Тень Исаака

Пролог

***

…Исаак шел во мраке по пустынному затхлому коридору. Вокруг стоял густой, неестественно плотный туман, из-за которого невозможно было разглядеть ничего дальше вытянутой руки, и лишь едва заметные очертания металлических дверей, покрытых бурой ржавчиной, по пути наводили на мысли о хоть каких-то признаках цивилизации в этом злачном месте. Сами двери были заперты и будто подпирались чем-то изнутри, словно некто пытался забаррикадироваться от неизвестной внешней угрозы. На покосившихся дверных вывесках с трудом можно было увидеть причудливые и непонятные иероглифы.

Исаак шел и думал о том, как он попал сюда, и сколько ему еще идти по этому странному коридору с этими странными дверями. Почему-то мысль повернуть назад казалась ему бессмысленной и неинтересной – его тянуло дальше; тянуло узнать, что будет в конце; тянуло любопытство, к какому результату приведет этот путь, берущий начало в неизвестности.

Постепенно, проходя шаг за шагом, Исаак начал замечать, что обстановка вокруг него несколько изменилась. Туман приобрел красно-оранжевые оттенки, словно творец этого мира захотел добавить в него немного краски. Мгла, казавшаяся почти непроглядной некоторое время назад, ненадолго ослабила свою хватку. В нос сильно ударила неприятная смесь запахов сырости, гнили и тления.

Наконец, казавшийся бесконечным коридор начал расширяться. Послышались звуки капель, как будто вдалеке не до конца закрыли ржавый кран, и эхо от него добралось и до этого места. Исаак понимал: что-то серьезное и опасное ждет в конце пути, однако его чувства притупились настолько, что постепенно им завладела смутная и поглощающая эмоции апатия.

«Наверное, если я буду долго идти под этот непрекращающийся звук капель, то через пару часов точно сойду с ума», – вяло подумал он.

Вдруг, совершенно того не замечая, Исаак вышел в обширный зал, обставленный мраморными колоннами, вид которых довольно сильно контрастировал с ржавыми дверями коридора, замеченными ранее. Часть колонн подпирала высокий потолок – остальные были разрушены, и их обломки, казалось, были разнесены по всей площади помещения. Туман стал совсем багровым – цвет бил своею тревожностью по глазам, предупреждая о затаившейся неподалеку опасности. К звуку капель добавился монотонный низкий гул, исходящий откуда-то из-под холодного серого пола.

Не зная, в какую сторону идти дальше, Исаак пошел мимо разрушенных колонн, перешагивая через куски мрамора, по направлению ближе к центру зала. «Неужели я и по этому залу буду бродить невыносимо долгое время?» – спросил он у себя самого спустя несколько минут, раздраженно пнув очередной обломок, попавшийся ему на пути. Вялость и апатия постепенно ушли на второй план – взамен тревожный багровый туман с монотонным гулом принесли легкие оттенки беспокойства, а где-то в отдалении начала махать рукой паника.

Вскоре Исаак дошел до своеобразного центра зала, который представлял собой большую прямоугольную дыру, через которую нельзя было перепрыгнуть, но которую вполне можно обойти – Исаак пока не знал из-за плохой видимости, насколько этот зал широк. Над отверстием не было потолка, и через туман были смутно видны пару верхних ярусов, представляющих собой, судя по всему, такие же залы с колоннами. Аналогично выглядели и нижние ярусы под дырой с тем лишь исключением, что туман там был сильнее, как будто его источник располагался в самом низу пропасти. Исаак не мог определить, как много этажей было в этом здании. Взяв в руку обломок одной из близлежащих колонн, он скинул его вниз, силясь услышать звук крошащегося об поверхность мрамора. Ничего не произошло.

«Может, я попал в какой-то аналог чистилища? – тоскливо подумал Исаак. – Может, мое холодное тело лежит где-то на берегу моря, и никому до меня нет дела, а я тут, застрявший дух, и все, что мне остается – это бродить по коридорам и залам, да пинать древний мусор». Посмотрев вниз, в густую дымку, восходящую из мглы, он ощутил острое желание спрыгнуть: «Я все равно ничего не помню. Может, я совершил тяжкое преступление и поэтому попал сюда, ожидая своей участи? А участь прямо передо мною. Спрыгнуть и пропасть. Исчезнуть. Или же, кто знает, может, это продолжение испытания, которое мне нужно пройти, но я пока не знаю, как?»

Размышления Исаака оборвались громким, режущим по ушам скрежетом. Низкий гул, звучащий до этого, превратился в беспорядочные завывания какого-то извращенного испорченного оркестра. Что-то произошло. Паника вконец охватила Исаака. Он увидел внизу, в отдалении на несколько ярусов неестественно плотную серую субстанцию в форме облака, которая медленно, но неумолимо поднималась в его сторону. Кошмарные звуки нарастали, дезориентировали, вгоняли в ступор. «Нужно попробовать найти какой-нибудь выход. Возможно, в стороне есть еще проходы, к тому же, дальше этой дыры я еще не проходил», – лихорадочно думал Исаак, зажимая уши руками. К и без того жуткому шуму добавился звук сильно льющийся жидкости, словно под этажом прорвало невидимую плотину.

Отпрянув от края, Исаак начал спонтанно двигаться в сторону, не отпуская рук от ушей. На него накатывала сжимающая в тиски духота, на лбу выступал грязный пот. В полубессознательном состоянии Исаак брел уже в произвольном направлении, лишь бы спастись, спрятаться, укрыться от этого звука, от этого облака, от этого тумана, хоть куда-нибудь, хоть обратно в темный коридор. Ничего не видя перед собой, он споткнулся об очередной мраморный обломок и начал падать на холодный, покрытый инеем пол, инстинктивно вытянув руки перед собой, чтобы смягчить удар. «Проклятый античный мусор…» – последнее, что пришло в голову Исааку перед тем, как он потерял сознание от падения.

«Фшшшшшшшшшш». Исаак не долго был в отключке. Поднявшись и отряхнувшись, он почувствовал тупую ноющую боль в правом плече. Видимо, на эту часть тела пришелся основной удар при падении. Так же, на левой ладони образовался своеобразный узор из царапин, с которых выступали маленькие капельки крови. Однако, эти отягощающие обстоятельства мало заботили Исаака. Все изменилось. Пропали звуки. Пропали кроваво-багровые оттенки. Туман застыл. Казалось, что все замерло, и Исаак на всякий случай приложил здоровую ладонь к уху, чтобы проверить, не лишился ли он своего слуха?

«Фшшшшшшшшшшш». Ледяная дрожь пробрала до костей: казалось, что в помещение мигом запустили жгучего морозного холода. Ежась и выпуская пар изо рта, Исаак начал понемногу двигаться, но не пройдя и нескольких шагов, с ужасом осознал одну очевидную вещь для себя. Он здесь не один. В отдалении, за несколькими неразрушенными колоннами Исаак увидел чью-то тень в тумане. Присмотревшись внимательнее (благо, по глазам больше не били кровавые цвета), он смог разобрать некий силуэт, слабо походивший на человеческий, высотой метра два – два с половиной, с постоянно меняющимся контуром, как будто это фигура, которая лепилась невидимой рукой и преображалась на ходу. И эта фигура двинулась в его сторону.

«Фшшшшшшшшшшшш». Царапины на ладони начали прожигать кожу. Исаак резко, насколько позволяло плечо, выбросился из-под колонны в противоположную от Существа сторону. Двигаться было тяжело, две боли: одна естественная и понятная, другая острая и необъяснимая, отягощали бегство. В очередном нарастающем приступе паники Исаак услышал шаркающий топот сзади себя, который ясно говорил о том, что Существо взяло его след. Оно явно не спешило настигнуть Исаака, тем не менее по дующему в спину холоду было очевидно, что эта тень неутомимо приближается.

«Мне нужен выход. Коридор. Хоть что-нибудь…» Но выхода нигде не было. Более того, Исаак уперся в глухую, покрытую редкой бурой растительностью стену. Что еще хуже, по сторонам, как назло, были плотно разложены многочисленные скопления уже набивших оскомину обломков, которые затрудняли и без того тяжелое движение. Позади Исаака нарастали звуки не то полутвердого неравномерного сапожного шага, не то галопа скачущей лошади, не то мягких подошв, скользящих по ледяной поверхности. Ладонь горела алым цветом. Исаак изо всех сил сделал новый рывок через груды обломков, однако силы вконец оставили его: не обежав и пару куч, задев ногой несколько больших каменных кусков, он рухнул, подкосившись от слабости.

«Это конец». Исаак лежал не более минуты, уткнувшись в грязный, весь в мелких каменных ошметках, холодный пол. Неторопливо поднявшись, он даже не думал больше бежать. Усталость полностью накрыла его и завернула в свои объятия: плечо отказывалось шевелиться, невыносимая боль в ладони исчезла, но это все уже не волновало Исаака. Он чувствовал этот пронизывающе-режущий взгляд на себе. Взгляд Существа сзади него на расстоянии нескольких шагов. Взгляд, кувалдой прибивающий к земле. Взгляд, от которого хочется исчезнуть и сгинуть в небытие. Исаак не хотел поворачивать голову и смотреть на своего преследователя. Интуиция подсказывала, что так он точно встретит свою гибель, но и ждать до бесконечности было нельзя.

Мимо ног по земле пронесся легкий ветерок, вслед за которым раздался пронзительный дребезжащий смех, переходящий в раскатистое рычание дикого зверя. Спустя несколько секунд смех резко оборвался, как по щелчку пальца.

– Ты знаешь, кто я? – раздался тихий вкрадчивый голос.

– Нет, – ответил медленно Исаак. – Думаю, я попал сюда случайно…

– АХАХАХА! – прервал его рычащий смех. – Случай? Жалкое создание, поплатившееся за свою любознательность. Я хранитель этого места, этой священной обители. Ты – не прошенный гость и самозванец. За свой проступок расплатишься со мной, однако это позже. Сейчас же…ответь: знаешь ли ты, откуда пришел?

– Я ничего не помню с того момента, как попал сюда.

– Меня редко беспокоят вторгшиеся извне, однако, когда это происходит, я не упускаю случая завести некоторую…беседу, – голос Существа стал более тихим и скрипучим, как будто диалог продолжил уже другой собеседник, – однако, если ты ничего не помнишь, тебе придется предложить мне что-то взамен. Не очень интересно, когда диалог ведет только один, не так ли?

– Но я не знаю, что предложить. Возможно, если бы я знал, кто вы, и где я конкретно, то смог бы…

– Нет! – прервал Исаака в очередной раз изменившийся холодный стальной голос. – Мне нужна история. Ты мне поведаешь то, чего я не знаю, а после я задам тебе вопрос. Если ответишь верно, то мы продолжим дальше наш захватывающий диалог. Если ответишь неверно, то я заберу твою душу. Именно так все и будет.

– Какую историю? – запаниковал Исаак. – Я не…Мне ничего не приходит в голову. Послушайте…

Раздался оглушительный рык. У Исаака перехватило дыхание: было ощущение, что его легкое пронзил острый холодный кинжал. Глаза налились кровью. В уши, казалось, сыпались мириады мелких острых камней таким образом, что их рокот доходил до каждой клетки тела.

– Хорошо! – выпалил Исаак. – Я знаю одну историю. Я знаю!

Все симптомы агонии мгновенно прекратились, а рычащий голос сменился на радостный, если не сказать даже – веселый.

– Отлично! Видишь, надо лишь немного подумать, и история сама придет к тебе в руки.

Исаак лихорадочно думал: «Черт! Что мне делать? Что мне делать?!?! Ладно, ладно, успокойся. Просто придумай что-нибудь захватывающе, не знаю. Скорми ему какую-нибудь интересную сказку или фантазию. Только без паники…»

– Итак?

Исаак медленно вдохнул и выдохнул.

**

П. умиротворенно спускался по двигающейся вниз лестнице. Он находился в огромном подземелье – куда не кинь взор, все покрывала тьма, и лишь небольшая полоска света внизу указывала на конец его пути. Сверху, издалека доносились приглушенные звуки мирской суеты и непрекращающегося движения по рельсам. Не прошло и нескольких минут, как П. уже сошел с лестницы, а полоска света превратилась в рельефный сводчатый проход прямо в яркий солнечный день.

Выбравшись из темноты, П. оказался на небольшой зеленой лужайке. Впереди, чуть поодаль виднелся старинный четырехэтажный особняк с несколькими башнями по бокам, на верхушках которых красовались шпили, увенчанные флюгерами с изображением какого-то животного – П. не смог как следует разглядеть издалека. Высокие, чуть суженые с краев арочные окна здания были непривычно темными, как будто хотели поглотить в себя все лучи солнца, располагающегося над лужайкой. Они величественно смотрели на идущего к ним П., и ни одного маленького блеска света не отражалось на их поверхностях. Само каменное здание особняка было облачено в бежево-коричневые цвета, его двускатная крыша – в темно-синие, и издалека строение казалось П. с одной стороны довольно величественным, а с другой – немного сумбурным в своей архитектуре.

