там, смотри!

– Который? – спросила мама, склонившись над клеткой с кроликами.

Девочка присела на корточки и ее радость резко сменилась на сильную тревогу.

– Дяденька, а где он?

– Кто? – не понял продавец.

– Мой кролик – с сердечком за ушком.

– Ой, простите, я не знал, что это ваш кролик, – улыбнулся мужчина. – Его забрали. Минут десять назад. Вы чуточку опоздали, но….

– Мама! – девочка разрыдалась – прямо вот так сразу и по-настоящему. – Я же говорила, что нужно было пойти вчера!

– Ты же знаешь, милая, – вчера я не могла, – женщина обняла дочку. – Я только вернулась с работы и должна была приготовить нам ужин.

– Но у нас осталось еще несколько самых очаровательных кроликов, – предпринял вторую попытку продавец. – Любой из них будет счастлив, отправиться жить к такой прекрасной принцессе.

– Мне нужен мой кролик! – выпалила девочка, вытерла нос рукавом платья, и потянула маму в обратном направлении.

– Простите, – оглянувшись, шепнула женщина.

– Какой избалованный ребенок! – бросил продавец толи кроликам, то ли мне, и вернулся за прилавок.

Я проследила глазами за несостоявшимися покупателями. Тонкие плечи девочки вздрагивали на каждом шагу. А ее мама вынула из сумочки платок и, пройдясь им по лицу дочки, промокнула свое.

Я поняла – женщина тоже плачет.

– Странная история, – пробубнила я, и… едва не клюнула носом в стакан с уже выдохшейся водой.

– Вот и я о том же, – отозвалась Вера, судя по запаху, как всегда, пережарившая омлет. Но, творческому человеку простительно. – Я уж думала, ты там заснула. Впервые кто-то слушает меня так внимательно, ни разу не перебивая.

– Ну…, ты интересно очень рассказываешь, – выпалила я и, залпом выпив невкусную соленую воду, побежала к выходу.

– Ты это куда? – Вера побежала за мной прямо с истекающей маслом кухонной лопаткой.

– Я скоро вернусь.

– Не-ет…, мы завтракаем и идем по магазинам.

– Успеем. А я могу опоздать. Понимаешь, там кролика могут купить. И тогда девочка….

– Какого еще кролика?

– С сердечком за ушком. Белого.

– Ты что, в стакане с водой это увидела? – подколола меня подруга.

– Да…, ну, то есть, вчера он еще был в магазине. А дочка одной моей знакомой, искала именно такого. И, если его заберут до них, девочка очень расстроится. Понимаешь?

– Не понимаю. Девочка расстроится из-за зверушки…. Ты что, детей не знаешь? Сегодня ей подавай кролика с листочком….

– С сердечком.

– Да все одно. Завтра – в цветочек. Послезавтра – полосатого, как тигр. А через неделю – вообще крокодильчика захочет, или того хуже – крысу. Фу! Кто их только покупает? – подруга брезгливо поморщилась.

– Не знаю, – я сдернула с крючка свою сумочку. – И девочке нужен именно кролик. И это важно! Жди! Омлет можешь слопать, а печенье – мне оставь.

– Из-за твоего зай… кролика, весь пол заляпала! – вместо «пока», крикнула мне вслед Вера.

Я оббежала три похожих зоомагазина. И в каждом сначала пугалась, что сердечный кролик уже продан, а потом, внимательнее оглядывая обстановку, успокаивалась, – магазин не тот.

И вот, я влетела – ну, не в таком буквальном смысле, как в первый раз, – влетела в четвертый магазин. И сразу увидела его – господина «Все равно».

Его палец уже прицеливался, чтобы совершить роковой выстрел. У меня перехватило дыхание. – «Такой не уступит», – мелькнуло уже в видимой голове.

Я совершила несколько кроличьих прыжков, едва не снеся стоящие на пути клетки сегодняшнего завоза и, в последний момент, успев перехватить выстрел, выпалила:

– Мне – этого!

