Клятвы мертвых птиц

Размер шрифта: 13

1. Свободный волк в серебряном ошейнике

Атли лежал на холодному полу тронного зала Царских Палат, прикованный серебряными кандалами к пустующему трону. Обнажённое, измученное тело покрылось мурашками. Серебро жгло запястья и шею. А ещё безумно болела левая сторона лица, спрятанная под повязками.

Атли перевернулся на спину, перевёл взгляд на огромную клетку, стоящую с другой стороны от трона. В ней беспокойно ходил из стороны в сторону медведь. Царевич Дарен. Прутья клетки, когда он к ним приближался, вспыхивали, покрытые тлеющими рунами.

Они так и не смогли выбраться из города в ту ночь. Обезумевший от пробуждения после долгой спячки медведь и израненный им Атли стали лёгкой добычей для чернокнижников. Каким-то чудом им удалось прорваться ко второй стене Даргорода, а дальше – всё как в тумане. Атли очнулся уже здесь, совершенно голый и прикованный к трону нового правителя.

Зал был практически таким же, как раньше, только исчезли полотна с изображениями медведей – символами царского рода. На их месте, за троном, развернулся чёрный гобелен с вязью красных рун. Руны были сплетены так плотно и замысловато, что никак не получалось угадать их общее значение. Часами лёжа на полу, Атли разглядывал вязь, силясь понять написанное, но раз за разом ответ ускользал от него, будто сами руны не хотели, чтобы их читали те, для чьих глаз они не были предназначены. А возможно, это измученное голодом, болью и издевательствами сознание Атли играло с ним, размывая и без того хаотично блуждающие мысли.

Двери заскрипели, отворяясь, и в зал вошла девушка с лоханью воды и жгучей, дурно пахнущей мазью, лежащей в одном из карманов передника. Волк внутри Атли почуял её ещё за дверью, зарычал и прикрыл морду лапами. Чернокнижница по имени Сорока приходила дважды в день, утром и вечером, чтобы обработать рану, и хранила молчание, что бы Атли у неё ни спрашивал.

Сорока поставила лохань на пол и, нахмурив густые чёрные брови, пнула Атли по ноге. Несильно, просто привлекая к себе его внимание. Атли с трудом пошевелился – сломанные медведем рёбра срастались медленно из-за серебра, пленившего Волка, и напоминали о себе при любом движении. Атли медленно сел, скрестив ноги и прикрываясь ладонями, хотя его нагота мало интересовала Сороку.

Она подобрала юбки и опустилась на корточки. Один глаз её был карий, почти чёрный, а второй – белый, слепой, он привлекал внимание к огромному розовому шраму, явному последствию сильного ожога. Шрам охватывал всю правую сторону лица, спускался на шею и прятался под белой вышиванкой. Левая сторона лица сохранила красивые, правильные черты и даже иногда улыбалась Атли.

Сорока стянула с лица Атли пропитанные сукровицей и мазью повязки, вытащила из передника чистую ткань и опустила обожжённые руки в лохань с чистой водой. Атли аккуратно приоткрыл левый глаз, уже по привычке проверяя, сохранил ли тот способность видеть. К счастью, пока да.

– Если ты снимешь с меня серебряные побрякушки, всё мигом заживёт и больше не придётся тратить время и возиться с повязками, – бросил Атли почти шутливо.

Сорока не ответила, хмуро рассматривая рану.

– Всё не так уж плохо, а? – снова попытался Атли. – Как считаешь, останется шрам?

Вместо ответа Сорока приложила мокрую тряпицу к ране, Атли зашипел от боли и отпрянул, но чернокнижница ловко ухватилась за цепь, что крепилась к его ошейнику, и грубо дёрнула на себя. Серебро впилось в кожу, обжигая и заставляя Атли подчиниться.

– Знаешь, я всегда питал слабость к сильным женщинам, – выдавил Атли, морщась, но позволяя Сороке промыть рану. – То есть чувствовал себя рядом с ними слабым и ничтожным. Моя учительница по фехтованию – двухметровая оборотниха – каждый день заставляла меня эту слабость ощущать. Пусть мне было пять, а ей семьдесят – лупила она меня деревянным мечом как равного.

Тонкие губы Сороки тронула тень улыбки. Она выудила из кармана баночку с мазью, и Атли прикрыл глаза, приготовившись к тому, что сейчас рану будет печь. В нос ударил запах полыни и аконита. Волк поджал хвост и заскулил.

– Где ты научилась врачевать? – спросил Атли, пока Сорока накладывала чистую повязку. – У тебя очень искусно выходит. Твоя мать научила?

Руки Сороки дрогнули, и Атли с досадой понял, что оплошал.

– Мою мать убили твои люди, – сухо сказала Сорока, взглянув на Атли исподлобья.

– Прости, я… – Атли замялся, чувствуя, как мгновенно обрушились хрупкие мостки, которые он день за днём пытался выстроить между ними шутками и улыбками.

Сорока бросила грязные повязки в лохань, встала и спешно покинула зал, даже не оглянувшись. Атли выругался себе под нос и запустил пальцы в спутанные волосы. Что ж, придётся начинать сначала. Он надеялся, что, если сумеет отыскать ключик к Сороке, она рано или поздно заметит в нём человека, а не врага и поможет сбежать. Главное, чтобы не стало слишком поздно.

Что это за «слишком поздно», Атли не знал. Чернокнижники явно не собирались его убивать в ближайшее время, решив вдоволь поиздеваться. Да и хватит ли у них смелости на его убийство? Возможно, его жизнь, находящаяся в их руках, – единственное, что удерживает армию Вегейра от вторжения в Вольское Царство и мести за смерть наследника. А к полномасштабному сражению с армией Северных Земель чернокнижники вряд ли были готовы. По крайней мере, Атли надеялся, что не ошибается.

Двери зала снова распахнулись, пропуская высокую фигуру в алом плаще – Зорана. Белая рубаха распахнута и открывает широкую, покрытую тёмными волосами грудь и золотую татуировку – руну Чернобога. Атли скрипнул зубами, демонстративно отворачиваясь, но продолжая боковым зрением внимательно следить за каждым его движением.

Зоран в сопровождении чернокнижников широкими шагами пересёк зал и опустился на трон, не обратив никакого внимания на Атли. Чернокнижники остались стоять, кутаясь в тёмные плащи. Двух из них Атли запомнил – Огняна и Завид. Остальные называли их Первыми и, как и к самому Зорану, относились с почтением. Ещё пятеро чернокнижников остались стоять поодаль, прячась в тенях. Их тела были испещрены вырезанными прямо по живому рунами, которые удерживали под кожей смертоносные Тени. Носители, священные сосуды, способные контролировать Тени, они следовали за Зораном повсюду – живой щит, способный уничтожить любого, кто рискнёт приблизиться к их повелителю.

– Завтра к полудню всё будет готово для казни, – сказал Завид, лысый чернокнижник с белой козлиной бородкой.

– Что с беглецами? – спросил Зоран, поглаживая бороду – густую и чёрную, как и его кудри.

– Мы поймали ещё двоих членов Совета Чародеев, – ответила Огняна. Красивая, с длинной русой косой и ясными голубыми глазами. – Я велела и их подготовить к казни. Ещё четверых пока не нашли, но вряд ли они станут угрозой…

– Мне плевать на угрозу, – оборвал её Зоран. – Все члены Совета должны быть публично казнены. За то, что сделали. Мы кровью платили за их ошибки – пришло время им держать ответ. Делай что хочешь, хоть из-под земли их достань.

Огняна склонила голову.

– Поняла тебя, Зоран.

– После казни устроим пир. Еду и мёд получат все желающие, – Зоран коснулся татуировки на груди. – Люди должны понимать, что зла мы им не желаем, и, если они готовы подчиниться, разделить с нами пищу и принять нашу власть, то никто больше не пострадает. А позже, когда всё немного успокоится, мы понесёт и им слово Чернобога, и они примут его, потому что его рукой будут накормлены и согреты. Сейчас ни к чему тревожить народ волей его. Это понятно?

Чернокнижники закивали, почтительно склонившись. Зоран обвёл их взглядом.

– Но если кто-то открыто и громко будет оскорблять Чернобога или отрекаться от него, действуйте без сожалений и карайте подобные выходки смертью. Ко мне на суд не ведите, разбирайтесь сами – голову рубить, вешать или ещё что. Наказание должно быть публичным, в назидание остальным заблудшим. К слову, что с князьями за пределами Даргородского княжества?

– Пока всё тихо, – ответил Завид. – Не похоже, чтобы они собирали войска. Наши соглядатаи говорят, что князья растеряны, но никаких активных действий пока не предпринимают. Возможно, ждут, когда ситуация прояснится.

Зоран закивал, продолжая гладить бороду. Глубоко посаженные чёрные глаза его блестели.

– Отправь им послов с щедрыми дарами и выгодным предложением. Нужно убедить их, что для них ничего не поменяется. Пока что… А что слыхать из Северных Земель?

– Ничего, повелитель. Тихо. Король Вегейр не выходил с нами на связь. – Завид бросил быстрый взгляд на Атли, будто бы сам удивился своим словам.

– Ты сказал ему, что его наследник у нас в заложниках? – обеспокоенно спросила Огняна.

– Конечно! Но он ничего не ответил на послание, – стушевался Завид.

Зоран усмехнулся и перевёл взгляд на Атли.

– Вот как. Значит, пёс останется со мной надолго. – Он протянул гигантскую лапищу. – Иди сюда, гвардейское отродье.

Атли попытался отстраниться, но пальцы Зорана успели ухватить его за волосы и подтащить к себе. Рёбра взорвались болью, заставляющей задохнуться, но Атли крепко сжал челюсти, чтобы не выпустить на волю стон. Медведь в клетке беспокойно заворчал, но никто не обратил на него внимания.

– Я надеялся, что папаша захочет тебя выкупить, но, похоже, ему на тебя плевать, принц Северных Земель. Слышал, что оборотни, попавшие в плен, считаются для своих не лучше подзаборных шавок. Кто же знал, что это вовсе не байки… Значит ли это, что и пользоваться тобой мы можем как пожелаем?

– Иди… в жопу, – процедил Атли, пытаясь отвернуться, но рука Зорана держала крепко, грозя вот-вот вырвать клок волос.

Зоран вскинул брови, расхохотался и швырнул Атли себе под ноги. Цепи зазвенели, присоединяясь к оглушительному звону в ушах от боли в рёбрах. Перед глазами закружились мушки.

– Ты настрадаешься за всю свою гнилую гвардейскую братию, псина! – рявкнул Зоран. – За все пятьдесят лет, что страдали мы. Испытаешь все унижения, которые щедро отсыпал нам. Благо, вы – северные шавки – живёте долго.

Атли хотел снова послать его куда подальше, но никак не мог восстановить дыхание, ему казалось, что рёбра переломились заново – такой острой была боль, – а каждый вдох делал её ещё хуже. Он уткнулся лбом в пол, стараясь не думать о том, как жалко, наверно, выглядит со стороны: голый, грязный, распластавшийся у ног своего пленителя. Только Волк внутри уверенно стоял на четырёх лапах и, гордо вскинув голову, угрожающе рычал. Он не позволял Атли сдаваться. Даже если они заставят пресмыкаться Атли-человека, Атли-Волка им не достать, не унизить, не отобрать его достоинства. И Атли сделает всё, чтобы так оно и оставалось. Защитить своего Волка – долг каждого оборотня. И однажды, когда придёт время, при первой же возможности Волк его спасёт.

2. Зайцы в силках

Печь медленно прогревала маленькую избушку. Ещё влажный хворост шипел, исходил паром и потрескивал. Деревня в десяток домов оказалась совершенно пустой, а у каждого забора сквозь снег пробивались чёрные цветы волчьего аконита. Всеми забытая, деревенька пряталась за леском, что рос вниз по реке от столицы, и слишком уж напоминала Утопкино. Василиса не сомневалась, что ещё недавно она была полна волколаков, тех, с которыми они сражались в Даргороде, тех, которые убивали горожан и которые убили малютку Дару…

Финист одним быстрым движением вспорол брюхо белому зайцу. Кровь полилась в приготовленную лохань. Рядом на еловых ветках лежал ещё один заяц, уже освежеванный.

Василиса сидела на лавке, подтянув колени к подбородку и прислонившись спиной к тёплой печи, и смотрела прямо перед собой, раз за разом прокручивая в голове слова предсказания немой шаманки из Северных Земель: «Старый мир рухнет, и солнце не взойдёт. Владыка в медвежьей шкуре прольёт кровь и потеряет венец. А воину, отмеченному золотом богов, суждено разрушить древнее заклятие.

Не ходи за лешим в Тёмный Лес, если не готова умереть.

Чему быть, того не миновать. Лишь раб, что получит свободу, меч, что разрубит камень, и свет, что затмит солнце, смогут остановить жернова судьбы».

События выстраивались в хаотичном порядке, не желая делать картинку полной. Может быть, это и вовсе ничего не значит? Перед глазами снова вспыхнуло синее пламя и руины гарнизона. Оскалилась отрубленная голова Аспида, что говорила с Василисой в видении.

– У меня от твоих переживаний скоро голова лопнет, красавица, – бросил Финист, ловко орудуя ножом. Внутренности зайца с отвратительным звуком плюхнулись в лохань. – Давай поболтаем. Что тебя гложет? Может быть, если ты выговоришься, мне станет легче.

– Нет, спасибо. – Василиса поёжилась. – Ты последний человек, с которым я захочу поболтать.

– А вот и зря. – Финист подмигнул. – Ты знаешь, что язык у меня проворный, но это не единственное его достоинство.

Василиса фыркнула, а к щекам тут же прилила кровь, растревоженная воспоминаниями.

– А какое еще? Он умеет оставаться за зубами? – огрызнулась она.

– Какое бы из его умений ты ни выбрала, красавица, я буду рад оказать тебе эту услугу. – Кончиком языка Финист слизал кроличью кровь с большого пальца и лукаво улыбнулся.

Низ живота предательски свело, и Василиса отвернулась, не выдержав пристального взгляда. Несмотря на то, что они с Финистом поменялись местами, несмотря на то, что не Василиса теперь была заложником клятвы верности, Финист всё ещё заставлял её чувствовать себя слабой и уязвимой. И больше всего на свете Василиса хотела выстроить вокруг себя тяжёлую, непробиваемую броню, которая укроет её не только от его зелёных глаз, но и от всего мира. Но Василиса понимала, что Финист не был причиной, он лишь подчёркивал её слабость, делал видимой, почти осязаемой и особенно болезненной.

«Если бы я была сильнее. Если бы у меня были мои чары. Тогда я бы смогла что-то сделать. Больше. Спасти Дару. Или кого-то ещё», – всё время крутилось у Василисы в голове, а осознание собственного бессилия душило ночами, не давая уснуть. Перед глазами полыхал синим пламенем гарнизон и лежала растерзанная Дара.

– Иногда мы ничего не можем сделать, и с этим надо смириться, – словно отвечая на ее мысли, сказал Финист невозмутимо. – Бьюсь об заклад, где-то ещё сейчас умирают дети, женщины, зайцы. – Он тряхнул выпотрошенной тушкой. – Ты не можешь спасти всех.

– Я могла спасти Дару, если бы…

– Нет, не могла, – резко оборвал её Финист. – Иначе спасла бы. Повзрослей уже и, если хочешь кому-то помочь, делай то, что в твоих силах, а не пытайся прыгнуть выше головы. А иначе и не поможешь никому, и сама сгинешь.

Василиса хмыкнула.

– А чего ты беспокоишься? Сгину – станешь свободен.

– Нравишься ты мне, красавица. Думал, ты это поняла, пока была на моём месте, – серьёзно проговорил Финист, но тут же осклабился: – И в моей постели.

Василиса закатила глаза и шумно выдохнула, превозмогая желание швырнуть в Финиста поленом. Вместо этого она обессиленно сползла по стенке печи и растянулась на лавке, левая рука свесилась и безвольно легла на пол, правую Василиса вытянула перед собой и уставилась на чёрные пальцы. В последние дни у неё не получалось высечь даже пару жалких искр, словно чары окончательно отказались от неё, а магия в венах, которая раньше лилась уверенным потоком, согревая и давая надежду, теперь истончилась и превратилась в едва ощутимый ручеёк. Василиса боялась, что однажды ручеек станет настолько слабым, что она совершенно перестанет его чувствовать. И она не знала, как этому помешать.

– Что случилось с твоими чарами? – Василиса перевела взгляд на Финиста. Тот уже промывал тушки зайцев и укладывал в чугунный горшок.

Финист вскинул голову, и изумруды в его ушах сверкнули, поймав отсветы пламени.

– Ты о чём?

– Ты однажды сказал, что не можешь колдовать. Почему?

Финист хмыкнул и бросил в горшок пару кореньев.

– Не думаю, что у нас одна причина. Моя – трагедия внешних обстоятельств, а твоя кроется где-то внутри тебя самой.

– Что ты имеешь в виду?

Ответить Финист не успел. Дверь скрипнула, и в избу вошёл Кирши, белый от осевшего на одежде снега и румяный от мороза. Вслед за ним вспрыгнул на порог Тирг, брезгливо отряхнул лапы и помчался к печке.

– Холодина страш-ш-шная! – запричитал он, прижимая толстый бок к горячему камню. – Я чуть не околел!

– Что же ты в щепу не спрятался? – рассмеялась Василиса и села, давая домовому больше места.

– Это что же, этот дурак один там околевать будет? – фыркнул Тирг. – Он бы заблудился насмерть, если бы я ему дорогу до дома не показал. Я вообще, как всегда, всю работу за него сделал. Это у вас что? Зайцы?

Тирг заинтересованно повёл носом и распушил усы. Финист отодвинул горшочек подальше от кота.

– Как всё прошло?

– В эту деревню я тоже не вошёл. – Кирши скинул плащ и стряхнул снег с волос. – На воротах висит знамя чернокнижников. Судя по всему, в ту ночь они взяли не только Даргород. Возможно, заняли всё княжество.

Василиса поджала губы и запустила пальцы в волосы. Голова тут же загудела от мыслей.

– Что же делать?

– Кое-что мы всё же узнали. – Кирши кивнул на Тирга.

Кот отряхнул со шкуры растаявший снег, забрызгав Василису водой, и гордо задрал морду.

– В отличие от вашего бесполезного Тёмного, я сумел проникнуть в деревню и выследить врага! – Он сел и грациозно обернул лапы хвостом. – Чернокнижники заняли дом старосты и выпили почти всю брагу, что смогли найти. Это-то и развязало им языки. А я героически, решительно и самоотверженно, никем не замеченный, словно ночная тень, проник прямиком в их злодейское логово…

– Тирг! – оборвала его Василиса. – Ближе к делу! А то вместо зайчатины сам будешь себе ужин в погребе ловить.

Тирг недовольно сверкнул жёлтыми глазами и дёрнул порванным ухом, но послушался.

– Тени, которых мы видели в Даргороде. Это те же самые Тени, что и пятьдесят лет назад, только теперь чернокнижники как-то научились ими управлять. Один из чернокнижников, весь в рунах, сказал другому, что чувствует, как Тени в нём шевелятся, и это сводит его с ума. А ещё они сказали, что ходят слухи, будто их предводитель Зоран вместо пса держит на цепи… капитана Воронов.

Катана звякнула в руке Кирши, взгляд его ожесточился, а черты будто заострились.

– Ты не сказал…

– Знал, что лучше приберечь эту часть до возвращения, – прижал уши Тирг и обеспокоенно посмотрел на Василису.

Кирши схватил плащ.

– Я возвращаюсь.

Василиса вскочила с лавки.

– Что? Куда?

– За Атли.

Кирши направился к двери, но Василиса его остановила, вцепившись в рукав.

– С ума сошёл? Ты не знаешь, где он, сколько людей его охраняют. Даже если ты проберёшься в Даргород и каким-то чудом найдёшь Атли…

Кирши накрыл её руку своей и заглянул в глаза. В его собственных Василиса разглядела боль.

– Я не могу его бросить, Лис. Я… – голос его сорвался.

– Я знаю, ты надеялся, что он сбежал. – Василиса обхватила его лицо ладонями. Щёки Кирши всё ещё были холодными с мороза. – Что он выбрался, пришёл к тем же выводам, что и мы, и тоже направился в Тёмные Леса. Но помнишь, что ты мне сказал в Даргороде? «Если хотим отвоевать город, надо уходить и всё обдумывать». Кирши, теперь я говорю тебе то же самое: если хотим отвоевать город и вернуть Атли, нам нужно строго следовать плану и продолжать путь. Мы не бросаем Атли, мы обязательно за ним вернёмся, слышишь?

– Вдруг они…

– Они его не убьют, – встрял Финист, который как ни в чём не бывало отправлял горшочек с зайчатиной в печь. – Не стали бы иначе сажать на цепь. Поунижают и выставят на всеобщее обозрение, как доказательство падения Гвардии и свидетельство превосходства чернокнижников.

– С чего ты взял? – спросила Василиса.

– Я бы сам именно так и сделал, – ухмыльнулся Финист. – А ещё Атли – отличная возможность держать на расстоянии Вегейра. Так что ничего с вашим волчонком не сделают, ну, ничего смертельного. Боги, красавица, будь добра, поумерь своё отвращение, меня от него мутит.

– И поделом, – скривилась Василиса и повернулась обратно к Кирши. – Не верю, что говорю это, но думаю, что Финист прав. Вряд ли Атли планируют убить, но если мы туда сунемся сейчас, то рискуем погибнуть все. Давай… – голос Василисы дрогнул, и ей потребовались все моральные силы, чтобы закончить такую малодушную фразу, – давай попробуем делать то, что в наших силах, и не прыгать выше головы.

– Моя умница, – цокнул языком Финист и плюхнулся на лавку.

И хоть Василису передёрнуло, она с облегчением отметила, как немного расслабились плечи Кирши, а боль в глазах как будто притупилась. Жаль, что этого было недостаточно, чтобы её собственная боль утихла. Кирши выскользнул из её рук и грузно опустился на лавку у двери, всё ещё сжимая в кулаке плащ.