Все пространство двора и лужайки вокруг опоясывал высокий, черный металлический забор с заостренными концами, оформленными в виде языков пламени, и толстыми каменными столбами, на которых восседали угрюмые статуи маленьких филинов с округлыми тревожными глазами. За забором располагался обширный густой лес, возвышающийся над всем этим владением. Повсюду царила необычная тишина: не было слышно ни зверей с птицами, суетившихся в поисках еды, ни жильцов этого двора, ни каких-либо звуков цивилизации, и лишь ветер, покачивающий кроны деревьев и заставляющий слегка звенеть ограждения, давал о себе знать.

Подойдя поближе к главному фасаду особняка, П. увидел чуть позади строения массивные узорчатые ворота, за которыми виднелась идущая вдаль грунтовая дорога, с двух сторон зажатая сплошными, едва проходимыми рядами деревьев. Неподалеку от входа в здание был сооружен странного вида фонтан. Он представлял собой три близко стоящих друг к другу столба, покрытых нефритовым мозаичным орнаментом, с верхушек которых слабо струилась слегка зеленоватая вода. Все столбы были разной высоты, толщины и, если присмотреться, мозаики на них тоже отличались друг от друга своими формами.

П. постучал в солидного вида железную дверь, покрытую разрастающимся из центра узором. Вместо привычного звука стука раздался распространяющийся во все стороны гул; стены задрожали от невидимого вихря; земля начала трястись так, что П. чуть не упал навзничь, но он смог вовремя сконцентрироваться и устоял на ногах. Как неожиданно начались эти волнения, так же неожиданно они и закончились, не дав П. толком обдумать причину этих явлений, к тому же за дверью раздались легкие шажки, сопровождаемые незатейливой насвистываемой мелодией. Дверь открыли.

На пороге стояла невысокая девушка в фетровой карнавальной маске лисы. Одета она была просто, но со вкусом: желтое платье, хорошо подходившее под солнечный летний день; белые и чистые туфли, ножки в которых ловко перескакивали с места на место; длинная лента лесного зеленого цвета, связавшая ярко-рыжие волосы в своеобразную косичку. Все в ней говорило о природной красоте и непосредственности ее натуры. Все, кроме одной вещи – этой странной маски лисы.

Увидев неловкое замешательство П., девушка засмеялась звонким искренним смехом.

– Привет! Давненько у нас не было гостей. Мы уже заждались! – она взяла за руку П., нисколько не стесняясь. – Как тебя зовут?

– П. Меня так зовут, насколько я помню.

– Какое интересное имя! Меня зовут А.

– Почему на тебе маска в форме лисы?

– Ахахаха! Странный ты. Так как же людям без масок? – воскликнула А., дотрагиваясь легкой рукой до лица П., который с изумлением осознал, что он все это время и сам был в маске, которая, судя по всему, настолько срослась с его лицом, что почувствовать ее самому на себе было никак нельзя.

– Но тогда какая маска у меня? Может, где-нибудь здесь есть зеркало?..

– Все-таки ты странный, – на секунду меланхолично улыбнулась А., но потом, как будто тут же пришла в себя. – Пошли к приемной стойке! Думаю, тебя уже там ждут.

– Это что-то вроде гостиницы? – спросил П., озираясь по сторонам. – Но я не видел никакой вывески на входе. И, кстати, что за фонтан странной формы во дворе?

– А, да давай после все расскажу. Сейчас, главное, оформить тебя, а все остальное придет само собой.

И они пошли по длинному, тускло освещенному керосиновыми лампами, каменному коридору, стены которого были периодически завешаны картинами, изображающими разных людей, без сомнения знатных кровей, в стильных костюмах и элегантных нарядах, позирующих в масках различных животных, будь то медведи, волки, птицы, либо же более экзотические животные, такие, как альпаки, панды и даже лемуры. По пути попадались красиво расписные деревянные двери с позолоченными табличками «Не беспокоить Ал.», «Прибуду к А.Д.», «С. 23» и прочими непонятными надписями.

П. все хотел задать А. массу вопросов, но она только спокойно покачивала головой и показывала всем своим видом, что сейчас не время для вопросов, и, держа его за руку, уверенно вела вперед. Не сказать, что П. был сильно против: ее нежная и легкая рука успокаивала, оказывала умиротворяющий эффект, как будто все так и должно плыть по своему течению, нестись на своей волне – где ни время, ни пространство тебя не волнует, и есть лишь прикосновения А., да вечный коридор в неизвестность.

– У этого места есть Хозяин, – неожиданно полушепотом, слегка озираясь, заговорила А. – Впрочем, как и у всего во Вселенной. Если ты будешь следовать его указаниям, понимать намеки и улавливать подаваемые знаки, то сможешь пойти дальше. Однако, если ты окажешься слишком нерасторопным и сомневающимся, то тебя ждет суровое наказание. Поверь мне, я все это видела, но давай оставим это в тайне. У Хозяина есть священное животное, которое приходит из ниоткуда и забирает тебя с собой, когда настает твое время. Только так и только тогда ты осознаешь свою настоящую природу, высвобождая себя, показывая, чего ты стоишь, а чего не стоишь. Видела ли я Хозяина? Можешь даже не спрашивать – это пустое. Не известно, насколько ты здесь задержишься до наступления конца твоего пребывания в этом месте. Я достаточно долго тут и успела многое понять и многое услышать. Но многое здесь и для меня остается загадкой.

П. был в полном замешательстве. К вороху его прошлых вопросов добавилась целая горсть новых. Он совсем перестал что-либо понимать, и к тому же накатывала усталость: ноги отяжелели, в глазах начала пропадать четкость зрения, и вместо того, чтобы потребовать хоть часть ответов на свое недопонимание, П. задал только один вопрос:

– Тебе не кажется, что мы уже очень долго идем по этому коридору, а он все никак не заканчивается?

– Есть еще третий путь, – пропустив вопрос мимо ушей, сказала А., – путь Тени, однако никто ничего не знает про него: лишь слухи и легенды. Но не упомянуть его нельзя, иначе теряется весь смысл.

– Да я тут и так не вижу никакого смысла! – вспылил П., освободив руку А. и раздраженно посмотрев на нее. Он всем своим видом требовал объяснений.

– Отлично, мы дошли до стойки регистрации! – воскликнула А., довольно хлопая в ладоши. – Тут я тебя покину, мне нужно еще встретить И., а ты пока что побеседуй с управляющим.

Не успел П., хоть как-то среагировать на такое пренебрежительное к нему отношение и резкую смену темы, как А. быстрыми шажками скрылась за непонятно откуда появившемся углом, и ему ничего не оставалось, как с обреченным видом подойти к стойке управляющего в слабой надежде на прояснение своей ситуации…

**

– Достаточно, – раздался глухой голос позади Исаака. – Я услышал достаточно. А теперь повернись.

На несколько секунд Исаак задумался о бегстве, однако очередная резкая боль начала прожигать его изнутри – «ПОВЕРНИСЬ!». Вздохнув и смирившись с неизбежным, он медленно обернулся, стараясь не делать лишних движений, чтобы встретиться со своей судьбой.

На расстоянии нескольких широких шагов во мгле стояло смотрящее на Исаака Существо. Сначала не было понятно, видел ли Исаак человека, или перед ним предстали очертания демона из неизвестных ему легенд, либо же его собственное зрение стало обманывать и подсовывать образ непонятной химеры. Лица Существа не было видно в тумане, как и весь его переменный облик. На Исаака нахлынул очередной панический ужас при виде одних лишь очертаний этой сущности. Как будто одно создание слепили из нескольких поменьше, которые еще отчаянно сопротивляются и пытаются выбраться из этой ужасной оболочки. Но даже если туман спасал Исаака от полного лицезрения Существа, ведь иначе он, по-видимому, точно сошел бы с ума от настигнувшего его кошмара, исходящего из облика демона, то было то, чего мгла не могла скрыть. Это глаза. Огромные, кроваво-красные, не мигающие глаза, наполненные гневом, зрачки которых непрестанно сверлили Исаака, пронзали плотный туман, словно отравленные стрелы, которые вот-вот достигнут его сердца и наконец положат конец всем мучениям.

– Теперь ответь мне, – чуть ли не шепотом произнесло Существо. – Сможет ли черный кролик увидеть солнце?

– Что? – тупо произнес Исаак, на секунду выйдя из-под власти сверлящего его взгляда. – Извините…я не понимаю…

– ОТВЕЧАЙ! – раздался громоподобный рев. Снова зазвучала противная симфония скрежета. Задрожали колонны – несколько рядом обвалились, и грязные обломки посыпались на Исаака. Зрачки чудовища раздирали его на части, из ушей потекла кровь, глаза застилала кровавая пелена.

– Я не знаю! – закричал Исаак в истерике. – Что за кролик?!?! Какое солнце?!? Что это?!?! Что?!?!

С ревом чудовище приближалось: его лик стал выступать из мглы, очертания начали принимать более конкретные формы, но Исаак уже не мог осознать их. Он сходил с ума: тело окончательно перестало подчиняться и, казалось, больше не принадлежало ему. Последнее, что Исаак увидел – это огромные окровавленные клыки, скрежещущие друг о друга и багровые, налитые кровью глаза, которые поглотили его окончательно.

«Сможешь ли ты увидеть свет?»

Глава первая.

Исаак резко вскочил с кровати и начал в страхе озираться вокруг: «Что за…?» Его всего покрывал холодный липкий пот, и мучила одышка: будто только что пролили на голову ведро с ледяной водой и заставили усиленно бежать без остановки. Спустя несколько секунд он начал приходить в себя и узнавать свою комнату. «Это всего лишь сон. Тупой кошмар. Бессмыслица», – стал успокаивать себя Исаак, откинувшись на подушку и машинально уставившись на потолок, в углу которого маленький паук начал потихоньку плести свою серебристую паутину.

«Но каким же этот сон был ярким…болезненно ярким. Пожалуй, не следовало зачитываться допоздна». В полуметре от кровати, прямо на полу валялась небольшая мятая книжка (видимо, перечитываемая помногу раз) в коричневой обложке с надписью на ней: «Получение М-энергии. Пособие для начинающих». Чуть потянувшись, Исаак достал ее с пола и начал лениво перелистывать. На пожелтевших, в некоторых местах истертых страницах было нанесено множество пометок карандашом: где-то перечеркнуты определения, где-то дополнены целые предложения, где-то и вовсе нарисованы свои схемы и обозначения, как будто автор пометок не сказать что бы полностью был согласен с создателями пособия.

За окном с проблесками рассвета пронесся мелодичный звук трубы. Начиналось утро. Исаак подложил книжку под подушку, поднялся и наскоро заправил постель. Взлохматив волосы, он надел на себя серые, явно поношенные штаны с заштопанной зеленой футболкой. Затем после широкого зевка прошел пару шагов, одернул плотную темную штору и открыл окно.

Свежий бодрящий воздух легкой поступью проник в комнату. Прохладный бриз безмятежно щекотал лицо, успокаивая нервы после тяжелого сна, а открывшийся умиротворенный вид на Тихое море давал кратковременную надежду на светлое будущее. Солнце едва начало подниматься за горизонтом, чтобы вскоре ознаменовать собой новый день. Облокотившись на подоконник (балкона у него не было), Исаак с третьего этажа наблюдал за тем, как темно-синие волны не спеша кружат по своим делам, колеблются друг за другом и, наконец, подходят к берегу, чтобы разочарованно убедиться в его серости и посредственности и отступить обратно – к себе, домой, в спокойствие.

Никто никогда не купался в этом море. Не потому, что оно было очень холодным, если не сказать – ледяным в любое время года, нет. Просто это было не принято. Не понятно, к каким берегам оно тебя принесет и на какие глубины опустит. Никаких морских обитателей там отродясь не было, птицы над ним не летали, судна не бороздили холодную синюю гладь. Ровный плоский берег был засыпан мелкой серой галькой. Перед зданием, между морем и дорогой были поставлены куцые деревянные лавочки на расстоянии друг от друга в метрах десяти, как будто было чем любоваться, сидя на них холодным осенним утром. Но Исааку нравилось там сидеть. Отчасти из-за того, что на них редко кто сидел, и никто ему не мешал, проходя мимо – отчасти, потому что вид Тихого моря вблизи действительно оказывал умиротворяющий эффект, прогонял дурные мысли, освобождал разум от тревог и волнений.

«Пойду выйду к морю», – решил Исаак, на ходу переодеваясь в выцветшие от старости джинсы и накинув черную, чуть продолговатую куртку с практически незаметной маленькой белой надписью на груди – «ИИМЭиТ». Оглядев комнату, он захватил полуоткрытый рюкзак, валявшийся в углу комнаты между стеной и кроватью, сгреб туда с миниатюрной тумбы пару карандашных огрызков, один блок с листами, и, чуть помедлив, набрал воды из-под крана в небольшую емкость (хотя здесь не было принято пить такую воду). Закончив такой скромный сбор, Исаак направился к выходу, оставив окно открытым, чтобы предоставить свою скромную обитель морскому бризу. Солнце уже вышло на свою ежедневную утреннюю смену. Начинался новый семестр в научно-исследовательском институте по изучению М-энергии и технологий, иными словами – просто ИИМЭиТ.

