Дружба с дьяволом

От автора

Кто умеет разговаривать с самим собой, для того не нужны собеседники.

Марк Туллий Цицерон, "Тускуланские беседы"

Каково это – чувствовать себя беспомощным по отношению к тому, кого ты создал сам? Когда у тебя не хватает слов, сил, энергии, чтобы утешить своё детище. Что же ты будешь делать дальше? Эта душа хочет видеть в тебе заботу и безопасность, а ты понятия не имеешь, как его этим одарить. Посмотри на себя и задай себе вопрос: а стоило ли оно этого? Ты сотворил на свет того, кого не можешь защитить собственным тылом.

Если после прочтения вы ни с того ни с сего испытаете приступ рвоты, не переживайте, это нормально. И дело далеко не в моей безграмотности, фантазиях из разряда “не от мира сего” и даже не в том, что я слегка преувеличил, и всё происходящее стало походить на неправдоподобный голливудский боевик. Нет. Причиной является то, что в нашем мире существует нечто, способное повергнуть в состояние клинической смерти любого, кого это коснётся.

Эта история, словно зеркало, отражает основные страхи и комплексы современного человека. Это история о том, как каждый из нас превращается в раба, жертву, безвольную марионетку. И это происходит ежедневно. Это не какой-то коронавирус, феминизм/ЛГБТ, действия военного характера в/на Украине или кишечная инфекция. Напротив, речь идёт о самом человеке и его собственных действиях. Это история о том, как мы создаем свой собственный мир, в котором можем жить или умереть. О том, какие ужасные последствия может иметь наша собственная глупость и слепая вера в то, что в мире всё предопределено. О том, как унижения, избиения и насмешки превращают нас в животных. О том, как из-за вышесказанного мы теряем способность сопротивляться и вступаем в жестокую борьбу с самим собой. О том… В общем, вам самим лучше всё прочесть.

Наверняка вы подумаете, что это всего лишь плод моего пьяного воображения, которое посмело насмехаться над окружающими. Однако я не стану вас разубеждать, потому что это покажется глупым. Но если вы отважились на прочтение этих строк, значит, вы уже не те, кем были раньше. Вы становитесь другими и не можете этого не заметить.

Я предупреждаю о насилии, чрезмерной нецензурной брани, озабоченности и извращениях, и бескомпромиссной сатире в этой истории. Предупреждаю о тёмных сторонах человеческой природы, о том, как легко можно потерять грани между реальностью и бредом, между любовью и одержимой любовью. Но любые жестокости описаны мной исключительно в художественных и литературных целях. И я не призываю вас браться за оружие и идти “вершить правосудие” над неверным обществом, государством и социумом. Данная история скорее демонстрирует проблемы взаимоотношения людей, насилия и двойных стандартов в обществе…

Также эта история не ставит перед собой цели оскорбить кого-либо по расовому, национальному, половому или религиозному признаку. Также написанное не пропагандирует терроризм, нетрадиционные сексуальные отношения, призывы к добровольной смерти, употребление наркотиков и/или аналогичных веществ. Персонажи созданы исключительно на основе моего воображения.

В ГОСТИ К ХИТРУКУ

Вечер уже сгущался над городом, когда мы с Димкой Сорокиным пробирались к квартире нашего покойного друга Паши Хитрука. В голове чередовались мысли о том, что мы идём к нему, чтобы узнать о нём что-то большее, чем просто его болезненное состояние. Этот челик, который был нам так дорог, скончался, так и не успев рассказать, что на самом деле чувствовал. Я помнила последний наш разговор – смотря на его худое и измождённое лицо, я понимала, что жизнь рвётся из его клеток, как и все мы, кто любил его, старались его спасти. Я до сих пор не могла поверить, что этот парень, полный жизненной энергии, мог так деградировать. Комбо в виде амфетамина и баклосанов с каждым днём забирало его всё дальше от реальности. И вот теперь мы стояли перед его домом, в которой когда-то жил наш общий друг, и я испытывала сложноопределимые чувства: от горечи потери до тревоги за то, что нас ждёт внутри.

Хитрук предупредил нас, что оставит ключи от своей квартирки в клумбе под скамейкой. Он также предупредил, что в ванной есть кое-что важное. Мы знали, что вскоре его не станет, и перед своей кончиной он наказал нам проникнуть в его квартиру и уничтожить флакон с оставшейся солью, стеклянную трубку и контейнер с деньгами. Сумму он не озвучил, но глаза Димона тогда загорелись ясным огнём, в котором пестрила жажда наживы. Он всегда смотрел на вещи с точки зрения выгоды, и в этот раз его интерес был слишком очевиден.

Мы добрались до скамейки, где минуту искали ключ, проливая на клумбу аккорды света из фонарика на смартфоне. Вскоре его причудливая форма блеснула между цветами. С трудом пробираясь по лестнице на шестой этаж, я каждый раз по несколько минут останавливалась, чтобы перевести дыхание. Бесконечные ощущения усталости и дурного предчувствия накатывались на меня каждые несколько шагов…

– Ну, пошли! – сказал Сорока, толкая меня в спину. – Я не терплю ожиданий!

Я стояла перед дверью квартиры Паши Хитрука, в руках у меня дрожали ключи. Я пыталась не думать о том, что ожидает нас внутри, но в голове крутился лишь образ Пашки, осунувшегося, с потерянным взглядом.

– Ты готова? – спросил Дима, чуть нахмурив брови.

– Готова, – ответила я, хотя сама не была в этом уверена.

Четыре оборота ключом – и мы оказались внутри квартиры. Лёд, казалось, треснул – мы вошли в мир, который давно остыл. Паша ушёл, но его жизнь так и оставила след в виде затоптанного ковра, завядших растений и холодильника, где хранились лишь недоеденные консервы. Как будто сам Паша оставил их здесь, чтобы мы помнили, как именно он угасал под натиском своей зависимости.

Сорока быстро ринулся к щитку, взволнованный возможностью включить свет.

– Ужасно, да? – произнесла я неряшливо. – Как здесь всё запущено…

– Ага. Напоминает одну из Припятских квартир в Сталкере, – пробормотал Димка, копаясь в щитке. – Эль, пробуй воду.

Я послушно ринулась в ванную, когда Дима наконец подал электричество, и после моего нажатия на клавишу комната наполнилась тусклым мерцанием лампочки. Зафыркал кран в ванной, когда я повернула рычаг.

– Давай, скорее найдём то, зачем пришли! – с нетерпением крикнул Дима, забегая в квартиру. Его голос звучал напряжённо.

В ванной действительно стоял шкафчик, сплошь заполненный шампунями, гелями и прочими характерными принадлежностями, но именно в нём мы нашли то, что искали. Контейнер с пачками пятитысячных купюр, рядом с ним кулёк с трубкой и флакон с белыми кристалликами, которые необходимо было сжечь.

Но Димка, будто приближаясь к сокровищу, воскликнул:

– Ёоооо-моё… Паша действительно оставил их тут! Офигеть!

Я знала, что Сорока положил глаз на деньги и его жадность часто играла с ними злую шутку. Как можно было доверить такое сокровище человеку, который уже не раз был пойман на мелких кражах и наёбках?

Когда Димка потянулся к деньгам, я тут же вторглась:

– Дима, это не наше!

Но вместо понимания я натолкнулась на глухую стену его упрямства: Дима резко повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнуло недоумение.

– А ты бы что сделала на моём месте? Оставила бы всё это?

– Это не наши деньги, Дим, – произнесла немного тише, чем хотела, всё ещё стараясь сохранить спокойствие. Димка был очень жадным, и его жадность пробуждала во мне внутренние протесты. – Ты серьёзно собираешься это взять?

– Господи, блядь!.. Почему ты такая зануда, Эля? Это же шанс! – выпалил он. – Это и конопля, и пивко, и погашенный кредит. Ну, сама подумай!

Но я лишь ощутила, как по моей спине пробежал холод. "Шанс"… для кого? Я вспомнила слова Паши о том, что он устал от жизни, и как он говорил о своих планах на будущее, о том, как мечтал об изменениях. Но самым главным в моей памяти были его слова о том, чтобы наша дружба осталась неразрушимой даже после его смерти.

– Мы не можем просто взять и уволочь деньги, Дима! Это не честно!

– А кто тут говорил о честности? – фыркнул он. – Паша мёртв, значит, всё это можно взять!

Я ощутила, как злость закипает во мне. Я часто не могла понять, как Сорока может быть таким циничным.

– Ты не понимаешь, – произнесла я, стараясь сдерживать эмоции. – От них нужно избавиться. Пашка об этом нас просил! Совсем забыл?

Но Димка был неумолим:

– Паши больше нет, Эля! Сколько мне ещё раз повторять? Не нуди, как моя бабушка! И потом, ты ведь не хочешь быть убогой всю жизнь? А там, судя по количеству пачек, явно в районе сотки. Почему ты не воспользуешься такой халявой, которая выпадает лишь раз в жизни?

– Потому что, если добыча легко ловится, значит, в спину дышит хищник. Об этом ты не подумал, миллионер?

– Ерунда, Элечка! – он закатил глаза. – Нахуя нам делать то, что он хотел, если мы можем жить, как нормальные люди?

Я почувствовала, как что-то щемит в груди.

– Нет! – резко ответила я, и сердце моё замирало. – Мы по-прежнему остаёмся друзьями, и не можем предать его память ради этих бумажек. Это же последняя воля Паши. Надо сжечь их, как он просил!

– Пфф!.. У тебя что, совести нет? – Сорока засмеялся, поднимая контейнер выше. – Посмотри, сколько здесь!.. Не трои, очень тебя прошу.

– Отдай мне это! – запротестовала я, резко потянувшись к контейнеру. Но настойчивый Сорока крепко сжимал его в руках, собираясь уже вытянуть крышку. В одно мгновение я бросилась к нему, пытаясь уже силой отнять эту злосчастную коробочку.

– Э!.. Ёбу дала? – резко произнёс он, ухватив меня за запястье.

– Эгоист хуев! – выкрикнула вдруг я, стараясь выбраться из хватки. – Ты всё только о себе думаешь. Отпусти… Мы же с Пашей к тебе по-человечески относились… Я же всё ещё с тобой, а ты!..

– Да какая, нахуй, разница, что хотел Паша! – закричал Димка, не сдерживаясь. – Это деньги, Эля! Их можно потратить, вложить в будущее! Мозги включай, совестливая ты дура! И о будущем думай! Вон оно перед тобой! А ты, сука, всё во что-то суёшь своё…

Его слова пробурили мне душу. Это было слишком. Тогда я, не в силах сдержаться, отвесила ему пощёчину, звук от которой раздался как выстрел. Секунда тишины, затем он резко толкнул меня, и я, не удержавшись, упала на пол. Боль от удара была ничем по сравнению с тем, что творилось внутри.

– К-как может близкий человек так легко отвернуться от памяти друга ради этих в-в-вшивых денег? – еле слышно промычала я.

Слёзы, как горячие капли, потекли по щекам, и я, вскинувшись с пола, пулей бросилась в соседнюю комнату, оставляя Диму наедине с этим ебучим контейнером, который вдруг стал символом нашего разлада.

Заперев дверь на защёлку, я тут же прыгнула на кровать и спрятала лицо в подушку, которая ловила мои слёзы, превращаясь в спасительный островок тишины и мягкости. В сердце бушевала буря – ни эти бабки, ни эта соль не стоили той искренности, которую мы когда-то разделяли с Сорокой. В своей голове гремел только один вопрос: как он может так легко забыть о друге?

– Эля! Открой! – позвал гад снаружи, дробя по дверям кулаками. – Мы можем решить это, давай просто поговорим!

– Да пошёл ты! – громко отозвалась я, не желая разговаривать.

– Да ладно тебе, не дуйся ты так! Ну извини… Извини, пожалуйста. Но и ты пойми, что кошелёк наш худ и беден. В войну живём, Элечка! Сама же знаешь! Ну! – и он тщетно задёргал дверной ручкой.

Я проснулась посреди ночи, которая настигла довольно неожиданно, погружая квартиру во тьму… Но прежняя тишина вокруг, казалось, напомнила о том, что произошло. Однако злоба уже отошла, оставив после себя пустоту и высохшие слёзы на лице, от которых я старательно избавлялась.

Мой взгляд оказался прикован к рабочему столу, заваленному старыми книгами и антикваром. Я встала и подошла ближе, наблюдая, как пыль от макулатуры кружится в свете настольной лампы. В потёмках было трудно найти выключатель, но я справилась. Ура…

А книги-то ещё советской печати, ровно сложенные тетради, тоскующие по вниманию старые журналы – всё это казалось мне чем-то знакомым и одновременно чужим. Положение вещей в моей жизни казалось неустойчивым: Сорока оставил меня с головной болью, и теперь я искала утешение в этих пожелтевших страницах, которые, казалось, хранили множество тайн. Я глубоко вздохнула и, машинально раздвинув книги, оказалась перед папкой с заголовком, будто призывом: "Дружба с дьяволом". Папка лежала в общей куче, как будто тоже ждала своего часа. Словно призыв из другого мира, она заинтриговала меня. А дизайн обложки с изображением повешенной плюшевой овечки на фоне ярко-оранжевого заката заставил меня усмехнуться горькой усмешкой. Снизу этого рисунка была другая надпись – "Чернуха эпохи цифрового века". Этакий заголовок, который всколыхнул во мне бурю мыслей. Я сразу вспомнила, как Паша любил обсуждать, как технологии отнимают у людей человеческое взаимодействие, превращая их в жалкую имитацию человека разумного с монитором вместо головы, и проводами вместо позвоночника.

– Что же это за "чернуха эпохи цифрового века"? – подумала я, открывая первую страницу и улавливая знакомый почерк.

Каждое аккуратно оформленное слово как будто отзывалось в душе, заставляя вспомнить о Диме и наших тёрках. Почему я вообще переживаю о том, чем он занимается? Он ведь сам должен понимать, что эти купюрки у него всё равно отожмут. В этом весь Димон! Он всегда шёл за лёгкими деньгами: продажа колёс и травы, азартные игры… Бывали и безобидные приключения, но каждый раз что-то шло не так. И этот балда, как обычно, оставался ни с чем.

Касаемо этой папки, меня посетило чувство, что она могла принадлежать Паше. Вернее, Паша является непосредственным автором сей рукописи. Чудно, если это правда. Он оставил после себя нечто большее, чем бабло или наркоту. Я не удержалась и принялась листать страницы, погружаясь в текст, который, как мне показалось, был открытием самого Хитрука. Мой эмоциональный кризис постепенно утихал, и мысли о вчерашней перепалке стали казаться не такими важными. Что может быть лучше, чем хорошее чтение для успокоения души?

ПЭДДИ И КАРИ

На небольшом каменном обрыве, что находился неподалёку от кукурузной поляны, намертво стоял полосатый столб… Вернее, трёхэтажная башня высотой около двенадцати метров. Стороны нижнего этажа, представляющего собой четырехугольник, были обращены к четырём сторонам света.

Второй этаж – восьмигранная башня. Её стороны были ориентированы по направлению восьми главных ветров. Третий этаж – фонарь. Он имел круглую форму. Его венчал купол с установленной на нём статуей Посейдона, бога морей. Фонарь усиливался целой системой металлических зеркал, чтобы мореплаватели могли видеть его из далека.

А недалеко, там, где волны с невероятной скоростью бились о скалы, стоял дом, построенный, по-видимому, из берёзы, поскольку древесина была белой. А на втором этаже, где должна быть спальня, горел свет, и, судя по громким звукам, там разворачивалась очередная семейная баталия.

В этом доме постоянно что-то происходило: от, казалось бы, безобидных скандалов до чего-то похуже. Это мать начинала очередной бунт: она частенько скандалила, пыталась прогнуть под себя всю свою семейку и вообще вела себя как последняя шалава. Всю жизнь.

Зовут её Наташкой, а точнее Натальей Юрьевной. Она – женщина авторитарная, когда-то была большим начальником на производстве, руководила сотнями людей. Дома выйти из роли не могла. Или не хотела. Она выгнала мужа, тихого неудачника и пьяницу, когда детям не исполнилось трёх лет. Она строго запретила с ними общаться, да и он не сильно настаивал. Посему дети не знают и не помнят своего отца. И мама всегда занимала главное место в их жизни.

Детей, кстати, двое. Мальчик и девочка. Мальчика звать Ильёй, а девочку – Светой. Детишки ходили по струнке, всё время боясь что-то не так сделать или сказать. В любом случае мама находила повод для недовольства. Женщина полностью руководила жизнью своих чад: выбирала кружки и секции, книги и фильмы, друзей и подруг, школу. Без согласия мамы они боялись сделать лишний шаг.

– Мама, открой! – доносился визжащий голос Светы из шкафа.

Мать крушила всё на своём пути, швырялась вещами. Её чувства были равны чувствам разгневанного Зевса, стрелявшего своими молниями во всё и во всех. И раз первая жертва была заточена в шкафу, то другая скрывалась среди перевёрнутой мебели. Женщина обчёсывала каждый уголок, дабы найти пацана, который кочевал из угла в угол.

– Что?! Не нравится жить с мамой? – кричала Наташка. – А вы думаете, мне просто? Мне просто жить с такими сопляками, как вы?!

Она перевернула мусорное ведёрко.

– Ублюдки! Такие же, как и ваш отец! Обиженный алкоголик! Слабак!

Кухонный стол улетел в окно.

На этаже было довольно тихо, если не считать громкие шаги Юрьевны по разбросанным вещам. И только маленькая девочка этажом ниже кричала изо всех сил, стучалась в запертые двери и умоляла, чтобы её выпустили.

– ЗАТКНИСЬ! – завопила женщина.

Но плач Светы только усиливался. С самого рождения она боялась темноты, и сейчас она окутывала её крошечное тело. Сорвав поиски, Наташа спустилась на первый этаж и подошла к бушующему шкафу.

– Ну что ты так кричишь? Всё хорошо! – женщина понизила тон, открыла двери и взяла на руки плачущую дочь. – Мама сегодня просто устала, но ты не пугайся…

Девочка наивно кивнула. Судя по её виду, можно было сказать, что мать изрядно постаралась над новым имиджем дочери: сломанные очки свисали с её глаз, а голова была уже почти лысой. На ней было платье чёрного цвета с белым окровавленным воротником и пуговицами.

Но Наташка вновь загорелась гневом, схватила Свету за шею и с дьявольским воплем стала выпытывать у неё местонахождение брата. Поскольку убедительного ответа от девочки сейчас не получить, мать со всей силы швырнула Свету обратно в шкаф и так сильно захлопнула дверцы, что те с треском повалились.

Мгновенно поднявшись на второй этаж, Юрьевна снова начала крушить всё вокруг до тех пор, пока пустая банка не прилетела ей в голову.

– Сука! – женщина скорчила сердитое лицо и в отчаянии, спотыкаясь о препятствия, рванула к источнику провокации – к двери, которая тут же закрылась.

Взявшись за дверную ручку, она безуспешно попыталась открыть дверь. К её счастью, поблизости лежали огромные медицинские ножницы, которыми та и принялась выламывать ручку.

– Вылезай, сволочь! – заводилась мать. – До тебя-то я точно доберусь!..

Дверь рушилась с каждым треском, пока полностью не поддалась усилиям Юрьевны. Только Наташка переступила порог, тут же почувствовала запах гари. Он исходил из уголка комнаты, куда на первый взгляд не проникал свет. Там же слышался звук тления бумаги.

Стены были покрыты разными устрашающими надписями, написанными цветными карандашами и фломастерами. Пройдя ещё несколько метров, мамка увидела, как пламя быстро превращает обои в пепел, а комнату в эпицентр хаоса. Воздух был горячий, всё пылало. Женщина не выдержала удушающего запаха гари и закричала, как больная шизофренией.

Нужно было найти и включить систему пожаротушения в доме, но безмозглая мать додумалась до этого в самый последний момент. В коридоре местами горели лампочки, был полумрак. Но Наташа смогла безболезненно спуститься на первый этаж, где наткнулась на станцию подачи воды. Чтобы система сработала, необходимо было включить пару заслонок и подать воду. Только система была сломана либо мебелью, либо кем-то намеренно.

– ТВАРИ! – вновь заорала мать.

Услышав толчок, доносившийся из шкафа, где сидела её напуганная дочь, Юрьевна резко повернула голову в его сторону и оскалила зубы. Однако, дойдя до шкафа, она пришла в ужас, когда поняла, что в нём никого не оказалось. Это можно было списать на свалившиеся от удара двери, но на удивление, они были целы и невредимы!

Громкий шум сломанной системы вывел мать из раздумий, и она взорвалась от раздражающего и продолжительного звука, которое это устройство издавало уже долгое время. Она подбежала к системе и пнула её, но это стало для неё самой глупой ошибкой: из систем пожаротушения брызнула ржавая вода. Горящий второй этаж превратился в груду обгоревшей мебели, грязи и пепла, смешанных с водой. Всё это с огромной силой покатилось вниз по лестнице. Наташа, доведённая до первобытного ужаса от факта, что её вот-вот раздавит целая куча тяжёлого хлама, даже не пыталась пошевелиться. Инстинкт самосохранения будто вылетел со всеми её криками, заставившими содрогнутся стены.

БАЦ!

Весь мебельный мусор, скопившийся от воды, с невероятной силой налетел на женщину. Большая часть хлама разместилась в прихожей, а другая вывалилась за дверь. На улицу.

Сквозь тучи вышел рассвет. Маяк вдалеке продолжал освещать море своими прожекторами. А из соседнего дома, из окон которого каплями лилась вода, больше не исходило ни шума, ни криков. Очень странно, что там затихло совершенно всё.

Если зайти внутрь, на первом этаже, где под сильным напором воды скопилась большая часть мебели, стоял крест, а на нём распятая Наталья Юрьевна, неуравновешенная мамаша.

У подножия распятия лежала гора мебели, облитая неизвестной жидкостью. Света стояла рядом, внимательно изучая жалкий, обескураженный и изуродованный вид мамаши.

По этажу пронёсся огонёк, а вместе с огоньком застучали дождевые ботиночки, которые окончили свой путь у горы, где стоял крест. Илья гневно взглянул на мать, тихо стонавшую от боли, затем перевёл свой ставший задумчивым взгляд на Свету, видимо, ожидая подтверждения своих дальнейших действий.

– Отныне я отрекаюсь ото всех твоих дел в моей жизни, – заговорил мальчик. – Я актом своей воли и силой, данной мне Всевышним, навсегда закрываю для тебя эти двери. Я указываю тебе, во имя Отца, больше не прикасаться к твоей греховной плоти, ибо я был очищен кровью Его. Аминь.

Илья поднёс свечу к доскам, и они вспыхнули ярким пламенем. Мать орала от боли, выпуская наружу всех своих демонов, что прибывали с ней всю её никчёмную и ненужную жизнь.

Детишки с радостью наблюдали за страданиями собственной матери: женщина дёргалась, кричала и молила о помощи. Но кто мог ей сейчас помочь? Тем более в такое невероятное зрелище…

СЛЕДСТВИЕ

12 марта 202_ г, 09:47.

УМВД России по г. Мочалину.

Мочалин, Российская Федерация.

За полуоткрытой дверью кабинета следователя виднелся отчётливый силуэт молодого парня, неподвижно сидевшего за столом и безжизненным взглядом смотрящего в пол. Юноша выглядел до жути болезненно: его блеклое лицо было покрыто синяками, а на руках сквозь бинты видны всевозможные ссадины и засохшая кровь.

