про мою дружбу с мигрантами
Странная девочка
У меня всегда была особенность находить себе странных подружек. Однажды я познакомилась с Зулей, которая жила вдвоем с мамой в трущобах. Никто не хотел сидеть за одной партой с этой девочкой, от которой всегда пахло чем-то прокисшим.
Позже я узнала, что это такая традиция – мыть волосы молочной сывороткой, отчего они становились и правда шелковистыми, но вот пахли просто ужасно.
Сама Зуля была не похожа на всех остальных девочек в нашем классе – с высокими скулами, слишком плоским лицом без профиля и глазами с нависшими веками, она считала себя некрасивой. И все время говорила о том, что никогда она не видела столько симпатичных девочек вокруг. Хотя никаких красавиц не было – обычные голубоглазые блеклые блондинки, часто курносые, но загоревшие на огородах и на речках.
Позже выяснилось, что у моей соседки по парте вши. За это Зулю стали подкарауливать после школы, чтобы поиздеваться над ней. Дети ее били и очень жестоко. Таскали за волосы, могли сорвать с нее одежду. И оставить совершенно голой. Обзывать и унижать. Оплевать или оскорблять.
Я же всегда выступала ее защитницей, хотя меня все отговаривали от этого амплуа. И требовали отречься от этой странной дружбы с вечно запуганной девочкой в статусе беженки.
Мама ее, худощавая женщина в национальной одежде – пестром платье и шароварах, и вовсе ко мне прикипела и называла своей дочкой. Очень хорошо запомнила я ее имя Армани. Раньше я была убеждена, что так зовут талантливого модельера. И очень удивилась тому, что Армани просила называть себя Ариной.
А моя Зуля вообще представилась почему-то Зоей. В итоге она стала мне подражать и зачем-то выкрасила свои смоляные волосы пергидролью, чтобы быть немного похожей на местных женщин. А потом и вовсе обстригла свои очень густые волосы под каре по моде.
А, возможно, из-за того, что выбрать всех насекомых из ее волос Армани было трудно. Каждый раз, когда я приходила в гости к этой чете, они всегда встречали меня радушно. И выглядели улыбчивыми и гостеприимными. Пытались напоить меня чаем из пиал с ярким орнаментом и всегда угощали лепешками, которые я не ела, поскольку они имели привкус соломы и были суховатыми и несъедобными.
Именно поэтому Зуля и Армани были страшно костлявыми, поскольку жили в затяжной нищете и питались вот этим пересушенным бездрожжевым хлебом и чаем, тоже с каким-то горьковато-солоноватым привкусом, разбавленным молоком.
Мама запретила мне даже приближаться к этим странным женщинам, опасаясь того, что я наберусь от них вшей. Но я почему-то не только не прекратила эту нелепую дружбу, но и оставалась ночевать у моих новых знакомых.
Которые раскладывали стеганые одеяла на полу, поскольку никакой мебели в их доме не было. Зато повсюду лежали ковры. Домотканные. Кажется, сама Армани их плела.
О своем отце Зуля рассказывала мне каждый раз какие-то небылицы. Повторяя, что он сказочно богат и просто не может сейчас о них с мамой позаботиться. Потом подруга расплакалась и призналась мне в том, что отец от нее отказался. И она его никогда не видела.
Что и подтвердила и Армани, так как выяснилось, что она родила дочку от женатого, да еще и очень пожилого мужчины, в их поселке (или другой административной единице) очень уважаемого. Армани родилась с изъяном во внешности и была для брака непригодной – на теле у нее была какая-то родинка, которая обозначала отметину темных сил.
Об этом сразу же сообщила матери Армани та женщина, которая принимала у нее роды на дому. Осмотрев девочку, повитуха тут же поставила на ней клеймо. И предупредила, что лучше вообще избавиться от ребенка, тем более девочек в их семье считать не принято.
Новоиспеченная мать решила оставить дочку в качестве помощницы по хозяйству, так как очень уставала обслуживать большое семейство.
Армани выросла мягкотелой, пригодной только для работы, темной, по-русски говорила плохо, но мечтала о том, чтобы ее дочь стала образованной и могла бы о себе позаботиться.
И не повторила бы ее горькую судьбу. Поскольку сама она должна была обслуживать большую семью, состоящую из многочисленных братьев и сестер, их жен, мужей и кучи племянников. Которых она с удовольствием нянчила. Другой жизни для нее не было.
Но она всегда мечтала о том, чтобы родить девочку. Вот и родила себе счастье, отдавшись местному депутату, когда устроилась работать в поселковую администрацию уборщицей, чтобы родня не попрекала ее куском хлеба.
Никакой любви, разумеется, не было. Все произошло в туалете, да так быстро, что Армани опомнилась от этого греха только тогда, когда у нее начало расти пузо.
Чтобы смыть этот позор, братья ее должны были облить Армани зеленкой и протащить, как падшую женщину, через все село, но один добрый человек помог ей бежать через границу.