***

Нельзя было сказать, что Институт был плохим учебным заведением. Нельзя было сказать и обратное. Можно было сказать с уверенностью только одно: это был единственный Институт, где исследовали природу М-энергии, изучали ее свойства и способы применения, практиковали М-синтез и предоставляли доступ к уникальному высокоточному оборудованию для достижения вышеперечисленных целей. Получается, это был самый элитный и самый престижный институт из всех когда-либо существовавших до него. Сюда было тяжело попасть – для многих талантов и амбициозных молодых людей это была цель номер один на ближайшие несколько лет своей юности. Конкурс на поступление каждый год стоит безумный: сотни тысяч хорошо подготовленных специалистов после окончания лучших учебных заведений тут же подают заявки в ИИМЭиТ. Кто-то, не пройдя отбор, тут же заканчивал свою научную деятельность, уходя в другие отрасли. Кто-то, целенаправленно готовясь с ранних лет к поступлению в это престижное место, из-за неудачи сходил с ума и уходил в отшельники на луга и поля пасти овец. Ничего не скажешь – мир жесток. А кто-то, поступив, сразу строил карьеру в других местах, полагаясь на имидж и статус института в реализации своих амбиций.

Были и те, кто поступал, пройдя конкурс Фортуны, который осуществлялся следующим образом:

1. Желающие подают запрос в Ведомство на предрасположенность к обучению в ИИМЭиТ.

2. При положительном ответе отправляется заявка на Фортуну (принимается только один раз в год в раннюю весну). Заявке присваивается конкретный номер.

3. Из всех собранных заявок специальный вычислительный центр целую неделю генерирует случайным образом посредством трех алгоритмов числовую последовательность случайной длины из случайных чисел, которая разделяется на случайные отрезки посредством еще двух алгоритмов, и, таким образом, формируются случайные числа Фортуны.

4. Заявки с совпадающими номерами Фортуны принимаются на поступление в ИИМЭиТ.

Как правило, абитуриенты, поступившие с помощью Фортуны, считались «темными»: у них зачастую были низкие результаты на экзаменах, им тяжело давалась практическая и исследовательская деятельность, и самое главное – их презирали и над ними нередко издевались остальные учащиеся с молчаливого одобрения профессоров. Никто не понимал, зачем сделали такую систему, однако, в последствии, люди просто свыклись, пожимали плечами и говорили: «Видимо, Совету института виднее».

Так сюда и поступил Исаак. Он не хотел поступать – на отправку заявки настояла его бедная мать, работающая библиотекарем при ближайшей к их дому школе. По сути, когда пришел роскошно оформленный конверт с красивой красной печатью, на которой был вытеснен символ института, не было предела радости именно у матери Исаака – он же сидел на грубо сбитом деревянном стуле в маленькой кухне, рассеянно рассматривая направление, и все никак не мог трезво осмыслить происходящее. Было ясно только то, что его жизнь уже не станет прежней.

К тому моменту Исааку шел восемнадцатый год. Он посещал стандартное техническое училище по квоте от Города. Посещал, может, пару раз за месяц, чередуя учебу с подработками чистильщиком берега и уборщиком мелкого мусора. Работал он не от праздной жизни: зарплаты библиотекаря матери едва хватало на погашение жилищных потребностей, поэтому срочно требовался хоть какой-то заработок со стороны. Мать Исаака звали Реной. Она была низкой, худой, тихой и робкой женщиной. Постоянно вздрагивала от резких и быстрых движений со стороны и до жути боялась громких звуков – вероятно, это и сподвигло ее в конечном итоге занять должность в библиотеке.

Исаак был одновременно и похож, и не похож на Рену: он был худым и достаточно высоким; тихим, но довольно вспыльчивым; с врожденным чувством справедливости; не любил резкие перемены вокруг и редко лез на рожон, но если решался, то ясно осознавал, что бед не оберется – в драках у него было мало шансов в силу его не слишком спортивного телосложения. Исаак имел темно-каштановые, вечно не причесанные, постоянно находящиеся в хаосе волосы. Взгляд часто рассеянно блуждал по сторонам, а пепельно-серые глаза вкупе с острыми скулами и тонким прямым носом придавали лицу тревожно-мрачные оттенки, из-за чего Исаака во многих случаях обходили стороной, будто встречали черную кошку посреди улицы.

– Понимаешь, что это значит? – мягко проговорила мать, сняв очки и подняв сияющие глаза от приглашения на поступление. – Это значит, что ты достоин.

– Нет, это значит, что мне просто повезло. Я даже не рассчитывал на все это, – нервно махнул рукой Исаак.

– Нет, ты не прав. Им виднее. Я думаю, там не дураки сидят, и они распознали в тебе скрытый талант. Иначе зачем еще организовывать такой непонятный многим конкурс? Именно для отсеивания алмазов среди грубых камней…но делая это весьма своеобразным способом.

– Но у меня нет никаких талантов и предпосылок к обучению! Я работаю на нескольких работах, с трудом посещаю училище и даже толком не слышал про эту М-энергию. Я же ничего не умею…

– Не говори так! Ты просто не веришь в себя, – зашептала лихорадочно Рена. – Я знаю это, потому что такая же. Однако, в отличие от меня, тебе предоставили уникальный шанс изменить свою жизнь и покинуть это несчастное место. Ты можешь стать достойным членом общества, и у тебя при этом все впереди – это ли не благословение фортуны???

– Но послушай, мама. Допустим, я поеду. Я не смогу уже работать. Это сильный удар по домашнему бюджету. Я так понял, институт не дает никаких выплат, сам факт обучения там – это уже роскошь. Лучше бы делали какие-нибудь дотации…

– Не переживай. Я выкарабкаюсь. Тем более, это и некоторый шанс для меня. Возможно, узнав о том, где учится мой сын, руководство поднимет мне ставку. Не будут же они экономить на матери будущего представителя нашего района? – размышляла Рена с мечтательным взором, устремленном в одни лишь ей известные дали.

Исаак не хотел сильно спорить. В глубине души он и сам надеялся на счастливое будущее, которое ему только что приоткрылось. Ему осточертело работать уборщиком и жить в затхлой маленькой квартире на окраине города. Осточертели мысли лишь о том, что он так и останется здесь до конца своих дней – без социального лифта, без квот на переезд в другой, более благополучный район, без перспектив на достойную жизнь. Осточертело не быть «нормальным».

***

Открыв дверь, Исаак тут же очутился в коридоре, по которому уже сновали ранние жаворонки-учащиеся. Кто-то держал в руках стопки исписанных черно-синими цветами бумаг. Кто-то аккуратно нес в лаборатории хрупкие измерительные приборы в чехлах и старинного вида футлярах. Были и те, кто с невозмутимым видом направлялся на кафедру, не спеша попивая кофе в пластиковых одноразовых стаканчиках. Исаак пошел спешным шагом, стараясь опускать голову как можно ниже.

Сама планировка коридоров, кабинетов, аудиторий, лабораторий, жилых апартаментов в институте была очень своеобразной. С правой стороны (от выхода из жилой комнаты) по соседству с Исааком располагались пару таких же жилых комнат. Затем шла аудитория, где чаще всего читались лекции по методам синтеза М-энергии; после – тут же еще одна студенческая жилая комната; следом за ней располагалась лаборатория, в которой в абсолютной темноте рассматривали состав М-энергии. Говорили, что студент, которому досталась та жилая комната, постоянно и во всеуслышание жаловался о странных гудящих звуках по соседству из лаборатории, после чего, спустя половину семестра, его перевели в другое жилое помещение на последний седьмой этаж в самую отдаленную часть здания, и вообще он стал очень замкнутым и появлялся только на практиках и лекциях.

Далее шла столовая, где можно было либо купить простой еды быстрого приготовления и убежать поскорее к себе в комнату или пустую аудиторию для легкого перекуса, либо же отстоять огромную очередь, но зато получить бесплатный плотный обед или ужин, где периодически попадались свои скрытые «алмазы» вроде бесподобного горячего тыквенного супа, холодного масляного картофеля с трюфелями и очень мягких, прямо тающих во рту плюшек с корицей. Не удивительно, что столовая всегда считалась самым популярным местом института: здесь постоянно происходят столпотворения и стычки за свободные места, которых почти никогда не бывает, а ушлые студенты за плату занимают места в очереди к булочкам с корицей.

Практически напротив комнаты Исаака располагался кабинет единственного сертифицированного специалиста по настройке и отладки М-установок, который слыл своим лютым нравом, и довольно часто у его дверей толпилась куча студентов в попытках договориться о приеме к нему на практику либо же для получения технических спецификаций, так необходимых для работы с драгоценным оборудованием.

Комната Исаака была самой крайней жилой комнатой на юго-западной стороне этажа, и слева от нее располагалась площадка, в центре которой пересекались пять коридоров. Один коридор уходил на запад и был достаточно протяженным и пустынным: по нему редко кто ходил из-за малого количества помещений на том направлении. Несколько коридоров витиевато уходили на север для того, чтобы развестись с другими, образуя сплетения проходов в другие части здания.

С северо-западного коридора осуществлялся проход на лестницу, ведущую вниз, при этом другая лестничная площадка, ведущая уже вверх, была чуть ли не на другом конце здания, и так с каждыми лестницами на каждом этаже, поэтому Исааку пришлось спуститься сначала на второй этаж, пройти там несколько коридоров и пролетов, найти другую лестничную клетку, уже с нее спуститься на первый этаж, и наконец, пройдя еще половину коридора, добраться до парадного входа, представляющего собой две обычные деревянные двери без всяких опознавательных знаков, с простыми продолговатыми латунными ручками.

Оказавшись на воздухе, Исаак вздохнул полной грудью: до заветной лавочки оставалось только перейти дорогу, да пройти пару шагов по серой насыпи. Дорога была покрыта необычным, черным как смоль, асфальтом. Никаких разделительных полос на ней не было – просто темная лента, растянувшаяся через весь полуостров, на юге которого был расположен институт. Исаак никогда не видел, чтобы по этой дороге проезжали автомобили. Рассказывали, правда, что только редкими рейсами, точное расписание которых никто не знал, подъезжал к невзрачной квадратной остановке, расположенной чуть поодаль от главного входа, маленький, смахивающий издалека своей формой на серого толстого кота автобус, который останавливался не более чем на 5 секунд, и тут же трогался с места, не закрывая свои миниатюрные скрипящие дверцы.

Перейдя дорогу и на всякий случай осмотревшись по сторонам, Исаак наконец достиг своей незамысловатой цели: пройдя несколько метров, распихав несколько крупных камней синими, повидавшими виды кроссовками, он приземлился на старенькую лавочку, разместил на ней свой потрепанный рюкзак и закрыл на несколько мгновений глаза, предоставив ветру окутать себя прозрачной пеленою.

Когда все пошло не так? Он не знал. Наверное, когда прошел конкурс Фортуны и понял, что отказаться нельзя: ведь его ждут вполне осязаемые перспективы выбиться в люди, что не удалось ни его матери, ни так рано покинувшему их отцу. Нет. Наверное, когда настал первый семестр, и эти осязаемые перспективы быстро превратились в далеко не осязаемые, как только у Исаака обнаружились посредственные способности к изучению М-энергии, и начались нападки со стороны других студентов. Нет, навряд ли. Сам факт обучения в институте – уже престиж, а к агрессивной среде и неприязни Исаак был приучен с детства, и к началу второго курса он уже был облачен в толстую непроницаемую броню равнодушия к окружающим, словно они были для него просто бледными бликами на воде. Все пошло не так после размолвки с Петром. Да, верно.

***

Петр был, пожалуй, единственным другом и близким Исааку человеком во всем институте. Не потому, что Петр точно так же прошел конкурс Фортуны и слыл абсолютно посредственным студентом, нет. Он – тот человек, кем Исаак всегда хотел быть, но быть боялся. Он был любознательным бунтарем и провоцировал всех вокруг на гнев и раздражение своими саркастическими замечаниями. Петр вечно задавал неудобные вопросы профессорам. Он постоянно выводил из себя элитных студентов и вот-вот состоявшихся специалистов своей несуразностью и поистине ученой невежественностью, за что постоянно расплачивался расправами в коридорах после занятий. Самое удивительное было в том, с какой легкостью Петр переносил удары и произвол остальных. Казалось, в этом и состоялась его задача – раззадорить общество и раскрыть истинные лица окружающих его учащихся, дав выплеснуть на себя накопившуюся в них злобу, накипевшее напряжение, наросшую агрессию, и чувство удовлетворения от эффекта брошенных масок пересиливало в нем любые нанесенные побои и полученную физическую боль от расправ местных задир. Петр часто шутил, но в его шутках сквозила едва уловимая скрытая тоска и печаль, которую Исаак мог прочувствовать и на себе. Возможно, поэтому они так сдружились.

Познакомился Исаак с Петром в одной из случившихся стычек после занятия по М-расщеплению. Шел третий месяц первого семестра обучения в ИИМЭиТ. Исаак уже полностью освоился в роли изгоя фортуны и понял, что у него нет никаких способностей и расположенности ни к одному предмету. Его уже бесчисленное количество раз толкали, пару раз выпускали на нем пар в коридоре и один раз даже заперли в кладовой с микроизлучателями на несколько часов, пока лаборант с удивлением и негодованием не обнаружил там дремлющего Исаака, обхватившего руками дорогостоящее оборудование.