– Всё будет хорошо. – Василиса не знала, кого именно пытается успокоить. – Шаг за шагом мы будем двигаться к цели. Тёмные Леса, записи Белогора, поймём, как он победил Тени, найдём Очищающий Свет, вернёмся и всех спасём. Уверена, ничего сложного.

– Только вот Белогор был великим чародеем. И, если я правильно помню ваш сбивчивый рассказ, ему помогала сама Морена, – хмыкнул Финист, теребя серёжку в ухе. – А у нас даже нет ни одного мало-мальски способного ведьмака. Мы с тобой, красавица, не считаемся даже за такую немощь.

– Ты не помогаешь! – огрызнулась Василиса.

– А чего ещё ты ждала от вора, убийцы и предателя? – очаровательно улыбнулся Финист и изящным движением закинул ногу на ногу, а руки – за голову. – Я вообще-то голосовал за побег из страны или присоединение к захватчику. Но вы отказались учитывать мой голос и выносить предложение на обсуждение.

– Потому что эти варианты даже не рассматриваются, – как можно спокойнее ответила Василиса.

– Но только они гарантируют нам выживание. По крайней мере, меньшую вероятность смерти. Ты, Василиса, уже умирала, должна знать, насколько это неприятное занятие.

Василиса развернулась всем телом, чтобы выдать Финисту самые отборные ругательства, которые только знала, как вдруг замерла и нахмурилась.

– Погоди-ка, – тихо сказала она. – Откуда ты знаешь, что я…

Финист зажмурил один глаз, растянул губы в неловкой улыбке и со свистом втянул воздух сквозь зубы.

– Вот бес, попался. Ты точно хочешь услышать ответ?

3. Сладкий мёд для Волка

Снег холодом впивался в ступни, пальцы на руках и ногах ломило, будто кто-то пытался их отгрызть, кандалы до крови натёрли запястья, но Атли старался не обращать на это внимания и сосредоточиться на дыхании. Совершенно голый, но с высоко поднятой головой, он следовал за укутанным в меха Зораном. Тот небрежно держал в руке серебряную цепь, что тянулась к ошейнику Атли и звенела в такт их шагов. Позади шло ещё с десяток чернокнижников – личных воинов Зорана.

На площади, помнившей праздники и гуляния, пережившей нападение Аспида и кровавую бойню с волколаками, высился наспех сколоченный помост, на котором темнел приготовленный для Зорана трон. Людское море, заметно поредевшее после пережитых бед, пестрело испуганными лицами. Люди перешёптывались и косились на окруживших помост чернокнижников в кожаных доспехах. Позади чернели обугленные развалины гарнизона. Грудь сдавило, а к горлу подкатил упругий ком: Зоран сказал, что никому из гвардейцев не удалось выжить, и Атли до последнего не хотел ему верить. Но теперь, когда он своими глазами видел, во что превратился гарнизон…

Атли не заметил, как остановился, впившись взглядом в чёрные останки своего дома. Зоран грубо дёрнул цепь, и Атли упал в снег. Рёбра взвыли, и с ними – Атли.

Это привлекло внимание собравшихся, и множество глаз уставились на него.

– Это что, капитан Воронов? – донёсся до чутких ушей Волка встревоженный голос из толпы.

– Поди, он.

– Ох, Перун, срам-то какой.

– Стало быть, робята, пиши пропало.

Зоран снова дёрнул цепь, заставляя Атли подняться, но тот едва мог пошевелиться, корчась на земле в попытке хотя бы вдохнуть.

– Может, ему хоть плащ дать? – подала голос чернокнижница, которую Атли видел вчера в тронном зале. – Вон, уже все пальцы синие.

– Ты где видела, чтобы шавки носили одежду? – гоготнул Зоран, непрерывно дёргая цепь и заставляя ошейник всё сильнее впиваться в кожу. – Не страшись, Огняна, псов севера не так просто извести.

Огняна поджала губы и сделала шаг к Атли, словно хотела помочь подняться, но Зоран вскинул руку, заставив её остановиться.

– А ну, вставай! – гаркнул он. – В игры со мной играть вздумал?!

– Ублюдок… – прохрипел Атли.

Плеть огрела его по спине, а потом ещё и ещё, высекая искры из глаз. Атли закричал. И по толпе пробежали испуганные возгласы.

– Да… не могу я… встать! – взвыл он.

– Ещё как можешь! – Огромная лапища Зорана сгребла его за ошейник и одним мощным движением поставила на ноги. Впрочем, простоял Атли недолго: рёбра взорвались новой болью, ноги тут же подкосились, Атли рухнул на колени, и его вырвало. Вздрогнув всем телом, он завалился на бок.

Зоран швырнул цепь в снег.

– Отнесите это к трону, – бросил он с отвращением и продолжил путь к помосту.

Огняна приложила прохладную ладонь к горячему лбу Атли, шепнула что-то, и он потерял сознание.

В реальность его вернул зычный голос Зорана. Чернокнижник стоял перед троном, раскинув руки, а Атли лежал позади, тупо уставившись на его обшитые мехом сапоги. Атли практически не различал слов, все они превращались в назойливое жужжание, усиливающее и без того невыносимую головную боль. Лишь к концу длинной речи Зорана Атли сумел прийти в себя достаточно, чтобы хотя бы отчасти уловить суть.

– …А потому не желаем мы вам ни зла, ни погибели. И лишь покарать хотим тех, кто отнял свободу у нас и у вас! Кто лгал вам и убивал, чтобы скрыть собственные прегрешения! Узрите же торжество справедливости! Торжество правды!

Зоран махнул рукой и опустился на трон. Толпа снова заволновалась, и спустя мгновение Атли понял почему. На помост вывели пятерых закованных в кандалы пленников. Чародеи из Совета.

Старик Рэм едва шёл, сгорбленный и жалкий, он посмеивался, видимо окончательно утратив последние крупицы рассудка. Иста – невысокая и худенькая женщина с седой косой, которую Атли видел всего пару раз, – семенила следом, втянув голову в подрагивающие плечи. Атли скользнул равнодушным взглядом по толстому рыжебородому Милораду и остановился на Говене. Дядя, всего пару дней пробывший царём, выглядел измученным. Лицо осунулось, обычно пышные усы сейчас висели грязными клоками, волосы превратились в спутанные сосульки. Атли бы злорадно улыбнулся, если бы мог пошевелиться.

Последним на помост вывели Драгана. Тот шагал гордо и уверенно, и даже одежда, превратившаяся в лохмотья, и кривая, кое-как обкромсанная борода не умаляли его достоинства. Драган словно шёл не на казнь, а на праздник в свою честь. На Атли он даже не взглянул.

– Великий народ вольский! – крикнул Драган, привлекая всеобщее внимание. – Не…

Зоран махнул рукой. В лучах солнца блеснуло лезвие. Чернокнижник, который вёл пленников, опустил меч.

Голова Драгана со стуком ударилась об пол, подкатилась к краю и упала с помоста. Толпа ахнула. Иста закричала, закрывая лицо руками. Говена забрызгало кровью. Тело Драгана покачнулось и рухнуло. К ногам Зорана побежал багровый ручей.

– Предатели собственного народа не заслуживают последних слов! – прогрохотал Зоран. – Предатели заслуживают только смерть!

Зазвенели мечи, покидая ножны. Рэм продолжал глупо улыбаться, когда его голова полетела следом за головой Драгана. Иста, вопя что было мочи, попыталась сбежать, и лезвие с отвратительным чавкающим звуком вошло ей между лопаток и вырвалось между грудей. Она резко развернулась, и чернокнижник, опешив, выпустил из рук оружие. Иста хрипела и старалась ухватиться за остриё, но руки, перепачканные кровью, то и дело соскальзывали. Сделав несколько неуверенных шагов, Иста упала на спину и выгнулась на мече, что вошёл в её тело по самую рукоять, и, дёрнувшись несколько раз, завалилась на бок. До последнего вздоха её лицо не покидало выражение животного ужаса.

Милорад и Говен приняли смерть тихо. Говен плакал, и плечи его дрожали, но он не пытался ни сбежать, ни помешать палачам. И спустя мгновение и их головы уже катились по помосту, разбрызгивая рубиновые капли отнятой жизни.

Зоран объявил пир, и никто из собравшихся не отказался от еды. Площадь заполнили столы, лавки, бочонки мёда и бесконечные блюда с ароматными яствами. Люди, многие из которых лишились крова, близких, набивали котомки едой и пили мёд под весёлую музыку гусляров, а с помоста капала на снег кровь.

Зоран повернулся к Атли и бросил самодовольно:

– Гляди, защитничек: им всё равно, с чьей руки есть.

– Ты ошибаешься, – выдавил Атли.

– Разве?

Зоран поднялся с трона и направился прочь, а на лоб Атли, снова легла холодная рука Огняны.

Когда Атли снова открыл глаза, то уже снова находился в Царских Палатах, на своём обычном месте. Гремела музыка, горели свечи, а тронный зал был уставлен столами и заполнен людьми – у чернокнижников начался свой праздник. Окна темнели ночью, но пирующие ещё и не думали расходиться. Мёд лился рекой, они веселились и плясали, водили ручейки, словно дети в весенние гуляния, и задорно хохотали, будто и не вырезали пару ночей назад половину Даргорода. За столами Атли разглядел упырей – их серые глаза светились, ловя отблески пламени, – и мавок, которые плясали вместе со всеми, распустив длинные зелёные волосы. Похоже, с новой властью и для них наступит раздолье – кровавое и жестокое. Раньше их удерживала Гвардия. Теперь же им можно больше было не опасаться, последний воин Вольской Гвардии стал псом их нового хозяина.

– Вот, поешь.

Атли повернул голову и увидел Сороку. Она была в нарядном зелёном сарафане, румяная и весёлая, так что Атли даже засомневался на мгновение, действительно ли это она. Но огромный красный шрам на лице не позволил ошибиться. Сорока присела на корточки и поставила на пол миску с жареной куриной ногой. В другой миске плескался мёд.

– Кормишь моего пса? – рассмеялся Зоран, тёмной глыбой возникая за спиной Сороки. – Не жирно ему?

Та поднялась на ноги и вытерла руки о сарафан.

– У нас же сегодня праздник, путь и он поест, – сказала она, смущённо глядя на Зорана из-под длинных ресниц.

– Не боишься, что укусит? – ухмыльнулся Зоран и погладил Сороку по обожжённой щеке. – Другие уже кусали.

– А тебя он уже кусал? – спросила Сорока, мягко отводят от лица его руку.

– Нет, – снова расхохотался Зоран. – Но скоро он будет кусать моих врагов. Я занимаюсь его воспитанием.

Он наклонился и ухватил Атли за подбородок, заставив посмотреть на себя. Атли оскалился, пытаясь вырваться, но это только позабавило Зорана.

– Мордашка-то красивая. Сразу видно, породистый, кровь благородную не спрячешь. – Он повернул лицо Атли к Сороке. – Нравится тебе?

Сорока зарделась и пожала плечами.

– Не стесняйся, говори, красив пёс? – весело, но требовательно сказал Зоран.

– Красив, – тихо ответила Сорока, отводя взгляд.

– Вот и я думаю, надо это исправить, – осклабился Зоран, и его грубые пальцы больно впились в кожу. – Посмотрим, во что его превратит жизнь, скажем, на псарне. Будет у меня в услужении настоящий волк, приучу его дичь загонять. А станет противиться – сам дичью станет.

Зоран ухмыльнулся и выпустил Атли, и тот обессиленно растянулся на полу. Обхватив Сороку за талию, Зоран увлёк её в толпу, а Атли покосился на миску с мёдом. Напиться? Если подумать, он давно ничего не ел, кто знает, может, этой миски хватит, чтобы забыться. Ненадолго исчезнуть, потерять связь с жестокой реальностью, представить, что всё хорошо и никто не умер. Гвардия всё ещё стоит, а Кирши, Аньяна, Лель…

По щекам Атли потекли слёзы. Ни сломанные рёбра, ни разорванное лицо, ни плеть Зорана не пробуждали в нём такой боли, как осознание того, что он остался совершенно один. Все его друзья мертвы, погребены под развалинами гарнизона, растерзаны волколаками или выпотрошены Тенями. Правда, у него ещё осталась одна призрачная надежда. Кирши. Он всё ещё где-то там, где-то далеко, где-то в безопасности. Но и эта надежда спицей вонзалась в сердце, ведь Атли знал: Кирши за ним не придёт. И не потому, что не знает, где он, а потому что… не захочет. Кирши не захочет его спасти после всего…

Слёзы хлынули с новой силой, превращая мир в размытое пятно с рыжими бликами свечей.

«И что мне остается? – подумал Атли. – Неужто умереть? И не будет больше ни боли, ни одиночества, не будет ничего. И Кирши… тогда… Может ли смерть искупить хоть малую долю того, что пережил он по моей вине? Примет ли он такую плату?»

Влажный нос коснулся лица, дохнул жаром, и мягкий язык слизал слезу со щеки. Атли заморгал и повернул голову. На него смотрели любопытные лисьи глаза. Лиса снова понюхала Атли, склонила голову набок и тихонько тявкнула.

– Лель! – крикнула Сорока откуда-то из толпы. – Лель вернулся!

На мгновение Атли показалось, что он сходит с ума. Сорока бросилась через весь зал, и, будто по команде, толпа расступилась. И сердце Атли пропустило удар.

Лель, весело смеясь, подхватил Сороку на руки и закружил, а когда наконец отпустил, принялся обниматься с другими чернокнижниками, которые выкрикивали его имя.

«Нет. Этого не может быть. Нет. Нет», – стучало в голове Атли.

Радость оттого, что Лель жив, сменялась разрывающим на части ужасом от осознания смысла разворачивающейся перед Атли картины. А потом Лель оглянулся, и их взгляды встретились. В тёплых медово-карих глазах не было ни удивления, ни жалости.

4. Тепло и холод зимней ночи

Дождь хлестал Василису по лицу, руки оттягивал тяжёлый двуручный меч. Она уже с трудом держалась на ногах, но волколаки всё не заканчивались, утробно рыча и истекая слюной, они обступали Василису со всех сторон.

– Кирши, помоги мне! – крикнула она, из последних сил взмахивая мечом. Не столько чтобы достать кого-то из чудищ, сколько для того, чтобы хотя бы ненадолго удержать их на расстоянии.

Ответа не было, и Василиса оглянулась.

Кирши лежал навзничь, а волколак жадно грыз его горло. Синие глаза слепо уставились в небо.

– Кирши! – Василиса бросилась к нему, но острые зубы впились в лодыжку и, вскрикнув, Василиса повалилась в грязь. Другой волколак тут же вгрызся ей в бок. Третий – вонзил клыки в горло, и её крик захлебнулся.

Последнее, что она успела заметить, – красную нить на лапе одного из поедающих её чудищ.

– Думаешь, ничего плохого с тобой не случится? – Беремир поставил на стол перед Василисой кружку с мятным отваром. – Я не смогу вечно за тобой приглядывать.

– А за мной и не надо приглядывать! – фыркнула Василиса, набивая рот кашей.

– Глядите, как заговорила. Два вершка от колена, вместо головы – полено, а гонору, как у царя.

Василиса скорчила рожу и принялась старательно слизывать остатки каши с ложки.

– Так нечестно! Ты в моем возрасте уже был капитаном Воронов, а мне дозволяешь только банников гонять.

– У меня в твоем возрасте было ума побольше да ноги покрепче. – Беремир сел напротив и отхлебнул мятного отвара. – А ты меч в руках удержать не можешь.

– Моё дело – чары. Мечами пусть другие махают.

– «Машут».

– Ай-й! – отмахнулась Василиса, откинулась на стену и погладила набитый живот. – Чары меня никогда не подведут! Уж я-то знаю.

– Чары обязательно тебя подведут. – Беремир снова глотнул из кружки. – Уже подвели.

– Я… что? – Василиса уставилась на свои руки. Запястья и предплечья в шрамах, два почерневших пальца на правой руке. – Я не понимаю…

Беремир встал из-за стола, заложил руки за спину и подошёл к окну.

– Не разочаруй меня, – сказал он, вглядываясь куда-то вдаль. – И сделай что должна.

В печи шептались дрова, нарушая воцарившуюся тишину. Василиса глядела на наставника, и упругий, густой страх змеёй сворачивался в груди.

– Ты умер, – медленно проговорила Василиса, с трудом вытягивая воспоминания из темноты. – Белогор убил тебя.

– Да, но я сделал всё, что было в моих силах, чтобы остановить его. – Беремир не обернулся. – Я сделал всё, что мог, чтобы защитить тебя, чтобы защитить Аргорада, Миру, Белаву. И я заплатил за это высокую цену. Тебе тоже придётся, Василиса… пойти до конца и защитить тех, кто тебе дорог. Чего бы это ни стоило.

Василиса вскочила на ноги, и тут взгляд её упал на руну, высеченную на ладони Беремира. Ту, что она видела в воспоминаниях о его гибели.

– Что это за руна? – спросила она. – Что она значит?

– Ты знаешь, – пожал плечами Беремир.

– Нет, я… – Василиса нахмурилась. Виски начало ломить от боли, а руна – расплываться. – Я никак не могу… вспомнить.

– Ты просто не хочешь вспоминать. Но тебе придётся. Чтобы понять.

Василиса открыла глаза и уставилась в темноту. Сердце колотилось, а голова болела от стоявшей в избе духоты. Бок грел свернувшийся клубочком Тирг. Василиса аккуратно отстранилась и спрыгнула с печи. Кирши и Финист мирно спали на лавках, завернувшись в дорожные плащи. Финист едва слышно бормотал что-то себе под нос.

Василиса натянула сапоги и выскользнула из дома на мороз. Мёртвая тишина деревни утопала в снегу и разбивалась о звёздное небо. Василиса запрокинула голову и выдохнула облачко пара. Кошмары снились ей почти каждую ночь: жуткая смесь воспоминаний, страхов и тревог, от которых не удавалось скрыться. Да и как скроешься от самой себя?

Чёрные пальцы коснулись груди, и внутри разлилось неуверенное тепло – остатки магии щекотали рёбра, кончики пальцев закололо, и Василисе даже показалось, что с них вот-вот сорвутся искры, но магия вздрогнула и рассеялась, мурашками разбежавшись по телу. Василиса разочарованно выдохнула, ссутулившись и опустив голову.

На плечи лег тяжёлый плащ, прогоняя ночной холод.

– Решила замёрзнуть насмерть? – спросил Кирши, становясь рядом и обращая лицо к небу. В распущенных волосах тут же запутался лёгкий ветер.

Василиса запахнула плащ и зарылась подбородком в пропахший костром мех.

– Не спалось.

Кирши хмуро покосился на неё.

– Это из-за того, что сказал Финист?

– Ты про клятву? – Василиса поморщилась. – Нет. Это, конечно, было подло, но другого я от него и не ожидала. – Она замолчала, вспоминая недавний разговор. – А ты как будто не удивился. Знал, что клятва позволяет заглядывать в воспоминания?

Кирши кивнул.

– После смерти Хару… Когда Атли нашёл меня и притащил в гарнизон, он всё пытался выведать, что произошло, а я… не был готов говорить.

По спине Василисы пробежали мурашки.

– И он…

– Залез ко мне в воспоминания. Увидел всё. От нашей с Хару встречи до его смерти. Если честно, это было хуже, чем… – Кирши осёкся, голос его дрогнул. – Так что, можно сказать, тебе повезло, что Финист решил подглядеть твои воспоминания, пока ты спала.

– Это больно? – Василиса затаила дыхание.

– Не физически. Ты просто… в тебе будто не остаётся ничего твоего, понимаешь? Будто последний и единственный уголок тебя отняли и больше не на что опереться, не за что ухватиться и самого тебя тоже нет. И дело даже не в том, что он увидел, а в том, что… посчитал, что может перейти эту черту. Клятва сделала меня его собственностью, я подчинялся каждому его слову, подчинялся ещё до того, как слово это слетало с его губ. Следовал за ним как верный пёс, не в силах ни ослушаться, ни уйти. Всё, что я мог, – беспомощно скалиться, глядя ему в глаза. Я был привязан к нему так крепко, что даже богам было не под силу разорвать эту связь. Он властвовал надо мной безраздельно, он получал всё, что просил, но этого ему оказалось мало. Он боялся, что кому-то другому я дал больше.

– Если он причинил тебе столько боли, тогда почему… – тихо, почти шёпотом сказала Василиса, – почему вчера ты без раздумий собрался идти за ним?

Кирши закрыл глаза и выдохнул.

– Потому что я ему нужен.

Какое-то время они стояли молча, глядя на звёзды и слушая дыхание друг друга. У Василисы щемило сердце, но она едва ли могла отыскать причину среди вороха чувств и просто ждала, пока они улягутся и стихнут, спрятанные от мира под тёплым плащом. Хотелось замереть и перестать дышать, остановить время и затеряться в ночном небе, ни о чём не думать и завтра, с новыми силами, продолжить путь. Редкие снежинки медленно падали на лицо, путались в волосах и меховом вороте плаща, принося с собой необъяснимое спокойствие.

Ладонь Кирши, оказавшаяся в пленительной близости от ладони Василисы, делилась с ней своим теплом, особенно осязаемым в холоде ночи. Рука Кирши дрогнула, и их с Василисой мизинцы соприкоснулись. Мимолётное, робкое откровение, осторожная и безмолвная просьба о нежности, которой им обоим так не хватало.

Василиса легонько провела мизинцем по ребру ладони Кирши, словно спрашивая разрешения. Кирши шумно выдохнул, и его пальцы коснулись её.

– Я же говорил, что видел днём дым. – Приглушённый мужской голос заставил их отдёрнуть руки. – Смотри, вот ещё следы!

Василиса обернулась, а Кирши, ухватив за рукав, оттащил её за ближайший сугроб. Из-за угла появились трое мужчин в чёрных плащах и кожаных доспехах. В руках горели факелы.

– Да небось бродяги какие в дом забрались, – ответил второй голос, недовольный и хриплый. – Утром бы всё проверили.

