Дочь Горгоны

© Заугольная О., текст, 2024

© Оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1. Охота на чудовищ

– Ты оттого бесишься, что тебя не твоя кучеряшка из воды вытащила, а её парень, – авторитетно заявил Паша и цыкнул. – Не вышло у тебя сказки про принца и русалочку, Алтай-то в чём виноват?

– Я не бешусь, и она не моя кучеряшка. Я её не знаю даже, – ответил Никита и непроизвольно сжал кулаки. В такие моменты Паша и правда раздражал так сильно, что чудом удавалось не сорваться и не вмазать по самодовольной роже. Всё-то у него было легко, не то что у Никиты.

Рыжий, вечно лохматый, с торчащими ушами и заметной щербинкой между зубов, он отчего-то нравился и девчонкам, и преподавателям, и даже маме Никиты. А уж ей мало кто мог понравиться.

Никита не признавался даже самому себе, как сильно его бесила такая несправедливость. Сам он смутно походил на одну хоть и второсортную, но кинозвезду, игравшую не только в российских, но и в зарубежных сериалах, и полагал, что этого должно быть достаточно для популярности. Но Паша его обходил во всём. И деться от него было совершенно некуда: они учились на одном потоке и вместе жили в общежитии. Так теперь ещё и второе лето подряд Паша собирался перетянуть на себя.

В прошлом году Никита поддался уговорам и поехал с соседом в Алтайский край. Красивые места, свежий воздух, невероятный сплав по горной реке.

И если сам Паша откровенно наслаждался всем тем, что он сам наобещал, то Никите явно подсунули бракованный вариант тура. Из-за пусть и свежего, но слишком холодного воздуха он быстро простыл, а лечиться настойкой на кедровых орехах не рискнул – так и сопливил половину поездки. Красоты его не впечатлили, а невероятность сплава заключалась в том, что проходил он по довольно бурной реке, и именно Никита вывалился за борт. Лодку понесло дальше, ведь это оказалось не самым удачным местом для возвращения за ним, да и на Никите был спасательный жилет, так что выплыть он должен был. Так ему потом объяснила группа, когда он добрёл до них через несколько часов. Они великодушно сообщили, что выбрались на берег через несколько метров после порогов, а не сильно ниже по течению, якобы специально, чтобы дождаться Никиту. Но его это не впечатлило, конечно.

Его никто не предупредил, что жилет не для вида, как правило пристёгиваться в такси – ну кто это делает? А солнце страшно жарило, так что он расстегнул жилет почти сразу. Слететь он не слетел, но и держаться на плаву помогал слабо. А вода была обжигающе холодной. Он мог просто утонуть там. И что бы тогда Паша наболтал его матери?

– Я мог просто утонуть там, – повторил Никита вслух свою мысль.

Паша закатил глаза и рухнул на матрас, будто в ужасе. Кровать жалобно скрипнула.

– Ну откуда я мог знать, что ты не умеешь плавать? – воскликнул он.

– Я умею плавать, – возразил Никита с обидой. – И притом очень хорошо! Тренер меня хвалила!

– Кит, плавать в бассейне – это не значит уметь плавать, – ответил Паша, снова усаживаясь поудобнее. Он вообще ни минуты не мог посидеть спокойно, так и мелькал перед глазами, прилипчивая зараза. – Плавать надо в озере, реке. В крайнем случае, в море.

Никита насупился.

– Вот на море я и поеду этим летом, – сказал он. – Меня мама позвала вместе с ней в Турцию. Всё включено, тёплое море и никаких сплавов!

Никита произнёс это воодушевлённо, но, откровенно говоря, врал. Он не очень любил пляжный отдых: светлая кожа легко сгорала, да и мамина опека за отпуск могла довести до ручки.

– Ты себя вообще слышишь? – Паша снова разочарованно цыкнул. – С мамой. В Турцию. Вот женишься, и вывози жену с детьми в Турцию со «всё включено», а сам напивайся с мыслями о том, что ничего интересного тебе в жизни больше не светит. А сейчас надо ездить по-мужски, за приключениями! Чтобы было что вспомнить!

– А если тебя Лиза на Алтай не отпустит или с тобой поедет? – Никита уже понимал, что вот-вот сдастся, но не хотел слишком быстрой капитуляции. Он и так постоянно шёл у Пашки на поводу, с тех самых пор как тот переехал в его комнату.

– Во-первых, уже две недели не Лиза, а Света. – Пашка тоже догадался, что Никита близок к тому, чтобы согласиться, и довольно разулыбался. – Во-вторых, я перед летними каникулами всегда с девчонками расстаюсь, ты не заметил? Осенью и зимой хорошо с ними нежиться, но летом они только отвлекают от отдыха.

Никита украдкой глянул в зеркало, которое на дверце встроенного шкафа повесил Паша как раз для своих девчонок – втихаря сбегая по утрам в свои комнаты, они предпочитали убедиться, что не напугают ранних жаворонков размазанным макияжем. Вот почему кому-то всё, а кому-то ничего? Никита нравился себе в зеркале. Прямой ровный нос, чистая кожа (не то что россыпь веснушек у Пашки), большие серые глаза, красивые, чуть пухлые губы, светло-русые, даже слегка вьющиеся волосы, постриженные по последней моде. Что с ним не так? Почему он никак не мог найти себе хоть одну девушку, пока коренастый некрасивый сосед без труда менял их по несколько штук в месяц?

– Отвлекись от себя красивого и слушай сюда. – Пашка был слишком внимательным и при этом не особенно тактичным, чем ещё больше злил Никиту. – Зинаида Сергеевна сегодня придёт за твоим бельём, верно? Вот и скажи, что снова хочешь летом на Алтай. А то она на Турцию настроится, и всё, был парень и сплыл.

Никита вздохнул. В Турцию он не хотел, но и на Алтай – тоже. С другой стороны, кто ещё мог отмазать его от Турции? Да разве что отец. Но тогда придётся остаться в Москве, и кто знает, что папа придумает. Отправит работать в общепит, он уже грозился. Уж лучше Алтай.

Вообще-то, будучи коренным москвичом, Никита не нуждался в общежитии. Но отец специально прописал его у тётки в Одинцово, чтобы поселить в общагу. Попробовать вкус взрослой жизни. Мама с отцом спорить не стала. Она вообще с ним никогда не спорила, просто делала по-своему. Никита даже не удивился, когда обнаружил, что жить он будет один в комнате на двоих, и там уже сделан отличный ремонт. Холодильник, плита, чайник, не общажный, а ортопедический матрас. Плита, кстати, ему вообще была не нужна – мама почти каждый день моталась из дома, привозя супы, второе и десерт. Забирала бельё, сметала пыль.

Никита молчал. Он понимал, что никакой личной, не то что взрослой жизни ему при таком развитии событий не светит, но и поделать ничего не мог. Однокурсники уже начинали шептаться и сторониться его, а о том, чтобы завести постоянную девушку под таким надзором, он и думать не мог. Будущее рисовалось в мрачных красках. Одиноко проучившись пять лет на выбранной отцом специальности, он будет устроен матерью на работу к одному из папиных друзей (сам отец принципиально не собирался ему помогать, но когда бы это останавливало мать). И вот она – взрослая скучная жизнь.

А потом появился Паша. Он тоже жил в двушке. Третьим. Мест в общежитии катастрофически не хватало, и Пашка как-то очаровал Зинаиду Сергеевну настолько, что она сама предложила ему переехать к Никите. Чтоб тот не выделялся. Как будто можно не выделяться, когда мама носит баулы с едой и свежим бельём через день!

Но Паша сделал невозможное, и мама теперь появлялась раз в неделю, убедившись, что Пашка в случае чего сумеет приготовить обед не только на себя, но и на соседа. Теперь вместо мамы прицепом за ним ходил Паша, но это уже больше походило на интересную жизнь. Лето после первого курса они провели в Москве и Подмосковье, и непонятная Пашкина харизма распространилась на Никиту, отчего он впервые начал встречаться с девушкой. А после второго курса случился Алтай, и вот уже середина ноября, а Никита всё ещё злился на Пашу за то, что тот не вернулся за ним сам.

– К тому же наклёвывается не просто глупая туристическая вылазка со сплавом, – продолжал уговаривать Пашка. – Мы поедем охотиться на чудовищ!

– Чего? – переспросил Никита. Он надеялся, что ослышался. – Это что, замануха с переодеваниями типа ролевых игр на природе? Я такое не люблю.

– Да какие игры! Во! – Паша на телефоне открыл сообщение от некоего Егора. В текст на чужом телефоне Никита вчитываться не стал, а вот фото рассмотрел как следует. Мёртвая птица, которую держал диковатого вида Егор, по размерам напоминала страуса, только без длинных ног. А ещё казалось, будто птичья голова украшена человеческим лицом, только покрытым редкими перьями. Жутковатое зрелище.

– Фотошоп? – предположил он.

– В том-то и дело, что нет! – Пашка в возбуждении вскочил и начал ходить туда-сюда по небольшой комнате. – Ты просто представь, настоящие чудовища! Рядом с тем посёлком, где мы в прошлый раз затаривались продуктами перед сплавом, находится заповедник. Ходить туда даже местным нежелательно, типа всякие реликтовые растения потопчут. А на самом деле там чудовища! Егор обещает довести до ворот в этот заповедник, а дальше уж мы сами.

– Сами, – повторил Никита. – В заповедник с гипотетическими чудовищами. Превосходно. А ничего, что я даже стрелять не умею? И лицензию на охотничье ружьё ещё поди получи.

– Да кому ты собираешься там лицензию показывать, – отмахнулся Пашка. – Чудовищам? А целиться в тире поучимся, нам же не по воробьям стрелять, не промажем. Просто представь, добыть голову горгоны! Или горгульи. Или шкуру виверны. Если они там водятся, я точно не знаю.

Никита закатил глаза. Ясно, Пашку надурили, а он и рад. Никаких чудовищ, разумеется, там не будет. С другой стороны, сплава тоже. Погуляют по горам, пофоткаются. Может, удастся встретить ту девушку, которая его спасла. Вот это, кстати, тема. А то он даже имя её не узнал, а она ему до сих пор ночами снится. Может, повезёт и они пересекутся. Тогда поездка точно окажется лучше Турции.

– Ладно, я подумаю, но с моей матерью договариваешься сам, – осторожно согласился Никита и закрыл уши руками, ведь радостное «Йухууу!» в исполнении Пашки могло оглушить кого угодно.

– Я ещё не согласился! – крикнул Никита. Хотя они оба понимали, что согласился, и ещё как.

Его тянуло туда, где он едва не погиб. Побороть свой страх и, что уж там, всё-таки познакомиться нормально с той девушкой. Почему-то Никита, поначалу считавший, что она такая же туристка, сейчас был уверен в обратном.

Он открыл учебник, но вместо параграфа снова и снова возвращался в тот день. Холодная вода, в которую он сначала окунулся с головой, а потом вынырнул, нелепо размахивая руками и ногами, и увидел лишь удаляющие яркие пятна лодок. Кажется, ему что-то кричали, но в ушах шумело, а ледяная река обжигала, и он просто не мог ни на чём сосредоточиться, то цепляясь за расстёгнутый жилет, то снова бултыхаясь, всё чаще проваливаясь под воду с головой. Среди серых скал и яркой зелени он увидел ещё два пятна, которые оказались людьми. Сосредоточив внимание на них, он крикнул и замахал руками. Непонятно, на что Никита надеялся, – течение было слишком быстрым, а холод пробирал до костей так, что мышцы начало предательски сводить, – но ему очень хотелось жить. И поэтому он надеялся.

Он увидел, как девушка подтолкнула стоявшего рядом парня. Тот кивнул и вдруг легко прыгнул в волны. В пару гребков он оказался рядом с Никитой. А тот, к своему стыду, только и смог, что со всей силы ухватиться за спасителя, едва не утаскивая его под воду. Парень был худощавый, невысокий и, похоже, младше самого Никиты. Но как-то умудрился вытащить его на берег, прямо под ноги девушке.

Паша до сих пор насмехался над влюблённостью друга в красотку-спасительницу, но правда была в том, что Никита её толком не разглядел. Облако кудрявых волос, очки-хамелеоны, скрывавшие не только глаза, но и половину лица, да спортивный мешковатый костюм со странными вышивками по рукавам – вот и всё, что он успел запомнить.

– Ты молодец, Бануш. – Имя Никита не расслышал, то ли Ванюш, то ли Бануш. – Нечего тут людям тонуть.

– Как скажешь, – весело ответил спаситель, по-собачьи отряхиваясь от воды, отчего его длинные, почти до плеч, волосы разлохматились и посветлели. Вот его Никита рассмотрел как следует, пока парочка вела его ниже по течению реки.

– Твои высадятся чуть ниже, совсем близко. – Девушка первый и последний раз обратилась напрямую к Никите, всё остальное время уделяя ему внимания не больше, чем мухе. – Мы доведём, только двигайся. Заодно согреешься.