На практическом занятии следовало показать расщепление М-ядра первого уровня на более мелкие, второго и третьего, посредством использования альфа-М-излучателя, красным мелом на белоснежной доске нарисовать этот процесс, затем тут же с помощью старого проектора, установленного в аудитории, вывести код расщепления, рассчитать, сколько М-энергии выделится, и на каком расстоянии и в каких условиях надо совершать расщепление, чтобы не превратиться в труху от возникшего в процессе энергетического коллапса.

В этот раз вызвали Исаака: отвечающего выбирали случайным образом посредством программы на приборном столе у профессора, и здесь не было важно, горел ли ты желанием ответить и показать свои знания, либо же готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не выходить – программе Совета было все равно. Очевидно, что Исаак склонялся ко второму варианту. Это было полное фиаско. Мало того, что он никак не успел подготовиться к этому занятию, потому что был заперт в кладовке, так еще и сами термины, определения, формулы постоянно плавали перед глазами, никак не выдавая своего сакрального смысла, норовили убежать, ускользнуть, показать полнейшую неприязнь и равнодушие к пытающемуся их понять и постичь Исааку.

– Да нет же, это никуда не годится! – вспылил в конце концов профессор Окам, снимая и потирая свои запотевшие круглые очки-совы после того, как Исаак перепутал все мыслимые и немыслимые виды М-расщепления. – Поймите, господа и дамы, вы изучаете М-энергию не просто так. Это священный долг каждого добропорядочного члена нашего общества будущего! М-энергия дает нам практически все: тепло, электричество, крышу над головой, одежду. Вот-вот мы найдем новые методы ее синтеза для использования во всех регионах, новые применения, новые возможности! Будущее! А ты! – он резко повернулся к Исааку. – Ты не можешь даже понять, что деление М-ядра на ядра второго уровня возможно лишь с М-энергией, превышающей пороговое значение, равное 4.2МЭЭЭ, где МЭЭЭ вычисляется по следующей формуле! – профессор выхватил у Исаака такой бесполезный для него красный мел и начал лихорадочно выводить истину. Возникшие формулы на доске вконец начали издеваться над Исааком, и у того заболела голова.

– А дальше, – продолжал вспотевший от возбуждения профессор, – ядра второго уровня становятся четными быстро делящимися, и для расщепления достаточно сколь угодно малой М-энергии. Как можно не знать таких фундаментальных вещей?!? Это же просто неуважение, это дерзость и невежество! – в этот момент у Исаака перед глазами начали плыть корабликами по волнам разные мелкие М-ядра десятых, двадцатых, сотых уровней с различными степенями МЭЭЭ, которые еще и отдавали жалобным блеянием в ушах так, что Исаак с некоторым сожалением вспомнил о его тихих часах в кладовке с приборами, у которых, скорее всего, не было никаких проблем с этими значениями.

– Уйди с глаз моих долой! – рявкнул Исааку вконец раздосадованный профессор Окам. – Я хочу, чтобы вы все уяснили одну простую вещь. Без М-энергии нашу цивилизацию постигнет крах. Она для нас как вода, как воздух, и чем скорее мы все поймем ее, изучим ее, познаем все ее тайны, тем быстрее мы достигнем наивысшего пика развития человечества! Преодолеем грани времени, пространства и выйдем на новый предел! Но если вы будете такими же безответственными, как этот…студент, – он махнул рукой на Исаака, готового буквально испариться сквозь грани пространства, – то вы никогда не сможете нормально взаимодействовать с М-энергией, и это будет полнейшей катастрофой для всех. Наш мир погрузится в пепел, во тьму. Без ее синтеза мы не сможем существовать как вид. Помните об этом! Совет это видел и пережил, и ему лучше всех об этом знать. А в качестве напоминания и предостережения к следующему занятию я дам вам дополнительные задания по расщеплению. Так, а пока – кого мне дальше выберут решать эту задачу?…Прекрасно! Алиса, выходи к доске, уж в тебе я не буду сомневаться…

Естественно, после занятия группа учащихся, неравнодушных за будущее человечества, а также за дополнительные задания, быстро отвела Исаака в сторону мужского туалета и устроила ему взбучку. Сначала Исаак получил резкий и короткий удар в солнечное сплетение, от которого у него тут же перехватило дыхание, и он сжался вдвое. Затем ему подножкой скосили ноги так, что он тут же упал, ударившись затылком об дверцу туалетной кабинки, распахнув ее (благо, там не было справляющего свою нужду профессора). После Исаака выволокли за синие, чуть потрепанные кроссовки и начали методично пинать по бокам.

Исаак не был какой-то там регулярной грушей для битья. Он мог дать и давал отпор в разных ситуациях в разное время: и один на один, и против нескольких, и в коридорах, и в пустых аудиториях. Он понимал свое положение в этом обществе и осознавал, что ни профессорам, ни специалистам, ни уж тем более Совету, кто бы там не состоял, нет ни малейшего дела до разборок студентов, тем более, когда дело казалось таких никчемных учащихся, как Исаак. Для них было главное, чтобы большинство приносило результат, совершались исследования, делались открытия, проводились синтезы и расщепления, и система работала. А она работала. На психологические проблемы и ментальное здоровье мало кто обращал внимание. Тем более, что до действительно фатальных моментов почти никто не доходил. Исаак впоследствии под конец первого курса смутно слышал лишь про один несчастный случай, который Совет быстро замял и принял меры, чтобы такого больше не повторялось.

Свернувшись и абстрагируясь в себя, Исаак стоически сносил боль, терпеливо считая пинки за пинками, давая настояться синякам и шишкам, чтобы потом, после того как группа задир успокоится (Исаак даже не старался запоминать имена своих сокурсников, для него это была мусорная информация), он мог в своем темпе доковылять до университетского лазарета, где за пять минут с помощью М-регенератора ему восстановят его прежнюю повседневную физическую форму. У регенератора был несколько побочных эффектов: после него каменело все тело, ноги наливались несоразмерной тяжестью, на некоторое время парализовались части лица, изо рта начинала течь слюна, а глаза могли начать краснеть и норовить вылезти из орбит. На этот случай следовало переждать в палате до спада эффектов.

«Девять…десять…одиннадцать…» – вспоминал счет Исаак, когда дверь в мужской туалет резко открылась, и в проеме появился коварно улыбающийся светловолосый парень в очках, держа в руках очистительную пушку, которая применялась в лабораториях для смывания остатков от биовеществ и субстанций, используемых для опытов. В самой очистительной пушке размещался баллон вместимостью в несколько литров, в котором был налит безопасный для человека, но опасный для определенных материй раствор. Очень вонючий, если попасть на одежду – липкий, желто-фиолетового цвета.

«Уборка туалетов!» – крикнул парень в очках и направил пушку на группу задир, оторопело смотрящих на него. Мощная струя, вырвавшись из относительно небольшого дула, пронзила пространство и вмиг достигла своей цели: парни тут же позабыли о лежащем в оборонительной позе Исааке и в панике сбились в беспорядочную кучу (в туалете было не так уж много места), закрывая руками желтые лица и распаленные от раствора глаза. Спустя миг они, бранясь и оплевываясь, уже гнались с дикой ненавистью за Петром, который бросил пушку посреди прохода и убежал прочь сквозь ветвистые коридоры института.

Чуть подождав, чтобы дать настояться образовавшейся тишине вокруг себя, Исаак медленно поднялся, стараясь игнорировать весьма ощутимую боль в спине, животе, по бокам и в отбитых при падении плечах. Немного покалывало в районе затылка. Раствор попал в какой-то степени и на него, однако это ни в какое сравнение не шло с полностью испорченной одеждой у его обидчиков. Прихрамывая и аккуратно обходя пушку, Исаак ухмыльнулся – это был один из его немногих первых радостных моментов на первом курсе: «Выкусите…»

Так или иначе, Исаак успешно посетил лазарет, а Петра не менее успешно догнали, избили, сломали ему несколько ребер и выбросили очки в измельчитель отчетов. Уже на следующий день Исаак нашел его, сидящего в дальнем, плохо освещенном углу столовой и пытающегося читать помятую книжку в бурой неприметной обложке. Петр хмурился, часто моргал своими серо-синими глазами, озадаченно почесывал светло-русую голову и потирал переносицу под ободковыми прямоугольными (новыми?) очками, словно полагал, что от этого прочитанное станет хоть немного понятнее.

На нем была клетчатая желто-красная рубашка, выделяющаяся своей яркостью среди более строгих костюмов остальных студентов. Крепкие размашистые плечи; подвернутые небрежно рукава; средней длины волосы, зачесанные назад; широкий лоб вкупе с немного сплющенным носом – все это выдавало в Петре волевого человека, способного за себя постоять. Несмотря на то что в данный момент он был усиленно занят чтением, выражение его лица таило в себе некоторое «озорство», которое только и ждало, чтобы кто-то отвлек Петра от этого дела, и он тут же все бросит и займется более насущными проблемами.

– Ничего не могу разобрать при таком ужасном свете! – сказал он, раздраженно отложив книжку в сторону, и, прищурено взглянув на Исаака, протянул руку. – Я Петр.

– Исаак, – произошел неловкий, но твердый обмен рукопожатиями. – Я хотел поблагодарить тебя за тот меткий выстрел в туалете.

– А, пустяки, – махнул рукой Петр. – Это была не самая моя креативная затея. Поверь мне, я могу лучше. Если сравнивать этот сброд со стадом баранов, то бараны хотя бы имеют мех, а эти могут только сбиваться в кучи и слепо следовать линии людей, которых они даже в глаза никогда не видели. А может, не людей вовсе.

Впервые Исаак так явственно слышал критику Совета института, которого обычно либо хвалили, либо в крайнем случае высказывались равнодушно.

– Но, вообще-то говоря, для них сбродом считаются такие, как я, – ответил уныло Исаак. – Я попал сюда благодаря Фортуне, и не сказать, что поражаю окружающих своими умениями и знаниями. Хотя нет, поражаю…но не с той стороны.

– Об этом вообще не стоит переживать и загоняться. Я тоже с Фортуны, – бодро сказал Петр, – и я тебе скажу, что эта вся система – полная чушь и абсурд. Сам посуди, если изначально было ясно, что многие абитуриенты, отбираемые случайно, не могут потянуть местную программу, которая вообще непонятно как составлена, то какой смысл нас сюда закидывать? Тут вариантов несколько. Возможно, нас сюда послали с определенной целью разрядки для других, более смышленых и, без всяких сомнений, талантливых будущих специалистов, которым надо выплеснуть скопившееся в них напряжение из-за безмерно тяжелой программы. А, как известно, если обычный досуг в виде спорта, прогулок, чтения отвлеченных книг и прочих маленьких жизненных радостей не помогает, то в ход идет достаточно действенное, но не то чтобы полезное средство высвободить пар и стресс – насилие. Так же, если известно, что регенератор все починит, и здоровью учащихся ничего не угрожает (ну, может, ментальному), то почему бы немного не поиздеваться? Мы же не манекены, мы живые существа, и тем это увлекательнее. Соответственно, чтобы доминантной стороне был более интересен процесс, я вношу в него свои коррективы, заставляя сторону преодолевать различного рода препятствия и трудности в достижении своей благородной цели.

На некоторое время повисла неловкая пауза. Исаак не понимал, шутит ли Петр или серьезно верит в свою миссию. Он просто пытался избегать стычек и воспринимал как должное издевательства со стороны, потому что понимал источник раздражения в качестве собственной тупости при обучении.

– Иными словами, – продолжил Петр, – я просто не даю зазнавшимся отморозкам быть всесильными отморозками, но даю еще им побыть немного на стороне жертвы, таким образом переворачивая всю игру, добавляя некоторый элемент…неожиданности. Так, до тебя, пару дней назад тройка парней с моего потока решила, что я слишком нагло на них смотрю, поэтому вывела меня в пустынную аудиторию, в которой ребята оказались парализованными гидроМрионным спреем, который я предварительно подготовил для них и успел применить до того, как меня начали бить. Чуть осмотревшись, я оттащил тела в дальний угол аудитории, попотев, накинул на них разных бесполезных чертежей установок, задвинул к ним стол так, что их было вообще не видно, а на доске написал «Тройка бакланов». Спрей действует где-то часов 12, поэтому очнулись они где-то на следующее утро с вонью во рту и в тесных объятиях друг друга.

– Что-то мне подсказывает, больше всего их разозлила надпись, – сквозь смех сказал Исаак. – Но тебя по итогу они разве не настигли? Ты не боялся последствий с их стороны? Намного более сильной агрессии?

