Все люди – животные

Пролог

Невыносимо чесался большой палец на левой ноге. Всё тело вибрировало и звенело, словно перетянутая гитарная струна. Вера окончательно проснулась. Зуд. Невыносимый. Жуткий. Мучительный. Хотелось завыть. Одним решительным взмахом женщина скинула с себя одеяло и резко встала с кровати. Щёлкнул выключатель. Неуютную маленькую комнату осветило тусклым жёлтым светом. Некрасивые, деформированные культи в болезненных мозолях смотрели на свою хозяйку снизу вверх, как издевательство. У Веры уже 5 лет, как нет пальцев на ногах. Но…

Как же чешется! Невыносимо! Это невыносимо!

Откуда-то из тёмных глубин частного сектора завыла собака. Протяжно, тоскливо, жутко. Верины мышцы пронзил кратковременный, осязаемый каждой клеточкой тела нервный спазм. На секунду перед глазами вспыхнули миллионы бенгальских огней. Зубы судорожно клацнули, прикусывая внутреннюю поверхность щеки. Вера почувствовала во рту металлический, ни с чем не сравнимый привкус крови.

– Бля…

Мать всегда говорила маленькой Вере, что собаки воют к покойнику. Хрень. В тот год все собаки мира выли, вместе с Верой, каждую ночь, но никто из тех, кому следовало бы, так и не сдох.

Как же чешется!

В окно заглянул огромный лунный блин. Вот, и разгадка. Полнолуние. Все псовые воют на полную луну, а Вера – лишь одна из них. Блохастая, трусливая шавка.

– А-э-э, да заебало!

Каждую осень проклятые пальцы чесались. Особенно ближе к ноябрю, когда небо начинало хмуриться, а погода сопливиться. Ноябрь. Самый мерзкий и невесёлый месяц в году. А ведь когда-то это был её любимый месяц. Месяц, когда она познакомилась с Ромой.

– Ы-э-о!!! – послышалось из соседней комнаты надсадно-резкое.

Вера подумала вдруг, что в тишине полнолунной октябрьской ночи от такого возгласа можно и в штаны наложить. И рассмеялась от своих мыслей глухим, прокуренным басом, тут же жестоко закашлявшись. Чёртов бронхит. Сраная осень. Женщине уже пару недель нездоровилось, но времени на себя не оставалось. Всё её время съедал ЭТОТ: вонючий, огромный, густо заросший рыжей шерстью, похожий на медведя, обломок человека. Вернее, животного… Бешеного и потихоньку угасающего.

Единственное предназначение Веры на этой земле – следить, чтобы этот кусок говна больше никогда не встал с этой пропахшей испражнениями и потом постели! Выхаживать лежачего инвалида Вере никогда не хотелось, но ей очень нравилось за ним наблюдать. В этом был весь СМЫСЛ.

– Чё орёшь, животное? Пизды захотел? – заглянула она в душную, невыносимо зловонную комнату, затыкая нос, – Обосрался? Твои проблемы. Лежи смирно.

Вера включила свет и неодобрительно уставилась на существо, жалко скрюченное на резиновой пелёнке, подстеленной прямо под обтянутые кожей кости. Постарел, сморщился, высох весь до скелета, но глаза всё такие же злые и кровожадные. Из-под костлявого таза сочилась и хлюпала мерзкая коричневая жижа.

Когда-то она жалела его. Жалела. Видали вы такую дуру? Он тогда сильным был: метр девяносто, плечи в дверной проём не пролезали – приходилось боком поворачиваться, чтобы в помещение войти. А она, Вера, жалела и… слушалась. Нет, слушалась не потому, что боялась. Потому что уважала. Рома всегда дело говорил. Ну, почти всегда. А жалела, потому что неприкаянный он, угрюмый, ни с кем общего языка найти не мог, сразу в драку лез и… философия эта его странная… все люди, мол, животные.

Хм.

А он узнал, что она его жалеет, и разозлился.

Да.

Сейчас бы и пожалеть, но то место, которым жалеют, у зверей напрочь отсутствует. А Вера теперь зверь. И кормит она его лишь потому, чтоб быстро не подох. Ведь, если он быстро подохнет, то так ничего и не поймёт!

– Знаешь, одно отличие между мной и собакой всё-таки есть, – беззлобно ухмыльнулась Вера, брезгливо разглядывая тощие, судорожно сведённые конечности некогда любимого мужа, – Если б я была собакой, твои мучения давно бы закончились. А так… Терпи, тварь.

Часть 1. Люди

Глава 1. Начало нулевых. Девятиклассницы

Верочка Иноземцева, симпатичная светловолосая девушка, уже минут пять пряталась за гаражами и заметно нервничала. Сколько можно ждать? Договорились же! Одноклассница Машка обещала угостить Веру какими-то особенными, очень дорогими сигаретами из элитного сорта табака. Не то, чтобы спортсменке и отличнице Вере хотелось курить, а просто разбирало любопытство. В чём прикол курить такой дорогой табак? Это же просто дым. Разве дым может быть вкусным?

– Наконец-то! – выдохнула она, когда из высокой, давно пожухлой травы показался куцый и русый Машкин хвостик, – Ну, где ты ходишь?

– Я не со зла. Охранник привязался. Думала, вообще на территорию кооператива не пустит. Уродливый хам. Куда, к кому, зачем? Еле отвязалась.

– Ну, у него работа такая.

– Ага. А ты как зашла?

– Там в ограде дырка в полметра. Пролезла.

– Блин. Точно!

В начале ноября стояли неожиданно солнечные, погожие деньки. Последнее ласковое солнце этого года. Обе девчонки стояли в куртках нараспашку и без шапок. Машка выглянула из укрытия, тревожно озираясь.

– Маш, чё, как маленькая? В нашем возрасте уже все курят. Даже за школой вон, не стесняются. А ты, как дитё, – принялась смеяться над трусливой подругой Верочка.

– Ты моего батю не знаешь. Да он мне голову отвинтит за эти сиги, – испуганно произнесла Маша, почёсывая высокий лоб, – Да и нельзя за школой, там халявщиков до чёрта. А эти сиги не для всех, для избранных. Их Алла Пугачёва курит. Батя убьёт.

– Зачем спёрла тогда? Ты нормальная, эй? Давай вернём, пока не поздно, – встрепенулась Вера, опасающаяся, что в ситуации непримиримого конфликта с суровым родителем Маша сдаст и её, – Не настолько я курить хочу. Могу и L&M покурить, на крайняк. Могу вообще не курить. Я профессионально волейболом занимаюсь, ты же знаешь. Спортсмены за здоровый образ жизни. И я за здоровый. Я же спортсменка.

– Не ссы, – коротко бросила Маша, оперативно рыская по карманам, – Зажига есть? – было заметно, что гнев папы больше её не беспокоил. Подумаешь, папа? Папа свой, он любопытную дочь поймёт.

– А если отец узнает? – всё ещё сомневалась боязливая Вера, – Есть спички.

– Как узнает? Ты сдашь? – Маша достала серую пачку с изящной надписью «Cigaronne lights» и жадно облизнулась, – Армянские, с мундштуком, – пояснила она уже про сигареты.

– Зачем мне тебя сдавать? Только самой палиться, – не поняла подругу Вера.

– Ну, и всё. Эти сигареты только зажигой подкуривать. Спичками из Балабаево как-то стрёмно, – повела носом Маша, ковыряясь с незнакомой упаковкой.

– Балабаново, – поправила подружку умная Вера, – спичечная фабрика в Балабаново находится. Качественные спички. Нормальные, короче. Не письди. Дай сюда! Неправильно. Не рви, эй, Маш! Чё дура? Ты так всё порвёшь! Дай мне!

После дружеской потасовки прилежные ученицы изрядно изорвали изящную пачку элитных сигарет и достали, наконец, каждая по красивой «сигаронне». Закурили, глубокомысленно вздыхая.

– А, и ладно. Это всего лишь бумажная упаковка, – произнесла слегка расстроенная своей неопытностью Маша, – Картонка.

– Ага, – согласилась Вера, размышляя о чём-то своём, – Слушай, а чё ты меня именно к этому гаражу отправила? – поинтересовалась она вдруг, – К шестому?

– Ну, тут удобнее, как раз тропинка сворачивает и что-то вроде полянки маленькой есть. И в траве нас не видно. А ещё, – она затянулась сигаретным дымом и задумалась.

– Чё, ещё?

– Только не говори никому, – было заметно, что Маша чем-то удручена и колеблется, – Ну, может, и врут, конечно.

– Маша! Говори уже. Ща обоссусь от любопытства!

– Короче, Верка, тут два года назад голую бабу нашли, – затараторила Маша горячо и неестественно радостно, – Совсем голая, вообще-вообще! Как раз мороз был, а она голая… В общем, тут замёрзший труп нашли… Голой бабы.

– Бля, Маша. Вот, умеешь ты настроение поднять. Пойдём на хер отсюда! – ужаснулась Вера, перехотевшая и курить, и стоять здесь, и даже разговаривать, – Какая ты глупая. Это невесело, от слова совсем, и ничуть не смешно! Зачем мы сюда притащились?

– Э, вы тут чё делаете, девки? Пожар мне устроить хотите? – от волнения Вера слишком громко закричала, чем и привлекла внимание какого-то местного мужика, видимо, хозяина шестого гаража, – А ну, туши сиги! Малолетки грёбаные. Пошли вон! Живо, говорю!

– Извините, пожалуйста. Мы уже уходим, – примирительно произнесла умная Вера, выступая вперёд и не давая более простодушной подруге вступить в ненужный конфликт. Иногда Маша грубила взрослым, за что регулярно огребала.

Внимательные, серо-зелёные глаза молодого мужика разглядывали Веру с откровенным интересом. Девчонку даже жаром обдало от его пристального внимания. Было в этом взгляде что-то, с одной стороны, пугающее, но, с другой, будоражащее и приятное. Что-то типа того, когда на качелях качаешься и собираешься «солнышко» сделать, но потом понимаешь, что зассышь, и отступаешь.

– Какая козочка, – улыбнулся мужик приятной белозубой улыбкой и подмигнул, выпрямляясь во весь рост, – Не кури, а то урода родишь, – он вальяжно потянулся всем своим огромным фактурным телом, отчего у Веры пробежали мурашки в районе живота, зевнул и скрылся, освобождая курильщицам дорогу.

– Пойдём быстрее, – дёрнула застывшую от чувственного потрясения Веру за рукав подруга, вытаскивая к выходу, – Вера, пойдём! Какой мужик страшный. Просто медведь-визли.

– Гризли, – поправила подругу начитанная Вера, встряхнув светловолосой головой, чтобы избавиться от наваждения.

Глава 2. 2022 год. Районная поликлиника

Участковый терапевт, Калинина Инна Степановна засиделась этим неуютным осенним вечером на своём рабочем месте допоздна – оформляла посыльные на инвалидность. Глаза, уставшие весь день смотреть на монитор, жутко чесались. Инна приподняла очки с переносицы, но тут же водрузила их на место. Чесать глаза грязными руками – последнее дело, а мыть руки некогда, надо дело доделать.

Сохранить.

Инна с облегчением кликнула левой кнопкой мыши два раза.

Монитор покрылся противной, полупрозрачной, беловатой плёнкой и слабо завибрировал.

– Блять! Ёбаная сука! Сука ебучая, уёбищная! А-а-а! – Инна швырнула на рабочий стол очки и принялась жадно тереть уставшие глаза немытыми пальцами, – Блядская программа! Блядское мудачьё! Зависло. Вся работа насмарку, блять!

Совсем молоденькая участковая медсестра Вика стояла в дверях и смотрела на всегда вежливого и спокойного врача-терапевта с испугом и восхищением.

– Инна Степановна? Я, наверное, не вовремя, – произнесла она робко, переминаясь с ноги на ногу, – У меня просто дело к Вам.

– Ой, Викуля! И давно ты тут стоишь? – близоруко прищурилась Инна, шаря по столу в поисках улетевших чёрт знает куда очков. Неудобно получилось – девчонка наверняка её подзаборный мат услышала, – Я тут, это, посыльные писала, а оно…

– Зависло, – дружелюбно закивала кучерявой головой Вика.

– Ага.

Сорокалетняя Инна относилась к Вике, как к дочери. Бог почему-то до сих пор не дал ей детей, а беременеть после сорока она и сама опасалась. Да и не от кого было, если честно. После недавнего развода с хамом, мудаком и тираном смотреть на мужиков не хотелось.

Бывший Иннин муж работал психиатром, и этим всё сказано. Не то, чтобы все врачи-психиатры –конченые мудилы, но профессиональная деформация конкретно этого доктора выходила за рамки всех социально приемлемых норм человеческого поведения. Он отчитывал жену за каждую копейку, регулярно проверял телефон и запрещал общаться с людьми, которых считал недостойными. К слову, недостойными он считал всех Инниных родных и друзей. А ещё проводил над Инной свои психологические опыты.

Да, так живут многие, но…

Однажды Инна просто не вернулась домой и уехала к маме, оставив второй половинке квартиру и всё имущество. Объяснить этот свой поступок она могла только одним словом «устала», ведь её «золотой» муж не пил, не бил, и никогда не ходил налево.

С разделом имущества она, конечно, подсуетилась. Чуть позже. Судились года два. Столько говна о себе, как о женщине, хозяйке и работнице, она не слышала за всю свою жизнь.

– Инна Степановна, помните у нас на участке лежачий больной Польских? Роман, кажется, – начала свой рассказ Вика, взволнованно облизывая пухлые губы. Судя по выражению её лица, сказать ей хотелось что-то действительно важное.

Одна из ламп дневного света над Викиной головой погасла и прекратила гудеть. В кабинете стало тихо и по-осеннему уныло.

– Помню, конечно, – приподняла левую бровь доктор, не понимая, к чему клонит Вика. Видимо, сердобольная девчонка опять что-то там себе надумала. Дитё совсем, хочет весь мир от скверны очистить, наивная.

– Так вот. Романа Польских жена избивает и голодом морит, – выплеснула, наконец, терзающую её информацию, медсестра, – Это сто процентов! Я давно за ними наблюдаю.

Так Инна и знала. Нет бы домой идти, поужинать и книжку хорошую почитать, Вика об обречённом больном беспокоится. А их на участке Калининой много. Если так о каждом душу рвать, то и души не хватит. Врач-терапевт многое в своей жизни повидала.

– Плохо, конечно, но мы-то что сделаем? – честно говоря, меньше всего Инне Степановне хотелось говорить сейчас о Польских. Это, наверное, единственная семья, которая никогда и ничего от неё не требовала. Супруга Польских, тихая, какая-то зашуганная женщина, ещё молодая, но с погасшим, утомлённым взглядом, никогда не писала жалоб и была довольна всем, что давало ей государство.

– Как что? Инна Степановна, – разочарованно протянула Вика, встряхнув русыми кудряшками, – Нужно проявить нашу гражданскую позицию. Она же над немощным человеком издевается! Над тем, кто слабее.

– Вика. Чем ты свои слова докажешь, а? Доказательства есть? Да и не твоё это дело, дорогая, – Инна разозлилась, – Относительно молодой мужчина, сильный, крупный, здоровый, в одночасье стал инвалидом, перспектив на выздоровление у него нет, уже пять лет он прикован к постели, мучает привязанную к нему жену. Ну, и сам, наверное, мучается, но уже никому не скажет об этом. Я вообще в таких случаях за эвтаназию, – выпалила доктор, выключая компьютер и всем своим видом показывая, что разговаривать больше не хочет, – Я домой собираюсь, и ты иди.

– Эвтаназия?! – Вика даже взвизгнула от возмущения, – Как Вы можете так? Это же ЧЕЛОВЕК! Человек, понимаете? Даже собаку больную жалко, и кошку. А Вы предлагаете инвалидов убивать?!

– Вика, не надо так категорично. Иди домой, и чая с ромашкой попей. А ещё лучше – пустырника. Ты какая-то возбуждённая сегодня.

– Я Вас уважаю, конечно, Инна Степановна, но Вы не правы. Вы очень не правы! – на Вику было жалко смотреть.

– Вик, да ты что, плачешь, что ли? Успокойся. Завтра вместе к Польских сходим. Успокойся, говорю! – Инна уже жалела, что так резко Вику осадила. Зачем она про эвтаназию ляпнула? Нет у них в стране никакой эвтаназии, – Хватит, Викулька. Ну, ты чего?

