Жизнь и смерть Канцлера Эльте
Пролог
Канцлер Эльте умер. Он умирал долго и мучительно, его тело медленно сжигала пустынная лихорадка. Он никого к себе не подпускал, а когда Канцлер впал в беспамятство, и придворный врач Короля Эоганна наконец-то смог его осмотреть, было уже слишком поздно. Жизнь догорала в теле этого высохшего измученного человека. Он не понимал, кто он, не узнавал людей, за час до своей смерти он впал в неистовство агонии, потом успокоился, что было воспринято как временное улучшение, и так уж сложилось, что последние мгновенья своей жизни Канцлер провел рядом с безымянным слугой, который принес кувшин воды. Потом этот слуга рассказал, что перед смертью Канцлер был в здравом уме. Он просил похоронить его на берегу Северного моря, он просил передать Императору Лазарусу, что виноват перед ним, но он старался искупить свою вину. Он сказал, что Император поймет, он просил, чтобы Император не забыл о том, что он, Канцлер, несмотря ни на что служил ему до последнего вздоха. Перед самой своей смертью Канцлер Эльте вдруг переменился в лице, его глаза лихорадочно заблестели, и он прошептал свои последние слова:
– Я проклят.
И Канцлер Эльте умер. Написали Императору Лазарусу. Король Эоганн сходил с ума от мысли, что Лазарус решит, будто Эльте отравлен. Восток и Запад утопали в кровавой войне, и прошло несколько недель прежде, чем ответ Лазаруса дошел до Красного Кармина, столицы Юга. Лазарус приказал доставить тело Канцлера в Горд, столицу Запада, для торжественной церемонии. Так, через несколько дней после этого Канцлер в железном гробу отправился в свое последнее путешествие, через полтора месяца тело доставили в Горд. Лазарус вернулся с восточных рубежей специально для того, чтобы участвовать в панихиде. Церемония с присущим Императору размахом длилась почти двое суток. Присутствовали все представители знатных семей, многие в траурных одеждах в память о сыновьях и братьях, потерянных в войне с Востоком. Лазарус обязал каждого произнести речь, многие видели в этом тонкую издевку Императора над своим двором, который всегда считал Канцлера Эльте безродным выскочкой. В тот день они вынуждены были подходить к стоящему посреди огромного зала гробу Канцлера и превозносить многочисленные достоинства покойного. А то, что осталось от Канцлера Эльте, лежало в закрытом гробу, и Канцлеру в его аду – а то, что он попал в ад, сомнений не вызывало – было все равно, какие королевские почести ему оказывает его господин. Закончилась двухдневная панихида, и тело Канцлера отправилось на Север для погребения. Процессия прибыла в северную деревушку Штайн, чтобы провести скромные похороны на новом кладбище. Без помпы, без роскоши, и только имя на надгробном камне – «Эльте Штайн». Кто-то счел это малодушием Императора, но сам Лазарус считал, что именно так хотел бы его Канцлер. Перед закатом выкопали глубокую могилу, на рассвете опустили в нее железный гроб. Император не присутствовал, двор не присутствовал. Так закончилась история Эльте, Канцлера Запада, герцога Валлардии, Наместника Северных побережий и Хранителя Имперской печати. Император Запада Лазарус III, Король Юга Эоганн и Лорд Востока Мадог за всю свою жизнь, пожалуй, сошлись бы только в одном – Канцлер Эльте был выдающимся человеком.
Когда первые комья земли упали на крышку железного гроба, в Горде Император Лазарус пьяно покачал головой и протянул:
– Жаль…
На Юге в Красном Кармине старый Король Эоганн нервно ерзал в кресле и смотрел на огонь, который приказал развести, несмотря на жару.
– Странная история, – бубнил он, – очень странная…
А на Востоке в великолепном дворце Палладиум Лорд Мадог выслушал доклад своего Атторнея о смерти Канцлера.
– Что? – переспросил Лорд Мадог.
– Канцлер Эльте умер, Милорд.
Лорд Мадог поднял свои темные глаза на Атторнея и усмехнулся.
– Чушь собачья. Только не Эльте. Эльте не может умереть просто так.
До того, как Канцлер Эльте умер
С чего все началось? А с чего все всегда начинается? Конечно же, все начинается с драмы. Сначала никто не замечает, что это драма, события идут своим чередом, да и драма не объявляет о себе ударом гонга. Она подкрадывается незаметно, почти неслышно, на мягких, словно бы кошачьих лапах. Первые признаки драмы невозможно распознать. Так было и в тот раз.
Канцлер Запада, герцог Валлардии, Наместник Северных побережий и Хранитель Имперской печати Эльте, тот самый, который в конце концов умрет, но на тот момент еще живой и здоровый, сидел за столом в своем кабинете. Зрелище это было весьма необычное по любым меркам. Начнем с того, что, несмотря на летний полдень, гардины на окнах были задернуты, а в комнате горели свечи, но и их было ровно столько, чтобы освещать бумаги на столе, а никак не обладателя кабинета. Тот оставался в тени даже сейчас. Несмотря на жару, на Канцлере Эльте был мешковатый камзол с высоким воротником и длинными рукавами, а на шее был намотан шарф, который скрывал нижнюю половину лица.
– Идиотизм… – шептал Эльте, рассматривая, уж кто его знает как в такой темноте, очередной документ.
Эльте окунул перо в чернильницу и красной линией перечеркнул документ слева направо, потом вроде бы небрежно отбросил его, но бумага медленно спланировала прямо в один из двух стоящих справа от стола ящиков.
– Прошу включить… – бубнил Эльте, читая следующий документ, – в связи с тем, что… – тут Эльте замолчал, кажется, заинтересовавшись. – Да ну? – фыркнул, наконец, он.
Эту бумагу Канцлер отложил в весьма внушительную стопку, которая уже образовалась в правом верхнем углу его стола. Эльте оценивающе посмотрел на стопку. Пора уже что ли? Видимо. Но вместо того, чтобы разобраться с правым верхним углом, Канцлер взял следующий документ, прочитал, что-то пробубнил, а потом поставил свою подпись все теми же красными чернилами, снова отбросил документ, но он спланировал уже в другой ящик. Канцлер не без удовольствия отметил это краем глаза. На то, чтобы выработать такую меткость, ушли годы. Определенный повод гордиться все-таки был. Следующие два часа прошли в перечеркивании или подписании документов, и только еще одна бумага отправилась в правый верхний угол. Наконец, документы для рассмотрения закончились, а вот стопка в правом верхнем углу осталась. Не было уже ни малейшей возможности ее игнорировать. Канцлер сцепил пальцы и вздохнул. Он очень не любил это. Очень. Канцлер посмотрел на часы. Половина третьего. Времени сколько угодно, до завтра не удастся отложить. И почему Канцелярия как назло сегодня выпустила так мало документов?
– Черт знает что… – проворчал Канцлер.
Оставалось последнее средство, самое отвратительное, то, к которому Канцлер прибегал только в крайних случаях, но сегодня годилось и оно.
– Капитан! – крикнул он.
По меркам Канцлера это был крик, любому нормальному человеку это показалось бы громким шепотом. Но всего через мгновение в дверь постучали.
– Да, да, да… – ответил Канцлер.
Дверь открылась, в кабинете появилась высокая тень. Канцлер, по всей видимости, эту тень опознал.
– Да, – резюмировал он.
– Господин Канцлер, – произнесла тень, которая обладала не только выдающимся ростом, но и выдающейся выправкой.
– Да, Капитан, – Канцлер вытянул руки на столе и сцепил пальцы, пальцы оказались длинными и тонкими, с аккуратными ногтями красивой формы. – У меня же есть просители?
Вопрос был безмерно глупым, потому что, само собой, у второго человека Запада были просители на любой вкус и цвет.
– Да, Канцлер, – коротко ответила тень.
– Ну… – Канцлер заерзал в кресле, – пригласите.
– Да, Канцлер. Все как всегда?
– Что? – Эльте как будто бы не услышал, хотя на самом деле прекрасно услышал. – А… Ну да.
Тень исчезла за дверью, а потом снова появилась, но уже с двумя подсвечниками. Подсвечники поставили на тумбы с двух сторон от двери.
– Да-да, – все так же небрежно бросил Канцлер. – Пригласите уже секретаря, Капитан, вы не обязаны делать все это лично…
Секретарь появился через целых две минуты, которые Канцлер пристально отсчитывал по напольным часам.
– Вас бы за смертью посылать, – иронично отметил Эльте, глядя на бледного молодого человека, полностью освещенного двумя подсвечниками.
– Пршу прстить, гсподин…
– Ме-ме-ме, – передразнил Эльте. – Кто там первый?
– Госпожа Эльжебет Гард.
Гард… Говорит само за себя. Что ж, не повезло.
– По поводу Книги Наследников, конечно же, – вздохнул Эльте, но ответить секретарю не дал. – Позовите Капитана Вильрена.
Секретарь с выражением безмерного счастья на лице сделал шаг назад, и почти сразу же на его месте снова возникла высокая тень.
– Эльжебет Гард… – Канцлер придвинул ненавистную стопку с правого верхнего угла стола и начал ее перелистывать. – И кто это?
Тут следует немного рассказать о тех ролях, которые играло окружение Канцлера в его жизни. Главную роль, безусловно, играл Капитан Тарт Вильрен. На две, а то и на три головы выше Канцлера, молодой, с безупречной фигурой, безупречной выправкой, с неизменной лукавой улыбкой и горящими глазами, этот человек был тенью Канцлера Эльте. Капитан его личной гвардии, дарованной Канцлеру величайшим соизволением Императора Запада Лазаруса III, Вильрен был не только телохранителем, но и самым доверенным лицом Канцлера Эльте. Следом шли секретари. Их было трое, и менялись они так часто, что только Канцлер мог запомнить их имена. Секретари отвечали за то, какие документы попадут на стол Канцлера, а какие – нет, часто не оправдывали ожиданий и возвращались в недра Канцелярии, из которой и появились. Некоторые попадали из Канцелярии в секретари дважды, но после повторного разочарования обычно отправлялись в распоряжение Капитана и бесследно исчезали. Канцлер Эльте не давал двух шансов. И уж тем более, он не давал никому шанса, когда дело касалось такой тонкой материи, как Книга Наследников Запада.
– Ну что там? – Эльте, кажется, нашел нужный лист в стопке, поправил шарф, который грозил наконец-то открыть его лицо полностью, и поднес бумагу к близоруким глазам.
– Незаконнорожденная дочь барона Одера Дирина, – отчеканил Капитан, – по завещанию своего отца должна стать законной дочерью и унаследовать часть его состояния.
Эльте еще раз перечитал прошение. Ну да, так и есть. Эта Эльжебет Гард – а имя Гард получали все бастарды Запада – подала прошение о безусловном исполнении завещания, потому что наследники барона Дирина ожидаемо не встали на ее сторону. Завещание самого барона прилагалось.
– Раз это дошло до меня, то это началось не вчера, – заметил Канцлер.
– Госпожа Гард принесла все необходимые документы, – ответил Капитан.
Канцлер бросил на него укоризненный взгляд.
– И почему они не на моем столе? – насмешливо спросил он.
Капитан воздержался от ответа. Канцлер вздохнул и закатил глаза.
– Она здесь?
– Да, господин.
– Просите, – снова вздохнул Канцлер.
Кажется, сегодня не удастся избежать работы с Книгой Наследников. А Книгу Наследников Эльте ненавидел всей душой. Книга Наследников Запада – это книга, в которую записывают всех официальных наследников знатных фамилий и титулов. Делать записи в этой книге – а это действительно книга – могут только лично Император Запада Лазарус и Канцлер Эльте. Каждая запись, соответственно, должна быть заверена личной Печатью Императора или Имперской печатью, которой распоряжается Канцлер. Лазарусу – или Лазарю, как его чаще называли – на Книгу Наследников было наплевать, так что вся работа ложилась на Эльте. Эльте Книга Наследников раздражала. Он сам происходил из трущоб Горда, чуть ли не из нищих, так что проблема правящего класса Запада всегда казалась Эльте несколько надуманной. Да, чуть ли не каждый дворянин Запада прижил себе ребенка от какой-нибудь там служанки, но практически никто не признавал этих детей официально даже в завещании. С этой точки зрения Эльжебет Гард была странным исключением из правил. У нее были хоть какие-то официальные права. Если, конечно, это завещание не подделка.
– Просите, – повторил Канцлер.
Он еще раз пробежал взглядом по бумаге. Итог уже был предопределен, хотя Канцлер еще не видел ни саму Эльжебет Гард, ни документов, которые она принесла.
Капитан вышел, вошел секретарь.
– Госпожа Эльжебет Гард! – объявил он так, как будто это была не девчонка без роду и племени, а сама Императрица Запада Марта.
– Да, да… – Эльте нетерпеливо замахал рукой, широкий манжет рубашки закрыл длинные тонкие пальцы Канцлера.
Секретарь, уж чересчур вжившийся в роль лакея, церемонно распахнул дверь. Эльте отметил про себя, что двери он открывает гораздо лучше, чем ведет корреспонденцию. Имеет смысл перевести его в дворцовую прислугу. Хорошая идея, кстати.
– Господин Канцлер…
Эльжебет Гард вошла в кабинет. Она стояла точно между двумя подсвечниками, и Канцлер мог прекрасно ее видеть. Она была ожидаема юна, но что Канцлера удивило, так это пышная копна рыжих волос.
– Слушаю, – коротко сказал Эльте.
Девушка подняла голову. Ее глаза были такими синими и яркими, что Канцлеру на мгновенье показалось, как будто кто-то снял гардины с окон, и он видит отражение в зеркале синего летнего неба. Все остальное тоже было очень даже ничего: черты лица тонкие и благородные, пухлые губы. На Эльжебет Гард было строгое темно-синее платье, но, несмотря на всю свою сдержанность, оно очень выгодно подчеркивало ее фигуру. Красивая, почти апатично подумал Канцлер.
– Господин Канцлер, – начала говорить девушка, – мое имя Эльжебет Гард. Я воспитывалась в доме барона Одера Дирина, моя мать была…
Горничной, подумал Канцлер.
– … экономкой…
Не угадал, Эльте от досады цокнул языком.
– … но я с самого детства знала, что господин Одер – мой отец. После смерти матери мне разрешено было остаться в доме, я получила образование, мне было выделено жалование, хотя я не делала никакой работы. Когда господин Одер заболел, он позвал меня к себе и сказал, что в завещании он признает меня своей дочерью…
Очень складно говорит, подумал Эльте.