Рядом с подростком сидел полицейский, который постоянно следил за временем на своих наручных часах и терпеливо кого-то ждал. Через полторы минуты дверь резко распахнулась, и в кабинет вошёл мужчина средних лет, на форме которого красовались погоны с различными наградами. Полицейский тут же оживился, радостно вскочил на ноги и поспешил встречать своего коллегу.

– Эдуард Антонович! – произносит сотрудник, протягивая руку.

– Филипп Гаврилович! – самодовольно ухмыляясь, Эдуард Антонович пожал руку в ответ.

– Эдик, чего так долго? Мы с нашим "другом", – Филипп кинул взгляд на юношу, – устали тебя ждать. А он-то тем более! С той самой минуты он не проронил ни единого слова. Сидит и пялит в одну точку. Мне даже страшно представить, что он там себе надумывает.

Коллеги дружно рассмеялись.

– Да ладно тебе, Филь! Не наговаривай такое про него. С виду мальчик хороший, сразу видно. Значит, допросим сегодня безболезненно! – следователь перевёл взгляд на парня. – Правда?

Но тот ничего не ответил.

– М-да, – Эдуард Антонович скорчил безнадёжное выражение лица и поправил галстук. – Ты был прав, это будет проблематично.

– Ещё бы! У них там целая семейка “прибитых”. Его мамашу, которая, кстати, училкой в той школе работала, пару лет назад привлекали к уголовной. Отмазалась же, потаскушка… Вот только его кореш вчера колени ей отстрелил. Ты прикинь!

Услышав последние слова, вены на висках парнишки вздулись, и он сердито сжал пальцы в кулаки. Но сотрудники этого не заметили, продолжая дружно переговариваться.

– Да, зрелище не из приятных, но с этим ничего не поделаешь. Около полудня у моей двери появятся свидетели вчерашнего происшествия, и их нужно будет допросить. Потом съездить на объект, осмотреть место преступления, потом поговорить с журналюгами… И только тогда я могу считать свою неблагодарную работу на сегодня выполненной!

– Вот же нам всем угораздило заниматься хер пойми чем… – тяжело вздохнул Филипп Гаврилович.

– А что поделать? – Эдуард поддержал возмущение коллеги и посмотрел на настенные часы. – Ладно, выполняй свой долг, а я тут уже сам. Ах да, отдельная благодарность за то, что прикрыл!

– В субботу как обычно? – улыбнулся Филипп.

– Конечно! Друзья для этого и созданы.

Коллеги обменялись рукопожатиями.

– Тогда бывай, дружище! – Филипп помахал на прощание своему напарнику и, прежде чем уйти, недоброжелательно взглянул на паренька. – Гляди, чтоб этот тебя не замочил…

– Не беспокойся, – усмехнулся следователь и зрительно проводил коллегу из кабинета. Дверь захлопнулась, оставив следователя и юношу одних.

Эдуард ещё минуту смотрел на дверь с улыбкой, но, опомнившись, перевёл взгляд на пацана, и его довольное лицо мгновенно приняло глупое выражение. Парнишка продолжал смирно сидеть на своём привычном месте и изучать пол. Эдуард Антонович молча сел напротив, достал с тумбочки два гранённых стакана, наполнил каждый минеральной водой, один поставил парню, а из другого отпил часть, после чего стал изучать потрёпанный видок подозреваемого.

– Ну и ну, – бормотал следователь. Отогнав мрачные мысли из головы, он открыл на своём ноутбуке нужный файл, убедился, что камера видеонаблюдения внимательно отслеживает каждое действие, и приступил к исполнению своих обязанностей: – К-хм… Итак, представьтесь, пожалуйста.

– Тихонравов Денис Олегович.

– Число, месяц, год рождения?

– Седьмое марта две тысячи второго.

– Место рождения?

Денис не ответил.

– Денис Олегович, Ваше место рождения? – переспросил следователь.

Парень ещё секунду молча косился в пол, не выражая ни единой эмоции. Но вскоре, не отводя глаз, натянул хищный оскал и твёрдо произнёс:

– Его больше нет.

– Отложите свои шутки, Денис, – нервно буркнул Эдуард Антонович, полагая, что его пытаются разыграть. – Это очень серьёзное дело.

– А я и не шучу, – усмехается Тихонравов. – Ты даже себе представить не можешь, следователь, в какой жопе я оказался.

– Во-первых, я Вам не ровесник, чтобы ко мне обращались на “ты”. А во-вторых: если Вы до сих пор считаете, что всё это одна сплошная хохма, то я бы на Вашем месте так не думал. Вчера произошло очень страшное событие, повлекшее за собой десятки людских жизней, и только Вы имеете какое-либо отношение ко всему этому делу. Поэтому прошу Вас отнестись к этому вопросу с особой серьёзностью.

Денис поднял глаза на следователя и хихикнул:

– Вы поймите, следователь, какой смысл мне Вас разыгрывать, когда я по уши в дерьме? То, что Вы не верите моим словам, не отменяет случившегося. Давайте так: либо Вы внимаете всему, что я сейчас поведаю, либо мне нечего здесь делать!

– А давайте перестанем нести всякую чушь и дадим, наконец, внятные показания? Мы прекрасно знаем, что Вы и Ваш напарник натворили вчера, и это уже далеко не хиханьки да хаханьки! – следователь повысил голос. – О вас двоих знают уже все, кому не лень. Это то, чем вы действительно хотели заниматься? Устроить весь этот бессмысленный мордобой, чтобы прославиться на всю страну? Точно ли такая "слава" приведёт к чему-то хорошему. Другого пути у Вас нет, Денис Олегович. А потому прошу чётко отвечать на все заданные мной вопросы. Иначе… мне придётся заставить Вас это сделать.

Денис смыл с себя зловещую ухмылку и снова посмотрел в пол.

– Место рождения? – переспросил Эдуард Антонович.

– Мочалин… – тяжко выдавил Тихонравов.

Расспросив молодого человека о его личных данных и ознакомив с правами, Эдуард заключил вопросом:

– Вам ясны Ваши права?

– Да.

– Вы подозреваетесь в умышленном убийстве по статье сто пять Уголовного Кодекса Российской Федерации. Расскажите подробно о событиях одиннадцатого марта.

– Мы добились этого… – бормотал Денис.

– Добились чего?

– Судный день… Наставник этот заставил нас пойти на верную смерть!..

– О каком "судном дне" идёт речь, Денис? Кто этот наставник?

– Тебе не понять.

– Я пытаюсь, Денис, но Вы бормочете одну чушь себе под нос. Поймите, всё, что Вы только что сказали, не поможет Вам избежать судебного преследования, а лишь быстрее всё усугубит. И хватит обращаться ко мне на "ты"!

– Мне уже вряд ли что-то поможет…

– Возможно и поможет, Денис. Но при условии, что Вы опишете все вчерашние события.

Тихонравов мельком взглянул на следователя, а затем спросил:

– Вы готовы?

Эдуард Антонович снарядился ручкой и листом бумаги, готовый записывать.

ДЕКАБРЬ БЕЗ СНЕГА

Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: “Учитель говорит: время Моё близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими”.

Евангелие от Матфея 26:18

…

Точка, точка, запятая – вышла рожица смешная. Ручки, ножки, огуречик, – появился человечек!

Примерно так должен начинаться любой рассказ, любая история, любая книга и уж тем более любой фильм? Честно, не знаю. И не узнаю никогда. Наверное потому, что это последнее, что должно меня интересовать в текущий момент.

Но, думаю, стоит хоть раз оторваться от своей однообразной мешанины и представить себя в каком-нибудь автобиографическом фильме, который про меня вряд ли кто-то снимет…

Пусть, не убудет.

Подберём похожего на меня актёра, съёмочную команду, аппаратуру, студию. Также напишем сценарий.

Сценарий чего? Ну, наверное, моей жизни?

Безымянный чувак наверняка возьмёт у меня интервью, а я с дефектом речи несу какую-то херню, что в голову придёт. Потом он напишет готовый сценарий, отправит режиссуре, а та, в свою очередь, возьмёт на себя производство фильма, задействовав группу актёров и камер. Вот вам и отечественное кино с кучей потных мудаков и желтоглазых имбецилов. Вот и всё!

Знаю, что этого мне не узреть, ибо кому я сдался? Правильно, никому! Тогда не стоит зацикливаться только на фильмах, а можно поговорить, например, о событиях последних дней. Как погода?

Кстати о погоде: этот месяц по праву можно назвать бесснежным зимним месяцем. Не могу ответить на многие вопросы, связанные с природными катаклизмами, очередными проделками Запада или вторжением внеземной цивилизации. Знаю только, что это достаточно редкое явление, тем более, когда сталкиваешься с ним впервые.

Общий малолетний сброд с упоением ждал, да так и не дождался снежного явления… Вру, иногда шёл снег вместе с дождём. Лишь морозец замораживает “колокольчики” с такой силой, что позвоночник рефлекторно выворачивается наизнанку. Не почешешь их теперь.

Ладно-ладно, далеко я забрёл со своими казусами. Кажется, я начинал получившегося огурчика”.

Миша глянул в свою тетрадь, что-то пометил, зачеркнул, раскрасил. Готово!

“Тренирую свои рукописи для порчи стен хрущёвских жилых зданий. Это, пожалуй, единственное занятие, завлекшее меня. Других вы попросту не найдёте. Рисование? Конечно! Что-то во мне есть. Стихи? Писательство? Не дано природой. Спорт? Промолчу…”

Старые качели на несмазанных петлях тихонько поскрипывали. Мишка, сидевший на них, повесил трубку и глубоко вздохнул. Уже давно стемнело, но домой совершенно не хотелось. Отчим звонил, гонит домой.

“Опять это пьяное чудовище, замученная мать. У меня язык не повернётся назвать своего отчима хорошим человеком, потому что после всего того, что он сделал с нами…

Именую я его просто по имени. Семён, в рот его ебучий!..

Уйти надо было… После девятого в какой-нибудь технарь, там дальше учиться. Со мной так не сработало, правда? Моя неполноценность сыграла Семёну на руку, и он решил оставить меня в стенах родной школы…”

Встав с качелей, Мишутка положил между листами шариковую ручку, захлопнул тетрадь, закинул её в рюкзак и направился к подъезду ненавистной пятиэтажки.

Стоя у двери своей квартиры, парнишка достал ключ и тихонько вставил его в замочную скважину. Старый замок с незакрепленной вставкой почти продержался до конца, пока, наконец, не открылся. Зайдя внутрь, Миша тихо разулся и двинул в свою комнату.

К сожалению, путь проходил мимо кухни, где, несмотря на поздний час, горел свет и гудел мини-телевизор. Миша попытался незаметно проскользнуть мимо, но грозный крик пьяного отчима буквально заморозил его. Сердце юноши начало биться так, будто собиралось выпрыгнуть из груди.

За столом сидел Семён – безработный сорокалетний скуф, одетый в грязную футболку и спортивные штаны. На столе стоял гранёный стакан с прозрачной жидкостью, полупустая бутылка “Ленинграда” и остатки ржаного хлеба. Мать, которая стояла у раковины и мыла посуду, испуганно упёрлась в стену.

– Иди-ка сюда! – гневно сверкнули раскосые, опухшие глаза отчима.

Мишка молча вошёл на кухню и остановился.

– Где ты всё время шляешься? А?

– Сенечка, не надо… – скулила мать.

– Заткнись, блядина! – резко оборвал её мужик, не спуская глаз с парня. – Ну, чего молчишь?!

– Я б-б-был…

Голос Мишутки был едва слышен. С того момента, как ему диагностировали синдром Аспергера, его речь будто сама себя изжила. При контакте хотя бы с одной из человеческих фигур ему становилось тяжело, а в груди застревал ком. Хочется спрятаться под одеяло, как в детстве.

Семён злобно зашипел:

– Где-где? Ну-ка! – он направил указательный палец вниз. – На колени! Быстро!

И Миша трусливо повиновался.

– Где-то ходишь, хуи пинаешь, своими рисунками дома портишь, – у пьяницы нарастал пыл, отчего стал стучать по столу. – Об учёбе когда думать начнёшь? Ты погляди на свои оценки, ленивая задница!

“Опять белку поймал, выблядок?”

– Я г-готовлюсь… – дрожал парнишка.

– Что?! – глаза Семёна чуть не вылезли из орбит. – Что ты там готовишься? Я тебя в школе зачем оставил? Почему ты ебучую химию сдать никак не можешь?!

Руки непроизвольно сжались в кулаки. С каждой секундой ногти всё глубже впивались в ладони, оставляя кровь.

– Никаких больше рисунков и улиц! Мало тебе того, что на шее за просто так сидишь. Короче…

“Всё, пошло-поехало: эта скучная, бессвязная, довольно приправленная речь о том, как он, герой, вообще с нами мирится. Только я не могу мириться с тем, что органам опеки, по сути, наплевать на меня”.

Тяжесть в груди всё росла и росла. Казалось, грудная клетка собралась взорваться и забрызгать кухню кровью и фрагментами рёбер.

“Соседи время от времени пытаются что-то предпринять, однако обращение в полицию не даёт результатов, поскольку те не проявляют должного рвения в рассмотрении проблемы”.

Молодой человек усмехнулся. Сначала тихо, потом сильнее, пока внезапно не разразился истерическим смехом. Семён затих и недоумённо посмотрел на своего пасынка.

– Заткнись…

– Что? – опешил мужик.

– Заткнись… Заткнись… Заткнись! Я сказал, заткнись!

Миша схватил нож со стола и бросился на отчима, но последний испуганно вскочил с места, опрокинув стол. Об него-то и споткнулся паренёк, оказавшись на полу. Нож же выскользнул из руки, залетев под холодильник.

– Ах ты сука! – первоначальный испуг сменился гневом, и мужичок с криком поспешил пнуть лежачего ногами. – Я тебе покажу, тварь! – орал он исступлённо, брызжа слюной. – Из говна сделаю конфетку, мать твою!

ВЫ ЛЮБИТЕ РОЗЫ?

Бессонный и немытый одиннадцатиклассник Миша идёт вдоль стены в школьном коридоре. Мимо него пробегает малышня из началки, орут, как сумасшедшие.

“Когда неделю не мастурбировал и пришёл на детскую площадку”, – прыснул паренёк, вспомнив очередной аморальный мем.

Дверь в кабинет химии была открыта настежь, а значит, занятия ещё не начались. Мишка ещё секунду топтался в коридоре и вдруг замер, сделав шаг. Удостоверившись, что одноклассники не обращают на него внимания, юнец сперва настроился на спокойный лад, пока к нему не подкрался кто-то высокий. Это Матвей Поспелов, его одноклассник. Да настолько высокий, что казалось, будто вся его сила в рост ушла. Этот поц – любитель скейтбординга. Всю дорогу с ветерком готов катать, да и на трюковом велике не прочь тоже.

– Не жмёт? – спросил Поспелов с гадкой ухмылкой на лице.

Миша судорожно отступил назад, уступив дорогу парнишке, в результате чего последний посмотрел сначала на него, потом на порог, засмеялся над застенчивостью первого, что-то прохрипел и проскользнул в кабинет.

Миша постоял с минуту, огляделся и двинул следом, выискивая место. Все адекватные места были заняты, однако в конце кабинета виднелись три последних столика, куда юноша с радостью направился. Устроившись ближе к окну, на один стул сам сел, на другой сумку бросил.

Открыв сумку, Мишка полез за тетрадью с рукописями. Взяв ручку, он привычно поставил в уголке небольшую синюю линию, проверил содержание пасты в стержне и начал рисовать.

Звенит звонок. Не отрываясь от своего дела, юнец услышал кукарекающий басок над своей головой:

– Э! Сидос! Ты пассажирским сиденьем не ошибся, случаем?

Мишутка поднял голову, а над ним стоял прыщавый подросток метра два с кепкой. Волосы под нолик, как у скинхеда. Вместо привычного пиджачка, как и положено по Закону об образовании, на нём чёрное худи с фирменным шевроном “Stone Island” на руке. Мишка пугливо убрал сумку, освободив ему стул, что ближе к проходу.

– Ты чего, плохо слышишь? – гундосил лысый крендель. – Это моё место.

Но Михаил лишь скорчил недовольную физиономию и продолжил увлечённо калякать в тетрадке.

"Это Денис Тихонравов, а в узких кругах его называют Маджонгом. Недоделанный авторитет в нашем классе: всё ему не так, всё хреново, всё отстой. В общем, передо мной сейчас стоит типичный представитель школьного быдла”.

Глаза Маджонга чуть не повыпрыгивали от удивления. Он стукнул по столу, опустил голову и злобно покосился.

– Ну и что ты прикажешь мне делать? А?

Но юноша ничего не отвечает, сидит тихо и рисует, как будто никого нет рядом.

– Твоё желание – закон! – и с этими словами Денис хватает Мишку за подмышки и пытается его вытянуть, но тот как будто к стулу пригвождён.

К сожалению, Маджонг не обладал достаточной силой, поэтому позвал Поспелова на помощь.

– Ща!.. – отзывается последний и через секунду спешит к своему другу, перелезая через столы.

– Ну и чего ты встал, как баран на новые ворота? – с напрягом пыхтит Тихонравов. – Видишь, прилипло к стулу и не отлипает.

Сработавшись вдвоём, ребята повалили хрупкое тело Миши, от чего у него начались болезненные судороги в области коленной чашечки. Однажды в детстве он гонял на велосипеде и на огромной скорости умудрился вмазаться в дерево, сломав себе колено и велосипед.

Пацаны принялись пинать Мишутку со всех сторон, словно наступая на коровье дерьмо. А тот съёжился, скрестив одну ногу и едва передвигая другую. Коленка скукожилась так, что юноша даже крикнуть не может.

Если бы на то была воля Божья, одноклассники убили бы паренька. Но стоило Розе Елизаровне, училке по химии, войти в класс, все дружно бросились по своим местам.

– Присели, – скомандовала Роза и села на свой “трон”. Ей за пятьдесят, она круглая и похожа на пирожок с капустой. Лицо мясистое, подлое, кое-где макияж. На голове короткие тёмно-алые волосы.

С некоторым трудом Миша встаёт и ловит её недовольный взгляд.

– Ты что там забыл? – сухо спрашивает женщина, глядя на пол, откуда поднялся парень. – Смотри, вон сколько свободных мест. Всего нарасхват, молодой человек!

“Всё бы ничего, но как, по-твоему, я доберусь до выбранного мною места? По-пластунски предлагаешь ползти? Или костыли предложишь, учитывая моё положение?!”

– И? – нетерпеливо пискнула училка, ожидая, по её мнению, элементарных вещей от парня. – Долго будем ждать, пока ты информацию обработаешь?

Мишка смотрит в сторону, а на него уставились румяные хари Поспелова и Маджонга, что еле сдерживали смех. Последний даже для вида положил голову на ладонь и начал хлопать глазками. Не став дальше глазеть на этих обалдуев, Миша выбирается на открытое пространство, держась за парты и прыгая на одной ноге.

Из его сумки выскочил кулёк с заманчивым содержимым – красными грибными шляпками, которые сразу привлекли внимание Поспелова. Матвей ловко смёл кулёк с пола и с искусным движением бросил его в свой чуть приоткрытый рюкзак. Никто не заметил.

Тем временем Роза просматривала журнал.

– Дежурный?

– Суслова.

– Больные, отсутствующие?

– Никак нет.

– Замечательно, – сказала химичка и бросила взгляд на присутствующих. – Кто к доске?

“И лес рук в ответ, угу… Точнее, пустырь из трясущихся плеч да голов!”

– Шалаев пойдёт, – Роза Елизаровна уставилась на Мишку с тем же взглядом, что и всегда. – Ты ведь выполнил домашнюю работу?

Миша через силу вылезает со своего места, и к доске на одной ноге. Химичка задаёт ему реакцию, а тот даже восемь на два умножить не может! Летает в облаках своего внутреннего мира.

Всё стадо ехидно заржало, а Мишке двойка за невыполнение домашки. Тот садится на своё место, ловя гнетущие взгляды одноклассников.

– Ну и что мне с тобой делать, Шалаев? – Роза прошлась по журналу. – Ну скажи мне, что с тобой будет дальше с такими-то оценками? Если ты элементарного умножения, которое ты проходил во втором классе, выполнить не можешь, тогда о какой химии речь?!

Училка тут же остудила нарастающий пыл, достала из кармана пачку пустырника, бросила в рот и как следует привела себя в порядок.

– Твоя общая оценка в этой четверти – два! – даже два пальца показала, будто для особо тупых. – Когда исправлять будешь, я не знаю. Уже конец года, консультации закончились, а ты ни на одной из них не был… А даже если придёшь, не пущу!

“Ну зашибись! Тогда зачем мне надо было это говорить? Будто после этого я буду висеть на петле… Ха! Кто из нас ещё первый отъедет?”

От следователя последовал вопрос:

– Не слишком ли грубо Вы поступали с ним?

На что Денис коротко и ясно ответил:

– Мать у него заядлая торчуха, а отчим бухал напролёт… Сомневаюсь, что такая семейка не сделает из своего ребёнка рыхлое существо, которое можно пиздить и любоваться, как оно плачет.

– Без матов, пожалуйста. – Потребовал Эдуард Антонович.

– Нет, я всё понимаю, но как такого не дрючить, скажите мне? У него вместо рук и ног – во! – Тихонравов показывает мизинец. – И уровень интеллекта не превышал норму! Как будто Минобрнауки решило провести эксперимент на обучаемость приматов, разбросав их по одиночке в каждую школу России.

– Как давно начались издёвки?

– Ой, с началки, кажется! – предположил Денис после пяти секунд молчания. – О нём почти сразу всё было известно, даже если не знать всей его трагедии… На лбу ведь и так всё написано!

Эдуард был изумлён от такого отношения в сторону одноклассника, ведь в его время не было такого. Все дружно жили по романам Дюмы и ленинским зачётам.

– Понимаю, – ухмыльнулся паренёк. – Школа – это тренировочный полигон перед большим шагом на пути к взрослой жизни. Именно там, по окончанию "экзаменов" ты получаешь ту квалификацию, которая соответствовала твоей роли в классе.

ЦИЦЕРОН

“В каждом стаде есть подчинённые и их вожак. В моём случае долго думать не придётся: вот вам вожак, учительница химии, моя "любимая" Роза Елизаровна, и стадо – мои не менее "любимые" одноклассники. Вся эта система работает по одному и тому же принципу. Так было всегда! Если тебе что-то не нравится – уходи или умри… Не всякий может выдержать такие муки: такие люди обычно становятся чужаками для стада. Но те, кто сумел адаптироваться к внешним условиям, получат щедрое вознаграждение. Типа того!”

Из школы Миша прискакал раньше обычного, потому что Семёна не было дома, а мать находилась в экстазе после очередной иглы. Раскрыв сумку и взяв оттуда тетрадку, та тут же упала на пол и осталась в прихожей.

“Возвращаясь к событиям прошлого дня, мне уже всё равно. Вся злоба откуда-то берётся, но куда-то снова исчезает, будто она лишь приходила так, для вида. Либо я на очко подсел… Х его З, короче!”

Помимо нервного напряжения, Михаил нередко не высыпается и голодает, ведь в таком состоянии о продуктивности речи быть не может. Когда ты утомлённый, размякший и раздавленный, всему виной нарушение теплообмена вследствие дефицита калорий, которые могли пойти на выработку энергии и обеспечили бы соответствующим теплом.

