Записи Эндрю

© Ксения Несмелова, 2024

ISBN 978-5-0062-3358-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Томас Уэлш

Температура воздуха в Лондоне достигла 95 градусов по шкале Фаренгейта – это довольно редкое явление для британской столицы. Представители метеорологических служб сообщили, что жара продержится еще неделю. Руководство энергетической компании EDF Energy призывало граждан по возможности отказаться от использования кондиционеров, чтобы снизить нагрузку на электросети.

Я уже пожалел, что выбрался на ланч в город. Вернувшись в свой просторный рабочий кабинет, сел в кресло, расстегнул верхние пуговицы рубашки и закрыл глаза. Это обычно помогало. Удивительно, как обостряется слух в такие моменты. Стук каблуков в коридоре, еле уловимый шум от работающего кондиционера, отдаленный гул уличной суеты – все они сливаются в одну мелодию рабочего дня. После короткой «медитации», почувствовав себя лучше, открыл глаза. До конца дня оставалось принять еще двух пациентов. Я редко жалуюсь на свою работу, потому как она – мое призвание, но последние дни выдались напряженными. Как известно, высокая температура воздуха плохо влияет на состояние головного мозга, в первую очередь страдают люди с психическими и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Некоторые пациенты проявляли большую раздражительность и агрессивность, чем обычно, другие, наоборот, стали более заторможенными.

Телефонный звонок отвлек меня от мыслей:

– Добрый день, Эндрю!

В трубке повисло молчание. Я понял, кто звонит, но весьма удивился.

– Беспокоит Томас Уэлш, детектив по делу Брэдли Смита.

– Да, детектив. Я отлично вас помню.

– Сколько времени прошло с нашей последней встречи?

– Больше года. Брэдли умер в апреле. Я часто думаю о нем. Мы с Касуми должны были диагностировать шизофрению и предотвратить случившееся.

Эта история со старым другом была тем крестом, который несут в течение всей жизни. Брэдли Смит был талантливым хирургом и незаурядным человеком. После автоаварии, в результате которой погибли его жена и сын, он так и не смог простить себя. Эта душевная травма повлекла психическое расстройство. Брэдли обратился ко мне за помощью, жалуясь на расстройства сна. В течение некоторого времени я наблюдал Брэдли и даже направил его на диагностику в известный Центр в Токио, где работает мой друг – Касуми Исикава. Но ни я, ни Касуми не смогли вовремя диагностировать расстройство личности. В результате было убито пять женщин, в качестве шестой и последней жертвы Брэдли выбрал самого себя. Даже спустя время во все случившееся мне верится с трудом. Более здравомыслящего человека, увлеченного наукой, работой и жизнью, я не встречал.

– Как Хилари и маленький Брэдли?

– С ними все в порядке. Я иногда заезжаю к ним в гости. Но вы ведь не за этим позвонили, верно, детектив? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Да, Эндрю. Мне нужна помощь такого специалиста, как ты. Других знакомых психиатров, которым бы я мог доверять и не сомневаться в их профессионализме, у меня нет.

Детектив обращался ко мне как-то просто, по-свойски, что приятно удивило. Весь этот формализм весьма приелся. Хоть и обстоятельства нашего знакомства были не из приятных, сам Уэлш вызывал у меня скорее симпатию своей незаурядностью, умом и прямолинейностью.

– Приятно слышать о доверии. Но пока слабо представляю, чем могу быть полезен.

– Вчера мне передали на рассмотрение анонимное письмо. Такие письма с жалобами, доносами иногда поступают. Их стараются отработать, и, как показывает практика, некоторые из них действительно имеют основание. Данное письмо было адресовано лично мне, что уже интересно. Женщина, не пожелавшая себя называть, сообщала, что месяц назад вышла из клиники «Мизери Эсайлам», в которой лечилась от наркотической зависимости. В письме она убеждала, что абсолютно здорова, а ее пагубные пристрастия отношения к делу не имеют. Во время пребывания в клинике она случайно познакомилась с другой пациенткой, Сюзанной Картленд, которая содержится в особом отделении клиники. Они встречались всего два раза во время прогулок. Пациенты особого отделения обычно гуляют в другое время, отдельно от остальных больных. Сюзанна успела сообщить нашему Анониму о том, кто она, а также рассказала, что муж упек ее в клинику намеренно, чтобы таким образом избавиться от нее. Сюзанна просила помочь ей, жаловалась, что ей дают какие-то лекарства, делают инъекции, от которых она перестает нормально мыслить и постоянно хочет спать. Отправительница письма сообщает, что женщина показалась ей абсолютно нормальной, но не берется судить о состоянии Сюзанны, так как не разбирается в этом. В конце письма Аноним просит прояснить ситуацию и помочь Сюзанне.

Томас замолчал, ожидая моей реакции.

– Хм… И часто вам такие письма приходят?

– На моей памяти – это первое письмо подобного содержания. Один пациент психиатрической клиники просит вызволить другого. Звучит абсурдно.

– Но ты заинтересовался этим письмом, Уэлш?

– Да. Для начала Сюзанна Картленд действительно существует, на данный момент находится в психиатрической клинике «Мизери Эсайлам». Обстоятельства, при которых она попала в эту клинику, весьма сомнительные.

– Чего же ты хочешь от меня, Томас? – спросил я дружеским тоном, искренне недоумевая. – Психиатрическая клиника «Мизери Эсайлам» – известное учреждение, ее специалисты славятся своим профессионализмом и репутацией.

– Эндрю, я хотел, чтобы ты лично убедился, что Картленд психически не здорова. Конечно, ты можешь отказаться, тогда просто забудем этот разговор.

– Ты так легко говоришь об этом. Тут дело не в моем желании или нежелании помочь. Я не являюсь сотрудником клиники, более того, если бы я даже работал в «Мизери Эсайлам», то не являюсь лечащим врачом пациентки. Как, по-твоему, я могу с ней встретиться, да еще не привлекая лишнего внимания?

– Не знаю, Эндрю. Я, конечно, и сам могу наведаться в эту психлечебницу, но мой разговор с лечащим врачом и сотрудниками вряд ли даст результаты. К пациентке меня вообще не допустят, на данный момент нет оснований. До пятницы планирую собрать всю информацию по этому делу: показания, записи допросов, заключения, покопаться в биографиях. У тебя есть два дня на раздумья. Буду ждать твоего совета и решения.

– Ты сказал: по делу? Было заведено какое-то дело?

– Погиб сын Картлендов. Мальчик выбросился из окна, или его выбросили. Обвиняли Сюзанну. Расскажу при встрече, если захочешь ввязаться в это.

– Понятно. Хорошо, Томас, я подумаю, свое решение сообщу в пятницу.

С той минуты, с того звонка Уэлша все для меня изменилось, что я осознал гораздо позже. Как и Томас, я чувствовал, что с этой историей не все ладно, чувствовал опасность. Но уже тогда, нажимая кнопку «отбой» на телефоне, знал, что дам свое согласие. Еще раньше я задумывался над тем, сколько среди нас больных людей, о которых мы даже не подозреваем, идя по улице, находясь в магазине или любом другом общественном месте. Многие из них не представляют реальной угрозы, кто-то находится под наблюдением родственников, а чей-то недуг еще только начинает проявляться, их поведение и поступки непредсказуемы, а кто-то может быть действительно опасен. Мысль о том, что пока люди с различными психическими отклонениями и расстройствами живут в обществе, а в это же время абсолютно нормальные и здоровые содержатся в психиатрических лечебницах, ужасает. Если существует возможность того, что Сюзанна Картленд или кто бы то ни было помещен в психиатрическое медицинское учреждение безосновательно, по вине врача, посмевшего преступить закон, то это необходимо остановить, наказать замешанных лиц, придать делу публичность.

Остаток рабочего дня прошел для меня не просто. После разговора с детективом я с трудом сосредоточился на работе. Приняв девушку, прошедшую лечение от анорексии, и юношу, страдающего от агорафобии, поехал домой.

Дома кроме кота Марса меня никто не ждал. Прошло семь лет после развода с женой, детей в браке не было.

– Марс, Марсик! Что же ты не встречаешь своего хозяина?

Из-за угла рабочего кабинета высунулась морда рыжего абиссинского кота, он потерся о косяк, а затем грациозно вышел из комнаты мне навстречу.

– Представляешь, я, кажется, ввязался в темную историю, – сказал я, обращаясь к коту, снимая ботинки и пиджак.

Кот внимательно смотрел на меня своими желтыми глазами. Он любил слушать мою болтовню, а я любил рассказывать.

– Это все Уэлш. Кто бы мог подумать, что он снова объявится в моей жизни.

Пока я надевал любимые штаны и футболку, Марсик всячески привлекал к себе внимание. Он наверняка думал, что его хозяин – полный идиот.

– Ладно, ладно, знаю, что тебе не интересны мои разговоры. Пойдем, накормлю тебя.

Марс уплетал кошачью еду, а я устроился за барной стойкой, прихватив ноутбук, чистую тетрадь и ручку.

Первым делом решил записать рассказ Томаса о Сюзанне Картленд, так сказать, по горячим следам. Это было профессиональной привычкой, да и записи обычно помогали мне лучше понять ситуацию, разложить все по полочкам, а главное – сохранить информацию. Старомодно делать пометки в тетради, но удобно и надежно. Одна такая тетрадь уже хранилась в моем сейфе, когда лет пять тому назад пришлось заниматься лечением небезызвестного в политических кругах пациента.

Итак, сведений пока было немного: рассказ Томаса Уэлша и собственные знания о «Мизери Эсайлам». На имя детектива Томаса Уэлша поступило письмо, в котором бывшая пациентка психиатрической клиники «Мизери Эсайлам», не пожелавшая себя называть, просит помочь пациентке особого отделения – Сюзанне Картленд. Сюзанна Картленд сообщила, что абсолютно здорова, в клинике содержится принудительно, получает принудительное лечение. Во всем случившемся Сюзанна винит мужа, который, с ее слов, намеренно поместил ее в клинику. Уэлш просит меня помочь и определить психическое состояние пациентки. В случае согласия, а я соглашусь, мне нужно узнать подробности по делу Сюзанны Картленд, узнать причину помещения в подобную психиатрическую лечебницу, да и еще и в особое отделение, где обычно содержатся пациенты, представляющие реальную угрозу для окружающих. Необходимо также собрать всю имеющуюся информацию по психиатрической лечебнице «Мизери Эсайлам».

Я накидал список вопросов, но прежде чем погрузиться в работу, решил сварить кофе и немного взбодриться. Достал турку, поставил ее на огонь, слегка подогрев, насыпал молотый кофе, залил его холодной водой. Мне нравится самому молоть и варить кофе. Нравится вдыхать его аромат. Приготовление еды доставляет мне не меньше удовольствия, да и свою немаленькую квартиру прибираю собственноручно. Не я один убежден, что любая работа, особенно созидательная, например: вязание, рисование, вышивание, шитье – благотворно влияет на мозг.

Налив себе чашечку кофе, я приступил к работе, вспомнил все, что знал о клинике, а также нашел кое-какую информацию о «Мизери Эсайлам» в интернете, тщательно все законспектировал.

Психиатрическая лечебница была отстроена на деньги мецената, чья жена при жизни страдала серьезным психическим расстройством. Под строительство был выделен пустырь на окраине Лондона, на месте заброшенного мелькомбината. Все строительные и отделочные работы были закончены в 2010 году, в том же году здание было сдано в эксплуатацию. Позаботились и о благоустройстве площадки, посадили деревья, кустарники, засеяли газон. Что интересно, по просьбе благотворителя, выстроенное здание было подобно зданию другой психиатрической клиники в Северном Уэльсе – «Дэнби Эсайлам». Уникальное по архитектуре здание XIX века угнетает своей громоздкостью, серостью, узкими окнами. Оказавшись рядом, чувствуешь свою беспомощность и обреченность. Да и сама психотерапия XIX века не отличалась гуманностью, чего стоили «успокаивающий стул» или приковывание к стенам камеры, многие врачи еще практиковали средневековые методы: трепанацию черепа, кровопускание и прочее.

«Мизери Эсайлам» рассчитана приблизительно на полторы тысячи пациентов – внушительное количество. Существенное отличие новой клиники от заброшенного «близнеца» – это современность внутреннего убранства: большие светлые помещения, все оборудованы по последнему слову техники, созданы условия для комфортного пребывания пациентов. Весь персонал подбирался на конкурсной основе и славился своим профессионализмом.

Чтобы содержать подобное медучреждение, требовались немалые средства, именно в этом, по моему мнению, была причина столь большой доли пациентов, проходящих лечение от зависимостей. Состоятельные люди зачастую обращаются в подобные клиники, чтобы избавить себя или родственников от пагубных привычек. Также в клинике содержатся больные, которые в свое время были выписаны на домашнее содержание и попечение. Опекуны подобных больных не всегда могут или хотят держать такого родственника у себя дома и помещают его в «Мизери Эсайлам», где ему оказывают соответствующий уход.

