Провидец, или Ловец вещих снов
Будущее! Интереснейший из романов!
Книга, что мне не дано прочитать!
Край, прикрытый прослойкой туманов!
Храм, чья постройка едва начата!
Валерий Брюсов
Глава 1
Пролог. Случай в метро.
Мой первый вещий сон – из тех, в которых приходят видения из будущего – приснился мне после пятой инъекции лориксена. В ту беспокойную ночь меня мучили кошмары, и вот один из них запомнился своей реалистичностью и трагичностью – меня убили.
Было это так: я стоял на платформе метро, и кто-то с силой толкнул меня плечом в плечо прямо под прибывающий на большой скорости поезд. Ослепительная вспышка в мозгу, и… Я умер?
Не знаю, как у других, а у меня, когда я вижу кошмар, в какой-то момент на периферии подсознания, занятого сновидениями, вдруг просыпается маленький кусочек сознания и дает мне понять, успокаивая, что ужасы, которые я сейчас наблюдаю – это всего лишь сон.
Так и в тот раз – включился тот самый кусочек сознания. Он, как и в случаях с обычными кошмарами, мне дал понять, что это только сон. И он же извлек из памяти другую очень важную информацию – я вспомнил о том сне моей дочери, в котором ей приснилось то же самое. Тот сон Леру очень напугал. Она приехала ко мне и рассказала о нем – в её сне был тот же самый сюжет!
Что же получается? Два человека видели один и тот же сон, в котором представлено предполагаемое очень важное для обоих событие будущего. Это не могло быть случайностью. Это, конечно же, два вещих сна у двух разных людей, источником информации для которых было одно и то же событие в будущем.
Часто так бывает, что, проснувшись, человек напрочь забывает те, кошмары, что мучили его ночью. Но не в этом случае. Очнувшись в холодном поту, я четко всё помнил.
Успокоившись и взяв себя в руки, я проанализировал этот свой сон и отнес его к классу «вероятно вещий сон». А учитывая тот факт, что такой же сон приснился и моей Лере, вероятность того, что этот сон действительно вещий, то есть показавший реальное событие будущего, становилась еще более высокой.
Что из этого следует? А то, что мне надо отнестись к этому кошмарному «вероятно, вещему сну» со всей серьезностью, поскольку он касается слишком важной для меня вещи – моей жизни.
Итак, если этот сон – вещий, то это значит, что на меня будет совершено покушение. Мне совершенно не улыбалась перспектива попасть под поезд метро, и я стал думать, как этого избежать.
«Предупрежден – значит вооружен». Первое, что пришло мне в голову – надо быть осторожным и, пока все не обдумаю, сидеть дома и без нужды не высовываться.
Предчувствие подсказывало, что предполагаемое покушение не где-то далеко в будущем, а дело ближайших дней. Скрываться, прятаться до бесконечности невозможно – это страусиная политика. Если кто-то решил меня убрать, он так или иначе достанет меня. Надо самому что-то делать…
И на четвертый день я решился. Внутренне собрался и настроился на возможное «приключение». Возможное – потому что я так и не был до конца уверен, что все это не плод моего воображения. Я понимал всю серьезность ситуации и тем не менее как-то не мог принять, что вот на меня сейчас кто-то планирует совершить нападение с целью убить меня. В уме не укладывалось! Казалось каким-то нереальным. Я словно играл в какую-то компьютерную игру. Как будто мне предстояло пройти придуманный кем-то квест.
В таком настроении я вышел из дома – словно нажал клавишу «Start».
Свой «хвост» я обнаружил довольно быстро. Тот, кто следил за мной, видимо, не считал нужным быть слишком осторожным – он или сам был дилетант в этом деле, или меня считал абсолютным лопухом. Так или иначе, это сыграло мне на руку – я без труда его «вычислил». По дороге к метро, а это пятнадцать минут неспешного шага, я зашел в магазин, заглянул в аптеку, которая была немного в стороне, потом зашел в кафешку выпить кофе и всегда обнаруживал неподалеку одного и того же типа – тщедушного субъекта в неброской одежде.
«Ладно, – сказал я себе. – Посмотрим, что будет дальше». И вошел в метро.
Спускаясь на эскалаторе и поворачивая голову вслед проплывающим мимо рекламным щитам, я боковым зрением заметил, как здоровый амбал, спускавшийся вниз по левой стороне эскалатора, чуть задержался рядом с моим провожатым, и тот что-то сказал ему. Амбал после этого спустился еще чуть ниже и пристроился на эскалаторе за два человека до меня.
«Ага, похоже, меня передали исполнителю. Этакому бугаю, конечно, легче столкнуть меня, чем тому хиляку».
Как ни странно, но сознание того, что предсказанное вещим сном, похоже, начинает сбываться, меня успокоило. Одновременно с этого момента все внутри меня как-то подобралось – я вдруг нутром почувствовал, что всё, игрушки кончились.
Я сошел с эскалатора и свернул на платформу ближе к хвостовым вагонам. Пусть порадуется – в этом месте на вылете из тоннеля скорость поезда еще высокая, так что результат будет гарантирован.
Последний вагон только что ушедшего поезда скрылся в тоннеле. На платформе людей было довольно много, но все же они стояли не сплошной стеной. Я подошел к ее краю, встав лицом к черной круглой дыре, откуда через минуту-другую должна была вылететь моя смерть.
Амбал тоже вышел на платформу. Чтобы не слишком отсвечивать, он встал за спиной высокого парня, прислонившегося к колонне с улыбкой счастливого дебила («блаженный» – машинально отметил про себя я). Лишь когда из темноты тоннеля донесся шум приближающегося состава, он спокойно подошел почти вплотную ко мне и встал так же, как и я, – лицом к тоннелю. Вот так мы и стояли – плечом к плечу.
Время с этого момента спрессовалось в несколько очень плотных секунд. Где-то на втором плане своего сознания я удивлялся своему хладнокровию, ясности мысли и четкости движений. Собственно, мне нужно было сделать всего лишь два коротких движения, но от того, как четко они будут сделаны, зависела моя жизнь, висевшая сейчас на тоненьком волоске.
По тому, как встал мой визави, было ясно, что он столкнет меня движением своего массивного корпуса – толчком плечом в плечо. Это движение менее заметно, чем если бы он толкал меня руками, а ведь ему должно быть важно, чтобы все выглядело не как намеренное действие. Так как я стоял, довольно широко расставив ноги, и он это видел, то ему придется вложить в толчок телом довольно большое усилие. Это было мне очень кстати. Я еще раз мысленно прокрутил в голове свои движения.
Все приведенные выше рассуждения промелькнули в моей голове в те доли секунды, что остались до момента вылета поезда из тоннеля. И вот он вылетел. Весь в огнях, в потоке воздуха, в характерном шуме, скрежете и визге сигнала.
Краем зрения и каким-то внутренним чувством я уловил начало движения своего убийцы. В этот же момент я начал свое – сделал маленький шаг одной ногой назад, перенес на нее тяжесть тела, отклонил назад корпус, освобождая путь, а левой рукой, схватив за куртку, слегка помог моему амбалу в его стремительном движении мимо меня навстречу несущемуся поезду.
Я не видел его лица, но почему-то мне представилось на нем выражение крайнего удивления…
Этот случай совершенно выбил меня из колеи. Не помню, как я вернулся домой – все было в каком-то тумане. На душе – тяжесть… Словно что-то сдавливало грудь…
Я пытался оправдывать себя: «Но он же сам хотел столкнуть меня под поезд! Либо я, либо он! Я же сам мог погибнуть! Я только слегка помог ему…»
И все равно на душе от этого не становилось легче.
Чтобы как-то снять эту тяжесть, я вдрызг напился. Сквозь пьяный туман в голове стучала мысль: «Теперь я точно знаю – вещие сны существуют!»
Глава 2
Симпатичный носик, на долю которого выпало тяжелое испытание. Вещий сон.
– Ты знаешь, пап, а я видела вещий сон, – доверительно сказала мне дочь.
– Да? Правда? – улыбнулся я.
– Правда. И не смейся, пожалуйста.
– А я и не смеюсь. Я улыбаюсь. А это две большие разницы. И что же это был за сон?
– Ну, знаешь… Это было за день до операции…
Мы с дочерью, моей двенадцатилетней Лерой, бодро шли к ней домой от метро, хрустя свежевыпавшим снегом, подгоняемые ноябрьским, почти зимним морозцем.
Они с Татьяной, ее мамой, жили в уютной квартирке в спальном районе Москвы, где еще недавно жил и я, но… В силу определенных обстоятельств мне пришлось покинуть этот маленький мирок, оставив за собой значительную часть забот и ответственности за него.
На меня же еще легла забота о нашем общем любимце – Капитане Флинте (среди своих он позволял звать себя без церемоний, по простому – Филя или даже Фил). Филя был попугаем жако, довольно болтливым и вредным созданием, но от того не менее любимым. Ему уже исполнилось десять лет, так что по попугайским меркам он был вполне взрослым парнем.
Каюсь, болтливым Фила сделал в основном я. Первым делом научил его классике пиратского сленга: «Пиастры!», «Карамба!», «Тысяча чертей!»… Дальше все пошло как-то само собой – его словарный запас становился все больше. Порой он удивлял нас новыми словами, которые сам откуда-то подхватывал. Но самым удивительным было то, что вставлял он свои словечки и целые фразы очень к месту. Он всегда внимательно прислушивался к разговорам людей в его присутствии, и время от времени от времени выдавал такое, что невольно закрадывалась мысль: да эта птичка все понимает! И порой мне казалось, что его словечки и мелкие пакости – это своеобразное проявление его чувства юмора.