“Иногда я не питаюсь просто потому, что уже привык терпеть до конца занятий, невзирая на урчание в желудке”.

Поэтому первое, что Мишка решил сделать, это пойти к холодильнику, в котором помимо пустых банок из-под овощей стояла полная бутылка молока, а в шкафу слева – коробка из-под хлопьев. Для Шалаева хлопья стали основной едой, которую тот поглощал преимущественно в сухом виде, но появившееся молоко давало хоть какую-то надежду на выживание.

Когда Миша вытащил молоко из холодильника, его глаза привлекла маленькая коричневая сумочка, завязанная узлом и лежавшая на столике. Невольно улыбнувшись, он понял, что это наверняка сушёные шляпки мухоморов. Это была любимая находка его мамы для её "травяного" чая.

Он задумался, почему сумочка так легко оказалась перед его глазами. Миша любопытно уставился на неё, думая, что мать наверняка забыла спрятать её на своём обычном месте. И вот чашка, стоящая рядом, казалась прекрасным местом для изучения содержимого.

Опередив свои мысли, Шалаев развязал узел и аккуратно перевернул сумочку. Когда кипяток разлился по чашке, выступая нежным ароматом, юноша понял, что творится что-то необычное. Маленькие пушистые шляпки послушно раскрыли свои красочные лепестки, словно волшебные цветы, оживая от воздействия горячей воды.

Для пущего эффекта пригодился Мишин мобильник, куда тот успел перегнать несколько треков из "телеги", пока сосед не надумал сменить пароль на роутере. Список композиций был не густ, и если поначалу у мальчика были достаточно сильные впечатления при прослушивании “Korn”, то теперь они заставляют его медленно ехать башкой.

…

В лесу, где трели птиц и шум листвы переплетались в едином гармоничном танце, росла таинственная растительность. Среди множества грибов, один был особенный – мухомор. Жизнь человека и мухомора – две кажущиеся совершенно различными вещи, не так ли?

Мы видим его величественную красоту и яркость: эти малиново-красные шляпки с белыми пятнами, словно капли молока, словно драгоценности, притягивают внимание. Мы часто оцениваем друг друга с первого взгляда что, к сожалению, приводит к принятию пустых, поверхностных решений.

Сходство мухомора с человеком заключается в его корне. На первый взгляд кажется странным, что его красота, магия и духовный мир может быть лишь привлекательным фасадом. Подобно человеку, мухомор таил в себе некий яд, способный вызвать сильное отравление.

Методом тыка, но молодой человек смог выбрать более-менее сносный музон, ведь первой выпитой чашки было достаточно, чтобы медленно подобраться к рассеянному склерозу.

Из динамиков запел некий Сергей Иванович, призывавший своим последним четверостишьем выпить, скушать, а послушать до тошноты. На обложке красовалась бутылочка с заманчивой фразой "ВЫПЕЙ МЕНЯ".

Однако, как только Миша опустошил две чашки, он понял, что что-то пошло не так. К тому же горький вкус напитка был настолько сильным, что дальнейшее употребление стало попросту нестерпимым. Паренёк явно не читал "Алису в Стране чудес".

…

И вот, ты оторвал его и с осторожностью вылизал. Цвета стали ярче, контуры растянулись, а звуки преобразились в мелодию, которая казалась космической симфонией. Но в один момент реальность начинает смешиваться с фантазией, словно покрытая завесой тумана. Ты теряешь ориентацию, не можешь различить то, что находится в твоём воображении, и то, что является реальностью. Вместе с ориентацией ты перестаёшь осязать собственный затылок, темень, виски и лоб.

Тебе кажется, что ты перемещаешься во времени и пространстве, странствуя по мирозданию. Ты одновременно и прежний чепух, и великий художник, которым мечтал себя ощущать.

Миша засыпал тарелку хлопьями, залил её молоком и направился к своему "логову". Деревянная дверь с треском распахнулась, и Шалаев переступил порог своей злосчастной комнатушки. Это всего лишь небольшое помещение от стены до стены с бирюзовыми пыльными обоями, отслаивающимися от стен. Мебель оставляла желать лучшего: своего хозяина всегда встречал пыльный ковёр с сухими пятнами, запятнанные никотином занавески, шкаф виноградного цвета справа и белый диван, служивший юноше кроватью. Возле окна стоял рабочий стол того же цвета, что и шкаф, а на нём монитор, на удивление новый, но не без скопившейся пылинки. Под столом же сам системник, напичканный всевозможными проводами, видеокартой, материнкой и прочим.

Миша грустно посмотрел на ковёр и немного задумался. Ковёр никогда не стирался, не подвергался чистке. Более того, когда Семён приобрёл его, то сразу же забыл о его существовании.

“Серьёзно! Купил, застелил, забыл”.

Этому ковру было столько же, сколько и самому пареньку. Мишка буквально рос вместе с ним: на нём он учился ходить, там же метил углы и разбрасывал побрякушки. Со временем парень стал походить на свой же ковёр: он выглядел таким же дряхлым, покрытым нагноившейся чешуей, засохшей грязью, а с возрастом потерял всякую надежду и силы на существование.

Посмотрев в зеркало, Мишутка не узнал самого себя, ведь заметные синяки под глазами воплощали в нём мумию, нежели человека. Годы мучительных страданий изуродовали парня до неузнаваемости. Но ему было настолько плевать на свою внешность, что тот даже не заметил, как у его родителей уже не хватало денег даже на обычный шампунь.

“По правде говоря, я сроду не ухаживал за своей волоснёй, редко мыл их и не знал, что такое гель или воск. Мне не составит труда отрастить гриву, как у Курта Кобейна, а если они вьющиеся, то просто выпрямить их выпрямителем и взъерошить. Только терпеть эти “заросли” мне долго не удавалось, ибо я имел вредную привычку сбривать всё к чертям”.

Взмах!

И словно по команде, сотни мелких Мишек полетели на пол.

“Они превратили меня в себя…”

Снова взглянув на свой облик, парнишку передёрнуло, отчего он схватился за голову и упёрся лбом в оставшиеся осколки зеркала.

“Придурок!”

Шалаев ударился лбом о зеркало.

“Идиот! Ну как же так можно?!”

Второй удар последовал менее сильнее, чем первый.

Третий. Финальный.

“И что я вижу на этот раз?! Полуразложившийся зомби в свои восемнадцать?!”

Нервный смех вырвался у молодого человека, и он саданул по зеркалу. Дверь шкафа затрещала, и оглушительный шум заставил клопов в страхе разбежаться.

Потом ещё…

Ещё и ещё… Мишутка боксировал до тех пор, пока все осколки не разлетелись, оставляя за собой кровавые следы.

Мишка припал к дверце.

– “Я не настолько нищий, чтобы быть всегда лишь самим собой, – Мишка проглотил горечь незаконченной фразы и продолжил, – и меня непременно повсюду несметное множество!”

“Некто Егор Летов… Не знаю, кто такой этот Летов, но он явно не прав в своём высказывании. Если человек пуст внутри, то он пуст и снаружи, даже если он носит какой-нибудь забугорный “Polo Ralph Lauren”. Но в каждом человеке есть масса интересного, таинственного, глубокого. И если ты умело распоряжаешься этим богатством, никто больше не скажет, что ты беден, даже если ты одет в лохмотья… Стоп! Никто ведь не смог придумать большего совершенства, чем БОГ. Бог себе не изменяет. Значит, он всегда остается самим собой, превосходя того же Летова в множественности. Вывод: Летов не прав? Не прав!.. Блядь! Говорю же, Летов не прав!”

Спустя четные попытки выпутаться из нитей собственных же мыслей, Миша не выдержал, громко закричал и впился в дверце, разгрызая и срывая опилки. Он продолжал колотить дверь, пытаясь выломать его своими хилыми ручонками; охотно жевал опилки, пока помутнение не отступило, а на его место не пришла боль.

Левая рука была разбита, правая лишь расцарапана. Лицо болело, особенно пострадал лоб. Губы и щёки окрасила стекающая кровь.

– Дерьмо… – прошептал Миша, дрожащей рукой вытирая кровь с губ.

– Ну и зачем ты так?

Шалаев вскочил.

“Чёрт! Меня ещё и заметил кто-то!”

Парнишка встал посреди комнаты, а перед ним… никого! Этот пронзительный голос доносился внутри его головы.

– Да можешь не прикрываться, дурында. Я-то тебя хоть сквозь стены увижу.

У Миши сдавали нервы. В этом голосе столько простоты, словно он издевался над парнем.

– Ну, может, ты уберёшь руку с лица? – голос насмешливо вопрошал. – Это всё-таки невежливо.

“Ты-то явно знаешь о вежливости, не так ли?”

– А зачем? То, что ты дурачок, я и так знаю.

“Ах, да уж… Гм. А я и забыл, что ты имеешь доступ к моим мыслям. Хоть бы предупредил, что пожалуешь в этот дивный денёк!”

– Извини.

…

Единственным, кто меня понимал, был Цицерон. Нетрудно догадаться, в честь кого я его так назвал.

Цицерон. Тульпа моих безумных подростковых мыслей… В какой-то степени даже легенда в моём одиноком кругу. Он был единственным, кто стал мне по-настоящему близок.

Я долго не мог привыкнуть к его… причудам, что ли. Я часами пытался прикинуть его истинный облик, а если не мог, то придумывал самостоятельно.

И каждый раз, мысленно конструируя перед собой множество неразрешённых теорий, в конце концов возвращался к тому, что автором сия “чуда” являлся я…

Ведь как это бывает? Ты выдумал себе своё собственное “я” и цепляешься за него, как утопающий цепляется за соломинку. Ты выдумал себе образ неизвестного, на которого можно положиться. И, наконец, ты выдумал себе личность и уверовал в его материальность. Ты можешь подсознательно взаимодействовать с этой личностью, но не можешь его увидеть. Но ты продолжаешь биться об заклад, доказывая себе, что какая-то заноза в твоей голове такая же живая, как и ты. Такая же, как и все остальные. Потому что слишком страшно однажды открыть глаза и осознать, что только ты несёшь ответственность за свою жизнь. Слишком горько осознавать, что ты, по сути, никому не нужен. И тебе приходится удовлетворять своё одиночество с тем, кого даже не существует.

Не могу сказать, служит ли его появление сигналом к развитию у меня шизофрении… Да и к чему мне этот сыр-бор, когда я могу уверенно сказать, что никакая шиза не сломит такую крепкую, пусть и фальшивую, нереальную, фиктивную, но дружбу!

Может быть, он действительно безумно напоминал мне того самого древнеримского политика своей непревзойдённой харизмой и ораторским голосом? Хотя их голоса лучше не сравнивать… Ну и своей, скажем так, нудной, но довольно интересной философией…

И это правда. С ним очень интересно дискутировать на разные темы, обмениваться точками зрения, поправлять друг друга, идти друг другу на… уступки? Очень смешно!

“В мире есть равновесие. И вообще, нет добра и зла!.. Это всё вымысел, придуманный сумасшедшими древними мудрецами.

Веришь в добро и зло? Тогда тобой проще управлять.

Бог хочет, чтобы люди были свободными и сильными. Для этого он наделил их способностью совершать волевые действия, восприятие и внимание. Пользуясь ими, ты идёшь по пути добра, по пути сознательности. Ты не подвержен причинно-следственной связи, ибо сам можешь стать причиной желаемых тебе следствий. Путь добра.

Пренебрегая ими, твоя жизнь становится детерминированной, инертной и подчинённой этим самым причинно-следственным связям. Ты ничего не меняешь в своей жизни, и тогда она начинает менять тебя. Это путь зла.

Я могу отследить паттерны в мозгу, которые активируют феноменологическое переживание вкуса апельсина, но не могу сделать это для Бога”.

– Паттерны-хуятерны!.. Ты же тупой! Зачем такие слова говоришь? – Цицерон безжалостно оборвал рассуждения Шалаева. – Как ты эти паттерны отследишь реакциями нейронов на те или иные раздражители? Покажи мне не реакцию на раздражители, а вкус апельсина, ёб твою мать! Хорошо, покажи мне Интернет. Не оптоволокно, не кабель, не сигналы лазера, не дата-центр. Покажи мне Интернет, больной ублюдок. Паттерны феноменологии мне отследишь, говно собачье? Из этого вытекает, что Интернет есть только в твоей голове!

– Вкус апельсина – это информация в твоём мозгу, которая воспринимается как субъективный опыт. Не понимаю, что ты так завёлся…

– А что насчёт Интернета?

– А Интернет создали люди! А что касается Бога, то его никто не видел, никто не слышал, никто не может доказать его существование.

– А-а-а-а! Я понял. Ты какой-то даун! Сначала ты наплёл про вкус апельсина, и я подумал, что ты воспринимаешь Бога как чистый феноменологический опыт. Потом ты сказал про Интернет, и это вообще какая-то тупая хуйня! Ты говоришь об абстрактных концептах, теперь понятно. Что ж, жаль тебя разочаровать, но в реальности их даже не существует. Они существуют только в твоём мозгу, как и Бог. Вот есть один стул, определённый. На нём можно сидеть – функция. У него есть четыре ножки – характеристика. Он не живой – характеристика. Характеристика возможности сидеть – это абстрактный концепт, также, как и вкус апельсина. Она не существует в реальности. Это просто абстракция, некий конструкт в твоём мозгу, с которым ты сравниваешь вселенную вокруг… Короче, есть три абстракции, и если есть что-то соответствующее этим характеристикам, то это называется стулом. Таким же образом красный цвет – это просто абстракция. Нет красного цвета, который был бы отдельным от какого-то объекта. Красный цвет всегда идёт с неким объектом. Потому что красный цвет по сути является характеристикой чего-то, из чего потом удаляешь абстракцию. Я не понимаю, какое это имеет отношение к Богу.

– Ты просто заменил слово “красный” другим обозначением. Вопрос: зачем?

– Чтобы показать, что есть язык семантики, а есть синтаксиса. Когда ты говоришь технику: красный, он не привязывает это к предмету, а вспоминает РГБ. Когда говоришь: “сделай в презентации квадрат”, он не представляет квадраты всех видов, не проводит такого описанного тобой процесса. Это склад мышления синтаксиса, не путай с концепцией Бекка.

– Но даже в твоей РГБ-нотации самого красного цвета не существует, – заметил Миша. – Ему также нужен зелёный и синий, чтобы относительно них указать красноту. Я говорил о реальной Вселенной, а не о мышлении. Во Вселенной нет красного цвета. Это возможно лишь в чьей-то голове. Хотя попробуй представить себе, например, красный цвет без формы, то есть без геометрических фигур. Просто красный. К тому же, я не говорил о представлении квадратов всех видов. Ты что-то путаешь.

– На улице, когда моргаешь, особенно на солнце, что ты видишь? – саркастически проворчал Цицерон.

– Какая разница? Ты же видишь некую фигуру! Фигура должна выровняться на твоей сетчатке, иначе ты бы её не увидел. К тому же, когда я говорил о мышлении, я всего лишь сказал, что для различения объектов нужна функция или характеристика. И что этих функций на самом деле не существует. Существуют только конкретные объекты, а абстракция – это всего лишь твоё воображение, так же, как и характеристики.

– Окей! Не мог бы ты, пожалуйста, представить характеристику бытия круглой? Не просто круглый объект, а именно характеристику, по которой можно сказать, что некий объект является круглыми.

– Отсутствие углов? – предположил Шалаев.

– Но мы называли вещи красными ещё до того, как узнали, что “красный” относится к длине волны фотонов. Поэтому характеристика, которую мы используем, чтобы определить, что красное, а что нет, не является длинной фотонов. Представь отсутствие углов без объекта, у которого отсутствовали бы углы. Ну охуеть! А ещё парни в очко долбились, прежде чем узнать, что это является педерастией. Значит, это не педерастия?

– Почему ты такой злой, – Мишка чутка спохватился, – и почему ты начал говорить о пидорах? Здесь я ошибся, ибо когда ты видишь что-то красное, можно сказать, ты делаешь замер, который показывает длину волны фотонов. Представь нечто, имеющее диаметр, но без объекта, имеющего диаметр. Длинна волны не существует отдельно от фотонов. Это характеристика фотонов.

– Как же тогда работает творчество? Люди сначала придумывают абстракцию и присваивают ей характеристики. Например, расплывающиеся часы или собаки, играющие в покер. Я это к тому, что по твоей теории нельзя представить то, чего не видел, не слышал. Ведь собаки не играют в покер.

– Какие собаки? Какой покер? Что за игра? Собаки – абстрактный концепт. Ты не имеешь в виду никакую определённую собаку. Собаки имеют характеристики и функции. Они определяют то, что ты считаешь за собаку. Из этой абстракции ты создаёшь некую конкретную собаку, основываясь на её идеальных характеристиках, и рисуешь! То же проделываешь с покером. Чем идеальнее характеристики, тем больше они напоминают какое-то клише, модель или стереотип. По сути, стереотип – это некий тип идеальной характеристики. Если бы все характеристики были реальными, тогда и стереотипы казались бы правдой. Характеристики, которые ты причисляешь миру, не объективны, а лишь результат работы твоего мозга. Абстракции тоже. Следовательно, если ты считаешь, что Бог – это абстракция, значит ли, что он результат человеческого воображения?

ЗНАКОМЬТЕСЬ – НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ

Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи.

Евангелие от Иоанна 8:44

…

Недавно мне исполнилось восемнадцать лет. Стоит ли мне этим гордиться? Думаю, нет. Нечем хвастаться, нечем выпендриваться. Нечем!

Я не понимаю, почему молодёжь так любит и ждёт совершеннолетие. Наверное, потому, что у них наконец-то появилась возможность купить банку пива… И всё. Но стоит ли оно того? Ты это пиво выпьешь за один присест, и останется только пустая банка. А как насчёт твоей дальнейшей жизни? Совершеннолетие – это осознание, что жизнь, в которой ты мог ничего не делать, пока за тебя отдуваются родаки, ушла. И всё твоё дальнейшее бытие – это поиск себя. Но с моим положением в семье о мире и безопасности можно только молчать…

Прежде всего осознание того, в какое дерьмо попала твоя нога. А поскольку уже попала, то твоим модным кроссам как минимум пиздец! Но дело не в кроссах!.. Просто ты, проделывая этот долгий путь, в итоге падаешь с головой в самую её пучину, становишься частью этого дерьма. Но пути назад не будет, ведь позади тебя голая стена, которую не пробьёшь. Как бы ты ни старался!

Это… уже несуществующее прошлое, превратившееся в сплошную непроницаемую стену. И это правда!

Ощущая свою ничтожность в настоящем, ты часто думаешь о возвращении в прошлое, зная, что там, где ты жил, было лучше… Жил по-настоящему. Величайшая несправедливость в том, что машину времени так и не изобрели.

Порой, жалуясь на свою жизнь, мне в ответ твердили, что это переходный возраст и всё одиночество пройдёт. Мне обещали дружбу, близких, общение, доверие, любовь…

Так говорили в двенадцать, в четырнадцать, даже в шестнадцать! Только каков смысл ожидать чего-то в такой поздний срок, когда мои сверстники вовсю крутят "пилоток", не говоря уже о крепкой дружбе.

Мне восемнадцать, а я отчаянно стою на вокзале, как Хатико, ожидая чего-то. Прошло восемнадцать лет, а у меня нет ни друзей, нет никого. Я не могу общаться с людьми, я не знаю, как адаптироваться к ним, как их принять, как с ними жить… Мне попросту наглухо отбили желание жить!

Примерно в одиннадцать лет меня познакомили с Интернетом, и я полностью в него погрузился. Компьютер заменил мне живое общение: я находил друзей, общался, знакомился, влюблялся. И продолжаю это делать…

Я мог бы полностью забыть свою реальную жизнь, углубившись в виртуальный мир. Увы, мне всячески мешают проделать это долгое путешествие. И нет, я не про естественные потребности.

Выпал бы мне шанс уехать в другую страну и полностью изменить свою жизнь, я бы собрался прямо сейчас! Но кто меня примет и куда мне идти? У меня нет ни визы, ни загранпаспорта… И, кроме того, я не знаю, как и где их достать. Такой я нерадивый!

Ну ладно, перееду куда-нибудь, а что дальше? Там будет лучше? Действительно ли я собираюсь начать новую жизнь? Буду ли я жить там долго и счастливо?..

Как говорится: хорошо ли там, где нас нет?

Миша взмахнул мышкой, нажал надоедливую левую клавишу и в итоге получил несколько десятков разных запросов. Паренёк пригляделся: на экране была рекламная заставка сайта, где репетиторы готовы тебя чему-то научить. Осталось лишь выбрать место проведения, сам предмет, цель, уровень преподавателя и ученика. Шалаев изучил эту панель повнимательнее.

Уровень ученика:

Дошкольник;

Школьник (1-5);

Школьник (6-8);

Школьник (9-11);

Студент;

Взрослый.

Юноша с грустью вздохнул.

“Эх, если б я хоть на немного преуспел в своём умственном развитии… Судя по моим знаниям не только химии, но и всей программы в целом, я вынужден оставить выбор только в первом пункте”.

Михаил пролистал ниже: на нижней странице сайта открылся целый выбор возможных репетиторов со всей страны. И, в частности, из столицы.

И им очень хотелось верить, ведь в их анкете был указан многолетний опыт… Вдобавок масло в огонь подливало место получения их образования. Ох уж эти универы, пользующиеся популярностью у будущих студентов, мечтающих получить идиотскую вышку для непонятных целей.

“Но с каких пор стало принято считать тебя пиздатым только из-за места учёбы?”

Бегло изучив анкету каждого, парнишка наткнулся на профиль, который показался ему весьма интересным. Аватарка, в отличие от некоторых, просто отсутствовала, а в графе “образование” даже не указывалось место учёбы. Пустота.

При этом консультация с неизвестным стоила подозрительно дёшево. Мишка счёл это за очередной баг и решил обновить страницу, но снова наткнулся на этот профиль. Описание в анкете было идентично тому, что парень видел ранее, как будто оно не хотело менять свой облик; то же отсутствие фотографий, то же отсутствие места учёбы. И всё та же подозрительно низкая цена.

“Да что же это такое?”

В этот момент стоило бы забить на всё огромный болт и продолжить поиски достойного репетитора, но вся загадочность и мистика только подогревали бушующий интерес Шалаева. И тот, позабыв о своей текущей цели, решил разгадать возможную причину внезапного появления профиля в этом мире и, если возможно, связаться с самим создателем.

Сделав выводы, обдумав множество шагов и сумев сто раз пожалеть о своём решении, юнец, наконец, пришёл к окончательному выводу, что нужно связаться с этим Джоном Доу и назначить время первого занятия.

Часики тикают. Вереница чатов и картинок отвлекла юношу от тревожных мыслей и самокопания. Неожиданно выскочило окно сообщения, и Мишка тут же переключил своё внимание на сообщение.

Q: Здравствуйте!

“Дождались”.

A: Здравствуйте, Вы – репетитор?

Контактная информация была совершенно пустой. Профиль электронной почты был здорово схож с анкетой на сайте: ни фотографий, ни информации. Единственное, что было доступно глазу обывателя – это инициалы, цифры, почтовые символы с "собакой" и почтовый домен.

“Но ведь по почте нельзя узнать, что за человек на другом конце сетевого кабеля, верно?”

Q: Да. Здравствуйте!

“Может, у него амнезия?.. Хотя, как? Ведь доска с текстом находится прямо перед его глазами. Не судьба, что ли, глянуть на своё первое сообщение?”