– Соблюдайте очередь, – сказал продавец. Но, к моей, – или не моей, – великой радости, палец господина «Все равно» поменял цель.

– Я возьму просто в коробочке, – опередила я вопрос продавца и, теперь уже соблюдая очередь, встала у прилавка за сверхзанятым мужчиной.

Присев отдохнуть в уличном кафе в десятке метров от зоомагазина, я заказала стакан не выдохшейся газировки, хотя и немного опасалась ее. К счастью, все ее пузырьки оказались совершенно обычными – лишенными сюрпризов. За что я даже поблагодарила официантку, вручив ей чаевые.

– А что, бывает вода с сюрпризами? – спросила девушка. – Это же просто минералка.

– Вы и не представляете, чем в наше время могут напичкать даже просто минералку, – многозначительно закивала я. И тут…, снова чувство дежавю.

Я сорвалась с места, но, добежав до магазина, поняла, что забыла коробку на сиденье в кафе.

– Наш хозяин уже чуть саперов не вызвал, – улыбнулась мне официантка. – Прислушался…, не выходя из кухни…, говорит: – «Слышите, тикает?».

– Скребется, – объяснила я. – Так я же только….

– Да его и салфетка, уложенная домиком, сразу пугает.

– Салфетка… домиком…. Ну, волнения, относительно коробки, я, конечно, понимаю. Но салфетка… домиком…. – Я почесала себя за ухом, думая в этот момент все же больше о кролике, чем о салфетке и, не дождавшись разъяснений, уже через две секунды, второй… или третий раз, влетела в зоомагазин.

– Неужели, брак обнаружили? – оглянулся на меня продавец, уже разочаровавшийся угодить разрыдавшейся девочке.

Я хихикнула, мысленно укусила себя за то, что допустила детские слезы, и преградила девочке путь.

Та воззрилась на меня глазами, в которых могли бы плавать рыбки.

– Это не тебя тут кое-кто разыскивает?

– Кто? – от неожиданного вопроса, девочка перестала всхлипывать.

Я раскрыла коробку.

– Чудо! – вырвалось у малышки. – Меня-меня!

– Ну, тогда – он твой.

– Но, ведь, так нельзя…, – мама девочки попыталась вернуть мне зверька, но я стояла на своем.

– Я слышала ваш разговор. Забирайте. Даже и не переживайте. Я все равно больше птичек люблю.

– А сколько он стоил?

– Знаете, у меня сегодня хороший день. Так что, пусть будет подарком. Пожалуйста. Мне будет приятно.

– Пожалуйста! – повторила за мной девочка, – моря в ее глазах уже пересохли. Хорошо, что в них не было рыбок.

– Вы и не представляете, какое большое дело сейчас сделали, – на глазах мамы все-таки выступили слезы, которые я надеялась не увидеть. Впрочем, это были совсем не те слезы. – Можно, мы вас, хотя бы, пирожным в кафе угостим?

– Можно, – не без удовольствия согласилась я. – Только вы там коробку не оставляйте, и из салфеток домиков не стройте.

– Почему? – подняла брови девочка. – Я люблю домики делать… из салфеток. Уже делала. В этом кафе.

– А…, тогда понятно, откуда эти мысли про салфетки, – засмеялась я. – Говорят, там хозяин очень боится необычных салфеток и живых коробок.

– Думает, из них привидение какое-нибудь ка-ак выпрыгнет? – теперь засмеялась девочка.

Я кивнула, глядя в ее счастливые глаза.

– Понимаете, у моего папы – Дашиного дедушки, был точно такой кролик. – Принялась объяснять женщина, пока Даша убежала выбирать за всех пирожные. – Месяц назад папы не стало. А дочка очень его любила. Они были как самые лучшие друзья. Понимали друг друга, как у них говорилось, – с полувзгляда. И вместе нянчили дедушкиного любимца – кролика с сердечком за ушком. Однажды Даша даже попросила меня сшить кролику ошейник, – на случай, если тот потеряется, и просто для красоты. Она пожертвовала на этот ошейник свое сокровище – выкопанную из земли большую серебряную пуговицу с нацарапанным на ней кем-то словом: «Чудо». Я сделала ошейник из красной ленточки и пришила к нему пуговицу, как медаль. С того дня кролик получил свое чудесное имя – Чудо.

