Террористка для спецагента

От автора

Есть такая легенда в Барнауле – о том, что у нас в городе построили метро. Даже сайт, посвящённый нашему метрополитену, сделали! И создали группу «ВКонтакте». Там можно узнать, как принималось решение о строительстве, и о трудовых подвигах можно почитать… Много внимания уделено забавным случаям и строительству новых веток. С гордостью сообщается о том, что это самое безопасное метро в мире – за всю историю существования барнаульского метрополитена в нём не было ни одного теракта, ни одной сколько-нибудь серьёзной аварии, ни одного значительного происшествия. К тому же во время кризиса 90-х тут нашли возможность снизить плату за проезд!..

Часть барнаульцев клянётся, что ездит на работу в метро. Другая часть называет первых придурками и фантазёрами… Говорит, что всё они выдумывают, и никакого метро в Барнауле нет, и вряд ли когда будет – почва у нас для метро не подходящая – пески… Да и населения маловато будет…

То есть, метро в Барнауле нет. Но оно как бы есть.

И я решила написать роман о своём городе, который я очень люблю. Решила спуститься в нашу подземку, пройтись по станциям, проехать в поездах…

А ещё мне захотелось понять: почему одни барнаульцы видят метро, а другие – нет. И где проходит линия, разделяющая наш город на Барнаул – столицу мира и Барнеаполь – дыру дырой.

Глава 1

Эсэмэска пришла утром – солнце едва успело подкрасить нежностью февральские крыши. С вечера стоял густой туман, колкий воздух был полон мороза, а теперь сквозь белоснежные кружева куржака, развешенного на ветках деревьев, проглядывало чистейшее голубое небо.

Катя улыбнулась – постучавшаяся эсэмэска была от Пашки – и нажала: «открыть».

«Катёнок, мне кажется, к вам приходил почтальон. Тебе срочно нужно проверить почтовый ящик!» – гласило послание.

Катя улыбнулась, прочитав эсэмэс, сладко потянулась в кровати, полежала ещё минутку, продляя удовольствие, и встала. Одеваться и идти к почтовому ящику не хотелось, но Пашка наверняка ждал восторгов по поводу подарка – скорее всего придумал что-то необычное. И не поленился ведь чуть свет прийти, положить в почтовый ящик!..

«Какой он милый!» – подумала Катя.

В том, что Пашка сам принёс валентинку, она не сомневалась – её парень никогда не доверил бы почте сегодняшний романтический сюрприз.

Катя накинула пуховик и спустилась к почтовым ящикам с четвёртого на первый этаж типовой барнаульской девятиэтажки.

В ящике действительно что-то лежало.

Катя повернула ключик, и к её ногам упал конверт. Самоклеенный, разрисованный ангелочками с сердечками, подписанный каллиграфическим почерком: «Катёнку – самой красивой и самой сексуальной девушке в мире!» Внутри лежало письмо-объяснение в любви. А ещё там было два билета на концерт популярной рок-группы The Impala и два билета в планетарий на программу о чёрных дырах – Катя увлекалась и роком, и тайнами Вселенной. На самом дне конверта блестел небольшой кулон в виде полицейской будки – машины времени Тардис из сериала «Доктор Кто» – на цепочке.

Письмо было от Пашки! Кто ещё мог учесть все интересы Кати? И она поспешила наверх – смартфон остался дома, – чтобы сказать, какой он молодец и как она его любит, какой он необыкновенный и замечательный… и самый-самый лучший!

Выслушав Катю, Пашка неожиданно надолго замолчал. И когда она начала уже кричать, что бросит трубку, если он немедленно не объяснится, Пашка, сказав только одну фразу:

– Сейчас приеду, – положил трубку.

Катя немного обиделась на холодный ответ – что происходит? Потом пожала плечами и налила себе чаю. Разложила на столе веером конверт, билеты на концерт и в планетарий, в основание на свёрнутую цепочку поставила Тардис и счастливо улыбнулась.

Не успела допить чай, как раздался звонок домофона. Катя нажала кнопку «открыть», впуская любимого. По лестнице он взлетел быстрее лифта… И крикнул, распахнув дверь в квартиру:

– Одевайся скорее! Ты в опасности!

Катя замерла в дверях совершенно растерянная, а Пашка сгрёб с вешалки пуховик и начал торопливо надевать его на Катю.

Пока Катя соображала, что происходит и что сказать, она оказалась в пуховике и шапке, а Пашка уже подставил ей сапоги – сначала под одну ногу, потом под другую…

– Да объясни толком, что происходит? – взмолилась Катя, застёгивая молнию.

– Нет времени, – ответил Пашка и потянул её за дверь.

«Вот так день всех влюблённых! – подумала Катя, едва поспевая за Пашкой. – Если такое начало, то чем же этот день закончится?»

На лестничной площадке Катя направилась к лифту, но Пашка потянул её к лестнице.

Когда начали спускаться, внизу хлопнула дверь.

Пашка остановился и придержал Катю. На её невысказанный вопрос он прижал палец к губам – тихо!

Загудел вызванный снизу лифт, и послышались быстрые тяжёлые шаги по лестнице, что было необычно: зачем вызывать лифт, если всё равно поднимаешься пешком?

Пашка, прижимаясь к стенке, чтобы в лестничный пролёт их не было видно, поспешил назад.

Крепко удерживаемой за руку Кате ничего не оставалось делать, как подниматься по лестнице вслед за ним.

Вернулись на Катин этаж. Она было направилась к своей квартире, но Пашка потянул выше – на пятый…

Лифт к тому времени тоже двигался вверх и остановился, едва Катя и Пашка покинули лестничную площадку.

Поворачивая, она видела, как из лифта вышли два здоровенных мужика в камуфляже. Ещё двое поднялись по лестнице…

«Военные, что ли? Командос? Прямо Шварценеггер и компания – как в голливудском боевике!» – подумала Катя.

Пашка замер и подал Кате знак не шевелиться.

Мужики направились к Катиной квартире. Отсчитав на пальцах «Три, два, один», они вышибли дверь и ворвались внутрь…

Катя ринулась было к своей квартире, но Пашка прижал её к стенке, закрыл рот ладонью и едва слышно прошептал:

– Ни звука!

Катя дёрнулась – она была возмущена: как так? В её квартиру ворвались военные! В её квартиру! В её! А он не пускает…

Но Пашка держал крепко и лишь прошипел:

– Убьют ведь!

Катя некоторое время пыталась освободиться, но на смену возмущению постепенно пришло понимание опасности.

Наконец она перестала дёргаться и с мольбой посмотрела в Пашкины глаза: «Что делать?»

Ответить он не успел – послышались шаги и голоса: мужики в камуфляже вернулись на лестничную площадку.

– Объекта в квартире нет, – произнёс в рацию один.

Какой такой объект? В её квартире нет и не может быть никаких объектов!

Катя посмотрела на Пашку – почему в её квартире ищут какой-то объект? И наткнулась на его взгляд – отчаянно-решительный.

И тут Катя осознала, что объект – это она.

Фраза «Объекта в квартире нет» закрутилась в её голове. И с каждым оборотом рос ужас – военные приходили за ней!

Её начало потряхивать. Ноги ослабели. Катя стояла только потому, что Пашка прижимал её к стенке. И только потому не заплакала, что рядом был Пашка.

Но истерика была очень близко. И, как назло, военные с этажа не уходили, а всё переговаривались: то через рацию, то просто между собой. Смысл слов терялся за фразой «Объекта в квартире нет». Она затмевала все мысли и чувства Кати – объекта в квартире нет…

Но ведь объекта в квартире действительно нет!

К ужасу добавилось истеричное веселье, но следующая мысль заставила побледнеть и покрыться холодным потом – объект вот он, рядом с квартирой! И стоит военным чуть-чуть подняться по лестнице, как они увидят её.

Что они с ней сделают? Убьют?!

Казалось, ещё чуть-чуть и Катя упадёт в обморок. И тогда Пашка… поцеловал её.

Рука его гладила её щёку, шею, плечи…

Катя какое-то время ещё пыталась бежать, трепыхалась, но поцелуй был горячий и настойчивый. И вскоре она забыла обо всём. Внутри стало тепло, в голове – сумбурно, военные куда-то уплыли, и вместе с ними уплыла истерика, да и весь остальной мир.

Краем уха Катя слышала, как загудел лифт, остановился и снова загудел. Потом где-то далеко, на другом краю Вселенной, хлопнула входная дверь.

Пашка отпустил Катю, но она всё равно ещё опиралась на стену – не могла стоять на ногах, хотя теперь уже не от страха… Это был их первый поцелуй.

Пашка выждал немного и потянул Катю вниз. Уговаривать не пришлось. Она отлепилась от стены и, обгоняя его – с одной стороны, ей хотелось скрыть волнение, а с другой – снова всплыла тревога, – бегом спустилась на площадку и направилась к своей квартире. Вид выбитой двери отодвинул поцелуй и романтику.

Катя похлопала по карманам – телефон остался на столе.

– Нужно позвонить родителям или брату! – крикнула она, наступая на лежащую в коридоре дверь.

Пашка схватил её за рукав.

– Стой!..

Но Катя решительно ответила:

– Это мой дом! Ты что, не понимаешь, что ли? Они выбили дверь в МОЙ дом!

– Они вернутся! – Пашка потянул Катю к лестнице. – Нужно уходить.

– Нужно позвонить родителям и брату! И в полицию… Мне нужно взять телефон, – отрезала она.

На самом деле ей хотелось очутиться дома, убедиться, что всё в порядке, всё на месте. Иначе как жить-то? Катя боялась, что сейчас вместо квартиры увидит пустоту или разрушения.

– Я не думаю, что они оставили квартиру без наблюдения, и второй раз может не получится сбежать от них, – настаивал Пашка.

– Да кто они такие?! – воскликнула Катя, останавливаясь на ходу и поворачиваясь к нему. – Я не преступница какая-нибудь, я даже дорогу перехожу по светофору… почти всегда. Но за это ведь не вламываются в дом? Ну почему, почему?! – Катя с вызовом посмотрела на Пашку. – Или ты что-то знаешь и молчишь?!

Пашка вдруг побледнел и замер, словно прислушиваясь к голосам внутри себя.

Катя, не дождавшись ответа, развернулась и пошла на кухню за телефоном… Но не успела набрать номер мамы, как Пашка, вновь обретший способность двигаться, подошёл к ней, убрал её руку с телефона, обнял и негромко сказал:

– Не спеши, а то наломаешь дров. Тут нужно подумать. Пожалуйста…

И, дождавшись, пока Катя вышла из телефонной книги и погасила экран смартфона, вернулся в коридор, поднял дверь и прислонил её к косяку, закрывая вход.

Катя оторопело осматривала кухню, где она несколько минут назад мирно пила чай. Взгляд её упал на веер подарков, которые лежали на столе.

– Вот так праздник! – горько усмехнулась она.

– Ещё не вечер! – расстегнув молнию на куртке, ответил Пашка, подставил к столу табуретку и сел.

– Даже не знаю, злиться мне на тебя или благодарить за спасение, – посмотрела ему в глаза Катя.

– Может, чаю попьём? – спросил Пашка и взял кулон.

– Ты же говорил, что нам нужно торопиться?

– Нужно. Но это не имеет смысла, если ты мне не доверяешь.

Пашка сидел спокойный, внешне расслабленный. Единственное, что выдавало его волнение, – он накручивал цепочку на пальцы. И Катя почувствовала в нём силу, надёжность. Подумав немного, она сказала:

– Доверяю.

– Тогда пойдём отсюда поскорей. И пока не надо никому звонить.

– А как же квартира?

– Всё будет хорошо, Катёнок, доверься мне.

Катя вздохнула, взяла телефон и сумочку и направилась вслед за Пашкой. Не успели они выйти в коридор, как входная дверь, прислоненная к косяку, с грохотом влетела внутрь.

Пашка схватил Катю и крепко прижал её лицо к своему плечу так, что она ничего не могла видеть.

Катя почувствовала, как мир поплыл, сжался, выкрутился… тошнота подступила к горлу, голова закружилась, уши заложило.

Откуда-то издалека донёсся голос Пашки:

– Сейчас пройдёт, Катёнок мой, потерпи немного… потерпи, Катёнок, дорогая моя…

Объятья ослабли, и Катя посмотрела туда, куда только что отлетела дверь…

Всё было в порядке: дверь стояла на месте – не выломанная, как ни в чём не бывало. Только… Это была вроде та же дверь, но немного другая – старая, исшарканная, поцарапанная.

– Но как?.. – спросила Катя.

– Минуту, – сказал Пашка и подошёл к окну, открыл его, что-то выбросил, закрыл и вернулся, взял Катю за руку и потянул на улицу. – Пойдём…

Катя, закрывая дверь на замок, проверила, хорошо ли та держится. Дверь, хоть и была серой и обшарпанной, стояла крепко. Катя удивлённо посмотрела сначала на дверь, потом на Пашку и подумала, может, ей всё приснилось и не надо беспокоить родителей?

Пашка, словно прочитав её мысли, сказал:

– Видишь, всё в порядке, дверь на месте! Пойдём со мной…

И они поспешили вниз.

Катя перепрыгивала через ступеньки, чтобы не отстать от Пашки, и недоумевала от увиденного ею на бегу. Это был знакомый с детства подъезд, та же лестница, те же перила, те же почтовые ящики. Только на всём лежал налёт запустения. Стены не помыты, как обычно, а наоборот, исписанные и изрисованные, с отпечатками ботинок, словно кто-то ходил по ним. Кое-где осыпалась штукатурка. Перила, видимо, не просто давно, а вообще не знали тряпки и мыла – грязные, липкие. Катя брезгливо отдёрнула руку. Ступени тоже не мыты. На площадке между первым и вторым в углу валялись шприцы, из тёмного угла несло стойким запахом мочи.

Катя с ужасом посмотрела на Пашку. Ей стало стыдно перед своим парнем за то, что в их подъезде такая грязь. Как будто она сама тут нагадила. И герани, что стояли в подъезде на подоконнике, будто сама засушила и бычками затыкала…

Не менее странная картина ждала их на улице, когда они вышли через болтающуюся на одной петле дверь, в которую намело целый сугроб снега. На улице везде мусор и вонь от припаркованных где попало автомобилей – старых, проржавевших, с сосульками заледеневшей грязи… Снег на дорожках за всю зиму ни разу не убирался, и узенькие скользкие тропинки, протоптанные жильцами, едва не доставали до окон первого этажа. Люди вокруг были хмурыми, никто не улыбался. Все злые и раздражённые.

– Нам до ЦУМа скорее добраться нужно, – сказал Пашка и потянул Катю в сторону трамвайной остановки.

– Так на метро быстрее же? – удивилась она.

– В Барнеаполе нет метро, – усмехнулся Пашка. – Барнеаполь – это параллельный Барнаул. Обратная сторона Барнаула. Так получилось, что город расщепился на два… оба существуют в одном месте, в одно время, но в параллельных реальностях…

Оглушённая и раздавленная, Катя покорно пошла за Пашкой. И вдруг остановилась:

– Что это? Мой кулон? – с удивлением спросила она, подняла Тардис на цепочке и посмотрела вверх.

Прямо над этим местом на четвёртом этаже были окна её квартиры. Катя вспомнила, как Пашка открывал окно.

Пашка изменился в лице и попытался забрать кулон, но Катя возмутилась:

– Ты выбросил мой кулон! Мою Тардис! Сначала подарил, а потом выбросил!

Пашка нахмурился и умоляюще сказал Кате:

– Я тебе объясню всё. Потом. Верь мне! Нам нужно спешить. – И потянул её за руку к остановке.

Сели в первый подошедший трамвай, и в закрывающуюся дверь Катя увидела, как из-за дома вышли пять мужчин в камуфляже. Четверо тех самых, что несколько минут назад вломились в её квартиру захватывать «объект», и ещё один. Они смотрели на отъезжающий трамвай, и Кате показалось, что в толпе пассажиров они видят именно её.

Трамвай был полон. Раздражённая кондукторша пробиралась через неподатливую толпу и требовала плату за проезд. Переругивалась с пассажирами.

Наконец подошла к Кате с Пашкой. Пашка кое-как достал из кармана мелочь и заплатил за обоих. Но не успел взять сдачу, как мимо ломанулась бабуля, понося на чём свет стоит эту «бессовестную молодёжь, которая совсем стыд потеряла».

Вслед бабуле неслось: «Куда прёшь, старая карга! Помирать пора, а она разъездилась тут».

Катя с ужасом увидела, что бабуля – это Софья Петровна, бывшая учительница, а теперь пенсионерка, жившая во втором подъезде Катиного дома. Милейшая и добрейшая женщина. Она выучила полгорода, и множество её бывших учеников постоянно приезжали, навещали её. Софью Петровну все в округе любили и заботились о ней. Постоянно кто-то из бывших учеников то продукты приносил, то гулял с ней. То она сама с детками на площадке играла – сказки им читала, пока мамаши бегали в магазин или по другим срочным делам.

И тут Софья Петровна – и вдруг старая карга и хамка.

Кате стало страшно. Но, не давая ей долго думать, Пашка потянул на выход – нужно было пересесть на троллейбус. Трамвай до ЦУМа не шёл.

Катя смотрела по сторонам и не узнавала город. Город, в котором родилась и выросла, где окончила школу, поступила в университет. И вдруг – серые улицы, серые, больные деревья, грязные машины, злые, раздражённые люди… Катя как будто впала в ступор, толчки и ругательства пассажиров до неё словно бы не доходили.

Вскоре Пашка потянул Катю к двери. Они с трудом протиснулись и приготовились на выход. Троллейбус подошёл к остановке, дверь открылась.

Катя замешкалась немного и получила ощутимый тычок в бок. Она оглянулась.

– Чё смотришь, корова! – рявкнул седой мужчина. – Двигай булками!

– Да как вы?.. – возмутилась Катя.

– Давай, давай! Двигай! – повторил он, выталкивая девушку из троллейбуса.

– Полегче на поворотах, дядя! – крикнул Пашка, подхватывая падающую Катю.

– Пасть завали, щенок! – ответил мужчина и, расталкивая прохожих, пошёл к ЦУМу.

Этот мужчина словно разбудил Катю. Кровь прилила к её лицу. Она повернулась к Пашке и в отчаянии крикнула:

– Или ты сейчас же объяснишь мне, что происходит, или я тут, сейчас, закачу скандал!

Глава 2

Светка Скворцова, Катина подруга и одногруппница, отложила трубку и усмехнулась – Катя не отвечала. Что ж, ожидаемо. Наверняка со своим Пашкой милуется. А до неё и дела нет! Ну-ну! Светка хотела поздравить подругу с днём святого Валентина. Ну что ж, останется без поздравления. Так ей и надо!

Сегодня Светка встала позже, чем обычно. В универе задали написать реферат о любом интересном месте Барнаула, и Светка просидела далеко за полночь, выполняя задание. Написала реферат про Нагорное кладбище, на месте которого разбили парк ВДНХ, теперь это Нагорный парк. Там она бегает каждое утро.

Покопаться в интернете пришлось изрядно. Светка в общих чертах знала историю, но тут нужно было с датами и фамилиями написать, и времени поиск материалов занял немало – слишком скупо жители Барнаула делились историей своего города.

В результате вместо семи утра Светка проснулась в десять. Порадовалась, что на лекции сегодня идти не нужно, иначе теперь у неё красовался бы пропуск. Быстренько приняла прохладный, если не сказать холодный, душ, выпила стакан тёплой воды с лимоном и мёдом и пошла одеваться для пробежки.

– Ты что так поздно? – спросила Светкина мама, вернувшаяся с ночной смены.

– Проспала, – ответила Светка и, чмокнув маму в щёчку, добавила: – Привет! И пока!..

– Отец тоже проспал? – спросила мама, но Светка уже сунула наушники в уши и включила любимую The Impala.

Снегопада давно уже не было, и дороги были почищены, а тропинки – утоптаны. Бежалось легко до самого Нагорного парка.

После того как Светка полночи просидела над историей этого места, она по-другому смотрела и на строения, и на остатки фундамента, которые по случаю февраля были скрыты снегом, но Светка знала и легко угадывала места, где бетонные островки вспучивали сугробы. Теперь за сугробами она видела разрушенные павильоны ВДНХ.

Светка пробежала по краю смотровой площадки. Внизу, скованная льдом, простиралась красавица Обь, за ней – островки лесочков, рощиц и околков. Там по дыму из труб угадывался микрорайон Затон, а слева вдали по торчащим над горизонтом трубам и многоэтажкам, Новоалтайск.

По Оби шёл ровной полосой след снегохода – из Барнаула в Затон. У противоположного берега рассыпанными чёрными точками сидели рыбаки.

День был замечательный! Небо голубое! Солнышко ласковое! Морозец не сильный! И почти без ветра…

На смотровой площадке, в самой высокой точке, неподалёку от семиметровых букв «БАРНАУЛ», остановился серебристый «хёндай».

Многие гости города отмечают, что буквы очень напоминают знаменитый памятный знак на Голливудских холмах в Лос-Анджелесе, однако в Барнауле круче! Надпись «Голливуд» состоит из плоских букв, а у тут – из объёмных. Барнаульские буквы подсвечиваются и видны за много километров.

Из «хёндая» вышел мужчина, открыл багажник и достал сложенную инвалидную коляску. Развернул её и поставил, чтоб не катилась. Потом открыл заднюю дверь и долго возился в салоне машины.

Светка уже подбежала к самым буквам, когда мужчина вынул из машины ребёнка лет семи и аккуратно посадил его в коляску. Начал медленно пристёгивать…

Девушка внутренне почувствовала, как мужчина напрягся. Поэтому она поздоровалась максимально дружелюбно.

Мужчина ответил ей сдержанно, не поднимая головы от ремней, которыми пристёгивал к коляске ребёнка.

Светка остановилась на том краю смотровой площадки, где открывался вид на Барнаул, полюбовалась городом, широко раскинувшимся внизу, и побежала назад, всем видом показывая, что ей нет никакого дела до мужчины и его, видимо, больного сына или дочки – Светка не поняла кого, а разглядывать не стала. Она бежала и думала: зачем он привёз сюда ребёнка? Морозить больного?.. С другой стороны, может, ему будет приятно увидеть всю эту красоту? Светке же было приятно. Но поймёт ли больной ребёнок всё, что отец хочет показать ему? А вдруг он умственно отсталый? Хотя почему сразу отсталый?.. Может, у него проблемы только с опорно-двигательным аппаратом? А так он умненький… Есть же Стивен Хокинг… Хотя он не с самого детства в коляске…

Так ни до чего не додумавшись, Светка добежала до своротка на дорожку, ведущую к выходу из парка. Оглянулась на всякий случай. Мужчина катил коляску там, где Светка только что пробежала.

Едва она повернула, как её осенило – вот же конноспортивный клуб! Сюда же часто родители аутичных и ДЦП-ешных детей привозят, на лошадках катают! Говорят, что помогает. Светка нахмурилась, вспоминая название такого вида лечения… Иппотерапия! Недавно по телику про неё рассказывали.

Выходит, папа везёт больного ребёнка для лечения лошадками.

Причём не просто подъехал на машине к самому клубу, а остановился в красивом месте и показал своему малышу красоту Барнаула, величие Оби и огромный простор!

На душе у Светки потеплело – какие всё-таки замечательные есть люди!

Может, конечно, всё совсем не так, и мужчина с другими мыслями привёз ребёнка-инвалида на смотровую площадку, но Светка думать об этом не хотела. И так последнее время что-то странное стало происходить… со зрением. Но не с городом же?! Как будто раздваивается город. И не просто раздваивается, а делится на два разных Барнаула – один красивый, другой – отстойный. Уже месяц, как это началось. После…

Светка снова поморщилась, теперь уже от воспоминания…

Но она относилась к тем людям, которые ищут причины неприятностей и проблем в себе, а не сваливают их на окружающих или предметы. И уж тем более на город. Поэтому, отбросив дурные мысли, Светка прибавила скорости.

Прибежав домой, она разделась, взяла полотенце и открыла двери в душ. На какой-то момент ей показалось, что за дверью неоштукатуренная пристройка и никакого душа нет. Да и пристройка напоминает чулан. Светка тряхнула головой, включила водонагреватель и шагнула в ванную, отделанную красивым кафелем салатового цвета со вставленными плиточками с рисунком и бордюрчиком по периметру.

Стоя под горячим душем, она думала о том, что происходит у неё со зрением и кому нужно показаться: окулисту или психологу?

Но когда вытерлась мягким полотенцем, оделась и села есть, прокручивая на смартфоне ленту новостей, странности зрения ушли на второй план.

Мама ворчала по поводу того, что, когда кушаешь, нужно видеть, что ты ешь. Но это был привычный фон, и Светка, не обращая на него никакого внимания, читала сообщения в чате – Коля звал на премьеру «Пятидесяти оттенков серого».

Светка уже почитала отзывы, противоречивые, как и ожидалось, и решила, что ничего не потеряет, если сходит. Тем более что Катя куда-то запропастилась и на эсэмэс не отвечает. Она вообще в последнее время изменилась. А всё та поездка на шашлыки, после которой у Светки и начались странности со зрением.

Светка тогда сделала всё, чтобы привлечь внимание Кати. Сначала веселилась, была в центре, ждала, что Катя присоединится к ней. Зажигали они обычно вдвоём. Но подруга прилипла к своему Пашке! Светка почувствовала себя брошенной и одинокой и уехала домой. Потом удивлялась, с чего это Катя решила, что Светка приревновала её к Пашке. Было б к кому! Появился непонятно откуда, прилип к подруге, весь такой слащавый и неискренний. Сразу было понятно, что ему что-то от Кати нужно. Но самое противное было то, что Катя этого не замечала и от Светкиных слов отмахивалась.

Всю ленту новостей было не прокрутить – слишком много интересных страничек добавлено в закладки. Поэтому Светка допила чай, написала Коле: «В кино идём, покупай билеты», отключила экран смартфона и пошла просить у мамы деньги.

Коля купил билеты в ТРЦ «Огни», и хотя до сеанса оставалось целых два часа, Светка вышла из дома и, чтобы протянуть время, решила поехать не на метро, а на трамвае. С Горы до «Огней» далековато и добираться на трамвае долго – чуть больше часа на дорогу, – зато на седьмом маршруте без пересадок.

Раньше времени приехать Светка не боялась – в «Огнях» всегда есть чем заняться. В крайнем случае можно походить по торговым павильонам, посмотреть, что новенького завезли. Ну, или посидеть в кафе, хоть в том же KFC. Кстати, именно там с Колей и договорились встретиться.

И Коля ждал её. Он со скучающим видом сидел за столиком и потягивал колу.

Светка махнула ему и направилась к кассе, купила себе латте и уже со стаканом подошла к столику.

– Привет, – сказала Светка, ставя стакан на столик и расстёгивая пуховичок.

– Хай! – в приветствии приподнял ладонь Коля. – Где Катюха потерялась?

– Самой бы знать. Сколько у нас времени? – спросила Светка, усаживаясь за столик.

Коля глянул на мобильник.

– Ещё целая вечность, которая продлится двадцать восемь минут.

Светка сняла со стакана крышечку и глотнула кофе.

После кино ехали в трамвае и смеялись.

– Светлана, не кусай губу! Ты же знаешь, как это на меня действует! – с деланной страстью говорил Коля.

– Это не я. Это моя внутренняя богиня… – нарочито смущённо отвечала Светка.

– Странные у твоей внутренней богини вкусы, – не унимался Коля.

– У неё вкусы специфичные. Ты не поймёшь, – многозначительно качала головой Светка.

– Посвяти же меня в них! – восклицал Коля.

– Больной ублюдок… – смеялась Светка.

За смехом и шутками доехали до Октябрьской площади. Решили прогуляться по Ленинскому проспекту, по аллее. День был чудесный, солнечный. Лёгкий морозец только добавлял очарования. У ТРЦ «Россия» купили в киоске по мороженому, снова вернулись на аллею.

Светка доела мороженое и направилась к урне, чтобы выбросить обёртку. И внезапно остановилась – ей вдруг привиделось, что урны нет. Вместо неё на грязном снегу лежит куча мусора, скамейка рядом сломана.

Беспомощно оглянулась: вокруг шли хмурые, неприветливые люди, дома были обшарпанные, с облезшей краской и с проступающими слоями прошлых побелок. Деревья – обрубленные в высокие пеньки тополя – жалкие и уродливые. Машины по проспекту ехали ржавые, дребезжащие, нещадно чадящие. Так, что дышать было нечем. А Коля стоял обкуренный и с бутылкой пива вместо мороженого.

Светка тряхнула головой, и снова засияло солнышко, заулыбались прохожие, дома стали чистыми, машины красивыми, а Коля… Коля с недоумением смотрел на подругу.

– Ты чего? – спросил он озабоченно.

– Да просто, привиделось, – ответила Светка и бросила бумажку в урну, которая, конечно же, стояла на месте. А куда б она делась?

Дальше некоторое время шли молча. Светка переваривала видение. Она в последнее время часто видела что-то подобное. Но так ярко – впервые. А Коля просто шёл рядом.

Наконец он спросил осторожно:

– Что-то случилось?

– Наверное, я схожу с ума, – ответила Светка.

– В чём это проявляется?

– Я стала видеть глюки.

– Обкурилась, что ли?

– Ты идиот? Я не употребляю наркотики!

– А что за картинки?

– Да иногда вдруг начинает казаться, что город другой. Так-то он тот же, и улицы те же, только…

– …только всё какое-то грязное и мрачное?

– А ты откуда знаешь?

Коля пожал плечами.

– Похоже, мы с тобой одной фигнёй болеем. Опа! Смотри, а вон наша Катерина со своим хахелем.

Светка посмотрела в сторону ЦУМа, куда показал Коля. Катя и Пашка стояли друг против друга и ссорились. Катя махала руками и, судя по всему, кричала на Пашку. Он пытался её успокоить, хватал за рукав, она вырывалась, и всё шло на новый круг.

Увидеть их ссорящимися Светка ожидала меньше всего. И хотя где-то в глубине души она обрадовалась, но за подругу было обидно – поссориться со своим парнем в день святого Валентина… Ещё один плюсик в копилочку неприязни к Пашке.

Светка рванула к ближайшему пешеходному переходу. Коля побежал следом.

Глава 3

Катя обернулась и увидела, как к ним с Пашкой сквозь толпу приближается парочка фриков. И не просто какие-то левые, а её друзья Светка и Коля. Те, с кем она проводила почти всё свободное время, за исключением тех минут, когда была с Пашкой. И вот милая, добрая, иногда вздорная и очень эмоциональная Светка оказалась вдруг с синими волосами, чёрными губами и ногтями, с пирсингом в носу и на бровях. Она была одета в трикотажную шапку-гондон, серый пуховичок, штаны с длинной мотнёй и угги. А Коля, тайно влюблённый в Катю, она об этом догадывалась и боялась услышать признание, чтобы уже официально не отправить его во френдзону… так вот, Коля, немного шебутной, но умный и весёлый, был с вытатуированной остроконечной бородкой, в центре которой располагался клочок своей, натуральной. На носовой перемычке красовалась подкова пирсинга. Одет он был в обычную зимнюю парку, зато шапка была с ушками. И высокие сапоги на шнуровке с заправленными в них джинсами…

Катя смотрела на друзей, и её лицо вытягивалось от ужаса. Она забыла, о чём только что говорила Пашке, и не слышала, что он отвечал ей.

– Наверное, я схожу с ума, – прошептала Катя.

Ноги её подкосились, и, если бы Пашка не подхватил, она бы упала в грязный истоптанный снег.

А друзья спешили к ней, обрадованные встречей, и Катя не знала, как реагировать, – слишком неожиданный был у них вид. Она прижалась к Пашке, а он обнял её за плечи и, как тогда в квартире, прошептал на ушко:

– Сейчас всё пройдёт, потерпи немного.

Снова всё вокруг закружилось, поплыло, подкатила волна тошноты, но тут же отпрянула, и Катя увидела привычный город. Такой, каким она его знала. Спешащие по своим делам прохожие, озабоченные, но не хмурые, яркие рекламные проспекты, машины чистые, недребезжащие и не воняющие выхлопными газами. Нет, конечно, запах был, но не такой, как несколько минут назад.

И подошли к ним с Пашкой привычные Светка и Коля. Она с длинными русыми волосами, в серебристом пуховичке, с неброским макияжем. И он – без пирсинга и без татуировок, гладко выбритый и в нормальной мужской трикотажной шапочке.

Светка озабоченно смотрела то на подругу, то на Пашку, обнимающего Катю так, словно он защищал её от неведомой опасности и словно не ссорились они несколько минут назад.

Парни протянули друг другу руки, пожали. И повисла неловкая пауза.

Катя снова и снова осматривала друзей – искала и боялась найти следы фриковости. А Светка с Колей молчали, чувствуя неловкость.

Наконец Светка спросила:

– Что-то случилось? Ты смотришь так, будто в первый раз нас видишь…

И тут Катя расплакалась. Она была счастлива услышать такой родной, такой знакомый голос подруги.

Светка буквально вырвала Катю из Пашкиных рук, обняла её и, успокаивая, строго спросила у Пашки:

– Ты чего с ней сделал?

Пашка пожал плечами, сочувственно глядя на Катю.

Прохожие начали оборачиваться на рыдающую девушку и друзей рядом с ней.

И тут Коля, который не любил такого внимания, предложил:

– А не пойти ли нам куда-нибудь отсюда? В кафешку там или не знаю… Новый квест открыли… Называется «Машина времени».

Пашка с преувеличенным восторгом поддержал Колино предложение.

– А что? Давно мечтал сходить! К тому же сегодня праздник! Давайте развлекаться, наконец! Ты как, Катёнок?

Пашка наклонился к Кате и заглянул в её глаза.

Она с недоумением посмотрела на него – какой квест? Тут друзья меняются как в кино… И город тоже… К врачу нужно идти, а не развлекаться… А, может, как раз и отдыхать, а то, видимо, заучилась совсем…

– А что, нас как раз четверо, – тихо сказала Катя.

– Решено! – мгновенно подхватил Пашка и добавил: – Коля, веди!

Пока шли к остановке, Коля восторженно читал со смартфона описание квеста, добавляя свои комментарии:

– Представляете, сеттинг такой: потратив всю свою жизнь на изобретение машины времени, гениальный учёный добился успеха! Осталось только поставить изобретение на конвейер. Но наш учёный попал в реанимацию с тяжелым заболеванием! И помочь ему может только лекарство, изобретённое в другом времени. Группа учёных-практикантов – это мы с вами, – Коля развёл руками, показывая на друзей, – используя уникальную машину, отправляется искать лекарство, чтобы спасти гения. И на поиски у нас всего лишь один час!..

Катя, несмотря на то что родилась и выросла в Барнауле и родители её были живы и здоровы, жила отдельно. Когда она уже сдавала ЕГЭ, умерла бабушка, папина мама, и её однокомнатная квартира на Потоке оказалась свободна. Поначалу родители и мысли не допускали о том, чтобы в ней кому-то жить – хоть своим, хоть посторонним. Боль от утраты бабушки была очень сильна.

Но время шло. Катя окончила школу и поступила в университет. Посторонних людей в бабушкину квартиру по-прежнему пускать не хотели, а вот предложение Кати, пожить самостоятельно, одобрили. И в начале сентября прошлого года Катя переехала от родителей. Всё-таки второй курс – не первый, Катя в учёбу уже втянулась, и родители решили, что дочка должна попробовать жить самостоятельно.

Но «самостоятельно» было только на словах. Мама, особенно поначалу, приезжала часто. Проверяла холодильник, смотрела, как в доме, чисто ли? Проверяла, чем Катя питается, не водит ли друзей, не шумят ли они по вечерам… Соседи не жаловались.

В конце концов Катя возмутилась: разрешили жить самостоятельно, так дайте эту самостоятельность! Ну, ладно, не полную – деньги Катя пока сама не зарабатывала. Да и за учёбу платили родители, как и за квартиру. Но доверия со стороны мамы и папы хотелось бы побольше.

Может, мама устала ездить на другой конец города, а может, убедилась, что дочери можно доверять, но родительский контроль снизился, а посещения мамы сократились до одного раза в неделю. Плюс переписка «ВКонтакте», звонки и эсэмэс.

Когда вышли из здания, где проходили квест, Катя накинулась на Пашку:

– Ты зачем сломал Тардис?

– Я не виноват! – оправдывался Пашка. – Я Светлану спасал. Она застряла в чуланчике, и у неё начиналась клаустрофобия. Я торопился. А ключа не было… А кулон по форме подошёл…

– Да не так уж я и боялась, – встряла довольная Светка.

– Но визжала отменно, – засмеялся Коля. И добавил, передразнивая: «Спасите меня! Спасите! Тут пауки! Они ядовитые! Они меня съедят!»

– Уж и повизжать нельзя! Хорошо, что Пашка заметил, что кулон подходит. Но замок мы им, конечно, сломали, – смущённо засмеялась Светка.

– Пусть в другой раз ключ на видное место вешают! – заключил Коля. – А Пашка молодец – не растерялся!

– Кулон жалко. Я мечтала о таком, – вздохнула Катя.

– Я тебе другой подарю, ещё лучше! – шепнул Кате Пашка.

– Лучше только настоящая Тардис, – кокетливо заявила Катя.

Пашка смутился и крепче обнял свою любимую.

Было легко и весело. Все сегодняшние события отошли в сторону, уплыли, забылись. Но не могло ведь такое произойти на самом деле? Подумать только: спецслужбы, выломанные двери, глюки… Это всё из кино. А вот тут – реальный квест про машину времени. Всё ясно и понятно. Вот они, друзья. Наконец-то Светка и Пашка идут рядом, делятся впечатлениями. И не ругаются! И Светка улыбается… Всё хорошо, на улице сумерки – волшебное время. День святого Валентина. Начался так странно, зато теперь вот хорошо. Наверное, это тоже был такой квест. Наверное, Пашка подстроил. Спецназ, это надо же?! Какой он выдумщик, этот Пашка…

Уже подходили к Ленинскому, когда Светка достала мобильник.

– Надо бы включить звук…

– Точно! – подхватила Катя и тоже достала смартфон.

На экране горело восемнадцать пропущенных вызовов от мамы.

Катя набрала мамин номер. Не успел пойти дозвон, как мама закричала:

– Доча! Что с тобой! Ты где? Что происходит! Господи, я так волновалась! Почему ты не отвечаешь? Ты жива? С тобой всё в порядке? Катя, ответь! Что случилось?

– Мам, ты чего? – спросила ошарашенная Катя. – У меня всё в порядке. Что случилось…

– Господи, живая! Отец, Катюша живая. Где ты доченька?

– Мам, да что происходит? – спросила Катя и похолодела.

Она точно помнила, как закрывала дверь в своей квартире, запирала её на замок… И так же хорошо помнила, как спецназовцы вышибли дверь. Вспомнила бегство по страшному Барнаулу – трамвай, хамку учительницу, толкнувшего мужика…

И тут вдруг представила, как маму хватают спецназовцы.

– Мама, с вами всё в порядке? – закричала Катя.

Друзья давно уже остановились и слышали разговор Кати по телефону, начали перешёптываться.

– Что случилось? – спросила Светка у Коли.

– Не знаю, – ответил Коля, бросая хмурые взгляды на Пашку.

А Пашка стоял и молчал.

Тем временем Катя слушала, как мама в трубку рассказывала, как она пришла, а там дверь… а Катя не берёт трубку… А полиция… А они с папой… А Иван… А Катя… А потом… И снова Катя не берёт трубку… А они уже обзвонили больницы и морги… А оперативники… А следователь спрашивает, а мама ничего ему сказать не может… А Катя не отвечает…

– Мама, я сейчас приеду, – сказала Катя и отключила смартфон.

Но Пашка неожиданно твёрдо сказал:

– Нет.

– Что нет? – не поняла Катя.

– Ты не поедешь туда. Тебя там ждут.

– Ну да, мама и папа ждут меня.

– Не только мама и папа…

Катя почувствовала, что земля уходит из-под ног, мир поплыл, подкатила тошнота. В следующий миг в нос ударил запах от мусорных контейнеров, здания рядом оказались обшарпанными, с глубокими трещинами в стенах, в аварийном состоянии. Было странно, что они ещё не развалились. В окнах уже включили свет. В этих аварийных домах люди жили! На деревьях: и на том, рядом с которым стояли Катя с друзьями, и на соседних появились объявления, освещённые тусклым светом фонаря. Надпись, напечатанная крупными буквами на жёлтой бумаге, гласила: «Спайс, скорость, соль», а ниже мелким шрифтом: «У ваших близких зависимость? Мы вам поможем!» – и номер телефона. На всех объявлениях одно и то же…

Катя закрыла глаза и вжала голову в плечи. Она боялась посмотреть на друзей, она боялась увидеть здесь, в полутёмном переулке, рядом с мусорными баками и объявлением то ли совсем обнаглевших наркодилеров, то ли не в меру креативных борцов с незаконным оборотом наркотиков… Катя боялась здесь и сейчас увидеть вместо своих друзей фриков. А ещё больше боялась увидеть, в кого превратился её Пашка.

Пашка! Катя взглянула на своего парня и обмерла.

Он стоял побледневший, неподвижный. Взгляд его был направлен в себя, словно Пашка сам с собою вёл горячую беседу. Он как будто бы не видел ни Катю, ни Светку с Колей.

Друзья тоже заметили перемену, произошедшую с ним.

– Эй, ты чего? – настороженно спросила Светка и подёргала Пашку за рукав. Но он не отреагировал.

– Паш, – позвала Катя. Ей стало страшно, на глазах выступили слёзы.

Но тут Пашка встрепенулся. И как ни в чём не бывало повернулся к Кате.

– Тебе не надо ехать к родителям, – строго сказал он. – Это опасно.

Глава 4

Алла Игоревна не собиралась ехать к дочери – сегодня ведь был день святого Валентина, а Катя в последнее время начала встречаться с молодым человеком. Оказаться в неудобной ситуации или перед запертой дверью – кому понравится? Но подвис час. На работу возвращаться смысла не имело, а база, куда она поехала, оказалась закрыта, как гласило объявление: «По техническим причинам», и должна была открыться сразу после обеда. База находилась неподалёку от свекровиной квартиры, в которой теперь жила Катя. Расценив, что тут сама судьба настаивает, Алла Игоревна въехала на своей «хонде» во двор девятиэтажки.

Во дворе стояло несколько группок людей, которые что-то оживлённо обсуждали. Несмотря на яркое по-весеннему солнышко и праздничный день, лица людей были озабоченными и хмурыми.

Когда Алла Игоревна вышла из машины и направилась в подъезд, её проводили любопытные взгляды, но никто не подошёл, хотя среди зевак были соседи, которые знали и Аллу Игоревну, и её покойную свекровь, и Катю.

Алла Игоревна поздоровалась, ей ответили сдержанными кивками.

Сердце её тревожно забилось, и она поспешила к дочери.

Лифт не работал, и Алла Игоревна, обгоняя сердцебиение, взбежала на четвёртый этаж. Ни на лестнице, ни на лестничной площадке ей не встретилось ни одного человека. Тем не менее было странное ощущение, что за ней наблюдают. Это, а также стремящееся вырваться наружу сердце плюс внезапно нахлынувший непонятный страх, заставили её на последнем пролёте сбавить шаг.

Едва Алла Игоревна увидела вышибленную дверь, как ноги у неё подкосились, и она упала в обморок.

Она не знала, сколько пролежала – минуту, час, целую вечность?.. Когда очнулась, по-прежнему на лестничной площадке никого не было. Трясущимися руками достала из сумочки телефон и набрала номер Кати. Абонент не отвечал.

Держась за стенку, Алла Игоревна поднялась на дрожащие ноги. Нужно было войти в квартиру и узнать судьбу дочери. Воображение тут же подсунуло Алле Игоревне картину, в которой Катя лежит растерзанная, обезображенная и необратимо мёртвая. И тогда из глаз хлынули слёзы.

Усилием воли Алла Игоревна отогнала страшную картину. На её место тут же пришла другая, в которой Катю схватили бандиты и теперь пытают и насилуют, а потом расчленят и закопают, и Алла Игоревна никогда не найдёт дочку.

– Только не это! – прошептала встревоженная мать, а воображение услужливо подсунуло следующую картину: Катя похищена, сидит, пристёгнутая к батарее, а похитители требуют выкуп.

– Где ж я возьму такие деньги? – с ужасом прошептала Алла Игоревна, переступая порог квартиры и стараясь не задеть вышибленную дверь.

Сложнее всего было войти в квартиру. Внутри передвигаться стало и легче, и тяжелее. Легче, потому что дома и стены помогают, а тяжелее, потому что Кати нигде не было.

Алла Игоревна обошла комнату, заглянула в ванную и в туалет, прошла на кухню и опустилась в бессилии на табурет.

В виски долбило, а в горле застряли рыдания, их наглухо перекрыли ужас и страх за дочку.

Алла Игоревна положила руки на колени и увидела, что держит смартфон. С трудом попадая на цифры, набрала номер Кати. Номер по-прежнему не отвечал. Тогда она набрала мужа.

– Отец, Катю похитили, – сказала Алла Игоревна в трубку и разрыдалась.

Денис Владимирович что-то спрашивал, потом кричал, но Алла Игоревна его не слышала. Она сидела, уронив голову на стол, и безутешно плакала.

***

Денис Владимирович, Катин папа, едва добился от супруги, где она находится, вызвал туда полицию. Садясь в такси, вспомнил про соседку Анну Михайловну, которая работала следователем, в другом, правда, районе, но тем не менее. Хрупкая молодая женщина с длинными тёмными волосами не была похожа на киношного опера, и Денис Владимирович при встрече подсмеивался: «Тебя как, кобура не перетягивает? Может, тебе коромысло подарить? С одной стороны, будет табельное оружие, а с другой… ну хоть пакет с продуктами». Соседка, капитан юстиции, молчала и дежурно улыбалась. «Ну какой ты опер? Тебя ж любой хулиган щелчком сдует, ещё и оружие заберёт!» – не унимался Денис Владимирович.

И вот теперь благодарил Бога за то, что записал номер телефона соседки…

– Слушаю, – по-девичьи звонко ответила капитан Буркова.

– Аннушка, у нас беда. Кажется, Катю похитили…

– Полицию на место происшествия вызвали? Заявление написали?

– Вызвал. Я сейчас еду туда. Заявление ещё не написали.

– Напишите заявление. Потом скажете мне фамилию следователя, который будет вести дело.

Ободрённый Денис Владимирович отключил телефон и сунул его в карман куртки.

К дому такси подъехало одновременно с полицейской машиной. В лифт Денис Владимирович вошёл вместе с двумя девушками в форме и мужчиной в гражданской одежде. Одна прижимала к себе папку, другая держала большой и, судя по всему, тяжёлый металлический чемодан-кофр. Денис Владимирович видел, как эти девушки вышли из полицейской машины, и догадался, что это и есть следователь и эксперт, а мужчина – оперативник.

«Куда катится мир?» – думал Денис Владимирович, исподтишка разглядывая следственную бригаду в лифте.

– Вы в шестнадцатую? – спросил он.

Девушка с папкой вопросительно посмотрела на него.

– Я хозяин квартиры, – пояснил Денис Владимирович, не дожидаясь вопросов.

– Старший следователь прокуратуры Воронова, – представилась девушка с папкой. Потом указала на мужчину. – Оперуполномоченный Синицын. Эксперт Галкина, – взгляд перекочевал на девушку с чемоданом. – Следственная бригада…

Голос следователя был приятным, мягким, домашним. Денис Владимирович подавил улыбку – неизвестно пока насчёт следственной, а вот птичья – точно!

Но Денис Владимирович сразу же потерял интерес и к птицам, едва вышел из лифта и увидел вышибленную дверь. Он побледнел и, сразу как-то ссутулившись, рванул внутрь.

Девушка с чемоданчиком осталась осматривать лестничную площадку и дверь, снимать отпечатки, фотографировать, а девушка с папкой и мужчина вошли в квартиру вслед за Денисом Владимировичем.

Алла Игоревна плакала на кухне, она была в квартире одна.

«По логике тут должны бы хлопотать сердобольные любопытные соседки, – подумал Денис Владимирович. – А никого нет…»

– Что случилось? – кинулся он к жене.

Та поднялась, но только для того, чтобы упасть в объятия мужа:

– Катеньки нигде нету… – зарыдала Алла Игоревна теперь уже в голос.

– Старший следователь прокуратуры Воронова. Вы хозяйка? Почему решили, что ваша дочь похищена?

Голос следователя был мягкий и в то же время жёсткий, требующий подчинения. Он заставлял успокоиться, взять в себя в руки и без лишних эмоций начать выкладывать всё, что знаешь.

Денис Владимирович и Алла Игоревна переглянулись, и она, всхлипывая, начала рассказывать.

Хотя рассказывать, собственно, было нечего. Пришла, увидела, позвонила, не отвечает, снова позвонила, и снова результат один – не отвечает. Потом позвонила мужу, и пока он ехал, позвонила сыну Ивану, он со своей невестой Ириной в Горной Шории – на сноуборде кататься поехали. Зачем звонила Ивану? Ну так горе же!..

Денис Владимирович обнимал жену и оглядывался – квартира, опустевшая после смерти его мамы, снова ожила и преобразилась, когда в неё вселилась Катя. Вроде и мебель осталась та же. Но стала выглядеть по-молодёжному. Конечно, Катя, с разрешения родителей, кое-что повыкидывала, сделала перестановку. Ремонта затевать не стала, потому что он был недавно – незадолго до смерти мама Дениса Владимировича настояла, чтобы ей во всей квартире побелили потолки и поменяли обои. Возможно, Катя выбрала бы другие обои, но у самой у неё денег нет, а родители не дали бы. Поэтому Катя и не просила. Ограничилась перестановкой и новыми портьерами. И тем не менее квартира преобразилась. Даже запах изменился. Теперь тут пахло мягкими нежными духами и косметикой. А ещё корицей. Её Катя любила и в кефире, и в каше, и в печенье. И вроде готовила только для себя, то есть немного и нечасто, а запах поселился и прижился.

Денис Владимирович заметил, что сейчас всё изменилось. Нет, квартира была та же. Та же мебель, те же портьеры. Так же брошен на диване халатик. Не помытая чашка около раковины, в ней недопитый чай. На кухонном столе два размороженных куриных бёдрышка. Видимо, Катя хотела пожарить. Было такое ощущение, что молодая хозяйка пошла вынести мусор и сейчас вернётся… И если бы не вышибленная дверь, то и волноваться было бы не о чем.

Денис Владимирович смотрел по сторонам и пытался понять, что же тут не так, вроде всё как обычно… Но что-то было совсем не то… Чего-то тут не хватало. Чего-то важного… кроме Кати, конечно.

На кухню вошла эксперт и сказала потихоньку следователю Вороновой, что с дверью она закончила и ей нужны отпечатки хозяев, чтобы выделить чужие, и нужно снять отпечатки на кухне.

Денис Владимирович, и Алла Игоревна протянули ладони эксперту Галкиной. Её бессуетная деловитость помогла Денису Владимировичу осознать свои ощущения, и, когда следователь спросила, не пропало ли чего из вещей, он ответил:

– Вещи вроде на месте, а вот запах…

– Что с запахом? – поинтересовалась следователь, давая знак эксперту взять пробы воздуха.

– Он исчез…

Алла Игоревна с удивлением посмотрела на мужа и добавила:

– А ведь точно, запах корицы… Катенька любит её и толкает во все блюда. И духами её не пахнет. И вообще, запах тут чужой… какой-то горький… и… тухлый.

Следователь записала эту деталь и продолжила опрос:

– А в каких отношениях вы были с вашей дочерью?.. Почему она жила отдельно?.. Она же ещё студентка?.. С кем ваша дочь общалась?..

Следователь спрашивала, родители отвечали, эксперт искала следы преступления, а оперуполномоченный обходил соседей.

Соседи говорили о грохоте, видели мужчин в камуфляже, видели, как к Кате пришёл молодой человек, но никто не видел, чтобы он и Катя выходили из квартиры…

Совсем расстроенный, Денис Владимирович мельком глянул на входную дверь, и ему показалось, что она стоит на месте, только какая-то старая и обшарпанная. Он протёр глаза – нет, дверь лежала на полу в прихожей.

– Какие люди сознательные, – сказал он жене и следователю. – Неизвестно, сколько двери не было, а никто в квартиру не вошёл…

– Да, я тоже это заметила, – сказала следователь и, обратившись к помощникам, спросила: – Вы всё?

Те подтвердили, что все необходимые следственные действия проведены.

Следователь Воронова попросила хозяев подписать бумаги, дала им визитку, проинструктировала, куда обращаться, если появится новая информация. И, уже выходя из квартиры, пожаловалась эксперту:

– Ничего не пойму, в глазах как будто двоится…

– У меня тоже, – согласилась с ней коллега.

– А у меня только в квартире, – поддержал разговор оперуполномоченный. – А в подъезде нормально всё.

– Нужно будет проверить воздух на токсины, – сказала эксперт, поднимая тяжёлый чемодан-кофр и заходя в лифт.

Глава 5

– Тебе не надо ехать к родителям, – повторил Пашка. – Это опасно.

Его слова вызвали у Кати возмущение, словно горячая волна поднялась у неё внутри, обожгла, заставила выпрямиться, взять себя в руки и иначе взглянуть на происходящее.

Обшарпанные здания снова стали отремонтированными. Площадка с мусорными контейнерами теперь была огорожена, а сами контейнеры – пустыми, и запаха от них практически не было. Объявления про спайс, скорость и соль исчезли, а улица была теперь хорошо освещена, асфальт целый, снег убран.

Вместе с преобразовавшимся городом Катя почувствовала злость и ярость. Весь сегодняшний день она была игрушкой в чужих руках, её куда-то тащили, куда-то везли. За ней кто-то гнался…

Ладно бы только с ней происходили все эти странности, но родители-то при чём? Неужели Пашка не понимает, что шутка затянулась? Одно дело разыгрывать её, Катю! Это даже интересно – поиграть… К примеру, в постапокалипсис или в супершпионов… Этакое реалити-шоу. Хотя можно было бы правила рассказать заранее. Ну, допустим, хотел устроить сюрприз. А что? Это даже прикольно! Интересно даже, как у него получилось всё организовать… изменения города, например…

Но вовлекать в эти игры родителей! Это было уже слишком! Или Пашка не понимает, что у любых игр должны быть границы?

Катя повернулась к Пашке и попыталась объяснить:

– Ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь! – возразил Пашка. – Тебя там убьют…

Но он не успел договорить, его перебил Коля:

– Ты куда её втянул, гад?

В голосе Коли была угроза и ненависть, а сам он вышел вперёд, закрывая Катю собой. Рядом с ним, между Катей и Пашкой, встала и Светка. Она ничего не говорила. Однако всем своим видом давала понять, что шутки закончились, что подругу в обиду она не даст.

Пашка растерялся. Он под напором Светки и Коли отступил на шаг и попытался объяснить:

– Вы не понимаете. Они ни перед чем не остановятся. Это же машины-убийцы, а не люди… Идти к родителям неразумно! – И добавил, обращаясь к Кате: – Мы сбили их со следа, а ты хочешь прийти к ним в лапы… Сама! Они же ни перед чем не остановятся!

Катя раздвинула друзей и шагнула вперёд.

– Ты извини, Паша. Я… очень хорошо к тебе отношусь… Но там мама и папа. Я их не оставлю. Тем более если там опасно. Это же мама и папа! Как ты не понимаешь?!

Катя развернулась и решительно направилась к Ленинскому проспекту, к остановке метро, что у Дома быта. Светка и Коля пошли за ней, так же решительно. Пашка остался стоять.

– Я же люблю тебя! Я же ради тебя стараюсь! Я же не могу без тебя! – крикнул он вслед Кате.

– Я маму с папой тоже люблю и тоже не могу без них, – ответила Катя через плечо.

Город светился, машины спешили по проспекту. По мосту через железнодорожные пути гуляли парочки, любовались на скульптуры лебедей, сидящих на трубе теплотрассы, выполненные в разных стилях и из разных материалов. Рядом с птицами изящных линий, созданными профессионалами, на трубе теплотрассы сидели лебеди попроще, но сотворённые с не меньшей любовью и душевностью. И лебеди, и парочки были хорошо освещены фонарями, что украшали мост.

Первого лебедя в 2005 году ко Дню города сделал известный тренер, один из основателей школы самбо в Барнауле. К причудливо изогнутой трубе на мосту он приделал голову, крылья и хвост.

Первой же ночью лебедя подожгли.

Тренер воссоздал белокрылую птицу.

Её опять сожгли.

Потом снова…

И ещё раз…

Противостояние тренера с вандалами длилось несколько лет. Тренер оказался настоящим борцом и восстанавливал лебедя снова и снова.

А город напряжённо следил за этой схваткой. И если поначалу тренера считали чудаком, то со временем всё больше и больше жителей становилось на его сторону. Лебедю дали имя – Андрюша. А в 2009 году подарили белокрылую подругу.

А еще через три года, к 75-летию края, была объявлена акция «Лебединая верность», и на трубе «расселась» целая стая разномастых лебедей, сделанных горожанами.

И тогда вандалы отступили.

И вот сейчас, глядя на эти «разношёрстные» скульптуры, Кате хотелось плакать. Она впервые поссорилась с Пашкой. Ещё сегодня утром ей казалось, что он – тот единственный, с кем всю жизнь…

Катя вздохнула – неужели, она ошиблась в Пашке? Придумала себе героя, а он на самом деле не такой. Кате хотелось умереть. Что ж, если там её ждут, то и пусть…

– Не вздыхай, подруга! – Светка взяла Катю под руку. – Прорвёмся! Правда, Коль?

– Конечно! – согласился счастливый Коля и тоже взял Катю под руку.

Друзья спустились в подземный переход и пошли на эскалатор к станции метро. Здесь, на станции «Дом быта», красной Ленинской линии, был музей мозаики. Тут собрали мозаичные пано со старых зданий и с речного вокзала, который перестроили… Отовсюду. Спрятанная под землёй мозаика была защищена от сурового сибирского климата и в то же время открыта всем желающим полюбоваться на мастерство давних жителей Барнаула.

***

Катя с Пашей познакомились незадолго до Нового года в барнаульском планетарии на лекции о строении Вселенной. Катя пришла со Светкой, пообещав потом сходить с ней в кино на мелодраму.

В просмотровом зале, когда лекция уже началась, рядом с Катей в кресло, обитое бархатом цвета индиго, извиняясь и привлекая к себе чуть больше внимания, чем было необходимо, сел молодой человек. Он внимательно слушал лекцию, но, когда лектор заговорила о теории струн как о последнем достижении науки, фыркнул и пробормотал:

– Детский сад! Такое ощущение, что они ничего не слышали про теорию мембран.

Катя с удивлением посмотрела на молодого человека и увидела, что он симпатичный. И умный!

А молодой человек, как бы застеснявшись своего выпада, протянул Кате руку и шёпотом сказал:

– Меня зовут Пашка. А вас?

С лекции уходили втроём. Пашка рассказывал о теории мембран, Катя заинтересованно слушала, Светка тяжело вздыхала и закатывала глазки, мол, неужели на лекции не надоело?

Расстались около Катиного дома. Пашка ушёл с явной неохотой. Едва он скрылся за поворотом, Светка назидательно заявила:

– Нельзя быть такой легкомысленной, подруга!

– Ты просто ревнуешь и завидуешь, – засмеялась Катя. – Мальчик и симпатичный, и умный! Не часто таких встретишь!

Светка в ответ фыркнула и состроила гримасу.

Не успела Катя зайти домой, как от Пашки пришло предложение добавить его в друзья в «ВКонтакте» и сообщение: «Сегодня была самая незабываемая лекция! »

«Как быстро он меня нашёл!» – подумала Катя и набрала на клавиатуре: «Теория мембран так многогранна ».

Потом Катя и Пашка гуляли по вечерам, когда у Кати заканчивались занятия в университете, а у Пашки заканчивался рабочий день – он работал в небольшой строительной конторе бухгалтером. Катя никак не могла представить Пашку в этой роли и иногда подшучивала над ним. Пашка улыбался и переводил разговор на звёзды или, если это не помогало, на музыку. Оказалось, что оба любят слушать The Impala.

Иногда Пашка путался в простых бытовых ситуациях. Например, мог растеряться в небольшом магазинчике, где продавец сам подаёт продукты, или на улочке, где не было указателей… Но он всегда так мило над этим прикалывался…

Накануне дня всех влюблённых Пашка позвал Катю на шашлыки, сказал, что собирается небольшая тёплая компания его сослуживцев. Все – молодёжь, люди весёлые, компанейские! Катя может позвать с собой двух-трёх друзей, чтобы было веселее.

Светка, выслушав Катю, заявила категорически:

– Одну не пущу! Кто его знает, что у него в голове? Может, маньяк какой-то.

Катя засмеялась:

– Какой маньяк? Мы даже не целовались ещё.

– Вот именно! Вы сколько уже встречаетесь?

– Месяц почти… Мы просто гуляем. Не как пара…

– Вот это и странно! Нормальные парни уже на первом, самое позднее на втором свидании облапают всю и целоваться лезут. А этот? Может, он неполноценный?

– Светка, не говори ерунды! Просто он серьёзный. И к отношениям серьёзно относится. И на шашлыки сказал позвать друзей. Если бы маньяк был, то не стал бы звать свидетелей. Кстати, поедешь?

– Да уж одну тебя не отпущу! – отрезала Светка.

Ехать решено было к ленточному бору. С объездной дороги были накатаны спуски в лес – небольшие и недалеко. Ну так в январе далеко и не проедешь – чуток от дороги, и всё… На безлесом взгорочке снега немного. Для шашлыков очень удобная площадка.

Установили мангал, раскладной столик. Достали припасы. Включили автомобильную магнитолу, и веселье началось. Танцевали, играли в снежки, в догоняшки… Ели шашлыки, овощи, фрукты, немного выпивали.

Пашка не отходил от Кати: первая шпажка – ей. Самое красивое яблочко – тоже ей. Танцевать – само собой. Друзья незлобно подшучивали, но Пашка только улыбался в ответ и наливал в пластиковый стаканчик сока – для Кати.

А Катя была счастлива!

Да и не хотелось ей ни догоняшек, ни снежков. Она млела и таяла. И надеялась, что вот сегодня Пашка предложит начать встречаться уже как паре, что сегодня вечером наконец-то поцелует. Катя мечтала о поцелуе, как о волшебном действе, которое пробудит в ней спящую красавицу, и древние силы, скованные заклятием злой феи, разрушатся, и в её сердце, а следом и в Барнаул придёт весна.

И чем дольше Катя оставалась с Пашкой, тем смурнее становилась Светка. Поначалу она ещё хохотала, бросалась снежками, отплясывала в центре круга, но чем дальше, тем натужнее становилось её веселье. Пока наконец Светка не замолчала совсем.

Но и молчание подруги не смогло отвлечь Катю от Пашки, и тогда Светка взорвалась. Она оттолкнула протянутый стакан с вином и заявила:

– Всё! Баста! Я ухожу!

И попёрла напрямую к дороге, прямо через сугроб.

– Свет, ты чего? – недоумённо спросила Катя, но подруга её не слушала.

Опешившие поначалу парни полезли в сугроб за девушкой, но пока они барахтались, её злости хватило, чтобы пропахать снег до трассы. Светка выскочила на дорогу и подняла руку, останавливая машину.

Парни, что были в сугробе, поднажали. Кто-то побежал в обход по наезженной дороге. Но никто не успел. Остановилась иномарка, Светка села в неё и уехала.

– Как же так? Что с ней? Вы что-нибудь понимаете? – снова и снова спрашивала Катя.

– Как с цепи сорвалась, – слышалось в ответ.

– Может, заревновала? – высказал кто-то предположение, и все согласно промолчали.

Веселье поугасло, и все стали потихоньку собираться. Катя попробовала дозвониться до Светки, но та выключила телефон. Через некоторое время пришла эсэмэс: «Я дома», и все немного успокоились, но вещи к тому времени были уже собраны, и все поехали по домам.

Прощаясь с Пашкой около подъезда, Катя возмущалась:

– Ну почему так? Почему я должна выбирать между парнем и подругой? Я не хочу так! Я хочу нормально общаться с обоими! А вынуждена поделить мир надвое!

И удивилась тому, как внезапно изменился в лице Пашка.

Она ждала поцелуя, а он посмотрел на неё с ужасом и быстро ушёл. Долгое время он был занят, и они не встречались, а потом он принёс валентинку с билетами и с Тардис.

Едва Катя вспомнила про кулон, как весь сегодняшний день пронёсся перед её внутренним взором. Она ничего не понимала: вся её предыдущая жизнь никак не могла быть причиной сегодняшних событий. Ещё и с Пашкой поссорились.

***

Друзья спускались по эскалатору. На этой станции был самый длинный эскалатор, потому что здесь было самое глубокое размещение станции. Пожалуй, глубже только прогон под Обью – в Новоалтайск. Но это прогон… И по красоте ни одна станция Барнаульского метро не могла сравниться со станцией «Дом быта» или «Новый рынок».

А всё потому, что здесь был музей мозаики.

Когда возник вопрос, как быть с мозаичными пано зданий в аварийном состоянии или зданий, которые, согласно плану генеральной застройки, следовало снести, если здания не представляли исторической или архитектурной ценности, но стены внутри или снаружи были украшены мозаикой, то решили сделать музей. Это был первый музей в Барнаульском метро.

Потом на станции «Площадь Советов» был устроен Музей революции, а на станции «Суховская» – Музей гражданской войны, много материалов посвящено Колчаку – человеку яркому и неоднозначному. На станции «Фабричная» – Музей Ивана Ивановича Ползунова, русского изобретателя, создателя первой в России паровой машины и первого в мире двухцилиндрового парового двигателя. Он родился в 1728 году в Екатеринбурге, и уже в восемнадцать лет в группе горных специалистов под руководством главного командира Колывано-Воскресенских заводов Андреаса Беэра прибыл в Барнаул и получил должность гиттеншрейбера – смотрителя и учётчика при плавильных печах – при Барнаульском медеплавильном заводе. В Барнауле Иван Ползунов прожил до самой смерти, 27 мая 1766 года, сделав немало изобретений и усовершенствований. Его имя теперь носит Барнаульский политехнический университет.

Барнаульское метро уникальное! Это самое безопасное метро в мире – за всю его историю не было совершено ни одного теракта, ни одного правонарушения, ни одной сколько-нибудь серьёзной аварии! И, безусловно, оно самое красивое…

Есть ещё одна особенность в Барнаульском метро, которую стоит упомянуть: на каждой станции есть книжные полки. Любой человек может принести и положить на полку книги, которые ему больше не нужны. И любой человек может взять любую книгу с полки на станции метро. Просто почитать, пока будет ехать до своей остановки, а потом положить на такую же полку при выходе – для следующего читателя. А может взять домой – если книга зацепила.

Пока спускались по эскалатору, Катя снова и снова перебирала сегодняшний день и совсем забыла, что не одна. Внизу по привычке направилась к книгам, но, услышав Светкин смешок, тряхнула головой, скрывая смущение:

– Совсем уже ум за разум зашёл со всеми этими ссорами…

Светка приобняла Катю за плечи и нарочито бойко ответила:

– Эх, подруга! Да я сама в метро всегда беру почитать. Так что привычка выработалась – будь здоров!

– Ага! – включился в разговор Коля. – Иногда очень даже интересные книги попадаются! Днесь тут Веллера про татаро-монголов читал. Ржал как конь.

За разговорами подошли к платформе в голову состава, чтобы на своей остановке быть ближе к выходу. Поезд ходил с интервалом в шесть минут, на табло горело, что ждать осталось четыре с половиной.

– Завтра на пары идёшь? – спросила Светка у Кати.

– Конечно! А ты? – ответила Катя с облегчением. Меньше всего ей хотелось сейчас обсуждать сегодняшние события.

– Ночевать у предков останешься или домой поедешь? – снова спросила Светка.

– Не знаю. Как получится, – ответила Катя.

– Если останешься, может, завтра на занятия пойдём вместе? – предложила Светка.

– Конечно! – Катя пожала плечами и улыбнулась.

– Девчонки, а кто реферат по историческим местам написал? – спросил Коля. – Какие вы места выбрали?

– Я про Нагорный парк написала, – ответила Светка. – Там кладбище раньше было. А теперь церковь строить собрались, кучу костей раскопали. Прям бульдозером, представляете?

– Как бульдозером? Они ж знали, что там захоронения! – возмутилась Катя.

– Ну да, – подтвердила Светка. – Об этом все знают.

– По-хорошему бы эксгумацию сначала провести и перезахоронить, – заметил Коля.

– Это если по-хорошему… – усмехнулась Светка. – Но тогда придётся признать место историческим, а тогда… Тогда никто не разрешит строить.

– Да, жесть. – Коля повернулся к Кате: – А ты, Кать, написала?

– Нет пока, – ответила Катя и добавила: – Не знаю пока, про что писать.

– Я тоже не знаю, – вздохнул Коля. – Хотел написать про Голубую даму – привидение, которое живёт в здании мэрии, но про неё только ленивый не писал.

– Я, кстати, тоже про неё подумывала, – засмеялась Катя. – Теперь-то точно не буду писать. Возьму что-нибудь другое. Хоть вон «Красный» магазин. Он в мае 1917 года не сгорел во время пожара, когда дотла половина Барнаула выгорела. Хозяин приказал рабочим мочить в воде войлок и обкладывать им стены. Так и уберегли. А вокруг всё сгорело. Кстати, «Красным» его после пожара стали называть. Ну или про наше метро напишу…

– Ага. А я тогда трешану потихоньку. Напишу про Дунькину рощу и мани-и-и-и-а-а-а-ака-а-а. – Коля сделал «страшные» глаза и, скрючив пальцы, пошёл на девушек.

Те засмеялись и отпрянули от него. В это время подошёл поезд, и друзья вошли в вагон.

Катя смеялась. Но на душе было грустно – она впервые поссорилась с Пашкой. Конечно, он сам виноват – придумал такую фигню. И всё же, он ведь старался! Но родителей пугать было вообще зря. Так что он должен понять… И если любит… Если действительно любит…

А вдруг нет? И Катя теперь упустила свой шанс… И они расстались навсегда!..

Кате хотелось плакать, но она смеялась с друзьями. И только глубоко-глубоко в душе, в самой её глубине, билась мысль: «А вдруг всё правда? Вдруг Пашка ничего не придумывал и военные были на самом деле? Вдруг они действительно поджидают Катю дома у её родителей?»

Но эта мыль тонула под ворохом аргументов: «Чушь! Так не бывает! Да кому она, Катя, нужна?! Чтобы военные двери ломали… Она ведь простая студентка и не сделала ничего такого…»

Глава 6

Пашка смотрел вслед Кате, которая уходила вместе со Светкой и Колей. Как так? Он же заботился о ней! Он же оберегал её, спасал! Ну как она не понимает?! Ведь те, кто утром вломился в её квартиру, сейчас наверняка уже ждут в доме родителей либо где-то неподалёку. И Катя идёт прямо к ним в лапы!

Пашка почувствовал привкус железа, и из носа что-то потекло. Он рефлекторно вытер – из носа текла кровь. Вид крови на руке вдруг вызвал ярость, и Пашка зарычал, закричал и пнул что есть мочи ледышку, подвернувшуюся под ногу. Та отлетела и с глухим стуком ударилась о забор, что окружал мусорные контейнеры, а Пашка взвыл от боли теперь уже в ноге. Но физическая боль оттянула на себя боль, вызванную чувством несправедливости. И Пашке стало немного легче.

– Вам плохо? – раздался мягкий заботливый женский голос.

Пашка подпрыгнул от неожиданности и обернулся – позади него стояла старушка.

– Ой, у вас кровь носом идёт. Вот, возьмите платочек, он чистый, не беспокойтесь. И голову нужно запрокинуть вот так. Холод бы приложить… Давайте снег в платочек наберём и приложим к переносице…

Пашка смотрел на суетящуюся старушку, и его ярость утихала под мягкими заботливыми руками и словами пожилой женщины.

И когда волна ярости схлынула, из глаз потекли горячие слёзы. Пашке было непривычно и неудобно, что его пожалели, но он ничего не мог поделать. Он задирал голову и шмыгал носом, пытаясь скрыть слёзы от случайного свидетеля его слабости, но старушка всё поняла и, ласково поглаживая Пашку по руке, повторяла:

– Всё будет хорошо, всё будет хорошо… Пойдёмте на скамейку.

Пашка послушно пошёл. Ему было приятно идти за ней. Как будто что-то из далёкого детства проснулось, зашевелилось в душе. Что-то бесконечно малое, но бесконечно дорогое. В груди потеплело, и Пашка с благодарностью посмотрел на старушку.

– Спасибо большое, – шмыгая носом, сказал он.

– Ничего, ничего, сынок… Всё будет хорошо. Садитесь вот тут и запрокиньте голову, так кровотечение быстрее остановится. Нужно снег приложить к переносице. Сейчас станет полегче…

Пашка сидел на скамейке, слушал воркование старушки и вспоминал, как он оказался в Барнауле в первый раз…

…Это было незадолго до Нового года, на рассвете, на высоком берегу Оби, в Нагорном парке. Там, за высоким забором из профиля, была замороженная стройка церкви – земля, перекопанная бульдозером, и теплушка сторожа. Сторож спал крепко и не вышел на улицу. Прикормленная сторожем собачонка тявкнула пару раз и спряталась от мороза под крыльцо, где для неё стояли коробки и было брошено старое пальто.

Пашка вышел по протоптанной дорожке на смотровую площадку к семиметровым буквам – «БАРНАУЛ» и залюбовался видом. Внизу простиралась покрытая толстым льдом Обь. Ровная поверхность была расчерчена тропинками и следами снегоходов. На противоположном берегу, где был залив и городской пляж, у излучины сидели в специальных палатках рыбаки.

Дальше за Обью простиралась равнина с лесочками-околками, полями… Справа за Обью светились огоньки Затона. Чуть дальше, Пашка читал об этом, было Санниково. Дальше ещё деревни, но они терялись в бескрайнем пространстве сибирской зимы.

Слева был большой автомобильный мост через Обь, и по нему в обоих направлениях ехали машины – удалялись красные огоньки габаритов, а приближались золотистые огни фар.

И дорога от моста, и лесочки-околки, и всё пространство стремилось туда, где на горизонте был самый насыщенных розовый цвет.

Вдруг… Такое всегда бывает вдруг, как бы ты ни ждал и ни готовился… На нити горизонта появилась ярко-малиновая бусинка. И что-то неощутимо в мире изменилось.

Пашка вдруг почувствовал, что не боится. Не то чтобы совсем не боится – надо быть полным дураком, чтобы знать, зачем ты тут, и не испытывать страха.

Пашка дураком не был. Но страх в его душе исчез, уступив место трепету – перед просыпающейся природой.

Между тем бусинка росла, удлинялась, потом начала взбухать сверху, расти на глазах… и наконец от горизонта оторвался малиновый шар. И засиял так сильно, что на него стало невозможно смотреть. Наступил день. Первый Пашкин день в Барнауле.

Ещё до Нового года Пашка должен был найти Катю. И убедиться, что Катя – именно тот человек…

Едва в памяти всплыло имя Кати, как набатом ударила мысль: «Что ж ты сидишь? Её же сейчас убьют!»

Пашка подскочил, испугав старушку, но острая боль в затылке заставила его застонать и опуститься на скамейку снова.

– Тише, тише… – суетилась старушка. – Не надо так резко вставать… Я скорую вызвала, потерпите немного.

Но Пашка плохо соображал. Он вдруг ощутил, что в пульсирующей боли есть что-то знакомое, какой-то ритм…

Старушка с тревогой смотрела на Пашку, который сейчас сидел на скамейке. Ему было очень плохо.

– Как бы не инсульт, лицо-то перекошено… – шептала она. – Что-то скорая долго едет, опоздают ещё. Надо же, такой молодой…

Она заменила в платочке снег и снова начала заботливо прикладывать его ко лбу, к переносице, водить по лицу. И уговаривала потерпеть, расслабиться, что скоро всё будет хорошо и хорошо, что кровь носом пошла…

Неожиданно Пашка побледнел и замер. Зрачки расширились. Некоторое время ничего не происходило.

Старушка испугалась, принялась хлопать его по щекам, повторять:

– Сынок, сынок, ты чего? Ты это, держись! Слышишь?

Потом постепенно его лицо приобрело нормальный оттенок, но осталось каким-то… неподвижным, безэмоциональным…

Он встал. Спокойно, словно и не было только что никакого приступа. Его движения стали точными, размеренными.

Старушка попыталась снова усадить его, повторяла, что скорая едет и что Пашке нужно посидеть… Что у него приступ и нельзя так резко двигаться.

Пашка с удивлением посмотрел на старушку, отодвинул её, словно помеху, и пошёл спасать Катю. Ведь именно за этим его сюда и послали – спасать Катю…

Пока шёл к Ленинскому, Пашка активировал в смартфоне интернет-соединение и открыл страницу сайта «2gis». Просмотрел все варианты движения транспорта и выбрал самый оптимальный – такси. Предполагаемое время прибытия на такси на три минуты меньше, чем прибытие поезда метро Зелёной линии плюс время движения на трамвае до нужной остановки, и на пятнадцать минуты меньше, чем прибытие поезда метро Красной линии плюс время передвижения пешком. Так и так Пашка успеет раньше Кати прибыть к месту назначения.

Могли бы помешать пробки, но Пашка посмотрел сайт «Барнаул – пробок нет» и выбрал самый оптимальный маршрут.

Вызванное такси подъехало в тот момент, когда Пашка вышел на Ленинский проспект. Он сел в машину и назвал водителю маршрут.

– Любой каприз за ваши деньги, – усмехнулся водитель и нажал педаль газа.

В машине играла автомагнитола – подборка «Лучшие песни 90-х». Вадим Казаченко исполнял песню «Ах, какая женщина!».

«Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать…» – с восхищением и горечью пел солист группы «Фристайл», а Пашка слушал, и сердце его стучало сильно-сильно, набатом! Оно ныло и рвалось, отдавало в виски, жгло глаза…

Но мозг его был спокойный, холодный. Боль в затылке исчезла, и жизнь виделась такой простой и понятной…

***

Катя вполуха слушала Колины байки и внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться или не свалиться в дренажную яму, пока поднимались по серпантину на Гору. Можно было, конечно, поехать по Зелёной – Октябрьской линии, и тогда вышли бы на станции «Демидовская» и по Красноармейскому поднялись бы в Гору – хоть на трамвае, хоть пешком. Но друзья сели на Красной – Ленинской. Поэтому вышли на станции «Речной вокзал». Идти немного дальше, но зато через Нагорный парк. Днём-то там красота. А сейчас, в темноте, было страшновато – ни серпантин вдоль горы, ни сам парк не были освещены. К тому же наверху были развороченные могилы. Ну и что, что зима, всё присыпано снегом и огорожено забором – церковь-то ещё не построили!

Нельзя сказать, чтобы друзья шли в полной темноте – рассеянного света от моста и букв хватало. Плюс – светила полная луна и снег отсвечивал. Но всё равно местами приходилось пользоваться фонариками телефонов.

Когда поднялись наверх, Коля, махнув в сторону огороженного участка, сказал:

– А я вчера со сторожем разговаривал.

– Каким? – не поняла Катя. Она думала о том, что вот сейчас придёт домой и надо будет маме как-то объяснить сломанные двери. Ведь если она расскажет про спецназовцев, маме станет совсем плохо. Нужно как-то смягчить. Предположим, друзья побаловались… Но почему тогда она ушла и оставила дом в таком состоянии? А если это было без неё? Но тогда почему она, как узнала, не поехала и почему не сообщила родителям?.. Может, сказать, что узнала только когда мама позвонила?..

– Отсюда, из церкви… Я вчера днём ходил сюда с Жекой, ему нужно было снимки сделать с лестницы. Так вот, идём мы с Жекой, а тут мужичок такой в сереньком пальтишке. Ну, такой… зашитый… Но прошлая бурная алкогольная жизнь не только на лице, но и в манерах – весь такой правильный. Сразу видно – завязавший. Но и видно, что не пьёт уже давно. Ну и разговорились с мужичком, пока Жека фотографировал. Словоохотливый такой дяденька. Сам себя экскурсоводом назначил. Но, блин, интересно рассказывал…

– Ну и что он рассказывал? – спросила у Коли Светка. Она писала реферат по Нагорному парку и теперь ей было интересно, есть ли какие-то новые сведения и насколько точен был сторож или наврал с три короба.

– Ну, рассказывал, что когда Достоевский был в ссылке, то приезжал в Барнаул и написал комедию «Дядюшкин сон». Это Барнаул его вдохновил! Это была его единственная попытка написать что-то для театра. Вот! А останавливался Фёдор Михалыч в доме Семёнова-Тян-Шанского…

– Ну это каждый знает! – прервала Колю Светка и продолжила менторским тоном зануды экскурсовода: – Дом Семёнова-Тян-Шанского располагался под горой на бывшей Сенной площади, пересечение площади с Большой Олонской улицей. Всему городу это здание было известно, как «Аптека № 3», и стояло оно недалеко от входа на ВДНХ. В 80-х годах здесь начали строить большую транспортную развязку. Дом разобрали и восстановили в другом месте – на пересечении улицы Пролетарской и Красноармейского проспекта. А здесь, где раньше стоял дом, теперь находится конечная остановка пассажирского транспорта «Спартак-2». Бла-бла-бла…

Катя слушала друзей, но мысли её были очень далеко. Пока шли, начался снег. Снежинки крупными хлопьями медленно падали на землю, деревья… На пальто, на варежки… Снежинки были такими же, как тогда, когда они познакомились с Пашкой. Когда они шли из планетария, тоже шёл снег, чистый-чистый, как белый лист бумаги, и Кате тогда казалось, что вот сейчас они начинают писать повесть о любви.

Сейчас тоже шёл снег, и перед Катей снова был чистый лист бумаги. Она смотрела на него и не знала, о чём писать. Логика была бессильна – всё смешалось и запуталось.

А снег сыпал и сыпал, засыпал следы позади, засыпал дорогу впереди, скрывал перспективу и заставлял жить здесь и сейчас. Блестел в свете фонарей.

Даже предстоящий разговор с мамой ушёл в сторону, отодвинулся. Несмотря на то что неотвратимо приближался. С каждым шагом. С каждой упавшей снежинкой.

В мыслях у Кати был Пашка. Она вспоминала знакомство с ним, встречи, забавные и приятные моменты… сегодняшнюю ссору… Сердце начинало болезненно сжиматься, а к глазам подступали слёзы. И чтоб не расплакаться, Катя начинала прислушиваться к разговору друзей, а потом снова уносилась в воспоминания.

Наконец позади остались подъём по серпантину, парк, дорога … Друзья остановились перед воротами Катиного родительского дома.

Светка и Коля так и шли с Катей до самых ворот. Но ворота – вот они. И пришла пора решать: оставаться с подругой или расходиться по домам. По логике пора попрощаться, но что-то не отпускало, не позволяло оставить подругу сейчас.

Так и не дождавшись от друзей решения, Катя подняла руку, чтобы нажать на кнопку звонка, но не успела сделать этого – калитка в воротах распахнулась и…

…и стремительно вышел Катин папа.

– Наконец-то! – сказал он и посторонился, давая Кате дорогу, чтобы она вошла в дом.

Катя задумалась всего на миг. И этого мига хватило Светке. Она решительно, с преувеличенной улыбкой шагнула вперёд:

– Денис Владимирович, здравствуйте! Как у вас дела? Мама с папой привет вам передавали, спрашивали, не придёте ли в гости к нам на двадцать третье? Папа списался с друзьями с армии, и они прислали фотографии, вы их ещё не видели…

Светка тараторила и тараторила, не замолкая. Денис Владимирович опешил и автоматически сделал жест, приглашающий войти. Светка, а за ней и Коля не стали заставлять уговаривать себя или повторять дважды.

Катя пропустила Светку с Колей и, прежде чем войти в ворота, оглянулась… Ей показалось… Нет, конечно, показалось… Вроде бы на их улицу повернули пять здоровенных мужчин и похоже, что в камуфляже. Было плохо видно из-за снегопада. Но фонари хорошо освещали пять могучих фигур.

Катя интуитивно поторопила друзей зайти в дом. И сразу кинулась к окнам, чтобы увидеть, кто пройдёт по улице. Поэтому не слушала, что говорила мама, которая то улыбалась приветливо Светке и Коле, то с мольбой и нежностью смотрела на Катю. То приглашала Катиных друзей пройти в дом, то начинала и обрывала вопросы Кате…

Мама была без косметики, без причёски, с припухшими глазами. В доме стоял запах корвалола и валерианки.

– Вы проходите! Чай будете? Отец, нужно позвонить следовательше, что Катя нашлась, жива и здорова. С тобой же всё в порядке? Что ты молчишь? – Мама металась от дочери к её друзьям, от них к мужу и обратно к дочери.

Но Катя не слышала маму. Она с напряжением ждала, когда в окне станет видно тех пятерых. Они уже должны были дойти до окна…

Светка поняла, что тут что-то не то, и с тревогой посматривала на подругу, в то же время улыбаясь Катиным родителям и пытаясь разговорами отвлечь их.

Коля не видел и не слышал никого, кроме Кати. Он подался вперёд, готовый защищать её, знать бы ещё от чего… Он чувствовал опасность, но не понимал, откуда она исходит, и на всякий случай был готов сражаться со всеми.

– Дочка, объясни, что происходит! – потребовал отец.

В этот момент стукнула калитка. Катя вздрогнула.

Она плохо воспринимала сейчас родителей и друзей, но отлично услышала приглушённый стенами и закрытой входной дверью негромкий стук металлического запора, словно кто-то перелезает через забор.

Девушку накрыла паника, она не знала, что делать, куда бежать, куда прятаться. Перед глазами встала картина из сегодняшнего утра – мужики в камуфляже высаживают дверь её дома и говорят, что объекта в квартире нет. Но утром Пашка увёл её выше по лестнице. А теперь и уйти-то некуда, нет тут лестницы и другого этажа.

Во дворе послышались шаги, и Катя едва не вскрикнула от страха и заметалась по комнате.

– Катя, в чём дело?! Немедленно объясни мне! – Отец перехватил дочку, взял её за плечи и развернул к себе лицом. – Говори немедленно! Ты ведёшь себя неадекватно! Ты… ты принимала наркотики?!

– Нет, что ты! – ответила Катя. Глядя в глаза отцу, она вдруг поняла, что нужно делать. Как спастись самой и спасти близких. – Я всё объясню, обещаю! А сейчас доверьтесь мне, пожалуйста…

Глава 7

– Сорока-сорока! Где была?

– Далеко!

– Что делала?

– Кашу варила, деток кормила.

Этому дала,

Этому дала,

Этому дала,

Этому дала,

А этому не дала:

– Ты дров не носил,

Печку не топил!

Не будет тебе каши!

Маленькая Катя с интересном смотрит, как бабушка водит её пальчиком по её же ладошке. А потом с удивлением глядит на бабушку, что-то понимая в своей маленькой головке.

А бабушка уже затеяла другую потешку. Она хлопает Катиными ладошками и приговаривает:

– Ладушки, ладушки!

Где были?

– У бабушки.

– Чего ели?

– Кашку.

– Чего пили?

– Бражку.

Кашка масленька,

Бражка сладенька,

Бабушка добренька,

Попили, поели,

Домой полетели,

На голову сели,

Ладушки запели!

Произнося последние слова потешки, бабушка машет Катиными ручками, как крылышками, и потом опускает их на Катину же голову.

Катя смеётся, счастливая, и протягивает бабушке руки – ещё!

И бабушка, легонько подбрасывая Катю на коленях, повторяет:

Поехали, поехали

С орехами, с орехами,

Поскакали, поскакали

С калачами, с калачами!

По оврагам, по оврагам,

По ухабам, по ухабам,

Вприпрыжку, вприскочку

По кочкам, по кочкам –

В ямку бух!

На последних словах бабушка раздвигает колени, и Катя «проваливается» в ямку. Звонко смеётся и требует: ещё! И бабушка играет с ней в козу:

Идет коза рогатая,

За малыми ребятами,

Ножками топ-топ,

Глазками хлоп-хлоп.

Кто каши не ест,

Кто молока не пьет,

Того забодаю, забодаю!

И «бодает» Катю – двумя пальцами, расставленными козой, щекочет внучку.

– Ещё! – требует малая.

И бабушка, похлопывая Катю по пяточкам, повторяет считалочку:

– Эй, кузнец-молодец!

Расковался жеребец.

Ты подкуй его опять!

– Отчего ж не подковать?

Вот – гвоздь. Вот – подкова.

Раз-два, и готово!

И Кате кажется, что конца-краю не будет счастью…

Как же уныло выглядел Катин родительский дом… Обшарпанные стены, подтёки на потолке – прохудилась крыша, и в сильные дожди вода попадала на чердак и просачивалась сквозь потолок… На столе и в раковине горы немытой посуды. Казалось, вся посуда, что есть в этом доме, – не мыта. Тарелки разные – двух одинаковых не найти, многие с отколотыми краями. Мебель старая, покосившаяся. Под диван вместо ножки положены книги – Катины школьные учебники. Других книг в доме нет.

Светка и Коля выглядели, как уже знакомые фрики, а родители… Папа – в вытянутых пузырями на коленях трико и в застиранной майке, с щетиной, с грязной головой и одутловатым лицом забулдыги. А мама – в оранжевой синтетический кофточке с глубоким вырезом, в обтягивающих бриджах леопардовой расцветки, с бигуди на крашенных в огненный цвет волосах и с фингалом под глазом.

У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки. Хуже всего было то, что, кроме неё, никто не понимал, что происходит. Да и Катя не очень-то понимала. Просто она знала, что вот так можно – перейти в параллельный Барнаул. Пашка так делал, и Катя не знала, получится ли, когда просила друзей и родителей довериться ей. Но она очень хотела их спасти и точно понимала, где ей и остальным присутствующим нужно оказаться.

Правда, что делать дальше, Катя не знала.

Там, из бабушкиной квартиры, они с Пашкой сбежали. Но куда бежать из родительского дома? Дом – это же гораздо больше, чем просто жилище.

Не зная, как объяснить происходящее, и стараясь оттянуть время, Катя пошла к раковине и начала мыть посуду.

– Капец, – задумчиво произнесла Светка. – Вот уж не думала…

– Что ты не думала? – спросил папа. И, обращаясь к дочери, потребовал: – А ну-ка объясни, что происходит? Что с нашим домом?

– Это как-то связано с бабушкиной квартирой? – встряла мама, но папа жёстко оборвал её:

– Заткнись, дура! Я с дочерью разговариваю!.. – и добавил ошарашенно. – Господи, что я говорю? Прости, дорогая! Да, Катерина, объясни, пожалуйста! Брось эти грёбаные тарелки, смотри в глаза, когда с тобой отец разговаривает!

Интонация, с которой папа произносил свою тираду, постоянно менялась: привычная, доброжелательная – срывался на истерический крик, и тогда казалось, что ещё чуть-чуть и папа пустит в ход кулаки.

Катя нутром чувствовала, что здесь, в этом мире, если она не повернётся и не вытянется перед отцом по струнке, то… Катя привычно(?!) глянула в сторону красного угла, где висел ремень.

Она повернулась к отцу и, стараясь, чтобы голос звучал убедительно, ответила:

– Это временно, папа. Это чтобы вас спасти. Там были спецназовцы…

– Какие спецназовцы? Ты куда вляпалась? – спросил отец, проглатывая готовое вырваться ругательство.

Катя хотела бы всё объяснить. Она очень этого хотела! Но вся беда была в том, что она и сама не знала, что происходит. Не знала, как объяснить, чтобы её не посчитали за сумасшедшую.

Но и не объяснять было нельзя…

И тогда она решилась: будь что будет…

– Я расскажу вам, что знаю сама, а вы уже решайте: звонить в психушку или не звонить.

И Катя, стараясь не упустить ни одной детали, начала пересказывать весь сегодняшний день. И не важно, что Катя из этого мира – из Барнеаполя – похоже, не очень-то откровенничала с родителями. Катя из Барнаула знала, что если случилась беда, то родители – первые люди, которые придут на помощь.

Надо отдать должное, родители и друзья внимательно выслушали сбивчивый рассказ. Вопросов почти не задавали, лишь Светка в конце прокомментировала:

– Я всегда знала, что твой Пашка какой-то странный и проблем от него будет немало.

Коля ничего не сказал, только сжал кулаки. Он бы выразился по поводу Пашки гораздо более резко, но знал, что Катя сейчас не послушает его, поэтому просто молчал. Но был готов драться за Катю. Если, конечно, потребуется. Потому что с этими девчонками как? Встрял не к месту и во френдзону отправился. А пока Катя не сказала, что они только друзья, у Коли оставалась надежда.

Коля влюбился в Катю ещё в пятом классе. Он тайно присылал ей записочки с признаниями и наблюдал, как Катя оглядывалась, искала среди мальчишек того, кто отправил послание. Ему очень-очень хотелось, чтобы Катя догадалась, что это он в неё влюблён.

Но Катя, скользнув по нему взглядом, всматривалась в хоккеистов, которые учились в их классе.

Потом Коля наблюдал, как Катя и Светка, которую она посвятила в тайну, аккуратно расспрашивали мальчишек. У Коли сердце рвалось из груди, но он ничего не говорил, а просто молча страдал. И сердце его грело только то, что Катя, когда читала очередное послание, улыбалась.

Потом, уже в седьмом классе, Коля позвал Катю в «Мир» на премьеру «Перси Джексон и похититель молний». В кинотеатре они сидели рядом, и вокруг не было никаких хоккеистов! Правда, с другой стороны от Коли сидела Светка, но это мелочи жизни. Светка Коле не мешала.

А потом, после кино, они гуляли по городу, сравнивали Джексона с Гарри Поттером, смеялись, ели мороженое…

Так и появилась традиция ходить на премьеры. Втроём. Ну и что?

Конечно, бывали случаи, когда Катя не могла пойти, и тогда Коля шёл со Светкой. В такие дни он уговаривал себя: ну, посмотрел хороший фильм… или не очень хороший… В конце концов, Светка Катина подруга. И рядом со Светкой, если Кати нет, то как будто Катя есть, как будто она незримо присутствует.

Иногда девчонки словно забывали о Коле и начинали обсуждать его любовные послания и перебирать возможных кандидатов. Иногда Коля даже предлагал свои варианты. Но все они были такими смешными, что Катя весело хохотала…

В восьмом классе Коля хотел признаться Кате в своём авторстве. Это случилось, когда Коля узнал, что хоккеист Гиря – Гиреев сказал, что записки пишет он. И Катя раздумывала: не согласиться ли с ним дружить.

И тогда Коля написал послание в стихах. И после очередной премьеры предложил Кате проверить Гирю – попросить его наизусть прочитать признание. Сам Коля мог прочитать свои стихи в любой момент, хоть среди ночи разбуди…

Но Гиря заморочил Кате голову, заболтал её. Катя стала ходить на хоккей, стала рьяной болельщицей, стала разбираться в тонкостях хоккейной игры, а поэзия и романтика ушли на второй план.

Вот тогда-то Коля почувствовал, что теряет Катю, и решил признаться в своих чувствах. Купил два билета в кино, чтоб Светка не помешала разговору, впервые воспользовался папиным одеколоном, нарядился. В общем, сделал всё, чтобы покорить изменчивое женское сердце. Но Катя ушла на хоккей: наши играли с новосибирцами. Игра была ответственная, и Катя не могла оставить Гирю без поддержки. Даже голос сорвала, когда кричала…

К Колиному счастью, продружили Катя и Гиря недолго. Гиря увлёкся другой одноклассницей, у которой можно было списать домашку…

Единственное, что вызывало у Кати сомнение, в первый раз Пашка сразу же увёл Катю, сказав, что их найдут. И действительно, когда садились в трамвай, то Кате показалось, что она снова видит тех самых спецназовцев. А теперь они уже сколько времени находились в Барнеаполе, а их пока никто не нашёл.

Денис Владимирович заставил дочку вспомнить все детали разговора с Пашкой. Катя ещё раз пересказала… И тогда Коля предположил:

– Может, они там камеру какую-нибудь установили, а Пашка почему-то знал об этом. А здесь они ещё не были… Не были же? – Коля вопросительно посмотрел сначала на Дениса Владимировича, потом на Аллу Игоревну. Они отрицательно покачали головами. И Коля закончил свою мысль: – …А здесь их ещё не было, следовательно, камер не устанавливали.

– Но если они умеют… перемещаться. – Светка с трудом подобрала подходящее слово. – Почему тут не переместились?

– Вот именно! Почему? – спросил Денис Владимирович у Кати.

– А я почём знаю? Может, сейчас как раз и перемещаются…

В комнате повисла тишина. Все молчали и прислушивались: не послышится ли каких-либо звуков, означающих приход спецназовцев. Но в доме посторонних звуков не было.

– Может, нам всё-таки лучше уйти? – робко предложила Алла Игоревна и опасливо глянула на мужа.

– Тебе бы только из дома уйти, – проворчал он.

– Вообще-то это не лишено здравого смысла, – Коля поддержал Аллу Игоревну.

– Думаешь? – спросил Денис Владимирович. И добавил растерянно: – Только вот куда? Дома-то и стены…

– С одной стороны, да, спецназовцы могут сюда прийти, – встряла в разговор Светка. – Кать, а тебе точно не привиделось, они точно там были?

– Точно, – сказала Катя. В чём-чём, а в этом она была уверена.

– Что лучше: уйти или остаться? И если уйти, то куда? – спросила Светка у Кати.

– А я откуда знаю? – удивилась Катя.

– Ну… это же всё как-то с тобой и Пашкой связано… – Светка пожала плечами.

– Действительно, доча. Как ты считаешь? – присоединился Денис Владимирович.

Катя смотрела на них и понимала, что да, это она их сюда, в Барнеаполь, привела, значит, она и ответственная. И спецназовцы почему-то именно за ней охотятся. И она сейчас должна что-то решить, чтобы спасти всех. Но что делать, Катя тоже не знала. Совсем не знала. Ей хотелось забиться в угол и плакать. Ещё и Пашки нет. Был бы он тут, подсказал бы что-нибудь… Как он мог бросить её в такой ответственный момент! Ведь он знал, что ей угрожает опасность! Знал и не остановил! А ведь мог бы взять и увести её в тайное место… её одну. И тогда родители и друзья были бы в безопасности. Ну где же ты, Пашка?!

Катя начала представлять, что Пашка одумался, поспешил за ней, но не успел на поезд метро. И вот он дождался следующего и вот теперь уже подходит к её дому…

И тут Катю пробила холодная дрожь – но ведь Пашка не знает, что она с друзьями и родителями переместилась! Как же он её найдёт?

Нужно было срочно вернуться в столицу мира. Но там могут быть спецназовцы! Что же делать?

Бабушка давно ещё учила её: если что-то непонятно, иди к началу, к истоку, туда, где всё началось, и там ищи ответы. И Катя вспомнила первую встречу с Пашкой. «Интересно, – подумала Катя, – он тогда знал, что придётся убегать и прятаться от спецназовцев?»

Впервые за всё время знакомства с Пашкой Катя задумалась: кто он на самом деле?

Нет, она знала, что Пашка работает бухгалтером в строительной конторе и разбирается в теории мембран, любит слушать рок-группу The Impala. Пашка романтичен, педантичен. Он умеет перемещаться из Барнаула в Барнеаполь. Откуда-то знает про спецназовцев. Знает, что они могут вернуться. И знает, что они поедут сюда, в родительский дом… Пашка сказал, что они хотят Катю убить, но не сказал – за что. Можно ли его словам доверять? Да, пожалуй, можно! Пашка же защищал её?.. Он же говорил, что любит?..

С другой стороны, Катя не сделала в своей жизни ничего, за что кому-то хотеть её смерти…

А может, всё дело не в ней, а в Пашке? Может, это за ним гоняются, а она просто оказалась втянута в его дела? Может, Пашка не тот, за кого себя выдаёт? Может, он спецагент? Бонд. Джеймс Бонд… И теперь спецслужбы хотят его убрать? И её заодно – вдруг он ей открыл какие-то тайны?

Но ведь он ничего такого ей не говорил!

Но ведь спецназовцы об этом не знают!..

Значит, как-то нужно им сказать, что она ни в чём не виновата и ничего не знает. И будет молчать.

Ага… Они сначала пристукнут, а потом будут разбираться…

Сердце защемило, в висках застучало, а в горле пересохло, и слёзы сами полились из глаз.

– Катя, да что ты, доченька? – кинулась к ней Алла Игоревна. – Что ты, дорогая? Мы справимся, мы не оставим тебя, ты не бойся! Мы будем тебя защищать! Мы сейчас полицию вызовем. Да, отец?

– Кстати, да! – ответил Денис Владимирович, помолчал и с сомнением добавил: – А что мы им скажем?

– Не здесь, – сказала Катя и добавила в ответ на недоумённые взгляды: – Нужно вернуться в тот Барнаул, в нормальный.

И вновь перед глазами присутствующих мир поплыл, унося в чёрную дыру нелепые одежды и причёски, синяки и татуировки, немытую посуду и запущенный дом. И принося сквозняк от высаженного окна и незакрытой входной двери.

В комнате было холодно – февраль как-никак.

Пока Денис Владимирович с ужасом смотрел по сторонам, Светка побежала и закрыла входную дверь, а Алла Игоревна кинулась подушками закрывать дыру, зиявшую вместо окна. Она попыталась разобрать обломки рамы и как-то приделать их в окне, чтобы подушки не вываливались на улицу, но у неё ничего не получалось.

Отвлёк её голос с улицы.

– Соседи, что у вас произошло? – спросила соседка-следователь Анна Михайловна, останавливаясь в освещённом прямоугольнике напротив высаженного окна. – Катю нашли?

– Да, с Катей всё в порядке, жива и здорова, – ответила Алла Игоревна.

– А что с окном? – не унималась Анна Михайловна – профессия следователя внесла свой отпечаток в разговор.

– Выбили окно, – ответила Алла Игоревна, пытаясь зацепить за косяк обломок рамы.

– А кто выбил? – продолжала допрос соседка-следователь.

– Так не видели… – ответила Алла Игоревна, нисколько не погрешив против истины.

– Так вам полицию нужно вызвать. Чтоб осмотрели место происшествия. Хулиганов-то поймать нужно. Позвоню сама, чтоб быстрее приехали, – сказала Анна Михайловна и достала телефон.

Катя смотрела то на остановившуюся мать, то на соседку и не могла решить: нужно вызывать полицию или нет? С одной стороны, может, разберутся, что происходит. А с другой – вдруг спецназовцы связаны с полицией? И тогда опасность только увеличится…

И ещё Катя вдруг поняла сразу… каким-то звериным чутьём поняла: про Барнеаполь говорить нельзя. И про то, что она может перемещаться сама и перемещать людей, – тем более нельзя.

Пока Анна Михайловна звонила, нажимала на свои каналы, а Алла Игоревна закрывала окно подушками, Денис Владимирович глянул на Колю, а сказал Кате:

– Пойдём, доча. У меня там есть кусок ДВП, поможешь мне, поддержишь. Надо как-то… А то женщины ничего толком сделать не могут…

Не успел он договорить, как Коля выступил вперёд.

– Давайте лучше я помогу вам, – сказал он.

Денис Владимирович улыбнулся – именно такой реакции он и ждал.

– Пойдём! – сказал он и добавил: – На саморезы посадим.

Пока вынесли на улицу кусок ДВП, пока выяснили, что одного его не хватит, пока нашли, чем надставить, приехала следственная бригада.

Сфотографировали, опросили, записали и уехали.

Катя предоставила объясняться родителям, а сама взяла веник и совок и принялась сметать мусор от высаженного окна и от следов спецназовцев. Хоть она ничего и не говорила, всё ж прислушивалась к разговору: вдруг что-то важное проскользнёт, вдруг полицейские скажут что-то важное…

Алла Игоревна и Денис Владимирович, словно договорились, ни слова не проронили из того, что рассказывала им Катя. Их показания были простыми: пришли домой, а тут вот что… дверь распахнута, окно выбито, в доме полно следов. Нет, ничего вроде не украли, нет, врагов нету. Кто был – не знаем. Да и уходили-то ненадолго – в магазин. Нет, ничего не купили. Почему? Деньги дома забыли. Да просто прогуляться ходили… Имеем право?

За всеми этими событиями День святого Валентина потихоньку подошёл к своему завершению. Напомнил об этом Светкин телефон – звонила Светкина мама.

Светка, а следом и Коля, хотя и с большой неохотой, отправились по домам.

Катя с родителями остались у себя дома. Они не пошли никуда, хоть и Светка, и Коля звали их ночевать к себе. Но как оставить дом? Дом бросить нельзя. И даже не потому, что кто-то залезет – в Барнауле это не так уж часто случается. Просто нельзя бросать дом! Дом помогает, когда и ты помогаешь ему, когда заботишься о нём. Это даже не член семьи… Это… Дом!

Алла Игоревна с Катей на скорую руку собрали ужин, поели и начали укладываться. В бывшую свою комнату Катя не могла пойти – именно там через окно и вошли спецназовцы. Постелили ей на диване в общей комнате.

Несмотря на усталость, Катя долго не могла уснуть. И весь сегодняшний день, и дни с момента знакомства с Пашкой, все их встречи и разговоры снова и снова проходили перед её внутренним взором. На всё это накладывался голос бабушки: «Иди к истокам, девонька, иди к истокам. Именно там собака порылась… Именно там».

И вот уже Катя шла к истокам. Она шла в длинной белой рубахе, украшенной вышивкой. На голове у неё был венок из кувшинок. Шла она босиком по едва заметной тропке. «Эх, не нахоженная тропинка, – думала Катя. – Редко кто ходит к истокам. Вот и блудят все…»

По правую руку текла речушка. Местами она разливалась в круглые озёрца с тёмной, но чистой водой и с кувшинками по краям, и Кате тогда хотелось искупаться – каждое озерцо было похоже на какую-то встречу, событие… Но она боялась, что если войдёт здесь в воду, то собьётся с пути, а нужно дойти до истоков – так сказала бабушка, а бабушка знает… А что бабушка знает? А бабушка знает всё. На то она и бабушка.

Катя шла и шла, а озёрца нанизывались и нанизывались на нитку речушки, как агатовые бусины на нитку. И чем дальше Катя шла, тем длиннее, богаче получалось ожерелье, а истока всё не было и не было.

Пели птицы, дул лёгкий ветерок, и речушка никак не… не начиналась.

Катя шла и думала, что если бы она дошла до истока, до самого начала, и встретила там бабушку, такую же улыбчивую, в очках, в вязаной кофте, с седыми волосами, собранными в шишку на затылке, – такую же, какой Катя её запомнила, то что бы Катя спросила у бабушки?

Наверное, сказала бы: «Бабушка, как мне тебя не хватает!»

А бабушка ответила бы: «Так я никогда не оставляла тебя, девонька. Просто ты не всегда меня слышишь…»

И тогда Катя спросила бы: «Бабушка, а ты поможешь мне найти истоки, разобраться, что произошло?»

А бабушка ответила бы: «Конечно, дорогая! Бабушки для того и есть на белом свете, чтобы помогать внукам!»

А Катя спросила бы: «Бабушка, а Пашка любит меня?»

А бабушка ответила бы: «Любит. Ты верь своему сердцу. Не Пашке…»

«А что, Пашка обманывает меня?»

«Да. Но это не важно. Он заботится о тебе. Настоящий Пашка…»

«А есть ненастоящий?»

«Есть».

«А как мне отличить одного от другого?»

«Слушай сердце и верь сердцу».

«А спецназовцы вернутся?»

«Вернутся».

«Что мне сделать, чтобы защититься самой и защитить родителей?»

«Оставайся человеком».

Катя вдруг увидела планетарий, тот самый день, когда они с Пашкой познакомились. Увидела как-то сверху и со стороны… И там был Пашка… Он стоял так, что входящие в зал планетария его не замечали, а ему, наоборот, хорошо было видно всех входящих. Ещё увидела, как они со Светкой проходят на свои места, садятся в кресла. А Пашка, едва они вошли в зал, перестал обращать внимание на остальных. Словно ждал именно её, словно точно знал, что она туда придёт.

«Светка была права. Пашка не тот, за кого себя выдаёт», – подумала Катя. Но подумала как-то вяло. Потому что планетарий закружился, краски смазались. Вместо купола образовалась чёрная дыра, куда начали проваливаться нарисованные звёзды, стены планетария, кресла, люди… Дыра ширилась, и вот уже в неё начали проваливаться здания, деревья, трамваи и автобусы… Потом – леса, города и деревни, вся земля…

Катя, падая в чёрную дыру, смотрела на Пашку, а он разделился на двух Пашек: живого и неживого, и они начали драться. Дрались и тоже падали в чёрную дыру. Дрались долго, но и падали долго…

Наконец один победил и приблизился к Кате. А Катя смотрела на него и не знала, кто перед ней: Пашка, которого она любит, или другой, неживой… Она в ужасе начала слушать сердце, но не слышала… Ужас нарастал, и чёрная дыра увеличивалась.

И откуда-то издалека донёсся голос бабушки: «Мир такой, каким ты его видишь!»

Голос был сильный, надёжный. Её слова стали основой, от которой Катя оттолкнулась и вынырнула из чёрной дыры. И увидела, что Барнаул стоит на месте, светит солнце, недавно прошёл дождик и всё вокруг благоухает свежестью. Трамваи весело трезвонят, а люди улыбаются друг другу. Катя стоит на Октябрьской площади, посредине которой красивейшая клумба. За спиной – новенький, недавно отреставрированный Алтайский государственный театр для детей и молодёжи. Раньше это был Дом культуры меланжевого комбината. По левую руку – магазин «Под шпилем», спуск в подземный переход и вход в метро – станция «Октябрьская», переход с Красной на Синюю линию.

Но и чёрная дыра никуда не делась. Она была здесь, рядом. Катя это точно знала. Она чувствовала чёрную дыру, была связана с ней пуповиной. И оборвать эту пуповину было страшно. Потому что где же тогда прятаться от спецназовцев? А они есть. Правда, Катя не видела где. И Пашка тоже есть. И он связан со спецназовцами – обмотан её, Катиной пуповиной. Как такое может быть, Катя не знала. Как и не знала, что делать… А бабушка была далеко – умерла два года назад.

Глава 8

Когда Пашка подошёл к Катиному дому, калитка была закрыта изнутри на замок. Пашка перелез через ворота. Осмотревшись во дворе, он подошёл к двери и, прежде чем открыть её, сделал глубокий вдох. Что-то глубоко в душе сопротивлялось, но цель была близка, и он не стал обращать внимания на всякие предчувствия. Ерунда всё это. Он всё просчитал. Хорошо, когда всё просчитывается и когда мир предсказуем. А эти люди… Вечно у них что-нибудь случается… У водителя, видите ли, бензин закончился! Не мог заправиться заранее. Человеческий фактор… Нет, у машин такого не бывает. Человеческий фактор следует обнулить!

Пашка усмехнулся – да, именно обнулить. Но водителя такси он не обнулил, потому что по расчётам на заправку ушло меньше времени, чем на поиск любого другого вида транспорта, место ещё такое было – на отшибе – так пролегал маршрут, который Пашка проложил, чтобы объехать пробки.

Но это всё осталось позади. И несмотря на то, что он немного опоздал и не успел перехватить Катю по дороге, она всё ещё была дома вместе с родителями. Ну что ж, значит, обнулит вместе с родителями. Тем более что отряд киборгов тоже здесь, так что задание Головного Компьютера – ГК будет выполнено.

От этих мыслей как-то особо сильно заныло сердце, но Пашка послал релаксационный импульс на кардиомышцы – новый чип позволял это сделать. Не хватало ещё, чтобы человеческое тело подвело, когда он в шаге от цели.

