«Там, за зорями. Пять лет спустя»
Эпиграф
«Там, за зорями, по вспаханным полям стелется дым от осенних костров. Там по пустынным проселочным дорогам ветер гонит пожухлые листья и все кружит их в вихре листопада. Там прозрачнее дали и печальнее мысли. Там алеет калина и молчит старый «ворот» колодца. Там воспоминания хранят былое и о многом молчат распахнутые настежь двери хат. Там, пугаясь безлюдья, ходят друг к дружке ночевать одинокие старушки. Там, под ветхой стрехой, дремлет сказка.»
Оксана Хващевская
Посвящается Алексею Гоману. Спасибо за бессменный образ принца!
Глава 1
Пять лет спустя
– Не, ну не курва! – ядовито заметила баба Нина, ткнув бабу Маню в бок и кивнув в сторону бабы Вали.
Последняя стояла перед зеркалом, подсвеченным лампочками, в роскошной дамской комнате ресторана пансионата и демонстративно расчесывала свои волосы, которые еще вчера были белыми, как снег, а сегодня приобрели каштановый оттенок.
– Ты толькі паглядзі, Маня, як выкрасілась, б…дзь! – Девушки, вы ничего не понимаете! Мы же на такое мероприятие приехали! Нужно ведь соответствовать! Вот я девушка с понятиями, а вы… – невозмутимо отозвалась баба Валя, пытаясь стоять прямо, но удавалось ей это с трудом. Мешал наметившийся горб. Это было у них семейное. Ее мать, покойная баба Дуня, к старости уже не разгибалась совсем, так и ходила буквой «Г» все время, опираясь на палку.
– Ой, змоўкні! Я цябе прашу, не выводзь мяне хоць тут! Девушка! Я табе як дам зараз! Па паняццям яна жыве! А мы, па-твойму, тут што, без паняццяў? – тут же взвилась баба Нина.
– Вы? – удивленно вскинула брови баба Валя. – А какие у вас могут быть понятия, если вы всю жизнь коровам хвосты крутили? А вот я…
– А ты уткі бальным ставіла да падцірала іх… – все больше распалялась баба Нина, задетая за живое.
– А калі ж ты ўспела выкрасіцца так? У лесе ўчора бачыліся, яшчэ сівая была, а цяпер во… – вмешалась в разговор баба Маня.
– А меня Алка вчера покрасила! Я Злату попросила, она мне и купила краску. И теперь вот! Вам не кажется, девочки, что я прямо помолодела?
В семьдесят два года подобное заявление было довольно смелым. Баба Маня так и покатилась со смеху.
– Здурнела ты зусім! – заявила она. – Так, ты глядзі мне тут, багата не жры! А то людзі яшчэ падумаюць, што ты не жраўшы нядзелю. І не пі! Бо я цябе, так і знай, дадому п'яную не пацягну. Астанешся на лаўцы спаць!
– А для чего, по-вашему, я сюда приехала? Конечно, чтобы вкусно поесть и выпить. Ну и еще на людей посмотреть и себя показать!
– От курва! – всплеснула руками баба Нина. Но что-то добавить к этому не успела. Дверь дамской комнаты распахнулась, и на пороге появилась Злата. – Ну как вы здесь? – остановившись, она оглядела старушек. – От памянеш мяне, Златуля, эта курва сябе тут пакажа сёння! – метнув гневный взгляд в сторону бабы Вали, заяви ла баба Нина.
– Ну что вы! – примирительно улыбнулась девушка, догадавшись о баталиях, которые здесь произошли, пока она отсутствовала. – Все будет хорошо! Она подошла к зеркалу и поправила пряди, выбившиеся из высокой прически, которую сегодня ей сделали в одном из районных салонов красоты. Прическа, как и макияж, была в полном порядке. Достав из маленькой сумочки блеск, девушка провела кисточкой по губам. Покрутила головой, отчего позолоченные тонкие цепочки ее сережек, украшенные бирюзовыми камнями, весело затанцевали. В комплекте с сережками был еще и браслет, широкое винтажное переплетение, украшенное большим отшлифованным камнем. Этот гарнитур она нашла в одном минском магазинчике, торгующем бижутерией. И он лучше всего подошел к ее шелковому блестящему платью цвета морской волны, украшенному крупным узором из золотистого и голубого. Это платье с глубоким декольте оставляло руки обнаженными, под грудью оно завязывалось широким поясом, а дальше, до самого пола, струилось легкими 6 переливчатыми складками. К платью Злата Полянская подобрала серебристые босоножки на изящной шпильке. Пребывая на ногах уже не первый час, она чувствовала, что долго так не протянет. В машине на всякий случай лежали туфли из мягкой замши. Если уж станет совсем невмоготу, она собиралась в них переобуться.
– Ой, Златуля, якая ж ты красавіца! – сказала баба Маня, залюбовавшись девушкой. – А мы тут, старыя, абязацельна спорцім табе весь від, куды ж нам з маладымі цягацца!
– А мы не на конкурсе красоты! И я знаю, что без вас мне никак не справиться! Мы уже все обговорили! Вы уж потерпите еще немного, и все останется позади!
– Да мы-та што, Златуль, во як бы эта курва не спорціла ўсё!
– Девушки, перестаньте! – одернула их баба Валя. – Что вы думаете, я девушка без понятий? Я все понимаю! И ничего я не испорчу! Злата, не волнуйся!
– От б…дзь! – не смогла сдержаться баба Нина.
– Златуль, а фатографы будуць? – спросила баба Маня. – Што б нам тады, старым, картачкі на памяць далі! Мае дзеўкі ўпадуць, калі ўбачаць, што баба іх яшчэ і на людзях можа бляснуць!
Злата потерла пальцем кончик носа, едва сдерживая смех. – Конечно, будут! Фотографов сегодня здесь будет хоть отбавляй! Боюсь, ваши девки увидят вас не только на фото, а еще и по телевизору!
– Ой, бацюшкі! Ці думала ты, Ніна, што мы да такога дажывом?
– Ну а што мы? Хужэй за ўсіх? Што мы з табой у жызні бачылі? А так во са Златуляй людзей хоць пабачым! – с горечью в голосе сказала баба Нина, и Злата поняла: разговор этот надо прекращать. Не хватало еще, чтобы перед презентацией старушки пустились в воспоминания и расстроились.
– Все, мои хорошие, нам пора, – сказала она и, пропустив их вперед, повела на открытую просторную террасу, где должна была состояться официальная часть презентации книги, первой книги Златы Полянской.
Пять долгих лет девушка мечтала об этом, и вот теперь ее мечта сбылась. Эта книга и была тем романом, который Злата когда-то написала, приехав в Горновку. Тогда именно для этого она и переехала в деревню, а потом оказалось, сама судьба привела ее туда. Теперь, по прошествии шести лет, которые минули с той незабытой весны, Злата уже с трудом верила, что родилась в городе и прожила там двадцать три года. С Горновкой было связано все лучшее и все плохое, что было в ее жизни. Все важное и ценное она познала и испытала там. Она и себя в деревне обрела и сейчас уже не представляла, что могло быть по-другому. Как и не представляла своей жизни без Горновки, частью которой давно стала. Еще тогда, разослав рукопись по издательствам, Злата ожидала немедленного воплощения своей мечты, но все оказалось не так просто. По крайней мере, совсем не так, как она это представляла. У нее не было имени, ее никто не знал, и никто не собирался издавать книгу неизвестного автора, да еще на такую тему, как жизнь в белорусских деревнях. Издательства, которые издавали художественную литературу, а таких в Беларуси оказалось не так уж и много, лишь разводили руками и предлагали ей издать книгу за собственные средства. Да, они признавали, книга написана неплохо, она читаема, но ничего обещать не могли. Так ее роман и осел где-то в авторских портфелях. Поначалу она еще периодически звонила в издательства, чаще всего после Нового года, когда редактор определял число издаваемых книг. Чаще всего их было не больше трех-четырех, и то это были уже известные, раскрученные авторы. Роман Полянской в их число не входил. А потом она звонить перестала, сосредоточившись на артистической деятельности и учебе в Университете культуры, куда поступила после замужества… Да, у нее уже было филологическое образование, и оно, безусловно, пригодилось ей в писательстве, но теперь она занималась музыкой и пением и хотела иметь соответствующее образование. Семья и творчество закрутили ее в своем круговороте и дали возможность другим путем донести до людей культуру деревень, возрождая в памяти то лучшее и забытое, что было фольклором нашей страны.
И вот после Нового года, почти пять лет спустя, раздался телефонный звонок. Звонили из издательства. Они предлагали начать работать над романом. Полянская безоговорочно согласилась. И пусть она понимала, такое решение они приняли не потому, что вдруг рассмотрели в ее книге бестселлер, просто ее имя уже стало довольно известным, но Златина радость от этого меньше не стала.
Они начали работать над книгой, заключили авторский договор, подписали макет в печать, и вот, наконец, она впервые смогла взять в руки свою книгу. Невозможно было передать, какое счастье девушка испытала. Даже сейчас, спустя почти месяц, каждый раз касаясь обложки, переворачивая страницы, Полянская не могла поверить, что мечта ее сбылась. Она принимала участие в создании обложки, буктрейлера, в рекламной кампании и презентации. Просто она точно знала, что бы хотела показать и как преподнести свою книгу.
В издательстве пошли ей навстречу, и Злата надеялась, что не подведет их и не разочарует. Место проведения презентации книги она тоже выбрала сама. В идеале ей хотелось бы, чтобы это было как можно ближе к Горновке, если не вообще в деревне, но такими возможностями деревня не располагала. А в пансионате они могли и презентацию провести, и банкет организовать, и оставить гостей на ночь, забронировав для них номера.
После выхода книги у Златы Юрьевны не было ни одного свободного дня. Только-только закончилась сессия в университете, после официально представленной книги ее ждали встречи с читателями. Леша с ребятами скоро собирались на Черноморское побережье с концертами, да и Злату приглашали где-то выступить. Машку к осени надо было подготовить к школе, а еще так хотелось выкроить хотя бы недельку и просто побыть всей семьей в Горновке. Но сейчас думать обо всем этом не хотелось. Сейчас надо было собраться и провести презентацию. На террасе установили рекламный стенд ее книги. Злата привезла из деревни расшитые гладью рушники, будто глазурью покрытые глиняные кувшины, в одном из которых теперь стоял букет полевых цветов. Рядом пристроили старую деревянную ступу и «таўкач», как его называли в деревне, тут же были расставлены ухваты и ребристая деревянная «качоўка», которой когда-то разглаживали белье. По обе стороны стенда стояли софиты, ближе к ступеням – столик для Златы Полянской, на котором стояли стаканы и бутылка минеральной воды и стопочкой лежали ее книги. Чуть поодаль – еще три стула специально для старушек. У ступеней рядами для гостей и родных Златы расставили стулья, которые были почти заняты, когда Полянская со старушками вышла на террасу.
Девушка усадила бабулек на стулья и подошла к главному редактору издательства – Маргарите Николаевне, которая уже настраивала микрофоны и готовилась к проведению презентации. Как только Злата вышла на террасу, защелкали вспышки фотокамер, но на это Полянская уже привыкла не обращать внимания. Презентация вот-вот должна была начаться. Обсудив последние детали с представителем издательства, Злата присела на предназначенный для нее стул. На мгновение подняв глаза к небу, прозрачному и легкому, словно шифон, в предзакатном измерении дня, она поблагодарила бога за этот чудный день, за исполнение ее мечты и вообще за все, что было в ее жизни. Потом пробежала мимолетным взглядом по лицам близких людей, остановившись на Лешином. Встретившись глазами с мужем, она едва заметно улыбнулась ему, в волнении потерла кончик носа и глубоко вздохнула. Редактор включила микрофон и вышла на середину террасы. Ее поприветствовали аплодисментами.
– Добрый вечер, друзья! Добрый вечер, дорогие гости! В этот чудесный летний вечер мы пригласили вас сюда, чтобы познакомить с удивительным человеком и талантливой писательницей – Златой Юрьевной Полянской. И презентовать ее первый роман. Уверена, Злату Полянскую как исполнительницу народных песен знают и любят у нас в стране многие, а сейчас мы хотели бы познакомить вас со Златой Полянской – автором. Причем автором талантливым! Злата Юрьевна родилась и выросла в небольшом районном городке, окончила филологический факультет и собиралась преподавать детям в школе русский язык и литературу. Она и подумать не могла, что однажды решит написать роман. Да, будучи школьницей и студенткой, Злата писала лучшие сочинения, особенно на свободные темы… Но чтобы роман и вот так сразу? Нет, конечно, в ее возрасте романы только и писать бы, восторженные, романтические истории о любви, а ей захотелось написать о другом. Злата Полянская к любым своим начинаниям подходила ответственно, и ее решение написать роман не стало исключением. Она покинула свой родной городок, уехала в маленькую деревеньку, где жили когда-то ее родители, и, поселившись там, взялась за работу. Эта самая деревенька, затерявшаяся среди лугов, полей и лесов, и стала центром всех событий в ее романе. Да, дорогие друзья, первый роман Златы Полянской о деревне. И пусть эта тема не нова в нашей белорусской литературе, тема деревни, села, земли, куда человек возвращается. И пусть к ней обращались корифеи нашей литературы, но ее собственная попытка воссоздать и показать деревню глазами молодежи – это смелый и амбициозный шаг. Впрочем, автор ведь и должен быть амбициозным, если только его амбиции чем-то подкреплены и на чем-то основаны. В случае со Златой Юрьевной мы увидели то, что хотели увидеть. И это нас покорило. Немногие современные авторы затрагивают тему деревни в своих произведениях, а она весьма актуальна. Идея романа – не дать погибнуть, исчезнуть нашим корням, нашим истокам, тому, что всегда было силой любого народа – его истории, его фольклору! – речь главного редактора завершилась бурными аплодисментами.
Со своего места Злата увидела, как, лихорадочно копаясь в сумочке, мама ищет носовой платок. Мама все время плакала – конечно, это были слезы радости и гордости за единственную дочь, которые она не могла и не хотела сдерживать. Маргарита Николаевна отступила в сторону и повернулась к Злате. Девушка встала из-за стола и, обойдя его, стала рядом с редактором.
– Здравствуйте! – поздоровалась она с присутствующими и чуть склонила голову, молчаливо благодаря за аплодисменты. – Маргарита Николаевна уже почти все рассказала вам обо мне, и о моем романе, и вообще о том, что для меня является действительно важным в жизни. Да, все было так! И я, действительно, закончив университет, приехала в Горновку писать. Отказавшись от работы в городской школе, начала преподавать в сельской. Да, какое-то время я работала в школе, днем учила детей, а вечерами писала. Жизнь в деревне стала для меня настоящей школой жизни, она перевернула мое сознание и понимание этой самой жизни. А еще она познакомила меня с удивительными людьми, которых сегодня я вам хотела бы представить. В первую очередь это мой муж, человек, который верил в меня и поддерживал во всех моих стремлениях и начинаниях, какими бы безумными они иногда ни казались, – Алексей Блотский, – указав рукой на мужа, Злата вместе со всеми поаплодировала ему. – Это мои родители – Елена Викторовна и Юрий Владимирович, которые воспитали меня такой, какая я есть, которые волновались за меня, но никогда не препятствовали моим решениям и планам. Моя семья, а это не только мои родители, но и все мои близкие, всегда была и остается для меня тем надежным тылом, поддержку которого я чувствовала всегда! Это и моя дочь Машенька, которая подарила мне счастье быть мамой! А еще мои советчицы, приятельницы и просто очень близкие и дорогие мне люди, без которых я никогда не представляла Горновку, – Мария Демидовна, Нина Кирилловна и Валентина Константиновна, – указав на бабулек, которые, ужасно смутившись, привстали со стульев, Полянская поаплодировала и им.
– Они – это сердце и душа Горновки. Все лучшее и вечное, что есть в этой деревне, что осталось в ней. Они и есть главные героини моего романа. Именно их устами снова воскрешаются воспоминания, именно благодаря их присутствию на его страницах сохраняется дух времени! Я вас заинтриговала? – Злата улыбнулась. – Да, мы с Маргаритой Николаевной здесь много наговорили, а вы наверняка так и не поняли, о чем же этот роман. Этот роман о любви! О любви к мужчине, к детям, к старикам, почти незнакомым людям, но в первую очередь этот роман о любви к родной земле. В нем жизнь главной героини тесно переплетается с жизнью и судьбами других людей. В нем жизнь деревенских хранит былое, а главная героиня романа – молодая девушка – воплощение современного мира и той социальной среды, в которой живет большинство ее ровесников. В начале романа главная героиня еще не понимает, не осознает, как на самом деле она привязана к этой деревне, привязана поколением ее предков, покоящихся на местном кладбище, но по мере развития сюжета понимание этого приходит к ней, а вместе с ним меняется вся ее дальнейшая жизнь. Прошлое и настоящее здесь тесно переплелись меж собой. А главная цель этой книги – показать и сохранить уклад жизни в белорусской глубинке, передать тот особый образ и колорит, показать ее фольклор и культуру. Решить главную задачу – как не дать им умереть. Этот роман о доброте и чуткости, которые еще живы в сердцах людей. О сердечности и милосердии, об участии и внимании. О честолюбивых мечтах и свершениях, о тех простых будничных вещах, коими богата наша жизнь. О первозданной красоте бесконечных лугов и полей, лесов и проселочных дорог, неповторимой тишине сельских сумерек. В этом романе показаны разные стороны жизни, увиденные глазами главной героини, разные стороны человеческих взаимоотношений, ею же прочувствованные, осмысленные, пережитые! – все говорила и говорила Злата, а взгляд ее скользил по лицам собравшихся.
Лицам родных, друзей и просто всех тех, кто захотел прийти на презентацию книги. Люди сидели на стульях, на лавочках, просто стояли и как завороженные смотрели на Полянскую. И видели то, что уже не раз видели на сцене, – тот немеркнущий, удивительный свет, льющийся из ее глаз, свет доброты и тепла, который излучала ее улыбка. Ее открытое лицо, ее улыбка и широко раскрытые голубые глаза заставляли собравшихся помимо воли растроганно улыбаться и чувствовать то, что чувствовала она, – неиссякаемый восторг и радость жизни. Людей на презентации собралось намного больше, чем они предполагали.
В пансионате были отдыхающие, которые захотели поприсутствовать. Были здесь и работники. Конечно, никого из них Злата не знала. Только лишь на мгновение ее взгляд выхватил из толпы темные глаза мужчины, смотревшие на нее в упор. Сердце дрогнуло в груди. Виталя! А ведь за всей этой суетой, волнениями и приготовлениями она как-то и забыла о том, что он работает в этом самом пансионате. По крайней мере, работал пять лет назад. Виталя! А ведь и его она тоже должна была поблагодарить! Ведь именно он стал прообразом главного героя романа – злодея и героя одновременно, но сказать об этом она не смогла.
Злата поспешно отвела взгляд и продолжила говорить. В этот вечер она говорила много. Она вообще могла бесконечно говорить о деревне, о книге, о горновцах. Она вспоминала какие-то смешные истории, перемежая их с акапельным исполнением народных песен вместе с бабой Маней, бабой Ниной и бабой Валей. На землю опустились сиреневые летние сумерки, когда официальная часть презентации подошла к концу. Она закончилась любимой песней Златы «Ах, печки-лавочки», которую она и исполнила. Потом все желающие смогли приобрести книгу с ее автографом. Также можно было сфотографироваться с ней и задать все интересующие вопросы. И только после этого они перешли в зал, где всех присутствующих ждал банкет. Разговаривая с представителями прессы и улыбаясь фотографу, Злата украдкой оглядела зал. Кажется, банкет удался. И гости, и представители издательства, и журналисты остались довольны. Легкие закуски, мясная и овощная нарезка, шампанское и фрукты изобиловали на столах. Гости, довольные и сытые, бродили по ярко украшенному залу, выходили на освещенную фонарями террасу, подходили к Злате, снова и снова пожимали руку, поздравляли, благодарили.
А в распахнутые окна проникал дивный теплый воздух, наполненный ароматами этой летней ночи. Вот в зал вошел Леша Блотский. В темно-синих джинсах, светлой футболке, модном пиджаке и теннисных туфлях он выглядел стильно и элегантно. Парень кому-то улыбнулся, кому-то кивнул, а Злата почувствовала, как при взгляде на него уже знакомое тепло заполняет душу, а улыбка проступает на губах. Полянская увидела, как он украдкой оглядел зал и, наткнувшись на ее взгляд, улыбнулся и решительно направился к ней. Злата быстро закончила разговор, извинилась и шагнула к мужу.
– Они тебя еще не замучили? – понизив голос, спросил Леша и кивнул в сторону журналистов.
– Есть немного! – устало улыбнулась девушка. Леша взял с подноса два бокала с шампанским. – У меня еще не было возможности поздравить тебя с успехом, моя родная девочка! Ты умница! И я горжусь тобой! – произнес Блотский, коснувшись своим бокалом ее. Они пригубили шампанское и улыбнулись друг другу.
– Ты же знаешь, без твоей поддержки я бы не осилила все это! Помнишь, сколько раз я хотела свернуть все и вообще забыть об этом романе? Ты же знаешь, я ужасная паникерша!
– Ничего подобного! Просто ты принимаешь все слишком близко к сердцу! Все, за что бы ты ни взялась, в твоем понимании должно быть доведено до совершенства.
– Я знаю, что с каждым годом становлюсь все требовательнее. И как ты терпишь меня все эти пять лет? – кокетливо приподняла брови Полянская.
– Последние пять лет лучшие в моей жизни! – просто сказал Леша, взглянув на нее чуть исподлобья. И в тоне, коим это было сказано, не было ни капли неискренности или лести. Он был совершенно серьезен. Злата знала, это действительно так. Да и для нее эти годы рядом с мужем не прошли даром. Для них обоих они были полны стремлений, свершений и побед. И сегодняшний вечер, презентация книги, как раз и был одной из них. Все это время Леша Блотский был с ней рядом. И пусть со времени тех первых выступлений в парках и на открытых площадках, когда они пели дуэтом или поодиночке известные хиты, музыкальные пути их разошлись, они по-прежнему интересовались творческими свершениями друг друга, поддерживали любые начинания, советовались и радовались успеху друг друга, как своему собственному. Сейчас Леша Блотский со своими друзьями работал в направлении поп-рока, Злата – поп-фолка.
Музыкальные карьеры их шли отдельно друг от друга, но духовно за все эти годы они, кажется, стали еще ближе. Сегодня Леша, конечно, волновался не меньше Златы, радовался, что все прошло удачно, и гордился ее талантом, будучи едва ли не первым, кому она позволила прочесть свой роман.
Сейчас, когда все осталось позади, они могли расслабиться и отпраздновать победу. Они выпили еще шампанского. Блотский поставил свой бокал на поднос и взял руку жены.
– Как думаешь, ничего не случится, если мы сейчас ускользнем отсюда и погуляем немного по территории? – спросил Леша.
– Думаю, ничего! Я подписала немыслимое количество книг, сфотографировалась со всеми желающими, ответила на все вопросы. Думаю, других уже не будет! Сейчас я предупрежу Маргариту Николаевну и пойдем. Честно говоря, я уже устала немного от этой суеты. Хочу уединения!
Злата отошла, чтобы сказать несколько слов главному редактору, а потом направилась прямо к распахнутым дверям зала, где ее уже ждал Блотский. Звонко цокая каблучками босоножек по плитке террасы и придерживая подол шелкового платья, Злата сошла по ступенькам вниз. Леша взял ее за руку, и они отправились бродить по разбегающимся, как весенние ручьи, дорожкам, пересекающим территорию пансионата.
Они шли не торопясь, наслаждаясь этой теплой влажной ночью, ароматом множества цветов и свежескошенной газонной травы. Яркие звезды, поблескивая, смотрели на них свысока, а тусклый свет фонарей рассеивал темноту. Какое-то время ребята шли молча, просто наслаждаясь этой ночью и близостью друг друга. Какое-то время слова и вовсе им были не нужны. Злата шла, подняв глаза к небу, смотрела на звезды и, чувствуя радость и умиротворение в душе, улыбалась. Леша иногда посматривал по сторонам, но все больше на Злату, на ее профиль, светлым пятном проступающий в ночи.
– Хорошо здесь, правда? – первым нарушил молчание Алексей.
– Да, красиво очень и как-то так… обособленно… как будто территория пансионата – это отдельный мир! Как будто въезжаешь в ворота и попадаешь в другую страну! Это почти так же, как с нашей Горновкой… Хочу уже домой!
– Я, признаться, тоже! – улыбнулся Леша и, склонившись, поцеловал жену в висок.
– Аня с Димой уехали уже? Что-то я не видела их в зале, когда выходила.
– Да, они уже отбыли. Тетя Люда звонила, Тимоша капризничает, и у нее не получается уложить его спать! Они побыли на банкете немного и уехали. Деда с бабушкой я тоже уже проводил. Они уехали на своей машине, прихватив заодно и старушек. Бабульки сегодня «зажгли»!
Злата засмеялась.
– Да, я всегда знал, что они у нас еще и не на такое способны! На банкете, когда обнаружили, что в бокалах шампанское, подошли ко мне и прямо спросили, а нет ли водки.
– В самом деле? – сквозь смех удивленно спросила девушка.
– Ага! Я ж в бар ходил, покупал бутылку водки специально для них! Вот они ее так аккуратненько уложили и засобирались домой.
– Ну и бабушки! Ну и молодцы! А папулю ты случайно нигде не видел? Он же не уехал вместе с мамой и Маняшей домой.
– По моим последним сведениям, он спит на одной из лавочек, где-то здесь поблизости, на территории.
– Папенька в своем репертуаре! Сдается мне, он прихватил с собой бутылку водки. Ну не мог он так налакаться шампанским.
– Скорее всего, так и есть.
– Мама, небось, расстроилась.
– Я не сказал ей, просто, когда мой папа собрался везти их домой, Юрия Владимировича поблизости не обнаружилось. Твоя мама, конечно, хотела пойти поискать его, но я сказал, что мы сами его привезем. Пусть он немного проспится на свежем воздухе, да и она спокойно ляжет спать, зачем ей нервы поднимать на ночь глядя
. – Это точно! А то ведь маменька ему бы устроила дома! Наверное, мы тоже скоро поедем домой. Пресса уже разъезжается, гости тоже расходятся. Маргарита Николаевна со своими из издательства скоро разойдутся отдыхать по номерам. Они ведь задержатся здесь на несколько дней. В ближайшие дни у нас намечено целых три мероприятия! Завтра встреча с читателями в районной библиотеке, потом в областной, а через пару дней еще и в нашем сельском клубе. В клуб бабульки со мной еще поедут, но в районный центр и область уже вряд ли. Бабу Маню укачивает, она такую дорогу не выдержит.
– Слушай, а кто это так бабу Валю выкрасил?
Злата засмеялась.
– Это ж я ей краску купила, а Алка покрасила! Они с баб Маней и баб Ниной пока в дамской комнате прихорашивались, такую перебранку устроили! Когда вместе собираются, такие номера откалывают!
– Да, я им уже не раз говорил, на шоу «Рассмеши комика» они бы точно заняли первое место! – засмеялся Леша. – Здорово сегодня все прошло, правда?
– Да! Просто шикарно! – согласилась с ним Полянская. Прогулявшись по территории пансионата, они прошли около деревянной беседки, что возвышалась на высоком склоне над рекой, и свернули на дорожку, ведущую к ресторану. Темные витиеватые деревянные колонны поддерживали крышу беседки и укрывали ее от света фонарей, создавая внутри полумрак.
Увлеченная беседой с мужем, Злата прошла мимо, даже не посмотрев в сторону беседки, но в последний момент ей как будто почудилось что-то, и она обернулась. В темноте, не двигаясь, стоял мужчина. Стоял и смотрел на темные воды реки, в которых отражался свет далеких звезд и фонарей, стоявших вдоль берега. Он стоял, не шелохнувшись, как будто увлеченный собственными мыслями, как будто даже не слыша их. Но сердце Златы предательски дрогнуло не в первый раз за этот вечер. Ей не нужно было его видеть, чтобы узнать, просто почувствовать его близкое присутствие.
Конечно, это был Дорош. После официальной части презентации он куда-то исчез, и девушка, оглядывая украдкой зал, больше его не видела. Он не подошел, чтобы купить ее книгу, получить автограф или просто поздравить. Это было к лучшему, вот только какой-то неприятный осадок все же остался в душе. Она решила, что он уехал домой, но, оказалось, это не так.
А ведь когда организовывали презентацию книги, когда выбирали этот пансионат, когда договаривались с руководством, Полянская как-то и забыла, что здесь работает Виталя. Слишком о многом нужно было подумать, сделать, проверить. Прошли годы с их последней встречи. Иногда Злата видела, как его «Газель» проезжает мимо дома, но случалось это нечасто. Но так, чтобы они столкнулись лицом к лицу на улице, такого не было. Она не хотела даже случайных встреч с ним.
Последние три года в жизни Леши и Златы были наполнены событиями и заботами. Злата жила той жизнью, которую сама для себя выбрала, и пусть она не была легкой, но легкой жизни она и не ждала. Она жила так, как хотела жить, и была счастлива, но где-то в глубине души, на краю сознания, всегда оставался мужчина, которого она однажды полюбила всем сердцем и забыть так и не смогла. Злата снова обернулась, и в памяти всплыли мгновения их встречи, первой, после двух лет ее замужества…
Глава 2
Три года назад
Осень рано пришла в том году. Как-то вот так сразу обрушив еще в августе тусклое, непроглядное, низкое небо и холодные, унылые дожди, превращающиеся в мерзкую изморось, а то и вовсе в туман. Природа померкла, и как-то враз стало понятно: лето закончилось, и его уже не вернуть. Эти серость и унылость давили, пригибали к земле. Пока однажды, в начале сентября, проснувшись рано утром, Злата Полянская, выглянув в окно, не увидела чистое голубое небо и яркий свет восходящего из-за леса солнца, рассеивающий туман. Кажется, именно тогда, в то первое ясное утро, и произошло чудо. Лучи взошедшего солнца пронзили березы, коснулись кленов, навсегда оставили на них свои следы. Скоро их верхушки окрасились в золотистый и пурпурный. А березы как будто невидимый художник раскрасил золотистыми мазками. В неведомую страну по небу день за днем плыли облака, а вслед за ними скоро собирались улетать и птицы. Но пока и птицы, и звери, и люди наслаждались этими волшебными сентябрьскими деньками, полными какого-то особенного, волшебного света, теплом, которое дарило солнце, легкой дымкой, сквозь которую виднелся дальний лес, а к вечеру и туманом, стелившимся по убранным, пожухлым полям, и легкой поземкой начинающегося листопада.