– Теперь я понимаю, почему Даша так огорчилась, – сказала я.

– И еще…, для Даши это не просто кролик, похожий на дедушкиного. Для нее это – тот самый кролик. Вчера вечером она прибежала ко мне вся запыхавшаяся, и сообщила, что Чудо нашелся, и мы просто обязаны прямо сейчас пойти и принести его домой.

– А кролик вашего папы потерялся?

– Мой брат, не успев спросить Дашу, отдал его кому-то из соседей. Говорит, волновался, что без заботы отца, зверушка пропадет. Для дочки это было трагедией. Как будто у нее уже во второй раз отняли дедушку. Не знаю, права я или нет, но я не стала переубеждать Дашу. Наверное…, пусть пока верит в чудо. Она же еще такая маленькая. Разве можно….

Услышав очередную привязку чуда к детскому возрасту, я невольно скривила рот набок.

– Вы со мной не согласны?

– Нет, совсем наоборот, – одернула я себя. – Еще как согласна. Вы никому не позволяйте разрушать ее чудо. Пусть продолжает верить.

– Пусть. Жаль, что настоящих чудес не бывает.

– Жаль, что вы в этом уверены, – неразборчиво произнесла я, и в четвертый раз увидела перед собой продавца из зоомагазина.

– Простите, совсем забыл, – отчеканил он, вынимая из кармана красную ленточку, с болтающимся на ней серебряным кругляшком. – Это идет вместе с кроликом. Снял на время, чтобы других кроликов не дразнил…, ну, чтобы не возгордился, – лицо продавца расплылось в улыбке, он, казалось, как и я, чувствовал, что участвует в совершении какого-то чуда. – Держи, – и мужчина протянул бонус как раз подоспевшей Даше.

Даша едва не уронила тарелочку с пирожными.

Серебряный кругляшок блеснул на солнце, и повернулся ко мне обратной стороной.

Дашина мама ахнула и онемела. А я прочла четко нацарапанное на металле слово: «Чудо».

Сияющая Даша открыла коробку, и кролик, как дрессированный, сам вытянул шею. Ленточка заняла свое законное место, мокрый носик вздернулся кверху.

– Вот видите, – возгордился, – засмеялся продавец.

И мы все тоже засмеялись. И девушка официантка – засмеялась, заразив при этом улыбкой молодую семью за соседним столиком.

Радость она штука заразная. И мне кажется, что обязанность каждого жителя нашей тесной планеты – делать ее все более и более заразной. Ни один заразившийся мне точно не возразит. А вы? Заразились?

Молодая семья, кстати, чуть позже даже подошла поиграть с Чудом.

Такая вот история. Вам, конечно, самим судить, что бывает, а чего – нет. А я верила в чудеса, верю, и буду верить! Чудоголовым быть, как говорится, не запретишь.

Ну, вот, только собралась закончить запись на милых моему сердцу словах о чуде, как вспомнила, что вас, наверное, волнует, ожидавшая меня все это время Вера. Не волнуйтесь, я успела вернуться к ее столу раньше, чем она отшкрябала от сковородки, пригоревший омлет. Подруга у меня не очень расторопная, особенно, когда фантазирует о своих расчудесных костюмах. Так что, это еще вопрос – кто из нас более чудоголовый. Хотя…, учитывая события последнего месяца, – все ж таки, я.

Запись пятая

Перерождение

Я вышла от Веры – мы только что закончили пошив последнего из придуманных ею костюмов для фотосессии. Это было замечательное, совершенно сказочное детское платье.