– … зная отношение ко мне своих законных детей, господин Одер отдал мне копию завещания. Насколько мне известно, официально оглашенное завещание также содержало пункт о моем признании, но по сговору наследников господина Одера с нотариусом…
О как! Канцлер откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
– … этот пункт не был озвучен. У меня есть копия завещания, заверенная нотариусом и двумя свидетелями, и я прошу господина Канцлера восстановить права, которые я получаю по воле моего покойного отца.
Эльжебет снова склонила голову.
– Передайте бумагу через моего секретаря, – сказал Канцлер.
Эльжебет подняла голову и в замешательстве посмотрела на Канцлера, то есть на тень в кресле, потому что ничего, кроме этого, она видеть не могла.
– Передайте, – громко и с расстановкой повторил Канцлер, – бумагу через моего секретаря.
Секретаря на месте не оказалось, зато за спиной у Эльжебет возник Капитан Вильрен. Эльжебет обернулась, вскинула на него глаза, и Канцлер вздохнул. Все, абсолютно все женщины всегда так смотрели на Вильрена. А Тарт Вильрен весьма бесцеремонно взял у Эльжебет бумаги и положил их на стол перед Канцлером.
– Спасибо, Капитан.
– Не стоит благодарности, Канцлер.
Эльте закатил глаза, а потом опустил их на завещание барона Дирина. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – завещание настоящее. Эльте видел сотни, если не тысячи таких завещаний. Похоже, Эльжебет Гард очень скоро станет госпожой Эльжебет Дирин.
– У вас все? – Эльте отодвинул завещание, Капитан передал его обратно девушке и исчез за дверью.
– Да, Господин Канцлер, – она присела в поклоне.
Эльте махнул рукой, вытянув ее так, чтобы его жест был виден Эльжебет. Несколько секунд она не могла понять, что аудиенция окончена, а когда поняла, на ее лице отразилось… нет, даже не разочарование, отчаяние. Ну надо же, подумал Эльте, но ничего не сказал. Мог бы, конечно, но Канцлер Эльте никогда и никому не озвучивал свои решения. С чего бы делать исключение для Эльжебет Гард? Она снова поклонилась и вышла. Появился секретарь, Канцлер раздраженно махнул на него рукой – секретарь исчез, зато вошел Капитан Вильрен, Канцлер отмахнулся от него еще более раздраженно, и Капитан вышел. Стопка в правом верхнем углу стола становилась необратимой реальностью. Эльте вздохнул, опустил руку и выдвинул средний ящик стола, внутри ящика был еще один ящик, на котором была замочная скважина и цилиндры с цифрами. Эльте установил цилиндры в определенной последовательности, достал из кармана ключ и повернул его в замочной скважине. Крышка ящика открылась, в бархатном футляре лежал еще один цилиндр. Эльте поднял его, перевернул и поднес к свету. Пламя свечей заиграло на золотистых гранях Имперской печати, той самой знаменитой печати, которой скреплялись все указы Запада. Из другого ящика Канцлер достал шкатулку с подушечкой, пропитанной чернилами, придвинул к себе стопку и, периодически ставя печать на подушечку, проштамповал все прошения о включении в Книгу Наследников. Потом Эльте убрал печать, собрал бумаги в кожаную папку, поднялся и вышел из кабинета. В коридоре царил такой же полумрак, как и в кабинете, два солдата из личной гвардии Канцлера склонили головы, секретарь подбежал к Канцлеру и хотел что-то сказать, но вовремя одумался. Эльте прошел коридор, потом почему-то свернул в приемную, где человек двадцать при виде него затаили дыхание, но Эльте не удостоил их даже взглядом, а потом вышел в галерею. Надо сказать, все это происходило не где-нибудь, а конечно же, во дворце Императора Запада Лазаруса III, человека тщеславного, вспыльчивого и обладающего дурным вкусом. Ну то есть очень своеобразным вкусом. Сейчас, когда Эльте вышел из своих комнат, которые все-таки привел в порядок после долгих дрязг с Лазарем, он оказался на территории Императора Запада. Стены были голыми, полы были голыми, не было ни картин, ни оружия, ни фресок. Зато прямо посреди галереи стояла золотая статуя льва в красной бархатной мантии. Таких статуй было то ли пятьдесят, то ли шестьдесят, и они мигрировали по дворцу в зависимости от настроения Императора. Еще вчера этой статуи здесь не было, поэтому Эльте чуть в нее не врезался.
– Сумасшедший дом, – резюмировал он.
А еще здесь было светло, гардин на окнах не было, так что если бы золотой лев вдруг стал живым, он смог бы очень подробно разглядеть Канцлера Эльте. Эльте был невысоким, сгорбленным, понять его телосложение в мешковатой одежде было достаточно сложно, но по всей видимости, он был худым, а, возможно, даже тощим. Несмотря на то, что половина лица Канцлера практически всегда была скрыта шарфом, можно было увидеть, что у него длинные русые волосы и зеленоватые глаза, густые брови и прямой нос – по крайней мере, та его часть, которую можно было разглядеть. Вообще, Канцлер Эльте, конечно, был странным. Никто так толком и не понимал, почему он носит свои бесформенные костюмы, закрывает половину лица и предпочитает находиться в полумраке. Конечно, это породило массу слухов: говорили, что Эльте – урод, хотя от рождения или в результате какой-то страшной травмы, никто так и не мог выяснить. Еще говорили, что он чем-то болен, и из-за этого боится света. В общем, говорили очень много, и в основном придумывали что-нибудь нелестное для Канцлера. Эльте, как кажется, на все это было наплевать. Вот и сейчас он спустился на этаж ниже, прошел по коридорам и остановился перед высокими дверьми. У дверей стоял паж, при виде Канцлера он вытянулся по струнке. От Эльте не ускользнуло, с каким превосходством посмотрел на пажа секретарь. Ну вот мы и решили, кем он теперь станет. Справа от двери висел колокол. Эльте задумчиво посмотрел на него. Эта самая выдающаяся дверь вела в вотчину Канцлера Эльте – в Канцелярию Запада. Канцелярия – удивительное место, здесь учитывают расходы и доходы казны, через Канцелярию проходит дипломатическая переписка с Югом и Востоком, именно здесь вершатся судьбы жителей Запада и Севера. Канцлер продолжал смотреть на колокол. Перед тем, как войти в Канцелярию, он должен был в него позвонить. Один удар означал, что он войдет как глава Канцелярии, и работники не должны отвлекаться от дел – хотя, конечно, отвлекались – два удара – и он войдет как Канцлер Запада, которого полагалось встречать стоя, три удара – и он войдет как Канцлер Запада, герцог Валлардии, Наместник Северных побережий и Хранитель Имперской печати. Человека такого титула полагалось встречать на коленях. Настроение было поганое, несмотря на очаровательное личико Эльжебет Гард, а может, как раз из-за него, так что Эльте позвонил три раза. Двери перед ним распахнулись, и Канцлер вошел в Канцелярию Запада – бесконечный коридор под сводом бесконечного потолка. Около столов на коленях стояли служащие, опустив головы. Тишина была воистину гробовая. Канцлер ходил быстро, но на то, чтобы пройти весь бесконечный ряд столов, у него ушло минут пятнадцать, оканчивалась Канцелярия тупиком, слева и справа были двери. Правая была выходом, левая вела в казну. Секретарь услужливо распахнул перед Канцлером левую дверь. За ней была небольшая комнатка, солдаты Канцлера повскакивали со стульев при его появлении. Эльте не обратил на это внимания – солдаты были вотчиной Капитана, и Эльте предпочитал лишний раз не лезть к ним с нравоучениями. Канцлер достал из кармана очередной ключ и отпер дверь, секретарь остался с солдатами, Канцлер запер дверь, потом отпер следующую, и так повторилось несколько раз, пока он не добрался до последней комнаты. Собственно говоря, это и была знаменитая казна Запада. Выглядела она совсем не так, как Эльте хотелось бы, так что он состроил кислую мину. Помещение было большим, очень большим, прямо на полу стояли сундуки с золотом и драгоценностями, посредине возвышался постамент с короной Императора Запада, на стеллажах лежали пронумерованные мешки с монетами… Мало, думал Эльте, ничтожно мало, чтобы покрыть наши расходы. Необходимость лицезреть весьма убогую казну была еще одной причиной, по которой Эльте не любил делать записи в Книге Наследников. А вот, собственно, и сама книга, лежит на столе. На этот самый стол Эльте и бросил папку с бумагами, вздохнул, сел, проверил чернильницу в надежде, что чернила пересохли, но нет – не пересохли. Канцлер открыл книгу, вынул из папки первый лист, обмакнул перо в чернила, и… Почерк у Эльте был очень аккуратный, почти каллиграфический, но последнюю запись в Книге Наследников делал некто, кто обладал крайне сомнительными способностями к письму, еще и ухитрившись смазать не до конца высохшие чернила. Кто именно это был, догадаться несложно, Канцлер Эльте прекрасно знал этот почерк – почерк Императора Лазаруса. Впрочем, даже если бы Эльте вдруг после десяти с лишним лет на посту Канцлера Запада не знал почерк Императора, все равно было совершенно несложно догадаться, что эту запись сделал именно Лазарь – больше некому, только у него и у Эльте был доступ к Книге Наследников. Эльте расправил страницу и прочитал.
Эльжебет Гард признается наследницей барона Одера Дирина, с сего дня именуется Эльжебет Дирин.
Вот как… Эльте посмотрел на число – стояла вчерашняя дата. Любопытно. Впрочем, совершенно не любопытно. Картина выстроилась в голове Эльте почти мгновенно, он понял и то, почему Лазарь сделал эту запись, и то, почему Эльжебет пришла к Эльте. Все было ясно как божий день. И так банально. А еще почему-то… Это «почему-то» Эльте совершенно не понравилось, поэтому он даже не дал мысли оформиться во что-то конкретное. Бессмысленно. Эльте деловито вынул из папки следующий документ и стал вносить записи в Книгу Наследников. Каждую бумагу он аккуратно подшивал в специальную папку. Наконец, Канцлер Эльте захлопнул Книгу Наследников и долго смотрел на ее тисненую обложку.
– Черт знает что… – прошипел Канцлер, резко встал и вышел из хранилища, открыв и закрыв за собой все восемь проклятых дверей.
– Все в порядке, Канцлер? – спросил ждавший снаружи Тарт Вильрен.
– Все в порядке, Капитан, – ответил Канцлер Эльте.
Размашисто изобразив в воздухе знак Бога Огня и глубоко поклонившись, глава цеха виноделов кивнул мастеровым, и те медленно высыпали большую корзину спелого винограда в пылающий огонь жертвенника. Глава цеха повернулся к Императору Лазарусу и снова поклонился, на этот раз заметно ниже, чем Богу Огня. Император с высоты помоста, на котором стояло его кресло, только скользнул взглядом по ярко вспыхнувшему пламени и повернулся к Канцлеру Эльте, сидевшему рядом с ним на раскладном стуле.
– Хороший был виноград, – резюмировал Лазарь. – Торчим здесь четвертый час и кидаем в огонь все самое лучшее, чтобы задобрить Багала, которому на это плевать с высокой башни.
– Это дань великому божеству Запада, – коротко заметил Эльте и заерзал на стуле.
Ерзал он не потому, что ему было неловко. С какой, собственно, стати? Просто у Эльте болела спина, еще у него болели колени, еще у него болел желудок, еще ему не нравилось, что все на него пялятся, как на урода в деревенском цирке. Канцлер Эльте в принципе не любил публичных сборищ и всячески их избегал, но не присутствовать на празднике в честь Бога Огня Багала было выше возможностей даже Эльте. Да что там Канцлер! Самому Лазарю приходится сидеть здесь целый день.
– Угу, – Император закинул ноги на стоящую у трона скамейку. – Сошло бы за религиозный пыл, Эльте, если бы каждый дурак на Западе не знал, что ты не поклоняешься Багалу.
Это была чистая правда. Канцлер растянул губы в холодной улыбке и бессознательно коснулся рукой груди там, где под одеждой висел старый железный морской крест, знак Морского бога. Огромный помост был выстроен в форме буквы «П» вокруг жертвенника, установленного жрецами Багала прямо посреди площади. Внизу собралась толпа в ожидании, когда закончится официальная часть и можно будет кинуть небольшие дары в огненное чрево бога для исполнения своих мелких желаний. Исполнял ли их когда-нибудь Багал? Канцлер о таком не слышал, но придерживался мнения, что раз здесь собралась толпа крестьян с половины Запада, то, видимо, какие-то случаи, ну или там совпадения все-таки имели место быть. Эльте оторвал взгляд от толпы и посмотрел на правую сторону помоста – там на троне сидела Императрица Марта и двое юных принцев, Сигизмунд и Валтасар. Императрица была высокой полной женщиной с вечно опухшим лицом, сейчас она о чем-то напряженно беседовала с одной из своих фрейлин. Канцлер скривился и перевел взгляд на принцев. Старший, Сигизмунд, бледный мальчик десяти лет с темными волосами, сидел на своем маленьком троне неестественно прямо и внимательно наблюдал за тем, что происходило перед жертвенником. Рядом с ним отчаянно вертелся Валтасар, малыш лет пяти, он все время хватал за рукав одну из своих гувернанток. И тут Эльте заметил еще кое-кого. Рыжие волосы, пронзительные синие глаза…. Эльжебет Гард, то есть теперь уже Эльжебет Дирин. В свите Императрицы? Нет… Эльжебет сидела вроде бы с остальными женщинами, а вроде бы и не с ними, по крайней мере, ни одна из них не обращала на нее внимания. Выглядела она, конечно, великолепно: голубое бархатное платье, серьги и кулон с огромными восточными сапфирами. Рыжие волосы казались горящим над морем пламенем. Вдруг взгляд Эльжебет встретился с взглядом Эльте, Канцлер вздрогнул. Взгляд был слишком… Пронзительным что ли. Интересно, почему?
– Ты сейчас загоришься, Эльте, – заметил Император.
– Почему? – Канцлер резко повернулся.
– Потому что Марта испепелит тебя взглядом! – Лазарь ткнул Эльте в плечо и рассмеялся.
Император Запада, дай ему Огненный бог здоровья, имеет прекрасную привычку смеяться над собственными шутками, потому что ни у кого не хватает смелости сказать ему, что чувство юмора у него, мягко говоря, не выдающееся. Эльте посмотрел на Императрицу, та и правда буравила его взглядом через помост.
