«Чужие среди своих». Польское население в советском партизанском движении на территории Белорусской ССР. 1941—1944

В комплексе исследований по проблематике участия поляков в советском партизанском движении в годы Великой Отечественной войны именно историю развития начального этапа можно назвать одной из самых слабо изученных страниц. В советские годы из-за сложности и неоднозначности темы ее старались рассматривать бегло, лишь обозначая основные острые моменты, либо вовсе избегали их, акцентируя внимание на том, что с первых дней войны все граждане Советского Союза включились в партизанскую борьбу[30]. После распада СССР главным образом среди польских авторов появились более категоричные оценки участия поляков, а точнее, их неучастия в антифашистской борьбе на стороне Советов[31]. Для того чтобы исследовать предпосылки к созданию польских партизанских отрядов, необходимо установить, в каких условиях находилось польское население, какими были его численность и настроения, действительный уровень вовлеченности поляков в партизанскую борьбу, а также действия советского руководства, направленные на расширение антифашистской борьбы в Белоруссии.

Поляки Западной Белоруссии

Партизанское движение чаще всего формируется за счет местного населения. От того, насколько оно расположено к участникам вооруженного движения сопротивления, зависит эффективность развития этого движения. В случае с поляками, проживавшими на начало Великой Отечественной войны на территории Белорусской ССР и составлявшими значительную часть местного населения, ситуация была крайне непростая.

В течение пары лет до вторжения немецких войск на территорию Советского Союза этнический состав Белорусской ССР серьезнейшим образом поменялся. К примеру, в течение 1939 г. из-за присоединения к СССР частей Виленского, Полесского, Белостокского и Новогрудского воеводств Польши польское население БССР увеличилось по меньшей мере в 20 раз. Сколько точно поляков добавилось к населению БССР за два неполных предвоенных года – вопрос до сих пор открытый. Проблема заключается в том, что последняя довоенная перепись населения на приобретенных территориях проводилась еще в 1931 г. К тому же в ее опубликованных результатах отсутствовал пункт «национальность». И здесь исследователи сталкиваются с актуальной для сегодняшней исторической науки проблемой установления этнической и национальной идентичности[32]. В данном случае приходится ориентироваться на такие вторичные показатели, как «вероисповедание» и «родной язык», а также учитывать все демографические процессы, проходившие на протяжении последующих 10 лет. В работах разных лет подсчеты велись по всем присоединенным к СССР территориям Польши. Численность местных поляков к осени 1939 г. в этих исследованиях колеблется от 3 до 5 млн человек[33]. Проанализировав данные Второй всеобщей переписи населения Польши 1931 г. по Виленскому, Полесскому, Новогрудскому и Белостокскому воеводствам[34], «Малого статистического ежегодника» 1939 г.[35], а также данные Всесоюзной переписи населения 1939 г.[36], в рамках этого исследования были проведены собственные подсчеты. В работе с данными всеобщей переписи населения Польши 1931 г. в исследовании под поляками подразумевались все польские граждане, назвавшие в качестве родного языка польский и принадлежавшие к католическому вероисповеданию. Безусловно, западные белорусы-католики также могли назвать польский язык родным, однако в данном случае можно говорить, скорее, об ассимиляции и утрате их национальной идентичности, тем более в условиях политики полонизации, которая проводилась в Западной Белоруссии в 20–30-х гг. XX в. При подсчетах был учтен 10 %-ный прирост населения восточных районов Польши, отмеченный в «Статистическом ежегоднике» 1939 г., а также демографические процессы, связанные с началом Второй мировой войны и пребыванием поляков в составе СССР в 1939–1941 гг. В результате было определено, что к началу Великой Отечественной войны на территории Белорусской ССР проживало около 2,1 млн граждан польской национальности. Более 2 млн из них приходилось на Западную Белоруссию[37]. Близкую цифру установили авторы фундаментальной работы «Население России в XX веке», указав, что на присоединенной в 1939 г. территории Западной Белоруссии проживало 2,341 млн поляков[38]. Однако в этих расчетах не учтены результаты предвоенной репрессивной политики СССР. Напротив, в подсчетах польских коллег эти цифры традиционно выглядят несколько ниже. Например, польские ученые Е. Седлецкий и П. Эберхарт установили, что на территории Белорусской ССР проживало 1,15–1,47 млн поляков[39]. Исследователь Б. Вёнцек, вероятно, просто не верно перевел отрывок из работы М. Юхневича и привел еще более скромную цифру – 863 тыс. поляков[40]. Надо учитывать, что в польской литературе традиционно приводятся высокие цифры жертв репрессий 1939–1941 гг., о чем речь еще пойдет в данной главе. Именно по этой причине польские исследователи занижают численность оставшегося населения. К слову, в современной отечественной литературе время от времени появляются и вовсе фантастические цифры. В действительности, даже если брать самые скромные расчеты, поляки составляли солидное национальное меньшинство – не менее 18 % от всего населения Советской Белоруссии.

Польское население было распределено неравномерно по территории БССР и представляло собой компактные группы проживания. Исключением служила Белостокская область, созданная из одноименного воеводства и части Варшавского воеводства, где проживало около половины всех новоиспеченных белорусских поляков. Самыми крупными анклавами польского населения также выступали Лидский, Столбцовский и Несвижский районы Барановичской области, Кобринский район Брестской области, район городов Брест и Пинск[41]. При этом необходимо иметь в виду, что на территории Белорусской ССР еще до присоединения западных областей проживало почти 60 тыс. граждан польской национальности[42], которых можно условно называть советскими поляками. Они проживали во всех центральных и восточных регионах Белоруссии и, в отличие от своих западных земляков, были полностью интегрированы в советское общество.

О событиях, происходивших в 1939–1941 гг. в Западной Белоруссии, в советской литературе писали немного. Классической для характеристики данного периода являлась формулировка: «Не полностью завершился процесс ликвидации всех эксплуататорских классов, только лишь началась перестройка на социалистический лад всей жизни»[43]. Под «ликвидацией всех эксплуататорских классов» подразумевались репрессии против местного населения, сопровождавшиеся арестами и выселением всех неугодных советскому режиму граждан в северные и восточные регионы РСФСР и в Казахстан. В числе антисоветских элементов оказались: актив политических, религиозных и общественных организаций, представители административных и силовых структур, кулаки и прочие «эксплуататоры», работники лесного хозяйства, а также члены их семей.

В отечественной и зарубежной историографии по сей день ведутся дискуссии по вопросам численности репрессированных граждан западных областей СССР. Польские авторы в своих подсчетах выходят за пределы цифры в 2 млн человек; число депортированных в них варьируется от 800 тыс. до 1,7 млн человек[44]. Современные российские исследования фиксируют около 110 тыс. арестованных в 1939 г. и 320 тыс. депортированных в 1940–1941 гг. По расчетам А.Э. Гурьянова, всего репрессиям в 1939–1941 гг. подверглись приблизительно 480 тыс. жителей всех западных областей СССР[45]. Уточняющие цифры по БССР можно найти в трудах российских, польских и белорусских исследователей. Так, в тюрьмы в 1939–1941 гг. были заключены более 48,5 тыс. граждан Западной Белоруссии[46], депортированы были 120 тыс. человек, 90 тыс. из которых были польской национальности[47]. С учетом приведенных данных можно предположить, что общее число арестованных и депортированных поляков Западной Белоруссии к началу Великой Отечественной войны находилось в пределах 150 тыс. человек.

В 1939–1941 гг. шла и упомянутая уже «перестройка на социалистический лад всей жизни». Проводилась активная замена польских кадров в органах управления, здравоохранении, образовании, культуре, транспортном секторе. В Западную Белоруссию были направлены тысячи специалистов из других регионов БССР и РСФСР, которых местные жители называли «восточниками». К примеру, за 1939–1940 гг. кадровый потенциал Белостокской области пополнили свыше 9 тыс. человек, 7 тыс. из которых были белорусами и русскими по национальности. В то же время в Брестскую область прислали около 6 тыс. новых специалистов. Три четверти от их числа также представляли белорусы и русские[48].

Существенными для положения местных поляков стали изменения, связанные с экономической сферой жизни – национализация банков, производств, а также частичная коллективизация. Последняя мера касалась крупных хозяйств так называемых осадников, польских переселенцев, получивших землю в восточной части Польши за военную службу. Органы НКВД к концу 1939 г. насчитали на территории Западной Белоруссии почти 3998 семей таких осадников. Всех их ждало выселение[49]. Процесс создания коллективных хозяйств на высвобождавшихся землях не носил до войны повсеместный характер. К примеру, в Малоритском районе Брестской области было организовано всего 6 мелких колхозов[50]. Даже в самом экономически депрессивном регионе – Пинской области, – где «левые» идеи были распространены еще до присоединения к СССР, небогатые крестьяне не спешили отказываться от своей собственности. Очевидец этих событий, коммунист по убеждениям Алексей Жилевич, в своих воспоминаниях заметил, что «проблема перехода от индивидуального к общественному коллективному хозяйству среди крестьян не была в должном уровне понята»[51]. С другой стороны, часть польской интеллигенции с одобрением встретила отказ от полонизации в сфере образования в Белоруссии, от которой страдали районы с преимущественно белорусским населением, как это было в Лидском районе Барановичской области[52]. Алексей Жилевич отмечал и другие положительные моменты, связанные с вхождением в состав СССР Пинской области: пришла борьба с неграмотностью, начало развиваться здравоохранение в сельской местности и культура (например, в деревнях впервые показали кино)[53].