– Как жаль, что я уже не ребенок, – позавидовала я маленьким Вериным клиенткам и, чтобы хоть как-то утешить себя, села на качели. Мой взгляд упал на песочницу. Там пожилая женщина лепила куличики со своей внучкой. И делала она это с таким увлечением, что я снова позавидовала маленькой девочке. – Вот бы мне такую бабушку, которая, вместо того, чтобы бранить за испачканные руки, и пугать миллионом вредных существ, способных переместиться из песка в мое тело, сама не брезгует усесться прямо на песок и даже сварить из него кашу.

Бабушка как раз насыпала в пластиковую формочку песок и собралась залить его водой. Ее большие очки сползли на нос, она поправила.

– «Какие мутные линзы», – подумала я. По одному из стекол очков пошли круги, как круги от упавшего в воду камня. И вот, я уже не на качелях. Я в доме номер тридцать восемь, на Памятной улице. Молодая женщина плачет, жестикулируя руками у самого лица молодого мужчины.

– Я уже трижды позвонила в дом престарелых. Я уже обзвонила всех ее знакомых. Я обзвонила больницы, и даже переполошила все отделение полиции. Но никто не знает, где они. Зачем твоей маме наша малышка?

– Я не знаю, – пожал плечами мужчина, взволнованный не меньше. – Ты же понимаешь – она не осознает, что делает. Она же совсем впала в детство.

– Понимаю…. Но почему бы ей не делать то, чего она не осознает, в одиночестве? Зачем она увела с собой нашу Асю? А главное – куда? Ку-да?

– Я сейчас же отправлюсь на поиски сам. Позвоню только на работу, предупредить, что сегодня больше не вернусь.

Я снова на детской площадке. Бабушка уже намешала кашу. Почерпнула ее самодельной деревянной ложечкой и поднесла ко рту внучки.

– «Да она же вовсе не играет! Для нее все взаправду!» – сообразила я.

– Ешь скорее, – сказала бабушка, – у меня еще куча дел, а я тоже играть хочу.

Малышка опустошила ложечку и закашлялась.

Я моргнула, вздрогнула от того, что качели подо мной качнулись – я уже и забыла, где сидела. Поднялась на ноги, чтобы как-то помочь малышке, и обнаружила, что самодельная ложечка только нырнула в формочку с кашей.

Обрадовавшись возможности оставить малышку голодной, я бесцеремонно выхватила ложечку из руки пожилой женщины, отвернулась и, выбросив содержимое в траву, сделала вид, что жую.

– Простите, я просто очень-очень хочу есть.

– Ничего, – немного испуганно ответила пожилая женщина. – Не бойтесь, тетенька, здесь на всех хватит.

– Тетенька? – я немного растерялась. Меня даже дети тетенькой никогда не называли, а тут….

– Ну, вы же не дяденька. – Бабушка малышки забыла про страх и рассмеялась.

– Не дяденька, – согласилась я, и поняла, что должна подыграть. – А вы, девочки, почему одни гуляете? Где ваши взрослые?

– Взрослая здесь я, – заявила пожилая женщина, заставляя меня растеряться вторично.

– В самом деле?

– Ну…, не взрослая, конечно, – бабушка стыдливо втянула голову в плечи. – Просто родители оставили меня за старшую. И вот, мне приходится с Аськой нянчиться. А я, между прочим, с подружками хотела поиграть. В куклы! Не честно же так, да?

– В самом деле, – не честно, – энергично закивала я. – А давай, я поговорю с вашими родителями. Думаю, я смогу убедить их, отпустить тебя к подружкам. Пусть с Асей понянчится кто-нибудь другой.

– Правда? – обрадовалась бабушка.

– Правда.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Правда-приправда-приправда?

– Тысячу раз – правда, – пресекла я дальнейшие переспросы.

Пожилая женщина встала, лишь частично отряхнула с себя песок, и потянула за руку маленькую внучку.

– Пойдем, Аська, домой. Слышала? Теперь с тобой не я возиться буду. Бее…, – она показала внучке язык. Та сморщила носик и ответно высунула язычок.

Я, как самый старший человек в компании, поместила себя посередине, крепко взяла девочек за руки, и повела в сторону Памятной улицы.