– Это, Эльте, страдания покинутой женщины, – резюмировал Лазарь, он оторвал крыло от фазана, блюдо с которым стояло на небольшом столике по его правую руку, и начал жевать.
– Я ее не покидал, – лениво заметил Канцлер.
Лазарь бросил недоеденное крыло на блюдо и подпер голову рукой. Надо признать, выглядело это достаточно устрашающе – эдакий огромный светловолосый великан с задумчивым взглядом, Лазарь мог служить моделью для статуи под названием «Утомленное величие». Жаль только, что яркие зеленые глаза Императора сейчас не соответствовали этому образу, в них играли веселые искры.
– Зато ты у нас поспособствовал тому, что ее сердечный друг Казимир отправился с посольством на Юг покрываться пустынной пылью.
Ах, это… Казимир, племянник Лазаря и любовник Императрицы, в свободное от последнего занятия время исполнял обязанности Хранителя Меча Запада, то есть вроде бы как командовал армией. Эльте его терпеть не мог, и сложно даже было сказать, за что именно: то ли за глупость, то ли за надменность, то ли за глупость и надменность. Иногда Казимир доставал даже Лазаря, и тот отправлял его куда-нибудь подальше, например, на Юг, как в этот раз. Но так как Лазарь не имел особого желания конфликтовать с племянником, то делал все это руками Эльте. Эльте был не против. Он поправил шарф на шее, сегодня ослепительно белый в честь праздника.
– У вас новая фаворитка, Император? – как бы невзначай спросил Эльте и указал на Эльжебет.
– А? – Лазарь скосил на него свои зеленые глаза, в которых появилось неожиданно лукавое выражение. – Да. Ее зовут Эльжебет Дирин.
– Мне стоит ее запомнить? – спросил Канцлер.
– Думаю, да, – ответил Император.
Эльжебет все еще не сводила с Эльте глаз. Странно.
– Я видел, что вы даровали ей титул в Книге Наследников, – заметил Эльте.
– И чего? – Лазарь повернулся к нему.
– Великое решение великого Императора, – протянул Эльте. – Великий Лазарус воистину обладает способностью предвидения. Я видел бумаги этой девушки, они в полном порядке.
Но даже если бы и не были, Лазарь каким-то образом заметил Эльжебет, приказал все о ней узнать, а потом, уже после ее аудиенции у Эльте, что, впрочем, всего лишь совпадение, Эльжебет «случайно» встретила Императора, он ее выслушал, оказал ей милость и понеслось… Вполне возможно, что в этой истории Лазарь даже выставил Эльте бесчувственной сволочью… Да уж, Ваше Величество, сильно же она вас задела, раз вы сами спустились в казну. Впрочем, все это ненадолго, Император был увлекающейся натурой, но к объектам своей страсти он остывал очень быстро. И тогда Эльте приходилось выписывать щедрые отступные дамам. Эльте это терпеть не мог.
– Не ворчи, – Лазарь зевнул, – не рассыпалась твоя Книга Наследников от того, что я вписал в нее девчонку.
И то правда – не рассыпалась. Эльте пожал плечами, посмотрел на блюдо с фазаном, но решил, что пока не хочет есть. А Император задумчиво смотрел на Императрицу.
– Слушай, Эльте, – Лазарь оторвал от фазана второе крыло, – а ты вот считаешь это нормальным, что мой племянник, мой Хранитель Меча, который командует моими войсками, спит с моей женой?
О господи… Канцлер устало посмотрел на Императора. Это Запад, это Горд. Здесь по определению не может происходить ничего нормального.
– Нет, Ваше Величество, я не считаю это нормальным. Я считаю, что вы должны посадить его в тюрьму и морить голодом. Особенно, – тут Канцлер не выдержал, – учитывая вашу великую любовь к Ее Высочеству Императрице Марте.
Которая стала тебя раздражать так, что ты чуть ли не в одном белье отправил ее в какую-то богом забытую крепость, закончил про себя Канцлер.
– Угу. Наша любовь вечна, – хмыкнул Лазарь. – Тебе, кстати, не кажется, что у Казимира в последнее время с головой не все в порядке?
– О чем это вы?
– Ну ты сам подумай: он принес мне план войны с Востоком прямо посреди переговоров с посланником Эоганна, как будто бы не знает, что Юг уже давно пляшет под дудку этого проклятого Мáдога. Ты только представь, что если бы этому восточному отродью донесли, что я наконец-таки собираюсь с ним воевать? Нет, ты только подумай, какой бы безумной радостью озарилось лошадиное лицо дорогого Лорда Востока, когда он понял бы, что у него в очередной раз есть прекрасная возможность изобразить из себя поруганное достоинство! Он же у нас прямо-таки невинное дитя, страдающее от несправедливых нападок монстра по имени Лазарус III! Вот святой прям, мать его! Вот прям святее не придумаешь! Вот искать будешь…
Эльте перестал слушать – Лазарь начал свою любимую тему, его хорошее настроение улетучивалось. Эльте поднял взгляд на крепостные башни.
Запад правил равнинами, горами и побережьями Севера, таящими в себе бесконечные запасы золота и драгоценных мехов. Восток правил морем. Западом правил Император Лазарус III, вспыльчивый и скорый на расправу. Востоком правил Лорд Мадог, не менее амбициозный, чем Лазарь, но в противовес последнему слывущий образцом скромности и тонкого вкуса. Лазарь заказывал себе корону из чистого золота, которую еле выдерживала его массивная шея – Мадог вообще не признавал отличительных знаков своей власти. Лазарь строил летнюю резиденцию на островах почти на самой границе с Востоком и устраивал в ней оргии на несколько тысяч человек – Мадог переманивал лучших живописцев Запада и за баснословные деньги расписывал стены своего дворца Палладиум. И на самом деле Лазарю не была нужна корона и парадный плащ из пятиста отборных соболей, а Мадога мало интересовали морские пейзажи и батальные сцены – просто они всю жизнь воевали друг с другом, и эта война началась задолго до того, как оба стали правителями. Когда-то много лет назад наследник короны Запада и сын правителя Востока имели несчастье встретиться на приеме у Короля Юга, оба были молоды, оба не могли дождаться, когда получат власть над своими странами. Их судьбы были схожи: Лазарь – единственный, но нелюбимый сын своего отца, вечная пария с клеймом пожизненных подозрений в своем праве на престол из-за любовных похождений его матери, Мадог – второй сын, всегда в тени блестящего старшего брата, воина, мореплавателя, но – увы! – ушедшего в орден морских монахов и уступившего престол своему младшему брату. И вот, два нежеланных наследника скрестили словесные шпаги. Никто уже не помнил из-за чего, но им и не нужно было многого: косой взгляд, неловко выстроенная фраза, неопределенная благосклонность придворной дамы – кого это теперь могло интересовать? Схватка была краткой, но жестокой. Лазарь бросил перчатку в лицо Мадогу, Мадог ответил, что не снизойдет до поединка с человеком неблагородных кровей, тем самым намекая на слухи, долгие годы преследовавшие Лазаря, Лазарь выплеснул на него бокал вина, Мадог плюнул Лазарю в лицо. Тогда их еле растащили, и это могло бы стать всего лишь невинным эпизодом, ошибкой горячей молодости, тем, над чем много лет спустя можно было бы посмеяться за бокалом вина в дружеской беседе, но ни один, ни второй не простили публичного оскорбления. Так, с плевка в лицо и с испорченного вином камзола, и началось вечное противостояние Востока и Запада с надуманными поводами и копанием в многовековой истории в поисках спорных клочков земли. А Канцлер Запада Эльте, герцог Валлардии, Наместник Северных побережий и Хранитель Имперской печати, вот уже почти десять лет ходил по острому лезвию дипломатии между Императором Запада и Лордом Востока. Канцлер отвечал за переписку между Лазарем и Мадогом, перекладывая грязные ругательства в изящную светскую речь. «Передай этой морской крысе, что я скорее выкопаю труп собственной матери, чем позволю хоть одному его паршивому кораблю приблизиться к моей земле!» – «Лорд Мадог, с почтением сообщаю Вам, что его Императорское Величество считает невозможным расположение Вашего флота близ побережий Альды, однако, этот вопрос достоин обсуждения при условии, что Запад получит права на исследование пограничных территорий близ города Ильт». Конечно, потом все забывали про флот и находили новый повод для распри. А Канцлер продолжал свою работу: язвительные ответы Мадога не доходили до Лазаря, ругательства последнего превращались в витиеватые дипломатические фразы.
– Папа, смотри! – радостный детский крик вывел Канцлера из размышлений.
Он повернул голову и увидел, как прямо к ним по помосту несется Валтасар, сверкая своей золотистой головой. На руках у мальчика был щенок борзой, который отчаянно тявкал и вырывался, за принцем, неприлично высоко задрав юбки, бежала целая стая гувернанток. Валтасар, тем временем, несся с невероятной скоростью, Канцлеру с каждой секундой становилось все очевиднее, что ничего хорошего из этого не выйдет. Эльте бросил быстрый взгляд на Императора, брови того взлетели вверх от удивления, но он даже не пошевелился. Эльте инстинктивно привстал со стула, сделал шаг вперед, и именно в этот момент Валтасар зацепился ногой за неровные доски помоста и полетел прямо на Канцлера. Раздался собачий визг. Эльте почувствовал, что падает, каким-то чудом ухитрился схватить Валтасара и вытолкнуть его из-под себя, ногу пронзила острая боль, и Канцлер приземлился на жесткие доски.
– Папа! – Валтасар выскользнул из рук Канцлера.
Эльте лежал на помосте, апатично размышляя, что если бы в Горде был глашатай, он уже трубил бы что-нибудь вроде «Канцлер Эльте пытался убить наследника Валтасара».
– Вставай, Эльте, – услышал он насмешливый голос Императора.
Канцлер с трудом поднялся, отряхнулся от пыли, проковылял к своему стулу, сел и вытянул ушибленную ногу. Он зло покосился на Лазаря, потом посмотрел на сияющего Валтасара, и злость отступила: мальчик видит своего отца два раза в год, каждая встреча для него – незабываемое событие. А нога заживет… Канцлер попытался наступить на ногу и поморщился от боли.
Но тут воздух разорвал отчаянный детский плач.
– Храбрец!
Ну что там еще? Валтасар с ужасом тыкал пальчиком куда-то вниз, его глаза наливались огромными слезами.
– Храбрец!
Собака, понял Канцлер. Щенок упал с помоста, наверняка, сломал себе хребет. Эльте поднял глаза и столкнулся с взглядом Императора.
– Я разберусь, – процедил Эльте и поковылял к лестнице.
Охрана Императора расступилась перед ним. Эльте начал спускаться боком, держась рукой за перила. Ногу пронзала боль при каждом шаге, на последней ступеньке Канцлер не выдержал и сел.
– Канцлер… – услышал он обеспокоенный голос.
Канцлер поднял голову.
– Капитан, нам нужно найти собаку. Если та, что упала, сдохла, найдите такую же, но живую.
– Где Храбрец!? – снова раздался с помоста оглушительный визг.
– И побыстрее, – заметил Канцлер.
Он поковылял дальше, раздраженно оттолкнув руку Капитана, который пытался его поддержать. Как оказалось, Храбрец упал на головы ничего не подозревающих граждан, отделался легким испугом и теперь радостно носился в толпе и лаял. Приступили к поимке пса, для чего пришлось задействовать не только гвардию Канцлера, но и солдат Императора. Щенка гоняли по всей площади, через четверть часа все-таки изловили и доставили лично в руки Канцлеру Эльте.
– Ты паразит, – коротко сказал Канцлер, глядя в щенячьи глаза, взгляд которых был таким же озорным, как и у Валтасара, – вдоволь набегался?
Канцлер медленно поковылял через площадь к лестнице на помост. И вдруг раздался взрыв. Эльте инстинктивно прикрыл голову рукой, а потом обернулся. Толпа молчала в благоговейном ужасе. Канцлер увидел, как пламя жертвенника взмыло высоко в небо, а потом опустилось, образовав арку с черным провалом внутри. Из пламени вышел человек. Огонь опустился и как собака улегся у его ног. Человек парил в воздухе. Его белая кожа казалась глянцевой и холодной, время от времени по ней пробегали искры. Длинные волосы становились то ярко-красными, то рыжими, то черными как тьма. Взгляд не мог поймать форму и цвет его одежды, и казалось, что его окружает раскаленное марево. Канцлер понял, что наблюдает явление покровителя Запада, Бога Огня Багала. Все еще держа на руках притихшего щенка, Канцлер застыл как изваяние. Багал здесь? Собственной персоной? Казалось бы, когда ему еще являться, как не в день празднества, устроенного в его честь?
– Приятно видеть тебя, Император, – голос Бога походил на треск пламени. – Но мне не очень приятно видеть твоих слуг, стоящих на ногах, а не на коленях.
В едином порыве вся площадь пала ниц. Стоять остались немногие, в том числе Эльте и Капитан Вильрен. Глаза Огненного бога стали горящими углями.
– Я вижу, ты привечаешь в своем доме многих, Лазарус, – огненный взгляд заскользил по толпе, – и тех, кто верит в Бога Воды, и тех, кто верит в шепот Черных слуг.
Бог Воды – Морской бог, покровитель Востока, Черные слуги – это, видимо, Черные ноб, в которых верят на Юге, перевел сам для себя Канцлер.
– Так было всегда, Великий бог, – раздался, наконец, раскатистый голос Лазаря.
– То, что было всегда, не может длиться вечно, – глаза Бога из ярко-красных стали желтыми. – Я хочу, чтобы вы выжгли с моей земли тех, кто не придерживается истинной веры.
Повисла тишина. Выжечь тех, кто не придерживается истинной веры? Ну ничего себе… Канцлер с трудом представлял, что сейчас творится в голове у Лазаря. Пожалуй, в первый раз в жизни Канцлер мог сказать, что у Императора больше проблем, чем у Эльте.
– Кого ты хочешь, чтобы мы покарали, Великий бог? – спросил Лазарус.
– Я желаю, чтобы вы сожгли заживо тех, кто не придерживается истинной веры – веры в меня и моего брата, Морского бога. Я видел Север, который принадлежит тебе, Лазарус, но мне открылось, что на Севере почитают духов ветра…
Вольтов, понял Канцлер, духов ветра Вольтов.
