Нездоровые женщины. Почему в прошлом врачи не хотели изучать женское тело и что заставило их передумать

Глава 1

Блуждающие матки

Много веков назад на греческом острове Кос заболела девушка. Сначала она ощутила странную слабость в теле и тяжесть в груди. Вскоре у нее началась лихорадка. Сердце заболело, а в разум вторглись жуткие галлюцинации. Она бродила по улицам и, мучась от невыносимых боли и жара, захотела в итоге покончить с жизнью. Падение в колодец или повешение на дереве были бы удовольствием по сравнению с пыткой, которую испытывали ее тело и разум. Отец девушки пригласил человека, знакомого с искусством исцеления. Врач понял, что видел похожую болезнь у девушек, которые уже начали менструировать, но еще не вышли замуж. В подростковом возрасте избыточная женская кровь тратится на рост организма, а во взрослой жизни скапливается в матке и выплескивается каждый месяц. Все врачи знали, что только так женское тело может оставаться здоровым. Так что та девушка просто тонула в собственной крови. Без возможности покинуть организм красная жидкость возвращалась в вены, воспаляла сердце и отравляла чувства. Врач посоветовал отцу девушки незамедлительно выдать ее замуж. Он был уверен, что интимная близость «откупорит» ее тело, и кровь выйдет. Беременность должна была исцелить страдалицу [1].

В другом доме на том острове у пожилой замужней женщины начался сильнейший припадок. У нее закатились глаза, зубы сжались, а во рту вспенилась слюна. Кожа стала мертвенно холодной, а живот сводило от боли. Ее муж позвал врача. Тот знал: такая болезнь распространена среди женщин этого возраста, которые перестали заниматься сексом и вынашивать детей. Врач наблюдал, как пациентка извивается и всхлипывает, и заметил, что ее кожа стала влажной. Очевидно: матка женщины, пустая и сухая, поднялась к печени в поисках влаги. Там она встала на пути диафрагмы, из-за чего пациентка начала задыхаться из-за собственной матки. Врач надеялся, что флегма[6] из головы скоро наполнит ее и опустит обратно. Он прислушивался к животу женщины: бурление внутри него значило бы, что матка возвращается на свое место. Врач знал, что если она задержится у печени слишком надолго, женщина задохнется. Если бы она продолжала регулярно заниматься сексом, вероятно, избежала бы этих страданий [2].

Подобных описаний женщин полно в «Корпусе Гиппократа» – собрании медицинских трактатов, приписываемых Гиппократу, древнегреческому врачу, которого называют отцом медицины. Он жил в IV–V веках до н. э. Как учитель и врач этот человек совершил революцию в медицине. Он разрушил многовековые убеждения о том, что болезни – это наказания, посланные людям мстительными богами, и объяснял, что они – результат дисбаланса в организме. Гиппократ вел подробные записи о симптомах и протекании заболеваний пациентов, а также прописывал лекарства на основе трав. Он клялся лечить все болезни у всех людей, насколько это было в его силах, и никогда не причинять вреда. Причем обещал не вредить своим пациентам, кем бы они ни были: свободными или рабами, мужчинами или женщинами. Клятва Гиппократа стала краеугольным камнем медицинской этики, и выпускники медицинских школ продолжают ее приносить[7].

Гиппократ подчеркивал, что женщин нужно лечить совсем не так, как мужчин. Он писал, как важно врачу «правильно понять происхождение болезни» пациентки, «незамедлительно и подробно расспросив ее о причине недуга». По его мнению, многие из них страдали и умирали, потому что врачи лечили их так же, как мужчин [3]. Но несмотря на мнение, что «женские болезни» требуют особого подхода в лечении, медик-реформатор не отстаивал право пациентки на автономию и информированное согласие. «Корпус Гиппократа» был написан в то время, когда у большинства женщин практически не было гражданских и вообще человеческих прав.

В патриархальном общественном строе Древней Греции девочки считались собственностью отцов, а женщины – мужей.

Они не владели землей, имуществом, деньгами и даже своими телами и воспринимались как слабые, медлительные и маленькие версии мужчины – то есть идеала человека. Женщины считались неполноценными и дефективными только из-за своих отличий от мужчин. Однако у них был самый полезный и таинственный орган из всех – матка. И поэтому их здоровье определялось исключительно состоянием этого органа. Медицинские идеи отражали и легитимизировали контроль общества над женским телом и его бесценной способностью к деторождению.

В трактатах, написанных на заре западной медицины и легших в основу научного медицинского дискурса, больные женщины изображались как масса патологических маток.

«Корпус Гиппократа» был основан на учениях Гиппократа, но написан был его многочисленными последователями. В таких составляющих его трактатах, как «Женские болезни», «Женская природа» и «Болезни девушек», врачи описывали разнообразные симптомы, которые касались полового созревания, начала менструаций, зачатия ребенка, беременности и менопаузы.

Идея о том, что все женские болезни связаны исключительно с репродуктивной системой, сегодня кажется чем-то вроде женоненавистнической теории заговора. Однако вполне логично, что в Древней Греции, где социальная значимость женщины целиком сводилась к работе ее матки, все физические и психические женские заболевания объяснялись проблемами с этим органом.

Последователям Гиппократа просто не на что было опереться. Вскрытия были запрещены, поэтому врачи не имели полного представления о расположении органов, циркуляции крови или процессе дыхания. Они ничего не знали о клетках, гормонах или нейронах. Поэтому медики полагали, что женское тело чересчур влажное, потому что в нем слишком много крови. Они сделали такой вывод из-за того, что женщины менструируют.

Врачи предполагали причины женских болезней на основании того, что видели и чувствовали. Ограниченные знания и преобладающие в обществе взгляды привели к смешению разных теорий о влиянии матки на все аспекты женского здоровья. Иногда болел сам этот орган, а иногда он вызывал болезни в других частях тела, в том числе голове.

Матка воспринималась одновременно как канал и сосуд, и женщина считалась здоровой в зависимости от наполнения матки жидкостью. Способ лечения «маточных патологий» – от «сумасшествия» бездействующей матки до ужасов «удушения матки» – был в равной степени социальным и медицинским: замужество к 14 годам, регулярный секс с мужем, которому на момент женитьбы было около 30 лет, и постоянные беременности. «Я считаю, что женщины, не родившие детей, заболевают от менструаций гораздо раньше и серьезнее, чем рожавшие», – писал автор трактата «Женские болезни» [4].