И он поспешил за своими спасителями, стараясь идти вровень с парнем и оттого имея возможность хорошо разглядеть хотя бы его. Тот и впрямь был ниже не только его самого, но и своей спутницы, тощий, а двигался при этом так мягко, что Никита деньги бы поставил на танцы или акробатику. Очень бледная кожа, на которой выделялись ярко-синие глаза, а высохшие волосы были бело-золотистыми и буквально светились на солнце.

Никита только собрался с духом, чтобы представиться, спросить, как их зовут, и поблагодарить, как они дошли. С возвышенности был виден разбитый впопыхах лагерь у реки. Кто-то торопливо разжигал костёр.

– Иди, тебя ждут. – Парень улыбнулся, показав мелкие острые зубы. Подпиливает он их, что ли? – И постарайся больше не падать в воду.

Никита оглянулся на девушку, но та уже повернулась спиной и возвращалась в лес. Вскоре беловолосый нагнал её, и они исчезли между деревьев. Будто их и не было.

А Никита до сих пор не мог себе простить, что не познакомился с ними и не узнал, где они живут. Может, пообщайся он с девушкой подольше, очарование прошло бы. Но теперь это превратилось в навязчивую идею, так что предложение Паши было вовремя.

Другое дело, что и ждать до летних каникул не хотелось. Вот съездить бы туда в феврале! Прошлая зима в Москве выдалась тёплая, слякотная. Пакость, а не зима. И в этом году, похоже, ожидалась такая же. Хотелось же снега, леса и приключений.

Главное – сессию сдать хорошо, и мама его куда угодно отпустит, ещё и билеты купит.

– Надо только перед тем, как летом ехать, зимой сгонять. Поглядеть хоть на эти ворота, – предложил Никита, перестав надеяться хоть что-то понять из учебника. – Согласен?

– Отличная идея! – обрадовался Паша. Ну да, с ним всё понятно, он на любые безумства согласится, лишь бы не скучать. – Увидим ворота в параллельный мир, полный монстров и сокровищ!

Никита только глаза закатил. Вот и сокровища всплыли следом за чудовищами. Пашины фантазии совершенно не знали границ.

Глава 2. Ворота

В то же самое время, когда в Москве было слякотно и пасмурно, у Ворот ярко сияло солнце, а трава потихоньку покрывалась инеем, который повисал крошечными каплями, когда солнце начинало не по-осеннему припекать.

Никита и Пашка по-разному представляли себе ворота в заповедник, но им обоим было невдомек, что это всего лишь название гор, стоящих по обе стороны от дороги. Красные Ворота – так называлось это совершенно обыкновенное место, и множество туристов постоянно фотографировалось на их фоне. И никому было невдомек, почему, если остановиться прямо между этими скалами, можно простоять очень долго, да так и не услышать ни одной машины. Главное – правильно выбрать место. Да только стоять там никому не хотелось: неприятный сквозной ветер, пронизывающий до костей, людям совсем не нравился.

Сейчас же к этому месту осторожно пробирался мужчина с ружьём. Он приходил сюда каждый день ровно в тот час, когда солнце поднималось настолько, чтобы его лучи позволяли теням от скал соприкоснуться. Впрочем, в пасмурные или короткие зимние дни, когда солнце вставало много позже, он всё равно приходил сюда, потому как никогда не знаешь наверняка, повезёт или нет.

Мужчина встал на нужной точке и привычно оглядел окрестные скалы. Намётанный взгляд сразу отметил две съёжившиеся за почти облетевшим кустом фигурки, и мужчина нахмурился. Впрочем, давать понять следящей за ним парочке, что он их заметил, он не собирался. Пока что не собирался.

Вместо этого он облокотился поудобнее на ближайшую скалу и уставился на землю, туда, где вот-вот должны были соприкоснуться тени.

Ожидание тянулось долго, но он словно никуда не торопился. Вдыхал прозрачный от холода воздух, любовался яркими мазками кустов и деревьев, которые ещё не успели облететь. Парочке наскучило прятаться, и они начали осторожно спускаться к дороге. Мужчина по-прежнему делал вид, что ничего не замечает, хотя с каждым их шагом это становилось сложнее. К счастью, вскоре его внимание сосредоточилось на дороге. На мгновение воздух вокруг словно загустел и заискрился, как леденец, а когда всё закончилось, на дороге остался лежать свёрток.

Не выпуская из рук ружья, мужчина подошёл ближе, присел и осторожно развернул материю. Любопытные наблюдатели, уже совсем не скрываясь, бросились к нему и заглянули через плечо.

В свёртке оказался ребёнок. Совсем крошечный, едва ли с локоть, а то и меньше, он был прехорошенький и очень тихий. Когда мужчина развернул малыша целиком, стало заметно, что на ручках и ножках пробиваются перья, да и сами руки скорее напоминают крылья, такие же тоненькие и гибкие. Ребёнок начал попискивать от холода, и мужчина торопливо укутал его обратно во все тряпки, а сверху ещё обернул снятым с пояса тёплым кушаком.

– Гарпия! – заявил со знанием дела беловолосый подросток и вытер нос рукавом. – Точно гарпия!

– Ну зачем её тащить к нам, она же тут не выживет, – добавила кудрявая девушка. Сейчас бы Никита ни за что не спутал их с туристами: одеты они были в самодельные наряды с красивыми, хоть и непонятными вышивками, даже куртки из кожи – и те были сшиты вручную. Только очки на ней были те же, с дымчатыми стёклами.

– Много ты понимаешь, Солунай, – беззлобно буркнул мужчина. – Ты же выросла, и она вырастет.

– Я совсем другое дело, Александр Николаевич, – немедленно ощетинилась девушка. – Да и не сказать, что мне легко.

– Начинается! – Беловолосый закатил глаза и заискивающе спросил: – Александр Николаевич, а можно я её понесу?

– Ружьё вон понеси, Бануш. – Александр Николаевич очень осторожно прижал повизгивающую гарпию к груди, вызвав ревнивое фырканье Солунай.

– А имя у неё есть? – легко перестроился Бануш. – А то у меня идея одна!

– Есть. – Александр Николаевич развернул краешек пелёнки и показал вышитые непонятные символы. – Написано, что её зовут Аэлла.

– Эх, а я хотел сам назвать. Жалко. – Бануш расстроенно шмыгнул носом. Им самим с Солунай имена достались местные – его так назвала смешливая Марта, и имя значило русское Ванюша, тогда как директор приюта Александр Николаевич дал имя Найке. Солунай – «интересная», хотя Найка долгое время не могла понять, что в ней такого интересного.

Она немного знала о своём появлении в приюте. Как и большинство других воспитанников, она была подброшена в заповедник в одних пелёнках и чудом не замёрзла таким же осенним днём. Айару рассказывала, что тогда Александр Николаевич, ещё молодой и неопытный, не догадывался приходить к Воротам ежедневно, и ей пришлось пережить ночь на пересечении теней. Айару добавляла при этом, что её пелёнки были покрыты инеем и практически не гнулись, но Найка не верила. Айару там даже не было, что она придумывает!

Впрочем, даже если и так. Человеческий младенец вряд ли пережил бы такую ночь. Впору радоваться тому, что она была вовсе не человеком.

Найка ещё не привыкла думать об этом вот так. Она с самого детства знала, что в их приюте среди обычных детей живут чудовища. Просто никому в голову не приходило объяснить ей, что она и сама относится к ним.

Солунай с тоской взглянула на широкую спину охотника, который уже двинулся в обратную сторону по той же едва заметной тропинке. Вздохнула и пошла следом. Не торчать же у Ворот целый день. Александр Николаевич всё равно не оценит. Да и вряд ли заметит, хоть она в болоте утопни. У него, директора приюта, и без неё полным-полно воспитанников, что ему какая-то Солунай!

Бануш лёгким движением скользнул с места сразу же, как только двинулась сама Солунай, и пошёл рядом.

– Только гарпии нам не хватало, – бормотала под нос Солунай, прекрасно понимая, что, кроме Бануша, её никто не слышит. – Мы, между прочим, природные враги. Нам, между прочим, в одном приюте нелегко будет. А малявку эту ещё первое время кровью кормить надо. И кто кормить будет, а? Только не Солунай, не надейтесь даже. Сами, Александр Николаевич, кормите свою драгоценную Аэллу. А потом она вырастет и откусит вам голову. Потому что от этих куриц другого ждать не приходится.

Рядом захихикал Бануш.

– Да ты ревнуешь, Найка! Бессовестная! Ты ревнуешь директора Амыра! А должна его остерегаться! Забыла?

Солунай горестно вздохнула и снова уставилась в спину идущего впереди директора. Его тёмно-русые с проседью волосы и густая борода в детстве пугали её и заставляли думать, будто директор приюта уже стар. Став же старше, она поняла, что он ещё очень молод. Тёмно-серые глаза его всегда смотрели пронзительно, словно Александр Николаевич знал наперёд все мысли своих воспитанников. В детстве это пугало, сейчас же всё чаще смущало.

– Я и так остерегаюсь уже одни духи знают сколько времени! Я устала! – свистящим шёпотом ответила Солунай и снова зыркнула в сторону директора. – Я… мне… Да ему плевать на меня, понятно?

– Ой, не скажи, – покачал головой Бануш. – Ты, что ли, не веришь в это?

– Во что? – Солунай прекрасно его поняла, но отвечать не спешила.

Тропинка теперь вилась среди камней, идти становилось всё сложнее, но они привычно перепрыгивали с одного валуна на другой, цепко выхватывая взглядом норы многоножек и опасные корни полушников золотоносных. В отличие от родственного озёрного полушника, эта тварь разрослась до кустарников и охотилась, выпуская на поверхность боковые ядовитые корни. Охотилась она, конечно, не на людей, но приятного от ожогов всё равно было мало. Тем более осенью, когда корни подмерзали и становились хрупкими. Запнёшься о такой, разлетится крошечными кусочками, выковыривай потом из кожи и лечи ожоги. Нет уж, лучше шагать аккуратнее. И на многоножек, впавших в спячку, тоже не стоит наступать. Если только коснуться её, она немедля распрямит своё членистое тело в локоть длиной, да только для того, чтобы снова свернуться, но уже вокруг ноги. Отдирать её потом с мясом!

Так что Солунай вовсе не тянула время, как мог бы подумать друг, просто пристально следила за тем, чтобы не попасть в ловушку. А что они с Банушем могли тут пройти хоть ночью с закрытыми глазами, так упоминать об этом и вовсе было некстати.

– В то, что он охотник за головами, – замогильным голосом ответил Бануш и хихикнул, обнажая острые мелкие зубы. Ещё и ружьём, что ему отдал Александр Николаевич, махнул. Шутник.

Солунай поёжилась. Дюжину лет назад она обожала страшные сказки, что рассказывали воспитанникам старухи. Особенно много сказок знала Айару. Слушать её можно было вечно. Про Кудая и Эрлика, про злых духов алмысов, про диких гаруд, людских шаманов и нижний мир. Но сейчас ей всё чаще начинало казаться, что сказочного в этом ничего и не было. А вот пугающего, наоборот, в избытке.

– Только не говори, что ты влюбилась в директора, – прожурчал Бануш, мастерски владевший голосом. Скажи это кто-то другой, и мигом бы узнал, какая тяжёлая рука у Солунай. Но сейчас она молчала, только ещё внимательнее вглядывалась в тропку. В её очках совсем ничего не видно, хоть плачь! Впрочем, если плакать, этого тоже не будет видно. Снаружи. Хорошие очки, зря она про них так.

– Найка, ты чего? – испугался Бануш, когда она споткнулась из-за пелены слёз. Ладно, хоть о простую корягу. – Я же пошутил просто, не обижайся! Я переживаю за тебя, понимаешь. Тебе нужно его остерегаться, мне правда так кажется.

– Эй, бездельники, чего встали как Красные Ворота? – грубовато окрикнул их тот, кого стоило остерегаться. – Идите-ка быстрее!

Солунай поспешно подняла нос повыше, позволяя холодному ветру высушить щёки. А глаза всё равно оставались скрыты. Впрочем, даже если бы Александр Николаевич и заметил что, никогда бы не сказал. Такой уж он был человек.

– Так, Бануш, давай сюда ружьё. Солунай, принимай Аэллу, – начал командовать директор, едва они подошли ближе. – Видели?

Ребята посмотрели на землю и синхронно кивнули. Среди жухлой травы виднелись отчётливые следы, которые причудливо извивались поперёк тропы.

– Кто из вас, паршивцев, не дал Катеньке в спячку впасть, ну? – спросил Александр Николаевич сердито и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Солунай, за Аэллу отвечаешь головой. Тебя Катя не тронет. И давайте скорее.

Солунай едва заметно вздрогнула при упоминании головы, а вредный Бануш ещё и подмигнул, мол, я же говорил!