– … вера в них грязна и опасна. Я повелеваю тебе отправиться на Север и сжечь заживо всех, кто поклоняется северным духам.
Лазарь не отвечал.
– Ты понял мою волю, Император, который правит, потому что этого хочет Бог Огня? – что-то снова яростно треснуло в жертвеннике, и в воздух поднялся исполинский сноп искр.
– Да, повелитель! – ответил Лазарь и опустился на колени. – Твоей великой волей еретики будут преданы твоему огню!
Бог Огня оскалился, раздался хлопок, и в один момент исчезло все: и Багал, и пламя. Прошло несколько секунд, и толпа с ревом кинулась к жертвеннику, если бы Капитан вовремя не затащил Канцлера под помост, его точно бы затоптали. Они пробрались к лестнице, и Канцлер поднялся к Лазарю. Тот стоял посреди помоста и смотрел на то место, где только что горел огонь. Притихший Валтасар сидел в кресле отца и испуганно вертел головой по сторонам. Эльте подошел к Императору. Лицо того было мрачным, жилы на его шее вздулись.
– Поедешь на Север исполнять приказание Бога, – процедил Лазарь.
Канцлер открыл рот от удивления.
– Я? Да с какой стати?
– Потому что ты – Наместник Северных побережий, – огрызнулся Император. – Все! Праздник окончен!
Лазарь развернулся и быстро спустился с помоста. Канцлер остался, вдруг он почувствовал, как что-то теплое побежало по руке, щенок, которого он так и держал, тихонько заскулил.
– Храбрец, да ты мастер тонкой иронии, – Канцлер отдал щенка Валтасару, которого уже захлестнул поток гувернанток.
Стража разгоняла толпу, толпа не хотела расходиться потому, что только что увидела своего бога во плоти, и дошло бы до открытого столкновения, если бы кто-то не догадался направить людей к Пирамиде Багала, храму Огненного бога. С этого момента дело пошло лучше, восторженные граждане понесли дары в храм, а знать начала спешно пробираться к каретам. Лазаря, само собой, уже и след простыл, Императрица и принцы тоже уехали, а Канцлер не торопился. Да и куда ему торопиться? На Север? Да не смешите… Эльте стоял у помоста, прислонившись спиной к столбу, и наблюдал за суматохой. Тут и там мелькали черные мундиры его солдат и зеленые мундиры гвардии Императора. Канцлер слышал громкий голос отдающего указания Капитана Вильрена. Это успокаивало.
– Север… – прошептал Эльте.
Легко сказать – езжай на Север и исполняй волю Огненного бога. Эльте даже пожалел, что придурка Казимира так вовремя отправили послом на Юг. Работенка-то как раз для него: скакать на коне, орать и убивать людей без повода. Ну то есть за то, что они видите ли верят в Вольтов, а не в Багала. Чего уж Огненный бог так разнервничался, совершенно непонятно. Его самого-то последний раз видели чуть ли не сотню лет назад, а уж Вольтов и подавно. Эльте вообще считал, что Вольты – это какая-то северная легенда, а не настоящие боги. Но теперь Багал придал им вес – упомянул лично и назначил своими кровными врагами.
– Черт знает что… – прошептал Эльте и поправил шарф, который съехал чуть вниз, и нос Канцлера стал виден целиком.
Нос, кстати, оказался прямым и тонким. Да и как Эльте может уехать на Север? Ну то есть уехать-то он может, но как все оставить? На кого? На Лазаря? Да Запад через неделю погрузится в хаос. Нужно привести в порядок бумаги, назначить ответственных, оставить указания… Нельзя уехать немедленно, нужно все тщательно спланировать и подготовить.
– Нужно поговорить с ним… – пробубнил Канцлер.
Конечно, он имел в виду Императора. Эльте сделал шаг вперед, больная нога подогнулась, и Канцлер уже начал падать, когда кто-то подхватил его под локоть.
– Чертова нога… – прошипел Эльте. – Спасибо, Капитан.
Потому что такое сделать мог только Капитан Вильрен.
– Ну, я не очень на него похожа, – раздался тихий смех.
Нет. Не только Капитан Вильрен. Канцлер повернул голову и увидел, что под локоть его поддерживает Эльжебет Дирин. Они были примерно одного роста с Эльте, так что сейчас Канцлер очень близко видел ее удивительные глаза. С такого расстояния они казались просто магическими. Любопытно.
– Почему вы все еще здесь? – спросил Эльте.
Он не стал вырываться, а она так и не убрала руку. Вдвойне любопытно.
– Мне не хотелось пробираться через толпу. Как и вам, полагаю.
Эльте кивнул. Эльжебет не то, чтобы улыбалась, но уголки ее губ чуть подрагивали. Ну и что все это значит? Эльте прищурился.
Тут надо сказать, что, несмотря на все свои странности, Канцлер Эльте пользовался просто бешеной популярностью у придворных дам. На то были две причины. Первая – это то, что Эльте – второе лицо Запада, а значит, у него есть власть и деньги. Вторая – это загадочность Канцлера, особо романтичные особы считали, что смогут «излечить его раненое сердце» и наконец-то «подобрать ключ» к этой таинственной личности. Эльте не был дураком, чтобы поверить в фальшивую любовь придворных хищниц, ран у него на сердце не было, зато ключей было больше, чем достаточно. В общем, Канцлер Эльте оставался одиноким и предпочитал не ввязываться в сомнительные аферы. Да, это порождало определенные слухи о его пристрастиях, но подтверждения они никогда не находили, потому что двое мужчин, с которыми ближе всех общался Канцлер – Император Лазарус и Капитан Вильрен – были такими бабниками, что пробы ставить негде.
Тем любопытнее было поведение госпожи Дирин. Она получила благосклонность самого Императора, что обещало ей хорошие отступные и, скорее всего, договоренность о выгодном замужестве. Так на кой ей любезничать с Эльте? Неужели настолько глупа? Да нет, непохоже. Ну ладно, поиграем в твою игру, милая синеглазая девочка.
– Полагаю, вы поможете мне дойти, – констатировал Эльте и поковылял вперед.
Эльжебет продолжала держать его под руку. Канцлер чувствовал, что всю эту картину наблюдает Капитан, и Канцлер еще получит порцию насмешек. Или не получит. Зависит от настроения Канцлера – не Капитана. А настроение у Канцлера было чертовки плохое, и прикосновение Эльжебет почему-то делали его еще хуже, хотя казалось уже, что хуже некуда. Как и всегда, когда у Эльте было плохое настроение, он начал кусаться.
– Вы быстро устроились во дворце, госпожа Дирин, примите мои поздравления.
Эльжебет покраснела. Канцлер повернулся к ней.
– Ну-ну, эта ваша робость – совершенно лишнее, это не во вкусе Его Величества.
Эльжебет покраснела еще больше.
– Так что вы от меня хотите? – спросил вконец уже разозлившийся Эльте.
По всей вероятности, он больше кусал сам себя, чем Эльжебет.
– Я видела, что вы подвернули ногу. Я просто хотела вам помочь.
Эльте остановился и посмотрел на Эльжебет в упор, она как-то сникла под его взглядом и наконец-то отпустила его руку. На этом разговор и окончим. Дальше Эльте неинтересно. Это Горд, здесь никто и никому не хочет «просто помочь».
– Ближе к делу, – все-таки сказал Эльте.
– Я, правда, просто хотела вам помочь, – Эльжебет сделала шаг назад.
Канцлер не шевельнулся, Эльжебет вдруг развернулась и быстро пошла прочь. Канцлер пилил ее спину взглядом. Он прекрасно слышал, как подошел Капитан.
– Ну и что это значит? – спросил Эльте.
– Вы ей нравитесь, – ответил Вильрен.
– Это я-то? – хмыкнул Канцлер.
– Ну, – Вильрен пожал плечами, – вы не так уж и плохи, господин, как о себе думаете.
Ой, ну да.
– И как в ее голове это сочетается с тем, что она – любовница Лазаря?
– Так он с ней еще не спал.
Эльте резко повернулся и посмотрел на Вильрена.
– Да?
– Да, – ответил Капитан, помимо своих прочих талантов, точнее, именно благодаря этим талантам, еще и знаток дворцовых сплетен.
– Не будь мы с вами столько лет знакомы, я бы решил, что вы меня подначиваете, Капитан.
Вильрен, великолепный Тарт Вильрен, в идеальном черном мундире с безупречной фигурой, безупречным лицом и безупречной прической посмотрел на сгорбленного растрепанного Канцлера сверху вниз. Впрочем, мог бы он существовать, этот идеальный Капитан личной гвардии Канцлера, если бы не было самого Канцлера?
– Я никогда не скажу ничего, что может причинить вам вред, Канцлер, – ответил Капитан.
Эльте знал, что это было правдой. Синее платье Эльжебет еще не растворилось в толпе. На секунду, на короткое мгновенье, Канцлер Эльте позволили себе чувствовать. Мгновенья было достаточно.
– Нам нужно готовиться к отъезду на Север, – коротко сказал Эльте.
– Как прикажете, – Капитан поклонился.
Эльте поковылял вперед, Вильрен подстраивался под его медленный шаг. До кареты они дошли молча. Залезть в карету самостоятельно Канцлер не мог, так что Капитану пришлось его подсаживать. Перед тем, как захлопнуть дверь, Эльте как бы невзначай бросил.
– Назначьте на вечер аудиенцию госпоже Дирин.
Капитан кивнул.
– А если это время будет занято Императором?
Эльте посмотрел за спину Капитану – никого не было, а потом опустил шарф так, что Капитан смог увидеть его улыбку. Капитан улыбнулся в ответ.
У Императора Лазаруса III в тот вечер, действительно, были дела поважнее, чем развлечение с новой фавориткой. Император Лазарус III получил письмо от Лорда Востока Мадога, отвратительное, грубое, ядовитое письмо от грязной восточной крысы. Какие уж там женщины! Да Лазарь о них и думать забыл! Он прочитал письмо, потом перечитал, потом перечитал еще раз, а потом приказал позвать Эльте. Явился этот прихвостень Эльте Вильрен и сообщил, что Канцлер подвернул ногу и сейчас проходит лечение, чтобы быть готовым как можно быстрее отправиться на Север по поручению Императора. Лазарь вспомнил про Север. Мадог показался не таким уж и значительным по сравнению с Багалом и его выкрутасами. Но все равно восточной крысе нужно было ответить достойно. Очень даже хорошо, что на этот раз Лазарь ответит сам, а не при помощи Эльте. Про то, что на свете есть Эльжебет Дирин, Лазарь забыл напрочь. Куда уж ей до Лорда Мадога.
А Эльжебет Дирин вошла в кабинет Канцлера Эльте. Ничего не поменялось: она стояла на свету, а Канцлер сидел в темноте.
– Благодарю, что пришли, госпожа Дирин, – Эльте сцепил свои тонкие пальцы.
Эльжебет коротко кивнула.
– Для меня честь, что сам Канцлер Запада согласился уделить мне время.
– Присаживайтесь.
Вопреки всем возможным традициям перед столом Канцлера стоял стул. Эльжебет села. Одета она была… В общем, на ней было платье с глубоким вырезом и все те же восточные сапфиры. Пламя играло в огненных волосах. Все это было очень красиво. Раздался стук, это Эльте стучал указательным пальцем по столу – один раз, второй, третий… Канцлер придвинул к себе подсвечник, так что его лицо было ярко освещено. Он стянул шарф, а потом снял камзол.
– Слева от меня дверь в спальню, выход у тебя за спиной.
Эльжебет вскочила. Она прошла в дверь слева от Канцлера. Эльте встал, потушил свечи, запер кабинет, а потом пошел вслед за Эльжебет Дирин.
Над Гордом поднималось холодное утро, лучи бледного солнца осветили узкие грязные улицы, широкие площади, на которых уже появились первые торговцы, осветили они Пирамиду Багала, в которой до сих пор догорали вчерашние подношения, и, конечно же, солнце осветило дворец Горда – огромное уродливое каменное здание. Много веков назад дворец начинал свою карьеру как обыкновенная крепость какого-то там то ли графа, то ли герцога, то ли просто племенного вождя – уже и не вспомнить. Но шли годы, и так уж случилось, что именно вокруг этого строения начало собираться то, что в какой-то момент превратилось в Империю Запада. Дворец прошел весь путь вместе с Империей, он достраивался, перестраивался, обзавелся кучей хаотичных башен, и теперь к правлению Императора Лазаруса III наконец-то обрел свой окончательный облик, угрюмый, странный и ассиметричный.
Из окна своей спальни на пятом этаже на утренний Горд смотрел Канцлер Эльте. Это был, пожалуй, первый раз за много лет, когда он стоял у окна с открытым лицом. На Эльте были брюки и рубашка, но не было камзола и шарфа. За его спиной на кровати вытянулась обнаженная девушка, утренний свет играл на ее коже, которая казалась совершенно белой по контрасту с огненно-рыжими волосами. Эльте не оборачивался и не смотрел на нее. Ночь вскружила ему голову, принесла удовольствия, о которых он уже давно и думать забыл, но вот наступило утро, и бледное западное солнце беспощадно осветило то, что было на самом деле. А на самом деле все было плохо. Эльте сцепил пальцы, Эльжебет за его спиной пошевелилась, перевернулась на спину, потянулась и посмотрела на Канцлера. Она уже хотела встать и подойти к нему, но…
– Проснулась? – спросил Эльте.
Его голос был холодным и деловым. Эльжебет замерла.
– Да, – тихо ответила она.
Взгляд Эльте нервно скользил по крышам домов, он услышал первые крики торговцев. Эльжебет сидела на кровати, обнаженная и совершенно не стесняющаяся своей наготы. Да и чего ей было стыдиться? Она была великолепна. Эльте посмотрел на ее отражение в оконном стекле и снова подумал, что все очень и очень плохо. Она была женщиной Лазаря, может, он с ней и не спал – а с ней никто не спал до Эльте – но это ровным счетом ничего не меняло. Сейчас Лазарь отвлекся, но он обязательно снова о ней вспомнит. Не по чину таким, как Эльте, таскать мясо со стола самого Императора Запада. Эльте обернулся, его бледные зеленоватые глаза встретились с глазами Эльжебет, и в них что-то вспыхнуло. Эльжебет подалась вперед, Эльте подошел ближе, взял ее за подбородок и провел кончиками пальцев по ее губам. Он вспомнил их вкус. Эльте наклонился, руки Эльжебет обвили его шею, скользнув по волосам.
