Гусеница в янтаре
© Петрашова Ю. С., 2023
© Путилина Е. С., иллюстрации, 2023
© Макет. АО «Издательство «Детская литература», 2023
О конкурсе
Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.
В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».
В 2023 году подведены итоги уже восьмого Конкурса.
Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.
Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.
С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. На начало 2024 года в серии уже издано более 60 книг. Готовятся к выпуску повести и романы лауреатов восьмого Конкурса. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.
Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, педагоги, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию. В 2023 году серия книг вошла в пятерку номинантов новой «Национальной премии в области детской и подростковой литературы» в номинации «Лучший издательский проект».
Придется идти наугад. По правде сказать, я никогда не верил компасам. Тем, кто чувствует правильный путь, они только мешают.
Туве Янссон. Всё о муми-троллях
Глава 1
Главное – не думать
Дерево плакало. Недавняя буря нанесла ему жестокую рану, из которой теперь струились обильные слезы цвета солнца. Капли сливались в ручейки клейкой живицы, врачующей рубцы и трещины на теле дерева. Ручейки и сгустки источали такой дурманящий аромат, что ни одно оказавшееся поблизости насекомое не могло ему противостоять.
Вот и гусеница не сумела. Приползла, приблизилась себе на беду. Попала под поток янтарных слез и сама не заметила, как угодила в ловушку. Увязла в липкой ароматной жиже, которая стекала все ниже и ниже – туда, где громче слышен шепот волн, лижущих берег у корней дерева.
Пытаясь вырваться из вязкого плена, гусеница дернулась всем телом. Толкнулась отчаянно лапками и почти освободилась. Да, освободилась бы непременно, если бы ее не накрыла свежая прозрачная слеза. А потом еще одна. И еще…
Гусеница не станет бабочкой. Не расправит крылья. Не перепорхнет с цветка на цветок, восхищая всех вокруг грацией и изысканным узором на крыльях. Зато и через сотни тысяч лет гусеница так и не превратится в прах. Останется цела. Сохранна. Невредима. И даже будет считаться произведением искусства.
Лера была там, в янтарном лесу. Видела, как влипла в неприятности гусеница. Наблюдала, как смоляные ручейки превращаются в причудливые наросты на коре. Вдыхала густой аромат сосны. Лера полностью отдалась воображению, позволила ему заколдовать, закружить, унести себя в хвойные заросли кайнозоя. Лишь бы не оставаться в настоящем. Лишь бы не думать о том, почему вместо нарядных улиц Зеленоградска за окнами автобуса проносится зеленая стена из кустов и деревьев.
С гусеницей, по крайней мере, все предельно ясно. Жила себе, жевала листочки, ползала – одна из миллионов точно таких же гусениц. Пока ползала, никто ею особенно и не интересовался. Ну, может, за исключением древних птиц, которые норовили ее склевать. Зато теперь о гусенице с придыханием говорят ученые, о ней мечтают ценители диковинок, ведь она – удивительная редкость, застывшая история, ценный инклюз. Шутка ли – сохранившееся свидетельство жизни, кипевшей на Земле более 40 миллионов лет назад.
Такой инклюз – включение живого организма в янтарь – поднимает цену полудрагоценного камня до небывалых высот. Лера узнала об этом всего пару часов назад – аудиогид в музее поведал.
Зачем она пошла в музей, вместо того чтобы сразу сесть в автобус до Зеленоградска? Зачем бродила по улицам Калининграда, рассматривала дома, пялилась на витрины? Знала же, что тетя Надя ждет ее на автовокзале, ищет взглядом среди пассажиров каждого прибывающего из областного центра автобуса. Ждет, ищет и время от времени тычет, подслеповато щурясь, пальцем в экран смартфона.
Пусть сколько угодно тычет. На улицах Калининграда шум, гам и суета, – можно и не услышать, как напевает в кармане смартфон.
Лера передернула плечами и накинула на голову капюшон худи. Зачем? Непонятно. Балтийская погода в тот день притворялась благодушной и ласковой, будто бы капризы вовсе и не ее фирменная фишка. Ни тебе невесть откуда налетевших туч, ни внезапного ливня, ни пронизывающего порывистого ветра.
Лера вряд ли вообще отдавала себе отчет в том, какая погода. А капюшон она не сняла и в автобусе. Не сняла и тогда, когда за окном показалась зеленоградская станция. И даже разглядев в толпе тетю Надю, Лера капюшон не скинула и почему-то продолжила сидеть на месте, а не поспешила к выходу, как прочие пассажиры, у коих в билетах Зеленоградск значился конечной остановкой.
Конечная,
закончить,
окончание,
концовка,
окончательно…
Автобус под завязку заполнился новыми пассажирами и, обреченно всхлипнув, тронулся. Тетя Надя осталась там, в толпе. Озабоченная, растерянная, крутила она головой и теребила в руках бежевую сумочку.
Когда автобус поворачивал на Вокзальную, Лера взглядом из-под капюшона выхватила тетин силуэт и сразу же достала из кармана смартфон. Пальцы исполнили на экране быстрый эксцентричный танец, а потом с помощью булавки-розочки (в ларьке у калининградского музея она называлась «булавкой на удачу») вытащили сим-карту и швырнули ее в открытую форточку. Симка ударилась об асфальт, подскочила, как испуганный кузнечик, улетела в газон и замерла среди травы.
Замерла и Лера. Не шелохнувшись, вперив невидящий взор в окно, сидела она до тех пор, пока автобус не покинул город и не встал в пробке у пропускного пункта на Куршскую косу.
Смуглый черноволосый мужчина с усталыми глазами цвета штормового моря поднялся с водительского кресла, чтобы пройти по салону и проверить, нет ли в автобусе «зайцев».
– У вас докуда билеты?
– До Морского.
– А у вас?
– До Рыбачьего.
– А у меня до Лесного. Вот три билета. Со мной двое детей.
– Те, что стоят в проходе? Девочка с косой и мальчик с рюкзаком?
– Нет, мои сидят справа, вот они. В Лесной едем. Там пляж хороший, говорят. И кафешек много, – поделилась со «Штормовым морем» довольная пассажирка.
Лера встрепенулась. В момент вынырнула из кайнозоя, вернулась из янтарного леса, забыла про гусеницу.
«А у меня ведь билет до Зеленоградска. До Зеленоградска, который мы уже полчаса (или сорок миллионов лет?) тому назад проехали. Как там сказали? Лесной?»
– Девушка, вы с билетом? – «Штормовое море» оказался рядом раньше, чем Лера успела собраться с мыслями.
– Я – да. То есть нет. Вот билет до Зеленоградска. Но я передумала там выходить. Я в Лесной еду. На пляж.