Матка всегда начинала доставлять неприятности, если она была «удушена» девственностью, «пересушена» из-за недостатка мужского семени или не опускалась под весом ребенка.

Женщины в Древней Греции контролировали свои матки не больше, чем остальные аспекты жизни. Органы жаждали секса и беременности, независимо от желаний тех, кому принадлежали. Чтобы контролировать их состояние, врачи продвигали идею о том, что матке нужно давать то, что она хочет. После гиппократовских диагнозов вроде «удушения матки» среди врачей распространилась гипотеза о том, что ненаполненная и бездействующая матка перемещается по всему телу и мешает другим органам, включая сердце и печень, а также вызывает множество страшных симптомов, таких как конвульсии, эпилептические припадки, галлюцинации, одышка, боль и паралич.

Сразу после создания «Корпуса Гиппократа» Платон, великий афинский философ, описал матку как живое существо, которое становится «раздраженным и обиженным», если его потребность в вынашивании детей не удовлетворяют. В известном диалоге «Тимей» о мире, Вселенной и всем, что в них есть, Платон связывает биологическую цель женщин с их неукротимыми сексуальными импульсами и создает мифы о матке, которая «блуждает по телу», блокируя «каналы дыхания» и приводя к «сильнейшему напряжению» и всевозможным болезням [5].

Приблизительно во II веке Аретей из Каппадокии, на тот момент римской провинции, развил гиппократовские идеи о матке и заявил, что это «животное внутри животного». Из-за уверенности в ее способности двигаться «из стороны в сторону» и реагировать на сладкие и зловонные запахи Аретей считал, что у матки есть собственные аппетиты и намерения. Чтобы вернуть блуждающую матку на свое законное место, часто использовались пропаривания растительными отварами. Одушевленная матка предполагалась нестабильной, а ее движения – резкими и мощными. Она могла плавать вверх-вниз и «наклоняться то в одну, то в другую сторону», будто бревно. Если блуждающая матка сдавливала кишечник или горло, женщина теряла силы. У нее подгибались колени, болела и кружилась голова, а нос пульсировал от боли. Если матка душила женщину, сердцебиение замедлялось, и пациентка могла перестать говорить и дышать. В экстремальных случаях у страдалицы наступала «внезапная и неправдоподобная смерть», после которой она выглядела не мертвой, а еще более румяной, чем при жизни [6].

Древнегреческие и древнеримские писатели воспринимали блуждающую матку по-разному, однако этот орган в их сознании оставался основным источником болезней. Женщины находились в подчинении у мужчин, и медицинский дискурс это поддерживал и делал легитимным. По мнению врачей, женское тело подчинялось прихотям органа, определяющего социальную значимость женщины. В итоге идея о том, что все женщины подвержены болезням, связанным с нереализованным желанием их тел вынашивать детей, существовала много веков.

Когда человеческая цивилизация вошла в Средневековье, понимание матки сделало это вместе с ней. Падение Римской империи погрузило Европу в Темные века, когда на Западе началось распространение христианской теологии и мифологии, повлекших за собой появление новых негативных представлений о женщинах и их телах.

Древние греки винили во всех болезнях Пандору – мифологическую первую женщину, не сумевшую устоять перед соблазном открыть ящик, наполненный бедами, который охранял ее муж Эпиметей [7]. Христианство породило другие мифы о женщинах и их телах, виновных во всех грехах. В Бытии, например, говорится, что Ева, первая женщина, созданная из ребра Адама и неполноценная с самого начала, испортила жизнь многим поколениям вперед из-за своих желаний и непослушания. Медицинские тексты, пережившие падение Рима, строго санкционировались церковью, поэтому за тексты, в которых говорилось, что женщины – второсортные, дефективные и управляемые прихотями своих маток, отвечали те самые мужчины, что продвигали идею об их неполноценности. Латинские переводы древних книг, хранившиеся в монастырских библиотеках, учили врачей-мужчин – medici[8] – тому, как матка влияет на развитие женских болезней.

В Средние века большинство женщин из низших сословий обращались за медицинской помощью к целительницам или повитухам, которые лечили недуги и помогали во время родов.

Когда женщина попадала на прием к врачу-мужчине, тот обычно списывал ее симптомы на «многочисленные и разнообразные» [8] силы матки.

К счастью, в некоторых работах о женских болезнях все было не столь драматично. Один из самых популярных текстов того времени – «О женских болезнях», приписываемый Сорану Эфесскому, греческому врачу, практиковавшему в Риме в I–II веках. Его впервые перевели на латынь в VI веке. Отчасти практическое руководство для акушерок и отчасти трактат о многочисленных и разнообразных болезнях матки, «О женских болезнях» отражает более сбалансированный, холистический взгляд Сорана на женское здоровье [9]. Этот врач не был согласен с тем, что из-за биологических отличий от мужчин женщины второсортны и неполноценны, и не разделял гиппократовскую идею о том, что здоровьем женщин в целом должна заниматься отдельная ветвь медицины. То есть он не считал менструацию, секс и беременность чудодейственными средствами от всех женских болезней, но при этом был убежден в необходимости полного представления о гинекологических заболеваниях для эффективного лечения женщин.

Соран понимал болезнь как особое состояние, вызванное расслаблением и напряжением органов и систем человеческого тела. Он не верил, что одна из его частей может перемещаться по организму: «Матка неспособна двигаться вперед, как зверь, вылезающий из берлоги» [10]. По мнению этого врача, подобная теория препятствовала лечению женщин. Со-ран считал нелепыми древние представления о том, что матка вернется на свое место, если женщина вдохнет неприятный запах, например кедровой смолы, жженых волос или шерсти, потухшего фитиля лампы, обугленных оленьих рогов и раздавленных постельных клопов. Он также не верил древнегреческому философу Ксенофонту, который приблизительно во времена Гиппократа высказал идею о том, что если с силой ударить друг о друга металлические блюда, матка испугается громкого звука и вернется на место.