– Возвращайся и веди себя как ни в чем не бывало, – тихо сказал он. – Мне нужно уехать на Север. Мы все решим, когда я вернусь. Но чем бы это ни закончилось, никогда и никому не говори, что ты провела со мной ночь. Ты поняла?
Эльте посмотрел на нее. Эльжебет кивнула. Воздух все еще наполнял запах сплетенных тел, постель еще хранила их тепло…
– Я буду ждать тебя, – сказала Эльжебет.
Ей было легко давать обещания – у нее ничего не было, и ей было нечего терять. Эльте не ответил. Он кивнул Эльжебет на дверь, которая вела на потайную лестницу, и прошел через гардеробную в свой кабинет. Он провел там в одиночестве сорок пять минут, а потом крикнул:
– Капитан!
Открылась дверь, и вошел Тарт Вильрен. При виде Эльте он расплылся в широкой и совершенно бесстыжей улыбке.
– Что у вас с лицом? – холодно спросил Канцлер.
– Что у меня с лицом? – ответил вопросом на вопрос Вильрен.
Только тут Эльте наконец-то понял: он до сих пор сидит в рубашке, без шарфа, гардины на окнах не задернуты, а свечи не горят. Эльте вздохнул.
– Ох уж эти женщины, – Тарт Вильрен бросил на стол папку с утренней корреспонденцией из Канцелярии, – наконец-то одна из них вскружила голову неприступному Эльте Штайн.
Глаза Эльте превратились в лед, он смотрел на Капитана и ничего не говорил. Прошла минута, потом вторая.
– Прошу прощенья, господин Канцлер, – Вильрен откашлялся, вытянулся и отошел на шаг назад.
– Ничего страшного, Тарт, – Эльте поднялся, зажег свечи, подошел к окну и задернул шторы, потом подошел к шкафу в углу кабинета, достал оттуда черный камзол и черный же шарф, который повязал вокруг шеи. – Что у нас нового? – Канцлер вернулся за стол.
– Во дворе произошла стычка между вашими людьми и стражей. Никто не пострадал: несколько синяков и ссадин.
– О! – Канцлер откинулся на спинку кресла. – Верные товарищи нашего малыша Казимира обиделись, что у него отбирают игрушки. Мы не будем придавать значения этому инциденту, отнесем его на счет личной неприязни его непосредственных участников.
Капитан кивнул.
– Ну вот что, – Эльте тяжело вздохнул. – Мы отправляемся на Север. Наша цель – искоренение культа Вольтов, и делать мы будем это не при помощи разговоров, а при помощи мечей и факелов, – Канцлер сделал паузу, выражение лица Капитана не изменилось. – С нами пойдут два центральных полка, северные полки я отзову – нам не нужны неожиданности, многие северяне до сих пор поклоняются Вольтам. Выезжаем завтра утром, я думаю, что нас не будет несколько месяцев. Распорядитесь обо всем.
Капитан кивнул.
– Можете идти.
Капитан поднялся и вышел в приемную, Канцлер последовал за ним, чтобы застать тот самый момент, когда секретарь усаживался на свое место. Канцлер подлетел к нему как коршун, схватил со стола перечеркнутый красными чернилами лист и язвительно зашипел:
– Молодой человек, я понимаю, что близость к моей особе, несомненно, порождает в вашей душе искушение подсунуть мне под нос какую-нибудь ерунду, и я надеюсь, что вы это делаете просто от недостатка природного ума, а не из-за денег, но смею заметить, что я как-никак Канцлер Запада, и если мне в руки будут попадать документы, которые…
Через пять минут Эльте закончил свою речь, бросил злосчастную жалобу в лицо секретарю, и, приказав вызвать к себе врача для осмотра ноги, вернулся в кабинет. До вечера он писал и отправлял письма: на Север, чтобы отозвать полки, в военное расположение центральных частей, указания местным чиновникам для снабжения войск, инструкцию начальнику Канцелярии, который будет его замещать. Уже глубокой ночью, после того, как он лично собрал все необходимые для поездки вещи, Канцлер лег в постель, так и не раздевшись. Белье по его указанию сменили, но подушка все равно хранила пряный запах волос Эльжебет Дирин. К Лазарю Эльте не ходил. Он и не собирался этого делать.
«Я буду ждать тебя».
Глупость какая. Ну на что он ей сдался? Он молодая, красивая, на нее обратил внимание сам Император. Лазарь не такой уж и плохой, он добрый и щедрый. Да, он быстро остывает, но ни одна из его многочисленных избранниц не пожалела о связи с ним. Так будет и с Эльжебет. В конце концов, она пройдет мимолетный путь фаворитки и найдет себе знатного и богатого мужа. Про Эльте она, конечно, забудет. Не будет она его ждать. Но что если она начнет болтать о том, как выглядит Канцлер?
– А кто ей поверит? – Эльте посмотрел в потолок, единственный потолок во всем дворце Горда без позолоченной лепнины, и улыбнулся. – Даже если она кому-нибудь и расскажет, то кто ей поверит?
Эта мысль его успокоила. Эльте закрыл глаза, снова перебрал в голове письма, которые написал и которые так и не написал, и постепенно провалился в сон. Через десять минут он проснулся. Эльжебет была не самой главной его проблемой. Эльте беспокоил Север, проклятый Север, на который ему все-таки придется поехать.
Драма не объявляет о себе. Сложно понять, что она вообще грядет. Мимолетная слабость, синие глаза, из-за которых в душе такого холодного и безмерно одинокого Канцлера Эльте что-то вспыхнуло, то, что чуть ли не единственный раз в жизни заставило его уступить своей слабости, на одну короткую ночь стать просто мужчиной в объятьях женщины. Мог ли он это себе позволить? Он полагал, что мог. Он полагал, что все идеально рассчитал. Императора Лазаря Эльте никогда высоко не оценивал, он вполне справедливо предположил, что фальшивое письмо отвлечет его внимание. И так оно и случилось. Но в рассуждениях Эльте был один изъян, которого он, на свою беду, не замечал. Все было идеально рассчитано, но Канцлер не учел одно обстоятельство. Точнее, Канцлер не взял в расчет одного человека.
В далекой Целле в прекрасном дворце из белого мрамора, который называют Палладиум, посреди душной и жаркой восточной ночи, такой непохожей на холодную ночь в Горде, Лорд Востока Мадог вскрыл письмо от Императора Запада Лазаруса III. Мадогу было за пятьдесят, он был старше Лазаря лет на пятнадцать, но вряд ли кто-то об этом бы догадался. Лорд Востока был высоким, худым, у него было красивое лицо с темными проницательными глазами. Руки у него были холеные, с длинными пальцами, в которых он держал сейчас это странное письмо. Почему оно показалось Мадогу странным? Да потому что впервые за много лет он получил письмо, написанное Лазарем собственной персоной. Письмо было… Скажем так, в стиле Императора. Это, конечно, было занимательно, и Мадог даже несколько раз улыбнулся, когда читал Лазаревы пассажи, но была одна проблема. Это был ответ на письмо Мадога, да только вот Мадог никаких писем Лазарю в последнее время не писал. Мадог снова развернул письмо и, зажав его между большим и указательным пальцами, поднес к огню свечи. На просвет письмо выглядело совершенно обыкновенным, но Мадог ничего другого и не ожидал. Он думал. Мир, конечно, велик, но когда доходит до вопросов политики, он становится чертовски тесен. Канцлер Эльте еще не успел уехать на Север, а Лорд Востока уже был осведомлен о его отъезде во всех подробностях. Знал он и о появлении Огненного бога Багала, факт, конечно, примечательный, но не такой, как это письмо… Лазарь получил фальшивое письмо от Мадога, и это письмо подделал Канцлер Эльте, в этом у Мадога сомнений не было. Но зачем? Для такого поступка у Эльте должна была быть очень веская причина. Мадог разжал пальцы, и письмо спланировало на стол. Неважно, в чем там дело, факт на лицо: Канцлер интригует против Императора, но Лазарь об этом не подозревает.
– Эльте, – прошептал Мадог, – Канцлер Запада, герцог Валлардии, Наместник Северных побережий и Хранитель Имперской печати.
Лорд Востока давно мечтал с ним встретиться. И у них уж точно найдется тема для разговора.
Утром, таким же бледным и безликим, как и предыдущее, Канцлер Эльте покинул Горд в сопровождении пятидесяти человек своей личной гвардии. Эльте ехал в закрытой карете и все время проводил в одиночестве, лишь изредка перекидываясь парой слов с Капитаном Вильреном, передававшим ему почту, которую они получали и отправляли на постоялых дворах – процесс беспрерывный и необратимый, как и вся бюрократия Запада. Канцлер как-то очень нервно воспринимал поездку. Сразу после того, как они покинули Горд, он задернул занавески на окнах кареты и целый день не показывался наружу, односложно отвечая на редкие вопросы Капитана через приоткрытое окно. Они миновали пригороды Горда с их разбитыми дорогами, потом проехали поля, на которых зрел под летним солнцем урожай, через череду прудов с прозрачной водой, в которых разводили форель и карпов, через сады фруктовых деревьев с ветвями, уже начинающими гнуться под тяжестью плодов. Все это время им сопутствовала удача – погода стояла прекрасная, и летние дожди пока их щадили.
– Проедьтесь верхом хотя бы пару часов, – как-то раз предложил Капитан Канцлеру.
– Если меня заинтересуют сельские прелести, я перееду в деревню, – язвительно прошипел Эльте.
– Не понимаю, Канцлер, что вас так беспокоит: то, что мы едем на Север, или то, что мы уехали из Горда?
– А вас не беспокоит Север, Капитан? – спросил Эльте.
– С чего бы? – Тарт Вильрен небрежно пожал плечами.
Эльте резко захлопнул окно.
Он вышел из кареты только через неделю, когда они встретились с центральными полками. Это произошло под вечер в одной из безымянных деревень, которая ко времени прибытия Канцлера Запада уже превратилась в военный лагерь. Канцлер, несмотря на летнюю погоду закутанный в плащ, вошел на постоялый двор, назначенный штаб-квартирой, и сразу же отправился к генералам Хранителя Меча Казимира. Первым в комнату вошел Капитан Вильрен, наглухо задернул шторы и зажег свечи. Только после этого появился Эльте. Генералов было двое: пышная форма, животы, выпирающие из-под мундиров, заплывшие лица и кривые ухмылки. Эти ухмылки заставили кровь Канцлера сначала закипеть, а потом стать холодной как лед. За всеми многочисленными злоключениями Эльте как-то совершенно забыл, что своим походом на Север он невольно ступил на территорию Хранителя Меча Казимира, того самого племянника Императора Лазаря и любовника Императрицы Марты, которого не так давно отправили на Юг послом при дворе Короля Эоганна… И вот сейчас Канцлер Эльте, этот самый, как любил называть его Казимир, кривобокий уродец и вдруг командует армией. Неслыханное дело… Ну ничего, привыкнут.
– Северные полки движутся нам навстречу. Мы сделаем крюк, чтобы не встретиться с ними. Мой Капитан сообщит вам об изменении маршрута, – вместо приветствия сказал Канцлер.
Повисла тишина. Канцлер попытался вспомнить имена генералов, не вспомнил, и решил, что обращаться к ним по имени не обязательно.
Тот, что на вид был чуть старше, заговорил.
– Мы хотели бы получить указания, как именно мы будем исполнять… нашу задачу.
Задачу… Канцлер еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Можно, конечно, назвать это задачей, но даже для Канцлера Эльте это как-то уж чересчур цинично.
– Волю Бога Огня, – поправил он. – Мы исполняем волю Бога Огня. Солдаты разделятся на группы по двадцать-тридцать человек, каждая отправится к основным населенным пунктам Севера. По прибытии солдаты должны сжечь капища Вольтов и уничтожить все видимые признаки поклонения им – алтари и ритуальные столбы. У каждого отряда будет указ Императора, – Канцлер уже подготовил невыразимое количество копий этого самого указа, – согласно этому указу вы предложите местным жителям добровольно отречься от Вольтов, сжечь все предметы их культа и принять веру Бога Огня. В случае добровольного перехода они останутся в живых, если не захотят принять веру Багала, то будут убиты. Еще вопросы?
Канцлеру ответила тишина. Не попрощавшись, Эльте вышел.
Они отправились в путь на следующий день уже в сопровождении полка, что сделало перемещение медленным и неторопливым. Эльте начал выходить из своей кареты и даже проезжал несколько часов в день верхом рядом с Капитаном. Чем дальше они уезжали на Север, тем сильнее менялся пейзаж: исчезли засеянные поля, почва стала каменистой, леса хвойными и темными, ветер холодным, небо затянули облака, ночами тоскливо кричали птицы, сводившие с ума солдат своим похожим на человеческий плачем. Их попытались отстреливать, но Канцлер категорически запретил это делать.
– Это северные ауры, они приносят удачу, – объяснил он, хотя на самом деле врал – никакой удачи эти птицы не приносили, наоборот, считалось, что своим плачем они предвещают смерть.
Через неделю они вернулись к прежнему маршруту, сделав крюк, чтобы избежать встречи с северными полками, и еще несколько недель ехали по Северным пустошам – широкой равнине между двумя горными грядами. Это были владения Вольтов, духов северных ветров. Здесь Канцлер почему-то взял манеру ездить верхом по ночам. Иногда компанию ему составлял Капитан Вильрен.
– Как вам Север, Капитан? – как-то спросил Эльте.
– Холодно, – ответил Вильрен.
– А по мне так в самый раз, – пожал плечами Эльте.
– У вас кровь холодная, – отозвался Капитан.
– А у вас, значит, горячая? – хмыкнул Эльте.
– Видимо, – заметил Вильрен.
– Вы что-нибудь узнали? – спросил Канцлер.
Эльте приказал Капитану навести справки о судьбе Эльжебет Дирин.
– Пока нет, – Вильрен покачал головой, – письма еще не пришли.
Да и странно было бы, если бы он уже получил ответ – письма на Север всегда шли долго. На следующий день они преодолели горный перевал, и Канцлер отправился на дальний Север с небольшим отрядом. Целью этого отряда была деревня с названием Штайн, «камень» на древнем северном наречии. Они ехали вдоль моря. Ветер выл свою дикую песню в кронах корабельных сосен, одиноко кричали морские птицы, размеренно шумел прибой, изредка, когда они подъезжали слишком близко, окатывая их холодными брызгами. Солдаты ежились от пронизывающего холода, Канцлер же, казалось, его не замечал. Чем ближе они подъезжали к Штайн, тем более пустым становился его взгляд. Они прибыли в деревушку еще до рассвета. Канцлер подъехал к лейтенанту, командовавшему отрядом, и указал ему на холм.