Медсестра коротко всхлипнула, тут же горько разрыдалась и вылетела из кабинета пулей.

Инна Степановна задумчиво подошла к шкафу с одеждой. Что это за поколение такое: чуть что, сразу в слёзы, категоричные, непримиримые? Все сплошь на антидепрессантах и по психологам ходят? В её время было иначе: мать ремня дала – вот и весь психолог. А отец подзатыльник отвесил – вот и все антидепрессанты. Человек. Ишь. Конечно, человек. Слова нынешнему поколению не скажи – сразу в обиду, в истерику.

И она, Инна Степановна Калинина, человек и тоже имеет право на своё мнение, отдых и кружку молока с мёдом перед сном. Во второй половине дня у неё жутко саднило горло.

На улице было сыро и пахло гнилыми листьями. Женщина жадно втянула в себя ароматный осенний воздух, наслаждаясь его терпкими, концентрированными запахами. Тело пронзили тысячи остреньких мурашек. Хорошо! Свежо, тихо. Вот, так живёшь и не замечаешь ничего вокруг. Работа, дом. Дом, работа. Надо на выходные в лес смотаться – Чаки будет рад. Рыжий спаниель давно заждался хозяйку, милый мальчик. С появлением пёсика жизнь разведёнки Инны стала совсем другой. Назвать симпатичную собачку именем куклы-убийцы из одноимённого фильма было странной, но революционной идеей. Калинина улыбнулась.

Она подошла к своей старенькой Kia и открыла дверь. Надо было Вику подвезти, а то ходит по дворам в темноте, мало ли. О Польских беспокоится. Что там, с этими Польскими? Надо к их странной семейке присмотреться.

Глава 3. Начало нулевых. Лучше пройти мимо

Вера Иноземцева обожала приходить в гости к Маше. У них была просто невероятно огромная квартира, ванна с джакузи и подъезд с консьержем. А ещё, недавно Машин папа соорудил прямо в квартире электрическую сауну. Не сам, конечно, а нанял мастеров. Вера подозревала, что всё это стоит баснословных денег. Мама говорила, что ставить сауну в многоквартирном доме – это неуважение к другим жильцам, потому что теперь у них в подъезде наверняка постоянно выбивает пробки. Вера подозревала, что мама просто завидует. Никаких проблем с электричеством у Маши не было точно. У Маши с её папой вообще никаких проблем не было. Вере безумно повезло с ней дружить.

– Маша, а кем твой папа работает? – спросила Вера за ужином, когда они с подружкой с удовольствием поедали жареных креветок. Машины родители задерживались то ли на работе, то ли по другим делам, и квартира была в полном распоряжении девчонок.

– На заводе. Он металлург, – коротко бросила Маша, облизывая масляные пальцы, пропахшие чесноком.

– Ну, он хотя бы начальник? – попыталась уточнить Вера, подозревавшая, что подруга и сама не знает, чем конкретно её отец занимается.

– А ты как думаешь? – неохотно ответила Маша вопросом на вопрос.

– Думаю, начальник. Он у тебя вон, какой…

На минуту в комнате повисло напряжённое молчание. Вера задумалась. Нужно было перевести разговор в более приятное русло. В сущности, какая разница, кем работает взрослый мужик? Главное, что семья процветает. Вся эта работа – такая скука.

Верин папа тоже работал на заводе, но пока даже на убитую «семёрку» не заработал. Хотя странно, конечно. Зарплата у него вроде неплохая, если его словам верить. Мама говорила, что денег нет потому, что папа любит пить пиво по выходным. Неужели можно потратить сто-о-лько денег на пиво, чтобы ни на что другое не осталось? Вера уже несколько раз пробовала пиво, но ничего вкусного в нём так и не нашла. Лучше уж «Пепси» выпить или «Фанту».

Скорее всего, у всех мужчин есть свои секреты. Женщинам эти секреты знать необязательно.

– Слушай, Маш, помнишь ты мне про голую бабу, которую за шестым гаражом нашли, рассказывала? Наврала, признайся? Напугать меня хотела? – спросила Вера, чтобы не молчать.

Честно говоря, словам Маши про труп она не доверяла. Зачем кому-то оставлять труп на охраняемой территории? Хотя, там как раз заросли камышей, не видно ничего. Но всё же… Это же надо притащить её было. Не через дырку же в заборе? Или на машине привезли? Значит, кто-то из местных? Бр-р… Вопросов возникало много.

– Чё это наврала? Мне отец рассказывал. В воспитательных целях. Сказал, будешь с кем попало дружить, так же закончишь, – нахмурилась Маша.

– Твой папа так сказал? Он же тебя любит вроде? Как так? Прямо так и сказал? – Вера недоумевала. Машин папа всегда такой вежливый и спокойный. Зачем любимую дочку такой дичью пугать? Тем более, что беда может с любым человеком случиться. Веру передёрнуло от отвращения. Но лучше такой беды не надо! Если уж умирать, то в одежде и тепле.

– Давай дождёмся его. Он сам тебе расскажет.

– Давай.

Снова повисла тишина. Вера вздохнула и огляделась. У Машки в спальне красиво: всё в розовых тонах, обои приятные, на кровати куча мягких игрушек. Один белый медведь, чего стоит. Метра полтора в длину. С таким медведем и спать спокойнее, и сны хорошие снятся. Наверняка, очень дорогой медведь.

– Мама ругается, когда я поздно прихожу, – вспомнила Вера, виновато пожимая плечами, – Наверное, не дождусь я твоего папы.

– Ну, смотри сама.

Видимо, в тот вечер Вера сорвала джекпот, потому что столкнулась с Машиным папой в прихожей, пока вертелась перед огромным зеркалом. Отец Марии, в стильном пальто и с маленьким чемоданчиком в руках, вернулся домой, принося с собой запах дорого парфюма, новых бумажных купюр, бензина и ноябрьской сырости.

Какое всё-таки замечательное зеркало: в полный рост! Можно и на лицо посмотреть, и на ботинки. Всё-всё можно подробно увидеть: каждую складочку на одежде.

– Здравствуй, Верочка! – проблеял Машин отец тонким фальцетом. Мужчиной он был импозантным, даже симпатичным, но голос… прямо скажем, мерзкий голосок.

– Добрый вечер, Иннокентий Сил..сили…

– Дядя Кеша, – улыбнулся мужчина доброй улыбкой. Вера никогда не могла быстро выговорить его сложное отчество Сильвестрович, и это казалось ему забавным и милым.

– Добрый вечер, дядя Кеша, – Вера немного смутилась и почесала нос. Называть чужого мужика дядей было странно.

– Пап, тут Верка не верит, что у нас в гаражном кооперативе женщину нашли, – бросилась к отцу с расспросами Маша, – Расскажи ей. Ведь правда, да? Или ты мне наврал?

Дядя Кеша недовольно нахмурился. Обвинение во лжи ему не понравилось.

– Это давно было, – неохотно буркнул он, отчего его тонкий и высокий голос приобрёл мужественные нотки, – Зачем вам? Тогда девяностые были, много людей замерзало. Время такое,– последнюю фразу он произнёс зловещим полушёпотом.

– Не так и давно. Пару лет назад. Ну, какие девяностые, пап? Почти нулевые.

– Ладно, расскажу. Вы уже взрослые. Шестой гараж Гере принадлежал. Хороший мужик, неагрессивный и покладистый. Мы с ним за жизнь иногда разговаривали. Вот. Гера машинёнку свою поставил, вышел из гаража и, извините, девочки, по нужде в заросли отошёл. Зима тогда неснежная была… Увидел – чья-то нога торчит. Ну, а там женщина замёрзшая лежала. Он, конечно, сообщил, куда надо. Лучше б не сообщал. Геру долго тогда таскали. У нас система такая, что проще мимо пройти – для нервов дешевле.

– Гера большой такой, как медведь? Прямо огромный… очень такой? – затараторила Вера, вспоминая свои мурашки и внимательный взгляд мужика из шестого гаража.

– Нет. Он невысокого роста. Дед почти. А почему спросила? – Машин папа взглянул на Веру подозрительно. Маша напряглась и едва заметно толкнула подружку локтем в бок.

– Просто.

На секунду все замолчали.

– А, ну ладно тогда, – равнодушно тряхнул головой мужчина, решив, по всей видимости, в Верины слова не вникать, – Так, Вера, давай я тебя до дома провожу. Негоже девочке по такой темноте одной ходить. Сейчас не девяностые, конечно, но всё же, – заявил он безапелляционно, – Машину я уже в гараж поставил, к сожалению. Но ничего. Пешком дойдём.

– А можно я с вами? – выступила вперёд Маша, – Вместе веселей.

– Ну, пойдём. Только потеплей оденься. Там похолодало.

На улице действительно сильно похолодало. Поднялся ветер, и фонари ходили ходуном, как бешеные. Вера замотала уши шарфом, чтобы не продуло. Последний раз, когда она ходила в такую погоду без шапки, закончился для неё госпитализацией. Больше в больницу не хотелось.

Вера жила через два двора от Маши. Недалеко, но по промозглой погоде идти было совсем неинтересно. Обычно Вера делала крюк по освещённой дороге, чтобы не брести в темноте по узкой тропинке лесопарковой зоны, но сегодня, в компании взрослого человека, можно было срезать через рощу. Со взрослым дядей никакие хулиганы не страшны. Ветер лихо продувал худенькие коленки в капроновых колготках, и хотелось поскорее попасть в тепло.

– Эй, мужик, ты куда малолеток ведёшь? Слышь, ты?

На выходе из рощи, на слабо освещённом пятачке асфальта стояла тёмная, скорее всего, чёрная, машина, из окна которой доносился едва слышный то ли рэп, то ли блатняк. В свете фонаря из тёплого салона тянулся эффектно клубящийся сигаретный дымок. Красиво! Внезапно дверь водителя открылась под напором чьих-то мощных лап, и перед дядей Кешей выросла огромная, зловещая тень. Перепуганный Верин провожатый едва доставал гиганту до подбородка.

– Я тебе говорю, чё, глухой? Куда детей ведёшь, хрень? Пизды захотел? – низкий, насыщенный приятными бархатистыми полутонами голос вызвал в Вере странные ассоциации. Незнакомец пренебрежительно отбросил дымящуюся сигарету в сторону. Вместо того, чтобы испугаться, девочка почему-то почувствовала азарт и любопытство.

От ужаса Иннокентий Сильвестрович онемел и молча затрясся всем тщедушным телом, стоя с открытым ртом, как олигофрен.

– Это мой папа! – зазвенел в полутьме звонкий Машин голос, – Мы Веру домой провожаем.

От сильного порыва ветра деревья болезненно зашумели и почти легли на землю. Послушался треск ломающихся веток. Тени на асфальте забесновались, отправляя Верино сознание куда-то в параллельную реальность.

– Веру? Веру я и сам провожу! – Вера не видела, но точно знала, что водитель чёрной машины улыбнулся. А ещё у него красивые, белые зубы, – Залазь в машину, – обратился он к ней вкрадчиво и… ласково.

Охваченная непонятным возбуждением, усмиряя трепыхающееся от волнения сердце, она покорно подошла, почти подбежала, к пассажирской двери и мягко дёрнула ручку.

Радостный, что хулиган так скоро от него отвязался, дядя Кеша схватил дочь за руку и потащил обратно в темноту беснующейся рощи.

– Папа, но там… Вера! – попыталась возразить дочь, но отец только крепче сжал её холодную ладонь, – Ой, больно…

Глава 4. 2022 год. Семья Польских

На приёме Вика избегала смотреть доктору в глаза и придерживалась официального стиля общения. Даже чай во время пересменки пить отказалась и куда-то из кабинета вышла. Инна Степановна с неудовольствием отметила, что чувствует себя виноватой. Сегодня и милое лицо, и русые кудряшки верной помощницы выглядели как-то уныло и неинтересно. По всему было заметно, что девчонка сильно переживает.

Терапевт подошла к окну и неторопливо приподняла жалюзи. Погода на улице стояла мерзкая: небо в серых тучах, ветер. Прелые осенние листья прилипли к отливу и колыхались вместе с резкими порывами воздуха, вызывая в душе странное тоскливое чувство.

И далась Инне Степановне эта эвтаназия! Тем более, что дело, в общем-то, незаконное и даже уголовно наказуемое. Но слово, как говорится, не воробей. Сказала, поддавшись эмоциям. Теперь только Бог знает, что о ней молодая медсестра думает.

– Вика, мне с тобой поговорить надо, – не выдержала врач, когда Вика вернулась, наконец, в кабинет. Пришло время отправляться по вызовам.

– О чём, Инна Степановна? – безжизненным голосом спросила Вика, рассеянно перебирая карточки на стеллаже, – Я ещё девочкам помогу, карточки в регистратуру отнесу, а потом уже всех наших лежачих навещу, всё сделаю. Завтра Вам доложу.

– Да, про эвтаназию эту… Вик, я вчера просто устала сильно. Ещё программа зависла, как назло. Короче, ляпнула я, не подумав. Эвтаназию я осуждаю, конечно, – произнесла Инна Степановна извиняющимся тоном, – Что там у Польских произошло?

– А… Вы про это… Всё нормально. Это просто я дура – везде свой нос сую. А так-то Вы правы во всём – нет у меня ни доказательств, ни права лезть в чужую семью, – невесело улыбнулась медсестра, отчаянно делая вид, что всё действительно в порядке. Вышедшее из-за хмурых и тяжёлых туч солнце эффектно позолотило из окна завитки её непослушных волос. Какая же она юная, невольно отметила про себя Инна, совсем ребёнок.

– Ну, оно-то дело семейное, конечно, а не наше, но, с другой стороны, если каждый будет так рассуждать и не вмешиваться, зло останется безнаказанным, – произнесла терапевт тихо, отмечая, что сорвавшиеся с губ слова звучат несколько пафосно. Совсем Вика доктора под себя подмяла. Как она это сделала? Наверное, нельзя было у медсестрички на поводу идти, но сердце-то не на месте! Куда сердце девать?

Вика заметно повеселела.

– Вы правда так думаете? – спросила она восторженно.

– Ну… правда, – конечно, Инна Степановна так не думала. Точнее, думала, но не совсем так. Она лучше отправилась бы домой и почитала книгу про любовь, чем нюхать запах чужой трагедии и деградации, но юная и наивная Вика так искренне обрадовалась! Как же этой девочке отказать? – Что ты у них увидела? Почему считаешь, что жена его избивает? Она у него спокойная была.

– Инна Степановна, я сейчас всё Вам расскажу, и Вы сами всё поймёте. Я пришла обработать ему пролежни. Смотрю – он опять без матраца. Спрашиваю жену, как же так, вам же нормальный противопролежневый матрац подарили, качественный. Ему бывшие сослуживцы с матрацем помогли. Роман Польских раньше в Органах работал. Вот. Тот матрац, который испортился, заменили. Почему не пользуетесь, спрашиваю? А она, такая, мол, жучки завелись. Какие такие жучки? Типа клопов, говорит. И вдруг злая стала, глаза кровью налились, даже жутко. Я не энтомолог, мол, в клопах не разбираюсь. Твоё дело – повязку наложить, вот и накладывай.

– Хм. Ну, пока понятно. Может, правда, клопы или блохи?

– Не знаю.

– Ну, а потом что?

– Потом… я говорю, что раны стали хуже, мокнут. А она такая, как это хуже? Я его специально не кормлю, чтоб жира в нём не было. Вот.

– Вик. Ну, она имела в виду, что он диету соблюдает. Мы с ней об этом говорили. Это же не значит, что она его голодом морит, просто жиры и углеводы ограничивает.

– Инна Степановна, чем угодно клянусь – морит!

– Ну, ладно. Верю.

– А потом, как замахнётся на него и со всей силы по лицу ударила. Я даже подпрыгнула от неожиданности и к выходу попятилась. Ой, говорит, муха. И муху мне показывает убитую. И такие глаза у неё жуткие в этот момент были. Как… как… у зверя.

– Вика…

Шокированная Инна Степановна не знала, что ей делать: то ли плакать, то ли смеяться. Эмоциональный и сбивчивый рассказ медсестры потряс её до глубины души, но не в том смысле, в котором предполагалось, а наоборот. Он опытного врача-терапевта насмешил. Женщина изо всех сил старалась не рассмеяться, чтобы не оскорбить сердобольную и обидчивую Вику ещё сильнее. Всё выглядело так, как будто впечатлительная девушка что-то сама себе надумала, а потом сделала странные и страшные выводы, полагаясь на субъективные страхи.