В большинстве же своем факт присоединения восточных областей Польши к СССР местные поляки воспринимали как аннексию, потерю Родины, попытку очередного раздела, на этот раз Второй Речи Посполитой. Репрессии, деполонизация во всех сферах жизни, особенно изменения в экономической сфере, лишь усугубляли негативное отношение к новым властям. Уже осенью 1939 г. на территории западных областей Белорусской ССР активизировали деятельность различные польские подпольные организации, группы и кружки, к которым присоединились политические деятели, бывшие военные, представители интеллигенции и учащейся молодежи. Формы сопротивления они использовали самые разные – от саботажа до террористических актов. Развернула свою сеть подконтрольная правительству Польши в эмиграции организация Союз вооруженной борьбы (СВБ). В 1939–1940 гг. ее актив выделил под сопротивление четыре округа по названиям прежних воеводств – Виленский, Полесский, Новогрудский и Белостокский, определив комендантов, которые должны были руководить на местах конспиративной работой[54].

Деятельность польских подпольщиков достаточно быстро попала в поле зрения сотрудников НКВД. Уже в ноябре 1940 г. руководство союзной республики владело достаточным количеством информации о присутствии в БССР конспиративной сети Союза вооруженной борьбы и провело серию арестов[55]. Польское подполье Западной Белоруссии в 1939–1941 гг. насчитывало, по разным оценкам, 8–10 тыс. участников. В Беловежской и Налибокской пуще действовали более десятка вооруженных партизанских отрядов. Однако отсутствие единого руководства, опыта подпольной борьбы и успешные действия органов НКВД привели к разгрому большинства очагов сопротивления. До начала войны, по официальным данным, было ликвидировано 188 польских организаций и групп, а также арестовано свыше 6 тыс. их участников[56]. Те, кому удалось избежать ареста или гибели, ушли в глубокое подполье.

Немецкая оккупация

С началом немецкой оккупации западных областей СССР, то есть с первых дней Великой Отечественной войны, подняли голову все силы, недовольные менее чем двухлетним нахождением под советским управлением. Польско-немецкий историк Богдан Мусял в своей работе «Советские партизаны. Мифы и действительность», ссылаясь на советские отчеты по партийной и партизанской линии и немецкие военные доклады, приводит примеры коллаборационизма советских граждан. Большая их часть приходится именно на западные области БССР. Из этих примеров следует, что большая часть польского населения симпатизировала немецкому вторжению, воспринимая его как акт освобождения, а также возможность вернуть прежнюю собственность и влияние. Так, в Вилейской области местные поляки выдавали немцам партийных деятелей и комсомольцев[57]. Есть в источниках и информация о нападениях на активистов-«восточников», прибывших в 1939–1941 гг., о выдаче укрывавшихся красноармейцев, сотрудников НКВД. Об этих событиях на территории Пинской области рассказывал в своих воспоминаниях и их очевидец Алексей Жилевич. По его словам, поддержали оккупационные власти те, кто непосредственно или косвенно пострадал от репрессий. «Численно группа такого рода предателей была не велика, но очень опасна, поскольку она хорошо знала территорию и людей, а также их степень участия в прогрессивных и радикальных организациях. В состав группы, предоставлявшей свои услуги в пользу оккупанта, входили… бывшие старосты, рецидивисты, чиновники сельских управ, лесники, богатые крестьяне, осадники, полицейские, духовные люди (православные священники), управляющие имений и некоторые их владельцы.»[58]

Установить по таким сообщениям численность или процентное соотношение коллаборационистов по отношению ко всему населению не представляется возможным. Однако некоторые авторы для аргументации своей точки зрения используют более категоричные в этом отношении немецкие источники. Вот, например, сообщение главы Службы безопасности СС Генерал-губернаторства от 27 июня 1941 г.: «Польское население, проживающее в российской области интересов, повсеместно выражает радость от вступления немецких войск. В некоторых деревнях даже возводят триумфальные арки в честь немецких частей»[59]. Немецкой стороне действительно в первые недели войны могло показаться, что именно на недовольное польское население в западных регионах СССР и надо делать ставку. Один из организаторов польской подпольной группы в Лидском районе Барановичской области Станислав Санцевич в своих воспоминаниях указал, что оккупационные власти попытались реанимировать польско-белорусские национальные противоречия: «Немцы решили возобновить старые антагонизмы на восточных [польских] землях таким образом, что всю территориальную администрацию, включая полицейскую службу, вверили избранным личностям, принадлежащим к польской национальности… Таким образом, позанимали они положения бургомистров, войтов, комендантов полицейских подразделений и т. п., наставленные враждебно в отношении белорусов, которых отождествляли с коммунистами»[60]. Однако немцы не учли, что для тех же поляков они оставались врагами, вторгшимися на их Родину еще 1 сентября 1939 г. Поэтому о преданности и искренности побуждений речи в данном случае идти не могло. Как подтверждение, воспользовались ситуацией активисты польского подполья из Союза вооруженной борьбы[61]. Они специально засылали на службу к немцам своих людей, чтобы обладать информацией о перемещении немецких частей и планах оккупанта.

Открыто антисоветское отношение со стороны поляков западных областей БССР, безусловно, не было повсеместным. Известны и примеры укрытия отступающих красноармейцев, оказания помощи раненым со стороны польского населения. Тот же Станислав Санцевич описал, как лично укрывал и выхаживал в своем доме раненого советского офицера[62]. И это далеко не единичный случай. Историк Мечислав Юхневич в своем исследовании собрал множество примеров доброжелательного отношения поляков Белорусской ССР к отступающим красноармейцам и первым советским партизанским группам. Местные жители, невзирая на национальность, выступали в качестве проводников, прятали и лечили раненых бойцов, находили и передавали им оружие, а некоторые уже с лета 1941 г. участвовали в организации и работе подпольных антифашистских комитетов и групп[63].

Начало партизанской борьбы

В начале этого раздела зададим справедливый вопрос: а было ли готово советское руководство к развертыванию партизанской войны летом 1941 г.? На протяжении 1920–1930-х гг. тема формирования партизанских кадров на случай потенциальной войны действительно стояла на повестке дня. В Белорусской ССР даже были подготовлены шесть отрядов по регионам общей численностью свыше 2 тыс. человек. Возглавляли эти подразделения талантливые руководящие кадры. Например, одним из командиров был В.З. Корж, который в дальнейшем возглавил партизанское движение в Пинской области[64]. Однако в конце 1930-х гг. в СССР были пересмотрены военно-теоретические взгляды на ведение потенциальных боевых действий: в случае войны рассматривался быстрый перенос боевых действий на территорию врага. Западные области вошли в состав БССР осенью 1939 г., поэтому никаких партизанских курсов на этих территориях не проводилось. Хотя в некоторых регионах опыт партизанской борьбы был. Например, в той же Пинской области такую тактику местное белорусское население применяло в годы Первой мировой войны и в начале 1920-х гг. против польских властей[65].

Впервые в годы войны вопрос об организации партизанского движения на территории Советского Союза официально прозвучал в директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. Она была адресована руководству партийных и советских организаций прифронтовых областей. В ней давались указания, как действовать во вражеском тылу на оккупированных территориях. Пункт № 5 директивы гласил: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для партизанской войны всюду и везде…»[66] 3 июля 1941 г. председатель Государственного Комитета Обороны И.В. Сталин выступил по радио с обращением к советским гражданам, где лично призвал их выполнить положения из директивы от 29 июня[67]. Спустя 15 дней вышло специальное постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск», где уже более конкретно говорилось о том, кто и как должен формировать партизанские подразделения в тылу врага: «Немедля организовать боевые дружины и диверсионные группы из числа участников гражданской войны и из тех товарищей, которые уже проявили себя в истребительных батальонах, в отрядах народного ополчения, а также из работников НКВД, НКГБ и других»[68].

Для Белорусской ССР, оказавшейся в оккупации в первые две недели войны, сигналом к действию стала директива № 2 республиканского ЦК по развертыванию партизанской войны в тылу врага от 1 июля 1941 г., где были хоть и расплывчато, но указаны задачи партизан[69].

