Паруса для галактики
Пролог
1690 год. Голландский математик и астроном Христиан Гюйгенс ван Зёйлихем получил интересное письмо. Никола Фатио де Дюилье – его хороший знакомый, женевский математик – изложил в нем неожиданную версию одной фундаментальной научной теории…
I. Каравелла
Светар вздрогнул и, замерев взглядом на большом экране, застыл на месте. Из космической черноты прямо на него смотрело кольцо гамма-крастера. Внутри все оборвалось. На лбу приступили капельки пота. Еще немного и невидимые лучи превратят его корабль в точно такую же космическую черноту…
Неужели вот так все закончится?! Несколько лет перелета к Эриде – самой удаленной от Солнца карликовой планете, несколько месяцев одинокого ожидания на пустынном карлике до сближения с орбитой заброшенной станции, несколько недель полета к космическому призраку и… достигнув цели, рассыпаться в ничто! И всё из-за идиотского авантюрного пари…
Каравелла – такое странное романтическое название имела потухшая станция. Она двигалась на задворках солнечной системы чуть дальше Эриды по математически точной круговой орбите. Когда всех работников, занятых в ее программе, – и тех, кто вернулся со станции, и тех, кто обеспечивал ее работу с Земли, и даже тех, кто занимался ее консервацией на месте, поразила неизвестная науке болезнь, превратившая людей в ходячие «овощи», миссия станции обросла самыми невероятными легендами. Все это произошло почти сто лет назад. Тогда же, вернее, лет за десять до ее консервации назначение станции было засекречено по самой высшей категории. После выполнения программы Каравеллы во всех ведомствах были уничтожены файлы с информацией о ней.
И вот дуло крастера, смотрящее прямо из станции-призрака… Следующие минуты показались Светару бесконечными. Не отводя глаз, он ждал конца. Но время текло, а испепеляющего удара все не было. Лишь экран отчего-то подернуло полупрозрачной дымкой.
Когда экран снова очистился, лицо Светара вытянулось в неврастеническом изумлении – кольцо крастера исчезло.
Еще минуту Светар, застыв в неподвижности, с неверием смотрел в глаза подаренной жизни. И, наконец, его рука, подрагивая, поднялась. Онемевшие скрюченные пальцы убрали с бровей огромные капли пота.
Значит, Каравелла жива?!
И обессилевший от пережитого шока Светар уже безвольно наблюдал, как громадная станция, которую все давно считали мертвой, втягивала его транспортный корабль в огромный засветившийся ослепительными огнями зев приемного отсека…
II. За сто десять лет до этого
Большой, занимающий всю стену черный экран, казалось, погрузился в глубокий сон. Будто уснули и рассыпанные по его вогнутому полотну точки-звезды. Главный конструктор Каравеллы сидел напротив экрана и, застыв в неподвижности, неотрывно смотрел на самую яркую из них. Ее свечение искусственно приглушалось, иначе глядеть на звезду было бы невозможно. В открытом космосе она ослепляла невероятным сиянием – настолько непривычным для простой звезды, что могла даже погружать в слабый гипнотический транс.
Отсюда, с дальних окраин планетной системы, такой необычной, завораживающей точкой – всего лишь точкой, но неоспоримой хозяйкой звездного небосвода виделось… Солнце. Да-да, это было далекое Солнце…
По краям экрана вытянулась сложная графика с многочисленными фигурками и цифрами. Ее тонкие линии слабо мерцали, будто замерев в чуткой полудреме. Тридцать часов назад был запущен Процесс. Половина этого времени необходима пучку нейтринных волн, чтобы от орбиты Каравеллы долететь до Земли, и еще восемь минут, чтобы достичь Солнца. Теперь перехваченный и перезапущенный околоземными спутниками он возвращался обратно. Его и ждали мерцающие цифры на экране.
Неожиданно раздался голос диспетчера. Главный конструктор невольно вздрогнул и напрягся. Это был тот самый голос, который тридцать часов назад дал старт Процессу. Вместе с пучком нейтринных волн он унесся к Земле и теперь вернулся на Каравеллу.
