По другую сторону книги

1

Приземлилась я ровнехонько на пятую точку, и посадка определенно вышла не из мягких. Хорошо хоть на траву упала, а не на асфальт. Впрочем, асфальтом тут и не пахло, судя по обилию деревьев вокруг.

– Ну супер, я черт пойми где в лесу, – пробормотала я себе под нос, поднимаясь и потирая ушибленный зад.

На лес медленно спускались сумерки: сквозь густые кроны деревьев пробивались последние лучи заходящего солнца, освещая все вокруг тусклым, косым светом. Но что-то определенно было не так. Я прищурилась, пытаясь понять, что же меня так смутило. Листва и трава были не зеленого, а какого-то странно серого цвета. Стволы и ветки деревьев были абсолютно черными, а проглядывающее клочками небо – вовсе не голубым, каким-то грязно-белым, хотя я совершенно точно знала, что это не облака и не тучи. Впечатление было такое, словно я попала в старый черно-белый мультик.

– Так, похоже я здорово треснулась головой и теперь у меня что-то не то с цветопередачей, – продолжила я разговор с самой собой. Потрясла головой, надеясь вернуть все цвета на место, но ничего не произошло: все вокруг осталось таким же блеклым, почти монохромным. Так еще и голова заболела.

Я немного постояла, прислушиваясь. Лес замер, ни один листик не колыхался под дуновением ветерка. Птиц тоже не было слышно и я надеялась, что они просто улетели куда-нибудь в другую часть леса, а не ждут, притаившись, пока на меня кинется какой-нибудь огромный страшный медведь или вепрь или что еще за живность тут у них водится.

Я понятия не имела, что буду делать, если на меня все же кто-то решит напасть. Бегала я, конечно, не так уж плохо, но одно дело, когда ты бежишь по ровному асфальту и совсем другое – бежать по лесу, где то и дело проваливаешься в ямки, служащие домом для мелких грызунов, запинаешься за корни вековых деревьев, которые ну никак не желают сидеть в земле, спотыкаешься о кочки, а самые низкие ветки так и норовят дотянуться до твоего лица и проверить его на прочность. Поэтому я искренне надеялась, что бежать мне ни от кого не придется.

Стоять на месте можно хоть до темноты, только это ничего не изменит, а вот хищники с наступлением сумерек вполне могут выйти на охоту. Мне определенно стоило уходить с этого места, только вот куда? В детстве папа учил меня ориентироваться в лесу, определяя стороны света по мху на деревьях, расположению веток и муравейникам. Но это было очень давно и с тех пор я была в лесу от силы раза два. А сейчас, как назло на глаза не попадалось ни одного муравейника. Мха тоже не наблюдалось, а ветки у деревьев все смотрели в разные стороны, поди их разбери, куда они там указывают.

Я двинулась туда, где, как мне показалось, было меньше всего деревьев. И тут же провалилась в ямку, которая оказалась чьей-то норкой. Лодыжка заныла. Не хватало еще сейчас вывихнуть ногу! Я осмотрела ее, но видимых повреждений не заметила. Ладно, может и обойдется.

Тут я вспомнила, что папа в лесные походы всегда брал с собой посох. У него был настоящий походный посох, который работал и как рычаг, а иногда и как оружие. Мне отец обычно делал такой из какой-нибудь крепкой палки, которую находил в лесу.

– В лес без посоха идти нельзя, – говорил он и улыбался, обстругивая своим охотничьим ножом мелкие веточки и сучки, чтобы посох было удобно держать. – Выглядит, может быть и не очень, зато настоящая палочка-выручалочка.

Сейчас мне очень бы не помешала такая палочка-выручалочка. Я шла, высматривая что-нибудь, что могло бы стать посохом, а под ногами у меня звонко хрустели приминаемые ветки и сухая листва. Наконец, когда я уже почти отчаялась найти подходящую на роль посоха палку, мне на глаза попался довольно толстый и в меру длинный сук. Он был почти гладким и каким-то… коричневым.