Из-за Капитана Флинта мы чуть было серьезно не поссорились, когда настал момент моего ухода. Вот ведь как бывает: нам с Татьяной как-то удалось обойтись без скандалов и ссор, сохранить добрые отношения, а вот с Филей… Каждый хотел, чтобы он остался с ним. После бурного обсуждения, я скрепя сердце уже было согласился расстаться, но у Фила было другое мнение. Этот нахальный парень уселся мне на плечо и ни за что не хотел слазить. Уговоры Леры и Татьяны ни к чему не привели. Пришлось найти приемлемый компромисс – Филя будет жить у меня (раз уж он так решил), а Татьяна с Лерой будут на подстраховке, чтобы в случае необходимости (мой отъезд, командировка, что-то еще) навещали его и ухаживали за ним. Ну и, конечно, они всегда могли приходить к нему в гости даже в мое отсутствие.
Быстро стемнело. Вдоль тротуаров уже зажглись фонари. Обычно все так и ходили – по асфальту тротуара, теперь уже слегка присыпанного искрящимся снегом. Но сейчас я решил немного срезать – пройти по дорожке через соседний двор. Фонарей здесь не было, но и без них я сразу понял, что группка молодых людей, среди которых были и девушки, сидящих немного в стороне на детской площадке, – это «блаженные». Их можно было легко узнать по характерным замедленным движениям и идиотской блаженной улыбке на лице. Считалось, что они безобидные, и мы с дочерью просто спокойно прошли мимо.
Лера была в хорошем настроении. Еще бы! Наконец-то закончилось ее двухнедельное заточение в больнице, где ей делали операцию на носовой перегородке. Бедный ее носик! Он пострадал во время слишком азартной игры в жмурки на дне рождения одной из ее подруг – удар о дверной косяк, искры из глаз, кровь из носа, сломанная перегородка… В результате предстояла операция в больнице по приведению носика в норму. Операция не бог весть какая, но оказалась очень болезненной. Пожалуй, это было самое трудное испытание в двенадцатилетней жизни моей дочери – испытание физической болью, – и она его стоически выдержала.
– Представляешь, мне приснилось, как мне делали операцию. Вернее, не делали, а только будут делать, ведь на тот момент мне операция только предстояла. Но все было точь-в-точь как потом случилось на самом деле…
Дочь многозначительно посмотрела на меня и, видя, что я не врубаюсь, воскликнула:
– Пап, ну как ты не понимаешь?!
И повторила, чтобы до меня дошло:
– Я видела во сне то, что только должно было произойти через два дня!
Операцию ей делали под местным наркозом. Дочь была в полном сознании, поле зрения ничем не ограничили, и она хорошо все видела, в том числе и свое искаженное отражение в таких круглых медицинских зеркалах с дырочкой посередине, прикрепленных ко лбам склонившихся над ней хирургов.
– Я видела, как надо мной склонился Григорий Степанович, ну, это наш завотделением, и сильно нажал на нос. Было так больно! Аж искры из глаз посыпались! Понимаешь? Это было и во сне, и точно то же самое – потом на всамделишной операции.
Я недоверчиво посмотрел на нее:
– То есть ты хочешь сказать, что операцию, которая только должна была состояться через два дня, ты видела во сне? И даже боль чувствовала во сне?
– Да в том-то и дело! Все точно так и было потом, во время настоящей операции! Правда-правда! Точь-в-точь! Ее делали двое дяденек-хирургов. Наш Зав – это мы так между собой, ну, с девчонками в палате, звали Григория Степановича – он у них самый главный, заведующий отделением. И еще там один был – его помощник. И вот Григорий Степанович осмотрел мой нос и ка-ак надавит! Это было как взрыв в голове. Так больно! И потом он как-то так стал мять мой нос, словно он был пластилиновый. Абсолютно так, как было в моем сне. Вот и получается, что этот сон был вещим.
«Просто садист какой-то», – недобро подумал я про этого Григория Степановича. Потом еще немного порасспрашивал ее о подробностях сна и операции. Искренне поудивлялся вместе с ней этому странному совпадению сна и реальности. Понегодовал на врача, сделавшего так больно моей дочери.
– Бедненькая моя, – посочувствовал я ей. Обнял за плечи. – Ничего, теперь это все уже позади.
С симпатичным носиком моей дочери, слава богу, все закончилось хорошо. Но этот короткий разговор заставил меня задуматься о природе вещих снов (а как еще можно назвать тот сон, который показал событие предстоящего будущего?)
Как могла девочка за два дня до того, как событие произошло, увидеть картинку, в точности передающую то, чему еще только предстоит произойти? Что это? Ведь ребенок совершенно ничего не знал о том, как и что именно будут делать хирурги, поэтому визуальные образы, сконструированные на основе имеющихся знаний, исключаются, особенно если учесть детали. Неужели всего лишь случайное совпадение? Но не слишком ли точное совпадение?
А если это не случайность, то что же это?
Все это меня очень заинтересовало, ведь это был действительно вещий сон – явление необычное и таинственное. И этот уникальный случай произошел так близко от меня – с моей родной дочерью – и в ситуации, когда в его достоверности я не мог усомниться.
Время – удивительная вещь. И одна из самых загадочных. Его вроде бы и нет, а в то же время оно везде, оно пронизывает все.
Оно исчезающее мало, то время, что является нашим настоящим, реально существующим нашим настоящим. Оп! И вот оно уже стало прошлым…
И одновременно оно невообразимо огромно, бесконечно простирающееся в прошлое и в будущее.
Мы в нашей реальной живой жизни, которая, как известно, «только миг между прошлым и будущим», тем не менее сознаем наличие времени и признаем свое бессилие перед ним. Время невозможно ни остановить, ни ускорить, ни притормозить. Оно неумолимо и безжалостно ко всему – и к великим пирамидам, и к мотылькам-однодневкам. Оно как величественная река, которая плавно, спокойно и равнодушно несет свои воды, не обращая внимания ни на вселенские катаклизмы, безмолвно разворачивающиеся в глубинах вселенной, ни на суетную возню самой мелкой букашки.
Для человека в его всегдашней безмерной гордыне во все времена было так заманчиво хоть немножко, хоть чуть-чуть приручить время. Машина времени – одно из самых заветных мечтаний человека! Способность перенестись в прошлое (даже подправить, изменить там что-то) или в будущее, а потом еще и вернуться назад в свое время – что может быть желаннее!
Да что там перенестись! Нам много не надо – смирял человек свою гордыню, – нам хотя бы иметь возможность заглянуть одним глазком в будущее! Узнать, что там будет. Или узнать, что в действительности было в прошлом.
Безнадежные мечты! Одним словом – фантастика…
А между тем тот вещий сон моей дочери не оставлял меня в покое, засел где-то внутри, беспокоил и будоражил. Хотя, конечно, нельзя сказать, что все началось именно с него. Меня и раньше интересовали проблемы времени, я много размышлял о взаимодействии нашего настоящего с будущим и прошлым, о тайнах великих предсказаний, предсказателях и тому подобном. Но этот случай с Лерой послужил как бы толчком, приведшим к тому, что мой абстрактный интерес перешел в новое качество – жгучее желание понять, в чем тут дело.
Мысли стали постоянно возвращаться к этому сну в попытках найти ему объяснение. Я думал: «Что, если это пример получения достоверной информации из будущего, информации в виде зрительных образов и даже ощущений? Болевых ощущений в нашем случае. Что если передача информации сквозь время все-таки возможна?»
Я задумчиво прохаживался по комнате от своего рабочего стола к столику с клеткой Фили и обратно. Капитан Флинт молча следил за моими перемещениями.
– Ну что молчишь, друг мой Филя? – я остановился у клетки и смотрел на своего дымчато-серого приятеля. Он чуть приподнял крыло и, склонив голову, поправил под ним перышки.
– Филя хоороший, – сказал он своим немного скрипучим голосом.
– Хороший, хороший, – одобрительно подтвердил я и, возвращаясь к свои мыслям, продолжил, обращаясь к нему:
– А давай-ка, дружок, примем это как некий исходный постулат, то есть допустим, что передача информации сквозь время – из прошлого или из будущего в настоящее – действительно возможна, и поразмышляем немного на эту тему. Дадим волю фантазии, поиграем в этакую своеобразную игру – построим гипотезу о передаче информации сквозь время и посмотрим, насколько успешно она сможет объяснить известные факты.
Мой одинокий образ жизни, сложившийся за последние почти полгода холостяцкого бытия, теперь позволял мне отдаться тем «философским» размышлениям, что были навеяны вещим сном моей дочери, со всей страстью и без оглядки на ежедневную суету.
Берлога одинокого отшельника – однокомнатная квартирка на самом верхнем этаже двадцатичетырехэтажного дома на окраине Москвы, куда я перебрался вместе с Капитаном Флинтом, – была идеальным местом для напряженной работы ума, а мой «философический» настрой после развода тоже в немалой степени способствовал этому. Прямо по Сократу: при удачном браке будешь счастливым, при неудачном – философом.
Так уж совпало, что в добавок ко всему пару недель назад мне пришлось уйти с работы, которой я отдал без малого пятнадцать плодотворных лет. Так что и с этой стороны я был совершенно свободен как вольная птица.