Голос диспетчера, раскатываясь эхом, принялся чеканить. Прозвучала первая команда… вторая… третья… У нижнего края экрана дрогнула цепочка цифр. Четвертая команда… пятая… и… самая крайняя цифра стала постепенно растворяться.
Главный конструктор замер в напряженном ожидании.
Шестая команда… На месте исчезающей цифры начала проступать новая – на единицу большая.
Поехали?…
Слух уловил как приостановилось дыхание у всех сидящих в зале. Замерев, они также неотрывно следили за этой – самой крайней цифрой.
Поехали?!
Цифра начала медленно меняться во второй раз. Кто-то тихо выдохнул.
Поехали…
Неимоверное напряжение сменилось пробежавшей по телу дрожью. Когда выросла на единицу цифра из следующего разряда, по залу прокатились тихие возгласы.
Поехали!
Цепочка цифр в нижней части экрана начала меняться с нарастающей быстротой.
Ничего не видя и не слыша вокруг, Главный конструктор поднялся и пошел через зал. Люди встали с мест.
Поехали!!!
Его провожали потрясенные взгляды. По залу проходил человек, на глазах у всех превращавшийся в легенду.
Он шел, ни на что не реагируя. Побежавшие по экрану цифры извещали о том, что пятнадцать часов назад Солнце – исполинское Солнце – сместилось со своей галактической траектории. Хозяйка звездного небосвода медленно и послушно двинулась по пути, обозначенному ему этим человеком…
Поехали…
Человек-легенда будто уходил куда-то в вечность.
***
Дверь кабинета закрылась сама.
Все! Теперь он один! И теперь он – не легенда. С этой минуты он – смертельно уставший человек.
Главный конструктор опустился в кресло. Над столом закрутилась маленькая модель солнечной системы. Он остановил на ней взгляд. Светящееся облачко с крохотными шариками-планетами, чуть покачиваясь, вращалось в воздухе.
Теперь он может переварить хотя бы миллионную долю того, что произошло.
Самые разные механизмы, машины и корабли создавали люди в разные времена. Тысячелетиями учились передвигаться по земле, океану, воздуху, по ближнему и дальнему космосу. Но никому и никогда не приходила мысль двигать планеты и звезды…
Главный конструктор отвлекся от бегущих по кругу зеркальных шариков и устало закрыл глаза.
…Ведь никому не могло прийти в голову, что не гигантские двигатели для этого нужны, и не особое топливо… а нужен сам космос – холодный космос, нужно запрячь его колоссальные скрытые силы…
Неожиданно хозяин Каравеллы вздрогнул. Настороженный трек видеозвонка заставил его пробудиться – на противоположной стене проступил силуэт мужчины.
Главный конструктор стал всматриваться в картинку, которая медленно обретала объем и живые черты. Хозяин Каравеллы напрягся – «умный трек» не ошибся – из многомиллиардного человечества к нему портировался именно тот, кого менее всего хотелось видеть в эту минуту.
Виртуальный гость отделился от стены и подошел к столу.
– Зачем вы здесь? – упавшим голосом выговорил Главный конструктор.
Там, далеко на Земле, шла глобальная горячая война, и, хотя, казалось, здесь, на задворках Солнечной системы, не были слышны ее раскаты, однако она докатывалась до окраин – доставала землян повсюду… Доставала каждого по-своему.
Гость не отреагировал на слабый кивок Главного конструктора и, оперевшись руками о крышку стола, навис над ним.
– Зачем я здесь? – холодным тяжелым тремором спросил посетитель.
Он прошил хозяина Каравеллы жестким взглядом.
– Должен же я поздравить вас! – сказал гость с интонацией, какой выносят приговоры.
– Спасибо… – подавлено ответил Главный конструктор.
В комнате повисла тяжелая пауза.
– Как вы посмели самовольно изменить схему эксперимента?! – металлически проскрежетал виртуальный посетитель. – Возомнили, что победителей не судят?!..
Гость откинулся назад. Он сжал и разжал кулаки, жестко разминая их и угрожающе поглядывая на хозяина кабинета.
Главный конструктор, поёжившись, проследил за ним. В комнате отображалась телеголограмма, и эти движения означали, что то же самое сейчас проделывал человек, находящийся в гостиничном комплексе на карликовой Эриде.
