Кит, ловец букв
Редактор К. Полтевская
Корректор К. Полтевская
Дизайнер обложки Вера Филатова
© Е. Фираго, 2024
© Вера Филатова, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0062-6520-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Благодарности
Эта книга – важная часть моей души. Мысли о писательстве, литературном творчестве, нелёгком ремесле редактора и о возможности называться писателем вообще собраны на этих страницах.
Я хочу сказать спасибо каждому, кто поддерживал меня во время работы над романом.
Её первому редактору – Наталье Спеховой. Она была свидетельницей зарождения хулиганской парочки Кита и Сержа, давала ценные советы и вселила в меня уверенность, что я пишу не зря.
Её первому читателю – моей бабуле. Она искренне смеялась над шутками, хвалила сильные места в рукописи и ждала продолжения.
Её литературному редактору, моей подруге – Ксении Полтевской. Она помогла довести стиль рукописи до идеала, подсветила спорные места и написала прекрасную рецензию на роман.
Спасибо вам от всей души! Благодаря вам «Кит, ловец букв» выходит в настоящий читательский мир. Что ж, пожелаем ему удачи!
Потому что есть добро
Зачем помогать писателям соблюдать мнимое равновесие?
Люди и так разберутся, без него, без Кита.
Ведь пока есть зло, будет и добро…
Е. Фираго. Кит, ловец букв
Анализируя художественный текст, всегда нужно найти точку отсчёта: с какой позиции оценивать написанное. Когда автор пишет роман о книгах, писателях и редакторах, пусть и с фантастическими допущениями, то всегда ожидаешь, что ведущим принципом прочтения произведения будет интертекстуальность. Однако в случае романа «Кит, ловец букв» это ожидание не оправдывается.
Безусловно, интертекст в романе есть. Главная пара героев – Кит и Серж – напоминает античных Ахилла с Патроклом, мифологических Гильгамеша и Энкиду, библейских Давида и Ионафана, а также более современных нам Шерлока Холмса и доктора Ватсона, Пуаро и Гастингса, Дон Кихота и Санчо Панса, Фродо и Сэма и многих других. В паре Кит и Серж есть что-то неуловимое, взятое, как мне кажется, от всех подобных канонических пар, но в то же время они не повторяют ни одну из них.
Пара Саша – Марго сразу же ассоциируется с Мастером и Маргаритой, ведь юноша мечтает написать роман, доказывающий, что бессмертие заключается в словах. Он чуть не умирает, когда из-за махинаций Азраилова теряет свою рукопись, а спасёт его, конечно же, Маргарита.
Кепи Кита начитанному человеку напомнит о шапке Холдена Колфилда, Шерлока Холмса, шляпе Раскольникова и даже Безумного Шляпника (а может, Распределяющей шляпе из «Гарри Поттера»?! ). В любом случае такая яркая художественная деталь бесконечно расширяет наше представление о внутреннем мире героя. Думала ли автор про все эти возможные параллели у читателя? Не знаю, но не лишним здесь будет вспомнить слова У. Эко: «Чаще всего критики находят такие смысловые оттенки, о которых автор не думал. Но что значит „не думал“? <…> Теперь это не важно. Текст перед вами и порождает собственные смыслы»1. Вот об этих смыслах я и хочу порассуждать.
Но сначала о жанре, сюжете и персонажах.
«Кит, ловец букв», как следует из авторского жанрового определения, это фантастический роман. Однако, я думаю, всё гораздо глубже, и фантастический роман на деле оказывается… литературной сказкой. Доброй историей, призванной исправить несправедливость мира, уравновесить добро и зло (а это ключевые онтологические концепты любой сказки).
О чём же роман? Издавна существовал только мир рукописных текстов, но затем появляются пишущие машинки, начинается компьютеризация… И мир разделился надвое. Были созданы два управления – Печатное и Непечатное. В небольшом городке России конца девяностых неустанно трудится смотритель Кит, сотрудник Непечатного управления. Он пытается удержать хрупкое равновесие между двумя мирами. Однажды Кит и его помощник Серж чуть не погибают, вступив в контакт с дневником отчаяния. Кит на время выведен из игры и не может больше поддерживать баланс между мирами. Узнав об этом, Печатное управление начинает свою игру. На город обрушивается ливень из чёрных слов, и Непечатный мир оказывается на грани исчезновения. С помощью Сержа и кота (своеобразного ангела-хранителя) Кит приходит в себя и останавливает смерч из чёрных букв.
Всё это, конечно, очень далеко от фольклорных первоисточников. Но если вспомнить слова М. Н. Липовецкого, то окажется, что «подлинная литературная сказка – совершенно самостоятельное произведение с неповторимым художественным миром, оригинальной эстетической концепцией, произведение, которое не только в сюжетном, композиционном отношении ничем не напоминает народную волшебную, но даже образный материал черпает из литературных или совсем не сказочных фольклорных источников. <…> Однако ограниченность содержательности жанровой формы литературной сказки кругом ценностных ориентиров, свойственных народной волшебной сказке, подтверждает гипотезу о присутствии в фундаменте всякой литературной сказки неразложимых элементов жанрового архетипа народной волшебной сказки, её „памяти жанра“. Авторы литературных сказок актуализируют семантические „блоки“, образующие ядро художественной модели мира, выражающие сущность художественного мира волшебной сказки именно как целостного мирообраза»2. Именно типологическая близость модели мира дает возможность говорить о произведении как о сказке. В современной литературе волшебно-сказочная модель мира переосмысливается, и на её каркас наращивается образ современной писателю реальности. Но она сохраняет ту самую бахтинскую «память жанра» волшебной сказки.
Если с этой точки зрения посмотреть на роман Е. Фираго, то окажется, что его в целом достаточно просто разложить по основным функциям действующих лиц, описанным В. Я. Проппом в «Морфологии волшебной сказки»3. Да и отсылка в эпиграфе к книге Дж. Кэмпбелла «Тысячеликий герой»4 только подтверждает ориентацию писателя на мифологическое, архаическое сознание. Автор восстанавливает идущий от волшебной сказки хронотоп испытаний – испытания смертью и вечностью: им постоянно подвергаются как Кит, так и Серж. «Бессмертие прячется в словах. Нас вызвали из небытия, вызвали, чтобы потом закинуть обратно. Но для чего? Чему мы здесь учимся? Начиная с первого крика и заканчивая последним вздохом – мы учимся превращать воздух в смыслы. Мы вдыхаем живительную силу, питаем себя, чтобы суметь что-то сказать. Если не можем говорить – пишем. А если не можем ни того ни другого – заглядываем в чужие глаза, дотрагиваемся кончиками пальцев до родственных душ, ищем собственное отражение. Но и взгляды, и прикосновения – всё пропадёт в мирской пелене. А слова останутся, перельются из уст в уста, будут белеть ориентирами на стенах в уютных подворотнях, будут мягко шелестеть в траве. Там, в конце, аккуратно сложив на коленях руки, тебя ждёт неизвестность. Но ты всё равно идёшь по земле. Скажи, почему?»5 Ответ на это «почему» и ищут герои, проходя уготованные им судьбой испытания.
«Путешествие» Сержа в Непечатное управление, чтобы помочь Киту, ассоциативно соотносится с мифологемами посвятительного обряда (в сказке обычно это проход через лес – потусторонний мир). Этот обряд как институт, свойственный родовому строю, проводился при наступлении юношей половой зрелости. Предполагалось, что мальчик во время обряда умирал и затем воскресал уже новым человеком. Так и Серж, пройдя испытания, внутренне изменился: из эгоистичного бабника, любящего деньги и растрачивающего себя впустую (одна из книг, которую мы видим в библиотеке – «Анатомия человеческой деструктивности» – явно про него), превращается в идейного персонажа, редактора, который помогает удержать равновесие в мире и влюбляется в Майю. Внутреннее изменение героя поддерживается на уровне сюжета пороговой ситуацией, когда Серж удирает из квартиры через окно (окна и двери, как известно, традиционные образы, олицетворяющие границы между мирами).
В продолжение этой мысли необходимо сказать и о том, что мифологема путешествия живого в царство мёртвых, проступая за перипетиями романного сюжета, также появляется и в сюжетной линии Кита. Дневник отчаяния воздействует на личность героя, который из строгого и властного смотрителя превращается в капризного старика, не помнящего о своём предназначении. Волшебный помощник – кот – помогает старику всё вспомнить. Но прежним смотритель уже не будет: побывавший в роли человека Кит стал лучше понимать людей и их тексты, существо нечеловеческой природы стало человечнее.