При этом, слава богу, забота о хлебе насущном не была для меня актуальной – за предшествующие годы на вполне хорошо оплачиваемой должности я накопил некоторые средства «на черный день». Я их разделил со своей бывшей, и еще, скромно скажу, кое-что осталось на житие-бытие. Понятно, это временно, финансы имею обыкновение быстро заканчиваться, но это случится еще не скоро, и пока об этом можно было не думать.
Вот в таких обстоятельствах, имея кучу свободного времени и будучи обремененным лишь заботами о Капитане Флинте, который скрашивал мое одиночество, я и приступил к разработке теории сквозьвременной передачи информации…
Глава 3
Немного наукообразия. Теория хронополя.
Играть, конечно же, интереснее вдвоем. Для своей умственной игры по теме «Возможна ли передача информации сквозь время?» я придумал себе партнера, сидящего у меня в голове. Он же был и моим собеседником, и критиком, и просто слушателем – все в одном лице. А его персонификацией, этаким аватаром в моем реальном мире (пусть и не очень многословным, что, впрочем, можно скорее счесть за достоинство), стал Капитан Флинт.
Вот с ним, с моим сереньким жако, я и начал свой внутренний диалог.
– Итак, коллега, – я стоял у клетки и обращался к Капитану Флинту, – базисный постулат, который ложится в основание нашей гипотезы: передача информации через время возможна. (Филя, будто что-то понимая, согласно, кивнул головой.)
Из этого сразу следует, что должен быть какой-то ее носитель. Пока мы ничего не знаем о нем, кроме того, что он должен быть. Назовем его для удобства просто – временно́е поле. Или лучше – хронополе.
– Хм… А что, неплохо звучит! Вот только не помню, не использовался ли этот термин кем-то раньше. Ведь наверняка, использовался, и тогда меня могут обвинить в плагиате… Ну и черт с ним, с плагиатом, – мы-то с вами, коллега, об этом ничего не знаем, следовательно, для нас этот термин совершенно нов, значит, и плагиата никакого нет.
– А нашу гипотезу – продолжил я свою мысль, – мы так и назовем – Общая теория хронополя и сквозьвременная передача информации. Солидно звучит…
«Коллега» Фил в ответ лишь щелкнул клювом и переступил с лапки на лапку.
От автора читателю:
Дорогой читатель, автор специально прервал здесь нить повествования, чтобы предупредить о том, что кому-то эта глава может показаться скучной, заумной, навевающей зевоту.
Если ты относишься к тому типу читателей, кого больше увлекают перипетии детективного сюжета, если у тебя вызывают тоску наукообразные и заумные рассуждения, то просто перескочи сразу на последний абзац этой главы и читай дальше.
Если же тебе интересно следить за ходом мысли героя этой повести, за логикой его рассуждений, ведущих к построению стройной, но совершенно фантастической гипотезы, тогда смело вперед! Только не забывай – это все-таки художественный текст, а не научный трактат.
Однако вернемся к нашим рассуждениям…
Хронополе. Попробуем предположить некоторые его свойства. Пока в простейшей одномерной модели. В том смысле, что сфокусируемся на одном измерении – временно́м, имея, конечно, в виду пространственно-временно́й, т.е. четырехмерный континуум.
– Хронополе простирается по всей временно́й оси, соединяя собой все ее точки и заполняя собой ее континуум.
– События текущего настоящего могут как-то воздействовать на хронополе, вызывая его возмущения.
– Возмущения хронополя распространяются, затухая, по временно́й оси в обе стороны: и в прошлое, и в будущее.
– Возмущения хронополя, конечно, имеют волновой характер.
– Если события текущего настоящего могут воздействовать на хронополе, вызывая его возмущения, то логично предположить, что возможно и обратное: возмущения хронополя могут как-то воздействовать на предметы текущего настоящего.
Сформулировав эти пять положений (а это не что иное, как основные постулаты конструируемой нами гипотезы, раскрывающие базисный постулат), мы можем составить некоторую исходную, крайне упрощенную качественную картину, описывающую хронополе. Ее мы попробуем использовать как начальную точку, отталкиваясь от которой можно идти дальше и строить более сложную картину.
Вперед!
1. Хронополе простирается по всей временной оси, соединяя собой все ее точки и заполняя собой ее континуум.
Ось времени нельзя рассматривать в отрыве от пространственных осей. Время не существует отдельно от пространства, а образует вместе с ним пространственно-временной континуум. Так, по крайней мере, утверждает старина Эйнштейн, и с ним согласна вся современная наука. Таким образом, хронополе должно быть четырехмерным, впрочем, так же как и все остальные известные науке поля – электромагнитное, например, – они существуют в пространстве, но и во времени, а не вне его. Будем об этом помнить, хотя для простоты, рассматривая вопросы, связанные с аспектами информационного взаимодействия настоящего с будущим и прошлым, часто будем рассматривать только временно́е измерение, о чем уже было упомянуто выше.
2. События текущего настоящего могут как-то воздействовать на хронополе, вызывая его возмущения.
Как камень, брошенный в реку, вызывает круги на поверхности воды, распространяющиеся во все стороны – и по течению, и против течения, так и возмущение хронополя распространяется как по течению времени – в будущее, опережая его естественный ход, так и против течения – в прошлое.
Что именно может играть роль такого камня, способного вызвать волнение хронополя?
Да все события, процессы и даже просто предметы нашего мира способны как-то воздействовать на хронополе, но, конечно, в разной степени. Какие-то события могут быть источниками возмущений, другие – лишь вносить в них искажения. Одни способны вызвать лишь ничтожнейшую рябь, другие – сильнейшие волны.
Увы, пока мы не знаем, как именно явления нашего настоящего воздействуют на хронополе, и тем более не знаем, как нам самим на него воздействовать, тем более – управлять этими воздействиями.
3. Возмущения хронополя распространяются, затухая, по временной оси в обе стороны: и в прошлое, и в будущее
Ключевое слово здесь – «затухая». Ну, это вполне естественно, что чем дальше от точки возникновения возмущения, тем меньше его интенсивность. Получить сигналы из далекого будущего должно быть сложнее, чем из близкого, и именно потому, что сигналы оттуда слишком слабы. Каков именно характер этого затухания? Экспоненциальный? Обратно пропорциональный квадрату дистанции во времени? Что-то в этом роде. А точную зависимость только предстоит определить.
4. Возмущения хронополя имеют волновой характер.
Это тоже вполне естественное предположение, так сказать, «по аналогии», но пока бездоказательное. Примем это как аксиому и будем в дальнейшем называть эти возмущения хроноволнами.
В постулате №2 уже были упомянуты источники возмущений хронополя – хроноволн. Что именно может быть их источником? Попробуем ответить на этот вопрос чуть позже.
5. Возмущения хронополя могут как-то воздействовать на предметы текущего настоящего.
Если мы допустили существование волн хронополя, то они должны не только генерироваться какими-то источниками (см. постулаты №2 и №4), но и как-то взаимодействовать с окружающим миром, подчиняясь известным волновым законам: отражаться, отклоняться, поглощаться, дифрагировать и прочее, и прочее… А это значит – нести в себе информационную картину окружающего мира.
Здесь уместно вспомнить электромагнитное поле. По-моему, просматривается очень четкая аналогия.
– Не правда ли, коллега? – я открыл дверцу клетки и подсыпал Филу корма. Мой не слишком разговорчивый собеседник лишь пощелкал клювом. Я принял это за знак согласия и закрыл клетку.
Кстати, в связи с этой аналогией здесь также уместно вспомнить вопрос об источниках хроноволн. Что является источником электромагнитного излучения? Процессы, связанные с выделением энергии, – термоядерные реакции на звездах, всяческого рода взрывы, горение и тому подобное. Скорее всего, эти же процессы являются и источниками хроноволн. Более того, закрадывается крамольная мысль: а не является ли хронополе третьим, доселе скрытым составляющим электромагнитного поля (в дополнение к известным двум – электрическому и магнитному), превращая его тем самым в хроноэлектромагнитное поле?
Постулат №5 констатирует собственно то, из-за чего вообще разгорелся весь сыр-бор, то, из-за чего вообще имеет смысл дальше развивать эти мысли. Если хронополе никак не взаимодействует с нашим реальным миром, то исчезает сам предмет обсуждения. И наоборот – ведь если волны хронополя воздействуют на предметы нашего мира, значит, теоретически возможно их принимать. А если научиться выделять, воспринимать, принимать волны хронополя нашим сознанием, то тем самым мы обретем способность реально «заглядывать» в прошлое и будущее.
Здесь я прервал свои рассуждения и попытался как-то их обобщить.
Но что получается… Исходя из вышеизложенных постулатов, весь наш мир пронизан волнами хронополя точно так же, как он пронизан электромагнитным излучением – светом, радиоволнами…
Мы купаемся в волнах времени, приходящих к нам из прошлого и из будущего и несущих на себе информацию о мире и о событиях в нем, которым только предстоит произойти, и о тех событиях, что уже произошли, но отголоски которых доносятся до нас с волнами хронополя.
Я увлекся этой игрой – разработкой теории хронополя, и скоро у меня сложилась довольно стройная непротиворечивая картина. Наконец наступил момент, когда мои рассуждения перешли из области теоретических построений в другую, более практическую плоскость.
Вся проблема – в способности восприятия и осознания сигналов из будущего или из прошлого. Пока для этого у нас нет никаких приборов и инструментов…
Кроме одного.