– Стоп, коричневый?! – Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что сук и вправду цветной, тогда как все остальное так и оставалось черно-белым. – Что за черт? Я ведь даже не курю… – я подобрала новоиспеченный посох: он оказался мне точно по росту и чуть заметно согревал ладонь.

– Спасибо… – негромко сказала я, сама не зная, кого благодарю.

С посохом идти и правда оказалось намного легче: я прощупывала им землю впереди и точно знала, куда ступать. Однако у меня появилась проблема посерьезней: почти совсем стемнело. Это означало две вещи: во-первых скоро я просто не буду видеть, куда идти, а во-вторых, ночью хищники могут выйти на охоту. Мне в общем-то совсем не хотелось становиться чьей-то едой. Кстати о еде, а когда я в последний раз хоть что-то ела?

Я все шла и шла, размышляя над своим незавидным положением. Куда я иду и зачем? Выйду ли я вообще из этого леса? А если и выйду, как скоро найду кого-то, кто согласится мне помочь и желательно при этом не примет за сумасшедшую? А потом в голове материализовался самый важный вопрос, о котором до этого я почему-то совсем не подумала:

– Как я вообще попала в эту дыру?!

Словно в ответ на это лес вдруг зашумел: заскрипели огромные деревья, застучали ветки, негодующе зашуршала листва. Где-то совсем рядом натужно каркнул ворон, отчего по спине у меня пробежал неприятный холодок, а в душе заворочалось что-то темное и странное. Эта лесная прогулка начинала меня порядком нервировать. Неплохо было бы сейчас обзавестись фонариком или хоть каким другим источником света, вот только ничего такого поблизости не было, да и у меня из походного набора с собой имелся только посох, на конце которого…

Вспышка на мгновение ослепила меня. Я выронила посох и закрыла лицо руками, защищаясь от яркого белого света. Проморгавшись, поняла, что мне не мерещится и конец посоха действительно светится. Сейчас огонек стал совсем маленьким, но ярким, легко различимым в темной траве. Я подняла свою палочку-выручалочку и пригляделась: на конце посоха светилось светло-оранжевым нечто среднее между светлячком и люминесцентной лампочкой.

– Интересно… либо мне все это снится, либо я схожу с ума, либо обзавелась способностью исполнять собственные желания. Но это все еще не объясняет, как я сюда попала и что это вообще за место, – вздохнула я и подняла посох повыше, чтобы оглядеться. Без света не видно было уже вообще ничего.

Меня все также окружали деревья, только вот я больше была не одна. На ближайшем ко мне дереве сидел ворон. Ветка заметно прогибалась под его весом, но ворон не двигался, лишь блестели в свете моего посоха черные с отливом перья.

– Ты меня напугал, знаешь ли, – машинально сказала я, чтобы хоть немного снять напряжение. Это ведь ты каркал сейчас, да? Ворон мигнул черным, блестящим глазом-бусиной, приоткрыл клюв и едва заметно задрожал. Это что, беззвучный вороний смех? Или может у него припадок? Сейчас свалится еще с ветки, расшибет свою птичью башку, а я тут единственный свидетель…

– Господи, да что за чушь я несу! Еще и с птицей разговариваю! – чуть не взвыла я в беззвездное, скрытое кронами деревьев небо. – Что ты ржешь, глупая голова, лучше бы помог отсюда выбраться! – прокричала я ворону, для пущей убедительности наставив на него посох.

Новый знакомый громко и, как мне показалось, весьма обиженно каркнул и бесшумно слетел с дерева. Подлетев ко мне, он несильно, но достаточно неприятно клюнул меня в руку и полетел в темноту. Ничего не осталось кроме как последовать за ним.

Ворон летел быстро, так что мне приходилось почти бежать. Я не знала, выводит он меня из леса или наоборот, заводит в самую глушь, но в тот момент мне было уже все равно. Ушибленный зад все еще болел, хоть и не так сильно как в самом начале, зато снова заныла лодыжка, и я начала опасаться, что все-таки растянула ее. К тому же мне ужасно хотелось есть и пить, я устала, а в руке у меня был светящийся посох, появившийся судя по-всему, только потому, что я так захотела. И я все еще не знала, где оказалась и почему.