С потусторонним миром связана и сама фигура Кита, поскольку в романе не раз подчёркивается его инфернальная природа. Так, «Кит отлично видел во мраке, а свечу ставил больше для антуража, чем для дела»6. Способность видеть в темноте даёт ему силу видеть скрытые вещи и события. Он властвует над особым пространством – невидимым коридором. Это табуированная зона, куда не проникает больше ни один персонаж, хотя обычных коридоров в романе мы встретим немало. Иное качество этой области определяется ее назначением: по этому коридору текут буквы и кружатся строчки, соединяя Кита и писателей, напоминая ментальную связь. Смотритель становится неким проводником по миру букв, их хранителем. На ум приходит и ассоциация с Хароном. Как его мифологический прототип из греческой мифологии, перевозящий души умерших через реку Стикс, Кит направляет потоки букв между собой и писателями, усмиряя и изменяя их. Проблема «обезвреживания» букв в коридоре (читай: редактура) есть проблема «инициации», приобщения к миру литературы.
Итак, оба героя должны самоопределиться. И они идут к этому. Сказка, генетически связанная с обрядом инициации, требует приобщения героя к знанию, получения опыта из пройденных испытаний. Сказочный герой должен состояться. И Серж, и Кит должны сами найти и понять зачем, для чего им жить, ответить на вопрос «почему». И им это удается.
Так происходит обновление сказочной жанровой модели. «Память» волшебной сказки здесь обновляется жанровым потенциалом фантастического романа, который трансформирует каноническую систему образов и вносит психологизм: герой сказки в итоге оказывается глубже своей традиционной функции, он находится в постоянном внутреннем движении и существенно изменяется (что в принципе не характерно для поэтики сказки).
Помимо основной линии борьбы со злом и испытаний героев, существуют и сквозные психологические линии, состоящие в развитии отношений пар героев: Кит – Серж, Серж – Майя, Саша – Марго. На определённом этапе первые две трансформируются в миссию на троих по спасению Непечатного мира. Герои получают новые проблемы, связанные с ценой сохранения равновесия, а читатель – новый неожиданный поворот сюжета.
В сказке, разумеется, есть испытания, поиск ответов на трудные вопросы, но в ней обязателен и счастливый конец. В этой истории он однозначно такой. Потому что добро побеждает зло. Потому что все остаются живы. А ещё потому, что в финале читатель расстаётся с героями, пребывая в полной уверенности: у них всё обязательно будет хорошо.
В этой книге есть красивые и очень точные слова о нас – читателях, писателях и редакторах («Но кто может наверняка сказать, что мы – не те же замерзающие книжные герои? Ведь мы не помним того мгновения, когда пришли в мир. Мы не знаем, когда уйдём. Но кто-то (или что-то) знает. Вся наша жизнь похожа на обрывок»7; «Все писатели в городе и не думали о сне: они гнали мрачные строки по бумажным лабиринтам. Любители дневниковых откровений тоже ничего не могли с собой поделать. Им было жизненно необходимо выплакаться именно теперь, рассказать миру о своих бедах и переживаниях, добавить слёз и черноты. Но почему-то легче никому из пишущих не становилось: тяжёлые буквы словно припечатывали частички душ, отрывали от них кусочки, наполняя смутным беспокойством»8); о силе слов («Рукописные слова – самые мощные и кусачие. Они не утратили свой первичный облик, данный им почерком определённого человека, они сильны, они, можно сказать, делят с хозяином одну на двоих душу»9; «Крохотные монстры, способные убить. Вы хорошо знаете об этой силе, и никогда не отдадите её за так. Конечно, вы будете бороться за право быть главными, за право уничтожать неугодных, за право выбирать их – служителей Слова – ваших рабов»10). А ещё по страницам романа блуждает бумажный самолётик, который, как набоковская бабочка, прилетел в роман из первой книги Е. Фираго «Дневник девочки, которая влюблена в книги»11, обыгрывая мысль, очень точно сформулированную К. Клэр в «Хрониках Бейна»: «Люди поступали так всегда – оставляли грядущим поколениям сообщения, высеченные в камне или написанные на страницах. Они словно бы протягивали руку сквозь толщу времён, надеясь, что её подхватит другая, призрачная рука. Люди не жили вечно. Они лишь могли надеяться, что сохранится то, что они создали»12.
В любой сказке есть мораль. И Е. Фираго, разбрасывая по страницам книги бумажные самолётики, будто протягивает нам призрачную руку, предлагая подхватить эстафету и продолжать «гнать мрачные строки по бумажным лабиринтам», чтобы найти свой ответ на вопрос «почему».
Найти равновесие между космосом и хаосом.
И удержать этот мир.
Удержаться.
На едва заметной грани зла и ДОБРА.
⠀
Ассистент кафедры русской литературыЯГПУ им. К. Д. Ушинского,литературный редакторКсения ПолтевскаяВ благодарность автору и другуза эту историю22 августа 2023 г.
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
Множество печатных книг – великое зло.
Нет меры или предела этой разновидности письма.
М. Лютер
…И вот Один распался на многих, и те многие стали яростно сражаться друг с другом – и каждый сам за себя, – и усмирить их стало возможно только силой.
Дж. Кэмпбелл
Книга первая,
в которой Кит теряет всё
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀1
Люди почти отвыкли писать от руки и перешли на безликое печатание. Работы у Кита в последние годы поубавилось: число рукописей уменьшилось до весьма скромного числа в месяц.
Пока владелец рукописи спал, путешествуя по царству Морфея, его тетрадь повиновалась тайному распорядителю. Буквы стекали тонкой струйкой в невидимый коридор, оставляя на страницах только лишь свои тени.
Строчки кружились в этом коридоре, чтобы пройти проверку на прочность. Те, что особо лягались, оказывались на столе у Кита.
– Сейчас мы вас обезвредим, – шептал он и всматривался в упрямцев.
Некоторые слова он заменял на новые, а некоторые просто усмирял: причём было совсем неважно, кусались они или слишком активно лезли обниматься.
Авторы ничего не замечали, когда листали рукопись наутро.
Иногда Кит подшучивал над сочинителями и оставлял на полях их тетрадей игривые заметки. Иногда – даже хвалил. Они смущались, приходили в восторг, пытались вычислить того, кто написал это замечание, по почерку. И, разумеется, никогда не вычисляли.
Одиночество и монотонная работа не угнетали Кита. Он читал самозабвенно, упивался новыми и неожиданными находками. А в свободное время – гулял. Но не просто бродил, разглядывая плитку под ногами или окружающие пейзажи. Он гулял, останавливаясь напротив любопытных окон, за которыми виднелись книжные шкафы или сгорбленный над письменным столом человек.
– Так-так, – бормотал Кит, – это уже интересно.
Он зажмуривался и тут же улавливал ниточку повествования. Если то, что он разбирал, было хорошо, он довольно улыбался и возобновлял променад. Если же нет – он качал головой, но внутренне радовался предстоящей работе. Кит никогда не мешал писателям, никогда не переманивал строчки в невидимый коридор в тот же миг.
Но где-то месяц назад в мире слов что-то изменилось. Кит почувствовал это ночью, во время работы. Коридор дрогнул от наплыва гостей.
Рукописи. Сотня за день вывалилась на город. И с ними явно было что-то не так. Сила хаоса и разрушения вырывалась вперёд, завладевала умами пишущих. Кит с трудом вытащил клубок копошащихся строчек и закинул их в несколько десятков толстых тетрадей. Он взмахнул рукой, и дрожащие тетради тут же угомонились.
– Сейчас мы порядок наведём…
Рукописные слова – самые мощные и кусачие. Они не утратили свой первичный облик, данный им почерком определённого человека, они сильны, они, можно сказать, делят с хозяином одну на двоих душу.
Слова, толкающиеся теперь в коридоре, были жутко прожорливыми и буквально дрались на ножах с теми словами, которые думали иначе. Такого Кит никогда не видел раньше.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 2
Кто был по ту сторону и управлял хаосом? Кит ещё ни разу не встречался с ним лицом к лицу. Он всё больше уверялся в том, что против него действовала уже не какая-то обезличенная и слепая сила, а воплощённая тьма. Вернее сказать, она нашла проводника, и теперь тот рос, упиваясь жужжанием диких слов в чернильной ночи. В кого воплотился проводник? Этот вопрос и мучил, и развлекал Кита больше всего. Поглядеть на зло в материальном виде всегда любопытно, хотя вряд ли стоит ожидать чего-то необычного. Чёрный костюм, украшения из серебра, острые белые зубы, тонкие губы, а волосы – обязательно цвета воронова крыла.