– Может, бродяги, а может, сбежавшие чародеи. Утром их, поди, и след бы простыл. Мы лучше их врасплох застанем. И если это чародеи или какие-нибудь выжившие гвардейцы, нас Зоран золотом осыпет или даже переведёт на службу в Даргород. Ты и дальше хочешь в деревне прозябать?

– Старостой мне быть нравится, – пожал плечами хриплый. – Жена прошлого старосты харчи нам знатные готовит, дом большой и перина мягкая, не чета нашей пещере в горах.

– Дурак ты. В столице тебе, если Зорану угодишь, дом в три раза больше дадут.

– А на хера мне одному такой дом большой-то? – почесал в затылке хриплый.

– А ты жену бывшего старосты с собой забери, пусть и дальше тебе харчи готовит, – загоготал третий, по голосу совсем ещё молодой.

– Да на хрена ему эта баба сдалась? Когда Чернобог придёт, у нас этих баб будет – во! – Первый стукнул себя ребром ладони по горлу.

– Да чего вы всё о бабах-то? – В словах хриплого звучала обида. – Как будто ради них на Даргород пошли.

– Ну, это уж кто ради чего. Ты, видать, за харчи, – снова загоготал третий.

– Тихо! – Первый вскинул руку и прислушался. – Ещё разбудим тех, в доме, и спугнём.

Они продолжили путь уже молча. Василиса вжалась в сугроб и оглянулась на Кирши.

– Оружие, – сказала она одними губами.

Кирши покачал головой, и Василиса прикусила губу от досады. Оба они оставили оружие в доме.

– Что будем делать? – спросила она.

– Выйдем и попробуем поговорить? – шепнул Кирши.

– Чародеев берём живыми, гвардейцев кончаем на месте, – скомандовал один из мужиков.

Кирши покосился на свой вороний кафтан.

– Видимо, поболтать не получится.

– Я их отвлеку, а ты проберись за оружием и разбуди Финиста, но не нападай, – шепнула Василиса. – Может быть, получится уговорить их убраться. Годится?

Кирши хмуро поглядел на Василису – затея явно ему не нравилась, – но, помедлив, он всё же кивнул. Василиса одарила его быстрой улыбкой и выскочила из-за сугроба. Сердце колотилось от страха, но она постаралась придать лицу непринуждённое и немного наивное выражение.

Чернокнижники, которые уже успели войти во двор и миновать сугроб, за которым Василиса с Кирши прятались, заслышали хруст снега и обернулись.

– Вечер добрый, господа! – всплеснула руками Василиса. – А я уж думала, что в деревне ни души. Как же я рада вас повстречать!

– Ты кто? – спросил ближайший чернокнижник и поднял факел над головой, чтобы осветить больше пространства. А Василиса с трудом скрыла удивление: мальчишка едва ли был старше её самой. А может, ему ещё не было и двадцати. Русые кудри выбивались из-под красной шапки.

– Отвечай! – Хриплый оказался ещё младше, лет семнадцати, не больше, низкий же и грубый голос его оказался следствием огромного шрама на горле.

– Я путешественница, – опомнилась Василиса и махнула рукой за спину. – Моего коня задрала нежить в лесу, а я чудом спаслась и набрела вот на эту деревеньку. А вы, ребят, тут живёте?

– Ты тут одна? – Чернокнижник в красной шапке проигнорировал вопрос, с подозрением оглядываясь по сторонам.

Василиса беззаботно рассмеялась и махнула рукой.

– Только не говорите, что девушке путешествовать одной опасно. Я уже столько этого наслушалась, что тошно!

Чернокнижники переглянулись, но, как показалось Василисе, немного расслабились.

– А ты, стало быть, не боишься одна? – подал голос третий чернокнижник. Его лицо Василиса не могла разглядеть за светом факелов. – Ещё и по ночам бродишь?

– Да вот, не спалось, вышла голову проветрить, – пожала плечами Василиса, с облегчением замечая тень, что юркнула за спинами чернокнижников, и поспешила заглушить своим голосом возможный шум шагов: – А вы чего по ночам бродите? Ищете кого?

– Ага, тебя! – Чьё-то дыхание обожгло макушку, и тяжёлая рука легла на плечо. Василиса дёрнулась и воткнулась спиной в чью-то широкую грудь.

«Чубасья мать. Их четверо?»

Василиса оглянулась и встретилась взглядом с холодными серыми глазами. Упырь. Не успела она двинуться, как его огромная ручища сгребла её за горло.

– Второй пошёл в дом. И судя по запаху, там есть ещё кто-то. – Упырь продемонстрировал длинные желтоватые клыки. – Так повтори, девица, кто ты такая? И зачем нас обманываешь?

Василиса обеими руками вцепилась в запястье упыря, хватая ртом воздух. Пальцы ног едва касались земли.

– Всех, кто в доме, убить, – скомандовал Красная Шапка. – Девчонку возьмём с собой. Не придуши её раньше времени, Ель.

Упырь хмыкнул, но хватку ослабил, и Василиса наконец смогла вдохнуть.

На крыльце появились Кирши и Финист. Катана Кирши – в ножнах, меч Финиста – наготове. На несколько мгновений все замерли, изучая друг друга, Василиса приметила на поясе упыря длинный кинжал. Отлично, нужно только улучить момент.

– Ещё шаг, и я убью вашу подружку! – крикнул упырь. – Бросьте оружие!

– Я бы не советовал! – ответил Кирши. – У неё бешеный домовой!

Василиса покосилась на него. Что он хочет…

Тут воздух перед лицом упыря заклубился чёрным дымом, который вмиг обратился в Тирга, и кот с диким воплем вцепился Елю в глаза когтями. Упырь взревел и выпустил Василису, а она тут же выхватила у него из ножен кинжал. Таким упыря не убить – Василиса перехватила оружие поудобнее и бросилась к ближайшему чернокнижнику. Им оказался хриплый парнишка со шрамом.

Он неловко блокировал удар мечом – лезвия зазвенели, встретившись.

– Я не хочу тебя убивать, сдайся! – крикнула Василиса, наступая и понимая, что мальчишка едва ли умеет держать меч. Но уже в следующий миг она поняла почему.

Быстрый взмах рукой – и Василиса едва увернулась от раскалённого огненного пера. Чубась! Мальчишка уже начинал следующий пасс. Пригнувшись, Василиса со всей силы врезалась ему плечом в живот и повалила на землю. Чары – не лучший союзник, когда противник подобрался достаточно близко, чтобы достать тебя кулаком: пассы занимают слишком много времени. Что ж, хоть какие-то уроки Беремира она сумела усвоить.

Они покатились по снегу, Василиса извернулась и сумела оседлать чернокнижника. Нанести быстрый удар в сердце или в шею, туда, где у него уже красовался шрам, и ринуться дальше. Но Василиса медлила. На неё смотрели испуганные голубые глаза неопытного мальчишки.

– Не двигайся, – скомандовала Василиса, прижимая лезвие к его тонкой шее. – Будешь подчиняться, сохраню тебе жизнь.

Рядом на снег упало тело чернокнижника в красной шапке, из раны на груди хлестала кровь. Мальчишка покосился на его труп, и глаза его расширились от ужаса.

– Милош! Милош!!! – закричал он и забрыкался, пытаясь сбросить с себя Василису. – Нет! Твари! Вы убили Милоша!

– Лежи смирно! – гаркнула Василиса, но тот всё же сумел извернуться и свалить Василису на снег. Он вскочил на ноги и вскинул руку.

Удар Финиста был быстрым и точным. Юный чернокнижник замер на мгновение, занесённая рука его безвольно повисла вдоль тела, и он рухнул на землю рядом с Милошем.

Финист недовольно цокнул языком и протянул Василисе руку.

– Мне что, вечно тебя спасать, красавица?

Василиса проигнорировала протянутую ладонь, глядя, как под мёртвым телом краснеет и тает снег.

– Он же… ещё совсем мальчишка, – выдавила она.

– Он чернокнижник. Остальное неважно, – равнодушно бросил Финист, убирая меч в ножны. – Выучи это поскорее, если хочешь выжить.

Василиса перевела взгляд на Кирши. Тот вытирал катану об одежду обезглавленного упыря. Третий чернокнижник лежал ничком неподалёку. На снегу догорали факелы.

5. Волк, мечтавший остановить время

Лель веселился и пил мёд с другими чернокнижниками, не обращая на Атли никакого внимания. Атли же, напротив, пожирал его глазами, не замечая ничего вокруг и чувствуя, как в груди закипает, заглушая телесную боль, гнев. Лель был с ними заодно. Всё это время. Это он. Он. Из-за него. Всё из-за него! Они все погибли из-за него!

Атли приподнялся на локтях, собираясь крикнуть Лелю всё, что о нём думает. Пусть за это Зоран исхлещет его плетью или вовсе прикончит, это было неважно. Атли хотел взглянуть в глаза Лелю, а если повезёт – дотянуться до его глотки и придушить к проклятым бесам.

Мила, которая всё это время крутилась подле Атли, заурчала и укусила его за руку, не больно, но словно бы предупреждая. Атли от неё отмахнулся, но она снова вцепилась в него зубами, уже сильнее.

– Да что ты привязалась! – прорычал он, угрожающе занося руку. Лиса взвизгнула, прижала уши и припала на лапы.

– Смотрите! Зверушки играют! – засмеялся кто-то из толпы, и все как по команде обернулись к Атли.

– Может, и медведя к ним выпустим! Посмотрим, кто кого! – гоготнул кто-то и все рассмеялись. И Лель. Лель тоже смеялся.

– А давайте напоим пса медовухой и посмотрим, что будет!

– Давайте! Давайте!

Знатно захмелевшая толпа двинулась к Атли, а он напрягся, готовясь отбиваться.

– Не подходите! – гаркнул он, скалясь.

Какая-то чернокнижница с двумя длинными косами ухватилась обеими руками за цепь и с силой дёрнула. Атли ткнулся подбородком в пол, и несколько пар рук тут же подхватили его и перевернули на спину, прижав к земле.

– Держи его! Крепче держи, чтоб не дёргался! Рот ему открой! Нос зажимай! Вот так!

Они хохотали и шутили, будто дети за дворовой забавой, будто Атли был для них занимательной игрушкой. Когда они перестали видеть в нём человека? Когда он опустился на колени? Когда лишился одежды? Или когда на его шею надели ошейник? Или, может, для них он всегда был лишь цепным псом на службе у Гвардии?

Кто-то притащил бочонок с мёдом и откупорил крышку. Горло обожгло хмельной сладостью, Атли пытался уворачиваться, но ему не давали двинуться и пришлось глотать, чтобы не захлебнуться. А они продолжали смеяться. Чьи-то руки скользили по его телу, чьи-то пальцы крепко держали за волосы. Атли не видел лиц, только беспорядочную россыпь одинаковых гримас.

Когда бочонок опустел, Атли уже едва ли понимал, что происходит вокруг, отупевший от мёда, он ещё вяло пытался сопротивляться. Его потащили к клетке с медведем. Голодный медведь, взбудораженный всеобщим возбуждением, ревел и метался за прутьями.

– Сейчас и выясним, кто сильнее! Волк или медведь! – захохотал кто-то. Атли закричал, попытался удержаться за скользкий от мёда пол, но цепь дёрнули с такой силой, что он едва не задохнулся.

Его подтащили к клетке, перекинули цепь через верхний прут и потянули, заставляя Атли подняться на ноги, а потом и вовсе отрывая от пола. Атли захрипел, хватаясь пальцами за впившийся в горло ошейник и пытаясь сделать глоток воздуха. Медведь зарычал ему в затылок, обдавая горячим, зловонным дыханием. Атли хотел отодвинуться от клетки, но не мог даже пальцами ног дотянуться до пола. Тело начала сводить судорога, лёгкие свело, а перед глазами заплясали чёрные мушки. Возможно, повезёт задохнуться прежде, чем острые когти медведя вскроют ему рёбра, пронеслась непрошеная мысль. Медведь за спиной Атли встал на дыбы.

– А ну, прекратить! – Громогласный голос Зорана разнёсся по залу. – Кто вам позволил трогать то, что принадлежит мне?!

Руки отпустили, цепь зазвенела о прутья клетки, и Атли рухнул на пол, хватая ртом воздух. Чернокнижники рассыпались в разные стороны. Атли стиснул зубы и кое-как отполз от клетки, стараясь сдержать слёзы облегчения.

– Стоило мне отлучиться, вы устроили не пойми что! – гневно продолжал Зоран. – Так же мерзко вы будете встречать нашего бога, когда я открою для него врата? А?!

Толпа нерешительно загудела.

– Скажите спасибо Сороке! Приведи она меня позже, я бы без раздумий убил каждого, кто хотя бы пальцем тронул моего пса! Не разбираясь, кто участвовал, а кто только смотрел! Стража! Тех троих в темницу!

Атли не видел, кого скрутили и вывели стражники, у него не было сил пошевелиться. Всё, что он мог, – дышать и наблюдать, как Лель в другом конце зала о чём-то шепчется с Огняной.

* * *

Атли проснулся от того, что кто-то касался его плеча. С трудом разлепив глаза, он различил лицо Сороки. Тронный зал был усеян храпящими чернокнижниками – люди заснули прямо там, где пили: на столах, лавках, на голом полу.

– Надо уходить, – сухо сказала Сорока, достала из передника связку ключей и принялась искать нужный, примеряя к замку, что держал цепь от ошейника прикованной к трону.

– Что? Куда? – голос звучал хрипло, а голова ещё плохо соображала.

– Отсюда, – бросила Сорока, не добавив никаких больше объяснений.

– Ты помогаешь мне сбежать? – Атли ничего не понимал.

– Заткнись и поднимайся, – прошипела Сорока, подобрав наконец нужный ключ. Замок щёлкнул. Она схватила цепь и потянула Атли за собой.

– Погоди. – Атли удержал её на месте. – У тебя есть ключ. Сними ошейник и кандалы, чтобы я…

– Нет, – отрезала Сорока и снова потянула Атли за собой.

– Почему?

– Мне не велено.

– Кем?

Сорока скрипнула зубами.

– Не болтай и иди. Оковы я не сниму. Это условие, если хочешь выбраться. – Она снова дёрнула цепь.

Атли поднялся на ноги.

– Выпусти медведя.

Сорока покосилась на клетку. Зверь сидел за решёткой и наблюдал за нами, склонив голову набок.

– Нет. Идём.

– Это не обсуждается. – Атли остался на месте. – Цепи остаются на мне, я не препираюсь и делаю всё, что ты велишь, но медведя мы берём с собой.

– Нет. Мы теряем время. И с ним мы можем вообще не выбраться.

– Значит, мы не уходим.

Сорока побагровела. Стиснула в пальцах цепь, переводя гневный взгляд с Атли на медведя и обратно.

– Кто он? – наконец спросила она.

– Друг. Без него я не уйду.

Сорока напряжённо думала.

– Он послушный?

Атли покосился на медведя. Он совсем не был уверен в том, что зверь будет его слушаться.

– Да.

Сорока грязно выругалась, но пошла к клетке и снова принялась примерять ключи. Спустя несколько минут замок щёлкнул, дверь открылась, и Сорока шагнулся в сторону. Медведь вышел, огляделся по сторонам, втянул носом воздух и посмотрел на Атли, будто ожидая приказов. Атли выпрямился и посмотрел ему в глаза. Вряд ли он сейчас выглядел как внушающий уважение вожак, но выбора у него не было.

– Иди за мной и веди себя тихо, – сказал Атли как можно более грозно. Медведь в ответ шумно выдохнул, что Атли принял за согласие.

Сорока цыкнула и потянула его за собой.

Они осторожно обходили храпящих на полу чернокнижников, стараясь никого не потревожить, а Атли удивлялся, как же крепко все спят. Покинув тронный зал, Сорока повернула налево – в сторону старого крыла Царских Палат, которое практически не использовалось.

– Надо успеть до завершения смены караула, – прошептала она. – Часть стражи на первом этаже удалось напоить, но те, что на втором, охраняют Зорана, могут нас услышать, так что следи за своим медведем.

Атли на мгновение даже опешил. Никогда ещё он не слышал таких длинных фраз из уст Сороки. Оглянулся – медведь послушно шёл следом, неотрывно глядя Атли в затылок.

Коридоры сменялись коридорами, каждый шорох заставлял волосы за загривке вставать дыбом, но царский терем казался спокойным. Никто не выскакивал из-за поворотов, не слышались голоса, не звенело оружие. И вот наконец они достигли старой, заброшенной кухни. Сорока открыла один из шкафов, достала оттуда подбитый мехом плащ и бросила Атли. Сердце радостно заколотилось. Атли не мог поверить, что совсем скоро окажется на свободе. Стоит только избавиться от ненавистных кандалов…

Они уже двинулись к выходу, когда медведь задел боком шкаф, тот покачнулся, но устоял. Дверцы открылись, и на пол с грохотом вывалилась посуда.

Атли с Сорокой замерли. Где-то наверху послышались шаги.

– Быстро! – скомандовала Сорока и с новой силой потянула Атли за цепь.

Они выскочили на улицу и помчались в тень деревьев.

– Погоди, конюшни в другой стороне, – окликнул Сороку Атли.

– Мы не в конюшни, – ответила она и потянула его вглубь сада.

Снег хрустел под ногами и обжигал ступни, но Атли едва ли обращал на это внимание, торопясь за Сорокой, которая уже перешла на бег. Рёбра болели, но Атли уговаривал себя держаться и не сбавлять темпа.

Свобода, он должен оказаться на свободе.

Из царского сада, под прикрытием сугробов, они дошли до рощи, а оттуда Сорока вывела Атли к развалинам гарнизона.

– Не понимаю, – прошептал Атли. – Куда…

– Заткнись. Нам внутрь.

Сорока подошла к дыре в частично обвалившейся стене и забралась внутрь. Атли послушно шёл следом, медведь дышал в затылок. Но в груди разрасталось новое, нехорошее предчувствие. Возможно, Сорока вела его вовсе не на свободу. Но куда в таком случае? Атли оглянулся. Позади ещё виднелся просвет в стене. Сорока выглядела хрупкой, он мог вырваться и сбежать. А с цепями как-нибудь разобраться, когда окажется подальше отсюда.

– Если побежишь, убью, – прошипела Сорока и зажгла на ладони огонёк, предупреждая и одновременно освещая дорогу.

Атли ничего не ответил, но с побегом решил повременить. Посмотрим, куда ведёт его эта девчонка.

В гарнизоне мало что уцелело. Своды обрушились, колонны лежали на полу, который укрывали обломки стен и мусор, сквозь дыры в крыше падал снег. Сорока вела Атли в темницы – в этом не осталось сомнений, когда они ступили на крутую лестницу, уходившую глубоко в темноту. Под рёбрами снова завозилось колючее чувство тревоги.

В отличие от верхних этажей гарнизона, темницы уцелели почти полностью, только кое-где осыпались камни с потолка. Сорока то и дело останавливалась на развилках и что-то бормотала себе под нос, будто вспоминая дорогу. Сердце Атли ёкнуло, когда она наконец подвела его к знакомой двери. Двери, за которой когда-то сидел Аспид по имени Жнец.

Наконец Атли всё понял.

Длинный коридор закончился большой круглой залой. На стенах горели факелы. И в свете одного из них стоял Лель.

– Атли… – выдохнул он, шагая навстречу.

Атли отпрянул, цепь натянулась. Сорока протянула её конец Лелю.

– Забирай. Мой долг уплачен. Жизнь за жизнь.

Лель цепь брать не стал. И Сорока просто бросила её на пол.

– Больше я тебе ничего не должна, – твёрдо сказала она. – Я пошла. Нужно ещё замести следы.

Она стремительно развернулась и пошла к выходу.

– Спасибо, Сорока! – сказал Лель.

Сорока обернулась и тряхнула головой.

– Я была бы рада, если бы он умер, – проговорила она и покинула залу.

Атли с Лелем остались вдвоём. Втроём, если считать медведя, который заинтересованно обнюхивал камни.

– Вижу, ты нашёл себе друга… – начал было Лель.

Кулак Атли ударил ему точно в скулу, Лель задохнулся и полетел на пол. Атли, с утробным рычанием, сгрёб его за грудки и впечатал в стену.

– Ублюдок! Ты был с ними заодно! – взревел он, но рёбра тут же взорвались болью, руки задрожали, и Атли упал на одно колено.

Лель, кое-как устояв на ногах, потёр затылок и поправил рубаху.

– Хорошо, что я попросил Сороку не снимать кандалы, – пробормотал он, казалось удивлённый случившимся. – Как знал.

– Всё это время! – Атли пытался отдышаться. – Ты был одним из них!

– Атли. – Лель присел на корточки и заглянул ему в единственный видящий, не закрытый повязкой глаз. – Позволь всё тебе объяснить.

Атли горько усмехнулся.

– Ты правда думаешь, что тут можно что-то объяснить? Так, чтобы после этого я не убил тебя на месте? За измену Гвардии. За предательство. За чёрную магию.

– Да, Атли. – Голос Леля звучал спокойно и тепло. – Я расскажу тебе всё, без утайки. Надеюсь, наше короткое знакомство и тот факт, что я вытащил тебя сегодня, станут некоторым основанием для того, чтобы ты всё же пошёл мне навстречу и выслушал. Ты сможешь убить меня после, если посчитаешь нужным. Что скажешь?

Атли посмотрел в глаза Леля. Они, как и всегда, как он помнил, светились нежностью и заботой. Их выражение было совсем не таким, какое он увидел в тронном зале прошлым вечером.

– Хорошо, – скрепя сердце сказал Атли.

– Хорошо, – с облегчением повторил Лель. – Но прежде ты позволишь мне помочь тебе?

Атли, помедлив, кивнул. Лель слабо улыбнулся, стянул с него плащ, разложил на полу и помог сесть. Встал на колени и внимательно осмотрел.

– Сначала я залечу раны, а потом сниму цепи, – медленно и вкрадчиво сказал Лель, будто говорил с ребёнком. – Иначе Волк не позволит моей магии помочь тебе. Хорошо?