– Не верите? Так я и знала, что не поверите! Я сама видела! Сама! Несколько раз она его при мне толкала и била. И всё время, типа, так надо. Я же уже третью неделю к ним хожу. И девочки, которые до меня ходили, говорили. Эта Польских – она же ненормальная! Клянусь! Бьёт она мужа. До синяков бьёт иногда. А потом, мол, с кровати упал… Честно! Честно! Только нет у меня доказательств. Правы Вы! Нет доказательств никаких. Мне просто этого инвалида ЖАЛКО! – Вика горестно и громко захлюпала носом.

Дверь широко открылась, и в кабинет тут же проникли приглушённый смех, надсадный кашель и невнятный поток скучных повседневных разговоров. Пришла другая смена. Пациенты в коридоре заметно заволновались, довольно агрессивно выясняя, кто в очереди первый.

Плакать было совершенно некогда.

– Добрый день, Инна. Здравствуй, Викуля!

– Добрый! Вик, переодевайся. Вместе с тобой к Польских съездим. Найди номер телефона жены! Давай! Я тебя в машине подожду.

Минут через десять Вика уже сидела в пассажирском кресле, прямая, задумчивая и напряжённая. В салоне было тепло. Мотор работал тихо и умиротворяюще, играла музыка – это Инна включила радио. Из колонок раздавалось что-то протяжное и грустное. Вика вздохнула. Пока она шла по территории поликлиники до парковки, холодный ветер нещадно растрепал её русые локоны, отчего девчонка была похожа на нахохлившегося воробья.

– Почему без шапки, Вик? – поругала Вику Инна Степановна беззлобно, – Уши надует.

– У меня капюшон, – отозвалась та, что-то обдумывая.

– Телефон жены нашла?

– Да. Вот, – Вика протянула доктору бумажку с написанным на ней аккуратным почерком номером.

– Как её зовут?

– Вера, вроде…

Как ни странно, хозяйка оказалась дома. Хотя, почему странно? Она же ухаживала за лежачим инвалидом. Инна с Викой молча поднялись на 7-й этаж на лифте, каждая в своих мыслях.

Вера открыла почти сразу. Вполне приличная дверь в мягкой коричневой обивке совершенно сбивала с толку, потому что внутри квартиры царила атмосфера нищеты и убожества. Инна Степановна бессознательно задержала дыхание, борясь с приступом тошноты. В прихожей отвратительно воняло: копчёной рыбой, мочой и ещё чем-то мерзким. Тут и там по полу были разбросаны тапочки, женские ботинки и пакеты из супермаркета. Полная антисанитария.

– Можно не разуваться. Я давно полы не мыла, – буркнула Польских себе под нос и развернулась к медикам спиной. Кажется, женщина даже не поздоровалась. В сумерках тёмного коридора её худенькая фигурка в длинной майке на голое тело выглядела, как нечто потустороннее. Инна даже головой тряхнула, чтобы наваждение отогнать. Видимо, вдыхаемая вонь и полумрак вызывали что-то вроде визуальных иллюзий.

– А где больной? Куда идти-то? – крикнула доктор вслед удаляющейся в темноту фигуры.

– Я знаю. Я покажу, – отозвалась Вика откуда-то сбоку, отчего Инна подпрыгнула – впечатлённая окружающим хаосом, она про медсестру забыла.

– У них света совсем нет? Ой, чёрт, – выругалась Инна, нащупывая выключатель и щёлкая им вхолостую.

– Я за электричество заплатить забыла, – хозяйка уже стояла рядом с ней, замотавшись в какую-то жуткую, ветхую тряпку. Инна снова слегка подпрыгнула. Однако, нервно.

– А как же мы больного посмотрим?

– А я свечу зажгу. Мне при свечах даже больше нравится. Как в Средние века, – хозяйка хрипло и низко рассмеялась, но тут же болезненно закашлялась. Инна вспомнила про медицинскую маску, – Хотя… зачем свечи? Только заначку тратить. У него в комнате всё равно окно голое, без штор. И так всё видно. Ещё светло. Пойдёмте. Или так и будете в коридоре стоять? Вы, кстати, зачем пришли? Я вас не вызывала.

– Так, это… активный патронаж, – ответила Инна Степановна, слегка растерявшись, – Вик, ты маски медицинские взяла? – шепнула она притихшей, забившейся в угол с верхней одеждой медсестре.

– Да, вы маски-то наденьте. Я наверняка заразная. Да и вонять меньше будет. Я принюхалась уже. Своё не воняет, – вмешалась в разговор медиков Польских, услышавшая шёпот доктора, – Муж-то вроде тоже СВОЁ, – эту фразу она произнесла с особым ударением на последнее слово.

– Я… я забыла маски, кажется.

– Вот, молодец.

Скрюченный Роман Польских, абсолютно обнажённый, без подгузника, безвольно лежал на боку, лицом к стене. Прямо на голой резиновой клеёнке. Бинты, которыми Вика старательно обматывала вчера его локти и пятки, обильно заляпанные сукровицей, валялись на полу возле кровати. Рана в районе копчика зияла и гноилась. От стоявшего в комнате зловония у врача зачесались глаза.

– Вот. Я же говорила – без матраца, без простыни, без подгузника! – зашептала Вика горячим шёпотом Инне Степановне на ухо, но тут же осеклась под тяжёлым взглядом хозяйки.

– Так, кажется, я поняла, кто мне активный патронаж сосватал. А я-то думаю, с каких это пор врачи на патронаж ходят. Уж, грешным делом, думала – реформа Здравоохранения, – медленно произнесла Вера, недружелюбно хмурясь, – Пойдём на кухню, доктор. Поговорить надо, – скомандовала она, кивая Инне в сторону выхода.

– Слушай, тебя муж пиздил когда-нибудь? – спросила хозяйка повседневно-буднично, когда они с доктором остались, наконец, наедине в обшарпанной, замызганной жиром кухне. Она внимательно вглядывалась Инне в лицо, чуть склонив белокурую голову набок. В пронзительно голубых глазах искрились холодные льдинки. Молодая, симпатичная, даже красивая, но…

– Н-нет, – поперхнулась Инна Степановна от её откровенности.

– Значит, тебе даже близко меня не понять.

– Это ты его за то, что бил, гнобишь? – доктор вдруг решила выяснить всё одним махом. Если истина сама в руки плывёт, нужно пользоваться.

– А кто сказал, что он меня бил? Кто сказал, что я его гноблю? – Вера рассмеялась издевательским, жутким хохотом, вздрагивая всем своим худеньким телом. Иннин взгляд выхватил нацарапанные на белом кафеле красной краской, кривые и маленькие цифры «666». Число Зверя. Детский сад!

– Вер, он же у тебя в Органах служил, значит уважаемый человек, сослуживцы матрац этот не просто так подарили. Почему не пользуешься? К твоей семье со всем уважением относятся, благодаря мужу твоему, – Инна решила попробовать зайти с другой стороны.

– Чё? – Вера даже скривилась от её слов, как будто съела что-то кислое, – Чё ты городишь, доктор? Чё за ебанину? Кто тебе про сослуживцев наплёл? Эта пигалица твоя? Уважение? Он человека избил, и у того ноги отказали. Знаешь, за что? За тысячу рублей, – она расхохоталась, – Кстати, коллега твой. Почти. Чувак с Роспотребнадзора. А благоверный мой – отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Противодействие коррупции. Во как! Мощно противодействовал! Хребет переломал. Ни за что. Органы? Турнули моего Польских из Органов. И никто не заступился. Он же псих. Кому он нужен? Хорошо, что не прикрыли. Или хуёво? Тут, кому как. Уважение… насмешила…

– А кто же тогда…

– Матрац? Этот, который с блохами? – Вера перестала смеяться и сделала серьёзное лицо, – А, ну да. «Друг» один подарил. Кстати, сослуживец, права ты. Видимо, не только я мужа своего сильно «люблю», – она снова глухо рассмеялась, и Инна увидела, что верхний резец у неё сломан.

Да, странная женщина. Странный разговор. Зря они с Викой сюда пришли.

– Короче, так, докторша. Забирай свою жалостливую дуру и катитесь домой, пока я на вас жалобу не накатала, – подвела итог хозяйка, – Не надо ко мне ходить. Не на что тут смотреть, поняла? И перевязывать его не надо. Я и сама могу. А если решите участковому настрочить, так он меня уже знает, – она облизнулась, – Очень хорошо знает. Я у них в отделе полы мою и иногда яйца ему лижу. Он за Ромку впрягаться не станет. А меня пожалеет. Так что валите, девочки! ВОН!

– Вика!

Инна Степановна вышла из вонючей квартиры Польских быстрым, бодрым шагом и потащила упирающуюся медсестру Веру за собой, вниз по лестнице. Ей не хотелось заходить в лифт, в замкнутое пространство. Не хотелось оглядываться. Не хотелось думать. Хотелось лишь выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух полной грудью.

И чтобы холодный ветер трепал волосы, провонявшие чужой болью, а в ушах звенело…

Глава 5. Начало нулевых. Так вот ты какая, Вера

Устроившись в мягком и тёплом салоне на переднем сиденье, Вера почувствовала, что всё её маленькое тело предательски дрожит, а зубы выбивают чечётку. Странно, но музыки, которую девушка услышала из приоткрытого окна автомобиля, не было. Слышалось только агрессивное, словно звериный рык, завывание ветра. Наверное, перед тем, как выйти, мужик выключил радио. Или мелодия ей почудилась?

Девушка не чувствовала ни страха, ни паники, наоборот – всё казалось ей неестественным и наигранным, как будто происходило в кино, но организм всё равно трепетал каждой клеточкой. Наверное, это от холода – решила Вера и попыталась расслабиться, используя дыхательную гимнастику, о которой прочитала в одном женском журнале.

Через пару секунд автомобиль ощутимо вздрогнул, издал скрипучий, похожий на стариковское кряхтенье, звук и плавно заходил ходуном – это хозяин занял своё законное место водителя. Вера бессознательно вжалась в кресло, пряча подбородок и натягивая шарф на глаза.

– Чё трясёшься? Боишься? – спросил незнакомец, беззлобно ухмыляясь и поворачиваясь лицом к своей случайной пассажирке. Её нос уловил какой-то отдалённо знакомый запах, Вера робко вдохнула его и задержала дыхание. Запах воздуха перед грозой…

Голос у водителя был с приятной хрипотцой, густой, мужской, слегка вибрирующий на низких нотах и, как сказала бы Верина бабушка, проникновенный. В этом голосе Вере послышалась музыка: классическая, с контрабасом и грустными флейтами, и рыдающими скрипками, и гулкими барабанами. Девушка выдохнула. Эта музыкальность его голоса особенно хорошо ощущалась в замкнутом пространстве, даже после того, как мужчина уже задал свой вопрос. Как будто воздух вокруг едва слышно звенел. Внезапно Вере стало тепло, даже жарко.

– Нет, не боюсь. Замёрзла, – тихо ответила она и вдруг прекратила дрожать.

– Да, похолодало.

Разговор ни о чём, на спокойных тонах. Наверное, это неплохо.

Смотреть на водителя Вера опасалась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но почувствовала левой щекой, что тот отвернулся, и услышала краем уха, как он вставил ключ в замок зажигания. Раздался звук мотора. Девушка слегка скосила глаза, чтобы разглядеть своего похитителя хотя бы мельком. И ещё раз принюхаться. Было в его запахе что-то будоражащее и притягательное.

Да уж, история! Раньше она никогда не садилась в машину к незнакомым людям. По факту, этот мужик забрал её у Машиного папы. Вера вспомнила, как неподдельно Машкин отец испугался, как затрясся, словно пугливый заяц, как униженно сгорбился. Теперь девушка поняла, что значит фраза «в штаны наложил», и почувствовала сначала стыд, а потом тошнотворное отвращение, как будто вступила в кучу говна. Оказывается, чужой страх – мерзкая штука.

– Ну, ты чё молчишь-то? Могу везти, куда захочу? – спросил водитель насмешливым тоном, – Отчаянная ты, Вера.

– Что? – не поняла Вера, глупо замотав головой, кое-как обвязанной плотным шерстяным шарфом.

– Шарф сними, уши освободи, раз не слышишь. В машине тепло, не замёрзнешь. Везти тебя куда, спрашиваю? Где живёшь?

– А, здесь недалеко, направо, через двор… в 15 доме.

– Ты же в 48-ю школу ходишь? Там недалеко наше подразделение. Я тебя часто вижу. Запомнил. А теперь вот, имя твоё знаю, – произнёс похититель вкрадчиво.

Во дела! Вера даже поперхнулась от удивления. Запомнил. Её? Чем же она так примечательна? Обычная школьница. Ещё ребёнок. Чем может привлечь взрослого мужчину чей-то мимо проходящий ребёнок?

– Меня? Запомнили? А Вы что, – Вера не смогла задать вопрос, вертевшийся на языке, но ей стало до чёртиков страшно, – Детей любите? – попыталась она смягчить фразу, ощущая, как объятая ужасом душа медленно уползает в пятки.

– Вер, ты дура? – ответил он вопросом на вопрос, ничуть не обидевшись, и Верина душа прекратила своё падение, – На хер мне дети?

Девушка спустила с белокурой головы шарф и уверенно повернулась в сторону незнакомца, в первый раз разглядывая того пристально и в упор. Это же… тот, который… там, возле шестого гаража. Это меняло суть дела. Получалось, что мужик её не похищал, а просто предложил подвезти?

А Машкиного отца зачем напугал? Может быть, и правда что-то плохое о нём подумал? Идёт мужик с двумя девочками, а ему подозрительным показалось. Лес, темень. Если с этого ракурса посмотреть, то незнакомый водитель чёрной машины её спас?

А за обделавшегося от страха папу пусть его дочь Маша переживает.

– А шестой гараж – это Ваш, получается? А Гера тогда кто? – выпалила она первое, что пришло на ум.

Машкин отец. Почему он не защищался? Почему слова в ответ не сказал? Если нет на нём вины, так бы и пояснил!

Веру немного удивило, что можно вот так запросто перестать уважать человека, которым раньше восхищалась, но она предпочла отогнать от себя пустые мысли. Вполне возможно, что отец Марии никогда ей и не нравился, а восхищалась она лишь потому, что завидовала.

– Какой шестой гараж? Не понял, – мужчина, имени которого Вера до сих пор не знала, широко улыбнулся, обнажая ряд крепких белых зубов. От его харизматичной улыбки девчонку немного тряхнуло. Или просто машина колесом на кочку налетела?

– Ну, шестой. Возле которого бабу, – она осеклась. Причём здесь замёрзшая баба? Что-то Веру куда-то не туда понесло. Она почувствовала, как щёки вспыхнули от смущения. Сейчас незнакомец точно про бабу спросит. И что ему отвечать?

– Какую бабу?

– Да никакую. Я перепутала.

Вера отвернулась в окно, чтобы не палиться. Она наверняка красная сейчас, как варёный рак. Неудобно.

– А, ты про гараж, – догадался, наконец, водитель, – Так я его недавно купил. Тебе какой подъезд?

– Третий.

– Ну, приехали.

– Спасибо.

Вера попыталась открыть дверь, но та оказалась заперта.

– Дверь не открывается, – объявила она, смущённо поглядывая на водителя.

– Не открывается, – равнодушно констатировал тот, доставая сигарету и пренебрежительно швыряя пачку на приборную панель. Щёлкнул зажигалкой. Вера почувствовала запах сигаретного дыма и почему-то закашлялась, – По спине постучать? Или, может, сигаретку?

– Не-не надо, – ответила сбитая с толку девчонка, испуганно поджимая под себя ноги, – Вы не могли бы мне дверь открыть?

– Не мог бы, – мужик глубоко затянулся, открыл окно и выпустил туда эффектно клубящийся столп дыма. Повисла напряжённая тишина. В салон проникли холод и ноябрьская влага. Вере стало зябко и не по себе.

– Но… мне домой надо. Вот мой подъезд.

– Иди.

– Но дверь закрыта?

– Закрыта.

Их странный диалог напомнил Вере беседу со школьным психологом. Может быть, это такая игра? Если бы водитель хотел причинить Вере зло, он давно бы это сделал и точно не возле её дома. Довёз – спасибо, но почему не отпускает?

– Это такая игра? – совершенно искренне удивилась Вера, – Мне нужно произнести кодовое слово, которого я не знаю?