Кит усмехнулся. Он-то был посередине, между добром и злом, был хранителем, балансом, и мог отклоняться в нужную сторону, если требовалось. Поэтому его гардероб не ограничивался строгими рамками: он предпочитал хорошо проверенную временем классику. Твидовые костюмы, кепи (у него была невероятная коллекция!), пальто или плащ в холодное время года, полуботинки и бессменный портфельчик с рукописями. В качестве чего-то особенного Кит добавлял в образ какой-нибудь необычный аксессуар: брошь, кольцо, шарф. Сейчас его фишкой были круглые очки в оправе, стилизованной под оникс.
Да, сила хаоса выбрала для воплощения подходящий момент: золотистый и медленно увядающий сентябрь – любимое время года Кита. Всё в этом месяце напоминало настоящую жизнь: тёплые дни, солнечные и полные надежды; дождливые вечера, пропитанные тоской и простудами разных сортов; долгие ночи, в которых есть место бессонницам, любви и творческим поискам. Как написал когда-то Фрэнсис Скотт Фицджеральд: «С первым осенним холодком жизнь начинается сначала». Даже у того, у кого и жизни-то в обычном понимании нет.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 3
Книги стояли молчаливыми рядами и спали. Они любили ночь: темнота прятала их от любопытных взглядов посетителей, от необходимости быть всё время начеку. Знаете, ведь это малоприятно, когда кто-то близоруко щурится возле тебя, оценивает и примеряется; а потом вдруг выбрасывает руку, как щупалец, чтобы выхватить приглянувшийся экземпляр. Затем вгрызается хищными глазами в строчки, оценивая соотношение «название – содержание», и только потом щупалец принимает окончательное решение: оставить или забрать. В этот миг книга съёживается, потому что большинство книг по сути своей – интроверты и любят постоянство. Им нравится занимать отведённое место на полке у хозяина. Нравится быть единственным другом, которого дадут почитать только избранным. А вот все эти библиотечные перемещения из рук в руки (читай: из щупалец в щупальцы), честно говоря, довольно мучительны для многих.
Но что, если книгу всё-таки забирают? Нарушаются соседство и дружеские связи, а иногда книга и вовсе переносится в другой мир насовсем. Человек забывает её отдать, откладывает звонок в библиотеку, чтобы сделать продление, а потом, когда уже откладывать некуда, – не может найти книгу. Где она? Куда запропастилась? Вот же, совсем недавно была перед глазами! Иногда найти пропажу так и не удаётся, и приходится выбирать ей на смену новую и не всегда качественную подделку.
Сейчас книги спали. Им было не о чем волноваться. Но им неоткуда было знать, что ночь расчистила дорожку в библиотеку для одного важного посетителя. Они не услышали его мягких шагов и не знали, как он прекрасно видит в темноте. Посетитель зацепил взглядом несколько корешков, отчего задетые книги вздрогнули и пугливо заозирались по сторонам.
– Что такое случилось? – зашептал «Философский словарь от А до Я» своей соседке. – Мне показалось, что кто-то на меня смотрит.
– М-м-м? – вяло отозвалась «Анатомия человеческой деструктивности» и сладко потянулась, хрустнув корешком. – Не придумывай, кто может смотреть на тебя ночью? Спи.
Словарь ещё немного повертелся, а потом снова задремал.
Ночной посетитель в это время сидел в читальном зале, изучая какую-то книгу. Буквы слегка расползались под его взглядом, будто хотели спрятаться куда-нибудь под стол. Но, увы, им не дано проваливаться сквозь лист, как сквозь землю. А от полночного гостя по имени Кит вообще нельзя было скрыться, по правде говоря. Кит отложил тетрадь и задумался: «Можно ли вообще показать мысль живой? Такой, какая она есть, без экзотических примесей культуры? Наверное, поэтому и появились книги без знаков препинания – жалкая попытка показать живую мысль: настоящую, без прикрас. Какая она? Запертая в банке несмышлёная бабочка, которая бьётся в испуге? Нет, этот образ слишком прост и избит. Мысль больше похожа на заполненный по самую макушку концертный зал, где все без конца перемещаются, путаются в местах и рядах, протискиваются мимо уже сидящих, опаздывают, сморкаются, шепчутся, шикают и цокают. Если попытаться выстроить события, которые произошли в концертном зале от начала его заполнения и до конца представления в одну линейную последовательность – ничего не получится. Потому что все действия в нём выполнялись не последовательно, а одновременно, накладываясь одно на другое. Да-да, не линейно! Люди хотят разложить мысли по полочкам. Хотят, чтобы они занимали свои места в головах. Вот здесь – хорошие, светлые, нужные. Их надо держать на виду и сразу же ими выстреливать в собеседника. Ну и вообще – для счастливой жизни полезно мыслить па-зи-тив-на!!! Чуть подальше – мысли ни то ни сё. Обрывки, интуитивные догадки, невысказанное от стеснения или ещё чего. Они соскальзывают с языка, если выпить рюмочку-другую. А что здесь, в дальнем и пыльном уголке? Тьфу ты, чертовщина какая-то! Называется: я этого не думаю. Не могу я так думать! Это что-то копошится внутри меня другое. Пнём такие мыслишки ещё раз ногой на задворки – чтоб не мешались. Наляпаю слов без знаков препинания, чтобы сымитировать жужжание внутри. Где вы, любители нарушать реальность, вдолблённую в наши черепушки с самого рождения? Где вы, любители достать мысли из самых задворок памяти?»
Кит усмехнулся, но его взгляд был так холоден, что, если бы прямо сейчас кто-то попал под него, то закоченел бы на месте. Хорошо, что Серж опаздывал.
Часы пробили полночь. Кит вздохнул: оставаться здесь больше нельзя. Он спрятал тетрадь в портфельчик, потушил свечу и в полной темноте устремился к выходу. Кит отлично видел во мраке, а свечу ставил больше для антуража, чем для дела. Ступеньки громко скрипели в такт шагам. Кит выругался, и они тут же замолкли.
Женщина в фойе крепко спала, сидя за столом и подложив правую руку под голову вместо подушки. Конечно, она и не заметила, как мимо неё проскользнул высокий пожилой мужчина в твидовом костюме. Вдруг у самого порога Кит обернулся, цокнул языком и в растерянности уставился на книгу: он забыл положить её на место. Старик немного помедлил, а затем подошёл к столу и подсунул книгу под руку женщине. «Так-то будет лучше», – пробормотал он и учтиво поклонился согбенной фигуре вахтёрши. Потом осторожно отпер дверь, щёлкнув оставленным в замке ключом, и оказался на свободе.
На улице было тепло и влажно. Сентябрь старался сохранить остатки лета, и у него это пока получалось. Мужчина немного постоял на крыльце, высматривая на горизонте Сержа, но горе-помощник где-то запропастился. Тогда Кит достал белый мелок из портфеля и написал на двери: «Где тебя носит, тупица? Жду до трёх в „Белке“» и быстро зашагал прочь.
В это время Серж видел прекрасный сон. Он наконец-то стал великим! Куда уж величественней, чем его заносчивый начальник. Серж сидел в огромном кресле в собственном кабинете и курил трубку. Его ноги в чёрных панчкэпах лежали прямо на столе. Секретарша Оленька (конечно же, хорошенькая) готовила ему кофе в соседней комнатке, и Серж предвкушал её скорое появление. Наконец-то послышалось лёгкое цоканье каблучков. Лицо великого Сержа просияло. Медленно повернулась золочёная ручка, и точёная спинка секретарши показалась первой. Далее мелькнули розовые головки локтей: Оленька держала перед собой поднос, но лицом к Сержу не поворачивалась. Она быстро семенила спиной к столу. Серж хохотал, оценив шутку, и уже протягивал руку к самой соблазнительной части тела Оленьки. Но тут Оленька развернулась и с силой клацнула пустым подносом. Серж изменился в лице, он был возмущён таким поведением. Но секретарша уже выпорхнула за дверь. Серж открыл было рот, чтобы… Чтобы… Что это? На подносе красовались белые буквы: «Где тебя носит, тупица? Жду до трёх в „Белке“».
Тут же в ушах Сержа раздался гневный голос начальника, повторившего вопрос с подноса. Мужчина в панике сбросил ноги со стола и… проснулся. Будильник показывал два сорок.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 4
Кит занимался вычиткой. Дневник начинался цитатой:
«Мысль, прежде чем стать мыслью, была чувством».
Кит поморщился и подумал, что нынче многовато чувствительных развелось. Он поправил очки и быстро пробежал глазами по строчкам первой страницы:
«Закономерно, что сегодня мне хуже, чем в три предыдущих дня. Устал, ссутулился и поник. Ночью проснулся от жуткого видения. Снилось, будто я смотрю на низкое небо в серых тучах. И вдруг прямо на этом монотонном фоне возник яркий цветной обруч. Сначала он был маленькой точечкой, но потом увеличивался и рос, пока не заполнил всё небо. Затем обруч начал крутиться и приближаться ко мне. Я испугался и побежал в другую сторону, но обруч переместился вслед за моим взглядом. Мне стало ясно: обруч не на небе, обруч не сам по себе, обруч вижу только я. Он будто приклеился к моему взгляду.