A: Я заказывал занятие с репетитором по химии.

После длительной паузы появилось ещё одно сообщение.

Q: Допустим.

“Его чрезмерная медлительность меня утомляла… Нужно было что-то с этим делать, ибо, судя по его ответам, он даже не собирался останавливаться.”

A: И?

Q: И всё.

“И на что я надеялся?”

A: То есть Вы мне не поможете?

Но Миша не хотел терять надежду и всеми силами старался получить хоть какие-то ответы на эти пустые разговоры.

Q: А чем тебе помочь? Слова, исходящие из твоих уст, так же абсурдны, столь и лик твой. Твоя душа грязна, а твоему лику не избежать ужаснейшей участи.

Казалось, терпение Шалаева начало потихоньку угасать. Но он и не думал сдаваться:

A: Ты бот?

Q: Может быть.

A: Мне повторить свой вопрос?

Q: Попробуй.

A: Мне надо подтянуть предмет для закрытия двоек. Вы поможете?

Q: Я готов помочь тебе во всём, чего просит твоя грешная душонка. Но стоит ли моя помощь тех денег?

“И долго ты будешь надо мной издеваться?”

A: Короче, всё ясно. Не знаю, какого хуя твоя анкета забыла на этом сайте, но походу ты простой тролль. На этой ноте могу сказать, что наши пути расходятся. Зря только время на тебя тратил xP

Q: Постой!

“Ну что ещё?!”

A: ???

Q: Твой разум пуст, как и ты сам, потому многое затрудняешься познать. Ты только начинаешь познавать этот дивный мир и по мальству своему становишься похожими на тёмную нечисть, которая оскверняет и загрязняет рассудок. Внемли мне: если ты окажешься в среде, где господствуют клеветники, твоим сердцем овладеют нечистые страсти. И потому тебе нужно сделать над собой усилие, чтобы не поддаться искушению. Поддался – кайся. Не поддаёшься – несёшь свой крест исповедания Отца.

“Какая, блядь, муха укусила этого человека? Что за “клеветники”, какой разум, какому искушению я должен поддаться? Уж не знаю, из какого отрывка это было взято, но должен признать, что ему почти удалось меня наебать”.

A: Чувак, прекращай устраивать эту библейскую демагогию. Я всё сказал насчёт тебя. Иди нахуй!

Меньше чем через минуту аноним ответил:

Q: Прости, это шутка была. Я не очень хорош в этом, правда? Сегодня в 19:00, ул. Архангела Михаила, 23. Перед диспансером будет тропинка. Ступай прямо по ней, никуда не сворачивай. Когда увидишь жилые комплексы, похожие на мастерские, там тебя встретит сторож… Я его предупрежу, что ты придёшь… Ну а дальше встретишь меня))) Иди-иди, не стесняйся =) И только без опозданий, прошу тебя! Всё понял?

Столь внезапная смена ролей не вызывала у Шалаева никакого доверия. Кроме того, появление смайликов заставило его ещё больше усомниться в том, что с ним действительно разговаривает человек с серьёзными взглядами на мир.

A: С чего бы мне тебе верить?

Q: А почему бы и нет?

A: Вдруг ты серийный убийца? Или сотрудник ФСБ?

Q: За тобой гонится ФСБ?

A: Нет.

Q: Так чего же ты боишься? Приходи, я буду ждать.

“Буду рад встрече, ага…”

A: -_-

Q: Увидимся! =)

Смайлик в конце показался Мишутке демонической тварью, разверзающим свою безобразную пасть, чтобы поглотить бедного парнишку.

“Этот непонятный, скомканный и тоскливый день не перестаёт пугать своими свойствами. Каждый день являл страх, хандру и безысходность… Но сегодня как будто всё перевернулось с ног на голову, и всего лишь одно-единственное электронное письмо заставило содрогаться целые вселенные. Или на меня грибочки так действуют?”

Мышление Миши всё ещё туманно. Он не хотел верить в то, что это может быть правдой. Мишка долго успокаивал свою робкую душу от скверных мыслей о поезде смерти, хакерах и правительстве, каждый раз внушая себе в голову, что это всего лишь очередной тролль.

“Хотя какой тролль? Какому нормальному троллю пришла в голову мысль оставить профиль на репетиторском сайте и всерьёз втирать мне всю эту дичь? Но почему нормальный? И почему я? Бррр…"

Парень вновь покосился на экран. Окно сообщения по-прежнему спокойно мигало, как будто его содержимое было совершенно обычным. Миша отправил спамера в игнор, закрыл окно сообщений, развернул браузер и посмотрел на часы.

“Может, оно и правда того не стоит?”

Все эти бессмысленные вопросы продолжали копиться в голове Мишки, готовые дополна накопиться и строевым маршем выскочить изо всех дыр.

“Допустим, передо мной предстанет молодой и энергичный пацан, похожий… на меня! Просто более живой и позитивный? И его внутренний мир покажется более искренним, чем мой”.

Миша взглянул на часы.

…

Меня с рождения учили всегда следить за временем. Вот я и слежу: маячу около настенных часов, следя, на какую циферку стрелочка повернёт.

Стрелка пробила двенадцать, а из теремка выскочила кукушка.

Я всегда слежу за временем, не отвожу от них глаз. Даже наручные часы приобрёл на днях… Вру, у Семёна спёр. Теперь, наряду со страхом получить от него пизды, я обнаружил в себе страх куда-то опоздать.

А когда паранойя достигла своего конечного пика, я начал менять время наперёд, чтобы всегда успевать.

Резкий толчок заставил Мишутку содрогнуться. Всё тело трещало по швам, а в мозгу словно слышались бешеные вибрации мелких кузнечиков. На самом деле эти потрескивающие звуки исходили не от головы парня, а от остывания двигателя автобуса.

Миша протёр стекло, покрытое инеем, вынул наушники из ушей, вскочил с места и стал выходить из салона. Это был обычный "Пазик" ежедневно выполняющий функцию героя общественного транспорта. Шалаев проходит мимо прямых рядов пустых сидений, на которых не было ни души.

Дверь была открыта, поэтому, не теряя времени, парень уже собирался спуститься по ступенькам, как вдруг!.. Из-за угла автобуса выглянула пожилая женщина-кондуктор, огляделась и заметила его. Подойдя, она понюхала носом тяжелый горячий воздух и, казалось, слегка удивилась. Но вскоре её лицо изменилось.

– Э, стоять! – агрессивно начала она. – Куда бежать собрался? За проезд кто будет платить?

Лицо Мишутки заметно покраснело. Не сказав ни слова, он сделал шаг и тут же упал, испачкав все шмотки.

– ТЫ ГЛУХОЙ ЧТОЛИ, БЛ?! – эта баба уже начала истерично кричать.

– Милицию вызывай, ёлки-палки, – раздался совершенно спокойный голос водителя. – Толку того, что ты это делаешь.

– А с ними по-другому не бывает! Много они хотят, видите ли!

Стиснув зубы, юнец поднялся и, схватившись за колено, сделал ещё шаг, как вдруг эта женщина схватила его за воротник.

– А ну, куда намылился?! Сбежать хотел? – кондукторша повернулась к водителю. – Алик, двери закрывай!

Но не успела та спохватиться, как её хватку ослабили закрывающиеся двери, и её рука сжалась от дикой боли. Мишка выкатился на асфальт, судорожно отряхнул всю грязь и пыль, сел на ближайшую скамейку и равнодушно смотрел, как автобус слетает со всех колёс.

“Ох, сколько раз я говорил себе, что пора заняться своим физическим здоровьем, делать зарядку по утрам, найти хороший турник. И лучше всего в безлюдном месте”.

Мишка посидел немного со своими мыслями, проверил содержимое своей сумки, а когда боль в колене наконец утихла, зашагал по пустой дорожке.

"Я никогда здесь не был, но эти места такие одинаковые.

Как же экзотично выглядят деревья, убитые осенней порой. Эту романтику дополняет то, что они оказались прямо возле лабиринта изрисованного забора, который их удерживал”.

Парнишка подошёл ближе к оштукатуренному шиферу, достал из сумки баллончик с янтарной краской и набросал свой узор.

И не потому, что равнодушие и враждебность наконец стали его спутниками жизни. Он просто боялся. Не за себя. За них. За ту кондукторшу, за того водителя…

“Он просто выполнял свою работу… Это был его долг. Ощущая каждую крупицу его больной натуры, видно, что он страдает. Эта баба накинула на него намордник, взяла под контроль весь его разум. Я бы мог вести себя агрессивно, например, ударить её, наорать… Но к своему горю я не наделён такими свойствами.

Водила не стал бы открыто психовать. Он уже напуган. Возможно, он пьёт, ходит по барам… Или не ходит, слушается её во всём”.

…

У нас есть первобытное общество волосатых макак. Самки гораздо меньше, слабее самцов и менее агрессивны. Судя по нашим предполагаемым предкам, в иерархии самки занимают место чуть выше детёнышей, на которых вообще всем похуй. Подумаешь, крутится что-то такое мелкое у ног! Пошёл с дороги, щенок!

Но вот в чём проблема: теперь самка занимает доминирующую роль в обществе, а самцы её слушаются. Это, блядь, как? Самцы добывают “ништяки”, а самки их распределяют. ЩИТО, блядь? Попробуй забрать у животного честно добытую им добычу! Оно же тебя сожрёт нахуй! А если я не хочу отдавать самке добытого мамонта, как она меня принудит? Ментов вызовет? Я также слышал, что самки облюбовали пещеры и позволяли самцам согреться у костра в обмен на то, что те приносят им пищу. Пиздец. Вот я с братанами наткнулся на пещеру, где сидят какие-то самки. И вместо того, чтобы просто эту пещеру захватить, выкинуть самок и самим сожрать мясо, нам стоит с ними там о чём-то договориться? А если самки нас не пустят в пещеру, мы – охотники и воины – с okay face униженно уйдём?

Даже сейчас, в эпоху так называемых пиздорабства, что они могут сделать без полиции? Их насилуют, убивают, похищают и продают в сексуальное рабство. Те же фемки, что травят сказочки про матриархат, постоянно жалуются на домашнее насилие и говорят, что муж – тиран.

В современном постиндустриальном обществе роль физического труда невелика. Совершён демографический переход, и необходимости в высокой рождаемости нет. Девушка теперь может себя обеспечить, а у общества нет задачи обеспечить каждую омегу этой самой девушкой. В итоге омега сосёт хуй, а бетки с альфами ебут девчонок. Это естественный ход истории, ничего не поделаешь! Если вы хотите вернуться в патриархальное общество, вам придётся либо переехать куда-нибудь в Зимбабве, либо создать в стране такой пиздец, чтобы люди массово вернулись к натуральному хозяйству и зажили в деревнях.

Как мы могли такое допустить? Неясно и по сей день.

– Так вот, браток, поясни мне, что курил тот мудак, который придумал эту басню о матриархате. И под чем было "научное" сообщество, когда приняло эту теорию за чистую монету и переписало её в учебники?

– А как насчёт алиментов и раздела имущества в случае развода?

– Но это сейчас. А в первобытном обществе какие алименты?

– В твоём так называемом первобытном обществе было два варианта времяпровождения: либо ты сидишь в пещере и занимаешься собственно пещерными делами: жрать готовишь, за детьми смотришь. И второй вариант: ты выходишь наружу, бьёшься с саблезубыми тиграми, медведями, воюешь с другими племенами. Мужики по умолчанию брали второй вариант. Ну оно и понятно! Самки же бедные, терпели проклятое кухонное рабство, но даже не думали жаловаться, потому что снаружи было опасно. Но теперь же опасности нет! И это благодаря мужчинам, которые создали безопасные города. Теперь бабы могут выёбываться.

– И что же ты хочешь мне всем этим сказать? – спросил Мишка, ожидая от тульпы долгожданного ответа.

– Ну неужели не ясно? Жена – это как бы мать, когда ты уже взрослый. А мать – это забота, тепло и ласка.

Мишку здорово пробрало на хохот.

– Что-что, извини?

– Забота и тепло! Всё верно же!

– Что конкретно верно? Жена о тебе заботится? Жена тебя прикрывает? Жена может помочь тебе в решении проблем? Да хуй там – свалит при малейшем трабле.

– А я не понимаю, на что ты рассчитываешь, ожидая этого от женщин, когда сам безвольный хуесос, который не может о себе позаботиться. Не ной, а будь кормильцем и защищай семью. То есть выполняй ровно те же функции, которыми ты обязан этой ебучей модели.

– Зачем тогда баба вообще нужна? Ебля? Шмары и фап. Дети? Нахуй не нужны.

– Тогда нахуя вы нужны бабам? Что они вам дать могут?

Михаил немного призадумался.

– Бабло, к примеру.

– У тебя и его нет. Ты ведь омега! Тип омежки есть такое же отродье, как и бабы, которые их используют. Нормальным мужикам – нормальные бабы. Хуёвым мужикам – хуёвые. Всё справедливо!

– Таких нет.

– Лично миллиард знаешь?

– Да.

– Ну ты и еблан.

– Чем ты опять недоволен?

– Ты что-то там про предков своих говорил? Предки, блядь.

– Так, а какого хуя ты тему перевёл-то? – возмутился Шалаев. – Ну ладно, о чём это я… Ах, ну да, прости. Адам и Ева же наши предки, как я мог забыть. Только в суд не подавай, я не хотел оскорблять твои чувства.

– Дегенерат… Происхождение человека от современных обезьян – лютый антинаучный бред, а у тебя у самого представление об эволюции на уровне диванного креациониста.

– Так, стоп! Ты же сам согласился с тем, что никакого верования и Иисуса Христа в помине не было! Ты о чём?

– Дурашка, если я говорю "так называемом", это не значит, что я уверен, будто всё было именно так.

– Ладно, хер с тобой. Вернёмся к более насущным вопросам. Ну да, понаблюдав за обезьянами, можно точно предсказать поведение человека в разных ситуациях. Плюс идентичное строение тела и одинаковые адаптивные механизмы. В первые годы жизни дети могут даже инстинктивно висеть на палках, как обезьянки. Единственное отличие человека – это большой мозг и механизм самосознания. Что-то на уровне ереси, что Иисус был русским.

“Но он всё равно может проникнуть в какое-нибудь заведение, где люди обменивают эквивалент времени на эквивалент счастья. Деньги на водку, шалав, вещества. Человеку свойственна тяга к саморазрушению, особенно когда вокруг серая зима с оттенками прошедшего времени года. Серая, холодная, сопливая, промозглая, душная. Зима… без снега”.

Пока Миша пребывал в радужных раздумьях, его ступни самовольно возомнили себя независимыми и привели к довольно странному месту: кругом небольшой, но довольно завораживающий своим видом лесок, корпуса, напоминающие мастерские. Осмотрев их со стороны, паренёк вышел к обширной площадке, где его взгляд упал на забавную картинку, рассмешившую его. На той самой площадке стояло большущее деревцо с не менее большущей веткой, на кончике которой была прикреплена длинная петля.

– Эй, олух, это тебе на будущее, – со смеху пустил голос в голове. – Развлекайся, пока можешь!

– Я об этом как раз подумываю, балда! – Мишка и сам рассмеялся.

Любуясь природной красотой, Шалаев невольно взглянул на двоих мужчин, капающихся в багажнике старенького Форда.

– Как думаешь спросить дорогу у них? – Миша даже протянул к ним руку, но потом, почувствовав себя глупо, опустил её.

– Попробуй.

– Я боюсь.

– Ну так не спрашивай, еблан. Я-то думал, что ты дорогу знаешь.

– Да вот с тобой тут всё позабывал к чертям собачьим.

– Я с тобой практически не разговаривал. Это ты в свои фантазии ушёл, так что не кати бочку.

– Ну а теперь ты на меня дурно влияешь! – констатировал Михаил.

– И каким же образом? – недоумевает Цицерон. – Я вообще-то твой верный друг и хороший товарищ. Без моей помощи ты бы на каждой кочке спотыкался.

– Ну-ну. Кто бы спорил…

Миша долго топтался, боясь хоть немного пошевелиться. Но вскоре, поняв, что Цицерон снова предательски покинул голову, юнец остался наедине с двумя здоровыми лбами.

“Что ж, раз мне терять особо нечего, придётся говорить”, – и с этими мыслями Мишутка шагнул в их сторону. Пока юноша совершал шаги, мысленно декламируя для какого-то утешения небольшую считалочку, сам не заметил, как впился лбом в пузо одного из них.

Мужик, скрестив руки на груди и сделав нахальную гримасу, дал понять, что Мишке следует сделать несколько шагов назад. Тогда другой дядька хотел было что-то сказать, но, привлекая к себе любопытный взгляд парня, неловко опустил голову, что-то пробормотал, забавно хихикнул и указал здоровяку на парнишку, дабы тот с ним за него разобрался.

– Тебе чего, братишка? – с тем же нахальным лицом и такой же нахальной улыбкой спросил здоровяк.

– Ну, давай, Мишаня, выкручивайся за нас двоих! – скрипучий визг Цицерона послышался не в тот момент.

– Ты тут вообще не в тему, иди отсюда! – Мишутка сам не заметил, как проворчал это вслух.

– Чего? – опешил мужчина, делая вид, что ничего не слышал. Да что уж там: от сказанного даже его друг изумился.

– Г-где здесь б-б-будка сторожа н-находится? – неумело, волнуясь, поинтересовался парень.

Мужики переглянулись, пошептались, потом дружно рассмеялись. А здоровяк, не снимая улыбки с лица, вытянул здоровую гусиную лапку и здоровым указательным указал на какую-то тропинку.

– Тебя заждались там, – сказанул мужчина. – Будь готов.

– Угу, с-спасибо! – и двинул прямиком к “острову сокровищ”.

Пройдя столь трудный и утомительный путь, Мишка наконец нашёл тот самый "остров". А "сокровищем" этой достопримечательности стал довольно уютный двухэтажный белый коттедж.

И всё бы ничего, если бы этот жилой квартал из одного дома не был окружён жутким сухим лесом, войдя в который уже никогда не найдёшь дорогу обратно.

Мишка немного потоптался, изучил сие сооружение взглядом и решил, что пора бы осмотреть этого монстра на наличие тараканов на кухне. Всё обдумав, парень сделал шаг и, не успев заметить, уже делал шестой круг вокруг дома.

“Опять задумался!”

И пора уже идти на седьмой, восьмой и девятый круги. Но его зрительный сенсор тут же уловил вдалеке непонятную фигуру, которая, казалось, принадлежала крепкому мужчине. Он стоял во дворе и увлечённо рубил дрова.

“Это мой репетитор?” – подумал молодой человек.

На самом деле он выглядел не совсем так, как представлял себе парень: он был здоровым лбом, его одежда состояла из зелёного рабочего комбинезона, но вот лицо было трудно разглядеть. Либо зрение подводило, либо на нём была надета какая-то маска.

Миша так и не осмелился подойти ближе, но даже при своей пассивности привлёк к себе внимание. Дровосек, заметив парня, поднял указательный палец и поднёс его ко рту. Кажется, он уже был готов дать дёру…

– Эй! – послышалось сзади.

Чья-то здоровая рука схватила Мишутку за лицо, заставив его тут же вскочить и приготовиться бежать во всю прыть от этого гиблого места. Но эта же рука сжала его плечо и развернула к себе.

– Это ты договаривался с репетитором о встрече?

– Д-да…

– Следуй за мной.

Это был второй дровосек, который по росту и мускулам был почти идентичен предыдущему персонажу, только у первого была лысина, а этот был небрит и волосат. Ну и одежды на нём было много: клетчатая рубашка, заляпанная серая футболка и не менее поношенные синие брюки.

Ну а Миша послушно последовал за ним, не думая о том, что это за дядьки. И никто даже не спрашивает, кто он такой и чем знаменит. Всем похуй.

Лохматый поднимается по ступенькам на крыльцо, подходит к двери, дёргает за ручку и резко поворачивает голову в сторону Мишки, составляя жуткую гримасу, воплощающую в одном флаконе неодобрение, недоверие и равнодушие. Шалаев тем временем уже успел пожаловаться на судьбу и весь род человеческий.

– Не отставай! – зловещим тоном приказал крепыш и зашёл внутрь.

Внутренний мир данной обители оставлял желать лучшего. Нет, он не был в аварийном состоянии, но куда ни глянь, повсюду были горы выброшенного мебельного мусора. Будто вся семья переехала буквально на днях, даже не успев толком обосноваться в новом жилище.

Парни проходят по тёмному коридору со сплошными белыми стенами, с единственной лампой, свисающей с потолка, окружённой мотыльками. Путешествие сквозь долгую тьму могло занять вечность, пока Мишутка не заметил приоткрытую дверь в полуосвещённую комнату, где происходило что-то странное.

Шалаев немного отстранился от своего сопровождающего, внимательнее прислушался к доносившимся сбоку звукам и всё же решил потянуть за ручку. Увиденное им ещё больше заставило его усомниться в том, что тут живут здравомыслящие: посреди полутёмной комнаты стоял и дрожал обнажённый толстяк, держась за голову и глядя в пол, лихорадочно повторяя одну лишь фразу:

– ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ! ПОВИНУЙСЯ!

“Кажется, этому чуваку основательно промыли мозги. Иначе я не могу объяснить, почему его заклинило на одном слове”.

БАЦ!

Не успев насладиться этим жутким зрелищем, Мишку вновь отдёргивает здоровяк.

– Я же говорил не отставать! – схватил за руку и потащил за собой.

Побродив ещё некоторое время, они, наконец, доходят до поворота, после которого виден ещё один коридор, идентичный прошлому. Казалось, он погряз в кромешной тьме, однако в конце виднелся малый источник света.

Бородач поворачивается к Шалаеву, отпускает его руку и указывает на дальнюю-дальнюю дверь. Собственно, выбора у Миши не было, поэтому он съёжился и сделал долгожданный шаг вперёд. Юноша всё шёл и шёл, не чувствуя за собой притворных лучей солнца, потому что порог "Царства Божия" был переступлен, и только тьма следовала впереди него.

И вдруг гаснущий с каждым шагом свет, наконец, корчится и гаснет. И тогда где-то вдали вспыхивает спичка, а затем летит в прозрачную пещеру, оживляя её внутренности. Затем зажигается лампа, ручка которой удерживается пальцами человека.

Михаил сделал резкий шаг назад, пока свет лампы не отразил весь облик его хозяина. Он казался очень весёлым и приветливым, несмотря на то, что на вид он был довольно высоким, но с увесистой "мозолью". Он был таким же бородатым, как и остальные. А одеждой его были белые джоггеры и пёстрая гавайская рубашка.

– Здравствуй-здравствуй! Михаил, кажется? – шутливо прогудел мужичок. – Зовут меня Никита Сергеевич. Проходи!

Никита Сергеевич сделал призывный жест в сторону двери, схватил Мишку за плечо и повёл внутрь.

“Arbeiten, arbeiten! Время не ждёт…” – горько добавил юноша про себя.

Включив свет в комнате, мужчина велит парню сесть за письменный стол, который был в дальнем углу возле окна, а сам достаёт кожаный футляр и вытаскивает маленькие круглые очки.

– Как добрался? Никто не приставал? – с довольной лыбой начал Никита Сергеевич.

Миша, ещё не совсем отпустив все страшные фантазии, покачал головой.

– Ну, тогда предлагаю начать изучать эту науку вместе! – бородач достаёт из-за спины пыльный учебник химии советского образца. – Ха! Ну, что скажешь?