– Там, – коротко сказал он.
Лейтенант неловко кивнул, скованный близостью такой важной персоны, как Канцлер Эльте, и тут же отрывистым голосом отдал приказ. Всадники с зажженными факелами направились к капищу, принесли хворост, и через несколько минут капище охватил огонь. Они проехали в центр деревни к столбу, у которого зачитывались указы Императора. Шум разбудил людей, растрепанные, полуодетые, они выходили из своих домов и собирались на площади. Канцлер держался чуть в стороне, он замотал лицо шарфом так, что остались видны только глаза, и стал рассматривать тех, кого не видел двадцать шесть лет. Лейтенант отрывисто зачитал указ Императора, для красноречия отпуская крепкие выражения в адрес той веры, которую пришел уничтожать. Канцлер не слушал его, он смотрел на лица. Вот пекарь, такой же, как и был, ничуть не изменился, вот его сильно постаревшая жена, а женщина, стыдливо захлопывающая на груди шаль – их младшая дочь, совсем еще ребенок, когда Канцлер уехал из Штайн. Другая женщина с усталым лицом – Ортелла, ровесница Эльте, товарищ его детских игр, ее отца забрало море за год до того, как уехал Канцлер. Кузнец и его старший сын, когда-то первый деревенский кавалер, а теперь пьяница с опухшим лицом, изуродованным страшным шрамом. Вилисса, деревенская знахарка, которой как было сто лет, так и осталось, и казалось, что она не постарела ни на день…. Канцлеру вдруг захотелось слезть с лошади, размотать этот чертов шарф и крикнуть им: «Эй, это я! Вы узнаете меня?». И они бы узнали, несмотря на прошедшие годы, потому что мало кто уезжал из Штайн дальше соседней деревни. Эльте был уверен, что его помнят, о нем рассказывают истории, причем, скорее всего, назидательные, с печальным концом и обязательной деревенской моралью. Порыв прошел, Канцлер снова видел лишь сонные деревенские лица. Лейтенант закончил читать указ. На деревню опустилась тишина.
– Ну! – рявкнул лейтенант. – Чего стоите? Хотите в костер?
Большая часть толпы разошлась по домам, чтобы в спешке вынести все свои немногочисленные реликвии и предать их огню. Но некоторые остались, среди них была Ортелла со своей семьей. Канцлер встретился глазами с Капитаном, и они подъехали ближе.
– Да я смотрю, у нас есть желающие отдать жизнь во славу Багала! Разжечь костер!
Солдаты уже натаскали хворост, промаслили его и установили в центре несколько столбов.
– Мы сожжем тех, кто отказывается менять свою грязную веру! – лейтенант вытащил из толпы мальчика-подростка и поволок его к костру.
Мать ребенка взвыла и кинулась следом.
– Черт знает что… – прошептал Канцлер и тронул лошадь.
Он подъехал и жестом приказал лейтенанту остановиться.
– Ты отвергнешь веру Вольтов? – спросил Канцлер женщину.
Она захлебывалась слезами, не выпуская руки сына из своей.
– Отвергнешь или нет?! – взвился лейтенант. – Отвечай господину!
– Да… – провыла женщина.
Канцлер сделал знак – лейтенант отпустил ребенка.
– Тогда принеси все предметы поклонения им и сожги, иначе умрешь вместе с сыном!
Прижимая ребенка к себе, женщина отошла в сторону и жестом позвала за собой остальных детей. Ее муж остался.
– Ну не детей же, тупой солдафон, – прошипел Канцлер лейтенанту, – возьми ее мужа, если он такой упертый.
Лейтенант схватил мужчину, Эльте всматривался в его лицо, но так и не смог его узнать. Деревня замерла, наблюдая, как мужчину привязывают к столбу, один из солдат зажег хворост, и пламя начало медленно разгораться. Эльте видел, как лицо мужчины, до этого непроницаемое, исказилось, раздался первый крик. Пламя взметнулось, и за мгновенье до того, как лицо человека, уже покрытое пузырями ожогов, исчезло навсегда, Эльте узнал его. Катар, рыбак, всего на несколько лет старше Эльте. Память, услужливая дрянь, воскресила прошлое: Эльте пять лет, Катару что-то около семи, весной они пускают по ручьям маленькие самодельные кораблики из коры, щепок и перышек. Детский смех, хлопки ладонями по воде, мокрая насквозь одежда и радость от того, что больше корабликов Катара, чем корабликов Эльте добралось до цели… Безумные крики боли сгорающего заживо человека. Долгие, протяжные, дикие. Сквозь пламя видна корчащаяся в муках фигура, крик переходит в булькающий вой и обрывается. В воздухе стоит тошнотворный запах горелого мяса. Тело догорает, и, в конце концов, остается только обугленный скелет, привязанный к столбу.
– У нас есть еще столбы! – кричит лейтенант. – Мы ждем не дождемся желающих отдать свою душу Богу Огня! Ну?! Есть такие?!
Таких нет. Многие уже бросали деревянные тотемы в костер. Солдаты начали рейд по домам, тех, у кого находили что-то еще, избивали, но не бросали в огонь: Император милосерден, потому что знает, как глупы его подданные. Воздух наполнили крики и плач. Сожгли чей-то дом. Канцлер закричал лейтенанту, чтобы пожар потушили, иначе сгорит вся деревня. Эльте обернулся и встретился взглядом с Ортеллой. Она смотрела на него в недоумении, медленно подошла и произнесла имя, которое не произносили очень давно, но никогда не забывали… Канцлер перевел взгляд на Капитана, Капитан посмотрел на Канцлера. В глазах Канцлера появились веселые искры, в глазах Капитана – холодный ужас. Ну как, Тарт, теперь ты чувствуешь, что твоя кровь тоже стала холодной? Канцлер резко кивнул в сторону Ортеллы, Капитан понял без слов, подчинился. Мгновенье – и голова женщины упала на землю, снесенная тяжелым мечом.
– И так будет с каждым, кто оскорбит господина! – хрипло закричал Капитан.
Эльте внимательно смотрел на Вильрена. Совсем отбился от рук… Его насмешки по поводу Эльжебет, бесконечные язвительные шуточки… Эльте готов это простить. Но не его слова про кровь. Нет, это Эльте Вильрену с рук не спустит. Канцлер сделал знак солдатам, и они поехали в сторону кладбища – сносить надгробья с ритуальными знаками Вольтов. От деревни до кладбища было всего минут пять верхом, оно находилось на высоком обрыве. Судорожно захлебываясь, выл ветер. Канцлер выкрикивал указания солдатам, Капитан повторял те слова Канцлера, которые уносил ветер. На кладбище стояли ряды грубых камней, среди которых были не только тотемы Вольтов, но и кресты Морского бога. Солдаты спешились и достали кирки из седельных сумок.
– Я тебе кое-что покажу, – сказал Эльте Вильрену.
Капитан и Канцлер выехали на побережье, Канцлер нашел спуск к воде и направил лошадь к полосе прибоя. Из-под копыт поднимались брызги. Канцлер остановил коня и огляделся: его окружали серо-коричневые скалы, за которые отчаянно цеплялись корнями низкорослые изогнутые деревья. Где же? Он снова пришпорил лошадь и поскакал вперед. Поднималось тусклое северное солнце, задул пронизывающий ветер, но Канцлер не чувствовал его, придерживая одной рукой поводья, он размотал шарф и расстегнул тугой ворот камзола. Тут же грудь сковал холод, но Канцлеру он показался ничем по сравнению с холодом у него внутри. Вдалеке появились развалины – всего несколько деревянных столбов и куча сгнивших досок. Канцлер всадил шпоры в бока лошади с такой силой, что она из последних сил рванула вперед.
– Давай… – прошипел Эльте.
Почти у самых развалин он резко натянул поводья, лошадь, пританцовывая, остановилась, Канцлер спешился и замер. Он стоял и смотрел на сгнившие, покрытые мхом и птичьим пометом доски, и его взгляд стал далеким и мутным. Он хотел подойти, но не посмел – что-то внутри так больно сжалось, что помешало ему сдвинуться с места.
– Это?… – сдавленным голосом спросил Капитан.
– Это наш дом, – ответил Канцлер. – Это то, что осталось от нашего дома.
От него ничего не осталось. Холодная морская вода залила сапоги Канцлера, ноги промокли. Эльте резко развернулся, и теперь они с Капитаном стояли лицом к лицу. Канцлер – мрачный, с дикими горящими глазами, Капитан – растерянный и какой-то смущенный. Но все равно Канцлер смотрел на Капитана снизу вверх. А потом он его ударил, Вильрен рухнул на колени, а Канцлер снова его ударил, но на этот раз по лицу, потом схватил за волосы и окунул головой в соленую воду.
– Теперь чувствуешь? – шипел Эльте. – Теперь чувствуешь холод?
Вильрен не отвечал, захлебывался, но не отвечал, только хрипел. Он даже не пытался сопротивляться, хотя одним движением мог сбить Эльте с ног.
– Теперь у тебя холодная кровь, а? – в порыве бешеной злости Эльте отшвырнул Вильрена. – Теперь у тебя холодная кровь, Тарт?
И тут раздался оглушительный грохот. Эльте поднял голову. Кладбище на обрыве оседало прямо в морскую пучину. Промокший и дрожащий Капитан прижался к ногам Канцлера как ребенок.
– Что это, Эльте? – испуганно спросил он.
– Их забрало Море, – ответил Канцлер.
– Морской бог? – переспросил Капитан.
– Думаю, да, – со странным безразличием ответил Эльте.
– Так значит Боги наблюдают за нами? – спросил Вильрен.
Канцлер почти отеческим жестом потрепал его по мокрым волосам и криво улыбнулся.
– Не за такими, как мы с тобой, Тарт. Таких, как мы, боги не замечают.
Пошел мелкий холодный дождь, закричала чайка, кинулась вниз и начала кружить вокруг Канцлера. Эльте устало отмахнулся от птицы.
– Пойдем, – сказал он Капитану.
Когда в тумане, опустившемся на Северные побережья, показался лагерь, Канцлер и Капитан уже были совершенно спокойны. Лошади шли рысью, дождь прекратился, хотя в воздухе стоял отчетливый запах сырости и морской соли. Канцлер пустил лошадь шагом и неторопливо въехал в лагерь. Вокруг одной из палаток столпились солдаты. Канцлер подъехал ближе.
– Что происходит? – спросил он.
Солдаты испуганно смотрели на него, один из них машинально начертил в воздухе оберегающий жест. Знак Багала, Канцлеру пришло в голову, что на Севере этот знак выглядит нелепо – как бы ни желал этого Багал, он никогда не будет хозяином Северных побережий. Если уж не Вольты, то Морской бог.
– Что там? – Канцлер спешился.
Солдаты испуганно смотрели на него.
– Черт знает что… – прошипел Канцлер и решительно откинул полог палатки.
Внутри был лейтенант отряда и еще один человек, они стояли к Канцлеру спиной. Канцлер прочистил горло. Оба обернулись.
– Ну? – спросил Канцлер. – Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Лейтенант нелепо развел руками и почти беспомощным жестом указал в центр палатки.
– Кто вы? – обратился Канцлер к незнакомцу.
Тот просто смотрел на Канцлера, не в силах произнести ни слова. Прекрасно, подумал, Эльте, притащили глухонемого.
– Кто это? – Канцлер повернулся к лейтенанту.
– Его прислали из штаба, господин. Искали вас, чтобы показать необычную находку…
Канцлер фыркнул. Небось, нашли дохлого морского волка и бьются в истерике.
– Что в штабе?
Тишина.
– Ну! – рявкнул Канцлер. – Из штаба не прислали доклад?
Второй человек протянул Канцлеру письмо.
– Благодарю, – прошипел Эльте.
Он повернулся лицом к входу, чтобы было светлее, распечатал письмо и стал читать. На то, чтобы разобрать омерзительный почерк одного из генералов, у него ушло несколько минут. В целом все было хуже, чем Канцлер надеялся, но не так плохо, как он ожидал. Большая часть северян добровольно перешла в веру Огня после показательных казней. Две деревни сожгли вместе с жителями – Канцлер подозревал, что несчастным никто даже не потрудился объяснить, что происходит. Еще пять деревень оказались весьма религиозными, и в каждой сожгли от десяти до тридцати человек. В одной убили странствующего морского монаха, которого приняли за жреца Вольтов.
– Что? – спросил сам себя Канцлер и перечитал.
Ну да, так и есть, странствующий морской монах с Востока. Они изредка забредали сюда, раздавали книги или диктовали молитвы под запись. Этому бедняге просто не повезло. И не повезло Эльте, потому что убийство морского монаха – это прямое оскорбление их ордену, а брат Лорда Востока Мадога Лорд Родор был морским монахом, а, следовательно… Канцлер мотнул головой. Не страшно, в конце концов, кто знает, как мог погибнуть странствующий морской монах на Севере: грабители, болезнь, непогода, просто несчастный случай – мало ли что могло произойти. Он стал читать дальше и с удовольствием отметил, что все свидетели этого неприятного случая последовали к своим богам вслед за проповедником. Эльте мрачно усмехнулся и спрятал письмо в карман.
– Ну хорошо. Что здесь у вас?
Все расступились, и Канцлер смог наконец-то оценить, что именно внесло такую сумятицу в жизнь лагеря. На земле посреди палатки лежало странное существо. Оно походило на огромную собаку, и издалека Канцлер даже решил, что, как он и думал, это морской волк – крайне уродливое и неприятное, но все же совершенно заурядное существо. Но то, что он увидел, когда присмотрелся получше, на морского волка не походило совершенно. Тело существа было покрыто черной матовой чешуей, у него было четыре лапы, каждая из которых оканчивалась пятью обломанными когтями, в верхних лапах было по лишнему суставу, длинный хвост покрыт роговыми пластинами, на короткой шее росла черная жесткая шерсть. Там, где должна была бы быть звериная морда, было лицо, почти человеческое, со светлой кожей в черных пятнах. Остекленевшие темные глаза без зрачков смотрели в пустоту, прямой ровный нос с глубоко вырезанными ноздрями, почти лишенный губ рот с острыми как иглы зубами…
– Что это? – резко спросил Канцлер человека, имя которого так и не удосужился узнать.