Безучастно куривший мужик немного оживился и взглянул на Веру с интересом. Их взгляды на некоторое время встретились. Вере стало нехорошо: отчаянно закружилась голова, а холодные ладошки вспотели. Перед растерянными голубыми глазами замелькали серые мушки, но взгляд она не отвела. Если это игра, то нужно играть! В психологии, как в спорте. Она волейболистка, и понимает это на уровне рефлексов!

– Знаешь, Вера, – водитель нарушил тишину первым, неожиданно прерывая их зрительный контакт, – Все люди – животные. Кто-то хищник, а кто-то травоядный, как твой обосравшийся провожатый. Кто-то косит под хищника, им не являясь, а бывает и наоборот, – он швырнул окурок в окно и поднял стекло, – И я хочу понять, кто ты… потому что… потому что просто ХОЧУ.

– ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! – произнесла Вера внятно и чётко, интуитивно догадавшись, что нужно проявить твёрдость.

– До свидания, Вера, – спутник растянул губы в очаровательной улыбке и, подняв указательный палец левой руки, похожей на медвежью лапу, вверх, демонстративно нажал кнопку центрального замка, – Ты свободна. Меня, если что, Роман зовут. Можно просто дядя Рома, – он громко заржал.

Вера без труда открыла дверцу автомобиля и опрометью бросилась к подъезду. Приложив ключ-таблетку к домофону, она вдруг ясно почувствовала, что… улыбается.

Глава 6. 2022 год. А, может, она права?

– Нет, я это дело так не оставлю! – возмущалась Вика всю дорогу, пока Инна Степановна подвозила её по другому адресу. Здесь проживал один из самых злостных жалобщиков, которому всё было не так. Участковая медсестра собственноручно проводила ему и все необходимые инъекции, и ЭКГ, потому что других медработников безумный дед к себе не подпускал.

На улице слегка распогодилось, и из-за облаков выглянуло солнышко. Ветер стих. Инна опустила козырёк на стекло, чтобы глаза не слепило. Она чувствовала себя абсолютно расклеенной, снова отчаянно запершило горло.

– Ничего, сейчас с Козловым пообщаешься, веселей станет, – грустно усмехнулась врач-терапевт, порядком устав от обсуждений странной семейки Польских. Полоумные голубые глаза Веры в полумраке вонючей квартиры произвели на неё крайне неприятное впечатление. Безрадостное зрелище. А слова ещё молодой и даже красивой женщины, нашпигованные нецензурной бранью и загадочными намёками, отталкивали и вызывали чувство брезгливости. Раньше Инна Степановна была о тихой и вежливой супруге Польских хорошего мнения, а сейчас не знала, что и подумать. Та открылась ей с совершенно другой стороны.

– Вы же видели? Она сумасшедшая! – начала Вика по второму кругу.

– Вика, я тоже это видела. Может быть, хватит? – произнесла Инна резко и тут же осеклась. Если Вика опять обидится, она с ума сойдёт от раскаянья, – И что ты собираешься делать? – добавила вымотанная доктор, отсчитывая минуты до расставания с возмущённой медсестрой. Она безумно устала. Что собирается делать Вика, Инне, честно говоря, было по барабану. Девчонка явно лезет не в своё дело и скоро прищемит нос.

– Я найду его родственников! Да, точно. Пусть они его к себе заберут. У него же, наверняка, есть родственники, – решительно сообщила Вика, глубокомысленно кивая вихрастой головой.

Инна Степановна мысленно улыбнулась. Какая наивность! Пять лет Роман Польских не был нужен никому, кроме жены, а теперь Вика собирается передать его неким эфемерным родственникам? Ну, что ж? Удачи.

– Удачи тебе, – не смогла не съязвить Инна Степановна, но Вика насмешки во фразе не услышала.

– Спасибо Вам, Инна Степановна! Честно говоря, я уже родителей Романа отыскала. Точнее, его отца. Уверена, что это он. У Романа отчество Германович. А это как раз Герман. И по возрасту подходит. Я в программе нашла! – Вика даже грудь выпятила от гордости, – Отчество нечастое. Это точно он. А маму не нашла. Потому что отчество по отцу, а не по матери…

– Конечно. Не по матери, – Инна еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться. Вика всерьёз уверена, что отец Романа не в курсе его инвалидности? – Скорее всего, отец, если его отец жив, в курсе того, что происходит с его сыном. Так что ты на него сильно не надейся. Хотел бы – уже давно бы к себе забрал, – предупредила она.

– Жив, он жив, я смотрела. Но отец-то не знает, что невестка Романа бьёт!

– Фух, – выдохнула Инна с облегчением, – Приехали. Ждать я тебя не буду, извини. Мне ещё в магазин надо заехать, за лампочками.

– Да, конечно, Инна Степановна. Вы и так меня покатали. Спасибо!

В суете рядовых бытовых хлопот образ Веры Польских потихоньку из памяти доктора Калининой стёрся. Она даже уснула относительно быстро, что в последнее время случалось редко. Дело в том, что в квартиру за стеной въехали новые квартиранты. Соседи часто собирали гостей, орали матом и включали музыку на полную громкость. Несколько раз Инна слышала даже звуки мордобоя и женского плача, но в полицию обращаться боялась. Она всего лишь одинокая женщина с добродушным спаниелем – защищать её некому, а с пьющими людьми связываться опасно, потому что те могут и отомстить.

– Сука, убью! – Инна вскочила посреди ночи, проснувшись от громких и жутких мужских воплей, – Блядь, убью! – за стеной что-то загрохотало, послышался звон разбитой посуды. Чаки испуганно заскулил, прижимаясь к Инниным ногам в поисках поддержки, – Тварина!

– Ай, – взвизгнул в хламину пьяный женский голос, – Бо-ольно…

– Сука, с кем ебалась! Рожу раскрою! – мужчина явно не шутил. Инна услышала отрывистый шлепок и звук падающего тела.

По батареям затарабанили. Звуки за стеной на пару секунд стихли, но потом возобновились с новой силой. Женщина уже не откликалась и даже не стонала. Кого-то явно таскали и бросали по всей квартире.

Инна подбежала к стене, прикладываясь к ней ухом и замирая в нехорошем предчувствии. В подъезде послышался гул голосов. Кто-то настойчиво стучал в дверь шумных соседей. Инна поспешила в коридор, осторожно прикладываясь к дверному глазку. Небольшая кучка женщин во главе с чьим-то мужиком в майке-алкоголичке и трениках пытались призвать хулигана к порядку.

– Прекратите безобразничать! Что вы там делаете? Мы вас выселим отсюда за нарушение порядка, – возмущались жильцы. Агрессор за стеной притих, но дверь так и не открыл.

– Пойдём, Чаки, спать, они сами разберутся, – погладила Инна испуганного пёселя и отправилась в свою постель. Уже лёжа в кровати, женщина вспомнила тот странный и страшный Верин вопрос «Тебя муж пиздил когда-нибудь?» Да, у Веры Польских явно есть основания больного мужа ненавидеть. Может быть, есть в её действиях какая-то своя правда?

Шум за стеной стих, но спать больше не хотелось. Как хорошо всё-таки, что мужа у Калининой нет! Женщина бессознательно улыбнулась. Уж лучше с собачкой жить, чем так, как соседи. Поняв, что уснуть не получится, она отправилась на кухню пить чай.

Что это за дом-то такой, в котором опаснее, чем на улице? Что за семья, где тебя бросают по всей квартире, как мешок с тряпками?

Инна не стала включать свет и сидела на кухне в задумчивой полутьме. Нащупав на столе стеклянную баночку с мёдом, женщина зачерпнула густую субстанцию чайной ложечкой и отправила её в рот с аппетитом и удовольствием. Всё-таки мёд помогает – горло уже почти не болит.

А вечером следующего рабочего дня Инну Степановну ждал сюрприз.

В её кабинет неожиданно заявилась мадам Польских собственной персоной.

– Приём уже окончен, – объявила врач-терапевт как можно более надменно. Перепуганная Вика юркнула за стеллажи, как будто что-то натворила и теперь прячется. Неужели медсестра на Веру полицию натравила? Вот, глупая.

– Добрый вечер, Инна Степановна, я не на приём, а извиниться. Я Вам глупостей вчера наговорила, простите меня. Пусть Ваша… Вика приходит. Можете не прятаться, Вика! Я Вас вижу всё равно. В зеркале. Я… разозлилась вчера. Знаете, ненавижу, когда в душу лезут, – произнесла Вера Польских виноватым тоном, – Нашло на меня что-то, вспомнилось кое-что.

– Да ничего страшного, – промолвила удивлённая Инна, пожимая плечами. В этот раз Польских выглядела вполне мило: скромная одежда, неяркий макияж, озорная шапочка и, самое главное, тихий и приятный тембр голоса. Как будто другой человек. Даже духами от неё пахло. Дешёвыми, но духами, – У вас, наверное, есть основания мужа ненавидеть.

– А, Вы про это. Ну, дела семейные, знаете ли, – Вера улыбнулась, отчего стала похожа на совсем молоденькую девчонку.

– Он Вас бил? – почему-то спросила Инна, сама испугавшись своего вопроса, – Впрочем, это не моё дело, извините.

– Да ладно. Я первая об этом начала. Раз уж груздем назвалась, – махнула рукой Вера, без приглашения присаживаясь на стул для посетителей, – У Романа свой кодекс чести был. Мой муж был… лидером. Таким, знаете, альфой, как сейчас модно говорить. Я, наверное, сама в чём-то виновата… Хотя, в чём? Только в том, что влюбилась в него. Мне всего 15 лет тогда было. Я же никого, кроме него, не знала… Первый мужчина, первая любовь. Бил ли он меня? – она весело засмеялась, – Вы его видели? Он же медведь, гигант. Даже сейчас, когда усох, – она перестала смеяться и задумалась, – Он бы убил меня сразу, если бы ударил. Только лучше бы убил…

На пару минут в кабинете повисла тишина. Инна Степановна не знала, что сказать. Хотя Вера так ничего толком и не сообщила, по её потемневшему лицу было заметно, что прошлое этой странной худенькой женщины таит в себе нечто страшное.

Польских резко встала.

– Вы, Вика, слишком добрая, – заявила она решительно, – Так нельзя. Люди – это те же животные. Они пользуются добротой других, а потом считают их слабаками. Знаете, что происходит с теми, кого считают слабыми?

Испуганно выглядывающая из-за стеллажа Вика застенчиво улыбнулась.

– В голодный год их съедают первыми! – подвела итог Вера, отправляя в сторону Вики фейерверк искр в голубом взгляде, – Зря Вы на меня участкового натравили. Очень зря. Я тоже однажды, как и Вы, зверя пожалела. Дай Бог, чтобы ко времени встречи со своим персональным демоном, Вы, дорогая, поумнели. Нельзя зверей жалеть. Запомните. А с участковым я разберусь. Всем пока!

Польских развернулась и вышла, оставив доктора с медсестрой в лёгком шоке.

– Вика, зачем? – только и нашлась спросить Инна, – Зачем ты с ней связалась?

Глава 7. Начало нулевых. Крис

Бессознательно Вера Иноземцева как-то сразу от Машки отдалилась. В школе та настойчиво приставала к ней с пустыми разговорами и целыми днями ходила по пятам, изнывая от любопытства, но делиться своей тайной, будоражащей всё её маленькое существо, Вера не собиралась. Мысль о том, что, по какой-то причине, она стала интересна взрослому мужчине, ставила её на недосягаемый для ровесниц пьедестал. Вера и раньше слыла спортсменкой, умницей и красавицей, но ещё никогда она не чувствовала себя настолько уверенной в себе и… особенной.

Кроме того, Машка была дочерью «травоядного». Теперь понятно, почему у дяди Кеши тонкий и противный, по-настоящему козлячий голосок – потому что он слабак! Подумаешь, перепланировка квартиры и электрическая сауна! Зато перед лицом опасности этот самый Иннокетий в модном пальто растерял весь свой важный вид и обосрался, как ребёнок, а маленькая Вера, у которой нет ни плюшевых белых медведей, ни богатых родителей, дала Роману отпор.

Роман. Дядя Рома. Кто он? Почему она?

Ну, и ну.

Значит, не в деньгах сила? Да! А в силе духа.

Но… эти мысли преследовали возомнившую себя птицей высокого полёта Веру недолго. Пару дней она ходила по школе, задрав нос, а потом присела на деревянный стул с опасными сучками на ножках и… от бедра до середины икры по новеньким «Levante» поползла широкая, длинная и невероятно уродская «стрелка». На самом видном месте!

В рваных колготках чувствовать себя королевой не имело смысла. Тем более, что это единственные целые колготки, а до маминой получки ещё далеко.

– Маш! – зашептала Вера Машке, которая крутилась неподалёку.

– Что? – подружка обрадовалась, отчего её тонкий русый хвостик радостно вздрогнул, и повернулась к Вере лицом. Машка не была ни красавицей, ни умницей, ни даже спортсменкой. Но она обладала одним замечательным качеством, за которое Вера всегда её ценила – она была верной подругой.

– Маш, выручай! У меня колготки… вот! – вместо тысячи слов, девчонка продемонстрировала размеры своей вселенской беды, – Это мои последние целые колготки! Мать убьёт. Что делать-то?

– Вер, лучше носи джинсы, как я – и практичней, и красивей, – улыбнулась Машка дружелюбно.

– Насчёт красивей, я не согласна. Джинсы – это одежда унисекс, а юбка – это женственно. Я не хочу быть унисексом, я хочу быть девушкой, – Вера и сама понимала, что подруга в чём-то (по крайней мере, в части практичности) права, но соглашаться с ней не хотела. Многие спортсменки в их секции отдавали предпочтение джинсам, поэтому выглядели до смешного одинаково. А Иноземцева не такая! И точка. Вера принципиально носила короткие платья и мини-юбки. Тем более, что стройные ноги позволяли. Ещё бы ботфорты у мамы выпросить – вообще песня.

– Тогда запасайся прочными колготками, – пожала плечами Машка, – Сейчас холодно, 100 den – не меньше.

– Маш. Ну, может у тебя есть запасные? Маш. Ну, как я по школе-то ходить буду? Я тебе потом новыми отдам. Честно.

Не такая уж Машка и «травоядная». Она пыталась за Веру заступиться, даже что-то вякала в темноте, в отличие от папаши. Это странное охлаждение между ними – просто случайное наваждение. Может быть, даже высокомерие? Вере стало стыдно. Может, этот Роман из чёрной машины – опытный психолог? Краем уха девушка слышала, что есть что-то вроде словесного программирования… Эн-Эл-Пи… Да, именно! Вот бы тоже этому научиться!

Хотя, про Машку дядя Рома ничего не говорил: ни плохого, ни хорошего. Почему дядя? Просто Рома.

– Предлагаешь, алгебру прогулять? – заметно повеселевшая Машка расплылась в широкой улыбке и даже порозовела от предвкушения, – А, давай!

Вот, Машка! Вот, умничка. Всё сразу поняла. И алгебру, с которой у Веры не очень, прогуляют. Главное, по делу. Алгебра – единственный предмет, который искренне ненавидели обе подруги.

– Угу, – откликнулась Вера, многозначительно подмигивая, – Пока до тебя дойдём, пока вернёмся. Не успеем на алгебру.

– Не успеем. А, если ещё покурить завернём…

– За гаражи…

От мысли о проникновении на территорию гаражного кооператива у Веры даже дыхание спёрло. Притаиться у шестого гаража, в зарослях подсохшего бурьяна и болотного камыша, где тихо и безлюдно – это уже не просто романтика, а возможность опасной, но желанной встречи. Хотя, ОН на работе сейчас, наверное. Впрочем, так даже лучше. Можно будет оглядеться. Поразмыслить. Пошпионить.

– Пойдём быстрей, пока алгеброичка не спалила.

– Да-да!

– Расскажешь, кстати, чё там у тебя с этим типом странным было? Ты последнее время – кремень, слова не вытянешь.

– Расскажу, Маш, не критикуй.

И закадычные подружки живо бросились из кабинета, сшибая не бегу парты и натыкаясь на шумных одноклассников. Гардеробщица посмотрела на подруг подозрительно и явно осуждающе, но ничего не сказала. А охранник по внутреннему телефону болтал.