“Его чрезмерный оптимизм по поводу всего, что его окружает, скоро и погубит. Я представлял, что делает с людьми возраст, но не до такой же степени!”

Миша, чтобы окончательно не расстроить настроение Никиты Сергеевича на предстоящий урок, в своём стиле изобразил фальшивую улыбку и неловко пожал плечами.

– Ну что, – Никита Сергеевич мимоходом пролистал весь учебник и выбрал первую попавшуюся страницу, – будем учиться? Что тебя конкретно интересует?

– Ну… э-э-э…

– А зачем? – здоровяк отбросил учебник и восторженно уставился на юношу. – А тебя никогда не интересовали вещи более занимательные, чем твоя химия?

“Так, а я что-то не пойму… Чему я пришёл сюда учиться?”

Михаил затруднился ответить. Его ничего не радовало и не интересовало. Он безуспешно искал себя во всём, но быстро отчаялся. Возможно, по тем или иным причинам, а иногда родители заставляли его подавлять свои чувства. Он не мог сказать, что играл на скрипке. Боялся, что для этого милого бородатого мужчины это будет не на его уровне. Сказать, что он портит стены своими тегами, и тот подумает, что молодой человек бесхозяйственный скиф, вандал и тому прочее.

– Возможно, ты любишь рисовать! – радостно воскликнул Никита Сергеевич, поплёлся к горе своих чемоданов, открыл один из них и вытащил холст с размазанным по нему художеством. Миша прищурился, дабы повнимательнее рассмотреть рисунок.

– Красиво вышло?

– Да… Достаточно впечатляюще…

– Рисование – это способ выразить свои подавленные чувства, – начал мужичок, обводя пальцем своё творение. – И когда ты выразишь себя, никто не сможет тебе навредить.

Никита Сергеевич игриво ухмыльнулся и осторожно положил холст обратно в сундучок.

– Эй, ну а может, тебя интересует философия? Все эти Канты, Гегели, Руссо да Аристотели тебя ни капли не завлекают?

– Не особенно, – выдавил Мишка, войдя в некоторую уверенность.

– Правда? – бородача прорвало на хохот. – И я согласен! Кому они вообще нужны в наше постмодернистское время? Теперь же есть вы, возомнившие себя “молодыми и неуклонными” философами, эдакими Ницше двадцать первого века, и пытаетесь продолжить их труды, даже не прочитав ни одной страницы их чтив.

“К сожалению, это так. Кажется, что в наше время каждый человек считает себя знатоком литературы просто потому что он любит читать. Однако необходимо уметь отличать книги действительно ценных авторов от литературного мусора. Нас учили, что если ты образован, то всё знаешь. Точно так же, как действует принцип "предупреждён значит вооружён".

Нам говорят, что книги расширяют словарный запас, и со временем у человека развивается способность чётко формулировать свои мысли и слова. Чтение книг – это один из способов саморазвития, но не все книги одинаково полезны. Ни один прочитанный лист бумаги не делает вас умнее и ничего не меняет. Нет смысла читать графоманские труды или псевдонаучные статьи, которые не несут в себе никакой ценности”.

– Ну, гм… – Шалаев опустил взгляд и усмехнулся. – Возможно, Вы правы.

Но Никита Сергеевич и не смел останавливаться:

– А книжки вообще читаешь?

Миша покачал головой.

– Какая-то неприязнь? Не приучили?

Миша кивнул.

– Знаешь, с какой-то стороны я тебя понимаю! Нет, конечно, любая книга сама по себе интересна и даже очень увлекательна… Но знаешь, начинаешь читать условного Булгакова, а там столько вздора!.. Наверное, ещё страниц двадцать, и это однозначно будет интересно, но в итоге – полная херня!

– Угу, – юнец меланхолично вздохнул.

– А ты, я вижу, не из болтливых, да?

Не поднимая глаз, Мишка пробормотал:

– Д-нет…

Но вдруг Никита Сергеевич подскочил к Шалаеву и сжал ладонью его губы. Затем он вытянул палец и медленно поднёс к своим устам.

– Ш-ш-ш-ш! – издал мужик. – Можешь ничего не говорить. Нет, не стоит… Нет, я прошу!.. Я уже всё знаю.

“Этим челом словно овладели демоны, даю слово. Что с ним не так, ты скажи мне?!”

И вдруг его прервал щелчок дверной ручки, и из-за двери выскочила голова маленькой девочки. Лицо её казалось безобразным: кожа была покрыта ядовитой белизной, на голове отсутствовали волосы; щёки, заклеенные пластырями, были расцарапаны, а глаза лелеяли страх. В целом она напоминала страшную куклу из интернет-магазина.

– Па, ужин! – раздался её робкий хрип.

– Сколько раз я тебя просил… Не снимай! Гостей так распугаешь!

– Но… Остынет же! – девочка виновато опустила голову, проклиная себя за незваный приход.

Бородач вздохнул.

– Ладно, ты иди давай, а мы за тобой. Хорошо?

И девчонка тут же застучала сандалиями по коридору и вдаль. Никита Сергеевич медленно повернул голову к ошеломлённому Шалаеву и оскалился.

– Останешься?

– Н-нет, – невнятно произнёс Мишутка, о чём вскоре пожалел, фантазируя возможные последствия того, что сделал бы с ним этот человек.

Но тот лишь лучезарно улыбнулся.

– Да ладно тебе, не отказывайся от возможности. Идём!

– Чувствуй себя как дома!

Сбоку сидели два бородатых столба, коих парнишка видел ранее. Они тупо сидели и не двигались, смотрели прямо и даже не реагировали на звуки. Как две неподвижные статуи.

Вдруг Мишка почувствовал что-то колющее на уровне ноги. Он заглянул под стол и увидел сидящего мальчика, до странности схожего с той девочкой, которую тоже видел ранее. Мальчишка попытался забраться на стол с помощью ноги Шалаева.

Юнец испугался такого внезапного появления. Было ощущение, что появление в этом доме какого-то скримера – совершенно нормальное явление. И никто не хотел менять ситуацию, ибо таким жильцам это было просто не нужно.

– Ой, – Никита Сергеевич усмехнулся. – Ты не пугайся, это мой сынишка. Ещё маленький, а уже такой самостоятельный!

“А ко мне присоединилась та самая девочка, ко всему прочему уже в маске. В маске овцы… Стоит дальше удивляться?”

Закончив накрывать на стол, дети расселись по свободным местам, позволив своему отцу начать речь:

– Братья и сестры, дети мои! Позвольте вам кое-кого представить…

Мишка мгновенно настораживается.

– В наш край пожаловал долгожданный гость! – и показывает на юношу.

OH SHI~

“Они смотрят на меня. Я сижу с вилкой в руке, открываю рот, и ВСЕ смотрят на меня! Ну нахуй, надо бы делать ноги отсюда!”

– Правда, он посетил нас сегодня с одним очень важным делом… Возможно, он скоро покинет нас, но это не мешает нам поприветствовать его в нашей скромной обители. И в связи с этим знаменательным событием предлагаю именно ему прочесть молитву.

И все присутствовавшие за столом разом притихли. На Мишку таращилась кучка выпученных очей, сеющих собой нескончаемую злость, тревогу, животный страх, которые невозможно скрыть.

“Мы читаем мир по глазам. И более того, мы можем изменять его с помощью своих взглядов”.

– Приступай, Миш, не стой на месте! – сказал он, указывая на изысканно накрытый стол. – Нам нужно выразить благодарность Отцу за то, что Он дарит нам эту пищу!

– С-с-слушайте, я не очень-то умею это, – неуверенно признался Мишка. – Может лучше Вы?

– Да давай, Миш, не стесняйся! – утешал бородатый. – Ты же понимаешь, что всё это его подарки. Для нас.

Миша холодно посмотрел на Никиту Сергеевича, кивнул, скрестил пальцы и поднял глаза. Все остальные повторили это за ним.

– К-хм… Ну в общем-с… – он быстро порылся в голове, подыскивая нужные слова, а затем продолжил: – Отец… с-спасибо тебе за твою еду, который подарок… И…

“И… всё?”

Никита Сергеевич рванулся к Мишке настолько быстро, что тот не успел даже моргнуть, схватил его за щёки и стал изучать его образину. Шалаев, однако, смущённо отшатнулся от него, но мужичок улыбнулся и протянул руку, словно мирясь.

– Радуйся, Равви (Мф 26:49), – он медленно передвигал губами, чтобы показать, что он не намерен причинить вред.

…

Описываемая ситуация показывает противоречие между современным миром и примитивными обычаями дикарей. Дикари не поддерживают прогресс и предпочитают сохранить примитивный образ жизни, что несовместимо с современным обществом. Но необходим ли поиск какого-то баланса между традициями и новейшим миром для сохранения гармонии?

– Приятного аппетита, – пожелал бородач остальным, сидящим за столом. Они кивнули, вернулись к своим тарелкам и ритмично застучали ложками и вилками.

Повернув глаза к Мише, Никита Сергеевич произнёс:

– Не бойся! Ты сейчас очень напуган, я знаю, я это вижу… Но не бойся, всё пройдёт, я уверен… Ты увидишь! Мы вовсе не те, за кого ты нас принимаешь, и я докажу тебе это, обещаю, – затем он опустил глаза, хмыкнул и добавил: – Не понимаю я вас, людей, способных ещё стать счастливыми… Ведь ты, физически не знающий настоящей боли и страданий, просто теряешь тот дар, тот единственный дар в жизни – пройти свою жизнь до конца, несмотря на все превратности и колдобины, чтобы в конце концов обмякнуть в её железных объятиях и уснуть навсегда. Да и потом, разве это жизнь? Представь себе только, что такое есть, когда ты знаешь, чем всё закончится. Это ведь почти что смерть. Лучше позволь мне сделать твою жизнь счастливой. Поверь, ты ещё будешь радоваться!.. Тебе просто нужно… впустить Его!

TAGGING UP TURF

У Миши закончился последний урок. Вокруг кабинета толпа. Видимо, у кого-то на носу седьмой урок. Ещё так на Мишку посмотрели, как на отбитого. Но парнишка проходит мимо них, выходит на площадку и спускается по лестнице, а затем к выходу.

Блуждая по городу, Мишутка шёл домой всегда через городскую площадь, где на удивление, всегда было мало народу. И на этот раз, с воткнутыми в уши наушниками, ритмично шагая под мелодию, Шалаев проходит мимо окон здания художественной гимнастики, что неподалёку от заурядного памятника Ильичу, и с презрением косится на молодых девушек его возраста, скачущих на носочках. Пацан не понимал, как можно тратить время на такие "бесполезные" занятия, предпочитая самому лежать на кровати и капитально аутировать. Но в глубине души завидовал им их упорству и стойкости.

“Возможно, мне тоже стоит сделать некоторые выводы?” – думал Михаил, проходя мимо гимнасток.

И всё бы ничего, если бы тот не наткнулся на стоящего рядом с ним знакомого. А зовут его:

– АНДРЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕЙ!

“Почему так громко? Да вы взгляните на него! Опустив голову, он стоит возле ступенек и курит свой каличный “Космос”. По его внешнему виду видно, что он яркий представитель панк-музыки, но сам лишь простой говнарь. Косуха его набита всевозможными значками, за спиной гитара, на ногах огромные кожаные ботинки с шипами, а голову украшает ровный ирокез рыжего цвета”.

Шалаев подошёл к Андрею и молча протянул ему руку. Второй, обрадованный столь приятной встречей с приятным ему человеком, ответил взаимностью.

– Прэ-э-э-т! – лукаво поприветствовал панк.

– Угу.

– Почему ты так редко здороваешься?

– Как редко? – удивился Миша. – Всего-то один раз.

– Обычно “угу” означает некоторое неуважение к собеседнику и полный пофигизм.

“Ну а что ему сказать? Наверное, то, что мне не впервой так ко всем обращаться, потому что “привет, как дела, пока не родила” уже заебало?”

– П-потому что я ненавижу г-г-говорить это нудное “привет”. Бля, каждый это говорит! – сказал Мишка с оттенком раздражения. – А когда я пытаюсь приветствоваться по-другому, ты начинаешь меня п-п-пародировать!

Андрей скосил кривую ухмылку.

– Это шутка юмора! Хм, давай тогда буду говорить что-то типа “здравствуй”? Или, блин, хрен знает… Я не знаю, как ещё.

– С тобой всё в порядке? Ты с пятницы будто сам не свой.

– Это всё концерт! – согласился он, улыбаясь.

– В отрицательную с-сторону он тебя п-п-поменял.

– Интересно, в какую же? – Андрей недовольно фыркнул.

– В отрицательную…

– В какую именно? – не унимался панк.

– Ну, – Миша задумался, – тогда, шестого числа… Знаю, ч-что это лично твоё мнение и, оно п-п-полностью отличается от моего, но… В общем, хуйню ты к-какую-то тогда п-прогнал! А сейчас в-вообще доебался до “угу”, но почему-то раньше не жаловался на подобного рода приветствие. В-выжидал момент, небось?

Шалаев ожидал словесного поноса от панка в этот момент, который заставил бы его спрятаться в свой панцирь, но тот лишь мило улыбнулся.

– Ладно, извини, что так вышло… – парень посмотрел в сторону окон здания художественной гимнастики. – О! Погляди, какие девчули.

Миша повернулся в ту же сторону, куда смотрел Андрей, и закатил глаза.

– Что? Не понравились?

Мишка отрицательно покачал головой.

– Давай, Мишань! – уже и Цицерон въелся. – Ты даже не общался с ними! А потом жалуешься мне, почему тебя девки не хотят замечать…

– Я видел достаточно, дружище… И не собираюсь совершать ошибок.

– Но ты глянь, какие они хорошенькие!.. А как мне нравится их мода: укороченные джинсы с высокой талией, заправленные в футболочки… И модные сникеры, кстати! Это ж… в космос просто.

– Кого ты так описываешь? – Мишка искренне изумился. – Они молоды, а ты стар. Через несколько лет эти стройные девушки покроются складками и растяжками, глаза превратятся в узкие щёлочки, а мордочка приобретёт требовательное выражение. Ты же не глупый, к тому же мой советчик! Необычно слышать от тебя такую хрень…

“Одежда скрывает недостатки так же, как и тонны косметики, ставшие тупо доступнее, как и видео-мануалы по её нанесению. Как говорил кто-то: не всё золото, что блестит. Так что…

А ещё абсолютно верно, что пока мы молодые и в одежде, – всё хорошо! Но со временем становимся похожи на “пиздец”, забивая на себя даже с изначально хорошими данными”.

– Да ну! Ты не хотел бы взгромоздить такую пилотку себе на лицо?

– Не-а.

– Я принял бы такое за честь и отвагу! – и гордо поднял палец. – Ха! Ааааайййй! Бзик нервный… Сделай мне массаж.

Миша недоумевает.

– Массаж чего?

– Спины! – панк рассмеялся. – Я странный, да…

– Все мы странные в той или иной степени, – поддержал Мишка.

– Да, и все мы пидоры…

Миша недоумевает вдвойне.

– Что ты подразумеваешь под словом “пидоры”?

– Ну, возможно ты пидор, я пидор, он пидор, они пидоры… – и тут Андрюша ушёл в бурные размышления.

“С этим типом я познакомился совершенно внезапно! В одном паблике был опубликован пост, но не из разряда “Найдись, красавчик” или “Анонимно. Понравился очень, встретились там-то”. Нет! Такой формат знатно устарел, поэтому текст поста гласил:

«Прошу коллективной помощи в поиске определённого человека: русые кудри, всегда быстрая спортивная походка, живёт там-то… Вечно один, зажатый… Ищу с целью затусить, а так, подойти мне мешает моя неуверенность».

Вот и нашёл меня… До сих пор не могу понять, как он в одиночку это сделал! В целом неплохой он человек, пусть и ебучий извращуга: всё время шутит про гомиков, фейсситтинг, женское доминирование… Противно всё это слушать. Но в остальном меня всё устроило. Я его принял как полагается… Правда, я периодами сомневаюсь в его гетеросексуальности”.

– Не молчи, – панк окликнул Шалаева, не забыв похлопать по плечу.

– Не молчу… – рассеянно процедил Мишка.

– Ну, тогда ответь что-нибудь.

– Ответить на что?

– На то, что я тебе говорил.

– А что ты говорил? – спросил Мишутка, покосившись на Андрюху.

Последний неловко почесал в затылке.

– М-да… Короче, забей хер! – и отмахнулся, вновь уставившись на гимнасток. – Но девочки классные, а ты просто скромничаешь и боишься в этом признаться!

– Т-ты идиот?..

– А ты скромняга!

Достав тетрадку и баллончики с краской, Шалаев бросил сумку себе под ноги и на всякий случай проверил наличие краски, проведя ловкими движениями пару линий на голой стене. Линии, как он и ожидал, оказались смелыми и чёткими, а значит, осуществлению его замысла ничего не мешало.

…

В классическом понимании граффити, которое сформировалось к середине предыдущего столетия, принято считать лозунги ситуационистов, распространявших свои протестные движения по европейским странам.

Вскоре волна граффити докатилась и до Северной Америки, где направление чаще всего ассоциировалось с чем-то криминальным, ведь целью оставленных "тегов" было обозначение территории, на которую распространяется влияние банды.

В какой-то мере это дошло и до наших времён, но в гораздо более прозаической форме. Сегодня граффити – это скорее инструмент самовыражения художника.

– Эй, гражданин, а чем Вы этаким занимаетесь? А ну прекращай этот вандализм! Поймаю и перцем тебе ебало залью, биомусор!

– Обычно баллончик в анус запихивают, чтоб ты знал.

– Чувак, ты серьёзно ищешь острых ощущений от этого занятия, ни капельки не осознавая, что буквально отвернешься и тебе уже ебало бьют? – Цицерон нахально рассмеялся. – Это город и так похож на говно, а ты ещё своим калом стены мажешь!

– “Калом” он является исключительно для твоего больного взгляда, – подловил Шалаев.

– Хорошо, рисуй у себя дома!.. Или в специально отведённых для этого местах, хуйдожник. Но нет, ты же быдло! Тебе нужно, чтобы твой кал красовался на чужом имуществе и жизненном пространстве!

– Я рисую в городских условиях, и не наношу ущерба частной собственности простых людей, если это возможно. А всё муниципальное будет расписано ещё как протест против нынешних социальных устоев, которые прогнили.

– Я тебя понимаю, но загвоздка в том, что закрашивать твою хуету будут такие же простые люди, как ты. Или Василичи с тётями Сраками с зарплатой в восемнадцать тысяч. И только ты делаешь им хуже! А “наверху” всем глубоко похуй на твои каракули, в этом можешь быть уверен. Погляди сам: сейчас по центру видно, как бедолаги оттирают “художества” малолетних долбоёбов. Причём в реалиях небольшого города одних и тех же долбоёбов по сотому кругу. Так что хуй знает, веселья не вижу…

– Как знаешь, браток…

Всю историю существования граффити человечество пыталось лишить его права называться искусством. Да и сегодня одним рисунок на стене покажется шедевром, другие скажут: “засрали дом”.

Вот и историю моего самовыражения всячески пытались лишить. Но Семёну стоит отдать должное, ибо своими запретами он только подогревал во мне интерес к этому делу. Жизнь в панельках казалась серой, и я всегда мечтал о чём-то большем. И вот однажды, случайно заметив на одной из стен здания ярко-жёлтый тег, я ощутил, как моё сердце ударилось чуть сильнее. Для маленького меня эти каракули были каким-то непонятными, но при этом таким притягательным. В скором времени я всерьёз начал интересоваться этой формой искусства, изучал работы знаменитых художников и их приёмы. Спустя ещё какое-то время я понял, что граффити – это не просто разрисованные стены, а настоящее выражение чувств и мыслей.

Неожиданно для себя самого, я начал творить свои собственные граффити. Старался уловить дух Мочалина и изобразить соответствующий тег на стене дома. И так, первой жертвой моего искусства стал мой же дом – серая пятиэтажка на юге города. Но моя первая работа оживила иначе такие серые и скучные улицы.

Я, подобный хищнику, охотился за идеально чистыми стенами пятиэтажек. Для меня каждый многоквартирный дом становился холстом, на котором я воплощал свои мечты и фантазии. Я тупо прогуливался по своему городу с баночкой краски в кармане и размеренно рисовал коварные улыбки, яркие шрифты и образы, чтобы заставить ожить хрущёвские постройки.

Часть людей считает это вандализмом, потерей чувства прекрасного и просто непонятной хуйнёй на стенах. Но я вижу в этом выражение моего мнения о существующем мире и порядках, бытующих в обществе. Это вызов серости, стандартам и навязыванию большинством человечества правил игры. Когда ты молод, ты должен творить, жить, искать новое и разрушать догмы, которые сейчас заставляют нас двигаться в одном направлении, как солдат в строю!

Долгое время граффити ассоциировалось исключительно с незаконным нанесением сомнительных рисунков на все доступные городские поверхности. Но времена меняются, и в последнее десятилетие его всё чаще называют модным искусством. Слыхал, что в некоторых регионах муниципальные администрации выделяют специальные площадки, где каждый может самоутвердиться. Но меня не интересуют специально отведённая местность… Меня должны видеть везде!

Развернув тетрадку на нужную страницу, Мишка, следуя в ней своим эскизам, принялся закрашивать пустые стены подъезда.

АНДРОМЕДА

Уроки закончились. Последним уроком была химия, на котором Шалаев снова решил ничего не делать. И вот он стоит в кабинете директора вместе с химичкой, которая вешает лапшу директрисе о том, как юноша наплевательски относится к её предмету. Хотя тот всего-то не принёс тетрадь по лабораторным.

Прослушав лживые лекции о том, какой он плохой, Миша всё же решает спросить:

– Я свободен?

– Нет, – ответила Федосия Витальевна, директриса. – Хочу поговорить с тобой. – И в ту же секунду косится на Розу Елизаровну. – Лично.

Надеясь насладиться тем, как директор будет бузить на своего “любимого” ученика, Роза недовольно чавкнула, встала со своего места и вышла из кабинета.

Проводив её взглядом, Федосия Витальевна вновь посмотрела на Мишку.

– Садись, – она указала ему на стул, на котором до этого сидела химичка.

Парень с отвращением посмотрел на этот стул и уже собирался заткнуть ноздри, но под тяжестью страха и безысходности бросил сумку, сжал пальцы и сел.

Директриса начала разговор с Михаилом, обращаясь к нему следующим образом:

– Миш, я уже давно наблюдаю за тобой, с момента твоего поступления в нашу школу. И я замечаю, что ты не ценишь то, что мы стараемся для тебя сделать. Понимаю, ты утомляешься после учебного дня, появляется нежелание что-либо делать, особенно домашнюю работу. Конечно, я и сама была школьницей. Такой же, как и ты…

Миша смиренно молчит. Ему этот “разговор по душам” только на нервы действует.

– …и даже сейчас, занимая такую непростую должность, я как-то умудряюсь всё успевать, и даже отчитываться о проделанной работе. Пусть и жертвуя для этого немалым здоровьем… И весь наш персонал тоже жертвует. И Роза Елизаровна в том числе… Да, по большому счёту ничего за это не получаем.

“Ты бы ещё прошлась по тому, кто у вас эти деньги забирает, а то я уже заебался слушать, какая у неё зарплата маленькая и что никто со мной сидеть после уроков не будет!”