«Там-то он зачем их накачивает? – инстинктивно втянув голову в плечи, подумал Главный конструктор. – Бить собирается?… Что? Мой мираж?»
Гостем Главного конструктора был Чрезвычайный Инспектор Высшего Ученого Совета, в задачи которого входило проконтролировать эксперимент. У него были полномочия остановить проект, и он осуществил бы их, окажись здесь на двое суток раньше.
– Значит, так! – жестким приказным тоном сказал Инспектор. – Вы знаете, что теперь делать! Указания у вас есть.
– Мы научились двигать Солнце! – негромко, будто защищаясь, воскликнул Главный конструктор.
– Что?!… – повысил тон посетитель.
– Мы научились двигать Солнце! – повторил Главный конструктор. – Вы хоть представляете?!..
Инспектор в крайнем изумлении посмотрел на него.
– Что?!.. – прогремел он. – Это отказ?!
Главный конструктор отвел взгляд в сторону.
Снова повисла напряженная пауза.
– Та-а-ак! – жестко, будто накачивая еще и голосовые связки, протянул посетитель. – Научились двигать, значит!
– Понимаю, – едко хмыкнул он. – Мы ж ученые! Мы ж не заглянем в Указания, пока не поговорим!
Инспектор просверлил взглядом Главного конструктора.
– О, господи! Как же достали ваши разговоры!..
Гость снова навис над столом.
– Ну!..? и!..? – Инспектор давил даже паузами. – Научились?!..
– А, может, вспомним, – чуть ли не выкрикнул он, – у кого?!
***
За сто лет до этого земные обсерватории поймали сложный сигнал, пришедший из Туманности Андромеды. Это было большое развернутое послание от неизвестной цивилизации. Почти пятьдесят лет ушло на его расшифровку. В первой части письма был изложен доскональный математический просчет движения галактик Туманности Андромеды и Млечного пути. Наиподробнейшим образом высчитано их ожидаемое столкновение, которое произойдет через несколько миллиардов лет, – длинными цепочками формул расписано, как изогнутся шлейфы центральных черных дыр, как рассыпятся галактические спирали, как поломаются орбиты каждой звезды (каждой!), как деформируются, а где-то и исчезнут планетные системы (в том числе и солнечная)…
А дальше в письме было то, во что потрясенные дешифровальщики не сразу поверили. Собственно говоря, перепроверка именно этого так надолго и затянула расшифровку. Ошибиться было нельзя, и поэтому из послания вытащили все, что там было и чего, казалось, не было. По мельчайшим признакам письма, его оформлению, логике изложения, алогичным отклонениям, словесным переходам, математическим и пунктуационным символам реконструировали язык инопланетян, алфавит и историю письменности, образ мышления, обычаи, историю цивилизации и даже биологическую эволюцию вообще… Другими словами, все, что было важно и не важно! Слишком рискованно и дорого было бы обмануться в содержании послания – из раскодированных символов сложилась инструкция по изменению (ни много – ни мало!) траекторий движения галактик (!!!)…
В инструкции детально расписывалась схема построения на периферии солнечной системы сети спутников. В заданный момент они должны будут включить когерентное1 излучение. А затем следовало самое непонятное и невероятное – в результате этого действия Солнце должно будет изменить направление движения.
Вокруг этой потрясающей загадки – как на движение Солнца может повлиять излучение сети спутников – и развернулись самые сложные работы. Поручили их нынешнему Главному конструктору нынешней Каравеллы.
– Поручили лисе курицу стеречь… – Инспектор, нервно поиграв желваками, сверкнул взглядом и отошел к большому экрану.
Главный конструктор перевел дыхание: «Вот и хорошо. Пусть там расслабится».
А расслабиться было отчего. На экране отображался трехмерный адаптивный2 обзор звездного неба, направленный в противоположную от Солнца сторону. На широком полотне виднелись плавные мурмурации звездных туманностей, плывущие караваны галактических нитей и стен, огромные, размером в десятки и сотни тысяч галактик, пустынные беззвездные пузыри – войды. Время от времени поле экрана разрезали яркие джеты, выстреливающие из невидимых черных дыр, ослепляли огненные короны вспыхивающих сверхновых. А где-то далеко-далеко за ними зазывно мерцали почти невидимые слабые звездочки, которые то исчезали, то всплывали в качающихся волнах черного фона…
Инспектор остановил на них нахмуренный взгляд.