Поэтому на местах, особенно в западных областях БССР, в начале июля 1941 г. был дан старт организации партизанских отрядов, но работа эта шла не так активно, как того хотели в столице. Достаточно правдиво выглядит описание этого процесса из уст Эдуарда Нордмана, в то время одного из руководителей комсомольской организации Пинской области. Следуя партийным указаниям, в этом регионе 6 июля 1941 г. был создан подпольный обком, сформированы 17 партизанских отрядов. К ноябрю 1941 г. из них остался только один под командованием В.З. Коржа. К этому времени немцами уничтожен был и подпольный обком[70]. Этот пример характеризует общую ситуацию по республике. Причины неудач развития партизанского движения лежат на поверхности: отсутствовали подготовленные базы с запасами оружия и провианта, не хватало связи между отрядами, не было координирующего центра и, наконец, у большинства отрядов и групп отсутствовал опыт борьбы в тылу врага. Не стоит недооценивать и действия немцев, которые бросали против партизан крупные вооруженные силы, а также враждебную позицию части местного населения. До завершения Московской битвы у значительной части общества, находившегося в оккупации далеко от линии фронта, не было уверенности в том, что есть шанс на победу, они жили в постоянном стрессе, а единственной задачей для них было выживание и спасение жизней своих близких. Партизанская деятельность была слишком рискованным и опасным занятием. Это подтверждал и опыт первых советских партизанских подразделений. Они формировались из партийных и комсомольских активистов, а также бойцов добровольческих истребительных батальонов, «окруженцев» и других отбившихся от своих подразделений красноармейцев[71].

Первые поляки-антифашисты

Уже в 1941 г. в первых партизанских группах и отрядах оказались и поляки. В источниках и литературе встречается всего с десяток таких людей. В основном это были представители партийного актива польской национальности, выходцы из разных частей Белорусской ССР, оставленные в тылу или направленные в тыл противника. Среди них – организаторы партизанского движения и подпольных партийных организаций в Витебской области Ричард Шкредо[72] и Доминик Еленский[73], в Полесской области – Владимир Нандзевич[74] и Франц Плавинский[75], в Минской области – Станислав Годлевский[76], в Брестской области – Роман Ромковский[77]. В Белостокской области с осени 1941 г. действовала боевая антифашистская группа под командованием поляка Юлия Векшнера[78].

Уже в первые месяцы войны была начата активная подготовка специальных кадров для переброски их в оккупированные регионы СССР, чтобы активизировать диверсионную деятельность и работу с населением. 18 июля 1941 г. при ЦК КП(б) Белоруссии при непосредственном участии НКВД была создана партизанская школа, а точнее, Оперативно-учебный центр Западного фронта, под руководством полковника И.Г. Старинова[79]. Сроки теоретической и практической подготовки в ней составляли сначала 3–5 дней, затем время обучения было продлено до 10 дней. До конца лета 1941 г. эти курсы прошли почти полторы тысячи человек, больше половины из них до конца подготовки были переброшены на территорию Белорусской ССР[80].

В числе тех, кто проходил такую подготовку в первые месяцы войны, были и поляки. На ст. Сходня под Москвой готовили к партизанской борьбе воинов-интернационалистов. Среди них были, к примеру, бывшие бойцы XIII интербригады им. Я. Домбровского, участвовавшей в Гражданской войне в Испании. По воспоминаниям Мариана Фоксовича, одного из слушателей этих курсов, вместе с ним было еще 80–90 поляков. Всех их готовили для дальнейшей переброски на территорию Польши, чтобы они организовали там партизанское движение. «Мы проходили общевойсковую и диверсионную подготовку. Обучение длилось две недели, после чего мы были поделены на 5–6 групп и были переброшены в прифронтовые зоны. К каждой из наших групп приставили по 1–2 советских офицера и одного советского радиста», – написал в своих воспоминаниях М. Фоксович[81]. Он описал, насколько трудновыполнима была летом 1941 г. заброска десанта за линию фронта. Самолет с его группой попал под массированный зенитный обстрел и произвел десантирование не в запланированном районе Бреста, а под Ковелем в УССР. При попытке переправиться через реку Горынь польский десант за исключением Фоксовича был уничтожен, а сам он попал в плен[82]. Источников о подготовке поляков для активизации партизанского движения в западных областях СССР в 1941 г. нет. Не исключено, что, зная о настроениях польского населения, советское руководство план подготовки поляков просто отложило на более подходящее время, и оно не заставило себя долго ждать.

Смена настроений

В конце 1941 – начале 1942 г. положение дел в национальном вопросе в западных областях Белорусской ССР начало меняться. Сообщения об этом приходили в советскую столицу в основном по линии отдельных партизанских групп. В частности, они указывали, что поляки западных областей Белоруссии разочаровались в немецких «освободителях». Немцы так и не вернули местному населению собственность, изъятую при советской власти, не отменили коллективную форму ведения хозяйства, они реквизировали аграрную продукцию, а с конца 1941 г. поляков начали лишать административных должностей[83]. Это было связано со сменой оккупационной политики Германии, руководство которой начало делать ставку на титульные нации оккупированных союзных республик. В этой связи в образованном немцами генеральном округе «Беларусь» в составе рейхскомиссариата «Остланд» оккупанты перешли к опоре на белорусский элемент, в части Вилейской области, вошедшей в состав генерального округа «Литва», – на литовский[84]. В Пинской, Полесской, Гомельской и части Брестской области, присоединенных немцами к рейхскомиссариату «Украина», попытались поставить на руководящие должности украинцев[85]. Эти перемены не коснулись только Белостокского округа и двух районов Брестской области, которые административно подчинялись Восточной Пруссии.

Не осталось незамеченным развитие в западных областях БССР и проправительственного польского подпольного движения, представители которого намеренно засылались на службу к немцам. Отношение со стороны оккупационных властей изменилось настолько, что были внесены изменения в судопроизводство, по которому отныне не только для евреев, но и для поляков предусматривались более суровые меры наказания, нежели для граждан других национальностей. Польскую молодежь оккупационные власти начали вывозить на принудительные работы в Германию[86].

Шокирующее впечатление на польское население произвели массовые убийства евреев 1941–1942 гг. По разным данным, на территории Белоруссии в годы холокоста погибло около 800 тыс. граждан еврейской национальности[87]. После изменения вектора в национальной политике оккупационных властей у поляков были справедливые опасения повторить трагическую судьбу евреев. На это намекали и нововведения, принятые оккупационным режимом. По сообщению партизан Вилейской области, поляки должны были носить на одежде отличительный знак – белую букву «П» на груди и спине[88]. Польское население подвергалось арестам, их отправляли в концентрационные лагеря и расстреливали. Карательные акции против поляков активно проводились с лета 1942 г.[89] Использовалась и практика заложничества. Один из активных участников польского антифашистского подполья Леон Онихимовский рассказал в своих воспоминаниях о 30 поляках, которые попали в списки заложников в Пинске. В случае саботажа против оккупантов их ждала смертная казнь. После нападения бойцов Армии крайовой[90] 20 января 1943 г. на городскую тюрьму Пинска заложников расстреляли[91].

Все эти меры способствовали тому, что польское население Западной Белоруссии окончательно отвернулось от оккупационных властей. В этой связи поляки начали более благосклонно относиться к развивающемуся советскому партизанскому движению. Благоприятствовало этому также возвращение дипломатических связей между СССР и правительством Польши в Лондоне (в частности, стало известно о визите премьер-министра Владислава Сикорского в Москву). В соглашении, заключенном 30 июля 1941 г., не говорилось о будущих границах, но все же в них звучали отказ от советско-германских территориальных договоренностей 1939 г. и согласие на формирование в Советском Союзе польской армии. Уже это давало правительству Польши, в свою очередь, надежду на сохранение своего государства в довоенных границах, поэтому и территории, вошедшие в состав СССР осенью 1939 г., польские власти воспринимали по-прежнему как свои собственные. Эта уверенность транслировалась населению через подпольные организации, главным образом через Союз вооруженной борьбы, позднее – Армию крайову. Присутствие советских партизан, тем более их десантирование на территорию Польши в границах 1939 г. вызывало неоднократные вопросы как внутри польского командования, так и на международных встречах. Правительство В. Сикорского пыталось дипломатическим путем уравнять в статусе формирующуюся в СССР польскую армию генерала В. Андерса и партизанские формирования на территории оккупированных западных областей Украины и Белоруссии, но безуспешно[92].

В 1942 г. партизаны передавали данные о потеплении отношений между польским населением западных областей БССР и советским вооруженным подпольем. Однако, как правило, такие сообщения сопровождались уточнением, что свое будущее большинство поляков связывает именно с правительством Сикорского, и даже при наличии оружия они придерживаются выжидательной политики, поэтому и не выступают против немцев[93].