– Но ты же способный парень с безупречной работоспособностью и хорошим интеллектом. Более того, твоё интеллектуальное развитие выше среднего. Выше, чем у твоих одноклассников. Но в то же время можешь быть ленивым, не так ли? – и ожидает, пока Мишка что-нибудь из уст своих протолкнёт.

А Миша по-прежнему сидит молча, любуясь шторами и не представляя, что сказать. Федосия Витальевна щёлкнула пальцами перед глазами парнишки, после чего тот оживился, повернулся к директрисе и сделал мудрую гримасу, как будто всё это время внимательно слушал её.

– Мне переспросить? – Федосия Витальевна щурит глаза, скрещивает руки на груди и облокачиваешься на спинку стула.

– Достаточно. – Мишка встал со своего места, дёрнул за ручку и вышел в коридор, не забыв со всей дури хлопнуть дверью.

Мишка не шёл, а буквально нёсся, мчался по коридору, кипя от ярости. Возмущение прямо-таки переполняло его.

“Видите ли, “я умудряюсь всё успевать и ДАЖЕ отчитаться о проделанной работе, пусть и жертвуя своим здоровьем”. Ага-ага, “и Роза Елизаровна тоже”. Ну и мне, конечно, интересно услышать, как эта сука только и делает, что притворяется великомученицей, чтобы в лишний раз самоутвердиться за счёт меня! Да и Вы, Федосия Витальевна, тоже хороша, раз верите во всю эту чепуху и тоже её защищаете! Федосия Витальевна, ну будьте человеком – делайте свою работу, НАСТОЯЩУЮ работу!.. И Розе заодно посоветуйте так сделать. Нежели мне слушать то, как вы тут сопли о копейках за ваш “великий и неблагодарный” труд распускаете! Нытики хуевы… Тьфу!”

Прозвенел звонок. Мишутка лихо застегнул куртку, перекинул сумку через плечо и направился к выходу. Там его уже заждались.

– Ну, рассказывай, – вопрошает панк. – Что-то ты долго там. Всё хорошо?

– Потом, – отмахивается Шалаев. – Идём лучше, куда ты п-просил.

– Ага, понял, – и за ним вслед.

Где-то за искомым пунктом назначения что-то зашуршало. Причём шуршало довольно долго, как будто кто-то рылся в кушерях. По таким чутким шорохам можно было предположить, что, вероятно, по зарослям ползает экзотическое животное в поисках еды.

Но истина этих теорий внезапно оказалась ложью. Шелест возбуждённых листьев тут же стих, и из глубины густого леса показались две человеческие фигуры.

Редкий солнечный день клонился к закату. Гаснущее небо уже не могло просочиться своими крупинками лучистого заката в лесную бездну, поэтому его роль мог бы выполнять один-единственный работающий уличный фонарь. Но вот встроенная барахлящая лампочка даже с душераздирающим рёвом едва ли смогла бы выполнять свою функцию. Поэтому Андрей додумался включить у себя на телефоне фонарик и идти по освящённым грязевым оврагам, таща за собой Мишку.

– Ну вот, мы пришли! – Андрюха улыбнулся, показывая пальцем в сторону… Это было похоже на калитку из сварных металлических прутьев. – Пошли?

– А-а… что там? – боязливо спросил Мишаня.

– Как я тебе и обещал!

Андрей повернул взор к ручке и подумал что-то сомнительное, затем посветил фонариком себе под ноги, надеясь что-то найти. Миша уже насторожился, пока свет не пал на лежавший замок.

Панк испытал облегчение, наклонился за устройством фиксации и сунул его в карман.

– В-всё в п-п-порядке?..

– В полном. – Андрей подошёл к калитке и дёрнул за створку. – Проходи… Надо потом калитку запереть, так, на совесть.

“И столб починить”, – добавил Шалаев.

Деревья расступились, обнажив приземистые силуэты каменных крестов, аккуратно врезанных в землю. В растущем лунном свете территория кладбища выглядела ритуальным тотемом мёртвого и пустого леса, без огромных злодеев, анимешных мордашек и могущественных заклинаний. Совсем пустая, брошенная локация. Однако Миша строго приказал себе не выдумывать глупостей, ведь призраков не существует.

Еловые иголки тут же сдуло ледяным ветром, и теперь можно было окончательно рассмотреть местность, откуда они уходили, в мельчайших подробностях.

“Даже не знаю, что бы предпочёл: удручающий вид сей “изысканной достопримечательности" или довольное лицо Андрея, приведшего меня сюда для совершения грязных делишек".

И довершая апокалиптическую картину нотками безысходности и отчаяния, два-три сорванных дерева покачиваются над почерневшими каменными надгробиями, давая едва скудную тень.

– Тебе не страшно здесь в такое время суток гулять? Особенно со мной.

“На что он намекает?”

Миша нервно помотал головой и добавил:

– А тебе?

В ответ Андрюха просто пожал плечами. Кажется, никакие сверхъестественные глупости его нисколечко не пугали.

“Ну конечно… Он же панк!.. Вернее, говнарь-фетишист или что-то с этим свя… Ему же всё нипочём, короче, да! А может, дело в том, что он гораздо лучше видит в темноте”.

– Мне здесь хорошо.

“Ему здесь хорошо… И мне следует чувствовать то же самое”.

Накрутив себя, Миша загнал дрожь внутрь тела и расправил плечи.

– Ладно, погнали! – сказал панк, поправляя телефон в руке. Шалаев кивнул и устроился следом.

“Да и мне самому стало чуточку теплее на душе. Всё же, несмотря на браваду, я нуждался в ком-то. Может быть, в Андрее?”

– Он тебе не нужен, я же вижу. В этой ситуации он интересует тебя как живой щит… На случай, если дела пойдут совсем плохо. Ты же бессердечная тварь, так до сих пор не научившаяся ценить человеческое тепло. Забыл?

– А что мне ещё остаётся делать, находясь чёрт знает где? Советуешь бежать? Да с радостью! Только куда? Предоставь мне GPS-навигатор и карту.

– Ты же криворукий! Какая тебе карта с навигатором? Ты даже при наличии всего необходимого нихуя не сделаешь. Научись уже думать собственной головой, пока не поздно!

– Спасибо, но ты так и не ответил на мой вопрос.

– Изнасиловать его, к примеру, – смело предложил Цицерон.

– Пока он не додумался изнасиловать меня?

– На каждого крутого рано или поздно найдётся ещё круче! Ну, ты хоть листву скинешь, так что пользуйся моментом, пока можешь. Ты же сам этого хотел.

– Но не с парнем.

– А какая разница? Взгляни на его лицо.

Мишка подбежал к панку и, стоя рядом с ним, собирался изучить его харю, пока смущённо не отвернулся и не почувствовал на себе его горящий взгляд.

– Ну, понравилось? – голос кокетливо поинтересовался.

– Сволочь ты… Хоть и часть меня.

– Рад служить!

– Ты бы ещё воинское приветствие отдал, клоун.

– Могу, только здесь тесно.

– Тесно? Каким же образом, если ты сам всё время напоминаешь мне о том, что я тупой?

– Вот видишь? Нужных знаний и навыков у тебя всё равно нет, поэтому я и вытягиваю тебя из самой сердцевины Марианской впадины. Тебе как раз там самое место, ха!

– Ты скорее впитал в себя все эти знания.

– Не исключено, но слабо походит на правду.

Тем временем парни искали миниатюрный столик рядом с могилкой, обнюхивая каждый завиточек. Они шли вдоль забора, который тянулся глубоко в заросли запущенных канав, окружённых разрушенными деревянными крестами под когда-то красивыми, но теперь обветшалыми крышами.

Закат опять заволокло елью, и видимость ощутимо снизилась. Не будь у панка освящения, Миша встал бы ступором, боясь двинуться с места. Но путешествие по миру усопших длилось недолго, и ребята уже стояли у надгробия с приглашающим столом.

“Даже скамейка к ней имеется! Класс…”

– То, что надо! – долгожданный голос Андрея прозвучал в такой жуткой тишине. Он бросил на стол пакет с алкоголем и закусками, а рядом поставил гитару. Вытащив из футляра всю скопившуюся макулатуру, парнишка бросил всё на сырой песок и пустил огонёк. Бумага быстро вспыхнула, образовав яркое пламя медного цвета.

Через некоторое время ребята пропускают по рюмке водки, греясь от холодного декабрьского ветра.

– Че там у тебя в школе, рассказывай! – Андрюха всё-таки напоминает.

Уже подвыпивший, парень был гораздо общительнее, поэтому мог открыто говорить даже на самые интимные темы.

– Да!.. – Шалаев лениво отмахнулся. – Что там рассказывать? Училка эта, Роза Елизаровна, наверное, останется в моей памяти до конца жизни. С её-то ур-у-уроками точно.

– А что? – любопытствует панк. – Не выучил что-то? Да не гони, рассказывай!

– Я и н-не знаю… к-как это учить, – неуверенным тоном отвечает Мишутка. – Ну не знаю, я и понимать это не могу…

Андрей задумался.

– Гм… Ну, это не твоя вина! – утешительно произнёс панк. – Ты же понимаешь всю суть этой системы, да ещё и устаревшей?

– Вот ещё скажи! Школьная си-и-система – это одно… Я в-вот думаю, что со мной что-то не т-так.

– А с тобой-то что?

Михаил призадумался.

– Как будто не от мира сего! – и шмыгает носом. – У меня с рождения какие-то не свои эмоции, думаю. Нет-нет! Даже не так! Не те к-к-качества и ценности, как у других… Можно даже взять в при-и-мер свой к-класс: все какие-то… не те, другие, такие одинаковые… Те же уроки, где о-они всё хватают слёту, а я и… Всё мимо ушей пролетает!

– Блин, Мих, я тебя понимаю. Скорее всего, это говорит о дефиците внимания. – Андрей допивает пиво, ставит стаканчик и продолжает: – Это нарушение развития, неврологическое и поведенческое, кажется… Ты испытываешь трудности концентрации внимания, отсюда у тебя имеются сложности в обучении. Это связано с неспособностью понять и принять нормы поведения в школе. Этому и может сопутствовать синдром дефицита внимания и гиперактивности, если оно имеется.

Мишка горько вздохнул, хоть и ничего не понял.

– Я болен. – И опустил глаза вниз.

– Не бери в голову, Миш! – Андрей протягивает стакан, наполненный хмельным напитком. – На! Выпей, лучше.

Ну а Мишка всё впитал в себя. Когда он сразу почувствовал нездоровое онемение в области всего тела, скрестил от холода руки на груди и рухнул у костра, прислонившись головой к надгробию какого-то священника. Надгробие было в скверном состоянии, а от текста под фотографией осталась фамилия Дьяченко и цитата:

«Остановись, прохожий, и помяни мой прах, ведь я-то уже дома, а ты, пока в гостях».

Заострив внимание к прилагающей фотографии мужичка с пышными бровями и усами, да ещё и одетого в рясу с крестом на шее, Миша погрузился в пучину собственных грёз.

…

Как-то даже грустно становится, когда вижу людей, родившихся в совке и умерших в нём. Потом странное ощущение от тех, кто вообще умер в шестидесятых и восьмидесятых.

Внутренний голос не заставил себя долго ждать:

– Наоборот, позавидуй им. Они умерли по большей части с мыслью, что прожили ради чего-то полезного. Когда ты умирать будешь, на троне всё “Тот-Кого-Нельзя-Называть” будет сидеть! Посмертный налог тебе добавкой влепит.

– Я о том, что все они в одну эпоху родились, в одну эпоху умерли. Не видели всей последующей хуйни…

– Я и говорю, охуенно! Однако я не против увидеть наконец-то хоть какую-нибудь новую хуйню. Доживём ли?

– У нас постоянно хуйня, каждый день.

Угу. Мне ещё нет тридцати, а уже пошли первые смерти знакомых людей. Особенно один парень не может выйти из моей головы. Он типа мачо, альфа-самец, успешный, куча тёлок, всё внимание сосредоточено на нём, на каждой вечеринке он в центре или около того… Жил он всегда развязно, на широкую ногу, что называется. Мы не были друзьями, да и знакомыми тоже. Для меня он просто существовал.

И тут бац! Он умер! И всё! Был человек, весь такой из себя, и нет теперь. И почему-то меня теперь постоянно долбит мысль, что похуй, как ты живёшь, ведь в любой момент твоя история может прекратиться!.. Кем бы ты ни был: хоть незаметным говном, хоть, блядь, королём мира. Не то, чтобы у меня это вызывало тоску, печаль, грусть… Нет. Просто непонятно как-то.

И сразу понимаешь, что единственная справедливая вещь в мире – это смерть. Она уравнивает всех: и бедного, и богатого, и сыча, и альфача. Но эти последние мгновения будут для тебя последними. И всё, что останется с тобой до последнего мгновения, будет адская, мучительная, разрывающая боль.

Смерть не принесёт облегчения, ибо тот вопящий кусок нерва сойдет с ума через несколько минут. И всё, что у тебя останется, будет боль. Боль есть боль! И рассуждать о ней бессмысленно, потому что всё, что произойдет с тобой в твои последние минуты, – это мука, от которого ты поедешь к хуям… Вот, как-то так.

И теоретически должно прийти другое понимание… Нет, понимание-то есть, а действий нет. Я имею в виду, что смерть, по сути, позволяет нам жить так, как мы хотим. Делай что угодно, но рано или поздно смерть устранит весь стыд, весь страх, все успехи и неудачи. В положительном смысле должно прибавиться решительности. Только что-то не прибавляется. У меня, по крайней мере.

– Ошибаешься, причём серьёзно. Смерть, как и жизнь, различна: одно дело застрелиться, другое – мучительно умереть в течение нескольких часов от сердечного приступа или под колёсами грузовика.

– Итог-то один. Что страдать от смертных мук, что заснуть и не проснуться. Суть-то одна и та же. Жил человек, и нет его. И не важно, кем он был и как он жил.

– Бояться смерти, как просто выключения – последняя глупость. Если ты не понимаешь, что весь ужас смерти в боли, и именно этого тебе следует бояться, то мне тебя жаль.

– А, боятся именно нужно? Тогда мне тоже тебя жаль. Боятся выключения не глупо, а как раз понятно. Глупо рубить с плеча.

– Понятно, – Цицерон недовольно цокнул. – Расти, малыш, да опыта жизненного набирайся. Может, поумнеешь ещё.

– Да, браток, действительно понятно. Только с тобой. Люди боятся "выключения", потому что раз, и всё, нет меня. Тогда для чего все это? Людей просто хуярит так называемым экзистенциальным ужасом. И это я слышу в той или иной форме от большинства людей, которые уже потихоньку готовятся. А ты и дальше вангуй про возраст в Интернете.

– Чувак, ну если тебе и правда за столько, сколько сейчас, то это просто стыд. Стыдно нести такой бред и верить ему с таким упоением. Может, ты ещё начнёшь задвигать про то, что смерть будет лёгкой и охуительной в последний миг, как у избитых героев американского детектива?

– Мне реально не хочется с тобой спорить. Ты несёшь своё мнение как единственно верное, и хоть ёбнись, но ты типа прав! А меж тем, смерть куда страшнее для большинства именно психологически, нежели физически.

– Ну да, ну да, куда страшнее… Ты даже не знаешь, что такое боль, придурок.

– Ты не знаешь, что такое жить. За живое?

– Да-да!.. Гуляй, наивный петушок…

“Мне кажется, он обиделся”.

Миша ещё раз с тоской посмотрел на надгробие уже умершего попа и наконец упал на землю.

“Если не делать резких движений, можно неплохо полежать и посмотреть на небо”.

В отсутствие текучей воды, небо – ничуть не худший объект для медитации. Хоть его и заслоняют жалящие ветки, хоть оно и тонет в клочьях блеклых облаков, но тайно обещает, что обязательно вернётся. И в конце концов машет человечеству, как бы намекая на то, что ещё не повод прощаться. Надо только подождать.

В зубах травинка, настроение мирное, вечер тёмный. Теперь, если от Мишки все отстанут, он, возможно, даже сумеет получить толику удовольствия.

Возмущение в психике нужно было сгладить, но в чьей-либо компании это сделать было невозможно. А тут ещё и звёзды проглянули сквозь облака, когда закат утащил за собой непрозрачный голубой купол, обнажая чёрно-синюю изнанку, приколотую льдистыми иголочками над головой.

“То, что вы видите на экране монитора или в очередном голливудском фейке, никогда не сможет сравниться с реальностью. Потому что настоящее небо тупо живое. И как любой другой идеальный собеседник, оно ненавязчиво”.

Глаза юнца метались по сторонам, пытаясь разглядеть знакомые созвездия. Затем он закинул руки за голову, сладко потянулся и периферийным зрением уловил нового персонажа. Их было уже двое.

“Я снова не один? Стоило бы ожидать”.

Сверху вниз силуэты читались трудно. Можно было с уверенностью сказать, что они были не очень высокими, но пропорции показывали, что это были мальчик и девочка. Они стояли под некоторым углом к Мише, поэтому тот не мог разглядеть точнее. Но что-то в этих лицах виднелось до боли знакомое, будто парень видел этих персонажей совершенно недавно и просто не мог забыть их.

Со временем силуэты стали обретать кое-какую чёткость, но дисплей таки изрядно подводил, словно не успевая действовать командам ПО. Но даже так юнец мог запомнить эти лица.

Вскоре цветное изображение на мониторе, наконец, прояснилось, и, казалось, Мишка уже ясно их видит и даже узнаёт!

“Это точно не похоже на созвездие…

И это даже не фантомы, и даже не призраки. Два абсолютно живых маленьких лунных принца. Они приближались ко мне, словно сейчас протянут руку и позовут в бескрайное путешествие…”

Паренёк мимоходом провёл диагностику собственного мозга и не обнаружил никаких ошибок в организме мозгового механизма.

Те самые брат и сестра, живущие в глубине помертвевшего леса.

“Они пытаются до меня достучаться, но я этого не понимаю. Им нужна помощь, а я не знаю, чем помочь”.

ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ???

Шалаев пытался отмахнуться от этой пугающей истины, лихорадочно моргал столько, сколько ему потребуется, и смотрел на небо. Но оно больше не было открытым и живым, каким бывает только тогда, когда остаёшься с ним наедине. А фактор раздражения продолжал крутить одну и ту же плёнку с детишками в масках.

Но в одно мгновение всё вокруг головокружительно изменилось: ночное небо, жившее своей жизнью, казалось, обрушилось космическим штормом, в результате которого всё когда-либо существовавшее было безжалостно смыто огромной волной грозных туч. Но трепет буйных кузнечиков прервался громкими гитарными рифами.

Миша попытался поднять голову, но тут же ударился о колки, находящиеся на грифе.

– Упс… – послышался Андрея голосок.

“Я даже испугаться не успел…”

– Су-у-у-у-у-у-ка! – Шалаев схватился за голову и затряс всем телом, чтобы прогнать эту мучительную боль.

– Дай посмотрю! Дай посмотрю! – панк как будто был одержим демонами, отчего тоже зашевелился, вероятно, в попытке как-то искупить свою вину.

– Да убери! – Мишутка легко оттолкнул друга в сторону и приложился больным местом к надгробию, чтобы холод быстро успокоил наглую боль.

– Мишань, блин, ну извини, пожалуйста… Я не хотел же! Ты просто упал на мёрзлую землю, а смотреть на тебя, посапывающего, да и ещё синего… Признаюсь честно, это было довольно мило, – панк аж засиял от счастья. – Но чтоб ты не заболел, я решил согреть тебя: положил твою голову себе на колени и накрыл своим свитером… Ну и для общей картины я решил тебе что-нибудь сыграть. Вот!

“Ну надо же! Ни секунды смущения!”

Миша посмотрел на лежащую гитару и попятился.

– Я… – парнишка стыдливо отвёл взгляд. – Я с-спал?

Панк кивнул в ответ.

– Ну а з-зачем? – Шалаев указал пальцем на источник всех проблем: неподвижный музыкальный инструмент.

Андрей медленно направил взгляд на гитару, затем снова посмотрел на Мишку и засиял ещё сильнее.

– Чтоб тебе грустно не было.

– Я и не просил…

– Да ладно тебе! Только глянь на свою харю! – панк ткнул Мише на его же физиономию. – Так дело не пойдёт.

– С-слушай, – Миша озирался по сторонам, – нам бы не помешало по домам.

– Ты серьёзно? – Андрюха берёт гитару и стряхивает с неё всю грязь. – Только же пришли, не гони.

– П-послушай, мне кажется, нам пора бы тикать отсюда. Время ведь п-позднее…

А затем, словно желая напомнить о себе, луна вскарабкалась сквозь тучи. Ярко-белый свет высветил и прыщавое лицо Миши, и огненный гребешок панка.

– Пособи-ка мне!

Рядом с калиткой, в неглубоком срезе трубы висел тяжёлый квадратный замок, с которого на землю спускалась кованая металлическая цепь. И замок, и цепь были покрыты ржавчиной.

Но панк взял и то, и другое: то ли не боялся запачкаться, то ли не придавал этому вообще никакого значения. Ещё он посветил фонарём на створки, где показались петли. Их следовало совместить.

Панк быстро-быстро обернул их цепью, закрепив концы замком. Он сделал, всё как надо, вплотную сомкнув створки и сделав ещё один виток.

– Оп… Готово!

Пружина замка щёлкнула, намертво сомкнувшись. Потянув за замок, Андрей удовлетворенно кивнул.

– Всё, пошли.

Миша кивнул и, ссутулившись, последовал за ним.

Было уже порядком за полночь, когда Миша наконец добрался до собственной квартиры. Всё стабильно: Семён вовсю храпел в спальне, а мать – на полу.

ХОТЬ КТО-НИБУДЬ

И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из рёбер его, и закрыл то место плотию.

Бытие 2:21

Воскресенье…

Пожалуй, самый наилучший день для того, чтобы назначить внеплановые занятия по химии. Выйдя из автика, Мишка постоял ещё несколько секунд, всматриваясь в каждое утреннее декабрьское облако.

Парень не заметил, как время пролетело перед его глазами, а неподалеку уже виднелся городок забытых богом мастерских. Шалаев незаметно миновал будку сторожа и вышел по тропинке к долгожданному месту встречи, где уже заждались две знакомые фигуры. Дровосеки несли на плечах увесистый ковёр, откуда едва торчало что-то ужасно бледное, что-то явно человеческое. Парню на секунду показалось, что это не что иное, как девичья рука.

Тут-то паренёк немного насторожился, уже предвкушая то, что даже за мелкую провинность с ним могут поступить точно так же.

“Мне кажется, я оказался не в том месте, не в то время…”

Оглядываясь по сторонам и вытирая капельки пота со лба, Мишутка уже забыл о химии и в то же время думал о том, как бы ему быстро набраться смелости, чтобы резко развернуться и потихоньку смыться. Парень уже сделал шаг назад, как вдруг его оттолкнуло под лёгким весом.

Шалаева словно ударило током: руки задрожали, сердце ёкнуло, а по лицу вновь заструился холодный пот. Он с ужасом оглянулся, ожидая увидеть там инопланетян, приведений или смерть с косой. Но на него глазел маленький мальчик в выглаженной тёмной рубашке, аккуратных шерстяных шортах и коротких вьетнамках. Внешне был он очень худеньким, имел пышные вьющиеся волосы, маленький нос и неестественный оттенок кожи. Взгляд его читал полную безысходность, растерянность, недоверие и в то же время любопытство…

Это Пэдди. Тот мальчик в маске, который впился всем телом в ногу Шалаева.