И как только хорошая погода восстановилась в Горновке, все дружно стали копать картошку. Вот как-то так издавна у них это повелось, а может, все дело было в том, что своего трактора в Горновке никогда не было. А это значило, кто-то кому-то звонил в другие близлежащие деревни, договаривался, сообщал соседям, и к тому моменту, когда трактор с двухрядовой трусилкой появлялся в деревне, все собирались в очередь. Трактор работал целый день, а на огороды высыпали все деревенские и их многочисленная родня.
В доме Полянских за прошедшие два года традиционное копание картошки и приезд всех родственников остались неизменными. Обе сестры – Лена и Люда – так же сажали огород на приусадебном родительском участке, так же непременно Злата приглядывала за ним в родительское отсутствие, а потом они так же дружно всей семьей собирали урожай, копали картошку, убирали огород, готовя его к зиме.
Снова в большом бабушкином доме собиралась вся семья, существенно разросшаяся за минувшие два года, и снова было шумно и весело. К смеху взрослых примешивались звонкие голоса детей, и их смех колокольчиком звенел на всю округу. И радостное возбуждение не оставляло, и мир вокруг был так прекрасен…
– Димка мой такой смешной, – с улыбкой сказала Анька Злате, поглядывая на невысокого курносого шатена, который числился в основных Анькиных женихах. Вернее, они уже подали заявление в загс, именно поэтому двоюродная сестрица и привезла знакомить его со своими родными, ну и заодно хотела проверить, каков он вообще в деле. Девчонки шли по убранным бороздам, а большие корзины, полные картошки, оттягивали им руки. Выкопанную картошку они сгружали в прицеп мотоблока, а потом свозили ко двору. Парень Ани прилежно копался в земле, поглядывая то на Полянскую, то на Блотского.
– Это почему? – обернулась к родственнице Злата. – Вроде нормальный парень. Мама моя говорит, твои родители в восторге от него.
– Это да! Я, признаться, тоже от него в восторге! – Анька хихикнула. – А смешной он потому, что все никак не может поверить, что ты и Леша – это те самые артисты, которые вот только на прошлой неделе выступали у нас на Дне города. Ему не верится, что вы там, на сцене, поете, а здесь, в глухой деревне, живете и копаете картошку!
– Да глупости ты говоришь! Что мы с Лешей прямо «звезды» какие-то мега-масштаба! Тебе не меньше моего известно, чего стоило нам продвинуться и заявить о себе. Ты ж сама помнишь, как мы выступали на бесплатных открытых площадках, с восторгом принимая аплодисменты и цветы. И это казалось так просто и так здорово. А когда захотели подняться выше, оказалось, не все так просто. Ты ведь прекрасно знаешь, Тимофеевна с дедом вырастила и продала не одного кабанчика, чтобы мы смогли просто записать качественное демо! Я уж не говорю про радио, мои песни для них вообще неформат, хорошо, что Лешины записи взяли в ротацию. А если еще и про концертные костюмы вспомнить и занятия с педагогом перед поступлением в Университет культуры…
– Да знаю я, конечно, обо всем, но мне кажется, что в области и нашем провинциальном городке и без радио и телевидения вы стали известны. Да не обходилось ни одного праздника, ни одной открытой площадки, на которой бы вы не выступили! И вам не нужно никакое демо, никакая фонограмма, живьем вы здорово поете, особенно советские хиты! – горячо начала сестрица.
– Ага, а хочется свои! Ой, ладно, Анька, отстань! – махнула на нее рукой Злата.
Не привыкла она еще к восторгу и похвалам. Да и привыкнет ли когда-нибудь, не знала.
– Нет, ну я, конечно, не спорю, планы у нас с Лешкой огромные, и амбиции тоже, но пока все это в будущем. Да, начало положено, мы стремились к этому, нам нужно было это, мы прекрасно понимали, как много для нас значит наше творчество. Но сейчас мы, даже спустя два года, только в самом начале пути. Мы делаем первые шаги, поднимаемся по ступеням, но будет ли результат, неизвестно. Может быть, все и ограничится вот этими любительскими открытыми площадками! Может быть, окончив университет, я вообще пойду преподавать в музыкальную школу…
– Да ну, Златка, какая школа, у тебя ж талант! – горячо возразила сестра. – Да, талант – это, безусловно, дар божий, и его просто необходимо развивать. Но и удача в нашем деле не менее важна! Пока мне везет, и это говорит о том, что я на правильном пути, а как будет дальше, время покажет.
– Ой, это скучно! Я, Златка, тебе вообще всегда удивлялась. Откуда в тебе столько энергии и энтузиазма? Мало того, что ты учишься, так еще успеваешь и здесь быть, вести дом и на огороде копаться, и в Минск ездить, и репетировать, где-то петь. Ты ведь, кажется, еще и писать продолжаешь? А еще и муж, и Машка! И вся эта деревня! Не много ли?
– Да нет, в самый раз! Ну, хотелось бы, конечно, чтобы в сутках было больше часов, но вообще я не жалуюсь. Мне нравится все, что я делаю. Ты ж знаешь, я осознанно в свое время приехала в Горновку, я хотела писать и писала! Меня всегда волновали беды и проблемы старушек. И не только их. Если ты о Машке, то после смерти Маринки я знала, что рано или поздно заберу ее. Я не могла спокойно жить и спать, зная, что ей плохо в детдоме. Мне, конечно, страшно было, боялась, что не справлюсь, а когда забрала ее, все как-то пошло само собой. Маме моей надо отдать должное, она мужественно приняла мое решение удочерить Машку, и теперь и они с папой души не чают во внучке. Ну и Лешке большое спасибо!
– Ну, Лешка твой принял бы и поддержал любое твое решение! С мужем тебе здорово повезло!
– А то! – Злата улыбнулась.
– Ну, а своего ребенка вы собираетесь завести? Вы ведь два года уже женаты?
– Ну, Машка для нас родная. Но вообще пока нет. Однозначно, пока не встанем на ноги. Стыдно брать деньги у родных, но, честно говоря, иногда приходится. Сейчас уйти в декрет значит перечеркнуть все то, что мы успели сделать за прошедшие два года. Подвести людей, которые с нами работают, которые верят в нас. Нет, конечно, потом мы родим Машке братика или сестричку, но сие событие произойдет никак не раньше нескольких лет.
– А я хочу уже ребенка! Мои одноклассницы давно уже замуж повыскакивали да детьми обзавелись, одна я все выбираю! – призналась Анька.
– И правильно, надо выбирать, тем более если есть из кого! К тому же ты, кажется, уже выбрала!
– Ну да! А как тебе Васькина подружка? – понизив голос, спросила Анька, покосившись в сторону довольно потрепанной жизнью девицы, с которой брат Ани уже пару лет жил в гражданском браке. Они оба с недавних пор были непьющими, но следы их разгульной жизни отчетливо проглядывали в их облике.
– Ну… – протянула Злата. – Ну, мама говорит, они ведь не пьют уже, и ребенок с ними. Работают оба и живут себе потихоньку. Аня, судить не берусь, но исходя из того, что я вижу, они, мне кажется, вполне довольны и своей жизнью, и друг другом. Знаешь, я раньше всегда мерила жизнь по себе и своему восприятию ее, а потом поняла: это ошибочно. Не все должны хотеть того, чего хочу я. Не всех это сделает счастливыми…
– А ты сама-то счастлива, Злата? – спросила сестра.
– Да, – не задумываясь, ответила Полянская. – Да и могло ли быть по-другому?
Да и могло ли быть по-другому, когда два года назад Злата Юрьевна Полянская, приняв предложение Леши Блотского, обдуманно и осознанно вышла за него замуж? Чего тогда она ожидала от этого брака? На что надеялась? О чем мечтала? Да, тогда Злата понимала, не большая любовь толкает ее в узы брака и не страсть, дурманя разум, правит судьбой. Нет, выходя замуж за Лешу, девушка знала, с этим парнем, любящим ее безоглядно и безоговорочно, она проживет долгую, счастливую, спокойную жизнь. Блотский избавит ее от страданий и боли и будет опорой во всем. И она не ошиблась в нем. Будучи лидером от природы, Полянская уверенно двигалась вперед, но поддержка мужа и родных была тем невидимым тылом, который защищал, помогал и оберегал. К тому же у Леши и Златы были общие цели, стремления, идеи и планы. Ни разу за прошедшее время девушка не пожалела о своем решении.
Пройдя с парнем рука об руку эти два непростых года, она распознала в нем личность творческую, что прибавило к нему уважения и гордости. Полянская могла бы назвать свой брак идеальным, да таковым он, впрочем, и был, если бы иногда воспоминания, запретные и ненужные, не омрачали его.
Воспоминания о весне, буйной, яркой, хмельной, так неожиданно ворвавшейся в ее жизнь, и человеке, от которого ей бежать следовало, а она так безоглядно в него влюбилась…
– Ты о чем задумалась, Злата? – окликнула ее Анька, когда, освободив корзины, девчонки возвращались обратно.
– Да так, собственно, ни о чем. Просто вспомнилась та первая весна, когда я приехала сюда, чтобы остаться навсегда. Помнишь, как ты меня отговаривала тогда?
– Помню! – Анька засмеялась. – Хорошо, что ты меня тогда не послушала. Наверное, всего этого сейчас не было бы! Но вспоминать и подводить какие-то итоги еще рано. Вот будет нам с тобой лет так по сорок… Расскажи лучше, какие у вас с Лешкой планы? Я смотрю, ты привезла пианино из дома? Ты дрынькаешь на нем, что ли?
– Представь себе, дрынькаю! Я ведь в Университете культуры как-никак учусь! Я, конечно, многому там учусь, но кроме этого я обязана знать теорию музыки. А это, скажу я тебе, не так уж и весело! Даже наоборот. Вот я и притащила из дома пианино. Вспоминаю то, что когда-то проходила в музыкальной школе. А так как ученицей я была безалаберной, многое приходится учить по-новому. В Минске хожу к педагогам, благо у Лешки есть знакомые, которые по доброте душевной не отказываются позаниматься со мной! Это нелегко, если учесть тот факт, что я вообще девушка ужасно неусидчивая, да еще и немного ленивая, но без образования, специального образования, я не могу. Ты ж знаешь, я вообще ко всему подхожу крайне ответственно. Я хотела писать и закончила филфак, пусть это не литературный, но все же… И сейчас я не в Гнесинке учусь, но и у нас в университете хорошие педагоги.
– Ой, Златка, ужас какой! Нет, пусть, конечно, это и здорово, когда тебя на улице узнают и ты становишься известной, но над этим же приходится пахать и пахать… Нет, уж лучше я останусь скромным продавцом в магазине, выйду замуж и нарожаю кучу детишек, зато я тихо-мирно проживу до конца дней, не особенно напрягаясь!
– Ну, тихо-мирно – это не для меня, ты ж знаешь! – Полянская улыбнулась, и, присев у борозды, они снова стали копаться в земле.
Разговор о том, чем занимаются сейчас Леша и Злата и об их дальнейших творческих планах, продолжился и после, когда картошку выкопали и у Полянских, и у Тимофеевны, Лешкиной бабушки, а потом все собрались за столом в беседке под виноградником. В доме за столом, когда собиралась вся семья, они уже не помещались. Копать картошку, точно так же, как и сажать ее, считалось в деревне событием немаловажным. И, естественно, оно не проходило бесследно. Еще вчера мама Златы и ее сестра до позднего вечера готовили всевозможные вкусности, чтобы сегодня после окончания сельхозработ накрыть стол в беседке и с чистой совестью это дело отметить. И так хорошо было сидеть Злате в кругу родных и друзей, накинув на плечи старый бабушкин платок и положив голову мужу на плечо, и смотреть на раскрасневшиеся, улыбающиеся лица близких. Кроме своих, здесь были еще и Лешкины бабушка и дед. И, конечно, присоединившиеся к ним баба Маня и баба Нина. Последними подошли Маськи. Возвращаясь с заработков у Дубовцов, изрядно выпившие, они не могли обойти стороной их шумную компанию и теперь, сидя на корточках и опираясь на сплетенные лозы виноградника, то и дело заставляли собравшихся смеяться.
На землю давно опустился сентябрьский вечер, и ветер шелестел виноградными листьями, и в неярком свете лампочки налитые соком виноградные гроздья, свисающие над головами, казались совсем черными. Привлеченные светом, у лампочки кружились осы и мошки. Над лесом вставала полная холодная луна. Машка, набегавшись за день, давно уснула. Лешка еще раньше отнес ее в кроватку, оставив включенным ночник и приоткрыв створку окна. Девочка могла проснуться, позвать кого-нибудь из родных и испугаться, не получив ответа. Обнимая жену за плечи, парень прижимался щекой к ее пшеничным волосам, заплетенным в косу, и так же, как и Злата, получал невероятное удовольствие от этого вечера. Потеряв мать, Леша вообще стал особенно дорожить теплом и уютом семейного очага под крышей этого большого дома. Мама Златы не раз грела большой медный самовар, из которого все пили чай, но никому не хотелось расходиться…
Рано утром, когда еще все в доме спали, Злата вышла за калитку проводить мужа. Кутаясь в бабушкин платок, девушка опиралась о столб, наблюдая, как Лешка грузит вещи в багажник машины. Вокруг стелился туман, но даже сквозь него можно было разглядеть бездонное, чистое небо, а в серебристой листве ивняка отражались первые робкие лучи восходящего солнца. Осень дарила всем еще один теплый солнечный денек. Качели паутинок застыли среди трав, серебрясь обильной росой. Капельки почти невидимой влаги переливались в воздухе. Над Горновкой царила необъятная, звенящая тишина, покой нисходил на землю, нарушаемый лишь гомоном птиц, как весной, приветствующих восход солнца.
– Леш, ты только не гони, ладно? – девушка подошла к мужу. – Скоро солнце взойдет, и от тумана ничего не останется. Ты еще до ближайшего районного центра доехать не успеешь. Вам ведь все равно в Брянске нужно лишь к вечеру быть! Леша Блотский уезжал с друзьями-музыкантами в Брянск на молодежный музыкальный конкурс и собирался пробыть там целую неделю. Конкурс этот был очень важен для него как для молодого начинающего музыканта и пусть он не был таким значимым и грандиозным, как, например, «Славянский базар», но и он открывал возможности, давал какие-то перспективы, знакомил с людьми, напрямую связанными с шоу-бизнесом как нашим, белорусским, так и российским. Сейчас для них двоих как для молодых начинающих артистов участие в любых конкурсах и программах являлось большим везением. Выбирать им не приходилось, и если приглашали выступить на условиях благотворительности, а чаще всего так и было, ребята не отказывались.
Они понимали, что сейчас как раз то время, когда они закладывают фундамент своего творческого будущего, не имея при этом ни денег, ни связей. Только талант, энтузиазм, оптимизм, упорство, трудолюбие и неиссякаемую веру в прекрасное будущее. И Леша уезжал сейчас на такой конкурс. Злата тоже бывала на таких, и не всегда на них все проходило гладко и ровно. Решать все административные вопросы приходилось самим, но то невероятное чувство, которое они испытывали, выходя на сцену, никогда не меркло. Именно оно сглаживало все остальное.
– Я буду осторожен, Злат, ты ж меня знаешь! – парень захлопнул багажник и повернулся к жене. С улыбкой он подошел к ней совсем близко, так, что расстояния между ними, кажется, не осталось. Пальцы их как будто сами собой переплелись.
– Там, в корзинке, мама еще с вечера сложила провизии, так что на дорогу вам с ребятами хватит.
– Хорошо, – кивнул Леша, сверху вниз глядя на Злату.
– Приедешь в Минск, позвонишь мне.
– Обязательно, – снова кивок.
– И еще не забудь, пожалуйста, заехать к отцу. Передашь ему картошку и помидоры, те, что мама собрала! Знаю, времени у тебя совсем не будет, но, Лешечка, пожалуйста, зайди к нему хотя бы на пять минут! Я понимаю…
– Злат, – перебил ее парень и, приподняв ее подбородок, заглянул в небесно-голубые бездонные глаза. – Я буду скучать, – просто сказал он, коснувшись губами ее губ. Девушка закрыла глаза и, обвив шею мужа, прижалась к нему, отвечая на поцелуй. На мгновение Блотский сильно стиснул ее в объятиях, а потом разжал их и пошел к машине. Хлопнула дверца, завелся двигатель, и автомобиль тронулся с места. На мгновение Лешка обернулся и помахал ей. Злата подняла руку в прощальном жесте.
– Господь с тобой, – почти беззвучно шепнула она и перекрестила отъезжающую машину.
Она еще стояла некоторое время вот так неподвижно, стягивая на груди платок и слыша, как постепенно затихает вдали звук работающего двигателя. И думала о Лешке Блотском и его отце. Скоро три года будет, как умерла Лешкина мама. Парень был очень близок с ней. Он вообще был близок с родителями, будучи единственным ребенком в семье. И то горе, которое он пережил, похоронив мать, невозможно было передать. Да, Злата тогда очень поддержала его. Фактически после похорон они уже не расставались. А вот отец Леши остался один. Наедине с воспоминаниями, в квартире, где все напоминало о жене, вот только ее там уже не было и не будет никогда. Задумывался ли Леша о том, как трудно было его отцу? Наверное, да. И он, как умел, старался его поддержать. Но он жил отдельно и не мог все время быть с отцом. К тому же скоро парень женился, и его домом стал большой дом Полянских. А потом, года полтора назад, Блотский случайно увидел отца в обществе женщины. И по тому, как они держались и смотрели друг на друга, стало понятно, что они не просто знакомые или друзья. У Блотского-старшего появилась женщина, которая отогрела его сердце и вернула к жизни, подарив ему любовь. А Лешка почувствовал себя обманутым. Парень ничего не сказал Злате, возможно, не хотел расстраивать, а возможно, знал: жена, конечно, выслушает его и поддержит, но не поймет. Злата с ее гипертрофированным чувством справедливости обязательно обнаружила бы в действиях и чувствах мужа явный эгоизм. Полянская ничего не знала, пока однажды ей не позвонил Лешкин отец и не стал спрашивать об их делах.
Тут-то и выяснилось, что в родительской квартире Леша не был бог знает сколько времени, а разговоры по телефону сводились к минимуму. В полной растерянности девушка поинтересовалась, а не поссорились ли отец и сын. Вот тогда-то, запинаясь, как школьник, Блотский-старший и рассказал ей всю правду. Злата, конечно, пообещала поговорить с мужем, прояснить ситуацию и растолковать ему, что каждый человек имеет право на счастье, и его отец в том числе. Но как только Полянская с присущей ей горячностью и убежденностью завела об этом разговор, ответом ей послужила стена отчуждения и молчания. Это поставило ее в тупик и немного охладило пыл. Ссориться с мужем не входило в ее планы. Стало понятно, что вот так с ходу она ничего не добьется. И вот уже сколько месяцев кряду, прибегая к тонкой дипломатии, девушка пыталась преодолеть ту стену, которую Леша возвел между собой и отцом. Не сказать, чтобы она особенно в этом преуспела, но, по крайней мере, муж так уж явно не избегал посещений родительского дома и заходил туда со Златой и Маняшей по праздникам, и даже познакомился с той женщиной.
Конечно, о прежней близости между ними мечтать не приходилось, но Злата верила: со временем все образуется. Лешка простит отца, свыкнется с существованием в его жизни другой женщины, и когда-нибудь они станут прежней дружной семьей. Конечно, маму ему никто не заменит, но никто и не пытался изначально это сделать…
Вздохнув, Злата повернулась и отправилась в дом. Можно было еще забраться в кровать, хранившую тепло их тел, но она не стала этого делать. Сбросив с плеч платок, Злата переоделась в трикотажный спортивный костюм и отправилась на кухню. Пока все родственники, включая Маняшу, спали, Полянская быстренько замешала и испекла пышные, воздушные оладушки, сварила молочную кашу для дочки, приготовила омлет и вскипятила самовар. К тому времени, когда утомленные вчерашними трудовыми подвигами родственники, наконец, проснулись, завтрак был полностью готов. Раннее утро с его обильными росами и туманами как-то плавно перетекло в теплый солнечный денек. Водоворот повседневных неотложных дел закружил девушку, и только после обеда, уложив ребенка спать, Злата прихватила наушники и отправилась побродить в одиночестве по окрестностям.
Она всегда любила такие неторопливые прогулки.
Предоставленная самой себе, она могла бесконечно бродить по лугам и проселочным дорогам, наслаждаясь тишиной и погружаясь в собственные, плавно текущие мысли.
Вот и сегодня, пройдя огород, она, как в море, погрузилась в высокие пожухлые травы. Пару лет назад луга, подступающие к огородам, решили распахать и засеять. То ли такой эксперимент решил поставить колхоз, то ли планы у очередного директора были огромные, только хватило их на один год. Вся эта распаханная целина снова заросла, а как напоминание остались колдобины, на которых то и дело спотыкалась Злата. А раньше здесь было так ровно и здорово и можно было бежать, задевая ладонями цветы и травы… Луг закончился, и Злата вышла на простирающиеся до самого леса поля, ощетинившиеся жнивьем. Пошла вдоль огородов, пока, наконец, не выбралась на укатанную песчаную дорогу, убегающую куда-то вдаль.
Чуть откинув голову назад, девушка неторопливо брела по дороге, глядя в бесконечное небо с замысловатой размытостью облаков. Ветер развевал пшеничные волосы девушки, качал молодые березки и, срывая золотые листочки, кружил их в воздухе. Какой же простой, незамысловатой казалась здесь жизнь! Какими будничными, насущными заботами и делами была наполнена! Простой льняной рушник, расшитый незатейливой гладью, напоминала она Злате. И как этот самый рушник, была крепкой, надежной, вечной. Ничего не менялось здесь, что было особенно важно в том изменчивом и ненадежном мире, в котором Злате Полянской приходилось жить и творить. Все же Горновка и большой белый кирпичный дом оставались в душе девушки главными. Здесь она жила в ладу с собой, здесь она чувствовала себя безмятежно и счастливо только потому, что могла видеть эту деревню и ее просторы. Здесь навсегда поселилась ее душа. Закрывая на мгновение глаза, Злата почти осязаемо чувствовала, как ее пронизывают и этот солнечный свет, и этот ветерок, и эти ароматы ранней осени. И так хотелось, как когда-то, раскинув руки в стороны, раствориться в них. Каждый раз, в любую пору года, в любую погоду, при взгляде на эти милые сердцу пейзажи на ум приходило только одно: «Как прекрасен этот мир! Как же он прекрасен!» Каждый раз это беспричинное ощущение счастья все росло и росло в груди. Полянская улыбнулась и медленно открыла глаза.
Навстречу ей шел мужчина с корзиной в руках. Наверняка кто-то из деревенских возвращался из грибов. Теперь, после дождей, их было полно в лесах. Слепящий солнечный свет, заставляя ее щуриться, не позволял узнать в нем кого-то конкретного. Но девушка не сбавила шаг и не повернула обратно. После той давней истории с Сашкой она жила с уверенностью, что в полной безопасности здесь, в деревне. Чужаков здесь не было, приезжих тоже. И если многие и не жили в родительских домах постоянно, то их приезды были настолько частыми, что девушка давно всех знала и в лицо, и поименно. Расстояние между ними сократилось, да и солнце неожиданно зашло за облако, позволяя как следует присмотреться. Сердце екнуло и покатилось куда-то вниз на мгновение раньше, чем Злата смогла поверить собственным глазам.
А между тем ей навстречу с корзиной в руках действительно шел Дорош.
Глава 3
В то первое мгновение захотелось развернуться и сбежать, но Злата быстро взяла себя в руки, приказав себе успокоиться. Ну да, вот идет Дорош. Он хоть и был приезжим, но вот уже несколько лет у его родителей здесь дача, и они часто бывают здесь, и он тоже. И они в общем-то тоже неотъемлемая часть Горновки, как все остальные. В том, что сейчас они встретились на проселочной дороге, вдали от деревни, нет ничего странного.
Даже то, что после ее свадьбы она больше его не видела, не казалось чем-то неслыханным. Злата не искала с ним встреч, не ходила в тот конец деревни и вообще ничего о нем больше не слышала, слишком увлеченная устройством своей жизни, захваченная водоворотом творческих планов и идей. И вот теперь по прошествии двух лет… Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Полянская опустила глаза, вдруг почувствовав ту давно забытую дрожь и влажность ладоней.
Их больше ничего не связывало. Он не был для нее ни любимым, ни другом, ни приятелем, просто невидимая тень прошлого, приходившая к ней во снах. Сейчас оставалось просто пройти мимо, не поднимая глаз, не говоря ни слова. Как будто они просто чужие, не знакомые друг другу…
Злата чуть отошла к обочине, желая увеличить расстояние между ними и боясь, как бы мужчина не услышал, как колотится в груди сердце. Вот бы только сейчас пройти мимо, отойти подальше, а там уж она как-нибудь справится с волнением.
– Здравствуй, Злата! – заговорил внезапно Дорош, поравнявшись с ней.
От неожиданности и звука его голоса Полянская, сбившись с шагу, чуть не упала и, испуганно подняв на него глаза, остановилась.
– Здравствуй, – хрипловато сказала она и кашлянула.
– Как поживаешь? Как дела? – спросил он, глядя на нее с улыбкой, все той же, знакомой до боли. – Говорят, ты великой артисткой стала и тебя даже по телевизору показывают! Врут, наверное.
– Отчего ж сразу врут? – чуть улыбнулась в ответ девушка. Не смогла не улыбнуться, глядя в его прямо-таки по-мальчишески веселое лицо и угадывая искорки смеха в темных глазах. И куда-то сразу исчезли и скованность, и напряжение, охватившее ее, в тот самый момент, когда он окликнул ее. – Правду говорят! Великой, может быть, я и не стала, но по телевизору меня действительно пару раз показывали! – с гордостью произнесла Злата.
– Интересно! Ну, значит, я тебя поздравляю! Правда, я всегда думал, что «звезды» – это такая обособленная категория людей, общение с которыми и их близкое присутствие немыслимы для нас, простых смертных. А ты вот так просто стоишь передо мной, все та же обычная девчонка! Трудно поверить, что ты «звезда». Зазнаешься теперь, наверное?
– Да как же! Никогда не была зазнайкой! А может быть, я еще не такого уровня «звезда». Вообще очень сложно достичь каких-то высот в сфере искусства, тем более исполняя народные песни. Но и за то, что есть, я благодарна богу! К тому же я очень сомневаюсь, что ты на самом деле так вот думал обо мне! – сморщила свой хорошенький носик Полянская, заглянув в его смеющиеся глаза в обрамлении темных пушистых ресниц. – Да и причин думать обо мне вообще у тебя в принципе не было, – добавила она. И это было правдой.
За все время со дня ее свадьбы они ни разу не виделись. Дорош не искал с ней встреч. Более того, еще тогда, до свадьбы, Злата уверилась, насколько мало она для него значит. Да, той весной в начале их знакомства он воспылал к ней страстью, но, получив желаемое, вскоре охладел. Они были совершенно разными людьми. Ничего общего между ними не было и быть не могло. К тому же он, мороча ей голову, был на самом деле женат. Ее отказ от продолжения их тайных ночных свиданий задел его самолюбие, но и только. Девушка была уверена: скоро он нашел ей замену, так же как и она сама стала чьей-то заменой в его постели, если верить всему тому, что о нем говорили люди, достаточно хорошо знавшие его семью и его самого. Но Злата вспоминала его, не часто позволяя себе подобное. Она-то как раз знала, что ее любовь к нему была самой настоящей. Пусть он не стоил этого, но сейчас она тихо радовалась этой встрече. И понимала, что те обиды и боль, которые он причинил ей, давно прошли. Она все простила и отпустила, и теперь могла стоять рядом, глядя прямо в его глаза. Теперь, когда все, что было между ними, осталось в прошлом.
– А я, вот не поверишь, думал. Может быть, «звездой» международного масштаба ты еще и не стала, но в нашем сельском совете, в нашем районе ты довольно известная личность. О Горновке я вообще не говорю. Здесь слова не нужны. Что бы здесь ни происходило, хорошее или плохое, ты неизменно была в центре внимания. Мои родители постоянно вспоминают тебя. У Маськов все разговоры начинаются со слов: «А вот Злата…». Даже моя жена говорит о тебе. Правда, ты знаешь, что не все в таком уж восторге от тебя и твоей привычки вмешиваться во все, что бы здесь ни происходило!
– Это почему же? – недоверчиво спросила она.
– А потому, что здесь не все такие уж и праведники. Или ты не знала об этом? – лукаво спросил он.
– Как же не знала? Знала, конечно! Ты вот первый грешник!
Дорош засмеялся и выставил ладони перед собой.
– Я уже давно не у дел. Так что ко мне претензий никаких. А вот Михайлович не так давно мне рассказывал веселенькую историю…
– Ах, Михалыч! – воскликнула девушка и засмеялась.
История на самом деле была веселенькой. Прямо-таки в их деревенско-глухоманьском стиле. А дело было так. Михалыч был родом из Горновки. Когда-то много лет назад их дом был первым на въезде в Горновку. Но случился пожар, и от некогда большого добротного дома остались лишь фундамент да груда обгоревшего мусора. К тому времени его отец уже умер, а престарелую мать забрали дети, потом и она умерла. Пожарище давно заросло крапивой и бурьяном. Огород их сажала баба Нина. Какое-то время о них вообще не слышали в деревне, пока один из сыновей не купил в Горновке домик под дачу, всего через два дома от Полянских. До той самой поры, пока девушка не стала жить в Горновке постоянно, с Михалычем она вообще не сталкивалась, ни в лицо его не знала, ни по имени. Но потом, в первый месяц своего пребывания в деревне, когда еще и родители здесь были в отпуске, она узнала о нем. Юрий Полянский похаживал туда покурить, а возвращался навеселе. Мама ругалась, а в деревне бабульки поговаривали о кутежах, которые мужик устраивал, собирая у себя всех желающих. Михалыч был уже на пенсии и имел внуков, но это нисколько не мешало ему пускаться во все тяжкие, причем в прямом смысле этого слова. Обычно они гуляли не один день, а жена его потом звонила бабе Мане и слезно умоляла сходить глянуть, жив ли муж, так как чаще всего желания отвечать на звонки жены у него не возникало. Баба Маня в таких случаях звонила Злате, если она была не в Минске, и они отправлялись к нему. Часто Михалыч был в отключке, но однажды они выловили там Алку.