Мы бежали в темноте, как мне показалось, очень долго. Ну, это я бежала, сбивая себе дыхание и напрягая уже пульсирующую от боли ногу. Ворон же спокойно парил себе между деревьев, вряд ли понимая, что еще немного таким темпом и он меня попросту загонит.

Вдруг ворон каркнул и метнулся куда-то в сторону.

– Эй, ты куда? – крикнула я, но птица уже исчезла из виду. За кругом света от посоха растекалась темнота. Я снова осталась одна.

– Завел меня в чащу и привет, да? – пробурчала я. – Что б ты…

– Вовсе незачем его обижать, – раздался вдруг совсем близко от меня голос. – Он тебя не завел, а наоборот вывел. Ко мне.

Я увеличила яркость посоха, пытаясь найти говорящего. Напротив меня стоял юноша. На вид ему было лет 17-18, хотя могло быть и больше. Лицо с заостренными скулами казалось бледным в ровном свете посоха, серо-зеленые холодные глаза – через правый тонкой линией шел давно полученный шрам. Светло-русые волосы собраны в хвост. Одет парень был в охотничью куртку неопределенного цвета, штаны и сапоги. Оружия при нем я не заметила, но это еще ничего не значило.

А еще я поняла, что различаю цвета, хотя они все-равно какие-то тусклые, как-будто кто-то красителя пожалел.

Мы разглядывали друг друга по меньшей мере минуту. Парень все больше хмурился, и я приготовилась к тому, что сейчас он на меня накинется. Но ничего подобного он делать не стал. Вместо этого он подошел ко мне поближе, прищурился и спросил:

– Почему ты выглядишь, как копия моего старшего брата?

***

– Что, прости? – вопросом на вопрос ответила я. Эту тактику я переняла от папы. Когда я была маленькой, он часто отвечал вопросом на вопрос, если не знал ответа, хотел выиграть время или считал вопрос глупым. Прямо сейчас все эти три ситуации накладывались друг на друга.

Но парня моя реакция, казалось, ничуть не смутила. Четко и раздельно, чуть ли не по слогам, словно терпеливый родитель, объясняющий что-то ребенку, он сказал:

– Ты выглядишь в точности как мой старший брат, с той лишь разницей, что ты девчонка, – он еще раз осмотрел меня, словно желая точно убедиться в том, что видит.

– Спасибо, что напомнил. Я и без тебя знаю, кто я, – буркнула я, продолжая вызывающе, как мне очень хотелось верить, смотреть на него.

– Ну и кто же ты? – спросил он, скрестив руки на груди, будто зная, что я и на этот вопрос не найду ответ.

– Я Софья Владиславовна Люблина, живу в Воронеже и понятия не имею, как сюда попала. – Может, ты мне объяснишь, что происходит? И кто ты такой?

Но утруждаться объяснениями мой новый знакомый явно не спешил. Он свистнул, и ему на плечо опустился ворон. Парень что-то прошептал ему и птица, подмигнув, взлетела и исчезла в темном небе.

– Ага, значит ворон у тебя на побегушках, верно? И куда же ты его послал на этот раз? Очередную девушку тебе доставить? – едко поинтересовалась я.

– Здравомыслящие девушки не гуляют по ночам в лесу. А послал я его домой, куда и тебя сейчас поведу. И если не будешь сопротивляться, успеем туда как раз к рассвету. Что это у тебя за палка? – спросил он, кивнув на посох, с которым я бы теперь в жизни не рассталась.

– В лесу нашла, – отрезала я. – А домой, это куда?

Ответом мне стала тишина.

Мы вышли из леса и некоторое время шли молча. Посох освещал нам путь, вопросов мне больше не задавали, однако их полным-полно было у меня в голове: кто этот парень? Куда он меня ведет и почему сказал, что я как две капли воды похожа на его старшего брата? Что это, черт возьми за место? Не убьет ли он меня по дороге? Я украдкой взглянула на своего проводника: на лбу у него залегла морщинка – задумался, видимо, что со мной делать.