«На пляж. За грибами. Запускать воздушного змея. Да хоть на постоянное жительство. «Штормовому морю» до фонаря. Нужно было просто купить билет, и всё». – Лера почему-то разозлилась на себя до чертиков.
Как только автобус затормозил и открыл двери, она вылетела из него, как фурия. Ей было плевать: в Лесном она высадилась или на другой планете.
Глава 2
Лилия на перепутье
Ведьма была самая настоящая. Во всяком случае, выглядела она ровно так, как должна была, согласно представлениям Лили, выглядеть ведьма. Пронзительный взгляд черных глаз, грива топорщащихся во все стороны темных волос, атласный балахон цвета ночного неба. И ногти. Нереально длинные ногти, которые светились в полумраке комнаты.
Нет, Лиля, конечно, знала о существовании люминесцентных лаков, но зачем нарушать атмосферу магии и волшебства, если можно вообразить, будто из кончиков пальцев ведьмы лучатся сгустки космической энергии. Такое несложно представить, когда вокруг тебя сумрак, разбавленный загадочным мерцанием расставленных повсюду маленьких свечей. К тому же все сомнения Лиля оставила еще в коридоре – там, где на стене висит красочный диплом в золоченой рамке. Диплом об окончании Жанной Константиновной (да, ведьму звали как стюардессу из песни) Липецкого филиала Бостонской академии парапсихологии.
– Надо же, какая чистая аура! Ты в этом мире как белый лебедь среди черных воронов, – нараспев произнесла Жанна, как только Лиля села за стол напротив нее.
– Вижу много недругов вокруг тебя. Так и кружат, так и кружат, извести хотят. Завидуют молодости твоей, красоте и удаче, – продолжала вещать ведьма.
Лиля кивнула.
Еще бы. С тех пор как она, совсем недавно простая студентка местного колледжа искусств, вышла замуж за директора молочного комбината, отношение к ней окружающих сильно переменилось. «Из-за денег, все из-за денег, у нее на уме только деньги», – жалил Лилю осой назойливый вездесущий шепот. Лживый завистливый шепот ничего не знающих о ней людей.
А Лиля влюбилась, по-настоящему влюбилась в Арсения Яковлевича. В его успешность, самоуверенность, напористость. В его импозантный образ, правильную речь, богатый жизненный опыт. Ну и, конечно, в возможности. Возможности, которые могли бы помочь ей осуществить мечту – претворить в жизнь лелеемую уже много лет грезу стать актрисой.
Лиля всегда знала: профессия менеджера социально-культурной деятельности – это просто-напросто ступень. Всего лишь этап на ее пути. Свадьбы, юбилеи, фестивали, корпоративы… Она варилась в этой кухне, ни на минуту не забывая о том, что достойна большего. Достойна звездных ролей, красных дорожек, внимания папарацци.
И пусть она после школы не прошла по конкурсу ни в один из вузов, в которые подавала документы. Пусть. Ведь это просто досадное невезение. Непруха. Случайная осечка. Лиля не сомневалась: рано или поздно удача придет, не может не прийти. И удача явилась. В лице Арсения Яковлевича.
Поворотной точкой в жизни Лили обернулся тимбилдинг, который она, по поручению агентства «Вспышка счастья», организовала для финансового отдела молочного комбината. Тимбилдинг проходил у озера, на турбазе «Бор». Среди грузных бухгалтерш и очкастых экономисток Лиля смотрелась феей, изящной златовласой волшебницей, которую просто нельзя было не заметить. И Арсений Яковлевич ее заметил.
Как он вообще там оказался? Все просто. За тимбилдинг было заплачено не только агентству «Вспышка счастья», но и одному из местных телеканалов. Журналисты должны были сделать репортаж, посвященный тому, как весело и зажигательно проводят досуг сотрудники молочного комбината. При чем тут Арсений Яковлевич? А как же, самый молодой руководитель крупного предприятия в области. И такой заботливый. Интересующийся. Во все вникающий. Ну, вы понимаете – институт репутации, все дела.
В общем, PR-отдел решил, что Арсению стоит появиться на турбазе «Бор» хотя бы на несколько минут. Он и появился… появился и остался до ночи.
А через пару месяцев на этой же турбазе сыграли свадьбу. Свадьбу, о которой потом написали почти все местные газеты. Вчерашняя выпускница культпросветучилища и один из самых завидных холостяков области. Хайп.
И вот теперь златовласая фея, все еще такая же молодая и изящная, как и в тот день, когда она объявляла конкурсы во время памятного тимбилдинга, сидела в полумраке ведьмовской комнаты. Сидела и с трепетом ожидала ответа на вопрос.
– Как мне поступить? Что выбрать: мечту или ребенка?
Ведьма молчала несколько мучительно долгих минут, а потом ответила:
– Небо благословило твое дитя – ребенку суждено стать великим. Тебя ждет горе, если ты от него избавишься.
Про горе Лиля знала и без нее. Арсений мечтал о сыне – наследнике, который непременно станет еще успешнее, чем отец. Муж никогда не простит, если она лишит его наследника.
Но ведь и у Лили была мечта… Как же курсы актерского мастерства, как же поступление во ВГИК, запланированное на будущий год?
Слева на столе сердито затрещала свеча.
«Ему суждено стать великим!» Покинув квартиру Жанны, Лиля много думала об этих словах. Напряженно размышляла, пока мерила шагами набережную, пока брела через парк домой, пока ждала, не отрывая взгляда от огня в камине, мужа в гостиной.
Глава 3
Все однажды происходит впервые
Когда рождается детеныш лебедя, никто от него не ожидает, что тот отрастит длиннющие лапы и станет расхаживать по болоту, заглатывая лягушек. Когда на свет появляется утенок, его родители не поглядывают на него с предвкушением: мол, вот еще немного, и отпрыск обернется белоснежной павой с изящной шеей. В птичьем мире все предопределено. Лебедю – величавая грация, крякве – быстрота и маневренность.
У людей все совсем не так.
Нет, есть, конечно, счастливчики, которые с детства знают, кем станут. Они ясно видят путь. Они не корчатся в муках неопределенности. Не вздрагивают от вопроса: «Ну что, решила, куда поступать будешь? А?» Их предназначение чуть ли не с рождения с ласковой и терпеливой настойчивостью дает им о себе знать: «Нашлось ли для меня место в твоей жизни? Нет? Ничего, я подожду, не беспокойся, я всегда рядом».
Остальным же приходится снова и снова спрашивать себя: «Кто я? Зачем живу? Чего хочу?» А еще этот унизительный страх… Мерзкие опасения, временами перетекающие в злобную уверенность, что вот так и придется без конца сомневаться, ту ли дорогу выбрал.