Атли снова кивнул. Говорить он не мог, к горлу тут же подкатывал ком. Лель снова ответил нежной улыбкой.

Его руки осторожно коснулись груди Атли, и пальцы принялись методично и бегло проверять рёбра на целостность, провоцируя то тут то там предательские стайки мурашек. Наконец пальцы Леля добрались до огромных синяков на боках, и Атли зашипел от боли.

– Сейчас боль стихнет, – прошептал Лель. Правая рука осталась лежать на рёбрах, а левая прильнула к груди у самого сердца. Лель закрыл глаза, а Атли охнул, когда почувствовал, как в него проникла магия. Волк недовольно зарычал, а Атли со стоном смежил веки.

Нежной золотой лентой магия скользнула к сердцу, окутала его приятным теплом и нырнула вглубь, чтобы через мгновение собраться под пальцами Леля и укутать собой сломанные кости. Боль, ежеминутно терзающая Атли столько дней, исчезла, и он, невольно выдохнув, подался вперёд, обессиленно уткнувшись лбом в плечо Леля.

Лель погладил его по затылку, провёл ладонями по спине, вдоль обострившихся бугорков позвоночника.

– Ещё немного. – Шёпот согрел ухо Атли, вызвал дрожь в ослабленном, уставшем теле. – Давай посмотрим, что под повязками.

Лель мягко отстранил Атли и стянул с его головы ткань. Лицо Леля побледнело, когда взору открылась рана.

– Всё плохо? – спросил Атли.

– Видел и хуже, – улыбнулся Лель одними губами. – Рана загноилась, края очень неровные, и даже с серебром я чувствую, что Волк сопротивляется магии… Я вылечу, но боюсь, что останется шрам.

– Не страшно.

Лель кивнул и накрыл правой рукой рану на лице, левая снова легла на сердце. Атли стоило больших усилий сдержать стон, когда золотая лента магии снова прошла сквозь него и согрела щёки, заставляя края раны стягиваться и забирая боль. В следующее мгновение Лель притянул Атли к себе в объятия. Что-то щёлкнуло, Атли вздрогнул, ошейник разомкнулся и звякнул, падая на пол. Ещё два щелчка – и освободились запястья. Атли лежал на плече Леля и вдыхал его запах. Запах, в котором звучали нежность, свобода, горечь и сожаление.

Лель погладил Атли по затылку, привлекая внимание.

– Всё, мы закончили. Теперь я могу тебе всё рассказать.

– Прошу, – умоляюще выдохнул Атли, желавший продлить мгновения тепла, желавший, чтобы не существовало ничего до этих мгновений и после них. Ничего, что причинило бы ему новую боль. – Давай не сегодня. А сегодня, сейчас, давай оставим всё как есть.

6. Пламя в рубиновом сердце

У гуля серая кожа и ослиные копыта, зубы и когти его полны трупного яда. У волколака – лысая волчья морда и красные, жаждущие крови глаза. Глаза упырей – мёртвая серость, а острые клыки и бледно-серая кожа кричат: «Перед тобой хищник!» Но чернокнижники…

Василиса никогда не видела чернокнижников. Обычно она представляла зловещие образы, скрытые под плащами фигуры с горящими в темноте капюшонов красными глазами – хищники, чудовища, подобные волколакам и гулям. Такими они существовали в рассказах и в воображении, такими предстали на стенах Даргорода в ту страшную ночь. Но теперь Василиса смотрела на мёртвого мальчишку на снегу, пронзительно-голубые глаза которого уже подёрнулись белёсой плёнкой. Он не был похож на хищника и на чудовище не был похож. Обычный мальчишка, со щёк которого ещё не сошла детская мягкость. В этом было что-то неправильное, что-то… противоестественное. И Василиса никак не могла понять, что именно. То, что он мёртв? То, что он не колеблясь попытался убить её? То, что убить его должна была она? Или то, что ей ещё не раз предстоит убить таких, как он?

«Он чернокнижник. Остальное неважно. Выучи это поскорее, если хочешь выжить».

Финист натянул на уши новенькую красную шапку, ухватил мальчишку за ноги и потащил к другим трупам. Кирши занимался костром. Нужно было сжечь тела, чтобы не привлекать нечисть. Во время разведки, в лесу, Кирши заметил голодных гулей.

– В соседней деревне я насчитал не меньше десяти чернокнижников, – сказал он, доставая огниво. – Этих скоро хватятся. Нужно уходить.

– Доберёмся до притока Даргород-реки, – встрепенулся Финист. – Там на берегу рыбацкая деревенька. Местный ведьмак у меня в долгу. Мигом нас домчит до Тёмных Лесов. Главное, чтобы река не успела встать.

– Главное, чтобы в твоей деревне тоже не засели чернокнижники, – хмыкнул Кирши. – Далеко это?

– Если правильно понимаю, где мы, то вёрст двадцать с небольшим. – Финист задумался и начал теребить серёжку в ухе. – Если по скорости будем ориентироваться на нашу красавицу и рискнём двигаться по тракту, то, может, доберёмся засветло. Но если не хотим замёрзнуть где-то на ночной дороге, придётся идти не останавливаясь.

– Ты как, готова? – Кирши обернулся к Василисе. Та кивнула: не время сейчас думать о том, насколько она устанет. Каждый день их маленького похода был на вес золота, каждый день стоил кому-то жизни.

Финист присел на корточки возле трупов и принялся обыскивать их карманы.

– Тебе шапки мало? – скривилась Василиса, наблюдая за ним.

Финист не смутился.

– Давай без напускного благородства, красавица, на войне оно тебе ничем не поможет. А вот добро в карманах мёртвых врагов может оказаться очень даже полезным. – Он снял с пояса одного из трупов худой кошель, с победным видом подкинул его в воздух, ловко перехватил и спрятал в карман.

– Война должна быть благородной, – не согласилась Василиса, – иначе мы будем ничем не лучше нечисти.

– Нет ничего благородного в том, чтобы выпускать кому-то кишки, красавица. Это в балладах у войны есть честь, красота и доблесть. А на деле нас ждёт только грязь, дерьмо и смерть. И неважно, за что мы сражаемся. – Он цокнул языком, весело подмигнул и срезал ещё один кошель.

– Это неправда. – Тряхнула головой Василиса. – Пока ты сражаешься за правое дело, пока выступаешь против зла и защищаешь невинные жизни…

– А кто тебе сказал, красавица, что твоё дело правое? – Финист лукаво сверкнул зелёным глазами и криво усмехнулся. – Я вот уже давно не питаю подобных иллюзий.

– Что ты?..

– Тише! – шикнул Кирши, замирая и вглядываясь куда-то в темноту. – Кто-то идёт.

Василиса с Финистом оглянулись. Сердце учащённо забилось, и ладонь легла на рукоять меча, который она теперь решила на всякий случай всегда носить с собой.

Из-за поворота, откуда в прошлый раз вышли чернокнижники, выбежал вороной конь, осёдланный, но без наездника. Василиса выдохнула и опустила плечи.

– Вот такое добро мёртвых врагов будет даже лучше монет, – осклабился Финист, вскочил на ноги и прогнулся, захрустев позвонками. – Поймайте этого, а я пойду найду остальных. Должно быть, привязали где-то неподалёку.

Он бодро двинулся к плетню.

– Финист! – окликнула его Василиса. – Только без глупостей.

Тот обернулся и отвесил шутливый поклон.

– Как прикажешь, красавица!

Василиса проводила его недовольным взглядом и направилась к вороному коню. Он недоверчиво стриг ушами, но всё же позволил взять себя под уздцы и завести во двор.

Кирши наконец удалось развести огонь. Василиса сделала короткий пасс рукой, и пламя, затрепетав, заплясало бодрее, охватив настил из хвороста.

– Прости, не могу помочь больше, – смущённо сказала она, чувствуя, что и это маленькое колдовство стоило ей больших усилий. Сердце колотилось, дыхание стало тяжелее и чаще. – Мы с чарами не в ладах.

Кирши хмуро следил за тем, как пламя нехотя подбиралось к одежде и волосам покойников. А потом перевёл пронзительный взгляд на Василису.

– Знаешь, почему так? – спросил он.

Василиса покачала головой.

– Сначала я думала, что это цена, которую мне пришлось заплатить за переход между мирами. Но потом в пустыне я смогла создать огненного змея. Огромного! До самого неба! Я… мне никогда подобное было не под силу, но потом – всё. Получались только искры. Другие стихии совсем исчезли. А теперь и искр нет. Ещё кое-как удаются вот такие трюки с живым огнём, но магии во мне всё меньше… Она… она будто бы отказалась от меня.

Запахло жжёнными волосами и мясом, пламя заплясало с новой силой, дым над телами почернел. Кирши поднялся, отошёл от костра и встал рядом с Василисой.

– Если дело не в уплаченной цене за переход, тогда в чём?

– Финист считает, что во мне.

– Ты ему веришь?

– Ну, у меня пока нет других вариантов. Да мы и этот не обсуждали толком. Он обронил фразу между делом. Нужно будет расспросить его поподробнее. А вообще, я в тайне надеюсь отыскать что-то полезное в записях Белогора. Если нас ждут сражения, то лучше чарам быть при мне. Даже если я буду тренироваться каждый день, с одним мечом мне долго не протянуть. Что ж, нельзя сказать, что Беремир меня не предупреждал.

Кирши вздрогнул, будто бы что-то вспомнив, и быстрым движением снял с пояса кошель. Зазвенели монеты, и вместе с ними на ладонь его выпал золотой перстень Беремира.

– Я совсем о нём забыл. Мы встретились, и всё так завертелось. Когда тебя… – он осёкся и нахмурился, – хоронили, я снял его. Если честно, сам не знаю зачем, просто… наверное, хотел, чтобы у меня что-то осталось в… память о тебе.

Сердце Василисы замерло, когда Кирши протянул ей кольцо наставника. Рубин сиял в свете пламени, которое, казалось, горело прямо внутри него. Холодной тяжестью перстень лёг Василисе в руку. Перстень, который дарил ей уверенность и силы, отгонял страхи и сомнения, когда она оставалась совсем одна: в путешествии из Тригорской долины в Даргород, на заданиях Гвардии, по дороге к собственной смерти.

Василиса неуверенно покрутила перстень, будто не зная, с какой стороны к нему подступиться и что теперь с ним делать. В ней вдруг смешались надежда и страх. Надежда на то, что, надев кольцо, она снова почувствует прилив сил и магия каким-то неведомым образом вернётся к ней. И страх того, что этого не случится.

Досчитав до десяти, с бешено колотящимся сердцем Василиса быстро надела перстень на большой палец и сжала руку в кулак, будто кольцо могло сбежать с пальца.

Магия не вернулась, чуда не произошло, но на душе как будто стало немного спокойнее, а сердце замедлило ход, успокаиваясь, словно Василиса нашла и вернула на место маленький осколок прежней себя. Той, что осталась лежать на жертвенном алтаре.

– Всё в порядке? – спросил Кирши, внимательно наблюдая за ней.

Василиса улыбнулась, сжав губы. Глаза щипало. То ли от дыма, то ли от подступающих слёз.

– Угу, – кивнула она. – Всё хорошо. Спасибо тебе. За то, что забрал перстень, и за то, что нашёл меня.

Кирши провёл пальцами по шраму на брови Василисы, скользнул к шее, отодвинул пряди коротких, растрёпанных ветром волос и коснулся шрамов, похожих на сеть трещин, нити которых выныривали из-под одежды и тянулись к лицу. Кожа под его пальцами покрывалась мурашками, и Василиса боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть их дрожащее тепло. Взгляд Кирши блуждал по её лицу, шее, виднеющимся из-под распахнутого плаща ключицам, возвращался к губам, ловил её взволнованный взгляд и начинал путь заново, словно стараясь разглядеть то, что пряталось глубже: под одеждой, под кожей, в самой её глубине.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти весь этот путь совсем одной, – тихо сказал Кирши.

– Мне тоже, – пожала плечами Василиса, сдерживая слёзы. – Но я рада, что в итоге я не одна.

– Я… – начал было Кирши.

– Вы же в курсе, что у вас тут трупы горят? – расколол воздух ехидный голос Финиста. И Василиса с Кирши, будто ошпаренные, отпрянули друг от друга. – Боги, Василиса, да твоим возбуждением за версту разит! – Финист притворно скривился и помахал рукой, делая вид, что разгоняет неприятный запах. – И я ещё после этого грязное животное? Срам, да и только.

Василиса зарделась и отвернулась, а Финиста это только больше развеселило.

– И вот не надо теперь испытывать стыд, – продолжал он, ведя за собой двух жеребцов. – Думаешь, он тебя оправдает? Я же знаю, какой ты можешь быть необузданной и бесстыжей…

– Заткнись, – ровно и коротко сказал Кирши, но в голосе его и во взгляде читалась угроза.

Финист эту угрозу безошибочно считал, заискивающе улыбнулся и вскинул руки, сдаваясь.

– Всё-всё, умолкаю, – ответил он, повернулся к лошадям и пробормотал тише, но так, чтобы все слышали: – Глядите, какие мы нежные. Творят беспредел они, а получает по шапке кто? Правильно, бедный Финист.

– Едем, – сказала Василиса, глядя на пламя, которое уже полностью захватило тела и вздымалось высоко к небу. – Пока зарево не привлекло дружков этих чернокнижников.

Собрав свои скромные пожитки, они вскочили в сёдла и поскакали прочь из заброшенной деревни. Отсвет жадного пламени ещё какое-то время освещал им путь.

7. Серебряные иглы и волчьи слёзы

Первое превращение Атли в Волка произошло через несколько месяцев после его десятого дня рождения. Перекидываться в замке и его окрестностях Атли боялся. Тогда ему казалось, что если мать не будет видеть его в звериной ипостаси, то станет относиться как прежде, снова его полюбит и будет подпускать к себе, согревать в объятиях и целовать в лоб перед сном. Но Волк требовал свободы, и Атли завёл привычку выбираться в ближайший лес, где мог бегать целыми днями, играть в листве, гоняться за зайцами, греться на солнышке и плескаться в озере, довольный тем, как ловко обхитрил стражу. Позже, конечно, он узнал, что при каждой такой вылазке за ним издали приглядывали стражники из свиты Вегейра, но тогда пребывал в счастливом неведении.

Шли годы, любовь матери не возвращалась, а в жизни Атли появился Кирши. Боясь лишиться и его, Атли долгое время скрывал от друга свою звериную натуру, продолжая тайно выбираться в лес. И, как оказалось позже, не он один.

Это произошло прохладной летней ночью. Волк мчал Атли сквозь лесную чащу к маленькому озеру, с которого открывался прекрасный вид на далёкие горы и полную луну, когда его нос уловил знакомый, за два года ставший родным запах. Волк опустил морду в траву, принюхиваясь, и невольно завилял хвостом. Так, не поднимая головы он и шёл, пока не влез мордой в кусты, отпрянул, отряхнулся и выглянул из-за веток.

Нюх не обманул: на берегу озера сидел Кирши. Волк озадаченно моргнул. Как ему удалось выбраться из замка? Отец наверняка разозлится, если узнает. Впрочем, клятва не позволила бы Кирши сбежать, может быть, поэтому он… Атли не заметил, как в раздумьях наступил на ветку. И та хрустнула, ломаясь.

Кирши вздрогнул и обернулся, напряженно вглядываясь в тёмные заросли. Волк испуганно присел, задев мордой листву, и кусты задрожали.

«Вот бесы!» – внутренне поморщился Атли.

– Кто здесь? – спросил Кирши, кажется готовый в любой миг вскочить и дать дёру.

Атли хотел тихонько ретироваться, но Волк вскинул уши, поднялся и сделал шаг вперёд.

«Нет, стой! Куда!» – одёрнул его Атли, но Волк не обратил на него внимания и осторожно выглянул из-за кустов, позволяя Кирши себя увидеть.

Лицо его вытянулось, глаза округлились, и он замер, боясь пошевелиться. Нюх Волка уловил кислый запах страха, и он остановился, не зная, можно ли приближаться. Ему отчего-то было очень любопытно, но Атли изо всех сил тянул его назад.

«Ты его пугаешь. Уходим!» – уговаривал он Волка, но тот стоял как вкопанный, разглядывая Кирши. Ему давно хотелось поглядеть на Кирши своими глазами, обнюхать с ног до головы своим носом и понять, что же в нём такого особенного. Может быть, его вкусно съесть? Или с ним весело играть? Зачем он нужен Атли?

Кирши продолжал глядеть на Волка, а Волк – на Кирши. Шли минуты, и понемногу сердце Киршио стало успокаиваться. Похоже, он поверил, что зверь не собирается нападать.

Волк нетерпеливо заурчал.

«Ладно, – сдался Атли, чувствуя, что пожалеет об этом. – Давай подойдём. Только веди себя хорошо».

Волк удовлетворенно вильнул хвостом и сделал несколько медленных шагов к озеру. Кирши снова напрягся, но запах страха притупился, а в глазах появилась тень любопытства.

А вот Атли страшно нервничал, и это раздражало Волка, отчего тот всё время дёргал ухом, словно отгоняя назойливую мошку. Когда между ними с Кирши осталось два волчьих шага, он вытянул шею и принюхался. Запах, вроде, обычный, ничего особенного, а вот сыр у Кирши в руках пах гораздо интереснее – молодой козой. Волк облизнулся и уставился на еду. Кирши проследил за его взглядом.

– Хочешь? – спросил он неуверенно.

Волк склонил голову набок и снова облизнулся. Кирши отломил кусочек сыра и положил на раскрытую ладонь. Волк шумно принюхался.

«Есть из рук? Я, что – дворовый пёс?» – пробурчал Атли, смущаясь.

Волку было всё равно, кем его считал Атли. Он сцапал кусок жирного, ароматного и очень вкусного сыра, проглотил не жуя и облизал протянутую руку.

«Эй, прекращай!»

– Фу, щекотно! – засмеялся Кирши, отдёрнул обслюнявленную руку и принялся вытирать её о рубаху.

Атли замер. Он ещё ни разу не видел, чтобы Кирши улыбался.

«Ему понравилось? Ему понравилось! – воскликнул он. – Давай оближем его ещё раз!»

Волк фыркнул, повернулся мордой к озеру и сел, не собираясь ничего повторять.

– Ты откуда такой взялся? – спросил Кирши. – Никогда тебя тут не видел.

«Никогда? Так ты не в первый раз тут?» – подумал Атли.

Волк ничего не ответил. Кирши тоже больше ничего не говорил, молча доедал сыр и смотрел на воду, иногда подкидывая кусочки лакомства Волку. Так они просидели несколько часов, пока Кирши не замёрз и не отправился обратно в замок.

Так начались их странные встречи. Атли караулил ночные вылазки Кирши – обычно это происходило пару раз в месяц – выжидал с полчаса и выбирался следом, перекидываясь в Волка. Они сидели вдвоем на берегу, глядя на луну. И во время этих коротких безмолвных встреч Атли чувствовал гораздо больше тепла и доверия, чем за сотни часов, проведённых им с Кирши в облике человека. Это одновременно печалило его и делало счастливым, и Атли с замиранием сердца ждал каждой новой вылазки. А ещё он чувствовал, что Кирши тоже их очень ждал.

– Сегодня мой день рождения, – нарушил молчание в одну из осенних ночей Кирши.

Волк ничего не ответил, а у Атли защемило сердце. Он понял наконец, отчего друг весь день был задумчив и печален.

– В этот день мама всегда пекла брусничный пирог, – продолжил Кирши и бросил в воду камешек. – Большущий – мы никогда не могли его съесть за один день. Тут, в замке, иногда тоже пекут брусничный пирог, но он совсем не такой на вкус. Каждый раз ем его и не понимаю, почему он не такой. Это же просто пирог.

Голос Кирши задрожал, губы сжались. Он нахмурился и швырнул ещё один камень в воду.

– Я отлично помню запах пирога, помню его вкус. Он был очень сладкий, но я… – Кирши шумно выдохнул. – Я почти не помню её лица. Каждый раз я пытаюсь вспомнить её лицо… Почему я не могу вспомнить?

Кирши повернулся к Волку, будто надеялся, что у того был ответ. В его синих глазах не было слёз, только глубокая, тягучая печаль, которую никто не мог унять.

«Помоги ему, – взмолился Атли. – Прошу, помоги ему. Пожалуйста, пусть ему будет не так больно».

Волк подался вперёд и ткнулся лбом в грудь Кирши. Тот замер на мгновение, а потом вдруг протяжно вздохнул, обхватил его мощную волчью шею и зарылся лицом в белую шерсть. Кирши не плакал, только тихонько скулил, как брошенный щенок. За него плакал Атли.

С тех пор их встречи стали для Атли ещё более настоящими и драгоценными, и он в тайне надеялся, что они будут продолжаться вечно. Постепенно Кирши становился всё более и более разговорчивым, а Атли любил слушать его голос, и Волку он тоже нравился.

А потом наступил тот роковой день. День, когда Вегейр пытал Кирши на глазах Атли в попытке выведать его истинное имя. День, когда Атли впервые обратился в Волка на глазах друга. День, когда всё закончилось. Кирши ничего не сказал Атли, ни в чём не обвинял и не смотрел косо.

К озеру он больше не приходил.

– Рад видеть, что ты жив. – Вегейр появился в чертогах сна, разогнав дымку забытья Атли. – Выбирался дольше, чем я надеялся, но, пожалуй, и этот результат можно назвать успехом.

Атли не старался скрыть своего раздражения и уколол отца холодным взглядом.

– Убирайся из моей головы!

Вегейр вскинул брови, и шрам на его лице побелел.

– Это что, обида в твоём голосе? Уж не думал ли ты, что я брошусь тебя спасать?

– А разве не так делают отцы? – хмыкнул Атли.

Вегейр расхохотался, запрокинув голову, и этим вдруг напомнил Зорана. По спине Атли пробежал липкий холодок.

– Я вожак стаи, король Северных Земель и только потом отец, – отсмеявшись, заговорил он. – А ты, Атли, будущий вожак стаи, наследник престола и только потом – мой сын. А вожак должен сам справляться с трудностями, чтобы доказать свою силу, иначе вожаком ему не быть.