Как в древние времена на заре возникновения естественных наук у человека был единственный инструмент – он сам с его пятью чувствами, так и сейчас в вопросе исследования хронополя у человека пока что есть только он сам.
Увы. Не имея возможности активно воздействовать на объект исследования, мы вынуждены использовать метод пассивного наблюдения и поиска тех фактов, которые были бы прямым или косвенным доказательством нашей гипотезы.
Исследователь, который займется поиском таких фактов – а это, прежде всего, случаи успешного предсказания будущего, – столкнется с проблемой их распознавания. Ведь достоверный факт успешного предсказания может быть объяснен причинами, совсем не связанными со сквозьвременной передачей информации.
Одной из таких причин может быть случайность. Предсказатель просто угадал. Осознанно или неосознанно – неважно. Просто произошло случайное совпадение того, что было предсказано, с тем, что произошло в реальности. Чего только в жизни не бывает.
Второй – предвидение. Успешно предсказать будущее иногда бывает возможно, отталкиваясь от настоящего, зная прошлое, определив тенденции и экстраполировав их в будущее. Часто это дает отличные результаты, а нередко даже абсолютно точные, но это не имеет отношения к нашей теме.
Примером таких абсолютно точных предсказаний являются предсказания повторяющихся событий – цикличность повторений времени суток, времен года, солнечных затмений и тому подобное. Именно они вводят шкалу измерения времени. Да, собственно, вся современная наука, оперирующая в своих формулах такой переменной, как время t, занимается именно этим – научным предвидением. Только это не называется так пафосно. Простейший пример: зная скорость движения автомобиля и его направление, мы можем точно определить, где он будет находиться через время t. Это ли не пример успешного предсказания?! Так что в ряде случаев событие в будущем можно просто вычислить с той или иной вероятностью.
И только третья причина – знание – относится к собственно предсказанию. Человек заглянул в будущее и увидел там нечто. Теперь он знает, что там. Информация получена непосредственно из будущего. Источник ее находится именно там – в будущем. Приемник – здесь, в настоящем.
Как выделить из множества фактов успешных предсказаний именно те, которые соответствуют третьей причине? Увы, даже самый тщательный анализ не может дать стопроцентной уверенности.
Далеко ходить не будем и рассмотрим случай вещего сна моей дочери. Как его можно объяснить? Конечно, можно объяснить его совокупностью предвидения (дочь знала о предстоящей операции и примерно представляла, что это такое) и случайности (она не могла знать тех деталей и подробностей, которые увидела во сне, и их точное воспроизведение могло быть случайностью, маловероятной, но не невероятной).
И все же… Все же остается какая-то доля вероятности, что этот вещий сон объясняется третьей причиной – получение информации непосредственно из будущего. И я склонен больше доверять этой малой вероятности после анализа самого характера предсказанного этим вещим сном будущего.
Ведь что на самом деле произошло: вещий сон передал информацию о совершенно неординарном для данного конкретного человека событии, событии, связанном с чрезвычайно сильным воздействием – болью. Вполне логично допустить, что это «событие в будущем» породило настолько значимое для данного человека возмущение хронополя и характер этого возмущения был настолько сильно индивидуально локализован – локализован на одном человеке, что оно было воспринято в некоторый момент прошлого тем же самым человеком. Источник и приемник, хоть и разнесенные во времени, были тем не менее согласованы друг с другом – это был один и тот же человек. Другими словами, состояние приемника было «настроено» на характеристики принимаемого сигнала – возмущения хронополя. Возник резонанс (вот еще одно волновое явление, удачно ложащееся в нашу теорию), усиливший восприятие сигнала. И он был воспринят в виде вещего сна.
Я подозреваю, что на самом деле каждый из нас постоянно погружен в поток информации, поступающей к нам из других времен – из нашего будущего и из нашего собственного прошлого. Вспомните постулаты №2 и №5. Они означают не что иное, как то, что любое событие и даже предмет в той или иной степени является источником искажений волн хронополя того или иного характера (разной степени отражение, отклонение, поглощение…), а значит, хроноволны несут на себе информацию об этом событии или предмете точно так же, как свет, отраженный от предмета, несет на себе информацию о нем – именно поэтому этот предмет становится видимым для нас.
Хорошо, допустим, что хроноволны действительно способны нести на себе такого рода информацию. Но это означает, что в точке нашего настоящего одновременно присутствует информация из всех времен! Мы должны быть захлестнуты потоком информации из других времен. Нет, что-то здесь не так…
Ну конечно! – осенило меня. Это то же самое, что и известный парадокс темного звездного неба: как бы ни были звезды далеки от нас и друг от друга, но если учесть бесконечность вселенной, то теоретически все наше небо должно быть сплошь покрыто звездами – небо должно быть светлым, а не темным! А оно все-таки темное, и видим мы лишь самые близкие и самые яркие звезды.
Здесь работает прямая аналогия – бесконечность вселенной в пространстве и бесконечность вселенной во времени. Конечно, надо вносить поправки на затухание сигнала в зависимости от дистанции во времени, на его рассеивание, на его поглощение. Но, как и звезды, какие-то отдельные мощные события в глубинах времен способны донести до нас информацию через очень большие расстояния.
Итак, хроноволны в соответствии нашими рассуждениями и согласно постулату №3 должны затухать при своем распространении сквозь время. И все равно это должен быть огромный объем информации! Если предположить, что человеческий мозг способен воспринимать эту информацию, то он просто обязан иметь какую-то систему защиты – систему фильтров, барьеров, которая пропускает на более высокие уровни подсознания, а тем более на уровень сознания лишь какую-то ее малую часть, какие-то отдельные порции этой информации. Эти фильтры/барьеры могут быть чисто физиологическим (разная чувствительность/восприимчивость человеческого организма, мозга к хроноволнам: какие-то воспринимаются, какие-то нет, одни люди более чувствительны, другие – менее), а могут быть и на уровне подсознания в качестве защитного механизма самого мозга.
Мы говорим про мозг как про орган, способный воспринимать хроноволны просто потому, что орган, непосредственно их принимающий, нам неизвестен. Мозг можно рассматривать как пункт назначения, куда поставляется информация, полученная с хроноволнами от первичного органа-приемника. Это прямая аналогия с тем, как мы воспринимаем электромагнитное излучение (свет). Глаз – первичный орган, принимающий свет, там он преобразуется в сигналы, которые поступают в мозг, где они подвергаются конечной обработке, превращаясь в зрительные образы. На этом пути тоже предусмотрены различные фильтры и барьеры (взять хотя бы частотный фильтр – мы воспринимаем только видимую часть спектра).
Видимо, то же самое происходит и с информацией, пришедшей с хроноволнами. Где-то в подсознании, в мозгу работают аналогичные фильтры-барьеры, и только малая часть информации (в большинстве случаев – ничтожная), прошедшая сквозь время на волнах хронополя и прошедшая сквозь мозговые фильтры, может быть воспринята нами виде образов.
Можно предположить, что преодолеть эти мозговые фильтры легче всего во сне, когда сознание отключено и не мешает механизмам восприятия. Вполне возможно, что наши сны составлены (наряду с образами, генерируемыми самим мозгом, образами, базирующимися на виденном во время бодрствования) во многом из таких образов, часто смутных, неясных, размытых, искаженных. В этом смысле очень многие наши сны – вещие. Вот только в сознании задерживаются лишь немногие из них, и их-то мы и воспринимаем как вещие сны.
К этому же типу состояний, обусловленных информацией, воспринятой непосредственно из будущего, я бы отнес и состояние дежавю, когда человек вдруг смутно ощущает, что он уже был в данном месте, что с ним это уже происходило, что он это уже когда-то видел. При этом он отлично осознает, что этого быть не могло, так как раньше (в прошлом) этого действительно не было. Но ведь это могло быть позже – в будущем! Такое ощущение могло возникнуть, если мозг человека в некоторой точке А на оси времени воспринял и запомнил в подсознании информацию, дошедшую до него из точки В в будущем. Эта информация была воспринята им, например, в том же вещем сне, но не осознана. Только оказавшись в точке В, именно в том будущем, из которого он ранее получил информацию, он вспомнил об этом, сопоставил с окружающей его обстановкой и узнал ее. Это и привело к состоянию дежавю. Вот такая своеобразная информационная петля во времени.
Очевидно, что свойство воспринимать информацию, дошедшую из других времен, как потенция присуще всем людям без исключения. Но в силу того, что эта информация очень слаба, нечетка, выделить ее на фоне гигантских потоков информации из настоящего с одной стороны и уровня фона (шума) хронополя с другой представляется очень сложной задачей. И большинство людей не может это делать.
Однако мы, люди, все очень разные. Кто-то может быть более восприимчив к волнам хронополя, кто-то менее. Не было бы ничего необычного в том, если бы среди людей время от времени не находились бы такие, которые обладают выдающимися способностями в области приема такого рода информации – информации, приходящей с волнами хронополя. Такие мощнейшие люди-приемники не могли бы не остаться незамеченными.
И такие люди есть. Мы хорошо их знаем. Это и Нострадамус (видимо, сильнейший из всех – его «дальнозоркость» просто фантастична!), и Ванга, и Вольф Мессинг, и многие другие, предсказания которых порой просто поражают своей точностью. А скольких провидцев, чьи предсказания были не менее точны, мы не знаем! Не знаем просто в силу того, что они не получили столь громкую известность. А поройтесь-ка в своей собственной памяти. Неужели вы не припомните ни один свой собственный вещий сон? Пусть не очень яркий, не очень впечатляющий, но обязательно найдется. И, я уверен, – не один.