И тут я проснулся и подумал: господи, как хорошо, что это был всего лишь сон. Но, к моему ужасу, обруч никуда не исчез, более того, он удвоился! Меня затрясло. Зажмурил глаза — за каждым веком пульсировало разноцветное сияние. Открыл глаза — два маленьких обруча крутились как ни в чём не бывало. Я затряс головой, выскочил из тёплой постели и босиком побежал в ванную. Потом несколько раз умылся ледяной водой – и видение понемногу начало исчезать. Наверное, я уснул на лице и передавил какую-то артерию или вену, не знаю. Чувствую…»
– Ну вот, – вздохнул Кит, – опять чувства!
«Чувствую, что у меня: скудное воображение, отсталый язык, мало логики и способности анализировать. Стало быть, кому будут нужны мои книжки? Пустота снова дотронулась до меня костлявой рукой. Как много людей любят писать и делают это по-настоящему здорово! И как это больно — понимать, что мне не хватит места среди полчища талантов!»
Кит усмехнулся и написал на полях:
«Неплохо бы вам, молодой человек, заняться делом: вы слишком много балаболите и рассматриваете себя в лупу — такое поведение до добра не доведёт».
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 5
Серж бежал по тёмному переулку. Он проклинал себя за то, что уснул так не вовремя и теперь безнадёжно опаздывал. В его встревоженной голове ещё парили остатки недавнего сна, где Оленька приветливо улыбалась и семенила ножками. Концовку видения Серж не хотел вспоминать – ему было жутко от одной мысли, что Кит может проникнуть даже в тайные грёзы и оставить там послание в любом месте. В том числе и на кофейном подносе.
До «Белки» оставалось не больше минуты быстрым шагом. Но Серж остановился и руками упёрся в колени. В боку так кололо, что хотелось упасть на тротуар и отдышаться хотя бы капельку. Отдышаться и забыть, что ждёт его впереди: очередная выволочка и позор. Это даже хорошо, подумал Серж, что теперь приходится бежать со всех ног – не так много времени остаётся на мрачные предчувствия.
Вдруг Серж услышал откуда-то сверху хлопок. Он вскинул голову и увидел, как с высоты опускается бумажный самолётик. Серж остановился.
– Это что ещё за ерунда, – пробубнил Серж, но самолётик поймал: вдруг это очередная проверка Кита?
Он сунул находку в карман плаща и сорвался: часы показывали без двух минут три. Надо успеть в «Белку» во что бы то ни стало.
В «Белке» было тепло и приятно: аромат свежесваренного кофе выстилал дорожку прямо к смятенной душе Сержа. Именно горячего напитка ему сейчас так не хватало. Мужчина огляделся в поисках начальника: Кит сидел в углу, за дальним столиком, спиной к залу. Других посетителей в это время не было. Заскучавший бармен вяло проводил Сержа взглядом, кивнув в знак приветствия. Серж выдохнул и почти на цыпочках начал подбираться к пункту назначения.
– Ну же, смелее! – внушительный голос Кита будто подтолкнул Сержа, и тот двинулся крупными, разлапистыми шагами. – Кофе? – уточнил он, когда Серж наконец подобрал полы плаща и уселся.
Серж замотал головой.
– Я проспал, – виновато проговорил он. – Не знаю, как это вышло…
– Прескверно вышло, – подсказал Кит и ловко выдернул из кармана Сержа бумажный самолётик. – Это у тебя откуда?
– Да так, – Серж коротко взмахнул рукой, – смотрю – летит, я и подобрал.
– Удивительная предприимчивость! Или всё-таки любопытство?
Мужчина не знал, что ответить. Но Кит уже не спеша разглаживал самолётик. Серж наблюдал за его движениями и молился, чтобы всё прошло спокойно. Внутри самолётика было гневное сообщение от неизвестного адресанта. Кит зачитал его вслух.
«Нет, я больше не хочу играть по вашим правилам! С меня хватит! Я вас ещё всех проучу! Жалкие фантазёры, глупые волшебники, нелепые игроки! Я так заверчу все эти буковки и словечки, что уже ни конца ни края не найдёте! Как вы смеете в чужие дневники совать носы, да ещё оставлять там пометки!»
Кит улыбнулся и сказал:
– Подумаешь, всего одну пометку и оставил. Нервная нынче пошла молодёжь. Но крайне наблюдательная, крайне! Где же ты его поймал?
Серж попытался вспомнить номер дома, морща лоб.
– Да тут, буквально за углом. Только и слышу – «клац!», форточка захлопнулась, а он летит, летит, и прямо ко мне!
Кит, казалось, уже не слушал нерасторопного помощника: он достал из портфельчика листок и стал что-то писать. Серж умолк. К столику подплыла официантка и начала собирать посуду. Её леопардовые лосины и футболка с огромными красными губами так увлекли Сержа, что он позабыл о своей тревоге.
– Значит, вот что, – сказал Кит, закончив писать. – Самолётик должен оказаться там же, откуда прилетел.
Серж проводил взглядом женщину и вздохнул. Меньше всего ему хотелось думать о том, как вернуть самолётик неизвестному владельцу. Он скоблил ногтем крышку стола, будто хотел стереть защитный слой, под которым прячется выигрышная сумма. Молчание набухало и вдавливало Сержа в твёрдое сиденье.
– Когда я должен его доставить? – наконец спросил он.
– Завтра в это же время, – ответил Кит. – Мы обыграем заносчивого прощелыгу в два счёта!
– И как же?
– Легко, – он протянул Сержу листок, на котором только что писал.
– Мы поступим точно так же, как и все современные жители планеты: повторим форму, извратив содержание!
Серж посматривал на вдохновлённое лицо начальника, не совсем разделяя его радость. Кит продолжил:
– Ты сложишь точную копию нашего самолётика из этого листа. Справишься?
Серж кивнул и придвинул самолётик №1 поближе. Его внимательные глаза скользили по контуру бумажного лайнера, а губы шевелились, будто Серж читал мантру. Он несколько раз перевернул изделие с боку на бок, подержал на вытянутой руке, будто оценивал его размер относительно горизонта. Наконец приступил к изготовлению самолётика №2.
Когда великий мастер закончил работу и хотел поделиться своей радостью с ближним, ближнего за столиком не обнаружилось. Вместо него на столе громоздилась пухлая тетрадка, от вида которой Серж поморщился. Как он мог забыть про обычное задание? Мужчина взял тетрадь в руки, взвесил её, ещё раз поморщился и спрятал во внутренний карман плаща. Самолётики №1 и 2 он аккуратно поместил в другой карман. Теперь Сержа интересовал только кофе.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 6
Утренний город оглядывал себя в витринах заспанных магазинов и окнах домов. Пока ничего примечательного он не заметил: на улицах не было ни души, потому что все души теперь спали в уютных мягких постелях.
Возле «Белки» дремал пёстрый кот по кличке Нос. Он дожидался сладкого мгновения, когда по ступенькам спустятся такие любимые ноги в леопардовых лосинах и нальют ему в миску тёплой молочной каши. Да, сейчас каша нужна как нельзя кстати: Нос продрог, а до момента, когда хоть немного прогреется воздух, оставалось около двух часов.
Бухнула дверь. Нос открыл глаза и приготовился к прыжку. Напрасно – спускались не те ноги, которые он так ждал. Эти были в чёрных, слегка помятых брюках и ботинках панчкэп. Нос долгое время жил рядом с обувным магазином, поэтому в моделях знал толк.
Панчкэпы задержались на последней ступеньке на несколько мгновений. Потом послышался щелчок, и Нос учуял запах табака с примесью гвоздики.
– Что, спишь? – кота потрепали по холке и обдали дымом. – Холодно тебе? Нос презрительно сощурился и повалился набок, будто сделал панчкэпам одолжение: гладьте меня, гладьте. Поглаживания разморили Носа, и кот опять задремал. «Надо же, – думал он, – как мало коту нужно для счастья: миска каши да капелька любви. Но где же каша?»
Панчкэпы докурили и удалились в неизвестном направлении. Когда Нос во второй раз услышал, как хлопнула дверь, он вскочил и призывно мяукнул. Розовые вьетнамки задорно шлёпали по пяткам его любимой женщины, а от миски, которую она несла, шёл умопомрачительный запах молока.