Но при этом она была страшно благодарна директору за то, что отвлёк их от разговора, а её ещё и от тяжёлых мыслей. Полагать, будто он и впрямь опасается Катеньки, было весьма наивно, но они оба с Банушем сделали вид, будто поверили. Целее будут.

Солунай покрепче обхватила тёплый свёрток и против своей воли заглянула в него. Просто чтобы убедиться, что не навредила гарпии.

Спавшая до этого момента девочка открыла тёмные и блестящие, как вороний глаз, глазки и сонно моргнула. Сердце Солунай дрогнуло. Пусть гарпия подрастёт и лицо её станет жёстким, будто выточенным из дерева, младенцем она была прелестным. Даже думать о том, каково было её родителям расставаться с малышкой, не хотелось. Знали ли они, что тут Аэлла будет в безопасности, или просто пытались спасти дитя, не веря в это? Будут ли они искать её потом? Будет ли она ждать этого?

Солунай говорили, что большинство приютских были настоящими сиротами, но откуда это знал директор, понятия не имела. Но были среди них и вот такие, как эта Аэлла: родители переправили её Воротами прямо из Греции, от волос малышки ещё пахло морем и кипарисами. Или Солунай просто нравилось так думать.

Что случилось с ними, почему они решили спрятать ребёнка? До их угодий добрались охотники за головами или простые туристы, которые оказались немногим лучше? Кто знает.

Практически каждый воспитанник приюта мечтал, что однажды его найдут родители и заберут. И ни разу на памяти Солунай такого не случалось.

Что же до неё самой, то несколько лет назад Александр Николаевич пригласил её в свой кабинет (под свистяще-насмешливое «остерегайся» от Бануша. И напрасно совсем, в тот день остерегаться ей нужно было вовсе не директора) и сказал, что её родные никогда за ней не придут. Он говорил ещё что-то, кажется, рассказывал, почему важно понимать такие вещи в сознательном возрасте, но для Солунай всё было как в тумане. Она изредка воображала себе встречу с матерью и страшилась её. Но оказалось, взрослым чужим чудовищам почти невозможно попасть в нутро мира. Как и найти друг друга позже в большом мире. Мечты Солунай в одночасье рухнули, будто ей сказали, что мама умерла. Это было немногим лучше. Теперь она никогда не узнает, почему оказалась в приюте и любила ли её мать. Она даже своего настоящего имени теперь не узнает. Ничего.

Что до отца, то тут Солунай и вовсе не питала лишних надежд. Судя по её собственному везению, выбирая сердцем, женщины её рода всегда промахивались.

Она крепче прижала к себе снова засопевшую гарпию и мысленно пообещала, что обязательно присмотрит за ней. Кто-то же должен. Этот Александр Николаевич, что сейчас ухмыляется в бороду, будто она не видит, он же только и может, что превозмогать. Найти и спасти от холодной смерти, выходить, щедро делясь кровью. А потом бросит на старух, и будет бедняжка Аэлла просто одной из воспитанников, ничуть не лучше её, Бануша или Жылдыс с Ырысом, родители которых проживали в дальнем посёлке.

Близнецы даже иногда ходили туда повидаться со своей семьёй. Возвращались чаще мрачные и задумчивые. Солунай оставалось лишь гадать, почему их отправили в приют. То ли семье не хватало сил прокормить ещё двоих детей, то ли из-за поверья про одну душу на двоих. Глупые местные верили во всякую чушь! Вот уж кто все сказки принимал за правду, так это они. Смелый прямодушный молчун Ырыс, второй стрелок в приюте, если считать только воспитанников, лучший следопыт и добрейший человек, пробующий играть на топшууре и чуть ли не до слёз стесняющийся этого. А Жылдыс – немного шебутная хохотушка и рукодельница, сшившая и украсившая больше рубашек, чем жителей во всём посёлке её родителей?.. Они же были стопроцентные люди. А вот насчёт своей семьи Солунай так уверена не была.

Просто она с детства полагала, что люди – это хорошо. А чудовища – плохо. Так учили приютские старухи, так было в сказках, что рассказывала Айару. Плохо, что она сама оказалась не тем, кем хотела бы быть. Но что тут поделать.

В чистом холодном воздухе видно было далеко, и Солунай облегчённо выдохнула, когда из-за каменной гряды вынырнула острая башня приюта. Откуда сам приют взялся здесь, в сердце заповедника, Солунай не знала. Они звали его усадьбой по примеру Марты, хотя больше всего он был похож на замок, вылепленный прямо из горы и частично врастающий в неё, словно упрямое дерево, пронзающее камень корнями. Подобраться к нему было непросто, и воспитанники до шести-семи зим жили в нём безвылазно. И только став постарше, начинали постепенно изучать весь заповедник, ходить его явными и тайными тропами. Лишь за пределы границ его ходу не было почти никому из них.

Глава 3. Васса

– Поверить не могу, что ты меня уболтал ехать сейчас, чертяка! – восхищённо прицокнул Паша, когда они наконец уселись в кресла и пристегнулись. Никита даже онемел от возмущения. Это он уговаривал? Да он один раз предложил, а Паша так завёлся, что Никита и моргнуть не успел, как мама уже купила им хорошие билеты и новую тёплую куртку. Ладно хоть куртку только ему, а то Никите начинало казаться, что мама одинаково воспитывает их обоих. Такого ушлого братца, как Пашка, он не хотел. Нет уж, немного адреналина сейчас, а сразу после выпуска надо жениться и скучно возить жену и детей на море. Паша может сколько угодно насмехаться над этим, но лишь потому что завидует – ему это всё не светит.

– Хорошо, что зачётную неделю сдали без проблем, а вот экзамены… – наконец невпопад ответил Никита, решив проигнорировать такое наглое навязывание ему роли инициатора приключения. – Тяжеловато будет.

– Да ладно, первый экзамен поставили только одиннадцатого, а у тебя по нему и вовсе пять автоматом, – отмахнулся Пашка. – Зато представь, как все зубрят с перерывом на скучный пьяный Новый год, а мы с тобой в лесах, на свежем воздухе!

Никиту ощутимо передёрнуло от последних слов, но ответить он ничего не успел – самолёт с рёвом пошёл на взлёт, уши быстро заложило.

– Лыжи, шашлык на природе, фотки такие, что девчонки от восторга из штанов повыпрыгивают! – продолжал вещать Пашка, когда самолёт набрал высоту. – Отдохнём по полной программе!

Чем больше он радовался, тем больше сам Никита считал, что напрасно поддался уговорам. С другой стороны, лучше он сейчас, зимой, потеряет время. Летом куда дольше пришлось бы торчать в лесу, да ещё и комары…

Утешение было так себе, но лучше, чем ничего. Впрочем, выглянув в окно старенького автобуса, на котором они ехали после такси из аэропорта, он приободрился. В Москве было серо и уныло, а тут… не модный горнолыжный курорт, но похоже. А кататься со склонов Никита всё равно не умел.

Мнение его насчёт поездки менялось ещё несколько раз. Когда замёрзли и затекли ноги от сидения в автобусе – до заповедника дорога была неблизкая – и когда Паша развёл каких-то мрачных бородатых мужчин на угостить их водкой. Сто граммов помогли – даже пальцы ног согрелись, и он смог их снова почувствовать, а в желудке стало горячо.

– Тоже наверняка охотники за головами, – жарко шепнул на ухо Пашка. – Смотри, какие у них с собой ружья!

Ружей видно не было, но замотанные в болонью длинные тубы не оставляли других версий. Впрочем, бородачи вышли из автобуса раньше, и только Паша с Никитой да какая-то круглолицая местная бабка продолжали трястись в автобусе, добираясь до посёлка. Летом Никите дорога показалась быстрее. Может, потому, что тогда его разморило на солнце и он проспал половину пути? Кто знает.

Посёлок выглядел пустым.

– Ты предупредил своего друга, что мы приедем? – запоздало уточнил Никита. И, судя по растерянному лицу Пашки, он зря не спросил об этом раньше. – Серьёзно? – Никита почесал лоб и поправил рюкзак, немедленно ставший ещё тяжелее. – Ну ты хоть знаешь его адрес?

– У меня есть его фамилия и номер телефона! – бодро ответил Паша. – Да и ты погляди, какая деревенька, ну! Тут любой скажет, где Егор живёт! В крайнем случае спросим у продавщицы в сельпо. Она уж точно знает!

– Ага, а если он уехал куда-нибудь? – Никита злился всё сильнее. – И где мы тогда ночевать будем? Тоже в сельпо? Отлично отметим Новый год!

В голове у него лихорадочно мелькали мысли, успеет ли он на последний автобус до Горно-Алтайска. И что он там будет делать, потому что менять билеты и улетать не хотелось.

– Где ночевать, где ночевать! – передразнил его Пашка, тоже заводясь. – Приехал маменькин сыночек в глухую деревню к диким-диким людям. Очнись! Летом на турбазе останавливались – и сейчас там остановимся! Зарабатывать люди и зимой хотят, а желающих мало!

Он достал телефон и написал что-то.

– Пошли в магазин, погреемся и поесть купим. Я Егору написал, что мы его там ждём. Не ответит, тогда будем нервничать и волосы на голове рвать. Не раньше.

– Хорошо, – буркнул Никита. Ему стало немного стыдно за истерику, но не настолько, чтобы извиняться. Да и холод на улице не способствовал хорошему настроению. В посёлке было тихо, словно все впали в спячку или уехали. Только Пашку это нисколько не волновало.

– Смотри, какая красотища! – Он обвёл руками горы, возвышающиеся над посёлком. – Летом нет такого ощущения сказки, скажи?

Сказать что-то и вообще как-то отреагировать Никита не успел. Им навстречу из одного двора вывернул мужик с топором и такой зверской рожей, что Никита от неожиданности дёрнулся и плюхнулся в сугроб.

– Паша, какого лешего ты творишь! – Незнакомый мужик, судя по голосу, был довольно молод и оказался тем самым Егором, судя по тому, как он сорвался на Пашу. – Зачем вы сейчас приехали? Я же сказал, надо летом!

– Надо не надо, сейчас ничем не хуже, – рявкнул в ответ Паша, не иначе как доведённый тем, как все на него наезжают. – Я, может, сначала хочу на твои трофеи взглянуть, прежде чем деньги на ружьё тратить. И Кит тоже. Верно, Кит?

Никита кивнул и поспешил выбраться из сугроба. Он даже протянул руку заросшему бородой Егору, и тот откровенно нехотя её пожал.

– Егор, – представился он. – Не, парни, так дела не делаются. Поохотиться сейчас не получится, к тварям по снегу не подберёшься никак. Чудовища в лесу как в доме родном, а мы там гости.

– Да мы не за этим сейчас приехали, расслабься, друг, – хлопнул его по плечу Паша. – Потусуемся тут у вас, Новый год отметим, рыбки-дичи поедим, все дела.

– Охотиться сейчас только на косулю можно. – Егор почесал бороду. – Но раздобуду вам дичи, не вопрос.

Он заметно оживился, когда понял, что охоту на чудовищ сейчас вести не придётся.

– А на косулю я бы с вами сходил, – робко заметил Никита, немедленно представив фото себя с трофеем. То, что стрелять он не умел, его не смущало.

Они как раз зашли в магазин, поэтому Егор не ответил. Он, похоже, даже не услышал сказанного, потому что застыл у стойки с чипсами, пялясь на девушку у прилавка. Никита тоже уставился на незнакомку. Пожалуй, он мог понять Егора.

Девушка была невероятно красива. Настолько, что Никита оглянулся, готовый увидеть охрану, мужа с дубинкой или оператора с камерой. Но в сельпо, кроме них троих, продавщицы и красавицы, никого не было. Девушка не походила на местных, её лицо было искусно вылеплено, острые скулы очаровательно смотрелись в сочетании с гладкими иссиня-чёрными волосами, нос, губы, кожа без единого изъяна… А когда незнакомка оглянулась и встретилась взглядом с Никитой, он понял, что эти несколько мгновений не дышал. И такого глубокого зелёного цвета глаз не видел ни у одного человека в мире.

Он не влюбился, нет. Но теперь он понял, как можно испытывать неподдельное восхищение от невероятного творения природы или человека.

Про себя он решил, что поездку уже можно считать удавшейся. Увидеть такую красотку в глуши – дорогого стоит. Уж Никита это прекрасно понимал. Да что Никита, даже вечный болтун Пашка и то замер в восхищении, а уж этот диковатый Егор, как верная псина, следил за каждым движением красавицы, провожая взглядом каждый пакет, что она ставила на прилавок. Никита помотал головой, приводя себя в чувство. Для такой стройной, пусть и высокой, девушки набор был прям-таки совершенно неподходящим. Если только девушка не кормила семью человек из двадцати. Но тогда почему она тут одна? Приехала на машине? Тогда не складывала бы сейчас все покупки в походный столитровый рюкзак. Или сколько в нём литров? Никита прикинул издалека – ему рюкзак был бы по плечо, а он ведь не низкий парень. И ладно бы набить его спальными мешками и другими лёгкими вещами! Но незнакомка складывала пакеты с сахаром, масло, хлеб…

– Васса, милая, давай помогу, – неожиданно обрёл дар речи Егор и потянулся рукой к рюкзаку.