Тем не менее говорить о том, что в расширяющемся советском партизанском движении на территории Белорусской ССР поляки не участвовали, было бы несправедливо. Другое дело, что в 1942 г. западные регионы БССР оставались периферией партизанской борьбы. Один из активных участников боевого подполья Брестской области И.Ф. Топкин сообщал, что до отбытия по ранению на «большую землю», то есть до конца 1942 г., в партизанских отрядах Западной Белоруссии встретил всего одного поляка[94]. Занятно, что польский партизан-историк М. Юхневич только в одной маленькой разведывательно-диверсионной группе Иосифа Топкина, заброшенной в сентябре 1942 г. в Брестскую область, насчитал двух поляков – Владислава Ющука и Петра Маркевича[95]. Поляками их назвать действительно можно условно. В наградных документах их национальности значатся как русский[96] и белорус[97] соответственно. Мечислав Юхневич, в свою очередь, пояснил, что В.И. Ющук являлся членом Коммунистической партии Польши, а П.И. Маркевич – это псевдоним поляка Бронислава Вислицкого, большую часть сознательной жизни прожившего под Пинском, когда тот еще был польским городом[98]. Эта коллизия лишний раз показывает сложность идентификации поляков в партизанском движении. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что в центральных и восточных областях БССР местные поляки шли в партизаны, как и все остальные советские граждане. Из архивных данных и воспоминаний участников партизанской войны на территории Белорусской ССР следует, что в 1942 г. в рядах советских подразделений сражалось по меньшей мере две сотни поляков. Большая их часть находилась в соединениях Минской, Могилевской и Витебской области. Историк М. Юхневич, вероятно не считавший советских поляков из восточных регионов «настоящими» поляками, указал, что в 1941–1942 гг. польский след больше прослеживался в подразделениях западных областей БССР[99].

В подпольных антифашистских комитетах, образованных в том числе и в Западной Белоруссии, поляков можно было встретить чаще. Как правило, участвовали в них польские граждане, принадлежавшие ранее к партиям «левого» толка – Коммунистической партии Польши, Коммунистической партии Западной Белоруссии и др. С июля 1941 г. действовало сразу несколько подпольных антифашистских групп и организаций, в которых активную роль играла польская молодежь. Так, в Малоритском районе Брестской области действовал Польский молодежный антифашистский комитет под руководством Здислава Франковского и Чеслава Шеляховского. В его составе было несколько сотен участников[100]. Молодые подпольщики проводили беседы с населением, помогали партизанам в поисках оружия, а в 1943 г. влились с десятками других поляков в ряды советских партизан[101]. В Белостоке одним из организаторов антифашистского подполья был польский коммунист А. Якубовский[102].

Несколько антифашистских организаций было образовано поляками в Пинской области. Зимой 1941/42 г. одна из них была создана в районном центре Логишин местными учителями Алексеем Жилевичем и Ежи Ваховским. На начальном этапе они занимались радиоперехватами и распространением информации о положении дел на фронтах среди местного населения. В дальнейшем наладили связь с советскими партизанами бригад им. В.М. Молотова и им. В.В. Куйбышева, выступали в качестве связных и помогали им в сборе оружия[103]. Более широкие задачи ставили перед собой деятели другой польской антифашистской группы Пинской области – Чеслав Клим и Леон Онихимовский. Они укрывали советских партизан, предоставляли им свои дома в качестве явочных квартир, занимались разложением полиции, действовавшей в окрестных районах, а также вербовкой польской молодежи. Уже летом 1942 г. Чеслав Клим хотел организовать самостоятельный польский партизанский отряд, но ему не удалось. Причины неудачи характеризуют общие для всех обстоятельства, тормозившие развитие партизанского движения за счет местного населения в западных регионах БССР: «Слишком мало было оружия, чтобы быть в состоянии открыто выступить после разрыва с легальным образом жизни, также слишком мало было еще советских партизан на этой территории»[104]. Справедливости ради надо сказать, что не было на это и санкции от советских подпольных властей и местных партизанских командиров. А это был немаловажный фактор.

Антифашистские комитеты с участием поляков действовали в Барановичской области. Пример такой организации уже приводился выше. В деревушке Понемунь Лидского района директор местной школы Вацлав Санцевич уже летом 1941 г. объединил группу неравнодушных граждан из соседних местечек в «Союз польский». Они изначально планировали выступить мостом, объединяющим советских партизан и польский Союз вооруженной борьбы. Но представители СВБ убили связную начинающих подпольщиков, после чего последние сосредоточились исключительно на работе с советскими партизанами. Активисты «Союза польского» тесно сотрудничали с отрядом «М. II», укрывали их бойцов, помогали раненым, выделяли связных и проводников, участвовали в диверсионных операциях[105]. Были среди представителей Союза вооруженной борьбы и Армии крайовой те, кто, разочаровавшись в пассивной политике выжидания, продиктованной командованием, налаживали контакты с советскими партизанами и сообща действовали против немцев. Одним из таких в Барановичской области был Вацлав Альхимович, чья группа из 20 человек к ноябрю 1942 г. уже фактически полностью вышла из-под контроля АК[106]. В том же регионе на стороне советских партизан с 1942 г. действовал Адам Свенторжецкий, еще один бывший «аковец», который со своей группой совершал рейды по разным районам, собирал разведданные для советских партизан и занимался просоветской агитацией среди местного населения[107].

Организационные решения

1942 г. принес серьезные изменения в процесс развития партизанского движения в СССР. После первого года войны руководством страны были сделаны выводы и внесены соответствующие коррективы в организацию партизанской борьбы. Главное изменение – появление координационных центров в Москве и на местах. 30 мая 1942 г. решением Государственного Комитета Обороны был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандования. Его начальником был назначен первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко. Второй секретарь ЦК КП(б)Б П.З. Калинин возглавил созданный 9 сентября 1942 г. Белорусский штаб партизанского движения[108]. Благоприятно сказалось на партизанском движении в Белорусской ССР создание подпольных областных и межрайонных партийных комитетов, а также 8 областных партизанских соединений. Справедливости ради надо отметить, что в западных областях этот процесс растянулся до середины 1943 г.

В апреле 1942 г. на уровне ЦК КП(б)Б рассматривался вопрос «О мерах по усилению партизанского движения и работы подпольных партийных организаций в Белоруссии». Действенным вариантом решения проблемы была признана подготовка надежных кадров в советском тылу и дальнейшая переброска их на территорию БССР. Для этой работы в Горьковской области был создан так называемый Белорусский особый сбор. К октябрю 1942 г. было сформировано и отправлено за линию фронта 14 отрядов по 50–60 человек, а также 92 организаторские группы по 13–15 человек[109]. 28 ноября 1942 г. Особый белорусский сбор был передислоцирован под Москву на станцию Сходня и был реорганизован в Белорусскую школу подготовки партизанских кадров при БШПД[110]. В числе выпускников этой школы были поляки, которых в составе смешанных групп забрасывали главным образом в западные регионы Белоруссии[111].

Это было связано с тем, что, с точки зрения партизанской активности, Западная Белоруссия, место проживания большей части поляков, была своего рода аутсайдером. Доказательством этого являются неоднократные попытки простимулировать процесс вовлечения местного населения в антифашистскую борьбу по линии республиканского руководства. Однако не оказывали серьезного действия ни приказ И.В. Сталина в критический для Великой Отечественной войны момент[112], ни громкие победы Красной армии под Москвой и Сталинградом. Безусловно, они имели резонанс, но польское население западных областей СССР в большинстве своем продолжало рассматривать Советский Союз лишь в качестве союзника, а не как свою Родину, за которую стоило бы отдать жизнь. Они поддерживали партизан, оказывая им помощь в борьбе с немецкими оккупантами, но, даже имея оружие, выжидали сигнала, чтобы выступить во время общего восстания вместе с силами, подконтрольными правительству Польши в изгнании.

По признанию начальника Белорусского штаба партизанского движения П.З. Калинина, к началу 1943 г. он со своими помощниками вообще с трудом представлял, «каковы силы партизан в Брестской и других западных областях. Радиосвязь поддерживалась лишь с отдельными отрядами.»[113]. Однако по этому каналу поступали, возможно, небольшие по объему, но содержательные сведения. В декабре 1942 г. на стол П.З. Калинина легла докладная записка «О польских партизанских отрядах в западных областях Белоруссии». В ней были собраны данные партизанских разведчиков и связных, которые утверждали, что на этих территориях «особенно среди поляков, за последнее время происходит процесс объединения сил всех национальных и социальных прослоек населения, включая даже бывших высланных осадников, попов, ксендзов и помещиков. Все поляки, независимо от своей партийной принадлежности или политических взглядов, настроены антигитлеровски и поддерживают Сикорского в его борьбе против немецких оккупантов»[114]. Эта докладная записка дошла и до ЦШПД, и до Исполнительного комитета Коминтерна (в конце 1943 г. передал свои полномочия Международному отделу ЦК ВКП(б))[115]. Документ интересен еще и тем, что в нем не просто представлен отчет, но есть и рационализаторские предложения «снизу» по развитию партизанского движения. Так, комиссар партизанской бригады «Дяди Вани» Иван Тимчук полагал, что польское население готово к борьбе с гитлеровцами, надо только найти им руководителей, поэтому рекомендовал «забросить в западные области специальные группы поляков, которые бы возглавили и направляли это движение»[116]. В записке П.К. Пономаренко от имени Тимчука также впервые появилось предложение создать свое польское партизанское движение[117].