Еще одно явление, которое связано с предсказанием будущего, – хиромантия. Чтение судьбы по линиям руки. Если допустить, что в хиромантии есть нечто объективное и судьба человека (читай, значимые события его будущего и прошлого) может как-то отразиться в линиях его ладони, то противоречит ли это моей теории? Или наоборот, легко встраивается в нее?
После некоторых размышлений я легко нашел объяснение хиромантии в рамках своей теории. Логическая цепочка тут проста: хроноволны, несущие информацию о будущем индивидуума, воздействуют, как и на любой объект текущего настоящего, на генные структуры начавшего свое развитие эмбриона. Это воздействие очень мало, но его оказывается достаточно, чтобы слегка повлиять на мелкие индивидуальные особенности будущего человека, такие как рисунок кожи, например. Таким образом, события его собственного будущего вполне могут быть отражены в линиях его ладони, в рисунке радужной оболочки, форме ушной раковины. А всякого рода хироманты как-то умудрились распознавать эти знаки.
До сих пор мы рассуждали в основном об информации, пришедшей из будущего. А как же с прошлым? Абсолютно так же. Просто информацию, пришедшую непосредственно из прошлого, еще более сложно идентифицировать. На первый взгляд это кажется странным, ведь прошлое мы знаем гораздо лучше будущего, а следовательно, гораздо проще установить успешный факт «предсказания» прошлого. Но это лишь на первый взгляд.
Именно в силу того, что прошлое нам в той или иной степени известно, очень сложно выделить из общего объема информации именно ту, которая пришла к нам непосредственно из прошлого с волнами хронополя, отсеяв ту, что пришла к нам с общим естественным ходом времени. Интересующая нас информация маскируется нашими знаниями и воспоминаниями о прошлом, но она есть. Просто мы с легкостью относим ее на счет своей памяти, своих знаний или своей исключительной догадливости, дополненной ярким воображением.
В то время как у меня в голове складывалась все более и более стройная картина мира, пронизанного волнами хронополя, несущих информацию о его прошлом и будущем, мой молчаливый коллега смотрел на меня все более и более скептически.
Сомнения. Все может развалиться, как карточный домик, если признать то, что будущего, как и прошлого, не существует. Как не существует и самого времени. Время – это всего лишь умозрительная абстракция, выдуманная человеком категория, чтобы было удобнее оперировать формулами, описывающими изменяющийся материальный мир. Есть только то, что присутствует в нашем настоящем, плюс его свойство изменчивости, постоянного движения. Оно, наше настоящее, постоянно перетекает из одного состояния в другое. Внутри него существуют также постоянно изменяющиеся процессы. В нашей вселенной нет ничего, кроме нее самой в… (я хотел сказать «в текущий момент времени», но ведь времени нет!) текущем ее состоянии и заложенного в нее свойства постоянной изменчивости. Ее прошлое существует только в форме посылки, причины. Ее будущее существует только в виде тенденций, вероятностного вектора (направления) изменений.
Означает ли это, что хронополе тоже не существует? Так же как и в вопросе со временем – и да и нет. Мы всегда можем считать, что хронополе – это точно такая же абстракция, как и само время.
А мог ли человек признать реальное существование электромагнитного поля еще пару сотен лет назад? Для него оно стало реальностью только после того, как он научился его использовать в повседневной жизни. До этого оно тоже было не более чем абстракцией, описываемой уравнениями Максвелла.
Здесь в своих размышлениях о будущем и волнах хронополя я вновь натолкнулся на проблему, сначала показавшуюся мне неразрешимой. Будущее… Оно ведь неоднозначно, оно не предопределено, оно недетерминировано!
Если будущее недетерминировано, то из какого будущего приходят к нам волны хронополя? Я задумался… Моя теория хронополя, казавшаяся такой стройной, опять зашаталась и грозила вот-вот рухнуть.
Спокойно! Итак, еще раз… Будущее изменчиво. События могут развиваться в разных направлениях. Какое из них реализуется? Чем эти все возможные будущие отличаются друг от друга? А вот чем: вероятностью реализации!
И тут меня осенило!
Я подошел к Капитану Флинту. Он, как мне показалось, вопросительно наклонил голову и смотрел на меня.
– Коллега, – обратился я к нему, – вот вы спрашиваете: если будущее недетерминировано, разновариантно, то из какого будущего к нам приходят волны хронополя? Вот вам мой ответ: а из всех наших будущих! Просто интенсивность волн хронополя находится в прямой зависимости от вероятности того будущего, где находится их источник. Вероятность прошлого для нашего настоящего всегда стопроцентная (прошлое у нас одно), поэтому для сигналов из прошлого такой зависимости нет. Так что вышеозначенная проблема решается просто: надо всего лишь дополнить нашу теорию хронополя его вероятностной составляющей.
Капитан Флинт щелкнул клювом и сказал:
– Прэлэстно! Прэлэстно!
Введение в теорию хронополя вероятностной составляющей дополнило складывающуюся картину и несколько успокоило мои сомнения.
Чтобы как-то систематизировать все эти мои размышления, упорядочить и уложить их в строгие рамки научного труда, я сел за компьютер, и через несколько дней теория хронополя обрела законченную форму – передо мной лежала стопка листов А4 распечатанного реферата «Основы теории хронополя».
Где-то в глубине себя я вдруг ощутил успокоение: я наконец-то принял теорию хронополя окончательно. Я поверил в нее.
Но что дальше?
Глава 4
От теории к практике. Второй вещий сон. Неудачное посещение клиники.
Некоторые умеют верить просто так. Верить, и все! Мне же нужны хоть какие-то вразумительные объяснения. И вот когда объяснение найдено, получено либо представлено мне и после осмысления принято мной, дальше в своей вере я иду искренне, осознанно и уверенно.
– Позвольте, – справедливо мне возразят, – какая же это вера, если требует объяснений?
– Не нужно путать объяснения с доказательствами, – отвечу я. – Мне не нужны доказательства, мне просто надо понимать, что то, во что я собираюсь верить… как бы это правильнее сказать… достойно моей веры в смысле соответствия моим морально-этическим установкам и в смысле удовлетворения минимально необходимым критериям правдоподобия. Уж извините, но в полную чушь, бред или низость меня трудно заставить поверить.
Так произошло и с хроноволнами. Оставим пока в покое морально-этическую сторону проблемы хроноволн, тем более что она в этом смысле вполне нейтральна. А что же до правдоподобия, то я построил вполне правдоподобную теорию передачи информации сквозь время, способную объяснить возможность заглянуть в будущее. Этого мне хватило – я поверил в то, что это действительно возможно.
Но, опять же, что дальше?
Дайте мне любой сколь угодно невероятный факт, и я придумаю вам наукообразную теорию, объясняющую его. Но какое отношение она будет иметь к описанию реальной действительности? Любая теория гроша ломаного не стоит, если она не имеет выхода в практику.
«Практика – критерий истины». И пусть основоположники научного коммунизма давно уже не в чести, но это ни в малейшей степени не умаляет справедливость этого их высказывания. Однако практика не нужна была мне в качестве критерия истинности – в какой-то момент практическое подтверждение моей теории хроноволн меня уже не волновало (хм… невольный каламбур). Мне оно просто не требовалось – я верил! Я верил, что моя теория отражает объективную реальность: наш мир пронизан информацией из его будущего и из его прошлого.
Меня теперь интересовало только одно: как найти практический способ ее воспринимать, а в перспективе – научиться управлять этим восприятием.
Мне также было понятно, что по своему масштабу это работа целого института – исследования, исследования и еще раз исследования на высоком научном и организационном уровне. Увы, я со своей теорией и верой в нее был один, а времена одиночек в науке давно прошли. Серьезная наука – это коллективный труд. Удел одиночек – шарлатанство.
По роду своей деятельности я хоть и имел отношение к науке, однако работал в областях, далеких от проблем времени. Я не был в науке тяжеловесом – так, рядовой пахарь, пролетарий умственного труда, доросший до уровня старшего научного сотрудника, завлаба. Так что высунься я хоть чуть-чуть со своей теорией, серьезная научная братия меня просто не заметит, а если и заметит, то только как пример типичного шарлатанства. Все это я прекрасно понимал, поэтому и не дергался, а продолжал заниматься своей работой в одиночку.
Однако был момент, когда я совсем опустил руки – уж очень неподъемной казалась задача. Время умозрительного теоретизирования прошло, и теперь передо мной лежала полная неизвестность.
Сейчас стояли вопросы, лежащие в сугубо практической области: если я хочу двигаться вперед, то мне нужно найти реальный способ восприятия информации из других времен. А я ведь даже не понимал, с чего начать, как подступиться.
Это был тупик. Непробиваемая стена.
Но тут случилось то, что вывело меня из прострации. Этим толчком, «волшебным пинком» оказался второй вещий сон моей дочери.
Ее телефонный звонок раздался в тот момент, когда, лежа на диване, я разглядывал потолок и размышлял о том, как слаб человек, как он ничтожен в своих потугах постичь тайны мироздания…
– Пап, нам нужно встретиться. – Ее тревожный голос заставил меня очнуться. – Это может быть, конечно, чепуха, но мне очень тревожно. К тому же я и по Филе очень соскучилась.
– Приезжай, – коротко ответил я, – жду.