Пройти предстояло всего-то около полукилометра. Но путь оказался крайне утомительным. Я спасала своих временных подопечных от машин на пешеходном переходе, так как они порывались перейти дорогу на красный, – причем, особенное непослушание проявляла, торопящаяся к подружкам, старшая. Мы рисовали на асфальте классики, найденным на обочине мелком. И прыгали по их клеточкам. Причем, опять же, именно старшая проявляла непослушание, – забыв про спешку, она не перестала прыгать, пока я насильно не потянула ее дальше. – «Мне бы столько энергии и прыгучести», – даже родилась новая зависть в моей голове. Мы перешагивали наполовину ушедшее в землю ограждение детского садика. Причем, перешагивали туда и обратно. И снова, как вы уже понимаете, упрямилась именно старшая девочка. А так же, малышки просились на каждую детскую площадку, упрашивали меня купить им «мороженку», и даже забрать к себе на выходные, – потому что я хоть и тетенька, но почти веселая и умею играть. Но тут я проявила особую стойкость и не уступила. Мороженое, конечно, можно было бы купить, тем более, на улице было жарко, и я сама не отказалась бы от холодного лакомства. Но, думаю, каждый взрослый человек понимает, что нельзя кормить чем-либо чужих детей, без разрешения их родителей, или… детей.

У меня уже почти кончилось терпение и ныли руки, когда мы добрались до двери дома под номером тридцать восемь. Я постучала несколько раз. Позвонила тоже несколько раз. Но никто не отворил.

– Видимо, ушли на поиски, – констатировала я. – И где же нам теперь искать этих ищущих?

На мое счастье, родители Аси скоро нашлись сами. Мы услышали их крики, когда они доносились еще с далекого конца улицы.

– Мама, где вы были? – задыхаясь, выпалил мужчина, прямо выдернув из моей руки руку Аси.

– Гуляли, – краснея, ответила та.

– Асечка! – молодая женщина, напротив, побледнела. И, едва не лишившись чувств, прижала девочку к себе так крепко, что та взвизгнула.

– А вы кто? Что вам нужно от нашей мамы и дочки? – спросил мужчина, понятно, уже у меня.

– Пожалуйста, – почти спокойно ответила я.

– Спасибо! – поняла меня молодая женщина.

Через пять минут мы – я имею в виду троих взрослых, – уже сидели за круглым столом и пили чай. А девочки…. Девочки ушли играть в куклы.

– Вы только ничего такого о нас не подумайте, – стала объяснять Асина мама. Ее зовут Ниной. – Мы и маму любим и за дочкой хорошо следим. Подобное, поверьте, случилось впервые. А вы – такая молодец. Вы даже не представляете, что для нас сделали.

– Лишь то, что должна была, – заскромничала я. – А про вас я ничего такого и не думала. Я все понимаю.

– Это хорошо, что их нашел именно такой понимающий человек. Хорошо, что вы догадались о нашей проблеме.

– Значит, вы нашли их играющими в песочнице? – взял слово папа Аси – Кирилл.

Я кивнула.

– И приняли единственно верное решение – вернуть беглянок домой. Но…, никак в толк не возьму, – откуда вы знали, куда именно их вести?

– Ну…, – я второй раз за день растерялась, и на этот раз по-настоящему. Но, как и родители Аси, – тоже нашлась быстро. – Я часто прогуливаюсь по вашей улице, когда иду в фотостудию своей подруги. И несколько раз видела у вашего дома маленькую красавицу с солнечными кудряшками. Я, конечно, не была уверена, что это именно та красавица. Но, других вариантов у меня не было. – На мое счастье, девчушка была обладательницей достаточно редких волос. И новые знакомые легко поверили в правдивость моих объяснений. Будь не так, не знаю, как бы я выкручивалась.

– Это у нее в бабушку, – грустно улыбнулся мужчина. – Она, естественно, не всегда была такой – это я о моей маме. Она была умнейшей женщиной. Но около года назад начала…, как бы это назвать…, впадать в детство. Сначала это проявлялось лишь в некоторых ее поступках. Но постепенно… мы пришли к тому, к чему пришли.