Нет, колыхание черного фона не было какой-то оптической иллюзией – так разработчики адаптивного экрана отобразили реальное волнение бесконечного космического вакуума. Они лишь для наглядности ускорили его, но при этом, добавив в отображение звездных пространств еще и их подвижные эволюции, они сотворили маленькое чудо – стали осязаемыми непостижимые человеческому воображению вселенские полнота и глубина. И хотя это был все-таки реальный обзор реального космоса, однако фантазией своих созидателей он разворачивался на громадном экране как глубоко эпическая картина мироздания, которая привораживала всякого, кто лишь ненадолго останавливал на ней свое внимание.
И неудивительно, что вскоре Инспектор, а вслед за ним невольно и Главный конструктор, оба застыли, глядя на огромную вселенскую панораму. Однако взгляды обоих были обращены не на яркие звезды и играющие вспышками скопления, а дальше, к самым тусклым мерцающим точкам, и даже еще дальше – туда, где уже ничего не было видно, – в черноту… в бездонную бесконечность, которая, казалось, всасывала и бесследно растворяла в себе даже само полотно экрана. Именно она – колышущаяся вселенская чернота, невидимая глазу, таинственная и непостижимая, таила в себе невообразимую силу – ту самую мощь, которую сумели сегодня запрячь люди.
…Да, понимание загадки послания Туманности Андромеды приходило не сразу – малыми порциями и совершенно непредсказуемо. Началось с посторонней, казалось бы, детали: один из техников проекта как-то заметил, что полученная в результате когерентного излучения интерференционная картинка3, если ее наложить на пылевое поляризованное4 облако, соберет частицы пыли в многослойную рассовмещенную дифракционную решетку5.
Собственно говоря, это не было чем-то новым – ранее проводились подобные масштабные эксперименты с обширными облаками поляризованной пыли, растянутыми за орбитой Сатурна. Ее собирали когерентным излучением в комбинированные дифракционные решетки, которые позволяли прямо в пространстве между планетами создавать большие голографические изображения6 отдаленных астрономических объектов и даже проецировать туда далекие масштабные события. И поначалу высказанная идея тоже заинтересовала возможностью получения новых голограмм, но расчеты показали, что решетка такой необычной конфигурации не могла создать никакой внятной картинки, поскольку срабатывала лишь как рассеиватель фонового космического излучения – излучения звезд, находящихся на бесконечных расстояниях, то есть невозможно малой энергии, намного меньшей, чем у реликтового потока7. Эти лучи не могли быть уловлены ни одним из созданных людьми датчиков, поэтому, образно говоря, смотреть было бы не на что.
Но после этого Главный конструктор все чаще останавливал задумчивый взгляд на черном поле экрана. А что если техник, сам того не ведая, наткнулся на дорожку, ведущую к решению? Ведь когерентное излучение – явный намек на интерференционную решетку. Но зачем строить то, что собирало бы лишь черное, как его называли, свечение? И если инопланетяне действительно предлагают построить улавливающую решетку, то почему для абсолютно бесполезного излучения?! Случайно ли это?
– Вы отдаете себе отчет, – с напряжением в голосе перебил его мысли гость, – что теперь рухнут многие научные школы, под сомнением окажутся все расчеты, на основе которых строятся космические программы? Рухнут все теории о космосе…
– Рухнут! – машинально повторил за ним Главный конструктор. – Но они и должны рухнуть, так как построены на заблуждениях.
– Заблуждениях?! – вскрикнул Инспектор. – Знаете ли вы цену заблуждениям?!
Главный конструктор бросил на него короткий взгляд. Знает! Еще как знает! Одно заблуждение даже сыграло решающую роль в проекте. Во-первых, благодаря ему станция получила свое неожиданное романтическое название…
***
Да, путь к разгадке прошел через большое заблуждение, начавшееся с самой обыденной человеческой фантазии, пришедшей в самом обычном сне, – однажды Главному конструктору приснились паруса…