Муж ее, видать, дома спал, а она в это время прибежала на свидание. Правда, услышав стук дверей, она успела вынырнуть из кровати Михалыча и спрятаться на другой, укрывшись с головой одеялами, но сути дела это не меняло. Ох, и стыдила тогда баба Маня ее, и поминала еще не раз, а Михалыч выставил их вон и кричал потом на всю деревню, чтоб они не смели больше появляться у него на дворе.
Значит, это он жаловался на нее Дорошу! Что ж, девушка и не ждала, что все в деревне с благодарностью и восторгом поддержат ее мечты о возрождении деревни. Да, деревенские бабульки, которые жили здесь постоянно, любили Полянскую и тянулись к ней, но были и такие, которые лишь здоровались с ней, встречая на улице, и предпочитали держаться обособленно, живя своим домом. Конечно, в основном это были те люди, которые жили в городе, пустующие родительские дома были для них чем-то вроде дач.
Впрочем, аплодисментов Злата и не ждала. Ей всегда хотелось только одного: стать единым целым с этой деревней, которую она так любила, и сделать жизнь ее обитателей чуть лучше.
– Да-да, вижу, ты поняла, о чем идет речь! Обломала Михалычу всю малину! Злата снова рассмеялась, весело и заразительно, откинув голову назад.
«Она все такая же веселая, задорная и удивительно красивая», – думал Виталя, глядя, как смешно морщится Златин носик, на котором проступали знакомые веснушки. Ее огромные голубые, как небо над головой, глаза щурились от солнца, а в уголках лучиками разбегались морщинки. Она была все той же девчонкой, которую он знал и помнил. И золотое колечко, поблескивающее на ее безымянном пальчике, когда она убирала с лица волосы, ничего не значило. И как будто не было между ними двух лет разлуки. Так хотелось преодолеть разделяющее их расстояние, заключить ее в объятия, прижать к себе и позабыть обо всем на свете. Все эти годы он часто думал о ней.
Потом, когда задетое самолюбие перестало саднить, Дорош понял, как на самом деле ему не хватает ее, как она нужна ему со всем своим сумасбродством. Ведь таких, как она, он в своей жизни не встречал. Иногда Злата снилась ему, и утром первым его желанием было поехать в Горновку и хотя бы издалека увидеть ее. Но желание это было секундным. Потом он напоминал себе, что это все бессмысленно и ненужно. Да и порывы эти не достойны взрослого женатого мужчины. Он продолжал жить дальше, погружаясь в собственный мир, и даже был счастлив настолько, насколько вообще понимал значение этого слова, но где-то в самом дальнем уголке его души продолжали жить воспоминания о Злате Полянской. Да и окружающие, тут уж он не соврал, постоянно напоминали о ней.
В последний год она стала прямо «звездой» их сельского совета. Сегодняшняя встреча с ней была совершенно случайной, но она всколыхнула целую бурю чувств в его душе…
– Между прочим, если ты не в курсе, Алка вообще у нас в Горновке пользуется успехом у мужчин! – в тон ему ответила Злата.
– Вот как надо жить!
– Ага! – кивнула девушка. – Только так надо уметь, а это дано не каждому. Они замолчали, исчерпав запас слов. Только взгляды их то и дело натыкались друг на друга, вызывая дрожь. И они могли сказать куда больше, чем те незначительные слова, которыми они сейчас обменивались. Полянская первой отвернулась, устремив взгляд своих голубых затуманенных глаз куда-то вдаль. Снова возникла какая-то странная неловкость, и стало совершенно ясно, что стоять здесь дальше невозможно и бессмысленно. Пора прощаться и уходить… Снова повернувшись к Дорошу, Злата уже открыла рот, чтобы сказать об этом, но Виталя опередил ее.
– Злата, пойдем со мной, – со странной хрипотцой в голосе вдруг сказал он.
Округлив глаза, девушка отступила на шаг, вознамерившись тут же развернуться и уйти. Но мужчина, выставив ладони, шагнул вперед.
– Нет, это не то, о чем ты, возможно, подумала, – быстро сказал он. – Я просто хочу, чтобы ты сходила со мной к ручью. Помнишь… – начал мужчина и осекся. – Ладно, извини. Все это в самом деле глупости.
Дорош отступил в сторону, освободив ей дорогу, и, наклонившись, поднял корзинку с грибами.
– До свидания, Злата!
– Подожди, – поколебавшись всего секунду, окликнула его Полянская. Виталя остановился и обернулся.
– Извини, я… – запинаясь, начала она. – Сама не знаю, что на меня нашло. Если хочешь, я схожу с тобой к ручью. Давно хотела там побывать, только вот родным пообещала одной в лес ни ногой, – сказала она, быстро справившись с собой.
– Правильно, одной не надо! Запросто можно наткнуться на выводок диких кабанов. В лесу они все вверх дном перевернули… – сказав это, мужчина сошел с дороги, спустившись вниз, спрятал в канаве свою корзину, прикрыв ее пожухлой травой. Потом легко взобрался обратно и отряхнул спортивные брюки.
Характерным жестом он предложил Злате идти вперед, а сам пошел за ней, то и дело поглядывая по сторонам.
– Баба Маня вообще вчера рассказывала нам, что видела следы копыт у дороги на месте того дома, что недавно закопали. Как ты думаешь, они могут подходить так близко ко дворам? А еще и у нас, и у соседей ночами собака разрывается… Наверное, они в самом деле бродят по огородам… – девушка передернула плечами и подобно Дорошу стала поглядывать по сторонам.
Но думать об опасности и неприятностях, которые могут доставить деревенским дикие кабаны, было сложно, глядя на открывающуюся красоту… Они как раз вошли в лес и, свернув с проселочной дороги, которая вела к нефтяной вышке, запрятанной где-то в самой чаще, пошли по узкой тропинке.
Лес как будто пронизан был золотым светом, струившимся с высоты. Опадающая листва открывала небо, исчезали тени, все золотилось и сияло, и только ягодки брусники яркими капельками алели то там, то тут, да вечнозеленые сосны казались особенно яркими на фоне желтеющих берез и осин. В воздухе пахло пожухлой листвой, мхом, сыростью и особенно остро грибами. Сердце Златы щемило от невероятной, невысказанной нежности, от первозданной красоты этих мест. И она в который раз возблагодарила бога за возможность видеть все это, чувствовать и воспринимать.
Полянская шла, купаясь в солнечных лучах, и улыбалась. И не могла думать об опасностях, подстерегающих ее в лесу. Наверное, было глупо и рискованно думать, что даже дикие звери не могут причинить ей здесь вреда, но именно так она и считала. Никакой тревоги и страха она не чувствовала, уверенно шагая вперед по узкой тропинке. Вскоре она услышала тихое журчание воды в ручье. Тропинка сделала плавный поворот, и показались знакомые мостки, а за ними и сеновал, забитый сеном. Его еще с лета заготовили в лесничестве, чтобы подкармливать диких животных зимой. Взглянув на этот сеновал, Злата сбилась с шагу, припомнив слишком живо то, что когда-то здесь происходило. Мелькнула мысль, а не заманил ли Дорош ее сюда специально в надежде вспомнить прошлое, но она тут же отбросила ее.
Виталя взрослый мужчина, и подобные мальчишеские выходки совершенно не в его стиле. Но зачем-то он все же позвал ее сюда? Неизбывная тоска по тем дням, когда они были счастливы, тоже не подходила: Дорош никогда не был ни романтичным, ни влюбленным…
Злата остановилась и обернулась, глядя мужчине прямо в глаза. Он тоже остановился. Стоял в двух шагах и смотрел на нее. Улыбка больше не сияла на его лице, да и в глазах не было веселья. Они были серьезны и непроницаемы. Полянская опустила глаза и, наклонившись, подняла с земли яркий лист клена. Сосредоточенно вертя его в руках, она хотела как-то легко и непринужденно нарушить это тягостное молчание между ними, но не находила слов.
Мужчина преодолел разделяющее их расстояние, обошел Злату, взошел на мостки и, присев на корточки как раз посередине, стал внимательно вглядываться в прозрачную воду. Ничего, кроме листвы, которая уже успела устелить дно ручья, там не было. Но Злата догадывалась, что не она его интересует.
– Знаешь, иногда мне хотелось прийти сюда, просеять через сито весь песок на дне и найти то кольцо! – заговорил он. – Помнишь, что ты тогда говорила? Злата помнила. Все помнила, но разве в кольце было дело или в том глупом заклятии? – Ты пророчила мне вечно помнить о тебе и с другими помнить. Не поверишь, Злата Юрьевна, только других не было… Мне хотелось бы все забыть и жить себе, а я не мог. Ни интереса не было, ни желания… Глупо, наверное, но такого со мной раньше не случалось. И я не верил никогда во всякого рода заклятия, но… Ничего другого мне в голову не приходило. Отпусти меня, Злата, скажи что-нибудь такое, как говорила тогда, брось в воду еще что-нибудь… И пусть все станет, как прежде.
– Это была просто шутка, – сказала девушка, не поднимая, однако, глаз. – Я не держу тебя. Я счастлива той жизнью, которой живу, я счастлива со своим мужем и Машкой. Я не думала о тебе все эти годы. Не вспоминала даже. Я уже и забыла, что когда-то… – говорила она, все сильнее сжимая в руках кленовый лист.
Дорош засмеялся, правда, как-то не очень весело.
– А ведь врать ты так и не научилась, Злата! – сказал он, внимательно посмотрев ей в глаза.
Злата отвернулась и почти побежала обратно, не в состоянии стоять от него так близко, слышать все то, что он говорил, видеть его темные глаза и улыбку. Запыхавшись, Злата приостановилась и перешла на шаг. Скоро тропинка закончилась, и она вышла на проселочную дорогу. Зачем она пошла с Дорошем к ручью? Зачем позволила увлечь себя в круговорот воспоминаний? Зачем слушала все то, что он говорил, и почему верила? Зачем, как когда-то давно, чувствовала предательскую дрожь, стоило лишь встретиться с ним взглядом. Ведь она знала, что так может быть, подсознательно чувствовала это. И сегодня ей не следовало даже на секунду останавливаться возле него.
Досадуя на себя и на Дороша, Злата быстро шла, не глядя по сторонам, но внезапно какой-то странный звук заставил ее остановиться, оглядеться, да так и застыть на месте. У заболоченной сажалки, на краю молодого березняка, резвился целый выводок полосатых диких поросят, а рядом с ними, грозно похрюкивая и подрывая рылом кочки, паслась здоровенная черная свинья. Злата почувствовала, как от холодящего затылок ужаса у нее на голове зашевелились волосы. Все то, что она читала в интернете о встречах в лесу с дикими животными, все то, о чем неустанно твердила бабулькам, напрочь вылетело у нее из головы. Она стояла, парализованная страхом, и понимала только, что встреча со свиноматкой и ее выводком – это самое страшное и опасное, что могло вообще приключиться.
Полянская стояла, боясь пошевелиться, боясь дышать, и молилась только о том, чтобы они ушли поскорее снова в лес и не заметили ее. Услышав сзади шаги, девушка даже не обернулась.
Дорош, осторожно ступая, приблизился к ней.
– Лучше б мы про деньги поговорили, – умудрившись пошутить, шепнул он ей на ухо.
Не обернувшись, Полянская пошарила сзади рукой и вцепилась в руку Дороша.
– Они ж не ходят днем… – выдохнула она. – Оказывается, ходят. Давай, золотая моя, потихоньку отступать назад. Видишь, они увлечены купанием, глядишь, и не обратят на нас внимания. Обняв ее за талию, мужчина стал отступать назад, увлекая за собой девушку.
Так, шаг за шагом, они отошли к лесу, а потом, не сговариваясь и не размыкая рук, бросились бежать. Чтобы выбраться к деревне, им пришлось сделать приличный крюк и, обогнув деревенские огороды, выйти в самом начале деревни.
Когда страх немного прошел и опасность миновала, Злата осторожно, но решительно высвободила свои пальцы из рук Витали. Мужчина ничего не сказал, лишь усмехнулся в ответ.
– Спасибо, – сказала она, когда они пришли в деревню. – Наверное, ты спас меня от большой беды!
– Всегда пожалуйста! – весело отозвался мужчина. – Злата…
– Если ты не против, дальше я пойду одна. Это деревня, и ты сам говорил, не все меня здесь любят. Мне не нужны разговоры, – торопливо перебила его Злата, избегая его взгляда и чувствуя, как давно забытая тоска сжимает тисками сердце. Не дождавшись его ответа, Полянская почти побежала по дороге, но на повороте все же не смогла сдержать себя и обернулась. Дорош стоял у своего дома и смотрел ей вслед. Девушка отвернулась, ругая себя за слабость, и пошла дальше.
Уже подойдя к дому, Злата увидела мужчину, неторопливо шагающего по улице. Девушка была так взволнована и возбуждена, что и не обратила бы на него внимания, если бы не взгляд, которым он окинул ее. Что-то волчье было в нем. Полянская даже вздрогнула, почувствовав, как мурашки пробежали по спине и стало как-то неуютно.
Он шел, засунув руки в карманы куртки, и внимательно разглядывал дома по обе стороны дороги. Неприятный холодок дурного предчувствия шевельнулся в Златиной душе, и девушка ускорила шаг. Простая послеобеденная прогулка, которая должна была помочь ей расслабиться и развеяться, принесла с собой слишком много треволнений. Тряслись руки, колотилось сердце, да и в голове начинали стучать молоточки, предвестники мигрени.
Дома Злата не стала никому рассказывать о своих приключениях, не желая волновать родных. Просто прошла в детскую, которая когда-то была спальней бабы Сони, а потом там спала и она сама. Год назад мама и тетя Люда сделали ей подарок, вручив дарственную на этот дом. По сути, это ничего не изменило в существующем порядке вещей, кроме того, что теперь она могла что-то делать и переделывать в доме по своему усмотрению.
Ее первым дизайнерским творением стала детская для дочки. Злата никогда не хотела каких-то нововведений в просторном бабушкином доме. Ей близок и дорог был деревенский стиль, и комнату Маняши она постаралась оформить так, чтобы не нарушить общую гармонию старины, простоты и неповторимого уюта бабушкиного дома. Пол был все так же покрашен краской, стены оклеены бледно-голубыми обоями, разрисованными букетиками васильков, фиалок и незабудок, потолок они подбили гипсокартоном и покрасили белой матовой краской, отделав его широкими плинтусами. Под потолком висела белоснежная люстра, украшенная подвесками, имитирующая горящие свечи. Посередине комнаты стояла высокая кровать с железными спинками и никелированными набалдашниками со множеством подушечек разного размера и цвета, валиком у изножья, застеленная белым вытканным покрывалом. Над изголовьем небольшим полукругом висел прозрачный балдахин. Рядом с кроватью стоял ночной столик белого цвета с бронзовыми ножками, комод и двухстворчатый шкаф с угловыми полками, заставленными всевозможными игрушками и книжками. На столике стоял ночник с розовым цветастым абажуром в тон валику, подушкам и шторам на окнах. На стенах в белых рамах, подвешенных на розовые атласные ленты, висели портреты с черно-белыми фотографиями Златы, Леши, Машки и их многочисленных родных, стилизованные под старину. На полу у кровати лежал связанный крючком цветной круглый коврик.
Комнатка получилась светлой, уютной, милой, настоящим мирком маленькой голубоглазой принцессы. Машка спала.
Боясь потревожить ребенка, Злата осторожно прилегла рядом на кровать и натянула на ноги плед. В доме царила тишина. Родственники сразу после обеда уехали домой. Завтра всем надо было на работу. Остались только родители. Они собирались уехать завтра с утра. Папин «Москвич» по-прежнему был на ходу, так что подстраиваться под расписание автобуса им не было нужды. Стараясь не шуметь, Елена Викторовна хозяйничала на кухне, а папа во дворе складывал дрова. Злата закрыла глаза, собравшись вздремнуть, и как наяву пред ней предстали глаза Витали. Более того, ее кофта источала аромат его парфюма, а ладонь хранила тепло и нежность его пальцев…
Злата в отчаянии застонала и, зажмурившись, попыталась прогнать его образ, но уходить он не желал. А вместе с ним пришли и воспоминания, те самые, которые она так надежно запрятала в глубине своего сердца, а за ними и непреодолимое желание поддаться искушению… Она долго ворочалась в постели и не заметила, как все же провалилась в тяжелый сон… Вот тогда ей впервые и приснился сон, который потом будет приходить к ней не единожды…
Ей снилось лето. Небо, ярко-голубое, бездонное и безоблачное, и бесконечные просторы лугов и полей. Они шли с Виталей по высокой траве вдоль огородов Горновки. Ветер рябью пробегал по наливающейся ржи и качал деревья. И их шум, как приглушенный шум прибоя, долетал до них. Солнечный свет слепил глаза, а в поднебесье слышалось пение жаворонка. Они шли, держась за руки, шли неторопливо и о чем-то разговаривали. Злата снова и снова оборачивалась, чтобы увидеть его белозубую улыбку на смуглом лице. И от счастья, от невероятного, острого счастья, у нее замирало сердце, а на душе было так светло и легко, как никогда в жизни. От счастья она, кажется, готова была взлететь, и только рука мужчины в ее руке удерживала ее на земле…
Когда девушка открыла глаза, предзакатное солнце заливало комнату золотисто-багряным светом. Дочки рядом не было, а где-то в глубине дома «Лунной сонатой» заливался телефон. Сев на кровати, Злата потерла лицо ладонями, прогоняя прочь наваждения, и, поднявшись, отправилась искать мобильный. Он лежал на крышке пианино, и, увидев светившееся на экране имя мужа, Полянская ощутила, как угрызения совести шевельнулись в душе. И даже не потому, что сегодня разговаривала с Виталей, ходила с ним к ручью и держала его за руку, а потому что во сне чувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала себя рядом с мужем.
– Привет! – сказала она, нажав на соединение.
– Привет! Сообщаю, что мы уже добрались до Брянска и даже заселились в гостиницу. Здесь, конечно, не пять звезд, но ты ж знаешь, мы не привередливые. Доехали без происшествий. К отцу заехал, все передал. Он шлет тебе привет и огромную благодарность родителям. Вот сейчас мы с ребятами поедим, а потом отправимся узнавать программу конкурсных дней. Не поверишь, но конкурсантов здесь целая девятиэтажная гостиница! Мы успели разглядеть парочку любопытнейших персонажей, но о них я тебе потом расскажу. А как у вас там дела? Чем занимались сегодня?
– Мы спали с Машкой. Правда, она проснулась раньше меня. И сейчас слышу, они с мамой на кухне ужин готовят. Хорошо, что ты позвонил и разбудил меня, не знаю, сколько бы я проспала!
– Я не давал тебе сегодня ночью спать… – как-то виновато изрек Блотский. Злата рассмеялась.
– А то ж! Впрочем, я не против, ты ж знаешь! Но это что! Я тебе сейчас такое расскажу… Короче, сегодня после обеда я гуляла за огородами и наткнулась на выводок диких поросят во главе с самкой! Ты представить себе не можешь, какой огромной была кабаниха! Огромной, черной и страшной! Вот и верь после этого научным энциклопедиям, что они не гуляют днем! Если честно, я перепугалась и едва унесла ноги. Погони, конечно, не было, но я струхнула!
– Злата… – укоризненно начал Блотский. – Леш, да я не ходила в лес! Я клянусь тебе, они у балки паслись. Ну помнишь, там, куда папа ходит рыбу удить? Ты ж знаешь, я часто хожу туда гулять и на велосипеде катаюсь по той дороге… Не представляю, чего вдруг они пришли к балке? Вообще, Лешка, я думаю, мы просто обязаны позвонить в лесничество. Пусть они там решают вопрос с отстрелом. Если так и дальше пойдет, дикие кабаны скоро будут по улицам гулять и во дворы ломиться.
– Злата, родная, давай я вернусь, и мы решим этот вопрос. Обещаю, я сам съезжу в лесничество, но пока… Можешь пообещать мне, что не будешь гулять по окрестностям в одиночестве? Давай я вернусь, и мы будем гулять вместе дни напролет…
– Леш, я не буду больше одна гулять за деревней, обещаю! Не хочу, чтобы в Брянске ты волновался за меня. Тебе нужно думать о конкурсе. Не прощу себе, если из-за меня у вас там что-то пойдет не так. Да и вообще мне некогда будет теперь гулять! Ты забыл? В следующие выходные День города в нашем городке, а потом еще и в Гомель нас с тобой приглашали… Так что дел у меня будет невпроворот.
– Я не забыл, но мы все равно найдем время и погуляем вместе за деревней. Ты ж знаешь, я люблю такие неспешные прогулки с тобой не меньше, чем их любишь ты! Бабушка сегодня не заходила?
– Нет, но еще ведь не вечер. Думаю, к вечернему чаю обязательно заглянет, а нет, так мы сами завтра с Машкой сходим к ней в гости. Родители ведь уезжают завтра, им на работу. Так что мы остаемся одни. Ты позвонишь еще?
– Конечно. Вечером обязательно позвоню, чтобы пожелать моим девчонкам спокойной ночи! А пока я тебя целую!
– Я тебя тоже! Девушка послала мужу воздушный поцелуй и, простившись, отключилась. После звонка Блотского Злата еще немного посидела у фортепиано, задумчиво вертя в руках телефон, а потом прошла на кухню. Выпила чашечку чая, поболтала с мамой и дочкой и снова вернулась в зал. Обхватив себя за плечи, девушка остановилась у окна. Вчера Анька спросила, счастлива ли она. И Полянская, не задумываясь, кивнула в ответ. Она и была счастлива, Злата признавалась в этом даже себе самой, но… Но чего-то существенного и очень важного не хватало в ее жизни. До сегодняшнего дня она не задумывалась над этим, но после встречи с Виталей, после того, прочувствованного во сне, поняла, чего именно ей недостает. Не было в ее жизни того невероятного, пьянящего ощущения полета, не было будоражащих кровь желаний, нетерпения, ожидания и страсти, той, которая заставляла содрогаться тело…
Много это было или мало, Злата никогда не задумывалась, и без этого было о чем подумать, и все же что-то шевелилось в душе, от чего не так-то просто было отмахнуться. Интимная жизнь с мужем очень отличалась от того, что было у нее с Дорошем. Близость с мужем не поднимала на вершину блаженства, от воспоминаний о ней не бросало в жар. Она была, но если бы ее не было, Злата не опечалилась бы, как бы ужасно это ни звучало. Да, их связывало много больше, чем просто постель, но каждый раз Полянская беспокоилась о том, как бы Леша не понял, что страсть ее и огонь в большей степени наиграны. Ну не вспыхивала она от одного лишь мимолетного взгляда или легкого прикосновения мужа, а почему так происходило, не знала.
Она любила Блотского и не мечтала о другом. Но почему все было так и как это исправить, не представляла.
Сегодняшняя встреча с Виталей всколыхнула воспоминания, а приснившийся сон оставил в душе какой-то горький осадок, но если бы не эти два события, Злата и не вернулась бы мыслями ко всему этому. Девушка стояла у окна, глядя, как вдали стремительно гаснет закат и густые сентябрьские сумерки окутывают землю. И вдруг увидела Дороша.
Он неторопливо шел по дороге, засунув руки в карманы куртки. Шел так, как будто просто вышел прогуляться по деревне, но то и дело посматривал на окна домов, и на окна ее дома тоже…
Злата отпрянула от окна, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди и кровь приливает к щекам. Дорош, конечно, не мог видеть ее за шторой, но интуиция подсказывала девушке, что не просто так он решил прогуляться по улице. Прогулки по Горновке были не в его стиле. Мужчина бродил по улице, уверенный, что она непременно выйдет. Он ждал ее. Злата закрыла глаза, чувствуя, как у нее слабеют колени. Там, у ручья, Виталя, конечно же, все понял, ее ложь не была убедительна. Вот только это все равно ничего не меняло. Их дороги, пересекшиеся однажды, давно разошлись в разные стороны, и пусть земля круглая, они все равно никогда не сойдутся вновь. Полянская открыла глаза и увидела в дверном проеме застывшую фигурку дочки.
– Мамочка, а ты почему в темноте стоишь? – спросила Манечка, не решаясь войти в темную комнату. – Да так… С папой заговорилась и забыла включить свет! – с улыбкой ответила Злата. Подхватив девочку на руки, она поцеловала ее в обе щечки, а потом и в курносый носишко. – Папа передает тебе вот столько поцелуев!
– Папа звонил? Я тоже хотела с ним поговорить! Ты ему про замок рассказала? Тот, из песка, который мы с дедом построили?
– Нет, моя хорошая, не успела! Папа спешил, но обещал позвонить вечером, чтобы пожелать нам с тобой спокойной ночи, вот тогда ты сама ему все и расскажешь! А теперь пойдем ужинать! Мне уже не терпится узнать, что вы там такого с бабушкой приготовили!
– Ой, мы столько всего приготовили! И бабушка меня похвалила! Я ее самая первая помощница! Только кушать мне не очень хочется! Ты съешь и мой ужин тоже?
– Конечно, – легко согласилась Злата. Она вообще ужасно баловала малышку, позволяя ей все на свете, и если бы не строгая бабушка, неизвестно, чем все могло бы закончиться. – Но бабушка с дедом нам этого не позволят, ты же знаешь! Хочешь, я поставлю тебе самую маленькую тарелочку.
Как и многих детей в четырехлетнем возрасте, накормить Машку было сложно. Приходилось изобретать всевозможные игры и забавы. Злата с дочкой на руках отправилась на кухню. Вот это белокурое чудо и Леша Блотский, который так любил ее и верил, удержали Злату от сиюминутного порыва выйти на улицу, чтобы встретиться с Дорошем. Слишком дорога ей была семья. Она ни за что не решилась бы разрушить их безоблачный мирок. Разрушить так подло.
Глава 4
Тяжело дыша, баба Маня опустилась на стул. Лицо ее, прорезанное глубокими морщинами, было встревоженным, едва ли не испуганным. Видно было, она очень спешила, и то, что сейчас собиралась сказать, было очень важным. Если бы это было не так, она бы могла позвонить по телефону.
Злата сразу поняла: что-то случилось.
Молча поставив перед старушкой стакан воды, Полянская опустилась на стул напротив и, усадив дочку на колени, прижала ее к груди. Сердце тревожно забилось.
– Баба Маня, что случилось? – осторожно спросила девушка.
– Ой, Златуль! – всплеснула руками старушка, глотнула воды и немного успокоилась. – Зараз жа во печ вытапіла, чайнік паставіла кіпяціць, хацела кофе папіць. Гляджу, якісьці мужчына ідзе па двару. А я калітку ўранні адшчапіла, к Цімафееўне хадзіла, да і не закрывала, мала хто можа прыйсці. Заходзіць ён, а я на дзіване сяджу, рукі склаўшы. Зайшоў, паздароваўся да пытая: «А не скажаце, як да Светлагорскай трасы праехаць?» А ў самаго вочы па ўглам так і бегаюць, так і бегаюць. І морда страшная, і ўзгляд такі, воўчы. «Як праехаць, я не знаю», – кажу. А ён стаіць і не ідзе. Пастаяў, тады спрашывая, ці я адна жыву. А я, добра, не расцяралась, на дзверы кіўнула ды кажу: «Не, не адна, сын у той хаце спіць!» Ён пайшоў, а я да акна. Гляджу, ён у машыну сеў, старую такую, як «Масквіч», і ціхенька так яны паехалі па дарозе. А я толькі тады зразумела, як спужалася! Калітку і хату закрыла і к табе пабегла па агародах! Як ты думаеш, Златуль, што ім трэба? Што яны тут хо чуць выглядзець? Я тут падумала… Мо і да нас дакацілася тое, што па целявізару паказвалі? Мо і ў нас ужо пенсіі адбіраюць бандзіты ў адзінокіх пенсіянераў? А я толькі пенсію перад выхаднымі палучыла! Што рабіць будзем, Златуль?
– А как он выглядел? – спросила девушка, чувствуя, как у самой по спине бежит холодок страха.
А тут еще как назло и Леши рядом нет, и родители только сегодня уехали.
– Да сутулы такі, высокі i сухаваты. Морда страшная, як у зэка. Куртка на iм адзета такая карычневая…
– Я его вчера видела. Он по деревне шел и все на дома поглядывал. Я несколько расстроена была и не обратила на него внимания, думала, приезжий. Машунь, беги, включи мультики. Мама сейчас поговорит чуть-чуть с бабушкой и придет поиграть с тобой! – сказала Злата дочке и чмокнула ее в белокурую макушку.
– Во-во, выглядываў, сволач! Прыглядываўся! Трэба што-та рабіць, Златуль! Ой-ой! І дачка мая з зяцем у ад'ездзе! I сын на рабоце, толькі праз нядзелю прыедзе! – в отчаянии всплеснула руками баба Маня. – Мо ў сельсавет пазвонім? Хай бы нам прыслалі каго? Мы ж тут адны бабы, хто за нас заступіцца? Адзін Масько да той дзед, што ў цябе па саседству. Дак ад яго толку мала. Ён сам па сабе! А гэта точна бандзіты, Златуль!
Злата кивнула и отправилась за телефоном, но в это мгновение он сам дал о себе знать, залившись перезвоном. Девушка испуганно вздрогнула и поспешила поднять трубку.
– Ало! Златуля? Гэта ты? – закричала в трубку баба Нина, как только девушка поднесла телефон к уху. – Златуля, а ты там Манькі не бачыла? Званю ёй, званю, а ніхто трубкі не бярэ! Баюсь, как бы не здарылася чаго!