Атли усмехнулся и спрятал лицо в ладони.

– Так ты решил устроить мне проверку? Достойный вожак или мёртвый щенок? И что? Ничего не дрогнуло, когда ты узнал, что я в плену? Или решил, что помру, так родишь нового?

Вегейр пожал плечами и погладил шрам.

– Дрогнуло или нет, неважно. Если бы ты умер, то да, пришлось бы подумать о новом наследнике. Тем более, что договор с Радомиром меня больше не связывает, упокой Великий Волк его душу.

– Будто бы мама тебя к себе подпустила, – уколол Атли.

– А при чем здесь твоя мать? – хмыкнул Вегейр. – Старуха уже давно ни на что негодна. Но это не значит, что я хранил своё семя. Щенки на твоё место, поверь, найдутся.

У Атли свело зубы от отвращения. Он никогда не питал иллюзий о верности отца, но слушать о подобном не мог.

– Ты за этим пришёл? Рассказать, скольких шлюх обрюхатил?

Вегейр даже ухом не повёл.

– Пришёл убедиться, что с тобой всё в порядке, – невозмутимо сказал он. – Я проверял каждую ночь с тех пор, как узнал, что случилось в Даргороде, но не мог пробиться, решил, что тебя сковали серебром. Сегодня получилось, и я этому рад.

Атли в ответ только кивнул, глядя в сторону: смотреть на отца ему не хотелось.

– Что ж, думаю, на этом можем попрощаться, – сказал Вегейр после недолгого молчания.

– Как мама? – вдруг спросил Атли, понимая, что другого шанса задать этот вопрос ему, скорее всего, не представится.

Вегейр пожал плечами.

– О тебе не спрашивала, если ты об этом. Я сказал ей, что ты в плену, но она всё по братишке убивается, будто не Радомир подложил её под «грязное северное чудище», – хохотнул он. – Молится Морене за его душу и просит, чтобы та и её поскорее забрала. Ещё вопросы?

Атли покачал головой.

– Нет, можем прощаться.

– Вот и славно. Кстати, поздравляю с новым украшением. – Вегейр коснулся своего шрама, кивнул Атли, ухмыльнулся в бороду и исчез.

Атли провёл рукой по неровной шершавой ложбинке, что одним широким росчерком спускалась по скуле и обрывалась у самого подбородка.

* * *

Атли открыл глаза и увидел мохнатые волчьи лапы. Должно быть, он так измучился, что обратился во сне. Золотое сознание Волка окутывало Атли и отгораживало от мира, защищая.

«Отдыхай. Я обо всём позабочусь». – Волк не мог говорить, но Атли безошибочно считывал его.

Они всё ещё были в темнице Аспида, Волк лежал на меховом плаще, положив голову на лапы, и ловил носом запахи. Сырость и плесень перебивали всё остальное, где-то неподалёку размеренно капала вода. Волк услышал шаги и вскинул голову.

В темницу вошёл Лель с деревянной плошкой в руках. От него пахло варёной курицей. В животе у Волка заурчало, но он подобрался и настороженно прижал уши.

Вслед за Лелем появилась лисица Мила. Она весело подскочила к Волку, а тот в ответ сморщил нос и клацнул зубами. Мила взвизгнула, припала к земле, прижала уши и забила хвостом, заискивающе глядя на Волка жёлтыми глазами и издавая тихие звуки, похожие на поскрипывание.

– Я принёс тебе поесть. – вкрадчиво сказал Лель, присел на корточки и поставил на пол плошку с разваренным мясом. Он избегал смотреть Волку в глаза.

Тот сглотнул слюну и угрожающе зарычал, показывая зубы.

– Я не причиню тебе зла. – Лель показал пустые ладони и медленно сел, скрестив ноги. На его запястье Атли заметил ряд крупных красных точек.

«Ты укусил его? Мы не кусаем друзей», – укоризненно заметил Атли.

А он разве друг? Волк напряжённо следил за каждым движением Леля. Атли содрогнулся, вспоминая события ночи. Вспоминая, как увидел Леля на пиру чернокнижников, где его приветствовали наравне со всеми. Как он смотрел и молчал, пока пьяная толпа мучила Атли. Как глядел без жалости и сожаления, так, словно Атли ничего не значил.

Волк снова зарычал. Атли почувствовал, как их сплетённое сознание что-то кольнуло тонкой серебряной иглой и тут же исчезло.

– Я не мог помочь тебе иначе, – сказал Лель. – Мне нужно было подлить в мёд сонное зелье, не вызывая подозрений. Чтобы вытащить тебя…

«Ты что? Только что залез к нам в голову?» – Атли обомлел. Серебряная игла снова легонько кольнула.

– Я хочу всё объяснить. Просто хотел убедиться, что ты понимаешь…

«Убирайся из нашей головы!» – рявкнул Атли. Волк сорвался с места, повалил Леля на спину, придавил лапами и навис сверху, гневно рыча. Огромные клыки почти касались его лица. Мила испуганно заскулила.

– Я… прости, – выдавил Лель, судорожно пытаясь вдохнуть. Волк сильнее надавил ему на грудь. – Прости, я понял. Больше так… не буду… честно…

Волк презрительно выдохнул Лелю в лицо горячий воздух и убрал лапы. Отступил и лёг обратно на плащ, на всякий случай всё ещё не сводя с врага настороженных глаз.

Лель сел, потирая грудь. А Атли с удивлением отметил, что от него совсем не пахло страхом.

– Прости, пожалуйста, – повторил Лель. – Я заглядывал в сознание медведя, то есть царевича Дарена. Это помогло усмирить его и вернуть ему человеческий облик. С ним всё хорошо, не волнуйся. Он хорошо поел и теперь отдыхает. А я подумал: вдруг тебе тоже нужна помощь.

«Мне не нужна помощь», – огрызнулся Атли, а Волк показал зубы.

– Понял, тебе помощи не нужно. – Лель улыбнулся, но тут же замахал руками. – И я сейчас не заглядывал в тебя, просто догадался! У тебя очень выразительная морда. Или правильнее говорить «у вас»? Я слышал, что у оборотней звериная ипостась и людская довольно сильно разделены, так что может даже казаться, что это разные существа. – Лель внимательно изучал взглядом Волка, а Волк – Леля.

«Что значит – может казаться? Мы и есть разные», – фыркнул Атли, Волк тоже фыркнул.

– Но я, признаться честно, мало что сумел узнать о вас. Вы, оборотни севера, ревностно храните свои тайны. О том, что я знаю, мне рассказал один старый оборотень. Мы встретились, когда я путешествовал в поисках способа снять проклятие с Милы и снова превратить её в человека. Я тогда набрёл на поселение чернокнижников в Инежских горах. Тот оборотень – старик из Северных Земель – жил вместе с ними.

Лель испытующе взглянул на Волка, Атли недоверчиво сощурился. Что он несёт? Оборотень, который живёт вместе с чернокнижниками? Такого не могло быть. Всё равно, что оборотню породниться с волколаком!

– Отсюда начинается моя история, Атли, – продолжил Лель, заправив за ухо прядь рыжих волос. – Я готов её рассказать. Готов ли ты выслушать?

Сознание Волка всколыхнулось, готовое укутать Атли и утащить в темноту, туда, где он не будет ни слышать, ни видеть окружающий мир, готовое защитить его от возможной боли. Но Атли, благодарно кивнув, ласково отстранил Волка.

«Давай послушаем его».

8. Мёртвые не лгут

С тех пор как Лель стал Журавлём, он испробовал все доступные средства, чтобы вернуть Миле человеческий облик. Шли годы, он терпел неудачу за неудачей, пробовал заклинания, зелья, ритуалы чародеев и ведьминские обряды, но ничего не помогало. Белава тоже пыталась помочь Лелю и тоже потерпела неудачу. Им была неизвестна природа проклятья, не был известен и тот, кто его наложил, а потому и подобрать ключик к его снятию никак не выходило.

– Поезжай по Царству, вдруг тебе улыбнётся удача, – однажды сказала Белава, наблюдая за попытками Леля напоить сопротивляющуюся лисицу очередным зельем. – Только с одним условием. Будешь на пути встречать страждущих, никому не отказывай в помощи – ты всё же Журавль. И вернёшься на службу тотчас, как позову я или другой капитан.

На том и условились. Лель объездил всё Вольское Царство, искал чародеев, ведьм и ведьмаков, собирал сказки и легенды – хоть что-нибудь, что могло бы стать ему подсказкой. И на исходе третьего года странствий слухи привели Леля в спрятанное в глубине Инежских гор поселение. О нём нашептала старуха из деревеньки у подножия гор.

– Оттудава целитель к нам спускаца. Ингаром кличут. Оборотень он, из северных, сталбыть. Каждую тварь понимает, что тёлка, что псина, что пьяница мой – всем помогает. Может, и тебе поможет.

Поднимался в горы Лель без особой надежды. Мила весело скакала рядом, обнюхивая каждый встречный камень. В деревне не знали, где именно живёт Ингар, а ждать, пока он в очередной раз спустится к людям, Лель не хотел. Три дня блуждал он в поисках следов пребывания человека, пока не началась буря и он, неосторожно спускаясь по камням, не поскользнулся и не сломал ногу. Так бы Лель и сгинул там, раненый и обессиленный, если бы Ингар сам его не нашёл.

Ингар принёс его в странную деревушку, надёжно огражденную от мира тремя горными вершинами. Сам он жил в маленькой хижине, где и выхаживал Леля, кормил и поил, не задавая вопросов и не прося ничего взамен. Мила тем временем подружилась с другими жителями и целыми днями играла в догонялки с местными ребятишками. И казалось, жизнь в этой деревне не отличалась от жизни в любой другой. Женщины и мужчины трудились дни напролёт, дети резвились, старики приглядывали за их играми. А к Ингару – огромному детине с седой бородой и добрыми синими глазами – приходили за советом, настоем от кашля или мазью для разбитой коленки.

В тот вечер Лель с Ингаром сидели на завалинке у хижины, пили травяной чай и наблюдали за игрой Милы с детьми. Солнце медленно опускалось в ложбинку между двух горных вершин.

– То, что на сестрёнке твоей проклятье, я понял сразу, как только её увидел, – сказал Ингар, выслушав историю Леля. – Расколдовать я её, к сожалению, не смогу. И, боюсь, никто не сможет. Но в моих силах, – он испытующе взглянул на гостя, – научить тебя с ней общаться. Проникать в её сознание и разговаривать.

– То есть? – переспросил Лель, но ужасная догадка скользкой змеёй шевельнулась в груди. – Я не совсем понимаю.

– Понимаешь, чародей, – беззлобно усмехнулся Ингар. – Думаю, понимаешь лучше других.

Лель сглотнул, и чашка в его пальцах задрожала, пришлось обхватить её обеими руками. Только определённые чародеи умеют проникать в сознание других существ. Только те, кто заключил договор…

– Ты… – начал было он, судорожно рассуждая, сумеет ли сбежать или попросить помощи.

– Все, – пожал плечами Ингар, окинув взглядом деревню, и сердце Леля пропустило удар.

Все в этой деревне были чернокнижниками. Лель задышал тяжело и быстро, чувствуя, как ноги сделались ватными и словно чужими. Он смотрел на листья мяты в чашке и не видел ничего.

– Не бойся. Никто здесь не желает тебе зла, – добродушно сказал Ингар. – И если захочешь уйти, никто держать не станет. Только возьмём с тебя клятву молчать об этом месте. Мы лишь хотим жить свободно, молиться нашему богу и растить наших детей. Никто из нас – от ребёнка до старика – не совершал греха и не отнимал чужую свободу. И я сижу сейчас перед тобой с открытым сердцем и по доброй воле предлагаю помощь.

– И что же ты потребуешь от меня взамен? – дрогнувшим голосом спросил Лель.

Ингар улыбнулся и покачал головой.

– Чернобог не из тех богов, кто продаёт дары.

– Так не бывает. Особенно когда дело касается сделок с богами.

– Чернобог дарует свободу и хочет лишь того, чтобы эта свобода распространялась дальше. Чтобы все в итоге стали свободны.

Лель нахмурился. Слова Ингара шли вразрез со всем, что он слышал о чернокнижниках, со всем, чему его учили в Гвардии.

– Проникать в чужой разум – животного, нечисти, человека – и подчинять его себе, заставлять плясать под свою дудку. Это, по-твоему, свобода?

Лицо Ингара стало печальным, губы вытянулись в тонкую линию, спрятавшись за седыми усами.

– Понимаю, Лель, и сожалею о том, что не все из нас нашли достойное применение своему умению и использовали его как оружие. В истинном его виде дар служит тому, чтобы мы могли понимать друг друга, минуя языки, предрассудки и страхи. Чтобы мы наконец смогли жить в мире. Заглянув в разум другого человека, дикого зверя или даже волколака, ты не увидишь там желания зла, ты увидишь желание свободы, любви, безопасности, поймёшь его страх и, возможно, не поднимешь меча. И мир станет чуточку лучше.

– Всё это звучит очень хорошо, но что-то не верится.

– Если решишь принять дар Чернобога, тебе не понадобится вера. Ты всё увидишь сам.

Лель не знал, что в итоге взяло верх: его жажда знаний, слова Ингара, стремление помочь сестре, мирный уклад деревенской жизни или что-то ещё, но спустя несколько дней он решился. Если уж Чернобог ничего не просит взамен, то почему бы не принять его дар? Спустя столько лет он сможет наконец говорить с сестрой, а там – будь что будет. В конце концов, других средств он так и не сумел отыскать.

– Чернобог даровал мне свободу от вожака стаи, – говорил Ингар, когда они с Лелем шли от его хижины к большой трещине в горе. Жители деревни выглядывали из своих домов, зажигали свечи и один за другим присоединялись к ним на этом пути, желая проводить Леля на церемонию. – Я не хотел служить при дворе, не хотел сражаться и подчиняться. И мой договор с Чернобогом разрушил эти узы. Я много путешествовал, объездил весь Материк, пока не поселился здесь.

– Ты так легко поверил чужому богу? Слуги которого начали Великую Войну?

– В Северных Землях войны не было, так что и чернокнижников мы боялись не так сильно. Но тогда меня занимали лишь мысли о свободе, средства её достижения меня интересовали мало, но потом – потом я понял, что всё, что нам рассказывали о чернокнижниках, было ложью. Вся эта война была ложью. От самого начала и до сегодняшнего дня.

– Что ты…

– Скоро ты всё узнаешь.

В пещере горели сотни свечей, воск стекал прямо на камни, а с камней – на пол. Огонь освещал большое полукруглое пространство и большой чёрный гобелен на стене. На нём переплетались красные руны, но как Лель ни старался, не мог разобрать, что там написано. Перед гобеленом стояла старуха-чернокнижница по имени Видана, столетняя хранительница деревни. Облачённая в чёрный сарафан, сухая, седая, с живыми зелёными глазами. Она ничего не сказала, Лель вообще никогда не слышал, чтобы она говорила. Жестом Видана попросила Леля снять рубашку. Он оглянулся: Ингар сидел на полу и ободряюще улыбался, остальные жители деревни неспешно рассаживались рядом.

Выдохнув и приготовившись к худшему, – например, к тому, что его убьют или лишат души, – Лель выпрямился и стянул одежду. Видана сняла с пояса кинжал – Лель отступил на шаг. Старуха осмотрела лезвие, смазала его чем-то, что пахло полынью, и уколола свой большой палец. Тёплой кровью она начертила на груди Леля руну Чернобога, подняла руки, сложив ладони чашей, и закрыла глаза. К ней подскочила девушка с глиняной кружкой, полной травяного отвара. Видана наклонила ладони, и капли её крови упали в кружку.

– Пей и ничего не бойся, – шепнула девушка, вручила Лелю отвар и юркнула обратно в толпу.

Не позволяя себе засомневаться, Лель залпом осушил кружку, и… ничего не произошло.

– Что… – начало было он, но Видана открыла левый глаз и цыкнула, приказывая ему замолчать. Лель подчинился, старуха снова закрыла глаза.

Они простояли в тишине ещё с минуту, а потом Видана коснулась руны на его груди.

Лель куда-то провалился, оказавшись в полной темноте. А потом он услышал десятки голосов, многие из которых знал, – это были голоса жителей деревни. Только говорили вот они бессвязно, отрывочно, то появляясь, то исчезая. Длилось это несколько мгновений и стихло так же резко, как и началось. А потом Лель начал видеть.

Маленькая комната, каменный мешок, темница. Видана сидела на полу, молодая, красивая и напуганная, в изорванном сарафане. Раскинув руки, она закрывала собой нескольких женщин.

– Вы отворили Навь, утопили в крови всё Вольское Царство и надеетесь на помилование? – Над ними высился Белогор. Позади, в тени, прислонившись к решётке и скрестив руки на груди, стоял Драган. Их обоих Лель узнал безошибочно.

– Мы не отворяли Нави! – плакала Видана. – Мы никому не причиняли вреда! Прошу, отпустите нас!

– Вы подчинили себе волколаков и натравили их на деревню! – Белогор ударил воздух кулаком, и на женщин посыпались искры.

– Всё было не так! – Видана закрылась руками. – Мы хотели помочь. Волколаки были напуганы и голодны, они ничего не понимали, мы пытались увести их от людей!

– Как вы это делаете? – Драган выступил из тени. В отличие от Белогора, он говори спокойно и сухо.

– Что? – сжалась Видана.

– Как вы научились управлять тварями?

– Это дар нашего бога. Мы не подчиняем волю других – это против правил, но в этой ситуации… это было необходимо, мы пытались спасти людей. Прошу, поверьте мне! Мы никому не желаем зла! Никто из нас не мог открыть Навь, нам это ни к чему, мы…

– Другие говорили так же. Я просил твоего бога, – перебил Драган. – Но ничего не вышло.

– Я… я не знаю почему, – всхлипнула Видана. – Прошу, пощадите, мы ни в чём не виноваты!

– Не понимаю, как они это сделали, – всплеснул руками Белогор, поворачиваясь к Драгану. – Они все как один слабые и убогие – бездарные ведьмы и немощные ведьмаки. Чтобы открыть Навь, не хватило бы и сотни таких, как они. И все твердят одно и то же.

– Мы этого не… – замотала головой Видана.

– Заткнись! – гаркнул Белогор и потёр пальцами переносицу. – Я ничего не понимаю. Не могли же они все сговориться!

Драган молчал, задумчиво поглаживая бороду и хмуро глядя в темноту за спинами пленниц. Золотые украшения в бороде едва слышно позвякивали.

– Чего ты молчишь? – раздражённо бросил Белогор, смерив его взглядом. – Отворение – не их рук дело. Ты тоже это понимаешь?

Вместо ответа Драган дёрнул плечом, словно отмахиваясь от вопроса. Белогор принялся мерить шагами темницу. Воздух вокруг него сгустился и потяжелел, откликаясь на растущее раздражение.

– Такое мог провернуть только могущественный чародей, – рассуждал Белогор вслух. – И скорее всего, не один. Даже я не уверен, что справился бы с подобной задачей…

– Давай выйдем, – тихо сказал Драган, но Белогор не обратил на него внимания.

– Это чары высшего порядка. Нужны формулы, уравнения, глубокие познания в теории Сфер, а не стишки деревенских ведьм. Не понимаю, почему вы с Истой и Рэмом вообще решили, что это могут сделать чернокнижники… – Белогор резко остановился, глядя прямо перед собой. – Почему вы…

Плечи Белогора дрогнули, и он медленно поднял глаза на Драгана.

– Вы…

Драган ответил долгим недовольным взглядом. На его лице не читалось ни сожаления, ни страха, только раздражение.

– Придётся сделать так, чтобы все поверили в то, что это дело рук чернокнижников, Белогор, – процедил он. – Из кожи вон вылезти, но убедить всех, иначе нам несдобровать.

– Что ты…

– Не делай вид, что тебя лишь теперь осенило, – скрипнул зубами Драган. – Ты всё понял ещё в ту ночь, просто боялся себе признаться. Формулы-то твои.

На мучительно долгое мгновение в темнице повисла тишина. А потом Белогор сорвался с места, схватил Драгана за грудки и прижал к решётке.

– Что ты натворил?! – взревел он.

Драган даже не изменился в лице.

– Это была случайность, ясно? – невозмутимо ответил он. – Мы решили проверить твою теорию о воплощении душ, но ты наделал ошибок в расчётах. Мы сразу же свернули опыт, но вся эта гадость успела просочиться сюда.

– Это потому что формулы ещё не были готовы! – Белогор отшвырнул Драгана в угол темницы, тот рухнул на пол, но тут же грациозно поднялся и принялся отряхивать расшитое золотом одеяние. Белогор схватился за голову. – Боги! Формулы должны были позволить общаться с мёртвыми, а не отворять Навь! Что вы наделали?!

– Уже неважно, что мы наделали, важно, как мы будем это исправлять. Если люди узнают правду, нас уничтожат. Всех, Белогор, включая тебя. А кроме нас некому остановить этот кошмар. Только мы можем перебить всю нечисть и уменьшить последствия… этой оплошности.

– Оплошности?! Ты называешь это оплошностью?! – крикнул Белогор. – Я не намерен играть в твои игры! Слышишь, и не буду скрывать правду!

Он взмахнул рукой, и решётка распахнулась.

– Убирайтесь! – рявкнул он Видане и её подругам, испуганно притихшим на полу. – Убирайтесь, пока я не убил вас на месте! Живо!

Лель рухнул на колени, едва дыша. Сердце колотилось как сумасшедшее, а перед глазами всё ещё стояло перекошенное лицо Белогора. Не может быть. Этого просто не может быть! Это всё колдовство! Морок! Ложь! Это не может быть правдой! Видана присела перед ним на корточки, печально улыбнулась и снова коснулась его груди. Вместо кровавого знака там теперь была золотая татуировка.