А ведь чтобы было из чего выбирать, нужен крутой старт: красный диплом, хотя бы два языка, конкурсы и олимпиады и, главное, неистовая целеустремленность. Кто тебе все это гарантирует? Никто. Зато зашкаливающая тревожность и туман, там, где должна бы уже появиться картинка будущего, всегда при тебе.
Эти мысли неутомимыми волчками крутились в уме у Леры, пока она стояла на берегу Куршского залива и кормила лебедей кусочками батона, купленного в магазине поселка Лесной. Вальяжные белые птицы брали еду из рук без суеты, с достоинством, будто одолжение делали. Насытившись, они, не оглядываясь, уплыли к сородичам, гордо державшимся в отдалении от берега.
Вмиг почувствовав себя брошенной, Лера вздохнула и пошла от залива прочь. Вскоре она пересекла шоссе и решительно зашагала по направлению к маяку – возвышавшейся над поселком красно-белой бочке на длинных металлических ножках. Впрочем, интересовала девушку вовсе не бочка. И даже не раскинувшийся за бочкой пляж. Лера вертела головой в поисках табличек с надписью «Комнаты. Недорого». Последнее слово горело в воображении капслоком, потому что было особенно важным. По правде сказать – решающим.
Сдавать жилье недорого никто в Лесном не спешил: «Вы что, девушка! Пик сезона, желающих – хоть отбавляй». Снимать комнату за те деньги, которые просили хозяева местной недвижимости, не хотела, в свою очередь, Лера. Ха – не хотела… Просто-напросто не могла. Не потянула бы.
Нет, мать ей на карманные расходы кое-что выделила. Только ведь предполагалось, что лето Лера проведет у тети Нади, а значит, жить будет на всем готовом. Станет спать в комнате двоюродной сестры Любоньки, кушать наваристые борщи и сдобные булочки в светлой кухне с видом на супермаркет «Виктория»… В общем, что все будет как всегда.
А как всегда уже ничего быть не могло…
В деревянную избушку с поросшей мхом крышей Лера постучалась от безысходности, уже к тому времени представляя, как заночует на пляже (отойдет подальше от поселка, натаскает веток из леса, построит шалаш и заночует). Постучалась, ни на что не надеясь. А на что можно было рассчитывать, если на покосившейся облезлой калитке даже объявления «Сдаются комнаты» не наблюдается. Если на тебя не желают смотреть даже закрывшие глазницы ставнями окна.
На Лерин стук вышла старушка. Не из дома вышла, а из-за угла. Колоритная такая бабулька в ярком цветастом платке, спортивном костюме в обтяг, с лопатой в руках.
– Здравствуйте! – приободрилась Лера. – Вы сдадите мне комнату?
– Здравствуй-здравствуй! – ответила бабулька нараспев.
Она с минуту разглядывала гостью, будто та была яблоневым саженцем, который следовало проверить на жизнеспособность. Затем вручила Лере лопату и потопала за угол дома, шаркая по траве пыльными галошами.
– Это означает «Да»?
Вопрос улетел в пустоту.
Сбросив рюкзак на крыльцо, Лера поспешила за старушкой, волоча за собой лопату.
– Ишь, уродка какая.
Лера опешила и чуть было не развернулась, чтобы убраться восвояси, но потом сообразила: бабуля смотрит вовсе не на нее, а на искореженный черными глянцевыми наростами куст смородины.
– Заболела смородина, видишь. Боюсь, как бы на другие кусты зараза не перешла. Нужно ее выкорчевать. Все равно на ней и ягод-то почти никогда не бывает.
– Вы хотите, чтобы я выкопала? Но я не умею, я никогда ничего подобного не делала.
– Не делала – сделаешь. Все однажды происходит впервые, – хохотнула старушка. – Ты давай по кругу куст обкопай, а я за ломом схожу.
Они победили смородину, когда солнце коснулось верхушек яблонь в соседском саду. Варвара Ильинична (Лера и хозяйка познакомились, пока единым фронтом воевали с кустом) прислонилась к стене дома, отдышалась, а потом сказала:
– Не умею, не умею! Все ты можешь, все умеешь. Сразу ж видно, толковая девка.
Теплое золото последних лучей заходящего солнца, исчезая, отразилось в Лериных глазах, и на секунду показалось, что девушка светится изнутри. А потом вдруг свет погас.
– Вы ж мне все показали, да еще и помогали. Сама я б в жизни не справилась.
– Хорош прибедняться, айда в дом, – скомандовала Варвара Ильинична.
Прежде чем впустить Леру, она обошла хибару по периметру и распахнула деревянные ставни на окнах.
– Фотографии на солнце выгорают, – объяснила хозяйка.
Входя в избу, Лера ожидала увидеть раритетные снимки. Портреты, сохранившие дыхание ушедшей эпохи. Слепки прошлого века, дорогие сердцу Варвары Ильиничны: отец в форме солдата Второй мировой, мать в длинном платье с воротником под горло, брат с баяном… Черно-белая память о давно минувшем.
Только память оказалась очень даже многоцветной. Красочной. Пестрой даже. И почти никаких лиц – только природа: море, песок, лес… и кабан. Да, смешной насупленный боров, пялящийся в камеру маленькими осоловевшими глазками. А еще лисенок, серо-коричневый малыш с доверчивым взглядом. И косуля – запечатленный издали рыжий козлик с рожками-антеннами.
Лера сообразила, что стоит перед стеной и улыбается, как блаженная, только когда услышала голос Варвары Ильиничны:
– Это Стас, внук мой, наснимал. Он фотографией увлекается, вот и нащелкал местных красот. Раньше-то он ко мне каждое лето приезжал, а теперь батька, зятек мой, решил, что негоже сыну летом в глуши торчать, лучше, мол, пусть за границей тренируется по-аглицки балаболить. Может, и прав он, чего со старухой валандаться.
Варвара Ильинична отвернулась к окну, будто бы поправить занавеску. Она вдруг как-то согнулась, скукожилась, обмякла – словно это уже была не та боевая бабуля, которая запросто управляется с ломом, а совершенно другая, дряхлая и немощная женщина. Лере захотелось сказать ей что-то ласковое, ободряющее, но, прежде чем она сумела подобрать слова, Варвара Ильинична заговорила вновь. Голос ее звучал тихо, но твердо:
– А ты оставайся, живи. И денег мне твоих не надо. Мне всего хватает. На огороде чего подсобишь, в Зеленоградск при надобности в магазин сгоняешь. Только уж не обессудь, удобств у меня нема. Туалет на улице, раскладушка в сенях. А сейчас ужинать будем, поди, как волк, оголодала.