– Баб Нина, она у меня, не беспокойтесь! А… – Злата помедлила. Ей совершенно не хотелось пугать старушку, но волнение в голосе бабы Нины, граничащее с паникой, подсказывало Полянской, что бабулька не ради забавы разыскивает сейчас свою приятельницу. – Что-то случилось? – осторожно спросила девушка.
– Ой, Златуль! Ты адна дома?
– Да! Леша в Брянске, родители уехали. Мы с Машкой только.
– Зашчапі дзверы зараз жа і нікога не пускай! Зараз во заходзіў ка мне нейкі брадзяга, пытаў, як да трасы праехаць! Морда зладзейская, вочы так і бегаюць ад угла да ўгла! Усё на ікону паглядываў, што ў мяне ў пярэдняй хаце вісіць! Трэба Цімафееўне пазваніць! Бо ён, як ад мяне выйшаў, у машыну сеў, яго там дружок дажыдаўся! І яны паехалі на дзярэўню!
– Баба Нина, вы закрывайтесь и звоните Тимофеевне! И не открывайте никому, а если хотите, приходите к нам. Только по улице не идите, не надо! К бабе Мане он тоже приходил и тоже спрашивал, как проехать к Светлогорскому шоссе.
– От курвы! – в сердцах воскликнула баба Нина и положила трубку.
К вечеру в Горновке, наверное, не осталось ни одного дома, в котором бы не побывали эти типы. У всех они спрашивали об одном и том же, но самое поразительное заключалось в том, что никто в деревне так и не смог объяснить, как же на самом деле проехать до трассы. Так уж вышло, что трасса эта деревенским была без надобности. Все всегда ездили в ближайший районный центр, а трасса эта была в другом направлении. Да и далеко она была, проехать надо было не одну деревню, где-то завернуть, куда-то повернуть. И, казалось бы, в том, что эти типы заходили в хаты и спрашивали о трассе, не было ничего подозрительного, но вместе с тем к вечеру деревня затихла в тревожном ожидании чего-то неизвестного.
Проводив бабу Маню домой, Злата, как и все в деревне, закрыла все калитки, отвязала собаку, заперла двери и почувствовала, что впервые за все прожитые здесь годы ей страшно ночевать в собственном доме. Машка, как будто чувствуя тревогу и напряжение матери, не выпускала ее руку, неотступно следуя за ней. Полянской не хотелось пугать ребенка, и она, утешая себя тем, что к ней эти типы все же не зашли, безрезультатно пыталась себя успокоить. Злата волновалась за всех старушек в деревне, отчетливо понимая, что защитить их некому. Только Масько на всю деревню, да и то, какой из него защитник? Ему ли выстоять перед этими двумя, которые, судя по описанию бабулек, явно бывшие заключенные! Его самого нужно защищать! Правда, был еще Дорош. Кажется, вчера он говорил, что сейчас у него отпуск, который он проводит в одиночестве на родительской даче. Но обращаться к нему за помощью девушке не хотелось. Лично для нее он представлял не меньшую опасность, чем те двое на «Москвиче».
Полянская ничего не сказала мужу, когда он позвонил вечером. Ей не хотелось его тревожить. После разговора с ним подумала было позвонить родителям, да так и не решилась. Хотелось верить, что все еще обойдется. Злата рано уложила этим вечером дочку спать и сама собралась лечь, предварительно обзвонив всех старушек. Переодевшись в ночную сорочку и погасив везде свет, она подошла к окну.
Свет уличного фонаря рассеивал темноту. Улица была пустынна, только листья, срывающиеся с деревьев, одиноко кружились в желтом тусклом свете. Окна Луговских были темны. Баба Нина, как и все в Горновке, рано легла спать, закрывшись на все замки. Только сможет ли кто-нибудь в деревне сегодня уснуть? Сможет ли уснуть сама Злата? Полянская долго стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, но ничего подозрительного так и не смогла усмотреть.
Наконец, сдавшись, она легла и зарылась лицом в подушку, убеждая себя уснуть. Но тревога и напряжение не желали отпускать. Вслушиваясь в тишину, она различала какие-то звуки и шорохи. И начинала задыхаться от страха. Показалось вдруг, что по двору кто-то ходит. И пусть их Дружок молчал, она все равно вскочила с кровати и прокралась к окну, пытаясь рассмотреть тонущий в темноте двор. Потом сходила на кухню и принесла кочергу, поставила ее у изголовья кровати, а мобильный засунула под подушку, готовая в случае чего тут же позвонить в милицию. Сейчас Злата жалела, что засветло не вытащила из кладовой дробовик, с ним она чувствовала бы себя куда увереннее. Старое дедово ружье не раз в таких опасных ситуациях приходило ей на выручку.
Глубокой ночью, все еще тщетно пытаясь уснуть, Злата слышала, как по дороге медленно проехала машина, а еще через какое-то время на деревне зашлась яростным лаем чья-то собака. Их Дружок тоже пару раз тявкнул в ответ и успокоился.
Ночи, казалось, не будет конца. Девушка еще не раз вставала, подходила к окну, прислушивалась, заглядывала к дочке и лишь под утро, истерзанная страхом и тревогой, провалилась в сон.
– Да не брашы ты! – воскликнула сердито баба Нина, потеряв терпение и с подозрением взглянув на свою соседку бабу Валю.
Время близилось к полудню. Все три старушки, близкие приятельницы Златы – баба Маня, баба Нина и баба Валя – сидели у Полянской в столовой.
Перед ними на столе стоял самовар, в чашках дымился чай, а пирог с яблоками источал изумительный аромат, но они к нему даже не притронулись.
Утром, не дождавшись звонков, которые означали бы, что у кого-то что-то случилось за ночь, Злата пришла к выводу: все в деревне так же, как и она сама, благополучно пережили эту ночь. Пока к ней не пришли баба Валя и баба Нина, а за ними почти сразу баба Маня. Они-то и поведали девушке, как, проснувшись ночью от какого-то неясного шороха, в свете луны, заливающей комнату, баба Валя увидела темный силуэт. Испуганно ойкнув, старушка зажмурилась, а когда снова открыла глаза, силуэт исчез. Зато она отчетливо услышала удаляющиеся шаги. Потом хлопнула входная дверь. Баба Валя, смертельно испуганная, так и не решилась встать и зажечь свет. Только когда рассвело, она смогла убедиться, что все произошедшее ночью не приснилось ей. Входная дверь была открыта.
– Ой, да не брашы! – снова воскликнула баба Нина, не желая верить в подобное. – Наслухалась учора, як я расказывала, во і прыдумала! Хто к табе ў хату палезе? Што там у цябе красці? Ці грошы там у цябе схованы? Ці ікона якая старая ё? Тоя рыззя, якога ў цябе цэлая хата, нікому і задарма не трэба! Не слухай ты яе, Злата! Яна нагаворыць! Ні к кому не залезлі, толькі к ёй…
– Я не вру! Вот вам крест! У меня нет денег, но икона есть! Она мне, между прочим, еще от мамы-покойницы осталась! Только я как-то не подумала, что им икона нужна! По телевизору ведь говорили, что бандиты отбирают у пенсионеров деньги! Ой, бабоньки!.. – всхлипнула баба Валя и закрыла лицо руками.
– От толькі не галасі тут! I не прыдумывай абы-чаго! У Гарноўцы зроду ні ў кога не было старынных ікон. Старыя мо і былі. Матка мая і мне ікону пасля свадзьбы дала, толькі паетаму яна мне і дарага, а так…
– Я побегу домой! Мне нужно убедиться, что икона на месте! – баба Валя вскочила из-за стола и метнулась к дверям. Откуда только силы взялись!
Через мгновение хлопнула входная дверь, и старушка исчезла.
– Бяжы, бяжы! – пробормотала ей вслед баба Нина, проводив соседку обеспокоенным взглядом, и, повернувшись к столу, пододвинула к себе чашку с остывающим чаем.
– Не слухай яе, Златуль! – снова повторила баба Нина. – Яна чаго хочаш табе напрыдумывая! Ніколі я не бачыла ў яе ніякіх ікон!
Все это время Злата молча сидела за столом, как будто даже и не слыша спор двух соседок. Но так только казалось. Рассказ бабы Вали заставил девушку всерьез задуматься над происходящим. Она не знала, как ко всему этому отнестись и что сказать, чтобы разогнать беспокойство бабушек! Поверила ли она бабе Вале? Отчего-то сразу! Да, пусть баба Валя была старушкой со странностями, но зачем ей придумывать всю эту историю, наводя страх на всю деревню, Полянская не понимала. Тот тип, пройдясь по хатам, видно, увидел все, что хотел увидеть, и той же ночью, не теряя время зря, они приступили к действиям. Интересно, что им нужно в старых деревенских хатах? Деньги или в самом деле иконы? Невольно обернувшись, Злата подняла глаза к углу, где под расшитым «набожником» висела старая бабушкина икона. Имела ли она какую-то ценность, девушка сомневалась. Просто она всегда здесь висела и была очень дорога бабушке. И сейчас являлась просто семейной реликвией, как старые черно-белые портреты давно умерших родственников да самотканые полотняные полотенца, украшенные кружевом и вышивкой. Но, возможно, у кого-то в Горновке и в самом деле сохранились иконы, имеющие какую-то ценность. Ну, или те типы решили, что сохранились.
– Надо что-то делать! – медленно произнесла Полянская и, взяв в руки мобильный, стала искать номер участкового, курирующего Горновку.
Баба Нина возражать не стала. В глубине души она не могла не признать, что слова соседки встревожили и ее. У бабы Вали в доме шаром покати, но к ней зачем-то залезли, а у нее самой найдется чем поживиться бандитам.
Участковый не сразу взял трубку.
Но когда Злата все же услышала его голос, недовольство в нем звучало слишком отчетливо.
– Слушаю, – бросил он.
– Здравствуйте! Вас беспокоят из Горновки! Злата Полянская, – представившись, девушка встала со стула и подошла к окну.
– Здравствуйте! – Вы не могли бы к нам приехать? И, возможно, даже не один! У нас здесь ЧП!
– Какое?
– По деревне бродят два типа весьма подозрительной внешности, заходят в дома к старушкам и интересуются какой-то несуразицей, но по лицам видно, что это явно какие-то уголовники и они что-то замышляют!
– А отчего вы так уверены, что они преступники? У них что, на лбу это написано? Может быть, это просто приезжие, ну или они к кому-то приехали в гости?
– Да нет! Это вряд ли! У них такие лица…
– А вы что, всех приезжих в деревне знаете?
– Нет, но… – сказала Злата и почувствовала, как в душе нарастает раздражение.
– А что, каждый приезжий вызывает у вас такое подозрение?
– Нет, но эти ходят по хатам и явно что-то высматривают!
– Кого-то ограбили?
– Нет, но…
– Убили?
– Слава богу, нет!
– Злата Юрьевна, тогда я просто не понимаю, зачем вы мне звоните и что вы от меня хотите!
– Я хочу, чтобы вы приехали в Горновку и обеспечили старушкам безопасность!
– Вы хотите, чтобы я выставил патрульные посты возле каждого дома?
– Примерно!
– Вы в своем уме?
– Вполне! И если вы не приедете, я позвоню вашему начальнику или еще куда-нибудь повыше! – отрезала девушка не терпящим возражения тоном.
Участковый возмущенно засопел в трубку, превозмогая желание послать ее куда подальше и положить трубку. Но он, как и многие, уже знал ее и подозревал, что она может позвонить и начальнику райотдела, и в областное управление. У них в сельсовете знали, что во всем, что касалось Горновки и ее жителей, Злата Полянская была неумолима.
– Ладно, я постараюсь приехать сегодня, но ничего обещать не могу! – пробубнил он и отключился.
– Придурок! – в сердцах бросила Злата и, засунув телефон в карман, повернулась к своим приятельницам.
– Не прыедзе ён, Златуль! – сказала баба Маня.
Они слышали ее разговор с представителем местной власти и все поняли.
– Каму ёсць дзела да кучкі старых бабак?!
– Он постарается! Но даже если он и приедет, толку от него будет мало! Вот если бы ограбили кого-то или еще чего похуже, а так… Надо как-то своими силами! Как жаль, что Лешка в Брянске! Будь он здесь, мы бы обязательно что-нибудь придумали! Ну да ладно.
Пройдясь по комнате и в задумчивости покусав кончик косы, Полянская остановилась у стола и, отбросив косу на плечо, решительно уперла руки в бока.
– Сколько у нас сейчас в деревне мужиков? Любых, пусть и самых захудалых? – спросила она.
– Златуль, да якія тут мужыкі?! – всплеснула руками баба Маня. – Ой, што ж гэта робiцца! Златуля, ты хоць з маленькай не заставайся адна дома! Iдзiця на ноч к Цімафееўне. Там хоць дзед, якая-нiякая, а ўсё ж зашчыта. А мы пазашчапляемся да будам сядзець! Дзверы ламаць, я думаю, яны не будуць! I не назаўсёды яны тут лазiць будуць! Згiнуць мо скора!
– Ждать, пока это случится, мы не станем! У меня вообще-то есть еще и дробовик, так что, в принципе, если придется держать оборону, я справлюсь. Помнится, в былые времена Сашку я здорово им попугала. Эти уроды, конечно, не Сашка, это понятно, но что-то делать все же надо. Я думаю, нельзя оставлять вас одних на ночь. Пусть у бабы Вали не двери, а одно название, но и их открыть как-то надо было. А у нас у всех двери хлипкие. Понятное дело, после оккупации фашистов здесь в принципе никого не опасались, но теперь… Баб Маня, Гуз здесь?
– Да, бачыла, сёння ўраннi ў лес шоў са сваёй сабачкай! Тут ён, дзе ж яму быць! I Сярак тут, і сасед мой, Валерык Аўсяннік! Увечары сабiраюцца i ў карты гуляюць!
– Ну вот, а вы говорите, мужиков на деревне нет! Прибавьте к этому Масько и его Алку! Им-то, понятное дело, за свое добро не стоит опасаться, но помочь они не откажутся, я уверена. Сейчас я соберу дочку и отведу к Тимофеевне. Пусть у них побудет. У них решетки на окнах и дверь дубовая – пробраться сложно. А мы пойдем мужиков по деревне собирать!
– Златуль, а тут жа яшчэ дачнiк! – встрепенулась баба Нина. – Федзiна Валя казала, што ён тут у адпуску. Агарод прыбiрае да ў лес ходзiць. Ён малады мужчына, ад яго пользы больш будзе!
Злата отвернулась. Сегодня весь день она гнала от себя мысли о Дороше, но сейчас на карту было поставлено много большее и важнейшее, чем девичья гордость и старые обиды.
На самом деле Злата и сама понимала: ее бравада ничего не стоит, а от Гуза, Михалыча, Маслюка да Овсянника пользы мало. А Дорош мог хотя бы подсказать, что им делать. Да, Полянская предполагала, он может высмеять ее, посоветовать отправляться домой и ни во что не вмешиваться, но если она хоть сколько-нибудь все же дорога ему, он не откажется помочь. По крайней мере, он точно не допустит, чтобы с ней случилась беда, пусть даже на всех других в деревне ему по-прежнему наплевать.
– О, пабач, Манька, Валя бяжыць! Кажысь, галосiць! Наверна, точна iкону не найшла!
Когда ближе к вечеру Злата Полянская подошла к калитке маленького, почти кукольного домика, с которым было связано столько воспоминаний, колени у нее заметно дрожали. А ведь когда-то она поклялась себе, что больше никогда не подойдет к нему. И обещание свое в общем-то сдержала.
За прошедшие годы она ни разу не была на этом краю деревни и еще пару дней назад была абсолютно уверена, что так будет и впредь. И вот теперь Злата была здесь, моля бога о том, чтобы Дорош оказался дома и согласился ей помочь. Как это может отразиться на ее репутации, сейчас она предпочитала не думать. Сейчас на карту было поставлено кое-что поважнее сплетен и пересудов. Снова близилась ночь, и неизвестно, что она несла с собой.
Решительно звякнув клямкой, Полянская распахнула калитку и вошла в небольшой дворик с аккуратно подстриженным газоном, дорожками, усыпанными гравием, и стройной туей у крыльца. Глубокие тени предзакатного солнца уже легли здесь, предвещая близкие сумерки. Окна в доме были темны, только на веранде горел свет. Злата поднялась на крыльцо и, мгновение поколебавшись, громко постучала в дверь.
– Открыто! Входите! – услышала она в ответ и, открыв дверь, перешагнула порог небольшой веранды.
Дорош сидел за столом под абажуром. Перед ним лежала развернутая газета и дымилась чашка чая. Когда Злата вошла, он повернулся и брови его поползли вверх. Понятное дело, он не ожидал ее увидеть и был удивлен.
– Добрый вечер! – сказала девушка, растерявшись вдруг.
Увидев его спокойное, безмятежное лицо, его улыбку и веселые искорки в глазах, Злата решила, что поторопилась с решением искать у него помощи.
– Добрый вечер! Проходи, садись. Чай будешь? – спросил он, поднявшись из-за стола и пододвинув ей стул.
– Нет, спасибо, – девушка села на предложенный стул и сжала ладони. Она не знала, как начать разговор, а Виталя явно не торопился помогать ей в этом. Молчание затянулось.
– Я слышал, в деревне отряд «дружинников» собирается. Оборону держать будут! Сосед забегал, поделился информацией. Не знаешь случайно, что за военные действия ведутся в деревне? – чуть растягивая слова, с едва заметной усмешкой, заговорил, наконец, мужчина.
Злата подняла на него огромные голубые глаза, уловив явную издевку в словах и тоне, коим они были произнесены. Выпрямившись на стуле, она собралась было ответить, но Виталя опередил ее.
– Вы с чем пожаловали, Злата Юрьевна? – спросил он.
– Мне нужна твоя помощь!
– Неужто и меня в «дружинники»? – Дорош засмеялся.
Полянская вскочила со стула, вознамерившись немедленно покинуть этот дом. Ничего не изменилось! Он не изменился! И зачем она только сюда пришла?
Но уйти мужчина ей не дал. Ухватив ее за руку, он заставил ее снова опуститься на стул.
– Присядь и расскажи мне толком, что случилось! – попросил он уже другим тоном.
Ухмылка исчезла с губ, а в темных глазах обозначился немой вопрос. Злата стала рассказывать. Сбиваясь и останавливаясь, она старалась отбросить эмоции, понимая, что Дорош в них точно не поверит. Ему, как и участковому, нужны были факты, желательно убедительные и достоверные.
Она говорила и упорно отводила глаза, а он наоборот не сводил с нее пристального взгляда.
– Участковый не приехал, вот мы и решили собрать всех мужчин в Горновке и приставить их к одиноким старушкам. Так уж вышло, лишь к бабе Рае приставить некого. Я, конечно, могла бы и сама, но…
– Я позвоню участковому, – перебил ее Дорош. – Он мой друг, и, по крайней мере, проехать по проселочным дорогам за деревней он точно не откажется. Если эти типы не местные, как ты утверждаешь, они определенно должны были затаиться где-то. Возможно, они припрятали машину где-то в лесу, там и отсиживаются до наступления темноты. Ясное дело, отряд ОМОНа он сюда прислать не сможет, да и охрану каждому дому не обеспечит. Но, возможно, вид милицейской машины заставит их испугаться, хотя на самом деле я на это не очень-то и надеюсь. Вообще вся эта история мне очень не нравится!
– Мне тоже!
Мужчина потянулся к телефону и, выйдя на улицу, прикрыл за собой дверь. Вернулся он через пару минут.
– Все нормально. Он будет минут через двадцать и, пока еще не стемнело, проедет по проселочным дорогам. Девушка кивнула и поднялась.
– Спасибо!
– Уходишь?
– Да. Пойду домой собираться. Я прихвачу на всякий случай свой дробовик, в случае чего хоть попугать им сможем. К тому же мне еще нужно к Тимофеевне заглянуть. Я Машку к ним отвела, а она ни за что не ляжет спать, пока я ее не поцелую и не пожелаю спокойной ночи. Как только стемнеет, я приду к бабе Рае.
– Хорошо, у нее и встретимся! Злата, – окликнул ее Виталя, когда она уже взялась за ручку двери. Полянская обернулась.
– А твой муж в курсе того, что здесь сейчас происходит? Он знает, чем ты здесь занимаешься, а главное, с кем?
– Нет, – покачала головой девушка, выдержав его взгляд. – Леша в Брянске, у них там конкурс, и мне не хотелось бы его беспокоить! – сказала она и поспешно покинула веранду.
Глава 5
Когда осенние сумерки опустились на землю, а вдоль извилистой дороги зажглись фонари, Злата Полянская, накинув на голову капюшон «толстовки» и закинув на плечо старое дедово ружье, вышла из дома, заперла за собой калитку и, оглядевшись по сторонам, быстро пошла на деревню. Зайдя к Тимофеевне, она немного поиграла с дочкой, покормила ее, выпила чай с Лешкиной бабушкой и, поцеловав на ночь Машку, покинула их дом.
Осенняя ночь, холодная и непроглядная, уже властвовала над деревней. Стихли все звуки, смолкли собаки, притихли птицы, да и окна соседних домов уже были темны. Правда, Злата знала: там не спят. Уходя от Тимофеевны, она обзвонила всех, желая убедиться, все ли на месте, и теперь шла к бабе Рае, чтобы вместе с Дорошем заступить на свой пост. Баба Рая жила по соседству с Тимофеевной в большом доме с голубыми ставнями, скрытом от дороги высоким забором и фруктовыми деревьями. Каждую весну раскидистая яблоня, как сакура, была усыпана розовым цветом, а к осени на ней созревали румяные «райские» яблочки. Обычно их было столько, что всей деревне хватало на повидло. Баба Рая, сколько Злата помнила себя, всегда жила одна. Дети ее разъехались давным-давно, да так и остались где-то на Севере, редко наведываясь к матери. Муж старушки умер, и в большом доме она одна доживала свой век. Полянская никогда не была в этом доме и не очень хорошо знала бабу Раю. Старушка не была близкой приятельницей бабы Мани и бабы Нины, и вообще Полянской казалось, что она ведет замкнутый образ жизни. Они встречались на улице и у автолавки, но на этом все и заканчивалось. К кому-то в гости она не ходила и к себе не звала. И когда девушка позвонила ей сегодня и предложила помощь, то ожидала отказа. Но старушка согласилась.
Держась в тени забора, Полянская быстро преодолела те десять метров, отделяющие один дом от другого, и прошмыгнула в калитку, предусмотрительно оставленную для нее открытой. Здесь свет уличных фонарей терялся в раскидистых ветках, лишь причудливые блики пронизывали листву и падали на землю. Здесь было темно, поэтому Злата не сразу увидела Дороша.
Он, прислонившись к яблоне, стоял, не двигаясь, и девушка вздрогнула, заметив его темный силуэт.
– Не пугайся, это я, – негромко сказал мужчина и, отлепившись от дерева, подошел к ней.
– Давно меня ждешь?
– Нет.
– Баба Рая уже легла? Я смотрю, у нее окна темные!
– Не знаю. Когда я заходил полчаса назад, она собиралась посмотреть телевизор, но, может, и передумала. Кажется, эти типы здорово напугали бабок в Горновке! Я, когда сюда шел, не увидел ни одного светящегося окна. Разве что у Тимофеевны, но их дом с дубовой дверью и решетками на окнах способен выдержать любую осаду! Вряд ли бабе Рае сегодня до телевизора! Мы немного поговорили с ней. И она мне показала, где мы можем с тобой разместиться. Пойдем в дом? Или побудем немного на улице?
– Не знаю! – пожала плечами девушка.
– Может, постоим немного на улице? Вряд ли они появятся в деревне так рано, но все же… Участковый приезжал? – спросила Злата.
Постояв немного на дорожке, она прошла вглубь сада и уселась на лавочку, пристроив рядом дробовик. Засунув руки в карманы «толстовки», девушка запрокинула голову, пытаясь рассмотреть сквозь листву далекие звезды. Скоро из-за леса должна была взойти луна, а пока по лугам, полям и жнивью к деревне крался туман.
Виталя подобрал пару груш, обтер их и, подойдя к Злате, протянул одну.
– Приезжал, объехал все дороги, ничего подозрительного не усмотрел, посоветовал не заниматься самодеятельностью и уехал, пообещав прибыть с утра. Ну и сказал звонить в любое время, что бы ни случилось!
– Понятно, – сказала Злата. Взяв предложенную грушу, она неторопливо стала есть.
Дорош, подумав немного, сел рядом с ней.
– Как я уже говорил, пока тебя не было, я поболтал с бабой Раей и узнал весьма занятные вещи, – сказал мужчина после короткого молчания.
– Ты знала Сераков?
– Сераков? – переспросила девушка. – Ну, Михалыча только, а что?
– Михалыч – это сын их. А они сами когда-то жили в начале деревни. Дом их был первым. Тот самый заросший бурьяном фундамент – все, что осталось от некогда большого дома. Ты разве не помнишь этот дом?
– Нет. Наверное, он сгорел еще до моего рождения! А что в нем было такого особенного? Почему он тебя заинтересовал?
– Ильинична говорит, дом старых Сераков существенно отличался от всех деревенских хат. Он был большим, сложенным из бревен. А от дома тянулись амбары и хозяйственные постройки. Они жили зажиточно. Даже больше того. Если мерить их дореволюционными мерками, они были кулаками. Большое хозяйство, огороды. И иконы…
– Иконы? – Злата обернулась к Витале.
– Да. Баба Рая говорит, у них в доме было много икон. А в задней комнате на стене висели три большие, старинные… Там всегда царил полумрак, пахло ладаном, а перед иконами всегда горела лампада. Ильинична говорит, они редко бывали у Сераков, те жили замкнуто, мало с кем общались, да и атмосфера их дома несколько мрачноватой была. Потом старый Серак умер, а с хозяйкой случился инсульт. У нее стало плохо с ногами, и девки из деревни, возможно, даже твоя мама, ходили помогать ей по дому. Убирались там, белье носили на сажалку стирать… Сын, конечно, тоже помогал. Он тогда, как и сейчас, жил в районном центре и частенько ходил к матери пешком. А потом умерла и мать. Михалыч продал все, что было в доме ценного, в том числе и иконы, а потом и вовсе по пьяни сжег дом. Такая вот история!
– А кому он продал иконы?
– Вот этого я тебе сказать не могу! Да и Михалыч вряд ли сможет сказать! Прошло около тридцати лет, но если эти двое и ищут что-то в Горновке, то только эти иконы.
– Я никогда о них не слышала! Бабушка мне даже про иконы старых Сераков не рассказывала, а чтобы у кого-то сейчас были такие… Нет, это вряд ли! Горновка – маленькая деревня, здесь все у всех на виду, об этом обязательно бы знали… Нет, с Михалычем надо обязательно поговорить. Лучше бы прямо сейчас…
– Сейчас Михалыч благополучно дремлет у телевизора на диване бабы Мани. Подождем до утра, авось и не случится ничего!
Полянская ничего не сказала в ответ, лишь зябко поежилась. Вечерняя прохлада, проникая в сад, пробирала до костей холодом и сыростью.
– Хочешь, пойдем в дом? Там тепло… – заметив ее движение, предложил мужчина.
– Пойдем. Жаль, я, забегавшись, забыла сварить кофе в термос. Ночь обещает быть длинной и с крепким кофе коротать ее было бы легче, – сказала девушка.
– Нам в общем-то совершенно необязательно коротать ее обоим! Ты можешь подремать часок-другой, я один посижу! Что-то мне подсказывает, вся эта идея с ночным бдением гроша ломаного не стоит!
– Есть идеи получше? – скептически заметила девушка.
– Нет, но если бы у меня было время подумать…
– У тебя его нет! – оборвала его Злата и, поднявшись с лавочки, зашагала к крыльцу. – Так что давай без критики.
– Как скажете, Злата Юрьевна! – тихонько засмеялся мужчина.
Когда они вошли в дом, баба Рая уже легла, оставив для них свет в небольшом закутке возле печи, где старушка управлялась по хозяйству. Где-то в лабиринте комнат большого дома спала Ильинична, а они, тщательно заперев за собой двери, устроились на небольшом диванчике здесь же, в передней комнате. Дорош погасил свет, а Злата сняла кроссовки и, подложив под спину подушку, удобно уселась на диване.
Он сел рядом, расстояние между ними сократилось до минимума, и в наступившей тишине Злата отчетливо ощутила то напряжение, которое сразу возникло между ними. Она по-прежнему ощущала те особые магнетические волны, исходившие от него, то, что притягивало, лишало воли. Полянская улавливала легкий аромат его парфюма, заставляющий ее сердце биться быстрее, слышала шелест его дыхания. Злате хотелось отодвинуться от него, но отодвигаться было некуда.
Он не касался ее, но этого и не требовалось. Девушка пыталась справиться с охватившим ее волнением и, боясь, как бы Дорош не заметил ее состояния, безуспешно пыталась отыскать тему для разговора.
– Большой дом у Ильиничны, правда? – негромко сказал мужчина, прервав тем самым тягостное молчание.
Злата обернулась и взглянула на него. В темноте не видно было выражения его лица, только темное очертание профиля. Он сидел, непринужденно развалившись на диване, и смотрел прямо перед собой.
– Да, большой. Правда, сейчас для нее это, скорее, обуза, чем роскошь. Теперь бабульки в деревне предпочли бы небольшие домики в две комнаты, где они могли бы управляться по хозяйству и отдыхать. Мало того, что в этих огромных хоромах теперь им одним доживать свой век, так в них ведь еще и убирать иногда надо, и отапливать. А это вообще проблема. Благо сейчас хоть по деревням возят и продают дрова, и порезанные, и поколотые. Пусть это и стоит едва ли не месячной пенсии старушек, но зато заморочек никаких. А если в лесничестве выписать, надо еще поискать где-то и трактор, и телегу, и работников, которые могли бы все это привезти. А откуда всему этому взяться в Горновке? Мы с Лешей тоже покупаем, потому что привезти и мы не можем, что уж говорить о бабульках. Баба Рая в этом году выписала, привезла и сама всю машину поколола. А ей, между прочим, восемьдесят лет. Кроме Маськов, здесь же в принципе и нанять-то некого. Хорошо еще, к некоторым дети приезжают часто, но ведь есть такие, у которых дети далеко и приехать им дорого. И это ужасно на самом деле! Знаешь, почему? Потому что им ведь даже лекарства некому привезти! В город они уже не могут поехать! Баба Маня однажды поехала. Полпути проехала, а потом ее так укачало, что из автобуса ее выводили. Так она и сидела на остановке, дожидаясь вечернего рейса, чтобы вернуться обратно. Да, они разбираются в лекарственных травах и собирают их, но это ведь не выход, в наш-то век прогресса и цивилизации, – говорила и говорила Злата, и в голосе ее отчетливо слышалась неприкрытая боль. – Я все время боюсь, если что-то случится…
– Но ведь когда-нибудь случится. Ты им во внучки годишься, и это неизбежно. И что тогда, Злата? Не боишься остаться здесь единственным постоянным жителем? А если какие-нибудь придурки, вроде вот этих, которые сейчас бродят по деревне, заберутся ночью в дом… О чем думает твой муж, оставляя тебя здесь одну? – спросил Виталя, и в интонациях девушка уловила нотки раздражения. – А впрочем, что я говорю, когда это чужое мнение, кроме твоего собственного, тебя интересовало! – добавил он.