Чтобы не платить взятку, которой у нее не было, Армани, должна была расплачиваться за помощь собой. Вот этот добрый мужчина, ее соплеменник, требовал за свое разрешение сбежать из страны его ублажать. Армани согласилась на унижения, хотя мечтала только о том, чтобы поскорее оказаться в России и разрешиться от бремени.
Зуля родилась семимесячной в стране, где женщина может быть свободной и независимой. Как и мечтала Армани, которая выстрадала свое счастье материнства. И души не чаяла в своей красавице.
Я так прониклась всей этой историей, что вытащила из своего шифоньера все свои вещи, которых у меня было много, и отдала своей подруге. И стала ее еще больше защищать от нападок одноклассников.
Абсолютно все предупреждали меня о том, что ничего хорошего из моей привязанности и преданности не выйдет. В итоге мне пришлось действительно разочароваться в своих чувствах и убедиться в том, что моя мама и все остальные были правы.
Дочка для счастья
Как только моя мама узнала о том, что я подарила своей новой подруге все свои вещи, она нашла отличный способ меня наказать. То есть не покупать мне ничего из новой одежды. Поскольку я даже отдала Зуле свою шубу из голубой норки, которую отец привез мне в подарок с Севера.
Моя мама ездила к Армани забирать обратно мои вещи, но та запричитала и стала жаловаться на нищенские условия проживания. Она устроилась в нашу гимназию работать уборщицей. И туда же определила свою дочку, которая отлично рисовала и заняла первое место в краевом конкурсе детских рисунков.
Надо добавить то, что я училась в элитной гимназии, куда сложно было попасть из-за того, что все места были заняты дочками и сыночками высокопоставленных лиц. Были одаренные дети и из простых семей, но их было мало.
Но тем не менее, нравы в этом учебном заведении царили такие же, как и в обычных среднестатистических школах.
Зуле были великоваты мои пальто и куртки, но наш размер обуви совпадал, поэтому все мои туфли и полусапожки идеально на нее сели.
Второй скандал в нашей семье произошел тоже из-за Зули. Не смотря на запрет мамы приближаться к подруге, я все-таки притащила ее к нам в гости. Тогда жива была еще моя бабушка, которой Зуля не понравилась категорически.
Позже выяснилось, что пропали фамильные перстни с рубинами и крестик с бриллиантами. Бабушка сразу указала на мою одноклассницу. Мама снова ездила по знакомому адресу и даже заявление написала в полицию. Но дело закончилось ничем.
Армани клялась Богом, что ее дочь на такое не способна. И, скорее всего, золото куда-то переложили и забыли о нем. Зуля же плакала, целовала мне руки и стояла перед моей мамой на коленях. Та пришла в бешенство от пропажи драгоценностей.
Бабушку, как обычно, схватил сердечный приступ. Я попала в разряд изгоев для всех родственников. Они меня стали ненавидеть из-за этой чертовой дружбы.
Но я вцепилась в Зулю с ненормальной хваткой. И почти переехала жить в халупу к своим друзьям, чем вызвала новый шквал негодования мамы. То ли вся эта история на меня так подействовала, то ли постоянная травля теперь уже нас двоих в школе, но я перед самыми выпускными экзаменами скатилась до троек, хотя всегда занимала только первые места во всех олимпиадах по русскому языку и математике.
Более того, Зуля научила меня еще вот какому трюку. Когда мы оставались в школьной раздевалке с ней одни, то всегда рыскали по чужим портфелям. До этого мне даже в голову не могло прийти такой идеи.
Обе мы были освобождены от занятий по физкультуре, поэтому во время урока были предоставлены сами себе. А если быть точными – воровали всякие мелочи у одноклассников. Зуля убедила меня в том, что во-первых, нам за это ничего не будет, а во-вторых, так им и надо. Ведь эти подростки были нашими обидчиками и подкарауливали нас с Зулей после школы, стараясь напакостить или избить.
Били, разумеется, Зулю, а я ее всегда защищала. И потому попадала под раздачу. Та от страха сразу же убегала или пряталась в кустах. Я оставалась одна против толпы. Какая-нибудь зачинщица драки пыталась на меня повлиять – отступись от Зули. Я же упрямо не сдавалась.
И возвращалась домой в порванной или выпачканной одежде. Которую сама же зашивала и стирала украдкой , чтобы мама снова не набросилась на меня, уверенная в том, что во всем виновата моя новая подруга. У нас был черный низ и белый верх. Да, это были батистовые блузки с оторванными кружевами, которые я пыталась привести в порядок.
Однажды нас уличили в краже какой-то ерунды – кажется, пенала или карандашей, я не помню. Вернее, уличили меня. И опозорили на весь класс и всю школу. Поскольку нашли в моей классной сумке то, что было украдено.
Не знаю, как эти вещи оказались именно у меня, так как все, что мы тырили с Зулей, она забирала себе. Ведь, повторюсь, у меня всего было в изобилии – папа в то время занялся бизнесом и ездил на Север.