– Так в этом и смысл. Я их взвинтил еще сильнее. Конечно, они меня достали на следующий день и чуть все кости не перемололи. Но здесь и раскрывается следующая теория, почему сюда послали таких, как мы с тобой. Это такой социальный эксперимент. Мы должны сеять хаос в системе, проверять ее на прочность. Пробовать анархию. Ты когда-нибудь замечал, чтобы кого-то сильно наказывали? Чтобы кто-то помимо небольшого насилия над «изгоями» совершал что-нибудь противозаконное и запрещенное институтом? Никто ничего такого не делает, и никого никак не наказывают. Совет никогда не представал перед обычными смертными. Профессорам и специалистам до лампочки, им главное воспроизводить кадры и закладывать в головы знания и опыт. Все учащиеся, словно стадо интеллектуальных животных, ведомое за пастухом щипать М-траву, даже не оглядывается вокруг. Поэтому, чтобы разнообразить весь этот процесс обучения, полностью осознавая себя, как посредственность, я разбавляю повседневность в меру своих способностей и фантазии.

– Это все звучит как эксперимент ради эксперимента. Конкурс Фортуны, насколько я знаю, проводится достаточно давно. И, разве ты не хотел бы пересилить себя, прыгнуть выше головы, доказать всем и в первую очередь самому себе, что сможешь выбраться с самых низов и стать достойным специалистом?

– Не. Это бесполезно. Смотри, я читаю эту муть каждый день, – небрежно ткнув в лежащую на столе книжку, ответил Петр. – Это пособие для самых чайников. Я специально сходил в библиотеку и попросил наиболее легкую книгу для понимания основ, настолько простую, что даже человек с улицы, который впервые услышал слово «М-энергия», смог понять из нее, о чем тут говорится, и что вообще происходит.

Исаак с воодушевлением подумал, что и ему тоже не помешала бы такая книга, которая все разложит по полочкам с самых низов. «Вполне возможно, у меня была просто слабая база. Если правильно начать и постоянно трудиться, то и море перестанет быть тихим, – он начал усиленно рассуждать. – И как я сам не догадался сходить в библиотеку? Даже не знал о ее существовании в институте».

– И как она? – спросил он, подавшись вперед.

– Полный крах, – как острой саблей обрубил Петр все воодушевление Исаака, – бесполезная трата времени. Я читаю ее каждый день, постоянно учу все имеющиеся там термины, разбираю примеры, пытаюсь вникнуть в формулировки. Честно провожу аналогии, чтобы было проще усвоить материал. Но я не понимаю ничего. Поверь мне, я адекватно оцениваю свои способности, и я отнюдь не глупый парень. Я попал сюда после досрочного окончания второго по престижности института на материке. ИПИХНЭ – Институт по изучению химически-неопознанных элементов. Там я не бил баклуши, а был прилежным студентом на стипендии. А тут что? Я никто. В этой парадигме я тупица. Ты никогда не задумывался, почему не можешь ничего нормально выучить и попробовать понять, сделать, и почему у тебя все здесь валится из рук? Неужели у тебя такая низкая самооценка, друг?

На некоторое время настала пауза. Исаак действительно задумался. Да, он и в прошлом училище был серым парнем, который вечно находился в подвешенном состоянии. Ни там, ни тут. Однако здесь он катастрофически был ни на что не способен.

«В самом деле – если даже такие достаточно сильные студенты, как Петр, попадая сюда, не могут ничего сделать, то разве это не признак того, что присутствует определенный умысел, как будто нас специально отрезали от всего остального пласта общества в извращенных, известным лишь единицам целях, чтобы получить конкретные результаты? Или не получить их вовсе? Нет, это все уже звучит, как конспирология, я не хочу даже об этом думать».

– Это все звучит как бред, если честно, – сказал наконец Исаак. – Как будто в этом нет никакого смысла.

– Именно! – обрадовался Петр. – Это третья теория. Все происходящее здесь бессмысленно. Подумай сам, ты не можешь понять М-энергию, не вникаешь в предметы, хотя мне кажешься смышленым парнем. Непонятное разделение на потоки, непонятное разделение на группы, непонятные профессора, у которых одна религия – обучать и обучать своему предмету. Люди вроде как вместе: они ходят, шутят, общаются, делятся мнениями, однако на самом деле атомизированы, разделены, не стремятся делиться своими наработками, при первых же серьезных успехах начинают друг другу грызть глотки. Я вообще не понимаю, как этот институт еще функционирует, и как в нем поддерживается порядок и систематичность.

– Все же ты меня не до конца убедил. Если бы все обучение здесь не имело смысла, то весь наш мир не имел бы смысла, ведь это самый престижный институт на свете. Возможно, этот кажущийся на первый взгляд абсурд и несет в себе некую непонятную нам системность, которую задает Совет, благодаря чему и готовятся самые высококвалифицированные кадры. И наше присутствие здесь, возможно, не случайно, но не в качестве социального эксперимента по насилию, а в качестве другой, более высокой цели, о которой ни ты, ни я не знаем. По крайней мере, я надеюсь на это.

– Слушай, а помимо меня, ты еще многих студентов Фортуны видел? – быстро добавил Исаак, как бы невзначай закрывая тему.

– Пару человек знаю, – немного нехотя, словно боясь раскрыть какую-то тайну, ответил Петр. – Я думаю, тут пятьдесят на пятьдесят. Либо никто и ничего не имеет смысла, либо же смысл настолько глубокий, что хоть сейчас надевай костюм и ныряй в Тихое море в его поисках.

Внезапно, его выражение лицо резко изменилось с достаточно беспечного на сначала шокированное, а спустя мгновенье – на растерянно-печальное. Слегка побледнев, Петр направил напряженный взгляд в направлении входа в столовую позади Исаака, словно увидел только что вошедшего призрака, махающего ему рукой.

– Что-то случилось?

– Нет, пустяки… – пробормотал Петр. – Слушай, мне надо идти. Я тут увидел одну старую знакомую, с которой мы давно не пересекались. Кстати, – чуть улыбнувшись, добавил он, вставая с места и протягивая мятое пособие по М-энергии Исааку, – держи. Может, все-таки ты разгадаешь эту странную загадку.

Маленькая мятая книжка непривычно уютно поместилась в руках у Исаака. Хоть обложка видала некоторые более приятные времена, было ощущение, что с ней обращались очень бережно, несмотря ни на что, и у владельцев она занимала особое место. Исаак не успел поблагодарить Петра, как тот уже скрылся за новоприбывшей толпой студентов, праздно шагающих перекусить и подкрепиться перед очередной порцией суровых и трудных занятий.

Глава вторая.

Хмурое холодное солнце нехотя поднималось над горизонтом. Тихое море все так же безмолвно выжидало, будто бы приглашая любого желающего к себе в гости, в свои уютные водные покои. Исаак, чуть привстав с лавочки, подобрал небольшой камешек круглой формы и начал его перебрасывать из руки в руку, смотря угрюмо на едва качающиеся волны. Петр был прав. Начинался второй год обучения, а Исаак все так же ничего не понимал, над ним все так же глумились, и вокруг все шло своим привычным чередом, будто бы так и было изначально задумано.

Между тем изменилось несколько вещей. Исаак с Петром практически перестали общаться. После того случая с туалетом они сильно сдружились, вместе придумывали, как дать отпор задирам (идейным лидером в этом плане практически всегда был Петр), часто ходили сидеть и смотреть на море по вечерам, обсуждая теории заговоров и функционирование института. Однако под конец первого семестра что-то произошло. В один день Петр как сквозь землю провалился, и Исаак нигде не мог его отыскать. В ответ на расспросы про Петра окружающие просто игнорировали либо же думали, что Исаак пытается над ними шутить, и от этого раздражались. Спустя две недели Петр появился, однако изменился до неузнаваемости. Он перестал носить очки, постоянно бегал взглядом с одного предмета на другой; появилась щетина; волосы на голове, казалось, выцвели и выгорели, перейдя в едва побледневшие, начинающие седеть заросшие космы. Его поведение стало нервным, двигался он лихорадочно быстрыми шагами, постоянно озирался по сторонам и был очень дерганым и взбаламученным. И самое главное: с Исааком он перекидывался максимум парой фраз, отвечал вечно невпопад, затем тут же убегал по каким-то своим делам, не объясняя ничего. На вопросы, где пропадал, лишь печально качал головой, тут же начинал говорить про неотложные вопросы, которые надо решить, и тотчас скрывался в неизвестном направлении.

Так Исаак снова остался один. Во время отсутствия Петра ему начали сниться кошмары, ни один из которых он не мог вспомнить. Примечательно было то, что Исаак просыпался от них посреди ночи, нервно оглядывался, а потом снова засыпал как убитый, чтобы потом наутро почувствовать себя полностью отдохнувшим. Однако осадок все равно оставался. После кратковременного возвращения Петра кошмары прекратились. В июле закончился первый курс. Исаак съездил домой к матери, а спустя месяц уже начался новый год обучения (на отдых в институте дается только один месяц из-за плотной и нагруженной учебной программы длительностью в шесть лет). И вот Исааку опять приснился кошмар. Но в отличие от прошлых кошмаров этот сон ему запомнился, и нервная дрожь до сих пор немного пробирала Исаака, хотя умиротворяющее море все же дало свой успокаивающий эффект.

«Я не хочу здесь больше оставаться, – думал тоскливо Исаак. – Опять эти бесполезные занятия. Я больше не выдержу. Почему отсюда нельзя никак вылететь? Я был бы первым студентом, который сделал это. Создал бы уникальный прецедент. Приобрел бы известность. Так и представляю себе заголовки новостей со всех уголков – «Человек, который отказался учиться в ИИМЭиТ. Как он решился на такое? Уникальный случай». Возможно бы устроил себе черный пиар, придумал легенду, городской миф и стал бы зарабатывать на этом. Написал бы книгу, в которой рассказывал о том, что система абсурдна, и я первый, кто ее раскусил, и сейчас поведаю об этом всему миру. Хотя, скорее всего, меня бы просто забрали в сумасшедший дом, написав в заключении про шизофрению, а мою мать подвергли остракизму и травле, тем самым загубив ее и без того не простую жизнь. Черт. Мне надо что-то делать, или я сойду с ума, если уже не начал сходить».

– Я не хочу здесь больше оставаться! – яростно прошептал Исаак и, размахнувшись, со всей имеющейся силой бросил круглый камень в сторону Тихого моря. Как и ожидалось, море не обратило на этот наглый и дерзкий поступок абсолютно никакого внимания, и волны расслабленно продемонстрировали Исааку свое презрительное безразличие. Из рюкзака, располагающегося рядом на лавке, неожиданно донесся шаркающий звук. Исаак, немного испугавшись, чуть ткнул его рукой, однако вещь не проявляла никаких признаков жизни. В конце концов, сославшись на нервы и беспокойные мысли, Исаак сделал себе выговор и открыл свой рюкзак. Внутри все было на своих местах: огрызки карандашей, несколько расписанных тетрадей, бутылка с водой, да небольшая таблица с расписанием занятий (расписание было непостоянное и менялось каждую неделю).

«Ну вот, я уже начинаю сходить с ума», – мрачно констатировал Исаак, закрывая рюкзак. Застегивая молнию, он чуть замедлился, глядя на тетради и вспомнил, что не стал брать пособие, оставленное ему Петром: «А ведь Петр взял его из библиотеки в прошлом году и до сих пор не вернул. Более того, теперь я «счастливый» обладатель этой вещи. Возможно, мне следует сходить в эту библиотеку и вернуть книжку, я все равно там ничего не понимаю. Как раз поищу что-нибудь более подходящее мне и не выйду оттуда до тех пор, пока не найду, пусть на это потребуются недели и месяцы – меня все равно не хватятся на занятиях».

– Тебе разве не пора на занятия? – произнес знакомый голос позади. – Море никуда не денется, оно здесь надолго.

Исаак резким движением обернулся, боясь, что источник голоса ему просто грезится, и ему уже пора направляться в лазарет. Однако перед ним стояла вполне материальная на первый взгляд девушка, которая неодобрительно смотрела на него, слегка щурясь от поднявшегося в этот момент ветра. Хоть голос и показался знакомым, эту девушку он видел в первый раз в своей жизни.

На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Иссиня-черные, достаточно короткие волосы были покрыты капюшоном, из-под которого на Исаака пристально глядели проницательным взглядом светло-голубые глаза. Одета была девушка прагматично, но с чувством вкуса: длинная коричневая кофта с капюшоном закрывала худое тело, обтягивающие темно-серые спортивные штаны с белыми беговыми кроссовками выделяли крепкие ноги, намекая на активную физическую деятельность. На кофте, так же, как и у Исаака на куртке, только опрятнее и красивее, была вышита надпись «ИИМЭиТ». На кроссовках были вручную выгравированы красным цветом непонятные Исааку узоры. На проколотом левом крыле ее тонкого острого носа блестел переливающимся синим цветом миниатюрный круглый кристаллик. Под глазами едва заметно виднелись небольшие синяки от недосыпа. В целом, внешность ее можно было описать, как симпатичную, если бы не портившие все впечатление вечно щурящийся взгляд и неестественно угрюмое, но между тем и любопытствующее выражение лица.

– Кто ты такая? – обронил Исаак. – Ждешь, пока я зайду в парадную дверь, а там меня схватит твоя шайка?