– Люди вернутся сюда, – спокойно и просто сказала она.
– Нет, – убежденно заявил мужчина.
– Я не стану спорить, но я общаюсь с людьми и знаю, отказаться от земли, где ты родился и вырос, где всю жизнь прожили твои родители, сложно… Видишь ли, так устроен человек. Конечно, в двадцать и в тридцать, и даже в сорок лет я не берусь утверждать. В таком возрасте еще не задумываешься об этом…
– Тебе еще нет тридцати, – перебил ее мужчина.
– Да, ты прав! – Злата улыбнулась. – Наверное, я исключение. Но без Горновки и ее жителей я своей жизни уже не мыслю. Однажды, приняв решение, я поняла, в чем смысл и цель моей жизни, и за все это время я еще ни разу не пожалела об этом! И Леша, кстати, всегда разделял мою точку зрения! Уж не думаешь ли ты, что он живет в Горновке по какому-то принуждению и бежит отсюда при первой возможности?
– Нет, не думаю! – Виталя улыбнулся. – Только не Блотский! Вы ж являете собой живой пример безоговорочного взаимопонимания!
В его словах действительно прозвучала ирония или ей почудилось?
Злата повернулась к нему, но он ничего не добавил к сказанному.
– Не трудно тебе с чужим ребенком? – спросил он, помолчав немного.
– С чужим? – удивилась девушка. – Знаешь, может, тебе покажется это странным, но Машка мне не чужая. Она мой ребенок. Я ее очень люблю. Помнишь… – начала она и осеклась.
– Помню. Я говорил тебе, что не сможешь ты писать романы свои и совмещать это с воспитанием ребенка. Я ошибался. Ты смогла. Сейчас ты совмещаешь много больше, чем написание романов, и при этом остаешься хорошей мамой! – закончил он за нее.
– Я ее ужасно балую, а по-другому не могу. Мне хочется окружить ее такой заботой и любовью, чтобы напрочь стереть 66 из памяти первые несколько лет жизни. Знаешь, хотя и говорят, что маленькие дети не помнят раннего детства, мне кажется, Маня помнит кое-что. Она легко пугается, и в глазах ее появляется такое выражение… Затравленное, что ли… Когда я вижу это, хватаю ее на руки и целую до бесконечности… Она такая смышленая и умная девочка, хоть и ужасная непоседа. Знаешь, я, когда смотрю на ее счастливое, безмятежное личико, понимаю: что бы я ни сделала, чего бы ни добилась, каких бы высот ни достигла, принятое однажды решение удочерить Машу – самое главное, что я сделала в этой жизни. И я ни разу об этом не пожалела. Возможно, ты не поймешь меня…
– Отчего же? У меня у самого сын. Злата, – сказал мужчина и замолчал.
То ли передумал говорить, то ли пытался отыскать подходящие слова.
– Возможно, теперь это уже и неважно, но сейчас, когда у тебя есть Машка, ты сама мама и знаешь, как много дети значат для нас, ты поймешь, тогда я не мог даже ради тебя оставить свою семью.
– Сейчас это действительно уже неважно. Да и тогда вопрос об этом не стоял! Я бы этого не допустила, – перебила его девушка.
– Да, – только и смог он сказать.
– Зачем ты пришел тогда на свадьбу? – тихо спросила девушка. – Надеялся сорвать праздник?
– Ты вот так обо мне думаешь? – усмехнулся мужчина.
– Я помню, какие у тебя были глаза, непроглядные и злые…
– Да, я был зол тогда, но не на тебя, на судьбу, на жизнь, на невозможность что-либо изменить! Возможно, я хотел посмотреть на тебя в последний раз, посмотреть и убедиться, что ты действительно счастлива и влюблена, что ты и в самом деле забыла меня!
– Убедился?
– Тогда – да! Но потом, когда поостыл, понял, что вся твоя веселость тогдашняя была напускной! Злата… – мужчина обернулся.
– Нет, – негромко сказала девушка, почувствовав, как спазмы сдавили горло, а глаза защипало от слез. В комнате было темно, и Виталя не мог этого видеть, а голос девушки не дрогнул.
– Прости меня, пусть даже это уже и неважно сейчас, но все равно прости! Я знаю, что виноват во всем сам, и в том, что ты ушла и вышла замуж за Блотского, в частности! В какой-то момент мне показалось, так будет лучше, но сожаления от этого меньше не становилось.
Злата отвернулась и закусила губу. Его близкое присутствие, его голос и аромат парфюма, как и прежде, дурманили разум, заставляя сердце сжиматься в груди. Слезы покатились по щекам, слезы горечи, боли, давней обиды, всего того, что не давало ранам в ее душе затянуться, забыть, не оглядываться, быть счастливой… Ее ладонь безвольно соскользнула на диван и коснулась руки Витали, лежавшей тут же… Злата вздрогнула и хотела было убрать руку, но Дорош не дал ей этого сделать. Он взял ее за руку, и их пальцы, как раньше, переплелись… Злата зажмурилась, пальцы мужчины, теплые и чуть грубоватые, осторожно и нежно погладили ее пальчики.
Желание прижаться к нему, позабыв обо всем на свете, броситься в его объятия сладкой истомой пронзило ее, такое знакомое и почти забытое желание, которое только с ним она и познала… Но Злата не сдвинулась с места. Сейчас была ночь, он хотел ее и говорил слова, которые она подсознательно всегда хотела услышать, но завтра утром это наваждение пройдет. Ей придется смотреть не только ему в глаза, это было как раз не самым страшным. Ей придется смотреть в глаза дочке и мужу, а вот на это у нее вряд ли хватило бы сил. Злата не бросилась в его объятия, а сердце тоскливо заныло в груди. Она ведь любила Виталю, по-прежнему любила, но сейчас, как и тогда, два года назад, отчетливо понимала, не быть им вместе. Никогда не быть. Теперь несвободен не только он. Теперь и она замужем, и если он сие обстоятельство может легко переступить, то она никогда…
Вот так они сидели и молчали, взявшись за руки, а мысли, тяжелые и неотступные, кружились над ними, как вороны, и были они не о том, что сейчас где-то по деревне бродят подозрительные типы и представляют угрозу одиноким старушкам.
Злату первую стало клонить ко сну. Дыхание ее стало ровнее, рука, сжимающая пальцы Витали, расслабилась. Голова сползла по спинке дивана ему на плечо. Но как только щека коснулась мягкой ткани свитера, Полянская встрепенулась, собираясь отстраниться, забиться в угол.
– Тихо-тихо, – негромко прошептал мужчина. – Я тебя не съем. Иди сюда, ложись ко мне на колени…
– Нет, а вдруг там они… – запротестовала девушка и стала тереть глаза, прогоняя сон.
– Они никуда не денутся. Я предупредил мужиков. Если они услышат что-то подозрительное, сразу позвонят мне на мобильный! Ложись, поспи немного, я сразу разбужу тебя, если что-то случится!
– Нет, я…
– Ну и упрямая же ты! Как только твой муж это терпит? – с улыбкой пожурил ее он. – Если боишься, ложись на диван. Я пойду к столу, на табурете посижу.
– Нет, извини. Не надо тебе уходить. Меня действительно что-то ко сну клонит, ты сиди, а я чуть вздремну, а потом сменю тебя.
– Обязательно.
Свернувшись калачиком и подложив ладонь под щеку, девушка опустила голову мужчине на колени. Она лежала, глядя, как зачарованная, на блики лунного света на полу, проникающие сквозь листву, и слышала, как иногда вздыхает Виталя, ворочается на кровати баба Рая, копошится на печи кот, а под полом скребется мышь. Потом она почувствовала, как его ладонь легла ей на голову и стала неторопливо и осторожно гладить волосы.
Злата закрыла глаза и не заметила, как уснула. Но сон ее был неглубоким, сознание не отключалось, и она слышала, как завибрировал у Витали телефон.
Чтобы не потревожить ее и бабу Раю, он отключил звук. Мужчина кому-то сказал: «Да?», а потом, отодвинувшись, положил ее голову на диван.
– Что-то случилось? – спросила Злата, приподнявшись.
– Спи, – мужчина обернулся. – Михалыч звонил, что-то ему там почудилось. Я выйду, проверю.
– Я с тобой!
Девушка встала с дивана, поправила «толстовку» и, повернувшись, хотела взять дробовик, но возле дивана его не оказалось.
Полянская не сразу заметила его в руках Дороша.
– Злата, тебе лучше остаться здесь!
– Уж не думаешь ли ты, что я так и сделаю? – она подошла к нему.
– Пойдем, мы теряем время! – нетерпеливо сказала она.
– Подожди, я позвоню участковому, – сказал Дорош, когда они вышли на улицу.
Набрав номер, мужчина подождал, пока поднимут трубку, негромко и быстро сказал несколько слов и отключился. Но этих нескольких слов Злате было достаточно, чтобы понять происходящее.
– Так что там Михалычу показалось? – спросила она.
– Там кто-то пытается забраться в дом к бабе Мане.
– Господи! – выдохнула девушка. – Пойдем скорее!
– Так, стоп! Пойми ты, наконец, Злата, все это крайне опасно. Возможно, они вооружены…
– Я понимаю. Но у нас-то с тобой есть дробовик! Я его, между прочим, зарядила. А там беспомощные старики… – девушка обогнала мужчину, собравшись бежать по огороду к дому бабы Мани, но мужчина удержал ее за руку.
– Злата, пожалуйста, иди за мной! Я прошу тебя, подумай о дочке! – прошептал он.
– Ладно, извини!
Девушка высвободила свою руку из его руки и, засунув руки в карманы «толстовки», пошла за ним.
Виталя ступал осторожно, особенно когда они прошли огород Тимофеевны и, держась в тени забора, прокрались на участок бабы Мани. Здесь, в заднем дворе, обитал Босик, и если только он, заслышав их, поднимет шум, считай, они пропали. Те двое, что бродили по деревне, про собаку тоже знали, поэтому и пытались проникнуть в дом через парадный вход. Свет луны, заливающий окрестности, не способствовал безопасному передвижению. Ежесекундно рискуя быть замеченными, Виталя и Злата перелезли забор, что разделял огород и палисадник, в котором баба Маня сажала грядки, и, пригнувшись, быстро пересекли его, очень надеясь, что воры продолжают возиться с замком и они останутся незамеченными. Кругом царила тишина, оттого громкий стук собственного сердца казался Злате оглушительным. Отчего-то до последнего мгновения ей казалось, что все происходящее – какой-то дурной сон. Деревня спала, и дом бабы Мани был тих и темен. Они уже подобрались к калитке палисадника и вдруг услышали, как «крякнул» Михалыч и что-то упало на пол.
– Сволочь вонючая! Гниль, – пробормотал кто-то.
– Тут что-то не так, Серый! – прогундели в ответ. – Старуха одна живет!
– Ты ж слышал, сын!
– Какой на хрен сын! Это ж дед старый!
Дорош замер на мгновение и тут же, скорее, почувствовал, чем увидел, как напряглась рядом Злата, собравшись то ли закричать, то ли броситься в дом. И то, и другое было для них крайне опасным, поэтому, резко обернувшись, он зажал ей рот рукой и прижал к себе. Засунув руку в карман брюк, он извлек свой телефон и запихнул ей в карман «толстовки».
– Отойди подальше и звони участковому! И, пожалуйста, ничего не бойся! – шепнул он ей на ухо и, на мгновение коснувшись губами ее виска, отпустил.
Злата отступила на шаг, лихорадочно нащупав в кармане телефон, и увидела, как Виталя, пригнувшись, бесшумно снял крючок и исчез за верандой.
– Ну, вот и все, ребята! Ваш рейд по деревне окончен! Стоять на месте и не двигаться! Я не шучу! Винтовка заряжена! А у меня так и чешутся руки отстрелить вам что-нибудь! – услышала она его резкий голос, прорезавший тишину ночи, и стала набирать участкового.
Злата не стала ждать приезда милиции. Потихоньку улизнув со двора бабы Мани, она пошла к Тимофеевне и почти до рассвета просидела с ней на кухне. Они пили чай, тихо переговаривались, звонили бабе Нине и бабе Мане, чтобы рассказать последние новости и узнать, чем вся эта история в конце концов закончилась.
Благодаря Витале и подоспевшему участковому этих двух типов, которые, как потом выяснилось, были неоднократно судимы, задержали и увезли. Михалыч, которого лишь слегка оглушили, быстро пришел в себя и после пары рюмок (надо же было как-то снять стресс и испуг!), наконец, вспомнил, куда делись иконы, которые когда-то были у них дома. Он продал их на рынке, время такое было, чего только на рынке не продавали… Продал за какие-то сущие копейки, а потом пошел в церковь, как-то ему тяжко сделалось от собственного поступка, хоть и не был он верующим человеком. Наверное, иконы в самом деле были ценными, старые все-таки, деревянные, и, возможно, ему следовало бы отнести их в церковь… В общем, эта история с иконами мучила Михалыча и все как-то не забывалась. И по пьяни не раз он об этом рассказывал, приплетая к той давней истории все новые и новые подробности. Вот так об иконах и прознали те двое, услышали случайно и решили попытать счастья…
Только когда над лесом на востоке стало светлеть небо, Полянская на цыпочках прокралась в маленькую спаленку, где мирно спала ее дочь, и прилегла на край кровати, уткнувшись лицом в белокурые шелковистые волосики, вдохнула такой родной запах и тут же погрузилась в сон. И проспала почти до обеда, никем не потревоженная. Проснувшись, Злата еще долго тихонько лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка. Глядя в окно, она видела, как облака, громадные, сизые, плывут по голубому небу, плывут, иногда заслоняя собой солнце и устремляясь, как перелетные птицы, вдаль. Наблюдая за ними, Злата вспоминала вчерашний вечер, Дороша и чувствовала, как сердце щемит от тоски. Нет, она ни о чем не сожалела, ни на минуту не допуская мысли о том, что в своей жизни она сделала что-то не так. Все было так, все было правильно, и по-другому просто не могло быть, но тоска не отпускала сердце…
Злата лежала и думала о Витале, вспоминая все, что с ним было связано. Печаль теснила грудь, слезы выступали на глазах, и все же воспоминания эти, давно запрятанные в самые потаенные уголки души, были такими сладостными, такими дорогими…
Но как бы грустно ни было Злате Полянской наедине с собой, когда она вышла из спальни на кухню, где уже за столом сидели Тимофеевна, Матвеевич и Маня, ничто ни во взгляде ее, ни в выражении лица, ни в поведении не напоминало о недавней грусти. С улыбкой она обняла и чмокнула в макушку девочку, тут же вступив в оживленный разговор со стариками, и так продолжалось весь обед. Потом, когда уже был выпит чай с пирогами, на которые Тимофеевна была мастерицей, Злата засобиралась домой. Лешина бабушка собрала ей пакет с едой, и у калитки они сердечно распрощались.
Злата с дочкой шли по деревне, взявшись за руки. Маня беспрестанно что-то спрашивала, вертя головой во все стороны, Злата ей объясняла и смеялась. Девочка на ее ответы находила свои объяснения, заставляя Полянскую смеяться и удивляться необъяснимой детской логике. Она слушала дочку, разговаривала с ней и наслаждалась звенящей позолоченной тишиной, царившей кругом. Но эта тишина не была гнетущей или унылой, наоборот, некая торжественность была в этом послеполуденном времени. Так хорошо было идти и чувствовать, как лица касаются невидимые паутинки, а ветер развевает волосы. Так хорошо было идти и чувствовать в своей руке теплую ладошку Маняши, знать, что родной деревне и бабулькам уже ничего не угрожает. Злата Полянская шла, то и дело устремляя взгляд в просторы лугов и полей, и чувствовала, как сердце полнится тихой радостью и любовью, любовью к родной земле…
Когда они дошли до своего дома и вошли во двор, Машка попросилась поиграть в саду. Злата разрешила и собралась было войти в дом, чтобы заняться домашними делами, но в самый последний момент вспомнила о постиранном белье, которое она вчера развесила. Оно висело на веревках за домом и, конечно, давно высохло. Злата спустилась со ступеней крыльца и завернула за веранду. Машка, устроившись за столом под виноградником, нашла забытого медвежонка и, усадив его перед собой, принялась что-то объяснять ему. Злата, услышав ее голосок, улыбнулась и стала снимать белье. Взгляд ее невольно устремился к простирающимся просторам. К лесу, притихшему, желтеющему, к пожухлым травам, к жнивью, к почти голым кустам у сажалки, к кусту калины, что рос в конце их огорода…
Сердце екнуло и испуганной птицей забилось в груди, когда она вдруг увидела у куста неподвижно стоящего мужчину. Расстояние во весь огород не могло ввести девушку в заблуждение. Конечно, это был Дорош. Он стоял, засунув руки в карманы ветровки, и смотрел на нее. Сколько он так простоял в надежде увидеть ее, неизвестно, но то, что он ждал ее, Злата поняла сразу. Прижав белье к груди и прикусив губу, Злата стояла, не двигаясь, не решаясь отвернуться, и, кажется, даже сквозь расстояние, разделяющее их, чувствовала его взгляд. Зачем он пришел? На что он надеется? Что ему нужно? Эти вопросы пронеслись в Златиной голове и тут же исчезли.
Он ведь все понял вчера, как бы они ни пыталась отрицать очевидное. Он ждал ее, хотел ее увидеть, хотел получить ответ и знал, не мог не знать, что и она в глубине души хочет того же. И он был прав, уж самой-то себе девушка могла в этом признаться, но это все равно ничего не меняло. Уже знакомая тоска сдавила грудь. Вздохнув, девушка собрала белье и, отвернувшись, ушла в дом. Но и там, занимаясь домашними делами, она то и дело выходила на веранду и видела, что Дорош не уходит. То расхаживает взад-вперед, глядя себе под ноги и сшибая пожухлую траву, то замирает на месте и, оборачиваясь, смотрит на окна веранды. Злата грызла ноготь на большом пальце, как в детстве, и чувствовала, как сердце рвется к нему. На землю медленно опускались легкие, как вуаль, фиолетовые сентябрьские сумерки. Позвав Машку домой, Злата усадила ее на диван смотреть мультфильмы, которые девочка в свои четыре года обожала, подогрела ей чашку молока, обнаружив, что ручки ребенка холодные, и принесла на блюдечке булочки Тимофеевны.
– Машенька, – обратилась она к девочке, присев перед ней на корточки.
Девочка лишь на мгновение повернулась к матери, дав понять, что слушает ее.
– Машенька, я выйду ненадолго на улицу, мне нужно кое-что взять на огороде. Я выйду и сразу вернусь, ты не испугаешься? Ты побудешь одна?
Девочка в ответ кивнула, завороженная действиями на экране. Злата поцеловала ее в нежную щечку и, поднявшись, пошла к двери. На ходу застегнув «толстовку», она вышла из дома, спустилась по ступенькам, чувствуя, как учащается пульс и сердце колотится так, что кажется, еще немного – и оно остановится.
Миновав яблоневый сад, Злата оказалась на огороде и, подняв глаза, устремила взгляд вдаль. Разумом девушка понимала, как было бы хорошо, если бы мужчина ушел, просто ушел и все, но сердцем… Нет, у них ничего не будет, не будет никогда, и все же так хотелось просто еще раз увидеть его, заглянуть в его глаза, почувствовать аромат его парфюма, чтобы потом проститься навсегда. Виталя не ушел. Все так же стоял у куста калины, повернувшись спиной к ней и дому, запрокинув голову, смотрел, как медленно гаснет лазурь, сгущаются краски небосклона, а над лесом зажигается первая звезда.
Сорвавшись с места, Злата побежала.
Заслышав шаги, Дорош стремительно обернулся.
В свете угасающего дня, в десятке метров от него, увидев его глаза, Злата, спотыкаясь и тяжело дыша, перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась. Они стояли и смотрели друг на друга, тонули в глазах друг друга, читая без труда все невысказанные слова…
Злата увидела, как невесело усмехнулся Дорош и покачал головой, и, не сдержавшись, бросилась вперед, уткнулась лицом в его куртку, вдохнув до боли знакомый аромат, и обвила его руками.
– Злата, глупая, глупая Злата! – прошептал мужчина, обняв ее и прижавшись щекой к ее макушке. – Ну зачем ты так поступаешь? Зачем ты наказываешь нас обоих? Это ведь реальная жизнь, золотая моя! А в ней разное бывает! Да, теперь мы в одинаковом положении, мы оба несвободны, но ничего ведь не случится, если мы украдем у жизни чуточку счастья! Ты ведь для меня дороже всех на свете… – шептал ей мужчина.
Но Злата, зажмурившись, сжав ладошки в кулачки так, что ногти впились в ладони, лишь покачала головой.
– Нет, нет! Не надо, ничего не говори, – срывающимся, охрипшим голосом, полным страдания и слез, шептала она в ответ. – Просто побудь еще немножко, дай мне возможность еще чуть-чуть почувствовать твое тепло, надышаться тобой. Ты не ищи со мной больше встречи, не надо! И забудь все, и это тоже забудь! Я не выйду больше, а скоро и вовсе уеду в Минск. Нам лучше не встречаться больше! Не мучь ты меня, Виталя! Вот сейчас мы простимся здесь с тобой навсегда и разойдемся каждый своей дорогой! – все говорила и говорила она, а Дорош все сильнее сжимал ее и не хотел отпускать.
Полянская почти вырвалась из его рук и отступила на шаг. Она смотрела в его лицо огромными, широко раскрытыми, полными слез глазами. Смотрела так, как будто навсегда хотела запечатлеть в памяти и его глаза, и его губы. И он тоже смотрел, с болью и сожалением смотрел, но не удержал, не произнес ни слова, когда девушка, отвернувшись, зашагала прочь.
Смахивая на ходу слезы, Злата чувствовала, как тоскливо сжимается сердце, но все равно знала, что поступает правильно.
Глава 6
Домой Злата и Леша вернулись только около двух часов ночи, уехав с банкета почти последними.
Юрий Владимирович, к тому времени совершенно протрезвевший, приехал домой огурчиком. Елена Викторовна и Маняша давно уже спали. Молодежь пожелала папеньке спокойной ночи и удалилась к себе. Пару лет назад они начали в доме ремонт. Вернее, изначально они вообще-то ничего и не собирались делать, денег на это не было. Все началось с мечты иметь в доме ванную комнату. Нет, у Полянских была чудная баня, да и у Тимофеевны тоже, и они с удовольствием ее посещали раз в неделю. Но у Златы теперь был ребенок. Полянские взяли кредит и решили пробить скважину во дворе. Ну сколько можно было таскать воду из колодца? Особенно в засушливое лето, когда надо было беспрестанно поливать огород? Потом, когда колонка уже заработала, папа Златы и Лешин дед прорыли от нее до дома траншею и подвели воду к дому. А уж после кому-то пришла в голову великолепная мысль – освободить кладовую и устроить в ней ванную комнату. Оставалось лишь вырыть яму под канализацию и установить кольца.
Эту проблему мужчины решили за несколько дней. Лешины бабушка и дед дали им денег на душевую кабину и прочую сантехнику, Лешин папа – на плитку и бойлер, Полянская-старшая купила им стиральную машину. Затеяв переоборудование кладовой, они развели в доме самую настоящую стройку, а потом, когда ванная комната была готова, решили, что и обои в доме пора уже переклеить. До дорогих, виниловых, им еще было далеко, но и те, которые они купили, наши, бумажные, были неплохи. Переклеив дом, они приобрели новые гардины, заменив старенькие бабушкины тюли. Конечно, хотелось бы поменять окна, двери, полы, потолки и мебель, но денег на это не было. Да, сейчас ребята уже кое-что зарабатывали, но саморазвитие и самосовершенствование требовали постоянного вложения денег. У них не было продюсера, поэтому они вкладывали свои собственные деньги, немного оставляя на личные расходы. А то, что делали для них родные вот уже сколько лет кряду, и вовсе было неоценимой помощью.
Когда занимались ремонтом, несколько переиначили предназначение всех комнат в просторном доме покойной бабушки. Комнату, где раньше спала Злата, переоборудовали под детскую, зал стал спальней Леши и Златы, маленькая комнатка покойной прабабушки – комнатой для гостей. В просторной столовой все так же отдыхали, обедали и смотрели телевизор. Когда же Злата оставалась с Лешей и Маней, они свободно умещались за небольшим столиком на кухне. Конечно, Злата подумывала о ремонте и здесь, но сейчас об этом только и оставалось мечтать. А еще хотелось бы поменять машину.
Несколько лет назад она окончила водительские курсы и села за руль подержанной «Ауди». Особо выбирать не приходилось, покупали то, что могли себе позволить, но зато наличие автомобилей у обоих решало многие проблемы и существенно экономило время. Будучи родителями, они строили свои графики выступлений так, чтобы те не совпадали, и по очереди оставались с дочкой в Горновке. К тому же в их глухой деревне, куда автобус приходил всего два раза в неделю, машина была даже не роскошью, а необходимостью. Но все чаще приходилось обращаться в автосервис, все чаще Леша, прежде чем она садилась за руль, заглядывал под капот. А в сентябре ей предстояло возить в школу Маняшу, и не дай бог что-нибудь случится посреди дороги, а помочь будет некому.
Закрыв за собой дверь спальни, Злата, чтобы не потревожить дочку, сняла босоножки и, подойдя к кровати, упала на нее, раскинула руки в стороны и закрыла глаза.
– Господи, наконец-то мы дома! – сказала она, не шевелясь.
Леша улыбнулся, зажег торшер и скинул пиджак. Пройдясь по комнате, он подошел к окну, чуть притворил створку, задвинул шторы, а потом вернулся к кровати и опустился на край.
– Завтра раньше десяти не встану! – по-прежнему не размыкая век, предупредила девушка. – Как бы еще платье снять… – вздохнула она.
– Могу помочь, – откликнулся Блотский.
Злата улыбнулась и открыла глаза.
– Да?
– Да!
Полянская села на кровати и повернулась к мужу спиной, позволяя Леше расправиться с ее поясом и малюсенькими пуговичками. Пока пальцы Блотского ловко орудовали у нее за спиной, Полянская вынула из ушей серьги, сняла браслет и вытащила шпильки из прически, позволяя волосам рассыпаться по спине свободной шелковистой массой. Убрав ее волосы, Алексей ловко развязал пояс и, склонившись, коснулся губами впадинки у нее на шее. Потом быстро расстегнул пуговички, опустил широкие лямки платья и поцеловал ее обнаженное плечо. Его нежные пальцы легко прошлись по позвоночнику девушки, расслабляя и вызывая дрожь. Платье соскользнуло с плеч Златы. Она улыбнулась и повернулась к мужу. Протянув руку, девушка коснулась пальцами его щеки.
– Не помню, я говорила тебе, что ты самый лучший на свете? – сказала она, глядя на него огромными голубыми глазами.
– Последний раз, кажется, ты говорила мне об этом вчера! – улыбнулся Блотский.
– Да? Ну так знай, это так и есть!
Леша ничего не сказал в ответ. Просто склонился и поцеловал ее…
Проснулись они ближе к обеду.
Маня давно уже встала, позавтракала и, собрав все свои игрушки, сидела в саду в беседке. Мама копалась в огороде, а папа сидел на лавочке и с кем-то вел оживленную беседу, наверняка разбавленную спиртным: уж слишком бурным был спор. Вот от звуков их голосов Злата и Леша проснулись.
Комнату заливал солнечный свет, в приоткрытое окно проникали все звуки и ароматы этого летнего полдня. Ветерок качал занавеску. Потянувшись в постели, Полянская на мгновение зажмурилась, чувствуя, как умиротворение и светлая, ничем не омраченная радость переполняют сердце.
«Как прекрасна жизнь!» – мелькнуло в голове. Перевернувшись на бок, Злата несколько мгновений смотрела на лицо мужа, а потом наклонилась и коснулась губами его щеки.
– Привет! – сказала она, когда парень открыл глаза.
– Привет! Уже утро? – сонно осведомился он.
– Уже полдень! Все давно встали, только мы спим! – девушка улыбнулась, откинула в сторону одеяло, соскользнула с кровати, тут же схватила со стула футболку, служившую ей ночной сорочкой, стянула волосы резинкой и повернулась к Леше.
Он все так же лежал на кровати и смотрел на нее.
– Через пару часов я должна быть в районной библиотеке. Поедешь со мной?
– Нет, мне ведь через несколько дней нужно в Минск, а потом мы уезжаем в Крым. Надо сейчас сделать пару звонков, а потом схожу к бабушке. Пока тебя не будет, я как раз управлюсь. А потом мы могли бы замариновать мясо и вечером пожарить его на решетке! Хотелось бы отметить вчерашнее событие в кругу родных!
– Здорово! Мне тоже сегодня, кстати, нужно позвонить в Минск, хорошо, что ты сказал, есть несколько организационных вопросов…
– Эх, Злата Юрьевна, и когда уже мы с вами обзаведемся директором и перестанем отвлекаться на все эти вопросы! В принципе, если б можно было найти человека, которому мы могли бы доверять…
– У меня есть на примете такой человек, между прочим, и я уже думала об этом, но боюсь, ты не согласишься!
Блотский удивленно вскинул брови.