– Прими этот знак на твоей груди. Золото, дарованное тебе богом, знаменующее вашу неразрывную связь и его благословение, – сказала Видана, мягко улыбаясь. Голос у неё оказался мелодичный, глубокий и ласковый. – Прими и новое имя своё и храни его в сердце. Нарекаю тебя Баженом. Добро пожаловать в семью.

К Лелю подошла Мила и уткнулась мокрым носом в ладонь. Видана, не отрывая одной руки от Леля, положила другую на голову лисицы.

«Братик?» – прозвучал в голове у Леля родной голос.

Он задрожал всем телом, сжался в комок и заплакал.

9. Птица, что родилась из пламени

Лель прожил с чернокнижниками год. Оказалось, что такая деревня в Инежских горах не единственная. Лель узнал ещё о трёх, куда можно было добраться за день или два, но Ингар сказал, что есть ещё поселения – они разбросаны по всей горной гряде, а ещё похожие деревни прячутся в лесах на юге и на севере, там, куда редко добираются гвардейцы.

Раз в месяц Ингар и Лель обходили ближайшие поселения, чтобы помочь больным. Ингар приносил отвары и травы, а Лель использовал умения Журавля. Применять чары для лечения чернокнижники не умели, да и не все в поселениях вообще владели чарами. Жили здесь и простые люди: возлюбленные чернокнижников, их братья и сёстры, старики и дети, которые не получили при рождении благой поцелуй магии, но выбрали последовать за Чернобогом или за теми, кого считали своей семьёй. Им в первую очередь способности Леля и пришлись очень кстати.

В один из таких обходов Лель впервые принял роды и даже спас роженицу от смерти, сумев остановить открывшееся кровотечение. Счастливый муж и отец новорождённых близнецов напоил измотанного и порядком напуганного Леля брагой до такой степени, что Ингару пришлось тащить его домой на себе.

– Это было так жутко, Ингар, – бормотал Лель, вися на плече друга и пуская слюни на его рубаху. – Они сначала десять часов не лезли, а потом ка-а-ак полезли. Огромные! Как только женщины это выносят… это же… поразительно. И очень страшно.

Ингар добродушно рассмеялся.

– Ничего, раза с третьего пообвыкнешься!

– Больше никогда! – запротестовал Лель и тут же грустно вздохнул. – Новая жизнь даётся нам в таких муках, почему в итоге мы её не ценим?

– Не знаю. – Ингар закряхтел и перехватил Леля поудобнее. – Должно быть, память у нас короткая.

– А длинная, думаешь, уберегла бы?

Ингар задумался, неспешно подходя к пещере, что вела в их деревню.

– Не знаю, сынок. Ой, не знаю. В стае нас учили хранить память об ужасах Первой резни кланов для того, чтобы она не повторилась. Чернокнижники хранят память о Великой Войне, чтобы сохранить осколки утерянной правды. А Совет Чародеев хранит память о победе в этой войне, чтобы не потерять власть. Но знаешь, после Первой резни случилась вторая, во время которой я и покинул Северные Земли. Память о правде Великой Войны не спасает чернокнижников от смерти. А слава о былой победе, думаю, однажды перестанет уберегать Совет от падения. Так что, сынок, нет у меня ответа на твой вопрос.

– Что же тогда делать? – протянул Лель, сонно шмыгая носом.

– Любить, сынок. Любить, пока можешь, и от всего сердца. Любить сейчас и исходя из этой любви принимать решения, совершать поступки и ради неё жить.

– И это всех нас спасёт?

– Некоторых из нас. Но ведь и это уже бесконечно много.

С тех пор Лель увидел появление новой жизни ещё пять раз. И, как и предсказывал Ингар, к четвёртым родам Лель пообвык и наловчился облегчать роженицам муки, с помощью чар притупляя боль и вовремя исцеляя повреждения. А ещё он научился общаться с животными. Когда можешь забраться в голову к зверю, помочь ему гораздо проще. А вот забираться в сознание к людям у Леля получалось гораздо хуже, даже в тех случаях, когда человек не имел ничего против и добровольно открывался Лелю. Он так в полной мере и не овладел этим умением. Да никогда и не стремился, Лелю хватало и того, что он мог разговаривать с Милой, заглядывать в душу к кому-то ещё он не видел надобности.

Со временем Лель почувствовал в себе желание покинуть деревню и продолжить своё путешествие, вместе с Милой обойти весь Первый Материк, а потом… он не знал, что будет потом. И, если честно, не хотел об этом задумываться. Он решил просто исполнить обещание, данное Белаве: помогать каждому, кто встретится на пути, до тех пор, пока она его не позовёт. Лель начал собираться в путь.

Всё случилось тёплой весенней ночью, за несколько дней до запланированного Лелем отбытия. В их деревню пришёл раненый чернокнижник из соседнего поселения, тот самый отец близнецов, что едва насмерть не напоил Леля. Он не успел попросить о помощи, упал на выходе из пещеры и умер. Из его спины в небо смотрели две стрелы.

Ингар и Лель отправились в соседнее поселение незамедлительно. Каждый из них понимал, что уже не успеет предотвратить то, что там произошло, но оба надеялись, что смогут хотя бы кого-то спасти.

Деревня сгорела до тла. Дома ещё дымились, когда Лель с Ингаром вошли в поселение. Нападавшие не потрудились похоронить или сжечь трупы, и тела лежали ровно там, где их настигл меч или стрела. Казалось, что по деревне прошёл страшный, разрушительный шторм, который не оставил после себя ничего живого. Не пощадили даже скот: мёртвые овцы и свиньи лежали вперемешку с людьми. Небо затянуло чёрным дымом, земля пропиталась кровью, а воздух – запахом гари с омерзительно сладким привкусом.

Лель и Ингар брели по деревне, высматривая выживших, но никто не шевелился. Лель закрывал нос рукавом, пытаясь укрыться от ужасающего, отвратительного запаха смерти. А Ингар едва держал себя в руках: глаза его стали жёлтыми, плечи дрожали, на руках появились чёрные когти, а клыки изранили губы – он был в шаге от того, чтобы перекинуться в волка.

– Никого не осталось, – прорычал он, втягивая носом воздух. – Я не чувствую никого живого.

– Кто-то должен был остаться. Хоть кто-нибудь. – Лель заглядывал в каждый дом, судорожно вслушиваясь в могильную тишину. У одной из хижин он остановился: у дверей ничком лежала женщина, накрывая собой неподвижные тела близнецов. Спину её рассекала длинная рана от меча. Маленькая ручка одного из детей запуталась в прядях маминых волос. Лель задохнулся от ужаса, попятился, споткнулся о труп собаки, рухнул на землю и замер, не в силах отвести взгляд от этого чудовищного зрелища.

Леля замутило, а голова закружилась. Он с трудом заставил себя подняться на трясущиеся ноги. Колени так и норовили подогнуться, словно он продвигался вперёд через тягучий густой кисель, с трудом переставляя ноги. Дрожащей рукой Лель перевернул мать, надеясь, что хотя бы дети смогли уцелеть.

Все они были мертвы. И похоже, уже тогда, когда мать укрывала их собой. Из тел мальчиков торчали обломки стрел. Лель в ужасе прижал ладонь ко рту.

Тут чуткий слух Ингара что-то уловил. Он повернул голову и кинулся к одному из домов. Крыша хижины обвалилась, на пороге из-под обломков выглядывала тоненькая девичья рука.

– Она жива! – крикнул Ингар. – Лель, скорее, помоги!

Вместе они принялись разгребать завал, стараясь не потревожить девушку под обломками. Она не шевелилась и не издавала звуков, но Ингар твердил, что слышит, как бьётся её сердце. Наконец они смогли её вытащить и уложить на траву. Девушка сильно обгорела, волос практически не осталось, кожа пузырилась, где-то и вовсе слезла, обнажая запёкшиеся мышцы, – удивительно, что она вообще ещё дышала. Не теряя времени, Лель положил одну ладонь на её лоб, а другую прижал к своей груди.

Резерва не хватило на то, чтобы исцелить её полностью: какие-то ожоги исчезли совсем, другие превратились в уродливые шрамы, но боль стихла и жизнь девушки была вне опасности. Она задышала ровно и сильно, а спустя несколько мгновений открыла глаза.

Ингар тяжело осел на землю, вытирая слезы и размазывая по лицу сажу. Лель едва держался, собирая из резерва последние доступные капли магии, чтобы оставаться в сознании.

– Ты помнишь свое имя? – спросил он у девушки.

– Сорока, – хрипло ответила она, и Лель облегчённо выдохнул.

* * *

Атли сидел на полу, закутавшись в плащ, и во все глаза смотрел на Леля. Тот же смотрел куда-то в сторону, в тёмный угол темницы, куда не доставал свет факела, туда, где прятались страшные воспоминания.

– Нам… – он горько усмехнулся, – повезло, что им удалось обнаружить только деревню Сороки, о существовании нашей они не узнали. – Лель замолчал и уставился на свои ладони. – Должен ли я был вернуться на службу в Гвардию сразу, как только узнал правду? Мог ли, когда на моей груди отпечаталась золотая руна Чернобога? Может быть, мне бы удалось показать эту правду Белаве? Убедить её. Может быть, тогда бы всё изменилось? Я боялся узнать ответы на эти вопросы, поэтому не вернулся после той чудовищной ночи. Но и в деревне я больше оставаться не мог, понимал, что для меня в ней больше нет места. Я… я не знал, что мне делать, и просто продолжил путь. Теперь я понимаю, что струсил. Малодушно решил не лезть в то, что мне не по плечу. Я должен был вернуться. Рассказать всем правду, а не сбегать. Должен был, потому что вот – вот к чему это привело. К тому, где мы с тобой сейчас. И я во многом ответственен за это. Потому что однажды не был достаточно смел, чтобы попытаться что-то изменить.

Атли слушал его тревожную, горькую речь, едва ли понимая и половину из того, что Лель говорил, словно в его словах отсутствовал маленький, едва заметный, но очень важный кусочек мозаики. Осколок правды, которую Лель не мог найти в себе сил озвучить, произнести вслух, потому что они оба знали, что после этого уже ничего не будет как прежде, ещё одна черта, ещё более глубокая трещина, которая изменит картину, а она уже и без того рушилась на глазах. От ответа Атли отделял всего один вопрос.

– Кто напал на деревню? – тихо спросил Атли.

Лель поднял на него полный боли взгляд. Рыжие пряди упали на бледное лицо, руки сжались в кулаки.

– Соколы.

10. Люди и нелюди

Деревня, которую Финист обозвал Розней, мало чем отличалась от других деревень Вольского Царства и на первый взгляд выглядела вполне мирно: избы утопали в снегу, дым из труб валил столбом, предвещая скорые холода, в маленьких оконцах горел свет, по крышам катилось красное солнце. Василиса присмотрелась к ближайшим домам – волчьего аконита не видать, хотя его вполне могло замести.

– Ведьмак живёт у реки. – Финист кивнул куда-то в сторону. Они замешкались неподалёку от въезда, обдумывая дальнейшие действия.

– Предлагаю оставить лошадей, обогнуть деревню и зайти с берега, – сказал Кирши. – Так мы привлечем меньше внимания. Как зовут твоего ведьмака?

– Э-э-э, – протянул Финист, поднимая взгляд к багряному небу.

– Ты не помнишь имя своего должника? – хмыкнула Василиса.

– Их много, а я один, – парировал Финист. – И чтобы взимать долги, мне не нужно знать имя, достаточно того, что я помню, как он выглядит и где живёт. Вот у этого нос крючком и золотая серьга в ухе. Вроде бы…

– Ты издеваешься, – закатила глаза Василиса и спешилась.

– Зачем мы вообще его с собой взяли? – спросил Кирши, спрыгивая в снег.

– Потому что я очень полезный, – тут же отозвался Финист и набросил поводья на ближайшую ветку. – И потому что наша красавица в меня влюблена.

– Мечтай, – бросила Василиса через плечо, пытаясь разглядеть в вечернем спокойствии деревни хоть что-то подозрительное.

– Ты забыла, что не можешь мне врать? – лукаво протянул Финист.

– Зато ты врёшь как дышишь, – огрызнулась Василиса.

– Просто ты боишься выглядеть влюблённой дурочкой, я понимаю. Он ведь отверг тебя. Дважды. – Финист ткнул пальцем в Кирши.

Тот смерил его холодным взглядом.

– Единственный влюблённый дурак здесь ты, – сухо заметил он и, обойдя Финиста с Василисой, двинулся к домам.

– Вот видишь, – присвистнул Финист. – Он тебя не любит, так что ты можешь…

Василиса резко обернулась, оказавшись с Финистом лицом к лицу. Достаточно близко, чтобы чувствовать на щеках его дыхание.

– Зачем ты это делаешь? – она гневно смотрела ему в глаза.

– Что? – невинно поднял брови Финист, но на губах его изогнулась лукавая улыбка.

– Пытаешься вывести из себя Кирши. Мы оба знаем, что я чувствую и что к тебе эти чувства не имеют никакого отношения. Я не люблю тебя, я не хочу быть с тобой, я хочу тебя использовать, а потом, когда всё закончится, тебя будет судить Гвардия.

Улыбка Финиста стала ещё шире, во взгляде появились недобрые огоньки, он наклонился к Василисе так, чтобы их глаза и губы оказались на одном уровне.

– Да, красавица, только я знаю, что тебе снятся наши жаркие ночи. Твоё тело не забыло меня, ты всё ещё в моей власти. – он медленно и чётко выговаривал каждое слово. – И именно поэтому ты до сих пор не с ним. – он кивнул куда-то Василисе за спину. – Не подпускаешь его, потому что всё ещё хочешь меня. А он всё глядит на тебя грустно, как брошенный щенок, и на что-то надеется. Хотя видит, как ты смотришь на меня, слушает, как стонешь во сне…

Пощёчина вышла звонкой и сильной, голова Финиста дёрнулась, но улыбка так и не сошла с лица, будто он того и добивался. Василиса тяжело дышала, стиснув зубы и побелев от гнева.

– Сейчас не время и не место, Финист, – проговорила она, беря себя в руки. – Я не знаю, чего ты добиваешься, но…

– Тебя.

– Но, – с нажимом повторила Василиса, – мы обязательно обсудим это позже, а сейчас займёмся…

Воздух расколол женский крик. Василиса оглянулась на деревню.

– Чубасья мать, – ругнулась она и побежала к домам, ориентируясь на следы, оставленные Кирши.

Кирши она заметила почти сразу. Он стоял за одной из изб и выглядывал из-за угла в сторону улицы. Вся фигура его была напряжена, будто он был готов в любой момент сорваться с места, левая рука сжимала ножны, правая лежала на рукояти катаны. Женщина продолжала кричать.

Приблизившись, Василиса проследила за взглядом Кирши.

На широкой улице стояли двое мужчин. Один из них отряхивал расшитый узорами кожух, а второй держал брыкающегося поросёнка. У их ног над телом ещё одного мужчины стояла на коленях женщина в лёгком платье и с распущенной косой, словно только что выбежав из избы.

– Вставай, миленький! Вставай, родной! – причитала она, толкая неподвижное тело.

– Не встанет муженёк твой, дура! – рявкнул мужчина в кожухе и пнул топор, что валялся у ног. – Чуть одёжу мне не попортил, скотина.

– Убийцы! – плюнула женщина, накрывая собой тело мужа. – Бесовы дети!

– Ты язык-то попридержи! – пригрозил тот, что держал поросёнка. – Забыла, с кем разговариваешь?

– С кем? С теми, кто украл последнего нашего порося! Отобрал у матери моей кожух! Кто мужа моего убил! Как мне с вами разговаривать! Вороны вас всех уничтожат! Всех до единого!

– Это… – прошептала Василиса.

– Чернокнижники, – кивнул Кирши.

Тот, который был в кожухе, сгрёб женщину за волосы, и она закричала пуще прежнего, хватаясь за голову.

– Нет больше ни Воронов твоих, ни Соколов! – Мужчина со всех силы встряхнул её, заставляя подняться на ноги, и Василиса заметила, что женщина босая. – А мы наконец берём своё, поняла? Вы полвека уничтожали нас, за людей не считали, писали доносы в свою Гвардию или просто молча соглашались с тем, что они вырезают нас как скот, хотя мы ни в чём не виноваты. Вот теперь сама хлебни нашего дерьма, сука. А мать твоя жирная без кожуха не сдохнет, если только мы того не захотим!

– Будем брать всё, что пожелаем! – выплюнул второй и покачнулся. Похоже, оба они были не совсем трезвы. – Вы всем нам должны за наши страдания и страдания наших детей! Захотим – и тебя возьмём, поняла?!

Люди обеспокоенно выглядывали из окон, но не торопились соседке на помощь.

– Так, может, и возьмём? – Чернокнижник в кожухе намотал косу на кулак и заставил женщину посмотреть на себя. – Развлечёмся. Не пропадать же вдовушке.

– Нет! – крикнула она, и полыхающее гневом лицо исказил страх. – Нет! Пожалуйста, не надо! У меня дети!

– Как запела-то, а! Наших жён и дочерей никто не жалел, а они тоже просили пощады!

Василису прошиб холодный пот, руки задрожали, и она схватилась за меч. Рука Кирши упёрлась ей в грудь.

– Стой на месте, – тихо сказал он.

– Нужно ей помочь! – жарко зашептала Василиса.

– Вряд ли их только двое, красавица. Мы не знаем ни их количества, ни возможностей. – Финист стоял чуть поодаль, прислонившись спиной к избе и подбрасывал нож, перехватывая его то за лезвие, то за рукоять. – Вмешаемся – рискуем не добраться до Тёмных Лесов и похерить весь ваш замечательный план.

– Предлагаете просто смотреть? – Василиса стиснула зубы.

– Можешь отвернуться, – пожал плечами Финист.

– Они собираются её изнасиловать!

– Что тебе важнее? Спасти её и рискнуть всем или…

– Заткнись!

Лицо Финиста перекосилось, и губы сомкнулись, подчиняясь клятве.

Василиса с надеждой посмотрела на Кирши, но он покачал головой.

– Мы не можем так рисковать, – уверенно сказал он. – Но если ты решишь ей помочь, я пойду за тобой.

Василиса задрожала и перевела взгляд на улицу. Чернокнижник в кожухе за косу волочил по земле зовущую на помощь женщину к ближайшему дому. Судя по распахнутой настежь двери, к её собственному. Василиса стиснула рукоять меча. Если Гвардия разрушена, царь и царевич мертвы, то, возможно, они втроём единственные, кто сможет остановить чернокнижников, уничтожить Теней и освободить Вольское Царство. На одной чаше весов судьба всего государства, на другой – жизнь одной-единственной женщины, которая страдает на их глазах прямо сейчас. Спасать её глупо, очень глупо. Василиса же не сможет защитить каждую женщину, каждого ребёнка, что мучаются сейчас в лапах чернокнижников. Но может попытаться спасти их всех разом. Она должна это сделать, чтобы не дать исполниться предсказанию, чтобы не оказаться посреди поля, полного мертвецов, не увидеть стеклянные глаза Атли и насаженного на копьё Кирши. Она должна отступить сейчас, чтобы спасти их всех.

– Кто-нибудь! Пожалуйста! – вскрикнула женщина и голос её сорвался.

– Идём за ней! – Василиса выхватила меч.

– Что здесь происходит?! – На улице появилась высокая девушка в чёрном тулупе. Русая коса с проседью лежала на плече.

Чернокнижники остановились.

– Вера, ты чего тут делаешь? – спросил мужик в кожухе и выпустил зажатые в кулаке волосы.

– Это чем вы тут занимаетесь? – Вера говорила резко, в голосе слышались с трудом скрываемые нотки гнева.

– Мы это… – стушевался тот, что с поросёнком, – ты ж велела ужин раздобыть.

– Это, по-вашему, ужин? – Она кивнула на труп на дороге, а потом перевела взгляд на рыдающую женщину. – Или, может быть, это?

– Он пытался отнять у нас порося!

В три огромных шага Вера настигла чернокнижника в кожухе и схватила за ворот, глядя сверху вниз.

– Я сказала платить за еду и никого не трогать! Мы пришли отвоёвывать свободу, а не… Ты что, пьян?!

– Да мы нашли брагу и совсем чуть-чуть…

– Животные. – Вера отшвырнула от себя мужчину и сплюнула. – Когда мою деревню вырезали Соколы, я насмотрелась на такой сброд, как вы. Уподобляетесь чудовищам, так чем вы лучше них? Вон пошли с глаз моих.

– Прости, Вера…

– Пошли вон!

Чернокнижники испуганно подобрались и бросились наутёк. Вера ссутулилась, потёрла лоб и повернулась к дрожащей на земле женщине, которая смотрела на неё во все глаза.

– Твой муж? – неопределённо мотнула головой Вера.

Женщина закивала, вытирая слёзы.

Вера отстегнула от пояса тяжёлый кошель и бросила к её ногам.

– Вот. За поросёнка. И за мужа… прости, если сможешь, – сказала она и, развернувшись на каблуках, пошла прочь.

Василису всё ещё потряхивало, когда они, оставшись незамеченными, покинули деревню и вышли наконец к реке, которая – на их счастье – ещё бодро лилась между заснеженных берегов. Василису беспокоила не столько ужасная сцена, что разыгралась у неё на глазах, сколько странные речи чернокнижников, которые донёс до её ушей ветер.

«Вы полвека уничтожали нас…»

«…Они вырезают нас как скот, хотя мы ни в чем не виноваты…»

«Когда мою деревню вырезали Соколы, я насмотрелась на такой сброд, как вы…»

Василиса оглянулась на деревню, которая снова казалась мирно спящей. Что это значило? Бред чернокнижников? Или за этими странным фразами может скрываться что-то большее? Что-то, не давая Василисе покоя, свербило в груди. Она перевела взгляд на Финиста.

– Они…

– Догадываюсь, о чём ты хочешь спросить, – перебил её Финист. – Ты сама сказала, что сейчас не время и не место. И уж тем более не для таких новостей, поверь мне. Но как только доберёмся до Тёмных Лесов, поболтаем, красавица. – Он подмигнул. – Обещаю.