– Что? – оторопела на секунду девушка, но быстро придя в себя, закатила глаза. – Я смотрю, учтивостью ты не обременен. Я Фрида. С жилых комнат на пятом этаже. Я очень люблю бегать, но так как в этом элитном институте даже толком не потрудились сделать нормальный спортивный стадион или пространство для бега, то приходится заниматься прямо на дороге. В последнее время при пробежке я часто видела тебя здесь по вечерам, но теперь ты, как я поняла, и утром на занятия стал забивать. Впрочем, это дело твое, но так ты навряд ли наберешь достаточно баллов на заключительном экзамене, чтобы стать хорошим специалистом.

Исаак и Фрида выжидательно смотрели друг на друга. «Что она несет?» – подумал Исаак. – «Это мало похоже на ловушку. Вполне возможно, какая-то зазнайка действительно решила начать здесь бегать, а увидев меня, решила наставить на путь истинный»

– Я Исаак, – сказал он, медленно отводя глаза в сторону. – Я действительно часто здесь сижу, а занятия у меня начнутся примерно через полчаса, я в другом потоке. И еще я с конкурса Фортуны. – Исаак резко взглянул на Фриду острым колючим взором. Казалось, эти сведения никакого впечатления на нее не произвели.

– Понятно, – просто ответила Фрида, потирая устало глаза. – Ну ладно, дело твое, как я уже говорила. А что такого в этом море?

– Ну, в принципе, ничего. Оно просто спокойное.

– Понятно. А зачем ты здесь сидишь тогда, если не прогуливаешь занятия?

– Потому что сюда редко кто приходит, – начал раздражаться Исаак. – Здесь тихо и спокойно можно отдохнуть от людской суеты… можно было до недавнего времени. А зачем ты спрашиваешь?

– Да просто интересно. Чем больше спросишь, тем больше информации получишь. Кто знает, где и когда она может пригодиться? – сказала Фрида, немного рассеянно глядя на Тихое море. – Ну ладно, вижу, ты не особо настроен вести диалог. Я пойду тогда. Да вроде бы и тебе уже скоро пора.

Исаака с одной стороны раздражала эта, немного бесцеремонно вмешавшаяся в его личное укромное пространство девица, а с другой стороны она была одним из немногих, не считая стремительно удаляющегося от него Петра, собеседников за последнее время. Нехотя он закинул успокоившийся рюкзак себе на плечо и неторопливым шагом пошел в сторону парадного входа института, чуть поодаль от идущий туда Фриды.

Холодный ветер набирал силу, коварно поддувал в спину. Рукам Исаака становилось зябко, и он неловко укутал их в карманы своей допотопной куртки. Глядя на беспечную и уверенную походку Фриды, Исаак с некоторой завистью подумал о том, что его максимум в спорте – это убегать от хулиганов в коридорах, чтобы потом очень спортивной ходьбой пьяницы ковылять до лазарета.

– Следишь за мной? – вдруг совершенно обыденным тоном спросила Фрида, не оборачиваясь.

– Что? – опешил Исаак. – Ты так глумишься? Вход в институт тут только один, и я направляюсь к нему. Если хочешь, я могу пойти впереди, но только отойди на некоторое расстояние для уверенности, что ты не ударишь меня в спину.

– Вообще-то говоря, это не единственный вход. Мы привыкли заходить и выходить с парадной, всем известной стороны, и, таким образом, принимаем правила «игры», ходим по учтиво выложенными перед нами ковровым дорожкам, аккуратно шагаем по проторенным тропинкам, соответственно, снижаем сами для себя вероятность обнаружить что-то, скрывающееся за пределами маршрута, вне нашего сузившегося туннельного восприятия, то, о чем мы даже не догадываемся, потому что смотрим только прямо, не поднимая головы. Возможно, выйди мы за пределы разумно поставленных для нас рамок, мы бы увидели вход в Приемную Совета, выход за территорию института, поближе к лесу, или же совершенно новые, не виданные доселе маршруты, ведущие в неизвестные места.

– Какие, например?

– Не знаю, – пожала плечами Фрида. – Все зависит от того, что ты ищешь, и кто готов тебя принять.

– Откуда ты все это знаешь? Звучит как очередная теория заговора.

– Да я просто подтруниваю над тобой, – рассмеявшись, обернулась Фрида. На ее лице играла легкая воздушная улыбка, словно она безобидно разыграла ребенка и теперь была довольна результатом. – Нет ничего такого. Я это вычитала в какой-то книге в прошлом году в библиотеке. «Ну и муть же» – тогда подумала я и продолжила читать. Это было какое-то эссе о несообразности и эфемерности нашего мира. Большую часть я забыла, но отрывок почему-то вспомнила.

Исаак раздраженно смотрел на сияющее лицо Фриды. Он уже не первый раз повелся на все эти псевдоинтеллектуальные рассуждения о бренности бытия и прочей чепухе. Одно лишь привлекло его внимание: очередное упоминание библиотеки, посещение которой он взял себе на заметку.

– Часто ходишь в библиотеку? – спросил он, как бы не замечая ее веселого настроения.

– Время от времени. Обучающая программа и исследования обязывают, хоть это и жутко не удобно. Тратить достаточно времени и сил, чтобы туда добраться, найти нужный материал, да еще и попробуй зарегистрировать нужную книгу на аренду. Легче просто конспект с лекциями вести, так хоть никто из тебя душу за книгу не выбьет.

– А ты, случаем, не читала книгу под названием «Получение…

Ветер вконец разозлился и задул с такой силой, что поглотил слова Исаака в свистящем шуме, да еще и откинул капюшон с головы Фриды, из-за чего та неожиданно засмущалась, будто боялась, что ее внешность увидят посторонние, которых тут не было.

– Ладно, я, пожалуй, потороплюсь. До встречи! – крикнула она сквозь стену ветряного шума Исааку и, повернувшись к нему спиной, легкой трусцой побежала к парадному и пока еще единственному входу в институт.

«До встречи», – задумчиво повторил про себя Исаак. Несмотря на очевидное раздражение, которое Фрида вызывала у него своей манерой речи и видом статусной студентки, твердо уверенной в себе и своих действиях, Исаак почувствовал некоторую легкость на душе от последних слов, учитывая, что Петр где-то пропадает, а других нормальных собеседников и друзей у него не сказать чтобы было много.

«По крайней мере она не пыталась меня избить и не обратила никакого внимания на то, как я сюда поступил», – думал Исаак, направляясь к институту, зябко передергивая плечами от пронизывающего ветра.

Здание института представляло собой сплошной длинный и монументальный корпус с семью этажами в форме массивного параллелепипеда. По его виду нельзя было сказать, что это самый элитный институт на много миль вокруг. Местами облупившаяся, когда-то ярко-желтая, а сейчас потускневшая краска на облицовке периодически пропускала бурые, грязно-серые пятна бетона. От седьмого этажа до пятого по всему периметру здания проходили, извиваясь и разветвляясь, небольшие, но видимые внимательному взору, не заделанные микротрещины. Многочисленные окна рядами друг за другом раскинулись по длине – среди них было и то, из которого Исаак любил утром неторопливо посмотреть на восход солнца, пока большая часть учащихся еще спит. Примечательно, что ни у одного окна не было балкона, а у некоторые и вовсе были заколочены. Судя по всему, ни Совет, ни специалисты нисколько не беспокоились по поводу внешнего вида и безопасности постройки, внутри которой каждый год рождаются мириады специалистов и профессионалов, стремящихся изменить и улучшить этот Мир.

Парадный вход действительно был единственным входом и выходом на всю фасадную часть здания длиною в несколько километров. Он представлял собой две обычные двери с ручками, но без замков. На дверях не было никаких надписей, рисунков, гравировок, которые бы указывали на то, что здесь вообще-то преподают людям, и ведутся исследования, а не, например, тайно обучают военную разведку – настолько не примечательно выглядело здание. Единственная металлическая пластина небольшого размера сантиметров сорок на сорок справа от входа представляла взору невзрачную надпись: «Институт по изучению М-энергии и технологий». Надпись всем своим видом будто показывала, что не хочет приглашать тебя в это здание, но если уж ты захочешь зайти, то хотя будешь знать, чего ожидать.

С торцов здания тоже не было ничего особенного, за что мог бы ухватиться любопытный взгляд. Все те же окна, да старая облицовка. Заднюю часть здания никто толком не видел, потому что проход к ней затруднял густой и колючий подлесок, который был прелюдией к разросшемуся вглубь на север полуострова огромному и широкому дикому лесу, но почему-то Совет не мог или не хотел провести там работы по вырубке деревьев и кустарников, чтобы организовать, например, нормальную спортивную площадку или поляну для отдыха. Вместо этого специалистам приходилось обходить здание с запада, чтобы пройти не самое короткое расстояние и добраться до северо-западных Владений, где можно было проводить свои мероприятия. Так же никто не знал, что находится на крыше, потому что высоток для рассматривания видов полуострова нигде не было, а входа или подъема на верх здания никто и никогда не находил.

«В конце концов, – размышлял Исаак, подходя к институту, – я довольно редко вижу студентов, выходящих из здания. В основном, это уныло идущая процессия на северо-запад, да всякие странные неспокойные личности, вроде этой Фриды. Вся основная гулянка происходит внутри. Мало кто хочет хоть на миг пропускать кипящую деятельность, непрерывное получение знаний и бесценные занятия. Если ты вне общества, то ты априори странный и подозрительный, а значит, с тобой и будут обращаться соответствующим образом. Поэтому, если кто и захочет сходить поглазеть на скучное море, тут же передумывает, выбрав выпить пару-тройку слабоалкогольных коктейлей для увеселения, да поискать нескольких Исааков, чтобы выпустить на них напряжение, а потом культурно посидеть со своими друзьями за разговорами о новом способе транспортировки М-топлива по трубоканалу через полуостров, ну а утром бодро настроиться на занятия, и так шесть дней в неделю, снова и снова, шесть лет подряд, за исключением месячного отдыха и экзаменов. Ммммммм, не жизнь, а сказка, всегда мечтал».

«Если подумать, – Исаак напоследок обернулся на море, толкая парадные двери института, – важно не то, какие входы, выходы, проходы и двери скрыты от нас. Важно то, какие двери открываются перед нами».

Дни потянулись долгой, монотонной и слегка рваной лентой, на которой скучные и малопонятные занятия перемежевались с походами на море и сном. Петр все еще пропадал, находясь вне горизонта событий. Фрида периодически попадалась Исааку в коридорах, однако при встрече выглядела хмурой и озлобленной, и, даже не обращая на него внимания, проносилась мимо. Сначала у Исаака немного кольнуло в глубине души, однако затем он с некоторым философским удовлетворением признал, что все вернулось на круги своя, и он снова закономерно остался один, к чему Исаак, конечно же, был готов. Преподаватели все так же были недовольны его уровнем знаний, а фанатичные студенты все так же не упускали возможности поглумиться.

Так прошел месяц, и на смену достаточно теплому и незатейливому сентябрю пришел смурый и бледный октябрь. Исаака снова начали мучить кошмары. На этот раз симптомы изменились в гораздо худшую сторону: ему раз за разом каждую ночь снился один и тот же сон. В нем Исаак стоял перед закрытыми темно-синими металлическими дверями, которые вели из института. Не было известно, что это за место, но Исаак смутно чувствовал, что оно очень важно для него, и, тем не менее, Исаак до смерти не хотел открывать двери и узнавать страшную тайну. Эта тайна приводила его в такой первобытный холодный ужас, что кошмар тут же прекращался, и Исаак просыпался посреди ночи, ощущая горько-соленый вкус во рту и зудящую дрожащую боль в коленных чашечках, будто его пытались бить по ногам, а он бесконечно долго уворачивался. После этого Исаак мучительно пытался уснуть и засыпал ближе к утру, когда следовало вставать на занятия.

В одно такое раннее, тоскливое и дождливое утро Исаак лежал после очередного пробуждения и тусклым взглядом смотрел через приоткрытое чуть аляпистое окно на еще темную гладь неба. Казалось, им завладела безграничная и всепоглощающая хандра, от которой не было никакого спасения. Пульсирующая боль от бессонницы небольшими ударами вбивала свои острые колья в голову. Глаза расплывались в надежде закрыться, но тогда эти синие двери возникали снова в сознании, и Исаак заставлял себя снова и снова возвращаться в реальность этого серого дня. «Попробовать сходить в лазарет и попросить таблеток? – тоскливо думал он. – Идея, в принципе, здравая, только перед их получением нужно будет пройти кучу тестов и обследований, после которых у меня найдут воз патологий неврологического толка и в итоге откажут в лекарствах, потому что они могут какими-то там окольными путями еще сильнее стимулировать эти процессы в будущем вместо того, чтобы их лечить, и вообще, сынок, иди лучше на занятия и не выдумывай, у нас тут здоровые специалисты, а больных не водится».