– Меня зовут Велес. Я младший сын великого князя Лихоборья, – обронил парень, сделав ударение на слове «младший» и снова погрузился в молчание.

«Не больно-то и хотелось» – подумала я. Велес, Лихоборье, великий князь… Я что, попала в сказку по мотивам славянских мифов? Становится все интересней.

Мы все шли и шли, и вскоре я поняла, что лес окружает долину, в которой находится город, окруженный деревянной крепостной стеной. «Должно быть, это и есть Лихоборье», – подумала я. В темноте мало что было видно, но башню я заметила. Она возвышалась над городом, будто часовой – деревянная, с маленькими резными окошками-бойницами и большим окном почти под самой крышей.

– Нравится? – спросил Велес, заметив, что я разглядываю башню. – Это моя башня, – с гордостью сказал он.

– Что, прямо сам ее строил? – спросила я его, изображая удивление. Парень сарказма не понял и просто ответил:

– Да нет конечно. Подарок отца.

– Ничего себе подарочек, – присвистнула я. – Мне вот папа разве что кукольный домик дарил на день рождения.

– Что? – рассеянно переспросил Велес. Не доходя до главных ворот, мы свернули и пошли вдоль стены.

– Неважно, проехали. Почему нельзя было пройти там? – спросила я, осматривая высокую стену, сложенную из плотно подогнанных друг к другу бревен.

– Не хочу, чтобы тебя кто-то увидел, – коротко бросил Велес, доставая из кармана куртки большой железный ключ.

– Боишься, что кто-нибудь такую красоту украдет? – съязвила я. Судя по тому, каким ледяным взглядом наградил меня парень, я явно не вписывалась в его стандарты красоты.

Велес остановился, я посмотрела на стену, но не нашла ни двери, на даже замочной скважины, в которую можно было бы вставить ключ. Однако парень явно знал, что делает. Достав из внутреннего кармана куртки большой железный ключ, он вставил его, как мне сначала показалось, просто в бревно, но приблизив к стене посох, я увидела едва различимую замочную скважину. Велес провернул ключ в замке два раза в одну сторону и затем один в другую, и нижняя секция стены с тихим шорохом отъехала в сторону.

– Тайные ходы? – прищурилась я, но меня окинули таким взглядом, который явно давал понять, что эту тему лучше не поднимать.

– Ладно-ладно, как скажешь… – я последовала за Велесом по низенькому проходу. Мы оказались внутри крепостной стены, которая в толщину была метра 3, не меньше. Выйдя с другой стороны и выведя меня, Велес запер дверь и стена снова стала цельной.

– Так, теперь нужно только… – что там нам нужно было сделать, я так и не поняла, потому что Велес резко замолчал и прислушался. Едва слышно выругавшись, он взглядом приказал мне спрятаться, а сам пошел в противоположную сторону. Ну просто замечательно. Теперь я еще и в чужом городе, где меня по какой-то загадочной причине никто не должен видеть, а единственный человек, которого я знаю, оказавшийся к тому же колдуном, куда-то пошел по важным делам. Блеск.

Почти рядом со стеной располагалось длинное здание, и я не придумала ничего лучше, кроме как забежать за него. Очень скоро, к своему неудовольствию я поняла, что это конюшня.

– Ну вот и что мне теперь делать? – шепотом спросила я себя. Сколько его ждать? А если он мне наврал и сейчас приведет сюда отряд солдат, которые меня заколют какими-нибудь пиками или сделают что похуже…

Додумать я не успела. Послышались шаги и из-за угла конюшни вышел Велес, но не один. Рядом с ним шел юноша чуть старше его. Он приблизился и в предрассветных сумерках я увидела свое собственное, только мужское, со щетиной на подбородке лицо, свои собственные курчавые волосы цвета воронова крыла, которые, как и у младшего брата были собраны в хвост. Мои же светло-голубые глаза удивленно уставились на меня, а густые черные брови взлетели вверх. Старший брат был выше, крупнее младшего и более атлетично сложен, но мне показалось, что при всем при этом он гораздо дружелюбнее Велеса.