Польский вопрос и внешняя политика СССР

Польский политический фронт в Западной Белоруссии советское руководство рассматривало в комплексе с ситуацией в самой Польше, где катастрофически не хватало кадров даже для работы в идеологическом направлении, не говоря уже об организации вооруженной борьбы. Это было связано с тем, что значительная часть польских коммунистов после оккупации Польши немецкими войсками в сентябре 1939 г. поспешила укрыться в западных областях СССР[118]. В этой связи в январе 1943 г. в Исполкоме Коминтерна была разработана стратегия, предложенная С.С. Дзержинской, в рамках которой планировалось, в числе прочего, из находившихся на территории РСФСР поляков «отобрать 250–300 человек из западных областей, разработать необходимую программу и организовать специальную школу или включить их в одну из школ НКО»[119]. Вопрос о создании польских партизанских кадров для борьбы на территории СССР был оставлен для ЦШПД.

Буквально в это же время, 20 января 1943 г., появился меморандум П.К. Пономаренко «О поведении поляков и некоторых наших задачах», адресованный руководству Советского Союза. В нем приведены выдержки из польской прессы, выступлений высокопоставленных лиц на различных конференциях, где говорилось о незыблемости границ Польши в довоенных пределах 1939 г. Пономаренко четко определил смысл выжидательной политики правительства Сикорского – сберечь силы до момента истощения Германии, а затем обратить их на освобождение Польши, в том числе от влияния СССР. В меморандуме говорится, что агитацию среди населения с требованием не выступать против оккупанта «подпольные националистические формирования» уже ведут и в западных областях Белоруссии и Украины. В этой связи начальник ЦШПД предложил развернуть партизанское движение на территории Польши, для чего необходимо выслать туда 80–90 «подготовленных и обученных агентов» из числа польских коммунистов[120]. На состоявшемся 26–28 февраля 1943 г. в Москве V пленуме ЦК КП(б)Б было принято постановление «Об установке и задачах работы партийных организаций в оккупированных районах Белоруссии». В нем говорилось о важности усиления политической работы в западных областях и других мерах «в противовес ведущейся националистической обработке населения со стороны различных польских нелегальных организаций»[121].

Исследователь Богуслав Вёнцек в своей работе посчитал, что решение пленума имело решающее значение. Он даже использовал это событие как рубеж первого и второго этапов в процессе вовлечения поляков в советское партизанское движение[122]. Однако решение ЦК КП(б)Б оказывать поддержку партизанам из других стран явно выглядит переоцененным. Другой историк, Богдан Мусял, посвятивший меморандуму П.К. Пономаренко отдельную научную статью, также, на наш взгляд, ошибочно предположил, что «именно тогда советская политика в отношении Польши отчетливо изменилась»[123]. Поворот произошел несколько раньше, еще в 1942 г., когда очевидной стала активная деятельность польских подпольных организаций в западных областях БССР и УССР в противовес советским партизанам, когда в критический момент для всей Второй мировой войны – накануне Сталинградской битвы – сформированная в Советском Союзе армия генерала В. Андерса по решению правительства Польши покинула территорию СССР. Этот факт вызвал полное непонимание в том числе и у поляков Западной Белоруссии и требовал разъяснений. Показательно отношение польского населения Пинской области, которое передал в своих воспоминаниях Алексей Жилевич: «Жители Логишина и окрестных деревень решение ген. Андерса восприняли как дезертирство с поля боя»[124].

Официально дипломатические отношения между СССР и Польшей были разорваны весной 1943 г. 13 апреля немецкие средства массовой информации рассказали миру о страшной находке в Катынском лесу – останках тысяч польских офицеров, расстрелянных НКВД. Польское правительство обратилось в Международный комитет Красного Креста с просьбой расследовать это преступление. В тот же день такой же запрос был сделан Германией. Этот факт якобы польско-немецкого сговора в попытке оклеветать СССР был использован в ноте советского правительства от 25 апреля 1943 г. о разрыве дипотношений с Польшей[125]. С этого момента в «польском вопросе» советское правительство начало действовать открыто, не оглядываясь на союзников: создавать собственную польскую армию как для боев на фронтах Великой Отечественной войны, так и для войны за свои геополитические интересы глубоко во вражеском тылу, в том числе и на территории Польши. Этой работой занялся созданный в марте 1943 г. Союз польских патриотов – политическая организация, располагавшаяся в Москве, объединившая представителей польской интеллигенции левых взглядов. Возглавила ее писательница, коммунистка по убеждениям Ванда Василевская.

Польские отряды создавать разрешаем!

Расформированный в марте и созданный заново в апреле 1943 г. Центральный штаб партизанского движения внес свою лепту в решение «польского вопроса». По заданию П.К. Пономаренко был проведен полный учет всех польских граждан, находившихся на тот момент в рядах партизан, действовавших на территории Белорусской ССР. Специальный документ был подготовлен за подписью старшего помощника начальника отдела кадров БШПД капитана Уксусова и начальника отдела кадров Белорусского штаба партизанского движения подполковника Романова[126]. Список партизан польской национальности был разослан в ЦШПД и ЦК КП(б)Б. Всего в нем значится 124 фамилии. Документ составлен с ошибками в именах и фамилиях, некоторые партизаны и вовсе упомянуты в нем дважды. Если отбросить из списка нескольких связных и резервистов, то в нем останется всего 119 человек. Эта цифра, безусловно, точно не отражала уровень участия поляков в советском партизанском движении к лету 1943 г. По подсчетам автора исследования, их было по меньшей мере в три раза больше. Тем не менее, с учетом численности польского населения Белорусской ССР, и такая цифра вряд ли могла устраивать республиканское руководство.

ЦШПД первый опыт создания чисто польских партизанских отрядов получил еще в феврале 1943 г. в Украинской ССР. Там по инициативе местных поляков был сформирован отряд им. Т. Костюшко, включенный в состав соединения генерала А.Н. Сабурова. Он действовал в условном белорусско-украинском пограничье, главным образом в Ровенской области УССР. Отряд под командованием Роберта Сатановского в первые же месяцы показал свою преданность советскому командованию. Его личный состав постоянно увеличивался за счет местного польского населения[127]. Именно командир первого в СССР польского партизанского отряда сигнализировал своему руководству о том, что разворачивающаяся на северо-западе Украинской ССР трагедия, получившая название «Волынская резня», может сыграть на руку в деле организации партизанского движения: «Обострившаяся благодаря выступлениям украинских националистов внутренняя обстановка на землях Западной Украины вынуждает польское население оставить навязанную ему политику выжидания»[128]. Когда украинские националисты развернули свою антипольскую кампанию, в поисках защиты поляки северо-западных областей Украинской ССР начали вооружаться, создавать отряды самообороны и налаживать связь с советскими партизанами. Часть польского населения сменила место своего проживания и за спасением отправилась в соседние регионы БССР и в Польшу[129].

22 июня 1943 г. вышло постановление ЦК КП(б)Б «О мероприятиях по дальнейшему развертыванию партизанского движения в западных областях Белоруссии». Из него следует, что больше всего в активизации партизанского движения нуждались Белостокская и Брестская области, где к этому времени еще не во всех районах существовали подпольные партийные и комсомольские организации. Эту ситуацию предписывалось исправить до конца лета 1943 г. Одно из ключевых решений постановления – передислоцировать в эти регионы 40 партизанских отрядов из других областей, по одному в каждый район, «включив в отряды обязательно по несколько преданных поляков и белорусов, знающих польский язык, и партийных работников, до войны работающих в этих областях». Дальше следовало пояснение, для чего это необходимо: «Наряду с боевой деятельностью развернуть серьезную политическую и организаторскую деятельность по развертыванию партизанского движения среди местного населения и созданию местных партизанских отрядов». Для этого нужно было, согласно постановлению, переслать помимо отрядов на запад «политические документы, опубликованные в печати», с разъяснением самого острого для местного польского населения вопроса о послевоенной границе. Также местные партийные организации должны были позаботиться о выходе в печать «по 2 газеты на польском языке для каждой области»[130].

Были в постановлении указания, касающиеся всех западных регионов Белоруссии. Это исполнение письма «О военно-политических задачах работы в западных областях БССР», которое было разослано по обкомам Белостокской, Брестской, Барановичской, Вилейской и Пинской областей[131]. «Польскому вопросу» в закрытом письме отводится ключевое место. Уже в преамбуле говорится о том, что отставание «в политической и организаторской работе нашей партии в западных областях… дает возможность проникновению влияния националистических польских организаций»[132], под которыми в первую очередь имелись в виду силы, подконтрольные эмигрантскому правительству Польши. Далее перед подпольными обкомами ставились конкретные задачи в политической работе. Было обращено внимание на то, что поляки уже создают на территории западных областей вооруженные отряды и ведут активную агитацию среди местного населения, призывая его не участвовать в антифашистской борьбе. В качестве аргумента к исполнению положений письма был сделан акцент на случаи убийства партизан «польскими националистами». Советским подпольщикам в письме ставилась конкретная задача: «опереться на польское население, питающее симпатии к советской власти», чтобы противопоставить свое влияние агитации проправительственных сил Польши[133].