Болезни вроде «удушения матки» часто вызваны воспалением, связанным с менструальными нарушениями, трудными родами, выкидышами и менопаузой. При этом у женщины могут возникать сильные спазмы в животе, лихорадка, слабость и «судорожные припадки», которые «притупляют чувства». Однако воспаление, вопреки утверждениям последователей Гиппократа, не вызывало припадка апоплексической мании, напоминающего эпилептический. Соран считал, что именно пропаривания матки вызывали симптомы, ассоциируемые с ее «удушением», например паралич, и что «вдувание воздуха во влагалище с помощью кузнечных мехов» только вредило «воспаленным частям тела». Предложенные им методы лечения были более разумными. Так, он рекомендовал уложить женщину в хорошо освещенной теплой комнате, «не причиняя ей боли», положить теплый компресс ей на живот и осторожно распрямить ее сведенные судорогой конечности. Если пароксизм продолжался, Соран не отправлял женщину покувыркаться на супружеском ложе. Он считал, что здоровье женщины необходимо восстановить с помощью прогулок, легкой гимнастики, расслабляющих ванн, нанесения масел на кожу, острой пищи, вокальных упражнений и чтения вслух [11].

Средневековые христианские моральные нормы запрещали врачам-мужчинам осматривать женщин и трогать их.

Их тела были окутаны тайной и стыдом и оставались недоступными для глаз и рук врачей-мужчин. Пациентки не могли рассказывать мужчинам об интимных подробностях того, что происходило с их телом. Некоторые медицинские писатели того времени разделяли эти настроения, и один из них назвал гинекологические проблемы женщины «ее позором» [12]. В основополагающем же труде Гиппократа «Женские болезни» стыд, который испытывают пациентки, особенно молодые и неопытные, назван препятствием для получения лечения. Хотя Гиппократ рекомендовал врачам спрашивать женщин о причине их болезни, он считал, что из-за стыдливости и невежества в медицинских делах женщин не следует считать знатоками того, что происходит с их же телом. «Женские болезни <…> опасны <…> и сложны для понимания из-за того, что они встречаются только у женщин. <…> Даже зная о них, женщины стыдятся обсуждать их из-за своей неопытности и недостатка знаний» [13]. Без прямолинейных вопросов, которые мог задать только опытный врач-мужчина, болезнь молодой женщины могла стать неизлечимой. Но если женщина была старше и имела определенный опыт, связанный с «болезнями, происходящими от менструаций», ее слова уже принимали всерьез [14]. Хотя врачам-мужчинам запрещалось прикасаться к телам пациенток, именно мнение последних определяло ход лечения.

«О женских болезнях» Сорана стала хорошей инструкцией для акушерок, у которых было больше доступа к женскому телу. Очевидно, Соран хотел облегчать боль и страдания пациенток, а не наказывать их методами лечения, основанными на причудливых религиозных и культурных предубеждениях. Однако его труды распространялись и переводились в то время, когда женщины находились в подчинении у мужчин и считались пригодными лишь для замужества и материнства, болезнь воспринималась как наказание за грех, а женское тело с его репродуктивной системой – первоисточником этого греха. Древнегреческие медицинские представления о дефективности женских тел и истеричности все еще сохранялись, так что в Средние века продолжали преобладать самые смутные представления о женской физиологии. В дальнейшем новые учения продолжили наслаиваться на старые представления, и вредные мифы о блуждающей матке не переставали влиять на понимание женских болезней, тел и жизней.

В IX веке городок Салерно на юге Италии стал главным центром преподавания медицины со времен Гиппократа. Именно там впервые начали обучать женщин врачеванию. Преподаватели «женской» медицины из Салерно опирались на множество разных источников, включая труды Гиппократа, Сорана, Галена из Пергама (наиболее влиятельные врачи Римской империи) и переводы арабских медицинских учебников и энциклопедий [15]. Самой известной женщиной в Салерно была Трота – врач, жившая в середине XII века. Считается, что она написала «Тротулу», справочник из трех томов по симптомам и методам лечения женских болезней, который стал популярным и широко используемым в Средние века. Первая книга под названием «Женские болезни» начинается с мысли, что женщины «из-за стыда и застенчивости не решаются рассказать врачу о муках, которые они испытывают в связи с заболеванием интимной области своего тела» [16].

«Тротула», основанная на интерпретации работ Гиппократа и Галена, не отклоняется от традиционных представлений о том, что женщины физиологически слабы, биологически неполноценны и склонны к болезням из-за наличия репродуктивной системы. Следуя теории Галена о том, что болезни вызваны дисбалансом четырех основных жидкостей (черная и желтая желчь, флегма и кровь), Трота утверждает, что женщины менструируют, чтобы избавляться от вредной излишней жидкости, которая накапливается, потому что их тело недостаточно горячее. В книге описаны симптомы слишком обильных, подавленных и несвоевременных менструаций, а также пресловутого «удушения матки», однако автор не подразумевает, что страдания побуждают женщин бросаться в колодцы, видеть страшные галлюцинации или сходить с ума. По ее мнению, матка может подниматься, вызывая боль в животе, и опускаться, но неспособна блуждать по всему телу, наводя в нем хаос.

Образ самой Троты появляется во втором томе под названием «Лечение женщин», где говорится о молодой пациентке, у которой произошел разрыв либо матки, либо кишечника. Троту пригласили в дом как «знатока таких недугов», «чтобы втайне от всех определить причину болезни». В итоге женщине удалось избежать скальпеля, поскольку врач обнаружила, что причина ее плохого самочувствия – в «продуваемости» матки и порекомендовала долгие травяные ванны, массаж конечностей и нанесение на влагалище теплой пасты из сока дикого редиса и ячменной муки, которая поможет «избавиться от продуваемости» [17]. Женщина исцелилась.

Практичные и гуманные методы лечения, рекомендованные Тротой, были направлены на то, чтобы помогать женщинам, а не наказывать или осуждать их. «Тротула» проливает свет на женские болезни, преобладавшие в то время, когда пациентки умирали из-за навязанного обществом стыда. К сожалению, усилия врача оказались тщетными – по крайней мере, они ничего не изменили в ближайшие несколько столетий. К началу XIV века женщинам запретили заниматься медициной в Европе. Главенствующее положение в профессии снова заняли религиозные мужчины, пропагандировавшие идею о том, что женское тело – это сосуд греха. Предрассудки о болезнях и каре Божьей переплетались с видением врачей деструктивного потенциала женских тел. Восхищение медицины тайнами женской биологии и страх докторов перед ней, подкрепленные религиозными оправданиями женской нечистоты и неполноценности, приняли опасный оборот, и последствия оказались катастрофическими для многих женщин.

Глава 2

Одержимые и грязные

В 1405 году в Париже Кристина Пизанская, единственная профессиональная французская писательница того времени, решила, что с нее хватит «ужасных вещей», которые пишут мужчины о женщинах и их телах. Кристина была уважаемой, успешной, работала при дворе Карла VI и сочиняла баллады для членов французской королевской семьи. Ее также знали как выдающегося историка, политического мыслителя и феминистку. Кристина посвятила свою судьбу изучению вклада женщин в каждый аспект человеческой жизни и испытывала крайнюю неприязнь к тому, что философы, поэты и ораторы мужского пола изображают женскую натуру как дефективную и неправильную. Она написала «Книгу о граде женском», в которой рассказывается, как женщины-святые, женщины-пророки, писательницы, поэтессы, изобретательницы, художницы и воительницы поселились в аллегорическом граде, где развивали общество и прославляли друг друга [1].

В начале «Книги о граде женском» Кристина Пизанская объясняет, что женщины слишком долго были беззащитными, словно «фруктовый сад без изгороди», и пришла пора спасти женскую натуру от некоторых писателей-мужчин, называющих ее дефективной и порочной, в частности от Франческо дельи Стабили, известного как Чекко д’Асколи. Этот итальянский врач, поэт и астроном XIII века славился своими женоненавистническими взглядами. Он писал стихи о небесах и земле, в которых были такие строки: «Женские тела хуже мужских. / Они менструируют каждый месяц, / Ведь по природе своей несовершенны» или «К женщине меньше доверия, чем к дикому зверю: / Ее гордыня, жадность, глупость, безумие и отчужденность – это яд, отравляющий сердце». Когда Кристина Пизанская написала свою книгу, Чекко д’Асколи уже был сожжен как еретик за чтение гороскопа Иисуса Христа. Она сказала, что он «получил по заслугам» [2].

Представления Чекко д’Асколи о женском теле не были ни необычными, ни новыми. Средневековые врачи и философы продвигали «мудрость» о том, что женское тело слабое и неполноценное, потому что оно отличается от мужского идеала. Однако в позднем Средневековье, когда Кристина Пизанская создавала свои произведения, древние учения приняли новый теологический оборот.

Все женщины считались дочерьми Евы, которую Господь наказал за грехопадение родовыми муками и необходимостью подчиняться своему мужу. Кристина Пизанская была истовой христианкой. В начале «Книги о граде женском» она задается вопросом, как Господь, которому она так доверяет, мог допустить столь ужасную ошибку при создании женщины. Однако она знала, что проблема была не в Боге, а в смертных мужчинах, которые манипулировали христианским мифом о сотворении мира, чтобы оправдать принижение женщин в обществе.

Для Кристины Пизанской одним из самых возмутительных примеров псевдомедицинской мизогинии была книжечка на латыни под названием «О женских секретах» [3]. В этом трактате, написанном в конце XIII – начале XIV века неизвестным последователем Альберта Великого[9], так называемым псевдо-Альбертом, говорится, что женское тело изначально неполноценно и неспособно нормально выполнять многие функции. Этот трактат создан в стиле и традициях «Книги тайн» – своего рода практического руководства, популярного в Средние века, где загадки жизни объяснялись разным категориям читателей: простолюдинам и ученым, священникам и врачам. Для людей XIII веке самая важная жизненная загадка о том, как зарождаются дети, крылась в месте, окруженном стыдом и предрассудками: женском теле. По всей видимости, трактат «О женских секретах» должен был просветить представителей духовенства о фертильности, зачатии и беременности так, чтобы были соблюдены все нормы религиозной морали и нравственности. Однако он также позволил облечь негативные представления о женщинах и их телах, зародившиеся более двух тысяч лет назад, в новые профессиональные знания.

Автор трактата был убежден, что менструация свидетельствовала об уязвимости, неверности и несовершенстве женщин.

Он полагал, что оказывает всем услугу, разоблачая грязную и сенсационную правду о том, что происходит в темных уголках женского тела. Так писал он, обращаясь к своей аудитории – монахам и священникам: «Мой дорогой товарищ и друг во Христе! Поскольку ты просил меня пролить свет на скрытые особенности женской натуры, я приступил к написанию этого короткого, но всеобъемлющего трактата. Я сделал это, несмотря на юношескую слабость своего разума, склонного к легкомысленным вещам» [4].

После вступительного хвастовства автор не теряет времени даром и переходит к сути дела. Женщины чудовищны. Их «немощь» побуждает их к греховным поступкам. Менструация – это корень их зла. Менструирующая женщина способна травить животных одним взглядом, заражать детей в колыбелях, загрязнять чистые зеркала своим мерзким отражением, а также вызывать проказу и рак у мужчин. Очень важно, чтобы священники об этом знали, потому что «зла нельзя избежать, если о нем ничего не известно». Если женщина признавалась в плотском грехе, ее священник должен был понять, какой именно физический процесс побудил ее к этому, и подобрать подходящее наказание. Трактат «О женских секретах» не предназначался для того, чтобы помочь женщинам понять свое тело. Это было руководство по наказаниям.

Работа псевдо-Альберта охватывала все основы: как зарождаются эмбрионы, что способствует и препятствует зачатию, как образуется семя, как определить, девственная ли девушка, что такое блуждающая матка и удушение матки, как формируется эмбрион под влиянием небесных тел и положения планет, что такое непорочное зачатие и почему на свет появляются монстры. Да, этот трактат явно не был руководством по акушерству.

Несмотря на абсурдность откровений автора, основанных исключительно на карательных мифах, женские половые органы были совершенно безосновательно обвинены в том, что они дьявольски влияют на женский характер и темперамент. Женщины оказались виновны во всех случаях бесплодия, выкидышей и врожденных дефектов. Считалось, что омерзительность их тел побуждала их совершать ужасные безнравственные поступки. А во время менструации они становились настолько мстительными по отношению к мужчинам, что искали самые изобретательные способы им навредить. Например, хитрая женщина, одержимая похотью и истекающая кровью, заманивала мужчину в постель и незаметно от него вставляла куски железа себе во влагалище, чтобы нанести серьезную травму его пенису [5]. Неизменно богатое воображение женщин означало для автора трактата, что они недостаточно сильны, чтобы противостоять порочным мыслям, приходящим в голову во время секса. И из-за этого, если женщина воображала чудовище, у ее еще не рожденного ребенка появлялись чудовищные уродства. Во время беременности вкусовые предпочтения некоторых женщин, по мнению псевдо-Альберта, становились до ужаса странными, и, требуя определенной еды, а получая отказ, они объявляли голодовку или убивали ребенка.

В конкретном примере в трактате речь шла о яблоке – еде, ассоциируемой с Евой [6].

В «О женских секретах» нет никаких мыслей, основанных на реальном опыте автора, – лишь невероятные слухи. Нет там и рассказов самих женщин. Все «секреты» взяты из классических работ «отцов» медицины Аристотеля и Гиппократа, а затем интерпретированы посредством католического богословия и астрономических идей. Эта работа была написана мужчиной для мужчин, поклявшихся никогда не вступать в интимные отношения с женщиной и не имевших никакого представления о том, что значит жить в женском теле.

Кристину Пизанскую особенно возмущал отрывок, в котором автор утверждает, что «папе следует отлучить от Церкви любого мужчину, который читал эту книгу женщине или позволил ей ознакомиться с ней самостоятельно». По этой причине Кристина Пизанская так сильно презирала трактат «О женских секретах»: этот текст не только мистифицировал женщин и их тела, но и пропагандировал опасную ложь, которую женщины не имели возможности оспорить. «Вам не нужны никакие доказательства, кроме вашего собственного тела, чтобы осознать, что эта книга – полнейшая чушь, – писала Кристина Пизанская. – Это поймет любая женщина, прочитавшая ее, поскольку некоторые упомянутые в ней вещи станут полной противоположностью ее собственному опыту». Прочитав «О женских секретах», женщина «отнесется к ней с презрением и сразу поймет, какие глупости там написаны» [7].

Как бы горячо Кристина Пизанская ни защищала свой пол, она не могла помешать продвижению среди врачей псевдомедицинской религиозной догмы. Трактат «О женских секретах» действительно был полной чушью, но в идеях, лежащих в его основе, ни для кого на тот момент не было ничего необычного или спорного. В Средние века и ранее медицина была направлена на то, чтобы женщины выходили замуж и рожали как можно больше детей. Писатели-мужчины, поддерживавшие эту чепуху, прекрасно понимали, что их необходимо изгнать из священных залов медицины, чтобы они сами загоняли себя в ловушку. В начале XIV века многие медицинские университеты Европы, которые ранее принимали женщин (Салернская врачебная школа, например), стали запрещать им обучаться и работать врачами – эта область знания стала более профессионализированной, и любая врач рисковала предстать перед судом.

Именно такая участь досталась Жаклин Феличе де Алманиа, известной как Якобина Феличе. Она получила образование в Парижском университете, но в 1322 году ее осудили за занятия медициной без лицензии. Якобина на тот момент была уже успешным врачом и лечила и мужчин, и женщин. В свою защиту она заявила, что из-за скромности и целомудренности женщины не получают лечения, в котором отчаянно нуждаются. Она сказала: «Гораздо лучше и уместнее, когда женщина, разбирающаяся в искусстве врачевания, посещает больных женщин, осматривает их и расспрашивает о тайнах их тела. <…> В прошлом женщины предпочли бы умереть, чем доверить секреты своего тела мужчине» [7]. Речь, которую произнесла Якобина на суде, ни на кого не произвела впечатления. Ее признали виновной, оштрафовали, предали анафеме и лишили права заниматься медициной.

Затыкая женщинам рот и преследуя тех, кто пытался им помочь, представители духовенства могли беспрепятственно распространять искаженные представления о женских организмах. Монахи и священники распространяли материалы вроде трактата «О женских секретах» по всей Европе. Тексты попадали в университеты, где обучались будущие ученые и философы. Женоненавистники, например тот же псевдо-Альберт, не изобретали колесо, но заставляли его вращаться по-новому: если женщины были настолько полны ядовитых субстанций, вызывающих болезни, травмы, разрушения и смерть, почему же они не отравляют сами себя? Ведь считалось, что они наполнены внутренним ядом и их плаксивость необходима, что эти токсичные жидкости как-то выходили. Согласно трактату «О женских секретах», мы, словно змеи, имеем к ним иммунитет: «Яд воздействует не на себя, а на объект» [9]. Древние врачи считали, что женские жидкости опасны для окружающей среды, но не для них самих.

Так, например,

Гиппократ, а позднее и Плиний Старший считали, что менструальная кровь вызывает болезни у мужчин, губит полевые культуры, убивает пчел и вызывает бешенство у собак.

В свете христианских учений о том, что женские тела разрушают мир, медицинское колесо стало вращаться бесконтрольно. Идеи о разрушительной природе женской биологии переросли в представления о том, что женщины не просто опасные, а по-настоящему демонические существа.

В 1346 году Европу охватила эпидемия бубонной чумы, уничтожившая значительную часть населения. За семь лет черная смерть убила около 20 миллионов человек. Симптомы и протекание болезни были ужасающими: повышалась температура, начинался бред, возникали кровотечения и гематомы. Чаще всего причиной смерти становится септический шок. В Средние века понимание того, как распространяются заболевания, было смутным: ученым ничего не было известно о бактериях и процессе развития инфекции. Масштабы и сила эпидемии оказались беспрецедентными. Многие считали, что это наказание свыше, библейская кара.

Люди, разделявшие взгляды Галена, полагали, что чума вызвана скоплением вредоносных жидкостей в воздухе или столкновением планет. Некоторые обвиняли евреев, считая, что они пытаются отравить христиан.

Чума усилила страх перед болезнями в Европе, раздув религиозные и медицинские суеверия о нечестивой природе испорченной человеческой биологии.

За семь лет бубонная чума уничтожила 30–50 % населения Европы, принеся с собою нищету. Многие люди стали бесплодными, и рождаемость достигла рекордно низкого уровня. На фоне сильного страха и суеверий о причинах этой катастрофы церковь и общество в целом искали козлов отпущения. Чтобы решить демографическую проблему, нужно было установить пристальный контроль над женщинами, которые служили сосудами зачатия, вынашивания и рождения новой жизни [10]. К XV веку в головах авторитетных мужчин по всей Европе сформировалось представление о женских организмах, обусловленное материалами вроде трактата «О женских секретах». Эти мужчины обладали властью и решали, как женщинам следует жить и вести себя. Псевдо-Альберт и другие авторы убедили всех, что женщины, как сексуальные и способные к репродукции существа, развращены и бесчестны. Они воспринимались как источники греха и инструменты разрушения в силу общепринятых представлений о зависимости от мужчин, их физической и умственной слабости, а также неконтролируемых органах и биологических процессах. Идея о девиантном и демоническом потенциале женщин укоренялась по всей Европе, чему способствовали учения католических церковников, которые отстаивали религиозную и социальную святость брака.

Одним из таких людей оказался Генрих Крамер, также известный как Генрикус Инститор. Он обучался в Эльзасе и был монахом Доминиканского ордена братьев-проповедников. Доминиканцы известны своими интеллектуальными традициями, преподаванием философии и богословия. Они распространяли Евангелие и осуждали любые действия, противоречащие ему. В 1474 году, когда Крамеру было 34 года, он получил разрешение папы Иннокентия VIII на деятельность в качестве инквизитора и привлечение еретиков к ответственности. Его юрисдикция охватывала Тироль, Зальцбург, Богемию и Моравию (сейчас они входят в состав Чешской Республики). С XII века еретиками в основном считались католические диссиденты, протестанты и христианские спиритуалисты. Однако в 1484 году папа римский включил в свой указ, папскую буллу, еще одну группу – ведьм. Теперь людей позволялось пытать и наказывать за колдовство. Католическая церковь утверждала, что ведьмы бродили по земле и заодно с дьяволом вызывали болезни, смерть и разрушения.

Крамер нашел свое призвание: он больше не был привязан к кафедре – теперь он мог свободно охотиться на еретиков и избавлять Европу от демонического влияния. В течение многих лет он приводил в восторг толпы людей своими пылкими проповедями, в которых проклинал все нечестивые души, осмелившиеся пойти против веры.

Какие же люди были настолько слабыми, развратными и лживыми, чтобы оставить свою веру и пойти на поводу у дьявола? Конечно, женщины!

Генрих Крамер начал свою охоту в 1485 году. Возглавив группу инквизиторов, он отправился в Инсбрук на поиски тех, кто мог заниматься колдовством. Среди его жертв оказалась Хелена Шойберин, острая на язык и с низкими моральными принципами. Ходили слухи, что она наслала болезнь на женщину, чтобы увести ее мужа, и смерть на рыцаря, отвергшего ее ухаживания. Крамер решил, что она прибегла к колдовству, точнее говоря, к «любовной магии» [11]. Никаких доказательств этого не было, кроме того, что Шойберин была прелюбодейкой, но прелюбодеяние, по мнению Крамера, как раз и было колдовством.

Крамер владел лишь несколькими «фактами»: женщина заболела, мужчина умер, и Шойберин была как-то связана с обоими, а также общалась с подругами, которых инквизитор считал ведьмами. В суде Крамер сосредоточился на сексуальном поведении Шойберин и задавал вопросы, которые должны были доказать ее одержимость животными порывами. Он заявил: «Это общее правило, что все ведьмы с ранних лет являются рабами плотской похоти и прелюбодеяний» [12]. Крамер считал, что подозреваемая занималась сексом с дьяволом. Местный епископ был крайне оскорблен характером обвинений в адрес Шойберин и опасался за репутацию города. Он пригласил адвоката и врача по совместительству, чтобы он выступил в защиту женщины. Тот сделал упор на очевидную сексуальную одержимость Крамера Шойберин, и судебное разбирательство было прекращено. Женщина вышла на свободу.

Крамер вернулся домой в Кёльн. Его репутация как инквизитора была запятнана, но желание искоренить колдовство не ослабло. Он решил написать книгу, объясняющую, как выявлять, пытать и наказывать потенциальных еретиков, связанных с колдовством, – «Молот ведьм», опубликованную в итоге в Германии в 1486 году. В ней говорилось, что обвиненных женщин необходимо сжигать, как и других еретиков. Крамер приводил доводы в пользу существования ведьм и колдовства, прилагая все усилия, чтобы объяснить, почему вообще церковь должна принимать какие-то меры. Он утверждал, будто дьявол нуждался в посредниках на земле, чтобы те творили зло от его лица, и заключал с ними договор. Чтобы женщина, как выразился Крамер, «заразилась» колдовством, она должна была склоняться к одному из трех грехов: неверности, похоти или амбициям. Чем более ненасытна потенциальная ведьма, тем выше вероятность, что дьявол примет обличье инкуба и переспит с ней. В папской булле были перечислены следующие основные проявления колдовства: пробуждение страсти в мужчинах, препятствие «генеративному акту» путем лишения их пениса, превращение их в зверей, препятствование беременности у других женщин, проведение абортов и жертвоприношение младенцев.

Все, кто принимал книгу Крамера всерьез, еле сдерживались, чтобы не указывать пальцем на целительниц, акушерок, незамужних женщин, жен бесплодных мужей, неверных и тех, кто желал учиться, читать или выражать свое мнение. Другими словами, на всех женщин, чьи личность и поведение не соответствовали представлениям о целомудрии и вере.

«Молот ведьм» был полон жутких историй, которые Крамер собрал во время работы инквизитором. Он питал особую ненависть к ведьмам, которые, как он писал с примечательной торжественностью, «творят чудеса в отношении мужских органов» [13]. Одна из историй повествовала о молодом мужчине из Ратисбона, который бросил свою любовницу и позднее с ужасом обнаружил, что она «заколдовала» его пенис: теперь он не видел его и не мог к нему прикоснуться [14].

Крамер утверждал, что некоторые ведьмы коллекционируют пенисы, помещают их в птичьи клетки и кормят овсом и кукурузой [15].

Однако гораздо более серьезными и пугающими были нападки инквизитора на акушерок.

Целительниц и так вытеснили на обочину медицины. Поскольку большинство женщин не могли позволить себе обращаться к профессиональным врачам, именно акушерки и знахарки оказывали медицинскую помощь во время беременности и родов. Поскольку они нарушали закон, действуя тайно, Крамер создал ауру секретности и извращенности вокруг их практик. Роды в то время было чрезвычайно опасными – женщины и младенцы часто умирали. Крамер же утверждал, что эти смерти, а также выкидыши – неестественное явление, это дьявол убивает невинных руками одержимых акушерок. Он рассказывал жуткие истории о ведьмах, которые крадут новорожденных, пьют их кровь, пожирают и отдают дьяволу. Он настаивал на том, что в случае неудачной беременности женщина должна заподозрить акушерку в колдовстве.

Аборт считался одним из семи вариантов колдовства, выделенных Крамером. «Никто не причиняет больше вреда католической вере, чем акушерки», – писал он [16]. Ближе к концу своего труда инквизитор заявил, что ведьмы-акушерки «превосходят всех остальных ведьм в своих злодеяниях» и что «едва ли существует деревушка, в которой не нашлось бы такой ведьмы» [17].

Доминиканские лидеры католической инквизиции считали Крамера чудаком с неоднозначными этическими принципами, который манипулировал католическим богословием в собственных целях. Однако сам Крамер делал все возможное, чтобы его работы читали, а рекомендации применяли. Благодаря тому, что типографический станок Гутенберга с 1500 года стал широкодоступным, «Молот ведьм» разошелся по всей Европе. Страх перед колдовством охватил европейцев, и книга стала считаться полезным руководством. В нем было подробно описано, как именно нужно допрашивать, пытать и наказывать потенциальных ведьм в религиозных и светских судах. Если с другими еретиками должны были разбираться назначенные инквизиторы, то любой человек, подозреваемый в колдовстве, мог быть привлечен к ответственности доступными способами.

Крамер расширил список того, что относилось к колдовству и кто в первую очередь должен был подозреваться в занятии им. Кто угодно (чаще всего женщина), нарушивший строгие моральные границы, мог быть обвинен в колдовстве, если он вдруг оказывался причастен к необъяснимому событию. Обычные люди, жившие в деревнях и фермерских городках, и так были суеверными и боялись темных сил, стоящих за любыми природными и социальными явлениями, угрожавшими их нестабильному укладу жизни. Порча имущества, резкие изменения погоды, ссоры и споры, большее количество молока у соседской коровы, ведра, перемещающиеся «самостоятельно», болезни, травмы и прелюбодеяния – все это было поводом для судебного разбирательства. Из-за страха перед необъяснимыми явлениями повседневной жизни люди быстро указывали пальцем на любого, кого считали плохим, особенно если этот человек ранее подвергался критике за несдержанность, злость, непристойное поведение, одиночество или странности. Когда подозреваемого, обычно пожилую женщину, привлекали к суду, выслушивались свидетельские показания, обыскивался дом обвиняемого на наличие предметов, хотя бы отдаленно связанных с колдовством, а затем производился допрос. Подсудимым женщинам задавали такие вопросы, как: «А зачем вы прикасались к ребенку до того, как он заболел?» [18]

Пока суд рассматривал доказательства, обвиняемую помещали в тюрьму, раздевали догола и брили налысо. Крамер считал, что на одежде и коже ведьм были отметины, которые свидетельствовали о причастности к колдовству. Это могли быть оспины или шрамы, оставленные якобы когтем или языком дьявола. Любые родинки, родимые пятна, бородавки или прыщи могли интерпретироваться как знак ведьмы. Если ничего из этого найти не удавалось, инквизиторы иногда приказывали врачам-мужчинам или уважаемым акушеркам поискать другие особенности, например выпирающие соски или увеличенный клитор. Как только доказательство было найдено (а это происходило всегда), обвиняемая могла признать свою вину. Если же она заявляла о своей невиновности или молчала (и то и другое считалось признаком влияния дьявола), Крамер рекомендовал приступить к пыткам.

Женщин связывали, кололи иглами, топили, лишали воды, питья и сна, заставляли держать в руках раскаленное железо, наносили на влагалище горячий жир.

Эти садистские процедуры должны были заставить «ведьм» во всем сознаться, но в итоге провоцировали галлюцинации и диссоциации, которые интерпретировались судом как доказательство одержимости дьяволом. Если женщину признавали виновной в «небольшом проступке», ее заставляли совершить покаяние. Если ее обвиняли в совершении серьезного преступления, держали в тюрьме и пытали каждый день до тех пор, пока она не признает свою вину. Если преступление было тяжким, судья должен был «приговорить ее к сожжению» [19].

Крамер со своим «Молотом ведьм» был не единственным, кто разжег страх перед колдовством, охвативший Европу в XVI веке. Его работа и многие другие трактаты о ведьмах, написанные в конце XV века [20], способствовали формированию культуры преследования женщин. В XVI–XVII веках как минимум 200 тысяч человек были казнены по обвинению в колдовстве. Около 85 % из них оказались женщинами, многим из которых было уже за 40. Мотивы этой беспощадной войны против одного из полов представляли собой комбинацию религиозных, социальных, политических и экономических факторов. Страх перед черной магией, колдовством и демонами был распространен на континенте, страдающем от болезней, потрясений и беспорядков. Во время охоты на ведьм, которая в основном проходила в Германии, Франции, Англии и Шотландии, женщины, особенно пожилые, незамужние и бедные или целительницы и акушерки, становились козлами отпущения и признавались виновными в различных смертях и бедствиях. Идеология, стоящая за этой невообразимой кампанией по истреблению одного из полов, не возникла на пустом месте.

На протяжении веков религиозная доктрина и медицинский дискурс утверждали, что тело и разум женщины неполноценны и опасны. Древние врачи считали, что они находятся во власти своих неуправляемых репродуктивных органов. Христианское богословие сплело эти основополагающие идеи в новую догму о женской неполноценности. Физическая и умственная слабость женщин якобы доказывала, что они легче попадают под влияние демонов и творят зло. Если в «Корпусе Гиппократа» говорилось, что им следует рано выходить замуж и рожать детей, чтобы избежать болезней тела и разума, то церковь настаивала, что это отводит женщин от греха. Обвинения в колдовстве позволяли общественным и религиозным авторитетам сохранять главенствующее положение мужчин в деревнях и городах. Пытки и казни оказались просто мерой избавления общества от женщин, которые не исполняли супружеский и репродуктивный долг, навязанный им патриархатом. Независимые, одинокие, женщины старшего возраста – другими словами, все, которые не были женами и матерями, считались угрозой, опасностью и проблемой [21].

В 1542 году во время правления Генриха VIII был принят Закон о колдовстве, согласно которому виновная женщина могла быть приговорена к смертной казни. Вступивший в силу после Реформации, вырвавшей контроль над англиканской церковью у папы римского и католической церкви и сделавшей монарха верховным религиозным лидером, Закон о колдовстве наделил церковные суды полномочиями рассматривать преступления против Бога. Когда Яков I, правивший до того Шотландией с 1567 года как Яков VI, взошел на престол в качестве короля Англии и Шотландии в 1603 году, он издал Закон против заклинаний, колдовства и сношений со злыми духами. Это было распоряжение о том, что любой человек, обвиняемый в «колдовстве, магии и волшебстве» мог предстать перед судами общего права, а не религиозными судами [22].

Одержимость и страх Якова I, связанные с колдовством, привели к тому, что c конца XVI до начала XVII века в Шотландии было осуждено от 4 до 6 тысяч человек, 75 % которых были женщинами.

В Англии в 1560–1700 годах было казнено около 500 человек, и практически все также оказались женщинами [24]. Люди продолжали верить, что способность к колдовству – это результат сверхъестественной связи с дьяволом, но теперь, когда местные суды получили право привлекать к ответственности всех подозрительных женщин, колдовством стали считаться и пугающие, но обыденные вещи.

В 1682 году в сплоченном фермерском городке Бекентон в Сомерсете 44-летнюю женщину обвинили в том, что она заколдовала молодых 18-летних мужчину и женщину [18]. Проходя мимо богадельни, где жили беднейшие люди, молодой человек заметил одну женщину и назвал ее ведьмой. Учитывая царившую в то время атмосферу, вполне естественно, что она рассвирепела и незамедлительно обратилась к мировому судье, чтобы тот сделал замечание обидчику. Молодой человек пообещал больше никогда ее не оскорблять, однако, по его заявлению, в ту ночь у него произошел припадок, и он болел две недели. Из-за высокой температуры ему привиделась та женщина, которая сидела в его комнате, хохотала, грозила ему кулаком и улыбалась во весь рот.

Позже оклеветанная женщина попросила девушку по имени Мэри помочь ей забрать пряжу из соседнего города, но та отказалась, потому что «старуха» напугала ее. После этого у Мэри начались припадки, причем еще более сильные, чем у упомянутого молодого человека. Находясь в бреду от жара, она видела в своей комнате женщину, которая смеялась над ней. Мэри была знакомой того молодого человека, но никто не заподозрил их в сговоре.

В суде девушка рассказала, что когда припадки прекратились, она ощутила колики в желудке, и ее вырвало изогнутой булавкой. За следующие восемь дней она извергла впечатляющий набор предметов: еще булавки, многие из которых были связаны между собой пряжей; гвозди; несколько рукояток ложек; куски железа, олова и латуни, фрагмент оконной рамы. Все это сопровождалось огромным количеством крови. Встревоженные горожане заставили «старуху» навестить Мэри, но при виде нее у девушки начался сильнейший припадок.

Во время судебного заседания обвиняемую раздели присяжные заседатели женского пола, чтобы найти на ее теле ведьмины следы, и увидели множество фиолетовых синяков. Женщину связали, отвели к реке и погрузили под воду. Присяжные засвидетельствовали, что она всплыла, как пробка. Хорошая христианка ушла бы под воду, а ведьму священная вода выталкивала. Женщину пытали таким образом еще три раза, и каждый раз она всплывала – ее вина была неоспорима, и обвиняемую повесили. Мэри рвало булавками еще десять недель.

Невозможно установить, была ли необъяснимая болезнь Мэри реальной. Ни один врач не видел, как ее рвет металлом. Возможно, у нее были галлюцинации или она придумала это из мести. Как бы то ни было, женщину из Бекентона осудили из-за возраста, внешности, низкого социального статуса и темперамента. Информации о ее личности очень мало. Налицо лишь непредсказуемый и, возможно, мстительный нрав. Как и многие другие женщины, обвиняемые в колдовстве, она, вероятно, переживала менопаузу. Утрата фертильности означала не только потерю главной социальной ценности женщины.

Медицина Раннего Нового времени интерпретировала менопаузу как недостаток жидкостей в организме, из-за которого тело становилось грязным и пропитанным ядом. Менопауза считалась одновременно физической и психической патологией: женщины, переживающие изменения в своем теле, воспринимались неуравновешенными, сварливыми, вспыльчивыми и мстительными.

О менопаузальных симптомах в то время было мало известно, и они часто трактовались как признак занятия колдовством.

В Англии начала XVII века врач и химик Эдвард Йорден выступал в качестве свидетеля на судебном заседании по делу Элизабет Джексон, пожилой женщины, обвиняемой в том, что она околдовала дочь владельца магазина, 14-летнюю Мэри Гловер. Выполняя поручения матери, Гловер столкнулась с Джексон – и та обвинила ее в том, что девушка смеялась над одеждой ее дочери. После этого Джексон «набросилась на нее с многочисленными угрозами и проклятьями, желая ей страшной смерти» [26]. Йорден был уважаемым и успешным врачом. Он посещал Елизавету I и был членом Лондонского колледжа врачей. Его пригласили выступить в защиту обвиняемой, известной своим скверным характером и острым языком.

Вечером, после стычки с Джексон, горло и шея Гловер отекли, и у девушки начался припадок, во время которого она, похоже, потеряла сознание. Приглашенный врач предположил, что это тонзиллит, но не нашел его физических признаков. Припадки казались невероятно странными – девушка будто была одержима. Во время одного из них Гловер якобы прошептала: «Повесьте ее».

Уже на судебном заседании Йорден предположил, что Гловер только изображала одержимость. Позднее он заявил, что Джексон вовсе не обладала сверхъестественными силами и девушка страдала заболеванием Passio Hysterica, похожим на удушение матки. К сожалению, адвокату не удалось убедить в этом суд. Джексон приговорили к году тюрьмы, однако она заручилась поддержкой общественности, поэтому вскоре ее оправдали и отпустили. Загадочные припадки Гловер продолжались до тех пор, пока пуританские церковники не провели обряд экзорцизма. В итоге они, как и сама Гловер, считали, что девушка была одержима дьяволом.

Попытки Йордена опровергнуть факт демонического вмешательства в болезнь Гловер не прошли даром. Через год, вдохновившись судом над Джексон, он написал «Краткую беседу о болезни, называемой „удушье матки“» – трактат о «естественном», по его мнению, заболевании и видах его влияния на тело и разум молодых и пожилых женщин. По мнению Йордена, ее болезни имели экстремальные симптомы, которые «простые и необразованные» люди принимали за одержимость дьяволом [27].

Считается, что «Краткая беседа» – это первая книга на английском о симптомах болезней матки. В последующие века все заболевания попали во всеобъемлющую медицинскую категорию истерии, идея о которой патологизировала отношения между женским телом и разумом и просуществовала несколько веков. Название произошло от греческого hystera