За столом, уминая за обе щеки картошку с румяной корочкой (видела бы мама! Жареное на ночь. Ужас-ужас-ужас!), Лера вдохновенно врала о том, что она студентка, что учится в колледже искусств, что приехала на косу в поисках вдохновения. Впрочем, про вдохновение было не совсем ложью…
Ночью, лежа на скрипучей старенькой раскладушке, Лера не могла уснуть, несмотря на полуобморочную усталость. Дело было в переизбытке впечатлений. А может, в таинственных скрипах и шорохах старого дома. Так или иначе, когда полная луна, прекратив с бесстыдной откровенностью подглядывать в дом через окошко, поднялась высоко в небо, девушка все еще думала о застывшей в янтаре гусенице.
Глава 4
Лиза и Элизабет
Густое марево органзы белым облаком парило над кроваткой. Зимнее солнце ослабевшими прозрачными ладонями тянулось к Лизиной щечке. Лиза не спала. Увлеченно обсасывая большой палец, она слушала мамин голос, звучащий совсем рядом и одновременно словно бы с другой планеты.
Лиля декламировала стихи. Звонко, с душой. Мандельштам, Бродский, Ахматова. Она читала их для дочери, но та конечно же пока ничего не понимала и только чувствовала, что мамин голос сделался вдруг чужим, холодным… странным. Будто маме плохо. Будто она страдает. Будто вот-вот снова исчезнет.
Лиза не плакала.
В первые недели после рождения она надрывалась криком всякий раз, когда просыпалась в кружевной постельке. Однажды мама на ее зов не пришла. Не склонилась над люлькой, не взяла на руки, не прижала к себе. Мама пропала, потерялась.
Нет-нет, Лизу не бросили на произвол судьбы. Чьи-то чужие руки меняли памперс, кормили, купали, переодевали, выносили ее в сад и протягивали ей погремушки. Постепенно Лиза привыкла к этим рукам и больше не кричала, когда ее оставляли в одиночестве, – научилась успокаивать, убаюкивать, укрощать себя сама.
Лиля приехала домой повеселевшая и загорелая. Никаких беспричинных слез. Никаких разговоров про удушающую временную петлю, затянувшую ее в водоворот пеленок, бутылочек и памперсов. В доме снова воцарился покой.
Няню, которая ухаживала за Лизой весь месяц, пока Лиля лечилась от послеродовой депрессии в Португалии, было решено пока оставить.
– Она отлично справляется, Арсюш. Просто без-у-ко-риз-нен-но! А мне нужны силы и время, чтобы заниматься развитием и воспитанием нашей малышки.
Да, дел было невпроворот.
У Лили имелся план. Четкий, продуманный до мелочей.
Во-первых, поэзия. Стихи – это же определенный уровень. Уровень культуры.
Пока Лиза не умела говорить, Лиля декламировала ей поэмы, то расхаживая по детской, то замирая у окна с устремленным вдаль мечтательным взглядом. Позднее, когда малышка начала складывать слова в предложения, Лиля принялась учить с ней стихи. Не Бродского, нет, конечно. «Муху-цокотуху», «Мойдодыра», «Тараканище»… Это занимало уйму времени. Зато какой фурор они производили на детской площадке! «Уникум! Вундеркинд!» – с придыханием восклицали восхищенные мамочки.
Во-вторых, музыка. Лиля купила диск «Классика для малышей» и вручила его няне.
– Ставьте, пожалуйста, при любом удобном случае. Пусть купается под Моцарта, просыпается под Шуберта и кушает под Вивальди.
В-третьих, эстетика.
– Будем воспитывать ее вкус, – объяснила Лиля мужу. – А заодно она привыкнет не стесняться камеры, почувствует себя начинающей звездочкой. Это же так важно для девочки!
Арсений благодушно посмеивался: «Эти ваши женские штучки…» Он ласково целовал жену и спешил на завод:
– Приезжают партнеры из Казани, буду поздно.
– Сегодня поставка оборудования из Германии, нужно все проконтролировать, к ужину не жди.
– Налоговая проверка. Возможно, заночую в офисе…
Лиля не перечила.
Она ведь с самого начала знала, что выходит замуж не за офисного клерка Васю Пупкина, который вечерами будет сидеть на уютном домашнем диване, а по выходным – нахваливать блины за столом у тещи. А то, что Арсений совсем не занимается Лизой… так он и не скрывал, что мечтает о сыне. И потом, все равно же Арсений – прекрасный отец. Он оплачивает няню, нанял модного дизайнера, чтоб тот обставил детскую, не жалеет денег на Лизочкины игрушки и наряды, разрешает Лиле тратить сколько угодно на продвижение сайта – красивой воздушно-розовой странички с элегантной шапкой в завитушках и названием «Элизабет Иртышова».
Сладенькая Элизабет на пеленальном столике, в окружении цветов, в густой пене, под новогодней елкой… Креативная фотосессия в студии, мимимишные домашние съемки, стильные уличные кадры. Крылья ангела, нежная балетная пачка, повязка с огромным цветком… Отфотошопленная круговерть, неуемный креатив, тщательно выверенное очарование.
– Ах, какая ты у меня пре-е-елесть! – улыбалась Лиля, поглаживая Лизоньку по иссиня-черной макушке.
Лиля обращалась к дочери, но смотрела почему-то на ту, другую девочку – безупречную Элизабет с воздушно-розовой странички.
Глава 5
Искусство держать покерфейс
У балтийского ветра голос мальчишки из церковного хора. Чистый, звенящий, пробирающий до дрожи. Пубертат с его хрипотцой и «петухами» еще далек и призрачен, и потому мальчишка бесстрашно берет самые высокие ноты. И тогда пространство пронзают тончайшие иглы хрустальных звуков – фейерверк острых игл, метящих в сердце. И сердце ликует. Кровоточит и все равно неистово торжествует.
Мальчишка-ветер пел для Леры, в то время как та гнала по трассе в сторону Рыбачьего с улыбкой на лице и вся в мурашках. За улыбку стоило благодарить лиса. Всамделишного лиса – нелепого, большеголового, с редким тусклым мехом. Лера встретила зверя всего пару минут назад – она остановилась, чтобы рассмотреть его как следует. Думала, он испугается, нырнет в лес, скроется за деревьями. Ничуть не бывало. Напротив, лис подошел ближе к дороге, и выражение морды у него при этом было что ни на есть невозмутимое. Наглое даже. Так и казалось, что сейчас спросит: «Псс, малышка, нет ли чего вкусненького? Мышки там или на худой конец колбасы».
Мышки у Леры не было. Как и колбасы. И потому лис быстро потерял к девушке интерес и неторопливо ушел в лес, не оглянувшись на прощание.
Воспоминание о лисьем покерфейсе (или лучше сказать покерморде?) заставляло Леру улыбаться. А мурашки… От чего по телу бегали мурашки, Лера и сама не знала. То ли от порывистого ветра, то ли от восторга и предвкушения.