В этот момент советскому руководству было очевидно, что две вооруженные силы, рассматривающие одну и ту же территорию как свою, однозначно в определенный момент перейдут от разговоров к делу, то есть от агитации – к вооруженной борьбе. На этот случай в закрытом письме был подготовлен отдельный пункт «Организационные вопросы». В нем не просто не исключалась возможность военного решения проблемы, но и предлагались превентивные действия во избежание широкомасштабной лесной войны. Конкретно в данном случае речь идет об «организационном вопросе № 6», где предлагалось в районах, в которых уже действуют «польские националистические отряды», вытеснять их, создавая свои партизанские подразделения, а также внедрять в ряды польских формирований свою агентуру, чтобы установить их планы и заняться разложением этих подразделений. Железное требование – в районы советского влияния «польских националистов» не допускать, а их «руководителей незаметным образом устранять». В отношении польских отрядов, попавших в сферу влияния партизан, на местах давалась полная свобода действий. «Отряды или распускать и базы с оружием забирать, или… отряды брать под свое надежное влияние, использовать, направляя на активную борьбу с немцами, соответствующим образом передислоцируя и разукрупняя, лишать их значения, как самостоятельных единиц, придавать другим крупным отрядам и производить соответствующую негласную чистку от враждебных элементов». В то же время не исключалось, что в ряды советских партизан под видом лояльных поляков будут проникать вражеские лазутчики, – «таких надо выявлять и уничтожать»[134]. Этот набор рекомендаций говорил об одном: необходимо любыми средствами ограничить влияние каких бы то ни было польских политических сил на население западных областей Белорусской ССР. Какими это будет достигаться средствами, должны были решать местные межрайонные и областные подпольные комитеты партии, а также руководители партизанских соединений. К этому времени некоторые советские отряды, например, в Барановичской и Вилейской области уже неоднократно не только контактировали, но и действовали совместно с формированиями Армии крайовой. Партизанские командиры делали это на свое усмотрение, не провоцируя при этом конфликтов. Теперь им предоставили возможные сценарии для дальнейших действий, но объяснили, что они имеют дело с врагом, причем коварным.

Похожая ситуация была и в вопросе формирования собственных польских отрядов. Из опасения, что в советские партизанские соединения проникнут вражеские шпионы, формулировка в письме касалась этого вопроса весьма расплывчато: «В известных случаях, когда это необходимо по конкретной обстановке и при полном обеспечении нашим влиянием, можно организовать партизанские отряды, которые в большинстве будут состоять из поляков»[135]. У людей, прочитавших это, однозначно должны были остаться вопросы: в каких случаях? когда необходимо? по какой обстановке? И, наконец, когда влияние на поляков можно считать полным? После текста, в котором неоднократно говорилось о том, что поляки будут притворяться лояльными, что их будут засылать к партизанам немцы, что таких надо уничтожать, кажется, на местах должны были выбрать самый простой способ взаимоотношений с вооруженными отрядами поляков – ликвидировать их. Но это оказалось не так. Надо отметить, что осторожный в «польском вопросе» первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии и начальник ЦШПД П.К. Пономаренко был человеком прозорливым. Некоторые поляки действительно демонстрировали ложную лояльность. Были и среди советских командиров такие, кто отказывался создавать польские отряды, были те, кто их пытался создавать насильно, а были и такие, кто понял, что значит «в известных случаях, когда это необходимо по конкретной обстановке и при полном обеспечении нашим влиянием».

В поисках поляков

Попытки установить причины вступления поляков в советское партизанское движение, их численность и социальный состав польских партизан, особенно в первые два года Великой Отечественной войны, предпринимались в трудах М. Юхневича и В. В. Барабаша. Однако аналитическая работа, как правило, ограничивалась вопросами мотивации польского населения на вступление в советские партизанские подразделения. На страницах этого исследования мы попытаемся узнать, что за люди представляли поляков в советском партизанском движении до того момента, когда было дано согласие Москвы на формирование польских национальных отрядов. Установление этих данных наталкивается на проблему поиска исторических источников.

Условия, в которых вынуждены были воевать первые партизанские отряды, зачастую не позволяли их командованию вести записи о своей деятельности, поэтому основными источниками этого периода являются воспоминания участников антифашистской борьбы, к которым необходимо относиться с большой долей скепсиса. Практически полное отсутствие архивных данных о деятельности партизан Белоруссии в первый год войны четко объяснил воевавший в Пинской области в отряде В.З. Коржа Эдуард Нордман: «Мы, находясь в лесах, в почти беспрерывных боях и постоянном маневрировании, никаких справок, отчетов не составляли. И вообще бумаг не писали. Да если бы и писали, то отправить их за линию фронта не могли бы. А накапливать документацию такого рода в условиях, когда нет стопроцентной гарантии ее сохранности, не было смысла. Вдруг еще к врагу попадет»[136]. С другой стороны, не была четко налажена, а в некоторых районах и вовсе отсутствовала связь между партизанами и столицей. Как уже указывалось выше, Белорусский штаб партизанского движения появился только осенью 1942 г., а некоторые областные и районные комитеты КП(б)Б и вовсе в середине 1943 г.

Другая источниковедческая проблема исследования также частично затрагивалась в предыдущем разделе и связана с вопросом определения партизан польской национальности в Белорусской ССР, а также идентификации жителей западных областей БССР по национальному признаку. Например, в ходе Второй всеобщей переписи населения Польши 1931 г. в данной части тогдашнего Польского государства была зафиксирована этническая общность, которая отнесла свой язык к категории «тутэйший». Чтобы было понятно, насколько это была представительная часть граждан, достаточно сказать, что в Полесском воеводстве на 1931 г. они составили почти 62,5 % населения[137]. Поскольку по вероисповеданию абсолютное их большинство было православными, то польские власти воспринимали их как белорусов. Еще более запутанной история с определением национальностей выглядит в воспоминаниях Станислава Санцевича, поляка, жившего в это время тоже среди «тутэйших»: «Деревенские жители римско-католического вероисповедания считались поляками, хотя дома каждый день разговаривали по-белорусски, а польский язык использовали при более торжественных случаях, поскольку использование этого языка считалось у них хорошим тоном»[138]. После этого неудивительно, что одни и те же люди в некоторых источниках значились, к примеру, и как поляки, и как белорусы.

Возникают сложности и при идентификации поляков из других областей Белоруссии. Одним из основных источников, содержащих информацию о поляках, находившихся в рядах советских партизан к середине 1943 г., служит «Список партизан польской национальности, находящихся в партизанских отрядах Белоруссии по состоянию на 22 мая 1943 г.». В фондах Национального архива Республики Беларусь он выделен в отдельное дело. На этом документе стоит остановиться подробней, потому что помимо перечня фамилий он содержит большое количество дополнительной информации, позволяющей узнать возраст, партийность, социальный статус, отношение к военной службе, принадлежность партизана к конкретному отряду и время вступления в него, место проживания и другие данные[139]. Они позволяют проследить своего рода эволюцию участия поляков в советском партизанском движении, дают возможность сравнить социальный портрет польского партизана до и после присоединения к советскому партизанскому движению представителей широких слоев населения Западной Белоруссии. При перепроверке упомянутых в списке партизан удалось установить, что из 119 действующих партизан, включенных в этот список, 24 значатся в других документах под иными национальностями. Так, в наградных листах, представлениях и биографиях некоторые из них – белорусы, русские или евреи. В иных случаях эта путаница выглядит просто абсурдно. Вот наглядный пример, когда один и тот же человек трижды записан под разными национальностями. Братья Антон и Петр Брикальские значатся в списке БШПД как поляки[140]. В поисковой системе проекта «Партизаны Беларуси» Антон Брикальский записан русским, а его родной брат Петр – белорусом[141]. Антон, в свою очередь, в документах о представлении к медали «Партизану Отечественной войны I степени» и ордену Красного Знамени значится русским, а в представлении к ордену Красной Звезды – белорусом[142].

Почему отряды подавали ложные данные в наградной отдел БШПД, однозначно сказать нельзя. Вероятно, в некоторых случаях некорректная информация уходила на «большую землю» без ведома героев. Логично, что в таких случаях национальность могли ставить, просто исходя из данных о месте рождения или жительства партизана. Могли указывать неверную информацию о себе и сами партизаны, вероятно тоже ориентируясь на свое происхождение с привязкой к союзной республике. Например, пулеметчик 208-го отдельного партизанского полка им. Сталина Адольф Деречинский, рожденный в УССР, был отмечен при представлении к медали «Партизану Отечественной войны II степени» как поляк. В анкете же, заполненной собственноручно, он назвал себя украинцем[143]. Не исключено, что некоторые поляки могли умышленно скрывать свою национальность. Например, глядя на решение «польского вопроса» в Западной Белоруссии в 1939–1941 гг., они в том числе могли, изменив национальность, «подчистить» свою анкету. Эта путаница в дальнейшем мешала партизанам в том числе получить заслуженную награду. Примером в данном случае может служить партизан 36-го партизанского отряда 8-й бригады соединения Могилевской области Сигизмунд Петрович. В наградных документах он значился то белорусом, то поляком. Уже после освобождения территории Белорусской ССР красноармейцу Петровичу пришлось полевой почтой высылать в наградной отдел БШПД свою автобиографию, где он прояснил нюансы своего «национального вопроса», указав в пункте «примечание» следующее: «Национальность моя, в документах партизанских, – белорус, а теперь парткомиссия в документах записала: „поляк“, потому что родители мои поляки и имя у меня польское»[144].