– Вот ведь увалень! – привычно пожурила она кота и поставила с ним рядом угощение. – А это что тут у тебя? – женщина подняла белый бумажный самолётик. – Влом до мусорки дойти… Балбесы! – она цокнула языком и сунула самолётик в фартук.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 7
Если бы Серж услышал, что его в очередной раз обозвали балбесом, да ещё и кто обозвал, – он бы точно не уснул этим утром. Ведь чужая оценка – ох, какое опасное существо: оно может нанести человеку такой удар, что хватит инфаркт.
Чужая оценка. Злобная, прищуренная, надменно пожимающая плечами, – она поджидает нас на каждом углу. Вот решили вы, к примеру, написать книгу. А надо сказать, что до этого вы книг не писали и работали где-нибудь в столовой. И вы, конечно же, писать решаете втайне, тихонько, так, чтобы чья-то зубастая малышка-оценка не откусила от вашей души знатный кусочек. Потому что вы пока не уверены в себе, не уверены в том, что вообще должны писать. Вы, по правде говоря, ни в чём не уверены. Вот и молчите. Молчите до поры до времени. Это правильно. Потому-то многие писатели начинают упражняться в личных дневниках. Они и сами-то не очень понимают, почему их так притягивает возможность выговориться на бумаге. Почему бумага кажется жизнью, вечностью, тёплым уголком среди злобного мира. Тишина, ручка, тетрадь, письменный стол… В тот миг, когда мысль превращается в слово, человек превращается в творца.
А дальше – ещё интереснее! Вы понимаете, что значит воплощённое слово? Даже обычный список покупок в розовом блокнотике с замочком? А уж тем более секретик на миллион! Задумайтесь: написанные слова начинают жить без вас. Их может прочитать кто угодно, про себя или вслух. Они могут ранить, взбесить, подбодрить или заставить кого-то плакать. А вы как бы и не у дел. Вас может даже рядом не быть с этими словами, но сила от них останется. И эта сила меняет мир.
Личные дневники – в них так много свободы! Мы пишем их будто для себя, стараемся не оглядываться на потенциального читателя, бросаем грубые мазки на бумагу, не боимся ярких оттенков, не боимся откровенности. Вот где живут настоящие неотполированные мысли – дикие, изворотливые, сильные. Вцепится такая в какого-нибудь чужака, случайно заглянувшего на огонёк, – ну и… как говорится, пиши пропало.
А лучше не пиши.
Утренний город просыпался, и ему не было дела до чьих-то оценок. Нос довольно облизывал усы и урчал: после такого завтрака можно было вершить какие угодно дела! Он зевнул, потянулся и затрусил куда-то.
Из окна одного из домов по Кольцевой улице звучал саксофон. Кто-то виртуозно наигрывал фрагмент из песни Брюса Спрингстина «Born to run». Иногда музыку заглушал подъезжающий к остановке трамвай. «Прекрасное утро!» – подумал Кит и отложил саксофон. Он пританцовывал по пути на кухню и несколько раз даже крутанулся вокруг собственной оси.
В это же время Серж укладывался спать: ночью ему нужно было завершить начатое. Он не знал, что он растяпа. Он не удосужился проверить самолётики. Он уже грезил, и секретарша Оленька аккуратно несла ему кофе, семеня ножками.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 8
Дождь заполнял город. Он молотил в окна, с рёвом залетал в сточные трубы, чавкал в обуви прохожих, брызгал в лица – в общем, жестоко завоёвывал территорию. Откуда этот дождь взялся, никто не знал. Во всяком случае, по безоблачному и тёплому утру сложно было заподозрить что-то неладное.
Серж только что проснулся. Он лениво сощурился в попытке разглядеть циферблат будильника: всего-то семь вечера. Можно дать себе ещё пару часов отдыха и напиться кофе. Серж зевнул и не спеша вылез из уютной постели. Длинный махровый халат валялся на полу, мужчина поднял его и отправился в ванную.
Принимать душ в тишине Серж не любил, поэтому тут же из-за двери послышалось пение: «Чашку кофею-у-у я тебе бодрящего налью и по-настоящему спою-у-у новую-у песню-у…»
Наконец Серж пил горячий напиток, развалившись в любимом кресле. Ему не хотелось думать о предстоящем задании. А судя по погоде, явно нелётной для бумажных лайнеров, нужно было искать какие-то запасные варианты транспортировки. Серж вздохнул. Мысли никак не выстраивались в голове, вытесняясь какими-то глупыми картинками и образами. Он побарабанил по столу, посвистел, а потом решительно встал и направился в коридор.
Вернулся он с пухлой тетрадью, которую Кит оставил ему в «Белке». По правде говоря, разбираться в чьих-то мыслях Серж не любил. Но обязанности на то и обязанности, что отбросить их нельзя.
Серж читал как попало, не вникая в смыслы чужих заметок. Он, как ищейка, выслеживал «вредные» слова. Иногда подглядывал в шпаргалку, которая висела рядом с календарём. В шпаргалке главных слов было два, а вот от них уже разбегались слова-детёныши.
– Всё вокруг – легко и сложно одновременно, – инструктировал Кит Сержа перед первым заданием. – Ты можешь увидеть на ночном небе звёздные точки. – Кит отодвинул штору. – Вот! Они кажутся незыблемыми и вечными. Они будто намертво приклеились к небу, образуя созвездия. Пожалуйста: вот Большая Медведица, а вот – Малая. Но только вдумайся: этих точек, быть может, давно нет, а до нас доходит только их предсмертное свечение.
– То есть как – нет? – Серж недоумённо смотрел в окно.
– Обман, иллюзия, театр! – Кит усмехнулся. – Изображение отстаёт от текущего положения дел. Скажем, красная звезда в Орионе предстаёт перед нами такой, какой была шестьсот лет назад. Есть ли она теперь? Кто знает. Астрономию учить надо было, мой дорогой. Глядя на небо, мы смотрим в прошлое. А настоящее буквально вертится под носом, но мы его в упор не замечаем.
Серж не мог понять, к чему рассуждать о звёздах, когда дело касается мира букв, слов и предложений. Но на всякий пожарный он ритмично кивал. Кит посмотрел на Сержа равнодушным взглядом и продолжил:
– Все слова в мире образуют два огромных лагеря и прячутся за спины двух лидеров, – он сделал паузу и отпил немного чая. – Что это, как думаешь?
Серж не ожидал каверзных вопросов. Он незаметно вытер вспотевшие ладони и предположил:
– Быль и небыль?
Кит рассмеялся:
– Ну, ты словно в сказку попал! Хотя есть в твоей догадке доля истины. Что такое быль, если хорошо подумать? Быль – это космос, то есть порядок, мир, ясность. А что противостоит космосу?
– Пустота?
– Хаос, мой дорогой. Беспорядок, непредсказуемость и кутерьма.
– Так это что же получается, – Серж глупо заморгал, – два главных слова – космос и хаос?
– Да, ты прав. Они – та ещё парочка, друг без друга жить не могут. Космос вечно рождается из хаоса, но и хаос вечно производит космос. Выключим мы сейчас лампу, – Кит щёлкнул, – и вот она: темнота, неразбериха. Что в ней затаилось, а? Нечто невидимое и непроявленное. Включим – и вот он, мир. Но ведь он и не исчезал никуда, понимаешь?
Кит достал лист и разделил его на две колонки. На одной стороне написал «космос», а на другой – «хаос». Потом вынул из портфельчика заранее подготовленный список слов.
– Вот, – Кит протянул Сержу бумаги. – Справишься с сортировкой – считай, отбор прошёл, – он подмигнул.
Серж молчал и уже подумывал, как бы ему незаметно улизнуть от нового знакомого. Он подозревал, что Кит какой-то псих, который бредит философскими идеями и не очень дружит с головой. Сержа останавливало только одно: деньги. Немалые деньги. Он вздохнул и напряжённо зашевелил губами. Каждое слово мужчина проговаривал и примерял то к хаосу, то к космосу.
Через несколько минут Кит заговорил.
– Вообще-то, хаос уничтожить нельзя. Зато можно убавить его влияние на гармоничный мир.
– Но вам-то это зачем? – Серж как раз закончил выполнять задание и отдал Киту на проверку. – Вы что, борец за миропорядок?
Кит пропустил эти вопросы мимо ушей: он улыбался, изучая работу. В колонку к хаосу талантливый ученик добавил кашу, разгром, творческий беспорядок, бедлам, тоску, а в колонку к космосу – язык, любовь, молитву, закон и ритуал. Только одно слово висело в неопределённом положении.
– Почему же ты смерть никуда не вписал? – Кит замер в ожидании ответа, неотрывно глядя на собеседника.
Серж почесал затылок. Он понимал, что это слово никак не может быть простым и однозначным, но сформулировать мысль в толковое изречение не умел. Но теперь на кону стояла знатная сумма! Серж решил: она ему нужна во что бы то ни стало.