«Вот видишь! Видишь! Чего-то ты да стоишь! Сама нашла жилье, сама разруливаешь проблемы. Еще и друзья появились почти сразу. И двух дней не прошло, как приехала, а уже познакомилась с классными ребятами», – думала Лера.
И главное – они подошли сами. Три парня и две девчонки, на вид чуть старше нее, подсели к Лере, когда та ужинала под зонтиком уличного кафе в Лесном.
Вообще-то Варвара Ильинична разрешила ей хранить продукты в холодильнике и готовить на старенькой двухконфорочной плите. Лера так поступать и собиралась – понятное дело, будешь в кафешках питаться, денег и на неделю не хватит. Решила, один только раз устроит себе праздник: поест в красивом месте с видом на море, а потом все – скрупулезный расчет и экономия.
И да! Заказанный судак под грибным соусом был чудо как хорош. А штрудель… штрудель выглядел настолько аппетитно, что Лера ощущала, как тает на языке невесомое тесто, пропитанное теплым обволакивающим вкусом яблок, корицы и изюма. Ощущала еще до того, как успела съесть хотя бы кусочек.
Попробовать штрудель ей пришлось много позже. Впрочем, так же как и судака. Нет-нет, она была даже рада, хотя и растерялась сначала. Смутилась, когда к ней подошли ребята и, посетовав на то, что свободных мест в кафе совсем нет, уселись за ее стол.
Лере они сразу понравились. Доброжелательные такие, ничуть не душные. Легко и непринужденно завели с Лерой разговор, как будто знакомы с ней лет сто. Алиса рассказала, что неделю тому назад ей больше трех часов заплетали в Калининграде афрокосы. Лика поведала, как на практике в кулинарном цехе чуть не лопнула, поедая неликвид. Лёха, Игорь и Серёжа с неутомимостью самонаводящегося пулемета выстреливали шутками и анекдотами.
Лера и не заметила, как пролетело время. А ведь в рассеянности ее не упрекнешь – обратила же она внимание, что ребята почти ничего не заказали. Куриные крылья в кляре только взяли – две порции на всех. И пиво.
Лере сделалось не по себе. Перед ней тут – судак, грибы и штрудель еще. Ужин принцессы. А ее новые друзья косточки обсасывают.
– Знаете что, а закажите себе чего хочется! – предложила Лера. – Я угощаю. В честь знакомства.
– Вау, круто! – Лика взвизгнула и подозвала официанта.
Пока ребята делали заказ, Лера глядела на волны, гладила взглядом их серебристые спины, провожала глазами рассыпающиеся брызги белых гребней.
– Вы не знаете, почему Балтийское море такого необычного цвета? – задумчиво спросила она, когда ушел официант. – Особенного. Оттенка рыцарских доспехов из Средневековья.
Никто не ответил. Лишь Серёжа пожал плечами, да Алиса как-то странно (с опаской? Или показалось?) взглянула на Леру.
Впрочем, уже через минуту все за столом корчились от смеха: Игорь до того комично изобразил одного из посетителей кафе – потного пузатого дядьку с лысиной, что сохранить серьезное выражение лица было ну никак невозможно.
Лера шутила тоже – рассказала анекдот, который сумела вспомнить. И все смеялись. Да-да. Гоготали как кони. И вовсе не ради приличия.
Лере хотелось, чтобы веселье продолжалось подольше, но ребята засобирались на последний автобус, покидающий Куршскую косу в девять. Обещали вернуться на следующий день и показать Лере классный пляж, расположенный неподалеку. Пока не скрылись из вида, то и дело оборачивались, подпрыгивали на месте, размахивали руками, посылали воздушные поцелуи.
Они ушли, исчезли за поворотом. Они исчезли, но их легкий эйфорический вайб остался с Лерой. А потом принесли счет, и вайб растворился в посвежевшем вечернем воздухе. Оказалось, что денег хватает в обрез. Денег, которые мама дала с собой на все каникулы.
Сначала Лера расстроилась. Испугалась даже. Но потом напомнила себе, зачем приехала на косу, и принялась думать. Размышляла по пути к дому Варвары Ильиничны. Раскидывала умом, ворочаясь почти до рассвета на раскладушке. А утром, закончив с прополкой чесночной грядки, отправилась в то самое кафе, где ужинала накануне.
– У нас полный комплект. Мест нет, – ответил ей менеджер на вопрос о том, нельзя ли устроиться к ним официанткой.
Не было вакансий и в ресторане апарт-отеля, и в местной пиццерии. Лера обошла Лесной вдоль и поперек, но работу так и не нашла. Правда, в одной из мини-кафешек, где официантов отродясь не нанимали, ей дали толковый совет: подсказали попытать счастья на турбазах в окрестностях поселка. «На шоссе есть указатели – увидишь».
Лера сбегала за велосипедом (пользоваться великом Стаса ей разрешила Варвара Ильинична) и погнала по трассе в сторону Рыбачьего.
Глава 6
Нетрендовый типаж
Лиза начала карьеру модели раньше, чем научилась пользоваться горшком.
Где-то на просторах Сети Лиля разыскала инфу о кастинге: для рекламы манежа требовались малыши не старше полутора лет. Решение созрело молниеносно: «Конечно, участвовать! Какие могут быть сомнения?!»
Лиза – на тот момент ей было чуть больше года – кастинг, разумеется, не запомнила. Та самая фея, в обязанность которой вменяется стирать бо́льшую часть воспоминаний раннего детства, милосердно избавила Лизу от флешбэков. В памяти не сохранились ни узкие коридоры, ни многочисленные взвинченные мамаши с орущими младенцами, ни трехчасовое ожидание. И даже вертлявая блондинка с голосом хорошо пожившего великана, которая осмотрела Лизу, будто та была жеребенком на продажу, никогда не являлась девочке в ночных кошмарах.
Тот кастинг Лиза выиграла, потому что единственная из всех детей не разревелась от усталости, не раскапризничалась из-за суеты, шума и гама. Не расклеилась, а значит – не явила сотрудникам модельного агентства красного носа и перекошенного личика. Этого оказалось достаточно.
– Спасибо, отлично. То что надо! Главный герой в кадре – товар, манеж. Умница, Лизонька!
Эти слова Лиля потом повторяла каждому, кто соглашался слушать. «Представляете, первая съемка, и сразу – успех. Знаете, как нас хвалили?..»
– Ну, то, что Лиза уступила главную роль манежу, – так себе комплимент, – подтрунивал над женой Арсений.
Впрочем, через несколько лет добродушные подначивания сменились гневными претензиями.
– Нет, я понимаю – танцы, рисование, английский. Но на кастинги, на кастинги ты ее зачем таскаешь?! Лиля, это уже перебор. Тебя днями дома не бывает. Притормози, а?