На улице было сыро и промозгло. Не так, как в тот злополучный вечер, когда замёрзшую Веру подвозил загадочный Роман, но всё равно неуютно. Девушка небрежно замотала голову шарфом. Интересно, из какого окна он на неё смотрит? Сказал, что из их ведомства? Или подразделения? Может, и не из окна? Чёрт этих взрослых разберёт. Тут дом жилой. Там милиция. Он в милиции служит? У Веры даже мурашки по телу побежали. Иметь знакомого в милиции – это же так круто. Причём это не обычное отделение, где всё время заплёвано и грязно, а что-то специализированное, солидное. Надо маму расспросить.

– Вер, а чё у него за машина? Мерс? – вкрадчивый Машкин голос вернул задумавшуюся Веру на землю.

– У кого? – почему-то рассуждать о Романе девушке не хотелось, поэтому она сделала вид, что не поняла вопроса. Если признаваться, то придётся сказать, что этот тот самый мужик из гаража. А зачем знать об этом Машке? Ещё подумает о чём-нибудь нехорошем, начнёт докапываться.

– Ну, у того, который тебя до дома довозил. Он же тебя… довёз? – Машка совершенно растерялась, осознавая абсурдность своего вопроса, – Он тебя не обижал? – добавила она, пытаясь исправиться. Вот, настырная.

– Не знаю, какая машина. Не обижал, – фыркнула Вера, зябко кутаясь в синтепоновую курточку, – Чё б ему меня обижать?

– Не пытался… изнасиловать? – Маша даже задрожала, представив себе этот предполагаемый, крайне неприятный процесс.

– Маша!

Веру передёрнуло.

– Ну, прости. Я увидела в темноте, что мерс. Так и подумала, что довезёт тебя и… ничего не будет. Поэтому не стала возмущаться и шуметь, – Машка стыдливо спрятала лицо в руках. Видимо, всё это время её порядком мучила совесть.

– Маш, довёз нормально и всё. Он… из милиции, – заявила Вера уверенно.

– Из милиции? Ну, хорошо. Точнее, очень хорошо. Повезло.

Радостная, что прогуляет алгебру, Вера и думать забыла об испорченных «Levante».

На территорию гаражного кооператива девчонки проникли через дырку в заборе – так спокойнее. Не сговариваясь, направились к шестому гаражу. Людей в это время не было видно, поэтому Машка расслабилась и позволила себе извлечь из потайного карманчика стильной итальянской куртки пачку сигарет и зажигалку, не дожидаясь пункта назначения. То есть, всё это время элитные сигареты просто лежали у неё в кармане? Странно, что Машку до сих пор не обворовали.

– Маш, ты в кармане сигареты хранишь? А куртку в школьном гардеробе оставляешь? Ну, ты мозг, конечно, – удивилась Вера такой недальновидности, – Не ной потом. Когда карманы обчистят. Да и куртку поберегла бы. У нас школа обычная, не для мажоров.

– У меня все куртки дорогие. Отец говорит, что хорошо одеваться – не стыдно.

– Девочки-девочки! – послышался чей-то приглушённый женский голос из ниоткуда.

– Блин, привидение! – заорала перепуганная Машка, как дурная, и побежала прочь, роняя сигареты в сухую траву. Вера вздрогнула всем телом, но не отступила и прислушалась. Откуда голос? Из зарослей? Девчонки уже подошли к шестому гаражу, собираясь обогнуть его справа.

– Не бойтесь, девочки! Я здесь! В гараже. Внутри гаража, – кто-то всхлипнул.

– Да, я Вас слышу. Вас заперли? – Вера подошла к металлической двери почти вплотную. Сердце в груди затрепыхалось в нехорошем предчувствии. Если эту женщину кто-то специально запер, то находиться здесь опасно? Но от волнения ноги стали невероятно тяжёлыми и будто к земле приросли.

– Нет. Я сама. Я случайно. Помогите мне, пожалуйста. Скажите кому-нибудь. Я с утра тут сижу. Очень замёрзла, – по ту сторону запертой двери горько заплакали. Совсем молодой голос. Может, даже ребёнок? Внезапно Вере стало жутко.

– Ой. Не знаю. Тут вокруг никого нет. Сейчас-сейчас. Я придумаю что-нибудь. Может быть, сторожу сказать?

– И чё мы сторожу скажем, уважаемая Вера? – низкий и чувственный, до боли знакомый баритон ударил по чувствительным барабанным перепонкам, отчего девчонка резко подпрыгнула, развернулась в полёте и чуть не ударилась о металлическую дверь шестого гаража спиной. Насмешливые серо-зелёные глаза дяди Ромы смотрели на неё беззлобно и внимательно, – Пришла с Кристиной познакомиться? – он рассмеялся, – Крис, эта та девочка, о которой я тебе говорил. Прикинь? Судьба, – крикнул он в сторону двери, явно обращаясь к той, которая внутри. Что за чёрт?

В гараже стало тихо.

– Я… я тут просто, – ответила Вера тихо, – Мимо иду.

– А я смотрю, вы с подружкой, – он кивнул в сторону застывшей в пяти метрах с открытым ртом Машки, – В эту сторону дёрнули. Думаю, точно сюда. Курить. И о Крис вспомнил. Она тут картошку перебирала. Повезло тебе, Кристинка, – Роман принялся ковыряться с замком, – А то совсем про тебя забыл.

– А зачем картошку перебирать? И-испортилась? – Вера начала заикаться. Абсурдность ситуации не давала ей покоя. Кто такая Крис? Зачем она перебирает картошку? Это жена Романа? А почему он говорил со своей женой о ней, о Вере?

И что, чёрт возьми, получается? Он ЖЕНАТ?

Роман оставил вопрос Веры без ответа.

Пахнуло запахом гниения и разложения. Гнилая картошка? Внутри гаража стояло закутанное в рваную фуфайку существо, слегка освещённое с одного бока тусклой лампой накаливания. По голосу – девчонка, но на вид незнакомой женщине можно было дать сорок, а то и больше: морщинки на лбу и под глазами, впалые щёки. Звучное имя Кристина меньше всего подходило этой угрюмой и заплаканной бабе. В полутьме гаража её бесцветные глаза смотрели на мир с тоскливой злобой.

– Вот, познакомься, Крис, это Вера. Правда, хороша?

Хмурый и неприветливый взгляд незнакомки заставил испуганную Веру попятиться. По спине от ужаса и холода пробежал табун острых мурашек. Почему-то онемели ноги.

– Мне домой надо, – произнесла девушка, брезгливо отворачиваясь и затыкая нос рукавом куртки.

– Иди, – равнодушно пожал плечами Роман, – Старым, потрёпанным самкам никогда не нравятся юные и свежие. Да, Крис?

Вера не стала слушать, о чём рассуждает эта странная парочка, и побежала прочь. От ужаса её тело колотило, словно в ознобе. Пачка дорогих элитных сигарет так и осталась лежать в пожухлой траве.

Следом за Верой побежала и Машка.

Глава 8. 2022 год. Миром правит… секс?

Вера уже придумала, как проучит надоедливую медсестричку, но это будет завтра, а сегодня… Сегодня по плану у «почти вдовы» Веры Польских фееричный, безудержный, животный секс! Она не спеша вышла из поликлиники во двор под оглушающее завывание ветра, улыбаясь собственным фантазиям. Под полы недорогого пальто проникла ноябрьская сырость. Жуткая непогода. Холодина. Вера вдохнула на три счёта, задержала дыхание, медленно и протяжно выдохнула, слегка наклоняясь всем телом вперёд.

– А-о-у! – завыла она протяжно и громко, перекрывая звонким голосом порывы ветра и вытягивая шею, – У-у-у!

Обогнавшие её на пару шагов пациенты пугливо оглянулись и прибавили шагу. Кто-то покрутил у виска.

Обыватели.

Вера презрительно сплюнула.

Снова зачесались отсутствующие пальцы. Не сегодня! Сука! Только не сегодня. Сегодня потрёпанной жизнью Вере не до старых болячек – она хочет трахаться. Без разницы с кем. Женщина злобно ухмыльнулась и облизнула обветренные губы. Да хоть вот тому мужику отсосёт. Прямо здесь, в тени больничной аллейки. Она похабно и истерично рассмеялась, глядя, как шарахаются от неё случайные прохожие.

Что-то совсем от этой юной защитницы зверей у Веры крышу рвёт. Нужно успокоиться.

Вот же сердобольная тварь! Мерину нажаловалась. Кстати, о лошадях. Чем не жеребец? Кастрированный, правда. Вера снова громко хохотнула.

Мерином она называла участкового, уполномоченного Меринова Сергея. Серый мерин. Гы. Пять лет назад она его сильно шокировала, и с той поры он от неё без ума. В интимном смысле. Травоядные готовы тратить последние гроши на свои грязные извращения. Потому что бесплатно жёсткий и извращённый секс достаётся только агрессорам. А Мерин хищником не был. Мерин был козлом. Серому повезло, что с некоторых пор Вера относится к сексу просто и потребительски. Но он знал, что недостоин такого дорогого подарка, поэтому платил: деньгами, вещами, защитой.

В том числе защитой от таких, как эта наивная выскочка Вика.

Вика была чем-то похожа на Верину подругу Машку. Та тоже хотела спасти весь мир. Жаль Машку. Настроение слегка испортилось.

Чтобы не фиксироваться на отрицательных эмоциях, Вера принялась копошиться в сумке в поисках телефона. Серый подарил ей в прошлом месяце седьмой Айфон. Конечно, не самый дорогой подарок, хотя ради отвязной партнёрши мог бы и раскошелиться, но жена давно подозревала бедолагу в неверности и контролировала все его расходы. Дура. Не потому, что следила (какая-никакая, а экономия), а потому что из-за неё меньше ништяков доставалось Вере.

– Серый, приходи ко мне вечером, – её голос приобрёл игривый тембр и чувственный оттенок. С годами Вера научилась вкладывать в слова не только смысл, но и едва уловимые полутоны настроения. Да, бессознательно это делают все люди, но так тонко и сексуально получается далеко не у всех. Сейчас она разговаривала с Серым чакрой из низа своего живота. Свадхистана. Самая женственная, самая противоречивая, самая чувствительная – чакра страха и секса.

Откуда она, со своими 11-ю классами, знала про Свадхистану? После окончания школы Вера сразу выскочила замуж и, наверное, ни одной книги не прочитала, пока Роман здравствовал. А потом, когда появилось время и возможность, обесточенной женщине уже не хотелось ничего – ни учиться, ни читать, ни размышлять о жизни. Есть еда, ночлег и чья-то пиписька под настроение – вот и день прожит.

Но про чакры Вера знала. Именно это тайное знание ей и помогло… тогда…

Скорее всего, девчата из секции по волейболу просветили, но кто конкретно, Вера уже на помнила. Она вообще мало, что из своей беспечной прошлой жизни помнила.

– К тебе?

По высоким вибрациям из трубки Вера догадалась, что Мерин очкует. Обездвиженный недугом Роман Польских давно не представлял опасности для окружающих, но Серый всё равно боялся его до мокрых штанов.

– Тогда я к тебе приду. Мне похуй. Ебаться хочу.

– Вер, ну, ты чё? Куда ко мне? Я дома, – Серый заметно растерялся, но по причмокивающим звукам Вера догадалась, что тот пустил слюну – видать, тоже мужику нормальной ебли хочется.

С законными жёнами травоядные всегда стесняются. Вера не удивится, если окажется, что гражданка Меринова крайне своей интимной жизнью не удовлетворена. Потому что воспитанный супруг наверняка не предлагал ей ничего, кроме миссионерской позы.

Эх, Меринова-Меринова, пойди на улицу и отсоси у первого встречного! Сразу течка восстановится.

– Значит, к тебе домой. Мне твоя Меринова не мешает, – Вера ехидно ухмыльнулась, – Можно и втроём.

– Вера, ну, чё ты несёшь? Мне Мила яйца снесёт, если ты к нам заявишься. Жди меня. Через час вырвусь.

– У, как она тебя строит, молодец. Ты, Серёжа, дохлый подкаблучник! Презираю тебя, очконавт!

– Да, Верушка, кисенька.

– Какая я тебе кисенька, урод? На хуй иди!

– Ой, Верка! Еду. Уже еду.

Вера отключилась. Раб. Она ничего в садо-мазо не понимала, но было в Сером что-то такое. Он просто кипятком ссался, когда она ругалась, как гопник.

Осенний ветер пугающе завывал, азартно кидался мокрыми прелыми листьями и норовил залезть под пальто, но женщину это уже не волновало. Ей срочно нужно было спустить пар, и сегодняшний вечер – самое время для этого.

– Блять! – зайдя домой, забывшаяся Вера вдруг вспомнила, что электричество отключили за неуплату, – Вот, блять.

Темнота давила на виски и угнетала. Женщина давно убедила себя, что темноты не боится, но сегодня тени прошлого незаметно обступили её со всех сторон. Вера резко и шумно выдохнула, включила фонарик на телефоне, который, слава Богу, всё ещё держала в руке, и хлопнула дверью. Замок звонко щёлкнул. В такой час в их практически глухом коридоре ни хера не видно – можно и шею свернуть. Без фонарика никак.

– Э-ы, – раздалось из комнаты мужа зловещее, отчего волосы на Вериной голове зашевелились. Инстинктивно женщина схватила в руки металлический совок, притаившийся в углу как раз для таких целей, и открыла дверь в спальню Романа с ноги. Когда накатывает иррациональная фобия, нельзя оставаться безоружной! Понятно, что от крупного хищника совок не защитит, но убить, например, крысу точно поможет.

Вера направила свет в глубину помещения.

– Ой, твою ж мать…

Из тёмного, похожего на подвал, нутра вонючей комнаты на неё смотрели два абсолютно безумных, налитых кровью глаза.

– У-ы…

– Ром, ну, чё у тебя тут опять? Чё ты орёшь, как конченый? Я обсераюсь от твоих воплей. Это ты у нас король-лев, а я маленькая. Ща, как въебу тебе по роже совком за то, что пугаешь. Покакал? – она принюхалась, – Вроде нет. А то мне твоих ароматов сегодня не надо, – она кокетливо хихикнула, демонстративно потрясла у мужа перед носом опасным оружием, медленно развернулась и направилась к себе.

Через пару секунд совок с грохотом полетел в свой законный угол, стёсывая краску со стены.

Серый позвонил в дверь где-то минут через пятнадцать. Видать, вприпрыжку скакал, так соскучился.

– Ой, чё темно у тебя? Бля, ёб, – пробурчал он, спотыкаясь о Верины ботинки.

– Долбоёб, – отозвалась Вера, освещая лицо любовника восковой свечой в дешёвом подсвечнике.

– О-ы, – опять ЭТОТ. Явно хочет испортить Вере вечер.

– ОН? – Серый испуганно пригнулся, как будто боялся, что беспомощный хозяин его заметит, – Слушай, Вер, может, не надо? Я… У меня не получится. Точно не получится. Это как-то… не по-человечески.

Вера горько вздохнула и… поняла, что тоже не сможет.

– Короче, так. На чердак пойдём. Я уже настроилась, – предложила она, с сомнением глядя на встревоженное, даже испуганное лицо Мерина. Жалкое зрелище, конечно, – Не, не пойдём. Что-то я тоже перехотела. Проходи, чаем тебя напою. Зря, что ли, в такую погоду, вырвался? Прав Ромка – овца я. Даже теперь его жалею. Особенно теперь… Или просто ты меня не возбуждаешь?

На кухне Вера с Мерином сидели при свечах где-то около получаса. Разговор не клеился. Звуки из спальни Романа прекратились, но его зловонное, тяжёлое присутствие ощущалось всеми органами чувств.

Внезапно Серый прервал молчание, резко вскочив со своего стула и бросившись перед Верой на колени.

– Вера, я… я не могу без тебя, – он принялся целовать Верины ноги, опускаясь до самых культей и тыкаясь в них носом, – Я тебя всю люблю, несмотря ни на что… ты вся прекрасна, Вера. Ты такая… такая… И ножки я твои люблю…

– Серёж, ты ёбнулся? – постучала Вера кулачком по его лысеющему черепку, – Какая любовь? Ты бухой? Я инвалид. Моральный. Физический. Полуживотное. У тебя жена, дети. Какая, блять, любовь, очнись? Мы просто трахаемся.

– Вера, это ненормально! Ненормально!

– Чё ненормально? Трахаться? Все так делают.