– Ну и что ты на это скажешь? – мрачно спросил Велес брата.

– Не знаю…, а могут это быть происки Чащи? Чтобы подготовить нас к испытанию? – в свою очередь поинтересовался старший, продолжая меня разглядывать. Я поднялась с земли и спросила:

– Что за Чаща? Какое еще испытание?

Старший уже хотел было мне ответить, но Велес хрипло отрезал:

– Не твое дело.

Я вспыхнула:

– А что вообще мое дело? Ты притащил меня сюда ничего не объяснив, потом куда-то исчез и привел с собой мою мужскую копию, – на этих словах уши у брата Велеса запылали, и я почувствовала себя еще более неловко, потому что мои вели себя точно также, но остановиться уже не могла, – и если ты думаешь, что посмотрев на него, я должна была что-то понять, то я ни черта не понимаю! – прошипела я, однако Велеса моя тирада не впечатлила. Как и раньше в лесу он схватил меня за локоть и куда-то потащил. Братец пошел за нами, время от времени оглядываясь по сторонам.

– Меня зовут Ладимир, – тихо донеслось мне в спину. – Мы ведем тебя к отцу, который наверняка объяснит, в чем дело. Мы с Велесом практически одновременно фыркнули.

Светало. До замка великого князя, который, как я поняла, был сердцем города, мы добрались без приключений. Это было длинное, двухэтажное деревянное здание с резной крышей. Карниз также покрывала изящная резьба, правда рассмотреть рисунок в деталях мне не удалось. На крыше были укреплены два флюгера в виде коней, которые слабо покачивались из стороны в сторону. Окна княжеского замка были выполнены из цветного стекла, что показалось мне крайне непрактичным, но красивым. Высокое парадное крыльцо из красного дерева также было резным, ступени покрывал богатый ковер. Я было решила, что мы сейчас поднимемся на него, и Велес громко постучит в украшенные изразцами двери, однако он уверенным шагом прошел мимо и завернул за угол. Он остановился и вновь проделал фокус с потайной дверью.

– Отец не одобряет этого, ты же знаешь, – тихо сказал Ладимир, с тревогой глядя на брата.

– Но он и не запрещает, верно? – парировал Велес. – Ты разбудил его, как я тебя просил?

– Да, но в его состоянии, я не уверен, что он не уснул снова.

– Акамир проследит за этим.

Друг за другом мы прошли через потайную дверь, а дальше последовала череда коридоров и переходов в стенах замка: прямо, поворот направо, два поворота налево, лестница, снова прямо, еще один поворот налево, еще одна лестница а потом все время прямо. Я повторила этот маршрут про себя несколько раз на случай, если мне придется бежать из замка, хотя тогда мне пришлось бы скорее всего выбираться через главный вход, где стоит стража, ведь Велес вряд ли великодушно оставил бы дверцу открытой. Об этом я предпочла не думать.

Велес вдруг остановился, постоял, к чему-то прислушиваясь, едва заметно нажал на стену, и ее часть отъехала в сторону, открыв проход в комнату. Братья пропустили меня вперед, и я оказалась в покоях великого князя.

Комнату освещал только слабый свет заходящей луны. Мне удалось разглядеть огромную кровать с балдахином, который был не задернут, темный камин, напротив – гобелен, закрывающий дальнюю стену комнаты, у окна – дубовый письменный стол, на котором в беспорядке валялись бумаги, а в углу большое мягкое кресло и клетчатый плед на нем. Кресло ощутимо выбивалось из интерьера. На подоконнике сидел ворон Велеса. Он хитро посмотрел на меня и принялся чистить перья.

Раздался приглушенный балдахином голос:

– Велес, я знаю, что это ты. Лад передал, что у тебя для меня есть нечто важное.

Ну вот, теперь у меня еще и галлюцинации начались. Этого просто не могло быть. Нет.