Визуальное противостояние могло длиться вечно, пока кто-то из них, наконец, не решился проявить инициативу. И это был не Мишка. Пэдди протянул крохотную ручонку и указал вперёд, туда, где в полуоткрытой двери мастерской горел едва заметный свет керосиновой лампы.

“Меня ждут? – и тут же добавил: – Меня заждались…”

Горько выдыхая, Миша двинулся по указанному маршруту. Мальчик выступал в роли GPS, внимательно следя за тем, дабы Шалаев не решил сойти с рельсов.

Пара-тройка неспешных шагов, как со стороны ближайшего дерева послышался шелест кровавых листьев. Ещё один силуэт, похожий на чёрную кошку, взбирается на дерево. Но это далеко не кошка, а сестра того маленького мальчика, ловко перелезающая с ветки на ветку, как обезьянка. Уже знакомый Мишке персонаж.

Миша идёт к источнику света, пытаясь утешить себя тем, что не разделит участь той бедолаги, завёрнутой в ковёр. Когда юноша переступил порог, он увидел Никиту Сергеевича, сладко похрапывающего на кресле-качалке в окружении мотыльков, бьющихся о яркий свет керосиновой лампы.

Стоило Мишутке постучать по деревянной стене, здоровяк резко пробудился, протёр сонные глаза и, заметив чьё-то присутствие, повернулся с его сторону.

– Bonjour! – Никита Сергеевич ликующе поприветствовал своего гостя.

Парнишка только кивнул в ответ, смутившись.

Бородач встал со своего кресла, подошёл к Мишке и крепко обнял его. Последний в ответ лишь холодно обхватил его ладонями.

– Зацени, я эту табуретку сделал ещё в школьные годы по трудам. До сих пор ищу того, кто опробует её на прочность. И вот, именно тебе посчастливилось испытать мою давнюю работу в действии. Присаживайся!

Никита Сергеевич вытащил из-под стола табуретку, усадил парня и вернулся на своё кресло.

– Ты никогда не задумывался о том, как же хорошо живут насекомые на этой земле? А чем они обязаны своему создателю за этот дивный бонус?

Миша отрицательно покачал головой, не забыв шмыгнуть носом.

– А ведь они, – Никита Сергеевич показал на мотыльков, – сами ещё не до конца осознают свою ценность, данной ей матушкой-природой. Эти замечательные, красивые создания! И мы с тобой, мой юный друг, можем прямо сейчас наблюдать, как они, взмахнув крыльями, взлетают в воздух и парят над имитированным ясным солнцем. Они очень осторожны по своей природе, а потому робки при любом намёке на взаимодействие со страшной человеческой сущностью.

Парнишка фальшиво улыбнулся, посмотрев сначала на лампу, потом на Никиту Сергеевича.

“Ну что? Долго ли я буду ходить к этому Карабасу, прикидывающимся моим репетитором? Благо, чел ещё не успел изуродовать меня всеми возможными способами, поэтому мне срочно нужны ответы… Пусть это будет моим последним желанием”.

– И всё же… можно задать в-вопрос? – Миша вдруг перевёл взор на бородача, увлечённо наблюдавшего за мотыльками.

Но мужчина ничего не ответил, лишь что-то бормотал себе под нос.

– Может б-быть, мы н-наконец начнём моё обучение? Я ведь к Вам не за этим п-пришёл.

Никита Сергеевич молчал ещё несколько секунд, затем с недоумением перевёл глаза на Мишку, глядя на него, как на полного идиота.

– А за чем? – сорвалось с языка Никиты Сергеевича.

Миша опустил голову, не внимая, что ему сказать.

– А у тебя никогда не возникало чёткого ощущения, что в школе тебе просто пытаются впихнуть кучу бесполезной херни, которую ты даже не запомнишь? Неужели это необходимо только для того, чтобы скрыть от детей житейские невзгоды, отняв их свободное время? Не позволяя им даже выглянуть в окно?

– Я…

– И помимо того, что за тобой бегают учителя, заставляя учиться, у некоторых особо "ответственных" родителей возникает желание доебаться до тебя, если ты, не дай Бог, получил оценку ниже той, которую они хотят видеть в твоём дневнике. Потом возникают кубометры слёз, потому что мама заберёт компьютер!.. А ты оглянись туда! – Никита Сергеевич указал на проход, откуда пришёл Мишка. – Только представь себе, там, ну… можешь сам выбирать предметы для обучения. Где-то это уже издавна практикуется. Да! Но не здесь. Здесь ты учишь то, что и остальные. Гуманитарий – значит тупой мудила, ведь у тебя в расписании чёрно по белому расписаны шесть уроков математики против пары уроков истории. И не забывай: учить надо пятнадцать предметов! Только попробуй хоть по одному не выполнить домашку, – тебе пизда либо от училок, либо от администрации, либо от родителей.

Миша закрыл лицо руками.

– И эта химия твоя… Четыре года сплошных задач, уравнений и тому подобного, а на деле люди не представляют, какое октановое число у бензина, не могут решить, является ли кальций металлом, и думать об атоме как о вращающихся яйцах. Что скажешь?

– Ну да…

– Ну да, ну да! Тебя самого не пугает, в чём ты живёшь, как учишься, чему тебя учат?

– Ну, Вы м-меня хоть чему-нибудь н-научите? – парень, хоть и нерешительно, но всё ещё стоял на своём.

Мужичок обдумывал ход своего решения, затем последовал ответ:

– Ага, это ты хорошо подметил! – и глянув в окно, уверенно сказал: – Идём за мной!

– Надеюсь, ты понимаешь, что представляет собой весь этот коварный сброд? – спросил Никита Сергеевич, с ухмылкой глядя на Мишу.

Парни пробираются сквозь бледные заросли, наступая на грязь и запутываясь в чертополохе. Вернее, такая проблема была только у Мишки, когда же Никита Сергеевич был по-настоящему счастлив и невесом, как маленькая балерина.

– Вообще, для любого ребёнка первый класс и новый коллектив – это психологический удар пострашнее всех педофилов мира. И если в случае с армией почти взрослого, вполне сформировавшегося человека выгоняют из одного общества и бросают в совершенно другое, то для первоклашки это шок. Буквально этим летом он играл во дворе со своими закадычными корешами, с которыми он срал в один горшок и несколько лет просидел в одной песочнице… И тут – бац! Его в один момент ставят перед фактом: вот тридцать человек, с которыми ты обязан подружиться. От них не убежать, их нельзя игнорировать, с ними придётся взаимодействовать целых одиннадцать лет. Ребёнка вырывают из положительной, добровольной дружбы во дворе в дружбу призывную, из-под палки. А потом ещё удивляются, почему дети сходят с ума и создают обезьянью иерархию. Конечно, когда ты вынужден взаимодействовать с людьми, с которыми не хотел бы иметь ничего общего, остаётся только рычать, двигать тазом и выяснять, кто тут более доминант. Как я и говорил, школы сделают всё возможное, чтобы ты почувствовали себя неспособным сделать что-то большее, чем идти сквозь тупиковый путь вышки или путяги. Форма, поднятие задницы перед уроком, передвижения по звонкам, еда по чёткому расписанию… И для всех одинаковая, ведь ты такой же, как все. Постоянные фразы: "почему все написали эту работу хорошо, а ты плохо?", "почему все дети ходят на внеклассные мероприятия, а ты нет?". Только попробуй выделиться или поспорить с учителем или с руководством школы, и на тебя тут же набросятся директора, учителя и даже уже обученные "рабы" – твои одноклассники. И это видно даже в самом учебном процессе! Ты нашёл другой способ решить задачу – иди нахуй и решай, как все!.. Ведь это "самодеятельность", а она не допустима.

Поэтому Никита Сергеевич остановился, положил ладони Мише на плечи, наклонился до его роста и внимательно посмотрел, спросив:

– У тебя есть шанс сбежать. Воспользуешься им?

“Я высунул голову набок и посмотрел вдаль. Передо мной сверкал "свет в конце тоннеля". Там скрывалась свобода и неисчерпаемые возможности. Просто скажи "да" и отправляйся в путь! Все встречи будут сметены как буря, и на том конце тебя уже никто не вспомнит”.

Но Мишке было до боли жаль Никиту Сергеевича, хоть он и сам был не прочь слинять отсюда к чёртовой матери. Но наставник явно не хотел отпускать юношу из своих лап, ведь его навязчивый взгляд выдавал всю его сущность.

– Так что? – бородач стал чуть более серьёзным. – Не приходи на мои занятия, ведь по твоему мнению я ничему тебя не учу, верно?

“Сбежать?”

– Давай, можешь бежать. Я не тороплюсь! – Никита Сергеевич отпустил парня и взглянул в необъятную даль.

“Сбежать? Да, не помешало бы… Нужно бежать. Заблудиться в лунном свете, спрятаться, как привидение в тумане. Нужно лишь проделать простую махинацию, и я её с лёгкостью сделаю. Я же смогу! Я не слабак! Сейчас подниму ногу и…”

Миша посмотрел на своё согнутое колено и был готов совершить тот самый заветный шаг.

“Сделаю шаг…”

…

Но что меня там ждёт?

Эта дорога, ведущая к галактикам и звёздам, может быть нереальной. Мой личный миф, скажем так.

Ведь выйдя туда, в моей жизни так ничего не изменится. Это наверняка та же самая реальность, а я лишь внушаю себе что-то волшебное, что-то парящее.

Пройду туда, а там ничего стоящего. Там время кипит с такой же скоростью. Там люди живут своей привычной жизнью: влюбляются, заводят семьи, рожают пиздюков, учатся, работают, отдыхают. В общем, они просто существуют как биологический объект. Их жизнь имеет какой-то смысл. Разве я смею ему противостоять?

Я просто вернусь к своему старому распорядку, своим неизлеченным мозолям, завязну в глубине тёмного гнилого болота, так и не сделав ничего особенного в своей жизни. Я просто исчезну, не оставив после себя ни малейшего пятнышка, никакого намёка на то, что я когда-то здесь жил.

Как бы кто-то не распинался, но на определённом этапе жизни семья и дети становятся очень важной частью жизни.

Я вижу, как меняются люди после рождения детей… У них же горит блеск в глазах, и те неустанно травят истории о том, как их дети выигрывают олимпиады по математике, гордятся их достижениями…

И разве это не чудесно? Передавать свой жизненный опыт своим отпрыскам. Но меня это явно не ждёт. Моя жизнь и экзистенциальные цели были отняты у меня на ранних этапах моих начинаний.

И вот ты смотришь на своих коллег, друзей и приятелей, которые успевают пахать на работе, пыхтеть со штангой, ходить на языковые курсы, быть хорошим мужем и отцом. И ты, видя их успехи, понимаешь, насколько ты несовершенен. Ты овощ, у которого нет жизненной энергии.

Тебя ждёт одиночество – такое хлипкое, сырое и непрочное. И порой непросто смириться с тем, что я вообще никому не нужен. Да и мне никто, похоже…

У них всё сложилось иначе: они взяли себя в руки и добились всего, что удалось унести в свои годы. Они смогли сменить этот проклятый круг общения, нашли свою любовь, которая не стала искать в них недостатки, не сдалась раньше времени, ибо поняла, что уныние для человека, так или иначе, страшнее той жизненной ситуации, в которую я сам себя загнал.

Как бы сейчас сказал заумный полуобнажённый качок из мотивационной рекламы шипящего ящика: “Соберите последнее усилие воли, если у вас она вообще есть! Преодолевайте трудности, не будьте слабаками и не показывайте свою слабость!”

Но как? Никто не ответил…

Шалаев уже был готов сделать шаг, но тут же отдёрнул ногу, посмотрел на проезжающие вдалеке машины, невольно обернулся и встал рядом с Никитой Сергеевичем. Последний скосил довольную ухмылку, взял парня за плечо и повёл обратно.

– Надо же, суровый, как кремень! Мне это нравится. Я уважаю таких, как ты.

Пара прошла по брошенной асфальтированной дорожке, затем свернула куда-то в сторону небольшого леса, обойдя песчаные бугры и перелезая через забор, дабы выйти к совершенно тихому пустырю. На самом деле тихим его назвать нельзя, ведь вдалеке доносились крики овец и дикое покачивание пшеницы на свежем ветру.

– Г-где мы? – поинтересовался Миша.

– Ты же хочешь, чтобы я тебя учил химии?

Но парнишка только недоумевает.

– И каким образом? Здесь же нет никаких мастерских, лабораторий…

– А они нам и не понадобятся! – Никита Сергеевич сунул руку в карман, другой рукой обхватил Мишу за шею и пошёл с ним вперёд.

Идя куда-то прямо, Мишка то и дело замечал интересную особенность, разглядывая необычный внешний вид стада овец. Их вряд ли можно было назвать овцами, потому что в них можно было увидеть что-то более неестественное, чем в привычном парнокопытном скоте.

"Помесь овцы с козой… Точно!”

– Понравились? – спросил здоровяк, не отрывая глаз от дороги. – Мои хорошенькие… Это я их растил с риском, что такое потомство в большинстве случаев окажется мертворождённым. Довольно редкое явление, несмотря на возможность естественного скрещивания.

Молодой человек долго размышлял, дабы не сморозить глупость, и наконец заговорил:

– З-з-зачем они Вам понадобились?

Никита Сергеевич задумался.

– Овцы – это священное библейское животное. Библия сравнивает нас с овцами, а Отца – с пастухом. Многие не любят, когда их сравнивают с животными, но современное человечество пришло к безумной мысли, что люди – это всего лишь необузданные потомки вымерших обезьян, произошедшие в ходе необъяснимой эволюции. Поэтому нам придётся согласиться с заявлением Отца, что некоторые люди "овцы", а некоторые "козы". Это лишь образы, различия в поведении, которые легко понять человеку. Ну и самое главное отличие настоящих овец от коз – это полное отсутствие агрессии. Они очень неприхотливы в пище и едят любую растительность – от кустов до колючих трав. Им свойственна крайняя осторожность и страх за свою жизнь, из-за чего они часто кажутся глупыми и робкими существами. При этом самое главное для овцы – её стадный образ жизни. То есть она чувствует себя хорошо только тогда, когда находится в стаде с себе подобными. И чем больше стадо, тем лучше в нём себя чувствует овца. Она никогда не покинет загон, пока не уйдёт всё её стадо.

– Л-л-ладно, я п-понял… Но скажите, п-почему у них имеются к-к-козьи рога? Что всё это значит?

– Козы, наоборот, очень агрессивны. Они настолько привередливы к пище, что могут рисковать своей жизнью, взбираясь ради неё на высокие скалы. Голова этого животного используется как изображение Бафомета. Образ Бафомета был и остаётся весьма почитаемым как символ силы, плодородия и богатства. Перевернутая пентаграмма с вписанной внутрь головой козла использовалась чёрными магами для совершения ритуалов, а также кровь и мясо козла. Благодаря этому животное стало таким страшным символом.

– Зачем же Вам понадобилось скрестить два абсолютно разных животных?

– Существует грань между добром и злом, которую невозможно скрыть или уничтожить. Она должна быть всегда! Нельзя всю жизнь быть добряком, а нужно понимать, что смирение в какой-то момент может тебе навредить. Ты можешь быть миролюбивым, но в то же время упрямым юнцом. Можешь быть гордым львом, но скрывать это за маской милой застенчивости. Отсюда и мутация скота! Они тупо имели сходные с человеком черты. Их судьба решить, подчинятся ли они воле своего пастыря или выйдут за рамки дозволенного. Им была предоставлена свобода, право решать, оставить ли своих хозяев или иметь верность. Как видишь, они всё ещё здесь, а значит, в них ещё есть любовь к пастуху. Не пропало же всё даром, верно? – мужичок странно улыбнулся. – Ладно, что-то мы задержались… Идём.

Парни вошли в небольшую лесную рощу и, преодолев кучу пластикового мусора, сумели добраться до нужного места. Это было большое поваленное дерево и поношенное компьютерное кресло, на котором стояла химическая посуда: две пробирки, флакон с чем-то жёлтым и несколько разноцветных цилиндров. На земле также лежали маленькие шкатулки, от которых даже в заколоченном виде веяло явными благовониями.

Юноша сидел на дереве и смотрел, как Никита Сергеевич роется в шкатулках, надеясь вытащить что-нибудь заветное. Мужчина забрался в неглубокую яму возле дерева, извлёк донышко пластиковой пятишки, внутри которой находилась маленькая бутылка. Шалаев узнал эту вещь, так как много раз видел её в Интернете и лично свидетельствовал местную молодёжь, что тянула с неё ядовитый дымок.

– Знаешь, что это такое? – Никита Сергеевич указал на аппарат.

Парень судорожно кивнул.

– Для чего Вы мне его показываете?

– Химию познавать! – гордо заявил мужичок и достал из кармана заветный чикет. Никита Сергеевич наложил на горлышко фольгированный напёрсток и наконец-то засыпал его травянистым порошком, который по цвету напоминал обычный чай.

– Т-таким образом? – парнишка усмехнулся.

– Хочешь чему-то научиться – расширь химический кругозор, – буркнул в ответ Никита Сергеевич. – Только сильно на эту дрянь не налегай.

Здоровяк щёлкнул спичкой и направил язычок к напёрстку. Вынув его, из горлышка повалил дым.

– Опускай быстрее! – советует бородач.

Повинуясь, Мишка тут же выхватил самоделку и затянулся густым едким дымом. Лёгкие у него с непривычки сжались, а горло взорвалось настолько, что парень тут же прижался к коре дерева, ещё несколько секунд выплёвывая этот жгучий привкус.

Никита Сергеевич подбежал к парню и немного приобнял его.

– Миш, успокойся… Всё хорошо… – сказал он, проводя его к поваленному дереву. – Я понимаю тебя, это всего лишь из-за непривычки!

Шалаев магнитом свалился на дерево и судорожно взялся за голову. Все мысли спутались, в извилинах мозга царила какая-то каша. Ещё минута, и паренёк начал терять истинные оттенки этого мира. В его глазах начало двоиться, и окружающая реальность стала терять свои трезвые краски. Мишка как будто находился во сне, очень похожем на реальность, но за исключением некоторых факторов, противоречащих его существованию. Непрерывное карканье ворон наполняло его уши, а глаза ясно представляли происходящий пиздец вокруг. Лес внезапно оживился, деревья резко закачало из стороны в сторону, а из стволов образовывались дыры, заглянув в которые, тебя моментально затянуло бы внутрь. Безжизненное небо сменило цвет на воздушные васильковые облака, широкую радугу и зефирное солнце.

Мишутка оглянулся, но не увидел никого, кроме природы, плывущей в медленном танце. Юнец стал звать Никиту Сергеевича, но что-то в его голосе исказилось, сделав неразборчивым его и без того невнятный тон. Через минуту-другую он окончательно потерял над собой рассудок: вьющиеся мёртвые деревья вдруг превратились в нескончаемое множество зелёных многоножек, которые неоднократно меняли свой облик, превращаясь в гибриды различных животных, птиц и насекомых.

Было поистине страшно. Со стороны послышались журчащие голоса Никиты Сергеевича:

– Освободись… Дай волю своей душе… Дай волю своему СЕРДЦУ… Освободись от оков, которые ты на себя наложил… Сделай же это!.. Сделай!..

– Не могу… Я не могу! – крикнул Шалаев, сорвался с места и пустился прочь, мчась по колючим иголкам, образовавшимся вместо золотистой пшеницы.

Юноша оборачивается назад, а вслед за ним несётся бородач. Последний преследовал его без устали, и расстояние между ними становилось всё меньше и меньше. На мгновение Мишке показалось, что в Никите Сергеевиче появилось что-то нечеловеческое: каждый раз, когда бородач был на шаг ближе, он словно приобретал стрекозиные крылья и готовился взлететь в небо, унеся за собой парня.

Так и случилось! Ворвавшийся здоровяк схватил Шалаева за воротник, повернул его к себе и с силой вонзил ему в бок обломок арматуры. Послышался хруст ломающегося позвоночника.

"Чую, автор что-то явно напутал в этом моменте. Кажется, здесь должно было быть что-то про грязные пальцы во рту и молитву на ирландском языке… Но мы уж не будем томить читателя!"– успел подумать Михаил, пока медленно заваливался в траву.

Мишка выдохнул и резко открыл глаза. В теле закипал жар, а подробности минувшего дня исчезли из памяти, оставив лишь разрозненные картинки. Никита Сергеевич подбежал к потрёпанному пареньку с миской горячего супа и затормошил его за плечо:

– Подъём, Мишка! Суп стынет.

Шалаев повернулся к мужичку и рыхло вытянул:

– А? Чего?

– Тебя охватил транзиторный психоз, – назидательно сказал бородач, когда зачерпнул ложкой бульон и протянул мальчику. – Хвала Всевышнему, что ты вовремя пробудился. Могу себе представить, что ты видел в бреду. Ну ладно, держи.

Юнец поперхнулся первой попавшейся косточкой и тут же выплюнул всё содержимое на пол.

– Что ж ты такой неаккуратный? – вздохнул мужик. – По-моему, у тебя температура.

– Чё-за хреновина?.. – выпучив глаза, прохрипел Миша. В его мозгу уже окончательно прояснилось, и он понял, кто перед ним. – Никит С-Сергеич, что Вы творите? Н-н-накачали какой-то херотенью!.. Отп-пустите меня… Мама-а-ааа!

– Я вижу, ты совсем обессилел, – улыбнулся Никита Сергеевич и насильно впихнул ложку в трясущийся рот паренька. – Ешь, пока горячее… Я же не даю тебе ничего страшного. Наоборот, подкрепляю. Ты же сам пришёл ко мне. И теперь моё желание – хоть как-то помочь тебе. Впусти же Его в себя, не сопротивляйся Его зову!

Но Миша, несмотря на все усилия Никиты Сергеевича, неожиданно слабо и почти бесшумно застонал, и его вырвало прямо на половик.

– М-мерзость! – выдохнул он и зажал рот ладонью, чтобы сдержать очередной приступ рвоты. – Тьфу! Вы меня у-у-у-убить х-хо-о-отите?

– Вздор, юноша! – с маниакальной улыбкой успокоил его бородатый, устремляя третью ложку супа ему в рот. – Я просто стараюсь сделать как лучше. Ты вышел в этот мир, не имея даже элементарных умений противостоять волнам скверны, обрушивающимся на тебя изо дня в день. Твоё сердце никогда не сможет отличить подлинного счастья от фальшивого. Посмотри на свой мир – разве у него есть достоинство?

Мишке стоило большого труда сдержать очередной приступ, который уже приготовился сорваться с его губ.

– Ну-ка, ещё ложечку! – подгонял Никита Сергеевич. – Успокойся! Сейчас всё пройдёт, успокойся и ешь! Ты же не достоин столь безжалостных истязаний, столь горькой обиды. Ведь недаром говорят: нельзя быть слишком нежным и милосердным, ибо сострадание убивает. Тебе же эти гады ежедневно пиздюли устраивают. Эти бесы! Они пьют твою блаженную кровь, причём гнойными слезами, как будто это мёд. Они ведь тупо уверены в своей безнаказанности, в своём всесилии. Это их главный грех – эгоистичная уверенность в том, будто всё может обойтись без последствий и никак иначе! Они считают себя выше всех, выше Отче нашего! Они уверены, будто имеют право творить, портить и, главное, требовать от других! Но они покаются в своих ошибках. Дай же и ты им шанс. Впусти Его внутрь себя. Пусть Он очистит твоё сердце и даст бой этим мерзким греховодникам! Ведь Он всё знает, всё слышит и всех видит. Его гнев способен уничтожать!