– Ненормально, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Ты же женщина. Мы так давно вместе. Мы… такие вещи с тобой вытворяли. Я только с тобой так расслабиться могу. Вера, я так тебя люблю!

– Серёж, ты рассуждаешь сейчас, как баба. Люблю-люблю. Ну, трамвай мне купи, дурила. Чё в сексе плохого? Чё сопли развёл? Сейчас выгоню тебя.

– Выгони! А и выгони! Из своей жизни, если сможешь, – Серый бросился Веру обнимать, ища настырными губами её губы. Кажется, он плакал.

– Э, ты чё? Уйди, говорю!

– Почему ты никогда меня в губы не целуешь? – Мерин никак не мог поцеловать уворачивающуюся от его ласк Веру и заметно злился. Он обхватил её лицо крупными ладонями, не позволяя вырваться. Женщине стало вдруг бесконечно противно и страшно. Схватив со стола миниатюрную чайную ложку, без промедления, она вонзила её ручку прямо в лысеющее темя обезумевшего от неразделённых чувств мужчины, разрывая тому кожу. Мерин болезненно взвыл, отпуская светловолосую Верину голову, и схватился за свою нелепо полученную рану. По его пальцам потекла кровь.

– Серёж, ну, всё. Хватит, а? Что ты в душу мне лезешь? Уходи.

Мужчина поднялся с колен, тяжело дыша. Он отёр мокрые от слёз щёки рукавом и залюбовался алыми пятнами на ладони. Постепенно травмированный поклонник приходил в себя.

– Ничего себе – сколько крови с меня. Проводи, а то пизданусь по темноте, ногу сломаю – будешь плакать потом, – невесело улыбнулся он, вытирая окровавленную руку прямо о штаны.

– Серёж, я к тебе в участок завтра приду. Мне же ещё объяснение по делу давать? Не дури, понял? Не любишь жену – детей пожалей.

– Сам разберусь. Не маленький.

– Вот, и правильно. Не позволяй бабе собой командовать!

– За посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов тебя посажу!

– А и посади.

– Ты, Вера, уголовник. Поняла?

– Уголовник.

– Завтра жду. С извинениями.

– На хуй иди.

– Ух, Верка!

Глава 9. Начало нулевых. Не лезь не в своё дело

Когда Вера с Машкой возвращались домой из школы, из арки вырулило уже знакомое подружкам авто.

– Вера, в машину садись, – Роман опустил окно и приветливо улыбнулся Вере из своего чёрного мерседеса. Как будто ничего не случилось. Да и, в сущности, что случилось-то? Если Кристина перебирала картошку, значит так было нужно. Они с дядей Ромой взрослые, сами разберутся.

– Вера, не садись к нему, – перепуганная Машка потянула подругу за рукав, – Пойдём домой. Тебя мама ругать будет.

От резкого порыва ветра рядом стоящие деревья задрожали и осыпали девчонок сморщенными листьями.

– Маш, ну, чё ты несёшь? Мама на работе до шести. Она даже не узнает, – Вера колебалась. Сегодня после школы она планировала большую стирку, но стирку можно перенести на другой день. Тем более, что стирает стиральная машина, а она только сортирует и развешивает бельё.

А ещё в пять у неё тренировка. Но до пяти времени полно.

– Это он? Тот, из гаража? – глазастая Машка, кажется, Веру раскусила. Ну, и ладно.

– Вер, долго тебя ждать? Боишься? – серо-зелёные глаза демона-искусителя заблестели от смеха, – Да ты ссыкуха?

– Ничё я не боюсь! – Вера смело направилась к пассажирской двери, слегка виляя бёдрами. Наглый водитель мерседеса перегородил своей машиной проезд через двор, и сзади им уже вовсю сигналили. Нужно было действовать.

– Вер, он тебя на слабо берёт! Не ходи! – Машка явно переигрывала.

– Маш, не завидуй, – эти слова сорвались с Вериных губ сами собой, а нос высокомерно задрался. Куда Машке до неё? Её никто в мерседесах не катает. Ну, кроме папы, конечно.

– Зави… что? – растерянно произнесла Маша себе под нос, но Вера её не услышала.

Она мягко приземлилась в уютное и удобное кресло, слегка хлопнув дверцей, а машина уже лихо тронулась с места. Круто! Даже уши от восторга заложило. Наконец-то, нищебродка Верка Иноземцева почувствовала себя человеком. Это не на троллейбусе 40 км в час, и не в переполненной маршрутке в час пик. Ехать в автомобиле кайфово. Когда вырастет и встанет на ноги, Вера обязательно купит себе такую же машину! Нет, даже лучше купит!

Но через пару секунд самообладание покинуло девчонку, а её живот свело от страха, потому что… сзади сидел ещё кто-то. Она почувствовала чужое присутствие позвоночником.

– На, вот. Вы в траве забыли, – водитель презрительно швырнул пачку дорогих сигаронн на приборную панель, – А вообще – бросай это дело. Тебе ещё рожать. Ненавижу, когда девки курят. Вот Кристинке уже можно. Она отстрелялась. На свалку её везу. Да, Крис? Будешь сигаретку? – он обратился к кому-то сзади. Крис? Значит, там, на заднем сиденье, та самая жуткая Крис?

Вера выдохнула. Хотя бы не другой мужик.

– Не курю, – хрипло буркнул кто-то девчонке в затылок. Вера развернулась вполоборота, намереваясь поздороваться. Она совершенно не понимала, как ей себя вести. Если это жена Романа, то зачем здесь она, Вера? Или это не жена? Вряд ли, жена. С жёнами так не разговаривают. По крайней мере, Вера на это надеялась. Да и выглядела Кристина… хм, как бы помягче сказать, гораздо старше Романа.

– Здравствуйте, – Вера почувствовала слабый запах подвальной сырости. Видимо, так пахло от Кристины? Или просто показалось?

Сегодня Крис выглядела неплохо: на ней была спортивная шапочка и вполне сносная курточка. Женщина даже над лицом поработала: неброский макияж, длинные пушистые реснички. Вера почувствовала в районе груди что-то вроде ревности – сегодняшняя Крис вполне могла оказаться женой Романа. И… та угрюмо молчала, сознательно игнорируя Верино приветствие.

– Обычно я не перед кем в своих решениях не отчитываюсь, но сегодня сделаю исключение. Просто у меня настроение хорошее, – заявил Роман воодушевлённо, – Ты меня, Вера, монстром считаешь? Думаешь, за что я эту гнилую старушонку в холодном гараже прикрыл? А я тебе так отвечу: каждая тварь за своё злодеяние ответит. Вот, если ты, Вера, к примеру, купила бы гараж, а вот эта дрянь повадилась бы в нём картошку хранить. Что бы ты сделала? – голос мужчины набрал агрессивные обороты, отчего Вериным ушам стало ощутимо больно.

– Мы же не чужие… Я же, – залепетала Крис испуганно.

– Рот закрой, овца! Тебе слова не давали. Пусть Вера ответит, – гаркнул водитель глухо и низко. Инстинктивно Вера сжалась в комочек, – В ТВОЁМ гараже ЧУЖАЯ картошка. Что бы ты сделала, Вера?

– Наверное, выкинула бы. Не знаю, – Вера абсолютно растерялась. Каким образом Кристина в чужой гараж попала? – А как Крис в Ваш… твой гараж попала? – спросила девушка нерешительно.

– О! Вот. Ключевой вопрос. КАК? Теперь послушаем Крис. Точнее, не Крис, а Крыс! Да, крыса? Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Рома, я не со зла, ты же тоже эту картошку ел, ты же мне, как сын, – Вера почувствовала панику Кристины и тоже запаниковала. Жили они на окраине, и катать по городу Роман их явно не собирался. Они уже свернули на трассу и неслись с нереальной скоростью в сторону городской свалки. Неужели он везёт Крис на свалку, как и сказал? Вера уже несколько раз проезжала эти хмурые места на автобусе, когда ездила с мамой на море. Слухи о городской свалке ходили страшные. Он же не собирается… Нет-нет, не может быть.

– Сын? Ты, дура? Да ты по пьяни ко мне в штаны лезла, выблядь. Уже забыла? Познакомься, Вера, это папина сожительница. «Мама» моя, – Роман громко и глумливо заржал, – А картошку эта дрянь тайком приносит, пока меня нет. Ключ ворует. Прикинь? И банки с компотом притащила. Втихушку. БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ!

– Рома, ну, у нас там целый подвал. Места всем хватит. Рома, – Кристина, видимо, тоже поняла, куда они направляются, поэтому кричала почти в голос.

– У НАС? У кого, у НАС? Ну, ты и отмочила, овца. ТВОЕГО там ничего нет. Поблагодари меня за сегодняшний урок. И за то, что дяде Гере про твоё блядство не рассказал. Как же вы мне противны. Тащит всех вас в наш дом. После матери ни одной бабы нормальной не было – одни прошмондени.

– Ты же уже квартиру себе купил, Рома. Ты можешь туда съехать. И не будем мы тебе с отцом мешать, – Кристина начала громко и истерично хныкать. Машину слегка качнуло в сторону. Роман сбавил скорость и съехал на обочину.

– Пойду колесо посмотрю. А вы пока поболтайте, девчонки, – улыбнулся он белозубой улыбкой и неспешно вылез из машины. Автомобиль заходил ходуном.

– Это всё из-за тебя, тупая малолетка! – Вера даже обалдела от такого заявления, – Кто тебя просил не в своё дело лезть? Шла бы мимо! Кто тебя просил лезть?

– Но Вы же сами нас позвали. Попросили, чтобы мы Вам помогли, – девушка уже ничего не понимала. Почему из-за неё? Чем она перед этой странной Кристиной провинилась? – Почему из-за меня-то? Я тут причём?

– Я бы посидела там до вечера, он бы и отстал. А тут ты своим любопытным носом влезла! Мама-то знает твоя, что ты со взрослым мужиком зажигаешь? Не стыдно? Проститутка. Шалава, – Крис стукнула по сиденью Веры кулаком.

Веру переполняли противоречивые эмоции. Вот так новости. Она же просто хотела этой незнакомой женщине помочь? А теперь осталась крайней? Как же так?

– Эй, Вы чего дерётесь? Я не проститутка. И не с кем я не зажигаю. Чё Вы обзываетесь? Я… дяде Роме расскажу.

– Дяде Роме, – передразнила Крис, но бить по креслу перестала, – Он нам с отцом ВСЁ о тебе сказал.

– Что, ВСЁ?

Вернулся Роман. Вместе с ним в салон проник запах дождя и мокрых листьев. Небо заволокло тучами, и это немного угнетало. С минуты на минуту начнётся дождь. Вере захотелось домой.

– Пока поставлю запаску, а на обратном пути на шиномонтаж заедем. Тут недалеко уже. Вера, можешь выйти, а то как бы от этой овцы чумкой не заразилась, – обратился Роман к притихшей, как мышка, Вере, видимо, поняв по её кислому лицу, что оставлять девочек вдвоём ни к чему.

Пока он менял колесо, Вера стояла рядом, чувствуя себя ненужной. Дальше ехали молча.

Водитель высадил ревущую Крис у городской свалки и равнодушно развернул автомобиль в сторону города. Когда машина набрала скорость, мужчина включил радио «Европа-плюс», наслаждаясь музыкой. Заиграло что-то весёлое. В сторону Веры он не смотрел, задумавшись о чём-то своём. Странно, что он слушает попсу.

– Вы… ты… Вы её тут оставите? Там же… бомжи?

Роман сделал вид, что не расслышал. Или реально не услышал – орущее радио перебивало все посторонние звуки. Вера никак не могла понять, зачем он взял её с собой и что хочет этим сказать. Наверное, Крис не самая хорошая женщина, но оставлять её здесь, в степи, как-то жестоко. Тем более, что в это время года скоро начнёт смеркаться.

Роман молчал. Не так она представляла себе эту поездку.

Где-то минут через десять на дороге мелькнула маленькая чёрная фигура, и машину ощутимо тряхнуло, как будто они кого-то переехали. Водитель резко ударил по тормозам, съезжая в сторону и включая аварийку, выключил радио. Стало тихо.

– Кажется, собаку сбили. Здесь сиди, – констатировал он с неудовольствием, неохотно отстёгивая ремень безопасности.

Но Вера не послушалась и выскочила вслед за Романом. Начался дождь.

Действительно, собака. Окровавленный, ещё живой пёс лежал в нескольких метрах позади автомобиля и мучительно скулил, бессмысленно дрыгая передними лапами. Его задние лапы были неестественно вывернуты и не двигались.

– Его надо в ветеринарную клинику, – произнесла Вера, захлёбываясь от жалости, – Ещё можно спасти. Давайте его возьмём с собой. Я помогу, – она вытерла выступившие слёзы ладонью и всхлипнула. Вера любила животных и с детства мечтала о собаке, но строгая мама заводить питомца не разрешала.

Роман молча обхватил голову страдающего животного сильными руками и резко дёрнул. Раздался хруст поломанных позвонков. Тело сбитого пса обмякло. Веру резко затрясло и с некрасивым утробным рыком вырвало прямо на асфальт.

– Эвтаназия, – ободряюще подмигнул ей Роман и потащил мёртвую собаку к обочине.

Вера вернулась домой уже в сумерках, поникшая, грустная, голодная и абсолютно больная. Мама, заподозрившая, что Вера прогуляла тренировку, внимательно на неё посмотрела, покачала головой, но ничего не сказала, и лишь молча сунула бледной дочери градусник.

Трудный возраст.

Глава 10. 2022 год. Урок

Темно и тесно, как в гробу. Слышно лишь биение своего сердца. Воздуха не хватает, и липкой, холодной волной накатывает паника. За что? Что она опять сделала не так? Тело превращается в маленькую пульсирующую точку, все мысли испаряются, и остаётся только иррациональный страх: неконтролируемый, осязаемый, гнетущий. Хочется заорать, но из зажатого спазмированными мышцами горла вырывается жуткий, похожий на агонию, сиплый хрип.

Всё равно никто не услышит.

Вдох-выдох. Главное – делать это медленно.

До неприличия сильно захотелось в туалет. От темноты разболелись глаза. Вера попыталась разогнуть правую руку, чтобы ощупать стены своей темницы, но упёрлась локтем в непреодолимое препятствие. Попыталась присесть, но ударилась макушкой о потолок. Ноги, застывшие в неудобной позе, затекли и онемели. Придётся ссать прямо в штаны.

– О-ы-у!

Роман? Блять, ну, конечно! Это просто сон.

Вера хлопнула в ладоши, и оказалась в огромном, освещённом солнечными лучами зале. Крыши не было, и над белокурой головой нависал голубой небосвод со шныряющими туда-сюда чижами. Где-то в углу сидел, в виде скульптуры мыслителя, абсолютно обнажённый Сергей Меринов. Голый участковый явно что-то задумал. Завоняло говном.

– Здравствуй, Серёжа, – Вера снова забыла, что спит и… проснулась.

– Ы-у!

Вера включила фонарик на телефоне и направилась тяжёлой походкой в туалет. Про поссать – не приснилось.

Последнее время почти труп Романа Польских часто просыпался посреди ночи и орал. Видимо, мучили боли. Судя по запаху муж ещё и обделался.

Вера сходила по-маленькому и равнодушно вернулась в тёплую постель. Она укуталась одеялом и предусмотрительно перевернулась на правый бок, почти сразу проваливаясь в желанное небытие. Левое ухо женщины почти не слышало – последствия акустической травмы, поэтому о ночных воплях можно было не беспокоиться. Пожалуй, даже в таком неприятном недуге можно найти выгоду и пользу.

Женщине снилась подруга детства: редкие русые волосёнки, собранные в высокий хвост, огромные серые глаза, задорные веснушки на вздёрнутом носике. Ей как будто снова пятнадцать, невероятно юная.

– Машка! – радостно позвала подружку Вера, – Ты чего ко мне в гости не приходишь?

Но та отвернулась и делала вид, что не слышит.

– Маш, я тебя обидела чем-то? Маша! – не могла успокоиться Вера, протягивая руку и пытаясь прикоснуться к Машкиному плечу.

Девчонка с русым хвостиком резко развернулась, агрессивно щёлкая перед носом перепуганной Веры перекошенными челюстями. С её жутко изуродованного лица свисала, кровоточащими клочками, заживо содранная кожа.

– О-о-о!

Вера поняла, что кричит, и снова проснулась. Села на кровати, тупо уставившись в стену напротив. Свет от уличного фонаря из окна рисовал на скучных дешёвых обоях вычурные узоры.