– Потому что смерть – это, как говорится, вечный покой, – начал он осторожно. – Покой – отсутствие хаоса, – Серж сдвинул брови и ответил на пристальный взгляд Кита. – Но вечный покой в то же время – это вакуум, голяк, отсутствие жизни! А значит – и космоса, – выпалил он.
– Браво! Браво! – Кит пожал руку смущённому пройдохе. – Такие помощники мне годятся! До тебя я встречался ещё с несколькими кандидатами. И все они, понимаешь ли, смерть куда-нибудь впихивали! Никто не мог понять, что в этом слове главная заковырка! А ты догадался!
Кит глядел на Сержа почти с отеческой любовью. Конечно, он знал, что этот человек – тот ещё ухарь, готовый на всё ради денег, но если жажда денег приводит к нужному результату, то почему бы и не поработать какое-то время вместе? Кит достал из внутреннего кармана конверт и положил перед Сержем.
– Скоро увидимся, – он ещё раз пожал руку будущему подельнику и направился к выходу.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 9
Этот дневник наводил на Сержа тоску. Хоть он и старался читать как обычно, не улавливая смысла, – не получалось. Смысл назойливо кружил над Сержем, норовил достучаться до самых тёмных уголков его сознания. Даже красная ручка выпала из руки профессионального ищейки, а он и не заметил. Он уже не охотился за вредными словами, это они охотились за ним.
«Что такое жизнь? Это когда ты ежедневно умираешь. Ежедневно обманываешь. Ежедневно кажешься. И это для других выглядит смешным. Все твои печали – смешны. Все твои покорёженные мысли — не больше иллюзии, не больше скомканных обрывков памяти. Никто не чувствует то же, что и ты, бедолага, зависимый от событий, зависимый от других. Ты такой жалкий и глупый, такой мерзкий, что хочется запнуть тебя куда-нибудь далеко под диван. Посторонись! Подвинься! Вперёд пройдут только те, кто умеет улыбаться, кто не драматизирует. А ты можешь поплакать, убогое чудовище, сделать лицо ещё безобразнее, ещё отвратительней. Рыдай, чудовище, рыдай! Все несчастья ещё впереди. Радуйся, что слёзы разъедают твоё лицо, всего лишь слёзы, а не что похуже.
Ты лежишь на мёрзлой земле, а сверху тебе на лицо падают снежинки. Наверное, в такой момент не так уж и жутко делать последний вдох? Ты исчезаешь — а вокруг действие. Оно кажется мягким, спокойным, а что лучше всего — бесконечным. Здравствуй, смерть. Здравствуй, снег. Вы ведь никогда меня не оставите? Ты ведь так и будешь падать на моё лицо, милый снег? Так и будешь кружить, так и будешь. Всегда будешь!
Книги тоже лежат на холодной земле. Они вечно умирают и вечно живут. Когда очередной читатель скользит глазами по строкам, замёрзшие было герои оттаивают, приходят в действие, отражаются в тёплом уме настоящего человека.
Но кто может наверняка сказать, что мы — не те же замерзающие книжные герои? Ведь мы не помним того мгновения, когда пришли в мир. Мы не знаем, когда уйдём. Но кто-то (или что-то) знает.
Вся наша жизнь похожа на обрывок».
Серж выронил дневник. Его глаза будто остекленели. Недопитый кофе больше не дымился, страницы не шелестели, ручка не щёлкала. Только часы продолжали идти как ни в чём не бывало.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 10
Нос прятался под лавкой в парке. В отличие от бегущих мимо прохожих, о вечернем дожде он знал ещё утром, когда ждал порцию молочной каши. «Вот глупцы, – будто говорил его взгляд, – ничего не замечаете вокруг!» Коты хорошо знают главный закон погоды: если небо поутру синеет, как бутон василька, нужно держать ухо востро, а зонт – в сумке!
Почему тогда рыжий хитрюга не спал в каком-нибудь подвале, раз такой умный? Да потому что в парке у него была назначена важная встреча. Однако тот, кого ждал Нос, опаздывал.
Нос мечтал о маленьком зонтике, который волшебным образом раскрывался бы над ним и защищал от холодных капель. Тогда бы он мог пробежаться по дорожкам парка, размять кости и согреться. Увы, зонта у Носа не было, и он торчал на одном месте, дрожа от сырости, которая намертво пропитала воздух.
Вдруг возле лавочки остановился мужчина. Вместо зонта его голову прикрывал чёрный капюшон, опущенный так, что почти не было видно глаз. «Очередной растяпа, – Нос разглядывал незнакомца, – а ведь рюкзак у него есть». Мужчина присел на корточки и потрепал кота за ухом. «Ещё и сердобольный», – подумал Нос, но всё-таки замурчал. Мужчина начал копаться в рюкзаке, видимо, пытаясь найти что-то съестное. Наконец он дал коту кусочек пирога. Нос втянул запах и определил, что пирог с яйцом и капустой. Что ж, не самая аппетитная начинка в мире, но выбирать не приходится, а завтрак был уже давно. Кот проглотил угощение и благодарно сощурился.
Дождь взял передышку. Капли уменьшились и перешли в бисерную изморось. «Нужно уходить, а то потом ливанёт», – решил Нос и собрался было удрать из укрытия, но тут неожиданно взмыл в воздух и провалился в темноту.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 11
Неужели так и вправду бывает? Магия слов, брошенных неведомым чужаком на бумагу, работает!
Сержу чудится, будто он лежит на снегу и ловит ртом крупные снежинки. Они летят плавно, соблюдая какой-то ритм, неведомый уму человека. Раз-два-три, раз-два-три… Серж улыбается: да, снежинки танцуют! Кружат, парят, заполняют мир прозрачным дыханием. Некоторые сцепляются парами, тройками и даже четвёрками: так танцевать, наверное, веселее.
Снегопад – это время, которое падает с неба на головы прохожих, секунда за секундой – и тут же тает. Никто не успевает запастись им впрок. Время и человеческие тела – несовместимая парочка, увы. Чтобы потрогать время и не убить его, нужно стать холодным самому. Покрыться коркой льда, заморозить кровь.
«Спать-спать-спать», – шепчет Серж. Удивительно, но снег ему кажется мягкой постелью. На лоб и щёки опускаются горячие поцелуи, они почти обжигают. Серж хочет ещё разок посмотреть на танец снежинок и открывает глаза, отдавая последние силы. Как же он сразу не догадался? Да ведь это вальс! Как легко! Как весело! Как хорошо… Музыка звучит. Она была с самого начала? Серж морщится: «Громко, громко! Прекратите это безобразие, – бормочет он, – ну вы же мешаете, в самом деле! Потише, потише…»
Кто-то напористо трезвонил в дверь и явно не собирался идти на попятную.
– Открывай же, болван! Опять дрыхнешь! Ну, только попадись мне…
Пришелец заколотил в дверь ногой, продолжая надавливать на звонок так, будто это не звонок вовсе, а тюбик с последней порцией зубной пасты. Серж закрыл уши руками. «Хватит, хватит!» – простонал он.
– И не говори потом, что я тебя не предупреждал!
Повисла пауза. Снежинки уменьшились в размерах и прекратили танцевать. Теперь они падали поодиночке, редко и без всякого ритма. Серж приподнялся на локтях и с недоверием осмотрелся вокруг.
Вдруг грохот обрушился на входную дверь. Пришелец применил контрудар: всем телом с разбега. Для верности он добавил яростный крик. Эффект не заставил себя ждать: приоткрылась соседская дверь, и оттуда выглянула седенькая старушка.
– Молодой человек, вы чего буяните? Я сейчас милицию вызову!
– Вызывайте! Как раз милиция мне и поможет добраться до этого прохиндея!
Серж очнулся окончательно и обвёл взглядом комнату. Кажется, всё в порядке: тишина и покой. Никаких снежинок и уж тем более музыки, только тикают часы. Что это было? Сон? Серж вздохнул и потёр глаза, которые отказывались видеть без туманных полос. Вдруг он заметил раскрытый дневник, валяющийся на полу. Так вот кто виновник этих галлюцинаций! Мужчина вскочил, захлопнул опасную тетрадь и затолкал в переполненный ящик стола.
За дверью послышалась перебранка. Один из голосов явно принадлежал соседке, а вот второй… Второй не обещал ничего хорошего. Серж прокрался в коридор и припал к глазку.
– Да нет его дома!
– А я знаю, что есть. Во-первых, я видел свет в окне! А во-вторых, ваш замечательный сосед мне назначил встречу в восемь! А сейчас, – пришелец посмотрел на наручные часы, – сейчас восемь тридцать! Так что пусть открывает! – Он опять заколотил в дверь.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 12
Хаос победил этим вечером.