– Без тебя справлюсь, – холодно ответила девушка, даже не повернувшись к нему лицом. – До леса донесу, а там помощников хватит.

– Зря ты от меня нос воротишь, – неожиданно агрессивно ответил Егор. Паша и Никита переглянулись.

Судя по тому, как вспыхнул их знакомый, он совсем позабыл о свидетелях разговора. Казалось, они с этой Вассой одни. Впрочем, продавщица смотрела словно сквозь них и скучающе зевнула. Может, это его обычное поведение?

– Пожалеешь!

– Сам не пожалей, – не осталась в долгу Васса. Она сложила все покупки, наглухо завязала рюкзак и протянула продавщице вместо денег какой-то клочок бумаги. Та повертела его, прочитала что-то и кивнула.

Девушка потянула рюкзак за лямки, Никита только и успел дёрнуться помочь, но не пришлось – она надела его, поправила так, чтобы лямки не тянули назад, и двинулась к выходу. Егор загородил ей дорогу.

– Отойди, – спокойно произнесла она. – Не испытывай нашего терпения, Егор. Ты и без того по краю ходишь.

– И почему-то мне кажется, что сейчас речь идёт о чём-то крайне интересном! – театральным шёпотом произнёс Паша и подмигнул Никите.

Девушка медленно повернула голову в его сторону и смерила взглядом.

– Туристы? – спросила она так, словно быть туристом – величайший грех. – Поздравляю, Егор, ты переходишь уже все границы. А вы… нечего зимой делать в горах. Снегом засыплет – не откопают.

При этом она перевела взгляд на Никиту, и тот нервно сглотнул. Уж больно её слова были похожи на предупреждение.

– Да расслабься, дорогая, никто не собирается глубоко в ваши горы лезть, мы немного погуляем. До Ворот даже не дойдём, – снова разулыбался Егор, но девушка даже не смотрела в его сторону, продолжая словно изучать взглядом то Пашу, то Никиту.

– Не забывайте: тут заповедник. Что попало творить нельзя. Редкие виды, – веско добавила она и двинулась прямо на Егора. Тот отскочил в сторону и едва не уронил стойку с сувенирами.

Паша и Никита тоже поспешили отойти. В окно магазина они видели, как девушка идёт по дороге и наконец скрывается за домами.

– Стерва, – сплюнул Егор, едва Васса скрылась из виду. – Опасная стерва. И заносчивая. Я ей, видите ли, не хорош!

– Извини, друг, но девчонка не из твоей лиги, это невооружённым глазом видно, – заметил Пашка. Он мечтательно смотрел в ту сторону, куда скрылась девушка, и Никита поморщился. Этот ловелас, тоже, между прочим, даже близко не дотягивающий до такой красотки, определённо уже раздумывал насчёт того, чтобы приударить за ней.

– Она местная? Не похожа на местных.

– Ну так себе местная. – Егор набычился. – Приютская. А строит из себя королеву. Даже объяснить ничего не дала.

– А не надо было тебе той блондиночке из геологов звёзды показывать да учить палатку ставить, – неожиданно проснулась продавщица. И Никита понял, что она только делала вид, будто ничего не замечает. – Думаешь, такая, как Васса, не почует измену? Если девица проездом, да в Акташе остановилась, то всё можно?

– Да откуда она бы узнала. – В голосе Егора послышалась ярость. И… страх? Виноватым он себя точно не чувствовал, а Никита ещё сильнее пожалел, что они связались с этим человеком. – Разве что кто-то вроде тебя разболтал!

– Ты и сам знаешь, что ей и говорить не надо было, – пожала плечами продавщица. Злобный оскал Егора её ничуть не напугал. – Просто врёшь и себе, и этим мальчикам.

– Нечего было мне глазки строить, а потом хвостом вертеть, – рыкнул Егор. – Я мужик простой. Долго ждать не буду.

– Да куда проще-то, – фыркнула продавщица и демонстративно повернулась к Пашке и Никите: – Мальчики, вы где остановились? Простите, что спрашиваю, но темнеет рано зимой, холодно. А у нас одна турбаза, и ту старый Санаш закрыл, когда ушёл провожать геологов дальше по тракту.

«Я же предупреждал!» – многозначительным взглядом смерил друга Никита. Останавливаться у Егора, даже если тот предложит, страшно не хотелось. Просто до ужаса.

– Нет, мы что-то не сообразили забронировать жилье, – растерянно произнёс он вслух, видя, что Паша никак не реагирует, а лишь смотрит на Егора, словно тот должен был немедленно решить все проблемы. – А когда последний автобус до Горно-Алтайска?

Продавщица окончательно проснулась и возмущённо тряхнула головой.

– Вы с ума сошли, молодой человек! – повысила она Никиту с «мальчика». – Зачем вам несколько часов трястись? До Акташа всего ничего на машине, а там этих гостиниц куча! Хотите, я прямо сейчас в одну позвоню, за вами сюда машину пригонят, рублей двести возьмут сверх. Как вам?

Под суровым взглядом Паши Никита проглотил рвущееся с языка «дёшево» и вроде как нехотя кивнул.

– Гостиница хоть хорошая, не просто самая дорогая? – вклинился Пашка. Похоже, он наконец-то отвлёкся от мыслей о прекрасной незнакомке и вспомнил о том, что отвечает за их пребывание здесь. Ведь если что-то пойдёт не так, Никита просто откажется ехать сюда летом, вот и всё!

От этой мысли Никите сразу стало легче. Правда же, проведёт тут несколько дней, не помрёт же он от плохих условий или со скуки? А потом можно всё оставшееся время упрекать Пашку своим «я же предупреждал».

– Хорошая, вам понравится, – пообещала продавщица, достала телефон и спохватилась: – Если вы что-то купить хотели, то выбирайте!

Никита нехотя подцепил пакет с дубовыми пряниками и банку колы. Пить газировку в такой холод не хотелось, но вдруг в гостинице не будет вообще ничего, кроме воды из колонки? Кто знает, что в этой глуши понимают под отелями.

– Нормально продуктов берите, там столовой нет, только общая кухня, – буркнул Егор, подтверждая самые худшие опасения Никиты. Так что он стал хватать всё, что казалось ему съедобным: чипсы, вяленое полосками мясо, сосиски и зачем-то пачку макарон, которые не собирался варить. – Он нормальный вообще у тебя, не? – недостаточно тихо спросил Егор у Паши. Никита оглянулся. Пашка тоже собирал продукты: положил бутылку масла, соль, спички, яйца, большой пакет нарубленного и замаринованного мяса и целую упаковку пива.

– Нормальный, – охотно ответил Пашка, не понижая голоса. – Просто совсем городской. Не дави на него, ему нужно освоиться.

– Погодь, это разве не тот чудила, что летом чуть не утоп на Бегемоте? – вдруг спросил Егор. Никита навострил уши, но сделал вид, что выбирает чай. Чай всяко нужнее пива! – Его ещё Солунай-слепуха спасла!

– Он, – согласился Пашка. Как будто этот порог все идеально проходят, и никто никогда не вываливается за борт! – А почему слепуха? Видишь ли, я сам спасительницу не видел, только наслышан о ней…

И он многозначительно посмотрел в сторону Никиты, скрывшегося за полками. К счастью, чувства самосохранения в нём было достаточно, чтобы не рассказать, что на самом деле Никиту спас спутник этой девушки. Солунай… Какое удивительное имя. И прозвище ей совершенно не подходит.

– Из-за очков, – с удовольствием пояснил Егор. – Она же всё время в этих тёмных очках, даже в дождь. Я сам её видел лишь пару раз, она вблизи посёлка нечастый гость. От них обычно Васса сюда ходит или Ырыс. Ну, и сам Амыр, конечно.

Почему «конечно», Никита не понял, как и кто такой Амыр. Спутника девушки звали не так, он точно помнил. Поэтому он ушёл к прилавку оплачивать покупки, пока за ними не приехала машина.

И уже тут снова мысленно повторил: «Солунай». Словно холодная вода перекатывалась через камни под солнечными лучами. Красиво.

Глава 4. Ходить сквозняками

Найка ненавидела своё имя. Нет, когда её звали коротко, хлёстко, как удар ладони по воде, – «Най!», «Найка!», – это она любила. Но только не «Солунай». Её так назвал сам директор, и если когда-то это заставляло гордиться, то теперь приносило сплошные неудобства. Она уже устала остерегаться директора, как и говорила Банушу. И слышать от него шелестящее «Солунай», полное неодобрения, тоже устала. Вот и сейчас она легко кралась по приюту, не забывая остерегаться, хотя хотелось уже плюнуть на всё и ходить как все.

Всё спокойно.

Скрипнули ставни. Где-то этажом выше, а то и в другом крыле, но Найка успела юркнуть в тень. Ходить сквозняками – вот как это называли приютские. А Найка была приютской почти с самого рождения. По крайней мере, эти серые холодные стены и ночные пронизывающие до костей порывы ветра прямо в коридорах были тем, что Найка помнила всю жизнь.

Сейчас она тихонько шевелила пальцами ног, чтобы холод от каменных полов старого скального здания не поднимался выше к щиколоткам, а оттуда к коленям. Стоит только начать мёрзнуть, и можно не услышать следующий сквозняк да так и застрять на чужом этаже, а то и хуже – попасться воспитателям. Тогда воспитанникам не видать корок, которые Найка прятала за пазухой.

Зимой часто выходить за хлебом в посёлки было опасно, так что они все в основном питались супами с курятиной и пахучими травами да сухими грибами, которые без устали собирали летом почти все дети приюта. Но буханок хотелось так, что рот наполнялся слюной при одной мысли о сухой корочке.

Сегодня был удачный день. На кухне готовила одна Марта, добродушная толстуха, которая не жалела времени и сама пекла для директора и воспитателей булочки вместо длинных тяжёлых хлебов. Серые булки были хороши только горячими, потом они засыхали, и получалось целые две твёрдые корки из каждой. И как раз их могли заполучить дети. Достаточно было подлизаться к Марте, а этим навыком Найка владела в совершенстве. Из-за очков с толстыми мутными стёклами, которые девочка носила в приюте, некоторые воспитатели и кухарка считали её тихоней. Тёмные красивые очки были для походов в посёлок. Найка их берегла, редкий подарок. Вещь, которая только её и ничья больше. Даже одежда у приютских переходила от одного к другому, обувь носили, пока не снашивали до дыр. А это – личное.

Воспитатели, конечно, знали, что она такое. Но внешность, с этими очками и облаком кудрявых волос, помогала обмануть, хотя последние годы на эту уловку велось всё меньше людей.

Неожиданно раздался какой-то странный звук, и Солунай, не дыша, остановилась. Прислушалась. Что это? Хлопнула вдалеке дверь. Шаг, шаг, ещё один. Найка снова замерла, на этот раз рядом с дверями в спальню малышей. Отсюда до спальни старших девочек сквозняка четыре, не больше. Она справится.

Найка снова зашевелила пальцами. Толстые носки грубой вязки совсем не спасали от лютого холода, а носить башмаки из грубой кожи на деревянной подошве в приюте не стала бы даже дурочка Берта. Кроссовки и сапоги приютские берегли, их достать было непросто, и здесь особо ценилось, если тебе есть что передать малышам. Совсем уже беззлобно Найка подумала, что свои сапоги может передать малышке Аэлле. Говорят, гарпии очень быстро растут.

Из-за двери раздавался скрипучий голос старой Айару. Конечно, за малышами приглядывала она. Когда Найка и другие были такими же, они тоже слушали её сказки на ночь.

– А потом охотник отрубил Лане голову. Вжик! И снёс её! – услышала Найка и с трудом подавила улыбку. Они с Банушем просто обожали историю про охотника и Лану, королеву саламандр.

Малыши зашумели. Похоже, им тоже нравилось, и они просили продолжения. Всем хотелось знать, как охотник вышел потом из саламандровых пещер. А ведь это была уже другая история.

– Тихо, маленькие чудовища! – начала ругаться Айару. – А то придёт охотник и отрубит ваши головы! Ну-ка, немедленно спать!

Найка зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Всем ведь известно, что среди малышей нет чудовищ. Ну разве что одно или два. Точно не больше пяти. Поди разбери, они вечно чумазые, голодные и верещали так, что взрослые воспитанники вроде Найки, которые прожили больше дюжины лет, обходили их стороной. Вот среди них чудовищ было поболее. Почти все.

Найка услышала тяжёлые шаги и поглубже вжалась в тень. Будучи помладше, она очень пугалась этих шагов. Думала, что директор и впрямь возьмёт да и отрубит голову тому, кто не ляжет вовремя спать, плохо расчешется или не доест куриный суп. Глупости это, конечно.