В надежде хоть немного отвлечься от боли и давящего недосыпания Исаак начал не спеша осматривать свою комнату, предметы в которой едва вырисовывались в полутемных утренних тусклых цветах. Жилая комната была достаточно маленькой и тесной с видимым расчетом на то, что тут максимум сможет существовать не более одного человека. Размеры ее были примерно полтора-два метра в ширину и около четырех метров в длину. В середине комнаты, примкнув к стене, стояла небольшая одноместная кровать, на которой лежал Исаак. Справа от нее располагался очень маленький, в полметра высотой холодильник, в котором хранились скудные припасы еды, иногда купленные в столовой, когда не было времени даже поесть. Напротив холодильника тут же возвышалась раковина с маленьким зеркалом, где Исаак умывался и чистил зубы, а в последнее время пытался бороться с недосыпом, обливая голову холодной водой. Раковина и холодильник стояли практически впритык к стене, где располагалось окно, и лишь маленький проход между ними позволял добраться до спасительной свежести морского бриза по утрам. Напротив кровати стоял небольшой стол, на котором едва умещались вместе кружка, тарелка и чайник, а под ним задвинутая хиленькая треножная табуретка. Рядом со столом прямо у входной двери стоял среднего размера шкаф, в котором Исаак хранил свою немногочисленную одежду, а напротив шкафа, по соседству с кроватью стояла туалетная кабинка аккурат в ширину Исаака, где нельзя было сдвинуться практически ни на пару-тройку сантиметров, только сесть или встать, чтобы сделать свои благочестивые дела. К удивлению Исаака, никакого зловонного запаха из закрытой кабинки никогда не проникало в комнату, и он ничего такого не чувствовал. «Хоть где-то Совет постарался», – подумал саркастично Исаак, переводя взгляд на потолок, в углу которого паук уже сделал себе целые апартаменты из своей роскошной белоснежной ткани.

Становилось хуже. Чуть прикрыв глаза, Исаак попытался решить, что ему делать. Сходить в лазарет за лекарством. Выбраться на берег в противную утреннюю морось. Найти Петра и без обиняков добиться от него всех ответов (но на что?). Пойти как обычно на занятия, надеясь, что рано или поздно боль сама пройдет. Выпрыгнуть в окно (правда, низковато). Разузнать, где находится библиотека, и совершить паломничество с целью отдать одну книжку и приобрести знания в другой.

«Ммммммм… – промычал Исаак. – Где это пособие?» Чуть протянув руку под кровать, он достал свой неказистый и многострадальный рюкзак, в котором на ощупь определил шероховатую обложку, и вытащил книжку. Сколько раз он ее пытался изучать, перечитывать, делать заметки, изучать другие пометки (возможно, Петра?). Все бесполезно, как и утверждал Петр. На стареньком винтажном, помещающимся в ладошку, будильнике часовая стрелка показывала пять утра. Ближайшее занятие стояло в восемь часов в лабораторной на первом этаже. Времени было еще достаточно. В институте никому не было дела, ходишь ли ты ночью с лунной болезнью по коридорам, вечером устраиваешь балаган у себя в комнате, либо же ранним жаворонком решаешь выбежать на пробежку. Все важные двери были надежно заперты. Исаак собрался с силами, смахнул последние надежды на маленький кратковременный сон и начал подниматься, чтобы собраться в поход на библиотеку.

При соприкосновении ног с поверхностью пола колющая боль переместилась в область висок. Наскоро накинув на себя свою повседневную одежду, которую Исаак все никак не мог отдать в постирочную комнату, он ополоснул себе голову холодной водой, чуть помассировал виски, посмотрел в зеркало, утомленно покачал головой себе в отражении и двинулся в путь.

Первым делом Исаак пошел к ближайшему перекрестку коридоров, недалеко от своей комнаты, где, на северо-восточном углу висел план расположения комнат и аудиторий на третьем этаже. Тусклые и бледные люминесцентные лампы-палочки, раскинутые по стенам коридоров едва освещали проход и вывески, однако света было достаточно, чтобы увидеть на плане, что никакой библиотеки на этаже Исаака не было. «Придется спуститься на этаж ниже и посмотреть на нем. Если и там не будет, схожу на информационную стойку на первом», – решил Исаак, уверенным шагом направляясь к лестничной клетке. Несмотря на скачущую по шкале от слега раздражающей до сильно давящей до головокружения головной боли, хоть какая-то четко определенная цель и принятое решение его немного взбодрили и придали сил, достаточных для того, чтобы действовать.

Говорили, что в институте есть лифт, но мало кто его видел. Рассказывали, что когда-то он сломался, и агрегат решили не чинить, потому что расположение у лифта было очень неудачное: не рядом с лестничными площадками, не рядом с пересечениями основных потоков ходящих по своим делам людей, а где-то в глубине здания, куда еще надо догадаться прийти и найти путь. Не сказать, что сами допотопные лестницы института очень удобные и удачно расположены, но что есть, то есть.

Редкие студенты проходили мимо, не обращая на изучающего план этажа парня никакого внимания. Было еще достаточно темно для осеннего утра, и Исаак размеренным, но твердым шагом направился к ближайшей лестнице. К его изумлению, привычная лестничная площадка был перегорожена черно-красной лентой, посреди которой была небрежно приклеена картонная табличка «Закрыто на ремонт».

«Какой ремонт? Буквально вчера поднимался по лестнице, и все было нормально. Ни малейшего признака, что с лестницей какие-то проблемы», – засомневался Исаак. Факт ремонта немного осложнил ему жизнь, ведь тогда придется идти не самым очевидным маршрутом к другой лестнице, где Исаак был один раз, в самом начале своего обучения. Он тогда заблудился в лабиринте коридоров, и пришлось слезно просить группку проходящих мимо старших специалистов проводить до жилой комнаты.

У Исаака начало слегка рябить в глазах. Забеспокоившись, он, тем не менее, взял себя в руки, вернулся к плану этажа и сориентировался, по какому маршруту следует идти дальше. Пройдя по основному коридору, Исаак, свернул в неприметный коридорный проулок, где пройти с каким-либо комфортом мог только один человек не широкого сложения. В проулке была расположена только одна запертая дверь: скорее всего, очередная кладовая, каких здесь было несметное множество.

После проулка Исаак вышел в непримечательный низкий коридор, который был освещен намного хуже. Рябь резко дала по глазам с ошеломляющей силой. От неожиданности Исаак остановился, пошатнувшись, и, чтобы не упасть оперся рукой о ближайшую стену. Закрыв глаза, он пробормотал: «Ну давай, возьми себя в руки. Ну что с тобой? Сейчас я дойду до библиотеки, быстро сдам книжку, и все будет нормально. Соберись уже». Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, Исаак открыл глаза, и к его облегчению рябь ушла. Но тут же он с омерзением обнаружил, что рука, которая была прислонена к стене, покрылась липкой грязью, представляющей собой смесь извести, непонятного липучего вещества и серо-зеленой краски.

«Вот же!..» – процедил сквозь зубы Исаак. Быстро вытерев руку о штанину («Пожалуй, сегодня-завтра надо точно зайти в постирочную»), устремился дальше, желая как можно скорее покинуть это угнетающее место. К его облегчению, спустя метров пять коридор начинал равномерно закругляться, и своеобразный поворот привел Исаака к лестничной площадке, которая, спасибо и на том, была доступна для спуска.

На втором этаже было ненамного светлее, чем на третьем. Скорее, просто цвет с холодного переехал вниз на более теплый, и светящие палочки стали толще. Очередной план этажа, до которого Исаак дошел достаточно быстро – время уже начинало торопить – так же не показал никакой библиотеки. Рябь снова начинала поступать, а головная пульсирующее-колющая боль и не думала сдавать свои позиции.

Исаак быстрым лихорадочным шагом двинулся к следующей лестнице на первый этаж. Становилось трудно дышать, и к горлу незаметно подступал противный ком паники. Коридор как будто начинал сужаться с каждым шагом, отбирая все больше и больше пространства. Свет начал мерцать и постепенно тускнеть. Исаак ускорился практически до бега, неловко потирая одной рукой свои многострадальные, красные от напряжения, глаза, а другой (грязной) рукой придерживая для уверенности лямки потертого рюкзака. Резкая вспышка боли на мгновение ослепила Исаака – он практически потерял равновесие, чудом оставаясь на ногах, упершись руками во что-то мягкое и теплое. Белая пелена еще стояла перед глазами, когда он, отдышавшись, весь вспотевший, будто в лихорадке, начал беспокойно оглядываться.

– Эй, ты вообще смотришь по сторонам, чудик?!?!?! – произнес грубый голос.

Пелена практически полностью спала, и Исаак с ужасом осознал, что в момент вспышки практически протаранил группу из трех, идущих не спешно на завтрак, парней, возможно, на курс или два старше его.

– Я…Простите…Видимо, из-за света что-то в глаза попало, и я споткнулся случайно… – пролепетал Исаак.

– А это что еще за дрянь?!?! – прокричал другой парень, показывая на левой груди своего элегантного черного пиджака на ощутимое ядовито-зеленое пятно, оставленное, без сомнений, все еще грязной и липкой рукой Исаака. – Ты издеваешься что ли?!?! Знаешь, сколько этот костюм стоит?!?! Нет, вы все это видели?!

Исаак чувствовал, что он начинает гореть, как в жаркую погоду горят сухие тонкие ветки хвороста, и ему экстренно надо спасать ситуацию. Он начал говорить, но предательский ком в горле показал палец вверх, и Исаака вырвало прямо на коричневые, ухоженные ботинки третьему парню. Пока остальные с омерзением отскочили в сторону, этот парень все еще стоял в шоке и смотрел на свои ноги, не понимая, как такая дерзость, в принципе, с ним могла случиться.

Конечно, будущие специалисты ни в чем не виноваты, и их было по-своему жаль. Ребята просто шли не спеша на ранний утренний завтрак, делясь друг с другом историями о своих вчерашних бурных похождениях к девушкам на этаж выше, попутно перекидываясь остроумными шутками, между тем, как какое-то чучело в мятой затасканной одежде ни с того ни с сего, проходя мимо, решило, что больно уж они выглядят счастливыми, намеренно испачкало руки в каком-то реагенте, протаранило их, успев испачкать одного, что-то едко сказало про глаза и сблевало на второго. Конечно, таких людей, как это пугало, мало того, что надо изолировать от общества института, их, в принципе, надо жесточайшим образом наказывать за свое девиантное и асоциальное поведение.

Исаак за доли секунды понял эти мысли и настроения своих невольных жертв и осознал, что пожар уже не потушить – сгорело все. Жар и лихорадка сжигали его самого изнутри, а головная боль начала отыгрывать ритмичную барабанную партию в такт быстро бьющегося сердца.

«Надо валить». Исаак воспользовался шоком и потрясением парней и, резко стартовав, толкнул первого студента, стоящего у него на пути в середине коридора, стремглав помчался от них прочь.

***

– Как думаешь, почему тебя так часто ловят? – спросил у Исаака расслабленно сидящий на их излюбленной лавочке Петр, удовлетворенно затягиваясь сигаретой и отгоняя дым подальше от друга. Сам Исаак не курил и никогда не слышал, чтобы руководство института как-то регулировало эту привычку. Скорее всего, для Петра курение было еще одним способом показать несуразность и не логичность местных правил, и, тем самым, выразить свою персональную борьбу против системы.

– Наверное, потому что я слабее, и меня застают врасплох.

– Ну, отчасти это так, – согласился Петр, и его глаза засверкали из-под тонких стекол очков. – Ты не пытаешься обыграть их. Предположим, тебя, забитого и жалкого…

– Ну не, тут ты уже слишком гиперболизируешь.

– Это просто для сгущения красок, самый пессимистичный вариант. Так вот, тебя, слабого, зажали в угол и хотят учинить расправу. Чего они ждут? Правильно, чтобы ты не сопротивлялся и покорно поставил щеку для удара. Но чего они не ждут? – Петр выдержал театральную паузу. – Неожиданности. Извиняюсь за тавтологию. Какое-нибудь не привычное действие от тебя. Не предвиденный поворот событий. Возможно, внезапный резкий крик, от которого они на несколько секунд ослабят хватку от изумления? Но эти несколько секунд дадут тебе больший простор для действий. Например, для удара локтем или ногой кому-нибудь в челюсть или в пах, соответственно. Да и вообще, ты можешь лягаться, царапаться, делать любые несуразные вещи, чтобы им пришлось намного тяжелее. Не продавай себя дешево, мой друг.

– Хорошо, но ты не думаешь, что потом последует возмездие, желание взять реванш за отпор и сопротивление, и что легче просто дать им необходимую разрядку, чем потом ходить и озираться в коридорах?

– И да, и нет. Все зависит от того, насколько сильный ты причинишь им ущерб, и как много людей это увидят. Поверь мне, если ты сможешь убежать от них, ребята не станут тебя лихорадочно искать по всему зданию. Это лабиринт с обилием пересекающихся коридоров, закоулков и разной степени паршивости проходов, которые могут привести совсем не туда, куда ты хочешь или собирался. Практически никто не запоминает досконально план здания, достаточно знать номер аудитории, этаж и идти к соответствующим указателям. К тому же, большая часть студентов здесь лихорадочно помешана на учебе и получении опыта и знаний, поэтому никто не будет тратить на тебя силы сверх нормы.

– А те парни, которых ты спрятал в аудитории? Они потом тебя нашли?