Кит уловил настроение оцепенения, которое повисло над городом. Люди разбежались по квартирам, чтобы не чувствовать его. Дома ждёт горячий чай, уютная беседа, бубнёж телевизора, да хотя бы книга.
Улицы, мокрые от дождя, были пусты. Или просто казались такими? Кит открыл окно. Кого только не прятала эта пустота!
Слова, в основном хромые и серенькие, роились в темноте, жадно отыскивая родню. Они хотели власти над городом. А больше того – над людскими умами.
Кит поморщился. Проигрывать ему не нравилось, но исход текущей битвы уже предрешён. Кто-то подлил масла в огонь, кто-то разрешил мрачным мыслям высыпать на бумагу, а потом – улизнуть в город.
Он захлопнул окно и уселся за стол.
Почему некоторые люди не могут понять, что слова – это не игрушка? Не зря же сами и придумали: слово не воробей, вылетит – не поймаешь! А написанное слово – и топором не вырубишь! Обыватели, неумелые писаки… Идут туда, куда так опасно идти без должной сноровки. Думают – я же для себя. Иногда рвут, сжигают целые тетради. А как же «рукописи не горят»?
– Не зря один умный человек написал: «Позволь своим мыслям приходить и уходить. Не предлагай им чай!» – Кит поднял кружку в воздух и чокнулся с подсвечником. – Предлагай лучше виски, – добавил он и расхохотался.
Кит раскрыл тетрадь и приготовился детально вычитать одну любопытную рукопись. Но отчего-то беспокойство нарастало, и работа застопорилась: строчки прыгали и двоились, а мысли улетали куда-то в другое место.
«Так что было первым: взгляд или слово?» – вывела невидимая рука.
Кит заморгал, отгоняя видение, и осторожно потрогал буквы: да нет, настоящие. Как же так? Какая бесцеремонность! Только ему позволено начинать диалог первым, но никак не кому-то другому, такого просто не…
«Ты будешь отвечать или нет?! У меня мало времени!»
Вопрос кляксой тяжело приземлился на плечо Кита. Никогда прежде он не чувствовал себя так глупо. Будто его, доктора с многолетним стажем, молодой пациент вдруг посадил в кресло и начал осмотр.
Он вперил взгляд в строчки, отчего буквы, выведенные непрошеным гостем, задрожали.
«Зато у тебя есть время на глупые вопросы», – нацарапал Кит.
Ответ не заставил себя ждать.
«Я думаю, ты уже допетрил, что имеешь дело с серьёзным соперником. Так что лучше подумай и не трать буквы зря».
Кит ухмыльнулся. Перед ним был явно только что оперившийся юнец, ничего не смыслящий в тайнах подобного общения. Но как смог он начать первым? Этот вопрос не давал Киту покоя. Юнца кто-то надоумил. И вот этот кто-то и мог быть по-настоящему опасным.
«Взгляд — едва ли не главное оружие человека. С ним мы встречаемся раньше, чем с приветствием. Но я почему-то уверен, что в твоём взгляде как раз маловато мысли и глубины, и оружие твоё похоже на игрушечный пистолет».
«Пистолет у меня вполне настоящий, не сомневайся. А взгляд — прилежный, живой и кроткий, как у той девушки, что ты встретил недавно в парке».
Вот это уже заявка посерьёзнее: к делу подключили слежку за дневником Кита. Теперь ему нужно как можно дольше удерживать незнакомца, заманивая на крючок.
«Чем больше в глазах живости, тем больше внутри смерти. Это значит, что человек помнит о своей конечности. Поэтому глаза начинают как-то отдельно жить на лице, ищут связи, ищут силы и покоя, а может, встречного движения. Пустые глаза не видели смерти, не думали о ней: они слишком уверены в собственной непоколебимости и консервности. Они навсегда в этом мире».
Сквозняк всколыхнул занавеску, а потом хлопнул приоткрытой форточкой, отчего старик вздрогнул и оставил в тетради кляксу.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 13
Нос не испугался. Он мужественно обнюхал место временного пребывания и отметил, что здесь вполне сухо – а это гораздо лучше промозглого парка.
Нос понял: незнакомец проворно засунул его в рюкзак. Что будет дальше, предугадать трудно. Если незнакомец – добряк, то, возможно, коту достанется кров и приют. А если нет… Главное, не поддаться панике и не начать мяукать как полоумный: толку от этого не будет.
В рюкзаке пахло бумагой и пирогом, который только что умял Нос. Маленькая светлая точка показывала место, где кончалась молния. Кот прижался к свету и втянул уличный воздух: да, они уже вышли из парка и двигаются в сторону «Белки». Незнакомец шёл плавно, не делая резких движений и толчков. Нос провалился в полудрёму.
Коту снилось, что он свернулся в клубок и лежит на руках какого-то господина. Тот чесал его за ухом и говорил:
– Мало кто может взглянуть на жизнь как бы из будущего. Вообразить себя беззубым стариком, который больше не жаждет телесной страсти, больше не может любоваться гладким лицом без морщин, больше не в силах проворно двигаться. А это, между прочим, полезно: сразу начинаешь жить моментом и радоваться тому, что у тебя есть.
– Ну, – отвечал другой голос. – Я соглашусь с вами, только с одной поправкой: человек стареет ежесекундно. Он никогда не бывает статичным, никогда: ни в мыслях, ни в чувствах. Что уж говорить о коже?
– По-вашему, получается, что у человека ничего и нет на самом деле, да и его самого нет? Только движение, движение, движение?
Хорошо, подумал Нос, что у котов нет морщин, а шерсть всё время обновляется. Так что котам старение к лицу. То есть, конечно, к морде.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 14
Ответ последовал не сразу. Кит уже хотел захлопнуть тетрадь и задуть свечу, как вдруг буква за буквой выползла змейка нового предложения, а потом ещё одна, и ещё.
«Не находите, что пламя свечи — вполне независимая стихия? Такая же, как огонь, вода и воздух! Да, огонь всепоглощающ; но пламя свечи — это маленький островок, тихая радость уединения. Пламя светит, греет, убаюкивает, наводит на мысль. Уютное и милое пламя. Я знаю, что вы любите читать при свечах».
Нет, это писал не юнец, хоть и почерк был тот же самый. Теперь ему диктовали, но забыли учесть важную вещь: переход с «ты» на «вы» нельзя не заметить. Или это было сделано нарочно?
Кит решил не торопиться с ответом. Игра с подкованным соперником нравилась ему куда больше, чем с обычной пешкой. Он решил тоже сменить тон и написал:
«Да, я люблю читать при свечах. Но вовсе не по тем причинам, которые вы указали. Дело в том, что пламя свечи похоже на взгляд: ясный и тёплый, который видит только тебя одного в целом мире. Он может сказать много, не говоря при этом ни слова. Не потому ли, что общаться можно и без слов?»
Кит взял свечу и капнул воском на страницу, прямо под своим ответом. Лужица начала быстро покрываться морщинками, пока вдруг не окрепла и не застыла окончательно. Ну, теперь посмотрим! Кит довольно потёр ладони.
Проделка удалась: соперники явно не знали о приёме с воском. Кит захохотал, когда увидел жалкие попытки неприятелей написать хоть что-то: воск крошился, покрывался рытвинами, но не пропускал чернила.
«Без паники, дорогие друзья! Мы ещё обязательно встретимся, только эту встречу назначу я».
Кит закрыл тетрадь. Игра становилась всё увлекательнее.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 15
«Бежать», – мелькнуло у Сержа. Встреча с пришельцем теперь не входила в его планы: мужчина просто не успел сделать то, о чём его так долго просили…
Он скинул халат прямо в коридоре и бросился в комнату. Сержа тут ожидало первое предательство: пушистый тапочек вдруг подставил ему подножку. Мужчина нелепо растянулся на полу, произведя громовое извержение в тишину комнаты.
– Вы слышали?! – не унимался пришелец. – Он в квартире, ещё и громыхает!
Серж наморщился и откинул тапочек куда подальше. Теперь нужно быстро одеться и ничего не забыть: штаны, свитер с запасным карманом, вчерашнее пальто с самолётиками.
В дверь продолжали ломиться. К голосам соседки и пришельца добавились ещё несколько: видимо, остальные жители площадки не вынесли шума. Но Сержа это ничуть не волновало: он уже нацепил пальто и открыл окно. Подоконник с той стороны блестел, отражая свет фонарей.
Никогда раньше Серж не испытывал щемящего чувства страха. Даже перед Китом. Кита он уважал, да и боялся, но совсем не так, как этого человека, бушующего теперь за дверью. Перед ним вся ловкость таяла, голос пропадал, а сам он становился похож на пучеглазого лемура.