Прежде чем Велес успел что-то сказать, я подошла к кровати и отдернула полог, чтобы посмотреть в глаза того, кто когда-то давно оставил маленькую девочку с мамой одних безо всяких объяснений.

На подушках лежал старик: лицо болезненно желтоватого оттенка покрывала жесткая седая борода, кожа высохла, седые волосы свалялись в колтуны, а глаза глубоко запали. Но это были все те же светло-голубые глаза, в которых я в детстве видела хитринку. Глаза, которые всегда улыбались мне, даже если коленка у меня была в крови после неудачного катания на велосипеде или я приходила домой с фингалом под глазом и замечанием в дневнике после драки с одноклассницей. Сейчас в них был лишь отблеск того света, но я все еще могла его разглядеть.

– Папа…

2

– Соня… – он попытался приподняться на подушках, но не смог и зашелся в сухом, надрывном кашле. Я с ужасом смотрела на человека, которого помнила молодым, сильным мужчиной.

– Сделайте же что-нибудь, что вы стоите как истуканы? – обратилась я к братьям, которые стояли у кровати отца: лицо Ладимира хоть и оставалось спокойным, глаза выдавали тревогу за отца. Понять, что чувствует Велес было невозможно – его лицо напоминало маску, в глазах не отражалось ничего кроме лунного света.

– Мы не можем ему помочь, – тихо сказал он, и меня поразило, с каким спокойствием он это произнес. Как будто все давным-давно было решено. Когда приступ прошел, Велес обратился к отцу:

– Ты узнал ее, – он перевел взгляд на меня, – и я догадываюсь, кто она. Ты можешь нам объяснить, что все это значит?

Отец посмотрел на меня и медленно кивнул.

– Я все объясню вам, но сначала я должен поговорить с дочерью, – хрипло проговорил он. Оставьте нас. В мои покои никого не пускать, даже великую княгиню, – отец посмотрел на меня и добавил, – в особенности ее.

Сыновья, поклонившись, вышли. Я осталась один на один с отцом, который казался абсолютно чужим человеком.

– Соня, прошу тебя, помоги мне пересесть в кресло. Хочу, чтобы все было как раньше, помнишь? Он приподнялся, и я подставила плечо, чтобы он мог на него опереться. Когда отец встал, я ужаснулась его внешнему виду: он был похож на живой скелет. Ночная рубашка висела на нем мешком; без моей поддержки он просто упал бы. Те несколько шагов, что он сделал, чтобы дойти до кресла, дались ему с огромным трудом: на лбу выступил пот, руки и ноги дрожали. Я укрыла отца одеялом. Я села на толстый пушистый ковер у его ног, как делала когда-то давно, в детстве. Вот только то ощущение было уже не вернуть.

– Прежде чем я начну свой рассказ, я должен спросить тебя, кое о чем. Ты помнишь, как попала сюда?

Я задумалась. На самом краю сознания свернулась клубочком какая-то мысль. Я попыталась дотянуться до нее, но она отодвинулась, потом еще и еще, будто пыталась сбежать. Наконец мне удалось ухватить ее и мысль начала разматываться в обрывок воспоминания.

За окном второй день не переставая лил дождь. Меня это, впрочем, очень мало беспокоило. Последние несколько дней меня вообще мало что беспокоило кроме старой тетради для записей, лежавшей у меня на столе. Листы в ней пожелтели, а записи порядком выцвели за годы, что она без дела лежала в ящике. Но меня это не волновало. Меня занимали лишь мысли о том, что я безумно хочу узнать, чем закончится история, записанная в этой тетради. Я долистала до последней исписанной страницы, которая была заложена рваным листочком с надписью, выведенной тем же немного корявым почерком, каким были сделаны остальные записи: «Начни писать и ты поймешь, что значит жить». В моей руке сама собой оказалась ручка. Ее кончик на секунду задержался над чистым листом бумаги, а через мгновение строчку заполнили чернила, формирующиеся в буквы, слова, предложения…

– То есть я оказалась в книге, которую начала дописывать, – подытожила я. – В твоей книге.