Я не осуждаю политику Генри Стоуна, который является директором клиники с момента ее основания. Чтобы содержать такое здание и большой штат персонала, требуется привлекать немало денежных средств. Впервые со Стоуном я столкнулся много лет назад, уже тогда отметив для себя, что Генри окружен влиятельными людьми. Его коммерческая жилка в купе с организаторскими способностями превозносятся над медицинскими знаниями, интересами и опытом. Тем не менее он производил впечатление порядочного человека. Генри Стоун нашел себе правильное место, или место нашло его, для управления подобной психлечебницей определенно лучшей кандидатуры и быть не могло.

Когда я оторвался от своих пометок и размышлений, часы показывали первый час ночи, самое время отправиться спать. Быстро принял душ, почистил зубы и лег. Оставался еще один день на раздумья и сбор информации – четверг, на который я запланировал несколько важных звонков.

Как же я любил четверги. Именно по четвергам моими пациентами были исключительно дети. Лечить детей порой было гораздо сложнее, чем взрослых. Но как приятно видеть результаты работы, ощущать доверие ребенка, наблюдать за прогрессом.

В последнее время родители все чаще приводили детей с невротическими расстройствами, по обыкновению затягивая с обращением к специалисту. В результате в девяти случаях из десяти можно было говорить о неврозе. И это уже не просто реакция, а заболевание, которое может принять хроническую форму. Удручало то, что подобных болезней можно избежать, правильно воспитывая и наблюдая за поведением ребенка. Все хоть раз в жизни наблюдали ситуацию, когда ребенок, которому мать отказывалась купить игрушку, начинал орать, реветь, размахивать руками, бросался на пол. Мать испытывала при этом неловкость перед окружающими, начинала успокаивать ребенка, однако уговоры быстро не действовали. Казалось, все не так страшно, если бы не стенокардия, обнаруженная у пятилетнего ребенка как результат хронического невроза. В таких случаях я лечу не только самих детей, но и провожу несколько встреч с родителями.

Умственная отсталость, гиперкинетический синдром, судорожные состояния (эпилепсии) – со всеми этими недугами изо дня в день борюсь вместе со своими маленькими подопечными.

В этот четверг был назначен особый пациент. Особенность была в обстоятельствах жизни мальчика. Мать Джимми скончалась при родах, а отец умирал у него на глазах от рака последние полгода. После смерти отца пятилетнего Джимми забрала сестра матери, оформив опекунство. Она сразу обеспокоилась состоянием мальчика. Джимми похудел, но самое главное – перестал разговаривать.

Тетя Джимми рассказала, что до смерти отца мальчик был очень подвижный, общительный, любил бывать в обществе детей. Он часто приходил в гости с отцом, Джимми любил играть со своей двоюродной сестрой Софией, которая на год его старше.

Со смерти отца мальчик не произнес ни единого слова. Он предпочитал сидеть в своей комнате, пересматривал детские книги, рисовал. Во время прогулок избегал общества других детей, чаще сидел на скамейке или качался на качелях. С Софией Джимми не общался.

Первое, что бросилось мне в глаза при первичном приеме, – это безрадостность и покорность ребенка. Сердце сжалось при виде эти грустных серых глаз.

Дети должны оставаться детьми.

В этот четверг должен состояться второй визит маленького пациента.

Тетя привела своего племянника в точно назначенное время. Прием длится один час. При первом посещении я представился и сказал мальчику, что он будет периодически приходить ко мне на игровые занятия. Зная, что Джимми любит рисовать, я подготовил для него альбом и детские карандаши, включил классическую музыку. За час он успел нарисовать многоэтажный дом и подобие детской площадки. Позже тетя Джимми пояснила, что в подобном доме мальчик жил с отцом. В этот раз запланировал провести несколько простеньких тестов.

– Привет, Джимми! – приветствовал я своего маленького пациента, протянув ему руку для рукопожатия.

Мальчик ничего не ответил, но вложил свою руку в мою ладонь, что заставило меня улыбнуться.

Тетя Джимми поприветствовала меня и тихо покинула кабинет. Я видел, как она переживает, но в таких случаях, как с Джимми, не всегда можно добиться быстрых результатов.

Джимми присел на стул рядом с моим столом и обратил свой взгляд в окно.

– Мне тоже нравится вид из окна. Иногда я встаю и наблюдаю за происходящим на улице, размышляю над чем-нибудь, – сказал я, улыбнувшись Джимми. – Твой рисунок хранится у меня. Хочешь продолжить рисование?

Мальчик помотал головой, что означало: «нет».

– Ты рисовал свой дом?

Джимми кивнул.

Я решил пока не касаться болезненной темы и приступить к тестам.

– Сегодня я приготовил для тебя игру. Буду давать задания, а тебе надо их выполнять. Времени у нас не много, поэтому давай приступим. Ты готов?

Джимми кивнул.

Первым делом я положил перед мальчиком лист с пятью квадратами, каждый квадрат был окрашен в свой цвет, пять квадратов – пять цветов.

– Я буду показывать тебе квадраты, а ты должен показать мне такой же квадрат у себя на листе.

Джимми быстро справился с заданием и правильно показал все пять квадратов.

Листок с квадратами сменился другим листком, на котором были изображены: круг, квадрат, треугольник, прямоугольник и трапеция, я продолжил:

– Молодец, Джимми. Теперь я буду показывать тебе карточки с различными предметами. А ты должен показать мне фигуру на своем листе, на которую предмет похож.

И это задание Джимми выполнил быстро и безошибочно.

– А ты у нас большой умник, – сказав это, я заметил легкую улыбку на лице мальчика, ему явно нравилось выполнять задания.

– Ты когда-нибудь собирал пазл, Джимми?

Джимми в очередной раз кивнул.

– Я дам тебе части фигуры, а ты должен будешь собрать фигуру, как на рисунке.

Собирать фигурку мальчику понравилось больше всего. Заметив это, я достал из ящика стола открытку, разрезал ее и предложил Джимми собрать. Раньше, когда не было пазлов, такая игра часто предлагалась детям, а разрезая большую открытку на мелкие части, интересно было собирать картинку и взрослым. Мы и не заметили, как прошел час, от интересного занятия отвлек стук в дверь.

– Джимми, ты можешь закончить собирать картинку, осталось немного деталей, а я пока выйду к твоей тете.

Обеспокоенный вид этой хрупкой женщины вызывал у меня сочувствие.

– Ну как он?

– Джимми очень сообразительный мальчик. Сегодня я провел несколько тестирований, со всеми заданиями он блестяще справился, с моторикой и умственным развитием у него полный порядок.

– Отец Джимми занимался с ним каждый вечер, они были отличной командой. Племянник и читать умеет.

– Нужно набраться терпения. Я уверен, что в скором времени он заговорит.

Джимми вышел в коридор и подошел к тете.

– Ну что, до свидания, дружок, увидимся на следующей неделе, – обратился я к мальчику, потрепав его волосы.

Джимми только кивнул в знак согласия.

Проводив Джимми, я вернулся в свой кабинет. На столе лежала собранная открытка.

Судьба была сурова по отношению к маленькому Джимми, потеря самого близкого человека была несомненным ударом. Я был уверен, что ребенок в скором времени заговорит, мальчик хорошо держался, его умственное развитие опережало возраст.

Оторвавшись от мыслей, посмотрел на часы. Начало пятого. Самое подходящее время сделать телефонный звонок.

Я набрал номер старого друга, но тот не торопился отвечать. Уже собирался нажать «отбой», но услышал знакомый голос:

– Алло!

– Привет, Стэн! Почему так долго не отвечаешь?

– Эндрю, ты ли это? Совсем забыл своего приятеля!

– Нет, Стэнли. Я никогда о тебе не забывал. Как поживаешь?

– Не жалуюсь.

– Все еще трудишься в «Мизери Эсайлам»?

– Да, с самого создания.

– Ты еще на работе? Может, встретимся?

– Конечно, буду рад повидаться со старым другом. Заканчиваю примерно через час.

– Я подъеду.

Как давно я не был в районе Сильвертаун.

Хорошо помню свои первые впечатления, когда посетил с одногруппниками Парк Барьера Темзы. Район Сильвертаун всегда считался промышленным, раньше производили резину, действовало химическое производство, а также мукомольное. Было принято решение о реновации, подготовлен проект парка, который был открыт в 2000 году. Организован Парк Барьера Темзы на двух уровнях. С верхнего можно любоваться Темзой и наблюдать, как лодки и суда проходят через Барьер. На нижнем находятся сады, искусно подстриженные в виде огромных зеленых волн изгороди из тиса, гравийные тропинки, газоны. Оба яруса связаны Павильоном Памяти погибшим во Второй мировой войне. Удивительное место. Я тогда долго простоял на верхнем уровне, вода всегда меня завораживала. Недалеко от Парка и располагался мукомольный завод «Миллениум Миллс». Глядя на огромное здание, я представлял, как оно работало в 50-х годах, сколько выпускалось продукции, жизненно необходимой в то не простое время. Власти не раз поднимали вопрос о реконструкции завода. В 2007 году был разработан проект, но, к сожалению, не был реализован.

Я доехал до нужного места, увидел новую дорогу и решил пройтись пешком.

Издалека было хорошо видно здание «Мизери Эсайлам», никакой забор не мог скрыть его внушительность и красоту.

– Привет, Эндрю! – поприветствовал меня Стэнли.

Рассматривая здание психлечебницы, я даже не заметил, как Стэн подошел ко мне. Было очень приятно встретить его вновь.

– Стэнли, дорогой друг! – сказал я, обняв и похлопав Стэна по спине. – Я засмотрелся, задумался и даже не заметил твоего появления.

– Я только подошел. Пришлось отпрашиваться у своего водителя.

Я не понял, что Стэнли имел в виду, и с удивлением на него посмотрел. Стэнли в ответ только улыбнулся.

– Один из врачей живет в паре кварталов, мы договорились, что он меня подвозит, а бензин оплачиваем пополам, – пояснил Стэнли.

– А-а-а, вот в чем дело. Это удобно.

Мы направились к машине. Я заметил, что Стэнли постарел с нашей последней встречи, но это нисколько его не портило, пара морщин только украшала живое лицо рыжеволосого доктора.

– Ты так и не сбрил свои рыжие усы, – с улыбкой сказал я.

– Нет, и не подумаю. Они подчеркивают мою индивидуальность.

– Я смотрю, здесь все изменилось, преобразилось: озеленили территорию, сделали дорогу.

– Да, в обустройство вложили много денег. Но, думаю, это того стоило. Наша клиника одна из лучших в стране, если не сказать, что самая лучшая.

Мы сели в машину. Меня слегка удивило то, с каким восхищением друг отозвался о клинике. Говорил он искренне и увлеченно.

– Как ты относишься к вегетарианской еде? – спросил я прежде, чем тронуться.

– Это предложение поехать в кафе, поесть морковных котлет? – поинтересовался Стэнли, улыбнувшись. – Я не против, если меня там сытно накормят, потому как я очень голоден.

Столик в ресторане «Милдредс» был зарезервирован мною заблаговременно. Мне нравится этот вегетарианский ресторанчик в Сохо, который на протяжении многих лет привлекает посетителей вкусной едой и гостеприимной атмосферой.

По дороге я расспрашивал друга о семье, рыбалке, а он с воодушевлением рассказывал забавные истории. За разговором мы не успели заметить, как оказались в нужном месте.

В ресторане было действительно душевно, но я никак не мог расслабиться.

– Я давно тебя знаю, Эндрю Саммерс. Эта твоя морщинка, залегающая меж бровей, когда ты о чем-то напряженно думаешь. Выкладывай, что у тебя на уме.

Я слегка растерялся, услышав замечание друга. Но он был абсолютно прав.

– Не знал, что я для тебя как открытая книга. Хотел расспросить о клинике, о твоей работе.

– К чему такой интерес?

– Подумываю временно закрыть свою практику и вновь вернуться к работе в клинике, – серьезно ответил я.

На этот раз опешил Стэнли.

– Ну ты даешь, Саммерс! Я всегда думал, что твоя мечта иметь собственное дело и ни от кого не зависеть. Вот так сюрприз. А почему именно наша клиника?

– Ты же сам говоришь, что работаешь в лучшей клинике города.

– Подумать только, шесть лет как я работаю в «Мизери Эсайлам». Эта психлечебница стала мне вторым домом.