Не дожидаясь ответа, Финист вскочил на ближайшее крыльцо и постучал. В доме кто-то недовольно закряхтел, что-то скрипнуло, послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. На пороге стоял средних лет мужчина с русой бородой и крючковатым носом. В ухе его блестела золотая серьга. При виде Финиста глаза его расширились, с щёк схлынул румянец. Финист расплылся в обворожительной улыбке.

– Пришло время отдавать долги, друг мой.

Мешко – так звали ведьмака – дрожащими руками разливал по чашкам ромашковый чай. Василиса и Кирши сидели на лавке за столом, Финист развалился на печи, а Тирг сидел на окне и всматривался в улицу.

– До Тёмных Лесов дней пять добираться, – неуверенно сказал Мешко. – Так, чтоб чары меня вусмерть не истощили.

– Даю тебе три дня. – Финист забросил в рот горсть орехов.

– Да я же помру!

– Не помрёшь. – он спрыгнул с печи и уселся на свободную лавку. – Я поделюсь с тобой магией, если будет нужно: мне она без надобности, а нам время дорого.

– Ты умеешь? – удивилась Василиса.

– Конечно, я же Сокол! Один из лучших, между прочим.

Василиса хмыкнула и отхлебнула чаю.

– Никогда бы не подумала.

Финист состроил мерзкую рожу.

– В общем, раз я невероятно щедр и готов раздавать страждущим магию, предлагаю решить, когда мы двинемся в путь.

– Отдохните пару часов. – Мешко покосился на окно, за которым уже сгущались сиреневые сумерки. – Чернокнижники ложатся спать ближе к полуночи, сами они деревню не стерегут – для этого у них ночницы. Не убивают, но до полусмерти выпивают каждого, кто ночью осмелится из дома выйти. И главная их, Вера, раздала всем жителям полынь. – Он указал на пучки сухой травы над дверью и окном. – Чтобы твари в дом не пролезли. Так что выдвигаться надо перед самым рассветом. Когда ночницы уже сгинули, а чернокнижники ещё не проснулись. Но всё равно надо бы глядеть в оба. Вера говорит, что пугать людей не хочет, так что при ней все чернокнижники смирные. Но сама она ночами в лес уходит до самого утра, тогда остальные, бывает, напиваются и буйствуют.

– Да, мы увидели одним глазом, – сказала Василиса. – В этот раз они не стали дожидаться, пока она уйдёт.

– Уходит каждую ночь? – спросил Кирши задумчиво. – Уж не волколак ли она?

– Сам я не видел, но многие так думают, – ответил Мешко. – А проследить и проверить смельчаков нет. Но пока людей не трогает, так и ладно. От её ублюдков вреда больше, повылазили из своих нор и ведут себя как дикари, чтоб они все сгинули.

– О, вот уродина! – воскликнул Тирг, привлекая всеобщее внимание. В тёмное окно, почти припав к стеклу, впавшими глазами заглядывала ночница. Чёрные спутанные волосы метались на ветру, сизый язык, свободно болтаясь в отсутствие нижней челюсти, пытался дотянуться до домового.

– Она нас не сдаст? – обеспокоенно спросила Василиса.

– Не, они неразговорчивые, но пялятся так постоянно. Не обращайте внимания. – Мешко поставил на стол миску с сухарями и половину пирога с рыбой. Финист, быстро потеряв интерес к ночнице, принюхался к угощению, скривился, но, отмахнув от пирога приличный кусок, принялся усердно работать челюстями. Некоторое время все за столом молчали, уплетая еду и косясь на гостью в окне. Первой заговорить решила Василиса, которая чувствовала себя в тишине неуютно.

– Значит, ты должник Финиста? – спросила она. – Расскажешь историю? Если не секрет, конечно.

Мешко усмехнулся.

– Да не секрет, девица. Условности молчать у нас не было. Приехал Финист в нашу деревню с другими Соколами – ночлега искали по дороге в столицу. Мы их разместили как могли, Финист у меня ночевать остался. Да и как-то выпили мёда, разговорились мы с ним, и я дай да сболтни, что на девицу одну заглядываюсь, да никак к ней подойти не решаюсь. Замужем она была. – Мешко замолчал, в один глоток осушил чашку и уставился в окно, пожёвывая губами. – А он и говорит, мол, если это единственная твоя беда, так я мигом тебя от неё избавлю. Я ж дурак был совсем, да и пьян к тому же. Научала меня мамка сделок не заключать, да разве ж мы когда слушаем?

Василиса поёжилась и грустно улыбнулась, разделяя печаль в голосе Мешко. Её тоже Беремир уберегал от магических сделок, да она всё равно впуталась и не один раз. В первый раз умерла, а во второй – стала рабой Финиста. Ничего хорошего от таких сделок ждать не приходилось.

– Так и согласился, ничего не уточняя. Больно уж девицу любил.

– И что он сделал? – спросил Кирши, хотя по холодному взгляду казалось, что он уже знал ответ.

– Мужа её убил, – горько усмехнулся Мешко. – Пришёл наутро и сказал: «Теперь никто на твоём пути не стоит». Попрощался и уехал с другими Соколами. Я тогда не понял, о чём он. Труп только к вечеру на берег выбросило.

Василиса посмотрела на Финиста. Тот беспечно пожал плечами, словно говоря: «Ну, вот как-то так вышло, красавица». Василисе захотелось хорошенько врезать по его наглой морде, но вместо этого она повернулась к Мешко.

– А девушка? – тихо спросила она.

– После похорон повесилась.

Повисло напряжённое молчание, только Финист продолжал как ни в чём не бывало жевать пирог, уговаривая уже третий кусок. Василису мутило от отвращения и ужаса. Ужаса и отвращения от того, в руках какого человека она была и что он мог с ней сделать. И самое страшное – она была уверена, что Финист найдёт способ сделать ей больно, минуя клятву. Дыхание перехватило, и Василиса до боли в пальцах стиснула ложку. Финист был прав, она всё ещё в его власти, он всё ещё может…

Тёплая нога Кирши соприкоснулась под столом с её ногой. Василиса вздрогнула. Страх схлынул с неё холодной волной, и Василиса поняла, что всё это время не дышала. Она посмотрела на Кирши, тот неторопливо помешивал в чашке чай и наблюдал за Тиргом. Его нога всё ещё касалась её ноги, через одежду делясь теплом и спокойствием. Фигура Финиста потускнела и отодвинулась куда-то далеко, превращаясь в серую тень, и Василиса снова смогла дышать.

«Я больше не его, – повторила себе она, чувствуя, как к ней возвращаются силы. – Он больше ничего мне не сделает».

Поужинав, они легли отдыхать. Мешко залез на печь, Василиса и Финист улеглись на лавках, а Кирши с Тиргом остались дежурить – мало ли что. Несколько раз Василиса просыпалась: то ей казалось, что чернокнижники пробираются в избу, то – что заглядывают в окно, то – что начался пожар. Но каждый раз всё оказывалось в порядке, она встречалась взглядом с Кирши, который сидел у окна и чесал за ухом Тирга, успокаивалась и снова засыпала.

Кирши разбудил всех ближе к середине ночи, как и условились, собрав снедь и всё необходимое, и они уже вчетвером – не считая Тирга, который перебрался в щепку, – погрузились в лодку и двинулись на восток.

11. Волчьи лапы и лисий хвост

Аньяна погибла, пытаясь сдержать Синее пламя. Чернокнижники сумели подчинить Тени. А до этого специальный отряд Соколов пятьдесят лет искал и вырезал чернокнижников целыми деревнями, не щадя ни женщин, ни детей. И хотя бы Мира должна была об этом знать. Должен был знать и Аргорад. А Белава? А Беремир? И знали ли капитаны, что чернокнижники не начинали войны? Чем больше Лель говорил, тем сильнее у Атли раскалывалась голова и тем больше появлялось вопросов, ответы на которые Атли знать не хотел.

Но были и хорошие вести. Оказалось, что Лель не единственный, кто пережил падение Гвардии. Незадолго до обрушения, когда им с Аньяной стало известно о диверсии, он сумел увести группу из десяти Воронов в подземелья и запечатать за собой проход. Это было рискованно, ведь темницы могли и не уцелеть, но вести Воронов через парадные двери казалось ещё опаснее: Лель решил, что там их точно будут ждать враги.

Укрываясь за грохотом битвы, Лель с ещё одним Вороном-чародеем заново открыли подземный ход, через который тридцать лет назад вывели Жнеца. Земля, ещё помнившая прикосновения магии, поддавалась легко, а обвал оказался совсем небольшим, за ним открылся широкий проход, вдалеке шумела река. Проход вывел Леля в Даргородский лес – теперь у них была возможность покидать своё убежище и наведываться в город за припасами.

– Мы решили, что у себя под носом чернокнижники не будут нас искать, – сказал Лель, ведя Атли по коридору, вглубь бесконечного лабиринта темниц. – Они прошлись по обломкам в поисках выживших, никого не нашли и на том успокоились.

– А что с корпусом Журавлей? – спросил Атли, на ходу зашнуровывая заботливо приготовленную Лелем рубаху.

Лель печально посмотрел в темноту.

– Его тоже разрушили. Кого-то из Журавлей поймали и убили. Некоторых из тех, кто сумел скрыться в лесу, мы нашли и привели сюда. Кто-то решил на свой страх и риск остаться в городе, чтобы помочь раненым. Что с ними, я не знаю.

– А воспитанники?

Лель покачал головой.

– Они все были в центральном корпусе. Спали. И… я бы не успел… От башни ничего не осталось.

Атли ничего не ответил.

Они попали в просторную комнату, освещенную факелами. У стен в корзинах и ящиках поблёскивали камни багреца, того самого, что они с Лелем нашли в туннеле под гарнизоном, когда шли по следу Аспида. Сколько же времени Лель провел, собирая их со стен подземелья?

Сидя кругом у костра, ужинали пять юношей и две девушки. Тут Самбир, рыженькая Ворон-первогодка, которую Атли хорошо помнил, заметила его и вскочила с места.

– Капитан Атли! – крикнула она, расплёскивая похлёбку из плошки. – У Леля получилось!

Остальные Вороны обернулись, и всех Атли узнал: Самбир, Люба, Молчан, Людмил, Дробн, Мороз и Умил. Все они радостно бросились встречать своего капитана, как дети, встречающие родителей после долгой разлуки. Даже Дробн, вечно хмурый Ворон без левого уха, улыбался.

– Мы знали, что получится! Наконец-то! Мы так ждали! – Они окружили Атли со всех сторон, топчась на месте и подпрыгивая и едва ли не виляя хвостами, как щенки. И Атли не понимал, чем заслужил такую радость. К горлу подкатил ком: крохи его стаи, которую он не смог защитить, всё это время продолжали его ждать. Атли раскинул руки и заключил Воронов в объятия.

– Я вернулся.

Атли сидел со всеми у костра и, кажется, ел самую вкусную похлёбку в своей жизни. Мяса в ней не было – только лук, пшено и кусочки моркови.

– Вот обрадуются остальные, когда вернутся из города! – щурилась от счастья Люба. – Они должны были увести погоню в другую от нас сторону. Обставить всё так, будто ты сбежал на север, к границе.

Атли кивнул. Если бы он бежал, то ни за что не отправился бы домой, но чернокнижникам это было невдомёк. Логично предположить, что принц Северных Земель попробует укрыться под защитой отца.

– Какой у нас план? – спросил Атли.

– Мы тебя ждали, чтобы всё обсудить, – отозвался Лель. – Я, конечно, тоже капитан, но не воин. Так что толку в планировании боя от меня мало.

Атли задумался и обвёл всех взглядом. Люба, Умил, Мороз и Лель – чародеи. Люба и Мороз владеют стихией воды. Умил – воздухом. Лель – землёй. Самбир, Молчан, Людмил и Дробн – воины. Среди троих ушедших Воронов один чародей воздуха и два воина. Ещё четверо Журавлей-целителей: два чародея водной стихии и два – воздушной. Но в бою от них, как и от Леля, толку мало. Дареном рисковать нельзя. Итого в их распоряжении: четыре боевых чародея, шесть воинов, пять целителей и один оборотень. Против них больше сотни чернокнижников, упыри и мавки Даргорода, неизвестное количество волколаков, гулей и другой нечисти. А ещё Тени. Да, они могут напасть только в сумерках, но…

– Уже нет, – сказал Лель, и Атли понял, что уже какое-то время рассуждает вслух. – Я расспросил Сороку. Она мало что в этом понимает, но сказала, что Тени как-то привязаны к человеку, который ими управляет. И пока он жив, они материальны. И в одном человеке чернокнижники научились умещать до пяти Теней.

– Плохо дело, – пробормотал Атли.

– Хорошая новость, – Лель поморщился от этих слов, – что носитель Теней живёт недолго. Резерв очень быстро истощается, и он умирает. Не знаю точно, как долго носитель способен продержаться, выпустив Тени, но не больше четверти часа.

– Если я верно помню историю, одной Тени нужно меньше пары минут, чтобы отнять жизнь, – мрачно отозвался Атли. Ситуация выглядела неутешительно. – А сколько таких «носителей» у чернокнижников?

Лель пожал плечами.

– Во время вылазок мы видели на рынке троих, – сказала Самбир. – У них всё тело в рунах: лицо, руки, шея. Но их, скорее всего, больше.

– Если верить тому, что я слышал от Зорана, чернокнижники заняли Даргородское княжество, – сказал Атли. Наброски плана, шаткого и неуверенного, постепенно становились всё детальнее и чётче. – На остальные четыре нападать еще не планируют, а, может быть, просто сил на это не хватает. Князья пока что ждут. Нужно попробовать заручиться их поддержкой. У нас есть живой наследник престола. Более того, наследник, который сумел обрести божественную силу рода. Это должно помочь склонить князей на нашу сторону. Нам понадобится армия. – Атли обвёл Воронов решительным взглядом. – Вы тайно навестите князей и попросите у них помощи.

– А если они нам не поверят? Все считают, что царевич Дарен мёртв, – сказала Люба.

– Когда Дарен придёт в себя, я поговорю с ним. Возможно, царевич согласится отправиться вместе с вами. Он лично знаком с каждым князем и умеет вести переговоры.

– Это опасно для жизни царевича. Если чернокнижники узнают… – подал голос Дробн.

– Вы должны сделать всё, чтобы не узнали, – отрезал Атли. – План рискованный, но Люба права: князья захотят увидеть доказательства того, что наследник жив. Здесь, в гарнизоне, оставим троих Воронов и Журавлей. Будете следить за обстановкой, и если что-то случится, один из вас отправится меня известить.

– А ты куда, капитан? – обеспокоенно спросила Люба.

– Мы с Лелем отправимся в Тёмные Леса, чтобы найти способ уничтожить Тени.

По дороге в архив Атли рассказал Лелю историю Белогора. О том, как могущественный чародей полвека скрывался в Тёмных Лесах, пытаясь воскресить сына и принося в жертву ни в чём не повинных мальчиков. Как молодая чародейка Василиса погибла, пытаясь его остановить, а Атли, Кирши и Аньяна запечатали пещеру, решив сохранить секрет Белогора и оставить его героем в памяти народа, свалив всё… свалив всё на неизвестного чернокнижника.

– Самое ужасное зло мы совершаем ради добра, – сказал Лель, открывая дверь в архив и пропуская Атли внутрь. – И хуже всего то, что мы не считаем это злом. Называем вынужденной мерой, неизбежной жертвой, необходимой ценой за будущее счастье.

– Может, это искренне. Никто из нас не хочет быть плохим. – Атли не поднимал глаз на Леля, скрываясь в тени книжного шкафа.

– А разве это важно? Если в конечном итоге руки у нас по локоть в крови?

Атли не нашёлся, что ответить, и они молча принялись искать карты, которые помогли бы составить маршрут пути до Тёмных Лесов. Если чернокнижники заняли всё Даргородское княжество, то повстречать их можно в любой деревне, а потому лучше бы по возможности обходить их стороной. И если Лель ещё мог сойти за своего, то Атли со своим шрамом в пол-лица будет слишком заметен.

Лель наконец выудил из сундука карту и развернул на столе, поближе к островку света факела.

– Совсем избегать деревень не получится. Зима всё-таки, – сказал он.

– Мне холод не страшен. Я думал, чародеям тоже.

– Не замёрзну, пока полон резерв, но на подобные вещи он тратится довольно быстро. Так что лучше всё же ночевать в тепле. Если двигаться напрямик, менять лошадей и останавливаться только на ночлег… – Лель провёл указательным пальцем от Даргорода к первым деревьям, обозначающим Тёмные Леса. – Уложимся дней в шесть.

– Как быть с лошадьми?

– Если деревня или постоялый двор заняты чернокнижниками, говорить буду я. Если нет, то ты. – Лель достал из кармана брошь и выложил на стол. Серебряный ворон на полумесяце тускло блеснул в свете пламени.

– Откуда ты?..

– Зоран подарил безделушку Сороке, а она отдала мне в тот день, когда я попросил тебя вытащить. – Медовые глаза согрели Атли, и губы Леля тронул призрак улыбки.

– Спасибо, Лель. – Атли взял брошь и спрятал в карман штанов. – Без тебя я бы не справился.

– Пожалуйста. Надеюсь, вместе мы сможем это остановить.

Атли бросил взгляд на карту, потом – на Леля, который внимательно её изучал, скрестив руки на груди. Непослушные рыжие пряди обрамляли узкое лицо, коса спадала на грудь, и Лель задумчиво наматывал её кончик на палец.

– Почему ты вообще хочешь это остановить? – вдруг спросил Атли. – Ты же знаешь правду. Про то, что произошло пятьдесят лет назад и продолжало происходить все эти годы.

Лель поднял на Атли взгляд, полный горькой решимости.

– На то есть две причины. Первая – это не те чернокнижники, которых я знал. Это дикие звери, загнанные в угол жестокостью, а теперь сами упивающиеся ею. Гвардия создала чудовищ, которые в итоге отгрызли ей голову и которых теперь придётся остановить, потому что иначе они продолжат убивать. И вторая – когда сменилось командование Гвардии, я поверил, что что-то может измениться. И я всё ещё в это верю. Но, Атли, я хочу, чтобы ты знал. – Брови Леля сошлись на переносице. – Я против того, чтобы сражаться. Я хочу попробовать договориться.

У Атли от удивления перехватило дыхание.

– Договориться? Ты же сам сказал, что они чудища! – воскликнул он.

– И мы предложим им мир, – уверенно кивнул Лель. – Если есть шанс больше не проливать кровь, давай не будем этого делать.

– Зачем же ты согласился собирать армию?

– Чтобы они стали слушать.

Атли потёр переносицу. Слова Леля казались ему абсурдными. Как можно вести разговоры с теми, кто убил всех его друзей, уничтожил Гвардию и посадил самого Атли на цепь ради забавы?

– Я знаю, что они причинили тебе боль, но если мы будем вести себя так же, то это никогда не закончится.

– Предлагаешь простить их? – Атли ударил ладонью по столу, в душе закипали обида и гнев, отбирая возможность дышать.

– Для начала хочу просто попробовать поговорить. – Лель оставался спокоен. – Услышать их. Впервые за пятьдесят лет. Может быть, тогда они услышат нас. Может быть, тогда битва закончится, так и не начавшись.

– Наивный дурак!

– Возможно. Но дай мне попробовать. Сразиться мы всегда успеем.

Атли обессиленно выдохнул, закрыл лицо руками и привалился к книжным полкам. Лель не понимал, о чём просит, не понимал, чего это будет стоить Атли. Снова предстать перед Зораном и не убить его – после всего… всего, что он с ним…

– Ладно, – хрипло проговорил Атли в ладони. У него не осталось сил спорить. Лучше сейчас он согласится, и они начнут действовать, чем бесконечно пререкаться, сидя на месте. Что делать с чернокнижниками, Атли решит позже, когда они хотя бы приблизятся к цели. – Но только если все остальные гвардейцы и Дарен это решение поддержат.

Когда маршрут был составлен, Атли откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Лель шуршал страницами книги. Кто бы мог подумать, что они окажутся в таком положении? А всё, что Атли знал раньше о Гвардии, о войне, всё, во что он верил, окажется ложью. Интересно, что скажет на это Кирши. Наверняка не удивится. Этот ничего хорошего от людей никогда не ждёт.

От мыслей о Кирши у Атли заскребло под рёбрами. Где он сейчас? Жив ли? Нет, конечно жив, в этом Атли не сомневался. Он приложил руку к груди, ощущая невидимую, едва тёплую нить клятвы. Такой тонкой она была только когда Кирши покинул Северные Земли и отправился в путешествие с Хару. Значит, и теперь он далеко. Атли надеялся лишь на то, что Кирши в безопасности. А нить клятвы рано или поздно вновь сведёт их вместе, так же как и после смерти Хару. И Атли снова сможет обнять его, снова стать целым, настоящим.

– Нам бы сделать тебя более незаметным. – Голос Леля заполнил голову Атли, возвращая в реальность. – Я могу наложить заклинание отвода глаз, но оно ненадёжное и действует недолго. Весть о том, что капитан Воронов сбежал от Зорана, разлетится быстро, а у тебя слишком приметная внешность, особенно…

– Шрам? – Атли неосознанно коснулся щеки, с ненавистью вспоминая недавнее свидание с отцом.

– Я хотел сказать «глаза». – Лель внимательно следил за каждым его движением. – Но да, шрам тоже достаточно запоминающийся.

Атли неожиданно смутился, отвёл взгляд и прочистил горло.

– Эм, так можем посмотреть в хранилище, – сказал он. – Вдруг найдём подходящий артефакт? Да и хорошее оружие нам не помешает. Превращаться каждый раз в Волка проблемно, а биться нам, возможно, придётся.

Лель удивлённо захлопал глазами.

– Хранилище? Думаешь, от него что-то осталось?

– Надеюсь. Зал укрывал сотни опаснейших артефактов, думаю, Белогор должен был позаботиться о его безопасности. Крыло Воронов же не полностью обрушилось. Может быть, мы сумеем пробраться сквозь завалы?

– Даже если так, как мы попадём внутрь? Хранитель с ключами сгинул.

Атли победно улыбнулся.