Большой вклад в источниковедческую работу по установлению поляков в советском партизанском движении внес коллектив интернет-проекта «Партизаны Беларуси». На сайте создана удобная поисковая система, где содержатся данные о партизанах, участвовавших в подпольной борьбе на территории Белорусской ССР. Автором в базе данных проекта были обработаны 755 персоналий с указанием в графе «национальность» «поляк». Благодаря изучению представленных документов удалось выяснить, что некоторые из указанных в базе поляков не числились в партизанских отрядах, то есть не были партизанами, а выполняли функции связных, проводников, помогали кровом, одеждой и продуктами либо были участниками антифашистского подполья в различных подпольных группах и организациях. Есть в базе данных информация и о тех польских партизанах, основной территорией деятельности для которых были соседние регионы РСФСР, УССР и Польши. Наконец, есть просто ошибочно продублированные персоналии. Например, боец отдельного отряда им. Щорса Мариям Турчинский из-за некорректного написания имени и фамилии в документах на сайте представлен трижды в качестве отдельных персоналий[145]. За время работы с данными проекта «Партизаны Беларуси» в нем удалось выявить 570 поляков, непосредственно участвовавших в партизанской борьбе на территории Белорусской ССР в составе советских подразделений. На момент составления «Списка партизан польской национальности» БШПД, то есть на 22 мая 1943 г., по базе данных «Партизаны Беларуси», в отрядах уже сражались 279 поляков. Почему в подготовленный по поручению руководства Белорусского штаба партизанского движения перечень включили только 35 из них, не до конца понятно. Из-за большого количества ошибок в документе можно объяснить такое положение вещей только спешкой при его составлении либо отсутствием связи с партизанскими подразделениями.

База данных проекта «Партизаны Беларуси» также позволяет раскрыть ряд характеристик участников антифашистского движения польской национальности советских партизанских подразделений. В документах чаще всего можно найти возраст, место рождения и проживания партизан, их образование, партийность, принадлежность к тому или иному областному соединению, наличие представлений к наградам и врученных наград, боевые и прочие заслуги, наконец, путь попадания людей в отряд. Дополнительную информацию о польских партизанах, не отмеченных в официальных документах, удается почерпнуть из других источников, например, воспоминаний, а также в некоторых исследованиях. Всего в рамках поисково-исследовательской работы удалось установить имена 413 польских партизан советских подразделений, действовавших на территории Белорусской ССР в первые два года Великой Отечественной войны. Безусловно, это не окончательная цифра, поскольку она зачастую не отражает погибших и пропавших без вести. В нее входят как партизаны, жившие в Польше, так и советские граждане польской национальности, некоторые из которых, судя по источникам, считали себя белорусами или представителями другой народности. Тем не менее каждый из этих 413 партизан в официальных документах хотя бы единожды был записан как поляк. Также необходимо учитывать тот факт, что база данных «Партизаны Беларуси» продолжает пополняться.

Путь в партизаны

Большой объем источниковых данных дает возможность проследить несколько основных путей попадания в отряды польских партизан. Один из самых ранних – оставление в тылу врага по поручению партийного руководства и отправка за линию фронта в составе организаторских партизанских групп. Пример участия в этой работе поляков по национальности уже был представлен в предыдущем разделе. Добиться отправления на такое ответственное задание могли исключительно проверенные кадры из числа членов ВЛКСМ и ВКП(б). Республиканское руководство в данном случае делало ставку на людей с кристально чистыми биографиями. Начальник Белорусского штаба партизанского движения П.З. Калинин впоследствии в своих воспоминаниях считал такой подход ошибочным: «Война показала, что нельзя однобоко подходить к людям и судить о них только по анкетным данным, проявлять недоверие к тем, кто хотя бы и допустил когда-то ошибку, но в душе всегда оставался патриотом»[146]. В числе советских поляков центральных и восточных регионов БССР кадры с «чистыми анкетами» были. Одним из самых известных среди них является Ричард Шкредо, комиссар в бригаде знаменитого «батьки Миная» (М.Ф. Шмырева). Он вместе с соратниками из числа рабочих Пудотьской картонной фабрики уже летом 1941 г. в Витебской области создал ядро своего первого партизанского отряда[147].

Значительное число партизан польской национальности пополнили красноармейцы, отставшие по разным причинам от своих частей. Чаще всего это были представители воинских подразделений, оказавшихся в окружении, а также бывшие военнопленные, бежавшие из немецкой неволи. Одним из первых в июле 1941 г. такой путь проделал поляк-красноармеец Яков Микановский[148]. Биографии некоторых польских партизан, бежавших из плена, настолько яркие, что по ним можно снимать художественные фильмы. Участник обороны Могилева начальник радиостанции Сигизмунд Карвацкий был тяжело ранен при попытке прорваться из окружения. С тяжелыми осколочными ранениями головы и обеих ног он оказался в немецком госпитале для военнопленных, расположенном в Могилеве. Там он с февраля 1942 г. установил связь с местной антифашистской организацией. По просьбе подпольщиков прямо в госпитале собрал радиоприемник, посредством которого передавал раненым информацию с фронтов. «13 марта 1943 г. задушил немецкого часового… уничтожил телефонную связь госпиталя с городом, что дало возможность своевременно уничтожить охрану госпиталя и уйти в партизаны», – сообщается в представлении Сигизмунда Карвацкого к ордену Красной Звезды. Он помог подпольщикам разгромить немецкую охрану и увести из госпиталя свыше 40 военнопленных, находившихся на лечении. Все они прибыли с трофейным оружием в 121-й партизанский полк им. О.М. Касаева Могилевской военно-оперативной группы[149].

Бежали от немцев и поляки, мобилизованные на военную службу во вспомогательные подразделения вермахта. Причем нередко они переходили на сторону партизан целыми группами и с оружием. Несколько таких примеров произошло в партизанских бригадах Минской области. Так, весной 1943 г. в состав партизанского отряда «За Родину» бригады им. П.К. Пономаренко влились сразу 10 поляков из немецкой охранной роты. Привел их унтер-офицер польской армии Кароль Лесек, возглавивший созданное на базе перебежчиков польское отделение в одной из рот отряда. Сам Кароль Лесек вскоре, 19 июня 1943 г., погиб в бою с немецкими войсками[150]. Устремлялись в советские партизаны и польские рабочие, которых принудительно привозили в оккупированную БССР. Таким образом оказалась в партизанском отряде «Искра» бригады «Разгром» Минской области польская группа из 8 человек, возглавляемая Владиславом Рачинским. При этом в ходе побега рабочие самостоятельно перебили немецкую охрану и пришли в партизаны со своим оружием[151].

Среди советских поляков показателен пример Виктора Сикорского. Работая на аэродроме в Бобруйске, он установил связь с подпольщиками, а зимой 1941 г. вывел из строя два самолета и угнал у немцев автомобиль, на котором доставил партизанам радиоприемник[152]. Советские поляки переходили на сторону партизан целыми трудовыми коллективами. Так, практически с самого начала оккупации на Елизовском стеклозаводе «Октябрь» в Могилевской области была образована подпольная антифашистская организация. На этом предприятии с самого основания в начале XX века трудились польские специалисты. В годы Великой Отечественной войны их потомки выступили против немецких захватчиков с оружием в руках, отказавшись работать на врага. В партизаны ушли три подпольные группы, на базе которых был образован отдельный отряд. 25 января 1942 г. они напали на гарнизон стеклозавода и уничтожили оборудование родного предприятия[153]. Только в списке партизан польской национальности БШПД значатся минимум полтора десятка фамилий из числа заводчан и членов их семей, включая организаторов подполья Станислава Мазуру, Сигизмунда Лешковича и Владимира Шиллера[154]. С учетом данных проекта «Партизаны Беларуси» можно подтвердить участие в партизанах минимум 26 заводчан польской национальности и членов их семей.

Большая часть подпольщиков стеклозавода «Октябрь» перешла в партизаны после того, как оккупационные власти начали проводить аресты[155]. Во многих случаях фактор возникшей угрозы для жизни подпольщиков-антифашистов становился решающим. Одной из первых по этому пути пошла полька Ядвига Глушковская, состоявшая в подпольной антифашистской организации в Минске. 24 декабря 1941 г. она вступила в ряды партизан 208-го отдельного полка им. И.В. Сталина, где самоотверженно служила военным фельдшером[156]. Один из главных исследователей Польши по теме участия поляков в советском партизанском движении Мечислав Юхневич в январе 1943 г. сам с супругой и грудным ребенком по такой же причине ушел из подполья в лес. Он значился в списке 30 польских заложников г. Пинска, но, по счастливой случайности, не оказался дома, когда немцы проводили арест, чтобы забрать его на расстрел. Семья Юхневич стала частью партизанского отряда им. С. Лазо, действовавшего в Пинской области[157].