Серж ещё раз оглядел комнату и встал на подоконник. Внизу терялись очертания деревьев: туман от измороси – плохой помощник для побегов. Как же не хотелось уходить, да и работа ещё не закончена…
Работа!
Серж спрыгнул в комнату. Где же этот чёртов дневник? Голоса на площадке перешли на крики, удары в дверь то и дело прерывались лаем соседской собаки по кличке Гермес.
Наконец дневник был спрятан в пальто.
Серж уже тянулся ногой к чужому балкону. Опорный панчкэп скользил, не давая времени на размышление. Балкон не был застеклён, да ещё и находился под прямым углом к окну удирающего – настоящее везение. Теперь нужно ухватиться за выступ, толкнуться и перевесить туловище. Подоконник дрожал. Мужчина зажмурился.
Входная дверь с лязгом распахнулась. Серж дёрнулся и неудачно оттолкнулся: теперь он висел на одной руке, проклиная себя, что так ни разу и не прочитал «Инструкцию по выходу в окно». Один панчкэп улетел вниз и шлёпнулся в лужу, громко хлюпнув.
– Великолепно, – с сарказмом отозвался Серж.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 16
Нос открыл глаза и огляделся. Он лежал на подстилке у батареи. Рядом стояла миска с каким-то угощением. Кот обнюхал её, но пробовать содержимое не стал: есть не хотелось, да и пирог с капустой как-то не очень прижился в желудке. В комнате больше никого не было.
Любопытство влекло кота за собой, советуя обнюхать каждый уголок и взобраться на каждую поверхность. Именно этим Нос и занялся.
Кажется, он попал в необычную квартиру. А вообще-то, толк в квартирах кот знал: живал пару раз, в особо сильные морозы, у чутких граждан. Так вот, в обычных квартирах было много запахов, шумов, следов и дыханий. Здесь же всё наоборот: тишь да благодать.
У окна громоздился внушительный стол, на который Нос тут же запрыгнул. Тетради, папки и листы, наваленные кучей, зашуршали под лапами нового смотрителя. Кот остановился у шариковой ручки, которая опасно лежала на самом краю. Ну как тут удержаться? Он тихонько подтолкнул её, чтобы завершить неоконченный манёвр. «Плиньк», – брякнулась ручка и укатилась под стол.
Теперь Нос изучал книжный шкаф, полки в котором были не застеклены. Кот легко добрался до самого потолка, попутно вглядываясь в корешки: внушительная библиотека! Наверху ему очень понравилось, вид на комнату открывался великолепный, а самой пленительной точкой казалась постель. Нос развеселился окончательно и сиганул в мягкую бездну. Давно он не валялся на хозяйском ложе!
Но теперь валяться было некогда: остался без внимания подоконник с цветочными горшками. Кот мигом взлетел на него и сначала оценил высоту: третий этаж. Однако. Потом Нос оторвал кусочек от хлорофитума и с удовольствием запил водой из лейки. Единственным соседом хлорофитума оказался молочай. Пробовать его у кота не возникло желания, несмотря на аппетитное название, которое красовалось на горшке и было выведено от руки.
«Да ведь это квартира холостяка, – догадался Нос. – Если бы на подоконнике я заметил хотя бы одну фиалку или на крайний случай бегонию…» Его размышления были прерваны: скрипнула дверь и в комнату вошли два человека. Нос юркнул за хлорофитум.
– Думаешь, ты победишь? – спросила девушка и села на край постели.
– Я не думаю, – отозвался молодой мужчина, которого Нос тут же узнал. – Я уверен. Иначе для чего вообще затевать бой? Сомнениям на войне не место.
– Ну какая это война? Бумажная? – девушка усмехнулась. – Будете теперь перекидываться посланиями, как дети малые?
– Зря смеёшься, Марго! – он сверкнул глазами. – Информационная война гораздо страшнее любой кровавой резни! Этот выскочка думает, что имеет право решать за меня, как и что мне сочинять! – он раскраснелся и гневно дышал. – Э-э-э, тебе не понять, ты не писатель, и к тому же – обычная женщина!
Марго с вызовом посмотрела на взъерошенного собеседника.
– Тем хуже. А ты, может быть, не до конца понимаешь, во что ввязываешься.
– Я-то не понимаю?! Вот я сейчас тебе покажу!
Он подскочил к столу и начал что-то искать.
– Ручка куда-то запропастилась, – услышал Нос и затаил дыхание: сейчас о нём наверняка вспомнят. Но волновался он зря: эти двое были так погружены в насущную проблему, что не замечали погромчика, устроенного котом.
Марго подошла к шкафу и вытащила с полки какую-то книгу. Руки у неё дрожали. Наверное, разобиделась на «обычную женщину», решил Нос. Ну сами подумайте: как тут не обидеться? Разве бывают женщины обычными? Это исключено! На чёрном пиджаке Марго блестел маленький значок. Нос пытался разглядеть, что на нём изображено, но заросли, в которых кот обрёл временный приют, не давали этого сделать. Вдруг девушка оглянулась и посмотрела в окно.
Дождь почти закончился: в свете фонарей плыли невесомые росинки. В зеркальной темноте отражалась полупрозрачная Марго с книгой в руках. Девушка поправила волосы и легонько улыбнулась своему двойнику. Взгляд Марго скользнул по хлорофитуму. Нос ещё сильнее вдавился в подоконник: теперь спасения ждать неоткуда…
– Вот же, нашёл! – раздался победный крик. – Ну, что я говорил – его рук дело!
Девушка подошла к столу и заглянула в тетрадь, над которой с ликованием застыл её собеседник.
– «Неплохо бы вам, молодой человек, заняться делом: вы слишком много балаболите и рассматриваете себя в лупу – такое поведение до добра не доведёт», – прочитала она вслух.
Надпись была сделана причудливым почерком, ровным и ладным. Марго почувствовала, что такой почерк несёт в себе огромную тайну и не может принадлежать простому смертному. Но сказала она другое:
– Ты что же, за дурочку меня держишь? Выучился завиткам и развлекаешь себя чепухой! Тоже мне, писатель! И правда, лучше бы делом занялся!
Она рванула было к двери, но мужчина удержал её за руку.
– Ты же знаешь, что я пишу как курица лапой…
– И думаешь, видимо, тоже как курица!
– Марго, поверь, – это не я писал. И даже не человек. В этой квартире у меня не бывает гостей – никого, кроме тебя! Понимаешь?
Робкий писатель умоляюще посмотрел в глаза «обычной женщине». Нос чувствовал, что Марго очень добрая и отходчивая: иначе она не осталась бы здесь ни на минуту после того пренебрежительного высказывания.
– Понимаю, – коротко ответила она и опять уставилась в тетрадь. – Ещё такие надписи у тебя есть?
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 17
Серж болтался как сдутый шарик на верёвочке, с которым заигрывал ветерок. Из квартиры то и дело доносились крики и ругань. Соседка всё ещё грозилась вызвать милицию, а пришелец визгливо утверждал, что ему «позволено находиться здесь на абсолютно законных правах».
Болтаться, откровенно говоря, Сержу было некогда. В любой момент кто-то из дорогих гостей мог посмотреть в окно и заметить его жалкую фигурку.
Кожа на ладонях горела, словно её скребли наждачной бумагой. Серж бросил попытки подтянуться: он уже не чувствовал рук. Неужели выход один – лететь вниз, надеясь на чудо? Не лучше ли было застрять в том мире со снежинками, а? Он посмотрел на одинокий панчкэп, торчавший из лужи, и приготовился разделить с ним одну на двоих участь.
Вдруг Серж заметил, что окно на балконе снизу открыто: кто-то ещё утром повесил коврик сушиться, да так и не снял. Теперь коврик вымок до нитки. Мужчина продвинулся влево и повис над раскрытым окном. Пришелец что-то разбил, приправив неудачу отборным ругательством. «Не дай бог, уделал мою любимую кружку!» – мелькнуло у дезертира. Он оценил расстояние, как мог размахнулся ногами и отпустил бортик.
В следующее мгновение на улицу высунулась голова разъярённого пришельца.
– Ах, да он из окна удрал! Мелкий прощелыга!
К подъезду примчалась машина с мигалками. Видимо, соседка не захотела мириться со взломом и привела угрозы в исполнение.
Серж переводил дыхание, лёжа на холодной плитке балкона. Во время прыжка он ударился копчиком, и теперь не был уверен в том, что сможет двигаться так проворно, как того потребуют обстоятельства.
Но всё-таки он улыбался. Дневник, пальто с самолётиками и даже немного денег – всё было при нём. Часы показывали двадцать один час. До двух ночи оставалось ещё полно времени, а значит – Серж успеет добраться до Кита и обо всём ему рассказать.