Через час дочь позвонила в дверь. Лицо у нее было спокойным, и моя тревога тоже постепенно улеглась.
– Ну, рассказывай, что случилось. – Мы пили чай с вареньем и сушками на кухне.
Лера уже пообщалась с Капитаном Флинтом, подсыпала ему корма, обновила воду, почистила клетку. Сейчас он сидел у нее на плече и посматривал по сторонам, время от времени вставляя в наш разговор какое-нибудь свое словечко.
– Знаешь, мне, кажется, опять приснился вещий сон. Только… я не очень уверена… Но… Это может быть важно, поэтому я решила тебе рассказать.
Я хрустел сушкой и смотрел на дочь, ожидая продолжения. Возникшую паузу заполнил Филя:
– Лера соня. Лера сооня…
– Да ну тебя, Филя! Ничего я не соня. – шутливо отмахнулась дочь, и, уже обращаясь ко мне:
– Помнишь тот первый вещий сон? Ну, тот, что перед операцией. Я тебе рассказывала.
Еще бы мне не помнить. Если бы дочь знала, сколько времени я провел в размышлениях об этом сне!
– Там-то все было понятно, потому что то, что я видела во сне, я потом быстро (всего лишь через день) увидела наяву. А сейчас по-другому. То, что я видела во сне, еще не произошло. Но это даже хорошо.
Дочь замолчала, погладила Филю и посмотрела на меня.
– Сразу возникают два вопроса. – Я не спеша отправил в рот ложку с вареньем и сделал глоток чая. – Если еще ничего не произошло, то почему ты решила, что это вещий сон? И почему это хорошо?
– Почему-почему… – ответила дочь наигранно-обиженным тоном. – Потому что так мне кажется. Я ж тебе и говорю, что это, может быть, все ерунда, но… Я так чувствую! Мне кажется, что это вещий сон. А хорошо, потому что там про нехорошее, и оно пока еще не произошло. Это нехорошее касается тебя. А я за тебя волнуюсь! И вот мне захотелось тебя предупредить. Даже если все это чепуха, ты, пожалуйста, будь осторожен, и тогда ничего не случится. Вот.
– Ну-ка, ну-ка. Кончай говорить загадками. Давай-ка, рассказывай подробно.
Вот что мне рассказала дочь о том, что ей приснилось в еще одном, как ей кажется, вещем сне.
Станция метро. Она видит перрон. На перроне недалеко от края стою я. Недалеко от меня она видит мужчину, он стоит так, что я нахожусь между ним и краем перрона. Из темноты тоннеля на станцию врывается на скорости поезд метро. Мужчина делает резкое движение корпусом в мою сторону явно с намерением столкнуть меня под поезд. Но дальше картинка размывается, и на этом сон обрывается.
– Вот. – завершила свой короткий рассказ Лера и посмотрела на меня. В ее взгляде угадывалась тревога. Я молчал, не зная, что и думать.
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца, – вдруг выдал Филя со своим попугайским скрипучим акцентом.
Тревога волшебным образом испарилась. Дочь прыснула в ладошку. Я рассмеялся. Потом обнял дочь и, как мог, успокоил:
– Не волнуйся – это всего лишь сон. Все будет хорошо.
– Ладно. Но дай мне обещание, что ты будешь осторожен.
Я безоговорочно согласился с догадкой дочери, хотя и не показал ей этого, чтобы не волновать ребенка, – это был вещий сон. Почему? Считайте это догадкой, предчувствием.
Когда она ушла, я стал размышлять.
Итак, на меня, видимо, будет покушение. Когда это произойдет – неизвестно. Может, завтра, может – через полгода… Кстати, из сна непонятно, чем закончилось это покушение. Успешно оно было или нет? Зачем вообще на меня организовывать покушение? На меня, простого безработного, затворника, ведущего замкнутый образ жизни. Видимо, в будущем произойдут какие-то серьезные события, связанные со мной. Настолько серьезные, что от меня кто-то постарается избавиться…
Главным результатом этого разговора с дочерью, в котором она рассказала о своем втором вещем сне, было то, что я сбросил с себя завладевшую мной апатию и принялся за дело. И начал я с детального исследования известного мне случая успешного приема информации из будущего, к тому же доступного своей непосредственной близостью ко мне как во времени, так и в пространстве, – случая первого вещего сна моей дочери. Именно первого, потому что, видимо, именно ему предшествовало что-то, что и привело к тому, что дочь увидела этот сон.
Конечно, второй сон тоже был важен для меня. Еще бы! Ведь в нем дочь увидела, возможно, мою смерть. (Эта мысль вызывала во мне очень неприятные эмоции, и я старался не думать об этом.) И все же этот второй вещий сон был мне менее интересен, так как он скорее всего был следствием тех же причин, что и первый. Он лишь доказывал, что моя теория не пустая игра ума, а нечто более серьезное. Один вещий сон, второй… А может быть, был или будет и третий?
Итак, первый вещий сон… В нем ключ к загадке! Ведь все началось с него.
– Надо выжать из него и всего, что связано с ним, максимум возможного, – вслух сказал я себе.
– Карамба! – словно подтверждая эту мою мысль, сказал Капитан Флинт и шумно взмахнул крыльями.
Бедная моя девочка! Я замучил ее своими расспросами и требованиями как можно подробнее, в малейших деталях вспомнить обстоятельства, связанные с первым ее вещим сном.
Хронологически картина выглядела следующим образом.
Дочь поступила в клинику 8 ноября. В этот же день ее осмотрели врачи и сказали, что с завтрашнего дня они начнут подготовку к операции, ей надо будет соблюдать строгий режим и принимать назначенные лекарства. Сама операция будет дня через три-четыре.
Следующие дни дочь исправно принимала лекарства, каждый день вечером у нее брали кровь на анализ. Помню, при посещении дочери я еще удивлялся, как серьезно идет подготовка, но отнес это к хорошо организованной работе врачей в этой клинике.
Вещий сон дочери приснился в ночь с 11 на 12 ноября, а сама операция состоялась 13-го. То есть была еще одна ночь перед операцией.
– Дочь, а как ты спала следующей ночью, ну, той, что перед операцией? Ничего не снилось?
– Ой, пап, я в ту ночь почти не спала, так… дремала – боялась операции.
Выписали ее только через четыре дня 17-го – врачи объясняли необходимостью понаблюдать за состоянием юной пациентки.
Здесь всплыла одна маленькая деталь, которая никак не укладывалась в мою гипотезу о хроноволнах. Боль. Моя дочь вместе с визуальным образом будущей операции чувствовала и сопровождавшую ее боль. Но боль не может переноситься хроноволнами! По моей теории хроноволны могут передавать только визуальные образы!
Вполне стройная теория рассыпалась, как карточный домик, от такого, казалось бы, пустячного факта. А ведь как все хорошо согласовывалось. Даже то знакомое всем ощущение беззвучных криков во сне, и то удачно вписывалось в мою гипотезу. И вот на тебе!
Нет, нет. Должно быть какое-то объяснение. Должно!
Промучившись какое-то время, я все-таки выработал такое объяснение, которое успокоило меня и сохранило хроноволновую теорию в целости. Все дело в известной психофизиологической способности нашего мозга самостоятельно добавлять отсутствующую информацию к уже имеющейся для создания целостной «картинки», как бы достраивая ее. На ранних этапах эволюции это было просто необходимо для выживания вида. Кстати, на этом эффекте построены многие широко известные примеры иллюзий.
Так и в нашем случае мозг самостоятельно дополнил воспринятую картинку показавшейся ему важной чувственно-эмоциональной деталью – болью, наиважнейшим фактором самосохранения. Мозг знал о том, что хирургические операции неизбежно сопряжены с болью, мозг дочери ожидал, что будущая операция будет болезненной, он был подготовлен к этому, и, получив соответствующую картинку во сне, мозг дополнил ее необходимой деталью.
Я вполне могу предположить, что точно так же мозг может вводить в наши безмолвные сны и другие сильные эмоции, такие как страх, восторг, оргазмические ощущения… И ведь так оно и есть на самом деле.
На этом я успокоился и продолжил свои исследования.
Досталось не только моей дочери. В первую очередь я не пощадил себя. Отныне я взял себя в жесткие рамки и заставил фиксировать свои сны и другие «подозрительные» образы, возникавшие в моем мозгу. Сначала это давалось с трудом – уж слишком много всего творится в голове у каждого человека. Но потом я разработал на моем компьютере нечто вроде системы сбора и сортировки данных – базы данных с широкими возможностями классификации, отбора, анализа по различным признакам. Дело пошло быстрее.
Зачем я это делал? Я рассуждал так: если все мы с головой погружены в море информации, приносимой нам хроноволнами из разных времен, и мы знаем, что существуют люди, воспринимающие ее в виде вещих снов, то вполне вероятно, что и я воспринимаю эту информацию, но не замечаю ее. Цель, которую я поставил перед собой, состояла в том, чтобы постараться выявить те образы, появляющиеся в моем мозгу, которые могут соответствовать образам из будущего. Конечно, не отдаленного будущего, а ближайшего – я думал лишь о днях, неделях, месяцах, не более, – ведь только такие случаи позволяют их проверить на не слишком большом отрезке времени.
А для этого надо было научиться как-то фиксировать образы и каждый день пытаться обнаружить в ранее зафиксированных данных то, что хоть в какой-то степени соответствовало событиями текущего дня. Да, система была далека от совершенства, и по-прежнему основная надежда была на собственную память. Но хоть какую-то помощь моей памяти, хотя бы в виде этаких «подпорок», моя система фиксации оказывала.