Хорошо помню то время – 2010 год, захотелось что-то поменять в своей жизни. Но так как заменить жену, детей и даже переехать в другой район довольно проблематично, то я решил сменить работу. Каждому нужно развитие. Я был наслышан о новой психлечебнице, строительство которой подходило к концу.

– Да, я тоже помню это время, – вставил я свое замечание. – Много было шума, открытие клиники освещалось в прессе и на телевидении.

Стэнли кивнул и продолжил:

– Перед тем как устраиваться на работу, я решил посмотреть на клинику, как и ты сегодня. Тогда она показалась мне устрашающе величественной. Пятиэтажное здание без начала и конца, огражденное забором, с охранным пунктом, больше напоминало крепость, чем обычное медучреждение. Хотя нам ли с тобой не знать, какие страхи порой скрываются за этими стенами.

Вернувшись домой, я подумал и решил испытать судьбу. Следующие два дня пытался разыскать контакты Генри Стоуна, уже тогда было известно, что клинику возглавит именно он. Позвонив Стоуну, я представился и сообщил о своих намерениях работать в клинике, попросил контакты заведующего или руководителя службы управления персоналом. Стоун ответил, что основной состав врачей будет набирать лично, предложил встретиться на следующий день за чашечкой кофе. С собой нужно было принести резюме, диплом, документы о повышении квалификации.

Ты представить себе не можешь, как я нервничал перед встречей с директором. В назначенное место пришел заблаговременно и обдумывал свою презентацию. Когда Генри Стоун появился, все сидящие обратили на него внимание. Тогда ему еще не было сорока. Высокий, худощавый, с аккуратно уложенными вьющимися каштановыми волосами, одет он был в темно-коричневый костюм, цвет его портфеля соответствовал тону костюма. Но больше всего мне запомнился холодный взгляд его карих глаз.

– Мы с тобой по-разному воспринимаем Стоуна, мне он не кажется столь властным, каким ты его описал, – вставил я.

– Я рассказываю тебе о своем первом впечатлении. Сейчас и сам смотрю на него как на обычного человека, но влиятельного и амбициозного. Согласись, этого у него не занимать.

– Да, он умеет ставить перед собой цели и достигать их, привлекать нужных людей. Интересно, насколько честный бизнес он ведет, – высказал я вслух свою мысль.

– Ты сомневаешься в его порядочности? Я не могу судить о финансовых делах клиники, порядке в счетах и прочем, но не замечал ничего подозрительного. Да, клиника большая, но и пациентов у нас соответствующее количество.

– А ты сам на чем специализируешься?

– В начале нашей деятельности не было особого разделения среди психиатров, выделялись только детские врачи и врачи особого отделения. Помимо психиатров в клинике трудятся терапевты, неврологи, психологи, но их штат не столь значителен.

Сейчас я занимаюсь только больными, страдающими фобиями. Мне повезло, так как я общаюсь с вполне нормальными людьми.

Я улыбнулся этому замечанию друга.

– Слышал, что у вас большая группа врачей занимается лечением от зависимостей.

– Да, это так. Сейчас это модно. Но мы не только лечим, но и глубоко изучаем природу зависимостей, разрабатываются новые методики лечения. Зависимость – болезнь XXI века. Интернет, гаджеты, социальные сети, да и алкоголь с наркотиками не потеряли своей популярности.

– Масштабная у вас деятельность.

– А чем бы ты хотел заниматься, Эндрю?

– Меня всегда интересовали пациенты с серьезными психическими расстройствами: шизофренией, расстройством личности, навязчивыми состояниями, – ответил я.

На самом деле, если бы я и хотел узко специализироваться, так только на лечении детей.

– Если ты имеешь в виду больных психозами, шизофренией…

– Возможно, даже буйных пациентов, – вставил я шутя.

– Насколько я знаю, вакансий нет, данный штат укомплектован, – серьезно ответил Стэнли. – Но нужно обратиться к Стоуну, врачей для таких больных он отбирает особо тщательно. Исходя из того, что работают два специалиста, у тебя есть шанс.

– Удивительно, как они справляются вдвоем?

– Не знаю, Эндрю, но на протяжении шести лет работают вдвоем и справляются. Не слышал, чтобы на их работу кто-то жаловался. А сам с ними не общаюсь.

Мы еще немного поболтали. После чего я подбросил Стэнли до дома и поехал к себе.

Было понятно недоумение друга по поводу моего желания вернуться к работе в клинике. Лечение подобных больных зачастую является затяжным и требует особой компетентности.

Мне не хотелось бросать свою практику. Но это было необходимо, хотя бы на время расследования.

Когда-то давно, в начале врачебной деятельности, я лечил тяжелых больных, помимо опыта у меня были хорошие связи, интерес к новым разработкам и методикам. Да, без сомнений, для меня нашлось бы место в любой психиатрической клинике, психлечебнице. Вероятность отказа Стоуна была минимальной.

Когда я переступил порог собственной квартиры, был двенадцатый час ночи. В заботах и размышлениях совсем забыл о своем коте, который даже не вышел меня встречать.

– Марсик! Марсик! Прости меня, окаянного. Ты наверняка проголодался.

На все мои зазывания кот не отреагировал. Я прошел в кабинет, надеясь обнаружить кота на любимом месте. Марсик лежал в кресле, прикрыв лапой нос. Мое появление ничуть его не взволновало, кот и не подумал подняться, а лишь приоткрыл один желтый глаз.

– Да, я совсем закрутился с этой клиникой, – сказал я, искренне раскаиваясь. Подошел к коту, присел на корточки и ласково погладил любимого питомца. – Пойдем, я тебя покормлю, Марсик. Никуда не годно ложиться спать на голодный желудок.

Кот как будто внял моим уговорам, поднялся, потянулся, вытянув передние лапы, после чего спрыгнул с кресла и отправился на кухню.

В ту ночь я плохо спал. События последних дней поколебали душевный покой. Мне снился Джимми. Мальчик сидел за столом и что-то рисовал. Когда подошел ближе, то через его плечо смог разглядеть картину: мужчину и ребенка. Я решил, что Джимми в очередной раз рисует отца. Почувствовав мое присутствие у себя за спиной, Джимми прекратил рисование, резко повернулся ко мне, внимательно посмотрел и сказал: «Не ходи». После чего как ни в чем не бывало продолжил чиркать карандашом по бумаге.

В первые мгновения я обрадовался, что Джимми наконец-то заговорил. Но высказанное им предостережение удивило меня. Куда именно я не должен был идти? Хотел было спросить об этом Джимми, но проснулся.

Сев в кровати, всерьез задумался над тем, что Джимми хотел сказать: куда мне не следует идти или входить. Может быть, он имел в виду «Мизери Эсайлам» или встречу с Генри Стоуном. Но, осознав, что это был всего лишь сон, бессознательное отражение моих дневных переживаний, я отбросил размышления, сходил на кухню, выпил стакан воды и вернулся в постель.

Утро не было радостным.

Несмотря на ранний час, выпив чашечку кофе, решил не откладывая позвонить детективу.

– Доброе утро, Томас!

– Эндрю? Который час? – ответил детектив сонным голосом.

– Еще очень рано, Томас. Прости, что разбудил.

– Ничего страшного. С тобой все в порядке? – спросил он обеспокоенно.

– Да, все в порядке, только спал плохо. Я звоню сказать, что согласен тебе помогать. Пока не знаю как, но сделаю все, что от меня потребуется.

– Я знал, что ты согласишься.

– Это еще почему?

– Ты слишком порядочный, Эндрю. Давай встретимся вечером в том же месте. Кафе «Пацифико». Ты помнишь?

– Да, Уэлш, помню. В семь подойдет?

– Да. Еще раз спасибо, Эндрю.

Рабочий день пролетел незаметно. За пятнадцать минут до назначенного времени я появился в мексиканском ресторане. Мне нравилась атмосфера этого места, его ароматы и внимание обслуживающего персонала. Но тем не менее после той встречи с Уэлшем больше я ресторан не посещал.

Так как мои познания в мексиканской кухне оставляли желать лучшего, я попросил проводить меня до столика и заказал лишь стакан воды.

С собой у меня была тетрадь с записями, в ожидании я еще раз просмотрел конспекты, отметил для себя важные моменты и вопросы, которые требовали уточнения.

Томас появился ровно в семь вечера. Он подошел к столику и поприветствовал меня. Было видно, что и для Уэлша день явно выдался тяжелым.

– Знаешь, Томас, если бы не твои глаза, то никогда бы не подумал, что тебе за сорок. Ты совсем не меняешься.

Томасу было сорок три года, он держал себя в форме, одевался просто, но со вкусом, да и вообще был завидным женихом. Высокий брюнет с голубыми глазами, он, безусловно, нравился женщинам. Но сам Томас, по-видимому, решил, что создание семьи – это не для него. Большую часть своего времени он посвящал работе.

– А что не так с моими глазами? – улыбнувшись, с менее напряженным видом спросил он.

– Они многое видели, – серьезно ответил я. – Твой взгляд, морщинки вокруг глаз. Да, и хочу заметить, что вид у тебя уставший.

– Работа у меня такая, Эндрю. Ты еще ничего не заказал?

– Нет, я не разбираюсь в мексиканской кухне. На твое усмотрение.

Томас позвал официанта и заказал две порции буррито и блюдо со странным названием.

– Пока готовят еду, расскажу тебе, что мне удалось узнать, – начал я. – Как ты и сам знаешь, клиника «Мизери Эсайлам» построена на месте старого мукомольного завода. Интересное место, заброшенное, но живописное. Конечно, чтобы построить клинику, потребовались огромные деньги. Но, насколько мне известно, эти деньги были пожертвованы престарелым бизнесменом, чья жена при жизни страдала от помешательства. Наверно, пережив и перестрадав болезнь вместе с женой, он решил сделать такой поступок. Следующее, о чем я подумал: содержание клиники и штата сотрудников. Представь, сколько нужно денег только на обслуживание здания. В голову пришла мысль позвонить своему студенческому другу, который работает в клинике с самого ее основания. Вчера мы встретились. Он рассказал, что пациентов у них много, услуги специалистов востребованы, во многом благодаря репутации лечебницы. Стоит отметить директора клиники – Генри Стоуна. Я встречался с ним пару раз, но уже тогда сделал вывод, что он делец. У него прекрасное образование, но он в первую очередь – коммерсант, а во вторую – врач. Возможно, это и позволяет держать клинику на плаву. Огромный спектр платных услуг: лечат от любых зависимостей, содержат хронических больных, которые должны находиться под домашним наблюдением, и так далее. Мой друг уважает своего директора и любит свою работу.

– По-другому и быть не могло. Я наводил справки о «Мизери Эсайлам». Довольно успешная психушка. Полученная информация лишь подтверждает твои слова. Генри Стоун родился в состоятельной семье, получил хорошее образование. У него талант собирать вокруг себя нужных людей. На первый взгляд, он чист. По финансовой части у них тоже порядок, проверяют их, как и остальных, никаких претензий нет.

В ответ я лишь кивнул, добавить было нечего.

– А твой друг не поинтересовался, почему ты расспрашиваешь его о клинике, о директоре?

– Ты же не думаешь, что я ему рассказал, будто бы в клинике держат за деньги нормальных людей.

– Конечно, я так не думаю. Так что ты ему сказал?

– Пришлось сказать, что хочу завязать с практикой и устроиться к ним на работу.

Томас с удивлением посмотрел на меня.

– Это ты молодец. А сам что об этом думаешь?

– О чем? Поработать под прикрытием?

Томас улыбнулся и кивнул.

– Мне бы не хотелось, Томас. Если это будет необходимо, то я постараюсь устроиться в клинику, хотя туда и не так просто попасть. У нас нет оснований вообще в чем-либо подозревать Генри Стоуна или других сотрудников. Какое-то анонимное письмо. Бред.

Я замолчал, внимательно посмотрел Томасу в глаза и продолжил:

– Пойми, люди, которых я сейчас лечу, – мои пациенты. И это не просто слова. Я в определенной степени несу за них ответственность, они доверяют мне. Это не то, что лечить грипп или другое заболевание. Душевная материя – тонкая вещь. К каждому отклонению нужно найти свой подход, как к каждому яду – свое противоядие. Хотя, безусловно, общие принципы и нормы соблюдаются. Сейчас ко мне на прием ходит маленький мальчик. В свои пять лет он потерял родителей: мать умерла при родах, а отец не так давно от рака. После смерти отца мальчик перестал разговаривать. Я уверен, что он заговорит. Но не без моей помощи.

– Я понимаю, Эндрю. Не думай, что мне чуждо сопереживание и сострадание. Но что-то меня беспокоит в этой истории.

В это самое время принесли буррито. Как раз вовремя. Да и разговор только пробудил во мне аппетит.

– Давай поедим, а потом я расскажу тебе все, что знаю о семье Картлендов.

Буррито было очень вкусным, мы оба поглощали блюдо с удовольствием и аппетитом, как будто не ели с самого утра. Покончив с основным блюдом, Томас сразу вернулся к разговору:

– Итак, Гарри Картленд – довольно известный человек в Лондоне и за его пределами. Он родился в обеспеченной семье. Родители позаботились и дали единственному сыну хорошее образование в области финансов. А он в свою очередь прилежно учился. С Сюзанной Гарри познакомился еще в студенчестве. Они поженились вскоре после окончания университета. Возможно, это и было ошибкой. Еще будучи студентом, Гарри мечтал о своем деле, тогда он и начал инвестировать небольшие сбережения, играл на фондовом рынке. Как ни странно, то ли талант Гарри, то ли чутье помогли ему утроить сумму вложенных средств к своему выпускному. По окончании университета Гарри совершил два поступка, которые изменили всю его жизнь: инвестировал все свои сбережения в недвижимость и женился на Сюзанне. Свои деньги он вложил в строительство крупного торгового центра, который впоследствии был хорошо продан. Но успех не вскружил голову Картленду, он стал еще более скрупулезен в выборе следующих объектов для краткосрочного и долгосрочного инвестирования. На часть денег были приобретены акции нефтедобывающей компании, основная же сумма была инвестирована в недвижимость. К сорока годам Гарри Картленд стал богатым человеком, у него есть свой офис в центре города и команда из двадцати человек, работа которых охватывает почти все сферы инвестирования. Сейчас ему пятьдесят, и его бизнес продолжает расти, и даже история с женой не смогла навести тень на его репутацию. Что касается Сюзанны, тут совершенно противоположное развитие событий. Еще в студенческие годы Сюзанна не проявляла большого интереса к учебе, она любила посещать вечеринки, вела праздный образ жизни, но университет все же окончила. Встреча с Гарри состоялась на какой-то вечеринке. Картленд понравился Сюзанне. Привлекательный, уверенный в себе и умный – таким был и остается Гарри по сей день. После замужества Сюзанна решила не работать, муж был не против. Гарри очень хотел детей, но у них ничего не получалось. Уже тогда в семье намечался разлад: Гарри ушел с головой в бизнес, все реже бывая дома, а Сюзанна стала все больше времени проводить в кругу знакомых, ведущих распутный образ жизни. В то время, когда у Гарри был пик расцвета, то у Сюзанны, наоборот, жизнь потеряла какой-либо нормальный облик. Честно говоря, не знаю, на чем держался этот брак. Когда Сюзанне было сорок, она впервые попала в клинику для лечения от алкогольной зависимости. Помимо прочего, врач, наблюдавший ее, сделал заключение о затяжной депрессии. Оно и понятно: ни нормальной семьи, ни работы. У нее не было ни цели, ни интереса к жизни. Через полгода лечения из клиники вышла совершенно другая женщина. Она перестала пить и начала вести нормальный образ жизни. Сюзанна взяла у Гарри небольшую сумму денег на открытие маленького кафе. Гарри был рад изменениям, произошедшим с женой. Он в очередной раз проинвестировал выгодное дело – открытие кафе для веганов. Кафе Сюзанны имело успех, через год она открыла еще два кафе со здоровым быстрым питанием. Удивительно, но в этот же период времени она забеременела. Почти в сорок три года Сюзанна родила своего первого и единственного ребенка, мальчика назвали Джоном. И, казалось бы, жизнь начала налаживаться, если бы муж не начал изменять своей жене. Стоит отдать ему должное – это была одна женщина, аналитик из его команды. Сюзанна через некоторое время узнала о существовании соперницы. У Гарри не осталось любви к жене, а у Сюзанны – доверия к мужу. Ради Джона они сохранили семью, но часто ссорились и устраивали скандалы. Джон рос избалованным, ссоры в семье также оказали на него негативное влияние. Порой он был агрессивен по отношению к сверстникам. В шесть лет мальчик начал наблюдаться у психолога. Неоднократные беседы проводились и с его родителями.

Томас замолчал, ожидая моей реакции. Я внимательно слушал эту интересную историю. В целом мне все было ясно. Трещина в этой семье постепенно превратилась в глубокий разлом.

– В целом картина ясна. Как понимаю, ты подошел к кульминационному моменту. Как же погиб ребенок, а его мать оказалась в психиатрической лечебнице?

Томас кивнул и продолжил:

– Джону было семь лет. Произошедшее случилось всего полгода назад. Сюзанна не могла справиться со своим положением в семье, но и уйти от мужа была не в силах. Спасение она нашла в алкоголе: ее утро начиналось с порции виски, и день так же заканчивался. Гарри не хотел жить на две семьи и принял окончательное решение развестись с женой. В тот день что-то произошло в доме Картлендов. При допросе Гарри Картленд рассказал, что, возвращаясь домой, увидел своего сына, падающего из окна, еще через мгновение в окне показалась Сюзанна, которая рыдала и что-то выкрикивала. Гарри не успел и не смог спасти сына, мальчик разбился на его глазах. В гибели Джона Картленд обвинил жену. Сюзанна внятных показаний не дала. Конец истории ты уже знаешь, Сюзанна прошла несколько обследований и была признана невменяемой. Гарри Картленд поместил свою жену в клинику для душевно больных «Мизери Эсайлам».

– Так, Томас, подожди. Тут-то и назревает главный вопрос: была ли она признана виновной?

Томас улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

– А как ты сам думаешь, мой проницательный друг?

– Думаю, что нет, ее вина не была доказана, иначе ее поместили бы в другое учреждение. Помнишь про Бродмур? От одного упоминания о Бродмуре на коже выступают мурашки.

– Все верно, Эндрю. Не было никаких доказательств или свидетельств. Джон мог выпасть случайно, а может, Сюзанна его толкнула. Мальчик упал лицом вниз. Если бы его вытолкнули, то он скорее бы упал на спину, – сделал заключение Томас. – Хотя кто знает.

– Как-то странно все, Уэлш, – сказав это, я помотал головой, будто хотел тем самым сказать: «Не верю». – Невиновна и невменяема. Сам-то что думаешь?

– Согласно логике, возможны четыре варианта конъюнкций. И все было бы проще, если бы была доказана вина подозреваемой, оставалось бы только установить ее вменяемость. Мне предпочтительны два варианта с вменяемостью: «вменяема и невиновна» или «вменяема и виновна». В первом случае бывший муж упекает жену, чтобы избавиться от нее, а во втором – пытается спасти от тюрьмы. Последнее маловероятно, так как не вижу причин защищать женщину, которую не любишь и которая убила единственного сына.

– Ты меня окончательно запутал, Томас. Одни лишь догадки. А правду знает лишь Сюзанна. Давай выпьем кофе и по домам. Слишком многое надо обдумать.

Томас кивнул.

– Ты сможешь достать мне результаты судебно-психиатрических экспертиз?

Томас в очередной раз кивнул.

– Также мне потребуются записи допросов.

Мы допили кофе и разъехались.

Субботним утром я проснулся позднее обычного. Выйдя на балкон, приятно было ощутить прохладу, жара спала. На выходные было намечено несколько задач, но и работать в четырех стенах совершенно не хотелось, сменить один кабинет на другой. Поэтому я решил не упускать возможность подышать свежим воздухом и побыть на природе. Быстро принял душ, позавтракал, после чего собрал небольшую сумку со всем необходимым и направился в Сент-Джеймсский парк. Прежде чем приняться за работу, я прогулялся, покормил белок, понаблюдал за беззаботной игрой детей в салки. Природа дает нам силы, помогает восстановиться.

Облюбовав для себя скамейку в тени, я устроился поудобнее, достал ноутбук и тетрадь с записями. Пока хорошо помнил, записал рассказ Томаса о семье Картлендов. На этом решил остановиться, так как необходимо было решить рабочие вопросы.

В ноутбуке у меня хранится информация обо всех пациентах, своеобразная электронная картотека. Раз в месяц я копирую данные на флэш-накопитель. Систематизация простая: архивная папка и папка с действующими пациентами. Сейчас меня интересовала последняя. На каждого пациента была заведена своя подпапка, в которой хранились все файлы: персональные данные, первичное заключение, обзор каждой встречи (задачи, результаты, рекомендации), сканированные копии рисунков и тестов, прочие файлы.

В общем, база немаленькая и достаточно подробная. Единственной задачей было свести данные в одну таблицу и продумать потенциальных специалистов, которым можно передать пациентов. Как бы мне не хотелось, но практику придется приостановить. Дело Сюзанны Картленд уже сейчас отнимало слишком много времени. Единственный пациент, которого я решил наблюдать при любых обстоятельствах – это маленький Джимми. Можно будет проводить одну встречу в выходной день, думаю, что тетя мальчика должна согласиться. С остальными пациентами мне также не хотелось расставаться, так как я привык доводить дела до конца. Да и им самим будет не так приятно и, возможно, не просто продолжать наблюдение у других специалистов. Но в жизни ко всему нужно быть готовым, не все складывается так, как нам хочется. Кто бы мог подумать еще пару недель назад, что произойдет нечто такое, что заставит меня приостановить практику.

В самом начале своей карьеры я работал в клинике для душевнобольных, конечно, не такой, как «Мизери Эсайлам», но довольно-таки крупной и известной. Каких только пациентов я не лечил, ни от одного больного не отказался и никогда не жаловался. Тогда было важно набраться знаний, опыта. Хорошо помню свою первую пациентку: это была молодая женщина тридцати лет – параноид внешней обстановки. Девушка летела к своей матери в Лондон, откуда – точно не припомню, знаю, что с одной пересадкой. Долгое время пациентка проживала за пределами Англии, воспитывалась бабушкой. За несколько лет до случившегося бабушка пациентки умерла. Мать попросила свою дочь переехать в Лондон. Пациентка до того случая никогда не летала на самолете. В ночь перед вылетом почти не спала, так как сильно переживала. Первый перелет перенесла вполне нормально. Но в зале ожидания перед следующим рейсом начала проявлять нервозность. Со слов одного из пассажиров того рейса, девушка ходила взад-вперед, что-то бурчала себе под нос, неоднократно открывала ручную кладь, что-то искала. На борту самолета несколько раз спрашивала бортпроводников: куда летит самолет. Через тридцать минут после взлета вызвала бортпроводника и стала жаловаться на соседа, рассказывала, что тот постоянно смотрит на ее сумку и хочет ее ограбить. Через час после взлета пациентка начала беспокоить других пассажиров, жалуясь на соседа и бортпроводников, говорила, что они состоят в сговоре и других пассажиров намереваются обворовать. Все попытки успокоить пассажирку претерпели неудачу, еще более ее возбудив. Пациентка требовала, чтобы ее немедленно выпустили из самолета, пыталась пройти к выходу в хвосте. Когда самолет приземлился, в аэропорту уже ждала машина медицинской помощи. Да, как сейчас помню ее лицо, когда она к нам поступила, эти глаза, переполненные ужасом.

Упавший на скамейку мяч отвлек меня от воспоминания. Я кинул его ребятишкам и вернулся к своей таблице. Потребовалось не менее трех часов, чтобы свести все данные. После чего я написал письма четырем своим коллегам с просьбой рассмотреть возможность принять нескольких моих пациентов, с кратким описанием недугов, не раскрывая персональных данных. Ответы я планировал получить к утру понедельника. Закончив эту работу, я проверил рабочий календарь на следующую неделю. В течение трех дней запланировал принять всех своих пациентов, объяснить ситуацию и порекомендовать им специалистов. Да, неделя обещала быть тяжелой. Но поступить по-другому было бы нечестным, неправильным.

После окончания работы я съел пару припасенных сэндвичей и решил сделать еще один прогулочный круг по парку. Удивило меня это воспоминание о первой пациентке, всплывшее в памяти. В моей практике было немало людей, страдающих неврозами, психозами, параноидальными состояниями, шизофренией и другими расстройствами личности. Организовав свое дело, я все реже наблюдал тяжелых больных. Только сейчас вспомнив прошлое, я действительно осознал, с чем мне вновь предстоит столкнуться. Конечно, при условии, что Генри Стоун согласится взять меня на службу.

Понедельник.

Как я и думал, первая же пациентка с возмущением восприняла известие о необходимости обращения к новому специалисту. С трудом смог призвать ее к здравому смыслу. После длительной беседы мы подвели итоги и поставили цели, обозначили проблемы, над которыми еще предстояло поработать. Я отправил на электронную почту пациентки рекомендации на двух специалистов, которые могли бы вести ее дальше. Решение ждал к вечеру.

Еще труднее дело обстояло с опекунами тех пациентов, которые были признаны недееспособными. Казалось бы, здравомыслящие люди… Реагировали остро. Но их можно было понять. Проблемы такого рода не выставляют напоказ, о них не распространяются. Лечащий врач – один из немногих посвященных, смена специалиста – это стресс.

Тем не менее со всеми взрослыми пациентами мы расстались мирно, я обещал курировать их первое время. Да и вообще никогда не отказывал в помощи, если это было в моих силах.

Оставалось принять детей. Последний «детский четверг». Для своих маленьких пациентов я приготовил угощение и небольшие подарки. Не было никаких тестов, практик и разговоров. Маленький детский праздник. Так приятно было видеть их радостные лица.

Детская психика довольно ранимая, но, с другой стороны, более гибкая. Больше года дети по обыкновению не наблюдались. И даже в текущей ситуации решить вопрос по ним оказалось куда проще, так как всех согласился взять на себя мой хороший друг, специализирующийся на детской психиатрии.

До визита Джимми оставался час. За это время я еще раз просмотрел все свои записи и результаты тестирований. Мальчик был абсолютно здоров. Такую утрату сложно пережить взрослому человеку, не говоря о ребенке. Джимми держался молодцом. Но ему необходимо было начать рассказывать о том, что думает, о чем переживает, чего боится. Возможно, он недостаточно доверяет тете либо винит себя в смерти отца. Но как узнать наверняка? Как бы аккуратно подтолкнуть его, не усугубив проблемы.

Появление в двери молодой женщины и мальчика отвлекло меня от размышлений.

– Вы так тихо зашли, – сказал я, растерянно улыбнувшись.

– Простите, доктор, я постучала, но ответа не услышала, и решила заглянуть.

– Это вы меня простите и, пожалуйста, проходите.

Тетя мальчика вопросительно посмотрела на меня, обычно она только заводила ребенка. Других пациентов я уведомлял заранее, но в данном случае в этом не было необходимости, так как намерения расставаться не было.

– Не удивляйтесь, – продолжил я. – Сегодня мне нужно обсудить с вами один важный вопрос.

Сказав это, я внимательно посмотрел на Джимми. Мальчик серьезно смотрел на меня, давая понять, что слушает и готов к беседе.

– Джимми, тебе нравится приходить ко мне? Ты бы хотел продолжить наши встречи? – спросил я и выжидающе посмотрел на мальчика. Казалось, что в этот момент мы остались вдвоем. Эдакий безмолвный разговор.

Джимми кивнул. Это было важно, означало, что мальчик сам хочет контактировать. Я перевел взгляд на его тетю и продолжил:

– По определенным обстоятельствам мне придется работать в клинике. В связи с этим я закрываю практику на неопределенный срок с завтрашнего дня. Хочу предложить вам продолжать посещать меня раз в неделю. День я буду сообщать заранее исходя из рабочего графика, о времени также будем договариваться. Я уверен, что в ближайшее время мы вместе справимся с проблемой. Конечно, если вы не возражаете?

– Если дело только в этом, то, конечно, я не возражаю. Наоборот, мне бы хотелось, чтобы Джимми наблюдали именно вы. Спасибо, что не бросаете нас.

Это слово: «бросаете», высказанное так искренне, отражало именно то, что испытывали и остальные пациенты: их бросили. Вспомнив недобрым словом Томаса, я в очередной раз усомнился в верности решения. Но пути назад не было.

– Вот и хорошо. Тогда мы с Джимми приступим к нашему занятию, не будем терять время.

Женщина легко кивнула мне, поднялась, пригладила Джимми волосы и вышла из кабинета.

– Джимми, мне бы о многом хотелось тебя расспросить, но ты не хочешь отвечать.

Я замолчал, а мальчик продолжал на меня смотреть.

– Ты любишь свою тетю?

Малыш кивнул.

– Твоя тетя замечательная женщина. Она любит тебя и очень беспокоится о тебе. Я бы хотел узнать больше о твоей сестренке Софии. Какого цвета у нее глаза и волосы? В какие игры она играет? Как зовут ее любимую куклу?

Задав эти вопросы, я замолчал, дав мальчику возможность ответить. Но ответа не последовало.

– Ну, хорошо, тогда, может, ты ее нарисуешь?

Мальчик кивнул.

Рисование не должно было отнять много времени. Мне было важно посмотреть, как Джимми воспринимает свою тетю и двоюродную сестру, важно убедиться, что он чувствует себя комфортно.

Чтобы не отвлекать ребенка, я вернулся за рабочий стол и начал готовить игровое задание. Передо мной была азбука букв, я достал только заглавные и разложил в две стопки. В первой стопке было всего шесть букв для составления простейших слов из трех-четырех букв, а во второй стопе букв было тринадцать, что позволило бы складывать сложные слова.

Я посмотрел на Джимми, когда прошла половина занятия, но он и не думал заканчивать свою работу. Мальчик был сосредоточен, рисовал штрихами, надавливая на карандаш. Понаблюдав за ним, я понял, что рисует он вовсе не женщину или девочку, а что-то другое. Решил не прерывать его работу, было еще немного времени, а составление слов из букв можно отложить до следующего занятия.

До прихода тети мальчика оставалось минут пять, нужно было его отвлечь:

– Джимми, заканчивай рисунок, я приготовил угощение. Тебя ждут кексы и сок.

Но он как будто меня не слышал, так же сосредоточенно нанося штрихи на бумагу, беря то серый, то черный, то коричневый карандаши.

Я встал и подошел к Джимми со спины, взглянув на рисунок, оторопел. На рисунке была изображена часть фасада серого здания с узкими окнами. Сомнений не было, это было здание психлечебницы «Мизери Эсайлам».

Пока я всматривался в картину, Джимми закончил рисование и положил карандаш. В следующее мгновение он повернулся, пристально посмотрел на меня и сказал:

– Не ходи.

– Джимми, повтори, пожалуйста, что ты сказал?

Но мальчик не отвечал.

Я повернул его к себе лицом и сел на корточки.

– Куда мне не следует ходить, Джимми?

Я всматривался в лицо мальчика, он был сосредоточен и серьезен, продолжал молчать.

В следующий момент в дверях появилась тетя мальчика. Она слегка замешкалась, видя меня, сидящего на корточках напротив подопечного.

– У вас все в порядке?

– Да, у нас все хорошо. Джимми только закончил рисунок. Я предложил ему угоститься кексами и соком.

Про то, что мальчик заговорил, я не сказал ни слова. Так как сам засомневался, не было ли это плодом моего воображения.

Джимми спрыгнул со стула. Подошел к тете, взял ее за руку и повел к выходу.

– До свидания, – сказала женщина, извиняющимся тоном.

Это было не похоже на мальчика, раньше он всегда прощался и проявлял дружелюбие. Почему он так спешил покинуть мой кабинет?

– До свидания! Я позвоню, как все определится, – сказал я вслед.

Вернувшись за стол, я взял рисунок и внимательно на него посмотрел. Сомнений не было, на рисунке была изображена часть здания психлечебницы. Но когда Джимми мог его видеть и видел ли вообще?

Глава 2. Гарри Картленд

– Все в моей жизни было идеальным: заботливые родители, просторная комната в не менее просторной квартире по улице Хай Холборн, любимый факультет математической экономики и статистики в Лондонской школе экономики и политических наук. Таким же идеальным мне представлялось и будущее. Я уже давно знал, чем хочу заниматься – инвестициями. Успешность инвестирования зависит от многочисленных способностей: математических, экономических, коммуникативных, интуитивных. Обдуманный риск, вот как бы я это назвал. Обстоятельства могут вклиниться даже в самый продуманный план и точный расчет.

Свободного времени у меня практически не было. Лекции, практика, много времени уходило на самостоятельное обучение. Я много читал, изучал статистику, историю, следил за новостями. Сейчас, как ни странно, практически ничего не изменилось.

Рассказываю это все к тому, чтобы было ясно, что свободного времени у меня не было. А если и появлялось, то предпочитал сходить в кино или сыграть партийку в шахматы.

Хорошо помню тот вечер, ближе к концу третьего курса. Праздновали день рождения моего друга Митчела. Митчел был мне симпатичен, веселый балагур с проницательным умом. Такие люди привлекают своей жаждой жизни, восприятием действительности и свободолюбием. Только из-за своих симпатий к товарищу я и согласился прийти.

На вечеринке познакомился с Сюзанной. Она поразила меня не столько своей красотой, сколько непосредственностью. Девушки и юноши так и собирались вокруг нее, как рой пчел, а она, казалось, просто этого не замечала. Рост у Сюзанны выше среднего, примерно 5’8»», светлые, слегка вьющиеся волосы до плеч, большие серые глаза и завораживающая улыбка. Одета она была в светло-голубые джинсы и тоненький свитер в цвет. Эта простота и естественность выделяли ее из всей толпы.

Я смотрел на Сюзанну как завороженный, пока один из приятелей не толкнул меня в плечо и не предложил познакомить. Спустя пару часов мы покинули вечеринку, я проводил Сюзанну до дома. Помню, как она смеялась. Наверно, я тогда жутко ей надоел со своей болтовней, но, как сказала сама Сюз, ей давно не было так весело.

С того вечера свободное время мы стали проводить вместе. Катались на велосипедах, гуляли, выезжали за город. Нам было хорошо вместе.

Когда учеба закончилась и мы получили дипломы, то, недолго думая, я предложил Сюзанне стать моей женой, так как она уже давно стала неотъемлемой частью моей жизни. Я не представлял, как могло быть иначе.

Мои и ее родители ничего против нашего брака не имели. Наоборот, они поддержали нас в этом решении.

Новая жизнь, новая работа. Тогда у меня уже были небольшие накопления от микроинвестиций в период студенчества. И я удачно вложил их в строительство крупного торгового центра. В первую очередь сделав ставку на его расположение. Когда строительные и отделочные работы были окончены, мы успешно его продали. Мне предлагали сдавать в аренду часть здания, но это было не интересно. Только не подумайте, что я просто вложил деньги и ждал свой звездный час. Эта работа – это строительство – отнимала у меня почти все время бодрствования. Я контролировал проект, контролировал расходы и искал новые возможности привлечения денег, так как потребность в них возникала постоянно. Для тех, кого я вовлек, – это было такое же выгодное вложение, как и для меня.

Мое дело процветало, а вот отношения с Сюзанной изменились. Потерялась та легкость, искра. Мы почти не видели друг друга, редко выходили вместе поужинать. Да, это была моя вина, но я старался во благо семьи, хотел, чтобы Сюз ни в чем себе не отказывала. А она и не отказывала. Шопинг, встречи с подружками и выпивка – это все, что стало ее интересовать.

– Вы действительно так считаете? – спросил я.

Гарри Картленд замолчал, задумался, после чего продолжил:

– Нет. Наверно, мне было удобно так думать. Я погрузился в работу, и она доставляла мне удовольствие. Я не заводил с Сюзанной разговоров о ее занятости и досуге, не мотивировал, не спрашивал, чего бы ей хотелось, не предлагал помощь. Это было эгоистично с моей стороны.

Она никогда не жаловалась. Не рассказывала о том, что ее беспокоит, а я не спрашивал. Так мы прожили десять лет, а потом еще десять.

Наши друзья думали, что у нас нормальная образцовая семья, советовали не затягивать с рождением детей. Никто не замечал или не хотел замечать, что мы с Сюзанной перестали интересоваться друг другом. Наши отношения зашли в тупик, были в стагнации.

Мы очень хотели завести ребенка, но ничего не получалось. Может быть, поэтому Сюзанна пристрастилась к алкоголю. Несколько раз я забирал ее из баров по звонку подруг, привозил домой в полусознательном состоянии. Моему терпению пришел конец. Тогда решил, что с этим надо кончать, захотел развестись с Сюзанной, но прежде привести ее к нормальной жизни. Взял отпуск на пару недель, уговорил Сюз лечь в хорошую платную клинику. Каждый день я навещал ее, приходил на встречи с психологом, делал все, что от меня зависело. Через месяц Сюзанну выписали, и она вернулась домой. Вы бы видели ее, она вновь стала той Сюзанной, которую я когда-то полюбил, моей Сюзанной. Она преобразилась, занялась спортом: ходила на силовые тренировки, бегала по парку. Стала больше интересоваться новостями, политикой и моими делами.

– А вы не задумывались, отчего Сюзанна так изменилась, Гарри? – спросил я. – Не оттого ли, что вы нашли для нее время и подарили немного своей любви?

Мне было важно разговорить Картленда, узнать истинное положение дел. Поэтому я не был аккуратен в своих замечаниях и вопросах.

– Возможно, вы правы, доктор Саммерс. Но я не мог совмещать семью и работу. Или не хотел. Тем не менее я был рад произошедшим с Сюзанной изменениям. Наша жизнь изменилась в лучшую сторону. Как-то за ужином Сюз поделилась со мной идеей открытия кафе для веганов. Эта тема тогда только начинала раскручиваться. Мне показалось интересным, я согласился дать ей некоторую сумму денег.

Сюзанна сама занималась оформлением документов, подбором помещения, мебели, брендированием. Теперь на работе пропадали мы оба, но никого из нас это не беспокоило, наоборот, за ужином мы делились мыслями и идеями. Ее дело действительно оказалось успешным, и на доходы от первого кафе Сюзанна открыла еще два, появилась мини-сеть.

В этот же период времени Сюзанна забеременела, тогда ей было сорок три года. Поздновато для первенца. Но мы все же надеялись, что все пройдет нормально.

Сюзанна наблюдалась в хорошей клинике, ходила на курсы для беременных. Она правильно питалась, занималась спортом в щадящем режиме. И все протекало нормально.

В назначенную дату ей сделали кесарево сечение, на свет появился маленький Джон.

Вы не представляете, насколько мы были счастливы. Все свободное время, которое появлялось, я проводил дома, помогал Сюзанне, так как от услуг няни она наотрез отказалась.

Джон рос здоровым, но был очень беспокойным ребенком. Он не спал по ночам, часто плакал и капризничал. Доктор не диагностировал у него ничего особенного, кроме колик, которые были совершенно нормальным явлением. Сюзанна постоянно носила Джона на руках, потому что стоило ей положить его в кроватку, как он тут же начинал плакать.

Она очень любила Джона, потакала ему во всем, он был желанным и долгожданным ребенком. Джон рос умным мальчиком, он быстро научился ходить и говорить. Но вел себя не всегда хорошо. Мог устроить истерику в общественном месте, если что-то было не по его желанию, не слушался.

Со мной он был спокойнее и послушнее. Когда Джону исполнилось пять лет, мы стали чаще выезжать на природу, в выходные много гуляли по паркам. У нас были хорошие отношения с сыном, но отношения с Сюзанной все-таки себя исчерпали.

По стечению обстоятельств мне пришлось нанять в нашу команду нового аналитика. В моей жизни появилась Марта – умная, обаятельная, открытая, воспитанная. Она не преследовала цели окрутить меня, как вы могли бы подумать. Марта с интересом относилась к работе. Информации, полученной от нее, я доверял на все сто процентов. Даже когда нам просто удавалось поговорить о природе и погоде – эти беседы были лишены какого-либо флирта и двусмысленности.

Но мысли о Марте не давали мне покоя. Второй раз в жизни я влюбился.

Пару раз приглашал Марту на ленч, еще мы ходили в кино и гуляли. За короткое время наши отношения стали больше, чем дружеские. Но мне не хотелось лжи, я хотел развестись и создать новую семью. Хотел, чтобы Джон жил со мной и Мартой, уверен, Марта полюбила бы Джона как родного. Своих детей она иметь не может.

– Гарри, а Сюзанна знала, что вы хотите с ней развестись?

– Да. Наш разговор состоялся за неделю до гибели сына. Я сообщил Сюзанне, что мой адвокат готовит документы по бракоразводному процессу. Просил ее не беспокоиться по части финансов, ей полагалась квартира и приличная сумма денег.

– И как она отреагировала?

– Она разозлилась. Кричала, что ей не нужны мои подачки. Сказала, что зря согласилась выйти за меня замуж, что я испортил ей жизнь. Я просил ее успокоиться и переговорить обо всем позже.

– Для нее это был удар. Она прожила с вами тридцать лет и, вероятно, любила вас. А что по поводу сына?

– Я намеревался забрать Джона и растить в другой семье, в нормальной семье. Но Сюзанне ничего не сказал. В тот день, когда Джон погиб, я хотел познакомить его с Мартой.

– А вы не думали, что скандал между Сюзанной и Джоном мог разразиться на почве вашего развода?

– Я много думал и продолжаю думать, доктор Саммерс. Но мы живем в современном обществе, в свободной стране, и люди разводятся. Я долго не решался быть счастливым, мне всегда казалось, что многие пары так и живут, что в каждой семье свои проблемы. Но сейчас, живя с Мартой, я понимаю, как был не прав. Нужно было развестись с Сюзанной еще лет десять назад.

– Все имеют право на счастье. Соглашусь, что развестись вам нужно было еще давно, но вы этого не сделали. Вы не взяли на себя ответственность, а должны были. Этот брак истощил вашу жену психически, она не нашла счастья ни в браке, ни в материнстве. От такой жизни любой может сойти с ума.

– Вы меня обвиняете, доктор?

– Я никого не обвиняю. Скорее анализирую произошедшее. Нужно было обратиться к психологу, спросить совет, как лучше сообщить жене о разводе, зная о ее неустойчивой психике. Но все уже ровно так, как обстоит. Мы часто делаем, а потом думаем. Самое печальное – это гибель вашего сына.

– Расскажите нам, Гарри, как погиб ваш сын, что вы видели? – спросил Томас.

– Как уже говорил, я планировал заехать домой, забрать Джона и поужинать вместе с ним и Мартой. Около семи часов вечера я припарковался у дома, вышел из машины. Посмотрев наверх, увидел, как мой сын летит вниз. Я закричал и побежал, думал, что успею поймать, но не успел. Вновь посмотрев на наше окно, увидел Сюзанну, она что-то кричала. Я подбежал к Джону, пощупал пульс. Пульс не прощупывался. Это был шок, я рыдал, кричал, звал на помощь, не мог поверить, что мой мальчик мертв. Кто-то вызвал службу спасения, меня увезли вместе с Джоном в больницу. Врач вколол успокоительное, через пару часов меня отпустили. После этого я поехал давать показания в участок и только ближе к ночи добрался до гостиницы. Силы окончательно меня покинули, и я отключился.

Это была череда дней без начала и конца. Все казалось диким и не имело смысла. Следующее утро после события я занимался организацией похорон: оформил документы, обратился в бюро, обзвонил родственников. После чего отправился в полицейский участок, где пробыл до вечера. Так же, как и вам сейчас, рассказывал о наших отношениях с Сюзанной и всю хронологию событий того дня.

От следователя я узнал, что Сюзанна задержана и находится в следственном изоляторе.

Мне предложили пронаблюдать за допросом Сюзанны. Поначалу я хотел отказаться, так как не мог ее видеть. Но это была возможность узнать, что же тогда произошло на самом деле.

Вместе со следователем, который меня допрашивал, мы перешли в маленькую комнату, прилегающую к другой комнате, в которой и велся допрос. С нами было еще двое мужчин, точно не знаю, кто они. В комнате допроса с Сюзанной находились следователь и психиатр.

– Как Сюзанна выглядела? Вы помните, Гарри? – спросил я.

– Она была бледна, под глазами залегли синяки. Она мяла руки, сильно нервничала. Даже в период запоев она выглядела лучше.

– Постарайтесь вспомнить в подробностях, о чем Сюзанну спрашивали и что именно она отвечала. Нам важно знать все, особенно ваше мнение и ощущения. Вы прожили с Сюзанной тридцать лет, лучше вас ее не знает никто.

– То, что тогда происходило, не забуду никогда. Это была адова неделя.

Допрос Сюзанны только начался. Ее спросили, кто она такая и где проживает. Сюзанна отвечала, но была обеспокоена и раздражена. Она постоянно говорила, что хочет домой, что она недавно вышла из клиники и больше не пьет. Я не понимал, о чем она говорит, так как клинику Сюзанна покинула около десяти лет назад. Когда ее начали расспрашивать о сыне, она еще сильнее разнервничалась, сказала, что у нее нет детей, просила, чтобы позвали меня, чтобы я смог все прояснить. Потом она разрыдалась, спрашивала, почему ее снова поместили в клинику, говорила, что уже несколько месяцев не пьет и не собирается. Я пояснил следователю, что Сюзанна несет околесицу, ведь в клинике она проходила лечение за пару лет до рождения сына. Тогда следователь связался с комнатой допроса и попросил зайти в наш кабинет. Вошедший был психиатром, второй мужчина, который остался с Сюзанной, был следователем. Мы пояснили врачу, что Сюзанна говорит о событиях десятилетней давности и что-то путает.

Вернувшись в комнату допроса, врач спросил, сколько Сюзанне лет и какой сейчас год. Вместо 2016-го она назвала 2007-й.

Никогда я не видел Сюзанну в таком состоянии. Она была в истерике, лицо было красным, на стол капали слезы и слюни. Ее увели.

Позже я спросил у врача, что с ней происходило. Он сказал, что это шок, сознание Сюзанны блокирует мысли о смерти сына.

Спустя неделю врачи диагностировали шизофрению. Я договорился, чтобы ее поместили в «Мизери Эсайлам». Так как клиника могла обеспечить необходимый уровень охраны, мою просьбу удовлетворили.

– А почему именно «Мизери Эсайлам»? – спросил я.

– Слышал, что ее открыли несколько лет назад, и читал статью о признании клиники не только в Лондоне, но и в Англии. Я должен был помочь Сюзанне, несмотря на все произошедшее.

– Вы навещали Сюзанну в клинике?

– Мне разрешили навестить ее только через неделю, когда состояние Сюзанны стабилизировалось. Но я разговаривал с лечащим врачом Сюзанны ежедневно. Что интересно, на следующий день после допроса, свидетелем которого я был, помутнение у Сюзанны прошло, она осознала, что случилось. Как рассказал следователь, Сюзанна звала своего сына, спрашивала, что произошло с Джоном, просила выпустить ее, говорила, что хочет увидеть своего мальчика. Несколько дней Сюзанна отказывалась от еды. Тогда-то я и обеспокоился ее состоянием, договорился о помещении в психлечебницу. Уже лечащий доктор Сюзанны смог добиться того, что спустя пару дней она начала есть, а по прошествии недели ее состояние стало стабильным. Но и сейчас бывают дни, когда Сюзанна просыпается в прошлом. Это трудные дни для нее и ее врача, так как она абсолютно не понимает, что происходит, и впадает в истерику.

– Лечащий врач Сюзанны – Уильям Бериш?

– Да, все верно, доктор Бериш.

– Итак, как выглядела Сюзанна, когда вы увидели ее через неделю после содержания в клинике?

– Она выглядела потерянной. Была бледна, сильно похудела. Страшно было на нее смотреть. Но она успокоилась, терапия принесла результаты. Сюзанна говорила о Джоне. «Гарри, правда, что наш мальчик погиб? Правда, что нашего мальчика больше нет в живых?» – спрашивала она. Я смотрел на нее и не понимал, что происходит. «Наш мальчик мертв, – ответил я ей. – И только ты одна знаешь, что тогда произошло». Сюзанна разревелась и сказала, что ничего не помнит с того момента, как отвезла Джона в школу.

– Вы ей поверили?

– Я не знал, чему верить. Но с Сюзанной было совершенно бесполезно разговаривать.

– Как часто вы ее навещаете?

– Раз в месяц.

– И как оцениваете ее текущее состояние?

– Как стабильное. Я же не врач. Что вы конкретно хотите знать, доктор Саммерс?

– Как она себя ведет, о чем разговаривает, на что жалуется и что просит. Сюзанна выглядит больной или здоровой? Продолжает ли говорить с вами о сыне? Как она вообще вас встречает?

– Томас, я согласился встретиться с вами, потому что думал, что вы что-то сможете прояснить по поводу смерти моего мальчика. Но теперь я совершенно не понимаю, в чем дело. Вот уже на протяжении двух часов мы беседуем только о Сюзанне. Доктор Саммерс задает вопросы, на некоторые из которых мне затруднительно отвечать.

– Успокойтесь, Гарри, – ответил Томас. – Мы пытаемся установить обстоятельства гибели вашего сына, пытаемся понять причины произошедшего.

Картленд шумно выдохнул. Было видно, что беседа дается ему с трудом.

– Раз уж мы никуда не торопимся, то предлагаю поужинать, если вы не против. На верхнем этаже отличный ресторан, я частенько заказываю оттуда еду.

– Поддерживаю, – ответил Томас.

Я лишь молча кивнул.

– Никто не возражает против цыпленка, запеченного с овощами?

Никто не возражал. Картленд позвонил и сделал заказ. После чего посмотрел сначала на Уэлша, а затем на меня.

– Итак, Сюзанна… Последний раз я был у нее пару недель назад. Чтобы вы представляли, наши встречи проходят в отдельной комнате посещений в четыре раза меньше этой переговорной, комнатушка больше похожа на камеру, там некомфортно находиться. Есть только стол и стулья, привинченные к полу, работает видеокамера.

Картленд замолчал и посмотрел на нас, ища понимания. И мы действительного его понимали. Затем продолжил:

– Встречи длятся не более десяти-пятнадцати минут. Сюзанна больше не спрашивает меня о Джоне, она вообще мало разговаривает. На вопросы о самочувствии не отвечает. Все время твердит, что это плохое место, каждый раз просит забрать ее домой. «Гарри, когда ты заберешь меня домой? Гарри, я так хочу домой», – говорит она. Каждая встреча с Сюзанной для меня как пытка. Я не могу ей помочь. Единственная цель моих визитов – это убедиться, что Сюзанна относительно в нормальном состоянии, что она разговаривает, ест, что она опрятно выглядит.

– Значит, Сюзанна, как вы говорите, относительно нормально мыслит? – спросил я.

– Трудно за столь короткое время понять, что у человека в голове. Может, это «относительное здравомыслие» обусловлено лечением.

– Вы правы, Гарри. Терапия в таких вопросах очень важна.

В дверь постучали, и Картленд направился встретить официантов, так как личный помощник был отпущен домой. На часах была половина восьмого. Мы с Томасом убрали свои блокноты и бумаги, вышли из переговорной, чтобы помыть руки и предоставить возможность накрыть ужин.

– Что думаешь насчет Картленда, Эндрю? – спросил Томас.

– Думаю, что он честен с нами. Я за ним наблюдал, он нервничает, но не врет. На вопросы отвечает искренне.

– Согласен с тобой.

– Знаешь, Томас, я вообще не вижу никакой выгоды со стороны Картленда от содержания жены в психлечебнице. Их бы и так развели. А касательно материальных благ, думаю, что доходы Сюзанны смешны по сравнению с ежемесячными доходами Гарри.

– Это ты зря. Лучше меня знаешь, что мотивом может быть и ненависть, желание отмстить за гибель сына. Зачем Сюзанне наговаривать на мужа?

– Ну, знаешь, здоровые люди зачастую заблуждаются, не говоря о больных.

– Ты думаешь, что Сюзанна больна?

– Рано делать какие-либо выводы, Уэлш. Пойдем лучше поедим.

Мы вернулись в кабинет переговоров. Ужин был накрыт, а от наполнявших комнату ароматов есть захотелось еще сильнее.

– Я уже думал идти вас искать. Предлагаю приступить. Не знаю, как вы, а я изрядно проголодался.

Еда оказалась постой, но очень вкусной. Ужин проходил в тишине, но это никого не смущало. Когда с едой было покончено, Гарри сделал очередной телефонный звонок, чтобы кабинет прибрали.

– Не очень-то уютное помещение, – отметил я.

– Я не стал приглашать вас в свой кабинет, чтобы нас не отвлекали. Пять часов вечера – это довольно активное время, сотрудники часто заходят, не говоря о телефонных звонках. Не думал, что наша встреча настолько затянется. Комната переговоров снабжена всем необходимым, при этом обеспечивается достаточный уровень конфиденциальности. Здесь нет окон, что не дает возможности отвлекаться.

– Простите, что задерживаем вас, Гарри, – сказал Томас.

– Если только наш разговор вам чем-то поможет, то я готов задержаться еще на какое-то время.

– Давайте вернемся к Джону. Отношения между Сюзанной и сыном были сложные, верно? – спросил я.

– Сюзанна очень любила Джона. Она все свободное время посвящала нашему сыну. Водила его в школу, на занятия по шахматам и на футбол. У меня не так много свободного времени, сами понимаете. Не знаю почему, но Джон плохо относился к Сюзанне. Он капризничал, не всегда слушался. Один раз Джон ударил Сюзанну. Меня это удивило, тогда я серьезно поговорил с ним, объяснил, что подобное недопустимо.

Сейчас говорю с вами и понимаю, насколько Сюзанне было трудно.

Со мной Джон вел себя совершенно по-другому. Он был спокоен, доброжелателен. Особенно ему нравилось играть в шахматы. Это было в обязательной вечерней программе по воскресеньям.

– Но почему, Гарри?

– Знаете, доктор Саммерс, Сюзанна как-то задала мне тот же самый вопрос. «Почему, Гарри? Почему Джон так безобразно ведет себя со мной и так послушен с тобой?» – спрашивала она. У меня на этот счет есть только личные соображения. Мы водили Джона к психологу, по большей части из-за его отношения к Сюз. Психолог отметил, что интеллект Джона развит не по возрасту, а касательно поведения лишь то, что Джон вспыльчив и неусидчив. Дал некоторые рекомендации. Я бы сказал, что Джон был как камертон. Вы меня понимаете?

– Вы хотите сказать, что Джон тонко чувствовал настрой человека, который с ним рядом.

– Именно. Я по своей натуре очень спокоен. Да, я переживаю за многие вещи, но никогда не срываюсь на окружающих и не приношу проблемы домой. Сюзанне же свойственны перемены настроения, она могла вспылить. Джон очень хорошо это чувствовал и раздражался, сердился.

– Вы хотели забрать сына в новую семью?

– Для его же блага. Их совместная жизнь стала бы невыносимой. Только не подумайте, что я намеревался вводить ограничения на их совместное времяпрепровождение. Нет, у меня и в мыслях такого не было.

– Если Джон настолько хорошо все чувствовал, значит, он понимал, что происходит в вашей семье. Возможно, он слышал или сам догадался о разводе, мог что-то сказать по этому поводу Сюзанне. В целом мне все ясно.

– Мы уже спрашивали вас о клинике, Гарри. Что вы можете сказать о сотрудниках? – поинтересовался Томас.

– Первый человек, к которому я обратился, – Генри Стоун. Ранее я не был с ним знаком и договорился о встрече по телефону. Стоун, учитывая ситуацию, согласился принять меня вечером того же дня. Когда я увидел «Мизери Эсайлам», то был впечатлен, само здание очень необычное по архитектуре, одновременно и старинное, и современное. Все прилегающие территории содержатся в чистоте и порядке. Охрана обеспечивается по всему периметру.

На входе меня встретил охранник, попросил документ, удостоверяющий личность, после чего сделал звонок, запись в книге. Уже другой охранник вместе со мной поднялся на лифте до административного этажа, где меня встретил директор. Высокий худой мужчина в строгом костюме, глядя на Стоуна, можно было подумать, что ему самому нужна помощь. Он пригласил меня в свой кабинет и внимательно выслушал мой рассказ. Стоун пообещал уже на следующий день выделить для Сюзанны отдельный бокс. В этих боксах работают камеры видеонаблюдения, нет никаких предметов, которыми пациент смог бы нанести себе увечья, к самой палате прилегает уборная, где есть туалет и раковина. Как пояснил Стоун, пройти в палату может только лечащий врач или он сам. Двери таких боксов открываются электронными ключами, а окна стоят непробиваемые.

– Да, такие палаты больше походят на тюрьму, – вставил я. – Но это необходимая мера.

– Генри оказался очень деловым человеком, он, ко всему прочему, помог мне с документами.

– А что насчет лечащего врача?

– Доктор Бериш весьма приятный человек. Несмотря на свою занятость, он всегда уделяет мне время, рассказывает о состоянии Сюзанны. Кстати, Бериш был одним из психиатров, участвовавших в консилиуме по постановке диагноза.

– Судебное заседание, как понимаю, состоялось без участия Сюзанны? – спросил Уэлш.

– Да. Сюзанна была признана недееспособной, ее вина не была доказана. Свидетелей не было.

– Понятно. Спасибо, что согласились встретиться с нами, Гарри.

– Вряд ли я рассказал вам что-то, чего вы не знали. Но если вы сможете что-то прояснить, то, пожалуйста, свяжитесь со мной.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Картленд направился в свой кабинет. А мы с Томасом по домам.

– Не думаю, чтобы Картленд что-то скрывал, – сказал Томас.

– Согласен. Ясно, что дело тупиковое.

– Езжай домой, Эндрю, проспись. В этой истории у меня осталась только надежда на тебя. Может, я зря воспринял всерьез анонимное письмо, а Сюзанна действительно больна. Может, Джон сам выпрыгнул из окна или оступился, угрожая матери. Как сказал Картленд, наверняка знает только один человек – Сюзанна.

Глава 3. Генри Стоун

Решил не откладывать разговор со Стоуном в долгий ящик. Чем быстрее появится определенность, тем лучше. На мой звонок Генри не ответил, скорее всего, не имел возможности. Все-таки пятничное рабочее утро. Самому было как-то непривычно начинать свой день не с приема пациента.

Атмосфера рабочего кабинета помогала сосредоточиться, производительность повышалась. Да и этот вид из окна радовал глаз. Поэтому я решил отправиться на работу, тем более что задач было предостаточно.

По дороге купил газету и заскочил в кофейню. Заказав американо, устроился за барной стойкой. Только развернул газету, как раздался телефонный звонок. Звонил Генри Стоун.

– Добрый день! Стоун. Вы мне звонили.

– Здравствуйте, Генри! Беспокоит доктор Эндрю Саммерс. Мы как-то встречались пару лет назад.

– Да, доктор Саммерс, припоминаю. У вас, кажется, своя практика в районе Мэрилебон. Чем могу быть полезен?

Генри Стоун меня вспомнил. Это немного облегчало задачу.

– Я хотел бы встретиться с вами в ближайшее время. Это возможно?

– Да, конечно. А по какому вопросу?

– По вопросу сотрудничества.

– Интересно. Хорошо, доктор Саммерс, подъезжайте сегодня к восьми вечера в клинику. Как подъедете, позвоните, я вас встречу.

– Спасибо, Генри. До встречи.

Так легко и просто, не задавая лишних вопросов, Стоун согласился со мной встретиться. Но это еще не означало, что встреча принесет нужный результат.

Несмотря на то что имя мое было достаточно известным среди круга специалистов, я не поленился и составил резюме. Отразил сведения об образовании, пройденных курсах повышения квалификации, приложил копии нескольких дипломов, подробно остановился на функционале клинической практики. В довершение ко всему папка с документами пополнилась парой благодарственных писем, а также списком научных статей и работ.

Хорошо, что мне удалось собрать все необходимое с самого утра. Не успел я покончить с этим делом, как рабочий телефон стал разрываться от звонков. Преимущественно звонили пациенты. Кто-то спрашивал мое мнение, посетив нового специалиста, а кто-то просто жаловался. Ситуация была прогнозируемой. Я уверен, что звонки будут активно поступать еще в течение недели, после чего обо мне будут вспоминать все реже.

В обеденный перерыв договорился о встрече с профессором психиатрии доктором Марком Уэлбергом, с которым не виделся уже несколько лет. Уэлберг преподавал основы психиатрии в Имперском колледже. Время пощадило его, он был все так же бодр и полон идей, заряжен энтузиазмом. Хотелось бы и мне иметь такую активную жизненную позицию, будучи в его возрасте. Мы обменялись мнениями об увеличении численности душевнобольных людей. Это был факт, подтвержденный мировой статистикой. Марк рассказал о своем недавнем опыте: он собрал группу людей и отправился с ними на окраину Англии, десять дней они жили в небольшом доме, работали на участке, а вечером устраивали чтения или просто беседовали. Во время всей поездки было запрещено пользоваться средствами связи, ноутбуками, карманными компьютерами и прочими гаджетами. Вначале многие тяжело переживали невозможность поговорить по телефону или выйти в сеть, но уже через пару дней все чувствовали себя комфортно. «Ты знаешь, – сказал он, – к концу поездки они действительно стали выглядеть счастливыми, улыбались. Казалось, их радость можно было потрогать».

Беседа с Марком еще больше меня вдохновила. Вернувшись в кабинет, с головой окунулся в работу, когда освободился, часы показывали начало седьмого.

Я быстро собрал портфель, выключил свет и поставил кабинет на сигнализацию. Оставалось менее двух часов до встречи со Стоуном, а мне жизненно необходимо было успеть что-нибудь съесть. Не хотелось, чтобы желудок напомнил о себе во время важного разговора. По дороге заскочил в кофейню, взял кофе и пару сэндвичей из цельнозернового хлеба с сыром.

Без пятнадцати минут восемь припарковался у клиники и позвонил Стоуну, сообщил о своем прибытии. Буквально через минуту ко мне подошел внушительных размеров мужчина. Охранник проводил меня до лифта и вместе со мной поднялся на пятый этаж. После того как я вышел, лифт вместе с охранником поехал вниз.

Первое, что бросилось мне в глаза, это большое количество камер видеонаблюдения. Не знаю, были ли у стен уши, но «глаз» было хоть отбавляй. Лифт курсировал только в правом отсеке здания, как я понял, между первым и пятым этажами. Правый отсек пятого этажа занимали помещения для административного персонала, там же располагался кабинет Генри Стоуна.

Внутреннее убранство клиники было аскетичным, минимум предметов, максимум пространства. Полы выложены кафельной плиткой, где-то застелены линолеумом, стены окрашены в светло-серый цвет. Высокие потолки с вмонтированным освещением. Первое, что мне пришло на ум: стерильно и безжизненно.

Совершенно другое впечатление производил административный отсек: стены были окрашены краской приятного персикового оттенка, их украшали картины с умиротворяющими пейзажами, пол застелен паркетной доской. В коридоре стояли диваны, кулер с питьевой водой, отдельно была обустроена зона отдыха для посетителей.

Стоун ждал меня в дверях административного отсека. Он сильно изменился с нашей последней встречи: похудел, под глазами залегли тени, в лице прибавилось жесткости. Мы поприветствовали друг друга рукопожатием, после чего Генри пригласил меня в приемную. В приемной стоял только один секретарский стол, секретаря на месте не было, а настольная лампа продолжала гореть. Из самой приемной можно было попасть еще в несколько комнат. К одной из них и подошел Генри Стоун, кабинет был заперт. Открыв дверь магнитным ключом, Генри пригласил меня войти. Кабинет занимал немалую площадь, но не казался большим в связи с тем, что горела только одна настольная лампа, верхнее освещение было погашено. Когда Генри включил основное освещение, то я был восхищен. Комната выполнена в коричнево-черных тонах, пол выстелен паркетом, окна занавешены портьерами цвета темного шоколада, некоторые из которых были собраны. Вместо картины на одной стене выполнена мозаика из гладких камешков. Вдоль стены напротив рабочего стола во всю высоту располагались книжные полки, в углу аккуратно пристроилась стремянка. Стол был основательный, из натурального дерева, на столе идеальный порядок, позади кресла располагался еще один шкаф, часть полок занимали книги, на других располагались награды, отдельную полку занимали головоломки.

Стоун погрузился в кожаное кресло, а я сел по левую руку от него за стол для совещаний.

– Как вам клиника? Вы ведь не бывали здесь раньше?

– Мне почти не удалось оценить внутреннее содержание, но то, что увидел, впечатляет. Интересно было бы обойти все помещения. Не заметил присутствия пациентов, только персонал на первом этаже.

– Разделяю интерес. Несмотря на то что здание пятиэтажное, площадь бывшего мелькомбината позволила сделать его большим и просторным. Много секторов и переходов. На первый взгляд внутреннее убранство может показаться скромным, но у нас тут все по последнему слову техники. Современные технологии, специалисты и взгляды. Что касается пациентов, то вы не увидите их разгуливающими в коридорах. У нас здесь не тюрьма, но строгий режим, которому все без исключения подчиняются. Более того, на первом этаже их действительно нет.

Я почти не слушал рассказ Генри о клинике, все мое внимание и мысли обратились к словам Стэнли касательно глаз Стоуна. Его карие глаза не излучали тепла, взгляд был пустой и холодный.

– Дисциплина и контроль при работе с пациентами играют немаловажную роль, – вставил я.

После моих слов Генри чуть улыбнулся.

– Перейдем к делу. Зачем вы обратились ко мне, доктор Саммерс? О каком сотрудничестве идет речь? – спросил Стоун.

– Я хочу работать в «Мизери Эсайлам», – ответил я прямо.

Брови Стоуна приподнялись от удивления. Он встал и подошел к окну. Молчание затянулось.

– Мне было странным услышать от вас о возможном сотрудничестве. Но сейчас я еще более удивлен. У вас большой опыт, собственное дело. Почему вы хотите свести на нет все, чего достигли? Или я неправильно вас понял?

– В последнее время я стал задумываться о том, что мне не хватает развития. Того самого, которое было при работе в клинике в начале карьеры. Есть определенные идеи, которые мы на данный момент обсуждаем с профессором медицины Марком Уэлбергом. Не всех больных я могу наблюдать и принимать в рамках своего кабинета.

– Понимаю вас, доктор Саммерс. Почему вы решили обратиться именно в нашу клинику?

– Я много слышал о «Мизери Эсайлам», не сомневаюсь в репутации клиники.

Генри молча смотрел в окно.

– Мы не набираем персонал, штатные передвижки среди специалистов достаточно редки. Как я понял, вас интересуют особые больные, если их можно так назвать. В моем представлении, каждый больной по-своему особенный. Конечно, упустить возможность принять в штат такого специалиста, как вы, я не могу.

Сказав это, он повернулся ко мне лицом и пристально посмотрел в глаза, после чего вернулся на свое место и продолжил:

– Хорошо, доктор Саммерс, с понедельника я жду вас в клинике. Приходите к восьми утра, в девять часов у нас общая планерка, проходит на этом этаже. В выходные я подумаю над вашим функционалом, после чего мы обсудим детали вашей работы и финансовую составляющую.

– Спасибо, – ответил я. – Искренне рад стать частью команды.

На это Генри ничего не ответил, лишь слегка кивнув.

Разговор был окончен. Я поднялся, мы пожали друг другу руки, после чего Генри проводил меня до лифта.

Выйдя на улицу, я с жадностью вдохнул свежий воздух. Короткая встреча, как ни странно, отняла у меня много сил. Всю дорогу до дома я думал о Стоуне, вспоминал его безупречный костюм, такой же безупречный кабинет, этот пронзительный взгляд. Во время нашей беседы он не проявлял особого интереса и дружелюбия. Его лицо не выражало почти никаких эмоций, кроме сосредоточенности. Возможно, это была банальная усталость.

Тем не менее задача была выполнена. Я возвращался домой к рыжему голодному коту с чувством удовлетворения.

Перед сном воспроизвел в тетради беседы с Гарри Картлендом и Генри Стоуном. Заинтересовал меня и факт особой охраняемости объекта: охрана по периметру, в здании, множество видеокамер, двери со специальной системой защиты.

Томасу звонить не стал, решил сообщить новость на следующий день. Усталость взяла свое, приняв пятиминутный душ и выпив рюмочку бренди, я отправился спать.

Проснувшись, вышел на балкон подышать свежим воздухом. Прохладное субботнее утро, солнце только начинало пригревать. Меня осенила прекрасная идея времяпровождения. Срочно, срочно позвонить Стэнли.

– Алло, Стэн, привет!

– Эндрю, привет! Не слишком ли рано для утра выходного дня?

– Знаю, что не разбудил. А сам только проснулся.

– Мы-то, как слышишь, давно не спим. Парни позавтракали и смотрят мультики.

– У меня возникла идея сходить в зоопарк, так давно там не был. Одному не хочется. Вот я и подумал о тебе и твоих мальчиках. Как ты на это смотришь?

– Отлично! Мальчишки будут рады, да и жена немного отдохнет от нашей мужской компании.

– Тогда через час заеду. Успеете собраться?

– Конечно, будем ждать. Адрес ты помнишь?

– Да. Скоро буду.

Лондонский зоопарк – совершенно особенное место. Кто-то рассматривает его как исторический памятник или памятник архитектуры, кто-то приходит посмотреть на диковинных животных, а их здесь ни много ни мало семьсот пятьдесят пять видов, а некоторые любят просто посидеть-отдохнуть в месте, где когда-то жил знаменитый слон Джамбо.

– Куда пойдем? В детский зоопарк? – спросил я детей.

– Не-е-ет, – хором ответили ребята.

– Они любят что поуродливее и пострашнее, – пояснил Стэнли.

– Ну, тогда в павильон с рептилиями, затем в павильон с насекомыми. А если силы останутся, то заглянем в океанариум.

Ох уж эти рыжеволосые мальчуганы, как им нравилось разглядывать змей и ящериц, они были готовы часами наблюдать за гадами, прислонившись к защитному стеклу.

Смотреть на насекомых мы не пошли, а вот за пингвинами понаблюдали.

Не заметили, как быстро пролетело время, все изрядно проголодались и отправились перекусить.

Проходя мимо вольера с хищниками, я заметил знакомую фигурку. Рядом с клеткой с тиграми стоял маленький Джимми. Казалось бы, ничего особенного, если не считать, что один из тигров сидел прямо напротив мальчика. Джимми смотрел на тигра, а тигр на Джимми. Я решил нарушить их безмолвный разговор. Когда подошел совсем близко, тигр поднялся, приблизился к решетке и зарычал, все так же обращаясь к мальчику, после чего развернулся и направился в конец вольера. Тетя Джимми вместе с Софией стояла у соседнего вольера и не заметила происходящего.

Картина удивила меня. Любой другой ребенок испугался бы, но Джимми даже не шелохнулся. Он был абсолютно спокоен.

Я подошел совсем близко и положил руку на плечо мальчика. Джимми повернулся ко мне.

– Привет, Джимми! Я смотрю, ты не из пугливых. Любишь тигров?

Мальчик кивнул. Лицо его было невозмутимо.

– Грозно он с тобой попрощался.

– Доктор Саммерс, добрый день! – поприветствовала меня тетя мальчика.

– Добрый день! А эта прелестница, должно быть, София? – спросил я, обращаясь к девочке.

– Рада познакомиться, – ответила София, протягивая мне руку.

Я аккуратно пожал руку маленькой принцессе.

– Всей семьей? – спросил я, обращаясь к женщине.

– Да. Джимми любит зоопарк, да и Софи с удовольствием его посещает. Вы тут тоже с компанией?

– Да, пришел с другом и его сыновьями. Мы как раз направлялись перекусить. Может, присоединитесь?

– Нет, мы только пришли и мало что посмотрели. Спасибо за приглашение.

– Тогда увидимся. Рад встрече. Пока, ребята, – попрощался я с детьми и направился догонять друзей.

После плотного перекуса мы отправились в океанариум. Посещение океанариума не оставило равнодушным никого. Сотни красочных рыб, кораллы, акулы и скаты. Можно бесконечно наблюдать за подводным миром. Мы посмотрели, как кормят акул, после чего отправились домой. Отличный день.

Ближе к вечеру я позвонил Уэлшу, рассказал ему о встрече со Стоуном. Томас расспросил меня о Генри, о его реакции на мое предложение. В целом все вышло как нельзя лучше. Оба мы пришли к выводу, что не стоит торопить события, главной целью на первоначальном этапе было влиться, прижиться, стать частью коллектива, частью «Мизери Эсайлам».

В понедельник проснулся рано, за час до звонка будильника. Чтобы хоть как-то снять напряжение, отправился на пробежку. Желания завтракать не было, поэтому приняв душ и надев костюм, я отправился на свою новую работу.

Поднявшись на пятый этаж, я попал в знакомый холл, для себя определил его как «зал ожидания», если пойти направо, то попадешь в приемную, где я был накануне, если повернуть налево, то попадешь в лабораторию, в самом же «зале ожидания» была еще одна дверь, ведущая в конференц-зал. Именно туда все и направлялись.

Войдя, я занял место в предпоследнем ряду, так как остальные места были заняты. Комната просторная, оборудована кондиционером, экраном с проектором, маркерной доской. Стулья оснащены столиками, которые легко убирались при необходимости. Многие специалисты пришли с блокнотами для записей.

Когда все собрались, Генри Стоун сказал слова приветствия, после чего перешел к протоколу, который вела его секретарь. На вопросах долго не останавливались, старались быстро обсудить или назначить отдельное время для решения. После того как оперативка подошла к концу, Стоун пригласил меня выйти для знакомства.

– Коллеги, хочу познакомить вас с нашим новым специалистом – доктором Эндрю Саммерсом. Врач-психиатр с большим опытом, знаниями и хорошей репутацией. Надеюсь, доктор Саммерс сумеет реализовать все свои знания и умения.

Я вышел к Генри Стоуну.

Все с интересом смотрели на меня, а я с улыбкой смотрел на своих новых коллег. Некоторые лица были мне знакомы, кого-то знал лично.

– Рад стать частью команды «Мизери Эсайлам», – сказал я.

Я посмотрел на Генри, тот одобрительно кивнул и продолжил:

– Прошу задержаться Уильяма Бериша, Заккери Уилсона и Эндрю Саммерса. Остальные могут быть свободны.

Когда все разошлись, Генри обратился ко мне:

– Я прислушался к вам, доктор Саммерс. Вы хотели лечить пациентов с серьезными психическими отклонениями, расстройствами личности. Все пациенты для нас равны, но этих мы так или иначе выделяем. Они, как никакие другие, могут представлять реальную угрозу себе и обществу. Таких пациентов у нас порядка шестидесяти человек.

– Шестьдесят три, если точно, – вставил Уильям.

– А специалистов, которые ведут данных пациентов, всего двое: Уильям Бериш и Заккери Уилсон. На них действительно лежит большая ответственность и нагрузка, поэтому ваше появление как нельзя кстати. В первую неделю вам будут переданы десять пациентов. Конечно, Уильям и Заккери будут оказывать всяческую поддержку. На второй неделе добавятся еще десять пациентов, а также дежурства. Итого двадцать пациентов. Все будут примерно в равных условиях.