– Мы должны Лизоньку развивать всесторонне. Иначе как узнать, в чем она талантлива.
– Уж точно не в моделинге. Ты ж видишь – типаж нетрендовый. Вот была б она в тебя – голубоглазой блондинкой, глядишь, что-то бы и вышло. А так – вороненок черноглазый. И характер… не тот. Очевидно же, не ее это, не ее. Не любит она играть на публику, нет в ней артистичности, не дано ей. Сама посуди, за два года – ни одного контракта.
– А реклама манежа? А показ в ТЦ «Весна»?
– Манеж… Ха! Так это когда было. В младенчестве еще. А ТЦ – проплаченная история.
– Так вот, может, в этом-то и дело! Может, стоит больше вкладываться? Хотя бы на первых порах.
– Я мало вкладываюсь? – взревел Арсений. – Да у тебя что ни день, то «оплати фотографа», «дай на стилиста», «отстегни, чтоб нас внесли в базу», и так до бесконечности! Зачем это все? Зачем?! Не понимаю!
– А ты вообще многого не понимаешь! – Лиля воздела руки к украшенному лепниной потолку. – Ты меня никогда не понимал!
А Лиза… Лиза понятия не имела, что такое «нетрендовый типаж» и «проплаченная история». Зато точно знала: мама и папа ругаются из-за нее, потому что она плохая, она что-то делает не так, она их подводит. А значит – надо исправиться.
Лиза старалась. Рассаживала по линеечке кукол на стеллаже, никогда не забывала, выйдя из-за стола, отнести тарелку в посудомоечную машину, изо всех сил тянула носочек на занятиях в танцевальной студии и ни за что, ни при каких условиях не лезла кисточкой, испачканной черной краской, в желтую гуашь.
Родители продолжали ссориться. Сердитые голоса, хлопанье дверей и мамины всхлипы… Иногда слов было не расслышать – родители закрывались в гостиной «для серьезного разговора».
И тогда Лиза думала, что они спорят о том, нужна ли им такая никчемная девочка, как она, и не пришло ли время вернуть ее аисту.
Неспроста же мама однажды крикнула в сердцах: «Не смей горбиться! Держи спину прямо! Еще раз увижу, что ты сутулишься, отправлю тебя обратно аисту. Скажу: «Зачем ты нам принес девочку, которая даже за осанкой следить не в состоянии?!»
В новой квартире аиста не оказалось. Лиза заглянула в пустой шкаф-купе, за шторку в ванной и в гардеробную, чтобы убедиться: мама не бросит ее тут одну, не отдаст на перевоспитание строгой черно-белой птице.
Аиста не было. Папы не было тоже.
Лиза не сомневалась: это она виновата. Плохо старалась, не справилась, разочаровала. И хотя мама, разговаривая с кем-то по телефону, то и дело упоминала «безмозглую малолетку-практикантку, которая восхищенно смотрит Арсению в рот», Лиза знала правду: папа их прогнал, потому что мама не согласилась вернуть дочку аисту. Не согласилась, хоть Лиза и «нетрендовый типаж», «черноглазый вороненок» и вообще… не мальчик. Милая дорогая мама. Самая хорошая, самая красивая.
Глава 7
Куршский Робин
Белые барашки – шаловливые питомцы сердитой волны, ласково касались мокрыми носами Лериных ног и тотчас же неслись прочь: «Айда играть! Ну же, догоняй!» Лера не удостоила их даже взглядом. Она знала: они исчезнут, пропадут без следа. Бросят ее одну, как только вернутся в породившее их море.
Барашки не примут ее за свою. Они и не должны. С какой стати? Лера совсем на них не похожа. Нет в ней шебутной дерзости. Да к тому же она зябнет в прохладных волнах Балтики и даже не умеет нырять.
«А что я вообще умею? В чем моя фишка? За что меня можно полюбить? И можно ли? – думала девушка. – Ребята подсели ко мне только потому, что других мест в кафе не было. А потом… потом у меня был шанс им понравиться. Произвести впечатление. Показаться интересной. Я не справилась. Не сумела. Ну и стоит ли удивляться, что они забыли обо мне, как только я скрылась из вида?»
В полдень Лера ходила встречать автобус из Зеленоградска. Игорь ведь обещал: они приедут именно на двенадцатичасовом и заберут ее на красивый тайный пляж. Ребята не приехали. Следующий автобус – в час двадцать – тоже прибыл без них. В три Лера поняла, что бегает к остановке напрасно.
Захотелось остаться одной. Так, чтобы вокруг – ни души, будто на необитаемом острове. Не видеть туристов, беспрерывно прибывающих на косу с рюкзаками и блаженными лицами, не слышать детского смеха, не чувствовать запаха шашлыков – бесхитростной приманки местных кафешек.
Лера вышла к морю и зашагала по мокрому песку. Остановилась, лишь когда поселок спрятался за деревьями. Потом долго сидела на берегу, протянув волнам ноги, уставившись в воображаемую точку на горизонте. Лера думала о том, что эта точка – ее двойник. Она вроде как существует, на нее можно даже указать пальцем, но объяснить, чем она отличается от бесчисленного количества других точек на горизонте, совершенно невозможно.
И главное – всем плевать.
Никто и не подумает взять бинокль, чтобы как следует ее рассмотреть. Ха, какая-то точка. Разве она достойна внимания?
Вот если бы это была не просто точка, а, к примеру, судно с алыми парусами, все бы смотрели только на него. Глаз бы не отрывали. Думали бы о нем. Хотели бы разглядеть.
Только как стать парусником, если ты просто точка?
Может, набить на лице тату? Вставить штангу в нос? Или сделаться крутой серфершей?
«А что, это идея! Разбрасывать брызги на шорт-борде. Делать кросстепы на лонге. И улыбаться. Все время улыбаться. Как те девчонки, которых я видела на побережье в Зеленоградске в прошлом году. Вот уж кто точно не невидимки. Да они просто купаются во внимании парней! И друзей у них наверняка сколько угодно».
Лера вскочила на ноги и начала мерить шагами пляж. Песок под ее ступнями насвистывал веселую мелодию, но девушка, ушедшая с головой в подсчеты, ее по достоинству не оценила. Не до песни песка ей было. Она судорожно пыталась сообразить, как долго ей придется работать на турбазе, чтобы купить доску для серфинга.
«Самую простую. Может, бэушную. Сколько это будет стоить? Сколько смен отработать нужно?
Жалко, конечно, что санкнижки нет, а то бы меня официанткой взяли. У официанток заработок больше. Еще и чаевые».
«Будешь плохо учиться – пойдешь в дворники». Лера миллион раз эту страшилку слышала. А кто не слышал? Для учителей фраза про дворника – как дудочка для заклинателя змей. Маст хэв.
Нет, персонально Лере такого никогда не говорили – она повода не давала. И вот в чем ирония – Лера-то и пошла в дворники. Первая из класса.
Ладно, не в дворники. Официально ее должность именовалась «помощник администратора по хозяйственной части». А что, работа не хуже прочих. Подмести дорожки, вынести мусор из беседок, следить, чтобы цветочные клумбы не зарастали сорняками. Четыре часа – и свободна.
Лера свернула на тропинку между дюнами и стала удаляться от моря, продолжая размышлять о серфинге:
«А еще мне ведь придется научиться терпеть холод. Денег на гидрокостюм я уж точно не насобираю. Ну и что. В купальнике даже эффектнее. А холод… Что ж. Как-нибудь справлюсь. Пересилю себя. Привыкну».
Лера не заметила, как песня песка сменилась шелестом травы под ногами, не почувствовала, как тени сосен принялись гладить лицо.
«Так… А ведь еще нужно, чтоб кто-то научил меня ловить волну. Те девчонки в Зеленоградске наверняка из какого-то серферского клуба. Уверена, занятие в нем стоит как крыло самолета. Где деньги взять? Хм… А если я все время падать буду? В воду мешком плюхаться. Прямо на глазах у всех… Да…»
Хоровод мыслей закружил голову, приправленный йодом аромат хвои опьянил и заставил забыться. Лера вернулась в реальность, когда бежать было уже поздно. Поздно и некуда, потому что дорогу ей преградил огромный серо-бурый вепрь.
Лерин взгляд скользнул по жесткой на вид щетине, пробежался вдоль массивного рыла, заканчивающегося внушительным пятачком, и уперся в грязно-белый клык, торчавший слева из пасти зверя.
Перед мысленным взором поплыли заголовки:
«Кабан ранил охотника и убил гончую».
«Что делать при нападении дикого кабана».
«В окрестностях Гурзуфа на Южном берегу Крыма дикие кабаны держат людей в страхе».
Статьи в газетах? Материалы в Интернете? Лера не помнила, когда и где видела эти заголовки раньше. Они неожиданно всплыли на поверхность памяти, как трупы после наводнения.
Лера закрыла лицо ладонями и приготовилась умереть.
И тут…
Она могла бы поклясться, что он упал с неба, возник из ниоткуда, появился благодаря магии. Сначала Лера услышала хлопок справа – будто что-то ударилось о землю. Потом убрала от лица руки и увидела рослого, отлично сложенного блондина в защитного цвета штанах и коричневом поло.
– Пошел, пошел. Нет у нас ничего.
Парень громко свистнул, кабан развернулся и потрусил прочь.
– Все, все, не бойся, – обратился к Лере ее спаситель. – Куршские кабаны – животины смирные. Они тут, в нацпарке, к человеку привыкшие. Туристы их подкармливают все время, вот они и повадились попрошайничать. Ну, рисковать, само собой, не стоит – руки тянуть, пытаться погладить.
Лера молчала и оцепенело смотрела на парня широко раскрытыми глазами. Молчала и дрожала.
– Да тебя трясет всю! – заметил он наконец. – Пойдем отсюда. Ты здесь одна? С маршрута сбилась?
– Я… я в… в… Лесс… сном живу, – пробормотала Лера. – Одна, да.
– Местная, что ли?
– Не, я на каникулах. Отдыхаю.
– Понятно. Меня Владик зовут, кстати. А тебя?
– Лера.
– Очень приятно познакомиться, Лера. А я студент. Я тут на практике – на станции «Фрингилла» работаю. Слышала о такой?
– Это что-то о птицах, да? Туда еще экскурсии из Зеленоградска возят. Мы с тетей прошлым летом поехать хотели, но потом Люба заболела, и… не попали мы туда, в общем.
– Правильно, орнитологическая станция. Полевой стационар Биостанции Зоологического института Российской академии наук. Мы там миграционное поведение пернатых изучаем. За год, между прочим, по тридцать-сорок тысяч птиц окольцовываем.
– Это ж сколько сотрудников надо, чтобы столько птиц наловить? – Лерины брови взметнулись, словно крылья внезапно вспорхнувшего с ветки грача.
– Да нет, мы не вручную это делаем. А у нас специальные ловушки есть. Кстати, ты обязательно должна их увидеть. Это нечто! Загляни к нам как-нибудь, я тебе все покажу. На любом автобусе за полчаса из Лесного доедешь.
Беседуя, Лера и Владик вышли из леса и медленно двинулись в сторону поселка. Когда на горизонте показался красно-белый маяк Лесного, девушка с удивлением сообразила, что ее давно перестала бить дрожь. Встреча с кабаном казалась далекой и невзаправдашней. Реальной виделась лишь прогулка вдоль шумной пенящейся воды да голос, вдохновенно рассказывающий о вертишейках и корольках, соколах-перепелятниках и чижах, ушастых совах и зябликах.
– «Фрингилла» в переводе с латинского означает зяблик. Это ведь самая распространенная здесь птица, – сообщил Владик перед тем, как вскочить в автобус. Приплюснутый толпой туристов к стеклу двери, он улыбался. В его голубых глазах плескалось море. Не Балтийское, нет. Теплое и ласковое – Средиземное.
– Фрин-гил-ла, фрин-гил-ла… – напевала Лера по дороге к дому Варвары Ильиничны. В этом слове слышалась музыка. Мелодия из фильма про Робин Гуда. Песня о смельчаке из Шервудского леса, который появляется из зарослей всякий раз, когда слабые нуждаются в защите и помощи.
Глава 8
Глупая птица с пустым взглядом
Колибри, яркая, как сокровищница неприлично богатого падишаха, зависла в воздухе над алым тропическим цветком.
– Можно я возьму вот этот эскиз? – поспешно спросила Лиза у Зои Витальевны, испугавшись, что понравившийся рисунок заберет кто-нибудь другой.
– Бери, конечно. Колибри – символ радости, любви и легкости. Ты знаешь, творческим людям рекомендуют обзавестись талисманом в виде колибри. Он поделится с ними жизнелюбием и вдохновит на свершения.
Лиза улыбалась. Это ведь было именно то, что она искала. Ослепительная, как искра. Воздушная, как мечта. Колибри создана, чтобы служить маминым тотемом.
– Ты должна меня понять, Лизонька. Мне не обойтись без кислорода, без глотка свободы. Мне нужно, чтобы мою жизнь хотя бы изредка освещали огненные всполохи. Иначе я зачахну, истлею, потеряю себя. Ты же не хочешь, чтобы твоя мать окончательно сломалась? Ты же видишь, я работаю как вол, с тех пор как твой отец нас предал.