Если бы я смог собрать какой-то объем нужных мне фактов, то вслед за этим я постарался бы выявить факторы, которые хоть как-то были бы связаны с их возникновением, а в случае удачи выявить те из них, которые могут влиять на мою способность воспринимать сквозьвременную информацию.
Для того чтобы понять, что может влиять на эту способность, я решил действовать еще и в другом направлении – я старался получить как можно более полную информацию, связанную с пребыванием моей дочери в клинике. Мне нужны были подробные данные о ходе ее лечения, о лекарствах, которые она принимала, об их дозировках, способах и времени их приема.
Для чего мне это понадобилось? Как уже упоминалось, все люди разные, а следовательно, обладают разными способностями восприятия хроноволн – кто-то более чувствителен к ним, кто-то менее. Но ведь и каждый отдельный человек может находиться в разных состояниях, в том числе и в состояниях с разной степенью восприимчивости к хроноволнам. Вполне возможно, что на такого рода состояния человека можно влиять, в частности вводить его в состояние повышенной чувствительности. Должно быть что-то такое, что повышает человеческую хроночувствительность.
До момента, когда моя дочь попала в клинику, где ей приснился вещий сон, она не отличалась какой-то повышенной восприимчивостью к хроноволнам. По крайней мере, вещие сны ей до этого не снились. Она была вполне обычным ребенком. А тут на тебе – вещие сны! Я подумал, что существует пусть и ничтожная, но все же ненулевая вероятность того, что обстоятельства пребывания в клинике как-то повысили чувствительность ее организма к восприятию хроноволн. А этими обстоятельствами может быть что? Конечно же, это прежде всего те лекарства, которые ей там давали.
Так что в один из ближайших дней я решительно направился в клинику к ее лечащему врачу выяснить, что же такого особенного он ей там прописал.
Этот визит в клинику был одним из немногих случаев, когда напряженная внутренняя работа над разработкой теории хроноволн, происходившая в моей голове, соприкоснулась с реальным внешним миром. Увлеченный этой работой, я как-то слегка оторвался от действительности, слишком углубился в себя. А жизнь требовала своего, и мне с неудовольствием приходилось выныривать из своего внутреннего мира в нашу суетливую реальность. Так что, можно сказать, мое бытие распалось на две почти не взаимодействующих части.
В одной я уходил полностью, с головой в работу над разработкой теории хронополя. Я был одержим ею, внешний мир переставал для меня существовать. Только я, мой компьютер, мои базы данных, мои способности к логическому анализу внутренних образов, ощущений – я словно прислушивался к себе, к своему внутреннему миру.
Капитан Флинт? Нет, он не мешал моей работе. Наоборот! Его присутствие, наши с ним короткие диалоги, его словечки, произнесенные скрипучим голосом, который, мне казалось, содержал в себе нотки сарказма и иронии, оживляли мое существование.
В другой части моего бытия, в которую приходилось возвращаться, с досадой выныривая из той, первой, существовал обычный реальный мир, обычные мелкие бытовые заботы, без которых никак не обойтись: вылазки в магазин, готовка еды, заботы о Филе, постирушки, элементарная уборка – не зарастать же грязью. Заглядывая иногда в зеркало, я видел мало знакомого мне мужчину на пятом десятке, осунувшегося, небритого, с запавшими глазами.
А в реальном мире стоял декабрь, уже чувствовалось приближение новогодних праздников. Витрины магазинов уже были украшены праздничной мишурой. На городских площадях ставили елки…
Мог ли я предположить, что очень скоро мои довольно абстрактные теории и умозрительные конструкции, работе над которыми так мешала повседневность, «весомо, грубо, зримо» ворвутся в эту самую повседневность и в корне изменят мою жизнь?!
Началом этого, как оказалось, стал мой визит в клинику.
Тем декабрьским морозным утром я проснулся бодрым и с чувством решимости к чему-то… Сам еще не понимал к чему. Критически посмотрев на себя в зеркало, только хмыкнул и пошел в ванную. Принял душ, побрился, надел любимые джинсы, водолазку, пиджак. Еще раз глянул в зеркало. «Ну вот, совсем другое дело». Подмигнул Филу, накинул теплую куртку и вышел из квартиры.
Разговор в клинике получился неприятным.
– Простите, я вас что-то не понимаю. С вашей дочерью ведь все в порядке? – Врач, молодая еще женщина, смотрела на меня строго и вопросительно-недоуменно.
– Да, да. Не беспокойтесь. Все отлично. Огромное вам спасибо – лечение моей дочери прошло вполне успешно, и мы вам за это очень признательны. – Я выразительно посмотрел на пакет с дорогим коньяком и конфетами, который уже был вручен со всеми приличествующими словами.
– Тогда в чем же дело? Вам не о чем беспокоиться.
– Да, конечно. Конечно, я прекрасно понимаю, нам не о чем беспокоиться. – Я был само радушие и признательность. В моем голосе даже прорезались заискивающие нотки, отчего стало как-то противно на душе. – Как я уже сказал, я просто хотел бы узнать поподробнее, как ее лечили, какие лекарства она принимала.
– Вы медик? Или вы наша контролирующая инстанция? – Тон с непонимающего перешел на раздражительный.
– Нет, конечно, но… ведь я имею право знать, как лечили мою дочь, – не очень уверенно сказал я.
– Нет. Вы не имеете такого права.
В этот момент в кабинет, где мы разговаривали, зашел заведующий отделением Скорик Г. С. Мне еще раз пришлось рассыпаться в благодарностях и робко высказать свою просьбу детально ознакомиться с лечением моей дочери. Реакция завотделением была еще более резкой. Он и вовсе не стал со мной церемониться. Как только он понял, что меня интересует, глаза его стали жесткими и недобрыми. Меня выпроводили.
Задача, которая поначалу представлялась несложной – приду, полюбезничаю с лечащим врачом, поулыбаюсь, передам нашу благодарность в виде букета цветов и упомянутого выше пакета, и перелистаю больничное дело дочери. Все!
Не тут-то было! Даже прозрачный намек на хорошие деньги, которые я был готов заплатить, не возымел никакого действия. Я наткнулся на железобетонную стену, крепость которой мне показалась не соответствующей тому пустяку, который она была призвана защитить. Или за этой стеной скрывали что-то другое? К тому же мне показалось, что за вдруг возникшей враждебностью врачей по отношению ко мне просматривался не очень удачно скрытый испуг.
Глава 5
Детективное агентство «Поиск». Знакомство с новыми друзьями.
Пару дней я пребывал в нерешительности. Что делать? Оставить свою затею я уже не мог – какой-то маховик внутри меня раскрутился и не только не хотел останавливаться, напротив – наращивал обороты, требовал действий. Но что делать, как действовать, я пока не знал. Не лезть же ночью в клинику мелким воришкой, чтобы выкрасть документы, касающиеся пребывания там Леры?! Теперь, после моего недавнего визита в клинику, я был уверен, что именно там кроется какая-то тайна и обнаружить ее или хоть какую-то зацепку можно, порывшись в документах в отделении, где лежала Лера.
«А, собственно, почему бы и нет? – сказал я себе. – Нет, сам я, конечно, никуда не полезу, но ведь вполне можно найти того, кто за некоторое вознаграждение сделает для меня эту сомнительную работу».
Теоретически все это было действительно возможно. Теоретически. А вот как это реально осуществить? Я, скромный пролетарий умственного труда, никогда не занимался ничем хоть в малой степени похожим.
Я глубоко вздохнул – придется осваивать и это. Хотя «это» мне все больше и больше переставало нравиться – уж очень все начинало смахивать на какой-то плохонький, дешевый детектив.
И все-таки я решился.
Интернет предложил мне обширный список фирм и фирмочек, специализирующихся на частном сыске и готовых в частности оказать разного рода услуги по сбору информации…
Передо мной встал сложный выбор. Не имея никакого опыта в этой области, я понимал, что рискую нарваться или на мошенников, или на какой-нибудь криминал, что было еще хуже. Понимал, но… делать что-то надо!
Я выбрал пять фирм с не слишком броскими названиями, просмотрел отзывы и всю другую информацию о них, что смог добыть в интернете. Сразу отбраковал две. Оставшиеся выглядели вполне прилично. Я решил посетить все три – пообщаюсь, а там уже можно будет сделать окончательный выбор.
Для предварительного разговора я подготовил простенькую легенду: ревнивый муж желает знать, чем занимается его жена-врач на ночных дежурствах в одной из больниц. Нет, жена-врач не походит. Любой, даже самый плохонький «пинкертон» быстро раскроет липу – жены слишком легко идентифицируются. Пусть будет любовница. Легенда идиотская, но для прощупывания и первых шагов в случае удачных переговоров сойдет.
По закону подлости более или менее подходящей оказалась последняя из трех отобранных мной фирм.
Первая оказалась «дочкой» большой охранной фирмы, явно связанной с «конторой», а это мне было совсем ни к чему.
Во второй фирме мне не понравились люди, с которыми я разговаривал, – типичные жлобы с плохо скрываемой глумливой улыбкой, которая появилась сразу, как только я упомянул о моей проблеме.