– Это называется «слияние», – задумчиво отозвался отец.

Я все еще не очень понимала.

– Хорошо, допустим. Почему я этого не помнила сразу после того, как здесь оказалась? – задала я самый очевидный вопрос. Отец сел чуть поудобнее и ответил:

– К моменту «слияния» автор настолько поглощен произведением, что для него больше ничего не имеет значения. Мозг блокирует все остальные мысли, желания и воспоминания ближайших дней, а у кого-то и месяцев, чтобы человек больше ни на что не отвлекался, иначе «слияния» не произойдет, а это может закончиться для автора весьма плачевно. Если автор не готов отдать себя произведению полностью, может произойти «раздвоение» – часть автора перенесется в книгу, другая же останется в реальном мире. В таком состоянии никому еще не удавалось закончить ни одно произведение и вернуться к себе. Поэтому очень важно, чтобы человек переносился в историю полностью. Состояние, предшествующее «слиянию» называют «авторским голодом», но мне этот термин никогда не нравился. Вот почему ты ничего не помнила сразу после того, как попала сюда. И даже то воспоминание, которое ты выцепила сейчас крайне обрывочно. Ты помнишь тот день? День до этого?

Я напрягла память, но в голове мелькали лишь размытые образы, не желавшие составляться в осмысленную картинку. Я помотала головой и задала вопрос, крутившийся в голове с момента, как я увидела отца:

– Почему… почему ты стал таким?

Отец грустно мне улыбнулся:

– Я был уверен, что этого не случится. К тому моменту, как я начал работу над этой книгой, несколько моих рассказов уже были опубликованы в крупнейшем городском журнале, и я решил, что пора замахнуться на нечто большее. Я слышал об исчезновениях авторов: кто-то из них прежде был известен, но пик славы давно преодолел; кто-то, как и я рассчитывал в скором будущем эту вершину покорить. Все эти исчезновения значили, что авторы не справились с сюжетом и застряли в собственной книге, не в силах закончить ее. Поговаривали, что в если так пойдет и дальше, то скоро авторы просто «вымрут», как профессия, ведь не останется никого достаточно сильного, чтобы написать нечто достойное. Я решил, что это мой шанс – закончить книгу, доказав всем, что для литературного мира еще не все потеряно. Твоя мать отговаривала меня, но я был непреклонен. Я начал работать над «Лихоборьем», как назвал черновик и с каждым днем погружался в книгу все больше. Вскоре произошло «слияние». Поначалу все было просто прекрасно: я отстроил город и стал его великим князем. Но потом пришел правитель соседнего княжества, Приозерья и затребовал себе мою землю. Я разбил его, но на этом ничего не закончилось. Он собрал объединенное войско вместе с тремя другими князьями, и они пошли на меня войной. У меня просто физически не было сил им противостоять. Я отчаянно пытался придумать выход из ситуации и книга послушалась. В тот день, когда враги должны были подойти к городу, я увидел, что Лихоборье окружает непроходимый лес. Чаща предложила мне уговор: она будет защищать меня от врагов, я же должен буду в будущем отдать ей своих сыновей, и она решит, кому из них быть следующим великим князем. Я согласился. А потом я встретил Варвару, родились Ладимир с Велесом…

– То есть ты нас бросил, – оборвала я его. Отец попытался возразить, но я не дала ему этого сделать. – Ты бросил нас с матерью, а сам остался жить в книге с выдуманной семьей. Ты решил, что этого с тебя хватит, что возвращаться к настоящей семье – ниже твоего достоинства! – прошипела я.

Отец съежился в кресле и почти потерялся в своем клетчатом пледе. Я вдруг вспомнила, что точно такой же плед всегда лежал на кресле в его кабинете там, дома, и меня захлестнула обида и злость на этого человека, который оказался просто трусом.

– Ты заставил маму поверить, что все будет хорошо, а сам просто сбежал! – тут я поняла еще кое-что. – Ты даже сына себе здесь сделал копией меня… Вот, значит, что. Значит, я была ошибкой. Ребенком, который должен был быть мальчиком, а получился девочкой. А в книге вон как все хорошо – захотел и придумал себе вместо дочери сына, да еще и в двойном экземпляре, – горько усмехнулась я.