Вспомнила. Иногда она вспоминала. Ничего не хотела помнить, но это, как дождь, его кулаком не заткнёшь.

Машке двадцать лет тогда было. Жить и жить. Она пыталась помочь глупой Вере бежать, но… Роман узнал.

Доказательств не было. Никаких доказательств у Веры до сих пор нет.

Машку жестоко изнасиловали, облили бензином и подожгли. Её изуродованный труп нашли под мостом случайные алкаши. Возможно, обезумевший от горя дядя Кеша, с его связями и деньгами, и раскрутил бы это уголовное дело, но ему было не до того – УБЭП взял его за финансовые махинации.

А Вере срать на коррупцию, продажных чиновников и на белые воротнички. Она всё поняла. Не бывает таких случайных совпадений. Папу в СИЗО, дочь – в расход. Вера знает, кто в ужасной смерти Машки виноват. По ЕГО довольной улыбке догадалась. По толстым намёкам, по пластичным уверенным движениям.

– Смыться хотела? А куда, Вер? – спросил, – Чё ты делать-то умеешь? Под мостом хуи сосать?

Тогда на Веру в первый раз что-то животное нашло. Бросилась на мужа, как кошка, у которой котят отобрали. Тогда она в первый раз кулаком в ухо получила. Собственно, благодаря этому теперь спокойно на правом боку спит. Спасибо королю-льву.

Вера медленно поднялась с кровати, зажгла очередную свечу и небрежно сорвала со спинки стула тонкий, хлёсткий ремешок от дамской сумочки. Да, это не месть, а мелочь, но приятно. Только аккуратнее бить надо, чтоб глазастая медсестра сильно не возбудилась.

Участковая медсестра Вика позвонила ей в районе девяти утра. Вера как раз домывала полы в зале судебных заседаний. Когда-то она мечтала стать адвокатом, но ума хватило лишь на то, чтобы не сдохнуть. Теперь несостоявшийся юрист заботилась о чистоте правовых отношений в прямом смысле: с утра – мировой суд, вечером – полицейский участок. Драила. Романтика.

– Алло, слушаю, – надо бы с ней как-то помягче, чтоб не просекла. Урок Вера уже подготовила. Точнее, в процессе.

– Я к вам в 14.00 приду. Дома будьте, – голосок у Вики слегка дрожал, но всё равно тон был командный. Соплячка.

– Буду обязательно, – Веру так и подмывало ляпнуть что-нибудь ехидное, еле сдержалась.

На обед у Роман Польских был гороховый суп и кислое молоко. Мысленно Вера ухмылялась – вонь и скорый просёр клиенту гарантированы. За пять долгих лет она успела изучить кишечник больного мужа лучше своего. Пунктуальная медсестра не подвела.

– Вика, здравствуйте! – вежливо поздоровалась хозяйка, поспешно натягивая пальто, – Вы проходите, перевязывайте его, а мне к участковому надо. Объяснительную писать. По Вашей жалобе. Это быстро. Не скучайте. Бинты и всё необходимое на табуретке, – тщательно заперла дверь и ушла, мысленно посмеиваясь.

А ушла она к участковому Сергею Меринову на два часа.

1,5 часа спустя

– Ох, Верка, как же мне с тобой хорошо, – Серый нежно поцеловал тонкое Верино запястье, удовлетворённо закатывая глаза. В полицейской рубашке с погонами и без трусов он выглядел смешно и отчаянно.

– Да, Серый, мне тоже понравилось, – Вера расслабленно прилегла на стол, поправляя задранное до талии платье, – Ты был неутомим.

– Верка….

– Чё?

– Закурить бы сейчас, да? Но нельзя. Начальник натянет. Вот раньше было – сиди и кури, прямо за рабочим столом. Э-эх. Прошли те времена.

– Не нуди, как старикан. Твой кабинет – твои правила. Хочешь – кури.

– Не, нельзя.

– Травоядный.

– Блин, а объяснительную-то я с тебя не взял!

– То есть, этого объяснения тебе недостаточно, хулиган? – Вера приподняла правую ногу, принимаясь неловко гладить мошонку Серого обезображенной стопой. Мужчина и его половой орган заметно оживились, – Да, культяпками не то. Были бы пальчики, я бы тебя пощекотала, – женщина задорно рассмеялась.

В дверь постучали.

– Вера, одеваемся. Срочно! – Меринов уверенно поцеловал обе Верины «культяпки», демонстрируя полное приятие её уродства, – Минуту! – и кинулся собирать разбросанное по полу бельишко.

– Всё-таки я Вику проучила. Ты меня за это не похвалишь, знаю, но у меня в квартире эта досужая медсестра прикрыта, – доверилась Вера, победоносно натягивая колготки.

– Убила? – Меринов испуганно округлил брови. От шока он даже забыл ширинку застегнуть.

– Дурак. Просто жизни учу.

– Вера-Вера, пиши быстрей объяснительную и марш домой.

– Слушаюсь, товарищ начальник. Ширинку-то застегни.

Два часа спустя

Вика выглядела озабоченной и очень уставшей. Перед приходом хозяйки квартиру явно проветривали – недвусмысленные запахи почти не ощущались. Пациент был чист, но ведро с отходами заполнено доверху.

– Извините, Вика. Оказалось, что допрос – это долго. А если до судебного разбирательства дойдёт, мне там вообще ночевать придётся. Даже не знаю, с кем мужа оставлять. Так помрёт без меня и не помогу ему ничем. Эхе-хе…

Вика виновато потупилась.

– Кстати, по вашему совету стала обильно Романа кормить. К чёрту диеты. Ваша терапевт Калинина ошибается – жиры и углеводы ещё никому вреда не принесли. Буду кормить, как Вы сказали. Обильно и много.

– Нет-нет-нет, – оживилась Вика, бессознательно затыкая нос, – Думаю, диеты очень важны. Инна Степановна врач, ей видней.

– А, ну тогда ладно. До свиданья.

– До свидания.

Мысленно Вера возликовала. Может, и убережёт девчонку от беды, разуму научит.

Глава 11. Начало нулевых. Марго

Веры давно не было видно, но Роман твёрдо знал, что она дома. Заболела? Может быть. Он уже узнал её адрес и фамилию, а также собрал досье на родителей. Ничего особенного: простые работяги. Тем лучше.

Можно было, конечно, расспросить Верину подружку, но эта девчонка, похожая на пионерку-активистку из его детства, вряд ли захочет с ним разговаривать. Не пытать же её, в самом деле? Тем более, что с несовершеннолетними Роман связываться не любил.

Верка – исключение из правил. Его девочка. Его будущая жена. Он так решил и точка.

Но это будет потом, а сегодня вечером скучающий Польских решил воспользоваться своим служебным положением и расслабиться с согласной на еблю бабой. Прямо в машине. Почему бы и нет?

Но всё сразу не заладилось.

Щуплая полуголая Ритуля уже несколько минут неумело терзала его своим неопытным и зубастым ртом, и очень скоро терпению Романа пришёл конец. Эта глупая продажная шмара определённо ни на что не годилась: не умела ни торговать, ни сосать. Он схватил тупую девку за волосы и грубо от себя отпихнул.

– Лезь на заднее сиденье. Раком становись, – скомандовал он раздражённо. При его крупной комплекции трахаться в машине было тесно и неудобно, поэтому Романа вполне устроил бы качественный отсос, но сегодня рыбалка не задалась – попалась дохлая рыба, – Куда через сиденье полезла? Через дверь иди, как все вежливые люди ходят. И разденься догола – так прикольней. Куда одетая?

– Но там же холодно, Роман Германович, – искренне испугалась продавщица компьютерных дисков, попавшаяся на продаже порнографии несовершеннолетним, и неуверенно стащила с себя остатки одежды.

– Блять, у тебя сиськи висят – стрёмно, – проигнорировал её робкие опасения Роман Германович, неодобрительно разглядывая женскую грудь, – Носите, суки, лифчики – мужиков наёбываете. Знал бы, что у тебя сиськи висячие, сразу бы прикрыл, без попыток оправдаться.

– Ну, я ребёнка грудью кормила, – всхлипнула Маргарита, – Но я планирую пластику. Как денег поднакоплю.

– Ребёнка? Да ты ещё чья-то мать? Ёбаный в рот, чему ты дитя научишь? Как разъёбанное очко всем, кто попросит, подставлять? – Роман ни на шутку разозлился. Эта пугливая мямля, продававшая прыщавым подросткам порнуху, порядком его бесила.

– У меня не… не разъёбанное, – девица тихо заскулила, размазывая по щекам сопли, – Я вообще никогда такого не делала. Я не умею.

– Ща исправим, – Роман громко заржал, – Ты, сука гнилая, детей развращала, а сама не научилась? Посмотрела бы, чё продаёшь, сука лишайная. А ну, пошла на заднее сиденье, сказал.

Маргарита испуганно выскочила из машины, зябко и стыдливо съёжившись. Оставить бы её сейчас так и уехать. Роман улыбнулся своим мыслям. Они остановились в тёмной рощице на краю городского массива. Как раз подарок для полуночных утырков. И распаковывать не надо – товар лицом. Не ахти какой товар, но с голодухи и не на такое позаришься. Отпердолят чуханы малышку Марго за милое дело – да ещё не по разу, а в удовольствие.

Марго. Роман любил называть простых баб звучными именами. Королева Марго. Охуенно. Давать в рот королеве совсем не то, что обычной шалаве. Это и звучит изысканно, и выглядит кинематографично.

Хотя, какая с этой маринованной сельди королева? Волосёнки кольцами накрутила, накрасилась, как максимальная проблядь, думает его своей невъебенной женственностью соблазнить.

Все дешёвые потаскушки до смешного одинаковые – он их даже не бил никогда: сами раздевались, сами сосали, а эта сейчас сама очко подставит. А почему? Потому что овца. И овце страшно. Ей настолько страшно по статье пойти, что она прямо здесь и сейчас сделает всё, на что хватит его фантазии.

Самое смешное, что цена Риткиного унижения с грозящим наказанием несопоставима. Она в этой афере явно не главная – девочка на побегушках. Ну, допустим, штраф выпишут. Так иные проститутки дороже берут. Среди проституток настоящие хищницы попадаются. Знавал Роман одну такую когда-то. Жаль, что шлюха – может, в жёны бы взял. Он её даже уважал немного. Конченая психопатка, чуть не зарезала его однажды. Хотя, было, за что, конечно. Огонь – девчонка. Такую ебёшь, как будто умираешь.

Роман вышел из машины, неторопливо направляясь к задней двери. Голая продавщица стояла раком, повёрнутая к нему тощим задом. Она истерично тряслась и пускала на кожаное сиденье сопли. Как при такой нервной системе можно на улицу выходить? Сидела бы дома: мужу борщи варила, детям носки вязала, но нет – больших бабок захотелось. На новые сиськи. Тьфу. Кто виноват, что сожрёт он её прямо сейчас? Сама.

– Блять, куда ты влезла? Сюда подвинься, я на тебя залазить не собираюсь, – он схватил трясущуюся от страха продавщицу за ноги и подтянул на себя, опуская босые женские стопы прямо в холодную лужу, – На локти опустись. Какая ты, Марго, неумёха. Как тебя мужик твой ебёт, такую тоскливую? Ноги раздвинь. Чё с тобой такое? Зассала? Не буду я тебя в твою вонючую жопу драть. Брезгую, – он с размаху шлёпнул Ритку по дрожащей, как холодец, ягодице. Девица испуганно взвизгнула.

Лоно Марго было таким же мягким и скучным, как и сама она. Ещё и сухим.

– Ноги сдвинь. Плотней. Таким сексом ты не только долг не отработаешь, но ещё мне должна останешься: за терпение. Марго, яйца мне сожми. Рукой. Вот, блядь, ты тупая!

Несколько глубоких фрикций, и дело пошло интереснее – Ритка, обрадованная, что неопытная жопа не пострадает, старательно мяла ему яйца и даже намокла.

– Яйца отпусти, – глухо выдохнул Роман и кончил. Скукота.

Пока раскрасневшаяся Ритка суетливо натягивала на себя кружевные парадные труселя с ебически прекрасными колготками, которые надела по случаю встречи с большим начальником, Роман достал сигарету и задумался. Всякий раз после секса, особенно такого неинтересного, на него находила странная апатия. Это была даже не грусть, а оцепенение ума и тела, прострация, чувство полного опустошения.

– Роман Германович, я могу быть свободна? – робко спросила Марго, глупо хлопая глазами. До чего же она тупая. Просто невероятно тупая. Видит же – человек задумался. Неужели нельзя оставить его на несколько минут в покое? Роман повернулся в сторону глупой болтливой девки и посмотрел на неё пристальным, тяжёлым взглядом. Продавщица испуганно съёжилась, осознавая свою оплошность. Роман равнодушно отвернулся и полез в карман за зажигалкой. Чиркнул. Эффектно подкурил, пуская изо рта сизое облако сигаретного дыма.

– Марго, а ты веришь в любовь? – спросил он неожиданно, сам от своего вопроса охреневая. Любовь? Во загнул.

– Верю, – тихо произнесла Маргарита, опуская глаза в пол. Она явно не понимала, к чему он клонит, и усердно пыталась подыграть. Смешно.

– А что такое любовь? Как ты думаешь? – Роман глубоко затянулся, наслаждаясь тонкой психологической игрой. По крайней мере, эта тонкость ему в этой ситуации виделась.

– Не знаю, – продавщица тщетно пыталась просчитать ответ, который от неё ждут.

– Отвечай. Все бабы знают, что такое любовь, – Польских выглядел спокойным и расслабленным, и Рита постаралась успокоится тоже, – Даже такие дуры, как ты.

– Ну, это, когда двое людей не могут друг без друга, – начала она медленно, настороженно следя за его реакцией. Всё самое ужасное позади. Или ещё нет?

– И ебутся, – перебил Роман и снова повернулся к ней с серьёзным видом, – Да? Отвечай, Марго, не бойся. Они ебутся. Да?

– Да, – Ритка отвела глаза, не понимая, правильно ли ответила.

– Знаешь, я иногда канал Дискавери смотрю. Очень мне передачи про животных нравятся. Есть в них что-то от нас. Даже многое. Даже всё. И я никогда не видел, чтобы лев, например, ебал овцу. Или волк – корову. Они их жрут. Понимаешь, Марго? – Роман уже знал, что собирается сделать.

– Жрут, – Маргарита заметно побледнела.

– Но я сегодня добрый. Прощу тебе все твои маленькие грешки, но за одну маленькую, совершенно никчёмную для тебя услугу: нужно будет моих корешей развеселить. А то им сильно скучно. Денег на проституток нет, а нормальные бабы не дают. Заодно научишься кое-чему. А то порнуху продаёшь, а сама в этом вопросе неумёха. Стыдно мне за тебя, – Польских провернул ключ в замке зажигания. Двигатель оживился, – Здесь недалеко. Они на съёмной хате тусуют. Двое их. Но могут и друзья прийти. Тут не угадаешь. Но ты не переживай. Плюс-минус пара кривых палок – больше удовольствия.

– Не надо, Роман Германович. Пожалуйста! Роман Германович…

– Они не самые интеллигентные ребята, конечно – скорее, шакальё позорное, но и ты не королева, Марго. Общий язык найдёте. Потом дяде Роме спасибо скажешь. Это, как школа. Я тебе даже завидую немного. В моей юности мне никто в этом смысле не помогал – всё сам. Может быть, даже в порнушке снимешься – станешь звездой экрана. Поздравляю.

И автомобиль резко тронулся с места под истеричные завывания бедной Маргариты.

Глава 12. 2022 год. Запахи

На выходных Инна Степановна Калинина выбралась-таки с верным Чаки на природу. Ноябрь подарил горожанам приветливый солнечный денёк, и вереница разноцветных автомобилей неторопливо потянулась в сторону дач. Оживлённая трасса порядком Калинину бесила – хотелось уединения и единения с природой, а не суматохи и непрекращающейся возни с собакой. Ладно, она, а они-то все куда?

Общительный и активный Чаки очень любил человеческое общество, стремился произвести в нём фурор. Метис кокер-спаниеля с рыжей дворнягой унаследовал всё лучшее от обоих родителей: густую, длинную шерсть, милую, добродушную мордаху и дружелюбный, покладистый нрав. Мимо такой собаки без изысканного комплимента и просьбы погладить не могли пройти ни дети, ни взрослые. Иногда Инне это внимание нравилось, но прошедшая рабочая неделя окончательно её вымотала. Наверное, что-то вроде профессионального выгорания – разговаривать с людьми было физически больно. Доктор устала. Если Чаки начнёт форсить и кокетничать, она попросту сойдёт с ума.