Конечно, многие жители БССР польской национальности шли в партизаны по зову сердца. В документах, к примеру, описан необычный путь, который проделал партизан отряда «Разгром» Минской области Эдмунд Эрнст: «Живя на территории Германии, т. Эрнст свое желание исполнил: он добрался в партизанский р-н и за время пребывания в отряде проявлял себя как настоящий патриот Советского Союза»[158]. Что уж говорить о советских поляках. Многие переходили в отряды целыми семьями, как, например, Мария Гущо. Ее семья ушла в лес одной из первых в Могилевской области. В отместку за это их дом и все имущество были полностью уничтожены врагом. В борьбе с оккупантами в составе 277-го партизанского полка погибли два сына Марии Гущо[159]. Значительная часть бывших связных, проводников, тех, кто оказывал помощь в сборе оружия, продуктов, одежды, впоследствии переходили в партизаны. В случае отсутствия непосредственной угрозы со стороны оккупанта они могли быть оставлены по решению партизанского командования в качестве партизанских агентов в оккупированных городах и селениях. Чаще всего для этих задач использовали людей старшего возраста, женщин или подростков.

Выпускники спецшкол

Поляки по национальности в числе других советских граждан проходили подготовку в Белорусском особом сборе. В источниках значатся полтора десятка фамилий участников Великой Отечественной войны в тылу врага польской национальности, прибывших на территорию Белорусской ССР в 1942 – середине 1943 г. после такой спецподготовки. Все они либо самостоятельно пересекали линию фронта, либо были десантированы в составе группы.

Первых «выпускников» спецшкол польской национальности отправляли в ближайшие к линии фронта восточные регионы БССР, с которыми ранее других была налажена связь. Так, весной 1942 г. в Витебскую область в бригаду Д.Ф. Райцева был отправлен разведчик-подрывник Виктор Дамбровский, молодой советский поляк из Калининской области РСФСР. В отряд «Моряк» бригады А.Ф. Данукалова в июле 1942 г. прибыл подрывник Антон Янчук, также прошедший подготовку в спецшколе[160]. Внушительный переход совершил отряд московских комсомольцев-автоматчиков под командованием поляка по национальности Казимира Пущина. По заданию ЦК ВКП(б) это подразделение прошло с боями от советской столицы по тылам врага путь длиной до 1500 км. На всем его протяжении, направляясь в Минскую область, отряд устраивал диверсии на железнодорожных коммуникациях. В дальнейшем на его базе была создана 121-я бригада им. А.Ф. Брагина, которую возглавил Казимир Пущин[161]. В Белорусской школе подготовки партизанских кадров среди слушателей курсов была не только молодежь, но и люди зрелого возраста. Как правило, они специализировались не на диверсионной, а на организаторской деятельности и политической работе. Среди таких «спецназовцев» значатся два заброшенных в тыл врага «выпускника» польской национальности 1887 и 1890 гг. рождения. Первый – Роман Маковский – до войны руководил кирпично-черепичным и торфяным заводами в Полоцке. После эвакуации и обучения в спецшколе летом 1942 г. был десантирован в Витебскую область старшим группы, прибыл в бригаду им. А.Ф. Данукалова[162]. Второй – Вячеслав Боровских – шахтер Кузбасса, который прошел подготовку в той же партизанской спецшколе. В конце 1942 г. он оказался в отряде «Большевик», действовавшего в Барановичской области, в должности руководителя партийной организации[163].

В это же самое время начали отправлять организаторские группы, прошедшие специальную подготовку, и в удаленные регионы БССР – Брестскую и Белостокскую области. И в эти подразделения попадали граждане польской национальности. О том, что в партизанской группе спецназначения, десантированной летом 1942 г. в районе Бреста, были поляки, в своих воспоминаниях указывал возглавлявший ее Василий Цветков[164]. Как уже указывалось выше, историк М. Юхневич разглядел поляков в маленькой разведывательно-диверсионной группе еще одного партизанского героя Брестчины – Иосифа Топкина, – заброшенной в сентябре 1942 г.[165] После подготовки в спецшколе в марте 1943 г. был создан целый партизанский отряд «Комсомол Белоруссии» под командованием подполковника Н.К. Войцеховского. 22 апреля того же года он был десантирован в глубокий тыл противника – в Белостокскую область. На базе этого подразделения в дальнейшем будет создана бригада им. Кастуся Калиновского. А должность заместителя комбрига в ней займет один из поляков-«спецназовцев» Анатолий Дзевалтовский[166]. Вторым подразделением, также ставшим ядром для будущей бригады им. Кастуся Калиновского, был отряд «Звезда». В его составе была москвичка с польско-еврейскими корнями Янина Брун, которая одной из первых прошла обучение на подрывника в Белорусском особом сборе и в мае 1942 г. была переправлена к белорусским партизанам[167].

Происхождение польских партизан

Благодаря источникам удалось установить, в каких регионах действовала большая часть партизан польской национальности до середины 1943 г. В документах абсолютного большинства из них (387 из 413 человек) значатся подразделения, к которым они относились. Анализ показал, что на первом этапе участия поляков в советском партизанском движении почти три четверти (72,9 %) из них действовали на территории центральных и восточных областей БССР. Это обусловлено тем, что именно в этих частях республики в 1941 – середине 1943 г. самым активным образом развивалось партизанское движение. Лидером в данном случае выступала Минская область, где вела борьбу практически треть (32,5 %) от общего числа поляков-партизан. В западных регионах Белорусской ССР оставшаяся часть партизан польской национальности была распределена неравномерно. Больше половины из них были сконцентрированы в соседней с Минской Барановичской области, что составляло 15,7 % от общей численности. Наименее развитым с точки зрения вовлечения поляков в партизанскую борьбу оказался наиболее удаленный от линии фронта регион – Белостокская область. Там к июню 1943 г. удалось установить деятельность всего трех партизан польской национальности. И это несмотря на то, что там проживало больше всего этнических поляков СССР. Неудивительно, что в постановлении ЦК КП(б)Б от 22 июня 1943 г. на Белостокскую область, равно как и на Брестскую, обратили особое внимание в вопросе об активизации партизанского движения в Белорусской ССР[168].

Еще один из пунктов с территориальным маркером, характеризующий польских партизан в рассматриваемый период (июнь 1941 – июнь 1943 г.), является регион их происхождения – место рождения или место постоянного проживания. Зачастую в партизанских документах эти данные совпадали, особенно когда речь шла о сельском населении. С другой стороны, в некоторых случаях эти показатели отсутствовали вовсе. По критерию регионального происхождения были проанализированы 360 персоналий. В результате оказалось, что почти половина (46,3 %) этих партизан являются выходцами из центральных и восточных областей Белорусской ССР. Советские граждане на этих территориях уходили в леса, невзирая на национальность. В общей численности значительным был и процент выходцев из западных областей БССР – более трети (35,3 %). Главным образом это были представители Барановичской, Вилейской и Пинской областей, особенно районов, которые до сентября 1939 г. находились в советско-польском приграничье. Участие местного польского населения этих территорий в советском партизанском движении можно объяснить деятельностью некоторых партизанских бригад, чьи отряды распространяли свое влияние на несколько областей. К примеру, подразделения 27-й бригады им. В.И. Чапаева действовали как в Копыльском и Гресском районах Минской области, так и в соседних Несвижском и Клерком районах Барановичской области[169]. Как результат, 20 из 24 поляков, отмеченных в базе данных проекта «Партизаны Беларуси» как состоявшие на 22 июня 1943 г. в рядах 27-й бригады им. В.И. Чапаева, были выходцами именно из Барановичской области. Такая же ситуация была в отрядах соседней 300-й бригады им. К.Е. Ворошилова, где 14 из 19 польских партизан также представляли Барановичскую область.

Хотелось бы отдельное внимание уделить деятельности партизан польской национальности 27-й бригады им. В.И. Чапаева на территории оккупированной Барановичской области и тому эффекту, который они производили на местные оккупационные власти. В фондах НАРБ есть документы, которые для гитлеровцев подготовил «бургомистр» Качановской волости Несвижского района Савелий Харитончик. В одном из них сообщается, что в мае 1943 г. в районе Минской и Барановичской областей «высадились в большом количестве десанты польских офицеров и советских комиссаров». Напуганный нападениями на гарнизоны полицейских в окрестных деревнях, автор записки насчитал 800 польских партизан, представляющих некую бригаду под командованием офицера Зантовича. Пополнялось это соединение, если верить документу, в том числе за счет «польских партизан Сикорского». Прилагается даже список из 23 поляков Несвижского района, перешедших в эту «бригаду»[170]