Когда в небе висела луна

Глава 1

Посвящается моему папе

и памяти моей мамы

Когда в небе уже давно висела луна, и миллион звездочек смотрели на землю, петухи спали на жердочках, и не было слышно ни одной собаки, в одном здании районного центра горел свет. На кровати извивалась и корчилась от боли женщина, матеря и проклиная все на свете. И мужа, и медсестер, которые пытались ее успокоить словами, что скоро все закончится, потерпи немного, и жизнь, и бестолковую бабскую долю. Но терпеть было уже невмоготу. Губы искусаны в кровь, лоб покрыт испариной, волосы взъерошены. Даже дышать было тяжело. Когда уже это закончится? За что такое наказание? Но тут пришла доктор. Полноватая, светловолосая женщина. Белый чепчик на голове. Посмотрела и закричала: Ребенок идет! И все закрутилось, как в беличьем колесе. Лицо доктора, лицо медсестры. Кто-то кричит «тужься», кто-то кричит «рассекаем», что-то там резанули, снова острая боль пронзила все тело. Головка идет, головка, плечики. Тужься дура, тужься! Дыши, дыши, дыши… И всё… Провалилась. Очнулась от того, что кто-то бьет по щекам и сует нашатырь в нос. «Пришла в себя? Вот ты нас напугала, у тебя дочка».

Форточка была открыта. Уже утром становилось жарко. Слышно было, как запели петухи, залаяли собаки, подъехала подвода и д.Ваня крикнул: «Ну кто там у вас?». Медсестра подставила лицо под ласковые лучи солнца, улыбнулась и сказала: «Девочка. Щекастая такая…».

– Тьфу ты, блин, опять девчонка!

– Девочка – это хорошо, значит войны не будет!

– Ну дай Бог! Пусть растет здоровой!

– Дай-то Бог!

– Но! Поехали, кляча, ишь ты, заслушалась, аж уши навострила. Давно пора быть на ферме.

А кляче было все равно девочка или мальчик. Она преспокойно щипала свежую траву и хвостом отгоняла мух, изредка подергивая ушами и прислушиваясь, что там говорит ее хозяин. Но когда натянулись поводья, пришлось поднять голову и послушно плестись на ферму. Скоро нужно вывозить молоко в бидонах.

У дяди Вани тоже было две дочки. И у брата Миши тоже две дочки и он так надеялся, что единственная сестра в их большой семье родит мальчика. И он будет его учить разводить кроликов, держать свой улей, париться в бане, косить траву, ходить в лес по грибы. Но опять девчонка. Дядя Ваня любил своих дочек. Они были одеты в самые лучшие одежды и у них были самые лучшие игрушки. Но воспитывали их в строгости. И они все умели делать по дому. И убрать, и стол накрыть и пироги в печи испечь, и корову подоить и поросят, и кур покормить. Дома всегда была идеальная чистота и порядок. Но за кроликами и пчелами он ухаживал сам. Любил он это дело. И дядю Ваню любили все. Братья и сестры были сводные, по отцу. У дяди Вани была другая мама, которой он особо и не нужен был. Вот новая жена отца и забрала его себе и растила. И он был старшим ребенком в этой семье.

Как только подвода въехала на задний двор фермы со всех сторон сбежались доярки и наперебой закричали:

– Дядя Ваня, ну кто там? Кто? Мальчик? Девочка?»

– Девчонка. Ваша взяла. Снова в вашем полку прибыло!»

«Девочка, девочка, девочка…» Не давала покоя эта мысль. «Еще одна мученица! Нет чтобы мужика родить!»

В окно заглянул лучик солнца и пополз по стене. Зажужжала муха между стеклами. Легкий ветерок приподнял занавеску. Летнее утро. Воздух начинал пропитываться солнечным теплом, запахом скошенной травы и еле уловимым ароматом луговых трав.

Заглянула медсестра и спросила: «Выспалась? Надо позавтракать». Есть не хотелось. Болело все тело. Было ощущение, что по тебе проехал трактор. На завтрак принесли пшеничную кашу, сваренную на молоке и кусочек хлеба с маслом. Пришлось съесть, неудобно было перед персоналом. В палате лежала одна. Не так часто рожали в районном центре. Да и молодежь все больше в город спешила. А нам вот пришлось по окончании института заехать к родителям, попрощаться и потом поехать с мужем по распределению. Вот у родителей-то и прихватило. А ведь всего неделю назад защищала диплом, стояла на кафедре, волнуясь, неся всякую чушь, а теперь вот здесь, с болью во всем теле. Живот ходил ходуном. Профессора испугались, чтобы не родила во время защиты, да так и отпустили без лишних вопросов.

Принесли градусник, померили температуру, спросили: как себя чувствую? Сказали, что в обед принесут дочку. Дочку? И откуда же ты взялась? Зачем? Почему так быстро? Совсем недавно отгуляли свадьбу. И сразу – дочка. Да и замуж-то не хотелось. Отменила же все за неделю до свадьбы. Но нет, настойчивый попался. Надо было бежать, бежать, бежать…

Слышно было, как за окном пробежали мальчишки, беззаботно пиная мяч. Где-то закукарекал петух, прогагакали гуси. Между стеклами снова зажужжала муха. И чего тебе не сидится на месте? И ты, бедная, попала между стеклами и не можешь выбраться. Вроде бы и светло, и лететь можно, но что-то не пускает, держит, вот и приходиться биться крыльями о стекла, чтобы найти выход.

К обеду примчался счастливый муж. Такое ощущение, что он светился изнутри, как звезда на небе. Из всех клеточек его тела исходил свет. Принес полевых цветов и корзинку, которую собрала мама. В хозяйстве было две коровы. Мама передала молоко, творог, сметану. С утра испекла картофельные шанежки. Нет ничего вкуснее на свете, чем мамины шанежки, испеченные в печи. Это она встала рано утром, замесила тесто, сварила картошку, натолкла ее с яйцом и маслом. Когда тесто подошло, сделала из них лепешки, положила на них картошку, смазала яйцом и сметанкой и – в печь. Корочка подрумянилась, картошечка сверху запеклась….

Как только достали шанежки из корзинки, аромат сразу потянулся на всю палату. И сразу захотелось поесть. Мама… Мама – самое дорогое слово на свете. Как хорошо, когда она есть. С ней всегда так уютно и спокойно. У нее дома всегда вкусно пахнет пирогами. И почему-то всегда так ее жалко, когда она сядет на табуретку, подвяжет платок покрепче и посмотрим на тебя своими уставшими глазами, в которых уже давно нет ни голубых озер, ни ромашек, ни веселого звонкого смеха. Положит твою голову к себе на колени и будет перебирать волосы своими натруженными руками. Сколько они трудились, эти ручки? Сколько они пекли хлеба и пирогов, шили, пряли шерсть, вязали одежду, половички, доили корову, стирали, убирали, сажали огород и копали? И такая наступает дремота, что хочется обо всем забыть и снова оказаться совсем маленькой в ее теплых заботливых руках. Мамины шанежки сделали свое дело. Дышать захотелось полной грудью и снова радоваться жизни.