Александр Николаевич остановился совсем близко, и она замерла. Даже дышала через раз. А потом снова раздался звук его шагов и скрежет, словно по полу тащили что-то тяжёлое. Лучше даже не думать, что именно!

Ноги совсем окоченели, да и закончившая сказку Айару могла вот-вот выйти, так что Найка едва дождалась стука печной вьюшки в спальне малышей и стрелой бросилась вперёд. Шаг, ещё один.

– Кхм! – Кашель раздался прямо над ухом, отчего Найка резко присела. Хорошо хоть, корки на посыпались на пол!

В тень уже не спрятаться, её озарял свет из окна, за которым так некстати луна выбралась из-за туч. А вот тёмная громоздкая фигура директора почти наполовину скрылась в темноте. Что за несправедливость!

«Остерегайся директора, Найка». Бануш впервые шепнул ей пару лет назад и унёсся по своим очень важным мальчишеским делам. С тех пор мало что изменилось, только Солунай теперь не могла спокойно есть или учиться, она изо всех сил остерегалась директора. Получалось не очень хорошо, ведь она понятия не имела, зачем, а главное, как ей это делать.

Вот и сейчас она снова попалась. Неудивительно.

Спрятаться от Александра Николаевича всё равно нигде не удастся – и приют, и болота сразу за двором, и даже мрачный предгорный лес за болотом он знал как свои пять пальцев.

Говорят, раньше он был охотником на чудовищ, но Найка в это не верила. Не станет охотник директором такого приюта. Пусть охота на них давно запрещена и приют находится в самом сердце заповедника, малограмотные любители наживы и некоторые туристы по-прежнему убивали чудовищ. И это здесь, в самом нутре мира. А что говорить о других местах? Чудовища же, в свою очередь, и вовсе понятия не имели ни о каких законах, так что приют исправно пополнялся сиротами.

Найка понятия не имела, откуда чудовища знают про нутро мира и стоящий тут приют, да только если кому-то из них грозила опасность и появлялись дети, чьи особенные черты скрыть не удавалось, они отправляли их сюда. Сами… выживали или были убиты, кто знает. Приют принимал только малышей. Вот и выкидывало у Красных Ворот, соприкасающихся лбами над узкой дорогой, младенцев со всего мира. А директор их подбирал и тащил в приют. Ведь здесь неприкосновенность была у каждого, даже у Бануша, на которого многие поглядывали с опаской. Среди воспитанников только он один однозначно признавался чудовищем. Официально.

– Солунай. Разумеется, как всегда, растрёпана и неряшливо одета, – раздался голос директора, и Найка чуть не заплакала от досады. Как же она не любила своё имя, произнесённое таким тоном!

Она ведь только на минуточку замешкалась и перестала остерегаться, и на тебе – директор поймал её прямо в коридоре. Ночью, когда строго запрещено покидать комнаты. Ему-то что, он сам может ходить когда угодно и где угодно. Вот и сейчас рядом с ним угадывалась крупная курица, похоже, только что подбитая в лесу.

Елена Васильевна утверждала, что никакие это не куры. Куры не бывают с острыми зубами в два ряда и уж точно не вырастают размером с добрую лошадь, но сиротам полезно было есть куриный бульон, так что директор охотился на кур, и точка.

Это за границами их заповедника, может, водились обычные куры и не было чудовищ, но попасть туда могли только немногие из воспитанников приюта. Самые умные и только люди. Или хотя бы достаточно сильно похожие на них. Как Васса.

Закусив губу, Найка поклонилась и пригладила густые кудрявые волосы. Ох, и попадёт же ей и за вылазки в горы, и за прогулки по приюту ночью! Под руками протестующе зашипели запутавшиеся в волосах змейки, но наружу не показались.

Бедный директор терпеть не мог детей, и не его вина, что именно он был вынужден приносить из леса осиротевших младенцев, и Найку в том числе. Но теперь его нужно остерегаться.

– Солунай, – повторил Александр Николаевич, будто прекрасно знал, как она ненавидит своё имя, и теперь осознанно мучил её. – Что же мне с тобой делать, Солунай… Ты же совсем не слушаешься. Елена Васильевна говорила, что ты снова убегала к водопаду. А если замёрзнешь насмерть? Или кто-то тебя убьёт? Браконьеров с каждым годом становится всё больше, ты хоть это понимаешь, Солунай?

– Зимой они не полезут, – буркнула Найка, чтобы не молчать. – Это летом их кишмя кишит, будто они тут хозяева.

Обида прорвалась в её голосе, но жалеть её Александр Николаевич не собирался.

– В некотором роде так и есть. – Директор поудобнее перехватил курицу за когтистые лапы. – Земли заповедника принадлежат людям. И неплохо бы тебе об этом помнить. Чтобы выжить.

Вот как его остерегаться, спрашивается?

– Раз тебе всё равно не спится, можешь пойти на кухню и помочь Марте потрошить курицу, – добавил директор, когда Найка уже почти поверила, что всё обойдётся и её просто отругают или пригрозят не пускать в лес. Сухари царапали кожу за пазухой, напоминая о себе.

– Зайди к себе и накинь что-то потеплее, – сжалился директор. – Ночи стоят холодные.

Пробормотав благодарности в ответ, Найка стремглав понеслась к родной спальне. Ей удалось обхитрить директора!

В спальне она высыпала сухари на кровать и попросила Вассу честно разделить на всех. Вассе доверяли одни, и её боялись другие. Она не обманет.

Сама же Найка зачесала волосы под толстый тканевый ободок, отчего змейки сонно забормотали и клубком свернулись в районе затылка, и накинула для виду шаль.

Директор просто ничего не смыслит в жизни, если думает, что она замёрзнет на кухне, пока будет разбираться с курицей. Да это самое тёплое место во всём приюте! А ещё Марта может расщедриться на целую свежую булку, которые начнёт печь через пару часов. И поспать можно несколько часов в тёплом Мартином закутке, пока сама повариха месит тесто. Так себе наказание. Если бы не едкие куриные потроха, которые нужно потом вымачивать в воде с содой, чтобы они не разъели нежные человеческие желудки. Вот мясо есть могли все, а пирожки с потрохами без опаски грызли только чудовища.

Зимой в приюте было холодно и голодно, так что чудовища среди воспитанников выявлялись куда чаще. Кто поел пирожков и не помер – точно чудовище! Воспитатели только вздыхали. Немногие из тех, кто переживал в приюте зиму, продолжали надеяться, что обычных человеческих сирот тут больше.

Когда Найка вернулась на кухню, директора там уже не было, только мёртвая птица лежала поперёк длинного стола так, что её длинная, покрытая чешуёй и редкими перьями шея свесилась вниз, а в открытом клюве виднелись острые зубы.

– Наечка, как хорошо, – обрадовалась Марта. – Ты мне помочь решила с этой тварью, да?

Найка кивнула, удивляясь тому, что директор не рассказал, как сам прислал её сюда. В наказание. Но тем лучше. Для поварихи Марта ужасно боялась всей дичи и даже половины грибов, что приносили воспитанники.

Да, плотоядные сыроежки, похожие на серые блестящие шары, могли заставить понервничать, если при потрошении в них оказывалась полуживая мышь или белка. Ну так их и нужно было собирать вечером, а не утром, после ночной грибной охоты. Глупое название для грибов, но название «живоежка» почему-то не прижилось.

В любом случае Марта жила в приюте уже дюжину зим и могла бы привыкнуть хотя бы к курам, но нет. Так что она по-настоящему обрадовалась Найке, а значит, можно было рассчитывать и на тёплый закуток для сна, и на булку. Как знать, возможно, даже с тарелкой настоящей каши. Хотя для этого Найке придётся как следует потрудиться. Кашу давали только маленьким, тем из них, которым не требовалась живая кровь, да воспитателям. Людям.

Чудовищам каша не полагалась.

Глава 5. Нехорошее место

– Что это? – Никита с отвращением опустил ложку в сероватое месиво. Голова болела. Вчера они выпили многовато пива. В этой гостинице не было столовой, зато внизу располагался бар. Очень удобно.

Он бы вообще это не назвал отелем. Несколько домиков у подножия гор и один длинный для администрации с общей кухней и этим самым баром. Совершенно лишним было брать ещё и водку, но Пашка на мангале наготовил шашлыков, потом они позвали хозяев гостиницы и радовались, что так хорошо всё получилось, доехали с ветерком, домик достался чистый и тёплый…

В общем, последствия настигли утром. Головная боль такая, что не помогала даже таблетка, настроение ни к черту, да ещё на завтрак вот это. Вроде как хозяйка удосужилась приготовить, хотя обычно тут нет завтраков. И если она умеет готовить только это, то и хорошо, что их нет.

– Каша. – Пашка наворачивал мерзкую серость так, будто это было его любимым блюдом. – Отличная, между прочим! А после вчерашнего яичницу делать – смерти подобно. Заблюём потом весь снег в заповеднике. Так что не выпендривайся, ешь, и побыстрее. Егор обещал через полчаса заехать.

Никита нехотя поковырял кашу ещё раз, даже поднёс к губам. Пахнуло сладким молоком и овсянкой. Фу, какая мерзость! Он отложил ложку и достал пачку чипсов. Ну и кто теперь дурак? Солёные чипсы отлично успокаивали его рецепторы, тошнить перестало, только голова ещё болела, но таблетка должна была помочь.

Вообще, Никита не хотел тащиться в горы на страшных широких лыжах, которые вчера им предложили прямо тут, в Акташе. Запах шашлыка, украшенная гирляндой заснеженная ёлка настроили его вечером на праздничный лад. Хотелось вот так есть шашлык, пить пиво, может, баня с видом на горы, экскурсия… Зимой ведь тоже есть экскурсии? Дичь, опять же. Хотя вот поглядеть, как охотятся на косулю, он хотел. Но при условии что не придётся лезть высоко в горы и далеко в лес. Разве он так многого просит?

Но Пашка, с аппетитом наворачивающий кашу, весь горел энтузиазмом.

– Возьмём с собой палатку, разобьём лагерь. Подстрелим глухаря или тетерева и прямо на костре приготовим. Ну! Представь себе, какой кайф!

Никита представил. Три вонючих мужика в одной палатке. Он уже отдыхал так летом, ему совсем не понравилось. Но вот глухарь, которого до сих пор он видел только на фотографиях, звучал заманчиво.

На всякий случай наделал бутербродов с сыром и колбасой, которые они везли ещё из Москвы. А то знает он этих охотников, как бы там с голоду не сдохнуть.

Вскоре приехал Егор. Сегодня он был куда веселее и бодрее. И, судя по мутному взгляду, тоже вчера хорошо отдохнул. Не иначе как Пашка поднял ему настроение, всучив вчера пару бутылок, пока Никита фотографировал горы, отправлял красивые виды матери и сразу выкладывал в соцсети.

– Готовы? – спросил Егор, неловко топчась на пороге чистенького домика. – Палатку и ружья я взял.

– Отлично! – Пашка лучился прекрасным настроением. – Веди нас, Сусанин!

– Ну, надеюсь, что нет, – открестился от сомнительного прозвища Егор и суеверно сплюнул через плечо. – Мы просто прогуляемся и спокойно вернёмся.

Рядом с въездом на территорию гостиницы оказался повидавший жизнь дряхлый уазик. И Никита, вчера с комфортом доехавший на джипе хозяев гостиницы, вдруг мелочно пожалел потраченных на трансфер двухсот рублей. Егор мог и сам подвезти, чего не предложил? Но свои мысли он благоразумно оставил при себе. Просто сложил в рюкзак поверх спального мешка пакет с бутербродами и молча пошёл одеваться.

Прозрачный морозный воздух взбодрил всю компанию, а у Никиты прошла голова. Он уже с куда большим интересом рассматривал места, которые они проезжали. Наконец уазик чихнул и встал.

– Вот отсюда пешком пойдём, – пояснил Егор. – Можете делать селфи – знаменитые Красные Ворота!

– Подожди, а разве ты не пообещал Вассе, что мы поблизости только походим, а за Ворота не пойдём? – поинтересовался Никита, щёлкнув на телефон две скалы со всех ракурсов.

– Ну смотри, парень. – Егор сплюнул в сугроб. – Я вас почему летом звал? Летом трофей можно заполучить, даже пройдя по краешку заповедника. А зимой тут за Воротами постоянно кто-то дежурит. Так что мы сделаем вид, будто пошли вниз, а сами обойдём и отправимся вглубь.

– А… – хотел повторить свой вопрос Никита, но замер под неожиданно злым взглядом Егора.

– Васса может утереться, – процедил тот сквозь зубы. – Ещё я у всякой твари не спрашивал разрешения по государственному заповеднику ходить. Главное, холодно. Катенька спит. Остальное ерунда.

– Катенька – это егерь? – уточнил Никита, делая вид, что его ничуть не смущает неожиданная ярость их сопровождающего. Да и егерь-девушка тоже странно. В таком-то месте! Мало разве тут браконьеров, как этот Егор?