– Никто в нашей семье и не думал сдавать бабушку в дом престарелых, – Нина поставила на стол бутерброды и села напротив меня. – Тем более что за ней было кому последить. Асин дедушка всегда относился к своей супруге с обожанием. И слышать не хотел о разлуке. Но уже три недели, как он лежит в больнице. А мы с Кириллом оба работаем. Вот и пришлось…. Это временно…. Пока папа Кирилла не выпишется. Мы всегда помогаем им. Но….

– Я понимаю, – повторилась я. – Напрасно вы о моем мнении волнуетесь.

– Спасибо, – поблагодарил за жену Кирилл, передавая мне сразу два бутерброда. – И за Асей мы всегда очень внимательно следим. А тут так вышло. Мама снова сбежала из дома престарелых.

– Снова?

– Да. Это случается уже в третий раз, – сказала Нина. – Но первые два раза она гуляла по улицам одна. А тут…. Я сегодня выходная. Осталась с Асей дома. Когда мама пришла, я отвлеклась всего лишь на минутку, чтобы позвонить в дом престарелых. А они – исчезли. Не знаю как…. Так быстро и тихо. Ну, как ей объяснить, что дом престарелых – не тюрьма, и она там не навсегда? Как объяснить, что сбегать – это плохо? Она ведь ничего не понимает. Вот зачем она это делает? – Женщина опять заметно разнервничалась.

– А может, ей там просто не хватает общения? – предположила я.

– Но там ведь полный дом ее ровесниц.

– Я думаю, в таком состоянии – ровесницы это совсем не те, кто ей нужен.

– Наверное, вы правы, – вздохнул Кирилл. – Но как мы можем решить эту проблему? Не переселять же ее в детский дом. Я бы и рад, да не примут.

– А вы разрешите мне иногда навещать вашу маму, пока она вынуждена пребывать в доме престарелых?

– Зачем вам взваливать на себя чужие проблемы?

– Мне не привыкать, – заверила я. – Считайте это волонтерством. Просто позаботьтесь, чтобы меня к ней пускали. А я уж, найду время.

Родители Аси поблагодарили меня на прощание еще сотни две раз, и я в задумчивости побрела домой. После всего увиденного и услышанного, возвращаться в детство мне как-то расхотелось. Но…, было нужно.

Полину Павловну – так зовут нашу пожилую девочку, – в тот же день отвезли в дом престарелых. А уже на следующее утро, я пришла в ее комнату со своими старенькими любимыми куклами и целым пакетом нарядов для них – еще в детстве сшитых вместе с Верой. И как же Полина была рада таким гостям! – в особенности, конечно, куклам. Радовалась она им и при второй нашей встрече, и при пятой. Но при шестой, вдруг, заявила, что уже слишком взрослая для малышовских игр, и попросила меня сделать ей такую же модную прическу, как у девочки из соседнего класса. Я не знала, какой была эта прическа, но сделала, что могла, и – чудо – угодила взыскательной подруге. Потом она сделала прическу мне, потом снова я ей, и так – следующие пять встреч. При двенадцатой же встрече, Полина, проверив, что за дверью никого нет, подвела меня к своей кровати и, приподняв подушку, показала коробочку с косметикой.

– Только никому, – шикнув, попросила она. – Кое-как заполучила. Ты ведь, меня накрасишь, да?

– А разве тебе можно? – недоверчиво осведомилась я.

– Ну, нельзя, – повела носочком по полу пожилая женщина, опустив взгляд. – Но я…, расскажу только тебе. Только на ушко, ладно?

– Я подставила ухо.

– Я влюбилась, – шепнула Полина.

– В кого? – удивилась я.

– В мальчика из параллельного класса. Он такой…, такой интересный, и красивый… и он умный.

Последнее определение прозвучало как оправдание.

Я попыталась внушить Полине, что влюбляться ей еще рановато. И делала это еще несколько последующих встреч, пока… она не показала мне фото своего возлюбленного, и я не обнаружила, что объектом ее обожания является ее родной муж.