– Ну, эти нашли, – признал Петр. – Однако это как раз случай, когда ребятам нанесли невыносимую психологическую травму на всю жизнь, и, чтобы хоть как-то отмыться от этого позора им просто необходимо было меня найти и наказать. Во что бы то не стало. Они и нашли. Но, конечно же, я уже тогда был готов и подготовил очередную порцию спрея. Парадокс – вроде бы элитное учебное заведение, а на ошибках не учатся.

***

Исаак тяжело дышал, опершись на одну из стенок кабинки в середине общего туалета на первом этаже. С него ручьями струился пот – жар и не думал ослабевать. Пульсирующую головную боль он принимал уже за данность и свое привычное состояние. Воспользовавшись внезапной сумятицей между этими троими, а также тем, что уже начинало постепенно светать, и народ потянулся из своих комнат на завтрак готовиться к занятиям, заполоняя коридоры, Исаак убежал достаточно далеко, чтобы его потеряли из виду. Лихорадочно пробежав несколько запутанных коридоров, он удачно наткнулся на старого вида лестницу, ведущую на первый этаж, а оттуда и до туалета было пару шагов.

На всякий случай выждав еще минут десять, Исаак медленно вышел из кабинки и приблизился к грязным, серо-бурым раковинам. Из коротких ржавых кранов накрапывали капельки хлорированной воды. В редких мыльницах под заляпанными зеркалами, на подставках лениво плавали бесформенные кусочки бело-желтого мыла. Исаак открыл со скрипом застоявшийся вентиль у одного из кранов, взял в руки то, чему предполагалось быть мылом, и начал усиленно стирать накопившуюся и невольно приобретенную за утро грязь.

В туалете было достаточно тускло, и он явно был не самым лучшим местом в институте. Было заметно по некоторым небольшим лужицам на плитчатом полу и отсутствию бумаги для протирания рук, что здесь редко убираются, да и убирается ли кто вообще? Из десяти кабинок у двух были выломаны дверцы. На зеркале в самом дальнем углу туалета было намазано большими не ровными оранжевыми буквами «НЕТ». Несколько студентов заходили и выходили, неодобрительно смотря, как Исаак рьяно трет друг об друга руки в мыльной, ставшей коричнево-зеленой пене под небольшой струйкой воды.

Убедившись, что руки достаточно очистились от грязи, Исаак принялся за свое лицо, пытаясь хоть как-то ослабить жар. Тяжеловесным грузом накатывалась слабость. Ноги немного подкашивались, и Исаак одной лишь силой воли заставлял их стоять на земле, убедив себя, что по прибытии к информационной стойке он немного посидит, чтобы дать всему отяжелевшему телу отдохнуть.

Достаточно протерев лицо мылом и ополоснувшись, Исаак посмотрел на свое отражение в зеркале и с криком отпрянул назад. Там, собственное отражение смотрело на него в упор с сардонической улыбкой, показывая пальцем на себя, когда как сзади стоял бесформенный полностью черный, как воплощение всей тьмы в мире, силуэт, который начал медленно приближаться к его отражению. По мере приближения этого силуэта все пространство, находящееся за ним, поглощала чернота, как будто бы он зарисовывал все сзади себя густой маслянистой краской. Вот, силуэт уже приблизился к зеркальному Исааку, практически коснулся его, чтобы растворить в своей тьме, как сзади реального Исаака кто-то мягко дотронулся до его спины.

– АААААААААААА!!! – заорал от испуга Исаак, в полуобороте начиная размахивать во все стороны кулаками, хотя нутром понимал, что против чудища это мало поможет.

Наконец, обернувшись, он увидел стоящего перед ним бледного и печально улыбающегося Петра, смущенно выставляя руки перед собой.

– Аааааа, это ты, Петр…Извини, я что-то запаниковал от переутомления…– сказал слабым голосом Исаак, начиная падать в обморок прямо на Петра. Ноги вконец дали слабину, и силы покинули Исаака.

Очнулся Исаак, лежа на лавочке у окна, напротив информационной стойки, к которой он так спешил. Старые круглые механические часы, висящие над стойкой, показывали ровно семь часов утра.

«До начала занятий еще час, – подумал Исаак, протирая глаза и отряхиваясь. – Но как я здесь оказался? Неужели Петр меня сюда тащил? Он знал, что я планировал дойти сюда? Тогда почему снова куда-то исчез и оставил меня одного?». Как ни странно, но небольшой сон без кошмаров дал свои плоды. Исаака перестал жечь жар, а голова, хоть и гудела, а тело наливалось небольшой тяжестью, но колющие боли исчезли, как будто пообещав вернуться снова.

Исаак посмотрел в окно, расположенное над лавкой. Хмурое небо заслоняли угрюмые и надувшиеся тучи, стремящиеся как можно скорее избавиться от своей ноши в виде моросящего дождя. Само окно выходило на задний двор здания института, весь заросший деревьями и всякой растительностью. В серой полумгле Исааку было тяжело что-либо разглядеть в этом миниатюрном лесе, и он отвернулся от окна, разминая шею и плечи.

Ментальное здоровье начало всерьез заботить Исаака. Головные боли, галлюцинации, кошмары, излишняя нервозность очень сильно его беспокоили, приводили в уныние и вызывали бессильную злобу, указывали на его ненормальность в этом и без того ненормальном мире. Если раньше Исаак только сетовал на свою ограниченность и тупость, а после знакомства с Петром даже осознавал некоторую приверженность к избранной группе бунтарей (которая, по всей видимости состояла только из них двоих), то сейчас он просто хотел, чтобы все оставили его в покое, не трогали и не волновали, чтобы он просто жил, а не пытался существовать.

Информационная стойка представляла собой обычное пространство, огороженное полупрозрачной стенкой: со столом, настольной лампой, тумбой, а также расположившимся чуть поодаль большого светлого-зеленого цветка в кубообразном горшке. За столом, напичканным ворохом бумаг, сидела низкая бледная женщина лет сорока-сорока пяти, с непроницаемым каменным выражением лица, как будто его искусственно изваяли из белого мрамора. Она была одета в строгий деловой костюм: черные пиджак и брюки, белая блузка, сверкающие от света настольной лампы прямоугольные очки – ничего лишнего. У нее были абсолютно невыразительные черты лица: возможно, в Совете сочли удачной идеей взять на эту работу как можно более не примечательного серого человека, которого мало кто мог бы запомнить хоть по каким-нибудь приметам. На бейджике сурово красовалась надпись ровными прописными буквами – «Аполлинария».

«Какое интересное имя», – подумал Исаак, подходя к стойке. Аполлинария заполняла черной гелиевой ручкой документы, и, не моргая, смотрела прямо на бумагу. Ее движения оставались размеренными и механическими, как будто она была заведенным роботом на службе у высокоразвитой цивилизации, однако небольшие, не скрытые синяки под глазами и спокойное дыхание выдавали в ней усердно трудящегося, но все же человека.

– Кхммм…извините? – обратился Исаак к занятой женщине за помощью. Аполлинария не обратила на него ни малейшего внимания, продолжая делать заметки и заполнять данные. Возникла звенящая тишина. Секундные стрелки часов сверху отстукивали свой незримый такт. Дождь за окном рассыпал крохотные капли во все стороны. Ручка скрипела по желтой, слегка шершавой бумаге.

– Я вас слушаю, – сказала Аполлинария монотонным голосом так внезапно, что Исаак чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Мне нужно узнать, на каком этаже и в каком секторе находится библиотека.

– Ваше имя.

– Исаак.

– Год обучения.

– Второй год.

– Номер вашей жилой комнаты.

– 28. Третий этаж.

– Ваш идентификационный номер учащегося ИИМЭиТ.

– Ээээ…я не помню его.

– Мне нужен ваш идентификационный номер учащегося ИИМЭиТ.

– Ну, у меня его нет. Послушайте, мне можно просто узнать, где находится библиотека? Без этих лишних формальностей? – начал сердиться Исаак.

– Не положено, – безучастно ответила Аполлинария, не отрываясь от бумаг.

– Что не положено?

– Не положено давать информацию незарегистрированным студентам и специалистам.

– Что? – опешил Исаак. – Хорошо, где мне узнать свой идентификационный номер? Я про него в жизни не слышал и нигде не использовал.

– При поступлении в ИИМЭиТ вам должны были направить официальное письмо от института, в котором в том числе он был и указан.

Исаак начинал закипать: «Какое к черту письмо? То, которое я оставил дома пылиться в дальнем углу книжной полки, как никому не нужный, кроме моей матери, реликт???».

– Хорошо, но, допустим, по неудачному стечению обстоятельств я потерял это письмо с номером. Не могли бы вы подсказать мне по уже имеющимся у вас данным, где находится библиотека? Мне очень нужно, я спешу, скоро начинаются занятия, – как можно более спокойным тоном обратился Исаак к Аполлинарии. Стрелки часов показывали, что до начала занятий оставалось сорок семь минут.

– Не положено.

– АААААА! – взорвался Исаак. – Да как я вам сообщу свой номер?!?!? Я его не знаю и не помню. Вот, у вас есть информация по моей жилой комнате. Наверняка где-то есть соответствие между ней и идентификационным номером. У вас же есть эти данные???

– У меня есть эти данные, но я должна убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете, – ответила Аполлинария, доставая из-под стола очередной документ и начиная его перелистывать.

– Вы так издеваетесь надо мной??!…Хорошо…Мое имя Исаак. Учусь на втором курсе. Попал сюда по конкурсу Фортуны. Комната двадцать восемь. Третий этаж. Через сорок пять минут у меня будет лабораторная работа по перемешиванию какого-то там вещества с чем-то там еще. Мне нужно сдать в библиотеку «Получение М-энергии. Пособие для начинающих». Для этого мне нужно узнать, где библиотека, и успеть добраться до нее. Поэтому мне нужна ваша помощь. Помогите, пожалуйста.

Впервые Аполлинария проявила хоть какой-то интерес к Исааку. Черная ручка перестала танцевать на пожелтевших от ветхости листках. Женщина сняла свои сверкающие очки-прямоугольники и посмотрела взглядом, каким судья смотрит на преступника, обреченного на наказание.

– Получение М-энергии. Пособие для начинающих?

– Да. Я могу показать.

– Покажите.

Исаак спешно полез в рюкзак доставать книжку, боясь, что Аполлинария утратит всякий интерес и снова начнет черкать свои документы и резать слух своим «Не положено».

– Вот она, смотрите. Обложка у книги, правда, помялась за некоторое время, но она такой уже была, когда я ее получил.

– Верно, это она, – сказала женщина, едва бросив беглый взгляд на пособие, и снова начала писать что-то в документах, наклонив голову.

– Так что?

– Библиотека находится в помещении под номером 3786 на втором этаже.

– Уххххххх. Спасибо большое!!! – облегченно сказал Исаак. Он начал отходить от стойки, но через пол минуты в его мысли закралось зерно сомнения, однако Исаак не сразу понял, в чем оно заключалось. До начала занятий оставалось тридцать минут. Пройдя пару шагов, он почувствовал себя обманутым ослом на незнакомым ему базаре, где царил свои, не известные ему правила.

– Подождите, но я был на втором этаже и смотрел план. Никакой библиотеки там и в помине не было! Да и такого странного номера я не видел! – яростно сказал Исаак, вернувшись к стойке.

– Библиотека находится на втором этаже под номером 3786, – раздался монотонный безучастный ответ.

– Хорошо, можете тогда честно сказать мне: план второго этажа лжет?

– Нет, план не лжет.

– Но там не было библиотеки.

– Верно, библиотека не нанесена на план. Библиотека – священное и сакральное место знаний, и путь туда не должен быть известен кому попало. Только ищущим и страждущим дано ее посетить.

– Но ведь я и есть этот ищущий и страждущий! Почему тогда я с таким трудом добиваюсь от вас сведений про библиотеку??? В ваших словах нет логики.

– Потому что вы незарегистрированный проситель.

– Хорошо…Ладно…Спокойно… – глубоко вдохнул воздух Исаак. Снова начала возвращаться привычная головная боль со своими кольями. – Если я пойду на второй этаж, к комнате 3786, я найду библиотеку?

– Да, вы найдете библиотеку.

– Как мне пройти к ней, если на плане ее нет? Можете подсказать примерный маршрут?

В глаза снова стала появляться небольшая рябь. Пока она была терпимой, однако Исаак понимал, к чему может привести все это дело.

– Поднимитесь по лестнице на второй этаж с восточного крыла. Там повернете налево, пройдете по коридору метров десять прямо, на третьем повороте повернете еще налево и зайдете в проулок, оттуда чуть пройдя, повернете за вторым поворотом направо, где пройдете несколько пролетов, чуть углубитесь вперед, и вам откроется коридор, который будет заканчиваться помещением 3786.

Головная боль снова становилась нестерпимой, прямо как в том злосчастном закоулке, но у Исаака не было времени страдать: он силился как можно лучше запомнить маршрут, нутром чувствуя, что больше ответа он не получит.

– Хорошо. Спасибо, – слегка злобно произнес Исаак. Столько мучений он испытал по дороге сюда. Такой путь проделал. Злоба и гнев кипели в нем. На долю секунды его озарила внезапная мысль.