– Да, вроде того, – буркнул Егор. – Житья от неё нет. Ладно хоть, холодов не любит. Вы идёте или так и будем всё подряд обсуждать?

Он вытащил из машины лыжи и первый нацепил свои на ноги. Короткие, широкие, они вообще мало чем походили на те, что были привычны Никите по школьным занятиям физкультурой. Но говорить об этом он не стал. В конце концов, они же не собираются пересечь весь заповедник. Устанут – сядут отдохнуть. К тому же его рюкзак довольно лёгкий. Это Пашка с загадочным лицом гремел бутылками, а Егор волок ружья и палатку. Так что нет никакого повода возмущаться.

С этими мыслями он поспешил пристроиться следом за Егором на его лыжню, чтобы не стать замыкающим. Хватит, он уже едва не утонул в прошлый раз неподалёку отсюда. В этот раз он обезопасит себя по максимуму!

Идти было трудно. Снег был довольно рыхлый и глубокий. Теперь Никита радовался, что лыжи такие широкие.

К счастью, Егор явно не впервые водил начинающих туристов, потому что первый привал он сделал уже через полтора часа, когда Никита подумывал начать умолять об этом.

– Хорошие места. – Суровое лицо Егора разгладилось, он вдыхал полной грудью, а его борода покрылась мелкими кристалликами инея. – Какой чистый воздух, да? Только летом тут ещё аккуратнее ходить надо, чудовища не дремлют. Столько народу сгинуло, вы не представляете. А приличный вроде заповедник. Но нет, это всё обман!

– Да как же так, здесь же куча людей постоянно. – Пашка тоже в восхищении вертел головой и старательно вдыхал воздух полной грудью, будто про запас. – Неужели никто ничего не замечает?

Никита решил было, что Егор смутится и станет врать поменьше, но не тут-то было.

– Так чудовища живут в самой глубине заповедника, – пояснил он. – Туда мало кто добирается. А когда большая группа просто чешет по тропинке, таращась во все стороны и щёлкая телефонами, нормальные чудовища на глаза не покажутся. Они тоже не полные идиоты, ты не думай!

Если Никита и думал о чём-то, так это о том, что он вовсе не готов представлять, идиоты чудовища или нет. Они должны быть неразумными и жуткими, разве не в этом смысл? Охотиться на них.

Но говорить об этом сейчас, когда они брели по снегу через бескрайний лес, было совсем уж неловко. Никита малодушно решил, что обсудит это с Пашкой, когда они вернутся в тёплую гостиницу. Потому как он не подписывался убивать кого-то вроде одичавших деревенских дурачков. А Егор… Егор мог и такое предложить. Уж больно много в нём было злости и жадности. Наверняка он таскает туристов охотиться на любого зверя, даже занесённого в Красную книгу. Главное, чтобы деньги платили.

На мгновение Никиту кольнула мысль, что деньги у него как раз есть, а медвежья шкура, которую он «сам добыл», помогла бы ему возмужать в глазах девчонок. Но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Он вообще не такой. И никогда таким не станет.

Неожиданно Егор замолчал и остановился. Никита попытался тоже прислушаться, но вокруг просто монотонно гудел лес, и больше ничего.

Видимо, он был чересчур далёк от природы, потому как всё ещё ничего не слышал, кроме шумного дыхания догнавшего их Пашки, а вот Егор уже осторожно снял ружьё с плеча. Наверное, ему сильно мешал большой рюкзак, но сейчас он будто не замечал его веса. Обернувшись всем корпусом, он кивнул спутникам на сугробы у деревьев.

Присмотревшись, Никита увидел совсем крошечные отверстия в них. До того небольшие, что их можно было принять за слетевший с деревьев мусор или даже тень.

Егор навёл на одно из таких углублений ружьё и с силой топнул лыжей. И тотчас сугроб взорвался. Никита плюхнулся на тропу от неожиданности и снизу смог разглядеть, что ошибся. Это был не взрыв – просто из-под снега вырвались крупные чёрные птицы.

Выстрел! Егор был начеку, и одна из птиц успела лишь взметнуться над снегом и сразу рухнуть обратно, пачкая белое покрывало сугроба красными каплями.

– Ну, уже неплохо, будет чем сегодня поковырять в зубах, – довольно засмеялся Егор. – А теперь быстро валим отсюда, пока на выстрел не пришёл кто-нибудь посерьёзнее.

– А могут прийти? – напрягся Никита, сразу представивший пару таких же чокнутых бородачей, только облечённых властью.

– Вообще, могут, но в погоню из-за одного глухаря не бросятся, они не очень любят на лыжах ходить, – туманно ответил Егор, подобрал птицу и указал ею вперёд. – Туда!

Нежелание встретиться с егерями, или кого там опасался Егор, сотворило настоящее чудо. И у Никиты, и у Пашки будто открылось второе дыхание, и они смогли прошагать ещё два с половиной часа, пока не оказались у подножия скалы.

– Снимаем лыжи, лезем выше, – скомандовал Егор. – Там мы заметим, если кто-то решит к нам подобраться.

– Звучит не очень здорово, – буркнул Никита, но поспешно избавился от лыж и полез в гору, строго стараясь не отдаляться от Егора, который даже с огромным рюкзаком, ружьём в одной руке и глухарём в другой поднимался куда бодрее, чем они оба.

– Отсюда прекрасный вид на большую часть заповедника, – вещал Егор, поднявшись на небольшую площадку и протягивая руку Никите. Никита вспыхнул и сам подтянулся, выбираясь на плоский камень. Он же не девчонка, в самом деле!

Следом на площадку вывалился тяжело дышащий Пашка и сразу же привалился спиной к скале.

– Кошмар… Хорошо, что мы уже добрались, я с места больше не сдвинусь! – выпалил он.

– Вообще-то, ночевать мы тут не останемся, – разочаровал его Егор. – Тут есть небольшая пещера, но в ней максимум можно спрятаться от ветра, и то вытянувшись вдоль стенки. А ставить палатку на камнях… Это перебор. Да и свалиться отсюда ночью тоже не восторг.

– Это точно, – пробормотал Никита, моментально представив в красках, как летит вниз головой прямо на булыжники.

– Зато тут шикарный вид и можно спокойно поджарить нашу птичку, – пояснил Егор, разводя костер.

Никита только глазами хлопал, видя, как Егор, скинув рюкзак, достаёт из-под снега в расщелине, которую он назвал пещерой, полиэтиленовый пакет с углём и щепой. Похоже, он бывал тут куда чаще, чем могла даже подозревать Васса.

– О, а там тоже дымят. Такие же туристы? – Отдышавшийся Пашка подошёл к краю площадки и указал на одинокий, едва заметно вьющийся дымок.

– Нет, – не поворачиваясь, буркнул Егор. – Это приют. Даже не смотри в ту сторону и не вздумай лезть ближе. Нехорошее место.

– А почему нехорошее? – Никита сел поближе к потрескивающему костру, и жар приятно коснулся лица и рук. Он уже и позабыл, что устал и не хотел тащиться в лес. Теперь, когда он видел под ногами весь этот заснеженный дикий мир, он чувствовал себя иначе. Неукротимым охотником, которому по плечу найти и убить чудовище, а когда он встретит Солунай, он уже не будет жалким слабаком, выловленным из реки. Он будет героем с удивительными трофеями. Да, девчонки таких любят, но вот в чём беда. Никита не хотел поразить каких-то там девчонок. Он хотел восхитить именно Солунай.

Странно, он видел её совсем недолго и до сих пор не представлял, как выглядит её лицо без дурацких очков, но желание встретиться с ней и понравиться стало ужасно навязчивой идеей. И просто так отказываться от неё Никита был не намерен.

– В приюте живут разные, – неохотно пояснил Егор. – Ну… не только люди. Хотя люди, конечно, тоже есть. Бедняги. Но подойти к приюту нельзя просто так. Там начинаются болота, овраги. Часть ландшафта сильно отличается от всего прочего заповедника.

Никита хмыкнул. Он не ожидал услышать слова вроде «ландшафт» от такого дикаря, как Егор. Впрочем, если он водит в заповедник и геологов, то мог нахвататься. По крайней мере, в это поверить легче, чем в то, что он на самом деле куда умнее, нежели на первый взгляд.

– А… Васса? – В последний момент Никита передумал и назвал её, а не Солунай.

– И она оттуда. – Егор сплюнул. – Тоже запала девка в сердце, да? Такая вот тварь. Холодная, как змея, даже не рассчитывай с ней замутить.

– И не собирался, – совершенно искренне ответил Никита и снова уставился вдаль. Позади уже вкусно пахло жареным мясом и невкусно – палёным пером. Никита смотрел на далёкий дымок и пытался вообразить, как выглядит приют, где – и он был уверен в этом – его ждёт Солунай.

Глава 6. Неизвестное чудовище

Солунай неторопливо ступала по приюту. Днём она могла ходить куда ей в голову взбредёт. А с учётом того, что она помогла Марте разделать курицу, ей сегодня можно было схитрить и не ходить на другую работу. Хорошо или плохо, но в приюте все начинали помогать, едва покидали младшую группу. Обычно это случалось лет в пять, бывало позднее или пораньше. Виталик вот оставался в младшей группе всё время, сколько Найка себя помнила. Впрочем, она понятия не имела, как вообще функционирует Виталик, когда не подбирает мусор. Он сам весь напоминал большую серую кучу хлама. Двигался он медленно, слизывая с пола огрызки и шкурки, часть из которых по никому непонятной логике оставлял украшениями на себе, часть поедал. В результате в младшей группе всегда было чисто, да и самые неряшливые дети быстро привыкали умываться, аккуратно следить за одеждой и своими вещами. Никому же не хочется, чтобы Виталик принял тебя за мусор и сожрал. Солунай полагала, что это байки и в Виталике целый человек не поместится, даже если человеку всего лишь пара лет. Но против педагогического шантажа воспитательниц не восставала. Все так жили, и Найка не знала другой жизни.

В младшей группе её кровать стояла рядом с кроватью Бануша – единственного официального чудовища группы. Если не считать Виталика, конечно. Бануша Александр Николаевич поил своей кровью. Пару капель в день, не больше. Но приютским хватало и этого, чтобы избегать мальчика. Кровью ведь не брезговали и алмысы. Злые духи. Значит, и Бануш был злым. Такая уж детская логика. Никто не садился с ним за столом, не разговаривал. Да и Найка, прямо скажем, вначале не горела желанием общаться с ним. Просто она вытянула короткую соломинку, и её кровать поставили рядом с его. И только. Такое случается.

Но однажды всё изменилось. Они укладывались спать, когда Бануш подошёл, сел рядом на кровать, а когда Найка хотела выгнать его, вкрадчиво произнёс:

– Ты ведь хочешь со мной дружить, Солунай?

И Солунай, которая дружила с Жылдыс и Катей, восхищалась Вассой и мечтала однажды осмелиться заговорить с ней, вдруг почувствовала, как в голове становится звеняще пусто.

– Очень хочу, – ответила она, не понимая, как раньше не разглядела, какой Бануш милый. Белые, почти как снег, волосы, светлые глаза, тонкие черты лица и изящная фигура даже в потёртой приютской одежде. Он напоминал нежного эе, хранителя серебристого ручья или водопада из сказок, которому за какие-то грехи приходится жить среди людей. А какие красивые заострённые зубы у него, так и тянет отдать ему кровь!

Предложить кровь Найка тогда не успела. Неизвестно откуда появившаяся Айару цепко схватила Бануша за ухо и поволокла куда-то. Спать он не вернулся. Не дождавшись его и на обед, Найка отлила в свою личную чашку куриного супа и пошла искать. Как же ей было страшно идти по тёмному приюту и прислушиваться к чужим разговорам за дверями! Она думала спросить старших ребят, но побоялась. В подвалах Бануша не было, не было его и на втором этаже. А вот в башне она наконец нашла самое страшное место приюта – карцер для непослушных чудовищ. Так это место назвал Бануш, и Найка не видела никакого повода ему не верить. Но это было позже. В тот день Бануш, как лягушка, распластался на сухом, горячем от солнца полу, и только его волосы шевелились от пронизывающего башню ветра. Даже Найке было зябко, а ведь она только поднялась.

– Бануш, я тебе супа принесла, – шепнула она, краснея до кончиков ушей.

– Спа… бо… – прошелестел Бануш еле слышным голосом. Он подполз к решётке и осторожно взял чашку. Он пил очень медленно, словно впитывал пересохшими потрескавшимися губами жидкость.

– За что так с тобой? – Найка уже забыла, что все боялись Бануша. Она едва не плакала, видя, к чему привело мальчика желание подружиться с ней.

– Голос, – прошептал Бануш и провёл ладонью себе по шее. – Она хочет лишить меня голоса.

«Она» – это Айару. Найке стало легче – не директор.