Лиля снова трудилась в агентстве «Вспышка счастья» – вела корпоративы, свадьбы и юбилеи. Она часто задерживалась допоздна, оставляя Лизу с няней, которой платила почасово.
– А что делать, Лизок. Папаша твой квартирой откупился. Денег присылает – не разгуляешься. Все на мне. И твоя модельная школа, и театральная студия, и клуб любителей иностранных языков в том числе. Знаешь, сколько все это стоит? А кастинги? Кастинги! Ты хоть представляешь, в какую копеечку влетают? Дорога, визажист, приличная одежда…
– Мам, а может, не нужны они нам… кастинги эти. – Лиза произносила слова тихо и нерешительно, будто носком ботинка легко касалась тонкой корки льда, едва затянувшей пруд. – Меня ведь почти никогда не выбирают. Если на кастинги не ходить, времени куда больше будет. Я бы в художку вернуться смогла.
– Какая еще художка?! Я с Анастасией Петровной беседовала – интересовалась, есть ли у тебя талант. Она что-то там мямлила, мол, «рано говорить, главное – девочке нравится», бла-бла-бла. Да была б ты будущим Рембрандтом, учительница твоя не виляла бы и на вопрос ответила прямо и твердо: «Да, Лиза талантлива». А так… Нечего в художке штаны просиживать. Зачем попусту время тратить. А насчет того, что тебя на кастингах не выбирают. Ну так старайся. У тебя ж – данные. Ты высокая, худая, внешность у тебя запоминающаяся. Да, типаж непопсовый, конечно. Но вот взяли же тебя в рекламный ролик в прошлом году. Подумать только, всего-то третьеклашка пустячная, а уже по телику показывали.
Лизу и вправду показывали по телику – местный канал целый месяц крутил рекламу нового магазина детской одежды «Клара и Ко». Логотипом торговой точки была ворона – угольно-черная птица в красных бусах. Лизу потому и взяли сниматься, что она – жгучая брюнетка с резкими чертами лица. Вылитая Клара.
Рекламу видели все. Ну, если не все, то многие. Лизины одноклассники точно видели.
– Ворона, что по лит-ре задавали?
– Ворона, запасная ручка есть?
– Ворона, чего уставилась?
Прозвище приклеилась намертво.
Лизе быть вороной совершенно не улыбалось (кто ж захочет походить на мрачную ведьмовскую птицу со скрипучим голосом). Только что ж тут поделаешь? Станешь драться – в школу вызовут маму, и та расстроится. А огорчить маму Лиза боялась больше всего на свете.
Даже больше, чем няниных слов: «Время пошло».
Дело в том, что няня Марина смотрела по вечерам сериалы, которые обожала со всей страстью души. Только ведь прежде чем, уютно устроившись в кресле, погрузиться в перипетии чужих судеб, приходилось мыть после ужина посуду и прибираться на кухне. А тут Лиза. Сидит и бесконечно долго ковыряется вилкой в тарелке.
Марина подумала и нашла выход. Теперь она давала девочке ровно пять минут на гарнир, три минуты на котлету или рыбу и еще две минуты на компот. «Время пошло», – объявляла няня.
Один раз Лиза не успела справиться с котлетой, и та тотчас же нырнула в компот. Не сама, конечно. Ее туда бросила Марина.
– Пей! – грозно приказала няня. – Не выйдешь из-за стола, пока не выпьешь.
Лиза навсегда запомнила тошнотворный сладко-жирный вкус. А ужин… ужин она с тех пор съедала на манер белки, торопившейся поскорее сгрызть краденый орех.
Но все-таки разочаровать маму было страшнее. Это казалось самым настоящим преступлением. Маму нужно было радовать. Обязательно. Чтобы у нее не наворачивались на глаза слезы. Чтобы она улыбалась. Чтобы поняла, наконец, какая Лиза хорошая.
Вот тут как раз и могла помочь колибри. Она подходила как нельзя лучше. Яркая, красивая, жизнерадостная. Маме непременно должна была понравиться чудесная птичка, которую Лиза вышила бисером, тайком записавшись в кружок рукоделия.
Всего-то и приходилось по два раза в неделю на сорок пять минут задерживаться в школе. А чтобы не портить сюрприз, можно ведь сказать: мол, дежурство, классный час или факультатив. Впрочем, никто и не спрашивал, – Лиза с первого класса добиралась из школы домой самостоятельно.
«Доченька, не перепутай, твой автобус – с цифрой три. Не забудешь – три?»
Когда мама разрыдалась, это было как… как если бы вместо дождя с неба полились чернила. Как если бы мороженое вдруг оказалось горьким или соленым.
– Как ты могла так со мной?! Как ты могла?! – восклицала Лиля между всхлипами. – Ты ведь знаешь, как я для тебя стараюсь. Из кожи вон лезу.
– Я просто хотела сделать тебе подарок, – шепотом проговорила Лиза.
Безутешно страдающая Лиля ее не услышала.
– Мы же поклялись никогда друг друга не обманывать, – выплевывала она слова. – А ты… А ты – как папаша твой. Тихой сапой. За моей спиной. Теперь ты, значит, сама все решаешь. Взрослая стала. Да? У тебя на носу ВПР по математике. Самое время, чтобы развлекаться рукоделием! – бушевала мама. – Ты что, не понимаешь, у тебя в табеле за началку единственная четверка будет – по математике. Я тебе эту четверку не прощу! Так и знай, не прощу! Позорище! Вместо того чтобы изо всех сил исправлять оценки, она вы-ши-ва-ет! Такая же глупая, как эта твоя птица с пустым бездушным взглядом. За что мне все это?! За что?!
Лиза смотрела в искаженное гневом мамино лицо и ощущала, как превращается в гадкого утенка. Нет, не того, который сделается потом прекрасным лебедем. В другого: того, что ворует шоколадки, не делает зарядки и топчет грядки[1].
Глава 9
Сети, плетения, силки
Лианы сплелись так рьяно и отчаянно, будто за сеткой рабицей скрывался их собственный секрет. Зеленые глянцевые ладони ревниво прикрывали каждый пробел, прятали от любопытных глаз каждую щелку. Только ведь если глаза по-настоящему любопытны, они все равно найдут способ увидеть.
Дом за изгородью из лимонника нестерпимо будоражил Лерины мысли. Двухэтажный особняк с панорамными окнами и башенками на крыше казался совершенно «киношным». Будто бы вот-вот откроются двери из красного дерева, и на широкое крыльцо выйдет длинноногая блондинка с малышом на руках. Она помашет мужу, сидящему в шезлонге у бассейна, и он одарит ее голливудской улыбкой, которая немного смягчит мегабрутальные черты его лица. А со стороны скрытых за розовыми кустами металлических ворот раздастся громкое: «Снято!»