– Благодаря тебе. Ну, или мне. – Он достал из кармана капитанскую брошь и подбросил на ладони. – Это не только украшение и знак отличия, но и ключ. Ты думаешь, как Ярослава сумела попасть внутрь в обход хранителя и стащить меч Велеса?

Рука Леля потянулась к груди, где прежде висел кулон капитана Журавлей, прямо рядом с татуировкой Чернобога. Но теперь пальцы сомкнулись на пустоте, и Лель виновато посмотрел на Атли.

– Я снял свой, чтобы… чернокнижники…

– Можешь не объяснять. – Отмахнулся Атли, пряча брошь обратно в карман. – Ну что, пойдём?

– Прямо сейчас?

– Ночь – отличная возможность провернуть всё незаметно!

До рассвета оставалось всего несколько часов. Лель привёл Атли к выходу из подземелий, где теперь красовалась глухая стена. Атли точно помнил, что когда-то здесь его проводила Сорока и никакой стены не было. Он удивлённо осмотрел аккуратную кладку, и тут же она зарябила, превращаясь в груду каменных обломков. Волк зарычал и недовольно затряс головой: он не любил, когда чувства его подводили.

– Немного чар земли и скрывающие руны. По сути, то же заклинание отвода глаз, только для неживых предметов, – пояснил Лель, хотя Атли ничего не успел спросить, и указал на белые знаки. – Если не приглядываться, то завал выглядит как обычная стена. Но если решишь посмотреть внимательнее, то морок сразу рассеется. Не самое надёжное средство, но лучшее, что я могу.

Лель приложил руку к обломкам и медленно выдохнул, будто бы прислушиваясь. Отбросил косу за спину и отступил на шаг, сложил ладони на уровне груди и начал медленно разводить их в стороны. Камни задрожали. И не только камни – Атли чувствовал, как заволновался пол под ногами. Всё загудело и пришло в движение. Лель коротко выдохнул и сделал руками круг, камни повторили это движение и расступились, образовав небольшой проход. Атли поспешил протиснуться в него, Лель скользнул следом и, сделав ещё один пасс, заставил камни лечь на прежнее место. Гул земли под ногами стих.

Атли затушил факел, и мир тут же потерял краски, сделавшись серым. Главный корпус упирался в небо обломками стен, и на дно этого заснеженного «колодца» заглядывала белая луна. Здесь Синее пламя не пощадило ничего, удивительно, что остались хоть какие-то стены. Лель оглянулся на Атли и ойкнул.

– Твои глаза стали золотыми и… светятся.

– Так бывает, когда нужно видеть в темноте, – улыбнулся тот. – Твой друг-оборотень тебе разве всякие свои штуки не показывал?

Лель подошёл ближе, проигнорировав колкость, и зачарованно уставился на Атли, смотря так пристально, что тому стало неловко.

– Частичное обращение, такое редкое явление, – пробормотал Лель. – Очень интересно… Удивительно, радужка увеличилась, и зрачок…

– Давай сходим в хранилище, и потом я тебе дам поразглядывать… – Атли запнулся и взъерошил волосы, подбирая слова, – что ты там хочешь разглядывать…

Лель моргнул и закивал, ничуть не смутившись.

– Да, ты прав. Лучше поторопиться, извини.

От гарнизона не осталось практически ничего: обглоданные руины, вычищенные до основания Синим пламенем. Окна лишились витражей, пол усыпали осколки и камни от разрушенных потолков, только кое-где сквозь снег и мусор проглядывал рисунок, украшавший мраморный пол. Тел не было – от них пламя оставило только пепел, который ещё несколько дней падал на Даргород вперемешку со снегом.

Атли повернул голову и вгляделся в темноту, туда, где когда-то находился кабинет Аньяны, командующей, которая погибла, защищая Гвардию.

– Она могла бы стать замечательной командующей, – угадал его мысли Лель. – Со временем она смогла бы всё изменить, построить новую Гвардию. Я по-настоящему верил в неё.

– Возможно, что-то она всё же успела изменить, – отозвался Атли. – Она привела в Гвардию тебя, а ты спас меня. Кто знает, может быть, вместе у нас что-нибудь да получится? Что-нибудь хорошее. В том числе и ради неё.

– Все эти годы я трусливо оставался в стороне. Аньяна, хоть ей и было очень страшно, в стороне не осталась. Теперь и я не могу.

Они постояли так несколько минут, молча наблюдая за медленно падающими хлопьями снега. Он бесшумно ложился под ноги, оседал на волосах и щекотал щёки, тая от соприкосновения с кожей. А потом, не сговариваясь, они двинулись дальше.

Атли шёл впереди, прокладывая дорогу. Лель, который мало что видел даже при свете луны, старался не отставать, но то и дело спотыкался. Они уже почти достигли крыла Воронов, когда острый слух Атли различил шаги. Следом за ними ветер принёс и голоса.

– Говорю тебе, я что-то почувствовал. Земля гудела, – произнёс голос. – Тут кто-то есть.

– Мёд в тебе есть, – ответил второй.

Чернокнижники! Шерсть на загривке Волка встала дыбом, Атли схватил Леля и толкнул в тень обрушившейся лестницы, которая когда-то вела в столовую. Лель сдавленно охнул, но Атли прижал его к стене и приложил палец к губам.

Шаги неумолимо приближались откуда-то сбоку, со стороны главной лестницы. Теперь и Лель их слышал, глаза его расширились от страха, и Атли почувствовал, как он затаил дыхание, а сердце его забилось быстрее, увлекая за собой и сердце Атли. Он закрыл глаза, стараясь не шевелиться: одно неловкое движение – и их обнаружат.

– Вечно тебе что-то кажется. Мы пришли ценности искать, а не на призраков охотиться.

– Хорошо, если призраки. А если кто-то из этих тварей жив остался? – Голоса звучали совсем близко. Чернокнижники вошли в зал, где прятались Атли и Лель. Атли напружинился, готовый в любой момент обратиться в Волка.

– Ага, и оказался настолько туп, что окопался на развалинах. Ты чуешь, что несёшь? Ну, и чего встал, куда идти?

– Щас, кажется, откуда-то оттуда слышал…

Атли стиснул зубы. Плохо дело. Если чернокнижники пойдут в верном направлении и будут достаточно внимательны, то рискуют обнаружить подземелья. Нужно биться. Напасть, пока они не ожидают. Правда, когда их пропажу заметят, сюда придёт ещё больше чернокнижников… Бес, что же делать?

Руки Леля скользнули по груди Атли и мягко отодвинули, создавая дополнительное пространство между двумя телами. Лель взглянул Атли в глаза и едва заметно кивнул. Сделал короткий пасс, и где-то вдалеке загромыхали камни, обрушиваясь на землю.

– Туда! – крикнул голос, и две пары ног ринулись на звук.

Атли и Лель замерли, глядя друг на друга в тревожном ожидании. Дыхания смешались, закутав лица в облако пара, будто в вуаль. Лель был так близко, что Атли мог разглядеть каждую веснушку на его коже, очень бледной, но с яркими пятнами румянца на щеках. Точнее, они были бы яркими при свете дня, теперь же, когда мир лишился для Атли всех красок…

– Ну ты и дурак! – донеслось вскоре откуда-то издалека, и Атли вздрогнул, весь обращаясь в слух. – Здание рушится, вот и шумит, а тебе, пьянице, бес знает что мерещится. Пошли домой, проспишься.

В ответ послышалось недовольное ворчание, но звуки шагов стали удаляться, пока и вовсе не стихли. Атли протяжно выдохнул и отстранился, выпуская Леля из укрытия. Тот наклонился, упершись руками в колени: похоже, его мутило.

– Ловко ты, – сказал Атли, надеясь немного отвлечь Леля и привести в чувство. – Пришлось бы иначе мне кулаками махать.

– Угу, я так и подумал, – только и ответил Лель, всё ещё глядя себе под ноги.

– Они тебя так напугали?

Лель вскинул на Атли удивлённый взгляд.

– Они? Нет. Я за тебя испугался. Вдруг они бы тебя ранили?

Тут уже настал черёд Атли удивляться, и он с трудом сдержался, чтобы на рассмеяться. Лель явно его недооценивал. Хотя у него и были на то причины: как-никак он ещё не видел Волка в бою, только с голым Атли в серебряных цепях. От этих мыслей он смутился, догадываясь, какое, наверное, жалкое впечатление произвёл на Леля.

Оставшийся путь до хранилища они проделали без приключений и неожиданных встреч. Корпус Воронов, в отличие от главного корпуса и корпуса Соколов, сохранился немного лучше: хотя и тут Синее пламя выжрало все внутренности здания, не оставив ни ковров, ни гобеленов, ни дверей с окнами, выстояли многие перекрытия, а потолки провалились лишь местами. Возможно, даже в каком-то виде уцелел и кабинет Атли, но проверять сейчас не было времени.

Дверь хранилища завалило, но сама она, почерневшая от гари, всё ещё стояла на месте, надёжно охраняя ценности Гвардии. Было лишь вопросом времени, когда чернокнижники обнаружат её и попытаются вскрыть. И кто знает, возможно, они преуспеют…

Немного чар земли Леля в сочетании с грубой силой Атли уменьшили завал достаточно, чтобы подобраться к хранилищу. В поисках нужного знака Атли стёр с резной двери копоть. В переплетении виноградных лоз, диковинных цветов, рун и волшебных существ, вырезанных в толще дерева, он наконец разглядел углубление, в точности повторяющее очертания его броши. Серебряный ворон на полумесяце соприкоснулся с деревом, ладонь Атли легла на дверную ручку. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем ручка нагрелась, заскрипели и защёлкали замки, признавая законного капитана Гвардии.

Дверь открылась, и Атли с Лелем протиснулись внутрь. Сами собой вспыхнули свечи. Здесь царила тишина и покой, будто и не было снаружи никакого пожара и никакого побоища. Мечи, луки, амулеты и артефакты лежали на своих местах, свитки и пергаменты – аккуратными стопками – на столе Мирона. Атли сглотнул ком в горле и отвернулся, тут же зацепившись взглядом за Велесов меч, тускло блестевший на подставке. Вот он, меч, способный разрубить всё на свете, меч, выкованный самим богом. Пожалуй, лучшего оружия Атли не найдёт.

Лель ушёл вглубь зала, скрывшись за полками, а Атли подошёл к мечу и осторожно провёл пальцами по оплетённой кожей рукояти. Волк не любил волшебные вещицы, как и в целом не приветствовал любую магию, и Атли ждал, что сейчас он недовольно зарычит, но тут Волк принюхался и завилял хвостом, будто приветствуя старого друга.

«Чудеса», – подумал Атли, чувствуя, как невольно начинает радоваться вместе с Волком. Решив, что это добрый знак, Атли уверенно поднял оружие и взвесил в руке. Двуручный, но удивительно лёгкий, отлично сбалансированный, меч лежал в руке как влитой, а Атли казалось, что и сам он вдруг стал сильнее, могущественнее, что теперь, с этим мечом, он может ворваться в Царские Палаты через парадный вход и отсечь Зорану голову…

– Нашёл! – Лель появился из-за полок, но остановился как вкопанный, вперившись взглядом в Атли. – Ого…

– Что? – Атли настороженно поглядел на друга.

– Ты как-то… изменился. Стал… красивее и величественнее. Почти светишься.

Атли с сомнением посмотрел на меч, вспоминая Ярославу, которая казалась ему гордой и непобедимой королевой с оружием Велеса в руках. И как она в один миг превратилась в обыкновенную уставшую женщину, когда меч из рук выпустила. Атли вернул оружие на полку.

– А теперь?

Лель удивлённо заморгал, и Атли понял, что красота и величественность сошли с него, едва пальцы отпустили рукоять.

– Удивительные чары, – восхищённо протянул Лель, подходя к мечу. – Они не просто красят владельца меча, они заставляют других смотреть на него иначе. Вселяют трепет, восхищение, веру… – Слова Леля превратились в увлечённое бормотание, он провёл кончиками пальцев по рукояти. – Потрясающе, просто потрясающе. Это совершенно точно не под силу чародеям. Такое странное чувство в сердце… – Он коснулся груди, будто прислушиваясь к себе. Взгляд его опустел, лицо вытянулось, словно то, что Лель услышал, удивило его. Губы тронула задумчивая улыбка. – Такие чары могут творить лишь боги…

Атли кашлянул, возвращая потонувшего в своих мыслях Леля в реальность. Он вздрогнул, обернулся и несколько мгновений смотрел на Атли так, будто и вовсе забыл о его присутствии.

– А ты что-то нашёл? – спросил Атли, и Лель наконец встрепенулся.

– Я нашёл тебе оберег. – Он продемонстрировал небольшой круглый медальон, усыпанный камешками. – Если я правильно расшифровал руны на обороте, то он позволит скрыть твою внешность. Правда, как ты при этом ты будешь выглядеть, я не знаю, но мы можем проверить!

Лель набросил медальон на шею Атли, отступил на пару шагов. Лицо его перекосило, губы сложились в кривую линию, а на глазах выступили слёзы – он явно старался не рассмеяться.

– Ну, он работает, – выдавил Лель, скрылся за полками и вскоре вернулся, волоча за собой огромное пыльное зеркало в золотой раме. Стёр пыль рукавом и повернул к Атли. Тот охнул и с мукой во взгляде посмотрел на друга.

– Ты серьёзно?

– Ничего другого я не нашёл, – виновато ответил Лель. – Большую часть артефактов я трогать боюсь и о применении даже не догадываюсь. От других за версту разит проклятиями. Тут хотя бы получилось расшифровать заклинание.

Атли застонал. Из зеркала на него смотрела миловидная девушка с золотыми кудрями и яркими малахитовыми глазами. На левой щеке проглядывал тонкий след шрама – похоже, убрать его полностью не сумело даже заклинание медальона.

– Зато теперь тебя точно никто не узнает, – радостно заявил Лель. – Только вот, боюсь, отбиваться придётся не от врагов, а от женихов.

Атли пропустил шутку мимо ушей и снова взглянул на себя в зеркало. Девушка в отражении очаровательно улыбнулась и поправила растрепавшиеся волосы. Волк внутри недовольно ворчал: магия медальона ему не нравилась, но беспокоила не больше надоедливой блохи. Значит, потерпит.

Атли нашёл для меча Велеса ножны, захватил ещё пару ножей, а Лель выбрал для себя лук и наполнил колчан стрелами. Покинув хранилище, они понадёжнее завалили дверь обломками. Лель старался перемещать камни как можно тише, но, кажется, чернокнижников поблизости уже не было, и по пути в темницы они никого не встретили.

Поездку решили не откладывать. Лель наскоро собирал сумки в дорогу, двое Воронов отправились раздобыть лошадей и должны были ждать капитанов в лесу у тайного хода. Раздав всем указания, Атли отправился к Дарену, который всё ещё спал без задних ног в одной из темниц. Разбудив брата, Атли рассказал ему всё, что успел выяснить сам, посвятил в детали своего плана и оговорил условия, выставленные Лелем. Дарен слушал молча, изредка кивая. Атли видел, что царевич потрясён, и был благодарен ему за то, что тот старался не подавать вида и оставался собранным.

– Не знаю, что из этого выйдет, но Лель хочет решить вопрос мирно. Я, если честно, в это не верю, – закончил Атли.

Дарен задумался. Несмотря на то, что в последнее время он жил в клетке медведем и питался объедками, выглядел царевич свежо и бодро.

– Я согласен с Лелем, – наконец ответил Дарен, и лицо Атли вытянулось от удивления.

– Ты серьёзно?

Царевич уверенно кивнул.

– Мы и так потеряли много людей. Никто не ожидал нападения изнутри. Царская дружина пала прежде, чем поняла, что происходит. Гвардия стёрта с лица земли. Мирные жители едва пережили нападение Аспида, оставшиеся встретились лицом к лицу с чернокнижниками. Половина города полыхала пожарами. У нас, братец, нет возможности разбрасываться людьми. Так что я согласен с Лелем. Прежде чем сражаться, мы с Зораном поговорим.

– Он держал тебя в клетке, – напомнил Атли. Слова царевича звучали разумно, но Атли не мог не злиться, его раны требовали чужой крови.

– Это моё личное с ним дело и моя личная обида. Из-за неё я не буду подвергать опасности других людей, – спокойно ответил Дарен. И Атли нашёл в себе силы улыбнуться.

– Говоришь почти как настоящий царь, – сказал он и хлопнул брата по плечу.

Дарен улыбнулся в ответ, только печально.

– Не думал, что это произойдёт… так.

– Никто не думал. По крайней мере, тебе не пришлось самому казнить Говена и Драгана. Хоть какая-то польза от Зорана.

В темницу вошёл Лель, вокруг него весело прыгала Мила. Завидев Атли, лисица пискнула, вспрыгнула на тюфяк и уселась рядом, переводя довольный взгляд с Атли на Дарена и обратно.

– Чего это она такая радостная? – спросил Атли.

– Уговорила меня отпустить её с Дареном, – ответил Лель. Вид у него был обеспокоенный. – Говорит, что хочет быть полезной.

– Говорит? – Дарен округлил глаза. – Это говорящая лисица?

– Это моя сестра. – Лель высыпал из сумки склянки и, подтащив к себе свечу, принялся их перебирать. – С её помощью мы с Атли сможем держать с вами какое-то подобие связи.

Дарен с сомнением покосился на лисицу.

– На ней проклятие, – пояснил Атли. – Так что веди себя прилично и не пялься так на девушку. Сам недавно в звериной шкуре бегал.

Мила заскрипела, и Атли понадеялся, что это смех.

– Кстати, насчёт этого. – Дарен наконец оторвал взгляд от Милы и взглянул на Леля. – Что, если я вдруг снова обращусь в медведя? Сейчас, кажется, он спит или что-то такое, но что, если я не смогу его удержать?

Лель выбрал из груды склянок несколько нужных и протянул Дарену.

– Это зелье я делал для Атли, когда он страдал бессонницей. Принимай по две капли утром и по десять капель перед сном. Не обещаю, что это поможет, но я привык верить в лучшее. – Лель очаровательно улыбнулся.

– Я не могу тебе приказывать, – спохватился Атли. – Если ты не уверен, то не обязан ехать, Дарен. Путешествие по княжествам может быть опасным, да и если чернокнижники узнают, что ты…

– Я согласен. Конечно же я поеду, Атли! – воскликнул Дарен. – У каждого из нас будет своя работа. И я не оставлю тебя и сделаю всё, что в моих силах. Даже если это будет стоить мне жизни.

От этих слов на душе Атли тут же стало легче, и он широко улыбнулся.

– Спасибо, братец. Тогда в добрый путь!

12. Жемчуг со дна реки

Дни в лодке тянулись медленно, превращаясь в мучительную бесконечность. Быстрое течение реки, подгоняемое чарами Мешко, несло их вперёд, мимо заснеженных берегов с чёрными стрелами голых деревьев. Временами Василисе даже чудилось, что она снова оказалась в чужом мире в красной лодке посреди золотой реки. От этих воспоминаний её пробирала дрожь, и Василиса торопилась заснуть, свернувшись калачиком на сыром дне. Её приводили в чувство только редкие остановки. Дважды в день они причаливали к берегу, чтобы передохнуть, погреться у костра, поесть и справить нужду. Устали все так, что молчал даже Финист. Он делился магией с Мешко, но даже этого не хватало и приходилось поднимать парус, а Кирши с Василисой – налегать на вёсла, чтобы не прерывать путь и дать резерву восстановиться.

Василисе казалось, что чем быстрее они доберутся до места, тем скорее всё встанет на свои места. Они найдут ответы, свергнут чернокнижников, предотвратят новые смерти и прекратят страдания невинных людей. И пока они мчались в этой бешеной гонке к заветной цели, Василиса могла твёрдо стоять на ногах, гоня мысли о том, что жизнь её, которую она так и не успела собрать по кусочкам, снова рухнула, перевернулась с ног на голову и вдребезги разбила её саму. О том, что случится, когда они доберутся до пещеры Белогора, и уж тем более что будет, если ответов там не найдется, Василиса старалась не думать.

– Смотреть уже на этот сыр не могу, – пожаловался Финист, когда они остановились на очередной привал и расселись у костра. Выглядел он плохо – бледный и осунувшийся, с тёмными кругами под глазами: расставание с магией давалось ему нелегко.

Василису от сыра, попахивающего козой, и чёрствого хлеба уже тоже подташнивало, но выбирать не приходилось, и она продолжала молча жевать, тихо надеясь, что в Тёмном Лесу удастся разжиться дичью, если, конечно, в тех местах она вообще ещё осталась.

Мешко водрузил на огонь котелок и засыпал в воду трав из мешочка на поясе. В студёный воздух потянулись ароматы мяты, смородины и ромашки. Кирши вернулся из берёзовой рощи с корой и охапкой веток. Мешко придирчиво осмотрел каждую, погладил, вытягивая чарами лишнюю влагу, и подбросил в костёр.

– В роще есть гнездо гулей, старое и явно заброшенное. Думаю, опасаться нечего, – сказал Кирши, усаживаясь на камень рядом с Василисой. Она придвинулась ближе, разломила свой кусок сыра и протянула ему половину. Кирши благодарно кивнул.

– Мой дед говорил, что нечисть чует перемены и всегда уходит с насиженных мест. В его времена нечисти было мало, но и она начала бесноваться незадолго до войны, – задумчиво проговорил Мешко.

Никто ему не ответил, а Василиса задумалась, могла ли нечисть чувствовать, что чернокнижники что-то замышляют. Она вспомнила свою встречу с Лихо, обещавшим, что солнце больше не взойдёт, и рассказ Кирши аж о четырёх ночницах в одной деревне. Возможно, они и правда знали о грядущих переменах, а может, попросту бежали из деревень и лесов в тех местах, где чернокнижники превращали жителей в волколаков, или скрывались от их чар, не желая становиться оружием в чужих битвах.

В сознании всплыли слова пророчества странной северной шаманки по имени Ма. Они горели, высеченные в мозгу, будто клеймо, не позволяя забыть.

Продолжить чтение