– Зачем? – Найка помотала головой, и её кудри ударили по плечам и щекам. Бануш тихо засмеялся.

– Я плохо умею, – прошептал он. – Управлять им. А с помощью него – всеми.

И замолчал, осторожно допивая драгоценную влагу и нехотя пододвигая пустую чашку Найке. А та застыла, пытаясь своим детским умом понять, что это значит. Бануш голосом заставил её согласиться с ним дружить?

Она возмущённо сдвинула брови и посмотрела в его испуганные виноватые глаза.

– Больше не смей так делать, – как можно суровее произнесла она. – С друзьями так не поступают!

Бануш моргнул.

– Ты будешь со мной дружить? – прошелестел он.

– Разумеется, дурачок. – Найка забрала свою чашку и поднялась на ноги. – Зря ты разве так старался? Значит, ты точно хочешь со мной дружить. А это уже неплохое начало.

Чтобы продолжить такое отличное начинание, как дружба с Банушем, Найка быстро, как только могла, добежала до кабинета директора. Она очень боялась передумать, ведь из младшей группы никто не ходил по всему приюту!

Директор Амыр и впрямь не знал про жестокое наказание, данное Банушу Айару. Он выпустил Бануша, отругал воспитательницу. А заодно, за непослушание и пропажу на несколько часов, позволил Солунай на собственной шкуре проверить, каково это – сидеть в башне. Она пробыла там до ужина, завернувшись в подбитое куриной чешуёй жёсткое, но непродуваемое одеяло, и пила горячий кисель. Одиноко, но не страшно. А потом пришёл Бануш, притащил Жылдыс и Катеньку, и наказание превратилось в полный восторг. Катенька ещё сообразила отпроситься, и теперь они прервали этот круг наказаний.

Катенька была самая умная из них, но лишь до тех пор, пока в девять лет не сменила шкурку. Вместе с потерей облика уходил и её острый разум. Как ни жаль было Солунай, спустя несколько лет стало окончательно ясно, что подругу нужно отпустить.

Но задолго до этого они подружились с Банушем и вскоре стали не разлей вода. На Айару Бануш не злился, хотя она ещё несколько раз запирала его без воды. Но и он тренировал на ней свой голос, твёрдо осознав, что на друзьях такое испытывать нельзя. Айару вздохнула с облегчением, когда Бануш и все остальные перешли в среднюю группу.

– Однажды я отправлю её на болото и скажу сунуть голову под кочку, да так и стоять, пока не задохнётся или болотник не утащит, – равнодушно пообещал Найке Бануш, и больше они не поднимали эту тему. Что до обещания, оно было искренним, но Бануш не уточнял, когда это случится, и Солунай была спокойна.

К тому же у неё появился новый повод для переживаний. Среднюю группу, куда входили все дети с семи до двенадцати лет, уже спокойно отпускали за пределы двора. Вот и в тот день их с Банушем отправили на болото за ягодами, а Жылдыс осталась с прихворавшим братом. Катенька же как раз впала в спячку, плотно укутавшись в свой кокон.

Они собрали два полных туеса и присели у болотного огонька пожарить парочку лежалых куриных сосисок, что с помощью голоса добыл Бануш с кухни.

– А ведь ты, Найка, тоже чудовище, – совершенно спокойно, словно речь шла про собранные ягоды, произнёс Бануш. – Только вот какое?..

– С чего ты взял? – возмутилась Найка. – Я человек!

– Да, конечно, – зевнул Бануш, не прикрывая рта и острых зубов. – Это пусть няньки так думают и продолжают тебя баловать. Но я-то чую знакомое. Просто не могу понять, на что ты больше похожа. И на Вассу немного походишь, и на меня…

Если при упоминании Вассы Найка приободрилась, то второе сравнение заставило её совсем упасть духом.

– Не хочу упырём быть, как ты, – выпалила она раньше, чем успела подумать. – То есть… прости… Но…

И она, смутившись, совсем замолчала. А Бануш похлопал своими невозможно прекрасными глазами, да ну хохотать! Найка даже обиделась немного. Вообще-то он должен был обидеться, но когда у них было всё по-людски? С чудовищем-то.

– Я не вампир, – наконец отсмеялся Бануш. – Поменьше бери книги у Марты, она всякую ерунду читает. Вампиры, если они и есть, нежить. А я живой и тёплый, можешь потрогать.

Он тут же получил подзатыльник и едва не улетел в болото, но Найка поняла, что он прав.

– А кто тогда? На вампира просто очень похож, – словно оправдываясь, пояснила она.

– А это я скажу тебе не раньше, чем пойму, кто ты, – ответил Бануш. – Прости, но иначе нечестно. Я ужасно любопытный, чтоб ты знала.

Найка и без того была в курсе, поэтому только кивнула. Да, он первый начал ходить вокруг Катеньки, ещё до того как она впала в свою спячку. И ведь разгадал, кто она. И её тоже разгадает. Если она, конечно, чудовище. Во что сама Солунай пока категорически не верила.

– Давай начнём с простого, – тем временем продолжил Бануш, осторожно пробуя горячую сосиску, пахнущую болотным газом и подкоптившимся мясом. – Что тебе хочется больше всего. Может, гнездиться? Или собирать драгоценности? Пить кровь? Убивать людей?

На каждый вопрос Найка мотала головой, лишь на «пить кровь» ей вспомнилось, как в тумане, что-то из детства. Тёплая, вкусно пахнущая рука. Солёная густая жидкость. Слабенькую Солунай докармливал Александр Николаевич лично, и пусть её вовсе не тянуло к крови, вспоминать это было приятно.

– Хорошо, – не стал отчаиваться Бануш. – Хвост у тебя есть? Чешуя? Когти?

– В том-то и дело, что ничего нет! – начала злиться Найка.

– Давай проверим, – поддразнил её Бануш и дёрнул за штаны. Этого Найка стерпеть уже не могла, и они, к счастью, покатились кубарем в другую сторону от трясины. Разозлившаяся, грязная и страшно обиженная, Найка сама не поняла, как укусила Бануша. Её оправдывало лишь то, что он уже пару раз довольно ощутимо сам укусил её.

И, лишь поняв, что он почему-то не отвечает больше на удары и вообще лежит мешком, испугалась.

– Бануш! – Она затрясла его за плечи. Наконец он открыл глаза и даже разлепил губы.

– Ты меня отравила, – еле слышно прошептал он. – Тащи к Гансу, я не хочу тут помереть. Не реви, дура! И туеса не забудь!

Всё правильно, без ягод лучше не возвращаться.

Глотая слёзы, Найка накинула Банушу на голову капюшон, в руки, сложенные крестом, сунула оба туеса, а длинные рукава связала, чтобы ягоды не вывалились. И поволокла его за ноги обратно к приюту. Ганс должен был помочь.

Вообще-то старого немца звали иначе. Джисфрид. Но выговорить его имя без запинки могли только взрослые, а Александр Николаевич как-то назвал его одним из Гансов, вот дети и подхватили. За спиной его звали так, а в лицо «герр Шварц». Старику нравилось.

Айару, обожавшая придумывать и рассказывать страшные истории про приютский персонал, рассказывала, будто в войну Джисфрид Шварц был среди врачей, ставивших опыты над заключёнными концлагерей. Попал в плен, был отправлен с другими заключёнными куда-то на закрытый проект в Сибири. Бежал и вот осел в приюте. И давно бы уже умер, возраст его был уже к ста годам, не меньше, но крепко держался на месте силы в нутре заповедника и, пока он не покидал его, мог продолжать жить.

Верили в это только самые маленькие дети, но Ганса обходили стороной все и всегда, кроме тех случаев, когда хворали. Болели же приютские редко – не иначе как целебный куриный бульон помогал. Ну и что было правдой ещё – немец и впрямь никогда не покидал приюта. К счастью, жил он в небольшом флигеле, пристроенном снаружи. Иначе Найка представить не могла, как ей доволочь Бануша.

Выдохшаяся, перепуганная, она минуты три молотила в дверь, пока врач не открыл.

– Вот, герр Шварц, – провыла она, наконец давая волю слезам. – Я его отравила-а-а-а!

– Опьять ельи вольчьи ягходы? – Вообще-то Джисфрид отлично говорил по-русски, получше многих приютских, но в минуты волнения начинал заикаться и говорить с акцентом.

– Нет. – Найка помогла втащить Бануша и уложить на койку и указала на следы от зубов на запястье мальчика. – Вот!

– Зачщем вы укусили мальтщика, Сольюнай? – удивился врач.

Он ловко оголил руку Бануша до локтя и вогнал иглу. К игле подсоединил капельницу и повесил её на специальный крючок. После этого он оттянул оба века Бануша, заглянул под них, потом в рот и, оставшийся доволен осмотром, сел, складывая руки на коленях. Его взгляд, внимательный и насмешливый, смутил Найку.

– Он первым начал, – буркнула она. – Он выживет?

– Думаю, да. – Джисфрид успокоился и снова заговорил нормально. – А вот вас мне тоже хочется осмотреть, вы не против?

Найка пожала плечами, мол, ей всё равно. Но про себя отметила, что для осмотра предусмотрительный врач надел перчатки. Он покачал головой, оглядев укусы Бануша, и даже помазал их йодом, после чего наконец перешёл к тому, что его на самом деле интересовало.

– Открой рот, Солунай, – вежливо попросил он и осторожно, но сильно надавил ей на клыки, потом на дёсны и под язык так, что она закашлялась и едва не сдавила челюстями его пальцы. И только тот факт, что она понятия не имела, где брать капельницу с физраствором и как её ставить, остановил её.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он, даже не заметив, в какой опасности находился. – Желёз, как у змей, нет. Откуда тогда яд? Да ещё парализующий. Ну-ка, Солунай, душа моя, плюнь в пробирочку.

Пробирку он достал из ящика стола и тут же убрал подальше.

– А теперь иди, отнеси ягоды на кухню, а Бануша проведаешь позже. И не беспокойся, с ним всё будет в порядке!

Когда Солунай закрывала за собой дверь, она слышала, как он бормотал себе под нос:

– Акселераты раньше хотя бы годкам к двенадцати ядовитыми становились, а тут вон, едва над столом видать, и туда же!

Глава 7. Куриный переполох

После сытного обеда на скале очень не хотелось снова собираться и идти вниз, но Егор был неумолим.

– Здесь не только мы весь заповедник видим, но и нас он – тоже, – поучал он, затаптывая остатки огня и тщательно упаковывая оставшиеся дрова в непромокаемые пакеты и пряча под снег. – Дым костра издалека видно. Не нужно судьбу искушать. Вы сказали, что не за чудовищами приехали, я вам поверил. Теперь давайте так и действовать. Сейчас заберёмся поглубже, поглядим, нет ли следов косуль. И пора будет палатку ставить.

– А зачем поглубже, если… ну… – Никита замешкался, не решаясь ещё раз снова напомнить про обещание не лезть за Красные Ворота.

– А затем, что раз границу пересекать вроде как нельзя, то и ловить нас будут на границе, – пояснил Егор. – Не трусь, это я для красного словца сказал. Никто никого ловить не будет.

– Слушай. – На удивление долго молчавший Пашка наконец встрепенулся. – А если не убивать чудовищ, а просто увидеть? Это можно? Ну, типа той птички с лицом.

– Ты как это представляешь? – Егор даже остановился, и Никита, шедший за ним вплотную, наехал на его лыжи. Пока он бормотал извинения и суматошно пытался сойти в сторону с тропы, Егор продолжал, словно и не заметил этого: – Ты думаешь, чудовища выходят покрасоваться? Паша, это не птички и зверики. Это чудовища. Монстры. Они убийственно опасны.

– Да как скажешь, – сдулся Пашка и виновато глянул на Никиту. Похоже, он воображал, что у них будет фотосафари или вроде того. Но Никита только сделал вид, что тоже опечален. На деле он вовсе не считал нужным встречаться с чем-то, что Егор считал чудовищами. Ему определённо хватало того, что они уже охотились, ходили в лесу и ни разу ещё он не потерялся, не утоп и не свалился со скалы. Такой отдых начинал ему нравиться.

А вот Пашка определённо был недоволен и постоянно бросал виноватые взгляды на Никиту так, словно серьёзно подвёл. В конце концов Никите это надоело, и он начал избегать этих взглядов. Уставился в спину идущего впереди Егора и шагал, только и надеясь, что не успеет устать сильнее, чем до их первого привала. О чём думал сам Егор, неизвестно, да только те следы первым заметил именно Пашка, тащившийся позади.

– Мужики, глядите! – крикнул он и махнул рукой в сторону. Никита присмотрелся и ахнул. То, что сначала он принял за причудливо ложившиеся на снег тени, на самом деле оказалось следами. Такими глубокими, словно существо, их оставившее, было весьма тяжёлым. За каждым трёхпалым следом тянулась ещё борозда, словно к птице была прицеплена толстая цепь или что-то вроде того. Поэтому Никита сам и не распознал их: так он утешал себя, прикладывая руку к следу. Его несколько смутило, что тот был больше ладони. Таких птиц он на Алтае не знал. Не то чтобы он прямо очень хорошо разбирался в животном мире, но страусов среди снегов он бы запомнил.