– Ты меня заинтриговала! Что-то я не припомню моментов, где я не соглашался с тобой! Наверное, ты хочешь взять к нам в помощники Аню!
Злата засмеялась.
– Нет, я говорю об Ирине Леонидовне! – глядя Леше в глаза, выпалила Полянская.
Ирина Леонидовна – та самая женщина, которая вот уже несколько лет занимала место покойной матери Блотского.
Прошло уже достаточно времени, а Алексей так и не смог до конца простить отцу эту женщину, как и примириться с ее присутствием. Но если с отцом они все же общались, то Ирину Леонидовну Леша упорно игнорировал.
А вот Злате, наоборот, эта женщина очень нравилась. Она была умной, образованной, доброй и интеллигентной. И она, все понимая, даже не пыталась занять место покойной жены Блотского-старшего, она просто любила Лешиного отца, заботилась о нем, скрашивала его одиночество и хотела только одного – чтобы Леша это понял и принял. А Алексей не мог, убежденный, что тем самым он предаст память матери, и даже Злата не могла убедить его в обратном.
Улыбка медленно сошла с его губ.
Злата отвернулась.
– Я знаю, как ты к этому относишься, но мне кажется, на место директора она подойдет идеально. Между прочим, у нее юридическое образование. Мы как-то беседовали с ней об этом, и, мне показалось, она бы с удовольствием взялась за это дело. Она особа деятельная, у нее бы получилось…
– Ну еще бы… – пробормотал Леша.
Злата прикусила губу. Она знала, что может уговорить мужа, и он согласится, чтобы сделать ей приятное, но ему это будет не по нутру, а девушка не хотела, чтобы даже ради нее парень это терпел. Ей хотелось, чтобы он сам к этому пришел, смирился, принял. Поэтому сейчас она и не стала продолжать разговор.
Подойдя к окну, она перегнулась через подоконник и выглянула на улицу.
– Папуля, тебе определенно надо в депутаты! – крикнула она родителю. – Кажется, за последний час вы обсудили политику не только Беларуси, но и всех соседних государств!
– А, доча! – откликнулся родитель. – А мы здесь с Михалычем вот курим…
– С Михалычем? Курите?.. – протянула девушка.
– Златуля, здравствуй! – тут же откликнулся Серак.
– Здравствуйте, Михалыч! Как поживаете? Как супруга? – с невинным видом поинтересовалась девушка.
– Спасибо, неплохо! Жива-здорова! В огороде копается…
– Привет ей от меня!
– Конечно, передам, Златуля!
Девушка отодвинулась от окна.
– Юрка, какая у тебя хорошая дочка! – понизив голос, сказал сосед.
– И не говори, Михалыч! Я и сам иногда поражаюсь, в кого она такая. Мы-то с Леной… Ну, в общем, давай!
Полянская с улыбкой повернулась к мужу.
Леша лежал на кровати и беззвучно хохотал.
– Папенька уже выпил! – сказала девушка с улыбкой. – И как он умудряется вот так… Маменька, небось, думает, что он работает во дворе!
– Родитель – приколист еще тот! – сказал Леша.
– О, да! Прикалывается с самого утра! – Злата засмеялась. – Я сейчас в ванную пойду, а потом мы с тобой позавтракаем, да?
– Конечно! – кивнул Блотский.
Злата порылась в шкафу, извлекла оттуда платье и, послав мужу воздушный поцелуй, ушла.
Когда Полянская вышла из ванной, умытая, подкрашенная, с собранными на макушке волосами, облаченная в белое полотняное платье, перехваченное тонким коричневым пояском и по низу отороченное кружевом, по дому разливался восхитительный аромат кофе, который Алексей Блотский варил в турке каким-то особенным способом, известным только ему одному.
На столе уже стоял творог, заправленный сметаной, как Злата любила. На тарелке лежали бутерброды с сыром и колбасой, а от сырников, которые Леша только что вытащил из печи, исходил неповторимый аромат ванили.
Сам Блотский, в джинсах, футболке и босиком, стоял у плиты и помешивал кофе в турке. Волосы его были взлохмачены, а лицо казалось сосредоточенным и задумчивым. Впрочем, как только Злата появилась в дверях кухни, лицо Леши озарила улыбка.
– Ох, как вкусно пахнет! – протянула девушка, втягивая воздух.
Подойдя к мужу, она чмокнула его в щеку и пошла к столу.
– Если мама продолжит готовить в том же духе, я не влезу ни в одно платье! – посетовала девушка, и все же подцепила вилкой один сырник, основательно сдобренный сливочным маслом и сметаной. – Нет, ну вот как можно остаться равнодушной к такой вкуснятине?
Леша подошел к столу с туркой и разлил по чашкам кофе.
– О чем ты думал, когда я вошла? – спросила Злата, когда он сел за стол и, положив себе в тарелку сырники, приступил к еде.
– О тебе, – с улыбкой отозвался парень.
– Да? – сделала огромные глаза Полянская.
– Да, – кивнул Блотский. – Знаешь, мы с тобой уже шесть лет знакомы, а я не перестаю восхищаться и удивляться той легкости, с которой ты ко всему относишься в жизни! Той открытости и жизнерадостности, с которой ты встречаешь день грядущий. Ты удивительна, солнце мое!
– Ты меня смутил! – с улыбкой сказала девушка. – Я упрямая и вредная! И я не понимаю, как ты меня терпишь!
– Я это делаю с большим удовольствием. И готов продолжать всю жизнь… Злата, я подумал… Если хочешь, пусть Ирина Леонидовна поработает у тебя директором. Это определенно облегчит тебе жизнь. Пусть она поработает с тобой, а там видно будет. Не знаю, на что она надеется, но платить достойные гонорары мы ей не сможем. Мы сами их пока не зарабатываем.
– Так она готова попробовать на добровольных началах! И пока мы не сможем платить ей приличные деньги, она готова совмещать эту деятельность со своей основной работой!
– Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.
– Спасибо тебе, Лешка! – только и смогла сказать Полянская.
Они уже заканчивали завтракать, когда на кухню вбежала Маняша.
– Мама! Папа! Привет! – воскликнула она.
Белокурая, кудрявая, голубоглазая и смешливая, девчушка была прелестна и послушна. Милый ласковый ребенок, даривший окружающим лишь радость и счастье. Подбежав к Злате, она обменялась с ней поцелуями, а потом забралась к Леше на колени и чмокнула его в щеку.
– Вы такие сони! А я, между прочим, сегодня раньше всех встала, даже раньше бабушки! А потом мы с ней готовили сырники… Вот эти самые! – сообщила им девочка.
– Да ты у меня маленькая хозяюшка! – похвалил Леша дочку.
– А я вот только маме говорю, сырники сегодня особенно вкусные, а их, оказывается, наша Машенька готовила! – сказал он и погладил светлую головку девочки.
Злата, глядя на них, чувствовала, как слезы помимо воли наворачиваются на глаза. Уже пять лет Маня была полноправным членом их семьи. Удочерив ее, Леша дал ей свою фамилию и отчество. Она стала их дочкой. Она стала их ребенком не только формально. Они любили ее, оберегали, заботились о ней и баловали. Она была их сокровищем, самым главным в их жизни и сердце. Каждый раз, когда Злата видела, с какой любовью относится Леша к Машке, сердце переполняла благодарность. Злата вообще за многое была благодарна Блотскому и в первую очередь за его любовь к ней, за то великое и нерушимое, что она изо дня в день ощущала за спиной.
Да, Злата знала, иногда ее заносило. Ее категоричность, лидерские качества и желание всем и вся руководить иногда зашкаливали, но Леша никогда не обижался на нее, наоборот, только он один умел как-то подойти к ней, что-то сказать.
Вслед за Маняшей в дом вошла и мама. Мельком заглянув в зал, она вошла на кухню.
– Поздно вчера вернулись? – спросила Елена Викторовна и стала мыть руки в умывальнике.
– Да часа в два, не раньше!
– Я так и думала, поэтому и будить вас не стала! Мы с Маняшей завтрак приготовили, поели и пошли на улицу. Ты уже сейчас поедешь, дочка?
– Да, поеду! Сейчас позвоню Маргарите Николаевне и поеду!
– Ага! – кивнула мама.
Она подошла к холодильнику и достала кувшин с ягодным морсом. Налила себе стакан и Маняше чашку.
– Маня, а давай-ка мы с тобой компотика попьем и отдохнем немножко, да?
– Давай, бабушка! – девочка соскользнула с Лешиных коленей и уселась на предложенный бабушкой стул.
– На улице такая жара! – посетовала Елена Викторовна. – Будем сегодня опять поливать. Я наполнила водой все бочки, чтоб она до вечера нагрелась. Если не будем поливать, ничего не вырастет в этом году. Леша и Злата лишь согласно кивнули в ответ. – Дети, а папуля наш случайно здесь не пробегал? – помолчав немного, снова заговорила мама, съев сырник и запив его морсом. – Час назад пошел покурить и как в воду канул! Думала, он уже возле телевизора спит, а нет…
Злата обменялась с Лешей быстрыми взглядами и поспешила опустить голову, чтобы спрятать улыбку.
Впрочем, развить эту тему мама не успела. Хлопнула входная дверь, и в дом вошел Полянский.
– Бабушка, а вот и дед! – сообщила Маня.
– Маняша! – радостно воскликнул он, как будто не видел девочку, по крайней мере, неделю.
– Дедушка, а где ты был?
– Наверное, ходил в город за сигаретами! – не смогла смолчать Елена Викторовна.
– Ну, не в город, конечно! Вышел на улицу, а там Михалыч присоединился! Вот мы покурили, поговорили…
– Ага! – кивнула женщина.
– Да как-то заговорились. А ты что, уже с огорода? Я только думал пойти и сказать, чтобы ты заканчивала… Жара какая стоит! В такую жару работать нельзя! Маня, а пошли-ка мы с тобой на рыбалку, а?
– Дедушка, так я ведь не умею удить рыбу! Мы сейчас с папой к другой бабушке пойдем!
– Ну вот, так всегда! Злата, доча, давайте мне уже с Лешкой внука родите, а? Хоть будет с кем на рыбу ходить!
– Да замолчи ты, старый дурень! Вот только им у тебя еще спрашивать, кого и когда рожать! Сдается мне, зенки-то твои бесстыжие косят! Что, с Михалычем уже похмелился?
– Ты что? – страшно возмутился Полянский. – Я что, вчера разве пьян был?
Мама несколько секунд, хмурясь, подозрительно вглядывалась в его лицо, но так ничего и не смогла разобрать.
– А ну, дыхни! – потребовала она.
– И не подумаю! – заявил Полянский и, развернувшись, покинул комнату.
– Ну явно ж хлебнул с Сераком! – покачала головой мама. – Златуля, он что, вчера и в самом деле приехал домой трезвый? – обратилась она к дочке.
– Ну да!
– Странно… – протянула Полянская. – С чего бы это! Видно, шампанское вчера не пошло ему…
Злата скрыла улыбку и, допив кофе, поднялась из-за стола.
– Спасибо за завтрак! Мне пора уже ехать! Мама, мы тут подумываем шашлыки вечером замутить…
– Да? Можно замутить! Почему бы и нет. Сейчас посмотрю, что там у нас в морозиловке имеется…
– Елена Викторовна, да я сам разберусь с мясом! – опередил ее Алексей.
– Ну хорошо. Папуля, может быть, пару карасиков поймает, тогда и ухи сварить можно будет! Злата, будешь ехать обратно, зайди в магазин и купи бутылку хорошего вина, ну и водки тоже. У меня запасы кончились уже. И Манечке купи мороженого.
– Мамочка, два!
– Обязательно, моя лапочка! – улыбнулась в ответ Злата и, чмокнув сначала дочку, потом мужа, покинула кухню.
Усевшись в машину, она надела большие круглые очки в белой оправе, повернула ключ зажигания, выехала на дорогу и покатила к городу. До самого районного центра дорогу по обе стороны обступал лес. Она была совершенно пустынна. Пребывая в прекрасном расположении духа, девушка включила радио и всю дорогу до районной библиотеки подпевала знакомым мотивчикам.
Злата выехала заранее. Она не любила спешить, особенно на дороге, к тому же еще нужно было переговорить с Маргаритой Николаевной и руководством библиотеки. По приезде выяснилось, что на мероприятии будет присутствовать районное телевидение, после встречи они хотят взять у Полянской небольшое интервью.
Злата ничего не имела против. Когда закончилась официальная часть встречи с читателями районной библиотеки, когда иссякли вопросы, люди стали подходить, чтобы сфотографироваться с автором, подписать книгу, выразить свое мнение и сказать слова благодарности. Злата, сидя в кресле за столиком рядом с Маргаритой Николаевной, улыбалась, благодарила. Она не отказывала желающим сфотографироваться с ней, начиная еще с тех времен, когда они впервые выступили с Лешей в Минске на открытой площадке, поздравив ветеранов, но все так же немного смущалась.
Злата никогда не чувствовала себя «звездой». Она просто занималась тем, что ей нравилось, и была счастлива, когда видела, что людям это приносит радость. Люди подходили, отходили, Злата подписывала книги, почти не поднимая головы, и вдруг вздрогнула.
Ей просто протянули книгу… Но эти руки, эти тонкие смуглые пальцы с коротко подстриженными светлыми ногтями… Она узнала эти руки сразу же и подняла голову. И не ошиблась.
Перед ней действительно стоял Виталя. Он протягивал ей книгу и улыбался своей белозубой красивой улыбкой, которую Злата когда-то так любила.
– Привет, Злата Юрьевна! – сказал он.
Полянская лишь кивнула в ответ и, взяв протянутую книгу, поспешно опустила глаза.
– Ты надолго здесь еще? – негромко спросил он, стараясь не привлекать внимания.
Но Злата уже чувствовала на себе взгляды присутствующих, и Маргариты Николаевны в том числе.
Стало ужасно неловко. Показалось, все вокруг сразу поняли: это не просто мужчина, не просто знакомый.
– Нет, – коротко сказала она, желая, чтобы Дорош поскорее ушел.
– Не убегай так сразу. Я хотел бы поздравить тебя лично…
Девушка лишь кивнула в ответ и протянула мужчине подписанную книгу. Он отошел, а Злата не смогла побороть искушение и оглянулась ему вслед.
Дорош шел к дверям неторопливой, ленивой походкой, склонив голову, и листал книгу. Кажется, с их последней встречи мужчина заметно похудел, но это даже было к лучшему: он стал выше и стройнее, и ему бесподобно шли темно-синие узкие джинсы и нежно-розовая сорочка с короткими рукавами. Цвет ее лишь подчеркивал смуглость его кожи.
Злата отвернулась и попыталась сосредоточиться на читателях и автографах. Фотосессия, а потом еще и интервью порядком затянулись.
Полянскую то одолевало нетерпение, то, наоборот, хотелось, чтобы все это длилось бесконечно. То появлялось желание оборвать на полуслове телевизионщика и убежать отсюда, то хотелось говорить и говорить, чтобы потом, покинув библиотеку, убедиться, что мужчина ушел.
Когда Злата вышла из библиотеки, прижимая к груди букет лилий, солнце клонилось к горизонту. В библиотеке работал кондиционер, а на улице, несмотря на то, что близился вечер, было все так же душно и жарко. От прогретого за день асфальта как будто марево поднималось и плыло в неподвижном воздухе. На небе по-прежнему ни облачка…
Оглянувшись по сторонам и не увидев поблизости Витали, Злата опустила на глаза очки и поспешила к своей машине, мечтая поскорее покинуть город и вдохнуть полной грудью чистый деревенский воздух. Она не понимала, как вообще жила когда-то в городе. Теперь любая вылазка в районный центр или столицу заканчивалась для нее головной болью. Уж слишком спертым и загазованным был воздух…
Она уже открыла машину, когда увидела, как из рядом стоящего автомобиля, большого, черного, блестящего, выходит Дорош.
Сердце екнуло, но на лице ничего не отразилось. Злата улыбнулась ему непринужденно и легко, так, как улыбалась всем. Мужчина обошел машину и остановился рядом с ней.
– К тебе прямо не пробиться! – с улыбкой сказал он.
– А то ж! – в тон ему ответила девушка.
– Позволишь пригласить тебя в кафе? Здесь за углом есть неплохое местечко, и мороженое подают у них вкусное.
Злата взглянула на часы у себя на запястье. Время близилось к ужину, и дома ее наверняка уже заждались. К тому же сегодня они собирались готовить шашлыки…
– Я не задержу тебя! – перехватив ее взгляд, сказал мужчина.
– Ладно, если только ненадолго, – поколебавшись секунду, согласилась Полянская.
Она устала. От напряжения и волнения у нее сдавливало виски – первый признак начинающейся головной боли.
Злата хотела домой. Хотела переодеться, принять душ, поцеловать мужа и дочку и, расслабившись, провести вечер в кругу семьи. Но Дорошу она не смогла отказать. Она обрадовалась, увидев его. И снова испытала то трепетное волнение, позабытое уже, которое он привносил в ее жизнь.
Злата не знала, зачем он захотел снова встретиться с ней, нарушив тем самым данное когда-то обещание. Но она понимала, возврата к прошлому нет, а значит, она может вести себя с ним просто и естественно, как с давним знакомым. И ему совершенно не обязательно знать, как дрогнуло сердце при его появлении.
– Недолго! – засмеялся он и характерным жестом предложил ей идти вперед.
Кафе действительно оказалось едва ли не за углом. Оно было новым, поэтому Полянская еще не бывала здесь. Территория была огорожена плетеным забором, под большими тентами стояли столики и стулья. Внутри был небольшой зал, работал кондиционер, но, несмотря на это, сделав заказ, они вернулись на улицу и устроились за одним из немногих свободных столиков, под тентом, дожидаясь, пока официантка принесет им заказ.
Предзакатное солнце золотисто-багряным светом заливало улицы, утомленные жарой, по тротуарам неторопливо прогуливались люди. На дороге ближе к вечеру уменьшился поток транспорта. Злата положила на стол лилии и мобильный, сняла очки. Официантка, принесшая стакан холодной газированной воды, взглянув на Злату, тут же расплылась в улыбке.
– Ой, а вы Злата Полянская, да? Вы уж извините меня за назойливость, но, может быть, вы согласитесь сфотографироваться со мной? Моя мама и бабушка обожают вас! И мне тоже нравятся ваши песни! И мы вообще все в городе гордимся тем, что вы наша землячка, и вами тоже гордимся! Приезжайте к нам с концертом, вот увидите – будет аншлаг! – девушка говорила с такой неподкупной искренностью, с такой теплотой, тронувшей Злату до глубины души и смутившей одно временно.
Виталя смотрел то на официантку, то на Злату, снисходительно улыбаясь, а она чувствовала себя неловко и некомфортно. Нет, конечно, не впервые люди подходили к ней, благодарили, просили автограф и фото на память. Это не ново было для нее, пусть каждый раз немного смущало. Но это впервые происходило в присутствии Дороша, и казалось, будто она хвастается, выставляя напоказ свою известность. А ведь это было не так.
– Спасибо! – сказала она и поднялась из-за стола.
Официантка вытащила из кармана передника блокнот, вырвала листок и подала Злате ручку. Полянская быстро расписалась, а потом сфотографировалась.
Девушка, поблагодарив ее, отошла, а Злата, опустившись на стул, сделала глоток газировки, не сразу решившись поднять глаза на мужчину.
– М-да! – весело произнес Дорош. – Оказывается, с тобой теперь нельзя так просто появиться на людях! Тебя уже узнают в лицо?! Надеюсь, фотографы не сбегутся сейчас?
– Нет, не сбегутся! Меня, конечно, узнают в лицо, но не до такой степени! К тому же с журналистами мы только что общались. А тебя что, это беспокоит? Боишься попасть с компрометирующим фото на первую полосу районной газеты?
– Боюсь скомпрометировать тебя подобным фото!
– Спасибо за заботу! Но… Муж мне доверяет, а остальное… – Правда? Неужели за все эти годы ты ни разу не дала ему повода для ревности?
– Нет, не дала! – заявила девушка.
– Ни за что не поверю!
Злата нахмурилась. Да что он себе позволяет!
Дорош показал ей язык.
Полянская рассмеялась.
– А ты не боишься, что жена увидит? Прости, но мне кажется, тебе она как раз не особенно доверяет!
Виталя рассмеялся, и в его темных глазах заплясали знакомые искорки.
– К тебе она меня не приревнует! – с уверенностью заявил он.
Злата не нашлась с ответом.
– Как у тебя дела? – помолчав немного, снова заговорил мужчина.
– Если одним словом, то замечательно! А вообще приходится много работать! Как-то, знаешь, когда все только начиналось, мне хотелось, чтобы все закрутилось, что-то стало происходить, мы куда-то ездили, что-то делали. Все завертелось не сразу, постепенно набирало обороты, и теперь остановить это невозможно. Да и не нужно, – она не могла рассказывать и пересказывать ему все подробности, понимая, что ему это и неинтересно будет.
Ведь их с Лешей артистическая деятельность только на первый взгляд выглядела такой уж замечательной. Она походила на айсберг. Верх – когда они выходили на сцену, а все, что скрыто под водой, было нелегким трудом.
Потому что для того, чтобы находиться на плаву в отечественном шоу-бизнесе, впрочем, как и в любом другом, одного таланта мало.
Но у них с Блотским была одна цель, к тому же они были молоды и полны энтузиазма и готовы были идти до конца.
– Понятно, – кивнул Дорош.
Злата улыбнулась.
– Тебе, конечно, ничего непонятно, но это и неважно.
– Ну почему же…
– Вот ты зачем книгу купил? Ты же ее все равно читать не будешь?
– А отчего такая категоричность, Злата Юрьевна? Мне очень понравилось, как ты вчера говорила, и мне нравится, как ты поешь! К тому же…
– К тому же я должна и тебя тоже поблагодарить за эту книгу! Да, извини, я не забыла вчера сказать, просто…
– Я понял, – перебил ее Виталя и не стал дальше развивать эту тему.
– Как там Машка поживает? В школу уже ходит?
– В этом году пойдет!
– Я вижу ее иногда возле дома. Как же время быстро бежит. Впрочем, и мой сын в этом году уже окончил школу. Сейчас поступает в университет.
– Ты бываешь в Горновке? – спросила Злата и задержала взгляд на его руке.
Он отпил воды из стакана и опустил ладонь на светлый пластик столешницы. Смуглые пальцы безвольно лежали на столе. На среднем поблескивала золотая печатка. Полянская смотрела на его ладонь и желание коснуться ее росло и крепло в ней. Оно было совершенно не к месту и шло вразрез со всем, что она говорила, как держалась и о чем думала, но оно не отпускало, заставляя пальчики Златы нервно вздрагивать на столе.
Ну чего проще пододвинуть руку и коснуться его. Но делать этого нельзя! Сжав ладонь в кулак, Злата от греха подальше убрала ее под стол и, подняв глаза, наткнулась на внимательный взгляд Дороша. Он смотрел на нее так, как будто все прекрасно понимал, знал, о чем она думает и что чувствует.
Мужчина невесело усмехнулся, а Злата закусила нижнюю губу.
– Я бываю в Горновке. Просто я сменил машину!
– Да, я заметила, – кивнула она.
– А как вообще у тебя дела?
– Замечательно! Работаю, живу…
– Небось, как и прежде, пользуешься бешеной популярностью у девчонок! – не смогла сдержаться Злата и тут же обругала себя.
Вот не хватало еще, чтобы он решил, будто ее до сих пор это волнует!
– Конечно! А как же! Каждые выходные вожу новых на дачу! – Виталя засмеялся.
– А почему бы и нет? Жизнь коротка, что толку потом сожалеть?
– Действительно! – Злата натянуто улыбнулась.
Ей неприятен был этот разговор. Она не хотела обсуждать его любовные похождения. Злата ковыряла вилкой салат и не могла заставить себя съесть хоть немного. Что-то сдавливало горло, поднималось из глубины души, и она снова чувствовала себя так, как будто что-то прошло мимо нее, что-то очень важное, жизненно необходимое ушло безвозвратно и его не вернуть. А все, что было, что есть, теряет свою значимость…
Зазвонивший мобильный не дал ей окончательно пасть духом.
Девушка взглянула на экран.
Звонил муж.
– Извини, – пробормотала она и поднесла телефон к уху. – Да, Лешка! – прочистив горло, ответила она. – Да, встреча закончилась! О, весьма удачно, приехало даже местное телевидение! Да, все уже закончилось, но меня пригласили в кафе, отказаться я не могла! Уже разожгли мангал? Аня с Тимошей приехали? – Полянская улыбнулась. – Замечательно, я уже собираюсь домой. Минут через сорок буду! Конечно, я не стану гнать, не волнуйся! Машка хочет что-то сказать? Говорит, что соскучилась? Скажи ей, я тоже, очень-очень! Все, пока тогда! – не глядя на Виталю, говорила девушка, а когда закончила разговор, подняла глаза на мужчину.
Все это время Дорош не сводил глаз с ее лица.
– Муж звонил? – спросил он.
– Да! Извини, я поеду уже домой! – сказала она и полезла в сумку за кошельком.
– Злата, я сам расплачусь, к тому же ты ничего и не ела, только воду выпила!
– Что-то не хочется мне есть… – сказала она и поднялась из-за стола.
Дорош подозвал официантку и расплатился.
Он нагнал Полянскую на полпути к автостоянке и молча пошел рядом. Возле ее машины они остановились. Девушка повернулась и подняла к нему огромные голубые глаза.
Дорош изобразил на лице беспечную улыбку и протянул Полянской руку.
– Ну что, Злата Юрьевна, будь здорова! – весело сказал он.
Поколебавшись всего секунду, девушка протянула ему ладонь, которую он сжал и затряс. Злату от прикосновения его теплой, влажной и чуть загрубевшей ладони будто током ударило, она поспешно отдернула руку и стала открывать дверцу машины. Усевшись, она захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания. И только выруливая с автостоянки, Полянская взглянула на мужчину. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел ей вслед. Злата неловко махнула ему на прощание рукой и выехала на дорогу.
Глава 7
Крепко сжимая руль, Злата чувствовала, как сжимается сердце. Перед глазами все стояли глаза Витали, и она еще ощущала прикосновение его теплой шероховатой ладони. Из глубины души поднималось что-то темное, непреодолимое… Оно сдавливало горло тоской, ложилось на сердце печалью, сметало все здравые доводы. Желание повернуть сейчас обратно, набрать его номер и хотя бы на мгновение снова оказаться в его объятиях было таким сильным, что приходилось до боли стискивать руль и кусать губы, пытаясь сдержать себя. Это было ужасно! Да, Злата Полянская это знала и чувствовала от этого себя последней дрянью, но это было и не проходило. Прошло пять лет, а ее по-прежнему неудержимо влекло к нему. Она была счастлива той жизнью, которой жила, и не уставала благодарить бога за все, что у нее было, но забыть Дороша не могла. Горновка и родной дом становились все ближе, а девушка чувствовала, что не сможет искренне улыбнуться мужу и взглянуть в его глаза.
Ничего не произошло, Дорош просто пожал ее руку, но Злата чувствовала себя так, как будто только что изменила Леше. И она ведь изменяла ему в своем сердце, в своих мыслях, в тайных желаниях. Она запрещала себе думать о Витале, вспоминать, и она смогла бы. Если бы не он… Конечно, то, что он сказал о девушках, с которыми он «дружил» и возил на дачу, неправда.
Прошло пять лет, и он так же, как и она сама, не может забыть то, что однажды произошло между ними! А вдруг он правда любит ее? При мысли об этом девушку словно обожгло! Ведь и тогда, осенью, у калины, три года назад, она понимала, что им двигала не только страсть… Вот если бы Виталя забыл ее! Вот если бы не искал встречи! В одиночку она справилась бы с собой, а вот как справиться с этим, зная, что и он тоже… Вот в таком расстройстве Злата и приехала домой. Съехав на обочину, заглушила мотор, взяла сумочку, пакет с продуктами, цветы и вышла из машины.
Во дворе под виноградником в небо поднимался дым от мангала и слышались голоса. Отворив калитку, Злата смогла лицезреть своих родных в полном составе, впрочем, в беседке под виноградником были не только они. Пришли Лешины бабушка и дед и неизменные подружки Златы – баба Нина, баба Маня, баба Валя и, конечно, Масько, которые никогда бы не пропустили такое мероприятие.
– Мамочка приехала! – закричала Маняша, первой завидев ее и выбежав из беседки навстречу. – Привет! А ты почему так долго? Я успела соскучиться! А ты купила мне мороженое?
– Привет, Манечка! – Злата наклонилась и поцеловала девочку в щеку. – Конечно, купила! Правда, я не совсем уверена, что оно не растаяло… Возьми-ка вот цветы, мы сейчас отнесем их в дом и поставим в вазу.
– Какие красивые цветочки! – восторженно воскликнула девочка, бережно принимая букет. – Тебе подарили их, да?
– Ага! А где Тимоша? Я и ему кое-что купила…
– А он раскапризничался, и тетя Аня унесла его в дом кормить! Мамочка, он такой вредный!
– Это потому что он маленький еще! Вот подрастет немного и будет слушаться маму и папу!
– А я когда маленькой была, тоже капризничала? – не унималась девочка, болтая без умолку.
– Нет, моя хорошая, ты была послушной!
Следом за Маней к Злате подошел Леша. Молча взял у нее из рук пакет и чмокнул в щеку.
– Как все прошло? – спросил он.
– Замечательно! Еще несколько таких встреч – и мы распродадим весь тираж! – Полянская улыбнулась. – Я вижу, все уже в сборе?
– А как же! Как только аромат шашлыков распространился по деревне…
Злата засмеялась. Помахав рукой старушкам, она скрылась в доме. На кухне двоюродная сестра кормила своего полугодовалого сына Тимошу. Обменявшись с ней приветствиями, Полянская развернула дочке подтаявшее мороженое, выложила привезенные продукты в холодильник и отправилась к себе, чтобы сменить платье на шорты и футболку…
Злата поднесла к губам стакан с ягодным морсом, сделала глоток, потом еще один, наслаждаясь приятным вкусом малины и смородины. Вглядываясь в лица собравшихся людей, девушка чувствовала, как умиротворение и покой нисходят на нее, успокаивая растревоженную душу и сердце, возвращая в привычный, такой беззаветно дорогой ей мир. Слушая их незамысловатые речи, улыбаясь их шуточным перебранкам, Злата Полянская почти осязаемо ощущала ту невидимую силу, исходившую от них и необходимую ей.
Их смех и улыбки грели душу. Все собравшиеся за этим круглым столом под виноградником и были тем несокрушимым оплотом, который она чувствовала за своей спиной изо дня в день. Эта сила была именно тем, что давало девушке стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Ленивые июльские сумерки неторопливо опустились на землю. Волны теплого воздуха приносили с собой аромат дикой малины, которая разрослась за домом бабы Мулихи. Им вторил насыщенный, резкий запах лилий, которые цвели под окнами дома. У лампочки вилась мошкара, и то и дело приходилось отмахиваться от назойливых комаров. За огородами, над лесом, повис бледный серп месяца, а на западе, там, где зашло солнце, еще светлело небо. На нем чуть видны были неяркие далекие звезды. Дым от мангала стелился по огороду и дальше по лугу, к лесу… На травы выпала обильная роса.
Маня и Тимоша, уснувшие на руках у родителей, давно были уложены в кроватки. Отец Златы, все же набравшись к концу дня, теперь сидел, подперев щеку рукой, и клевал носом. Масько, взявшись под ручки и таким образом поддерживая друг дружку, ретировались. Когда домой засобирались бабульки, Злата и Леша отправились их провожать. Тепло распрощавшись с ними у ворот их хат, молодые люди по молчаливому согласию взялись за руки и отправились гулять по деревне.
Кругом царила тишина. Гасли окна хат и фонари у дороги, становились ярче звезды на темном небе, наливался светом молодой месяц. Влажная душная ночь окутывала их, не принося облегчения после полуденного зноя, но это и неважным было. Взявшись за руки, они шли вперед, не нарушая очарования ночи разговорами. Они вышли за деревню, и ночные просторы раскинулись перед ними. Деревня осталась позади, и вдруг показалось, что они одни в мире, под этим небом, среди лесов и полей… Остановившись у обочины, Леша заставил остановиться и Злату и, притянув к себе, обнял.
Прижавшись щекой к его груди, девушка, слыша глухие удары сердца, закрыла глаза. Звук шагов затих, и перестук их сердец был едва ли не единственным, что нарушало тишину. Где-то далеко в лесу кричала птица, прося все время пить, по обе стороны дороги, клонясь к земле, о чем-то шептались колосья, да еще стрекотали кузнечики. Эта летняя ночь, окутавшая их, была полна таинства любви. И Леша ощущал его – осторожно и нежно касаясь губами волос жены, проводя ладонями по ее спине. И Злата чувствовала – закрывала глаза и снова видела лицо Витали.
Это ранило и причиняло боль. Ведь в объятиях мужа было так тепло и уютно, так спокойно и надежно. Его руки излучали силу и уверенность. А страстная, темпераментная натура Златы Полянской требовала бурь и страстей, безумия, сметающего все на своем пути. Желания – до темноты в глазах, наслаждения – до слез. Одно лишь воспоминание о минутах близости с Дорошем вызывало томление где-то в области живота и слабость в коленках. Едва сдерживая рвущийся из груди стон, Злата прикусила губу и, зажмурившись, теснее прижалась к мужу.
Спустя пару дней Леша уехал в Минск. Вместе с ребятами-музыкантами они собирались прокатиться по Черноморскому побережью. Они не планировали заработать больших денег, и цель их гастролей была в другом. Злата же пока оставалась в Горновке.
Прошли встречи с читателями в сельской и областной библиотеках. Маргарита Николаевна уехала в Минск. Полянская тоже собиралась поехать в столицу на встречу с читателями, которая была запланирована в большом книжном магазине. Столичный отдел культуры приглашал выступить на одной из открытых площадок на профессиональном празднике какой-то организации. Злате надо было в Минск, но сейчас, когда стояла такая жара, представить себя в городе, где асфальт плавится от полуденного зноя, девушка не могла. В деревне тоже было жарко, здесь тоже ничего не спасало от духоты, и все же с наступлением ночи, когда солнце пряталось за далекий лес, воздух становился свежее и дышалось легче… Она открывала окна и чувствовала облегчение.
В городе же нагретый за день бетон остывал медленно, и свежее не становилось даже к утру. Злата собиралась в Минск, но не сейчас. Она позвонила Ирине Леонидовне и сообщила, что подумала и приняла решение. Отныне Ирина Леонидовна – ее директор. Пока только ее.
Женщина не стала уточнять, было ли это решение только Златы или они приняли его с Лешей вместе. И так все было понятно. Леша по-прежнему отказывался от общения с новой женой своего отца. Пусть это общение и было только деловым и могло помочь ему строить карьеру в отечественном шоу-бизнесе, Блотский все так же отказывался. Это угнетало женщину, не давало чувствовать себя абсолютно счастливой рядом с мужчиной, о котором Ирина всегда мечтала. Два неудачных брака, невозможность иметь ребенка и разочарование в мужчинах и любви наложили свой отпечаток, сделав женщину циничной и недоверчивой. Повстречав Блотского, она поняла: все было не зря. Этого мужчину ей послал бог, и за эти несколько лет она ни разу в этом не усомнилась. И только его сын, Леша Блотский, заставлял чувствовать необъяснимую вину за свое счастье. Он считал роман своего отца и женитьбу непростительным предательством по отношению к своей покойной матери и никак не желал с этим мириться. Он был единственным сыном Блотского, и мужчина, конечно же, переживал. Сын отдалился от него, и даже сейчас, по прошествии нескольких лет, они так и не смогли преодолеть этот барьер и стать близкими, как раньше.
Но была еще и Злата Полянская. Глядя на эту девушку, Ирина Леонидовна часто думала, что, если бы у нее была дочка, она хотела бы, чтобы она была такой, как Злата. Женщина с теплотой относилась к Полянской, и та отвечала ей взаимностью. Злате нужно было съездить в Минск и познакомить Ирину Леонидовну с ее обязанностями, сводить в отдел культуры, представить людям, которые имели непосредственное отношение к концертной деятельности Полянской и Блотского. Нужно было и в университет заглянуть, чтобы сдать наработанный за время летней практики материал. Но все эти дела Злата Юрьевна решила отложить. Через две недели из Крыма возвращался Леша, вот к его возвращению она и собиралась поехать в Минск. А пока решила просто устроить себе небольшой перерыв и отдохнуть. Благо, присутствие мамы позволяло отлынивать от некоторых обязанностей по дому.
Елена Викторовна, вставая рано утром еще до того, как солнце поднималось из-за леса, начинала заниматься вареньями-соленьями. Днем, в самую жару, заниматься этим было просто невозможно. Пока домочадцы спали, она консервировала огурцы и помидоры, закатывала компоты, варила варенье и салаты, причем сразу на три семьи – себе, Злате и еще сестре.
Пока на кухне не становилось слишком жарко, женщина колдовала над заготовками на зиму, а потом принималась за завтрак. Злата к этому времени уже уходила побродить по окрестностям, а муж и внучка еще спали. Потом, после обеда, накормив Маняшу, женщина укладывалась вместе с ней отдыхать. А вечером, закончив поливать огород, они, как и все в Горновке, выходили на улицу, усаживались на лавочку и сидели до самой темноты, наслаждаясь долгожданной прохладой после захода солнца.
Сейчас, когда ажиотаж, связанный с выходом и презентацией книги, поутих, Злата по несколько часов в день занималась музыкой. Разучивая новые партитуры, музицировала, пела. Правда, чаще всего ранним утром, когда солнце только всходило из-за леса и обильные росы на травах не успевали высохнуть, или уже вечером, когда становилось немного прохладней.
Она брала с собой mp3-плеер, наушники, уходила из дома за огороды, в луга, и пела. Или без наушников и плеера просто шла и пела акапельно.
Здесь, за деревней, никто не мешал, не стеснял, не отвлекал. Здесь она могла петь в полный голос. Злата гуляла и пела. И пела не потому, что нужно было тренировать голос или репетировать, а потому что хотелось петь. Невозможно было не петь, глядя на залитые предзакатным солнцем просторы и застывшие, утомленные зноем леса. Злата, любившая побродить в одиночестве, часто выходила за деревню и, осторожно ступая по высокой стерне, уходила от дороги в поле, лавируя меж тюками со ломы, потом забиралась на один из них и, свесив ноги и опершись руками, могла сидеть так до наступления ночи. С высоты перед ней открывались бесконечные просторы, сиреневое небо было таким чистым и высоким, на западе алел закат, на востоке бледнела полная луна. Тишина, благословенная, успокаивающая, иногда нарушаемая пересвистом кулика, обступала со всех сторон. Злата закрывала глаза, поднимала лицо к небу и наслаждалась этими пейзажами и тишиной. Ночь, наползая из леса, подбиралась к деревне, а девушке не хотелось уходить. Она даже пошевелиться не решалась и не нарушала эту тишину пением. Ей казалось, некое таинство, свидетельницей которого она была, происходит в природе, и она боялась разрушить его. 100 Она никого не встречала в полях. Даже заяц-русак ни разу не прошмыгнул мимо, только там, ближе к лесу, важно расхаживал аист, собирая осыпавшееся зерно…
Но однажды ее уединение было нарушено. Она, как и вчера, сидела на тюке соломы, наслаждаясь и этой тишиной, и этим вечером, и, скорее, почувствовала, чем услышала, приближение другого человека.
Открыв глаза, девушка резко обернулась и увидела Дороша.
Сердце испуганно екнуло и заколотилось. Кровь прилила к щекам, и бросило в жар. Свернув с дороги, он, не торопясь, шел по жнивью, засунув руки в карманы легких светлых брюк, и рассеянно поглядывал по сторонам. Со времени их последней встречи в кафе прошло больше недели. Они ни разу не встретились в деревне, хотя Злата знала, свой отпуск он проводит здесь. Но не проходило и дня, чтобы мысли о нем не посещали ее. Днем как-то проще было отмахиваться от них, но когда приходила ночь… Противиться им не было сил. Она пыталась гнать их прочь, а они не уходили.
Иногда в сгущающихся сумерках ей казалось, она видела его силуэт, мелькнувший за окном. Иногда, просыпаясь среди ночи, она вставала с постели, подходила к окну и, отворяя створку, долго вглядывалась в непроглядную ночь. Девушка чувствовала его близкое присутствие, почему-то была уверена, что Виталя стоит и смотрит на окна их дома. И ждет, веря, что она однажды выйдет.
Он наверняка знал, что Леша уехал. И он, конечно, догадался о том, что творилось с ней. Дорош ждал ее, а Злата обходила стороной тот конец деревни, боясь встречи с ним, но где-то в глубине души знала: встречи не избежать. Придется снова убеждать его оставить бессмысленные попытки вернуть прошлое, просить забыть о ней и не искать ненужных встреч.
За каждую встречу с ним наедине, пусть самую невинную, короткую, нечаянную, она чувствовала себя ужасно виноватой перед своей семьей. Расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, и Злата, решив, что разговаривать, возвышаясь над ним, сидя на соломе, будет не совсем уместно, собралась съехать вниз.
Виталя, преодолев те несколько шагов, подхватил ее, удержав от падения.
– Убьешься же! – с улыбкой проворчал он и тут же отпустил ее, отойдя на несколько шагов. – Добрый вечер, Злата Юрьевна! Медитируешь? – с улыбкой спросил он
. Представив на мгновение, какую картину он увидел, идя по дороге, Злата не смогла не улыбнуться в ответ.
– Почти!
– Ну и как? Успешно?
– Вполне! – в тон ему парировала Полянская и огляделась по сторонам. Стоя рядом с ним, она ощущала возрастающую неловкость, понимая, что следует вежливо кивнуть ему и уйти, однако не решалась сдвинуться с места. – А ты? Чего ты бродишь? Гуляешь, что ли, перед сном?
– Нет, – Дорош улыбнулся. – Высматриваю, откуда бы получше откатить себе во двор рулон соломы. Маськов попрошу, они для меня это дело и провернут! – он говорил, а в глазах плясали веселые чертики.
– Своровать, что ли? – сделала огромные глаза Полянская.
Виталя засмеялся.
– Ну, своровать – это громко сказано. Просто взять бесплатно!
– Но чтобы выписать в совхозе тюк соломы, не требуется много денег. Кажется, в прошлом году папенька Лешкиному деду выписывал! – попробовала было возмутиться она.
– Да ну, Злата Юрьевна, это ж сколько заморочек! И дело вовсе не в деньгах! Зачем мне ездить в совхоз, искать кого-то, у кого можно выписать, потом просить кого-то, чтобы привезли! Смотри, сколько здесь этих рулонов. Ты думаешь, совхоз обеднеет, если я один откачу себе во двор? Знаешь поговорку: «Хочешь хорошо жить, умей вертеться!»?
– Ты издеваешься надо мной, что ли? – вскинула брови девушка. – Вот оттого и денег у государства нет, потому что все так думают! Впрочем, это так похоже на тебя! Ты всегда любил рисковать и обходить стороной конторы! Не боишься, что однажды поймают?
– Нет! – мотнул головой он. – Но что же мы стоим? Может, пройдемся немного?
– Поздно уже, мне вообще-то домой нужно!
– Я провожу! – не терпящим возражений тоном сказал он. – Я так понимаю, сюда ты приходишь не по асфальту? От меня бегаешь, что ли?
– И как ты догадался? – с некоторой иронией поинтересовалась она.
– Поверь, это совсем не сложно было! Сдается мне, последние пару лет ты только и делаешь, что бегаешь от меня!
Злата лишь фыркнула, не сразу найдясь с ответом. А ведь в его словах была доля правды. Она и от него бежала, и от себя, но ему знать об этом необязательно.
– Я все же думаю, будет лучше, если провожать меня ты не пойдешь.
– Не придумывай! Что такого случится, если я тебя немного провожу? К тому же я хотел бы поговорить.
– Виталя, мне кажется, я уже сказала все, что хотела! Ничего не изменилось и не изменится. Мне нечего тебе сказать и добавить к уже сказанному ранее… – набрав в легкие побольше воздуха, на одном дыхании выпалила Злата.
– Ты это о чем сейчас? – спросил он.
Девушка подняла на него глаза и в свете угасающего дня увидела его удивленно приподнятые брови и затаившуюся в уголках красивых губ улыбку. Почувствовав себя последней идиоткой, Полянская поняла, что краснеет.
– Дай-ка догадаюсь! Ты о той давней истории и о нас с тобой! Ну что ты, Злата Юрьевна, совершенно не об этом я хотел поговорить с тобой. Между прочим, я думать забыл о тебе. Ты ж меня знаешь, разве я способен так долго думать и желать кого-то? Я ведь как-никак женат! К тому же на свете полно других девчонок, которые не против короткой интрижки! За прошедшие пять лет ты, считай, убедила меня в своей любви к мужу и в том, что любить его ты будешь всегда! – Дорош усмехнулся. – Особенно после того, как прочитал твою книгу…
– Зачем ты мне сейчас все это говоришь? – перебила его девушка, чувствуя, как больно сжимается сердце.
– Затем, чтобы ты не напрягалась каждый раз, видя меня! Затем, чтобы ты не смотрела на меня такими глазами, будто я вот прямо сейчас наброшусь на тебя и съем! Все в прошлом, Злата Юрьевна! Все? Надеюсь, я прояснил все твои сомнения и тревоги! Теперь мы можем просто пройтись.
Злата отвернулась и пошла по стерне к деревне. Дорош скоро нагнал ее, и они пошли рядом. Какое-то время шли молча. Изредка краем глаза Злата поглядывала в сторону мужчины и видела: он то и дело бросает взгляды на нее и улыбается. Ему явно все происходящее казалось ужасно забавным, и ее молчание в том числе. Злате, может быть, и хотелось обидеться на него, казаться серьезной и холодной, но, глядя на него, оставаться таковой было трудно. Ужасно хотелось улыбнуться в ответ. Девушка кусала губы, а в их уголках игра ла улыбка. И Виталя видел это. Интересно, что же ему нужно все-таки от нее? И было ли действительно правдой то, о чем он ей сейчас говорил? Зная его, сложно было поверить, будто бы все эти годы он оставался верен своей жене и в некотором роде ей, Злате, тоже. И все же интуиция подсказывала ей, если и есть во всем этом доля правды, то самая мизерная, иначе не искал бы он с ней встреч и не шел бы сейчас, сжимая в своей ладони ее пальцы… Что бы он ни говорил ей, она знала, что небезразлична ему, и это грело душу, себе-то уж она могла в этом признаться.
Но, может быть, действительно было бы лучше для них обоих, если бы он все забыл. Вот так они и шли, переглядываясь украдкой, пока шлепанец не со скользнул с ноги Златы, а ощетинившиеся остатки сжатых хлебов не оцарапали ступню.
Девушка охнула и ухватилась за руку Витали.
– Что такое? – обеспокоенно спросил мужчина, наклонившись к ней. – Что случилось?
– Ногу поранила, кажется!
– Потому что под ноги надо смотреть, а не глазки мне строить! – хохотнул мужчина.
– Ох, ну и сволочь же ты! – возмутилась Злата и, сунув ступню в шлепанец, хотела отдернуть руку от Витали, но он не дал ей этого сделать и взял за руку. – Можно я пойду сама? – попробовала воспротивиться Полянская, каждой клеточкой почувствовав нежность и теплоту его ладони.
– Нет! И не спорь! Я вообще не представляю, как ты можешь ходить по этой стерне! Здесь же покалечиться – раз плюнуть!
– Ага! – только и сказала Злата. Мужчина потянул ее за руку и увел со стерни.
Теперь они шли по траве, и выпавшая роса мочила ноги. Почти стемнело. Погас закат, а луна, красная, огромная, как будто раскаленная зноем этого летнего дня, лениво поднималась над лесом. Они больше не говорили. Как-то вдруг ночь, окутавшая их, стала сном, который Злате часто снился. В том сне она вот так же шла с Виталей по траве, вот так же он держал ее за руку, она чувствовала его тепло и нежность, а в сердце тихонько пробуждалось то самое невероятное, невозможное ощущение счастья. То самое, которое когда-то она испытала с ним. То, которое она искала в супружеской жизни с Лешей, но так и не нашла. Оно поднималось в душе, сметая все здравые доводы, оно кружилось, как рой бабочек, вызывая желание смеяться и плакать. Когда они остановились напротив их огорода, Дорош выпустил ее руку из своей и повернулся к ней.
– Ну вот, в целости и сохранности я доставил тебя домой! Беги, а то домашние волноваться станут.
– Ты, кажется, хотел поговорить, – прочистив горло, напомнила Злата.
– Уже не хочу! На самом деле я выяснил все, что хотел! – с улыбкой в голосе парировал мужчина.
– Да?
– Ага!
– Ладно! – только и сказала девушка и, обойдя его, пошла к своему огороду, даже не простившись. Ее раздражали загадки и намеки, которыми говорил Виталя. Ей непонятны были его веселость и те неизвестные выводы, которые он делал для себя.
– Спокойной ночи, Злата Юрьевна! – тихо засмеявшись, сказал он ей вслед.
– И вам того же с тем же! – не обернувшись, бросила она и ускорила шаг.
Глава 8
В полдень следующего дня в доме Полянских зазвонил домашний телефон. Елена Викторовна как раз прилегла с Машкой отдохнуть, а Юрий Владимирович, прихватив рыболовные снасти, отправился с Михалычем на копанку.
В доме в этот час царила тишина. Девушка, прикрыв дверь спальни, чистила на кухне яблоки, собираясь к полднику испечь шарлотку. На плите закипал компот. Злата любила побаловать дочку домашней выпечкой, считая ее более полезной, чем кондитерские изделия из магазина, а Машка была сладкоежкой, впрочем, как и все дети ее возраста.
Когда раздалась пронзительная трель домашнего телефона, девушка бросила яблоки и почти выбежала из кухни, на ходу вытирая руки о фартук. Телефон у них был старый, еще покойной бабушки Сони, с крутящимся диском и пронзительным, дребезжащим звонком. Мама часто говорила, что этот звонок мертвого поднимет, и все соглашались. Но так как телефон работал и не ломался, поменять его все не доходили руки. Поэтому сейчас Злата и неслась в прихожую, чтобы поскорее снять трубку, подозревая, что маму или дочку он точно разбудит.
– Алло! – немного запыхавшись, произнесла она, сняв трубку. Звонила баба Маня, спросила маму и, узнав, что та отдыхает и будить ее Злате не хотелось бы, сообщила, что приехал пожарник. На остановке у дома Тимофеевны он собирает всех деревенских. Папы дома не было, маму будить не хотелось, поэтому Полянская, порадовавшись, что еще не успела приготовить тесто для шарлотки, сложила яблоки в миску и поставила в холодильник. Перекинув косу на плечо, она нахлобучила на голову шляпу трилби, белую, с черной лентой на тулье, на которой английскими буквами было выведено название знаменитого пляжа в Одессе.
Она привезла эту шляпу из своего свадебного путешествия и летом любила носить ее вместо панамы. Сунув ноги в шлепанцы, Злата вышла из дома, прикрыв за собой дверь, и отправилась на деревню. Уже из-за поворота она увидела на остановке толпу людей. Перед ней спешила баба Нина Луговская. Оглянувшись, девушка увидела, как баба Нина Стрижак вышла на дорогу. Полянская догадывалась, зачем приехал пожарник: обстановка в лесах в такую сухую, жаркую погоду была опасной. А деревню ведь со всех сторон окружали леса, да еще и торфяники. Если, не дай бог, в лесу вспыхнет пожар, последствия для деревни могут быть самые ужасающие.
Жара держалась уже не одну неделю. И то, что пожарник приехал только сейчас, опять же свидетельствовало о том, как мало местные власти заботило то, что может случиться с Горновкой. Даже для сельского совета эта деревня с горсткой дворов не представляла особой ценности. Хаты здесь по-прежнему даже бесплатно никому не нужны были.
На лавке уже сидели баба Маня и баба Рая, Тимофеевна с дедом. Рядом, сбившись в кучку, стояли те, кто жил на другом конце деревни, да еще жена Гуза. Его самого видно не было, и девушка подозревала, что основная часть мужского населения Горновки сейчас на копанке у них за огородами. Сейчас в такую жару там, видно, самый клев. И ведь что самое интересное (этому Злата Полянская не уставала удивляться), как они узнают о намечающемся сборе? Ведь у Юрия Владимировича не было мобильного, а у Серака отсутствовал даже домашний телефон, однако же вот так выходило, что в одно и то же время они собирались в одном и том же месте.
Чуть поодаль стоял пожарник, рядом с ним Дорош, одетый в красную футболку и широкие льняные шорты. Он стоял к ней спиной, поэтому и не увидел сразу. Злата, завидев его, сбилась с шагу и почувствовала, как бешено забилось сердце. Впрочем, она сумела быстро справиться и взять себя в руки. Подойдя к собравшимся, громко поздоровалась со всеми. Мужчина обернулся, улыбнулся, кивнув ей. Но Злата, лишь на мгновение задержав на нем взгляд, отвернулась и заговорила со старушками. И все же, как и раньше, как и всегда, каждая клеточка ее тела, как будто встрепенувшись, тут же отреагировала на его близкое присутствие.
Подошла баба Нина, и стало понятно, что больше никто не придет. Кирилловна сказала, что заходила к бабе Вале, но той не оказалось дома. Баба Ариша вряд ли смогла бы доковылять сюда, не то чтобы еще и в лес. Ноги почти не слушались ее. О Масько и говорить не стоило. Они либо были у кого-то в заработках, либо уже успели выпить и теперь отдыхали у себя.
Пожарник настаивал на том, чтобы собрались все. Положение было весьма серьезным, и все должны были знать об этом. Но старушки не могли сидеть на солнцепеке и дожидаться тех, кто определенно не придет.
– Боляй нiхто не прыйдзя! – подала голос баба Маня, повернувшись к пожарнику. – Няма чаго сядзець тут і чакаць! Жара такая! Цi вы не бачыце, што тут усе старыя?
– Женщины, я все понимаю, но и вы поймите, я должен провести беседу со всеми. Все должны знать об обстановке, возникшей в нашей области в связи с такой жарой, которая, как вы уже заметили, держится не одну неделю. О мерах, предпринятых Министерством, и о наказании, которое понесут виновные…
– А мы тут што, дурныя? Мы i самi знаям, што ў лес нельга хадзiць у такую сухоту. Да i няма чаго там рабiць зараз! I пра тарфянiкi знаям. Мы ж тут усе колькi гадоў жывoм! Калiсьцi яны ўжэ гарэлi тут…
– Хорошо, что вы знаете, но…
– Послушайте, – перебил пожарника Дорош. – Давайте в самом деле не будем задерживать бабушек, им ведь не двадцать лет. Я сам займусь этим, обойду все дома и лично поговорю со всеми не явившимися на собрание! – заявил Виталя, то и дело поглядывая на Полянскую. Злата чувствовала его взгляды и едва сдерживалась, чтобы не обернуться к нему.
– Ну, хорошо! – поколебавшись немного, согласился пожарник и принялся разъяснять.
Говорил он долго и пространно. Злата сначала слушала, а потом перестала, переключившись мысленно на свою волну. Суть сводилась к тому, что в области установили полный запрет на посещение лесов. Возле лесных маcсивов устанавливались аншлаги с информацией, шлагбаумами перекрыты въезды, за исключением тех случаев, когда по дороге через лес осуществляется проезд в населенный пункт. Кроме того, работники лесхозов и службы МЧС будут осуществлять патрулирование. Граждане, нарушившие запрет, будут привлекаться к ответственности. Все эти меры вводятся для того, чтобы предотвратить лесные пожары и пожары на торфяниках. Вся эта информация вмещалась в несколько предложений, но мужчина определенно любил говорить, а увлекшись, забывал о времени.
Старушки слушали, слушали…
– Нам трэба дзе подпiс паставiць? – перебила пожарника Кирилловна.
Он запнулся и непонимающе уставился на нее.
– А? Нет… Это все в порядке беседы, я говорил…
– Ну, тады мы пойдам. Няма сiл сядзець на гэтым сoнцапёку!
Бабульки, кряхтя, поднялись с лавочек и стали расходиться по домам. Баба Нина отправилась к бабе Мане, Тимофеевна с дедом ушли к себе, баба Рая, опираясь на палку, поковыляла домой. На остановке остались только женщины с другого конца деревни. Одна из них осведомилась у Златы, не уехала ли ее мама, и, получив отрицательный ответ, снова вернулась к разговору с соседкой.
Полянская, так и не обратив внимания на Дороша, решила, что делать ей здесь больше нечего, и отправилась домой.
Виталя нагнал ее на повороте, когда Злата, миновав домик Михалыча, попыталась рассмотреть сквозь заросли малинника сажалку и то, что там происходит. Но как бы ни старалась, так ничего и не увидела. Либо мужчины действительно удили рыбу, в чем девушка очень сомневалась, либо уже культурно отдыхали под зарослями ивняка. В это верилось больше.
Полянская увлеклась и не услышала шагов.
Поэтому и вздрогнула испуганно, когда теплая ладонь коснулась ее запястья, заставив остановиться.
Злата обернулась и едва не уткнулась Дорошу в грудь.
– Ух, чуть догнал тебя! Ты кого там высматриваешь?
– Тьфу на тебя! Испугал!
– Извини, я думал, ты слышишь! Ты мне компанию не составишь?
Злата недоуменно уставилась на него.
– Злата Юрьевна, очнись! Я обещал пожарнику навестить не явившихся на собрание! Пойдем со мной, а то мне скучно одному. К тому же у тебя с этими бабками лучше получится найти общий язык.
Девушка шумно выдохнула и сейчас раздумывала: вот-вот должна проснуться дочка, а она так и не приготовила шарлотку. Мама не знает, куда она ушла, и телефон Злата оставила дома. И вообще шататься с Дорошем по деревне – не самое разумное…
– Пойдем, это не займет много времени. Сейчас заглянем к Масько, потом к Максимовне – и по домам! – как будто почувствовав ее нерешительность, сказал мужчина и потянул ее за руку, уводя за собой.
– Ладно, только если ненадолго. У меня вот-вот проснется ребенок! – согласилась она, высвободив свою ладонь.
Дорош усмехнулся, но Злата не обратила на это внимания.
И они пошли. Солнце жгло нещадно. И ни ветерка тебе, ни облачка. Даже сквозь подошвы сандалий чувствовалось, как нагрет асфальт. Над ним, как и над всей деревней, поднималось как будто марево. И если посмотреть сквозь него вдаль, казалось, пейзаж приобретает некую сюрреалистичность.
Проходя мимо своего дома, Злата, вытянув шею, заглянула через забор, ожидая увидеть во дворе маму или Машку. Но там никого не было. Они наверняка еще спали. Полянская ускорила шаг. Меньше всего хотелось, чтобы мама увидела ее в компании мужчины.
У Масько на двери висел замок. А если уж они запирали дверь, значит, отправлялись на заработки в другую деревню, а то и вовсе их забирали в город. Злата критически оглядела двор, который Толику некогда было покосить, и небольшой огородик, заросший травой. Алка уверяла всех, что посадила грядки и у нее уже зреют помидоры, но за высоким бурьяном разглядеть что-либо не представлялось возможным. Зато под окнами у них в старых автомобильных шинах цвели ярко-желтые лилии, источая невероятный аромат. Злата не смогла пройти мимо и, склонившись, понюхала цветы.
Когда она выпрямилась и взглянула на мужчину, он лишь улыбнулся, но ничего не сказал.
– Интересно, куда это Маськи подевались? Второй день не видно на деревне, – себе под нос пробормотала девушка, но Дорош расслышал.
– У меня знакомый гараж разбирает в городе, спрашивал, не знаю ли я кого, кто мог бы помочь, я порекомендовал Толика с Алкой, скорее всего, он их и забрал! – не оглядываясь, поведал мужчина.
– Он им хоть заплатит? Или отделается парой бутылок водки?
Виталя усмехнулся.
– Заплатит. Только не думаешь ли ты, что деньги эти они потратят на что-то путное? Пропьют… Знаешь, сколько они должны на деревне? Вчера я с Руденко разговаривал, так тот жаловался, что задолжали не одну сотню и уже который месяц не отдают!
– Не волнуйся, уж Руденко они точно по осени отработают! Они у него всегда работают! – не смогла скрыть иронии девушка.
Она не сказала, что и ей Масько должны, с зимы еще должны, но она уж и не надеется, что отдадут. Может быть, помогут по хозяйству, когда нужно будет. Они ведь никогда не отказывают, да и Полянская по этому поводу не особенно переживала. Девушка знала: им туго приходилось зимой, и она, как и все в деревне, хоть как-то пыталась помочь.
– Ну, конечно!
Злата не стала развивать эту тему, прекрасно понимая, что с Дорошем говорить об этом и что-то доказывать совершенно бесполезно. С их первой встречи Горновка, ее жители и события, происходящие здесь, были тем самым камнем преткновения, разрушить который они не смогли. И вряд ли когда-нибудь смогут. Дорош в идеалы не верил, давно разочаровавшись в них, жил, как живется, превыше всего ставя собственные интересы.
У бабы Ариши двери в покосившихся сенцах были нараспашку. Огород давно зарос бурьяном. Ее дочка и внучка с мужем сначала еще пытались что-то сажать здесь и убирать урожай, а потом махнули рукой. Они бывали здесь наездами. А Максимовне уже исполнилось восемьдесят пять. Для нее самой возня на огороде осталась в прошлом, и все в деревне понимали, что лучшим вариантом для нее было бы уже переехать к дочке в другую деревню. Но баба Ариша категорически отказывалась покидать свой дом, условия в котором были не самыми подходящими для проживания. Но старушку это не волновало. Конечно, соседи ее не оставляли. Баба Валя приходила каждый день, Масько наведывались, баба Нина хоть и ворчала, но все равно иногда захаживала и приносила что-то из продуктов, а то и вовсе готовую еду. И Злата тоже приносила и каждый раз выслушивала одно и то же: как плохо Сашке в тюрьме. Как он страдает и хочет домой. С той скудной пенсии, которую старушка получала, она отсылала непутевому внуку какие-то деньги и посылки, жалея его и печалясь о нем. Она уже не вспоминала о Маринке, которую ее любимый внук убил, да и о Машке по большому счету тоже.
Жена внука была Максимовне чужой, а вот Сашка, несчастный сиротинушка, за что ж так жестоко наказан? Десять лет строгого режима! Полянская слушала Максимовну, не перебивая, сказать ей было нечего.
Не спорить же и что-то доказывать бабульке, которой перевалило за восемьдесят. Но эти разговоры были Злате крайне неприятны. Они оживляли в памяти воспоминания, с которыми она предпочла бы навсегда расстаться.
Она снова вспоминала Маринку, Маню, которой столько пришлось пережить в раннем детстве, и понимала: ей не жаль Сашку и никогда не будет. Сострадать ему и сочувствовать она не могла. Злата не была жестокой, но если бы на то была ее воля, он получил бы еще больше. Он должен был лежать в могиле рядом с Маринкой. Вот это было бы справедливо и правильно.
Еще во дворе до них донесся звук работающего телевизора. В сенцах им навстречу бросилась дворняга и остервенело облаяла, но мужчина пугнул ее, и та, поджав хвост, выскочила во двор.
Ни запахи, ни интерьер за прошедшие годы в этом доме не изменились, все вокруг еще больше обветшало. В этом доме, казалось, навсегда укоренились запустение, беспорядок, грязь, паутина и слои пыли. Каждый раз, переступая порог этого дома, Полянская чувствовала, как болезненно сжимается сердце. Эти посещения не доставляли ей удовольствия. И сейчас ей тоже хотелось поскорее покинуть этот дом. Миновав переднюю комнату, они с Виталей вошли в заднюю, где работал телевизор.
Картина, открывшаяся им, заставила Злату больно прикусить губу, чтобы не рассмеяться.
На старом продавленном диване у телевизора сидели баба Ариша и баба Валя. Сидели, не шелохнувшись, плечом к плечу, а на лицах их, испещренных морщинами, красовались светло-зеленые кружочки огурца.
Злата услышала, как у нее за спиной хмыкнул Дорош, пытаясь сдержать смех, но не обернулась, боясь рассмеяться.
– Здрасте! – громко поздоровалась девушка.
– Златуля? Гэта ты прыйшла? – не обернувшись к ней, спросила Максимовна.
– Я! – откликнулась девушка.
– А што гэта за мужчынка з табой? Мужык твой?
– Нет, это не мой муж, но суть не в этом! На деревне собрание было!
– Якоя? А мы з Валяй нiчога пра сабрання не чулi! Нiна не заходзiла… – Пожарник приезжал!
– Пажарнiк? Дык ён быў месяц назад, правяраў вон тыя на паталку…
«Тымi на паталку» были пожарные извещатели, которые устанавливали в домах пожилых людей. В случае возгорания они реагировали на дым и оповещали об этом пронзительным сигналом.
– Он приезжал не поэтому. Просто хотел предупредить всех в деревне о запрете на посещение лесов. Знаю, вы, баба Ариша, вряд ли дойдете до леса, но вот баба Валя, я знаю, вы в лес похаживаете… Даже сейчас, когда все лисички давно высохли, да и черника на кустах тоже. Вы ведь, кажется, дрова из леса таскаете? Так вот сейчас нельзя. Могут дать штраф, и большой.
– Правда? – удивилась пожилая женщина. – Но ведь у меня денег нет.
– Это их нисколько не волнует! Поэтому я и говорю, пока не пойдут дожди, от хождения в лес воздержитесь!
– Но я ведь не курю и костров в лесу не жгу. И сейчас там столько сухих дровишек. Если ж я не натаскаю их сейчас, чем же я буду зимой топиться?
Злата и Виталя переглянулись.
– Баб Валя, – подал голос мужчина. – Если вас в лесу заметят пожарники, а они курируют леса, вам не то, что топиться, вам есть не на что будет покупать зимой!
– Ну, хорошо, как скажете! – покорно согласилась старушка. – Ну, ладно, мы пойдем… – сказала девушка и уже собиралась повернуться, но в последний момент передумала. – А что это вы делаете? – не смогла не поинтересоваться Полянская.
– Так это мы омолаживаем кожу! – с серьезным видом заявила баба Валя. – По телевизору рассказывали, говорили, очень помогает, вот мы с Максимовной и решили попробовать! Видишь ли, Злата, мы ведь теперь в людях бываем, а вдруг опять ты нас куда-нибудь пригласишь? Или сюда приедут журналисты…
Злата, едва сдерживая смех, посмотрела на Дороша и увидела, как у того трясутся плечи от беззвучного смеха.
– Понятно! Ну, мы пошли! До свидания! – быстро сказала девушка и метнулась к дверям.
Во дворе, больше не сдерживаясь, Полянская расхохоталась.
– Смейся-смейся, Злата Юрьевна! Видишь, до чего довели старушек твои презентации? А что дальше будет? – посмеиваясь, заметил Виталя, выходя следом за ней.
– А что может быть дальше? – вопросом на вопрос ответила девушка, продолжая улыбаться.
Мужчина близко подошел к ней, опасно близко, так, что Злата едва удержалась от желания отступить на шаг, и протянул руку, чтобы что-то стереть с ее щеки.
– Они постригут друг друга и, отправившись в город, прикупят себе косметики! Представляешь себе Максимовну с припудренным носиком? Кстати, у тебя на щеке пыльца!
Полянская вздрогнула, когда пальцы Витали коснулись ее щеки, и почувствовала, как от внезапной слабости подогнулись колени. Щеки вспыхнули, взгляд заметался…
– До этого вряд ли дойдет… – внезапно севшим голосом ответила девушка и отступила на шаг. – Можно я сама? – прочистив горло, попросила она и отвернулась, боясь, как бы Дорош не прочел смятение в ее глазах.
Они покинули двор и, выйдя на дорогу, пошли на деревню.
– Сегодня снова пойдешь бродить в поля? – первым нарушил воцарившееся молчание Виталя. Спросил негромко, с нежностью и улыбкой, знакомой девушке.
– Не знаю. Может быть. А ты снова пойдешь высматривать тюк соломы, что получше да поближе к твоему дому? – не смогла сдержаться Злата.
Дорош тихонько рассмеялся.
– Нет. Солому Масько благополучно закатили ко мне во двор, я уже забросил ее на вышки сарая и забыл о ней. Мне соломы больше не нужно. Сегодня думаю отдохнуть. Привезу подругу, и вместе мы проведем чудный вечерок…
Злата понимала: говорит все это Виталя лишь затем, чтобы позлить ее, вывести из себя, заставить ревновать, понятно, все это было ложью, но если все же нет?
– Ты ведь женат! – как-то уж слишком резко бросила она.
– Я помню! – невозмутимо отозвался он. Благо, они уже дошли до дома Полянских и надобность в продолжении этого неприятного разговора отпала.
Быстро простившись с Виталей, Злата поспешила домой, а он, не торопясь, пошел дальше. Вечером девушка осталась дома. Искушать судьбу не хотелось. Как не хотелось и давать повод мужчине думать, будто она намеренно ищет с ним встреч. Злата осталась дома этим вечером, но мыслями она была не здесь. Убирая после ужина посуду, разговаривая с мамой, укладывая дочку спать и читая ей сказку, она ежесекундно думала о Дороше. Где он сейчас и чем занят? Соврал ли он или действительно сейчас развлекается с какой-нибудь девицей на даче? Ей хотелось бы чувствовать безразличие ко всему, что касалось Дороша, настоящее равнодушие, только вот не выходило. Это было каким-то затмением, и тут бы вспомнить ей обо всем том, чем закончились их отношения пять лет назад. Ей воскресить бы в памяти свои обиды и унижения, которым он ее подверг, а она вспоминала его улыбку и теплоту взгляда. Она простила ему все давно, а вот забыть его так и не смогла. И избегая встреч с ним все эти годы, прекрасно знала, какой может быть ее собственная реакция. Может быть, в этом было куда больше физического, земного, но каждый раз что-то как будто поднималось внутри, стремясь ему навстречу, заставляя забывать обо всем другом…
Ужасно хотелось выскользнуть из дома и потихоньку пройтись до маленького домика. На улице ночь, ее никто не увидит, и Виталя об этом никогда не узнает, а самой себе Злата уже проиграла. Бесполезно было отмахиваться от очевидного и обманывать себя, ее по-прежнему волновало все, что было связано с Дорошем. Он все так же волновал ее…
Девушка уложила Маню спать и легла сама. Но сон не шел. Она ворочалась с боку на бок на широкой кровати и не могла уснуть. Было жарко. Не хватало воздуха. За стенкой монотонно бормотал телевизор и храпел папенька. Да и внутри у нее творилось что-то неладное. Все трепетало, дрожало и билось. Злата понимала, что не уснет до утра, если сейчас не выпьет чего-нибудь успокоительного. Но вместо того, чтобы отправиться за каплями, девушка, чтобы не потревожить родителей, вылезла во двор через окно и вышла на улицу.
Нет, она не собиралась идти к дому Дороша. Просто хотела немного посидеть на лавочке, подышать прохладным ночным воздухом, подумать, успокоиться, сбросив то наваждение, которое не желало проходить вот уже столько дней… Злата села на лавочку у калитки и огляделась. Ночь была тихой. Улица пустынной. Лунный свет, просачиваясь сквозь листья березы, что росла у дома, рисовал причудливые узоры. Ночь была такой волшебной, и так пронзительно пахли лилии в палисаднике. Сердце сдавило тисками тоски, и, чтобы не расплакаться, Полянская закусила губу.
А ведь что бы ни говорил Виталя, каким бы равнодушным и беспечным ни казался, где-то в глубине его темных глаз девушка видела неприкрытое безудержное желание обладать ею. Оно притягивало, лишало воли и разума. Ведь то же испытывала и она, хоть и стыдилась себе в этом, признаться. И сейчас она сидела и чуть не плакала от отчаяния и какой-то ужасающей безнадежности.
И вдруг услышала шорох.
Испуганно вздрогнув, девушка подняла голову и огляделась. По другую сторону палисадника, запутавшись в косах ивняка, стоял человек. Чувствуя, как гулко бьется сердце, девушка вскочила на ноги, собравшись скрыться во дворе, запереть калитку и закрыть створки окон. Она все еще помнила о двух бродягах, которые когда-то рыскали ночами по деревне и забирались в дома. Она уже и за ручку калитки взялась, но внезапно остановилась и обернулась. Нет, не бродяги и разбойники прятались в ветках. Там стоял Виталя. Наверное, он стоял вот так не первую ночь, не зря ведь ей все мерещилось его близкое присутствие.
У Златы коленки подгибались от слабости и непреодолимого желания сделать шаг в его сторону, но она сдержалась. Девушка вошла во двор и закрыла за собой калитку.
Глава 9
Злата шла по траве и чувствовала, как приятно холодит ноги роса. Солнце только выглянуло из-за леса, но уже было понятно: впереди еще один жаркий день. Уже сейчас, проливая на землю свои лучи, оно припекало. А на высоком бледном небе снова ни облачка. Казалось, от жары пожухли, увяли не только краски природы, казалось, выгорело даже небо. А ведь метеорологи каждый день прогнозировали грозы. И может быть, где-то они были, у них же снова дождя не предвиделось.
Впереди бежала Манечка. Срывая на ходу цветы, девочка собирала букетик, пугая птиц в траве и пытаясь догнать бабочек. Елена Викторовна неодобрительно качала головой, когда малышка, выбираясь из постели рано утром, натягивала на себя платьице и бежала вслед за Златой. Они любили такие прогулки вдвоем. Или с Лешей. Когда бабушка уезжала домой, они часто всей семьей гуляли по окрестностям. Чаще всего Машка так же бежала впереди, а они шли, взявшись за руки, и улыбались, глядя ей вслед. Потом дочка неизменно просила сплести веночек, неважно, были это одуванчики, ромашки, васильки, зверобой, медуница или неизвестные цветы, все лето цветущие в лугах. Чаще всего они доходили до сажалки бабы Нины, усаживались на пригорочек, и Злата плела венок. Девочка просто обожала это занятие. Потом целый день бегала в нем, и вечером ее бывало довольно сложно уговорить снять его.
Идя следом за дочкой, Злата улыбалась, что-то отвечала девочке, но мыслями была далеко. Мыслями она снова возвращалась к сегодняшней ночи. Ужас холодил душу. Этой ночью она едва не сделала то, за что потом бы корила и винила себя всю жизнь. Она едва не поддалась соблазну и не шагнула в его сторону. Она убежала домой и, спрятавшись под одеялом, уткнулась лицом в подушку. Ее трясло. Слезы душили, отчаяние захлестывало. Подушка заглушала рыдания, рвущиеся из груди, а слезы все лились и лились из глаз. Не могла она их сдерживать более. Пусть это были слезы слабости, но она могла себе ее позволить. Злата уже не помнила, когда последний раз плакала. Наверняка лет шесть назад, и снова из-за Витали. Ей было так плохо и стыдно за слезы и за предательские мысли. Она ненавидела себя и осознавала, что она тонет, вязнет в наваждении, в том пространстве, где снова был он и никаких знакомых ориентиров, знаков. Каждой клеточкой своего тела она стремилась к нему и, кусая подушку, понимала: ничего не изменилось. Злата не вышла из дома этой ночью, но сейчас, идя по лугу, измученная и опустошенная, отчетливо представляла, что еще одной такой ночи она просто не переживет.
Надо уехать. Уехать в Минск сегодня же, заняться собственными делами, встретиться с Ириной Леонидовной, съездить в университет и издательство, дождаться Лешку и только с ним вернуться в Горновку снова. Она увидит голубые глаза мужа, его теплую улыбку – и все станет на свои места. Надо встряхнуться. И не раскисать. Ведь это совершенно на нее не похоже. Она оптимист, она справится. Вот так убеждая себя и подбадривая, девушка дошла до сажалки и окликнула Маняшу, которая рвала цветы у кромки леса.
– Мамочка, еще чуть-чуть, здесь столько цветочков! – тоненьким голоском откликнулась девочка.
– Добрай ранiцы, Златуля!
Девушка, не ожидая кого-то встретить в такую рань, испуганно обернулась и увидела бабу Нину.
Жара, установившаяся несколько недель назад, заставляла старушек выходить на огород с восходом солнца да еще, пожалуй, вечером и копаться до темноты. По-другому было просто невозможно. У бабы Нины здесь, на въезде в деревню, за сгоревшим домом Серака, была посажена картошка.
– Доброе утро, баба Нина! – девушка улыбнулась и свернула к изгороди из жердей. – И не спится вам?
– Да хiба ж старым спiцца? Гэта маладым счас самы сон, а нам… А ты во, бачу, тожа не спiш… Я часта бачу, як ты ўраннi гуляеш тут! – с трудом разогнувшись, старушка проковыляла к ограде.
– Ну да! Я вообще люблю окрестности Горновки, но днем так жарко, из дома не выйти, а утром хорошо. Свежо, хоть самую малость. Я уже не могу без этих прогулок! Для меня это стало своеобразным обязательным ритуалом! Я, когда не могу выйти по каким-то причинам, чувствую, как будто меня чего-то лишили! У нас ведь здесь как-то по-особенному… – девушка чуть смущенно улыбнулась, понимая, что баба Нина вряд ли сможет ее понять.
– Ну да, красiва у нас, канешне! Я як на агародзе капаюсь, другi раз разагнусь, гляну – красата! Толька што ж ад этага? Глянеш i забудзеш! Так было, калi нас яшчэ не было, i так застанецца пасля нас… Мы пражылi, Златуля, доўгую i цяжкую жызню! Нiколi за ўсё жыццё хазяiн мой не падарыў мне нi цвяточка! I не скажу, што плоха жылi, але ж не было ласкi. Усе работалi i нiчога болей не бачылi… Таму гляджу я на вас з Лёшкам i радуюсь. Дай вам бог шчасця! Штоб так да старасцi i пражылi! I дочачка ваша такая харошая! Добра, што забралi вы яе…
– Спасибо, баба Нина! – Злата благодарно улыбнулась и обернулась, заслышав звонкий голосок Машки.
Собрав букет цветов, девочка прибежала к ним.
– Ох, якая ж ты красавiца, Маняша! – сказала ей старушка.
– Ты тоже! – не осталась в долгу девочка. – Смотри, баба Нина, каких я цветочков насобирала! Правда, красивые? Хочешь, я тебе их подарю? Возьми, там, у сажалки, таких много, я еще насобираю! – она протянула букет старушке, а у той прямо слезы на глазах выступили.
Злата, наклонившись, коснулась губами дочкиной головки.
– Мамочка, я пойду еще нарву цветочков?
Злата кивнула, и девочка снова убежала к сажалке.
– Бач ты, якая стрыказа!
– Да, Машка та еще непоседа! Ей все время что-то делать надо, куда-то бежать. Мама вообще ей нарадоваться не может. Манечка у нее первая помощница во всем. А вы что делаете на огороде? Что-то пропалываете? Мы уже не полем. Все горит. А так, в траве, может, и не так…
– Да ты во паглядзi на маю бульбу! Яна ж уся пачарнела aд фiтафторы i пасохла ўжо. Во траву парву i буду капаць! Чаго ждаць? Пасохня зусiм i карчоў не найду! Манька тожа казала, споляць i будуць капаць! А чаго ждаць, Златуля? Гэта ж раней па восенi бульбу капалi, а зараз во толькi аўгуст прыйдзя, i ўсе капаюць. Во толькi спалоць трэба! А ў вас, Златуля, не паела фiтафтора бульбу? Я матку бачыла, забылася спрасiць…
– Да вроде нет, стоит пока зеленая!
– Дак гэта добра! Здаецца мне, не будзе ў гэтым гаду бульбы! Арэхаў багата ў лесе, калi арэхаў багата, тады бульбы няма.
– Ну, сколько будет! Мы много картошки не едим. Если не хватит, придется покупать.
– I то праўда, абы мы былi жывы, а бульбы хвацiць! Нi адзiн год не сядзелi без бульбы, якой не накапвалi, да летку хватала. Ну, а ты ўчора к тым качоўкам заходзiла? Валя ў Арышы была? Не вылазiць, курва, адтуль. I што яны там робяць?
– Вчера омолаживались! – с улыбкой сказала Злата. – Натуральные маски делали из огурцов!
– Ох, зусім падурнелі! – всплеснула руками баба Нина. – От, б…дзi, што ўздумалi! А я думаю, чаго гэта ўраннi Валя прыходзiла за гуркамi? У мяне i няма iх ужо пачцi, высахлi, як ні палiвала. Пайшла, найшла там нейкiх крывых, яна i забрала! Во дуры, а? I куды гэта яны амалажывалiся?
Злата смущенно потерла нос пальчиком, размышляя, как бы поделикатней переменить тему.
– Ну, не курвы, а, скажы, Златуля? Зусiм з ума выжылi бабы! – в возмущении выпалила баба Нина и, чуть прищурившись, глянула куда-то Злате за спину.
Злата лишь улыбнулась в ответ.
Баба Нина, поднеся ладонь к глазам, заслонив их таким образом от солнца, устремила взгляд куда-то вдаль
. – Паглядзi-ка, Златуля, гэта там не тучы сабiраюцца над Пагулянкай? – сказала она.
Полянская обернулась и посмотрела туда, куда показывала баба Нина. За деревней, над лесом, как раз по направлению к соседней деревне, там, где была канава и осушенные давным-давно болота, клубился белый дым. Его и в самом деле можно было принять за кучевые облака, но это была не туча. Это был дым от горящих торфяников.
Когда на землю опустился вечер, Злата, уложив Маню спать, набросила на плечи кофту и покинула дом. Мама пробовала ее удержать, беспокоясь, но девушка заверила, мол, уходит ненадолго и скоро вернется. Полянская вышла на улицу и, осторожно прикрыв за собой калитку, огляделась, а потом, не торопясь, пошла на деревню. В воздухе уже отчетливо ощущался запах гари. Он не чувствовался днем, уносимый ветром, но к вечеру, когда ветер стих, едкий запах горящего торфа пополз по полям и лугам, достигнув деревни.
В сотый раз за сегодняшний день Злата взглянула в сторону болота и вспомнила, какой испытала страх сегодня утром, когда увидела дым над лесом, и каким сильным было желание схватить в охапку Машку и сбежать из деревни без оглядки. На мгновение ей представилось, в какую огненную ловушку они могут попасть, если лес охватит пожар, а такое вполне могло случиться. Впрочем, ей не дала поддаться панике баба Нина. Именно ее спокойствие отрезвило и вернуло мужество. Пожилая женщина не испугалась и не схватилась за голову, а осталась совершенно спокойной.
Она сказала Злате, что торфяники горят в Горновке не впервые и никаких неприятностей, кроме едкого дыма, особенно ощутимого к ночи, им это не принесет, беспокоиться не о чем, но пожарным нужно позвонить.
Чтобы не испугать Машку, Полянская постаралась успокоиться, но, придя домой, тут же бросилась к телефону. Заслышав гул, девушка сошла с дороги, а через минуту из-за поворота, осветив улицу фарами, показалась последняя пожарная машина. От ее мощности содрогнулась земля, но она проехала, скрывшись из вида, а скоро затих и гул. Тушить горящие торфяники ночью было опасным и бесполезным занятием. Действовать приходилось почти вслепую. К тому же пожарные рисковали провалиться в выгоревшие ямы, выбраться из которых не представлялось возможным. Над деревней снова воцарилась тишина. Но сегодня она не была такой, как вчера, – умиротворенной, сонной, благодатной.
Сегодня она казалась напряженной, угнетающей, опасной. Да, слова и спокойствие бабы Нины обнадеживали, но, вернувшись домой и пошарив в паутине интернета, Злата забеспокоилась: опасение снова поднялось в душе девушки. Пожары на торфяниках уничтожали леса, деревни, дороги. Торф под землей не так просто было потушить, особенно в такую засуху. Он мог тлеть не одну неделю, более того, он мог тлеть даже зимой. Он выжигал огромные котлованы, в которых долго сохранялась высокая температура. Провалившийся туда человек, без сомнения, был обречен. Пожар на торфяниках обеспокоил всех в деревне, но не потому, что горновцы по-настоящему боялись чего-то серьезного. Неприятно, конечно, что приходилось дышать дымом, особенно в такую жару. Они верили, что пожарные не дадут пожару распространиться и обязательно его устранят.
К вечеру, когда запах дыма пробрался в комнаты, Елена Викторовна повесила на окна и двери мокрые простыни, таким образом пытаясь предотвратить дальнейшее проникновение дыма, и даже попросила Злату съездить в город за марлевыми повязками. Девушка съездила, но чувство тревоги, не покидающее ее весь день, от этого меньше не стало. Именно поэтому она и вышла вечером из дома, понимая, что вряд ли сможет уснуть.
Ей хотелось сходить за деревню и убедиться, что у пожарных и в самом деле все под контролем, что огонь не подкрадется к дому к утру. Впрочем, конечно, не только за этим…
Не доходя до дома бабы Мани, в свете фонаря Полянская увидела мелькнувший темный силуэт, и сердце дрогнуло.
Виталя! Конечно, это был он! Зябко передернув плечами, несмотря на то что ночь была теплой и душной, девушка стянула полы кофты, чувствуя, как с каждым шагом расстояние между ними сокращается и ее охватывает волнение. Сердце учащенно забилось в груди, щеки заалели. Хорошо, было темно и он не смог этого увидеть. Ему никогда не узнать, что, покидая сейчас свой дом, она надеялась на встречу с ним. Но вдруг он поймет это, почувствует?
Когда расстояние между ними сократилось до одного шага, Дорош остановился, вынуждая ее последовать его примеру.
– Добрый вечер, Злата Юрьевна! – звонко и весело поздоровался он, разбив тем самым оглушительную тишину этого вечера. – Вышла прогуляться перед сном? Понимаю! Я вот тоже не могу сидеть дома, когда на улице такая ночь. Так и тянет на приключения! – он засмеялся, и девушка не смогла сдержать ответной улыбки.
Мужчина говорил легко и непринужденно, и в том, как это звучало, да и во всем его облике, было столько беспечности и несерьезности, что не заметить это было невозможно. Это было возмутительно, учитывая опасность, угрожающую деревне, да и всем им, но возмутиться Злата не смогла. Наоборот, оказавшись рядом с ним, улыбнувшись, она почувствовала, как уходит тревога, отступает страх и становится легче дышать.
– Ну, приключения здесь ты вряд ли найдешь! – в тон ему ответила Полянская.
– Не веришь? – приподняв брови, спросил Дорош.
– Верю! – чуть поколебавшись, сказала Злата и усмехнулась.
– А давай-ка, Злата Юрьевна, в этой вечерней прогулке я составлю тебе компанию! Надеюсь, возражать ты не станешь?
– Не стану, но как же «приключения»? – с легкой иронией поинтересовалась она.
– Подождут! Не сговариваясь, они двинулись вперед, прошли домик Витали и пошли дальше.
– Ты зачем вчера стоял у нас под ивой? – нарушив молчание, спросила Злата.
– А тебе чего вчера не спалось? – вопросом на вопрос ответил мужчина.
– Я первая спросила! Дорош усмехнулся.
– А у меня свидание было назначено у тебя под ивой. Я там подругу ждал!
– Что? – недоверчиво протянула Злата. – Какую подругу? В Горновке вряд ли найдется для тебя подруга! А-а-а, ты, наверное, с Аллой Масько встречался у нас под ивой? Или, может быть, бабу Валю ждал? – девушка рассмеялась над собственным предположением, только без особой искренности.
– Очень остроумно! Но ты ошибаешься! Ты сама прекрасно знаешь, что в деревне есть с кем встретиться! При моей-то неотразимости!
– Врешь ты все!
– А вот и нет! Между прочим, ты своим приходом чуть все не испортила. Девушка должна была уже подойти, а тут ты… Здесь, в деревне, всем ведь известно, каких высоких моральных принципов ты придерживаешься, а она замужем, между прочим. И ей, сама понимаешь, совершенно не хотелось афишировать наше близкое знакомство. Кстати, извини, если испугал. Ты с такой скоростью сдернула с лавочки, что я думал, ты калитку снесешь. Чего тебе не спится по ночам, а, Злата Юрьевна?
– Бессонница! – только и смогла сказать девушка, чувствуя, как больно щемит сердце и обида сдавливает горло.
Интересно, он понимает, что причиняет ей боль? А если понимает и причиняет ей боль намеренно? Виталя способен на это, она не сомневалась.
– Я знаю, как от нее избавиться! – наклонившись и понизив голос, сказал мужчина. Его дыхание обожгло щеку девушки, а аромат парфюма ударил в нос.
– Спасибо, я обойдусь!
– Ну и вредная же ты, золотая моя! – тихонько засмеялся он.
Злата на мгновение закрыла глаза. Он произнес это так, как произносил прежде, с теми незабытыми интонациями безграничной нежности, от которой у нее подкашивались ноги. Как же хотелось забыть сейчас обо всем и хоть на мгновение, под покровом ночи, прижаться к нему и ощутить тепло его тела и силу объятий! Задохнуться, уткнувшись ему в плечо, и почувствовать прикосновение его губ к своей щеке. Это желание было таким сильным, что Злате пришлось сжать ладони в кулачки, так, что в ладони впились ногти, причиняя боль.
Между ними снова воцарилось молчание, в котором они и вышли из деревни, оказавшись среди полей, раскинувшихся вдоль дороги. Здесь было так тихо…
Только слышно было, как где-то одиноко кричит птица. Тюки соломы тонули в дыму, наползающем из-за канавы. Звездное небо над головой было невероятно близким. Казалось, стоит протянуть руку – и можно дотронуться до него. Небосклон был таким огромным и бескрайним, в нем вполне можно было потеряться, раствориться. Темнеющие на горизонте леса, простирающиеся поля казались такими незначительными, незаметными, почти не существующими. Злата подняла глаза к мерцающим звездам и на мгновение забыла обо всем.
Виталя смотрел на нее и чувствовал, что теряет над собой контроль. Сил больше не было играть в эти игры, притворяться веселым и беспечным. Сил больше не было противостоять непреодолимому влечению, желанию коснуться ее, сжать в объятиях и целовать до темноты в глазах. И еще труднее было сдерживать себя, зная, что и она хочет того же, но, подчиняясь здравому смыслу, сдерживает себя.