Третья фирма носила непритязательное название – «Поиск». Частное детективное агентство. Я позвонил. Мне ответил ровный женский голос. Договорился о встрече, хотя уже особо ни на что не рассчитывал, помня неудачный опыт первых двух попыток. Сомнения крепли по мере того, как я ехал по предпраздничным улицам города. Расслабленная атмосфера – до Нового года оставалось чуть больше недели – уже чувствовалась, и вряд ли кто-то сейчас возьмется за серьезное дело.
Тем не менее в назначенное время я стоял у двери офиса агентства «Поиск» скорее для того, чтобы успокоить самого себя – раз уж начал, надо довести до конца, – чем рассчитывая на успешный разговор. Если здесь сорвется, тогда и буду думать, что дальше. А пока…
Агентство располагалось в маленькой двухкомнатной квартире на первом этаже обычного жилого дома. Было похоже, что хозяева готовятся к переезду – в офисе царил «маленький раскардаш», как выразилась открывшая мне дверь невысокая миловидная женщина, извиняясь за беспорядок. В офисе не было ни намека на скорые новогодние праздники.
Я поздоровался, представился, сказал, что это я звонил, договариваясь о встрече.
– Да-да, я узнала ваш голос, Андрей Николаевич. Проходите, – сказала она, сдержанно улыбнувшись и пропуская меня в офис.
Жестом показав, куда идти, она сама прошла вперед и открыла мне дверь в маленькую комнату, видимо, служившую кабинетом начальника.
В проходной комнате, через которую лежал путь, на полу стояли наполовину упакованные коробки, на паре столов – стопки каких-то бумаг и папок, видимо, приготовленные к упаковке. У стены – шкафы с уже почти пустыми полками. Видя все это, я подумал было, что дела в этой конторе пошли хорошо и они перебираются в более солидное место, но скоро я понял, что скорее как раз наоборот.
Как я узнал чуть позже, в штате агентства было три человека. Сам шеф, как я назвал про себя их начальника, – с ним мне только предстояло познакомиться. Его помощник Сергей – молодой парень лет двадцати пяти. Спортивный, крепенький парнишка, ростом немного выше среднего. Он был здесь же в комнате – занимался упаковкой вещей.
Третьей была эта самая женщина, которая открыла мне, с которой я говорил по телефону (я тоже узнал ее голос) и которая сейчас вела меня к шефу, следуя чуть впереди. Уж не знаю, кем она была в их штатном расписании – секретаршей ли, офис-менеджером, бухгалтером (не оперативником же?!). На вид ей было лет тридцать пять – сорок. Тот замечательный женский возраст, когда очарование юности уже трансформировалось в спокойное достоинство и шарм знающей себе цену женщины. Невольно окинул оценивающим взглядом ее фигуру, то, как она двигалась…
Они мне понравились. Я имею в виду – все трое работников частного детективного агентства «Поиск».
Открыв дверь в кабинет начальника, женщина коротко сказала «Прошу» и закрыла дверь, оставив меня один на один с шефом. Главный «пинкертон» поднялся со своего места, протянул мне руку:
– Буров. Владимир Николаевич Буров.
Это был сухощавый, жилистый, среднего роста мужчина того неопределенного возраста, который часто определяется словами «под полтинник».
Я пожал ему руку, представился, и он предложил мне сесть напротив со словами: «Ну-с… Что вас привело к нам, господин Брагин?»
По инерции я в очередной раз рассказал свою непритязательную историю про любовницу. «Пинкертон» посмотрел на меня с нескрываемым сомнением. Я помялся и добавил что-то типа: «Я хорошо заплачу».
– Вот что, Андрей Николаевич, – произнес он после некоторой паузы, – сразу вас огорчу – мы вряд ли возьмемся за ваше дело. Как вы, может быть, заметили, мы сворачиваем свое дело. Это во-первых. А во-вторых… как бы это помягче сказать… вы очень неумело фантазируете.
Снова пауза, которую я не стал нарушать, ожидая продолжения.
– Конечно, на другую чашу весов вы положили весомую гирьку – «хорошо заплачу», – хмыкнул он.
Потом, чуть помолчав:
– Я и пальцем не шевельну, если вы не скажете мне, что вам все-таки действительно нужно. – Буров смотрел на меня прямо и твердо, ожидая ответа.
Я ответил взглядом на взгляд, и мы несколько секунд играли в эти своеобразные гляделки. Наконец, прервав эту паузу, я сказал:
– Владимир Николаевич, вы должны меня понять и извинить. Не мог же я вот так с ходу выложить совершенно незнакомым мне людям свои настоящие причины, которые привели меня сюда. Вы ведь не первый, к кому я обращаюсь. Эта простенькая история с любовницей давала мне повод начать разговор, а значит, и возможность сделать хоть какие-то оценки тех, кому я хочу поручить мое несколько щекотливое дело.
– Ну и какие же оценки вы поставили нам? – иронично улыбнулся Буров.
– Вполне положительные, – в тон ему ответил я. – Иначе меня бы здесь уже не было.
«Один – один» – подумал я.
Чуть помедлив, продолжил, специально нажимая на слово «что»:
– Я расскажу вам, ЧТО мне на самом деле от вас нужно, но… Есть одно условие: вы пока не будете меня спрашивать, ЗАЧЕМ мне это нужно. – Я снова выделил голосом слово «зачем». – Очень может быть, в свое время я объясню, зачем, но, поверьте, сейчас не время. А вы уж решайте, возьметесь или нет.
Буров поднялся, задумчиво прошелся по кабинету. Подошел к двери. Открыв ее, позвал:
– Ольга, не могли бы вы приготовить нам по чашечке кофе и присоединиться к нам, – и уже ко мне: – Вы ведь не против?
Я не понял, не против чего – кофе или того, чтобы Ольга (так, видимо, звали ту женщину) к нам присоединилась, но согласно кивнул, так как был не против ни того ни другого.
Она вошла в кабинет с небольшим подносом, поставила его так, чтобы всем было удобно до него дотянуться, и, взяв себе чашку кофе, невозмутимо села в кресло у стены, закинув ногу на ногу – мужчины, мол, могут и сами позаботиться о себе. Из этого я сделал для себя вывод, что она здесь совсем даже не секретарша.
Буров, обращаясь ко мне, представил ее:
– Разрешите вас представить друг другу. Ольга. Ольга Михайловна – моя правая рука и в большой степени наши мозги.
«Хм… Секретарша… Я ее явно недооценил…» – внутренне усмехнулся я своей проницательности, ловя на себе острый взгляд ее умненьких красивых глаз.
– Ольга, – обратился он к ней, – Андрей Николаевич Брагин – наш, возможно, новый клиент. Возможно – потому, что я еще не знаю, возьмемся ли мы за его дело. Я хочу, чтобы ты тоже послушала, что нам расскажет Андрей Николаевич, а тогда уж и решим.
…Буров взялся.
Перед тем как объяснить, чего я хочу от них, я кратко рассказал о том, что приключилось с носиком моей дочери, о клинике, куда ее положили на, в общем-то, несложную операцию на носовой перегородке, о самой операции. О вещем сне я, конечно, не обмолвился ни словом, лишь туманно сказал, что операция имела некоторый побочный эффект и что мне хотелось бы понять, в чем тут дело.
Не вдаваясь в подробности, я также рассказал, что сам попробовал выяснить это, но мой визит в клинику оказался неудачным – меня приняли там очень нелюбезно и постарались побыстрее выпроводить. Именно поэтому я обратился за содействием в их агентство.
Затем я наконец объяснил, что же конкретно я хочу, чтобы они сделали. После обсуждения деталей оказалось, что задачка, поставленная мной перед сыщиками, совсем не так проста, как казалось мне с первого взгляда.
Она была сформулирована так: проникнуть в отделение лицевой хирургии Клинической больницы №1, где лежала моя дочь, и постараться обнаружить в документах (ну, что там у них – истории болезни, карточки больных, журнал проведенных процедур, отчеты о проделанных операциях…) что-то, что отличало бы дни нахождения моей дочери в клинике (с 7 по 17 ноября) от нескольких дней до и после, а также чем отличались подготовка к операции, сама операция и послеоперационный период дочери от того же для других пациентов со схожим диагнозом. В первую очередь надо обращать внимание на применяемые лекарства, процедуры, методики лечения и к кому они применялись.
– Я совершеннейший профан в медицине и мало знаком со спецификой работы в таких медицинских учреждениях, но полагаю, что все это должно было быть зафиксировано или хоть как-то отражено в документах, а следовательно, будет нетрудно обнаружить.
После того как я изложил им суть задания, Буров с Ольгой попросили меня подождать в большой комнате. Когда я выходил, Буров в открытую дверь позвал Сергея:
– Сергей, подойди сюда.
Войдя в кабинет начальника, Сергей плотно закрыл за собой дверь, а я опустился на стул возле окна и стал ждать.
Они совещались минут пятнадцать. По завершении этого совещания дверь открылась, и Сергей пригласил меня в кабинет, а сам вышел.
Как только я вошел, Буров сразу сказал:
– Хорошо, мы беремся за это дело. Приступим сразу же, как только получим аванс. – И он вопросительно посмотрел на меня.
В свою очередь я так же вопросительно посмотрел на него:
– Простите, не знаком с вашими расценками…
– Давайте договоримся так. Вот сумма аванса. Это половина нашего гонорара. – Он написал цифры на небольшом листке бумаги и подвинул его мне. – Окончательная же сумма будет определена по завершении работы, куда войдет вторая половина и возможные дополнительные траты, непредвиденные расходы и прочее.
Я взглянул на число, написанное на листочке. Оно мне показалось вполне разумным, и я согласился: