Призраки, которых мы скрываем

Охотница за головами

Даже по прошествии тринадцати лет память о нем не дает мне покоя, болезненно задерживаясь в уголках сознания по ночам. Он был не просто девятнадцатилетним парнем, он был ярчайшей эмоцией, пьянящем чувством, сложной смесью сладкой ностальгии и душераздирающей печали. Он был каждым украденным взглядом через ряды потертых столов библиотеки, каждым общим смехом под сумрачным Балтийским небосводом, и каждым прошептанным секретом, спрятанным в отголосках леса Куршской косы за пределами нашего маленького городка. Имя его звучало теперь лишь на грани моих воспоминаний, выгравированное на сердце с неизменностью высеченного камня.

До сих пор помню его улыбку, редкую и драгоценную, как солнечный свет, пробивающийся сквозь пасмурный день. Как она преображала его лицо, заставляла серо-голубые глаза танцевать жизнью. Легкое приподнятие уголков его губ отражало в моем сознании эфемерную симфонию. Его пальцы, прохладные, тонкие, украшенные кольцами из рустикального металла, вычерчивали круги на моей ладони. Связь, которую они создавали, была не из телесной плоти, а нечто гораздо более интимное – сложная мозаика из эмоций и необъяснимое притяжение душ. Мы были всего лишь двумя подростками, заблудившимися в своем маленьком мирке из детективных книг и мечтаний.

Мои воспоминания прервал резкий хлопок, когда я закрыла блокнот, в котором делала записи. Теперь я была в дождливом Ванкувере, вдали от парня, которого когда-то знала, погружённая в реальность, далекую от того мимолетного подросткового возраста, который мы когда-то разделяли.

Я оглядела тесную двухкомнатную квартирку, которую называла своим домом уже пять лет после окончания университета. Кирпичные стены были облеплены фотопортретами незнакомых людей, а любая плоская поверхность завалена стопками бумаг и документов. Ливень нещадно хлестал по панорамным окнам моей гостиной, создавая мрачный уют.

Семь чашек кофе сделали свое дело. Тело изнывало от усталости, сознание было затуманено. Я жаждала отдыха и в то же время боялась этой перспективы. Ведь отдых приносил сны, а беспокойные сны приносили слезы.

Прикрыв веки, я прислушалась к гулкому эху дождя, и его неспешный ритм стал колыбельной, заглушившей звуки очередных воспоминаний.

Может быть, прошлое и осталось позади, но его ощутимое присутствие все еще преследовало меня в эти тихие минуты покоя перерывов между работой. Призрак, появляющийся в каждом уголке моего окаменевшего сердца, в каждой праздной мысли. А парень из маленького приморского городка Калининградской области… что ж, он и был тем самым призраком, который я лелеяла, навсегда запечатлев в слайдах своей памяти.

Бип! Бип!!! Поздний ночной транспорт двигался плавно и ритмично, создавая атмосферу, гармоничную с биением мегаполиса. Каждый сердечный удар повышал уровень адреналина в крови, когда я шла по шумной улице Робсон-Стрит. Шаги мягко стучали по тротуару, черные ботфорты на высоком каблуке были скрыты под джинсами клёш. На мне был длинный черный тренчкот, который развевался на прохладном ветру и соответствовал неуловимо загадочному образу.

Мужчина, за которым я следила, зашел в кафе «Артиджано» на углу оживленной улицы. За ним было легко следовать незаметно, он сохранял расслабленность, что означало одно – он понятия не имел, что его заказали.

Я неторопливо вошла в кафе, осторожно кинув взгляд на спину мужчины у стола заказов, чтобы убедиться, что он не заметил моей слежки. Он был поглощен газетой «Солнце Ванкувера», потягивая свежесваренный кофе на диванчике у окна.

Я сделала заказ и выбрала столик позади него, что позволило ненавязчиво наблюдать за моим 'заказом'. В кафе царила атмосфера оживления, в воздухе витал насыщенный аромат кофейных зерен и свежей выпечки.

Мой заказ принесли быстро. Черный эспрессо с перцем – странный выбор, который многие сочли бы отталкивающим, но для меня он был непередаваемо привлекателен. Горькое сочетание перца и кофеина было отрезвляющим напоминанием о той жизни, которую я создала – она была суровой и рутинной, но работа порой заставляла быть начеку.

Незаметно щёлкнув пару снимков мужчины в профиль, я отправила их на специальный номер, сохраненный под контактом «Оператор».

Через полчаса в кафе вошли двое крепких мужчин средних лет, грубоватых на вид и внушительных по телосложению. Они были одеты с иголочки в офисном стиле, от них веяло профессиональным авторитетом. Это были детективы ФБР, глубоко погруженные в свой собственный мир секретной деятельности. Мужчины подошли к моему объекту слежки, представились, не вызывая подозрений у других посетителей кафе.

На этом моя работа была выполнена.

С этими мыслями я вышла на прохладный ванкуверский воздух и прислонился к стене на углу кафе. Медленными глотками, допила кофе, наслаждаясь его неповторимым вкусом. Бросив последний взгляд на свой бывший заказ, ухмыльнулась, в очередной раз убеждаясь, что это всё не зря. Лицо пойманного мужчины, выражавшее растерянность и недоумение, поражало воображение, когда тот тужился ответить на вопросы двух детективов, не понимая, как это он был обнаружен на другом конце страны.

Я – охотница, профессиональный частный агент по залоговому взысканию с беглецов, умеющая находить людей для ФБР и других частных детективных контор. Я из тех, кто запросто находит уклоняющихся от суда и за считанные недели передаёт их в нужные руки. Я лучшая в городе не потому, что безупречна в этом деле и имею десятилетний опыт успешной поимки. Я лучшая охотница потому, что у меня нет отвлекающей меня личной жизни вне моей профессии. Моя жизнь – это мой лабиринт работы, и я перемещаюсь по нему в одиночку. Так быстрее и эффективней. Может быть, кого-то это и угнетает, но для меня альтернатива этой реальности была бы еще страшнее. Без этой работы я бы бесцельно потерялась среди высоких зданий каменных джунглей и незнакомых иностранных лиц.

Как бы сильно она меня ни поглощала, моя работа обладала определенным шармом. Есть что-то чрезвычайно приятное в том, чтобы найти человека, который не хочет, чтобы его нашли; поиск информации, охота на просторах сети, маскировка для слежки – все это было похоже на изощренную игру. Я пряталась на виду, наблюдая за объектом из тени, тщательно фиксируя в памяти его привычки, любимые места, компанию. Каждая деталь, каждое минутное наблюдение были важны, чтобы полностью убедиться в правильности прицела и передать цель уже официальным лицам.

В этой игре я была хищником, а портовой город Ванкувер в провинции Британской Колумбии – моим каменным лесом.

Не успела захлопнуться дверь моей квартиры, как я начала сбрасывать с себя стягивающие джинсы и блузку. Одежда сбилась в кучу на полу, усталости и городскому смогу предстояло встретиться со своим заклятым врагом – горячим душем.

Выйдя из душа, за резким стуком дождя по стеклу и неумолимым рокотом машин внизу я услышала, как на моей кухне что-то брякнуло.

Дэниел МакКанни… Тридцатидвухлетний мужчина, канадец. В душе вечный ребенок, а в голове полный бардак с остановками на перфекционизм, но только, когда речь заходит о работе. Он из тех людей, которые могут управлять целым залом или департаментом, не произнося и лишнего слова. И все же, в те редкие дни, когда он хотел отдохнуть от службы и снять маску серьезного взрослого мужчины, он выбирал меня. Мимолетные, но не забываемые встречи, то у него, то у меня. Специальный следователь убойного отдела ФБР, человек, который поборолся за мое любительское включение в штат. Хотя и часто жалел, что сделал это.

Дэн никогда не называл меня по имени, ссылаясь на то, что "Кира"мне не совсем подходит. И вот однажды, узнав о моем русском происхождении и фамилии Рубинова, он взял на себя фамильярность переименовать меня в Руби. Хотя я не могла по достоинству оценить его дерзость, я позволила ему это сделать.

Мы с МакКанни пересеклись три года назад в одном из ванкуверских клубов. В то время я была безрассудной и часто страдала от одиночества, ещё не понимая ее прелести, а он излучал неоспоримое обаяние зрелого мужчины. Между нами мгновенно возникла связь, и после первой бессонной ночи, проведенной вместе, мы сходили на парочку нелепых свиданий. Во время которых, Дэн узнал о моем роде деятельности для частных сыщиков. Заинтригованный моими навыками, он задействовал свою обширную сеть связей, чтобы пересекаться со мной не только на редких свиданиях, но и по работе.

Предполагаемый незваный гость окликнул меня, его голос прорезал мою скромную квартирку, как булыжник воду: – Хорошая работа сегодня, агент Руби!

Моя кожа все еще была раскрасневшейся после душа, полотенце, свободно накинутое на тело, мало помогало отгонять прохладу вечернего сквозняка.

Я обнаружила Дэна на кухне, сгорбившегося над барным столом и нахмурившего брови, перебирая разбросанные папки.

– Может быть, ты перестанешь врываться ко мне, когда меня нет дома? – пробормотала я, потянувшись за стаканом воды.

В этот день я получила достаточную дозу кофеина.

Его темно-зелёные глаза поднялись от папок с тонко завуалированным весельем. Дэн по-юношески кокетливо обвел меня взглядом, задержавшись на оголенных ногах.

– Правильно ли я понял, что могу врываться к тебе, когда ты дома? – хихикнул он, и его смех эхом разнесся по квартире.

МакКанни вел себя непринужденно, расположившись у кухонного островка, скрестив на груди мускулистые руки. Его двойственность между взрослым флиртом и ребячеством слегка раздражала.

Я отреагировала на это, беззастенчиво рассматривая его высокую фигуру, позволяя взгляду обводить приталенный офисный костюм, который так подчеркивал его крепкое телосложение. Его профессиональный вид: острые скулы, фирменная прическа с ярко выраженным пробором с гладкими, темно-коричневыми волосами, пронзительные зеленоватые глаза – перед этим всем в деталях, признаться, я никогда не могла устоять. И канадец слишком хорошо это знал.

Его тонкие губы изогнулись в ухмылке.

– Я расцениваю этот взгляд как большое "да".

Я слабо улыбнулась, скрестив руки на груди в ожидании истинной причины его неожиданного визита.

– …А почему ты, собственно, здесь, Дэн? У тебя есть для меня новая работа?

Ухмылка не сошла с его лица, как он медленно выпрямился и кашлянул в кулак.

– Так не терпится получить новое задание, агент? – с сарказмом спросил он, проходя к плите, чтобы поставить кипятиться чайник.

Агент – звание, которое не принадлежало мне ни по каким критериям, но от которого я никогда не откажусь. Дэн знал, что мне нравится такая кличка.

– Я не вижу другой очевидной причины, по которой ты бы вломился в мою квартиру вечером, – моя насмешливая зловредность рассеялась под воздействием заваривающегося чая с жасмином и его дразнящих широких плеч в объятьях которых я так любила находиться.

Заметив его задержавшийся взгляд в районе моей груди, специально прохожу близко мимо мужчины и беру из верхнего шкафчика чашки для чая.

Намек на улыбку мелькнул на моих губах, когда я заметила, как слегка напряглись его мышцы на руках, когда мои локоны коснулись его плеча в процессе.

– Ты съел весь мой шоколад, – заявила я, устраиваясь на барном стуле напротив него.

Канадец преувеличенно серьезно кивнул, словно скорбя о потерянном лакомстве.

– Не волнуйся. Я все компенсирую с процентами.

Обрадованная обещанием, я с торжествующей улыбкой направилась в спальню.

– Жду с нетерпением твоих этих процентов!

Томный взгляд, брошенный через плечо в его сторону, сделал своё дело. Как и ожидалось, никто из нас не собирался думать сейчас ни о какой о работе.

Встреча в прачечной

Каждую субботу я бегу, бегу так, как будто от этого зависит моя жизнь.

Бегу через парк, до самых границ спокойной сельской местности, которая простирается за его пределами. Темп бешеный, дыхание учащенное. Бегство кажется первобытным инстинктом борьбы, который течет по моим венам.

Это напоминает мне о том времени, когда мы были в Зленоградске, но ты его никогда так не называл. Отшучивался, что немецкая фамилия обязывает тебя называть наш город Кранц… Помнишь, Милай? Мы часто мчались друг за другом по изумрудному сердцу хвойного леса, ноги утопали в сочном мху, а тёплый ветер трепал волосы. Ты всегда был хорошим бегуном, лучше меня. Ты был моей опорой. Учил меня быть сильной, выносливой, никогда не сдаваться. И ради чего?… Чтобы тогда я смогла сбежать быстрее?

Одинокий стук сердца присоединяется к моим словам, когда я останавливаюсь, окидывая взглядом пустынную поляну. Еще один выдох, неуверенный шаг – и меня охватывает тишина. И тут…

Откуда ни возьмись, две сильные мужские руки обхватывают меня. Это знакомое ощущение, духи с цитрусовыми нотками, которые я узнаю с улыбкой даже во сне.

– Прекрати, Дэниел! – взвизгнула я, застыв между испуганным вздохом и хихиканьем.

Я извиваюсь в его игривом захвате, наполовину пытаясь освободиться.

– Я еще даже не начал, – соблазнительно шепчет он мне на ушко, на его губах пляшет довольная усмешка, а руки крепко обхватывают мою талию.

Пьянящая смесь его одеколона и свежего уличного воздуха, наполняет мои чувства теплом. Я лениво запускаю пальцы в его каштановые волосы, намеренно портя идеальную прическу с пробором.

Это была наша маленькая традиция, наше субботнее свидание: очищение от городской грязи и забот с помощью ранней пробежки или пикника в объятиях пригорода. Мы обычно лежали на пледе под елками, слушая щебетание птиц. Благо, сейчас уже был май, что сопутствовало плану. Трава щекотала руки и ноги, а небо было бескрайним полотном.

Родители Дэниела жили неподалеку, в трёхэтажном белом доме в стиле ранчо, спрятанном от городской суеты с видом на горы.

Сколько раз он уговаривал, подталкивал к знакомству с ними?… Слишком много. Но мне удавалось ловко уклоняться от встреч каждый раз. Неужели я боюсь обязательств? Неужели наши отношения не кажутся мне достаточно серьезными, чтобы преодолеть этот рубеж? Но, Дэн, ведь это было ожидаемо, когда начинаешь встречаться с таким трудоголиком, как я, не так ли? Искать людей, собирать информацию, – вот мой метод времяпровождения. Копать скрытые ответы, тайны, секреты… И в то же время я умела отступать в свою комфортную тень, оставаясь недосягаемой для личного счастья. Во мне всегда сочетались мимолетное и постоянное, я была одновременно и охотницей, и преследуемой. Но разве не все мы такие?…

И поэтому, в то время как Дэниел, возможно, и стремился к более серьезным отношениям, я оставалась настороженно неуловимой. Даже то, как меня забавляли – и, смею сказать, умиляли – игривые выходки канадца, скрывало растущее в глубине моего живота беспокойство о нашем будущем.

Это было вечером 8 мая 2005 года, ровно 13 лет назад. Я была 17-летним подростком, только что приехавшей из Калининграда в сонный городок Кранц, как его всегда по-старинному назвал ты. Отбиваясь от остатков хаотичного развода родителей и собственного подросткового раздражения, я сразу невзлюбила новое местожительство. Ты же, напротив, был крутым 19-летним старшеклассником – зеницей ока всех старшеклассниц, в том числе и меня, хотя я никогда бы себе в этом и не призналась тогда, если бы тыне заговорил со мной первым.

Наша первая встреча была почти комичной, ее предрешил банальный гул усталых стиральных машин в центральной прачечной Кранца. Я выбрала ужасный день, чтобы напустить на себя независимый вид и постирать свою одежду после очередного разговора с мамой по телефону на повышенных тонах. Оказалось, что гнев имеет силу, но только не тогда, когда речь идет о сломанных ручках муниципальных стиральных машин. Я тогда с ужасом смотрела на ручку, которую только что сломала. И услышала хихиканье. Твоё хихиканье…

"Знаешь, я буду молчать", – ты уверенно заявил, твоя мальчишеская улыбка излучала ауру непринужденности.

Я покраснела, смутилась и пробормотала смущенное оправдание: – "Мне нужно это исправить, пока никто не увидел…"

Опускаясь на колени, не в силах встретиться с твоим взглядом я взялась чинить поломку.

Ты быстро сократил расстояние между нами, твоя внезапная близость не на шутку перепугала меня тогда.

"Могу помочь, если хочешь. Я умею чинить многие вещи", – с ухмылкой предложил ты.

Твоя естественная уверенность была заразительна, каждое твоё слово рассекало напряжение и излучало тепло. Металлические кольца на твоих длинных пальцах сверкали в свете ламп накаливания, придавая ситуации дополнительный оттенок очарования, и я, конечно, приняла твою помощь.

Признаюсь, сначала было довольно странно видеть руки парня, украшенные кольцами… Но мне понравился твой стиль, когда я поняла, что это все часть тебя, твоего боевого образа для посторонних.

"Флаг тебе в руки! Потому что я, честно говоря… Очень плохо умею чинить… что-либо", – честно призналась я, надеясь развеять нервную дымку между нами.

Твоя полускрытая улыбка была моим единственным ответом. Это была едва сдерживаемая, вежливая улыбка – разительный контраст с твоим обычно невозмутимым поведением в школе.

Неловкая тишина постепенно сменилась уютной болтовней и общим смехом. Этот вечер был наполнен странным чувством товарищества. Сломанная ручка стиралки привела к обмену историями, интересами и мечтами, и каждое слово способствовало укреплению нашей зародившейся дружбы. В тот вечер ты решил проводить меня до дома, несмотря на значительное расстояние до места твоего жительства.

Понедельник был просто чудовищным. На мой стол вывалилось огромное количество дел, свежих и полных кейсов. Долгий и мучительно выматывающий день проведённый в кафе за компьютером, заставил меня вернуться в свою крепость одиночества – в свою квартиру, только к девяти вечера.

Я погрузилась в мирную пустоту, мгновенно сбросив с себя профессиональную манеру и каменное лицо.

Стряхнув пальто, бросила его на спинку дивана, и направилась на кухню, где меня манила бутылка белого. Аромат был смешанный: мед, фрукты, орехи. Бокал наполнился до краев, резкие нотки кислотности приятно щекотали нос.

Вздохнув полной грудью, я позволила чувству разлиться по моим венам.

Многие мои знакомые не поверили бы, что такая стойкая охотница, как я, может испытывать девчачью симпатию к альбому Ланы Дель Рей «Born to Die».

Кружась и пританцовывая по просторной спальне в ритме с трогающей душу лирикой и плавно текучими мелодиями, доносящимися из колонок, я отдалась музыкальному вечеру. Это был мой ритуал – отдохновение от суровых реалий.

Преображаясь к ночи, я выделила свои изумрудно-зелёные глаза слоем насыщенных темно-коричневых теней, проведя кончики стрелок на концах, чтобы получился идеальный "кошачий глаз". Мой наряд – белый брючный костюм в сочетании с бордовыми лабутенами – выгодно подчеркивал фигуру и высокий рост. Золотые украшения на груди и кистях, отражали тонкий вечерний свет. Темные волны волос каскадом рассыпались по спине, став завершающим штрихом. Настроение было приподнятым, я была готова.

Дэн приехал в десять, одетый удобно, но стильно – в бордовом пиджаке, который выделял его приглаженные темные волосы, и джинсах, что снижали планку официозности наряда. Мы отправились в тайское бистро в китайском квартале, которое, похоже, было излюбленным местом отдыха от работы у многих.

Когда Дэн рассказывал истории из своего архива убийств по моему настоятельному запросу, он тонко чувствовал профессиональную отстраненность, что не могло не впечатлять – настоящий детектив, как в обрамлении героя «Твин Пикс», воплощение харизмы и эксцентричности. Да и внешне Дэн всегда напоминал мне того симпатичного детектива из старого американского сериала.

Он ловил на себе многие женские взгляды и мои тоже, когда украдкой я поглядывала на него за острым супом с морепродуктами. Его глаза цвета хвои, в которых отражался многолетний опыт следователя, тонкие губы в знающей улыбке, и высокие скулы, завершающие пленительный образ. Я тонула в нём, мир вокруг меня растворялся. Может быть, из-за четырёх бокалов крепкого саке, а может быть, из-за влечения к моему неотразимому партнеру по работе, – меня неизбежно тянуло к нему.

– Я не твое главное блюдо, Руби! – хмыкнул канадец, прервав мою задумчивость, и самодовольная ухмылка украсила его черты. Этот игривый тон застал меня врасплох.

– …Ты можешь им стать.

Слегка коснувшись своей шеи, я бросила в ответ вызывающий хищный взгляд.

Напряжение между нами было ощутимым, подшучивание перерастало в нечто большее. Игра продолжалась, скрашивая обычный вечер после понедельника.

Раскрытие неизреченного

Ночь одарила Ванкувер своей изящной нежностью, превратив шумный мегаполис в спокойный, мечтательный мир, светящийся в завораживающем танце огней небоскрёбов.

Дэниел, как всегда, стал воплощением рыцарства, заплатив за наш ужин, он помог мне накинуть пальто, пальцами слегка коснувшись моей шее, что вызвало волну приятных мурашек по моей спине.

Он проводил меня к своему новому Ауди – роскошь на колесах, сверкавшая в свете уличных фонарей, скорее, напоминая зверя, укрощенного непоколебимым хозяином.

Машина МакКанни была одним из моих любимых мест, пространством, наполненным его сущностью. Характерный мятный аромат, витавший в черном кожаном салоне, был одновременно легким и доминирующим. Из колонок доносились ноты джазового фортепиано, каждый звук окутывал пространство покрывалом безмятежности.

В этом слегка пьяном спокойствии было легко, очень легко потеряться.

Пока Дэн пробирался сквозь полуночные пробки, уверенно и неторопливо, я обнаружила, что начинаю дремать.

В тишине салона раздался тихий смешок.

Приоткрыв глаза, я увидела, что напарник улыбается мне в профиль. Его искренняя радость по поводу моего расслабленного состояния умиляла, и на мгновение я позволила себе представить одну из веток туманного будущего, в котором мы, возможно, будем не только вдвоем в этом роскошном салоне автомобиля. Я представила себе детей, их маленькие ручки, протягивающиеся к нам с заднего сиденья, их хихиканье, отдающееся эхом за просмотром мультиков на планшете. Как Дэниел, заботливая отцовская фигура, держит руку на моем колене, пока умело везет нашу идеальную семью домой после восхитительной рождественской вечеринки у его родителей…

Видение было слишком заманчивым, почти досягаемым. И я знала, что ему не нужно было бы досконально изучать сценарий, как мне, чтобы идеально подойти на эту роль. Реальность не всегда согласуется с приятно желаемым.

Чувство вины захлестнуло, утопив приятную мечту в глубинах совести. Я была не той женщиной, которая могла бы разделить этот сценарий жизни с ним. Мое прошлое с леденящими душу шрамами и всё еще кровоточащими ранами – это не то, что я хотела бы разделить с ним тоже. Его жизнь была слишком красивой, слишком чистой и правильной, чтобы ее могли омрачить мои страдания, призраки прошлого, которые все еще таились в моих снах.

Я вздохнула, развеяв всякую дремоту, и мирная ночь вдруг показалась мне рутинной. Когда-нибудь я должна буду рассказать Дэну об этом. Я должна буду освободить его от иллюзий, которые он питал по поводу нас, по поводу меня… Но не сегодня. Страшная конфронтация может подождать, ведь этот вечер был слишком прекрасен, чтобы портить его моими откровениями.

Ауди МакКанни продолжал скользить по ночному городу, а я прикрыла глаза, навевая сон, оттягивая неумолимо приближающийся день истины. Какая ветка будущего нас ждет, покажет лишь само время.

Пока ночные огни играли со мной в гляделки, я молилась о том, чтобы мои душевные раны хотя бы немного затянулись, чтобы хоть какая-то отсрочка помогла починить то, что во мне когда-то сломалось. Но, как я однажды уже сказала, чинить я ничего не умею…

Крепкие руки Дэна обхватили сонную меня, и подняли с теплого сиденья машины, заставив вздрогнуть.

– Мы не у меня дома… – пробормотала я, прижимаясь к его груди, жадно вдыхая аромат одеколона с кардамоном, смешанным с сыростью ночного воздуха.

Мужчина лишь крепче прижал меня к себе, пока поднимался по ступенькам к высокому зданию, наши тела раскачивались в такт его размеренным шагам.

– Были бы мы у тебя, агент, – голос Дэна вибрировал у моего уха, – я не смог бы отнести тебя в постель, поскольку твой лифт снова не работает, а подниматься на восьмой этаж – не самое приятное занятие после расслабленного вечера.

Нажав кнопку двадцать девятого этажа на бронзовой панели лифта, мы плавно поднялись в царство, олицетворяющее Дэниела МакКанни.

Отперев дверь с помощью специального приложения на телефоне, он пронес меня в прихожую. Приглушенный свет убаюкивал, погружая ещё глубже в дремоту.

Его жильё, современное, но уютное, излучающее величие завидного холостяка. Лофт сверкал под лунным светом – стеклянный рай, возвышающийся над спальными районами города.

– Ты мог бы просто разбудить меня, – прошептала я, уютно устроившись в его обволакивающем тепле, – и я бы пошла к себе домой своими ногами.

Его усмешка была насыщенной и согревающей, как горячий шоколад в зимний день.

– И упустить возможность поносить тебя на руках, как маленького ребенка уснувшего после насыщенной игры на детской площадке? Да ни за что!

Даже в таком сонном состоянии я чувствовала нежность в его голосе. Это был бальзам на груду событий минувших будних дней, охлаждающий жар погони за очередным моим заказом.

Когда мужчина бережно уложил меня на просторную кровать, от прикосновения шелковистых простыней к моему уставшему телу, по спине пробежали мурашки. Его пальцы спустились к моим ногам, массируя расслабление в мои измученные стопы. Ощущения были необъяснимо приятными и срывались с моих губ тихими стонами.

– Могла бы надеть более удобные туфли, а не эти пыточные гвозди на подошве… – пробурчал мужчина, его голос был наполнен нежной укоризной.

– О, Дэн… – мои полубессознательные слова проскользнули мимо губ. – Спасибо за это… Люблю тебя.

Я ждала очередного журения с его стороны, усмешки, удаляющихся шагов – чего угодно, какой-либо реакции. Вместо этого в течение десятков ударов сердца в комнате царила полнейшая тишина.

Неожиданно, я почувствовала легкое прикосновение к макушки.

Короткий поцелуй. Прощание на ночь или, возможно, начало чего-то большего?… Его губы были теплыми на моем лбу, когда он наклонился за очередным поцелуем, и на мгновение, только на это мгновение, в моей груди затеплилась надежда.

Дэн удалился, и мягкий шелест одеяла, опускающегося на мои плечи, эхом отозвался в голове. Я почувствовала, как усталость нарастает в каждом уголочке тела, и с моих губ сорвался довольный выдох.

В ночном полумраке, наблюдая за моим безмятежным сном у панорамных окон своего лофта, Дэниел Маккэнни, возможно, только что открыл дверцу своего большого сердца. Но я уже знала, что эта прекрасная дверца, хотя и казалась открытой, была заперта для таких, как я – с грязными ботинками.

Когда я открыла глаза, солнце уже ласкало моё лицо. Яркий дневной свет осветил белоснежные стены и минималистичный декор жилища, я почувствовала, как по губам пробежала улыбка. В голове промелькнули воспоминания о прошлой ночи.

Из кухни донесся запах свежесваренного кофе – терпкий, идеально подходящий для пробуждения холодным весенним утром. Это было странно. Дэн обычно был ранней пташкой, просыпаясь раньше меня и улетая на предстоящую напряженную работу в своём убойном отделе.

Но это утро было другим.

Аккуратно сложенная рубашка лежала на кресле рядом с кроватью, словно вежливое приглашение. Он знал, как я обожаю носить его рубашки по утрам – необъяснимый комфорт, заключенный в одежде с его запахом.

Я бесшумно прошла к кухни и прислонилась к деревянному косяку. Стоя ко мне спиной, МакКанни будучи в одних пижамных штанах, переворачивал блинчики с мастерством опытного повара.

– Звонили из бюро. Спрашивают о местонахождении своего лучшего следователя, – хихикнула я, блуждая взглядом по его рельефной спине.

– …Серьезно, Руби? – ответ последовал без промедления. Даже не видя лица мужчины, я представляла себе его широкую ухмылку.

– Абсолютно, – улыбнувшись, я направилась к барной стойке рядом с ним. – Я передала им, что его здесь нет, никогда не было и не будет, – добавив это, усаживаюсь на высокий стул наблюдателя. – Не так ли, детектив МакКанни?

Дэн пробормотал что-то вроде "очень смешно", по-прежнему отказываясь повернуться и посмотреть на сонную меня. Он был слишком занят подачей порции блинов, которые наполняли кухню непередаваемым ароматом выпечки. Я хихикнула, довольная тем, что сбила его с ритма.

– Нет, а если серьезно… Почему ты все еще здесь? – поинтересовалась я, откупоривая кофейник, чтобы налить нам обоим по кружке эспрессо.

– Не мог пропустить момент, когда наконец проснётся храпящая принцесса, – ответил он, наконец повернувшись ко мне лицом. – Ты.

Его губы скривились в дразнящей ухмылке, когда он направил на меня кухонную лопатку в кленовом сиропе.

– Из-за таких следователей, как ты, Дэниел, расследования откладываются на неопределенный срок.

– А такие женщины, как ты, Руби, являются причиной того, что порядочные мужчины не могут сосредоточиться на своей работе, – отмахнулся он, слизывая сироп с большого пальца, и изучая мое заспанное лицо.

Мои брови взлетели вверх от такого кокетливого замечания. Мы всегда перебрасывались шутками, не переставая подшучивать друг над другом даже в самых суровых и изматывающих ситуациях. Но все же он знал, что мне нравятся его игривые комментарии, ведь они облегчают бремя наших сложных ролей.

И вот мы наслаждались украденным утром за порцией вкуснейших блинчиков, радуясь компании друг друга, пока всё ещё могли…

Рубикон

По спине струилась обжигающая дорожка воды. Впервые за много лет меня охватило чувство безмятежного счастья.

Рутина дней была наконец-то смыта. Я обернула вокруг себя полотенце и ступила на холодный кафель ванной комнаты лофта Дэна. Бросив взгляд в зеркало, запотевшее от пара, я скользнула по нему рукой, чтобы узреть себя с раскрасневшимися щеками.

И тут мой взор упал на серебряную цепочку на шее. Она по-прежнему сверкала, даже спустя тринадцать лет.

Декоративный ключик на тонкой цепочке – это было обещание, которое ты дал.

«Да ладно тебе, Кир, – сказал ты тогда, бережно застегивая цепочку на моей шее. – Это почетный знак. Ты первая из наших, кто сдал экзамен по вождению».

Твой смех всегда был заразителен. Он разносился с лёгкостью летнего бриза, освежая затхлость нашей мрачной хижины в лесу. Я носила эту цепочку с гордостью, но внутри чувствовала грусть. Ты больше не будешь забирать меня из школы, вот что это означало. Больше не будет спонтанных ночных поездок на пляж на твоей ретро машине, больше не придется держаться за твою руку, когда море штормило и было трудно карабкаться вверх по дюнам. У тебя была вторая часть кулона на магните. Маленький замочек, который подходил только к моему ключу – символ нашего единства.

В тот день ты смеялся, покачивая замок между пальцев. Помню, я спросила тебя, почему выбрал для нас именно замок и ключ.

«Ты не понимаешь? Это как мы, – ответил ты. – Ключ и замок созданы друг для друга, и когда их соединяют вместе, они становятся одним целым механизмом»

Я завидовала тому замку чёрной завистью, ведь он, наверное, остался с тобой, рядом с твоим сердцем. Но с годами я начала сомневаться, что он вообще был с тобой в ту ночь, когда ты исчез.

Мысли постоянно возвращались к одному вопросу: Где сейчас эта половинка кулона? Это было загадкой для меня, как и твое исчезновение из моей жизни… Если кто-то спрашивал, чего я боюсь больше всего, я отвечала, что, наверное, умереть в одиночестве или что-то в этом роде, но на самом деле больше всего я боялась не узнать, что же с тобой тогда случилось. Один день ты был рядом, ухмылки и заразительный смех, а на следующий день – тебя не стало. Ни записок, ни звонков… ничего.

И по мере того как дни превращались в недели, а недели – в года, я теряла всякую надежду когда-нибудь найти этот единственный подходящий замок к моему оставшемуся ключу около сердца.

Да, время шло, и я поняла, как неумолимо движется жизнь, как солнце восходит каждый день, несмотря ни на что. Я научилась жить с отсутствующим замком и ключом, который никуда не годится. Но где-то в глубине души я всё же надеялась найти этот замок. Он дополнял ключ на моей шее, так же идеально как ты дополнял и меня, Милай.

Я с сожалением подумала о том, что так и не сказала тебе, как много ты для меня значил… Я не решалась. Ведь эту привилегию всегда брал на себя ты.

Стоя в утреннем свете, я наконец приняла решение.

Я прокручивала его в голове бесчисленное количество раз, анализировала все возможности, все исходы. И вывод всегда был один и тот же. Я впускала Дэниела в своё сердце… Я наконец-то решила дать нам шанс, небольшой шанс. Но, тем не менее, он был, и эта мысль приводила меня в ужас и трепет.

В эти выходные я познакомлюсь с его родителями, поеду с ним в его родную коммуну в часу езды от города и попытаюсь найти общий язык, а возможно, и светлое будущее там.

Проводя расческой по мокрым волосам, я погрузилась в свои мысли и потянула за волосы сильнее, чем нужно. Расческа выскользнула из рук и упала на пол.

Наклонившись, я поморщилась, виня в этом свою рассеянность. Увлекшись, резко выпрямляюсь, не учитывая расстояния до раковины, и больно ударяюсь затылком.

Резкая боль в затылке сразу затуманила сознание. С губ сорвалось тихое ругательство на родном языке. Пришлось ковылять к морозилке на кухне, чтобы отыскать пакет со льдом в множестве полуфабрикатах Дэна.

С неохотой прижимаю лёд к больному месту, хмурясь от ноющей боли.

Все еще потерянная в сложившейся ситуации, нахожу утешительный юмор во всем этом, когда стою полуголая, завернутая в одно лишь полотенце, в лофте своего партнера, с шишкой на затылке.

Пакет со льдом в моей руке превратился из твёрдого в жидкость, растаяв. Выбросив его в пакет для отходов под кухонной раковиной, краем глаза замечаю что-то необычное в мусорном ведре для картона, что-то неуместное для остального мусора.

Из-под выброшенных бумаг и обёрток выглядывал конверт, ярко-желтый цвет которого контрастировал с остальным содержимым.

От слова, напечатанного на лицевой стороне, у меня сжалось сердце.

«Рубикон», – гласило оно…

Слово, которое ты с нежностью превратил в прозвище для меня. Кира Рубинина стала Рубиконом… Ты часто говорил, что я – твоя точка невозврата жизни, Милай, твой собственный рубикон.

Руки предательски дрожали, когда я подобрала конверт, пальцы обводили буквы, выведенные красными чернилами.

Конверт уже вскрывали – верхний край был надрезан, и я невольно задалась вопросом, почему у Дэна в мусорной корзине лежит уже вскрытое письмо, адресованное мне.

Еле собравшись, я вникла в содержание послания. Слова обрушились на меня всем весом своего значения. В нем говорилось об определенном месте, дате…

«Наша хижина в лесу», «8 мая»и давно забытое имя: «Милай».

Твоё имя… Я не слышала о нем уже тринадцать лет, имя, которое отозвалось в моем сознании чувством ужаса и раздирающей душу тоской.

– …Милай, – произнесли мои похолодевшие губы.

Твоё имя, призрак воспоминаний.

Мир словно ушел из-под ног, ватные вконец ноги ослабли.

Я обмякла на полу кухни, отчаянно прижимая письмо к груди, словно это был мой спасательный круг. Свет дневного солнца словно померк, все вокруг погрузилось в черноту. В голове крутился водоворот вопросов, и я не обратила никакого внимания на то, как кто-то настойчиво звал меня по имени…

Дэн?…

Его тон был паническим, лицо – бледным и обеспокоенным, он схватил меня за руку, выкрикивая мое имя и что-то ещё. Но для меня все это утонуло, и все, что я чувствовала перед тем, как провалиться в беспамятство, была чернота и твой беззаботный смех.

Только одно слово повторялось в моей голове снова и снова:

«Рубикон».

Последствие обмана

– Этот парень исчез, Руби! – воскликнул Дэн. Его голос эхом разнесся по ярко освещенной гостиной, отражаясь от высоких потолков мансарды. – Ты думаешь, что спустя тринадцать лет он решил вдруг броситься к тебе с просьбой увидеться?! – его глаза были широко раскрыты, пальцы слегка дрожали, когда тот впился ими в спинку дивана, пытаясь своей взвинченной речью образумить меня.

Тон канадца был повышен, что совсем не сходилось с его обычным спокойствием.

– Это не он послал тебе это злосчастное письмо! Как ты не понимаешь это?!… Прошу, послушай же меня!… У тебя есть я, Руби. Я настоящий, я здесь с тобой. А он – нет. Мы…

Мужчина попытался приобнять меня за плечи, но я яро отшатнулась от него. В этот момент, я почувствовала, как гнев нарастает внутри, разгораясь, чтобы вырваться наружу.

– Мы?! Да нас бы вообще не существовало, если бы не он, Дэн! – мой голос был настолько пронзительным, что даже я вздрогнула от звука.. – Знаешь, почему я сбежала с родины ещё подростком? Почему стала охотницей за головами?… Знаешь, почему так одержима идеей искать незнакомых мне людей? Теперь я могу сказать тебе. Это все из-за него!… Это просто смешно обсуждать!… – прорычав это, я схватилась руками за голову, оттягивая волосы до отрезвляющей боли. – Я теперь лучшая охотница в этом чертовом городе! И даже если бы я была лучшей во всей Вселенной!… Это ничего бы не изменило. Я бы не смогла найти того единственного человека, ради которого готова бросить все свои дела на свете, лишь бы узнать, где он!!

На глаза навернулись слезы. Но время для них еще не пришло. Не хочу разрыдаться при нем.

Лицо Дэна было призрачно-белым, рот то открывался, то закрывался, когда он пытался найти нужные слова, но все не находил. Я никогда не видела его в таким. Ни разу. Стальное самообладание своими эмоциями, веселый агент, которого я знала – исчез; его сменил этот незнакомец, который выглядел так, словно был в нескольких секундах от того, чтобы накричать на меня и выставить из своего дома.

– …Ты понимаешь, что это может быть кто угодно, кто написал это письмо? Кто угодно! – вскипел он, небрежно запустив руку в идеальную причёску с лаком, портя ее. – Пойми меня, я не мог допустить, чтобы ты переживала из-за какого-то злого розыгрыша, поэтому и выбросил то письмо.

– …Розыгрыша?

– Да. Я знаю о том несчастном пропавшем без вести мальчике. – тяжело выдохнул Дэн, пытаясь унять расплескавшиеся эмоции. – Когда ты рассказала мне, откуда ты родом, я из любопытства поискал информацию о твоём городке. Благо, существует достойный онлайн переводчик с русского. – криво усмехнулся он, проведя ладонью по лицу. – Я знаю, что дело об исчезновении людей из того города хорошо известно в Калининграде и области. Так что это, вероятно, какой-то начитавшийся газетных замёток чокнутый, который знает о тебе и решил сыграть на твоих чувствах, Руби.

По щекам потекли злые слезы, в груди нарастало жжение, становилось трудно дышать. От его слов мне стало еще больнее. Оказывается, Дэн читал что-то про Кранц… Он думает, что знает. Но в действительности он не знает ничего.

– …Ты спрятал от меня моё письмо. – мой голос разнесся по пустому пространству.

Я пошатнулась, будто ошпаренная, торопливо кидаясь собирать все свои немногие вещи в его лофте – свитера, ноутбук, зубную щетку, косметику, – стараясь сохранять при этом спокойствие, не позволяя надвигающемуся отчаянию одолеть.

– Ты порылся в почтовом ящике у меня дома, прочитал мое письмо и имел наглость его выбросить! Ты сыграл на моих чувствах лучше, чем какой-либо вымышленный чокнутый, Дэн!

– Руби, пожалуйста!… Просто выслушай меня! – руки мужчины потянулись к моим, пытаясь забрать у меня переполненную сумку. – Тебе просто нужно успокоиться!

У меня защемило сердце, я уставилась на него с ненавистью. В моей голове все начало расплываться. Единственное, на чем я могла сосредоточиться – это его умоляющий взгляд, и его голос, который пытался объясниться в необъяснимом. Но было уже слишком поздно. Ущерб был нанесен. Процесс восстановления доверия потребует времени, которое я не была уверена, что смогу ему теперь дать.

Мы отдыхали на ковре из сухого мха, щедро устланном еловыми иголками. Наша импровизированная постель располагалась на пологом склоне дюны в сосновом бору, с которого открывался панорамный вид на наш маленький приморский городок.

Мир под нами представлял собой фотомонтаж, усеявший горизонт разноцветными немецкими усадьбами и невысокими домами, причудливо расположившимися между раскинувшимися лесными угодьями на берегу Балтийского моря.

Когда я провела пальцами по беспорядочным густым волосам Милая шоколадного цвета, в моей груди зародилось чувство необъяснимой нежности. От него веяло уютом, знакомым и в то же время таинственным.

Это спокойствие было прервано, когда он нарушил молчание, которое мы так комфортно разделяли.

– Знаешь… а ведь, если бы я рассказал тебе все о себе, ты бы, наверное, не захотела больше со мной быть, – признался парень, удивив меня странным откровением.

Его слова охладили нагретый хвойный воздух, всколыхнув безмятежность, в которой мы плавали, проводя выходные вместе.

Я с любопытством и некоторым недоверием посмотрела на парня, лежавшего на спине с полуприкрытыми глазами.

– Почему? Ты считаешь, я с тобой только для того, чтобы раскрывать твои маленькие секреты?

Его лицо расплылось в очаровательной мальчишеской улыбке.

Глядя на ямочки на его красивом лице, я почувствовала странное желание разгадать его тайну, которой он вечно прикрывался, чтобы отпугивать меня время от времени.

Но как раз в тот момент, когда это желание грозило испортить наш момент, он бесстрастно ответил: – …Что-то вроде того.

Но я не позволила его причудливым изречениям о природе наших отношений испортить идиллию.

Нежно обнимая его лицо ладонями, провожу большим пальцем по точеной скуле, отражая чувства, которые плясали в моих глазах.

– Милай… разве ты не понимаешь? – тихо начала я. – Даже если бы я знала каждую деталь твоей жизни, каждый маленький и большой секрет… – делаю паузу, собирая свои эмоции, которые, казалось, были разбросаны повсюду лишь от его нескольких слов. – Я бы все равно смотрела на тебя, как на самую большую загадку, которую мне предстоит разгадать.

Он продолжал смотреть в безоблачное небо, его уязвимость скрывалась под бархатистым пологом спокойной внешности. На мгновение тишина вновь стала нашим спутником – немым наблюдателем наших тайных свиданий.

Постепенно лицо Милая озарила теплая улыбка с обаятельной родинкой в самом углу губ, а серые печальные глаза заискрились невысказанным признанием.

Он наконец-то повернул голову, чтобы встретится со мной взглядом. Это было наше крещендо, сочетание молчаливого понимания и доверия.

Мы были двумя кусочками паззла с неясными очертаниями, прижавшимися друг к другу, чтобы завершить незримую картину, которой мы являлись.

Бракованная птица и золотая клетка

Нежная мелодия эхом разносилась по выложенному мрамором простору, олицетворяющему собой дом, который я так любила. Медовые ноты, звенящие в воздухе, отражающие всю глубину классической музыки стиля импрессионизма. Мои пальцы танцевали по полированным черно-белым клавишам, сплетая истории о радости и боли, плавно переходящие в эхо тишины.

– Понимаешь, Бьянка, – обратилась я к своей постоянной слушательнице, белоснежной кошке, свернувшейся калачиком на бархатном табурете рояля подле меня, – Дебюсси ведь понимал безмолвные крики души, как считаешь?

Бьянка лишь пошевелилась в уютной дреме, лениво помахивая хвостом. Дождь мрачно отражался в больших окнах зала особняка, как в зеркале моей затянувшейся меланхолии.

Отполированная белая поверхность рояля отражало два улыбающихся лица, застывших на фото в позолоченной рамке на стене. Сияя под теплым солнцем Монако, мы с мужем выглядели просто восхитительно. Но это была всего лишь фотография – застывший фрагмент времени, лишенный подлинных эмоций.

Иржи Вуйчик, мой муж, который был скорее моим трофеем, и я, жена, которая была скорее его экспонатом, – позировали вместе идеально, наш смех с фото звучал так же звонко, как и фужеры с шампанским, которые мы держали в руках. Кадр был не просто сувениром медового месяца, а фасадом соответствия общественным нормам – двумя галочками в инструкции по идеальной жизни.

Мой взгляд переместился на Иржи. Он выглядел… счастливым. Искренним или нет, я до сих пор не могла сказать, даже после семи лет супружеской жизни.

И все же во мне всколыхнулась обида. Неужели мое счастье было не более чем рамкой на стене? Видела ли я себя по-настоящему, не будучи женой лучшего в Праге хирурга-трансплантолога?

Перспектива была пугающей: рискнуть войти в мир, от которого я была отчуждена – в свое Я. Гораздо проще и не так страшно было потерять себя среди великосветских разговоров о том, кто приобрёл самый шикарный загородный дом в Карпатах, самую перспективную роль на работе, самую изысканную жизнь… Болезненным, однако, было осознание того, что мои юношеские мечты канули в Лету.

Под слоями притворных улыбок и пустых обожаний скрывалась та самая мятежная девчонка из Калининграда, которая мечтала о полуночных сонатах и свободе.

Европейское гражданство ради которого я и связала себя узами брака с Иржи, той душевной свободы не дало. На то брак и зовётся браком, наверное…

Я оказалась в прекрасной ловушке из позолоченных стен. Мои мечты и желания играть в оркестре были потеряны в постоянной серой карусели жизненных фривольностей. Как мурлыкающая во сне Бьянка, я тоже спала в этой так называемой "идеальной жизни".

За каждой "успешной"женщиной стояла невидимая история капитуляции – капитуляции перед социальными нормами, перед желаниями других, перед цепями поверхностного величия сильного пола. Не стала исключением и я, отказавшись от мечты играть на клавишах сердца многих под прикрытием высокой конкуренции на это место. На самом же деле, все в этом доме делалось так, как скажет Иржи. Жена – красивая домохозяйка. Я ею и притворялась.

Каскад нот разлился по дому, наполнив пространство ритмом непокорности лишь на несколько минут. Мое прикосновение на инструменте ослабло, мелодия оборвалась.

«Разве мы не идеальная семья?» – эта мысль эхом отдавалась в голове.

Мягкое мурлыканье кошки на моих коленях успокаивало, напоминая о забытом мире за этими высокими стенами.

Пока ливень бил по окнам, рисуя серый шедевр, я поняла, что жить так… я больше не могу.

Каждое утро Иржи непременно целовал меня в лоб, когда я надевала свою форму для йоги – разноцветную смесь обтягивающего мою стройную фигуру спандекса, который так завораживал его.

Чех был чересчур примерным мужем, уважительным и всегда поддерживающим. Он твердо верил в мою любовь к йоге и в то, что она приносит мне не только физическую пользу, но и духовную.

Наивный европеец.

Когда он поцеловал меня в лоб на прощание сегодня утром, я мило улыбнулась, и как примерная жена, сонно промурлыкала:

– Не забудь свой зонтик, милый!

С этого ритуала начиналось каждое наше утро.

Но как только белая Тесла мужа исчезала из виду, я сбрасывала с себя образ йогини и обретала совершенно другую личность.

Мое перевоплощение начиналось за закрытыми дверями гардеробной, где среди сумочек Биркин, всевозможных туфель и дизайнерской одежды – лежал мой заветный скейтерский наряд и потрепанный скейтборд.

Мой восторженный подросток выныривал из глубин скучной взрослой жизни и я отправлялась в просторный пригородный скейт-парк – мир, далекий от моего глянцевого утреннего фасада.

Именно там, в разрисованной граффити бетонной траншее, мое колотящееся сердце находило успокоение в безрассудстве ситуации. Я выпрямлялась и делала глубокий вдох, впитывая в себя все острые ощущения и адреналин от поездки на скейте.

Сегодня утром в парке было многолюдно – разношерстная толпа увлеченных скейтеров и любопытных зрителей.

Сердце заколотилось в предвкушении, доска пронеслась по ветру, но тут произошло резкое и неожиданное столкновение.

Я врезался в крепкую фигуру бесспорно красивого молодого человека в черной толстовке. В последовавшей за этим растерянности я прижалась к нему, словно ищя защиты, и взаимное недоумение было замаскировано молчаливой паузой.

– Аккуратней, слэчно… – пробормотал парень, назвав меня незамужней девушкой.

Неловко обхватив руками чуть выше моей талии, он попытался восстановить наше равновесие.

Взглянув в лицо сбившего меня юноши, я приятно осознала, что он был очень похож на тех подростков, которых показывали в популярных сериалах для девчонок по телевизору в моем отрочестве.

Спустя некоторое время после моего шквала извинений за дилетантство на скейте и тихого смеха парня, я обнаружила, что сижу на прогретой солнцем бетонной горке вместе с этим молодым незнакомцем.

Он был остроумен и обаятелен, и я поразилась тому, как легко неловкость от нашей встречи переросла в смех и рассказы о его студенческой жизни.

– Похоже, Анета, я должен перед тобой не только извиниться, за то, что не словил тебя более мягко, но и поблагодарить за прекрасное времяпровождение! – рассмеялся он, завязывая разговор с такой легкостью, какой я не знала уже много лет в снобистский кругах мужа.

Болтовня, скейт-парк, интересная компания – на мгновение я снова стала семнадцатилетней, живущей жизнью приключений и первых влюбленностей.

Когда солнце зашло за облака, очарование утреннего события стало омрачаться реальностью.

– Если бы только Иржи видел меня сейчас… – бормотала я про себя с ухмылкой.

Тайная жизнь, которую я вела, заключалась не в занятиях йогой и не в безмятежности контролируемой асаны, а в раскрепощающем безумии скейт-парка и компании молодых людей, которых я едва ли знала.

В моем кабинете было тихо, если не считать скрипа офисного стула и периодических вздохов высокого долговязого подростка, развалившегося в моем самом удобном кресле у окна с видом на Карлов мост – главный символ Праги.

В воздухе висела тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене.

Его звали Ладвик Горак, ему было всего девятнадцать лет, но на его плечах уже лежала ноша чувств к женщине, старше его почти на десять лет. Наши терапевтические сеансы всегда были более чем профессиональными и терапевтическими.

Ладвик неловко взъерошил свои непокорные брюнетистые кудри назад, ерзая на своем сиденье.

– Я не понимаю, почему психическое лечение должно быть таким дорогим, когда психическое разрушение раздается всем миром совершено бесплатно! Это как-то фигово и несправедливо, – пожаловался он, его глаза цвета темного мёда сузились от разочарования.

– Ну, Лад… – оторвалась я от своих рутинных записей, усмехнувшись, – наверное, ты чертовки прав. Это все довольно фигово.

Его лицо мгновенно озарилось мальчишеской ухмылкой.

– Спасибо, пани Вуйчик, – хмыкнул он, вальяжно вставая с кресла.

Я рассмеялся, наблюдая за тем, как он непринужденно приближается ко мне.

Внезапно парень опустился на корточки, положив руку на мои обнаженные колени под короткой юбкой. От этого прикосновения по телу пробежала волна мурашек.

Не обращая внимания на непрофессионализм, я пригладила его тёмные кудри назад, чувствуя, как густые пряди проскальзывают между моими пальцами.

Юношеское тело напряглось, глаза прикрылись, и он блаженно выдохнул.

– …Анета, катаешься на скейте ты, как моя пятилетняя сестра, но, как психотерапевт… Тебе нет равных во всем мире.

Он поцеловал меня в колено, и от его смелости у меня слегка закружилась голова.

С трудом подавляя растущее во мне желание поскорее притянуть его к себе, я заикнулась: – Лад, как долго мы будем это продолжать?

Почувствовав мое беспокойство, он поднял невинные глаза, и его губы растянулись в жеманной ухмылке.

– Тебе не нравится играть в непрофессионального психолога?

Его пальцы скрылись под моей юбкой, и я с трудом сдержала вздох наслаждения.

– Нет… дело не в этом. Но я подумала… если бы мой муж, Иржи… – начала я, потянувшись к его щеке.

Резкий, мрачный взгляд окинул меня.

Ладвик прошипел: – Никогда не упоминай о своем муже, когда мы вместе, Анета. Поклянись мне.

Я заставила его замолчать, наконец-то притянув к себе в желанном, пламенном поцелуе.

Мне нравился наш тайный роман, окутанный страстными стонами в моем кабинете. С ним я снова чувствовала себя живой… Как тринадцать лет назад, дома, среди дюн и криков чаек. Где у меня была первая искренняя влюблённость и настоящие друзья.

Двойная жизнь ночного химика

Непрерывное тиканье часов эхом разносилось по стерильным коридорам лаборатории, подстраиваясь под синкопированный ритм моего сердцебиения. Я, Илья Альбертович Савицкий, был не более чем лабораторной крысой, запертой в рутинном цикле, из которого, казалось, выхода не было. Мои мечты, навеянные МГУ, не знали, что реальность имеет отчетливый привкус горечи.

Моя работа в качестве практикующего микробиолога в небольшом колледже современных технологий и медицины, заставляла меня трудиться весь день, иметь дело с болезнетворными микроорганизмами, экспериментами, любопытством и иногда вялостью студентов. Страницы моего дневника были исписаны молекулярными структурами и химическими уравнениями, отражающими бесславную сторону формального образования.

Вселенная не всегда была повёрнута ко мне пятой точкой. Я находил утешение в своей маленькой, уютной квартирке на Басманном переулке, доставшейся мне по наследству от бабули. Утешение было и в компании Матроскина, моего серого кота, которого я подобрал с помойки, когда переехал сюда. Квартира, с ее старомодными обоями и потрепанной мебелью из тёмного дерева, дореволюционной давности, была поэтической эмблемой моей жизни; побитая, но устоявшая.

Для общества я был интровертом, апатичным лаборантом. Для меня же этого определения было достаточно. Ведь после работы я всегда сидел в своем кресле в гостиной с детективными романами и Матроскиным. Однако выживать и жить – это две разные вещи. Пронзительное спокойствие обыденности было необходимо, ведь моя ночная жизнь была маяком среди тумана рутины.

Как только солнце опускалось за горизонт, я превращался в ночного безумного ученого, смешивая и придумывая сыворотки, приносящие сладкое облегчение и эйфорию многим. Покинув обшарпанную клетку своей квартиры, плотно застегнув черную кожанку, я ринулся в вечно бодрствующий городской пейзаж центра Москвы.

Пары машин и производств, огненные цвета витрин и вывесок, в край расшатанные нервы – ночами я воскресал, превращаясь в дилера, торговца сложных химических утешений по завышенным ценам из-за уникальности продукта. Мои коктейли вызывали привыкание, как мед на языке медведя, и богатенькая андеграундная публика столицы с готовностью отдавала в залог свой рассудок. Я был кукловодом, их потребности были моими нитками, законы спроса и предложения сценой в двусмысленном мире грехопадения.

Шепчущие напоминания о морали морщились от этого зрелища, но мое собственное выживание не знало этики. Каждая красная купюра была ступенькой на лестнице, приближающей меня к расставанию с нынешним существованием и мечте о чем-то лучшем. И у мечты было имя. И имя это было – комфортабельная вилла в джунглях Коста-Рики с бассейном и террасой с видом на океан. Да, я не хотел умереть в проперженной квартире, пока буду сводить концы с концами, получая копейки, которые такие горе ученые, как я, получают, работая целыми днями напролёт ради того, чтобы какой-то юный говнюк наконец отличил периодическую таблицу от плана эвакуации.

Эта двойная жизнь была не выбором, а горнилом, в котором принятие встречалось с амбициями. Мои дни, проведенные в чашках Петри и микроскопах, и ночи, утонувшие в опасных связях и варке волшебных зелий для укрепления этих же связей, были, по сути, обыденными. Однако они сулили надежду. Обещание возмездия, которое было не за горами, светлого будущего на берегу океана, которое я осмелился прочертить между серыми линиями морали.

Я опустился на диван, уставший после долгого рабочего дня. Матроскин тут же запрыгнул ко мне на колени, удовлетворенно мурлыча. Я рассеянно потрепал его за ушами, перебирая пальцами его мягкую серую шерсть. Мой взгляд переместился на ключи от квартиры, лежащие на журнальном столике, на них висела металлическая стрелка. Брелок. В ее состаренной патине отражался полуденный солнечный свет, льющийся из окна.

Сердцебиение участилось, и я погрузился в водоворот воспоминаний, связанных с этим брелоком, возвращаясь к загадочной истории, которая произошла тринадцать лет назад в захолустном городке Кранц, как мы его всегда звали на старый лад.

Тринадцать лет назад я был таким же молокососом, которым сейчас преподаю элементарную химию, книжным ботаником с обыденной жизнью в семье докторов. Мои лучшие друзья Дамиан, Милай, Кира и Дарья были моим единственным спасением. Дамиан всегда был невозмутимым мрачным парнем, которого опасалась вся школа, а Милай – спокойным в любой возможной ситуации. Кира всегда жаждала приключений, устраивая наши вылазки на Куршской косе, а Дарья была воплощением смелости.

В выпускном классе я стал одержимо работать над тем, чтобы получить почти идеальные оценки в конце семестра и обеспечить себе бюджетное место в главном университете страны – МГУ. Мои родители, трудолюбивые врачи, мечтали, чтобы я добилась успеха и уехал с полуострова в столицу. Их самопожертвование отражалось в моем желании побеждать на каждом экзамене. И да… Экзамены, тесты – не проверка знаний. Для меня, это были самые настоящие 'голодные игры'. Не иначе.

Но ещё там была Анета. Школьная принцесса… Ее глаза сверкали, как звезды на фоне ночного неба пляжа, куда мы так часто выбиралась. Я хотел стать тем парнем, который сможет исполнить любое её желание. Но среди этих мечтаний и стремлений мы с друзьями наткнулись на тайну, которая была важнее любого экзамена или школьного задания.

Наш городок имел гнусную историю бесследного исчезновения людей на Куршской косе на протяжении многих веков. Когда мы погрузились в архивы довоенного Кранца, школа отошла на второй план. Надвигался выпускной экзамен по химии, который был ужасно важен, но я никак не мог найти время для занятий.

Моя банда друзей, всегда проницательная, поняла мое затруднительное положение и предложила помощь. Кира с мастерством организатора придумала план проникновения в дом нашего учителя по химии – Василия Игоревича, чтобы украсть заготовленные ответы на тесты. Их смелый поступок ошеломил меня. Они были готовы рискнуть всем, лишь бы я успешно сдал экзамен.

Когда ребята передавали мне драгоценные ответы, Кира предложила идею: «Только Илья может оставить их себе. Нам они не нужны. Нам просто нужно, чтобы наш безумный ученый поступил в МГУ».

Дарья одобрительно закивала. Милай и Дамиан тоже одобрили идею, хотя Дам и закатил глаза.

Их бескорыстный жест наполнил мое сердце теплом и благодарностью.

– Целься прямо в МГУ, Илья! Как эта стрела, – объявила Анета через неделю после экзамена, когда мой результат оказался лучше всех по классам. Принцесса торжественно вручила мне металлическую безделушку, которая впоследствии стала моим талисманом по жизни.

Крошечный кусочек металла нес в себе её надежду о моем светлом будущем…

Я снова посмотрел на брелок. Те прекрасные дни давно прошли. Некоторые тайны были раскрыты, а некоторые запутались в лабиринтах мрачной истории Кранца. Но чувство привязанности к друзьям, к Анете и к нашим общим воспоминаниям никогда не исчезало.

Ледяной принц и его похищенная принцесса

Это была непритязательная встреча, неожиданная. Соня была девушкой без осложнений – легкой и плавной, как легкий летний день. Она несла с собой атмосферу ликования, куда бы ни шла, напоминая о милой простоте жизни среди беспорядка Кранца. Мы встретились на заправке в тот день, когда я окончательно решил отправиться за Кирой.

Была середина зимы, холод был такой пронизывающий, что дыхание превращалось в ледяной пар. Я помню, как снег, белый и неумолимый, падал вокруг, пока я заправлял свой внедорожник. Шёл 2010 год. Прошло уже пять лет с той чертовой октябрьской ночи. Кира давно уже уехала с полуострова, в этом я был уверен, и мне нужна была каждая капля топлива в пустом баке для недолгого путешествия до заснеженного аэропорта в Храброво. Как только я приготовился к одинокой поездке, метель усилилась. Кранц научил меня одной вещи: никогда не противиться гневу природы, будь то ненастный морской шторм или необычная для полуострова метель с похолоданием. Я смирился и стал пережидать бурю на маленькой АЗС окружённой лесом.

И тут в дверях появилась она – Соня Крушицкая, с белокурыми кудряшками и ярко-вишневой помадой. Ее появление контрастировало с белой безмятежностью за окном. Пряди обесцвеченных волос прилипали к ее покрытым инеем щеках, а испуганные глаза девушки искали хоть кого-то, кто бы мог ей помочь. Я оказался единственным мужчиной в этой кафешке на заправке, который что-либо смыслил в ремонте машин. Дама, попавшая в беду, и рыцарь в заснеженных доспехах, опоздавший на свой рейс до Ванкувера.

Я задумчиво вертел в руках заветный билет на самолет. Вылет из Храброво был в пять, а посадка через девять часов в аэропорту Коал-Харбор. Для парня, никогда не покидавшего полуостров за двадцать три года жизни, это было все равно что полёт на Луну. А рождённый ползать, как говорится, летать не способен. И что я вообще ей скажу, если мне посчастливится как-то отыскать ее в многомиллионном городе, куда она всегда мечтала сбежать отсюда?…

Было уже половина восьмого, и Соня с извиняющейся улыбкой протянула две чашки ароматного кофе в знак благодарности. Я наспех скомкал билет в кулаке и выбросил его в ближайшую мусорную корзину.

Так начался наш пылкий и недолгий роман.

Когда мы лежали на полу, на мягком ковре моей гостиной, и смотрели какой-то дурацкий западный фильм, Соня заговорщически повернулась ко мне с полуулыбкой.

– Ты будешь любить меня вечно, Дам? – спросила она. Её голос был тихим, почти заглушенным гулом телевизора, но все же он пробивался сквозь шум. Ее голубые глаза невинно смотрели на меня, и в этих озёрах с длинными ресницами, подведенными тушью, проскальзывал намек на волнение.

Вопрос застал меня врасплох. Я почувствовал, как мой взгляд переместился с экрана на облупившуюся краску на стене.

Любить ее? Да ещё и вечно?… Нет. Мое сердце принадлежало другому человеку, воспоминаниям, зеленоглазому призраку. Я никогда не смогу дать Соне то, что она заслуживала, – безусловную любовь и постоянные отношения. Но я также не хотел терять это утешительное общение, которое было у нас в этом проклятом городе. Я мудак и поступаю с ней ужасно. Я знаю это.

– Насколько получится, детка, – это было все, что я смог выдавить из себя.

Я пригладил ее волосы, жеманно улыбаясь. Кранц всегда был и остается красивым парадоксом, наполненным историями о тоске и неутолимом желании сбежать отсюда на материк, как что идёт не так. И я… ну… я ничем не отличался здесь от других.

Мой разум был заполнен тайнами девушки, которая когда-то была погребенной под нашей мимолетной интрижкой, которая обещала большее, но закончилась меньшим. Кира была моим прошлым. Вряд ли она вообще когда-либо была моей, но оказалось, что этого 'ничего'было достаточно, чтобы постоянно помнить о ней спустя восемь лет. Соня – мое настоящее. И, возможно, будущее. И все же воспоминания о той зеленоглазой бунтарке казались более реальными, чем об этом мнимом настоящем, как томительный аромат давно увядшего цветка.

– Вы позвонили её родителям?! Нет??!… Я что, должен сам заниматься всей вашей грёбаной работой полиции?! – кричал я в трубку, с трудом скрывая ужас, который начинал проступать в моем голосе.

Какая-то часть меня понимала, что обвинять мента на другом конце провода было бессмысленно, но логике, охваченной паникой, было на это наплевать.

Соня не вернулась домой после занятий сегодня. В любом другом городе на это можно было бы закрыть глаза, как на то, что девушка просто прогуливает вечер где-нибудь в другом месте. Но только не в нашем городе – мрачном, уединённом месте, где трезвость была скорее исключением, чем нормой. В таком месте трудно было думать оптимистично.

С того момента, как Соня исчезла, меня охватило необъяснимое чувство вины. Я должен был приложить больше усилий, принять больше мер предосторожности, чтобы уберечь её. Двадцать один год – слишком юный возраст, чтобы быть поглощённой ужасами, которые таил в себе Кранц на своих с виду очаровательных улицах, когда-то запятнанных кровью.

Когда от полиции не поступало никаких вестей уже двое суток, мне пришлось взять дело в свои руки. Я пересилил себя и позвонил ее родителям – они не были моими самыми большими поклонниками. Предки Сони невзлюбили меня с того момента, как она представила им меня; они громко перешептывались за моей спиной тем вечером, что я плохо влияю на их дочь, что я помешаю ее многообещающему будущему в Польше.

В конце концов, ситуация достигла точки кипения, когда их дочь поставила перед ними ультиматум: либо они смиряются с нашими отношениями, либо теряют общение с ней. Как ни больно, наверное, это было делать им, они выбрали первое, предпочтя погрязнуть в своих предрассудках, но уже молча. И теперь, даже в бешенстве от этой ситуации, я уже ожидал услышать их молчаливые обвинения в трубке в мой адрес.

Я затаил дыхание, набирая в очередной раз хорошо знакомый номер родителей своей девушки. От безразличного холода ответа её отца у меня в жилах застыла кровь.

«Нет. Мы не знаем, где она», – отрывисто сказал он и резко повесил трубку.

Какого черта??! Разве вы не её родители, чтобы хотя бы немного побеспокоиться о местонахождении своей единственной дочери?!!

Не обращая внимания на их тотальный игнор, я решил найти её сам. Она была где-то там, возможно, напуганная и одинокая, и я не успокоюсь, пока снова не заключу её в свои руки.

Для выполнения этой задачи я обратился к руководству колледжа КСТ «Колледж сервиса и туризма», где она училась гостиничному делу, затем связался с друзьями Сони – никто из них не располагал никакой информацией, нужной мне. Каждый тупик был жестоким ударом по параноидному разуму. Последний раз её видели, когда она выходила из областной научной библиотеки в шесть часов вечера. После этого она для всех превратилась в призрака – исчезла, не оставив после себя никаких следов.

Все, начиная с запаха арбузной жевательной резинки в машине, ее дешевого слащавого аромата духов, который все еще оставался на подушке кровати, и заканчивая ее расческой, в которой до сих пор были её белёсые обесцвеченные пряди, – все с болью напоминало мне о ней. Каждая из этих вещей рассказывала свою собственную историю Сони – слайды её яркого присутствия в моей квартире когда-то на фоне зияющей пустоты её отсутствия в моей жизни уже несколько недель.

Каждый день без нее был ужасным круговоротом злости, в первую очередь на себя, и постепенно угасающего отчаяния, сменявшегося бесполезными телефонными звонками и рутинными допросами поздно очухавшихся полицейских. Хмурая осень Кранца удушающе набросила тень на мою жизнь, отказываясь вновь ослабить свою хватку.

Соня найдётся. Я найду её… Неважно, какой ценой.

Мои темно-красные выпрямленные волосы, тщательно уложенные в блестящий высокий хвост, переливались под флуоресцентными фиолетовыми лампами помещения. Я досконально изучала свой вид в узком зеркале гримерки, расположенной за главной сценой ночного клуба «Никс».

– Дарья! Скоро твой выход! Живей, живей! – крикнул Андрей, менеджер клуба. Его обветренное лицо, наполненное неуместным беспокойством за выход каждого артиста, просунулось в дверь гримерки. – У тебя нет времени на всю ночь!

Быть танцовщицей Гоу-Гоу – не совсем то, о чем я мечтала, когда переезжала из родительского дома с большими грезами о столице полуострова и рюкзаком, полным одних надежд и амбиций. Только надо было сразу учесть, что пребывание в Кранце не принесет мне ничего перспективного без должного образования. А чего я ожидала?… И все же соблазн ярких огней ночного клуба и постоянного жирного оклада было достаточно для того, чтобы я застряла в этой гавани бессонных ночей и блестящих блесток.

Я натянула свой провокационный наряд – гламурный костюм, вдохновленный эпохой диско, с ослепительной короткой юбкой с блестками, сверкающими белыми сапогами на платформе и неоновыми аксессуарами, дополненный ярким макияжем для создания завораживающего образа на сцене. Этот образ часто вызывал множество непрошеных комментариев от пьяных мужиков. Но меня беспокоил не наряд и даже не пошлые подвыпившие клиенты, которые всю ночь на меня пялились. С ними я могла справиться и сама. По-настоящему меня пугала мысль лишь о том, что я могу застрять в этой обстановке еще лет на десять или более.

Подрисовав в последний момент пухлые губы карандашом и подведя глаза, я уверенно направилась к главной сцене с колотящимся о грудную клетку сердцем. Мечтательные и атмосферные ритмы клуба с завораживающими отступлениями и неземным вокалом на заднем плане, всегда успокаивали, отгоняя назойливые мысли о моем неопределенном (или дотошно определенном) будущем.

В то время как в Никсе царила оживленная атмосфера, под его блеском и гламуром сине-неоновой дымки от кальянов, то тут, то там слышались переговоры теневых встреч и загадочных сделок в вип-зонах. Завсегдатаи с опаской поглядывали друг на друга через оправу черных солнцезащитных очков. Незнакомцы, ускользающие в ночь. Слишком многое скрывалось под поверхностью, не попавшей в ослепительный свет сцены.

Когда последний клиент наконец-то вышел из моего зала обслуживания, где я каждый вечер разносила напитки и подрабатывала танцовщицей на шесте, я облегченно вздохнула и закрыла малый зал клуба, переходя в главный. Там все ещё была небольшая тусовка, но моя смена, к счастью, уже закончилась. Я рухнула на один из высоких табуретов у барной стойки, попросив стакан воды у Олежки – юного бармена Никса.

Это была долгая ночь, полная легкомысленных туристов, готовых спустить все на разноцветные шоты и развлечения, и потных купюр, переданных через стойку. Громкая поп-музыка теперь звучала лишь приглушенно, танцующие огни постепенно потухали до успокаивающего свечения, и наконец-то наступало чувство покоя.

Из затихающей толпы гуляк внезапно возникла высокая фигура Дамиана Новака, его всегдашняя аура беззаботности нарушила мое долгожданное спокойствие, как сигнал тревоги перед штормом. Дамиан, как он был известен мне ещё со школьной скамьи, был загадкой. Его ледяные серо-голубые глаза и необычный темно-пепельный оттенок волос, который был у него всегда, сколько я его помню, придавали ему особо притягательный вид в неоновых огнях. Но его грубый язык порой пробирал сильнее, чем самый суровый Балтийский ветер.

Я, естественно, приятно удивилась, заметив его в качестве посетителя нашего клуба, но сильно засомневалась, что он пришел сюда поболтать со мной о жизни, особенно после того, как он залпом осушил бокал водки с содовой.

Мы дружески завели беседу на некоторое время, пока натянутый разговор не зашел в тупик от моего вопроса из далека о его личной жизни.

– Я не строю отношений, – хмыкнул Дамиан, и его тон похожий на удар пустой бутылки из-под виски об асфальт, почему-то расстроил меня.

Я молча наблюдала за ним, ощущая горечь на языке, напоминающую о том, как спиртное проникает в мое горло.

– А почему нет? Одиночество – это… отстой, – мой голос был едва слышен за заключительными битами последнего трека ночи.

Мужчина тяжело взглянул на меня, и его взгляд заставил меня внутренне содрогнуться.

– Втягивать людей в свой бардак – еще больший отстой, – отрезал он, допивая второй бокал.

Я смотрела, как он стремительно направляется к выходу, и его аура таинственности тянулась за ним, как тень, ускользающая от меня.

В течение следующих нескольких дней слова Дамиана бесконечно прокручивались в моей голове. Что он имел в виду, говоря о "своём бардаке"? Что он скрывал?… Может быть, речь шла о Соне Крушицкой и её таинственном исчезновении пять лет назад? Я слышала, что они вроде как были парой, когда она исчезла без вести…

Я не знала ее лично, но знала людей, которые знали, и слышала, что те, кто близко дружил с этой девушкой, считали, что она попросту сбежала от чрезмерно строгих родителей и перебралась жить в Польшу… На ее месте я бы непременно взяла Новака с собой. Хотя я очень сомневаюсь, что он вообще способен выйти за пределы нашей области. Он здесь слишком глубоко врос корнями. Так же, как и я.

Соблазн выяснить о нем хоть чуточку больше был непреодолим. Все свободные минуты в баре после смены теперь уходили на поиски высокой фигуры Дамиана в толпе. В те редкие дни, когда он обычно заходил, я заканчивала смену пораньше – с нетерпением ждала, чтобы хоть мельком увидеть и переброситься с ним парой слов.

Кровавое бегство

Кира выбежала из роскошной высотки, где находился лофт Дэна МакКанни, дыхание сбилось, сердце девушки колотилось в бешеном ритме. Её некогда сверкающие изумрудные глаза теперь были затуманены страхом и невыразимым ужасом. Она только что была участником ссоры, которая вышла из-под контроля. Хуже того, её руки окрасились в тревожный красный цвет, как результат этого кошмара, от которого ее чуть не стошнило на ступеньки здания… В животе у нее все сжалось, когда девушка подняла остекленевший взгляд на безоблачное ночное небо, выдыхая тёплый воздух.

Что бы ни произошло на двадцать девятом этаже этого сияющего небоскреба всего несколько минут назад, это было нехорошо. Совсем нехорошо.

Торопливо доставая ключи машины из кармана, Кира нечаянно уронила их на асфальт. Когда она наклонилась, чтобы поднять их, её тело неудержимо сломило от накопившегося адреналина. Шуршание листьев в ночной тишине проезжающих неподалёку машин, только усиливало её тревогу. Наконец, дрожащими руками, ключи всё-таки попали в замочную скважину, ибо факт, что можно было использовать пульт от ключей, в таком состоянии попросту перестал существовать для нее. Водительская дверь с тихим щелчком открылась.

Машина, черная Mazda CX-9 2018 года выпуска, всегда была для нее безопасным местом, где Кира могла успокоить нервы и вернуть контроль над собой в моменте скорости. Но в эту кошмарную ночь спокойствие казалось неуловимым.

Когда она опустилась на водительское сиденье и захлопнула дверь, из динамиков автомобиля сразу заиграла мелодия. Видимо, телефон подключился к блютузу авто. Это была песня Эллиотта Смита, которая часто играла в подборке плейлиста.

«Выпей, детка, посмотри на звезды, Я поцелую тебя снова, за решёткой…» – мрачные строки песни затронули её сердце, и на глаза навернулись слезы.

Они каскадом потекли по неестественно бледному лицу, словно вторя меланхоличным строкам песни, и, проскользнув мимо дрожащих губ, попали на футболку. Его футболку… Видимо, в спешке сборов, девушка забыла, что находилась в ней.

От осознания этого факта она неудержимо зарыдала, ее грудь вздымалась в ритме с песней, наполнявшей затихшую машину.

Вытирая испачканные кровью руки о несчастные джинсы в отчаянной попытке избавить пальцы от тошнотворного оттенка, она повернула ключи в замке зажигания. Двигатель взревел, прорезав тишину парковки, словно подражая ее дикому страху и полному опустошению.

Кира направила машину сначала медленно, а затем все резче от величественного здания, где остался ее партнер. В туманной голове роились леденящие душу исходы произошедшего.

То, что случилось там, было далеко от того, что она могла себе представить ещё несколько дней назад, и кульминация этого события заставила её оцепенеть от шока.

Не зная, что ждет её впереди, все казалось неопределенным и пугающим, как и тусклый путь, прочерченный фарами в надвигающейся темноте. Но одно можно было сказать с уверенностью: ей больше всего нужны были ответы на вопросы о том злополучном письме.

Без сомнения, последние несколько месяцев были одними из самых свободных в жизни Киры. Она, Милай, Илья, Дарья, Анета и Дамиан представляли собой своеобразную пеструю солянку – все разные, как кошки с собаками, но их объединяли общие интересы, общее рвение к беззаботности и непоколебимое стремление к здравому смыслу.

В маленьком родном городке, находящемся под пристальным вниманием сформировавшегося рейха – неофициальной религиозной общины из местных, давно обрусевших немцев, которые до сих пор верили в свое превосходство над "понаехавшими"жителями и в то, что только они могут править Кранцем должным образом, оберегая его историю.

Но для сплочённых шестерых друзей, определение свободы и здравого смысла, было не просто чувством. Это был образ их подростковой жизни – тайный образ.

Их убежище в самом сердце леса Куршской косы помогло им выработать это опьяняющее определение свободы от вечно наблюдающих глаз общины в городе. Спрятанная среди дикой растительности дюн, вековых ёлок и ароматных сосен, заброшенная хижина охотника принадлежала лишь им и только им одним.

Со временем эта деревянная избушка превратилась в штаб-квартиру их клуба, в бункер от мира, который для каждого из них означал разное.

Илья искал покоя и тишины, необходимой для учебы, сидя в кресле у камина, погрузившись в книги по химии. Дарья наконец-то нашла место для того, чтобы её мелодичный голос звучал в песнях, вторя пению птиц в лесу. Анета мастерски играла на гитаре, аккомпанируя мягкому голосу Дарьи, и их мелодия растворялась в дуновении морского бриза, воды которого находились совсем рядом. Дамиан искал здесь уединения – вдали от презрительных взглядов отца-деспота. Здесь он мог покурить травку, предаваясь различным занятиям, о которых говорили только шепотом ученики в их школе. Кира использовала хижину в лесу как место старта для утренних пробежек или спонтанных заплывов в озере Чайка, оставляя свои вещи на хранение в их домике. А еще был Милай, "черная лошадка"всей компании. Для него спокойствие отдаленной хижины, которое остальные так ценили за уединенность, напоминало зловещую пустоту. Парень не мог объяснить, в чем дело, но по каким-то причинам это место наводило на него необъяснимое уныние, что, естественно, раздражало.

Однажды осенним днем, когда оранжевое солнце опустилось за горизонт дюн, поглотив густой лес сумерками, и болтовня группы на небольшой террасе домика заполнила вечерний воздух, Милай, праздно раскачиваясь в гамаке между сосен, наконец, высказал свою накопившуюся неприязнь к месту.

– Честно говоря… Мне здесь не очень нравится. Здесь слишком тихо, – вздохнул он, не поворачивая головы к удивленным ребятам.

Его неожиданное признание породило недолгую тишину, а затем её прорезал звонкий смех Анеты, в голосе которой зазвучали веселые нотки.

– Естественно, здесь тихо! Потому что здесь, мы находится в глуши. Вдали от всех. Это самое классное в нашем домике!

Милай слегка дернул бровью, на его лице появилось разочарованное выражение.

– Ладно, а если тебя здесь ограбят?… Взлом? Нападение?

Дамиан, скептически наблюдавший за обменом мнениями с сигаретой во рту, закатил глаза.

– Ух ты, Кёлер! Полегче. – усмехнулся он, втайне ненавидя то, как под спокойным взглядом зеленых глаз Киры промелькнуло беспокойство за этого сомнительного парня с немецкой фамилией.

Дарья прервала их препирательства, её тон был тверд в своей невозмутимости.

– …Можно позвонить в полицию, как вариант? Нет?

Милай в ответ лишь кисло улыбнулся, прикрыв веки. Он медленно поднялся из гамака и, сделав шаг к террасе, странно отшатнулся назад. Вглядываясь в лесную глубь, парень издал неровный вздох.

Кира вскочила на ноги, на ее лице появилось выражение искренней озабоченности.

– Ты в порядке, Милай?!

Наблюдая за этой сценой, Дамиан тихо фыркнул, небрежно затушил окурок и тоже уставился в лес. Его взгляд стал отрешенным, а мысли – скрытыми.

– …Простите, ребят, – наконец смог выдавить из себя Милай, нарушая застывшую тишину. – Просто еще один напряженный день. Я… домой пойду, окей?

И, бросив последний взгляд на взволнованную Киру, он исчез в сумерках леса.

Вслед за его уходом на группу опустилось тревожное затишье. Кира продолжала смотреть ему вслед с заметной тоской во взгляде. Дарья с едва слышным вздохом остановила её чуть не рвануть за ним, напомнив, что ему сейчас просто нужно побыть одному.

– Погоди! У парня напряженный режим! Пусть сам разберется. Я уверена, что к завтрашнему дню он будет в порядке.

Немного успокоенная заверениями подруги, Кира нехотя опустилась обратно на ступеньки террасы, не сводя взгляда с темноты лесного массива.

Они еще не знали, что их жизни, переплетенные нитями юношеской дружбы, вскоре будут разорваны жестокими руками уготовленной судьбы. Ведь в тишине хижины и безопасности леса их тёплым воспоминаниям об этих деньках суждено было превратиться в пепел, гонимый ледяным балтийским ветром.

Отзвуки смеха сменятся шепотом страха, а связи, которыми они так дорожили, подвергнутся невообразимым испытаниям. Спокойствие их убежища превратится не в манящее пространство свободы, а в зловещее логово, кипящее уродливой неизвестностью.

Но сегодняшний вечер ничем не отличался от предыдущих, если не считать томительного беспокойства Киры. Ветер шелестел в кронах деревьев, а на пышной зелени вокруг хижины лежали хрустальные капли росы.

Ночные сердечные раскопки

Темной туманной ночью четвёртого мая в непролазной чаще Куршской косы можно было увидеть долговязого мужчину с темно-пепельными волосами длиной до плеч, неустанно работающего лопатой во мраке леса. Имя его было Дамиан – суровая фигура, которая, казалось, сливалась с бесконечной зелёной листвой косы. Холодный морской воздух пронизывал его свободный чёрный свитер, и бисеринки пота от усердной работы смешивались с грязью на его сосредоточенном лице. Решительный и в то же время пустоватый блеск в его глазах только добавлял виду безумства.

Дамиан разровнял последний бугорок грязи на неясном кургане, только что образовавшемся на земной коре. Выбравшись из валежника, он закинул лопату в кузов своего старого внедорожника, практически неразличимого на фоне мрачных тонов леса. Одетый в простые джинсы и поношенный свитер с отвисшими рукавами, мужчина зажег сигарету, позволяя дыму служить барьером между ним и неумолимой тишиной ночи.

Кранц казался забытым временем городом, уютно расположившимся в лабиринте дюн и лесов, утопая в зелени на границе с морем, местом, куда многие приезжают, чтобы потерять себя, вольно или невольно.

«Ну, или отдохнуть», – с сарказмом подумал Дамиан.

Тишина была оглушительной, изоляция – сводящей с ума. Но не безлюдность этого места беспокоила его, а тот ужас, который таился под покровом обыденности симпатичного городка в часе езды отсюда.

Задуманное было сделано. Кинув окурок на коврик своей машины, при этом иронично подумав, что было бы глупо попасться на такой улике, он поехал домой – в жилой комплекс в самом центре Кранца.

Дождь начал накрапывать, когда мужчина вяло подошел к двери своего таунхауса. Там, прислоненный к краю перил, он наткнулся взглядом на что-то странное. В щели дверного косяка торчал невинный на первый взгляд желтый конверт.

Недолго думая, Новак вскрыл конверт. Его глаза застыли на месте, не моргая, когда он бегло просмотрел содержание записки: «8 мая. Наша хижина в лесу. Кира».

Последнее слово чиркнуло по мозгу парня ржавым гвоздем, зловещим эхом отдаваясь в сознании.

Застыв в шоке, он медленно сполз на влажный пол крыльца своего дома, крепко сжимая в руках записку. Все, кто знал Дамиана, считали его человеком стоическим, невосприимчивым к неожиданностям. Однако имя, начертанное на записке, заставило его глубоко вздрогнуть. В его мыслях пронеслись бурные воспоминания, вызванные этим именем, слайды, которые он похоронил у себя на дне, как и разровненный курган в лесу, несколько часов назад.

Может быть, дело было в позднем часе или в усталости от нескольких часов копания, а может быть, в шоке от того, что он увидел это имя на бумаге спустя столько времени… Но в тот момент, чувствуя, как сырость дождя пропитала его одежду, а ночная прохлада пробирала до костей, Дамиан понял одно: тайна тринадцатилетней давности наконец-то настигла его.

На тихом и унылом заднем дворе летней дачи, прямо на деревянном заборе, сидел девятилетний Дамиан, поразительно красивый мальчик, известный другим детям в округе своим холодным нравом, а также освежающими серо-голубыми глазами и пепельными волосами – оттенок доставшийся от матери. Его очередные занятия паркуром сегодня проходили спокойно, пока он не потерял равновесие и не упал с высокой ограды сада, больно ударившись коленом о неподатливый камень.

Боль в ноге была пронзительной и мгновенной, но мальчик яростно подавлял любые признаки агонии, решив не проронить ни слезинки.

Малышка Кира, отзывчивая соседская девочка с гривой темно-каштановых волос, обрамляющих её живые зеленые глаза, стала свидетелем всего происходящего, играя с куклами в бабушкином палисаднике.

Непрошеная волна сочувствия захлестнула её, когда она увидела своего юного соседа напротив, корчащегося в боли, и беззвучные слезы окрасили мокрыми полосами его рассерженное лицо.

– Боже мой, – воскликнула девочка, прежде чем поспешить к нему, её голосок был нежным, но звучным, – мне очень, очень жаль, что так получилось!

Дамиан, борясь с бешенством от своей беспомощности, отреагировал резко, не желая показывать ни малейшего намека на слабость. Он вызывающе огрызнулся на малышку.

– Чего пришла?! Поглазеть на синяк? Его не будет! Проваливай к своим куклам!

Эти слова сквозящие ненавистью не достигли ушей Киры. Она смотрела на картинку без звука. Воодушевленная таинственным влечением, которое она испытывала к этому обаятельному, но отстраненному мальчику, девочка вдруг смело стала карабкаться на роковой забор.

Дамиан вытаращил на нее глаза с недоумением, смешанным с растерянностью и скрытым любопытством. Он почти не знал эту странную малышку из дачного дома напротив. Она приезжала в Кранц только на месяц летом, живя у бабушки.

Выпустив непроизвольно задержанный вздох, девочка зажмурила глаза и позволила себе свободно упасть с ограждения, неловко приземлившись и сильно оцарапав колено.

Ошарашенный мальчик застыл в мгновенном испуге, но быстро пришел в себя. Подбежав к девочке, он помог ей привстать, делая вид, что сильнее, чем кажется.

– Какого черта ты это сделала?! Ты с ума сошла?!!! – в его голосе было больше страха, чем злости.

Маленькая девочка, корчась от боли, сжимала колено, испытывая странное чувство удовлетворения наряду со жгучем жжением.

– Как больно-то!!! – наконец взвыла она со слезами на глазах.

Именно в этом правдивом признании маленькая Кира пробила ледяной щит Дамиана. Потрясенный, он целую минуту пялился на нее в недоумении.

– Мы… Мы можем просто вместе поплакать? Немного?… – её тоненький голосок дрожал, а в глазах читалась мольба.

Эта детская просьба произвела на него глубокое впечатление. Дамиан уступил раздражению, взглянув на свою крошечную соседку в новом свете.

– …Ты сумасшедшая. – коротко буркнул он, и в его глазах проскользнул намек на восхищение.

Она хихикнула, несмотря на неотступающую боль.

– Зато теперь я знаю, что ты почувствовал, когда упал!

Мальчик улыбнулся – на редкость искренне. Он почувствовал, что между ним и этой необычной девочкой возникла какая-то связь. Её безрассудный поступок каким-то образом смог умиротворить его гордое сердце.

Странная, на первый взгляд череда событий, казалось, положила начало крепкой и сокровенной дружбе между ними.

Через месяц, когда девочка уехала из Кранца к себе в столицу, Дамиан впервые заплакал, ночью, уткнувшись лицом в подушку.

Кира – странная, чудесная крошечная Кира – была его. Его единственным другом. Она была единственным человеком во всем мире, который попытался понять его, от нее исходила атмосфера тепла и уюта. Когда же он увидит её снова?…

Их первая встреча с паркурным инцидентом произошла под пристальным взглядом отца Дамиана из затененного окна его кабинета. На его суровом и отстраненном, как тесаный камень, лице отражались неразборчивые эмоции, когда мужчина наблюдал за болью сына и легкомысленной выходкой соседской девчонки.

«Ничем хорошим это не кончится», – подумал он, задёрнув занавески перед расцветающей детской дружбой.

За каждым поворотом

Сквозь туман и страх, лаборант-одиночка бежал по тускло освещённой тропинке парка Сокольники. Было 2:30 ночи. Сердце заикалось в груди, когда мужчина, прихрамывая на левую сторону, маневрировал к выходу. Кто-то гнался за ним? Он не мог этого определить. В голове промелькнули безумные сцены последних нескольких часов: его бьют ногами наотмашь, он жмурится, заслонив лицо руками. Разбитые очки размывали картинку впереди, кровоточащий нос болезненно напоминал об ударах кармы, которые ему пришлось принять на себя.

С тяжелым вздохом, Илья добрался до своей относительно безопасной квартиры на третьем этаже – такого же древнего строения, как и всё в ней. Мужчина распахнул дверь в спальню и принялся бездумно запихивать в чемодан самое необходимое. При этом он тщательно напрягал слух, пытаясь уловить любой малейший звук снаружи. Сердце колотилось уже в горле, и казалось, что звук гулко отдается от стен пустой комнаты.

В суматохе, вызванной внезапным планом побега, он не заметил неприметный желтый конверт, аккуратно засунутый под входную дверь и терпеливо ожидавший, когда его наконец-то обнаружат.

Непроизвольно наступив на бумажку в прихожей, Илья не сразу заметил, как конверт хрустнул под тапком. В спешке, которую он создавал своими бешеными сборами, он не замечал ничего вокруг. Даже оголодавшего Матроскина.

«Где, блин, мне залечь на дно? Дядя в Минске, конечно, гостеприимен, но не хотелось бы тревожить больного старика… Или приятель по институту? Если я помню, он что-то говорил о Казани…» – мысли звучали в голове парня.

Наконец, когда безумный ученый неуклюже маневрировал своим громоздким чемоданом по направлению к двери, его нога в очередной раз наткнулась на конверт. Однако на этот раз необычный звук сминаемой бумаги заставил его остановиться.

– Черт возьми, – пробормотал он, подбирая бумагу похолодевшими руками. – …Что на этот раз?

Мужчина сменил разбитые очки на запасные, которые у него были для чтения, и уставился на странную находку. На лицевой стороне конверта красивым, жирным шрифтом было что-то нацарапано – только одно слово, его имя: «Илья».

С тревожным чувством он осторожно развернул конверт и, прищурившись, попытался расшифровать напечатанное на нем короткое послание. Вскоре Савицкий удивленно вскинул брови, прочитав вслух: «8 мая. Наша хижина в лесу. Анета».

Нехотя, все еще обрабатывая информацию, он взглянул на наручные часы – 6 мая.

Запихнув зловещее письмо в уже переполненный рюкзак, Илья с сонным котом на руках в последний раз окинул взглядом опустевшую квартиру – средоточие бесчисленных воспоминаний, надежную опору, которую он оставлял на неопределенное время. Но теперь он, по крайней мере, знал, куда ему предстоит отправиться.

Сделав последний глубокий вдох, парень осторожно закрыл за собой дверь и скрылся в непроглядной темноте надвигающейся ночи, чтобы встретиться с ожидающей его неизвестностью. Теперь ему предстоял долгий путь, его жизнь приняла совершенно неожиданный оборот, заставив вспомнить прошлое, о котором он не хотел вспоминать. Но Анета… Она все еще была его любимой частью этого темного прошлого.

Илья Савицкий знал Анету Вуйчик столько, сколько себя помнил. Они выросли вместе в курортном лесном городке у моря, их дома стояли рядом, а задние дворы были похожи на заросшую игровую площадку для гольфа, созданную самой природой.

Как часто бывает, что в детстве кто-то дружил, но с наступлением зрелых лет их предпочтения расходятся, как и сами люди. Но с Ильей и Анетой все было наоборот.

Со временем они тесно сблизились, особенно за лето 2005 года, когда их банда временно разделилась: Кира и Милай уехали на машине в кемпинг Литовского посёлка Нида на целый месяц, Дарья уехала к бабушке в Балтийск на всё лето, а Дамиан попросту не хотел ни с кем общаться, если в компании не было Киры.

Так что тем судьбоносным летом остались только Илья и Анета.

Анета была яркой звездой школы, красавицей всех вечеринок, а Илья – тихим, прилежным отличником, который всегда был рядом с ней. Они были неразлучны, странная пара в обычной школе, полной клише. Но Илья всегда хранил один секрет: его не устраивало быть просто лучшим другом Анеты. Он был безнадежно влюблен в нее с первого класса.

Она же, напротив, ничего не замечала. В ее представлении он был ее лучшим другом, ее доверенным лицом, плечом, на которое можно всегда опереться. И в этой истории, словно выдернутой из драматического сериала, Илья решил изобразить из себя того, кем он никогда не был, чтобы сохранить их близкую дружбу с возрастом, когда детские шалости и разговоры между ними перестали быть невинными и беззаботными. Он не боялся отказа, его сковывал страх полностью потерять ее.

Однажды весенним днем они оказались в бутике в центре города, выбирая наряды для предстоящей школьной вечеринки. Анета сияла от восторга, ее глаза блестели от возбуждения, когда она металась от одной вешалки к другой. Выбирая между вечерними платьями, девушка изредка поглядывала на друга, думая предложить ему помощь с выбором костюма. Она хотела, чтобы он выделялся, чтобы был великолепен, чтобы он был в центре внимания.

– Илья, примерь это, пожалуйста! – воскликнула она, сунув ему в руки вешалку. – Этот фасон идеально подойдёт тебе!

Это был бледно-розовый костюм в стиле 80-х годов, в комплекте со свободными брюками, клубным пиджаком и темно-серой водолазкой.

Парень панически усмехнулся, опасаясь так называемого "идеального"фасона. Но, вернув подруге натянутую улыбку, всё-таки направился в примерочную.

Через несколько минут отражение в зеркале кабинки показало совершенно иного человека. Он почувствовал себя так, словно на нем была чужая кожа. Но восторженное выражение лица Анеты, когда она заглянула в примерочную, разрушило все его терзания. Она была просто в восторге, оживленно похлопала в ладоши, а затем полезла в сумку за стареньким фотопленочным фотоаппаратом.

– Илюш, ты великолепен! – на ее нежно-розовый губах заиграла искренняя улыбка.

Юноша тяжело сглотнул. Он хотел рассказать бы ей всю правду о своих долго хранимых чувствах, о своей фальшивой маске, который он носил лишь для неё. Но страх потерять свою принцессу превозмог все спрятанные внутри клочья рвущегося наружу признания.

Детективные романы нравились ему ещё с детства. Его ум был острым и интуитивным, а в голове сразу формировались множество тактик, и тем летом, когда в Кранце остались только они двое из их группы, Илья понял, что должен действовать.

Чтобы эмоционально привязать ее к себе, холодный предрассудок заставил парня прикрыться за фасадом гомосексуальности. Ибо он знал, что если и есть на всем полуострове человек, который не будет шокирован этим и не оттолкнет его, а отнесется с пониманием и поддержкой к такому общему секрету, то это будет именно эта девушка.

Илья сделал это, чтобы не потерять единственную причину своих улыбок – Анету Вуйчик. Его привлекала ее жизнерадостность, заразительное веселье, которое она всегда излучала, и яркие оттенки, которые привносила в его жизнь. Он решил цинично использовать прикрытие "друга-гея", чтобы оставаться как можно ближе к ней, скрывая свои истинные чувства под слоями насмешек и игривого подтрунивания.

– Честное слово, этот цвет идеально подходит к твоему тону кожи! Я тебе искренне завидую! Так быстро подобрать наряд… – голос девушки вернул его к действительности.

– Тут завидовать нечему. В этом костюме я выгляжу как просроченная конфета.

– Нет! Ты похож на молодого Лео Ди Каприо, только в круглых очках! Тот фильм, в котором он снимался… Э-эх, как же он назывался? – она задумалась, игривая ухмылка украсила ее губы.

– «Парень без единой капли стиля», – пробубнил Илья, пытаясь придать своим словам иронии.

Его жалкая попытка вызвала теплый смех у девушки, музыкальная нотка которой стала приятным и в то же время жгучим напоминанием о той правде, которую он скрывал.

Ее изящная рука обвилась вокруг его локтя в дружеском жесте, и это нежное прикосновение всколыхнуло в нем бурю эмоций.

Ее улыбки, прикосновения, смех – все это напоминало парню-отличнику о безответных чувствах, которые плясали под его маской, как непокорное пламя.

«И все же,» – напомнил себе Илья, «маска не должна спадать, если это гарантирует, что она будет рядом»

Он будет и дальше играть свою роль, не обращая внимания на жгучие душевные терзания при каждом ее прикосновении, улыбке или взгляде.

Бриллиантовая лихорадка

Анета Вуйчик нервно расхаживала по просторной гостиной своего особняка в сосновом бору в элитном коттеджном поселке на окраине Праги. Дождь стучал по стеклам, и было жутко тихо ранним утром.

Гостиную окутала темнота, когда задвигались автоматические шторы, – необычное зрелище, ведь Анета и ее муж Иржи обычно наслаждались захватывающей панорамой природы, их окна были сценой, а жизнь – шоу.

Одетая в мешковатые джинсы и белую футболку оверсайз, девушка выглядела моложе своих двадцати девяти лет, ее тонкие черты лица выдавали красоту в полном расцвете сил.

На белом берберском ковре, занимавшем большую часть пола гостиного зала, беспокойно вибрировал айфон последней модели – подарок мужа на праздник труда. Сердце Анеты колотилось синхронно с назойливым жужжанием гаджета. С дрожью в голосе она ответила на очередной звонок.

– Ладвик, где тебя носит?! – ее всхлип отчётливо прозвучал в пустом пространстве дома.

Успокаивающе мурлыча, белая кошка прижалась к ее босым ногам, и девушка рассеянно отпихнула животное от себя, полностью сосредоточившись на звонке.

Безысходность сквозила в каждом слове: – Мне кажется, я сделала что-то ужасное, Лад! – ее лоб нахмурился от чувства вины. – …Я боюсь… Я очень боюсь… Помоги мне!

Вскоре Анета резко отключила звонок. На черно-белом экране видеонаблюдения она заметила движение у въездных ворот особняка. Одинокий почтальон оставил в почтовом ящике какой-то конверт. Обкусав весь маникюр от расшалившихся нервов, и, немного обождав, девушка бросилась прямиком к воротам с ящиком.

Несколько мгновений спустя Анета уже сидела, сгорбившись, на кухонном табурете, и ярко-желтый конверт подрагивал в ее руках.

Письмо было отрывистым и точным: «8 мая. Наша хижина в лесу. Илья».

Записка предательски выскользнула и упала на мраморный стол. В ужасе она обвела взглядом комнату, словно ожидая появления незваного гостя. В голове пронесся шквал эмоций, каждая из которых была ужаснее предыдущей. Иржи, тюрьма, Илья, хижина, письмо. Ладвик, тюрьма, Илья, хижина, письмо. Лад…

Заставив себя выйти из оцепенения круговорота мыслей, Анета поспешила в ванную.

Беспорядочно собирая косметичку внушительных размеров, она цеплялась за единственное ощущение нормальности, которое ей удавалось сохранить.

Расчесывая свои золотистые локоны, ее взгляд упал на кольцо с бриллиантом, которое Иржи подарил ей пять лет назад в Париже. Кольцо с бриллиантом в три карата, которое гарантировало её "да"и заставило родителей сиять от счастья сказки, в которую попала их дочка с принцем не первой свежести.

Кольцо, стоившее целое состояние, лежало на краю раковины, теперь немного грязное, испачканное в какой-то темно-красной жидкости.

Наполнив пиалу до краев, девушка опустила несчастное украшение в воду, наблюдая, как красная жидкость отступает, обнажая бриллиант.

Анета вздохнула. Она понятия не имела, что ее ждет. Но одно она знала точно – ее жизнь уже никогда не будет прежней. Золотая клетка была открыта, и птица вспомнила, что когда-то умела летать.

Я стояла, вглядываясь в своё отражение, сердце колотилось так, что казалось, в любую секунду вырвется из груди, руки были заняты одеждой, косметикой и прочими мелочами. И пустая бутылка сладкого вина Saint-Émilion 1985 года, которое сопровождало меня на протяжении всего этого эмоционального срыва.

Я была на пороге неизвестности, собираясь вступить на непроторенный путь, окутанный облаком тайны. Но прежде чем начать свой побег, я поймала свой взгляд в отражении. Сразу же нахлынули воспоминания: зеркало послужило порталом в мои подростковые годы.

Весной 2004 года я была на вечеринке в пригороде Кранца, где собирались подростки из моей школы и радовались вновь обретенной свободе, первому опьянению и танцам всю ночь напролёт. Та ночь была датой моего 16-летия, ночь прощания с детством…

Это была вечеринка в загородном доме самого мажористого парня школы, где бесконечно распивались бутылки дешевого пива и не замолкая играла западная попса.

Дом гудел от громкой музыки, яркого света диско шара и тяжелого запаха полового созревания. Комната за комнатой просторного коттеджа, наполнялась смехом, задушевными разговорами, бурлящими голосами, и в одной из этих комнат одна из девушек собиралась отбросить свои лепестки невинности ради своего сердцееда. Этой девушкой была я…

Олег Паскалов, популярный футболист школы, больше похожий на стереотип плохого парня в теле точеного Адониса, весь вечер осыпал меня вниманием и комплиментами. Очарованная шестнадцатилетняя дурочка уютно устроилась в интригующей ауре такого крутого парня, как Олег, под завидующие взгляды подруг.

Когда я поднималась с ним по лестнице, мой мандраж цеплялся за каждую ступеньку. Но я не отступала, я была настроена решительно… Я чувствовала себя готовой.

Прошло минут двадцать, и я уже бежала вниз по той же лестнице с разбитым вдребезги сердцем. Ожидаемый момент превратился в ужасный кошмар. Олег предал мое доверие, записав нашу встречу на камеру, чтобы после предоставить доказательство своим дружбанам. Благо, что я запаниковала, когда он стал меня лапать, и случайно разглядела на подоконнике скрытую камеру телефона. Он высмеял мои чувства, а я, доверчивая девчонка, сделала то, что сделала бы каждая в такой ситуации – расплакалась.

Но не была бы я Анетой Вуйчик, если позволила бы какому-то говнюку так унизить себя безнаказанно.

Я разбила видеокамеру о стенку, чем привела парня в такую ярость, что он чуть едва не ударил меня, замахнувшись в каких-то мгновениях от моего лица. Но ужасное провидение приготовило для меня и героя.

Милай Кёлер, еще один популярный старшеклассник, но уже не благодаря материальному достатку, как Олег, а скорее из-за своей смазливой внешности и скрытного характера.

Проходя мимо по коридору, он услышал мои крики и мгновенно бросился на помощь. Бог знает, чем бы закончилась эта ночь для меня, если бы не вмешался он в тот момент. Я была благодарна Кёлеру от всего сердца за это.

Охваченная стыдом и страхом, я заперлась в туалете. Смотрела на своё заплаканное лицо в треснувшее зеркало, тушь размазалась и стекала по щекам. Отражение поведало о моем унижении вперемешку с глупой наивностью, и в ярости я швырнула в него пустую бутылку из-под пива, разбив несчастное зеркало на бесчисленные сверкающие осколки.

С меня было достаточно, и я объявила себе о воздержании от школьных вечеринок навсегда. Я также распрощалась с обольстительным вниманием от звездных школьных спортсменов – все они были одинаково глупы, бегая за каждой юбкой, все больше опустошая себя как личностей.

Когда некогда оживленная вечеринка затихла, опустив занавес насыщенной событиями ночи, я оказалась одна, всхлипывая на лесной автобусной остановке. Потерявшись в этом состоянии, я еле уловила знакомый голос, зовущий меня.

– …Анета?

Обернувшись, я увидела Илью Савицкого, тихого парня-интроверта из параллельного класса, которого, кажется, встречала на консультациях по биологии. Он всегда был погружен в свои книги, настолько поглощен своим мирком, что у него почти не оставалось свободного времени на общение со сверстниками.

Он спросил меня, все ли у меня в порядке. С комком в горле мне удалось произнести ужасно неубедительное: – Да, Илья, я в полном порядке…

Парень, кажется, смутился, что я знаю его имя. Застенчиво протянул мне салфетку, его глаза выражали недоверие с сожалением к моим словам.

– …Пожалуйста, не переживай. Эти уроды того не стоят. Лет через десять ты даже не вспомнишь их имен. – произнес странный парень с улыбкой и поправил свои старомодные очки на переносице.

Я смогла лишь коротко кивнуть сквозь слезы.

Когда Илья уезжал на велосипеде, в моей голове эхом звучали его слова: «Через десять лет ты даже не вспомнишь их имен…».

Какими же глупыми были мы все, подростки, падающие духом на розовые очки из мыльных пузырей, не зная, какие неопределенные пути ждут нас впереди…

И сейчас, допивая последнюю каплю вина перед отъездом из Чехии, я точно поняла – эти имена я все ещё помнила. Они стали частью книги моего прошлого, моей личной книгой ошибок и роста. Откуда мне было знать, что это путешествие на крыльях страха и бегства добавит в нее новые главы.

Стоимость блестящей безделушки

Было 4 часа утра. Темное ночное небо представляло собой простор эбенового бархата, скупо усеянный дрожащими звездами. Молодая женщина Дарья, пошатываясь, брела по одной из пустынных центральных улиц. Стук ее туфель на высоком каблуке отдавался жутким эхом по брусчатке.

Растрепанная, с размазанным макияжем, всклокоченными вишневыми волосами и обломанным маникюром, она была воплощением предрассветного беспорядка.

В правой руке небрежно покачивалась полупустая бутылка с джином. На другой руке висели многочисленные безделушки – кольца и браслеты, которые звенели при ее неуверенных движениях. Они были такими же звонкими и блестящими, как и ее жизнь, но несли в себе тот же оттенок дешевизны и отчаяния быть услышанной хоть кем-то.

Взгляд на собственное отражение в придорожной луже заставил девушку криво усмехнуться. Она подумала о Дамиане, человеке, который всегда заставлял ее чувствовать себя ярче, чем в том свете, в котором она видела себя в глазах окружающих. Больше, чем просто блестящую безделушку. Больше, чем рутинное одноразовое существование. С ним она испытывала радость от того, что чувствовала себя драгоценным камнем. С ним она чувствовала себя особенной.

И всё же в эту ночь, когда остатки алкоголя приукрасили ей ощущение реальности, ее разум был отягощен болезненными воспоминаниями об ужасном повороте этой ночи. Раны на ободранных коленях жгуче ныли под тканью порванных нейлоновых колготок. На последних остатках сил и трезвости ей удалось добраться до лестничной площадки своей квартиры в исторической части города.

Среди однообразного вороха газет и почты ее обеспокоенный взгляд привлекло желтое пятно. Ярко-желтый конверт. Сердце отчего-то заколотилось.

Девушка подняла конверт, чуть не уронив его в пьяном оцепенении, и опустилась на ледяные ступеньки, сжимая бумагу в руке.

На нем жирными буквами маркера было написано от руки: «Дарья».

Внутри лежала записка. Она прищурилась, мутным зрением пытаясь разобрать написанное.

«8 мая. Наша хижина в лесу. Дамиан».

В животе завязался узел. Нахлынувшая волна беспокойства на мгновение отрезвила рассудок Дарьи.

С шаткими руками и трепещущим сердцем, переполненным ужасом и неожиданным предвкушением, она положила конверт в сумочку, а в голове стали крутиться навязчивые вопросы и тревожные мысли.

– …Дари? – мягкий, сонный голос раздался в сумрачной прихожей.

Помассировав ноющие ступни, я стряхнула тяжёлые сапоги, которые гулко ударились о допотопные деревянные панели пола. В коридоре, пронизанном пустыми тенями, витал уютный, домашний аромат свежеиспеченного пирога.

Мое жилище – очаровательная винтажная квартира – досталось мне в наследство от незамужней тети. Годы, прошедшие после ее кончины, были одинокими – целых пять лет. Но я ведь не была совсем одинока?…

Руки нежно, словно нарисованные перьями, обхватили меня за талию, окутывая теплым, уютным коконом.

– Как работа? – прошептал Сава мне в висок, его голос прошелся знойным шепотом по моей шее.

Его светло-русые пряди, которые он распускал из тугого хвоста на ночь, каскадом рассыпались по моим плечам, и их прикосновение было бархатистым, как нити паутины. От него исходил пьянящий аромат сандалового мыла – запах, который всегда вызывал улыбку на моем лице. Но не сейчас…

– Как всегда… Невыносима. – пробормотала я, поворачиваясь, чтобы встретиться с ним взглядом. Уголки моих губ дернулись вверх, сложившись в полуулыбку от его сонного вида. – Отдыхай, Сав, уже слишком поздно.

Его глаза цвета янтаря блестели в тусклом свете, и он лишь игриво ответил: – …Как насчет вишневого пирога?

– Это намёк на что-то? – поддразнила я, лениво проводя руками вверх по мужской спине.

Сделав шаг, Сава нежно поцеловал меня в губы, утешительно прикоснувшись к ним большим пальцем напоследок. Выскользнув из моих рук, он скрылся на кухне, оставив после себя лишь шлейф воспоминаний.

Время словно застыло. Убедившись, что на кухне началась какая-то возня, я сразу же поспешила в спальню. Мне нужно было отдохнуть от этой ночи. Никто не должен был видеть ее жуткие остатки – мой размазанный слезами макияж и разбитые коленки, – тем более Савы это не касалось. Безобразное происшествие, случившееся со мной после смены, было тайной, общим договором с Дамианом. И так оно и должно было быть – кровавая тайна, завернутая в слои темной ночи, замолчанная и забытая навсегда.

Саве не нужно знать об этом тяжком секрете. Никому не нужно. Это договор о неразглашении заключённый лишь между мной и Дамианом.

Я смываю с лица размазанный грим и стаскиваю грязную одежду и рваные колготки, в животе поселяется панический трепет. В голове все всплывает та сцена ужаса.

Наконец-то приведя себя в порядок, прохожу на кухню и присоединяюсь к своему парню. Бездумно поглощаю вишневый пирог, а в голове у меня царит неразбериха. Как Дамиан умудрился выполнить оговоренное задание в лесу, а после даже успеть прислать письмо на мой порог? Это было необъяснимо…

Но если я что-то и поняла за свои подростковые годы, так это то, что Дамиан Новак – это притягательная загадка, глубокий ящик Пандоры с тайнами. Тогда никто, кроме меня, не видел всей его глубизны. Даже его любимая Кира.

Мое молчаливое созерцание прерывает Сава, дотрагиваясь до моей сжатой руки с чашкой чая.

– Эй… Ты в порядке, Дари? Выглядишь какой-то потерянной…

Вернувшись к реальности, я пытаюсь ободряюще улыбнуться.

– Да… Мне просто нужно хорошенько выспаться. Не волнуйся. – маскирую свою тревогу как могу.

В мире, наполненном зловещей эскалацией, подобие нормальной жизни является моим единственным утешением – Сава, вишневый пирог и уютная квартира, наполненная нашими двухлетними воспоминаниями. Недавний кошмар все не отпускал даже в постели, но я отгоняла его на задворки сознания. В конце концов… к черту все это! Скоро я буду далеко от этого проклятого, но всегда завораживающего своей красотой города. Где-нибудь под тёплым южным солнцем Бали, попивая коктейли с Савой.

Дорога в Кранц

Есть что-то такое в долгих и одиноких поездках, что наводит на самые глубокие размышления. Когда моя черная Mazda с уверенным гулом неслась по одинокому шоссе, укрытая объятиями темной ночи, в голове у меня был хаос из мельтешащих мыслей. Кранц… Одно только название вызвало целый поток воспоминаний, одни из которых были сладкими, как спелая жимолость, другие горькими, как желчь. Я возвращалась туда, где разбились мечты моей юности, сменившись суровой реальностью взрослой жизни. Всего час езды до аэропорта Коул-Харбор, а затем долгий десятичасовой перелет отделяли меня от того места, где все началось.

Уставшее тело и урчащий желудок требовали остановки. Покинув уютные объятия теплого автомобильного сиденья, я вошла в местную закусочную на полпути. Мерцающие неоновые огни, приятная суета, тихая болтовня, аромат варящегося кофе и свежей выпечки создавали успокаивающую атмосферу. Наспех выпив чашку американо и съев полурастаявшую шоколадку, я почувствовала хоть какой-то прилив сил. Но разум, так и не успокоившийся, продолжал размышлять о предстоящем путешествии.

Я не видела родину уже более десяти лет… Сначала, после всего, что произошло, переехала в Москву, когда мне было восемнадцать, а сразу после нескольких месяцев по студенческому обмену попала сюда, в Ванкувер, где и осталась… Неужели после стольких лет я наконец вдохну морской воздух, который когда-то опьянял нас?

Когда я вышла на улицу, мир уже погрузился в туманные сумерки, окрасив окружение в незнакомые оттенки. Глаза зацепились за яркий фиолетовый отблеск – вывеску на противоположной стороне улицы. Парикмахерская «Мэгги».

Мысль пришла незамедлительно. Перемены. Возможно, обыденные, возможно, радикальные, они означают небольшое отклонение от привычного. Смещение нормы, маленький бунт против рутины.

Шагнуть в салон означало сломать инерцию. Потребовалась несколько минут колебаний, тщательных мысленных дебатов, прежде чем я перешла улицу и толкнула дверь.

Зазвенел колокольчик, возвещая о моем присутствии. Ряды фиолетовых сидений, воздух, пронизанный гулом фена, густой запах средств для волос.

«В конце концов, признание прошлого не требует его повторного переживания», – подумала я.

Решение было принято тогда, прямо здесь, среди сплетен посетительниц и запаха химикатов. Новая прическа для нового этапа. Внешнее выражение моей внутренней решимости.

Когда я сидела в кресле и всматривалась в свое отражение, меня охватила внезапная волна трепета. Неужели я начала верить в поверхностную иллюзию перемен?

Эти мысли возникали и исчезали, как рябь на пруду, смешиваясь с шумом сушилки и щелканьем ножниц. Я моргнула, когда длинная каштановая прядь волос упала мне на плечо: перемены воплощались в реальность.

Я почти ничего не соображала и не чувствовала. Лишь возилась с маленьким потускневшим серебряным ключиком, который был прикреплен к цепочке на моей шее, и его небольшой вес напоминал мне о темном прошлом, которое я хотела, надеялась забыть все эти годы. Но не могла… Потому что это бы означало забыть и тебя, Милай.

Мой взгляд бессознательно переместился на большое зеркало передо мной, и отражение парикмахера, ловко отрезающего мои волосы, заставило мой живот скрутиться от нервозности. Но я оставалась неподвижной, лишь едва заметно вздрагивая, когда ножницы отрезали очередной кусок моих волос. Я менялась, чтобы встретиться с ним, с моим прошлым, которое не желало быть похороненным.

Когда-то волосы были одной из моих отличительных черт. Густая, пышная грива, ниспадающая до пояса, цвета каштана или осенних листьев дуба в лучах солнца. Это была моя личная гордость и радость в подростковом возрасте, а теперь она стала олицетворением той личности, от которой я хотела избавиться.

Когда ножницы стилиста закончили своё дело, превратив копну в короткую стрижку длиной до плеч, я почувствовала тревожную смесь облегчения.

Я почему-то вспомнила те летние дни, проведенные в нашем лесном домике…

Внутренний голос все спрашивал: «Может быть, это ты? Живой…», – мои мысли были наполнены смесью надежды и отчаяния.

Может быть, судьба не так безжалостна, как я думала, и завтра меня ждет самый волшебный жизненный поворот?

Посмотрев в зеркало, я изучила свое новое подобие. На меня смотрела незнакомая жгучая брюнетка с короткой стрижкой и задумчивым выражением лица. Несмотря на более темный цвет волос, в ней была несомненная искра узнавания.

Просто повзрослевший ребенок возвращающийся в город юношества, теперь уже с более смелым оттенком бунтарства. Не просто возвращение, а возрождение… Я знала, что трансформация может быть глубокой только тогда, когда она идет изнутри. Но это был мой первый шаг на пути к ней. Как говорила моя мама, перемены начинаются изнутри, но иногда для их толчка просто нужна новая прическа.

Пока не наступит день, когда я наконец найду тебя, а вместе с тобой и замок к моему ключу, я буду хранить его рядом со своим сердцем. И да, если ты слышишь это где-то, Милай, то помни об этом: Мои обещания не забываются. Нося этот ключ с собой, я храню наши мечты. Храню… а надо похоронить. Но это единственная вещь, напоминающая о том, какими мы когда-то были, и тайна того, что с тобой тогда случилось…

Где бы ты ни был, Милай, знай это: Я все еще жду того дня, когда ты вернешься ко мне на своем мотоцикле. А пока… я нахожусь лишь на расстоянии половины нашей цепочки.

Знакомый гул автомобиля наполнял тихую ночь, когда я ехала по извилистому шоссе. В слабом свете фар я едва могла разглядеть окружающий пейзаж, окутанный завесой темноты.

Всего в двадцати минутах от аэропорта я съехала с трассы, заехав в небольшой мотель окружённый лесом. Вывеска периодически мерцала, отбрасывая жутковатый туманный отблеск на гравийную парковку.

Войдя внутрь, я оказалась в тускло освещенной комнате, окутанной мускусным запахом старого, отсыревшего дерева и слабым ароматом чистящих средств, который, казалось, всегда присутствует в этих древних заведениях.

Заплатив за номер, я взяла ржавый ключ у пожилого мужчины за стойкой администратора. Комната была из обычных. Двуспальная кровать, старый деревянный стол с облупившейся краской, маленькая ванная комната, в которой, похоже, убирались на словах.

Лёжа на кровати, я глядела в потолок, освещенный бледно-голубым светом вывески мотеля, пробивающимся сквозь тонкие оконные жалюзи.

Прошло тринадцать лет с тех пор, как я ступала по улицам Кранца, но воспоминания нахлынули с готовностью, вызвав волны эмоций, грозящие утянуть меня под воду. Я снова почувствовала себя подростком, жаждущим вырваться из замкнутого круга жизни.

Я вошла в ванную комнату, пытаясь успокоить нервы горячей водой, которая лилась из покрытой ржавчиной душевой лейки. Вода едва успела смыть напряженность, которая упорно держалась на моей коже после долгой дороги.

Вернувшись в комнату, я надела свежую одежду и легла на жесткий матрас, обратив внимание на монохромную фотографию, приклеенную к облупившимся обоям.

На ней было изображено озеро в окрестностях Ванкувера… Как же сильно оно напомнило мне наше озеро своими просторами и природной красотой. Озеро Чайка – место на Куршской косе, которое объединяло нас когда-то. Там мы плавали, загорали, узнавали о мечтах и страхах друг друга под раскинувшимся бесконечным полотном лазурного неба.

Вытащив конверт из кармана куртки, я еще раз перечитала письмо. «Наша хижина в лесу», – гласило оно, – «Милай».

– …Может быть, это действительно ты? – прошептала я в пустоту, в голосе прозвучала надежда. Горькая улыбка растянулась на моем лице. Передо мной промелькнул твой образ. Твой бархатный смех, озорные глаза цвета пасмурного неба.

Я выдохнула, тревога нарастала внутри, натягиваясь, как тетива.

Изнеможение вконец навалилось на меня, тело отяжелело от усталости, но я не могла уснуть. Мысли не переставали приходить. Письмо, Милай, Кранц и страшные воспоминания, сменяющиеся теплыми вспышками, естественно, о нем…

Раскрывающиеся файлы сердца

Когда солнце опустилось на живописную береговую линию, отбрасывая небесное сияние, на песчаном пляже собралась разношерстная компания друзей. Они прибыли с пледами для пикника, волейбольным мячом, искренним смехом и заразительным товариществом. Среди них были Илья, Дамиан, Дарья, Анета, Милай и Кира, которая была влюблена в Милая Кёлера с момента их первой встречи в прачечной в мае, но с тех пор была слишком робкой в его присутствии, чтобы выразить свои чувства.

Когда их веселый смех разнесся по окрестностям, ребята решили сбросить обувь, скинуть ненужную одежду и окунуть ноги в чистые прохладные воды озера. Первые робкие шаги сменились полными непринужденными забегами в воду, пока Дамиан внезапно не взвалил на свои широкие плечи изумленного Илью.

– Новак, какого черта! Опусти меня сейчас же!!!

– Смирись уже и замолчи! Я твой непобедимый щит! – Дамиан разразился искренним смехом, заставив ботаника потерять равновесие.

Его падение стало кульминацией момента, когда все разразились оживленной игрой в воде. Дарье эта сцена показалась забавной, и она решила повторить ее с Анетой. Однако, в отличие от комичного дуэта Дамиана и Ильи, девочки смотрелись более органично.

Вдали от веселой суматохи Милай и Кира стояли рядом на мелководье, наблюдая за своими друзьями и молча улыбаясь.

Девушка втайне поглядывала на загадочного парня, изучая его тонкие черты лица, но была застигнута врасплох, когда Милай вдруг спросил: – …Хочешь тоже попробуем?

Вопрос был простым, но он мог навсегда изменить динамику их неопределенной дружбы.

Кира была застигнута врасплох. Вернувшись из мечтаний, она смущенно пролепетала: – …Что, прости?

Почувствовав ее смущение, парень мягко улыбнулся.

– …Я знаю, что мои плечи не так широки, как у Дамиана, и я не так ловок, как Дарья… – его выразительные ямочки на щеках заставили ее сердце учащённо забиться. – …Но я даю тебе слово, что сделаю все возможное, чтобы ты не упала в воду на четвертой секунде.

Под сияющим летним солнцем девушка звонко рассмеялась от таких искренних слов, а ее румянец стал еще глубже. Казалось, что-то изменилось внутри Милая Кёлера, когда он внимательно наблюдал за ней. Словно туман рассеялся, и он увидел ее такой, какая она есть на самом деле, – очаровательной и жизнерадостной. Кира показалась ему в этот момент ослепительнее ярких лучей заходящего солнца. В нем проявилась истина, которую до сих пор сам не понимал: он влюбился в эту девушку.

Не подозревая о его пробуждающемся осознании, Кира игриво ответила: – Только до четвёртой секунды, да?

Они оба, прищурившись, смотрели на своих приятелей, резвящихся в воде, – энергия, излучаемая ими, была заразительна.

Их друзья стали отличным фоном для этой долгожданной тёплой беседы, их смех эхом разносился по водной глади, а двое на берегу нечаянно встретились взглядом друг с другом. Именно во время этого обмена Милай наконец понял, что стоящая перед ним девушка, искренняя и авантюрная Кира Рубинина, была самой красивой из всех, кого он когда-либо видел в своей жизни.

Комната была залита мягким предрассветным светом, когда первые лучи солнца пробивались сквозь жалюзи. Было четыре утра, и мои глаза еле открылись, а ночная дремота сменилась привычным беспокойством, которое охватывало меня каждое утро.

Я вслепую пошарила рукой по тумбочке, поднося телефон к глазам, чтобы посмотреть время и сверить расписание своего рейса. Да, было действительно 4:10 утра, мой внутренний будильник еще ни разу не подводил меня. Я немного полежала в тишине с закрытыми глазами, постепенно настраиваясь на тихий гул окружающего мира.

На моей шее висели две цепочки, каждая из которых была связана с частью моего прошлого, и обе они были кусочками большой головоломки, которую я когда-то обещала себе решить. Помимо серебряного ключика… ниже сердца висел еще – круглый кулон, который был похож на флешку; символ охотницы за информацией.

Когда я сняла кулон с шеи и осторожно открыла его потайной отсек, невольно вспомнила об отрезвляющей реальности своей миссии.

Подключив флешку к компьютеру, мое сердце, как всегда, трепетно йокнуло. Неоновые иконки заполнили затемненный экран, на каждой из которых были тщательно прописаны различные аспекты загадки, поглотившей более тринадцати лет моей жизни. И название ей было – Милай Кёлер.

Осознание того, что многие из этих папок, подписанных как «Виновные», «Подозреваемые» и «Места последних встреч», по-прежнему наполовину пустовали, лишенные каких-либо ощутимых зацепок, чтобы прийти к выводу. Это было весьма деморализующе.

Я прошептала тихое обещание прохладному утру, обещание, которое эхом отразилось от спящих стен старой мотельной комнаты.

– Я заполню эти файлы… Я заполню их все очень скоро. Обещаю. В этот раз я докопаюсь до сути и узнаю, что с тобой тогда случилось, Милай. Я обещаю.

Старая добрая справедливость и кино

Илья, лучший ученик 11-го класса гимназии «Вектор», не моргая смотрел на бумажку на своей парте. Она не была похожа ни на одну из тех, что он видел раньше. На месте его обычной красной пятерки образовалась жирная уродливая двойка. Парень моргнул, покачал головой и снова опустил взгляд на злосчастную бумагу. Удивительно. Двойка все еще была там. Впервые в жизни Илья Савицкий схлопотал оценку ниже редкой четверки.

«Бред какой-то…», – подумал ботаник, наспех засунув бумажку в портфель.

Уголком глаза он заметил, как Никита, главный задира класса, ухмыльнулся.

– Эй, Илюшка-чушка! Что ты там прячешь так? ДВОЙКУ?! – Никита прыснул от смеха, а его дружки сразу стали вторить ему.

Он налетел на ботаника, как коршун, и сдернул с его лица очки, прежде чем тот успел что-либо возразить.

Илья моргнул, и его четкий взгляд на класс поспешно сменился размытой смесью цветов и форм. Смех, казалось, становился все громче и враждебнее, отдаваясь жестоким эхом по всей аудитории. На глаза парня навернулись незнакомые слезы, но он упрямо сморгнул их, прорычав: – Заткнитесь к черту!

Смех внезапно прекратился, сменившись жутковатой тишиной, а затем снова разразился более грозным и пренебрежительным ревом.

Илья застыл на месте, дезориентированный и униженный, а его очки насмешливо щелкнули сломанной оправой в руке Никиты.

Среди неясного окружения перед ним материализовалась одна девичья фигура. И он сразу узнал ее. Эти светлые волосы и ангельские глаза принадлежали Анете – самой красивой девушке в гимназии, по мнению большинства. Пожалуй, за исключением Милая Кёлера и Дамиана Новака.

Внезапно сквозь суматоху раздался строгий, властный голос: – Минуточку внимания все!

Это был Милай Кёлер, самый неоднозначный в школе парень, которому втайне подражали многие и опасались из-за его авторитетного поведения и слухов вокруг его персоны о тёмных связях в городе. Он протянул руку и плавно водрузил очки Ильи обратно ему на нос. На его губах заиграла лёгкая ухмылка, когда он обернулся к изумленной толпе одноклассников.

– Да, прошу вашего внимания!

Милай медленно обвел глазами собравшихся, демонстрируя свое отвращение к разворачивающемуся перед ним незрелому сценарию. Бросив на Никиту пристальный взгляд, он хмыкнул: – Какая непростительная трата человеческого материала… – и вышел из комнаты, оставив за собой гробовую тишину.

Со своего места с задней парты наблюдала за происходящим Кира Рубинина с заинтригованным выражением лица. Девушка на мгновение задумалась, но затем поспешно вскочила и последовала за виновником всеобщего молчания.

Как только дверь класса закрылась за ней, смешки и перешёптывания снова заполнили комнату. Виновник всех домашних вечеринок за городом, Рома, повернулся к растерянной Анете.

– Готова к сегодняшней вечеринке?

Проигнорировав вопрос, девушка поднялась из-за парты и без раздумий последовала за ушедшими.

– …Придурки, – сказала Дина, девушка с третьего ряда, лопая пузырь бубль-гума, глядя им вслед.

От замешательства, вызванного этими событиями, весь класс зашумел. Но среди гама и подавляемого волнения Илья неожиданно ощутил приятнейшее чувство справедливости, которого, похоже, никогда раньше не испытывал.

Дождь лил не переставая, омывая брусчатку безжалостными холодными каплями. Каждый удар о металлический козырек крыльца школы отдавался эхом с какой-то меланхоличной красотой, словно природа создавала свой весенний саундтрек. Под этим козырьком ждал Милай – задумчивый бунтарь, который олицетворял в моей жизни источник интриг и загадок.

В своих темных джинсах и деним куртке с капюшоном он, казалось, гармонировал с настроением дня: мрачным, но успокаивающим душу эффектом. Он стоял, как одинокий форпост на фоне бури, наблюдая за ритмом ливня.

Я тихо подошла к нему, чувствуя, как учащается мой пульс по мере приближения. С Милаем всегда было так. Он обладал какой-то особой аурой, которая притягивала меня, бросая вызов логике и разуму.

– Это было благородно с твоей стороны – заступиться за Илью, – произнесла я, пытаясь привлечь его внимание.

Милай неспешно повернул голову в профиль, на его волосах блестели капельки дождя, выражение лица было спокойным, но не читаемым.

– …Ничего особенного, – бесстрастно пожал плечами он, его взгляд задумчиво устремился на непрекращающийся дождь.

В его отстраненности было нечто, что делало окружающий меня воздух еще более интригующим.

Мы оба стояли, погрузившись в тишину, настолько глубокую, что она казалась скорее оглушительной. Ее внезапно нарушил Милай, повернувшись, чтобы посмотреть на меня.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

Околдованная его пронзительным взглядом, я тоже повернулась к нему лицом.

Мой разум медленно, но верно заходил на запретную территорию, восхищаясь его слишком красивыми для парня чертами лица – сверкающими серыми глазами холодного оттенка, гладкой кожей и, прежде всего, его манящими изгибами губ с родинкой над верхней губой. Меня внезапно пронзило электрическое волнение, а сердце затрепетало от непонятной смеси нервозности и предвкушения.

– …Да? – я наконец-то обрела голос и невольно сглотнула, когда мой взгляд непроизвольно упал на его яркие губы.

Неловкое молчание охватило нас обоих, после чего он объявил: – Кира… Я спрошу об этом только один раз. Если твой ответ будет отрицательным, то я просто исчезну из твоей жизни. Хорошо?

Мое недоумение было очевидным, так как волна беспокойства сразу захлестнула меня.

– Милай… – удалось произнести мне едва слышным шёпотом, пока мой взгляд непроизвольно сбежал в сторону.

– Вот вы где!

Внезапно наш кокон уединения был разорван ярким голосом, раздавшимся позади нас.

Мы одновременно повернули головы и увидели Анету, королеву пчел нашей школы, которая стояла с доброжелательной улыбкой на лице.

– Ребята, не хотите сходить сегодня в кино? Только что вышли «Звездные войны: Эпизод III»! – предложила она.

Ее энтузиазм немного поутих при виде нашего растерянного вида. Быстро придя в себя, девушка добавила с ободряющей улыбкой: – Я могу спросить, не хотят ли Илья, Дарья и Дамиан тоже пойти! Только мы вшестером! Как вам идея?

Милай выглядел каким-то нерешительным, а школьная принцесса с тревогой ждала нашего ответа.

– Прости, не фанат научно-фантастических фильмов… – признался он, отводя взгляд на пейзаж соснового бора неподалёку.

– Оу, конечно! – Анета оживленно подхватила: – Мы можем посмотреть буквально все, что только захотите! Мой папа владеет кинотеатром в городе – я могу достать нам любые бесплатные билеты.

Возможность посмотреть фильм в этот хмурый вечер казалась заманчивой.

Кивнув в знак благодарности за щедрое предложение, я улыбнулась девушке.

– Звучит здорово, Анет! – заверила я с улыбкой, а затем ещё добавила с ноткой озорства: – …Мой ответ – положительный.

Милай бросил на меня растерянный взгляд.

Широкая улыбка расплылась по лицу одноклассницы, прежде чем она кивнула и убежала внутрь.

– …Правильно ли я расслышал? Твой ответ… положительный?

Я встретилась с его хитро-искрящимисяглазами и небольшой ухмылкой.

– Да, – медлю с ответом я, загадочно улыбнувшись. – Мне нравится кино. Так почему бы не сходить, когда зовут?

Легко пожав плечами, я изящно смахнула волосы назад, и побежала под дождь, через дорогу, в сторону прибывшего автобуса.

Незримое в тени

В уютных, весенних объятиях бурлящей ночной жизни Кранца стоял старинный ещё довоенный кинотеатр. Кинотеатр, носящий непривычно стильное название «Луч Балтики», обладал очаровательным шармом старого прусского мира.

Я присоединился к нашей группе с опозданием – все шестеро, согласившиеся принять участие в кинематографическом путешествии в этот вечер, уже были на месте. Окутанные плащом темноты, мы незаметно продвигались вдоль бесконечных верениц красных кресел и наконец остановились у последнего ряда. Единственный источник света в зале исходил от проектора, рисуя угрюмые силуэты на лицах моих друзей в завораживающей манере.

Рассадка получилась естественной. Мне выпало занять первое свободное место, вскоре за мной последовал Дамиан, его продолговатый силуэт заполнил место рядом со мной. Одновременно Анета заняла место рядом с Ильей, взволновав его до интенсивного розоватого оттенка щек. И наконец, с громким вздохом и ведром попкорна, Дарья заняла оставшееся место.

Фигура Милая пробиралась сквозь ряды с запозданием, словно величественный корабль. В его руках были два стаканчика с попкорном – зрелище столь обычное для кинотеатра и в то же время столь очаровательное для меня. Я с сожалением отметила отсутствие свободных мест рядом со мной: одно уже было занято Дамианом, а на другом сидела незнакомая женщина.

К моему удивлению, Милай продвинулся чуть дальше нашего ряда, его возвышающаяся фигура отбрасывала длинную тень в мерцающем свете трейлеров. Поймав мой удивленный взгляд, парень подмигнул мне, заставляя мое сердце встрепенуться. Он склонился перед моей соседкой по креслу, объясняя ей что-то с вежливой улыбкой. Переговариваясь шепотом, женщина средних лет, сидевшая рядом со мной, к моему большому недоумению, освободила свое место.

Мои глаза расширились, когда Милай спокойно опустился на только освободившееся место, поставив стаканчик с попкорном в мой подстаканник.

– Спасибо… – удалось прошептать мне, но мой голос утонул в окружающем гуле заигравшего фильма.

– А что ты сказал той женщине? – любопытство взяло верх, и я кивнула в сторону незнакомки на соседнем ряду.

Его безмятежная улыбка ничуть не успокоила меня.

– Ты же любишь тайны, да? – прошептал он, поддразнивая.

– Не каждый день. – насупилась я, пытаясь вернуть самообладание, в то время как пульс горячо учащался от ощущения близости с ним.

Кинематографическая вселенная перед нами проигрывала фильм «Константин: Повелитель тьмы». Приглушенный восторженный шепот Анеты перемежался с тихим хихиканьем Ильи и теплым подшучиванием Дарьи. Дамиан тем временем погрузился в свои мысли, как всегда отстраненный.

Тем временем главный герой в исполнении Киану Ривза сражался со злобными темными сущностями на большом экране.

– Ты веришь в демонов? -слова Милая прозвучали совсем рядом с моим ухом, его теплое дыхание с мятным привкусом жевательной резинки коснулось моей щеки.

Наши лица оказались на расстоянии одного дыхания. Его мягкий взгляд пасмурно-серых глаз изучал меня, а уголки губ едва заметно приподнялись в улыбке.

Это переплетение новых эмоций было электрическим, интригующим.

– В демонов я не верю. Я верю в людей, которые ими прикрываются. – прошептала я.

Мой комментарий создал обворожительные ямочки на его щеках и лёгкий смешок.

Внезапное встревоженное шипение людей заставило меня посмотреть налево – одинокая фигура Дамиана удалялась к выходу из кинотеатра.

Фильм ужасов для меня был уже второстепенным зрелищем, мой разум был поглощен разгадкой причины внезапного ухода друга.

Дождь неровными струйками бил по оконным панелям ретро-кафе. Я стоял за барной стойкой, опираясь локтями о прилавок, и смотрел, как последний клиент уходит в темноту за окном.

Старая закусочная «Бухта Кайзера» досталась мне в наследство от деда, когда мне было всего двадцать, и я едва умел обращаться с миксером по приготовлению молочных коктейлей. Теперь я был хозяином данного заведения, самоучкой, управляющим, и здесь было мое королевство.

– Так, ребят, – обратился я к немногочисленному персоналу, – пора закрываться и начинать уборку.

В кафе после окончания рабочего дня всегда было что-то успокаивающее, какая-то особенная тишина, которая громко и четко звучала в сверкающей пустоте.

Ливень не прекращался, пока я добирался до местного продуктового магазинчика «Кифер», что располагался чуть дальше курортного проспекта, куда обычно туристы не жаловали, предпочитая большие супермаркеты. Урчание в животе эхом отдавалось в ушах. Ежедневное напоминание, ведь иногда я попросту забывал, что не ел в течение дня.

Мой список покупок был прост: пиво, различные полуфабрикаты.

«Взрослый парень, живущий обыденной жизнью – впечатляет? Не думаю… Но, по крайней мере, я сам могу выбирать, что и когда мне есть… то, о чем когда-то так мечтал в детстве», – сухо подумал я про себя.

Бродя по аккуратно организованным проходам, не отрывая глаз от коробок с хлопьями и батончиками для завтрака, я заметил какое-то движение в другом ряду. Странно для закрывающегося магазина в полночь, где уже обычно не было никого, кроме кассира и меня.

Я продолжил монотонно сканировать прилавок, и тут кто-то, до этого скрытый за рядом с крупами, промелькнул в проходе, направляясь к кассе.

Мое сердце нестерпимо сжалось. Это была она… Она… Кира. Я тихонько вздохнул, глядя, как ее стройная фигура, облаченная в черную толстовку и обтягивающие джинсы, исчезла в продовольственном лабиринте. Ее волосы, когда-то длинные каштановые, напоминавшие о дикой свободе ее юности, теперь были коротко острижены до плеч.

Корзина с продуктами выскользнула из моей руки, банки с пивом вывалились на кафель с отрезвляющим звуком. Она исчезла так же мимолетно, как и появилась......

Сжав кулаки до побелевших костяшек, я оставил разбросанные банки и маниакально пошел по ее следу, сглатывая внезапный сухой комок в горле.

Ее не было нигде. Ни в одном из рядов, ни на кассе… Исчезла, рассеялась, как обрывок забытого сна. Но запах остался в воздухе.

Впитавший сущность дикой природы, парфюм сочетал в себе ноты цитрусовых и зеленых листьев, смешанных с оттенком терпких лесных ягод… Я хорошо помнил этот запах. Слишком хорошо… Неужели она никогда не меняла свои духи за столько лет? Или у меня очередной редкий сбой, вызванный переутомлением?

Нет. Эти женские духи по-прежнему вызывающе благоухали на фоне запаха стирального порошка и смягчителей ткани.

Была ли это она?… Или мои усталые глаза и нюх разыгрывали меня, снова демонстрируя мои скрытые желания средь бела дня? А теперь и ночи.

Когда я вновь погрузился в свои мысли, на кассе донесся мягкий женский голос: «Спасибо».

Ее голос?! Меня охватила лихорадочная надежда, первобытное чувство. Я поспешил вернуться к кассе, но обнаружил, что скучающий кассир без дела барабанит пальцами по столешнице.

Несмотря на дождь, я отчаянно толкнул входные двери на темную, пустынную парковку, собираясь добраться до дома, который был в десяти минутах ходьбы. Все, что было на парковке, – это гладкая черная «Мазда», исчезающая в дождливой пелене.

Я натянул капюшон на глаза и закурил. Горький, табачный вкус смешался с медленно подкрадывающимся чувством отчаяния.

То ли она стала каким-то осязаемым призраком из прошлого со своим ароматом духов, то ли мой рассудок вконец трещал по швам. В любом случае завтрашний визит в давно забытую лесную хижину на косе обещал быть интересным – загадка, скрытая под проливными дождями мая.

Элегия Кранца

Я ждала до полудня. Пока тени не ослабли и морской ветер не скрылся с облаками. Пока солнце, дерзко поднявшись в небо, не прогнало последние остатки утреннего тумана. Как ты и любил.

На мне было одно из моих любимых черных платьев, тщательно подобранное для этого случая еще до отъезда сюда. Черная ткань длиной до щиколоток казалась уместной на фоне пасмурного балтийского неба. Сегодня я нашла утешение в этом образе. Черный цвет сочетается с безнадежностью, не считаешь?

Тушь слегка подчеркивала мои и без того густые ресницы, обрамляя глаза, которые теперь больше привыкли к слезам на подушке, чем к веселому прищуру. На губах – помада кремового цвета. Легкая, такая, какую ты любил на мне. Моя маленькая дань уважения тебе… Это все подготовка к тому, чтобы выглядеть наилучшим образом для тебя, Милай.

Но что-то гнилое во мне вопреки всему задает коварный вопрос: «Неужели мертвые могут увидеть нас с того света? Все наши старания и белую печаль?».

Мне не пришлось расставаться с комфортом своего автомобиля. Вчера, после аэропорта, мне удалось арендовать точно такую же модель Mazda, которую мне пришлось оставить в Канаде. Зацикленность на привычном или что-то ещё, я не знаю…

Перевожу взгляд на зеркало заднего вида. Отражение, которое смотрит в ответ, мне не особо знакомо. Тёмные мешки под глазами, тусклые, лишенные жизненной искры сами глаза. Пряди волос, прежде угольно яркие и полные сил, теперь выглядят безжизненно.

Если бы ты только мог видеть меня сейчас. Ты бы не узнал эту женщину. Наверное, это было уместно – мы ведь в городе нашей увядшей юности.

Укрепив свою решимость, вылезаю из салона машины. Ветер доносит угрюмый свист чаек сквозь одинокие ели. Их иголки, преждевременно хрустящие под ногами, участвуют в меланхолическом танце, кружась под ледяными порывами. В Кранце сейчас весна, но ощущение такое, будто наступила поздняя осень. Пейзаж отражает мое собственное самочувствие – дряхлые деревья, лишенные жизненной силы.

Кладбище Кранца. Жуткая тишина, нарушаемая лишь редким всхлипом или хныканьем. Одинокие посетители с бледными лицами, вышагивающие со склоненными в знак уважения головами и погруженными в печаль сердцами, приходят, чтобы выразить соболезнования своим родным. Уважая их личное пространство, я отвожу взгляд, углубляясь дальше.

Отыскать твою могилу не составило бы труда. Я пошла по уже знакомому пути, который был выгравирован в памяти.

Каждый шаг давался мне ещё с большим трудом. И все же непостижимый факт грыз мое сознание – я нигде не вижу нужного мне памятника.

Была ли это еще одна жестокая уловка судьбы? Насмешка над моими терзаниями? Или, может быть, иллюзия, созданная моим измученным разумом?…

Я заблудилась в море надгробий, написанные на них эпитафии казались зашифрованными посланиями.

В голове всплывает туманная сцена тринадцатилетней давности. Твои похороны… Это было похоже на зловещее собрание людей, одетых в черное, их соболезнования эхом отдавались в моем опустошенном сердце.

На похоронах было полгорода. Закрытый пустой гроб стоял как память обо всех моих несбывшихся мечтах, грубое напоминание о воспоминаниях, которые так и не удалось создать с тобой. Разве этот день не должен быть выгравирован как худший день в моей жизни?

Но день твоего необъяснимого исчезновения был гораздо хуже. Это было похоже на пробуждение от сладкого сна и мгновенное погружение в кошмар. Как будто в тот день у меня отняли саму суть жизни. Я перебирала в уме все возможные объяснения. Что произошло тогда? Ты сам решил исчезнуть? Или тебя… забрали?

Потерявшись в своих мыслях, я осталась стоять в этом сером лабиринте могил, пытаясь найти ту, эпитафия которой выгравирована в моем сердце: «Я не ведомый, я сам веду».

Я почти ни о чем не жалею в этой жизни. В этой бесконечной череде случайностей, над которыми мы не властны, зачем же мне сожалеть? Если уж на то пошло, сожаления – это бесполезное бремя, которое медленно, капля за каплей, высасывает из нас энергию нужную для построения нашего будущего. И все же, утверждая о бесполезности сожалений, я по-прежнему нахожу одно из них в глубине себя. Затянувшееся чувство вины, свежая рана на месте старой – точка невозврата. Я не могла не думать, что в твоем исчезновении есть и моя вина.

Мысли тесно переплетаются, унося меня в старую аудиторию гимназии – средоточием хаоса, симфонией юношеского шума, противоречивых мнений и разрозненных записей. Постоянная болтовня, скрежет ручек, тихий шепот и пронзительное хихиканье – все они создают свою мелодию воспоминаний. И все же среди этого столпотворения я находила спокойствие, глубокий мир внутри, каждый раз встречаясь взглядом со знакомыми глазами цвета дождливого неба.

Я бесконечно жалею, что не сказала тебе, как сильно я ценила эти украденные, мимолетные моменты. Мне нравилось, что мое сердце учащенно билось каждый раз, когда я поднимала голову и обнаруживала, что ты на соседнем ряду уже смотришь на меня. Ты, стоящий на краю горизонта дюн, который я так боялась пересечь. Эти неожиданные улыбки, которыми я обменивалась с тобой в томительном молчании во время уроков, значили для меня больше, чем все признания в мире. Я сожалела о своем глупом молчании, о своих неловких фразах и о своем непостижимом страхе обнажить свое сердце.

Не буду врать себе. Я дико тоскую по тем временам, когда все было так просто, так чисто, а ты, Милай, был всего лишь на расстоянии взгляда.

Это сожаление я держу близко, в тайне, запрятанной в покоях моего сердца.

Жалею ли я о том, что не сказала тебе, как много значили для меня те моменты?… Да, очень сильно. Люди не часто знают об этом упущении – возможно, никто и никогда не узнает о нем вовремя. И это печально.

Город, конечно, изменился. Кранц был втянут в прожорливую туристическую машину. Старый судостроительный завод у побережья был переоборудован в многоэтажную больницу. Возвышающаяся труба больше не извергала дым, вместо этого она обвиняюще указывала на голубую пустоту неба.

Я припарковала машину на стоянке при больнице и, борясь с холодным приморским ветром, проскользнула в входную дверь здания. Крик чаек и холод напомнил об отсутствии моей бабушки. Бабушка Анфиса, такая же добродушная и задорная, какой я ее помнила, провела свои последние месяцы здесь, под присмотром отдела для престарелых.

Женщина за стойкой регистрации встретила меня с чрезмерно вежливой улыбкой.

– Приветствую вас! Вы пришли за вещами Анфисы Ласкиной?

Сотрудница провела меня по белым тускло освещенным коридорам вглубь здания, где показала камеры для хранения вещей и тут же ушла.

Моя любимая бабушка, свет моего трудного подросткового возраста, теперь вмещался в небольшой ящик с ее личными вещами. Мне казалось неправильным забирать эти вещи из этого стерильного места, лишенного смеха и тепла, которые она несла с собой. Но времена изменились, и я тоже.

Она была частью этого города с рождения, а я стала невольным переселенцем в две тысячи пятом, когда мои родители решили, что развод и создание себе новых семей важнее воспитания их единственного ребенка. Так я и оказалась в Кранце, закончив здесь последний год учебы.

Утолив разочарование очередными воспоминаниями, я собрала бабушкины вещи и направилась на выход.

Моментально заблудившись, я бродила по больничному лабиринту. Спустя минут двадцать полнейшей изоляции в этой стерильной ловушке, я уже собиралась поддаться лабиринту, но тут в коридоре промелькнула фигура.

Высокий светловолосый мужчина в белом халате приветливо кивнул мне. Прежде чем спросить дорогу, я успела прочитать его бейджик: «Сава Карлович Вещанский».

Мужчина мило улыбнулся мне и указал на верный коридор и направление.

Собираясь уходить, я бросаю взгляд на уходящего доктора, и тут краем глаза замечаю нечто странное: из бокового коридора появилась чья-то рука и схватила мужчину за локоть, утягивая за собой.

Страх охватил меня, заставив действовать импульсивно. Я бросилась за ними, обеспокоенная, растерянная, но тут… послышались звуки. Низкие, приглушенные, но безошибочные. Они доносились из-под лестницы.

Охваченная смятением, прячусь за стенку и кидаю взгляд в сторону стонов. И тут я вижу ее… Дарью Азарову. Моя старая знакомая. Насыщенный вишнёвый цвет волос, смелая одежда стиля гранж – несомненно, это была она. Она прижималась к доктору, их губы смело исследовали друг друга, тела переплетены. Я застыла в шоке.

Звонок телефона доктора разрушил их момент.

– Подожди, это жена, – расстроенно вздохнул мужчина, в ее голосе прозвучала странная смесь вины и восторга.

Мое сердце сжалось. Это был не мой мир, больше нет. Этот город, люди в нем, их тайны… Я была чужой среди них.

Я мгновенно отключилась, отвернувшись от происходящего. Коробка с бабушкиными вещами была тяжелой в моих руках, ее жизнь превратилась лишь в несколько сувениров на память. Я пыталась уговорить ее переехать ко мне в Канаду лет десять назад или около того, но она всегда отшучивалась, не принимая предложение всерьез.

Поездка к моему старому дому была спокойной. Коробка с воспоминаниями, сцена с Дарьей и доктором, образ моей бабушки… Призраки Кранца давили на меня.

Я хмыкнула, заглушив радио, чтобы послушать звук моросившего дождя.

«Женщина возвращается в свое прошлое, борется с его призраками, ее сердце цепляется за воспоминания, но она учится их отпускать», – романтизировала ситуацию я.

In Omnia Paratus

С каждым ударом сердца мои нервы грозили предать меня. В хижине витала смесь электростатического напряжения, когда каждый из нас справлялся с надвигающейся угрозой дилеммы Ильи. Мой взгляд метался по комнате, улавливая решительное выражение на лице каждого из друзей.

Дамиан, с суровым, как у спартанского воина, лицом, его глаза горели холодным вызовом, пока ножик в его руке точил острие палки.

– И что мы молчим? – начал он, наморщив лоб, – В записке ясно сказано, что Илья больше не сможет ходить на занятия, если у него не хватит смелости пойти на публичное избиение.

У меня в горле образовался комок, а пальцы нервно растягивали рукава свитера.

Анета, нахмурив брови от беспокойства и страха, произнесла следующее: – …Мы же можем рассказать родителям?

Дарья, с затейливо заплетенными бордовыми локонами и пронзительными карими глазами, кивнула в знак согласия.

– Это может сработать… – нерешительно предположила она.

Я покачала головой, мое беспокойство уступило место безмерной горечи и обиде.

– Они не помогут. Помнишь, мы в последний раз рассказали им о том, как Рома домогался Анеты? – мрачно буркнула я.

Анета вздрогнула: воспоминаний о том неприятном эпизоде с этим придурком было достаточно, чтобы вызвать у неё волну мурашек.

Дарья неохотно согласилась: – …Ты права. Тогда нам придется разбираться с этим самим.

Мы все замолчали, возлагая на Дарью надежды на чудесное решение. Она лишь пожала плечами, в ее глазах плясали отблески неповиновения: – Давайте победим этих уродов в их же собственной игре?

Дамиан издал короткий свист, явно впечатленный идеей.

– Вот это разговор! Именно это я и надеялся услышать!

Молчавший все это время Милай наконец нарушил молчание. Он потянулся в свой рюкзак и достал оттуда какой-то крошечный предмет. Положив его на кофейный столик, он окинул взглядом каждого из нас.

– …In omnia paratus, – пробормотал он, его голос источал тихую силу, – Готовы ко всему… Вместе?

Ребята замерли, вдумываясь в его слова. Воздух вокруг нас потяжелел от единого предвкушения. Наконец все взгляды упали на Илью, который выглядел так, словно на его плечах лежала вся тяжесть мира.

– Это что…действительно необходимо, ребят? – с тревогой спросил он. Я не могла его винить. Иглы не всем нравились.

Милай лишь бросил на него непринужденный взгляд и ответил без всякого ответа: – Да. Иначе это все несерьезно.

– Не ссы, Илья, – вмешался Дамиан, прислонившись спиной к старому холодильнику, – Просто не смотри, если тебя это так беспокоит.

Мое внимание вернулось к иголке – символу нашего будущего братства, что делало все происходящее еще более сюрреалистичным.

– Ну, вы меня знаете, ребята, – начал Илья с заметным напряжением в голосе, но при этом в его голубых глазах под круглыми очками появился смелый блеск, – друг для друга… Я готов ко всему. Но это… Это уже слишком. Даже для тебя, Милай.

Дамиан, вечный нарушитель правил и молчаливый философ, первым протянул руку. Краткий отблеск солнечного луча за окном поймал его медовую радужку, когда он вскинул голову, чтобы повертеть иглу меж пальцев.

– Лично я готов ко всему. – произнёс он хрипловатым, но четким голосом.

Проколов указательный палец, Дамиан кинул иглу обратно на стол, вокруг которого мы расселись.

Милай задумчиво кивнул в знак одобрения, его взгляд ненадолго встретился с моим. Уголки губ парня приподнялись в едва заметном подобии улыбки, и мой пульс участился.

Улыбаясь, я не заметила, как нахмурился Дамиан. Его рука инстинктивно потянулась к волосам, взъерошивая их. Внешнее проявление беззаботности контрастировало с его измученными глазами. Заметив мое внимание, он лишь усмехнулся, отводя взгляд.

Теперь игла находилась перед Дарьей. Она была бесстрашна, ее яркие волосы ничуть не уступали ее духу. Зажав иглу между пальцами с чёрным маникюром, она вонзила ее в мизинец. И ни разу не вздрогнула. Такая стойкость духа в хрупком девичьем теле поразила всех.

Следующим был Милай. Мой взгляд был прикован к его движениям. Я затаила дыхание, когда он повторил кровавый ритуал, и слабая гримаса показала, что скрывала его бравада. Он отрешенно посмотрел в мою сторону, и наши взгляды столкнулись.

Затем настала моя очередь. Холодная металлическая игла лежала в моей ладони. Я чувствовала на себе пристальные взгляды. Рука Анеты осторожно легла на мое плечо, и в ее прикосновении чувствовалось беспокойство.

– Кир, ты в порядке? Выглядишь немного бледной.

Я прикрыла глаза, сделав неглубокий вдох и стиснула иглу покрепче, собираясь с духом.

Милай сразу же заметил мой дискомфорт и инстинктивно остановил мою руку в воздухе.

– Я помогу.

Его предложение должно было успокоить меня, но я почувствовала лишь противоречивый клубок эмоций. Он накрыл мою руку ладонью, и холодное ощущение его металлических колец принесло мне небольшое утешение. Я кивнула и зажмурилась, готовясь к боли.

Но она так и не пришла.

Милай остановился, игла повисла в воздухе, застыв, как и он сам.

– Я… Я не могу. Прости, Кир.

Он был бледнее, чем я когда-либо видела его раньше. Игла звонко упала на стол, вторя его слова: – Я не могу сделать это на другом человеке. Только на себе.

Закатив глаза, Дамиан нарочито громко хмыкнул.

– …Все в порядке. Правда, – успокаиваю я, хотя и была немного удивлена, так считала, что нет ничего такого, что Милай не смог бы перебороть в себе и сделать.

Затем Анета нарушает неловкую тишину за столиком своей неожиданной храбростью.

Не дрогнув, она берет маленькую иголку и с удивительным спокойствием прокалывает кончик пальца.

– In omnia paratus. Или как вы там говорили? – провозглашает она с торжественностью, намного превосходящей ее годы.

Глаза Ильи удивленно вытаращились на подругу, пока он молча наблюдал за тем, как кровь собирается на кончике ее пальца.

Не отступая от задумки, Анета вытягивает уколотый мизинец и соединяет его в центре образовавшегося ритуального круга. Дарья и Дамиан уже поклялись в верности и приложили свои мизинцы к бумажному толкованию договора на крови. Илья, сглотнув, делает то же самое, на его бледном лице застыла маска неизбежной покорности.

На группу опускается выжидательная тишина, все взгляды обращаются ко мне.

– Твоя очередь, – объявляет Дамиан, нарушая невыносимую тишину.

Он протягивает ко мне иглу, острый конец которой зловеще поблескивает в тусклом свете ламп накаливания. Я с тревожным ожиданием смотрю на иглу и прикусываю губу. Втягиваю воздух в легкие, пытаясь унять дрожь, но ничего не выходит. Неужели я буду единственной, кто подведёт группу?

– Дай руку. – равнодушно произнёс Дамиан, подбирая со столика иглу.

Сердце уходит в пятки, но я заставляю себя протянуть руку вперед.

Он берет мою дрожащую руку в свою и слегка сжимает ее.

– Не волнуйся, – бормочет он, не поднимая глаз, – это всего лишь укус комара в палец. На счет три.

Его счет, кажется, эхом разносится по комнате. Я напрягаюсь, ожидая резкого вторжения иглы в кожу, но после трёх секунд ничего не происходит.

– …Четыре. – хмыкает он и со стремительной точностью пронзает мой палец.

Я раздраженно отдергиваю руку, в удивлении прижимая ее к груди.

– Ты ничего не говорил о четырех! – возмущённо шиплю я.

Он лишь ехидно ухмыляется в ответ, облокотившись назад: – Думал, ты это уже предвидела.

Тем временем Милай, в дальнем кресле, со странной растерянностью наблюдал за происходящим краем глаза, плотно сжав губы.

– Ты даже не можешь посмотреть ей в лицо, Кёлер? Это ведь ты предложил эту чертову клятву. – огрызается Дамиан, скрещивая руки на груди. – …Кира с детства не выносит вида крови. Но откуда тебе это знать, да?

Милай в ответ лишь открывает рот, чтобы ответить, но вместо этого вздыхает, упираясь лбом о кулак.

– Я не знал этого… Прости, – бормочет он, вставая и направляясь ко мне.

На мгновение его взгляд задерживается на моем побледневшем лице, эти серебряные глаза, обычно наполненные мудростью, теперь отдаляются, лишенные каких-либо видимых эмоций.

Затем, выйдя из этого состояния транса, Милай резко бросает взгляд на мой палец и пунцовую каплю, застывшую на кончике.

Он коротко кивает, как бы подтверждая что-то про себя. Его лицо начинает напоминать восковую маску, и прежде чем я успеваю среагировать, он падает на пол без сознания.

Мы все в шоке смотрим на неподвижное тело Милая в обмороке, реальность ситуации еще не дошла до нас. В этот жуткий момент подросткового бунтарства, который пошел не по плану, пакт о преданности делу, о том, чтобы доверять и делиться всем друг с другом, принял неожиданно темный оборот.

– Земля ему пухом. – Дамиан попытался разрядить мрачную обстановку.

Но никто из нас больше не был настроен смеяться.

Игра на ревность

Я сижу, ссутулившись, в углу мрачного, наполненного дымом бара, потягивая кислое пиво и предаваясь своим внутренним размышлениям. Вокруг меня слышна унылая болтовня, но в моем мире есть только я – вечный циник, вечный скептик, тот, кто всегда горд и всегда не приемлет перемен.

В мою жизнь с аурой простоты снова вошла она, Кира… Это была действительно она – смесь противоречий, одновременно нежная и дикая, загадочная и открытая всему новому, невинная и бунтарская. Девочка-переменчивый морской ветер.

Когда мы были детьми, она всегда улыбалась, и можно было подумать, что она сделана из солнечных лучей. А теперь… Она неожиданно переехала в Кранц после десяти лет своего отсутствия.

Сегодня я впервые увидел ее в школе. Когда наши взгляды случайно встретились, я тут же почувствовал непроизвольное покалывание в груди, будто испытав шок от наблюдения призрака из детства – необычайно приятное, слегка нервирующее.

Я всегда держал эмоции на расстоянии вытянутой руки со средним пальцем. Но, окруженный ее непринуждённым теплом, я обнаружил, что медленно сдираю те слои, которые так тщательно оберегал вокруг своего сердца.

Моя позиция, кирпичная стена против мира, начала рушиться кирпичик за кирпичиком. Часто я обнаруживал, что в ее присутствии теряю свою наглость, расслабляюсь, мой циничный ум окунается в мелодию ее нежного смеха.

Но когда она была на виду у всей школы и мне приходилось наблюдать, как озабоченные придурки скручивают себе шеи, провожая взглядом ее стройные ножки в мини-юбке..... Меня охватывала дикая ревность, и я презирал ее за это.

Однако мир может быть жестоким террариумом, и люди редко бывают такими, какими кажутся. Этот урок я усвоил слишком рано, урок того, что внешний вид не всегда говорит о содержании внутри. Разочарование пришло, как это часто бывает, без предупреждения.

Еще одно подтверждение в мое собрание выводов – люди по своей природе склонны разочаровывать.

И все же, сидя в пивном баре с видом на ночную морскую гладь, израненный ударом, который я вообще не предвидел, я чувствовал то, что редко испытываю, – отчаяние.

Мое сердце никогда не было игровой площадкой наивности; это был бетонный лабиринт ожесточенных эмоций с целью выживания. Но зеленоглазая девчонка оставила после себя вмятину в бетоне, щель, куда стал проникать свет.

Черт. В какие мысли меня занесло?

Откинувшись на спинку барного стула и покручивая стакан с тёмным, я устало вздохнул. Несмотря на нахлынувшее раздражение, я обнаружил, что скучаю по той восьмилетке из детства. Это абсурдная мысль. Но разве не абсурдны все мысли в таких странных чувствах?

Итак, вот он я, мизантроп с малых лет, уязвленный разочарованием от несбывшихся ожиданий, смягченный тёплыми воспоминаниями небольшого промежутка детства, где, естественно, была она, и преследуемый сожалением, которое не желает утихать.

Блеск и торжество ежегодного фестиваля перед летними каникулами «Янтарные ночи», который длится три дня, в Кранце стал долгожданным маяком для молодежи города.

Разноцветные огоньки кокетливо свисали с ветвей деревьев, их мерцание мягко трепал ночной бриз с моря, а веселые карнавальные мелодии служили саундтреком вечера. Это зрелище должно было облегчить даже самые тяжелые умы… Но не сегодня. Этой ночью во мне бурлила непонятная смесь собственничества и негодования, и все благодаря одному человеку – обрусевшему немцу в третьем поколении.

Милай Кёлер, обладающий неотразимой харизмой, по мнению слабой части школы, только что присоединился к нашей группе на пирсе, и уже наводил шороху.

Одетый в черные джинсы, которые подчеркивали его телосложение спортсмена, и темную кожаную куртку, кричащую о напускной крутости, его опрятно уложенные каштановые волосы так и манили меня взъерошить их и влепить неистовый подзатыльник. Внешний вид недо-немца в сочетании со спокойным самообладанием, несомненно, заявлял о себе.

Я?… Я же был никем иным, как самим собой, обычным парнем, оказавшимся в тени другого. И проблема в том, что я шагнул в эту тень осознанно. Из-за нее… Как я их ненавижу. Как я их всех ненавижу.

Ненавижу Кёлера. Он был всего лишь манящим фасадом, переоцененным персонажем в глазах моей подруги.

Мы с Кирой дружили с тех пор, как наши коленки оказались на одном уровне со светлячками. Ну, пока она не уехала из Кранца с десятилетним перерывом. А до этого, мы с удовольствием драли локти, занимаясь паркуром, и без устали подтрунивали друг над другом, будучи партнерами по безрассудным приключениям и шалостям. И теперь, когда лучезарные улыбки Киры стали предназначаться исключительно Милаю, границы нашей с ней дружбы стали колебаться на зыбкой грани ревности.

Наблюдать за тем, как она увлечена этим недо-фашистом – как сверкают ее глаза, когда появляется он, как свободно льется ее смех, – было горькой пилюлей, которую я глотал ночь за ночью. День за днем.

«Знал ли Кёлер о ее чувствах к нему? Было ли ему вообще до этого какое-то дело?», – эти размышления терзали меня, пока ноги еле волочились за нашей группой.

Конечно, он не был слеп, чтобы не заметить ее светлую привязанность, которую она излучала рядом с ним. А может, он был просто глупцом и выпендрежником. Да. Именно так.

Я шел, нахмурившись, закусывая внутреннюю сторону щеки. Сладкий запах сахарной ваты наполнял воздух, смешиваясь с ароматом варёной кукурузы, карамельных леденцов цвета янтаря, оглушительной поп-музыкой и сверкающих огней. Пронзительный детский смех разносился эхом по ночной площади «Роза Ветров», мимо суетились люди со своими друзьями и семьями, наслаждаясь фестивалем.

Кёлер со своим обычным невозмутимым выражением лица прогуливался рядом с Кирой, засунув руки в карманы. Его беззаботность начинала действовать мне на нервы. Каждое ее хихиканье на его комментарии и каждый обожающий взгляд, который она посылала в сторону этого парня, были ударом в самое мое нутро.

Кира выглядела потрясающе в платье винного цвета, которое облегало ее изгибы и потрясающе подчеркивало стройную фигуру. Ее помада идеально сочеталась с цветом платья, глаза были соблазнительно подведены, и в целом она выглядела уничтожающе красивой… Это зрелище было трудно пережить на трезвую голову. Я это предвидел заранее, выпив в баре за полчаса до начала.

То, что должно было быть невинной встречей друзей на фестивале, превращалось в непрошеное свидетельство их зарождающегося романа. Каждый взгляд, каждое прикосновение к ее запястью, плечу и спине, каждое прошептанное им слово ей на ухо, каждая несмешная шутка, которыми обменивались эти двое… Мне казалось, что я тону в болоте омерзительных эмоций. И их растущая близость только подпитывала это болото, оставляя во рту горький привкус гнева.

– Зачем я вообще согласилась прийти? – пробормотал я себе под нос, пиная крошечный камешек под ноги зевак.

Мне казалось, что я понимаю свои чувства к Кире, но осознание того, что они не отвечают взаимностью, было совсем другим испытанием. Я вспомнил, что где-то читал, что ревность – это и любовь и ненависть одновременно. Что за придурки это пишут?… Ревность – это яд. И добровольно отказаться его пить не получается.

С наступлением полуночи мое терпение иссякало, скулы устали быть каменными от напряжения, когда я наблюдал, как Кира и Кёлер делят чуррос золотистого цвета, обмакнутые в карамельный соус янтарного цвета, и их смех отдавался дрелью в моих ушах.

Черт возьми, есть ли в этом городишке хоть что-то, что не посвящено янтарю?!

– Хочешь покататься на колесе обозрения? – спросил недо-немец, обращаясь к Кире, и я машинально закатил глаза.

– Конечно! Было бы здорово.

Я фыркнул, но Кира не обратила на это внимания или попросту проигнорировала мой сарказм за их спинами, что разозлило меня еще больше.

– Давай только предупредим ребят, что мы будем там, если что, – ответила она и ее глаза заблестели в предвкушении.

«Если что – это в каком аспекте? В случае, если разразится шторм и смоет нафиг пол города?… Тогда, надеюсь, ты сразу прибежишь сообщить, что Кёлера смыло первым и единственным», – злорадно подумал я про себя.

Погруженный в свои мысли, пока они садились в кабинку колеса обозрения, я остался стоять, прислонившись к перилам набережной. Мой задумчивый взгляд был устремлен на Киру, а мир вокруг словно вращался в замедленной съемке оранжевых огней.

Я наблюдал за тем, как колесо «Глаз Балтики» плавно движется по кругу, точно так же, как и неумолимый круговорот событий. Я мечтал, чтобы аттракцион заел, как и мои взбудораженные эмоции.

«Хотя нет. Ведь это бы означало, что она застрянет там с ним наедине… Было бы идеально, если бы этот павлин выпал из случайно открывшейся кабины, а она спустилась бы ко мне, забыв обо всем», – хмыкнул я, наблюдая как чайка крадет пончик у какой-то пухлой девчонки с косичками.

Я тяжело вздохнул, откидываясь на перила, обращая взгляд на звёздное небо.

«Почему какое-то увлечение кем-то должно быть таким… паразитически токсичным?», – размышлял я, пытаясь заглушить боль в груди.

Всю ночь я был похож на того, кем никогда и не думал быть. Ревнивый придурок, издалека наблюдающий за девушкой своей мечты в чужих объятиях. Но если я что-то и понял за эту ночью, так это то, что ревность – лишь побочный эффект безответной любви, но никак не ее определение.

Воспоминания о забытой хижине

Когда сгустились сумерки и вечер окутал город своей тишиной, я приготовилась к одной из самых сложных задач, которые когда-либо решала. В джинсах клеш и чёрном тренче я попыталась разгадать женщину, которая смотрела на меня через зеркало заднего вида в машине.

Странное чувство чуждости охватило меня. Я смотрела на собственное отражение, но не узнавала его. Эта девушка с коротко подстриженными волосами, излучающая ауру стальной решимости, не была мной – не могла быть мной…

Однако время поджимало, и на экзистенциальные размышления не оставалось места.

Грозные облака, плачущие дождем, смеялись до последнего, смывая все доступные пути к хижине сквозь густой лес Куршской косы. Не теряя надежды, я решила положиться на стихию и отправиться в путь пешком, припарковав авто на обочине.

Послеполуденная темнота только начинала ткать свой серый узор на мрачном небе. Узкая тропинка, ведущая в чащу, была скользкой и коварной. Каждый осторожный шаг резонировал с ударами сердца, их ритм был идеально синхронизирован – "Тук…Тук".

Чувство тревожного ожидания висело в воздухе, как туман, окутывавший мои ноги. Силуэты скелетных деревьев стояли на страже, их шишковатые конечности тянулись ко мне, как шипастые когти, пытаясь удержать меня. Но письмо, пришедшее с твоим именем, грелось у меня в нагрудном кармане, подталкивая к действию.

«…Может быть, это действительно ты, Милай?», – подумала я, перешагивая через лужу.

Мы провели в этом охотничьем домике незабываемые месяца 2005 года – с мая по октябрь. Его заброшенный шарм был нашей защитой от всего – мира, который нас не понимал. Это был наш рай… И то, что случилось с нами, с нашей любовью к бунтарству, было просто необъяснимо.

Когда я приблизилась к ветхой хижине на фоне непроглядной черноты леса, в животе завязался узел из нервов. Здесь было жутко тихо, что резко контрастировало с буйством моих мыслей. Домик, который когда-то был маяком радости, теперь стоял зловещий и одинокий. Чувство тяжкой меланхолии охватило меня.

Сгнившие ступени крыльца скрипели подо мной до мурашек. Я нерешительно протянула руку к изношенной деревянной двери. Гробовое молчание леса и живности вокруг, казалось, пронизывало каждое эхо моих шагов. Я глубоко вздохнула, решаясь встретиться лицом к лицу с тем, кто или что ждет меня внутри, – я больше не могла выносить это ожидание.

Сырость дверной ручки заставила меня поморщиться, когда я потянула за нее, тщетно пытаясь унять страх. Исход был очевиден и ожидаем – заперто. Я горько хмыкнула: конечно же, она была заперта. За этой дверью могли скрываться все жизненно необходимые мне ответы, но, конечно же, я не могла так легко получить их. Пока что…

Я позволила ногам бесцельно нести меня вокруг заброшенного деревянного строения. Прошлогодние осенние листья тихо похрустывали под сапогами, и это было неприятно, так как на улице всё-таки был май. А точнее, 8 мая.

Вымученная улыбка заиграла в уголках моих губ. Ровно тринадцать лет назад в этот же день, под прощающим покровом ночи, мы впервые заговорили друг с другом в городской прачечной. И, возможно… это было ключом ко всему происходящему.

Внезапно на меня нахлынуло трезвое осознание.

Я чуть не споткнулась о крыльцо, когда бросилась к двери, и рука дрогнула, метнувшись к цепочке на шее. На протяжении всех этих лет этот магнитный ключик был моим постоянным спутником… может быть, он послужит мне не только как память?

Мои оледеневшие пальцы не слушались, когда я возилась с ключом, и от разочарования мои попытки стали еще более неуклюжими. И тут в тишине раздался щелчок замка.

Ключ провернулся, хотя и неохотно. Сердце забилось в так нарастающему дождю, я закусила губу, пробормотав: – Держи себя в руках… – и толкнула дверь.

Она со скрипом распахнулась, и на меня хлынул порыв холодного затхлого воздуха.

Я настороженно вошла внутрь, и сила ветра за спиной с грохотом захлопнула дверь. От неожиданности у меня подскочил пульс до потолка, а глаза прослезились, но я засунула панику куда подальше и двинулась вглубь хижины.

Раздвинув потускневшие шторы на окнах, я впустила тусклый сумрачный свет. Электричества не было. Не беда – здесь всегда были восковые свечи.

Тебе всегда нравились свечи, помнишь? Они дарили тепло, окутывали таинственностью наши тайные ночёвки в моей спальне. Но сейчас эта таинственность играла против меня, и я решила воспользоваться фонариком телефона. Сейчас не время для ностальгии, пока я не встречусь с тем, кто бы ни прислал это письмо, побуждающее меня вернуться на родину.

Осветив гостиную, я огляделась, пытаясь заново ознакомиться с обстановкой.

Пыльные лучи света предстали перед глазами, пока я блуждала по давно знакомой обстановке. В этом изолированном местечке все еще сохранялось своё очарование. Детективные романы Ильи остались нетронутыми на плохо прибитых им полках, словно ожидая, когда владелец возьмёт их в руки и начнёт читать с места, где лежит закладка в виде листика березы. Шерстяные разноцветные пледы Анеты, брошенные на спинке длинного дивана у камина, служили данью давно забытым настольным играм, сложённым под кофейным столиком.

Два красных кресла стояли у камина, а над ним висела доска для дартса, на выцветшей поверхности которой отпечатался энтузиазм и меткость Дамиана.

Визуальный осмотр крохотной кухни не занял много время. Она была пуста, если не считать старых коробок, наполненных различными вещами Дарьи: желтая гирлянда, сдувшийся мячик для пляжа, выцветшие постеры с группой «Алиса», зонтик и даже какая-то ваза. Все здесь было застывшим во времени, нетронутым и мертвым в своей заброшенности. Илья, Анета, Дамиан, Дарья… Но где же во всем этом был мой след?…

Мой взгляд привлекли фото на холодильнике, сделанные на старый добрый фотоаппарат «ФЭД-Заря». Пожелтевшие фото до сих пор державшиеся на скотче – серия снимков с одной локации летом, запечатлевших нас шестерых во всей красе нашей юности на озере Чайка.

И тут же все вспомнилось… Лесной домик – наше пристанище, не был местом, ограниченным моими личными симпатиями или предпочтениями. Это было место, где я влюбилась в первый и последний раз. Несмотря на темное прошлое, хижина все ещё переносила меня в тёплые воспоминания. Единственное нетронутое место, где я могла вновь пережить те забытые годы вместе с Милаем и нашей бандой.

Каким-то образом все воспоминания возникали яркими вспышками, проявляясь в различных деталях: красного советского ковра на полу, книг украденных из библиотеки на полках, диванных подушек, которую каждый из ребят принёс из своего дома. И во многих других пыльных мелочах вокруг.

Возможно, я никогда и не оставляла материальных следов своего присутствия здесь, но это место несло на себе отпечаток моего духовного путешествия. Наверное, так оно и было…

Внезапно ступеньки крыльца у входа в хижину заскрипели. Сердце упало в пятки, и я чуть не растоптала его.

В панике проскальзываю обратно на кухню, сажусь на корточки за тумбочкой и выключаю фонарик. В голове бушует первобытный страх, перескакивая на ужасные варианты исхода этой ситуации.

«Но почему… почему я не послушала Дэна и не осталась дома в Ванкувере?», – загнанные в отчаяние мысли проносятся в голове.

Тихо скрипнула дверная ручка. В густой тишине я услышала пронзительный шепот ветра, когда незваный гость, вероятно, застыл на пороге.

В темноте что-то лязгнуло, затем тяжелые шаги проследовали в гостиную и затихли, словно прислушиваясь к чему-то.

Я затаила дыхание, тяжесть моего затруднительного положения давила на холодный рассудок.

– Я видел следы от ботинок на крыльце, – раздался грубый голос из гостиной, разорвав тишину, и меня пробрала ледяная дрожь. – Кто бы ты ни был. Можешь выходить или нет. Мне плевать.

Собрав все свое разрозненное мужество, я встала из своего укрытия. Сердце колотилось о ребра, когда я направилась к дверному проему.

В тусклом свете стояла возвышающаяся широкоплечая фигура – безликий мужчина в черной одежде.

Меня парализовало от страха, когда незнакомец сделал резкий шаг ко мне, а его руки нырнули в карманы. Голова фигуры дернулась, и я отшатнулась назад, напряжение застыло в моих жилах и заглушило окружающий мир.

Простояв так в кромешной тьме несколько мгновений, незнакомец неожиданно включил фонарик на телефоне. Не теряя ни секунды, я врубаю свой и направляю луч света прямо ему в лицо.

– ......Дамиан?! – мой голос прозвучал как придушенный крик.

– …Кира? – его ошеломленный ответ эхом отозвался в тишине.

Взяв фонарь поудобнее, я посветила им на мужчину, стоявшего в нескольких шагах от меня. На его лице плясали тени полного неверия.

Развернувшаяся тайна забытой хижины только что приняла непредвиденный оборот.

В мягкой дымке сумерек я увидел до боли знакомое лицо Дамиана Новака. Он был когда-то моим товарищем детства, наши детские затеи пересекались на улочках Кранца.

– Это правда ты? – спросил он, явно потрясенный нашей неожиданной встречей не меньше, чем я. С тех пор как мы виделись в последний раз, он почти не изменился: его пепельно-темные волосы стали чуть длиннее. Прошло тринадцать лет, но они, похоже, были к нему благосклонны: их отпечаток был очевиден если не в его внешности, то в манере поведения.

– Что, прости? – я уставилась на него в оцепенении, не веря своим глазам. По его губам скользнула едва заметная ухмылка, наблюдая за моей реакцией.

– Ты позвала меня сюда, – заявил он, сверля меня взглядом. – Написала мне письмо с приглашением приехать сюда сегодня..... И вот ты здесь.

Все еще недоумевая по случаю нашей встречи, я тряхнула головой, непроизвольно складывая руки.

Какая-то часть меня была настороже. Дамиан уже не был тем парнем, с которым я когда-то делила свои летние каникулы. Насколько я могла судить, он превратился в совершенно другого человека.

– Я не писал никакого письма, – утверждала я, – мне прислали… Я получила такое же письмо.

– …Хм. Интересно.

Не говоря больше ни слова, Дамиан направился на кухню и зажег свечи, расставленные по темной хижине, мгновенно превратив ее в менее мрачное убежище.

Молча наблюдая за ним, я принялась наводить порядок в алькове, вытирая пыль со старого дивана и захламленного стола.

– Черная Мазда, припаркованная у леса. Твоя? – небрежно спросил он, стягивая кожаную куртку.

Я растерянно застыла на месте не отрывая взгляда от его крепких плеч и широкой груди.

– …Да, – пробормотала я, отводя взгляд от его левой руки, которая была примечательна разнообразными причудливыми татуировками, скрытыми под рукавом его приталенной черной рубашки.

Заметив на себе мой изучающий взгляд, мужчина прочистил горло, небрежно бросил куртку на спинку кресла и отвернулся к камину.

– Скоро начнется ливень. Надо прогреть эту дыру, – как бы между делом добавил он, подбрасывая в камин несколько поленьев.

– Окей, – пробормотала я, все еще пытаясь смириться с тем, что это тот самый Дамиан, которого я когда-то знала.

– У тебя есть зажигалка?

– Нет… Я не курю, – подумав, ответила я, и он жестом указал мне на свою куртку.

Пока я искала в его кармане зажигалку, от куртки исходил стойкий запах табака, хвои и дождливого леса.

Через четверть часа камин ожил, пламя заплясало, создавая более приятную обстановку. Ощущение было нереальным – воссоединиться с ним и оказаться в том самом домике, где мы провели большую часть детства…

Я устроилась на диване, подтянув колени к груди. Дамиан, поддерживающий жар, добавлял в огонь дрова. Золотистые отблески пламени плясали на его безучастном лице.

– Дамиан, – неуверенно начала я, – как ты думаешь, кто послал нам эти письма?

Мои слова так и остались висеть в воздухе, как вдруг раздался стук в дверь.

Я чуть не подскочила со своего места. Ровный голос Дамиана прорвался сквозь мое волнение: – Расслабься. Твоя опасность уже миновала.

Мужчина поднялся, его высокая фигура заполнила весь дверной проем, когда он распахнул дверь, чтобы встретить незваного гостя.

– Дам! Ну, слава Богу! Ты не мог выбрать более подходящее место для разговора? Хотя бы в мотеле или в твоей закусочной в городе?

В меркнущем свете свечей показался смутно знакомый силуэт. Спешная болтовня на повышенных тонах подсказала мне, кто наш пришедший.

Девушка запыхалась и едва успела закончить фразу, прежде чем Дамиан втащил ее внутрь.

Мои брови изумленно взметнулись при виде Дарьи Азаровой.

Мокрые пряди ее ярко окрашенных волос прилипли к щекам, а длинная фиолетовая шуба, казалось, не пострадала от погоды.

– Серьезно, Новак?! – взорвалась она, поправляя растрепанный наряд. – Обязательно было так со мной обращаться?

Он лишь молча пожал плечами, явно ничуть не обеспокоенный. Его немигающий взгляд нашел меня через ее плечо, и я задала ему молчаливый вопрос. Но он был невозмутим и ничем не выдал себя.

Дарья же заметила его внимание и ее почти комичный шок сменился замешательством.

– Что… что… Что она здесь делает? – заикнулась девушка, выпучив глаза.

Я полушутливо махнула ей рукой.

– Привет, Дарья.

Вскоре она уже присоединилась к нам у огня. Комната наполнилась треском углей и почти ритмичным пыхтением Дарьи, сушащей свои влажные волосы у камина на коленях.

Мы описали нашу ситуацию с письмами и отсутствие каких-либо догадок, что привело ее в состояние от растерянности до полного негодования.

Затем красноволосая девушка приступила к моему расспросу. Она подробно расспрашивала меня о моей жизни, спрашивала о моем намерении оказаться в этом забытом городе, впиваясь своими когтями в мою жизнь в Ванкувере. Я как могла ловко отмахивалась от ее вопросов, но терпение мое иссякало с каждой секундой.

– Разве не для этого ты здесь, Кира? Не для того, чтобы поговорить о нашем прошлом и обсудить настоящее? – с издевкой в голосе спросила Дарья.

– В разговоре обычно участвуют два человека. Только на допросе вопросы бывают односторонними… Но возможно, именно поэтому ты здесь?

В комнате воцарилась молчание, только потрескивал огонь.

Дамиан, хранивший до этого молчание, усмехнулся моему комментарию, а Дарья недобро нахмурилась. Я почувствовала, как невидимая нить дергает меня за сердце. Что за непонятная динамика витала в воздухе?

В разгар нашего натянутого общения прогремел очередной стук в дверь, еще более зловещий, чем прежде.

Дамиан шумно вздохнул, тяжелый стук почти заглушился воем ветра. С угрюмой твердостью он поднялся, чтобы встретить следующий поворот сюжета, который приготовила для нас эта судьбоносная ночь.

Тринадцать лет способны на многое

Перед нами предстала женская фигура невысокого роста, одетая в элегантный брючный ансамбль. На переносице у нее красовались солнцезащитные очки Dior. Как только она их сняла, я обратила внимание на ее роскошные белокурые волосы и розовые губы. Ее ресницы в стиле "бэмби"распахнулись, а на уголках губ заиграла очаровательная улыбка.

– …Анета? – прошептала я, узнав женщину, чья внешность ничуть не изменилась за последние тринадцать лет.

– Кира?… Кира! взвизгнула Анета, бросая свою кожаную сумку Birkin, и кинулась ко мне, неожиданно заключив меня в объятия.

Краем глаза замечаю, как Дамиан внимательно наблюдает за нами. Дарья же закатила глаза, похоже, не впечатлившись нашим эмоциональным воссоединением.

– Это выглядит как сходка нашей группы, – промурлыкала Анета, отстраняясь от нас. – Божечки, здесь даже Дамиан и Дарья!

Анета практически не претерпела изменений во внешности за все эти годы. Черты ее лица были такими же утонченными и выразительными, как и в студенческие годы. Единственным признаком возраста были лучики морщинок в уголках ее сапфирово-синих глаз – таких же обаятельных как и тогда.

Дарья воспользовалась паузой, прервав поток старых воспоминаний: – Мы тут уже выяснили кое-что. Оказывается, это не должно было быть нашим дружеским воссоединением. Кто-то прислал нам письма. Но это была лишь уловка, чтобы опять собрать нас здесь вместе.

Улыбка Анеты померкла, а ресницы удивленно захлопали.

– В самом деле? А Илья… также здесь?

Ее взгляд с надеждой скользнул по комнате и на мгновение задержался на пустом участке дивана.

Мы с Дамианом встретились взглядами и обменялись молчаливой догадкой. Анета была не последней среди гостей хижины.

– Сейчас нет. Но может быть, он тоже придет, – добавила я, надеясь разбавить дискомфорт, который постепенно заполнял комнату.

Пытаясь разжечь былое чувство товарищества, мы все расположились у камина с кружками чая в руках, болтая о странном стечении обстоятельств, связанных с письмами, которые каждый из нас получил.

По прошествии часа мы погрузились в былые воспоминания, и наши опасения понемногу растворились в душевном тепле беседы.

Однако тихие посиделки были прерваны, когда входная дверь с грохотом распахнулась, подгоняемая порывом ветра. По домику пронесся леденящий душу раскат грома, за которым последовала пугающе сильная вспышка разряда молнии.

И вот, наконец, появился наш новоприбывший гость. На пороге стоял Илья Савицкий, застывший силуэт которого выделялся на фоне бурной ночи.

Ветер неистово завывал, дребезжа оконными стеклами и пробирая до мурашек по коже. Я не могла избавиться от ощущения, что сейчас произойдет нечто сверхъестественное.

Окинув взглядом помещение, я поняла, что здесь собрались все мои давние друзья. Мы каждый получили письма, подписанные именами друг друга. Но Милая здесь не было. Его не было рядом с нами тринадцать долгих лет. Внезапное исчезновение после школьной вечерники все эти годы навевало пустоту в наших воспоминаниях, а неотвеченные вопросы преследовали всех нас.

Илья, всегда отличавшийся аналитическим складом ума, поправил очки и обследовал комнату. Его бегающие глаза метались из угла в угол, как будто он искал скрытые подсказки. Дарья, в своей обычной напористой манере, прервала наше созерцательное молчание.

– Но если мы все здесь, – начала она, и в ее голосе прозвучала нотка беспокойства. – И каждый из нас получил письмо, подписанное кем-то из нас, то где же Кёлер? Он ведь был бы последним звеном в этой цепочке, разве нет?

Я нахмурила лоб, обдумывая ее слова. В них не было смысла.

Прежде чем кто-то успел ответить на вопрос Дарьи, в хижину ворвался стремительный порыв ураганного ветра, заставивший распахнуться окно. По комнате разлетелись газеты, словно подгоняемые невидимой силой. Среди этого хаоса на глаза попалось одно желтоватое письмо.

Стоило дождю ударить в окно, как неожиданный порыв ветра распахнул его, впустив в наше убежище проливной ливень.

Дамиан невозмутимо приблизился к окну и закрыл его, приковывая к себе внимание. Я не могла не залюбоваться его точеными плечами и сильной талией, не говоря уже о его нарукавной татуировке в виде змеи. Однако мои мечтательные размышления были на мгновение прерваны, когда я заметила настороженный взгляд Киры, прикованный к нему. Или, возможно, ее внимание привлек желтый конверт, который ветром вынесло из стопки газет.

Проявив некоторое любопытство, она с опаской приблизилась к необычному конверту, словно в нем содержались разгадки наших самых насущных вопросов. Анета и Илья стояли рядом с ней в ожидании, их взгляды были полны интереса. Это было еще одно письмо, но на этот раз главный вопрос заключался в том, кому оно было адресовано? В отличие от прошлого письма, которое я получила несколько дней назад, это не имело никаких видимых надписей на лицевой стороне.

Ветер со свистом проникал сквозь щели в окнах, нагнетая жутковатую атмосферу. Кира Рубинина, всегда предпочитавшая драматизировать ситуацию, вышла на сцену, держа в затянутых в перчатки руках загадочный желтый конверт.

– Искусно сложен, – заметила она, открывая его с трепетом в голосе.

Я наблюдала, как с ее лица медленно сходит краска, оставляя ее все более бледной, будто призрак, пойманный в лунном свете. Ее пальцы дрогнули, и письмо на мгновение выскользнуло из рук. Казалось, то, что было в нем, повергло ее в ужас.

С трудом подбирая слова и глотая воздух, Кира сумела вернуть себе самообладание и наконец заговорила. Ее тихий голос звучал так, будто она зачитывала вслух сковывающие речь слова, пляшущие по листке.

– «Остерегайтесь, ибо призраки прошлого пробудились с этого дня. Тайны, скрытые в стенах этого дома, будут вскрыты, и только непорочные души переживут это», – завершила читать она.

От этих строк в воздухе повисла тяжесть, и стало совершенно ясно, что мы оказались втянуты во что-то гораздо более сложное, чем нам казалось вначале.

Кира попятилась назад, а конверт опять ускользнул из ее хватки.

Дамиан подобрал бумажку с ничего не выражающим видом. На другой стороне оказалось послание, которое он зачитал: – …Я знаю, что ты сделала. И ты заплатишь за это сполна.

В гостиной установилась гнетущая пауза.

Беспечно поведя плечами, Дамиан тряхнул содержимое конверта, рассчитывая на то, что в нем окажется что-то еще.

Неожиданно из него выскользнула обветренная полуистлевшая фотокарточка и плавно опустилась к моим ногам.

Как только я взглянул на нее, то сразу узнала наш групповой снимок, сделанный в Танцующем лесу на косе, на котором были запечатлены Анета, Илья, Дамиан, Кира, Милай и я в июне 2005 года.

Теперь в комнате стало как-то тесно, тени стали еще гуще, а мы впятером неподвижно застыли, погруженные каждый в свои мысли и разные переживания.

Я взглянул на Дамиана: его лицо превратилось в ожесточенную гримасу, а глаза внимательно изучали каждое из лиц в попытке найти ответы. Одно лишь сжимание мышц челюсти свидетельствовало о разыгравшемся в нем шторме.

Отбросив бумагу, он скомкал ее и небрежно швырнул на пол, скрыв мрачные слова в ее складках.

Кира осталась неподвижной, ее пустые глаза уставились на половицы, казалось, она потерялась в собственном мире. Анета, с ее полными невинности глазами лани, казалось, была прикована к скомканному посланию, и ее взгляд колебался от неуверенности. Тем временем Илья, обычно не теряющий бдительности, выглядел необычно притихшим. Его глаза то и дело нервно метались, а пальцы рассеянно поглаживали кожу на запястье, явно свидетельствуя о нарастающей тревоге.

Мое сердце встревоженно забилось, стоило мне задуматься о том, кому было адресовано это письмо. На нем не было ни имени, ни адресата – казалось, его прислал анонимный незнакомец из нашего прошлого, воскресив в памяти неразрешенную загадку, преступление, погребенное глубоко в анналах времени.

– Илья, принеси воды Кире, – скомандовал Дамиан. Впервые я услышал едва заметную тревогу в его голосе.

Когда предполагаемое "обвинение"заставило помещение гудеть от напряжения, Кира обмякла на ближайшем стуле, ее лицо стало призрачно бледным, как чистый лист бумаги.

Илья быстро удалился и вернулся со стаканом воды. Он протянул его Рубининой, и у нее сильно напряглись губы, пока она пила. Это было странное зрелище – видеть взрослых людей такими напуганными, такими незащищенными.

– Кто мог оставить эту записку? – вымученно вздохнула Анета. Она была самой младшей среди нас, но ее любопытство начинало пересиливать страх.

– …Мы должны сообщить в полицию, – пролепетала Кира, немного придя в себя.

– Нет! раздался резкий возглас Дамиана, его обычное равнодушие было нарушено волнами беспричинного волнения.

Такая странная реакция удивила всех. Мы все уставились на него, не понимая, почему он выступает против столь логичных действий.

– Дамиан… – начал Илья, недоверчиво приподняв бровь. – Не хочешь объяснить, почему нет?

– Мне не нужно тебе ничего объяснять, Савицкий. – раздраженная ухмылка всплыла в его чертах. – На самом деле. Пошел бы ты. Все вы, если начистоту!

Дамиан, в потрепанной куртке и со взъерошенными волосами, с яростью хлопнул за собой дверью. В комнату ворвался холодный поток воздуха, который принес с собой ощущение неловкости, неуютности и неразгаданной тайны.

Его раздражение было заразительным. Мы уже не были детьми, и это был не какой-то забавный поиск янтарных сокровищ на пляже. Наши имена использовали, заманив нас в это изолированное место, играя с нашим душевным комфортом.

– Всего один год может изменить целый мир. Один день может перевернуть всю жизнь… Представь, что могут сделать тринадцать лет, – с тревожной интонацией произнесла Анета, дотронувшись до моего плеча.

Мы все стали ждать чего-то, затаившись в самом сердце заповедного леса, в охотничьем бревенчатом домике, где нам таинственным образом было предписано собраться. Под светом свечей мерцал неяркий весенний пейзаж, похожий на бесплодную осень, в лучах полной луны.

У нас с Дамианом была общая история, такая же короткая, но закрученная и крепкая, как детские веревочные качели в доме моего детства. После окончания школы мы отдалились друг от друга, наши пути резко разошлись. И все же сейчас мы были здесь.

– …Анета, – произнесла я тихо, но твердо, заставив себя отвлечься от двери, где только что исчез Дамиан, – я знаю его с детства.

Я выдернула свой рукав из ее розовых наманикюренных ногтей, вырвавшись из ее мягкой хватки.

Наспех схватив пальто, я направилась вслед за бывшим другом детства.

На улице было холодно, но все мои мысли были заняты тем, как догнать его.

Я заметила его рослую фигуру, вышагивающую по краю лесной просеки. В ночи его силуэт выглядел более вытянутым, внушительным. Тринадцать лет способны на многое, подумала я.

Он обернулся, когда я приблизилась, и его лицо, выглядевшее призрачно-бледным в лунном свете, исказилось от сдерживаемых эмоций.

– …Послушай, Дам, – наконец заговорила я, мой голос унес весенний ветерок, – мы все здесь не просто так.

Его цепкий взгляд не покидал моего лица, в то время как он прикурил сигарету, и теплый огонек пробежал тенью по его обостренным чертам.

– Возможно, мы попали в какую-то извращенную ловушку, – продолжала я, пытаясь понять его настрой, – но мы здесь, и мы здесь вместе.

На какое-то мгновение я слышала лишь шелест деревьев, все еще не имеющих листвы, и наше собственное дыхание, различимое в зябком воздухе.

Наконец он глубоко затянулся и выпустил клубок дыма, слегка кивнув.

Мой взгляд задержался на его орехово-темных глазах, похожих на неподвижные дюны, пронзительных и холодных.

Дамиан, такой же красавчик, как и прежде, излучал ореол чего-то опасного, загадочного. Он был как нарисованный силуэт из прошлого, напоминание о далеком детстве, проведенном под зеленым покровом Кранца. Он казался таким же непроницаемым, как майская прохлада, окутавшая нас.

– …Почему ты уехала? – его голос, жесткий и отстраненный, прорвался наружу.

В груди у меня внезапно завязался узел. Его вопрос пробил меня, как непредвиденная пуля, и я с трудом смогла подобрать слова. Он не изменился. Все тот же Дамиан, владеющий своими словами как оружием, способным оставить кого угодно без слов.

Как ответить на такой вопрос? Признать, что я сбежала, поддавшись страху? Испугалась столкнуться с судьбой, которую определил для меня Кранц после исчезновения Милая?

Дамиан стоял на месте, дым сигареты испарялся в морозном воздухе, терпеливо ожидая моего невнятного ответа.

Наконец я нашла в себе мужество произнести эти кроткие слова: – Я… подумала, что так будет лучше.

Перед его статным лицом вилось облачко дыма, сопровождаемое очередной задумчивой затяжкой. В его стальном взгляде мелькнула искра веселья.

– …Лучше для кого?

Я оборонительно скрестила на руки груди и неспешно отозвалась: – Очевидно, что для меня.

– Очевидно, – повторил он, в его тоне прозвучала горькая завершенность. Небрежно отбросив сигарету, он направился прочь.

Провожая его взглядом, я наблюдала за тем, как он удаляется, поглощаемый туманной ночью, и не могла не задаться мыслью, не выбрала ли я легкий путь, сбежав от своего прошлого. Неужели я оставила позади себя кошмарный сон, только для того, чтобы тринадцать лет спустя наткнуться на еще более глубокую и мутную загадку? Я внутренне содрогнулась, чувствуя, как в сердце поселилась неопределенность.

– …Да, тринадцать лет могут многое сделать, – пробормотала я про себя.

Сладкая загадка

Прошло три недели с тех пор, как я переехала в город.

Сегодня Дамиан, как всегда, опоздал на занятия. Я заметила его из окна кабинета биологии, беспечно бредущим к школьному входу, опаздывая уже на тридцать минут. "Уж лучше поздно, чем никогда", – обычно заявлял он, когда получал дисциплинарное замечание, которое тоже игнорировал. И никому не было до этого дела. Потому что это был Дамиан Новак.

Учителя старались не замечать его. Отчужденный, неприветливый, парень совсем недавно вышедший из-под опеки, поскольку его отец был в числе тех, кто бесследно пропал на Куршской косе. В этом маленьком городке пропавших обычно обнаруживали через три дня в разных местах и совершенно не помнящих ничего о прошедших трех дней. Но отец Дамиана, Петр Романович Новак, не объявился даже по прошествии двух лет.

Его исчезновение отличалось от других, и отпечаток, который оно наложило на жизнь Дамиана, был весьма ощутимым.

Когда я только переехала в Кранц, чтобы обосноваться у бабушки и закончить выпускной класс, я с трудом узнала парня, которого когда-то так хорошо знала. В детстве мы были близкими друзьями, когда я навещала его летом, но со временем мои поездки прекратились, и наша дружба тоже. И все-таки судьбе было угодно снова свести нас вместе.

В свой первый день в гимназии я была приятно удивлена, увидев его. Однако его поведение было совершенно чужим. Он был равнодушен и молчалив, и я не могла не задаться вопросом, нравлюсь ли я ему как личность вообще. Но одним дождливым днем все изменилось. Когда я ждала под козырьком школьного входа, чтобы дождь поутих, Дамиан тоже вышел на улицу.

Он заметил, что я понурая стою под проливным дождем, и настойчиво предложил подвезти меня на своем мотоцикле. Пока мы мчались по мокрым улицам, у нас завязался непринужденный разговор, после которого мы выяснили, что нас по-прежнему связывает давняя приятельская связь. Будто между нами не прошли годы, и наша дружба заново завязалась.

И сейчас, сидя на занятиях по биологии, я с живым интересом наблюдала за появлением Дамиана. Учителю, Алексею Викторовичу, было заметно не по себе, когда парень со спокойным видом вошел в класс.

– Предупреждение, Новак. Последнее, – прошипел Алексей Викторович, но Дамиан не обратил на него никакого внимания. Он направился к своему месту и, проходя мимо, непринужденно положил на мою парту плитку темного шоколада. Небольшой жест, но он многое говорил о нашей дружбе.

Он уселся позади меня, и от одного его присутствия исходило ощущение загадочной интриги. Он как будто нес на своих плечах тяжкую ношу, связанную с исчезновением отца, но не позволял ей управлять собой.

Урок по биологии только начался, и учитель полным ходом декламировал курс элементарных знаний по предмету. Вереницы учеников сидели притихшие, внимательно слушая или делая вид, что слушают, в зависимости от обстоятельств. Я была в числе последних, с трудом пытаясь сфокусироваться на материале. Что-то было не так, словно какая-то незримая сила отвлекала мое внимание.

На периферии меня кольнуло беспокойство, и я не удержалась от желания разобраться. Не спеша я повернула голову чуть влево, пытаясь уловить взглядом то, что меня насторожило. Милай Кёлер задумчиво смотрел на шоколадный батончик, лежащий на моей парте.

Милай не походил ни на кого в нашем классе. Ему было уже девятнадцать лет, он начал учиться поздно, поэтому был старше всех в классе. Из-за своего высокого роста и хорошего телосложения он без труда пользовался повышенным вниманием, куда бы он ни приходил. Многие девчонки в нашей гимназии не сводили с него восхищенных взглядов, когда он проходил по коридорам. Его наружность была столь же притягательна, как и его обаяние: неряшливо растрепанные каштановые волосы, проникновенные серые глаза и длинные изящные пальцы, украшенные различными кольцами.

Но меня беспокоило не пленительное присутствие Милая. В его взгляде плескалась неизменная грусть. Каждый раз, когда я видела его, его глаза выдавали невысказанную печаль. Что было источником этой грусти и почему она так крепко привязалась к нему?

Погрузившись в свои мысли, я не заметила, что парень уловил, как я украдкой наблюдаю за ним. Неожиданно наши взгляды пересеклись, и я почувствовала, как меня будто бы пронзил какой-то внутренний импульс. Словно невидимая нить обвилась вокруг меня, на мгновение приостанавливая само время.

Потеряв контроль над собой, я поспешно отвела взгляд, притворяясь, что концентрируюсь на рассказе о паразитах и вирусах. Но эта информация меркла по сравнению с тем фактом, что на меня сейчас смотрел самый популярный парень в школе.

Даже отвернувшись, я все равно чувствовала, как его взгляд продолжает неотрывно наблюдать за мной. Он был магнетическим, затягивающим меня, как мотылька на яркое пламя. Но что-то глубоко во мне содрогалось при одной только мысли о том, что я могу снова встретиться с ним взглядом. Это не давало мне покоя, я ощущала себя уязвимой, как будто он мог разгадать все тайны, которых у меня и не было.

Прошло несколько дней с той знаменательной встречи в прачечной, где мы с Милаем обменялись порцией дружеского смеха, когда затем вместе ехали на автобусе до моего дома. Я не переставала думать о нем. С тех пор мы практически не пересекались, но между нами существовала негласная связь, которая, как мне казалось, становилась все крепче с каждым днем.

Сегодня я снова увидела его в школе. Он покидал занятия с двумя другими ученицами, и по какой-то причине я ощутила укол ревности. Это было совершенно неуместно, я знала это. В конце концов, мы разговаривали всего один раз. У меня не было причин испытывать к нему чувство собственничества. Но сердце стремится к тому, чего желает, и мой разум не мог не зайти на эту шаткую территорию.

Следующие две недели мы тоже не общались, но наши украдкой брошенные взгляды друг на друга становились все чаще. Каждая случайная встреча была окутана бархатным волнением, которое невозможно было передать словами. Это был своеобразный неспешный танец интереса и осторожности, подпитываемый необъяснимой связью, которую никто из нас до конца не признавал.

И вот сегодня вмешалась сама судьба. Я занималась в студенческой библиотеке, полностью погрузившись в чтение остросюжетного романа, как вдруг почувствовала чье-то приближение. Не поворачивая головы, я сразу же догадалась, что это был он. Само его присутствие излучало особую силу, которой я не в состоянии была противостоять.

– Не против, если я присоединюсь? – спросил Милай, его голос звучал нежной мелодией, которая повергла меня в тотальный паралич.

Я машинально кивнула, но мой язык словно завязался в узел, лишив меня возможности сформулировать связное предложение.

Милай устроился на соседнем стуле, его взгляд упал на страницы моей книги. Знающая полуулыбка промелькнула в уголках его губ. Теплое дыхание с привкусом мятной жвачки обдало мое ухо, когда он склонился чуть ближе ко мне.

– Знаешь, – прошептал он, – загадки реальной жизни могут быть гораздо интереснее, чем все, что написано в книгах.

Я попробовала ответить, но слова подвели меня. Вместо этого стала следить за тем, как он выкладывает из рюкзака на стол молочную плитку шоколада. Мое сердце всколыхнулось, и по спине пробежала волна мурашек, когда он молча пододвинул шоколадку к моей руке.

– Слышал, ты отлично выступила сегодня на волейбольной игре. Ты молодец, – улыбнувшись, произнес он, поднимаясь с места.

Я недоуменно смотрела, как парень исчезает в библиотечном коридоре. Повертев в руках плитку шоколада, я почувствовала, как на щеках вспыхнул радостный румянец.

Неважно, что я всегда выбирала темный шоколад, а не молочный, который не переносила. И то, что у меня вообще была аллергия на сладости. С каждым днем Милай Кёлер все сильнее овладевал моими мыслями.

Было начало июня, и я наконец с третьего раза смогла успешно сдать экзамен на водительские права. Я переживала по этому поводу уже несколько недель, но вот этот знаменательный день настал, и я с облегчением выдохнула, узнав, что наконец-то сдала. Волна ликования захлестнула меня, когда я выбежала из здания ГИБДД, осознавая, что наконец-то смогу водить автомобиль подаренный родителями на восемнадцатилетие сама. И первым местом, куда я решила отправиться, был наш домик в лесу.

Это всегда было моей мечтой – собрать всех моих друзей и уехать куда-нибудь. Я хотела сбежать из города и провести беззаботное лето перед университетом на природе.

Широко заулыбавшись, я быстро набрала сообщение своему парню, Милаю. Мы только начали встречаться, и это был секрет, которым мы еще не успели поделиться с нашей группой. Я знала, что Анета и Илья будут только рады за нас, а Дарье в любом случае будет все равно, но вот Дамиан – это совсем другая история. Я не представляла, как он на это отреагирует, и не хотела подвергать нашу дружбу риску. Отношения в тесном кругу друзей порой могут все усложнить.

Затерявшись в своих мыслях, я почувствовала, как руки Милая обвились вокруг моей талии, притягивая меня ближе к нему. Я вдохнула запах его сладковатого одеколона с нотками ванили, а его губы мягко соприкоснулись с моей щекой. Что-то прохладное скользнуло по моим ключицам, я опустила взгляд и обнаружила симпатичный ключик, висевший у меня на груди.

Милай прошептал с ноткой теплоты: – Это для той, кто повезет нас к морю этим летом. Он осторожно застегнул кулон, и от его прохладных пальцев у меня по телу пронеслись волнительные разряды.

Я развернулась к нему лицом, сияя искренней улыбкой, при этом наши лица оказались слишком близко друг к другу. Его озорные глаза просканировали мои, и он слегка склонил голову, неторопливо приближаясь для поцелуя.

Мое сердце сжалось, и я немного замешкалась. Мы встречались всего две недели, и я еще никогда не целовалась ни с кем. В отличие от большинства девчонок в моем классе, я не хотела торопить события, прежде чем погрузиться в мир отношений. Мне не хотелось спешить и по неопытности испортить наши романтические чувства. Хотя Милай и не настаивал на этом, я не могла избавиться от чувства неуверенности. Следует ли мне поцеловать его сейчас? Что, если я покажусь ему нелепой?

Как раз в тот момент, когда наши губы уже были готовы встретиться, раздался какой-то щелчок. Испуганно опустив глаза, я обнаружила, что в моем новом медальоне-ключике оказался спрятан магнит, и он присоединился к другому медальону, который Милай носил на шее среди двух других цепочек.

– Ты купил нам магнитные медальоны? – прошептала я, удивленная этим милым жестом.

Он лишь слабо улыбнулся, слегка прикусив нижнюю губу, что было невероятно завораживающим зрелищем. Его взгляд снова задержался на моих губах, но на этот раз я отвернулась.

– Прости, – произнес он и протянул руку, чтобы разделить наши медальоны, разорвав их магнитную связь.

Ключик беззвучно упал на мою грудь, застыв в своей неизменности. Мы оба почувствовали неловкость момента, не представляя, что будет происходить с нами дальше.

Я проснулась в холодном поту, судорожно хватая воздух ртом. Мне потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться и осознать, что это был всего лишь очередной кошмар.

Я поднялась, но сердце все так же бешено стучало, инстинктивно нащупав медальон с ключом, который всегда лежал у меня на груди, я наконец расслабилась. Он все еще был там, надежно укрытый. Вздохнув с облегчением, я потянулась и включила лампу в гостиной.

Мягкое свечение заполнило пространство, после чего я принялась разглядывать окружающую обстановку. Я благополучно задремала на диване, при этом телевизор все еще работал. Шла какая-то классическая театральная постановка, но я не обратила на нее внимания. Все, о чем я могла сейчас думать, – это недавние события, всколыхнувшие мою жизнь.

Это был даже не мой дом. Он по-прежнему принадлежал моей покойной бабушке Анфисе, и каждая мелочь свидетельствовала об этом. Старый прусский дом на окраине города хранил воспоминания об ушедшем времени, но и всегда давал мне ощущение покоя. Однако сегодня все было иначе – в воздухе витал жуткий холод, от которого я начала содрогаться, несмотря на теплую верхнюю одежду.

В то время как я испытывала холод, мысли о Дамиане наводнили мой разум.

Он был категоричен в том, чтобы не привлекать полицию к нашей загадке. Я не понимала, почему. Да, ничего откровенно криминального не произошло, но вокруг последнего письма чувствовалась несомненная угроза. Я сомневалась в его суждениях, задаваясь вопросом, почему он полагает, что полиция не станет нас слушать. Возможно, он знал что-то, чего не знали мы.

Как только я встала, чтобы посильнее включить обогреватель, старый домишко заскрипел и застонал, нагнетая напряженность. Воспоминания о бабушке обрушились на меня потоком – истории, которые она рассказывала мне о своем доме, секретах, которые он таил в этих стенах, и явлениях, которые случались здесь по ночам по мотивам фантазий моей бабушки.

Да начнется ночь

Дождь лил нежной симфонией, пока я мчалась по лесной дороге в сторону нашего родного особняка. Прошло уже с десяток лет с тех пор, как моя семья жила там, но воспоминания все еще были свежи в моей памяти. Красно-кожаный салон арендованного внедорожника идеально гармонировал с моей помадой, придавая моему облику изысканность. Я барабанила пальцами в такт песням Люкке Ли, пытаясь разрядить тяжелую атмосферу, которая, казалось, нависла надо мной.

Покинуть семейное гнездо после окончания университета было для меня необходимым шагом. Благодаря достатку отца я получила степень по психологии в престижном вузе Чехии. Именно во время учебной практики я познакомилась с Иржи, энергичным мужчиной, специализировавшимся на медицине, хирургом-трансплантологом. Он показал мне картину жизни, наполненной роскошью и всем тем, о чем я только мечтала. Его родители были влиятельными представителями политики, и он позаботился о том, чтобы мне никогда не приходилось беспокоиться о финансовых вопросах.

Я занялась карьерой психотерапевта, предлагая свои услуги состоятельным клиентам в элитном офисе в центре Праги. Существование было вполне комфортным, но чего-то все же не хватало. Возможно, это была влюбленность, а может, отсутствие приключений. С Иржи все было предсказуемо и стабильно. Я же жаждала чего-то увлекательного, более будоражащего. Как раз тогда юный Ладвик и привлек мое внимание в скейт-парке. Мы пробыли вместе всего месяц, но между нами несомненно все еще пылали искры.

Подъехав к воротам нашего старинного поместья в исторической части города, я поняла, что пульт дистанционного управления воротами естественно вышел из строя.

Припарковав свой белоснежный Porsche и собственноручно отперев ворота с помощью ключа, я облегченно вздохнула. По раскисшей от дождя почве было трудно идти, и в итоге я все-таки подвернула ногу в борьбе с грязью. При этом пострадали и мои любимые сапожки от Valentino.

– Просто замечательно! – пробормотала я себе под нос.

Я поковыляла к парадной двери, полная решимости не позволить полученной травме испортить мне остаток дня. Однако перспектива провести остаток этого дня в полном одиночестве в этом старом поместье в дождливый день меня совсем не прельщала.

Я потянулась за мобильником с мыслью позвонить Кире, подруге детства, которая всегда была солнечным человеком в той далекой жизни. Мы не виделись уже много лет, однако хотелось надеяться, что она все еще такая же милая девчушка, какой я ее запомнила.

Кира взяла трубку лишь на втором звонке, ее голос был уставшим. Мы быстро построили план на этот вечер, договорившись наверстать упущенное за бутылочкой красного. Было очень приятно предаться воспоминаниям.

– Ну наконец-то! Жду тебя уже целую вечность! – щебечу я, когда Кира появляется на пороге. Она неплохо выглядит. Элегантное полупальто с приталенными черными джинсами и коричневыми ботильонами. Я бы с удовольствием носила бы такие же. У нее хороший вкус. И цвет ее волос тоже поменялся за эти годы, как я заметила еще в хижине. В школе ее всегда выделяли за длинные каштановые волосы, но черная стрижка длиной до плеч ей тоже к лицу. Совсем как у Умы Турман в Криминальном чтиве.

– Но ты же сказала в восемь вечера! Сейчас только семь сорок. – смеется Кира.

Я коварно хихикаю, забираю у нее из рук вино и несу его в холодильник. Она робко ступает за мной.

– Все так же грандиозно, как я помню. – говорит Кира, оглядывая декор в прусском стиле. – У твоих родителей был прекрасный вкус, Анета.

Я согласно киваю, обернувшись вполоборота.

– У них были деньги. Вкус они приобрели.

Я ставлю перед нами два высоких бокала.

Через час половина бутылки пуста, и мы с Кирой уже вовсю смеемся над моими рассказами о друзьях-снобах моего мужа.

– Я совсем не чувствую себя такой, как они, – заявляю я, накручивая на палец белокурую прядь. – Они как будто безжизненны. Чем больше у них денег, тем они скучнее.

Кира улыбается, наливая нам еще вина.

– Хотела бы я иметь такие же проблемы, Анет!

Я открываю архив фоток, чтобы показать ей свою чересчур скучную жизнь. Внезапно на экран вылетает SMS-уведомление, которое я случайно раскрываю.

Появляется селфи Ладвика, нелепо гримасничающего с моей кошкой в руках. И короткий комментарий под ним: "Мы скучаем".

Кира извиняюще отводит в взгляд сторону.

– …Твой друг? – спрашивает она.

Я судорожно глотаю остатки вина.

– Мой племянник. – кашляю с напором. – Но кошка моя. Бьянка.

И тут я замечаю, как в чате выскакивают сердечки. Мгновенно блокирую телефон. Но Кира уже заметила, что это не вполне обычный разговор между тетей и племянником. Я покусываю губу, подливаю еще вина и увеличиваю громкость музыки в колонках.

По мере того как вечер продвигался, мы все больше погружались в обсуждение наших любимых подростковых воспоминаний. Обстановка в доме, казалось отчасти соответствовала этой уютной атмосфере. Чем больше мы говорили, тем сильней были увлечены воссоединением, и каждый из нас то и дело потягивал вино, теряясь в пленительности происходящего.

После двух бутылок красного Анета танцевала под какие-то старые рок-хиты 90-х, покачиваясь из стороны в сторону. Я наблюдала за ней, гадая, когда у нее уже начнет кружиться голова.

– Давай пойдем в какой-нибудь бар! Или в клуб и потанцуем от души! – возликовала Анета, повалившись на колени на мохнатый ковер возле дивана, где я сидела.

Я попыталась образумить подругу, уговаривая ее остаться дома и отправиться спать. Ведь у нас были кое-какие планы на следующий день – требовалось сообщить о письме с угрозами в местную полицию. Но все оказалось тщетно. Анета Вуйчик всегда получала то, что хотела. Именно это было одной из причин, благодаря которой мы и подружились тогда. Она обладала особым шармом и настойчивостью, притягивающими к ней людей.

Пока девушка тащила меня в свою спальную комнату на втором, швыряя на кровать все свои дизайнерские наряды из чемодана, я не переставала думать о том, что эта ночь явно станет одним из тех самых незабываемых авантюр для будущих воспоминаний. Было трудно сопротивляться энергии и зажигательности Анеты. Я прекрасно понимала, что еще пожалею об этом с утра, но также осознавала, что не в силах ей отказать.

И вот в легкой дымке алкогольного опьянения я оказалась сидящей в гардеробной фамильного особняка подруги детства, всматриваясь в свое отражение в зеркале. Тоненькое атласное мини-платье без рукавов из бледно-лилового шелка стоило, наверное, целое состояние, но в этом была вся Анета. У нее был вкус к самым изысканным вещам в жизни.

Девушка с большим удовольствием подкрасила меня и уложила волосы плойкой. Затем повернулась к своему отражению с такой улыбкой, которая могла бы соперничать с улыбкой любой голливудской звезды. Именно в этот момент я ощутила, как мне все-таки повезло, что она тоже здесь. Благодаря ей даже самые обыденные дела превращались в приключение.

В следующие мгновения мы уже подбегали к ее белому, арендованному Porsche. Я была обязана остановить ее, пока мы не попали в какую-нибудь неприятность.

– Ты не можешь вести машину, Анет! Вспомни две бутылки за вечер. – я в очередной раз попыталась вразумить ее.

Она поморщилась, явно расстроившись. Однако быстро вытащила из кармана телефон и набрала чей-то номер.

– Илья, нам просто необходимо, чтобы ты забрал нас от моего дома и отвез в центр. Этой ночью мы гуляем! – с энтузиазмом заявила девушка в трубку. Я не удержалась и только покачала головой от ее настойчивости.

Савицкий подъехал на своем верном сером Форде отца уже спустя несколько минут. Казалось, он был немного смущен, что было вполне ожидаемо, учитывая заразительный восторг Анеты, когда наконец тронулась машина по направлению в центр.

– Народ, я так жутко проголодалась! Может, заглянем в какую-нибудь кафешку перед тем, как отправиться в клуб? – она жестом указала на оранжевую неоновую вывеску в конце Курортного проспекта, демонстрируя свое рвение перекусить.

Илья не колеблясь согласился, и на его лице отразилась искренняя забота. Было очевидно, что он все еще испытывает какие-то чувства к Анете, как тогда, в школе. Мне стало даже немного жаль его, поскольку я понимала, что его привязанность снова может остаться неоцененной. Впрочем, жизнь подчас несправедлива.

Пока мы продвигались к закусочной, я погрузилась в размышления. Упоминание Анеты о Дамиане за нашей сегодняшней беседой невзначай, застало меня врасплох. Он был моим хорошим другом детства, но не более того. Я не понимала, почему она упомянула его в разговоре, когда я спросила ее о Илье и их разрыве в юношестве. Я ведь не проходила через то, что было у нее с Савицким тогда.

– Не может быть! Дамиан Новак! – воскликнула Анета, и ее голос преисполнился азарта. Ее слова резко вернули меня к действительности, и я почувствовала внезапный импульс волнения. Неужели Дамиан тоже был здесь? В этом ретро-кафе? Мое сердце учащенно забилось, пока я медленно повернула голову, чтобы удостовериться в том, о чем восторженно поведала подруга.

Действительно, он стоял всего в нескольких метрах от нас, упираясь локтями в стойку и держа в руке записную книжку. Время будто бы остановилось, когда я встретилась с его ледяными взглядом, который, как мне показалось, пронзил меня насквозь. Он словно умел заглядывать в саму душу. Я невольно затаила дыхание, не в силах отвести от него взгляда.

Мои мысли лихорадочно заметались, стремясь осмыслить происходящее. Всего несколько минут назад я думала о нем, а теперь мужчина стоял прямо передо мной. Складывалось ощущение, что будто сама судьба привела нас сюда, в этот уютный ресторанчик в прусском стиле.

Внезапно блокнот Дамиана выскользнул из его рук и с глухим стуком упал на прилавок. Он безучастно взглянул на него, а затем позволил своему взгляду медленно подняться вверх по моим ногам, разглядывая меня в мини-платье, которое выходило за рамки моей зоны комфорта. И оттого, как он оценивающе рассматривал меня, я постепенно начала ощущать себя самой привлекательной представительницей прекрасного пола. Или это просто мое нетрезвое восприятие?…

Новак прочистил горло, его взгляд метнулся на стоявших неподалеку Анету и Илью.

– …Добро пожаловать в Бухту Кайзера, – сумел выдавить он из себя, однако казалось, что все его мысли были где-то в другом месте.

Илья приспустил очки и задумчиво провел рукой по щетинистой щеке. Его взгляд рассеянно обежал заведение.

– Ты здесь до сих пор работаешь? – поинтересовался он, явно заинтригованный ситуацией.

Тонкие от напряжения губы Дамиана искривились в неясной ухмылке.

– Он владелец этого места! – вклинилась Дарья, ее голос раздался сзади, когда она появилась из уборной. Ее босоножки на высоченном каблуке звонко застучали по кафельному полу, добавив в обстановку нотку нарядности.

Илья издал негромкий свист, впечатлившись успехами Новака. Анета взяла меня под руку и поманила за свободный столик у окон, из которых открывался живописный вид на центральную библиотеку.

Мы расселись, и я невольно улыбнулся нахлынувшему потоку приятных воспоминаний.

– Может, нам присоединиться к вам, раз уж вы здесь? – предложила Дарья с полной кружкой ароматного кофе в руках.

– И ты еще спрашиваешь? – рассмеялась Анета. – Что с нами случилось, ребят? Раньше мы были вообще неразлучны! – она игриво надула губы, вспоминая о тех узах, которые когда-то держали нас всех вместе.

Дарья хихикнула, присаживаясь на сиденье рядом с Ильей. Анета устроилась рядом со мной, ее настроение заряжало воздух кипучей энергией.

Среди смеха и болтовни мое внимание вновь привлекла фигура Дамиана. Он непринужденно прошествовал мимо нашего столика на кухню, его лицо напоминало непроницаемую маску. От него прямо-таки веяло авторитетом, что еще больше заворожило меня. В свободном бордовом свитере и черных брюках он был необыкновенно хорош собой, что заставляло головы многих поворачиваться в его сторону.

Я не могла не задаться вопросом, сколько студенток, а возможно, и не студенток, приходят сюда только затем, чтобы предаться мечтаниям и мельком полюбоваться на него за работой.

Несколькими минутами позже, закончив свои дела за кассой, Новак направился к нашему столику. Как только он приблизился, наши взгляды снова пересеклись, и на миг мне показалось, что он мне что-то хочет сказать. Но в его глазах отразился лишь пласт усталости и холода.

Он наконец сел, решив присоединиться к Дарье и Илье с их стороны стола. При этом наши глаза не отрывались друг от друга, и с каждым мгновением связь между нами только нарастала. Каждый из нас вскоре уединился со своими мыслями, поглощая заказанное и попивая кофе.

Ты даже не был вариантом

Вечернее солнце отбрасывало длинные тени на лесную дорогу, пока мы с Дамиан отрабатывали мастерство катания на скейте. Щебетание птиц и легкий шелест листьев разносились по воздуху, добавляя ощущение спокойствия к живописной обстановке. В то время как Дам уверенно катился по асфальту, я же изо всех сил старалась удержать равновесие, содрогаясь при каждом движении.

– Ну же, у тебя получится, – подбодрил друг, протягивая мне руку.

На мгновение я замешкалась, прикидывая, стоит ли принимать его помощь. Проглотив свою гордость, я наконец протянула руку и крепко сжала его ладонь в своей. С каждым отрезком пути он направлял меня вперед, не отпуская мою руку.

Но стоило нам остановиться, как я круто вильнула, не справившись с управлением. От паники я зажмурилась и приготовилась к неминуемому падению. Но прежде чем я ударилась об асфальт, сильные руки сомкнулись вокруг меня, без труда подхватив на лету. Это был Дамиан. Чтобы избавить меня от страданий, он решил пожертвовать собственным благополучием.

– …Жива? – спросил он с беспокойством в голосе.

Я кивнула, сердце разрывалось от адреналина.

– Спасибо, – удалось прошептать мне.

Я судорожно вгляделась в его лицо, на котором отразилась беспокойная гримаса. Левое колено парня было ободрано, из него обильно сочилась кровь, лодыжка тоже была исцарапана. Скривившись от острой боли, Дамиан попытался скрыть страдание, не желая обременять меня. Но его усилия были безуспешны. Для меня было невыносимо видеть его боль.

– Давай вернемся в хижину, – предложила я, слегка запинаясь.

Совместными усилиями мы доковыляли до хижины, шум наших шагов отзывался хрустом еловых веток. Деревянное строение возвышалось и притягивало, предлагая уют и защиту в своих стенах. Когда мы вошли, я направила парня к ближайшему стулу, стараясь не потревожить его раны. Подрагивающими руками я собрала все необходимое, чтобы обработать его раны.

Опустившись на колени подле него и осторожно очищая полученные раны, я прониклась чувством близости. На краткий миг наши глаза встретились. Всплеск эмоций грозил захлестнуть меня, но я поспешно отогнала их. Наша дружба была слишком ценной, чтобы ее можно было испортить чем-то еще.

– Тебе нужно что-то еще? – спросила я, нарушив тишину.

Дамиан покачал головой, но на его губах не сходила легкая улыбка.

– Просто знать, что ты здесь и заботишься обо мне, вполне достаточно.

Перевязав раненого друга, я помогла ему устроиться на мягком диване. Его взгляд не отрывался от меня, пронизанный чувством признательности. Не зная, как справиться с напряженной ситуацией, я отвела глаза.

– Спасибо тебе за все, Кир, – мягко проговорил он.

Я кивнула, во мне бурлила смесь эмоций.

– Конечно. Только не переживай. Я всегда буду рядом.

Снаружи послышался смех. В хижину вернулась Дарья, а за ней – Милай. На этом смех парня резко оборвался, как только он заметил бинты и окровавленные салфетки, лежащие на журнальном столике. Я опустилась на диван, наблюдая за тем, как Дамиан отдыхает в кресле, а его травмированная нога покоится на табурете. Милай задумчиво оглядел сцену, и выражение его лица сменилось озабоченностью.

– Что случилось? – спросил он, его голос был спокойным, но наполненным беспокойством.

Дамиан невозмутимо пожал плечами.

– Кира упала со скейта.

Милай перевел взгляд на меня, выискивая какие-либо следы повреждений. Он осторожно приблизился, его шаги были размеренными и продуманными. Когда он понял, что я цела и невредима, то облегченно выдохнул, и его тревога рассеялась. Впрочем, его облегчение быстро сменилось замешательством, когда он заметил перевязанное колено Дамиана.

– Упала она, а кровью истекаешь ты? – недоуменно обратился он к Новаку, приподняв бровь.

Не говоря ни слова, я бросила взгляд в сторону Дарьи, безмолвно прося ее помочь Дамиану с лечением. Она сразу же все поняла и двинулась к нему, собирая оставшиеся необходимые принадлежности.

Между тем я присоединилась к Милаю около камина, ища согревающего тепла в потрескивающем пламени. Холодок, царивший в хижине, пронизывал до костей.

Парень стоял рядом со мной, не сводя напряженного взгляда с танцующих языков пламени. В уголках его губ заиграла короткая улыбка, и он кивнул в знак приветствия. Я вернула ему улыбку, по достоинству оценив молчаливое взаимопонимание между нами.

Милай наклонился чуть ближе, его голос был едва слышен за потрескиванием камина.

– У меня для тебя есть небольшой сюрприз, – прошептал он.

Я пытливо приподняла бровь, любопытство разгорелось. Парень легко прищелкнул языком, в его глазах появился озорной блеск.

– Ну, если только ты хочешь это увидеть, – поддразнил он.

Я тряхнула головой, изображая незаинтересованность.

– Тогда в чем же заключается сюрприз?

Его улыбка стала ярче.

– А, это уже тайна!

Я не удержался и расплылась в ответной улыбке. Мы вышли из хижины, попрощавшись с Дамианом и Дарьей под благовидным предлогом о необходимости поработать вместе над школьным проектом.

Когда Кира и Милай ушли, я не удержалась и рассмеялась над пустым взглядом Новака. Он стал опустошенным сразу в тот же момент, когда ушла его любимая Рубинина. Почувствовала ли я укол ревности? Не совсем. Просто я никогда не понимала, что такого особенного было в той девчонке. Она всегда пыталась перехватить внимание парней на себя, всегда выпендривалась. Но Дамиан же был другим. В нем была спокойная уверенность, которая так меня привлекала.

– Тебе нужно прекратить эти взгляды, Дам, – сказала я, едва сдерживая раздражение. – Она по уши влюблена в Кёлера. Это лишь вопрос времени, когда они станут официальной парой. Когда ты уже смиришься с этим?

Я убрала бинты, наблюдая, как лицо парня преображается из типично безэмоционального в разъяренное.

Он внезапно вскочил с кресла, все его тело напряглось от ярости.

– Какого черта, Азарова?! Я не звал тебя тащиться сюда, залечивать мои раны и читать мне лекции, чертова мать Тереза! – завопил он, задыхаясь от злости.

Я делаю шаг назад, ошеломленная его вспышкой.

– Ты злишься только потому, что я говорю правду! Кира выбрала его. Пора бы тебе понять, что ты даже не был вариантом для нее! – взмолилась я, отчаянно надеясь достучаться до него.

Взгляд Дамиана обострился, а глаза вспыхнули гневом.

– Может, и тебе стоит смириться, что ты тоже ни для кого не первый выбор?! – ядовито прошипел он.

И с этими словами он хлопнул дверью и ушел, оставив меня наедине с собой, абсолютно подавленную.

Когда дверь захлопнулась, я прикрыла глаза, чувствуя, как на меня давит смысл его слов. Одна слезинка вырвалась наружу и покатилась по щеке, отражая нарастающую внутри меня боль. Как же так получилось? Почему все пошло прахом?

Мы с Дамианом дружили столько, сколько я себя помню. Наша связь была нерушимой, или мне так только казалось. Но в последнее время все начало меняться. С тех пор как Кира снова появилась в нашем окружении спустя столько лет, переехав в город три месяца назад. Дамиан стал отдаляться, становясь все более одержимым ею. Казалось, она околдовала его своими чарами и обворожительной улыбкой, превратив нашу дружбу в руины.

Пустота охватила меня, и я опустилась на колени. Оставшись одна в тишине, я перебирала в уме все эпизоды, когда Дам бросал меня ради нее. Сколько раз я стояла в тени, наблюдая за тем, как он уделяет ей все внимание? Я превратилась в простого стороннего наблюдателя в своей собственной жизни, эпицентром которой был он.

Но по мере того как душевная боль пропитывала меня изнутри, во мне разгорался огонь решимости. Я не позволю его ядовитым словам повлиять на меня. Я не собираюсь быть вторым выбором, неприкаянным участником чужой истории.

Что же такого было в Рубининой, что так сильно пленило его? И, что еще важнее, почему это так важно мне?

Два телефонных сигнала привлекли мое внимание, и я поспешно застегнула куртку. Милай ждал на улице. Выйдя наружу, я заметила, что он непринужденно опирается о багажник вишнево-красного Москвича. Его темные, аккуратно зачесанные волосы придавали ему утонченный вид, что сразу заинтриговало меня.

– Привет, – поприветствовал я его с улыбкой.

– И тебе привет, – ответил Милай, улыбаясь в ответ. – Оцени свое новое такси!

Мне было любопытно, откуда у него такая хорошо сохранившаяся ретро машина, но я предпочла не развивать эту тему. Мне не хотелось портить наш вечер вопросами о его финансах.

В Милае было что-то особенное. В отличие от других парней, он никогда не оценивал меня по внешности или нарядам. Он смотрел мне в глаза и видел меня уже такой, какой я стремлюсь быть.

Он открыл передо мной дверь машины и протянул руку, чтобы помочь мне сесть. Я с радостью приняла ее и устроилась на пассажирском сиденье.

– Куда мы направляемся? – спросила я, не в силах сдержать свое нетерпение.

– Это сюрприз. Ты же так любишь сюрпризы, забыла? – поддразнил он с лукавой ухмылкой.

Мы ехали с опущенными стеклами, попутный ветер трепал наши волосы, пока мы слушали легкую музыку из автомобильной магнитолы. Мелодия танцевала в воздухе, создавая идеальный фон для нашего вечернего путешествия. Я прислонилась к окну, позволяя своим волосам свободно развеваться на ветру. Милай украдкой поглядывал на меня, на его губах играла искренняя улыбка. В тот момент я поняла, что это будет одна из лучших ночей в моей жизни.

– Не гони так быстро в следующий раз! Мы попадем в тюрьму за это! – рассмеявшись, воскликнула я, когда он притянул меня к себе и заключил в объятия.

– В тюрьму? – Милай наклонил голову, в его прищуренных глазах мелькнула озорная искорка. – Я думаю, что эта реальность, – он жестом указал на серые старые панели позади нас, – и есть истинное определение тюрьмы.

Я хихикнула и заправила выбившуюся прядь волос за ухо.

– Что ж, давай тогда проведем время за стенами тюрьмы с максимальной пользой.

Нашим местом назначения оказалась крыша заброшенной больницы с видом на море вдалеке. Милай организовал для нас пикник, постелив плед и прихватив сумку с различными закусками. Мы сидели под открытым вечерним небом, смеялись и болтали обо всем на свете. Он всегда умел поддерживать легкую и теплую обстановку, а своими шутками и рассказами без труда вызывал у меня непринужденный смех. По мере того как продолжался наш вечер, разговор перешел на тему будущего.

– Так где ты видишь себя через пять лет? – спросил парень, в его глазах плескалось неподдельное любопытство.

На мгновение я задумалась над этим вопросом.

– Думаю, я бы хотела посмотреть мир, может быть, попутешествовать и пожить в разных культурах. А еще я бы хотела заняться писательским трудом.

Милай задумчиво кивнул, на его губах застыла небольшая улыбка. Но когда настала его очередь отвечать, по его лицу пробежала тень грусти.

– Я не знаю, Кир. Жизнь подкидывает разные повороты, и иногда трудно представить какое-то конкретное будущее. Наверное, я просто хочу понять, зачем живу.

Я потянулась к его руке и легонько сжала ее.

– Ты обязательно поймешь. Я верю в это.

Как по команде, загрохотал раскат грома и посыпались капли дождя, грубо прервав наш безмятежный вечер. Милай схватил меня за руку и потянул к выходу с крыши старого здания.

Мы поспешили внутрь, пытаясь укрыться от внезапного ливня. Хотя наши планы приняли неожиданный оборот, мы не могли не найти в ситуации забавного оттенка.

Оказавшись в машине, Милай включил обогреватель и поставил негромкую музыку. Я сидела, прислонившись к дверце машины, и тайком поглядывала на него.

Между нами возникло неоспоримое притяжение, которое мы уже некоторое время обходили на цыпочках. Не в силах больше сопротивляться своим чувствам, я набралась смелости и прошептала: – …Почему бы тебе не поцеловать меня?

Парень замер, его пристальный взгляд встретился с моим. Он слегка наклонился ко мне, и его взгляд наполнился нежностью, а на губах заиграла шутливая ухмылка. Но как только мне показалось, что наши губы вот-вот должны встретиться, он остановился, застыв на месте.

– Я поцелую тебя, только если ты этого захочешь, – тихо произнес он, и в его голосе прозвучала неожиданная уязвимость.

Я удивленно подняла бровь, не понимая его реакции.

– Что это за утверждение?

Милай непринужденно усмехнулся, теперь его глаза светились неподдельной откровенностью.

– Это не утверждение, а вопрос.

Я невольно выдохнула, выдавив из себя уверенную улыбку.

– Тогда мой ответ на вопрос – "да".

Не сомневаясь в том, что связь между нами очень сильна, я нежно провела пальцами по его шее и притянула парня к себе в медленном, захватывающем дух поцелуе. В тот момент, когда на улице продолжал бушевать дождь, открылась новая глава в наших жизнях.

Пока мы с Милаем сидели в его припаркованной машине, ища уединения в объятиях друг друга, на улице не прекращался ливень. Мягкие мелодии Брайана Адамса наполняли салон, создавая уютную атмосферу. Я положила голову ему на грудь, чувствуя, как размеренно бьется его сердце у моей щеки. Большим пальцем он ласково поглаживал кожу на моем плече, как будто пытаясь стереть тревоги, отягощавшие мой разум.

Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, чтобы поделиться своими сокровенными мыслями.

– Могу я тебе кое-что рассказать? – прошептала я, мой голос был едва слышен из-за стука капель дождя.

– Все что угодно, – пробормотал Милай, его теплое дыхание щекотало мне лоб.

Он склонил голову и нежно поцеловал меня в макушку, и этот жест принес мне ощущение спокойствия.

– Я просто… Иногда я чувствую себя такой потерянной, – призналась я, и мои слова затянулись в замкнутом пространстве машины.

Милай сделал паузу, его мысли явно были заняты глубоким размышлением. Он осторожно приподнял большим пальцем мой подбородок, его проникновенный взгляд встретился с моим.

– Просто знай, Кир, – с убеждением проговорил он. – Ты никогда не потеряешься… если тебя никто не будет искать.

Меня охватило смятение, и я свела брови в недоуменном выражении.

– И что это может значить? Ты предлагаешь мне лучше прятаться от страшного мира, чтобы обо мне совсем позабыли?

Он тихонько хихикнул, его рука потянулась, чтобы заправить прядь моих волос за ухо.

– Нет же, Кир, – ответил он с ноткой веселья. – Я имею в виду, что ты должна оставаться на виду. Всегда. И пока кто-то заботится о тебе настолько, что каждый раз ищет тебя глазами в каждой толпе, ты никогда не сможешь потеряться по-настоящему. Плевать на других… Каждому потерянному нужен лишь один человек, чтобы обрести покой.

Его слова откликнулись во мне, как мягкое напоминание о моей собственной значимости. Я поняла, что дело не в том, чтобы спрятаться или раствориться на заднем плане каждый раз когда страшно; а в том, чтобы принять свою суть и найти в себе силы не подстраиваться целиком под мир – сохранить свою неповторимость.

Глаза Милая блеснули неподдельной чистотой, когда он продолжил: – Я бы предпочел, чтобы ты не скрывалась. Никогда. Просто.... Оставайся со мной.

В его голосе прозвучала ранимость и любовь, он безмолвно умолял меня признать всю важность нашей связи.

Пока по стеклам машины бил дождь, я прижалась ближе к своему парню, находя спасение в тепле его объятий.

Бегство от реальности

Анета звучно лопнула бубльгум и окинула взглядом столик в ресторанчике, ее живые глаза блеснули азартом. После этого она поинтересовалась: – Значит, если бы Милай все еще работал здесь официантом, он бы в буквальном смысле работал бы на тебя, Дам?

Дарья кивнула, вертя ложечкой в своей недопитой чашке капучино. Она натянула на лицо горькую улыбку – тонкая полоска розовых губ – и ответила: – Это было бы забавно.

– Не думаю, – вмешался в разговор Дамиан, ледяным тоном. Его глаза метнулись в сторону, и он с суровой властностью добавил: – Он не продержался бы здесь так долго.

Его слова повисли в воздухе, словно вынесенный приговор. Я почувствовала, как они прорезали дружескую болтовню и вонзились в мое сердце. Нежеланные, непрошеные. Но я сдерживала свои эмоции, не позволяя себе проявить слабость. За столиком воцарилась неловкая тишина, воспоминания закружились в вихре смущения и печали.

Все почему-то посматривали на меня; их глаза были полны сострадания, а лица переходили в выражение сочувствия. Все, кроме Дамиана. Его взгляд устремлялся куда угодно, только не на меня, вместо этого он отрешенно уставился в запотевшее окно ресторана. Краем глаза я разглядела в отражении его суровые черты.

– Неплохой у тебя ресторан, Дамиан, – сказала я, делая глоток горького кофе. Я попробовала каждый слог его имени, делая ударение, придавая ему реальность, делая его чем-то большим, чем просто дружеское "Дам". Мы это уже прошли. Мы уже давно это прошли.

Он был растерян, это было очевидно: челюсть напряглась, брови сошлись в складку. Полагаю, он не ожидал, что я смогу забыть о прошлом, отделить мальчика, которым он был, от мужчины, которым он стал. Вычеркнуть его из наших воспоминаний, из нашей общей истории.

Но я отказывалась смотреть на него с ностальгией. Теперь он был для меня Дамианом Новаком, а не милым добродушным мальчишкой с соседней улицы. Дам был просто воспоминанием детства, запертым и аккуратно спрятанным, чтобы больше не причинять душевной боли.

Никто не хотел говорить об анонимном конверте, возможно, из страха или от усталости. Вместо этого мы приняли коллективное решение пока отложить эту тайну, надеясь, что завтрашний день принесет ясность и более спокойное состояние.

Приглушенный свет в помещении закусочной создавал атмосферу гармонии и комфорта. Стены были украшены винтажными киноплакатами, а музыкальный автомат, играющий старые мелодии, создавал ощущение знакомости, которое ослабляло напряжение, витавшее в воздухе.

Погрузившись в свои мысли, я провела пальцем по ободку кофейной чашки, размышляя о событиях дня. Как мы оказались здесь после стольких лет? Казалось, сама судьба сыграла свою роль в этом необычном воссоединении.

Окинув взглядом присутствующих за столом, я отметила усталость на каждом лице. Мы прошли такой долгий путь от друзей, у которых были общие секреты и мечты, до незнакомцев, которые разъехались кто куда и строили собственные жизни. И вот теперь нам пришлось столкнуться с прошлым, которое когда-то связывало нас.

Пока я возился с вилкой в руках, я не переставал чувствовать себя изгоем в группе. Новак, с его надменным поведением, часто без видимых причин окидывал меня пронизывающим до костей взглядом. Но, по крайней мере, после стольких лет он оставался последовательным в своем поведении. Дарья же, напротив, вспоминала прошлое, как будто оно было беззаботным и легким, и при этом выглядела как бледная фарфоровая кукла в своей мини-юбке и на высоченных каблуках. Кира, в отличие от нее, хранила молчание на протяжении всего вечера, что вызвало у меня большой резонанс. Мы оба были в молчаливом недоумении от этого непредвиденного воссоединения в городе, из которого мы все сбежали в далеком 2005 году.

А еще была Анета, моя самая близкая подруга в выпускном классе школы. Она ничуть не изменилась. Как изысканное вино, она становилась лишь лучше со временем. Ее внешний вид всегда был безупречен, как будто она была готова сразу выйти на красную дорожку. Ее белокурые волны каскадом ниспадали с плеч, макияж был идеален, а ее безмятежная улыбка могла озарить всю комнату. Ее пронзительные голубые глаза напоминали мне о днях, проведенных вместе, наполненных смехом и сокровенными тайнами.

Когда я взглянул на нее, оказалось, что девушка была поглощена своим телефоном, а ее наманикюренные пальчики легко скользили по экрану. И тут мой взгляд упал на серебряное кольцо на ее безымянном пальце, украшенное сияющим драгоценным камнем, который мог быть только бриллиантом. Я поспешно отвел взгляд и глотнул черного чая, не в силах подавить нахлынувшую на меня волну разочарования. Чего я ожидал? Для такой женщины, как она, было бы преступлением оставаться одной столько лет. А представить, что у женщины ее уровня не было бы партнера, который мог бы позволить себе осыпать ее подобными подарками, казалось немыслимым.

Прервав мои размышления, Анета неожиданно предложила пойти куда-нибудь в более веселое местечко. Она игриво подмигнула нашей молчаливой компании, ее голос был полон предвкушения. Дарья, посмеиваясь, добавила: – Есть предложения, куда пойти?

На что Кира ответила: – Боюсь, мне придется покинуть вас, ребят, извините.

Но не успела она двинуться с места, как Анета схватила ее за руку и притянула ближе. Набравшись серьезности, она заявила: – Это не обсуждается! Мы идем отдыхать все вместе!

Дарья подхватила свою сумочку и ухмыльнулась, раскрывая свой коварный план.

– И я случайно знаю подходящее место!

Новак вздохнул, в его голосе отчетливо слышался скептицизм: – …Надеюсь, ты говоришь не о Никсе.

Глаза Анеты расширились от удивления.

– Не может быть! Ты все еще работаешь в том клубе, Дари?

Дарья не удержалась и озорно подмигнула.

– О, да. Но теперь я не просто официантка, меня повысили.

Анета оживленно вскинула ресницы, симулируя милое удивление: – Правда?… Менеджер, надеюсь?

Одним легким движением Дарья схватила ее за руку и подняла с места.

– Давайте, детки! Готовьтесь к ночи незабываемых приключений!

Ночной воздух был бодрящим, когда мы погрузились в машину Дарьи, готовые к ночной вылазке в город. Анета, по-прежнему улыбавшаяся своей умиротворенной улыбкой, казалась особенно взволнованной тем, куда мы направляемся. Остальные обменялись взглядами, гадая, куда нас может завести эта ночь.

Анета села рядом с Дарьей на переднее сиденье. Я оказалась между Ильей и Дамианом на заднем ряду, чувствуя себя так, словно застряла между двумя противоположными по характеру личностями.

Пока мы ехали по городу, знакомые достопримечательности и воспоминания наводнили мой разум. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз ступала на эту землю, и чувство тоски переполняло меня. Улицы казались более узкими, здания – приземистыми, а люди, суетившиеся вокруг, совсем не изменились. Я увидела больше улыбок и смеха вокруг. Туристов было больше. Почему эти люди так счастливы без каких-либо видимых причин? И все же все это было странно успокаивающим, как будто ты влез в старый свитер, о котором давно забыл.

Я взглянула на Дамиана. Он сосредоточенно смотрел в окно, скрестив руки на груди.

– Знаешь, чего следует ожидать? – прошептала я, подталкивая его в бок. Я не знала, в какой клуб нас поведет Дарья. Об этом знала только Анета, которая была знакома с Дарьей еще со школьных лет. До меня доходили только слухи об этом клубе – что там тусуется вся местная элита. Частный клуб. Но Дамиан определенно знал это место. В конце концов, они с Дарьей оставались в городе все это время, когда остальные из нашей группы разбежались.

Мужчина слегка вздрогнул, словно я пробудила его ото сна, и уставился на меня.

– Тебе вряд ли понравится.

Я приподняла бровь и ухмыльнулась. Новак ничуть не изменился.

Наконец машина остановилась перед современным зданием около набережной. Над входом мерцали неоновые огни, на которых было написано слово "Никс". В воздухе витало чувство одновременно волнения и трепета.

Дамиан пробормотал что-то, обращаясь к воодушевленной Дарье.

– Надеюсь, ты знаешь, во что их втягиваешь.

Она озорно ухмыльнулась.

– Расслабься, Новак! Они не разочаруются. Я гарантирую.

Я нерешительно посмотрела на Илью и Анету. Неужели им не было странно, что они говорили о нас так, будто нас вообще здесь не было?…

Мы вышли из машины в ночь. По мере нашего приближения ко входу звуки набирающей обороты музыки становились все громче, завлекая нас все дальше. Мы протянули свои удостоверения вышибале, который окинул нас оценивающим взглядом, прежде чем пропустить внутрь.

Тускло освещенное пространство было заполнено приглушенным сиянием и смогом от кальяна. Атмосфера была электрической, заряженной чувством волнительного предвкушения. В клубе царила потусторонняя атмосфера, сюрреалистическая смесь элегантности и таинственности.

Дарья вела нас сквозь толпу, с легкостью пробираясь между танцующими телами. Мы с Анетой следовали за ней, а парни отставали на несколько шагов, казалось, с опаской косясь на окружающих. Мы подошли к бару и заказали напитки, музыка становилась все громче, басы отдавались в груди.

По мере того как ночь продолжалась, энергия в клубе становилась все более интенсивной. Вокруг чувствовалось тяжелое возбуждение и что-то еще, что-то неописуемое. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что глаза у многих присутствующих блестят каким-то необычным блеском. Словно на них опустилась пелена, превратившая их в существ, движимых исключительно желанием и удовольствием.

Я наклонился ближе к Дамиану и обратилась к нему, перекрикивая музыку.

– Что здесь происходит? Почему люди какие-то остекленевшие.

Новак огляделся по сторонам, вскинув брови.

– Я же говорил, тебе не понравится.

Но прежде чем я успела ответить, к нам подошла Анета с широкой улыбкой на лице.

– Разве это не удивительно? Энергия здесь не похожа ни на что, что я когда-либо чувствовала в аналогичных местах.

Я качнула головой, мое беспокойство нарастало.

– Анет, что-то здесь не так. Разве ты не чувствуешь этого?

Ее улыбка на мгновение померкла, но потом она отмахнулась от этой мысли.

– Ты просто предаешься паранойе, как всегда. Это освобождение от нашей повседневности. Используй это, Кир!

Как раз в момент, когда я собиралась возразить, свет замерцал, погрузив клуб в мгновенную темноту. По толпе пронеслись встревоженные возгласы, но прежде чем кто-либо успел отреагировать, свет снова вспыхнул. И тогда я увидела картину.

Среди моря танцующих тел я потерялась в ритме музыки. Басы пульсировали в моих ушах, подражая ожиданию, охватившему толпу. И вдруг краем глаза мое внимание привлекают какие-то фигуры. Одетые в черные костюмы, они возвышались над публикой, их лица были скрыты под перламутровыми масками. Что-то в их облике вызвало у меня легкий холодок по спине, от них исходила какая-то жуткая угроза.

Атмосфера в клубе внезапно переменилась. Биты замедлились до медленного темпа, наложив на людей призрачное заклятие. Огни, некогда яркие и красочные, приобрели красный оттенок. Словно сама сущность клуба преобразилась, погрузив всех нас в темный и затяжной транс.

Чувствуя смесь между любопытством и беспокойством, я придвинулась поближе к стоящим рядом людям. Дамиан оставался в стороне от меня, излучая неизменное спокойствие, которое немного успокаивало на фоне тревожной обстановки. Анета, которая всегда была не прочь испытать острые ощущения от неизведанного, казалось, светилась тайным знанием о происходящем, которое ускользало от остальных. Тем временем Илья выглядел растерянным, его взгляд метался по сторонам, пытаясь разобраться в постоянно меняющейся обстановке.

Мы все чувствовали, что сейчас произойдет что-то необычное, но никто из нас не мог предположить, что именно. Музыка снова сменилась, перейдя в темную и экзотическую гамму, которая, казалось, будоражила до глубины души.

Все взгляды обратились к сцене, где стояли фигуры в черном, в их движениях чувствовался тонкий баланс между грацией и макабричностью. Свет мерцал в идеальной синхронности с призрачными мелодиями, отбрасывая жуткие тени, которые танцевали вместе с исполнителями.

Казалось, время замедлилось, пока участники представления сбрасывали с себя одежду, по одному элементу за раз. Чувство ужаса охватило меня, когда я осознала – мы находимся в ночном клубе для взрослых. Это откровение поразило меня, как удар исподтишка, и сердце заколотилось в груди.

Охваченная смесью эмоций – страха, растерянности и немного любопытства, – я прикусила губу, не зная, как следует реагировать. Быстрый взгляд в сторону Дамиана показал, что в уголках его губ играет издевательская усмешка. Он словно знал о моем внутреннем смятении и наслаждался дискомфортом, который оно мне доставляло.

Симпатичные девушки на специальных платформах на высоких каблуках, облаченные в маски, продолжали отплясывать вокруг шестов с завораживающей грацией. Толпа казалась застывшей, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося перед ними зрелища.

– Где Дарья? – я оглянулась по сторонам, не найдя ее красноволосую фигуру в нашей толпе. Анета наклонилась, чтобы сказать мне что-то, но музыка была слишком громкой. Вместо этого она указала на сцену.

Свет прожекторов окрасился в лиловые тона. Я затаила дыхание, увидев, как женщина в черном пальто и на высоких красных каблуках, идеально сочетающихся с ее длинными волосами, вышла на сцену, плавно ступая между шестами. Все остальные танцоры отошли в сторону, пропуская ее на помост. Это была Дарья. Я не могла поверить, что она работает здесь стриптизершей. Невероятно. Но… интересно.

Анета начала двигаться в такт, и я последовал ее примеру. Илья принес нам еще несколько коктейлей. Дамиан же отказался что-либо выпить, безучастно наблюдая за шоу. В моей голове мелькнула мимолетная шальная мысль. Я придвинулась к мужчине и наклонилась к самому его уху.

– Не нравится шоу? – поддразнила я, пытаясь спровоцировать ответную реакцию.

Он мрачно ухмыльнулся, пройдясь взглядом по моему лицу.

– А что тут может нравиться? Они танцуют, как куклы на веревках кукловода. – пожал плечами он.

– Ну, это трудновато, когда танцы – твоя ежедневная работа.

Его глаза цвета лесного ореха на секунду сощурились. Дамиан склонился чуть ближе, его дыхание задело мое ухо.

– Это не твоя работа. Но готов поспорить, что ты танцуешь не хуже, – дразняще протянул он и отодвинулся с порочной полуулыбкой. – Но, возможно, я глубоко ошибаюсь.

Его комментарий задел меня за живое. И когда Анета подтащила меня ближе к площадке, я добровольно переместилась. Мы танцевали в ритме так хорошо, что две танцовщицы у шеста обратили на нас внимание, и когда их шоу-программа подошла к концу, они протянули руки, приглашая нас подняться к ним на сцену. Анета взволнованно пискнула, и мы с ней начали умело подстраиваться под неземной томный ритм, наши тела извивались и двигались так, словно нам платили за это.

Пурпурные огни охватили мою фигуру, очерчивая контуры моего тела. Все это время я не смотрела на толпу, опасаясь встретить чей-то осуждающий взгляд. Но как только я случайно это сделала, то увидела в их глазах восхищение и одобрение. А потом я заметила его… Дамиана.

Он сидел у барной стойки и не сводил с меня взгляда. Я невольно улыбнулась. Он был заворожен. Глубоко внутри я почувствовала это.

Когда песня достигла кульминации, я позволила музыке направлять мои движения, переплетая чувственность и силу, и каждый шаг отражал мои скрытые желания. Толпа разразилась овациями, а я наслаждалась моментом, испытывая вновь обретенную уверенность в себе.

Когда выступление закончилось, мы с Анетой грациозно направились обратно к бару, а в наших жилах все еще пульсировала радость. Дамиан сидел на месте с озорным блеском в глазах. Как же мне было приятно доказать ему, что он был неправ.

Он запнулся на полуслове, и его обаяние на миг ослабло.

– …Я не знал, что в тебе это есть, – признал он, и в его голосе прозвучала нотка восхищения.

Триумфально улыбаясь, я наклонилась к нему вплотную.

– Никогда не суди о книге по ее обложке, – прошептала я, наслаждаясь моментом победы.

Дамиан хмыкнул, в его глазах промелькнуло едва уловимое оживление.

– Пожалуй. Но я не читаю книг. Поэтому и сужу лишь по обложкам.

Наши глаза сомкнулись, и я позволила напряженности наконец развеяться.

Пелена ревности

Я стояла у барной стойки и крутила в бокале остатки коктейля. Мои пальцы заметно напряглись, и не только от прилива адреналина после моего жаркого танца на шесте. Это все из-за Рубининой. Эта нахалка имела дерзость украсть у меня всеобщее внимание на сцене, танцуя рядом с Анетой так, словно именно они были главной достопримечательностью клуба. Я кипела от возмущения, не в силах смириться с мыслью, что она забирает то, что принадлежит мне на законных правах.

Обычно меня не особо волновало отношение публики. Но в этот вечер все было иначе. Меня заботило не их внимание, а необычный взгляд Дамиана. Он не мог оторвать глаз от Киры, когда она извивалась и кружилась на танцполе, его взгляд был прикован только к ней. Это бесило меня до глубины души. Я знала, что выгляжу гораздо интересней, танцую лучше и все эти годы оставалась верна Кранцу. В отличие от нее, уехавшей без лишних колебаний.

Уставившись на Киру и Дамиана, увлеченных друг другом, не замечая ничего вокруг, я не уловила, как рядом со мной материализовался Сава. Он нежно положил свою руку поверх моей, и только тогда я разглядела его сквозь пелену ревности.

– Хеей! – мужчина устало улыбнулся и заключил меня в теплые объятия. Для него это было привычным делом: после ночных смен в клинике он нередко заходил в Никс, чтобы полюбоваться моими выступлениями.

– И тебе привет… – я небрежно улыбнулась я, отвечая на его ласку. Но в глубине души у меня клокотала злость, потому что я все еще ощущала увлеченность Дамиана другой.

А потом случилось следующее. К Рубининой подошел подвыпивший и явно завороженный ее выступлением какой-то мужик. Мое сердце радостно встрепенулось при одной мысли о том, что, быть может, сегодня с ней случится что-то неприятное. Кира выглядела потерянной и побледневшей, но прежде чем незваный чувак успел причинить ей какой-либо дискомфорт, Дамиан возник между ними и угрожающе уставился на мужика.

– Хочешь проблем? – в тоне Новака прозвучала расчетливая угроза, а челюсть была стиснута от сдерживаемого гнева.

Мужик заколебался, отмахнувшись рукой.

– Нет, приятель! Берега попутал! Не знал, что дама не одна.

После этих слов гуляка поспешно скрылся в толпе.

Дамиан подождал, пока все стихнет, и только потом повернулся к Кире. Она приторно улыбнулась ему, в ее глазах читалась явная признательность. Я закипела от негодования, моя сдерживаемая ревность доходила до точки кипения. Мне было невыносимо наблюдать за тем, как их связь снова зарождается, но все, что я могла делать, – это стоять и смотреть на них, снедаемая собственной горечью.

– Дари, только не говори мне, что ты тут сейчас стоишь, снедаемая ревностью к кому-то там в толпе. – сквозь мои мысли пробился насмешливый голос Савы.

Я обхватила мужскую талию руками, заставляя посмотреть мне в глаза.

– Конечно же, нет! – мои слова прозвучали фальшиво, с нотками отчаяния.

Сава прошелся по моему лицу оценивающим взглядом, выискивая правду. Он отнял мои руки от себя, и в выражении его лица промелькнуло разочарование и боль. Не говоря ни слова, он развернулся и зашагал прочь.

"Великолепно. Просто замечательно!", – подумала я, досадуя на себя за то, что позволила своей ревности отравить наши отношения. Глядя, как удаляющаяся фигура Савы растворяется в толпе, я осознала, как моя безрассудная зависть от парня, который даже не воспринимает меня как женщину, оттолкнула меня от человека, который по-настоящему был мне дорог.

Когда мы, спотыкаясь, выбрались из клуба, Анета, Илья и я не могли обуздать приступ веселья. Ночь была наполнена танцами, выпивкой и приятной компанией. Дамиан покинул нас преждевременно, сославшись на то, что у него накопились важные дела по дому. Дарья же, казалось, растворилась в танцующей толпе, и больше мы ее не увидели за эту ночь.

Прохладный ночной воздух окутал нас, и Анета со вздохом натянула свой белоснежный пиджачок. Было ясно, что у девушки что-то на уме. Наконец она набралась решимости и заговорила.

– …Я знаю, это может показаться странным, – начала она, слегка колеблясь. – Но не хотите ли вы, ребята, переехать и жить со мной в особняке?

Мы с Савицким обменялись изумленными взглядами, не зная, что и отвечать. Анета застала нас врасплох своим неожиданным предложением. Мы знали, что приехали сюда, чтобы разгадать тайну анонимных писем и провести время вместе, раз уж так получилось, но переехать к ней?

– Это… довольно неожиданное предложение, – наконец смог произнести Илья.

Я согласно кивнула, все еще обдумывая поступившую идею. В глазах Анеты светилась надежда и беспокойство.

– Я не могу так! На самом деле… Я солгала вам! – воскликнула девушка, ее голос преисполнился беспокойством. – Причина, по которой я пригласила вас жить со мной, не в том, что я так самоотверженно беспокоюсь о ваших жилищных условиях! Нет!… Я пригласила вас, прежде всего, потому, что я довольно эгоистична и не могу долго оставаться одна в этом большом домище!

Ее признание развеселило нас, и мы не смогли удержаться от смешков.

– Да ничего страшного. Мы все прекрасно понимаем, – заверила я ее.

Анета замерла, ее глаза в замешательстве округлились.

– …Правда?

– Ну… Я тоже догадывался, что ты не захочешь оставаться одна в этом забытом… имении предков, – подхватил Илья, предлагая свою поддержку.

Почувствовав облегчение, блондинка благосклонно улыбнулась. Мы продолжали идти, медленно приближаясь к ближайшему перекрестку, где надеялись поймать такси. Но едва мы собирались свернуть, как в ночи раздался голос Дарьи, полный гнева и разочарования.

– Да я люблю только тебя, дурак! – кричала она, и голос ее дрожал.

Охваченные любопытством, мы оглянулись и обнаружили, что она стоит на другой стороне улицы и ожесточенно спорит со светловолосым мужчиной. Я распознала в нем того доктора в больнице, которого встретила, когда плутала по зданию.

– Не существует ничего, что могло бы заставить меня не любить тебя! – раздался надрывный голос Дарьи, и ее рука крепко сжалась вокруг запястья мужчины.

Доктор, явно растерявшись, резко отстранилась от ее отчаянного прикосновения.

– Но тебе ведь нравится тот парень, Дари. Разве не так? – недоверчиво спросил он.

Лицо девушки осунулось, и она сокрушенно качнула головой.

– …Еще со школы, – произнесла она с ностальгией в голосе.

На лице мужчины отобразилось глубокое потрясение, после чего тот стремительно развернулся и бросился прочь в темноту. Оставшись одна, Дарья была в полном отчаянии.

О чем они так спорили? Кто тот загадочный парень, к которому Азарова питала чувства еще со школьной скамьи?

В воздухе повисла непосильная грузность вопросов, на которые не имелось ответов.

Пока капли дождя стекали по окну моей спальни, я сжимала кулаки, внутри меня кипело разочарование. Сегодняшний вечер стал еще одной ссорой с моими слишком властными родителями, и с меня хватит. Желание ослушаться переполняло мое сердце, и я вынашивала план, как вырваться из удушающего домашнего заточения, которое они мне навязали.

Молча я отперла окно и распахнула его настежь, чувствуя прилив бодрости. Это было рискованно, но свобода манила меня, как сирена. Я забралась на подоконник, сердце колотилось в груди. Бросив последний взгляд на свою комнату, я прыгнула в темноту снаружи, адреналин маскировал страх, который грозил поглотить меня.

Я пробиралась по тускло освещенным улицам, дождь намочил мою одежду и разметал волосы по лицу. Мысль о том, что я бросаю вызов предкам, подстегивала меня. Сегодня я была полна решимости сделать что-то для себя, без их навязчивой опеки.

Я точно знала, куда хочу пойти – в освещенную неоновыми огнями закусочную, где меня уже ждала Нина. Нина была не похожа ни на кого из тех, кого я встречала раньше. Она была на восемь лет старше меня, имела большой жизненный опыт и отличалась веселым характером. С тех пор как мы начали общаться в прошлом месяце, она открыла мне глаза на мир за пределами пригорода.

Когда я зашла в кафе, меня охватил теплый воздух и манящие кофейные запахи. Нина сидела за столиком у окна, на ее алых губах играла ухмылка, наблюдая за тем, как я вхожу. Я опустилась на сиденье напротив нее, мои щеки разрумянились как от холода на улице, так и от волнения, вызванного моим побегом.

Мы заказали по куску сырой пиццы и картофель фри, и по мере того как я рассказывал о ссоре с родителями, напряжение спадало с моих плеч. Нина внимательно слушала, ее светлые глаза были проникнуты пониманием. Она превратилась в мое доверенное лицо, в мое секретное укрытие.

Как раз в тот момент, когда мы принялись за еду, я заметила в окне закусочной какое-то движение. Прищурившись, я с любопытством вгляделась в окно. Там под проливным дождем бежал Дамиан Новак. Мое сердце радостно запнулось.

Не задумываясь, я сообщила Нине, что у меня разболелся живот, прикинувшись больной, чтобы оправдать свой поспешный уход. Она скептически посмотрела на меня, но я взмолилась, чтобы она все поняла, и пообещала загладить свою вину. Она неохотно кивнула, и я стремительно направилась к выходу.

Я последовал за Новаком, сердце стучало все громче с каждым шагом. Дождь каскадами стекал по моему лицу, смешиваясь со слезами от переполнявших меня эмоций. Я смотрела, как Дамиан переходит улицу и исчезает за поворотом. Решив не терять его из виду, я держалась неподалеку, превратившись в его тень.

Со временем он привел меня на небольшую пустынную площадь рядом с центральной университетской библиотекой. Ливень не прекращался, но, казалось, ничто в мире не имело значения, пока я стояла там, скрытая темнотой.

Мой взгляд сфокусировался на парне, когда он приблизился к девушке в длинном красном комбинезоне, облегающем ее фигуру. Меня осенило: это была Кира Рубинина.

Казалось, время остановилось, пока они стояли, их лица находились на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, капли дождя блестели на их коже. Я с изумлением наблюдал, как Дамиан вытянул мизинец – жест, которым мы когда-то клятвенно обещали друг другу в детстве не ссориться. Кира поймала его мизинец своим, и они так и остались стоять, прижавшись друг к другу так, что у меня аж защемило сердце.

Их связь была неоспорима, и во мне всколыхнулась смесь противоречивых эмоций – зависть, смятение и печаль. Осознание этого ударило меня как удар в живот. Мои чувства к Дамиану оказались глубже, чем просто дружба, и вид его с кем-то другим сокрушил меня.

Словно почувствовав мое присутствие, Новак повернул голову, и наши глаза столкнулись. В этот момент я почувствовала, что он будто бы понял всю ту внутреннюю суматоху, которая творилась во мне. Дождь усилился, смывая все сомнения. Я повернулась и бросилась прочь, слезы потекли по лицу, сливаясь с потоками дождя.

Игра юных сердец

Я просыпаюсь в одной из роскошных гостевых комнат особняка Анеты. Мягкий утренний свет проникает сквозь занавески, наполняя комнату теплым светом. Постепенно приходя в себя, я понимаю, что предложение Анеты переехать к ней вместе с Кирой было действительно отличной идеей. Кошмары, которые преследовали меня в захудалом отеле здесь попросту отсутствуют.

Любопытство берет верх, и я решаю пройти на кухню, узнать, не могу ли я чем-то помочь хозяйству. Однако, едва войдя на кухню, встречаю приятный сюрприз. Анета, уже вовсю готовящая что-то вкусненькое, оборачивается, и ее лицо озаряет лучезарная улыбка.

– Голоден? – спрашивает она с теплотой в голосе.

Не могу не почувствовать прилив огромной благодарности. Я с готовностью киваю, и мой желудок урчит в знак согласия.

Пока мы смеемся и прикалываемся вдвоем за завтраком, неловкость момента постепенно исчезает. Мы решаем дать Кире поспать еще немного, так как на часах всего семь утра.

Утренние волосы Анеты мило ниспадают на плечи, и несколько прядей нежно касаются ее щек, когда она подносит к губам свою чашку кофе. В этот момент в моей голове проносится поток воспоминаний, возвращая меня в наши подростковые годы. Мы проводили вместе ленивые утра в кафе на набережной, делились историями, мечтами и секретами.

Потерявшись в мыслях, я глупо улыбаюсь и говорю: – Помнишь, как мы решили разбить кемпинг у озера?

Анета хихикает, допивая кофе.

– Как я могу забыть? Мы попали тогда под дождь, и наша палатка вся протекла, оставив нас промокшими и озябшими!

– …Да, – отвечаю я с ноткой ностальгии. – Но потом нам было весело. Помнишь, как сидели прижавшись друг к другу под одним одеялом, наблюдая за падающими звездами? Кажется, была середина августа…

Ее голубые глаза вспыхивают от воспоминаний.

– Конечно, помню. Это были лучшие времена… Только мы вдвоем, беззаботно познавая мир все лето.

Я киваю, чувствуя смесь горько-сладкой тоски и благодарности за этот момент.

– Тогда мы были непобедимы, – с призрачной улыбкой смотрю на сосны за окном. – И даже спустя столько лет, все ощущается… Как будто это все было только вчера.

Анета радушно кивает, ее взгляд встречается с моим.

– Жизнь подкидывает нам сюрпризы – возможность встретиться с прошлым. Кто бы мог подумать, что пройдет столько времени, и мы опять проснемся под одной крышей?

– Да, забавно, как все порой складывается, – отвечаю я, чувствуя, как прилив счастья переплетается с ностальгией.

– Я благодарна за этот второй шанс, Илья…

Анета неспешно накрывает на стол, и мы садимся вместе, с удовольствием пробуя еду, которую она приготовила с особой любовью.

Я никогда не думал, что моя жизнь примет такой крутой поворот. Вот он я, Илья Савицкий, ботан-подросток, прикидывающийся геем, чтобы быть как можно ближе к Анете Вуйчик, самой красивой девушке в нашем выпускном классе. Все началось с глупой затеи, но теперь она превратилась в запутанную паутину эмоций и лжи.

Этим вечером мы оказались на вечеринке для избранных – элитников, которая проходила в стенах виллы одного из богатеньких школьников в старинном немецком районе Амалиенау.

Войдя в дом рука об руку, мы изображали идеальную пару. Мы танцевали, показательно смеялись и отрывались по полной, но я не знал, что эта ночь приготовила для меня сюрприз.

Анета, как и подобает светской бабочке, направилась к группе своих состоятельных приятелей, которые играли в печально известную игру – "Бутылочку". Я всегда считал эти игры низкопробными, но Анета оказалась по-детски заинтересованной, и я, не раздумывая, присоединился к компании.

Так мы оказались на диване, окруженные нашими друзьями. Милай Кёлер, мой ближайший друг, сидел с Кирой Рубининой, своей девушкой, и они были воплощением гармоничной пары – оба красивые и уверенные в себе. Его рука покоилась на ее талии. Она улыбалась, когда он изредка склонялся к ней, чтобы что-то прошептать. Они были спокойны, вежливы и совсем не пили. В другом конце круга был Дамиан Новак, еще один участник игры. Он сидел в кресле с какой-то незнакомой девушкой на коленях, а Дарья Азарова расположилась на полу с бутылкой разбавленной колы, наблюдая за игрой с усталой ухмылкой.

Милай вдруг бросил на меня взгляд, вопросительно приподнял бровь и подмигнул. Мне стало интересно, что он на этот раз придумал. Я еще не подозревал, как эта игра перевернет мой мир с ног на голову.

Пока бутылка кружилась по журнальному столику, все затаили дыхание, ожидая, когда она остановится. Подошла моя очередь, и тут Милай слегка подтолкнул стол коленкой. Мое сердце бешено заколотилось, когда горлышко бутылки угодило прямо в Анету. Вокруг нас раздался смех, сопровождаемый поддразниваниями и перешептываниями.

– Серьезно? Она не будет делать этого с ним! Это же Анета… – прошептал кто-то, и комната разразилась хихиканьем.

Смутившись, я опустил взгляд, чувствуя, как раскраснелись мои щеки. Но когда я осмелился поднять глаза вновь, то увидел, как Анета смотрит на меня, и на ее губах играет шаловливая усмешка. Без малейшего колебания она уверенно приблизилась и наклонилась, чтобы поцеловать меня. Ее мягкие губы приятно прикоснулись к моим, и я невольно приоткрыл рот, позволяя ей делать все, что она только пожелает.

В этот момент время остановилось, и я почувствовал, как по моим венам пробежал электрический разряд. Это было самое эйфорическое чувство, которое я когда-либо испытывал.

После Анета рассмеялась, пожав плечами, как будто все это было просто дурацкой игрой. Но в глубине души я не переставал думать, не было ли в этом поцелуе чего-то большего для нее, чем казалось на первый взгляд.

Когда вечер подошел к концу, мы с Анетой отправились домой пораньше. Наши шаги эхом отдавались на тихих улицах старинного Кенигсберга.

Наконец, не в силах больше сдерживать свое нетерпение, Анета резко остановилась и нервно выдохнула.

– Неужели все геи так классно целуются? – выпалила она, не отрывая взгляда от земли.

Ее вопрос поверг меня в оцепенение, и я начал судорожно подыскивать варианты ответа.

– Не-ет, – заикаясь, проговорил я едва слышным шепотом. – Только те, кто влюблены.

Глаза Анеты расширились, а щеки окрасил слабый румянец.

– Правда? – с невинным взглядом спросила она. – И кто же этот счастливчик?

Я мысленно дал себе оплеуху, оказавшись на грани очередного вранья. Зачем я опять солгал ей? Но слова уже слетали с моих губ: – Миша Санников, – буркнул я на голубом глазу, выбирая имя по скудной памяти.

– Да ладно! – взволнованно пискнула девушка. – Я знаю Мишу. Мы вместе учились на английских курсах в прошлом году! Хмм… А у тебя неплохой вкус, Илюш… – улыбнулась она, игриво подмигнув мне, и мы продолжили прогулку по тускло освещенной улице.

В этот момент я испытал самый большой приступ угрызений совести. Часть меня понимала, что эта ложь рано или поздно раскроется, но я не мог устоять перед соблазном общения с Анетой, даже если это означало скрывать свои истинные чувства. Ведь всех остальных парней, что признавались ей в симпатии она посылала на три буквы после одного омерзительного случая в прошлом году. И меня она когда-нибудь пошлет. Но надеюсь, это будет нескоро.

Когда мы сидели в тускло освещенной хижине, солнце уже село, и темнота окутала лес. Мягкое мерцание огня отбрасывало жуткие тени на бревенчатые стены.

Илья сидел на стуле в углу, нервно поглядывая на дверь.

Я проследила как его фигура устраивается на скрипучей деревянной поверхности. Стул протестующе скрипел под тяжестью годов, и звук эхом разносился по всей хижине.

"Прямо как наша дружба…", – подумала я про себя.

Пока я наблюдал за Савицким, в моей голове пронеслись разные картины прошлого. Нельзя было не поразиться тому, как он изменился. Из нетерпеливого мальчишки-ботаника, которого мы знали в школьные годы, он превратился в подтянутого мужчину с точеными чертами лица. Его очки, которые он когда-то носил, были заменены на линзы и лукаво прищуренный взгляд, придававший его облику шарм.

Илья тщательно подбирал слова: – Что сказано в хижине, то в ней и останется. Помните? Так почему бы нам не начать наше небольшое расследование?

Я окинула взглядом группу, было видно, что никто из нас не горит желанием разбираться в этом ребусе.

План Ильи был прост и в то же время гениален. Каждый из нас должен был рассказать о деталях получения анонимных конвертов. Объединив наши сведения, мы могли бы выяснить скрытую за последним конвертом причину и ситуацию в целом.

Прочистив горло, я ощутила в густом воздухе тяжесть ожидания.

– Ну что ж, – начала я. – Мой конверт прибыл в немаркированном виде, и на нем не было обратного адреса. Только дата, место и… имя.

– Чье имя? – спросил Илья.

– …Дамиана.

Боже, зачем я вру???

Дарья сразу добавила: – Я тоже получила такую же почту. В нем была та же информация. И тоже с именем Дамиана. – ее пронзительный взгляд устремился на меня.

Все повернулись, чтобы посмотреть на Дамиана, который непринужденно восседал на кухонном табурете у подобия барной стойки из пален.

Дарья приподняла бровь, хмыкнув: – А чье имя было в твоем конверте, Дам?

Он молча взглянул на нее, а затем перевел взгляд на меня.

– Киры.

Что-то непонятное, теплое шевельнулось во мне, как только он произнес мое имя.

Анета внимательно слушала, ее глаза горели от волнения перед неизведанным.

– Имя в моем письме принадлежало Илье.

Илья выдохнул: – В моем письме тоже была ты.

Они обменялись улыбками.

Савицкий, наш самопровозглашенный детектив, всегда обладал способностью решать головоломки и раскрывать скрытые от посторонних глаз вещи. В детстве он часами читал романы о мистериях, очарованный хитроумным умом таких сыщиков, как Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро. Мы часто смеялись над его одержимостью, но теперь казалось, что его страсть превратилась в ценный актив.

Я наклонилась вперед, и мои пальцы коснулись поверхности последнего конверта на столике. Он был гладким, желтым, непритязательным, как и любое другое почтовое отправление.

– Так каков план, Илья? – спросила я, не в силах скрыть своего нервоза.

Глаза мужчины обежали комнату, его взгляд остановился на каждом из нас.

– Мы начнем с анализа самого конверта, – объявил он, его голос был полон решимости. – Каждая деталь, какой бы незначительной она ни казалась, может содержать ключ к разгадке.

Он указал на конверт, призывая меня рассмотреть его поближе. Я осторожно провела кончиками пальцев по его краям, нащупывая все неровности.

– Ожидаемо, обратного адреса нет, – заметила я, нахмурив брови. – И бумага плотная, похоже, дорогая, не то, что можно найти в почтовом ящике от рекламщиков.

Илья кивнул в знак согласия, его глаза блестели от азарта.

– Именно. Это наводит на мысль, что наш отправитель – человек, который ценит секретность, тот, кто готов вкладывать деньги в тонкости анонимности.

По мере того как мы обсуждали возможные варианты, наши голоса становились все громче, наполняя хижину созвучием теорий и догадок. Любое подобие взрослости растаяло, оставив лишь беззаботное товарищество прошлых лет. В тот момент мы больше не были ни охотниками за головами, ни психологами, ни танцовщицами, ни лаборантами. Мы были просто группой старых друзей, вновь разжигающих пламя нашего общения. Только Дамиан не решался присоединиться.

Илья придирчиво изучал почерк, внимательно рассматривая каждый изгиб и штрих, ища подсказки, спрятанные в чернилах. Остальные тем временем устроили мозговой штурм, каждый предлагая свою уникальную точку зрения на происхождение странного послания. Атмосфера в комнате была напряженной, словно хождение по тонкому льду в ожидании, что он вот-вот треснет. Но Илья с неумолимой решимостью работал над фрагментами головоломки.

Внезапно его голос прорвался сквозь болтовню, заставив комнату замолчать.

– Кажется, я понял! – воскликнул он, его глаза вспыхнули триумфом. Мы придвинулись ближе, ловя каждое его слово. – Я вспомнил, где я видел похожий почерк!… Вы с ним не учились в одном классе, но я запомнил его по оформлению старой стенгазеты. Почерк, выбор слов – все указывает на кое-кого, кого мы все хорошо знали.

Комната разразилась смесью нетерпения и беспокойства. Кто бы это мог быть? Когда в голове проносились все возможные варианты, воздух потрескивал от напряжения.

Ухмылка Ильи растянулась от уха до уха, затягивая момент.

– Это… – он сделал театральную паузу, оттягивая момент. – Один из нас! Кто именно – сами додумайте.

Раздался раскатистый хохот Савицкого, от которого по комнате прокатилось эхо. Все уставились на него со смесью облегчения и раздражения.

– Это было не круто, Илья! Мы все сейчас на взводе, – покачивая головой, заявила Анета.

Веселье Ильи было заразительным, и вскоре напряжение испарилось. Смех Анеты вырвался наружу и перерос в искреннее хихиканье, заполнившее всю комнату. Один за другим к ней присоединились и остальные, сбросив с плеч тяжесть.

– …Значит, мы можем с уверенностью предположить, что эти конверты были специально созданы для того, чтобы свести нас вместе. Но зачем? – вопрос Анеты повис в воздухе.

Дамиан, который до сих пор молчал, наконец заговорил: – Может быть, этот кто-то просто жаждет отомстить всем нам. Кто-то из нашего прошлого.

От этой мысли у меня по телу поползли мурашки. Я понятия не имела, кто может иметь такую затаенную обиду на всех нас.

– Но за что? – невинно пискнула Анета.

– Всегда найдется за что. – произнес Новак, кладя ногу на ногу.

Пока мы размышляли над его теорией, наше внимание привлек отдаленный звук. Это был слабый шорох, как будто кто-то пробирался к дому через лес снаружи.

Огонь беспокойно мерцал, отбрасывая вытянутые тени на наши лица.

– …Вы тоже это слышали? – прошептала я, мой голос был едва слышен в тишине.

Мы обменялись тревожными взглядами, понимая, что снаружи явно кто-то есть.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату полетели сухие листья от сильного ветра. В дверном проеме стояла фигура, залитая лунным светом, пробивавшимся сквозь плотный полог над головой. Это был мужчина, рослый и внушительный, с резкими чертами лица и пронзительными глазами, в которых, казалось, плескалась вселенская скорбь.

– Так-так-так, – усмехнулся он, его голос был наполнен смесью веселья и злобы. – Вы только посмотрите, что у нас тут. Компания старых друзей, которых свела снова судьба и небольшой толчок с моей стороны.

В комнате воцарилась тишина, все взгляды были устремлены на таинственного незваного гостя.

Первым заговорил Илья: – Кто вы? Что вам от нас нужно?!

Мужчина захохотал, его приглушенный смех гулко отдавался в маленьком помещении.

– Зовите меня Кукловодом. А что касается того, чего я хочу от вас, то это же испортит все удовольствие, не так ли? Скажем так: у меня есть для вас одна игра.

Кукловод медленно потянулся в карман и достал пачку конвертов. Он бросил их на стол, и каждый приземлился с мягким стуком. В комнате воцарилась жуткая тишина, и все мы уставились на зловещую коллекцию, лежащую перед нами.

– Видите ли, – начал он, в его голосе сквозило злорадство, – все эти тринадцать лет я наблюдал за каждым из вас, изучал каждый ваш шаг. Я знаю ваши секреты, ваши желания, ваши слабости. И теперь пришло ваше время столкнуться с последствиями своих выборов.

Страх поднялся во мне, как приливная волна. Я схватилась за грудь, пытаясь унять дрожь в пальцах, когда потянулась за конвертом с моим именем.

Похолодевшими руками я вскрыла конверт и заглянула внутрь, но не обнаружила там ничего, кроме пустоты. Неприятное чувство опустошения грызло душу, оставляя странное ощущение незащищенности.

Я взглянула на Кукловода, и мой голос стал едва слышным шепотом: – Что все это значит?

Кукловод усмехнулся, его перекошенное лицо исказилось от удовольствия. Он сплюнул на пол, его презрение было очевидным.

– Чистота, – прорычал он, его похожие на рыбьи глаза уставились на мои руки, словно выискивая хоть какое-то пятно. – Слишком чисто.

Смятение и паника захлестнули мой разум. Что он имел в виду? Прежде чем я успела высказать свои опасения, Кукловод перевел сверлящий взгляд на моих знакомых, и его губы искривились в порочной ухмылке.

Дарья с остервенением разорвала конверт. Ее глаза расширились от ужаса, когда багровая жидкость вырвалась наружу, испачкав ей руки.

– Не чистая! – гаркнул Кукловод, указывая на нее обвиняющим пальцем. – Совсем не чистая!

Руки Ильи тоже были испачканы красной жидкостью, доходившей до запястий. Паника распространилась как лесной пожар, и Анета закричала, обнаружив, что ее собственные руки тоже вымазаны в зловещем багрянце.

Я отчаянно искала взглядом Дамиана в хижине. Но его нигде не было. Смятение и ужас прокатились по моим венам. Куда он мог деться?

Внезапное движение сбоку от меня привлекло внимание, и я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть металлический блеск над головой. Инстинктивно я увернулась, едва не столкнувшись с ножом, который разрезал воздух, разминувшись с моим лицом в нескольких сантиметрах. Комната разразилась криками и вздохами, ужас сковал всех нас.

В это мгновение я поняла, кто владеет ножом. Это был Дамиан, его глаза были пусты, а выражение лица лишено всяких эмоций.

Я вскрикнула, звук вырвался из моего горла, первобытный крик страха и душевной боли. Руки Анеты трясли меня, отчаянно пытаясь вытащить из кошмара, в который я попала.

– Кира! Проснись! Это всего лишь сон! – прорвался сквозь хаос ее обеспокоенный голос.

Распахнув глаза, я обнаружила, что вернулась в реальность: вокруг меня по-прежнему сидели бывшие друзья, их озадаченные лица составляли разительный контраст с ужасами моего сна.

По мере того как я вглядывался в знакомое окружение, облегчение накатывало на меня, как прохладная волна, успокаивая колотящееся сердце. Все это было плодом моего воображения – извращенное видение, вызванное страхами, которые таились в моем подсознании.

Я встретила взгляд Дамиана, его глаза были наполнены далекой грустью. Я отвела глаза: остатки кошмара все еще не исчезли, угрожая омрачить нашу реальность. Но мы все были в безопасности. И за это я была искренне благодарна.

Иногда грань между сном и реальностью стирается, напоминая нам о том, насколько хрупким может быть наш сознание. Может ли быть в этом сне скрыта какая-то подсказка?… Кто знает.

Община Рейха

Дамиан протяжно вздохнул, проведя руками по своим темно-пепельным волосам. После минутного молчания он заговорил: – Если мы разберемся во всем этом вместе, не ухудшит ли полиция ситуацию?

Новак был прав. Мы все совершали в этом городе не самые достойные упоминания поступки, тайные махинации, о которых никто не должен был знать. Возможно, некоторые из них были серьезнее, чем у других. Еще больший переполох – последнее, что нам нужно.

Илья в задумчивости потрепал бороду.

– Дам, – обратился он через минуту, – кто, по-твоему, мог прислать это?

– Понятия не имею, – шикнул Новак. – Мог быть кто угодно.

Дамиан рассуждал здраво; мы не могли рисковать, раздувая из мухи слона. Кроме того, Кире уже снятся кошмары из-за этих конвертов. Я взглянула на нее. Она была бледна, волосы растрепаны. Она напугала нас всех, когда задремала и проснулась с криком.

Видя, что группа погрузилась в беспокойство, Дари вмешалась: – Почему бы нам не предположить, что это мог быть кто-то из нас?

Ее слова прокатились эхом по комнате, отдаваясь в голове каждого. Дамиан метнул в нее предупреждающий взгляд. Кира побледнела еще больше. От такого комментария всем стало не по себе. Один за другим взгляды переводились на другого и пристально изучали друг друга. Атмосфера становилась неуютной, тяжелой, подозрительность подтачивала наши суждения. Казалось, "доверие"вдруг стало чуждым концептом.

– Нет! – Кира внезапно вскочила. – Как мы вообще можем так думать друг о друге? Мы же когда-то были друзьями! Только посмотрите на нас сейчас! – схватив свою чашку, она устремилась на кухню.

И в этом была доля правды: когда-то давно мы были одним целым, связаны общими приключениями и памятью. Теперь же в нашу жизнь просочилась тьма, и она пятнала каждое наше общение.

Поздние лучи солнца омывали город, окрашивая обычную суету в золотистый оттенок. Местное приморское очарование было трудно игнорировать, даже несмотря на то, что в этот день я оказалась по ту сторону школьных порядков. В кулаке был зажат клочок белой бумаги – вырванной страницы из дневника, – на память об утренней лекции за мои вечные опоздания. Как бы сильно я ни была раздражена, я знала, что существует один человек, способный рассеять все мои тревоги в небытие. Милай. Мое спасение от изводящего мира.

Я влезла в свои заношенные кеды, прихватила любимое шоколадное печенье Милая, покоившееся на кухонном столе, и выкатила свой велосипед на лужайку перед домом. Чувство радостного предвкушения взяло верх над горьким привкусом утреннего выговора, когда я крутила педали в сторону живописного трейлерного парка "Аркадия"на восьмом километре Куршкской косы. Немногие видели этот парк, как я, – красивым, поскольку думали, что эти старые трейлеры не более чем хаотичное скопление железа и сомнительных личностей, живущих среди бурелома. Но для меня эти вагончики были местом, где хранились истории, мечты и секреты; это был уникальный мирок, не похожий ни на один другой.

Меньше чем через полчаса я была на месте. Спрятав велосипед в густом кустарнике, поскольку правила парка не гарантировали сохранность оставленного без присмотра имущества, я отправилась по уже привычной тропке. Когда я приблизилась к вагончику Милая, выкрашенному в темно-желтый цвет, мое сердце замерло при виде картины, которую я не ожидала увидеть.

Какая-то женщина, вероятно, лет тридцати, вела с ним оживленную беседу. Одетая в откровенно тонкий полупрозрачный топ и бесстыдно узкие шорты, она безудержно кокетничала. Во мне всколыхнулась острая вспышка ревности. Посмотрев на ее смех, я постаралась подавить в себе ревность и сделать максимально невозмутимое лицо, готовое к встрече с ним.

– Милай! – позвала я. Когда он обернулся, на его изумленном лице засиял луч мгновенной радости при виде меня. Он был одет в выцветшую черную футболку и обтягивающие джинсы, с его растрепанными ветром темными волосами и солнечными глазами – он был неотразим.

Я была раздражена на него за что-то минуту назад?… Не-е, не думаю. Его ухмылка сменилась теплой улыбкой, когда он притянул меня в свои медвежьи объятия. Я ощутила холодок от его металлических колец, когда они скользнули по моему плечу. Здесь я была дома, в его объятиях, вдали ото всех.

Заигрывающая женщина быстро исчезла из поля зрения, скрывшись в своем автоприцепе на фоне громкой музыки в стиле ретро.

Милай, совершенно не обратив внимания на ее уход, пригласил меня последовать за ним в его вагончик. Его беспечное отношение к жизни, обаятельная отстраненность, которая продолжала меня околдовывать, – все это приводило меня в восхищение.

Однако в этот момент под его теплым взглядом я приостановилась. Внезапно на смену спокойствию пришла нешуточная эмоциональная буря. Буря, которая поглотила меня прямо здесь, у порога его жилища.

– Что случилось, Кир? Что-то не так? – Милай слегка прищурился, его взгляд проследил за моим, задержавшись на соседнем вагончике.

– Она часто так делает? – спрашиваю я, наблюдая за женщиной, нагло расхаживающей перед окном в одном лишь полотенце.

– Что делает? – он искренне удивился, в его глазах почти уморительно вращались колесики замешательства.

– Она ежедневно разгуливает в этом полупрозрачном топе прямо у тебя под окнами, Милай? – подначила я, стараясь не переходить на резкие нотки в голосе.

Как бы ни хотелось, но я сейчас была совсем как моя мама, вечно склонная к подобным доводам.

Мой парень почти непринужденно пожал плечами.

– Не знаю? Возможно.

Я почувствовала, как под кожей закипает гнев.

– Женщина в твоем соседстве щеголяет едва ли не в нижнем белье, а ты "не знаешь", как часто?

И снова на его лице расплылась эта безумно обворожительная улыбка с ямочками.

– Меня часто не бывает дома, так что я, честно говоря, не в курсе.

Я выдержала минуту молчания, прежде чем наконец заговорила: – Не подождешь меня здесь минутку? Я бы хотела перекинуться парой слов с этой мисс Топлесс.

Самоуверенно я направилась к соседнему трейлеру. До меня донеслись затихающие звуки его хихиканья, но я отмахнулась от них: сейчас мое внимание удерживало только одно – гнев.

Исчезнув в приоткрытой двери ее автоприцепа, я оставила Милая одного, в тени ближайшего дерева.

К тому времени, когда я вышла оттуда спустя десять минут, женщина была уже вполне одета, а на ее лице расплылась приветливая ухмылка, когда она махнула мне на прощание.

При моем приближении выражение лица Милая заметно преобразилось в изумленное.

– …Ты в порядке? – произнес он с беспокойством, присматриваясь ко мне.

Почувствовав необычное облегчение, я ответила ему теплой улыбкой.

– Да, в полном. А что?

Его рука идеально легла в мою, когда я повела его прочь.

– Что это вообще было, Рубикон? – его глаза сверкнули озорным блеском.

– Мы просто поболтали, как девушки. Кстати, у тебя весьма милая соседка.

Милай внезапно притормозил, привлекая меня в свои объятия. Его темно-серые глаза излучали глубокое благоговение.

– Ты чудо, Кира Рубинина. Ты ведь знаешь это. Да? – прошептал он, нежно поглаживая подушечкой большого пальца мою нижнюю губу.

Я невольно опустила взгляд на его губы, сердце радостно запнулось в ответ на его слова.

Пока дождь продолжал моросить за окном, обстановка внутри постепенно приходила в норму. Анета и Дарья болтали на кухне, их голоса тихо перекликались в мерцании свечей. Илья, погруженный в свой собственный мир, сидел у камина и перелистывал страницы какой-то книги. Дамиан, постоянно сидевший в телефоне, получил звонок и вышел на крыльцо.

Почувствовав скуку от бездеятельности, я решила порыться в старых, пыльных коробках, сваленных в углу. Открывая одну коробку за другой, я невольно предалась воспоминаниям о давно минувших временах. Когда я потянулась за очередной коробкой, моя хватка ослабла, и какая-то упаковка полетела на пол, выплеснув свое содержимое.

К моему удивлению, вокруг моих ног каскадом раскинулись россыпи шоколадных плиток голубого цвета. Шоколад "Воздушный Белый", мой любимый с детства. Хмурясь, я осмотрела лежащее передо мной сладкое изобилие.

– О, вкусняшки! Сколько их тут! – воскликнула Анета, с воодушевлением хватая одну из плиток. – Откуда это?

– Понятия не имею.

Анета на мгновение задумалась, тряхнув головой.

– Странно… А разве это не твои любимые? Я запомнила.

Я молча кивнула, все еще недоумевая.

Мы сидели на полу и пересчитывали шоколадки одну за другой.

Всего их было сто пятьдесят шесть.

– Так много… – пробормотала Анета, изучая даты на упаковках. – Самая старая – 2005 года. Невероятно. А срок годности самой новой истек всего несколько месяцев назад!

Пока мы осмысливали эту находку, из гостиной донесся голос Ильи.

– Сто пятьдесят шесть плиток… Как раз столько месяцев прошло с тех пор, как мы в последний раз были все вместе в этом домике. Тринадцать лет назад.

Его фраза повисла в воздухе, оставив нас всех в безмолвии. Значение числа и наличие моих любимых шоколадных плиток словно связывали нас с забытым прошлым. Меня переполняли вопросы. Кто мог так постараться, чтобы каждый месяц приносить в хижину мои любимые шоколадки? И зачем?…

Звук закрывающейся входной двери прервал наши размышления. Вернулся Дамиан. Увидев нас в окружении шоколадных плиток, он замер, наткнувшись на мой взгляд, но поспешно отвел его и направился на кухню. Я поспешила за ним.

– Дам… ты что-нибудь знаешь об этих шоколадках?

Мужчина шмыгнул носом и качнул головой. От него пахло сигаретным дымом и хвоей – знакомый запах, который напомнил мне о том времени, когда мы были еще подростками.

Он стянул с себя кожаную куртку и бросил ее на спинку стула. Дарья, сидевшая в углу за его спиной, бесстыдно провела взглядом по его нижней части тела.

Тем временем из гостиной раздался ликующий голос Анеты. В одной из старых коробок она обнаружила бутылку Кагора «Массандра», которую запрятал там кто-то из нас после одной из вечеринок еще в школе.

– Хорошо, что вино не как просроченный шоколад и с годами становится только лучше! – Анета лукаво улыбнулась.

– Прямо как ты.

Все обернулись к Илье, который выдал эти последние слова. Лицо мужчины перешло от розоватого к пунцовому оттенку, а сам он резко отвернулся. Анета же самодовольно усмехнулась, также пытаясь скрыть от нас свою реакцию.

Смех наполнил домик, и напряжение спало. В мгновение ока мы все собрались за маленьким столиком у камина. Дарья включила старую кассету с записью гитары и пения Анеты, которую они сделали еще в школьные годы.

Когда музыка заполонила комнату, а вино разлилось по пластиковым стаканчикам, мы позволили себе мысленно перенестись в то время, когда наши заботы были гораздо скромнее.

Возвращаясь из маленькой ванной комнаты в хижине, я случайно заметила какую-то бумажку застрявшую под подоконником в коридоре. Это была старая выцветшая фотокартока, на которой были запечатлены мы с Милаем.

На снимке его лучезарная улыбка и милые ямочки на щеках, которые сразу бросились мне в глаза, – там он крепко обнимал меня со спины. Я выглядела умиротворенной и словно вся сияла под лучами ласкового солнца. Нахлынули воспоминания о том моменте – снимок был запечатлен во время нашей летней поездки на озеро Лебедь в двух километрах от российско-литовской границы. Мы отправились в поездку вдвоем, изучая природу нашего красивейшего края, а затем немного покатались по Литве. Я гордилась тогда своими новообретенными водительскими правами, ведь я проехала на его машине весь путь туда и обратно. Просыпаться рядом с ним каждое утро в мотелях по дороге было поистине волшебно. Я никогда не была настолько счастлива.

Погрузившись в ностальгические мысли, я прошла в гостиную, где Анета с нетерпением выхватила у меня из рук фотографию и принялась внимательно ее рассматривать.

– О! Вы были такими хорошенькими вместе! – промурлыкала она, показывая снимок всем присутствующим в комнате.

Дарья безучастно дернула бровью, а Илья прочистил горло и вернулся к своей книге. Дамиан же, казалось, словно застыл на месте, его лицо лишилось выражения, а сам он отвёл взгляд в сторону, скрывая свои эмоции за хмурым настроем. Я не поняла, что послужило причиной его такой реакции. Фото?… Или он просто устал?

Анета зарделась и принялась рассказывать о своем знакомстве с Милаем, раз речь зашла о нем. Она вспомнила, как он однажды спас ее от потенциального приставания на вечеринке, а Илья дополнил ее, поведав, что благодаря Милаю прекратились издевательства, с которыми он сталкивался в школе. Даже Дарья отметила отзывчивость Милая, упомянув о том, как он разрешил ей пожить в этом домике, который он купил, когда у нее были проблемы с родителями.

– Подождите-ка, что? Милай купил эту хижину? Когда??? – недоуменно переспросила я.

– Да, – нерешительно призналась Анета, придав своему голосу оттенок сожаления. – Он купил его на свои сбережения почти сразу, как мы его обжили, однако он специально попросил нас не говорить тебе об этом. Хотел, чтобы ты считала его бесхозным, как будто мы его нашли, чтобы вызвать у тебя чувство авантюризма и бунтарства. Такими были его слова.

Меня охватила пелена грусти. Значит, Милай все это время хранил от меня эту тайну?…

– Полагаю, он все еще владеет этим домом. Впрочем, я не видела его уже много лет, – задумчиво произнесла Дарья.

И тут вдруг Дамиан, который молчал на протяжении всего разговора, резко вскочил.

– Да вашу мать! Милай то, Милай се! Келер был далеко не святоша! Вы все тут бредите?! Живете в какой-то альтернативной реальности? – раздался его взбешенный голос, прежде чем он схватил свою куртку, и в глазах его вспыхнул гнев. – Милай Кёлер был кем угодно, только не праведником! – с этими словами он выскочил под проливной дождь.

Когда Дамиан стремительно выбежал из хижины, напряжение в комнате, казалось, затаилось. Его слова повисли в воздухе тяжелым грузом, и все почувствовали себя не в своей тарелке.

У меня же его бурная реакция вызвала всплеск противоречивых эмоций. Хотя Милай всегда казался мне заботливым и поддерживающим парнем, слова Дамиана указали на скрытую сторону, о которой никто из присутствующих не подозревал. Никто, кроме меня…

В моей голове все еще жил образ той старой фотокарточки. Но по мере того как начинала раскрываться общая история с разных сторон и слов, я не могла игнорировать зарождающиеся сомнения.

Анета, почувствовав мою внутреннюю борьбу, подошла ко мне с сочувственной улыбкой.

– Кир, может, мы и не знаем всей вашей истории, но мы ведь тоже были частью жизни Милая. И ты нам совсем не чужая. Не обращай внимания на Новака. Он всегда был немного… взрывным.

– Нет. – выдохнула я. – Он прав. Никто не был святым, и Милай не был исключением.

– Кир? О чем это ты? – Анета смутилась, протягивая мне бокал вина со стола.

– … У нас с Милаем всегда была глубокая связь, – начала я, и мой голос чуть дрогнул. – Но были моменты, мимолетные проблески иной стороны его личности, которые порой намекали, что с ним что-то не так. Этого не было заметно во время нашей летней поездки или тех вечеров, которые мы проводили вместе, но были случаи, в которых он проявлял склонности, которые говорили о том, что он был… несчастен все это время и лишь притворялся, что был счастлив ради меня. Но… в этом не было его вины. Он был воспитан в таком… окружении.

Дарья вопросительно вскинула бровь, заинтересовавшись.

– Что ты имеешь в виду, говоря о его несчастности? Неужели он тайком рыдал в ванной и все такое?

Я выдержала короткую паузу, собираясь с мыслями.

– Нет. Он делал это по-другому. Иногда… У него были периоды, когда он подталкивал меня к риску, к сопротивлению общественным правилам, и все это под предлогом того, чтобы я ощутила свободу, стала более уверенной. Я думала, что мы просто развлекаемся… Но, оглядываясь назад, я начинаю задумываться, не было ли в его действиях чего-то скрытого.

Илья, оторвавшись от книги, включился в разговор.

– Как думаете, может, у Милая были какие-то проблемы с родителями или еще что-то? Помню, он часто оставался ночевать здесь. Или в том вагончике, который был у него в Аркадии.

Я отрицательно покачала головой.

– Я точно не знаю.

Анета вздохнула, ее глаза исполнились сочувствия.

– Кир, мы не хотели совать нос в ваши с ним отношения, потому что в то время вы оба всегда казались самыми счастливыми друг с другом..... Но, вспоминая прошлое, кажется, что для Келера было важнее создать некий фасад, мир, где он всегда будет главным героем. Может, поэтому он и купил хижину, чтобы контролировать ход событий?

По телу прокатилась волна непреклонной решимости. Нет, это точно был не мой Милай. Она ошибается. Все они заблуждаются. Милай никогда не стал бы использовать или манипулировать кем-то из нас. Никогда!

Анета подошла ближе и подлила мне еще вина. Насыщенный аромат наполнил пространство, даря ощущение комфорта. Однако Дарья отказалась пить, несмотря на настойчивые уговоры Анеты.

Илья добавил в камин еще дров. Через несколько минут мы расположились вокруг потрескивающего огня, сидя на мягком ковре с подложенными под спину подушками.

В то время как пламя пылало и разлетались искры, мне в голову пришла одна мысль, едва сорвавшаяся с губ: – А община Рейха все еще существует?

Вопрос повис в воздухе, ожидая, что кто-то его подхватит.

Дарья шумно выдохнула, ее дыхание смешалось с витающим дымом.

– Культ? О, он по-прежнему продолжает функционировать, да, – пробормотала она. – Более того, со временем он только разрастается. И становится еще более секретным. Город стали больше оберегать. В частности, от чужаков.

– Но они же впустили нас! – вмешалась Анета. Женщина поудобнее откинулась на спинку дивана, в ее глазах отражались пляшущие блики пламени.

– Это потому, что мы не чужаки, – отозвалась я.

Дамиан всегда подозревал, что с Милаем Кёлером что-то не так. Его окружала какая-то неспокойная аура. Но лишь когда Дамиан случайно увидел небольшую ампулу, засунутую в рюкзак Милая, его худшие догадки подтвердились.

В ампуле хранились крошечные голубые таблетки, при виде которых сердце Дамиана учащенно забилось, когда он сообразил, что это такое. Седативные таблетки. Таблетки, которые помогали Келеру не спать по ночам. Что могло заставить человека прибегнуть к таким сильным препаратам? И почему Милай держал это в секрете от банды, когда они, поклявшись на крови, обязаны были все друг другу рассказать?

Однажды, после уроков, юноша решил встретиться с ним лицом к лицу. Он нагнал парня в коридоре, на его лице читалась решимость.

– Нам нужно поговорить, – твердо произнес Новак.

Милай невозмутимо огляделся по сторонам, наблюдая, как мимо них спешат ученики.

– Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, Дамиан… Это не может подождать?

– Нет… Обещаю, что не расскажу Кире об этом разговоре.

Милай замешкался, озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-то может подслушать их разговор. Наконец он вздохнул.

– Хорошо, но пообещай, что ни словом не обмолвишься об этом. Особенно о таблетках, – его голос едва превышал шепот.

Дамиан кивнул, чувствуя, как внутри него нарастают предвкушение и тревога. Он понятия не имел, что собирается открыть ему Келер, но знал, что это не обещало быть чем-то хорошим.

Они вошли в пустой класс, где негромко гудел кондиционер, служащий фоном для их разговора. Милай прикрыл за ними дверь и прислонился к стене, на его лице проступило тревожное выражение.

– Я скрывал это от вас всех. И я не сожалею об этом. Необходимо было держать это в секрете… Тем не менее вам следует кое-что узнать о моей семье.

– Что же?

Келер сделал отрывистый вздох.

– Есть такая организация, Дам. Они называют себя общиной Рейха.

Глаза Новака расширились от неверья.

– Община Рейха? Что?.... Это какая-то шутка, Келер? Розыгрыш? Ха-ха. Извини, но я сразу понял, что у тебя отсутствует чувство юмора, когда ты стал встречаться с Кирой.

Милай молча кивнул, его лицо побледнело.

– Это не шутка. Это старинное сообщество. Его основали сразу после того, как немцы покинули город. Осталась небольшая элитарная группа, поскольку у них были деньги, чтобы откупиться от неизбежного переезда и сохранить свои дома. Вся моя семья состоит в этой общине, – признался он. – Я никогда не хотел быть ее частью, но в итоге угодил в их ряды. У них есть рычаги давления на нас – обрусевших немцев. Община Рейха вынуждает нас делать вещи, о которых нам и самим хочется молчать.

Глаза Новака расширились в недоумении. Он и раньше слышал об этом культе, но считал, что это какие-то городские байки, происходящие с другими людьми в каком-то далеком месте.

– Объясни мне поподробнее, – настоятельно потребовал парень. – Для чего существует эта община? Чем они занимаются? Что они отстаивают?

– Ты не должен знать о их деятельности НИЧЕГО! В противном случае велика опасность, что ты и сам окажешься втянутым в их темные дела. И меня они по голове не погладят за предательство разглашения.

Дамиан почувствовал, как по спине побежали мурашки, осознавая всю серьезность ситуации. Но его непреклонность в стремлении защитить Киру пересилила страх.

– Келер, я могу тебе помочь. Илья, Анета и Кира тоже могут. Мы поклялись, что, что бы ни случилось, мы будем действовать сообща. Не забыл?

Милай сокрушенно качнул головой, в его голосе сквозило отрицание.

– Все не так просто. Ты не понимаешь. Они повсюду в городе. У них везде свои глаза… Забудь. Сотри этот диалог из своей памяти, Дамиан… Пока они не сделали это за тебя.

Новак сжал кулаки, его готовность еще больше закалилась.

– Неважно. Ты не сможешь продолжать жить так и дальше, в этом страхе. Кира тоже не сможет. Теперь речь идет не только о твоей безопасности. Речь идет о защите тех, кто нам с тобой дорог. И как оказывается… Нам обоим больше всего дорог один и тот же человек.

Милай вдруг как-то мрачно усмехнулся, слегка задев Дамиана плечом, покидая класс.

Они шли по длинному, тускло освещенному коридору затихшего после занятий. Кругом стояла кромешная тишина, нарушаемая лишь звуком их тихих шагов.

Дамиан не мог теперь отделаться от ощущения, что за ним все время кто-то наблюдает, и все его чувства были настороже. Стены, казалось, смыкались вокруг них, пока они приближались к выходу. Келер развернулся к нему с серьезным выражением лица.

– Дамиан, ты должен понять одну вещь. Община Рейха – это не просто кучка индивидуумов. У них есть власть, недоступная нашему пониманию. Они располагают обширными связями, которые способствуют тому, что они делают. Мы не можем играть с этим. Это крайне опасно.

– Спасибо за столь веселый экскурс, дружище немчик! Думаешь, мне не все равно? Правильно. Мне плевать на их власть. Не обижайся, но мы однажды показали фашистам, где раки зимуют, и я уверен, что вполне смогу сделать это и еще раз для особо тупых, – процедил Новак сквозь зубы. – И я обязательно это сделаю, с твоей помощью или нет. Я сделаю это, как только они будут представлять для нее угрозу. Ты знаешь, о ком я. Так ведь?

Он хищно подмигнул и зашагал прочь, оставляя Милая Келера так и стоять на школьном крыльце с пустым взглядом вдаль.

Все для любви, все для тебя

Кира проснулась от внезапной прохлады и обнаружила себя в уже привычной обстановке деревянной хижины. Мягкий утренний свет проникал через окошко, наполняя комнату теплым светом. Когда глаза привыкли к обстановке, она заметила, что Дарьи нигде не было видно. Анета и Илья еще спали, прижавшись друг к другу на диване, и их умиротворенные лица отражали глубокую дрему.

Решив оставить их наедине со сновидениями, Кира бесшумно покинула домик. Ее ждала машина, припаркованная всего в нескольких метрах от дома. С чувством выполненного долга она скользнула на водительское сиденье и завела двигатель. Сегодня она планировала помочь Анете приготовить особый ужин в ее особняке.

Проезжая по живописному лесу, Кира испытывала приятные эмоции. Зеленые холмы, яркие полевые цветы, колышущиеся на ветру, – все это было похоже на давно забытый сон.

Добравшись до пригорода, Кира припарковала машину и направилась к бакалейной лавке. Она была полна решимости найти самые лучшие ингредиенты для предстоящего ужина и порадовать подругу. По оживленным улицам сновали люди, занятые своими повседневными делами. Туристический сезон был близок.

Набрав продукты по списку, Кира вернулась на парковку. Как только она потянулась за автомобильными ключами, ее глаза уловили какую-то деталь на стекле. По спине пробежал холодок, когда она поняла, что это была за записка. Послание было коротким и убедительным: "Уезжай из города или отсчитывай свои дни".

Разъяренная и испуганная Кира скомкала записку в кулаке и швырнула ее в ближайший мусорный бак. В недоумении девушка затрясла головой, внутри нее нарастал гнев.

"Не с тем вы затеяли свою охоту", – пронеслось у нее в голове.

Тогда она еще не знала, что за этим угрожающим посланием стоит другая разгневанная девушка, которая наблюдала за ней все это время со стороны.

Сердце шпионки бешено колотилось, и Дарья с трудом перевела дыхание, едва избежав поимки. В глубине души она наслаждалась паническим ужасом, который посеяла в сердце Киры, и получала огромное удовольствие от своей садистской игры.

Вернувшись в безопасность своей машины, Кира стала судорожно пытаться завести двигатель. Она прекрасно знала, что в этом городе у нее остались старые враги, но эта угроза носила личный характер.

Пока она гнала машину к поместью Анеты, вся острота происходящего давила на ее психику.

Был теплый летний вечер, и на улицах Кранца кипела оживленная жизнь.

Анете, Дарье и Илье предстоял столь долгожданный вечер. В старинном городе кипела туристическая стихия, и трое друзей знали, что их ждет поистине незабываемый вечер.

Они начали встречу в небольшом прибрежном кафе, где ели вкуснейшие бургеры и потягивали яркие коктейли. Радио на барной стойке играло зарубежные хиты 90-х, и девушки не могли не пританцовывать на своих местах. Они много смеялись, подпевали и тем самым создавали памятные моменты, которые навсегда останутся с ними.

После ужина ребята пошли прогуляться и наткнулись на старую фотобудку, притаившуюся в закоулке какого-то магазинчика с техникой. Сгрудившись в ней, они принимали забавные позы и запечатлевали свою дружбу в серии моментальных снимков. Хохот разносился эхом по округе, когда они рассматривали свои фото, каждое из которых было пронизано весельем и радостью.

Ночь еще не наступила, и троица решила пройтись по Курортному проспекту, где здания, выполненные в духе XX века, придавали городу особую романтическую атмосферу.

Пока троица прогуливалась, болтая и хихикая, туристический маршрут был давно пройден, и вот они уже оказались в каком-то сомнительном районе на окраине города. Тускло освещенный угол улицы наложил жуткую тень на их лица.

Как только ребята ускорили шаг, в поле зрения Дарьи попало необычное явление. Девушка указала на мужчину, стоявшего в нескольких метрах от них в окружении нескольких подростков. Из-под поношенного плаща он торговал сомнительными товарами.

Бросив взгляд на стрелки часов на соседнем старом здании с пурпурной рекламной вывеской "Караоке", Дарья не могла не усмехнуться – было ровно 3:33.

Среди подростков Дарья разглядела хорошо знакомое лицо, подошедшее к торговцу. Это был Милай Кёлер. Казалось, он был увлечен каким-то разговором, его голос был максимально приглушен.

С замиранием сердца Дарья заслонила собой взгляды друзей от слишком хорошо известного им всем парня, прекрасно осознавая, что он вовлечен во что-то темное и незаконное.

Анета, всегда отличавшаяся любопытством, попыталась разглядеть сцену за защитным барьером из фигуры подруги. Но Дарья проворно увела ее в сторону, предчувствуя таящуюся рядом опасность.

Любопытство Анеты сменилось волнением, и она прошептала: – Мы расскажем об этом Кире?

Дарья закатила глаза и насмешливо хмыкнула: – Зачем? Она же не его мамочка, Анет.

– Зато она его девушка, блин!

Илья, молчавший до этого, наконец-то включился в разговор: – Да, их все чаще видят вместе в последнее время.

Дарья пожала плечами и сердито буркнула: – И что? Вы с Анетой тоже всегда вдвоём, но встречаться никогда не будете.

Анета звонко рассмеялась, игриво сжав руку Ильи.

– У нас все по-другому. Мы же лучшие друзья.

Лицо Ильи чуть побледнело, но никто этого не заметил, его тон, однако, остался серьезным.

– …Не, они точно сошлись. Неделю назад я застал их целующимися на последнем ряду в кинотеатре.

Это открытие подействовало на девушек как раскат грома, лишив их дара речи.

Дарья, побагровев от недоумения, прошептала сквозь стиснутые зубы: – Блин, теперь я понимаю, почему они все время вместе… Но Милай, как выяснилось, страдает зависимостью? Вы можете в это поверить?

– Если мы видели его здесь, это еще не значит, что он… – начала Анета, но Дарья ее оборвала.

– Если человека видят в три часа ночи на окраине города, где торгуют Бог весть чем, и он что-то себе покупает – это точно не леденцы, Анет!

Охваченные тревогой и беспокойством, они продолжили идти по тускло освещенной улице обратно к оживленному центру.

Анета не удержалась и высказала свое беспокойство: – Может быть, нам стоит кому-нибудь рассказать об этом? Его родителям, к примеру?

Голос Дарьи дрогнул: – Нет! Даже не думай об этом. Ты забываешь, что его семья входит в городскую общину. Если мы навредим Милаю, мы можем нанести удар и по культу. Не хочу знать, что они с нами тогда сделают.

Испуг охватил девушек, как только они осознали свое положение.

Илья подал голос: – Девчонки, мы не должны забывать, что Милай один из нас. Он наш друг, часть нашей банды. Мы дали клятву быть верными друг другу. Не забыли?

Молчание охватило их, так как груз их тайны завис в воздухе. Обменявшись виноватыми взглядами, ребята поняли, что чуть не подорвали доверие, которое поклялись хранить.

С тяжелыми сердцами они продолжали шагать по улице, уже без смеха. Тени, казалось, удлинялись, отражая темноту, которая теперь застилала их дружбу.

Я пробуждаюсь в теплых объятиях Ильи на его груди. Пока я лениво потягиваюсь, сквозь бордовые занавески просачивается неяркий утренний свет, озаряя хижину. Илья ворочается, его голубые глаза приоткрываются, и по лицу расплывается нежная улыбка.

– Илья… Ты веришь, что это по-прежнему все еще прежние мы, спустя тринадцать лет? – шепчу я.

Он лениво ухмыляется, его взгляд искрится добротой.

– Нет, не могу. Но я бы даже не догадался. Сейчас ты выглядишь еще красивее. Как так получилось, что ты совсем не изменилась? Воздух в Праге какой-то другой, что ли? А то я по дважды в день успеваю состариться от московского загазованного.

Я искренне рассмеялась, чувствуя, как в груди разливается тепло.

– О, ты всегда умел говорить приятные словечки, – шутливо замечаю я, хватая лежащую рядом подушку и запуская в него. – И твой фирменный сарказм, как вижу, никуда не делся!

Илья ловит подушку в воздухе и хохочет.

– Тебе же всегда нравилось это во мне, – поддразнивает он, швыряя подушку обратно в меня.

Мы затеваем ожесточенный бой подушками, смех наполняет комнату и на мгновение стирает тяжесть внешнего мира. В конце концов наш хохот стихает, и между нами воцаряется безмятежная тишина.

– …Я по-прежнему вспоминаю ту ночь в сентябре, – внезапно произносит Илья.

Я чувствую, как в животе завязывается тугой узел, и замираю, не в силах встретить его взгляд.

– …Я тоже.

Я лежала на пледе в компании Киры, наслаждаясь прохладным осенним бризом, гуляющим по морскому берегу. Шум прибоя наполнял воздух, создавая безмятежную атмосферу.

Илья и Миша Санников занимались разведением костра и расстановкой палаток на ночь. Это была моя идея – собрать их вместе в эту вылазку на дикий пляж в двух километрах по берегу от Кранца.

Илья как-то признавался мне в симпатии к высокому светловолосому парню, волейболисту Мише, который, казалось, мог обаять каждого встречного. От меня не ускользнуло, как Миша с особым воодушевлением принял мое приглашение, отменив тренировку по волейболу в этот день. Я видела, как он смеялся над нелепыми шутками Ильи и старался быть навеселе, бросая при этом робкие взгляды в мою сторону. Илья же казался замкнутым и настороженным, как никогда раньше.

Повернувшись лицом к Кире, лежащей на животе, я невольно задумалась над её отношениями.

– Как… Как ты так влюбилась в Милая? – поинтересовалась я после паузы, наблюдая за тем, как она дочитывает какую-то детективную книгу.

Кира моргнула, ее густые ресницы затрепетали, очевидно, я ее озадачила.

– Что ты имеешь в виду?

– Я о том, что… Он не показывает свои чувства к тебе на людях. По крайней мере, как я заметила. Он как будто скрывает ваши отношения, – пояснила я, стараясь придать этому логичности. – Как ты можешь быть с парнем, который никому не демонстрирует, что ты его?

Темно-зеленые глаза Киры были устремлены на волны, выражение ее лица было безучастным.

– …Мне не нужны публичные жесты, чтобы понять, что Милай мой. Мне достаточно знать это сердцем, и я это знаю.

Искренняя улыбка украсила ее лицо, и я невольно позавидовала ее непоколебимой вере в свои отношения.

В этот момент мое внимание привлек Миша, который начал стягивать с себя футболку, как бы специально затягивая процесс, чтобы выставить на мое обозрение свой подтянутый пресс.

Не удержавшись, я презрительно хмыкнула, отведя от него взгляд.

– Зачем ты позвала его сюда, если тебе не нравятся его "неприкрытые"намеки? – спросила Кира, не отрывая взгляда от книги.

– Во всем, что я делаю, есть обоснованный расчет, дорогая. И появление Санникова на нашем маленькой тусовке – не исключение.

– Два парня бросают на тебя щенячьи взгляды, а ты тут вынашиваешь какие-то расчеты? К чему бы это?… Планируешь устроить между ними смертельные игры за твое сердце? – Кира тихо усмехнулась.

– Для зрелищности понадобилось бы больше игроков. А я просто собираюсь проучить одного из них, что лгать мне – не вариант, чтобы скрыть очевидное. Неужели он считает меня слепой дурочкой, чтобы, Я – Анета Вуйчик, и не разглядела, КАК на меня смотрит парень? Ну и ладно. Я покажу ему его игру, в которую он так хочет, чтобы мы играли. – шиплю я, покусывая свои ухоженные ногти цвета розового вина.

– …Мы все еще говорим о Санникове?

– Забудь об этом, дорогая! Наслаждайся отдыхом. – мило улыбаюсь я, стряхивая песок с коленей. – А насчет Кёлера… Прости, что влезаю в эту тему, но ты моя хорошая подруга, и я хочу дать тебе один совет, Кир. Я правда считаю, что ты заслуживаешь кого-то более достойного. Я бы на твоем месте…

– Хвала всевышнему, что ты не на моем месте, Анета! – передразнила она. – Потому что если бы ты хоть на секунду оказалась на моем месте и увидела его моими глазами… – ее голос понизился до леденящего слух шепота. – Мне пришлось бы разделаться с тобой, чтобы он был только моим, – добавила она с лукавым блеском в глазах. – Я не люблю делиться.

Я с усилием приподнялась на локтях и приспустила солнцезащитные очки, чтобы получше рассмотреть выражение ее лица.

К счастью, оно оставалось невозмутимым. Похоже, она не собиралась всерьез разделываться со мной, и это была лишь ее мрачная шутка. Тем не менее, ее слова посеяли во мне смятение.

– …Ты готова пойти на такое ради парня? – спросила я, не в силах скрыть удивление.

Кира лишь хитро прищурилась от солнца.

– Как я и сказала… Хорошо, что ты не на моем месте, Анет.

Кира перевернулась на спину, прикрыла глаза и включила музыку в наушниках. Мягкие мелодии зазвучали в такт морю, создавая тихий фон для моих мыслей.

Я неуверенно повернулась, чтобы взглянуть на Илью, и наши глаза сразу же встретились. На его губах заиграла слабая улыбка, и мир вокруг нас словно растворился, ограничившись только им и мной.

Могла ли я испытывать к нему такие же чувства?

Побочный эффект тайн

Когда над пляжем озера Чайка опустилась ночь, звуки прибоя превратились в спокойную колыбельную.

Кира бросила на меня знающий взгляд и потянула Санникова к палатке, что-то шепнув ему на ухо.

Миша проводил взглядом удаляющуюся спину Ильи, а затем разочарованно поглядел на меня, после чего застегнул палатку.

Кира потянулась и залезла в соседнюю палатку, подмигнув мне, прежде чем исчезнуть внутри.

Остались только мы с Ильей, сидящие на бревне у потрескивающего костра.

– Миша сказал, что никогда не пропускает свои волейбольные тренировки, но сегодня пропустил, – начал Илья, бездумно чертя палкой круги на песке. – Видимо, ему по каким-то причинам очень хотелось прийти сюда… Хотя мы и не его друзья. Думаю, он здесь из-за тебя или Киры. Но учитывая, что даже первоклашки в курсе, что она встречается с Милаем. Думаю, Санников пускает слюни по тебе. И по-моему, он вполне хороший парень, Анет. По крайней мере, вы хорошо смотритесь вместе.

Я на мгновение замерла, любуясь красотой полной луны, отражающейся в воде.

– Знаешь, Илюш, иногда мы все немного похожи на Мишу Санникова, не думаешь? Порой мы покидаем зону комфорта из-за кого-то, надеясь, что что-то может измениться между тобой и этим человеком.

Друг пристально всмотрелся в меня, в его глубоких голубых глазах плескалось смятение.

– Может так и есть для многих, но не для тебя, Анет. Ты – Анета Вуйчик. Когда ты выходишь из класса, все взгляды прикованы к тебе. Держу пари, большинство парней готовы душу продать, лишь бы пойти с тобой на выпускной.

Я набралась смелости, чтобы сказать то, что собиралась.

– …Помнишь, – прошептала я, – мы ведь тогда дали друг другу кровное обещание? Клялись всегда быть честными, несмотря ни на что.

Он молча кивнул, его взгляд переместился на воду.

– Помню.

Я повернулась к нему лицом.

– Тогда скажи мне, ты когда-нибудь лгал мне?… Ты правда питал чувства к этому волейболисту? Или ты просто сказал это, чтобы я так думала?

Илья заглянул мне в глаза, и я поняла, что теряюсь в глубине его взгляда, похожего на морской омут.

– Я правда питал чувства, – признался он, запинаясь на мгновение. – Но не к Санникову! Господи, нет! Я так сказал, чтобы ты не…

– Чтобы что? – я приподняла бровь, призывая его продолжать.

Не успела я осмыслить происходящее, как Илья вскочил с бревна и устремился к воде.

Затем он приостановился, словно собираясь с мыслями.

– Чтобы… чтобы мне не пришлось говорить тебе, что я влюбился по уши… в другого человека.

Нервозность взяла верх, и я поднялась с места.

– Но ведь тогда это правда, что ты влюблен, да?

Илья на мгновение притих.

Наконец он обернулся в мою сторону с грустной улыбкой.

– Это уже неважно, Анета.

– …Почему?

Его улыбка стала еще печальнее, а ответ поверг меня в полное оцепенение.

– Потому что человек, которого я люблю все эти годы, не должен узнать о моих истинных чувствах. Так будет лучше для… Этого человека.

Я недоуменно моргнула, делая шаг к нему.

– Но почему?

Он пожал плечами, опустив взгляд на песок.

– Некоторые вещи должны быть сохранены в тайне. Так уж устроена жизнь.

Настроенная на откровенность, я сделала еще один шаг к нему.

– Но разве не для этого нужны друзья? Чтобы доверять друг другу самые сокровенные тайны, которые мы не можем рассказать никому другому? Ты можешь мне доверять, Илья. Честное слово, я никому не расскажу.

Он с минуту изучал мое лицо, ища чего-то в моих чертах.

Наконец он коротко кивнул, осторожно наклоняясь к моему уху. Его прохладные пальцы коснулись моей щеки, когда он аккуратно отодвинул пряди моих волос за ухо. У меня перехватило дыхание, и по коже прокатилась волна мурашек.

– …Ты, – прошептал он, его теплое дыхание задело мою щеку. – Человек, которого я всегда любил, – это ты, Анет. Мне никогда не нравились парни. Я врал. И, честно говоря, мне никогда не нравилась ни одна девушка тоже. Но ты…

Сердце учащенно заколотилось в груди, тепло разлилось по животу.

– Илья, – прошептала я еле слышно, – …еще минуту назад я хотела влепить тебе пощечину за то, что ты врал мне все эти месяцы, но думаю… я тоже тебя люблю.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, его губы накрыли мои в плавном, осторожном поцелуе. Казалось, время остановилось, когда мы прижались друг к другу, наши губы двигались синхронно. Это был неспешный, восхитительный поцелуй, такого наслаждения я еще не испытывала в своей юной жизни. В тот раз на вечеринке… Я никогда не переставала думать о том поцелуе, который перечеркнул всю нашу дружбу и преобразил ее в нечто совершенно иное.

В момент, когда наши губы расстались, на сердце стало легче, и во мне расцвело вновь обретенное осознание счастья. Возможно, тайны должны храниться, но только до тех пор, пока не наступит подходящий момент для их раскрытия.

Лежа на коленях Ильи и любуясь мерцающими над нашими головами звездными полями, я не переставала ощущать всепоглощающее чувство умиротворения и радости. Его теплое присутствие рядом давало то самое чувство надежности, которое я всегда искала в других прежде, и не находила.

Пока мы так лежали, затерявшись в своем уютном мирке, покой ночи был разрушен внезапным повышенным голосом, донесшимся из палатки Киры.

От неожиданности мы с Ильей быстро приподнялись, обменявшись взглядами. В голосе подруги было слышно напряжение, пока она беспокойно говорила по телефону.

– Да, Милай, я на озере! Нет, не надо! Просто дождись меня! Я сейчас приеду! – ее слова были полны срочности и тревоги. Было ясно, что что-то случилось.

Я встревоженно окликнула ее: – Кир, что случилось?

Она вылезла из палатки и бросила на нас быстрый взгляд, ее лицо утратило всякий цвет, она поспешно завершила звонок и сунула телефон в карман.

– Мне нужно идти, ребят… Милай… Я нужна ему.

Не оставляя никаких объяснений, она подобрала свой велик и метнулась в темный лес, оставляя нас с Ильей в полном смятении.

Меня терзали мысли о Милае Келере и его недавнем вовлечении в опасный мир черного рынка.

Неужели Кира разгадала его тайну? Или Дарья что-то ей выболтала?…

Я кидаю велосипед на лужайке перед его трейлером, сердце бешено заходится от волнения. Окрестности погружены в полумрак и звуки сверчков.

Единственный источник света в вагончике – слабый голубой отблеск маленькой лампы-луны на подоконнике, которую мы вместе купили на ярмарке в Литве. Через чуть приоткрытое окно просачивается мягкая грустная поп-мелодия 70-х годов.

Я делаю глубокий вдох, мысленно подготавливая себя, когда поднимаюсь по лесенке трейлера.

Зябкость воздуха внутри мгновенно пробирает меня до костей, но я сосредоточена исключительно на том, чтобы найти его.

Ориентируясь в тускло освещенном голубоватым сиянием пространстве, я натыкаюсь взглядом на его руку, безвольно свисающую из-под занавески, отделяющей спальную часть от остальной части вагончика.

При виде этого у меня на миг обмирает все внутри, колени подгибаются, ноги отказываются двигаться.

Пошатываясь, я кидаюсь к спальному месту, страшась ожидающего меня вида.

Милай лежит неподвижно, пряди спутанных каштановых волос застилают его лицо, а нагое тело прикрывает лишь тонкая простыня. В комнате жутко тихо, слышно лишь его поверхностное тяжелое дыхание.

Кроме джинсов на нем ничего больше нет, лицо мертвенно бледное, глаза плотно сомкнуты, будто он просто спит, видя кошмарные сноведения. Серьезность ситуации потрясает меня, как электрический разряд.

Твердо вознамерившись привести его в сознание, я бережно прикасаюсь к его остывшим щекам, уговаривая его пробудиться. Но все мои усилия оказываются тщетными, сонный паралич его не отпускает.

Отчаявшись и не зная, что предпринять, я аккуратно переворачиваю его на бок, убедившись, что он находится в безопасном положении.

Мысль о том, чтобы вызвать скорую помощь, проносится в голове, и я трясущимися руками достаю мобильный, пытаясь набрать 103, как вдруг женщина, в которой я узнаю бывшую мисс Топлес, носящую имя Лара, прерывает мой безнадежный поток раздумий.

– Вызов скорой не поможет, – тихо сообщает она, заглядывая в дверь трейлера, которую я позабыла закрыть. – Они под колпаком у секты Кранца, как и его родители. Вызовешь медиков – лишишься своего парня. Они заберут его у тебя, если узнают, что он с собой тут сделал. Давай-ка перенесем его ко мне в дом. Я уж постараюсь ему помочь.

– Не-нет. Я звоню в скорую. Как я могу доверить его состояние вам? Простите, но я вас едва ли знаю.

– Девчуля, ты теряешь время, рискуя потерять его совсем. Сейчас каждая секунда на счету. Всему городу известно, что наш трейлерный парк – захудалое местечко. Твоя так называемая "скорая"прибудет сюда часа через два. К тому времени его тело будет уже ледяным, как сосулька. Я – ваша последняя надежда. Быстро хватай его за ноги! Я покажу тебе свой сертификат медсестры позже за чаем с печенюшками!

Кивнув с большим сомнением, я еще раз бросаю взгляд на нагое тело Милая, прежде чем приготовиться к предстоящему. Женщина права. Я не могу так рисковать его благосостоянием.

Вдвоем мы осторожно приподнимаем тело моего парня, на удивление уверенно справляясь с его весом. Стараюсь сдерживать свои эмоции, отводя взгляд от безжизненного лица. Моя нога случайно задевает какой-то пустой пузырек на кухонном полу, и тот закатывается под стол.

Лара прищуривает глаза, всматриваясь в находку.

– Целая упаковка флуразепама? Зараза. Что у него в башке творилось?… – бормочет женщина, пиная ногой входную дверь пошире.

– Что это за таблетки???

– Сильнейшее снотворное, какое только можно придумать. Коварные пилюльки, если уж я говорить о них с позиции бывшей медсестры. Мой третий муж на них кайфовал, к тому же часто пил, гад. Однажды ночью чуть не угробил себя. Этому идиоту, упокой его душу, повезло, что я тогда была рядом и сделала ему промывание желудка клизмой.

– …Он умер? Из-за этих таблеток? – я судорожно сглатываю горечь, а моя хватка на лодыжках Милая становится еще крепче.

– Он? О, нет, подруга! Бог был милостив к нему…почему-то. После того случая мы успели еще пять ядовитых лет прожить в браке. Он клялся, что бросит пить, но так и не бросил, естественно. В итоге я развелась с ним, и буквально через год, он в пьяном угаре на шашлыках плюхнулся в пруд по дури своей. И правильно сделал! А вот твой мальчик… Для него еще слишком рано. Дай Бог, чтобы у него впереди была долгая и счастливая жизнь.

Решительными шагами мы преодолеваем кромешную тьму и добираемся до старого автоприцепа Лары. Она ведет меня в уютный уголок с диваном за занавеской, отделяющей кухню. Подкладывая подушку под голову Милая, я бросаю взгляд на сервант, в котором роется Лара – он набит различными медикаментами.

Она указывает мне сесть на соседний стул, а сама начинает осматривать его жизненные показатели и степень сознания, приподнимая веки и светя в них фонариком. Милай на это никак не реагирует.

Моя надежда начинает теплиться, когда женщина подносит препараты, которые следует ему дать. Она вручает мне коробку активированного угля и приказывает растолочь таблетки в порошок, развести и добавить ложку в стакан воды.

– Это поможет переварить оставшиеся таблетки в желудке и снизить абсорбцию в кровь.

Кроме того, Лара даже приготовила портативную капельницу с какой-то прозрачной жидкостью.

– …Что это?

– То, что поможет ему справиться с дегидратацией и поддержит жизненно важные функции, детка.

На протяжении всего процесса я крепко сжимаю его руку, слезы тихо стекают по моему лицу.

Минуты превращаются в часы, пока Лара занимается им, изредка ободряюще улыбаясь мне. И на фоне этого всего она еще и оживленно хлопочет по кухни, выпекая что-то на заднем плане. Я старалась не обращать внимания на это, регулярно отслеживая пульс Милая, как она меня инструктировала.

Проходит несколько часов, и постепенно к его щекам возвращается румянец. Облегчение переполняет меня, когда я понимаю, что усилия бывшей медсестры, в конечном счете, увенчались успехом. Мы с Ларой обмениваемся торжествующими взглядами.

– Тебе вообще-то повезло с этим мальчиком, девчуль. Ты уж присматривай за ним. Это просто такой дебильный подростковый период у парней, с годами все наладится. – задумчиво изрекла Лара, скрестив руки. – Я читала, что люди с серыми глазами однолюбы. Как думаешь, правда ли это? – спросила она, отпив глоток из банки пива.

Игнорирую ее вопрос, просто потому что мой разум слишком изможден, а мысли в этот момент далеки.

Она помогает мне перенести Милая в его трейлер и передает мне коробку с углем, чтобы я поила его смесью в течение всей ночи. Я выражаю ей глубокую благодарность, обещая отплатить за ее доброту всем, чем смогу.

Усмехнувшись, женщина отмахивается от моей благодарности: – Просто присматривай за этим несчастным. Этого будет достаточно! Как сосед, он мне вполне нравится. Он прикольный. Ну, в те дни, когда его родители не давят на него, конечно…

Я расстаюсь с Ларой, которая спешит убежать в свой вагончик, так как по телевизору начинается сто пятая серия какого-то турецкого сериала.

Закрываю за ней дверь и на мгновение отгораживаюсь от внешнего мира, глубоко вдыхая. Стаскиваю с себя одежду – кофту и джинсы, оставляя лишь безразмерную белую футболку.

С осторожностью подхожу к кровати, стараясь не потревожить его недавно восстановленный здоровый сон. С придыханием я мягко укладываюсь рядом с ним, стараясь ни в коем случае не причинить ему беспокойства, но не могу – и кладу голову ему на грудь.

– Зачем? .... Зачем ты это сделал? – шепчу я, не ожидая ответа, – и не получаю его.

Звук его ровного сердцебиения убаюкивает меня. В тишине рядом с его чуть теплым телом я нахожу душевный покой, понимая, что нахожусь именно там, где и должна.

Погружаясь в тревожный сон, я даю себе негласное обещание оберегать его, быть личным ангелом-хранителем среди тьмы, грозящей его разуму – той, о которой я даже и не догадывалась.

Ее первый и последний

Дождь не переставая лил на Зеленоградск, когда Дэниел Маккэнни рассекал его улицы на машине, взятой напрокат несколькими часами ранее. Его телефон беспрестанно вибрировал, наполненный срочными сообщениями в WhatsApp и пропущенными звонками с работы. Он взял больничный на две недели, не удосужившись поставить в известность коллег, прекрасно понимая, что в разгар мая такие импровизированные отпуска не приветствуются. Но в данный момент все это не имело для него никакого значения. Куда больше его беспокоил факт, что его девушка уже почти целую неделю не отвечала на его сообщения и звонки. Что-то было в этом явно не так.

Он с горечью вспомнил их последний пылкий спор перед тем,