Пашка стоял у двери и ждал сигнала от киборгов – они должны были проникнуть в помещение через окна. Надо же, как хорошо Головной Компьютер всё рассчитал – к дому подошли одновременно, хоть и с разных сторон. Видимо, ГК заложил запас по времени с учётом человеческого фактора. Великий мозг! Что тут скажешь… столько всего предусмотреть…

Наконец сигнал к началу операции был получен, и Пашка рванул на себя дверь – она была не заперта. Сердце кольнуло так сильно, что на глазах выступили слёзы, которые мешали видеть, что происходит в квартире. Смахивая слёзы на ходу, Пашка устремился внутрь: коридор, санузел, комната, ещё комната… Навстречу вышли киборги, они уже осмотрели вторую половину дома. Везде горел свет, но ни Кати, ни её родителей в доме не было. Куда они делись, было неизвестно.

Сердце Пашки замерло, боясь лишним движением выдать тайну. Как будто оно догадалось, куда подевалась цель.

Пашка и киборги снова начали осматривать дом, теперь уже более тщательно: в шкафах, за шкафами, под кроватями, в подполе… Следов, в том числе и свежих, было полно, верхняя одежда висела на вешалке, обувь стояла у порога, но от всего этого не было никакого проку – людей в доме не наблюдалось.

Так и не найдя Катю, Пашка и киборги вышли на улицу и, не сговариваясь, пошли в разные стороны, словно они никогда не встречались, не знали о существовании друг друга и не были только что в одном доме. Им предстояло снова искать цель, потому что задание необходимо выполнить – мир нужно спасти.

Пашка шёл по улице в сторону трамвайной остановки и в голове у него было пусто. Это была не та пустота, которая от лёгкости, – та пустота светится, звенит и наполняет душу радостью и светом.

Нет, в голове у Пашки была такая пустота, будто из его мозга изъяли важную часть мыслей. И теперь там, где раньше постоянно мельтешили то обрывки песен, то случайные воспоминания, теперь было пусто. Это как если на базарной площади в ярмарочный день внезапно взять и удалить всех людей. Площадь останется, и торговые ряды с товарами останутся. Но ярмарка потеряет смысл, потому что в ней не будет самого главного – самого смысла её существования.

Вот и Пашка шёл по улице и смысла своего существования не чувствовал. Только что он был полон расчётов, планов операции, расстановок сил… Только что нужно было определить и учесть все случайности и погрешности… Только что ему мешал человеческий фактор… А теперь в голове было тихо. То, что наполняло его жизнь смыслом последние полчаса, – исчезло. А то, что наполняло жизнь раньше, задавленное, не спешило выйти на поверхность, чтобы ненароком не выдать тайны.

Какой тайны?

А нет… Никакой тайны нет! С чего вы взяли?

Пашка шёл с Горы пешком и напевал услышанную в такси песню, но не всю… в голове снова и снова крутились строчки: «Сколько ж нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать…»

Что такое вино, Пашка знал из учебников истории. В его времени пили коктейли-стимуляторы. Судя по составу и рецептуре, различались вино и коктейли из его времени прилично. Сходство только в том, что и то, и другое является продуктом питания. Но коктейли, в отличие от вина, содержали значительно больше протеинов, витаминов и микроэлементов. Причём не растительного происхождения, а синтезированных. Это много проще и дешевле. К тому же коктейли стимулировали мозговую деятельность. То есть забыть с помощью коктейля-стимулятора не получится по определению. Там не то что забудешь, вспомнишь всё! И это было принципиальное различие.

«Сколько ж нужно мне вина…» – напевал Пашка, переходя мост через речку Барнаулку. Позади была дорожная развязка и строительство линии метро до новой станции – «Нагорная». Что-то запуск этой станции затягивался. Видимо, жильё для расселения частного сектора ещё не достроили.

«А Катин и Светкин дома на другой стороне улицы Аванесова, за трамвайными путями, и под снос, в связи со строительством станции метро, не попадают…» – автоматически отметил Пашка и тут же запел в голос: – «Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать…»

А там внутри, в области затылка, где располагался индивидуальный чип, вздрогнул другой Пашка. Он зацепился за имя Кати, зашевелился, заворочался… И от этого ворочания голову в затылке начало припекать…

«Сколько ж нужно мне вина…» – кричал Пашка… А потом снова кричал и снова… чтоб забыть, хотя бы сейчас, свою шальную мечту… «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую…»

Когда Пашка спустился к площади Спартака, голова его уже горела огнём, перед глазами плыло.

Был поздний вечер, и автобусов на площади почти не осталось. Но Пашку автобусы и не интересовали – откуда-то издалека, не из его головы, доносилось: «Пол не чуя под собою, между небом и землёю…»

И Пашка пошёл на звук.

Пересёк площадь, звук стал ближе.

Пашка от нетерпения побежал. Его кидало из стороны в сторону, в глазах было темно, но у него был хороших маяк: «Сколько ж нужно мне вина…»

Едва Пашка отрыл дверь кафе «Огонёк», как песня стихла, успокоилась, приведя молодого человека к цели.

Звучала уже другая мелодия, но для Пашки это не имело значения. Он на негнущихся ногах подошёл к барной стойке. Протянул бармену деньги и попросил вина.

– Тебе, поди, хватит уже? – с сомнением спросил бармен. – У тебя вон кровь носом идёт…

Пашка тупо смотрел на каплю крови на поверхности барной стойки. Пока он соображал, на что похоже это красное пятно, как рядом упала ещё одна капля. Потом ещё одна…

– На-ка салфетку и сядь посиди, – сказал бармен, протягивая Пашке бумажный платок.

– Вы не понимаете, мне нужно вина, – попытался объяснить Пашка.

– Конечно, не понимаю, – не стал спорить бармен. – Посиди чуток, братишка. А там посмотрим…

Он вышел из-за барной стойки и повёл Пашку к стулу за столиком в углу зала.

– Посиди здесь, а я скорую вызову. А то ты тут ещё окочуришься ненароком, а мне потом объясняйся с полицией, доказывай, что не у нас в «Огоньке» ты набрался какой-то дряни…

До стула Пашка шёл с трудом. Он ничего не видел. Голова в затылке пылала. А тот, другой Пашка – из чипа – бесстрастно наблюдал за ним.

Уголок, в который бармен посадил Пашку, был неприметным, тёмным, в стороне от остальных посетителей. Убедившись, что клиент сидит и падать не собирается, бармен ушёл на своё рабочее место, однако не терял Пашку из вида.

А Пашке было плохо. Очень плохо. И мир вокруг отзывался на его боль. Столики, стены, барная стойка начинали мерцать. И Пашка ничего с этим поделать не мог.

От боли на его глаза навернулись слёзы, и он в отчаянии прошептал:

– Дайте же мне вина! Я должен забыть…

Другой Пашка, из чипа, хладнокровно нажал на мозг, тот полыхнул огнём, и сквозь огонь до Пашки донёсся вопрос:

– Что забыть, милок?

Пашка открыл глаза. За его столиком сидела старушка, которая там, у мусорных баков, помогала ему остановить кровотечение. Только в этот раз она не суетилась, не причитала, а спокойно сидела напротив и спрашивала:

– Что вам нужно забыть? Скажите…

Голос её звучал заботливо и как-то… немного неестественно, что ли? Вроде тот же голос, а вот в интонациях было что-то чуждое. Пашка с трудом сфокусировал взгляд спросил у неё:

– Бабушка, вы откуда здесь?

– Да вот, мусор выносила. Смотрю, вам плохо. Нужно помочь человеку. Так что вам нужно забыть-то? Скажите, я помогу…

Пашка вспомнил, как она давала ему платочек и прикладывала к переносице снег, и старушка тут же протянула Пашке платочек и снег. И снег в её руке не таял…

– Катя уехала на метро… – доверил Пашка старушке тайну.

– Уехала, милок, конечно, уехала. А куда уехала?

– Домой уехала, к родителям.

– Домой, к родителям, – повторила старушка. – А теперь она где?

– Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать… – запел Пашка, чтобы не подумать о том, где Катя. Потому что он сейчас понял, что точно знает, где она.

– Где она? – повторила за его мыслями старушка. – Где она? Где она? Где она?..

Мысль о Барнеаполе всплыла лишь на миг, потом Пашка задавил её. Но было поздно. Тот, другой, из чипа, торжествующе усмехнулся и встал во весь рост.

Из кафе Пашка вышел ровно и уверенно, как будто и не был только что чуть живым. Лишь разводы крови на лице напоминали о том, что было всего несколько минут назад. Единственное – Пашка покачнулся, когда вставал. Для того чтобы очистить кровь от гормонов, которыми было напичкано его тело, требовалось время. Но время небольшое – чип, установленный Пашке в Time IT Incorporated, был действительно хорош. Он не только расширял мыслительные возможности человека за счёт баз данных и скорости вычислений, но и мог воздействовать электрическими импульсами на определённые участки мозга, заставляя организм вбрасывать в кровь нужные в настоящий момент гормоны. Это делало Пашку то чрезвычайно обаятельным, то быстрым, то сильным… Конечно, в пределах возможностей тела.

Но была у всего этого и другая сторона. Сейчас Пашка, настоящий, живой, сидел в уголке своего сознания и рвал на себе волосы: зачем он согласился на апгрейд индивидуального чипа? Ведь, по сути, он теперь управляемая игрушка Головного Компьютера. И он, настоящий Пашка, ничего не может противопоставить… Пашке кибернетическому.

Пашка впервые по отношению к себе использовал слово «кибернетический».

И сразу же в биологической памяти всплыло: неопрятный старик, в сером комбинезоне техслужбы, с седыми патлами, торчащими в разные стороны, спрашивает у него там, в другом баре: «Ну и как оно? Быть придатком машины?»

Тогда Пашка нашёл что ответить, потому что никаким придатком машины он себя не чувствовал. А теперь по улице Пушкинской – тёмной и пустой – к своей цели шёл Пашка-кибернетический. Шёл, чтобы убить ту, что стала самым дорогим в жизни для Пашки-живого.

Хоть фонари и горели, но свет от них рассеивался во мраке ночи.

«Ты никто! Ты винтик самого ГК. Ты просто его манипулятор! – говорил себе Пашка-живой, повторяя слова патлатого старика. – Ты посрать не сядешь без указки свыше! Ты сам решения принимать не можешь! Ты забыл, что значит быть человеком!»

Тем временем Пашка-кибернетический уверенно шагал через площадь Спартака. Он направлялся в сторону Горы. Пешком – транспорт уже не ходил, но Пашка об этом и не думал. Главное было выполнить задание, спасти мир.

Перехватив не выключенный в каком-то из офисов «Демидовского» торгово-офисного центра Wi-Fi, Пашка-кибернетический связался с киборгами и Головным Компьютером. Доложил обстановку и получил инструкции. Велено было проверить в обоих Барнаулах – и в столице мира, и в Барнеаполе. Киборгам велено было подстраховать Пашку и удостовериться, что всё сделано как надо – объект обнулён, расщепление мира прекращено. И доложить наконец о выполнении задания.

Пашку-живого больше в расчёт не брали. А зачем? Он свою задачу по обнаружению объекта выполнил, в доверие к объекту вошёл, выяснил, что причина расщепления мира именно в Кате. Единственное, было неизвестно: с её гибелью мир станет целым или нет? А вдруг мир продолжит разрушаться? Но по расчётам вероятность этого события была исчерпывающе мала, следовательно, ею можно пренебречь.

Пашка-живой, от которого не скрывались расчёты и планы, бессильно плакал, но он ничего не мог поделать – не он управлял телом. И времени на то, чтобы что-то придумать, у него оставалось всё меньше и меньше. Вот сейчас он – его тело – дошагает до Катиного дома… С его скоростью это минут пятнадцать – максимум. И всё! И никак не предупредить…

«Хуже всего, – думал Пашка-живой, – что Катя мне доверяет… Она меня любит. И я её…»

«Зато мир будет спасён!» – возразил Пашка-кибернетический.

«Зачем мне мир, если в нём не будет Кати?!» – воскликнул Пашка-живой.

Пашка-кибернетический промолчал, но скорости не сбавил.

А Пашка-живой задумался: «Что он, простой человек, может противопоставить столь могущественной системе, как Головной Компьютер и его запрограммированные киборги? Он всего лишь винтик… И если сломается, то…»

Пашка аж задохнулся. Конечно, мало что изменится, если винтик сломается. Его просто заменят, и всё. Сломанные блоки просто меняют, и система продолжает работать как ни в чём не бывало. Но…

Мысль о сломанном винтике странным образом подтолкнула Пашку к поиску решения. Тем более что исход операции – в той части, которая касалась Кати, – сомнений не вызывал. Но был ещё исчерпывающе маленький шанс для Кати и Пашки – вероятность того, что смерть Кати не поможет спасти мир. И даже усугубит.

Мысль о том, что ГК может отправить ещё одного резидента до момента расщепления, Пашка отмёл сразу – если бы такой резидент был, то он себя в этой реальности уже проявил… Чёрт! Если в будущем мир продолжает разрушаться, значит…

Пашка-живой аж замер, а Пашка- кибернетический замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Следовало срочно связаться с ГК, но на мосту через речку Барнаулку Wi-Fi не уже не ловился.

«Ради сохранения мира нужно учесть совершенно ничтожную вероятность того, что смерть Кати не поможет. Учесть её просто необходимо! – убеждал Пашка-живой своего кибернетического двойника. – Потому что, раз в нашем времени ничего не изменилось и мир продолжает разрушаться, значит, обнуление объекта не помогло. Может, есть ещё какие-то поправки, которые нужно внести в расчёты. Может, раз они малы, их решили не учитывать, и с точки зрения машин это правильно, но ведь люди!.. Ведь существует человеческий фактор!.. Что если это ошибка – не учитывать человеческий фактор…»

Последняя мысль словно поставила точку в колебаниях Пашки-кибернетического, и он развернулся и пошёл туда, где был Wi-Fi. В конце концов десятью минутами раньше, десятью минутами позже – это не играло абсолютно никакой роли. К тому же теперь ночь, и Катя никуда не денется. Но перепроверить расчёты нужно. Пашка-живой убедил – человеческий фактор нельзя сбрасывать со счетов в мире, где ещё не произведена поголовная чипизация населения.

Отдавал ли Пашка-живой себе отчёт в том, что он цепляется за соломинку, или искренне верил в то, что для спасения мира нужно учитывать всё, даже мизерные вероятности, – он и сам не смог бы сказать. Тем не менее киборгам была дана команда взять паузу, а ГК погрузился в расчёты.

Время шло. Пашка ходил у торгово-офисного центра «Демидовский» и ждал. Надежда, что Катя останется жить, была совершенно мала, но она была.

Медленно тянулись минуты, прошёл час… Пашка-кибернетический перешёл в режим ожидания сразу же, едва получил команду ждать, и у Пашки-живого появилась некоторая свобода, но он боялся спугнуть удачу и тоже с волнением ждал решения ГК.

Потихоньку, лениво разгоняясь, задул ветер, заметелило. Там, где Пашка стоял, дуло сильно, но уйти он не мог – связь с ГК должна была быть. Пашка усмехнулся – толку от супернавороченного чипа тут было мало. В этом мире нужно было искать сеть, пусть даже запароленную, – пароли Пашка-кибернетический ломал на раз. Хоть что-то…

Получалось, что единственным преимуществом чипа в этом мире была возможность контролировать Пашку-живого…

Пашка остановился, потрясённый внезапной догадкой. Выходит, ГК и не собирался давать Пашке оружие?! Значит, всё-таки человеческий фактор ГК учёл?! Во всяком случае в той части, которая касается непосредственно самого Пашки. Значит, его использовали втёмную?! Значит, исход предрешён и Катя будет убита… что же тогда рассчитывает ГК?

Ноги и руки совсем закоченели. Пашка поначалу просто ходил, потом начал прыгать и похлопывать себя руками в надежде согреться, но на ветру это сделать не получалось. Тепло выдувало – хоть спиной повернись к ветру, хоть лицом. Хотя, когда лицом – дышать становилось трудно – нос и рот забивались снегом. Капюшон мало помогал, и его постоянно ветер норовил сорвать с головы, чтобы выдуть… что?

Пашка задумался: что же хочет выдуть ветер? Не любовь к Кате, это точно. Любовь жила глубоко в сердце, и выдуть её было невозможно. Она проросла в Пашкину жизнь, пустила корни.