– Оно напало на наш отряд, убило двоих прежде, чем мы добрались до него.
– Просто напало и все? – уточнил Канцлер.
– Да…
– Где это произошло?
– Я… Я не знаю…
– Покажите.
Канцлер дал знак Капитану, тот крикнул что-то. Через несколько минут принесли карту. Канцлер развернул ее и выжидательно посмотрел на безымянного человека. Тот начал водить по карте пальцем и, наконец, указал на чуть заметную точку. Канцлер прищурился. Миркрид – «темнота» по-северному. Канцлер снова посмотрел на странное существо. Отвратительное – да, но не сказать, чтобы пугающее. Канцлер перевел взгляд на остальных – они явно придерживались другой точки зрения, лейтенант даже сложил пальцами оберегающий знак Багала. Миркрид… Все знали, что в пещерах за деревней Миркрид живут странные звери, у них человеческие лица и волчьи голоса, в холодные ночи, когда старшая из лун умирает и на землю опускается темнота, они выходят из своих нор и громко воют, чтобы луна вернулась, потому что только в ее свете они могут видеть. Без ее света они впадают в ярость, и если в такую ночь человек попадется зверям, они разорвут его на части и съедят даже кости. Перед новолуньем зверям оставляли мертвую корову, козу или свинью, чтобы они могли выместить свою ярость на туше и не приходили к деревням. Видимо, сейчас перед Канцлером лежал зверь из Миркрид: то ли человек, то ли волк. Проблема была в том, что звери из Миркрид были детской сказкой. Да за деревней на самом деле были пещеры, в которые каждые лет десять спускался какой-нибудь смельчак, чтобы добраться до центра земли, а на самом деле, чтобы никогда не вернуться обратно. Действительно, каждое новолунье зверям оставляли жертву, но уже давно не корову или свинью – самим пригодится – а какое-нибудь мелкое животное вроде курицы или кролика. Туши находили обглоданными или растерзанными, но это делали не мифические звери, а обыкновенные обитатели лесов. Ночами в новолунье и правда слышали вой, но это был вой ветра, и он был слышен и днем, а в безветренную погоду звери из Миркрид, вероятно, предпочитали не появляться. Зверей из Миркрид не существовало, они оставались живыми только в головах старух, которые рассказывали детям страшные сказки. И, тем не менее, один такой зверь сейчас лежал перед Канцлером.
– Оно напало ночью, – произнес Эльте.
– Откуда вы знаете? – удивился лейтенант.
Канцлер насмешливо посмотрел на него, но улыбка медленно сползла с его лица, когда он вспомнил, что не видел старшей луны прошлой ночью, только бледная младшая луна светила до того, как облака затянули темное небо. Зверь из Миркрид вышел выместить свою ярость на тех, кто украл у него луну.
– Оно было одно?
– Вроде бы да…
– Могут быть и другие.
– И что нам делать? – спросил лейтенант.
Канцлер наклонился ближе и взглянул в мертвые глаза существа. Говорили, что глаза зверей из Миркрид сделаны из черных агатов. Проверять почему-то не хотелось.
– То же, что вы делаете в последнее время – сожгите его. Лучше прямо сейчас.
Канцлер вышел из палатки. Капитан последовал за ним.
– Что это такое на самом деле? – спросил Капитан.
– Зверь из сказки, которым пугают детей. Ничего необычного, кроме того, что он оказался живым, а не сказочным.
Они замолчали. Костер уже развели, и яркое пламя поднималось на метр от земли. После короткой перепалки солдаты понесли зверя к костру, раскачали тушу как мешок и кинули в огонь, раздался треск, в воздух взметнулись снопы искр. Солдаты сгрудились вокруг огня, привлекаемые одновременно любопытством и страхом. Парадоксальная, но на удивление действенная смесь чувств, отметил про себя Канцлер Эльте.
– Как интересно, – прошептал Канцлер, – теперь у нас есть не только рассвирепевший Бог Огня, но и оживший сказочный зверь…
Ладно. Не бывает ничего необъяснимого, на глухом Севере и не такое происходило. В конце концов, боги если и имеют какое-то отношение к этой твари, то разве что смотрели не в ту сторону, когда она появилась на свет… Раздался рев, пламя взметнулось огромным столбом, солдаты бросились врассыпную. На что-то похоже, апатично подумал Канцлер, вдруг почувствовавший, насколько он вымотан после ночи. Капитан резко схватил Канцлера за плечо, но вдруг какая-то сила отбросила его в сторону. Канцлер удивленно смотрел на лежавшего на земле Вильрена, когда краем глаза заметил шар, вылетевший из огня. Шар завис в воздухе в нескольких метрах от Канцлера, а потом раскрылся как цветок, нижние лепестки стали длиннее, сложились в лестницу, по этой лестнице начал спускаться человек с желтыми глазами, закутанный в алые языки пламени. Багал. Солдаты попадали на колени, Канцлер пошатнулся, но сумел сохранить равновесие, он почтительно опустил голову. Пламя угрожающе треснуло. Эльте опустился на колени, но все же как-то чересчур медленно, почти брезгливо рассматривая грязь. Огненный хлыст вырвался из пламени, окружавшего Багала, и хлестнул по земле перед Канцлером, заставив его поднять голову.
– Что ты бросил в мой огонь?
От ослепительного света у Канцлера заслезились глаза. Надо бы почувствовать страх, ведь перед ним стоит сам Бог Огня, но Эльте ничего не чувствовал – только накатившую смертельную усталость. Если Багалу так угодно, то пусть испепелит его на месте – Эльте все равно.
– Повелитель, это тварь из сказок Севера, а Севером правишь ты. Мы принесли ее тебе в жертву.
Багал рыкнул, и в воздух взметнулись искры.
– Ты не смеешь решать, северная падаль, что достойно стать жертвой огню, а что нет!
И с чего он так вышел из себя? Подумаешь, труп уродливой собаки…
– Ты всесилен, – ответил Канцлер и готов был поклясться, что на лице Багала отразилось замешательство.
Интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел бога в замешательстве? Если нет, то Эльте мог собой гордиться.
– Не все можно кидать в огонь, – провозгласил Багал, и его голос стал невероятно громким, он уже обращался не к Канцлеру, а к солдатам, – огонь чист, огонь всемогущ, огонь вечен. Я чист, я всемогущ, я вечен! Я Багал, Бог Огня! Мне вы молитесь! Мне вы слагаете песни! Мне вы приносите жертвы! И это я спасу ваши души от огня после смерти!
Можно подумать, что после смерти будет огонь, апатично подумал Эльте, можно подумать, после смерти будет хоть что-нибудь, кроме самой смерти. Хотя нет, наверное, для грешников есть достойное наказание – следующая жизнь. Солдаты начали читать молитвы, сначала нестройно, а потом их голоса слились в хор. Багал широко развел руки, языки его пламени играли всеми цветами огня: от ослепительного алого до почти черного.
– Я Багал! Я ваш великий бог!
И тут произошло нечто совершенно невероятное. Из огня появилась черная тень и метнулась к Багалу. Канцлер успел заметить только слишком длинные передние лапы, наверное, длинные из-за того, что в них было по дополнительному суставу… Тень вскочила на спину Багалу и вцепилась острыми как иглы клыками ему в шею. Бог Огня закружился на месте, пытаясь скинуть зверя, но хватка была крепкой. Взмывали в небо исполинские языки пламени, Багал полностью исчез в огне, но черная тень не отпускала его. Багал бесновался, огненные кнуты били тварь, но тварь не отступала – она мотала головой, от Багала отлетали куски, не плоти – огня. Все происходило в полнейшей тишине. Солдаты замерли, с ужасом наблюдая, как их бог принимает бой. Багал закружился, зверь, уже полностью взобравшийся ему на плечи, вдруг поднял свое человеческое лицо, и языки пламени вокруг него расступились, зверь посмотрел темными глазами в небо и издал протяжный жуткий вой. Канцлер поднял голову. Облака расступились. На тусклом небе стал виден тонкий серп старшей луны. Вой зверя оборвался, он соскочил с Багала и растворился в воздухе. Бог Огня несколько секунд стоял на месте, потом резким движением завернулся в огненный плащ и исчез. Остались только лагерь, испуганные люди и тлеющие угли на том месте, где всего несколько мгновений назад полыхал костер.
– С вами все в порядке, Канцлер? – откуда-то сбоку появился Капитан.
Канцлер посмотрел на него и кивнул, лицо Вильрена было испачкано сажей, одежда была в грязи. Да уж, непростое утро выдалось у Тарта Вильрена… Впрочем, он это заслужил.
– Зверь из Миркрид покусал Бога Огня… – прошептал Канцлер.
– И что мы будем делать дальше?
Канцлер обвел взглядом лагерь: солдаты поднимались с земли и отряхивали одежду, два или три человека получили незначительные ожоги. Самым разумным было бы уехать обратно в штаб, собрать отчеты с остальных отрядов, направить Лазарю письмо о том, что все закончилось удачно, и вернуться в Горд. Но Канцлер понимал, что происходящее определенно заслуживает внимания. Сегодня зверь из Миркрид, завтра морской кракен, послезавтра воскреснет последний конунг… Что-то происходило, и нужно было выяснить, что именно. Редкая удача, что Эльте сейчас на Севере – в эпицентре этих странных событий. Было бы сущим безрассудством упустить такой шанс. Канцлер закусил губу, еще несколько секунд подумал и ответил:
– Вызови еще тридцать человек, они нас догонят по дороге в Миркрид. Мы едем в пещеры, из которых появляются эти звери.
На лице Капитана отразилось недоумение, но он поймал холодный взгляд Канцлера и промолчал. Через несколько часов они выехали в Миркрид. Капитан настаивал, чтобы они отправились на следующий день и прибыли в Миркрид хотя бы до полудня, а не в сумерках, но Канцлер категорически отверг это предложение. Ему хотелось покончить со всем как можно быстрее – день или ночь, его совершенно не волновало. Он не собирался сидеть и ждать, когда на свет божий появится очередная сказочная химера, а вслед за ней этот истеричный Бог Огня. Канцлер криво усмехнулся. Что, Багал, не поддается Север твоим огненным зубам? Ты думал, что будешь воевать с Вольтами, но не тут-то было, против тебя восстали легенды Севера, и будь ты проклят, если понимаешь, что происходит. Впрочем, как и сам Эльте.
В Миркрид они, как и предсказывал Капитан, прибыли уже в сумерках. Стук лошадиных копыт гулко звучал в вечерней тишине. Доехав до деревенской площади, они увидели обугленный столб. Канцлер прищурился, но так и не смог разглядеть человеческие останки. Наверное, уже похоронили. Лейтенант, напросившийся с ними, несмотря на возражения Капитана, вопросительно посмотрел на Эльте. Канцлер спешился, бросил поводья Капитану и неторопливо направился к ближайшей хижине. Он постучал. Дверь приоткрыли, на пороге стояла молодая женщина, ее глаза испуганно сверкали в темноте.
– Мне нужны деревенский староста и знахарь. Где они?
Женщина дрожащей рукой указала куда-то влево. Неужели она думает, что Канцлер Запада будет ходить по домам? Эльте сделал знак Капитану, тот распахнул дверь и выволок женщину на улицу.
– Позови их, – приказал Канцлер. – Мы будем ждать. Скажи, что к ним приехали от Императора Лазаруса.
То ли имя Лазаря после недавних событий обрело такое магическое действие, то ли это был просто страх, но женщина припустилась по улице, сверкая в полутьме голыми пятками. Канцлер криво улыбнулся. Через четверть часа появился деревенский староста, седой мужчина со шрамом на лбу. Прихрамывая, он направился к Канцлеру, по какой-то причине безошибочно определив его среди солдат как главного. Не дойдя нескольких шагов, мужчина низко поклонился.
– Мы рады приветствовать вас в Миркрид, господин.
– Где знахарь? – спросил Канцлер.
– Мы послали за ней, она стара и медленно ходит… Из вас кто-то болен, господин?
Канцлер покачал головой. Старик поклонился еще ниже.
– Я могу пригласить вас в мой дом, если господину будет угодно.
– Пошли, – Канцлер кивнул Капитану.
Хижина старосты оказалась в нескольких шагах от главной площади, и когда он вошли, Канцлер подумал, что годы идут, а жизнь на Севере не меняется. Внутри горело десять свечей, целое состояние по деревенским меркам, посреди комнаты стоял простой деревянный стол и несколько стульев, у стены сушились сети, которые, видимо, затащили внутрь, ожидая дождя, там же стояло несколько сундуков. Весьма неприхотливо. Самое удивительное, подумал Канцлер, что им этого достаточно.
– Я могу предложить вам что-нибудь, господин? – спросил староста.
Эльте отрицательно покачал головой, потом вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, но решил, что это неважно.
– Как вас зовут? – спросил он, и сам удивился своему вопросу, потому что обычно Канцлера не волновали имена тех, с кем он разговаривал.
– Мое имя Ламар, господин.
Странно…
– Я Эльте, – к своему удивлению представился Канцлер. – У вас восточное имя. Почему?
Староста поклонился.
– Когда-то я был моряком на Востоке, я служил на торговом корабле, который ходил через Северное море, мы потерпели крушение, меня вынесло на берег, и я решил здесь остаться.
Какая смутно знакомая история… Канцлер пробуравил взглядом Ламара, но нашел в нем только спокойное подчинение.
– Вы слышали сказку про зверей из Миркрид? – спросил Эльте.
– Да, господин. Это старое предание. Мы посмеиваемся над ним как над стариковской шуткой, но продолжаем оставлять зверям небольшие жертвы, когда старшая луна умирает.
– Она умерла вчера, – сказал Канцлер. – Вы оставляли жертву?
– Да, господин.
– И что? Ее приняли?
– Нет, господин. Но так бывало и раньше, да и ветер дул лютый, звери просто разбежались от непогоды и не стали трогать наше подношение.
Канцлер вскинул брови, но не ответил. В дверь постучали.
– Это Гресс, наша знахарка, – Ламар поклонился и пошел открывать дверь.
Гресс… «Трава»… Вот кто нужен Канцлеру, а не этот восточный моряк, которого когда-то прибило к землям Севера. Вошла старуха со сгорбленной спиной, на покрытом морщинами лице горели удивительно яркие синие глаза. Канцлер смутно припоминал, что во времена его детства из окрестных деревень ездили в Миркрид, чтобы лечить свои хвори. Возможно даже, что ездили вот к этой самой Гресс. Старуха тяжело опустилась на стул, Канцлер машинально поправил шарф.