– Это что, страусы из зоопарка сбежали? – хохотнул Пашка, словно подслушал мысли друга.

– Не знаю, – признался Егор и почесал затылок. – Ну, можем поискать их. Они явно не летают, да и всего лишь птицы, верно?

– Верно! – обрадовался Пашка и хлопнул Никиту по плечу. – Прикинь, Кит! Поохотимся!

Никита молча кивнул. Он был на страусиной ферме, и ему категорически не понравилось, как эти злобные птицы тянули к нему клювы. А мощные лапы и рассказы экскурсовода о том, что этими лапами можно делать… Впрочем, сейчас у них были ружья, а мимо такой птицы и он не промахнётся.

Егор с заметным облегчением отдал им взятые с собой запасные ружья – наверняка уже порядком устал их тащить – да показал, как стрелять. Никита с непривычки и вовсе чуть не уронил ружьё, однако в тир друзья ходили не раз, так что были уверены, что справятся. Настроение изменилось. Появился азарт, и Никита шёл с новыми силами, то вглядываясь в следы, то крутя головой по сторонам, надеясь первым заметить неизвестную птицу.

Впрочем, азарт быстро угас. Ружьё оттягивало руки, снег был рыхлый и глубокий, отчего ребят не спасали даже широкие лыжи, да ещё и темнело.

– Стоп! – Егор снова резко остановился, но на этот раз Никита был настороже и успел затормозить следом. – Ещё немного, и палатку мы будем расставлять при свете фонарика. Поищем пташек утром. Сейчас нужно развести костёр, палатку поставить, печурку собрать и приготовить ужин. Кто из вас хочет ставить палатку, а кто – заняться костром и ужином?

Никита вызвался принести сучьев для костра, а Паша пообещал, что справится с палаткой. Впрочем, когда Никита вернулся, ставили палатку Егор с Пашкой вместе. Никита немного переживал за ночёвку в лесу. Конечно, он боялся замёрзнуть, но ещё больше ему претила мысль спать бок о бок с малознакомым Егором, да и Паша как сосед его не радовал. Так что палатка осчастливила его своими размерами. Он сам подумывал купить такую же.

– Специально для туристов взял, – ответил на его взгляд Егор. – Окупилась моментально. И всё равно к утру все как гусеницы в центр сползаются в своих мешках. Так не страшно и теплее.

– Страшно? – уточнил Никита и понизил голос. – Медведи… волки?

Егор лающе засмеялся.

– Скажешь тоже, – произнёс он наконец. – Медведи сейчас спят. А волки и вовсе на этой высоте не бывают зимой. Да и не полезут они сейчас к человеку. Ещё не голодно. И морозов особых не было.

– Ну ладно, если так. – Никита оглянулся на тёмный лес, который шумел над их крошечной полянкой, и замер. То ли от восторга, то ли от первобытного ужаса, который самим первобытным в большинстве своём был неведом. Для этого нужно было иметь фантазию.

Впрочем, когда снег в котелке растаял и вкусно запахло травяным чаем, Никита отбросил все страхи и присел у костра. Они по-братски поделили остатки холодной птицы и бутерброды, что запасливо заготовил Никита в гостинице. Аромат чая и дыма плыл над поляной, и полусонный от тепла Никита лишь вяло надеялся, что эти непривычные для леса запахи не привлекут никаких чудовищ.

Над поляной рассыпалось столько звёзд, сколько Никита никогда не видел ни в Москве, ни в прошлом году, когда приезжал сюда с Пашкой. Может, всё дело в том, что они ночевали только в гостиницах, а после своего неудачного сплава Никита и вовсе не особо смотрел на небо, предпочитая уткнуться в телефон.

– Как же красиво, – выдохнул он вместе с облачком пара.

– Красиво, – равнодушно согласился Егор. Он докурил и бросил окурок в костёр. – Ложитесь, городские. А то утром сил не будет птичек искать.

Никита нехотя полез в палатку. Ему казалось, что там будет холодно, но палатка хорошо прогрелась благодаря сборной печурке, которую установил Егор. Так вот зачем он лазил в палатку, пока они любовались звёздами! И вот чем гремел внутри. По такой печке и не скажешь, что её собрали прямо тут, – выглядела основательно. Пол палатки был застелен ковриками, а у каждого спальника лежала парочка солевых грелок – такие Никита видел и раньше, он знал, как ими пользоваться. Его затопила волна признательности к Егору. Надо же, пока он ныл и резал бутерброды, этот угрюмый бородач предусмотрел все мелочи и волок на себе столько полезного для комфортной ночи в зимнем лесу!

Впрочем, забравшись в спальник и наконец-то с трудом согревшись, Никита пересмотрел своё мнение насчёт приятной ночи. Лес за пределами палатки ни на мгновение не замолкал, словно жил своей жизнью. Что-то скрежетало, ухало и свистело.

– Да, вот так полежишь в темноте и в любое чудовище поверишь, – нарочито воодушевлённо проговорил Пашка полушёпотом, но на последнем слове голос дрогнул. Никита был благодарен другу за поддержку. В самом деле, разве не в этом весь фокус Егора? Поводить их по лесу, где ранее он сам чем-нибудь наоставлял следов «чудовищ», дать им послушать ночную жизнь леса – и готово. Они будут до конца дней своих верить, что едва-едва разминулись с монстрами, и радоваться, что выжили. Ну что же, не так уж и глупо получается. Никита выдохнул. Он даже не расстроился от того, что так быстро разгадал уловку их провожатого. В конце концов, квесты он любил проходить и в Москве и денег на них ему было не жаль.

Он лёг поудобнее и только собирался уснуть, как понял, что стоило ему меньше пить травяного чая.

Он с трудом заставил себя выбраться из нагретого спальника и пополз к выходу из палатки.

– Ты куда? – сонно пробормотал Пашка.

– Зов природы, – шепнул Никита в ответ, пытаясь нащупать молнию на двери палатки.

– А, поссать собрался? – мгновенно «перевел» Егор. – Возьми с собой фонарик, всё безопаснее.

Никита благоразумно проглотил рвущиеся на язык замечания про продолжение квеста даже в таких интимных моментах, как поход в туалет, и послушно взял фонарик. Стоило ему приоткрыть палатку, как он тотчас промёрз до костей. Желание идти куда-то далеко совсем пропало, но выходить всё равно пришлось – хотелось всё сильнее.

Прогоревший костёр тёмной кляксой выделялся посреди снега, и – Никита провёл лучом фонарика через поляну – повсюду были такие же следы, как в лесу.

Трясясь от холода, он восхищался трудолюбием Егора. Охотник ведь залез в палатку почти сразу вслед за ними с Пашкой, вроде как затаптывал огонь, протирал котелок. Да, пожалуй, Никита был изначально не прав. С провожатым им повезло. Надо будет потом не забыть поблагодарить Пашку за приключение. И правда веселее, чем сидеть в дождливой Москве.

Он отошёл недалеко, к ближайшему дереву, чтобы не провалиться в сугроб по пояс, из последних сил расстегнул одеревеневшими от холода пальцами ширинку, а когда с ещё большими усилиями застегнулся и наконец собирался возвращаться, сзади раздалось хриплое:

– Кх-кх… Кххха!

– Что ты кашляешь как туберкулёзник, Пашка, – сквозь дрожь ухмыльнулся Никита и решил пошутить в ответ. Щёлкнул фонарем, резко развернулся и присел, одновременно светя лучом туда, где должна была быть голова друга.

Это его и спасло. Ужасающий клюв лишь вскользь прошёлся по куртке, а в свете фонаря Никита отчётливо увидел крупную птичью голову, немного похожую на пеликанью, только крупнее, с клювом чуть короче. Маленькие белёсые глаза прикрылись вторым веком от света, клюв распахнулся, и Никита с ужасом увидел, что неизвестное существо было не совсем птицей – его пасть была полна острых, как иголки, зубов.

Никита завопил что есть силы, швырнул фонарик прямо в пасть чудовищу и бросился прочь, не разбирая дороги. Ему хватило ума не пытаться вернуться в палатку, чтобы спрятаться там от чудовища, но уже через несколько шагов по снегу он пожалел о своём решении. Стоило разбудить остальных, у Егора были ружья, да и вообще… Что, если они не слышали его крика и до сих пор спят, пока неизвестные твари раздирают палатку и живьём поедают их прямо в спальных мешках? Эта мысль свербила в голове Никиты, пока он огромными скачками нёсся через сугробы, слыша за спиной недовольное «кхр-кхр». Кажется, тварь всё-таки подавилась фонариком.

Никита уже было решил метнуться в сторону, попытаться вернуться в лагерь и криками заранее разбудить товарищей, если они ещё живы, но тут ноги его провалились в снег, он заскользил по склону и рухнул на дно оврага.

На фоне тёмного неба он с трудом различил несколько голов тварей, которые с любопытством смотрели вниз, переговаривались хриплыми «кха» и изредка взмахивали крыльями. Вниз они спускаться не торопились, и Никита почувствовал короткое облегчение, которое тотчас сменилось паникой. Замёрзнуть в овраге казалось ему сейчас ничуть не лучшей участью, чем быть убитым вот этим существом. Без фонарика он не мог их теперь хорошо рассмотреть, но успокоившийся немного мозг выдавал обрывки того, что он видел в ту секунду, как осветил тварь снизу. Больше всего она походила даже не на птицу, а на куролиска, которого он видел в компьютерной игре. По крайней мере, чешуйчатый хвост и птичья голова ему хорошо запомнились.

Он собирался снова начать кричать, сам не понимая зачем: то ли чтобы отпугнуть тварей, то ли чтобы позвать Егора и Пашу, но тут раздался выстрел. Никита от радости подпрыгнул на месте и тут же едва не завалился на бок – ногу пронзило острой болью. Неужели сломал? Пока он пытался добраться через слои одежды до лодыжки и пощупать её, раздался ещё один выстрел, и на Никиту свалилась туша «куролиска». Он успел немного сдвинуться вбок и просто плюхнулся в сугроб. Зато не повредил ноги ещё сильнее.

Только сейчас до него дошло, что выстрелы раздавались с другой стороны оврага, а не оттуда, где был разбит их лагерь. Он не стал подниматься и затих, укрывшись тварью. Вторая туша медленно скользила по снегу в овраг. Оставшиеся птицезавры с тревожными «кха-кха!» бросились прочь от оврага. Никита только надеялся, что по пути им не встретится палатка.

Наступившая тишина была недолгой. Вскоре с той же стороны, с которой раздавались выстрелы, послышался скрип снега под лыжами. Никита совсем притаился и уставился на край оврага, пытаясь понять, кого он увидит. Одно было ясно – эти кто-то точно знают про чудовищ, а не считают их байками, как думал он.

На фоне неба с трудом можно было различить два силуэта. Один массивный, как медведь, с ружьём в руках. Второй пониже и потоньше, с целым облаком волос. Никита не смел поверить в удачу, но тут мужчина заговорил:

– Всё-таки в овраг. Придётся тащить наверх, а от тебя помощи ни на грамм. И почему я тебя взял, спрашивается?

– Потому что я первая увидела дым, и вы мне давно обещали показать охоту на живца, – ответил смутно знакомый голос, и Никита решился.

– Солунай, – тихо позвал он.

Его услышали. Мужчина с чувством выругался так, как Никита никогда бы не позволил себе при девушке, и добавил в сердцах:

– И чего ты там шею не свернул, турист.

Прозвучало это так, что Никита пожалел, что подал голос. Но было поздно. После короткой возни с лыжами девушка избавилась от них и, как горная коза, двинулась к нему. В руке у неё было не ружьё, а верёвка.

Глава 8. Искушения и опасения

Бануш после капельницы очухался быстро и совершенно не злился на Найку. Наоборот, он с новыми силами вознамерился выяснить, каким чудовищем она является. А Солунай, увы, больше не могла думать и говорить, что он ошибается. Просто обычные люди не обладают ядовитыми зубами.

Впрочем, оказалось, что плевать в приставшего как банный лист друга тоже не стоило. Он, конечно, в этот раз не упал, но рука повисла плетью.

– Во, Ганс был прав, у тебя не зубы ядовитые, а слюна! – оптимистично заявил на это Бануш, размахивая рукой как пустым рукавом. – Пошли жжениц подразним, пока я этой рукой ничего не чувствую.

– А потом чувствительность вернётся и будешь весь в волдырях, – не согласилась Солунай. Жженицы росли в углу у забора. Кажется, они были целебны и условно разумны. И в то, и в то Солунай верилось с трудом, но Айару обещала время от времени посадить кого-нибудь туда голым задом, и вот эта воспитательная мера работала даже с отъявленными чудовищами вне зависимости от того, были они людьми или нет.