В тот день я перестала упираться, и парой дней позже – с помощью косметики, наряда от Веры, и уже профессионально сделанной прически, превратила свою «юную» подругу в настоящую принцессу. И была счастлива, что это сделала. Так как в тот же день случилось новое чудо, – за Полиной приехал жених. Настоящий такой – в черном, идеально выглаженном костюме, и с большим букетом ромашек в руках. Это был, наконец, поправившийся, супруг моей подопечной – Александр Евгеньевич.

И тут я стала свидетелем невероятно трогательной сцены, заставившей прослезиться и обоих влюбленных, и меня. Увидев свою жену столь красивой, пожилой мужчина встал перед ней на одно колено, и сделал предложение. Полина немного пококетничала и ответила согласием. Жених поцеловал ей ручку, вручил букет, и с восхищенным взглядом смотрел на нее снизу вверх еще не менее пяти минут, пока…, пока я не догадалась в чем дело, и не помогла ему подняться.

Не теряя драгоценного времени, жених забрал свою прекрасную невесту домой. А что касается меня…, – нет, я не ушла на заслуженный отдых, напротив, – мне даже прибавилось забот. Потому что, меня пригласили на свадьбу. Да-да, вся семья решила, что стоит сыграть самую настоящую свадьбу, тем более что назначенная дата, совпадала с пятидесятилетним юбилеем со дня первой свадьбы моих замечательных будущих молодоженов. И вся семья дружно в первую очередь пригласила на свадьбу именно меня – поверите ли, – в качестве подружки невесты! А вы, наверняка, понимаете, сколько хлопот в предсвадебные дни у подружки невесты. Вот так-то.

Я вот сейчас сижу, вышиваю длинную фату жемчугом, и все никак не идут из головы мысли о том, как все же, незаметно взрослеют дети. Вот только моя малышка варила кашу из песка и играла в куклы, а тут уже, я отдаю ее замуж. Даже как-то грустно. Смешно, не правда ли?

Запись шестая

Дом для путешествий

Незамужние девушки, немного толкая друг друга, столпились позади невесты преклонных лет. Я, разумеется, была в их числе. Но, как подружка невесты, заняла свою позицию последней, и оттого она оказалась одной из самых невыгодных – в последнем ряду, с самого краю. Впрочем, я легко смирилась со своей долей, и вытянула руки вверх, просто затем, что так полагалось. Однако букет выбрал столь же необычную траекторию, что и его хозяйка, – это я, конечно, о необычном пути Полины к ее второму замужеству и, собственно, о самом замужестве. В общем, букет выбрал весьма странную траекторию, и полетел прямо ко мне. Мои удивленные пальцы сдавили стебли, и в тот же миг сами оказались под давлением.

– Простите, – молодой мужчина, сразу заподозренный мною в том, что уже когда-то раньше попадал в мое поле зрения, поймал букет вместе со мной. – Это я на автомате. Так привык ловить моего племянника, пока учил его кататься на роликах, что теперь ловлю все, что летит. Даже и не знаю, как избавиться от этой странной привычки.

Я хотела ответить, что ничего страшного не произошло, и такая привычка может оказаться даже полезной, но мой взгляд растворился среди белых лепестков, а вместе с ним, там же растворилась и я.

– А может, и не стоит избавляться, – продолжил мой собеседник, когда я уже открыла глаза. – Как видите, я ловлю не только все, что летит, но и всех. – Он поставил на стол стакан с водой, с помощью которой, как я сразу догадалась, пытался привести меня в чувства.

Я огляделась и порадовалась тому, что сижу на мягком стуле, а не лежу на каменном полу.

– Я же сказала, – полезная у вас привычка выработалась, – пробормотала я, не зная, как объяснить произошедшее.

– Ну, будем считать, что вы это говорили, – улыбнулся мой спаситель. – Кстати, меня зовут Габриель. И вы меня здорово напугали. Может, я могу вам чем-то помочь?