СВИНЬЯ

Мяч на центре поля. Игра началась. Толпа мальчишек забегала по полю как муравьи, пиная мячик в разные стороны. Белый клубок летает из ноги в ногу, скачет по полю и даже улетает за пределы площадки. На улице физкультура.

Пацаны играют в футбол, а девки зарабатывают оценки, заговаривая физрука. Тем временем Миша стоит на воротах и наблюдает за стадом “тупых орангутангов”, которые гоняются за мячом, как за куском свининой тушки.

“Мне всегда твердят, что я всё время делаю что-то не так. Оно и видно. Однако никто никогда не говорит мне, как делать правильно. Наверное, надеются, что я понимаю их как-то вербально? А может, им и вовсе похуй, исправлюсь я или нет. У них есть свои заботы.

Физкультура. Я давно не видел, как играют в футбол… И мне почему-то стыдно… Напоминают обезьян. Почему напоминает? Так и есть!

Одно дело наблюдать, как стадо "орангутангов" пинает мяч и бесится, что другие не умеют играть. Другое дело, когда тебя заставляют быть этим приматом.

Поскольку спортзал на некой "реконструкции", нам приходится торчать на футбольное поле, где помимо множества беговых кругов, ничем другим и не пахнет. Выбора нет, придётся приспосабливаться…

И во время игры тебя заставляют за всех отдуваться, а сами при этом нихуя не играют! Потом ещё и пиздят за то, что ИМЕННО ты хреново играешь”.

Миша стоит на воротах и шарахается от каждого шороха, ибо ситуация на поле накаляется. Только он подумал о том, как после игры одноклассники будут рвать ему задницу своими елдаками, шустрый живчик из вражеской команды метко ударил ногой в переднюю девятку, где находился Мишутка.

ПРОПУСТИЛ…

Пробежавший мимо Маджонг косо посмотрел на Шалаева, закусил нижнюю губу и показал ему кулак. Если бы была его воля, он бы давно убил несчастного вратаря с одного лишь размаха. От таких тревожных мыслей Мишка робко сглотнул слюну.

Через некоторое время счёт сравнялся, и всё благодаря нерадивому юнцу, который тупил на воротах. Хотя вначале его команда лидировала с преимуществом в три гола.

Игроки разносили друг друга, как душа скажет; выплёскивали свои эмоции хотя бы здесь, на поле. А Миша продолжал пропускать мяч, рефлекторно отбегая в сторону, боясь, что ему раздавит лицо сферической “самонаводящейся бомбой”.

– Ну что за идиот?! – Денис кричит во всё горло. – Ты хоть играть умеешь?

Мишутка молчит, берёт мяч и дрожащими руками передаёт его товарищу по команде. Игра продолжается.

Сознавая печаль игрового положения, Маджонг не посмел проиграть: он положил мяч на середину поля, глубоко выдохнул и по команде тут же полетел с ним в сторону ворот противника. Парень технично работал с мячом, минуя соперников одного за другим. Умения играть в команде у него, конечно, не было, но это ему даже и не нужно! Просто потому, что играл он просто блестяще.

Некоторые пытались прорваться прямо к цели, пока другие всеми силами старались предотвратить гол, защищая свою "крепость". Прошло некоторое время, прежде чем это же месиво не оказалось возле Мишиных ворот.

Кто-то выкрикнул:

– Пенальти бьём!

Тихонравов подошёл к Мишке и схватил его за воротник.

– Пропустишь мяч – тебе пизда! – затем ослабил хватку, шлёпнул по плечу и слился с толпой.

Гришка Костенко, известный в классе под прозвищем Мэйл, задумчиво взглянул на Шалаева, кивнул ему и спросил:

– Готов?

Шалаев лишь поёжился, стараясь не показывать свой страх окружающим. Не дожидаясь согласия зашуганного вратаря, Костенко встал на линию, подождал немного, разбежался и… попал ему прямо в плечо. Мишутка на секунду коснулся мяча, но не успел вовремя его поймать. Мяч врезался в ограждение и перелетел за линию.

Вражеская команда тут же взлетела от счастья, обмениваясь друг с другом рукопожатиями. Маджонг со всей силы толкнул Михаила, отчего тот, словно деревянному человечку, свалился на землю.

– Глаза разуй, долбоёб! Ты мяч вообще видишь?! Хуйло ебучее! Как овощ на воротах, честное слово!.. Ты меня слышишь вообще?

С трудом сдерживая слёзы от переполняющих эмоций, Миша встаёт на ноги и в ту же секунду отхватывает увесистого подзатыльника.

– Ты оглох что ли, ебло? – Денис вовсю драл глотку.

Услышав вдалеке шум, физрук решил прервать столь занимательную беседу с ученицами, сунул руку в карман, хлопнул журналом и бросился на поле. Пацаны тут же отошли в сторону, и перед ним открылась довольно удручающая картина: Поспелов с Тихонравовым настороженно смотрели на препода, готовые втащить Мишке, когда тот, сдерживая слёзы, опустил глаза.

– Что здесь происходит? – интересуется физрук. Все молчат. – А? Я спрашиваю ещё раз: что здесь происходит? Шалаев?

Но Миша тоже не реагирует, чуть ли не рыдает. В ту же секунду прозвенел звонок, и все без дальнейшего выяснения затопали в сторону раздевалки. Физрук перевёл взгляд с учеников на Михаила и заготовился задать вопрос, однако остепенился и лишь произнес:

– Возьми мяч и отнеси в препараторскую, – а потом добавил, протягивая классный журнал: – И это старосте отдай.

Шалаев осторожно взял журнал и стал дожидаться, пока преподаватель скроется из виду. Немного почеканив мяч, молодой человек взял его в руки и последовал к раздевалке.

Помещение заполнилось криками, звонкими возгласами и брызгами воды. Весь мужской состав класса уже принял душ, успел высохнуть и готов переодеваться. Только кого-то не хватало…

И в этот самый момент Мишка заходит внутрь, проносится мимо остальных, лихо хватает свои шмотки и прячется в самый угол. Его заметили не сразу, но он быстро попал в поле зрения, когда один из школьных шкафчиков издал знакомый скрип.

– Звезда футбола! – кричит Даня Титов, ещё один одноклассник.

– О-па! Зырьте, Акинфеев вылитый сидит! Похлопаем же ему! – поддержал кто-то из толпы.

Вся раздевалка взорвалась бурными аплодисментами, смешанными с насмешками.

– Гордость страны!

– Вот это боец…

– Мощь.

– Пацан.

– Машина!

– Тупо убийца.

– Научишь также ловить мяч?

– Лютый, палкой не упиздишь!

“Ну что за цирк?.. Они серьёзно думают, что это смешно?”

Мишутка с презрением окинул своих одноклассников и натянул рубашку.

– Эй, хуйло, мы с тобой разговариваем! – послышался свирепый голос Маджонга. – Куда ты рубашку натянул? Пиздуй в душ, а то из-за твоего пота мы уже забыли, что такое кислород.

Ноль внимания.

– Ты разговаривать умеешь? На вопрос ответить сможешь? – повторяет Тихонравов угрожающим тоном.

Но Мишка предпочитает не тратить время на споры с ними и не видит смысла им отвечать. Хотя стоит быть готовым к тому, что такое игнорирование мало к чему хорошему приведёт. Например, к этому:

– Смотри мне в глаза, чмо! – Денис вскочил с места и был готов размять свои кулачки об тельце Шалаева. Он перевёл взгляд на Поспелова и саркастически подмигнул, затем подошёл к прижатому к стене Мишке и резким движением стянул с него брюки. Последний сопротивляется, как может… Даже когда Денис уже оказывается в шаге от того, чтобы скинуть футболку. Он всё равно не сдаётся, пыхтит, отбивается от ударов.

Дикий хохот разносился по раздевалке.

“Сейчас я сделаю один неверный шаг, о котором буду жалеть до конца своих никчёмных дней”.

А когда ситуация достигла апогея, Миша рефлекторно поднял руку и ударил Маджонга ладонью в грудь. Да с такой силой, что от потолка и стен помещения отразилось колеблющееся эхо. После этого воцарилась гробовая тишина. Все удивленно смотрели на Мишу, а Маджонг, судя по его томатному лицу, был готов взлететь, как Гагарин на ракете-носителе "Восток-1".

– У-у-у-у-у-у! – вскоре раздался вой одноклассников.

Глаза Дениса горят, уши кипят, губы дрожат, и из них доносится сердитое мычание. Но вдруг он успокоился: его взгляд сменился на обычный, мычание стихло, но губы продолжали нервно трепетать. Молодой человек подошёл к Мишке вплотную и тут же дал ему здоровенную пощёчину, от чего тот аж ударился затылком о дверь своего шкафчика.

Подобно стае ворон, толпа одноклассников резко набросилась на Мишу, яростно "клевая" его по всему телу и одновременно сдирая с него оставшиеся шмотки.

– Мочи уёбка!

– Ты глянь, страх потерял! Вырывается!

Со стороны шкафчика раздался громкий хлопок, который на некоторое время оглушил Шалаева.

“Я делаю вдох…”

– Да ладно тебе. Не дёргайся.

“А потом в-в-выд-д-д-ох… Слёзы начинают собираться.”

– Он вырывается! Крепче его держи!

Тем временем Поспелов присоединился к толпе, неся целый мешок сахара, который он стащил с пищеблока. Он встал посреди всех и крикнул:

– Внимание! Спуститесь в подвал, либо в укрытие! Сейчас будет сброшена атомная бомба!

Пацаны тут же заломили Мише руки и предвкушали момент, когда на него свалится сахар.

Заплаканные глаза Шалаева как будто упали в пятки. Невероятный страх разлился по всему телу, когда он осознал, что буквально секунда, – и он с ног до головы покроется мерцающей серебряной пылью. Если попадёт на волосы, то одной расчёски точно не хватит.

Мишутка вырывался изо всех сил, но хватка была настолько крепкой, что ему словно хотят сломать руку.

Но было уже поздно: на Мишку, словно цунами, обрушилось десять килограммов сахара. Стряхнув последние его частицы из мешка, ребята оставили его на голове парня. И пока тот ничего не видит и не осознаёт, одноклассники уже потащили его к шкафчику, распахнули дверь и бросили его внутрь. Почувствовав перед собой тесноту, Мишка попытался освободиться, но ребята изо всех сил затолкали его и предприняли попытки запереть там.

Но парнишка не сдавался и, даже не видя ничего перед собой, давал активное сопротивление своим одноклассникам, пусть и силы между ними были далеко не равны.

С каждой секундой его усилия просто сгорали налету, а его положение в сложившейся ситуации усугублялось громким смехом – таким раздражительным, истеричным и презрительным. Миша терпеть не мог, когда над ним смеялись даже из-за простого пустяка. А когда смех усилился, внутри него что-то вспыхнуло, прямо как фейерверк. Его тело вдруг взорвалось бешеным гневом, чем он, не раздумывая, воспользовался: он сделал глубокий сдавленный вдох и с силой вылетел из шкафчика, сбивая одноклассников в разные стороны, как кегли для боулинга.

Звук распахнувшейся двери шкафчика долгое время эхом разносился по раздевалке, а затем последовала тишина. Но посреди комнаты послышались слабые всхлипывания, которые постепенно обретали отчётливость. Шалаев с опущенной головой стоял посреди помещения, пытаясь сдержать слёзы.

На него смотрят испуганные глаза одноклассников, лежащих на полу.

– Че лежим? – крикнул кто-то из них. – Хватайте его, пока не убежал!

Но Мишка тут же схватил все свои шмотки и выбежал из раздевалки, с громким треском захлопнув за собой дверь.

Шалаев стоит на крыльце школы. Он опустошён и безразличен. Прислонившись к стене, он судорожно мял в руках пушистую шапку-ушанку. Слёзы уже не шли, истерики не было. В его глазах не было ничего. Никакого жалобного всплеска, никаких тоскливо расширенных зрачков. Всё его лицо сохраняло гробовое спокойствие, словно неживое и не способное ни на что.

Парнишка зачерпнул с лужайки горсть снега, слепил снежок, жадно откусил от него почти половину, прожевал и выплюнул. Прокручивая вездесущие моменты из произошедшего минутами ранее инцидента, он просто не может думать ни о чём другом. Не может провести утешительную беседу с Цицероном, дабы с концами утонуть в собственных мыслях и философских рассуждениях, если ему хоть как-то станет легче! Мишка стоит на одном месте и мысленно проклинает всех и вся: эту школу, эту жизнь, этот мир, это человечество.

Влепив снежок в стену школьного здания, юнец отделился от стены и, натянув ушанку на голову, направился к центральным воротам.

Прозвенел звонок. Это на урок. По расписанию стояла история, но Мишка не видел смысла на неё идти. Он также не желал видеть гадкие физиономии как своих одноклассников, так и учителей.

Миша уже хотел было повернуться и уйти, но вдруг увидел, как на крыльцо выскочили Хитрук и Новиков – парочка его одноклассников. Ребята быстро сбежали по ступенькам и бросились догонять бедолагу, но тот уже успел миновать ворота и пройти по прямой ещё метров семь, как вдруг поднял голову и застопорился. Новиков оперативно достиг Мишки, перепрыгнув через забор.

Шалаев даже не стал сопротивляться, хотя способов побега у него было немало. Юноша тупо стоял на месте и равнодушно оглядел одноклассника.

Через некоторое время Хитрук подбежал к Мише сзади, немного замедлив шаг, и похлопал его по плечу.

– Куда смыться надумал? – спросил он.

Мишутка молча повернулся к нему и устремил на него пронзительный взгляд. У Хитрука возникло невыносимое желание убежать от этих глаз.

– Т-ты чего?.. – паренёк боязливо бубнил.

– Ничего, – произносит Миша.

Новиков вопросительно смотрит на Хитрука, затем поворачивается к Мишке:

– Сид, ёб твою мать!.. Ты чего сбежал? А ну-ка, марш на урок! Весь класс перед тобой будет прощения просить.

“Нет… Нет… Нет! Никуда я с вами не пойду…”

– Нет! Не хочу туда, хочу домой…

– В смысле? – Хитрук в растерянности. – Весь класс будет просить у тебя прощения… Пойдём!

– Не хочу я!

Миша развернулся и рванул, но Новиков ловко подсёк ногу юноше, отправив его на заснеженную плитку.

– Вставай, – говорит Новиков, хватая Мишутку за воротник. Он одной рукой встряхнул его, другой подхватил сумку и потащил на крыльцо. Хитрук двинул следом.

Усадив Мишку на подоконник, Новиков сел рядом.

– Ну ты даёшь, Сидос! Сила воли всё-таки проснулась?

– Зачем мне туда идти? – пробормотал Шалаев.

– За шкафом, – отрезал Новиков. – Пошли, бля! Ты уже на урок опоздал!

– Зачем мне туда идти? – переспросил юноша.

Новиков озадаченно косится на Мишку, и говорит:

– Ебать ты пень, Шалава… Ты, наверное, не в курсе, но у тебя почти по всем предметам неаттестация стоит! Ты собираешься весь год хуи пинать?

“Если бы не мой отчим, я бы с превеликим удовольствием покинул вас и ваш свинарник!” – хотел сказать Миша, но вместо этого робко произнёс:

– Буду… – и попытался встать, но Новиков смог его удержать.

– Сид, ты ебанулся! А как ты экзамены будешь сдавать? Тебя же не допустят!

“Пф!.. Не допустят, так не допустят. Не самый большой недостаток, знаешь ли”.

– Что скажешь?

Но Миша только покачал головой.

– Пизде-е-ец… Нахуя ты сюда тогда ходишь? Ты хоть представляешь, сколько долгов придётся гасить? Никакого толка, что ты здесь! – сказал он, повернувшись к Хитруку, который сидел рядом. – Мне жаль нашу классуху, которая постоянно тратит время на него, ходя ему навстречу. Очевидно, что это бесполезно!

Хитрук жалобно посмотрел на Мишку и закатил глаза:

– Чувак, ты можешь хоть на секунду задуматься о том, что тебя ждёт? С таким отношением к учёбе тебя давно должны были отчислить, но не сделали! А хочешь знать, почему? Потому что классуха персонально бегает по школе в поисках того, кто тебе оценку за четверть поставит, а ты ведёшь себя как мудак!

Но Михаил наотрез отказался туда возвращаться, потому что его там попросту никто не ждал. Вся эта херня с неаттестацией, недопуском и плохими оценками его совершенно не волновала.

В голове бедняги мелькают бредовые мысли о девятом круге ада, биохимических чертях-мутантах с лишними конечностями, тащащих его во врата огненной смерти. Он увидит уйму ужасов, увидит всё чёрное, увидит полчище чудовищ и буйные волны пламенного огня.

Обширные равнины будут покрыты углём, а чучела в облике двурогих чертей будут поджаривать тела школьников. С потолка польётся искристый ливень, доставляя грешникам неприятные ощущения; стены превратятся в жидкую токсичную массу, которая утопит всех и вся.

– И это не самое стрёмное, что мы над ним вытворяли! – уверил Тихонравов, как бы нахваливая себя за то, что и к травле может подойти обходительно. – Любой желающий мог подкидывать какие-либо идеи для дальнейшей "дегустации". Потому не могу сказать, что в нашем классе кто-то был как-то обделён! Получается, у нас был вполне образцовый класс со своей свободой и демократией!

Следователь улыбнулся.

– К такими критериями можно и цинизм прибавить, раз в Вашем понимании такие отношения являются нормой.

Маджонг только закатил глаза.

– У этого овоща всё рвалось, билось, ломалось, и просто валилось из рук! – жаловался паренёк, словно всё перечисленное имело веский повод.

– Не думайте, что Ваши деяния рассчитывают на оправдания, – заверил Эдуард Антонович. – Можно подумать, что именно Вы проложили дорогу к случившемуся.

Денис не сразу нашёл, что сказать, а перед тем, как заговорить, он задумчиво потёр свою голову:

– Я всё думал: а окажись я на его месте, сам бы не сошёл с ума? Должен Вам признаться, но наш "чемпион" мог впитывать любую грязь, которая ему попадётся… И совсем не брезгуя! Ума-то всё равно не прибавилось, а пустое место имело смысл чем-то заполнить.

СИД

Маджонг прищурился, словно вспоминая прошлые события:

– Ребята из класса называли Шалаева самыми отморожеными прозвищами. "Шалава" и "Сид" были только некоторыми из них.

– Учителя могли отпускать в его сторону колкости? – поинтересовался Эдуард Антонович.

– Не все, – почти сразу ответил парень. – Многие из них относились к нему терпимо, некоторые даже жалели…

Следователь между тем изучал реакцию самого Дениса, который, понимая серьёзность положения, никакого блеска гордости в глазах не показывал. Более того, в его упаренных глазах была скрыта некая тайна.

– Вы сказали, что "не все", Денис, – припомнил Эдуард, видимо, желая подтолкнуть Тихонравова к точному ответу.

– Но одно, что привлекло внимание тогдашнего меня, была полная поддержка со стороны мамы в этой травле… Р-Розы Елизаровны…

– Почему?

Здесь Маджонг уже не смог удержать слёзы и всхлипнул, пробуя из себя что-то выдавить:

– О-он-на… оскорбляла Шалаева, даже умудряясь его с кем-то стравливать.

– Почему? – настоятельно давил следователь.

– Потому что он был тупым! – изо всех сил воскликнул Денис, дабы наконец покончить с этим намечающимся "почему". – Даже как-то раз выкинула его сумку с окна и пригрозила, чтобы тот катился вместе с ней… Из-за невыполненной домашки, кажется. В общем, её ненависть к нему была настолько сильной, что она хотела избавиться от него любыми средствами. Между тем она завышала оценки мне и Поспелову, чтобы и мы не отставали от её затеек… Всё это привело к тому, что… К этому самому, короче!

Следователь внимательно следил за переполняющими эмоциями Дениса, но тот и вовсе рассыпался в слезах, не в силах скрыть свою горечь. Фрагменты пазла медленно, но верно складывались перед взором Эдуарда Антоновича.

Урок Истории.

В класс на цыпочках вошёл Миша. Весь взор на него, в том числе и исторички. И в основном негативные: недоумение, презрение, недовольство и ненависть.

– О, явились, не запылились! – раздался бархатный голосок молодой училки.

Мишка стоит как вкопанный, не вдупляя, как на это реагировать и что говорить.

– Ну, чего стоим? – училка кивнула в сторону класса. – Проходи, располагайся.

Шалаев прошёл мимо рядов и был встречен всевозможными насмешками:

– Земля тебе пухом, Мишка. – Слова Маджонга проносятся по кабинету. Но на удивление, никто не смеялся. Лишь Жорка-пухляш сидит за последней партой и глупо гаркает над словами Тихонравова.

Мишутка решил сесть рядом с ним.

– А тебе сюда нельзя! – выдаёт Жора, загораживая портфелем пустое кресло.

– Почему? – с некоторой уверенностью спросил Миша.

– Ленивцам сюда вход воспрещён! – твёрдо заявил толстяк.

С крайних парт прошёлся негромкий смешок. Денис чуть не упал от смеха, повернул голову к пузатому и показал большой палец вверх. И Мише ничего не оставалось, как забрать себе первую парту первого ряда.

“Ленивцем меня прозвали в силу моего пессимистического отношениях к учёбе и заторможенности на происходящее… Отсюда я получил прозвище “Сид”, потому что в начальной школе был ужасно похож на того забавного зверька из мультфильма. Думаю, теперь всё встало на свои места”.

Половина урока прошла незаметно. Даже без издёвок в сторону молодого человека! И всё бы ничего, если бы не один злосчастный стук в дверь, сорвавший все наилучшие ожидания на то, что урок пройдёт без издевательств. По ту сторону двери кто-то подозвал училку на один такой “коротенький” разговор, который продлился почти весь остаток урока.

Мишка не сразу заметил отсутствие препода, но услышав нарастающий шум одноклассников, он понял, что ему сейчас хана.

На протяжении всего урока Миша продолжал наслаждаться процессом рисования в тетрадке, но настолько увлёкся, что не услышал, как кто-то сел позади него и умудрился что-то стащить. Миша заглянул под стол и пришёл к выводу, что его сумка пропала.

Тем временем в классе творится вакханалия: из-за задних парт активно визжат Маджонг с Матвеем, осыпая Мишу "добродушными" словечками. По паркету волочатся ноги одноклассников, а где-то вдали сумка Шалаева передаётся из рук в руки, как горячая картошка.

…

Эти глаза… Эти руки…

Кучка наглых взглядов, таивших обман…

В этих лицах нет ни искренности, ни капли сострадания к ближним… Все они работают по одному и тому же монотонному механизму.

КТО ОНИ?

И в этих ладонях вы видите оправдание? Мне вас жаль!

Мне вас жаль!

Мне вас жаль.

Мне вас жаль…

Люди куда-то спешат, гонятся за своей мечтой, мчатся вслепую и, наконец, предательски бросают всё и сливаются с серой, бесчувственной массой…

Массой…

Где те обещанные цветы, что когда-то придавали жизнь? Где яркая ночная луна, о которой некоторые шутливо говорят, что она из сыра? Люди – мерзкие существа, не желающие стать по-настоящему настоящими. Уже ничто не сможет их исправить, и они полностью останутся теми, кем заслуживают быть… Человечество угнетает, рушит, разрушает этот чудесный мир!