Слава Богу, за дачным массивом начинались хвойные лесополосы, в которых пёс вполне мог бы побегать без риска быть замеченным (читать – стать заполошной звездой, за которой невозможно угнаться). Инна решила выбрать что-нибудь максимально отдалённое от населённого пункта. Обычно, в силу собственных страхов: проколоть, например, колесо, женщина так далеко не заезжала, но сегодня она намеренно съехала на едва заметную грунтовку, ведущую за старое, заброшенное кладбище – там явно безлюдно и одиноко. Отдыхающие сюда точно не ходят. А Инне Степановне нужно было побыть в одиночестве.

Припарковалась она на бетонированной площадке возле кладбищенской ограды. По крайней мере, здесь твёрдая поверхность, а не песок – легче трогаться. Пара ворон, восседающих на чугунной перекладине, удивлённо переглянулись и возмущённо-нестройно на Инну закаркали. Мол, что тут забыла? Но Калинина глупых птиц не слушала. Она заглушила двигатель, неторопливо вышла из машины, с удовольствием потягиваясь всем, занемевшим от долгой езды, телом, и выпустила из задней двери вовсю просившегося на улицу пёсика. Тот выпрыгнул из автомобиля с радостным визгом, принимаясь гонять по территории, поднимая за собой облако бурой пыли. Одна из ворон не выдержала и пугливо вспорхнула.

– Чаки, ко мне! Пойдём в лесок, – скомандовала Инна Степановна, радуясь, что вокруг никого нет. Её выбор места для стоянки, может быть, и показался бы кому-то странным, но только не тому, кто близко доктора Калинину знал. Кладбищ, мертвецов и ворон женщина не только не боялась, но даже предпочитала толпе и городскому шуму, а в мистику не верила. То ли дело участковая медсестра Вика. Та во всём видела знаки и тайные послания. Была бы сейчас здесь, живо вороний посыл расшифровала.

Вика. Вчера Германа Польских навестила. Ох, Вика-Вика, никому от неё покоя нет! Потом несколько минут на плече у Инны Степановны рыдала, потому что этот самый старик ей много чего о Романе рассказал. Зачем рассказал? Чтоб в покое его оставила и больше к старому не лезла.

Оказывается, Роман из детдома. Герман с супругой не могли иметь детей и усыновили маленького мальчика. Радовались. Баловали. Любили, как могли. Года полтора любили. А потом в приёмную семью пришла лютая беда: мальчик столкнул «маму» в автомобильную яму. И супруга Германа сломала позвоночник. Несколько лет сильно болела, мучилась, а потом умерла. Зачем толкнул и как умудрился? Случайно ли? Намеренно? Рома маленький был, но уже тогда жестокий. Герман железно уверен, что именно пацан во всём виноват.

– Герман его бешеной тварью обзывал, – плакала Вика, трогательно икая, – Как же так? Не может такого быть, чтоб он специально! Он же маленький. Тем более, из детдома. Они очень ранимые, я читала. Может быть, мама обидела его чем-то?

Ну, и бла-бла-бла… Жалела Романа, короче.

М-да.

– А потом этот Герман никак жениться не мог. Представляете, Инна Степановна, хотел меня разжалобить, что Роман всех его женщин из дома выгонял! Вот, гад.

– Кто гад?

– Герман, конечно. У него жена умерла, а он жениться собрался. Потаскун. Да, Инна Степановна?

– Ну, зачем так категорично? Многие вдовцы повторно женятся…

Не хотела Инна Степановна в это мутное дело лезть, но перепачкалась вчера по самые уши – теперь не отмыться.

Вся эта котовасия с Польскими и Викой стала Калинину напрягать. С одной стороны, Роман явно не подарок и, судя по описаниям жены и отца, опасный и совершенно безумный монстр. С другой стороны, он всё-таки живое существо, а бить больного, пользуясь его беспомощным положением, жестоко, даже кощунственно. Инна примеряла эту некрасивую историю на себя и так, и эдак, но понимала, что избивать немощного, пусть и плохого, человека – последнее дело.

А кто видел, что Вера мужа бьёт? Вика?

Больше всего Инна злилась в этой ситуации на Вику – вместо того, чтобы спокойно работать, она выносила бедной Инне Степановне мозг, а реально никому помочь не могла.

– Бьёт – не бьёт, мне параллельно! Не моё это дело! Не моё! – произнесла Инна вслух, чтобы остановить измучившие её мысли, – Видела я его в синяках? Нет. Может, и влепила ему обиженная жена пощёчину. Пару раз. Что ему сделается-то? Уроду? Нашли проблему.

Незаметно женщина оказалась среди высоких разлапистых сосен, жадно вдыхая их концентрированный хвойный аромат. Хорошо. Ни один освежитель для воздуха так не пахнет. Приятно. В голове немного прояснилось. Если бы всё было настолько ужасно, как считает Вика, Романа Польских давно вынесли бы вперёд ногами.

– Чаки! Ко мне!

Задумавшись, Инна не сразу поняла, что игривого пёсика давно не было видно.

– Чаки!

Тишина.

– Чаки, ко мне, быстро!

В верхушках сосен загудел ветер. Где-то совсем рядом жалобно заскрипела ветка.

– Чаки! Чаки!

Объятая тревогой, Инна принялась суетливо бегать между деревьев, пытаясь разглядеть рыжего потеряшку.

– Да что ж такое? Чаки!

Откуда-то справа ощутимо пахнуло дохлятиной. От отвращения Инну затошнило. Собаки обожают валяться во всяком дерьме. Неужели маленький хулиган там?

– Чаки, нет! – чуть не заплакала хозяйка, когда увидела, как её славный рыжик с наслаждением трётся спиной о разлагающийся труп небольшого животного. Собака? Может быть, заяц? Да, похоже. Из пожухлой травы торчали длинные облезлые уши.

– Чаки! Чаки! О, Боже! Здесь даже помыть тебя негде! – Инна плотно заткнула нос, принимаясь тащить перепачканного дохлятиной потеряшку за ошейник. Пёс неохотно поднялся. Женщина оперативно пристегнула поводок к ошейнику, но, не в силах сдерживать дыхание и далее, неожиданно глубоко вдохнула весь комплекс абсолютной, бомбической, тошнотворной вони. Доктора Калинину с мерзким рычанием вырвало.

– Пойдём отсюда! Чаки! Скорее! Какая гадость. Поехали домой!

Дорога назад была ужасной и длинной. Инна опустила стёкла, и от этого в машине стало невероятно холодно. Но от Чаки настолько жутко воняло, что замёрзнуть Калинина уже не боялась. Промозглый ветер продувал её до самых костей, но она стойко терпела. Хорошо, что хоть на голове шапка – уши в тепле. Мысли о семейке Польских и сердобольной Вике развеялись сами собой.

В этот день дом начался для Инны не с вешалки, а с ванной. Полчаса женщина купала Чаки с шампунем для собак, но запах дохлятины уже въелся в её обонятельные рецепторы. Свою куртку Калинина предусмотрительно запихнула в стиральную машину.

– Да что же это такое? – в который раз произнесла она, выливая на пса остатки моющего средства.

Через пару часов в дверь к Калининой позвонила соседка сверху: баба Зина. Сейчас Инне было совсем не до общения, но она немного подумала и всё-таки открыла. Серьёзная Зинаида просто так беспокоить не станет – не тот человек.

Аромат усопшего зайца всё ещё Инну преследовал. Надо же – какое злобное амбре!

– Инна, тебе не кажется, что у вас на площадке воняет? – спросила бабка вместо приветствия. Её морщинистое лицо источало тревогу и озабоченность.

– Чаки испачкался, – принялась оправдываться доктор, ощущая новый приступ тошноты, —Представляете, нашёл в лесу дохлого зайца и стал по нему кататься, засранец! – бабка принюхалась.

– Да не-е… Это точно не у вас. Кажется, от соседей… Ты ЕЁ-то давно видела?

Воняет не от Чаки? После полуночной драки у шумных соседей было подозрительно тихо, чему Инна могла только радоваться. Но, сказать по правде, она даже внимание на это не обратила – тихо и тихо. Хорошо. Неделя выдалась сложная.

– Давно. Как кричали последний раз на неделе, так и не видела больше. Ни его, ни её.

– Эх, Инна. Чё-то мне подсказывает, что надо двери ломать. Давай соседей собирать. В Службу спасения звонить будем.

Через некоторое время всё стало просто и понятно: в ту злополучную ночь хозяин шумной квартиры с воспитанием жены перестарался, испугался и благополучно куда-то смылся. Избитая женщина лежала посреди кухни. Она уже несколько дней была мертва. Потому и воняло.

Приехала полиция.

Глава 13. Начало нулевых. Конфликт

После поездки с Романом и вероломной Крис за город Вера Иноземцева не на шутку разболелась. Видимо, дождь, холод и стресс, которые можно было вполне пережить по отдельности, в комплексе оказались для неё неподъёмными. Так или иначе, неприятное путешествие в страну жестоких взрослых закончилось для девчонки воспалением лёгких. Мама категорически отказалась от госпитализации дочери, опасаясь, что в больнице та наверняка начнёт капризничать и нарушать режим. Лечиться Вера не любила с детства.

– Я сама уколы умею делать, лучше пусть дома болеет, под присмотром, – сказала мама педиатру и на следующий день взяла на работе отпуск.

Зачем отпуск? Разве дочь маленькая? Ненароком у Веры даже промелькнуло подозрение, что догадливая мать знает чуть больше, чем говорит. Неужели Машка её сдала? Но отвратительное самочувствие развиться паранойе не дало. Вере было настолько хреново, что думать о возможном предательстве подруги не оставалось сил. Да и, в сущности, ничего крамольного Вера не совершала – просто пару раз покаталась со взрослым дядей.

Всё тело выкручивало, словно мокрое бельё в стиральной машинке, голова гудела и болела, а в глазах летали стаи огромных серых мух. Вера не могла ни читать, ни смотреть телевизор, зато часто и много спала, разметав по подушке белокурые, влажные от пота волосы. Во сне она ворочалась и стонала, потому что большей частью ей снились жуткие кошмары: гнилая картошка и замкнутое, смрадное пространство. И глаза Крис: злые, налитые кровью и ненавистью…

Роман не приснился ей ни разу.

Незаметно наступил Новый год и каникулы. Вера стремительно шла на поправку и даже начала встречаться с Машкой. Та приходила в гости не с пустыми руками, а с мандаринами, дорогими конфетами и банками красной икры. Верина мама встречала Машку с подчёркнутым радушием. Подруга даже плюшевого медведя больной Вере подарила. Правда, не такого большого, как у самой, и коричневого…

– Маша, ты точно ничего моей маме не говорила? – поинтересовалась Вера однажды, когда они с Машкой играли в «дурака».

Скромная Верина комната не отличалась дороговизной и изысканностью обстановки, как у Машки, но была светлой и чистой. Стыдиться нечего.

– О чём? – казалось, Машка и правда ничего не понимала. Скорее всего, никто ничего такого Вериной маме не говорил. Тем более, что «ничего такого» и не было.

– Ладно, забей, – махнула рукой Вера, заметно расслабившись. Сама себя завела – самой и успокаиваться. Подумаешь, какой-то случайный дядя Рома. Он о школьнице Вере уже и думать давно забыл – у взрослых мужчин полно своих дел.

Мысль о том, что водитель чёрного мерседеса о ней забыл, немного Веру расстроила. Совсем чуть-чуть. Что-то вроде того, когда смотришь интересный фильм и надеешься на хэппи энд, а главный герой в финале погибает. Понимаешь, что всё не по-настоящему, но всё равно стрёмно на душе.

– Ты об ЭТОМ, на мерсе? – догадалась Машка, делая испуганные глаза, – Я о нём не знаю ничего. Поэтому и не говорила. Но ты это зря, – тирада подружки прозвучала сбивчиво, а оттого непонятно.

Но Вера поняла. По-своему.

– То есть, если бы ты о дяде Роме что-нибудь знала, сказала бы моей маме? – Вера разозлилась, – Что я зря сделала? Скажи, Маш. Прямо сейчас говори. То есть, когда твой папа обос… меня с незнакомым мужиком спокойно отпустил, это для тебя нормально было? А теперь, когда я сама к этому мужику в машину села, ты маме моей расскажешь? Ну, ты молодец. Тогда и про папу своего, травоядного, расскажи!

– Какого? Травоядного? Чё? – кажется, Машку Верины слова задели. Она даже карты в сторону отложила, – Да, люди иногда совершают ошибки. Мой папа просто не стал вступать в ненужный конфликт. С тобой же в итоге всё в порядке было, – подруга выглядела растерянной.

– В итоге? – Вера совершенно вышла из себя. Всё сокровенное, наболевшее, тревожное просилось быть высказанным, – А если бы… если бы он маньяком оказался или извращенцем, – девушка не находила слов. Жуткие, запредельно жестокие картинки из документальных фильмов, проносившиеся в голове, не имели названия, – Изнасиловал бы, расчленил… Или в рабство продал. Маша! Ты вообще понимаешь, что я пережила? Насколько это страшно?

Последние два предложения Вера сказала уже ради красного словца. Странно, но то, что происходило между ней и водителем, на отношения палача и жертвы совсем не походило. Девушка поймала себя на мысли, что их нелогичный, на первый взгляд, диалог напоминал разговор равных, несмотря на некоторые шероховатости.

Боже мой, да она даже его отношение к Крис поняла! Особенно, когда та свою злобную личину показала: обозвала Веру, обвинила во всём, по креслу ударила. Пусть хоть сгниёт теперь на своей свалке! Вере всё равно!

– Прости меня, Вер. Ну, что мне сделать, а? – прервала её размышления Машка. Та почти ревела, – Я же не смогу всё переделать. Случилось уже. Вер! Я знаю, что мой папа – трус.

– Ладно, успокойся. Ты меня прости. Ты точно не могла помочь. Да и папа твой не помог бы. Роман… он сильнее, – Вера произнесла последнее слово так чувственно, что даже сама покрылась с ног до головы мурашками. Прекратившая хныкать Машка, бессознательно уловившая особенный тембр Вериного голоса, удивлённо и внимательно на подругу посмотрела.

– Вера. Ты влюбилась в него? – в Машкиных словах было столько неподдельного испуга и сожаления, что Вера тут же себя одёрнула. Влюбилась? С чего бы?

– Маш, ты ку-ку? – ответила она вопросом на вопрос и небрежно покрутила у виска, – Он же старый! Да и не верю я в любовь с первого взгляда.

– Ну, ладно…

На том и порешили.

Вера, пропустившая пару месяцев тренировок, была не в лучшей спортивной форме: сильно похудела. Тренер и раньше частенько критиковала девушку за излишнюю хрупкость и субтильность, рекомендуя лучше питаться. Но Вера яро спорила и сопротивлялась, потому что считала, что ест хорошо, и виной её стройной комплекции является не еда, а гены. Но одно дело – врождённая субтильность, а другое – мышечная слабость после продолжительной болезни.

На городские соревнования за честь школы Веру долго не брали, усаживая на скамейку запасных. Тренер настоятельно советовала повременить. Чёрт знает, кто и куда Веру укусил, но она продолжала уверенно давить на своих, торжественно обещая, что не подведёт. И недальновидные девчонки опрометчиво встали за Веру горой, вспоминая её прошлые заслуги. Кроме Алёны Чумаковой, по прозвищу Чума – та молчаливо возражала. Чума откровенно Иноземцеву недолюбливала и не особо это скрывала. Тренер невесело вздохнула, покачала головой и пошла у большинства на поводу. А надо было прислушаться к своему внутреннему голосу и к Чумаковой.

В общем, получилось так, что волейболистка Иноземцева в первый раз публично опозорилась: запорола несколько подач, пару раз сыграла в сетку, а под занавес пропустила решающий мяч, споткнувшись о собственные кеды.

Проигравшая команда школы № 48 во главе с пышущей справедливой ненавистью Чумой забила проштрафившейся Вере стрелку за стадионом. В районе половины пятого. Не прийти было нельзя – дело чести. Кажется, Веру Иноземцеву теперь ненавидела вся школа.