– Прошлой ночью на моих солдат напал зверь из Миркрид. Они убили его, мы решили сжечь тушу, но в огне зверь ожил и сбежал, – Канцлер решил умолчать об эпизоде с Багалом, не стоит подрывать авторитет вновь обретенного бога.
Ламар покачал головой.
– Это невозможно. Должно быть, господин, вы приняли морского волка за зверя из Миркрид.
– А ты что скажешь? – Канцлер посмотрел на Гресс.
Та подняла глаза, их взгляды встретились, и Канцлеру показалось, что его ударила молния, таким пронизывающим оказался этот взгляд.
– Все возможно, – наконец, ответила старуха.
– Что говорят старые легенды? – спросил Канцлер.
– Старые легенды говорят, что звери нападают на людей, когда умирает старшая луна, и они по ней тоскуют.
Эльте фыркнул.
– Мы все здесь знаем, что никаких зверей из Миркрид не существует. Это легенда.
Гресс хитро улыбнулась.
– Но вот легенда пришла на ваш порог, господин из Горда, вы принесли своего бога и заставили при помощи огня поклоняться ему, а потом удивляетесь, почему старый Север восстает против вас.
Все она знает, понял Эльте, но не скажет ни слова, потому что Эльте для нее чужак – враг, который сжег тотемы Вольтов.
– Не говори глупости, – ответил он. – Вольты в последний раз появлялись так давно, что никто этого не помнит.
Старуха продолжала улыбаться.
– Я уже ответила вам, господин, это ожила земля Севера.
– Я могу заставить тебя говорить, – заметил Канцлер и кивнул в сторону Капитана.
Гресс повернулась и некоторое время пристально смотрела на Вильрена.
– Нет, – она покачала головой, – вы не сможете.
– Гресс, расскажи им, – попытался убедить ее староста.
Старуха только хитро улыбнулась.
– Они приходят с огнем и смертью, а потом хотят узнать, что происходит. Они не получат такого удовольствия.
И боль тоже будет бессмысленна, подумал Канцлер. В некотором роде такие люди вызывали у него восхищение, они готовы были до конца стоять за свою идею. Но идеи – всего лишь мысли, а люди сделаны из плоти и крови.
– Хорошо, – Канцлер улыбнулся, хотя его улыбка была скрыта шарфом, и никто ее не увидел.
Он вышел из хижины и громко приказал.
– Вывести всех на площадь! Разжечь костер!
Собственной боли боятся гораздо меньше, чем боли тех, кого любят.
– Веди старуху, – кивнул Канцлер Капитану.
– Может, все-таки… – очень тихо, почти одними губами прошептал Вильрен.
– Тарт, я не хочу повторять, – отрезал Канцлер.
Капитан съежился и кивнул. Вспомнил, наверное, холодную соленую воду Северного моря. Но силу применять не пришлось, Гресс вышла сама. Она остановилась рядом с Канцлером. Тот кивнул ей на уже разгоревшийся костер.
– Хотите меня сжечь? Что ж, жгите, – спокойно ответила знахарка.
– А кто сказал, что мы собираемся жечь именно тебя? – Канцлер осторожно, почти нежно взял старуху за руку и повел ее сквозь толпу.
Эльте следил за ее глазами. Всегда есть кто-то, кто дорог больше, чем остальные, всегда есть кто-то, чья боль будет невыносимой….
– Вот, – чуть слышно произнес Канцлер и указал Капитану на молодого человека в толпе.
В глазах старухи мелькнула ярость. Хорошо, подумал Эльте, значит, он правильно догадался. Капитан схватил юношу и потащил к костру. Канцлер молчал. Лицо Гресс исказилось. Внук или просто любимый ученик? Когда юноша замер у самого края пламени, Канцлер поднял руку, остановив Капитана, повернулся к старухе и вопросительно посмотрел на нее.
– Хорошо, – одними губами прошептала Гресс, – я все расскажу.
– Пока не отпускать! – приказал Эльте.
Они вернулись к хижине, у порога стоял бледный Ламар.
– Гресс передумала и решила все рассказать, – беспечно заявил ему Канцлер.
Ламар только поклонился. Они сели за стол и вернулись к тому, с чего начали, только на этот раз в комнате было светлее – костер на площади отбрасывал яркие блики. Канцлеру это понравилось – прекрасное напоминание о том, что пламя ждет свои жертвы.
– Итак, почему ожили звери из Миркрид?
Гресс опустила глаза, они перестали быть ярко-синими и стали обыкновенными тусклыми старческими глазами.
– Звери из Миркрид выйдут из своих пещер, когда им прикажет сделать это великий конунг Севера, – медленно ответила Гресс.
Господи, какая глупость…
– То есть на Севере в кой-то веки завелся конунг? – насмешливо спросил Эльте. – Вы шутите что ли?
Да, на Севере были когда-то конунги, местные правители, последний из них, если Канцлеру не изменяла память, был убит лет шестьсот назад в войне с Западом, в результате которой Север и стал частью Империи. С тех пор появился титул Наместника Северных побережий, который, собственно, и носил Эльте.
– Великого конунга унесли с поля брани, где он пал, и похоронили в гробнице в пещерах Миркрид. Звери служили ему в его послесмертии. Как только он отдаст приказ, они выйдут из-под земли и будут воевать за Север.
Так, так, так, круг участников расширяется.
– Ты говоришь, что могила конунга находится в пещерах Миркрид?
Гресс кивнула.
– А кто-нибудь видел эту могилу?
– Нет. Ее охраняют звери.
– Что ж, в таком случае ты не против, если мы проведаем этого самого конунга и потребуем у него объяснений относительно того, почему его так называемые звери нападают на солдат Императора Запада Лазаруса III?
Как только Канцлер произнес эти слова, он сам понял, насколько нелепо они звучат.
– Ты нас проведешь, Гресс, – улыбнулся Канцлер.
Он повернулся к Капитану.
– Ну? И чего вы ждете? Прикажите не отпускать того парня, пока мы не вернемся. А если мы не вернемся через два дня, то пусть убьют его, – Канцлер помолчал и добавил. – И пусть подойдут к процессу… творчески.
Капитан кивнул.
– Вы даже не представляете, куда вы идете, – тихо сказала Гресс.
– А разве не очевидно? – ответил Канцлер. – Я иду в пещеру, чтобы разобраться с проблемой, с которой меня послали разобраться, а именно с тем, что на Севере не признают веру Бога Огня.
И если не разобраться с псиной, которая этого самого Бога Огня покусала, то ни Северу, ни Западу мало не покажется. Прилюдных унижений Багал не терпит. Канцлер вышел из хижины, нашел свою лошадь и вскочил в седло. Рядом уже был Капитан, посадивший перед собой Гресс. Быстро ехать в темноте не получалось, лошади беспокойно ржали и то и дело норовили уйти куда-то в сторону. Когда до пещер оставалась всего пара сотен метров, лошади вставали на дыбы, пришлось спешиться и оставить их в лесу. Зажгли факелы и пошли пешком, несколько минут среди деревьев, а потом они вышли на широкую поляну, в конце которой темнел провал пещеры. Канцлер поднял голову и посмотрел на небо: серп старшей луны был отчетливо виден среди звезд, по всем законам жанра звери должны быть спокойны. Гресс медленно шла впереди, Капитан осторожно поддерживал ее за локоть, в любой момент готовый к тому, что старая женщина потеряет равновесие на неровной дороге. Канцлер догнал их и молча пошел рядом. Перед входом в пещеру Гресс остановилась.
– Ты когда-нибудь была там? – спросил Канцлер.
Та отрицательно покачала головой.
– Но ты знаешь, что там внутри?
Гресс кивнула. Странно, что я никогда не слышал про конунга раньше, подумал Канцлер. Хотя, возможно, эта история не из тех, которые рассказывают вслух, а та часть легенд, которые хранят знахари. Гресс взяла у Капитана факел и шагнула внутрь. Из пещеры дохнуло сыростью. Канцлер посмотрел под ноги: земля, кое-где следы от костров и даже мусор. Видимо, пещера стала уютным убежищем для деревенской молодежи, несмотря на свою зловещую репутацию.
– Не похоже, чтобы этого места боялись, – заметил Канцлер.
– Ни к чему бояться тем, кто пришел безоружным, – ответила Гресс.
– Да ты прямо ходячий сборник пафосных выражений, – фыркнул в ответ Канцлер.
В дальнем конце пещеры был небольшой проход, ведущий в еще более непроглядную темноту. Чем ближе они подходили к этому проходу, тем меньше следов присутствия людей Канцлер замечал, пару раз им попадались обглоданные кости животных, один раз даже старый череп коровы с неплохо сохранившимися рогами. Гресс уверенно вошла в проход, остальные последовали за ней. В узком коридоре Канцлеру тут же стало тяжело дышать: воздух был невероятно влажным, появился какой-то омерзительный запах, даже хуже того, который издавали в летний полдень отбросы Горда… На каменных стенах были видны подтеки воды – море, хоть и было отсюда в нескольких километрах, показывало свою силу даже под землей. Некоторое время они шли по узкому коридору, потом вышли в большую пещеру. С каменного потолка свисали огромные сталактиты, кое-где уже вросшие в пол и превратившиеся в колонны. Гресс остановилась.
– Отсюда несколько выходов. Пошлите своих людей найти их, я скажу, который из них нам нужен.
Капитан отдал приказ. Солдаты разбрелись по пещере, весело переговариваясь, как будто бы собирались искать не могилу древнего правителя, а просто отправились на прогулку. Вот раздался первый крик – один из выходов найден, потом еще два. Три выхода из пещеры. Гресс неторопливо направилась к первому. Она подошла к неровному пролому и начала ощупывать скалу вокруг него, ощупывала долго, осторожно, но, видимо, так ничего и не нашла и перешла к следующему. Там она повторила всю процедуру, но снова, очевидно, потерпела неудачу. У третьего выхода она наткнулась на что-то почти сразу.
– Вот, – прошептала Гресс.
Канцлер поднес факел и увидел выгравированную на камне руну.
– Что она обозначает? – спросил он, ему доводилось видеть руны, но такую – никогда.
– Это руна конунга.
Канцлер присмотрелся. Во времена, когда Север был независимым, у него был свой язык и своя письменность, но когда пришел Запад, стали говорить на языке центральных регионов, и руны, и северный язык забыли. Эта руна была витиеватой и как будто бы состояла из нескольких более простых, которые Канцлер знал на вид.
– Идем, – приказал Канцлер.
Они шли вперед, пока коридор не разделился на два, Гресс снова ощупала скалу вокруг и нашла руну конунга. Следующий коридор разделился уже на три ветви, и снова все повторилось. Через какое-то время Канцлер сбился со счета, сколько раз и куда они сворачивали: коридоры то и дело раздваивались, несколько раз им снова попадались большие пещеры, в одной из них им пришлось задержаться дольше, потому что не сразу удалось найти все выходы. Неизменным оставалось одно – все проходы вели вниз, в глубину земли. В какой-то момент Канцлер подумал, сколько тонн камня сейчас над ними, и у него закружилась голова. Они потеряли шесть человек – те то ли отбились, то ли повернули назад, решив не продолжать это безумное путешествие. Один раз им пришлось переходить через подземную реку с бурлящей ледяной водой. Канцлер наклонился и попробовал воду на вкус – она была соленой, а значит, они шли в сторону моря. Интересно, подумал он, были эти пещеры творением природы или их создали специально для того, чтобы они стали последним дворцом мертвого конунга Севера? А кстати, были ли у этих конунгов дворцы? Канцлер никогда ни о чем таком не слышал, на Севере не осталось развалин крепостей или замков, так что можно было предположить, что конунги жили в таких же деревянных домах, как и современные рыбаки, с той только разницей, что эти дома наверняка были гораздо больше. В духоте подземелья Канцлеру вдруг показалось странным, что на таком богатом камнем Севере никто из этого самого камня не строил. Как будто бы специально ждали, когда придут люди Запада и спалят их деревянные дворцы дотла. Гресс снова остановилась на развилке и нашла руну. Канцлер устало прислонился к стене, повернул голову и вдруг увидел знак на скале прямо на уровне своих глаз.
– Эй, стойте! – крикнул он.
Гресс обернулась. Канцлер поднес факел к руне.
– Ты решила сбить нас с пути?
Гресс с беспокойством смотрела на руну, потом вернулась к другому проходу и осветила факелом руну рядом с ним. На вид обе руны казались совершенно одинаковыми. Ну вот и приехали, подумал Канцлер. Он подошел ко второй руне и стал внимательно ее разглядывать – то же самое, все та же руна конунга. Но в чем дело? Почему их две? Канцлер вернулся к первой руне и провел по ней кончиками пальцев, скала казалась старой и изъеденной, очевидно было, что руну начертили здесь давно. Он подошел ко второй и провел по ней рукой. Указательный палец что-то оцарапало. Острый край! Здесь, где по стенам все время стекала вода, не могло остаться острых краев, эта руна была относительно новой.
– Сюда, – Канцлер показал на второй коридор. – Здесь новая руна. Кто мог ее здесь оставить? – он повернулся к Гресс.
– Я не знаю, – та покачала головой.
Было видно, что старая женщина измотана, впрочем, Канцлер и сам не отказался бы отдохнуть пару часов, что уж говорить о Гресс. Они снова побрели вперед, уже толком не понимая, зачем и куда они идут. Канцлера начало охватывать смутное беспокойство, накатывала какая-то первобытная паника: закружилась голова, стали подкашиваться ноги. Капитан с беспокойством посмотрел на Эльте. В ушах появился шум, в глазах начало темнеть. Канцлеру нестерпимо захотелось на воздух, и одна мысль о том, что до открытого пространства несколько часов пути, подняла в его душе такую волну отчаянья, что он готов был завыть как зверь. И он бы сделал это, но от неминуемого позора Канцлера Эльте спасло то, что за очередным поворотом оказалась широкая каменная дверь. На двери была нарисована огромная руна конунга, от нее как лучи от солнца расходились руны поменьше, все это было окружено орнаментом из перекрещенных мечей.
– Дверь в покои конунга, – прошептала Гресс.
В полной тишине ее голос был отчетливо слышен. Канцлер понял, что никто, кроме Гресс, в том числе и он сам, не верили, что они что-нибудь найдут в этих пещерах. Канцлер прислонился спиной к стене.
– Как ее открыть? Есть какой-то механизм?