– Соня, ты же знаешь, это неправда. Я любил и люблю тебя. Да, я жестоко ошибся. Я переоценил свои силы и теперь наказан за это. Я, как и многие, гораздо более опытные авторы до меня, попал в ловушку собственной книги и поплатился за это временем и здоровьем. Каждый прожитый день – это пытка, которую я вынужден терпеть. Книга тянет из меня силы, но не отпускает, не дает закончить себя.

– А может ты просто не хочешь? Ты вообще пытался это сделать? – едко спросила я его.

На мгновение я увидела в сидящем напротив меня старике строгого но справедливого отца, каким он бывал, когда я разочаровывала его. Вот только он в данном случае разочаровал меня куда больше.

– Неужели ты думаешь, что мне охота влачить столь жалкое существование? Думаешь, я не пытался покончить с этим? Я пробовал, и неоднократно. Но я давно утратил контроль над этой книгой, и теперь она полностью завладела мной. Она обрела сознание и волю и теперь боится, что когда я ее закончу, она погибнет. Перестанет быть живой, перестанет иметь значение, – отец снова закашлялся. Приступ был таким долгим, что я уже думала звать Велеса, но кашель постепенно прошел.

– То есть я теперь здесь тоже застряла, – подытожила я. – Что может быть лучше, чем быть похищенной книгой собственного отца-неудачника и напару с ним отбывать книжное заключение!

– Сонь, пожалуйста, давай без этого яда, – отец устало покачал головой. Но я продолжила:

– А что ты предлагаешь? Ой, папочка, а хочешь я быстренько тут все разрулю, а? Подружусь с твоей новой женой, которую ты предпочел моей реальной матери, стану примерной сестричкой для двух братиков, один из которых – вечное напоминание о том, что в реальности ты бы тоже не отказался от сына, но вот незадача, у тебя есть только дочь, которая на беду свою решила повозиться с твоей книжкой и теперь должна разгребать за тебя все то дерьмо, что ты натворил! – снова сорвалась я на крик, несильно заботясь, слышно ли меня из коридора. Пусть знают, что я о них думаю. – Вот будет здорово, да? Зачем я вообще взяла в руки ту тетрадь!

– Потому что тяга к писательству у тебя в крови и тебе этого не изменить, – ответил отец.

– Не говори мне, что у меня есть и чего нет. Я думала, у меня есть отец, но его у меня украла его же собственная фантазия! – вскричала я.

– Теперь это и твоя фантазия тоже, – жестко сказал папа.

– Прекрасно! Я постараюсь разделаться с ней как можно быстрее! – бросила я и направилась к выходу.

– Куда ты? – донеслось мне вслед.

– Обдумывать конец сказки, – отрезала я, дергая ручку двери. Она легко поддалась, и я чуть не влетела в Велеса. Он прошептал: «Башня» и вошел в покои отца. Ладимир, сочувственно посмотрев на меня, последовал за братом. Дверь за ними закрылась, и я осталась одна в широком коридоре.

– Придурки, – пробормотала я и решила попробовать найти выход. Мне нужно было на воздух. И ни в какую башню я идти уж точно не собиралась.

Не особенно заботясь о том, что меня кто-то услышит, я топала по коридору куда глаза глядят, а в голове молотом бухало: «Он меня бросил». Я вспомнила все наши походы за грибами и на рыбалку, когда отец показывал мне, какие грибы съедобны, а какие трогать нельзя или как подсекать рыбу, а потом мы вместе придумывали новый вид грибов или какое-нибудь чудо-юдо; как он сажал меня маленькую себе на плечи и я чувствовала себя королевой этого мира; как он щекотал меня по вечерам перед сном, а я визжала и скатывалась с кровати; все сказки, которые он рассказывал на ночь при свете ночника. Теперь я гадала, какие из них он читал Ладимиру и Велесу.