Человеческий фактор

Улица Оружейников

Кропп наклонил бумажную тарелку и аккуратно смахнул крошки в урну. Затем он достал влажную салфетку и обтер ладони. Теперь можно спокойно допить кофе.

Сделав глоток, он привычным взглядом окинул экраны. Все, как обычно. К этому часу суета у торгового центра уже шла на убыль, зато бульвар, освещенный желтыми фонарями, начинал свой вечерний променад. Кропп увеличил ракурс и пробежался по тротуару вдоль банковских вывесок. Все спокойно. Только у табачной лавки собралась небольшая толпа, но и она не вызывала беспокойства. Обычная молодежная тусовка. Но правило есть правило, и он оставил увеличенный ракурс на камере, следящей за входом в табачную лавку. Согласно инструкции, любое скопление публики требовало повышенного внимания. Хотя погромы табачных лавок, аптек и ночных магазинов давно канули в прошлое, городской совет считал своим долгом, как они это называли, проводить профилактику мелких правонарушений. И такая осторожность не была излишней. В прошлом году, в южном округе, как раз у табачной лавки, две группы юнцов задумали свести счеты. И тогда оператор южного округа не только зафиксировал лица всех участников потасовки, но и вызвал полицию. Это было сделано очень вовремя. Когда полиция приехала, один из драчунов уже достал нож.

В Центре контроля общественной безопасности связь с полицией была двухсторонней. Перед Кроппом стоял монитор, на котором бегущей строкой отражались рапорты патрульных. Правда, для Кроппа в его округе информация с экрана монитора обычно представляла только умозрительный интерес. Что там происходит у соседей? Его округ славился тишиной. Вечерами в нем оживал только бульвар, тогда как на смежных улицах, берегущих покой владельцев самых дорогих столичных квадратных метров, которые подпирались снизу бутиками модной одежды, антикварными и ювелирными лавками, внимание мог привлечь только огонек такси, завозивший в эти самые баснословно дорогие квадратные метры их загулявших хозяев.

Но порядок есть порядок. Когда в городском совете обсуждался график работы камер видеонаблюдения, глава округа настоял на ночном контроле: «Господа, мы же самые крупные налогоплательщики в нашем городе, и мы просим оказать нам особое внимание.» Поэтому, когда суета на бульваре начинала затихать, камеры переключались на сонные улицы фешенебельного квартала.

Но это уже не было заботой Кроппа. По внутреннему регламенту Центра переключение камер с бульвара на жилые районы осуществлялось строго в полночь. А его смена заканчивалась в 22.00. Поэтому проверку переключения делал его сменщик. Но только проверку. Камеры переключались в автоматическом режиме, заданным Актом о невмешательстве в частную жизнь. Этот Акт был принят, когда Кропп заканчивал колледж. И теперь, согласно закона, обзор камерой одного и того же места не мог превышать шестнадцати часов. Таким образом, закон оставлял неприкосновенными добропорядочных граждан для посторонних взглядов восемь часов в сутки. Центр контроля общественной безопасности разработал для каждого округа индивидуальные графики видеонаблюдения, которые в автоматическом режиме выключали камеры, отработавшие свои шестнадцать часов. И вот здесь начиналась работа операторов. Выбрать ту камеру, которую можно было включить взамен отключенной. На помощь операторам приходила бегущая строка. Скопление публики у триумфальной арки, завершение футбольного матча, манифестация крайне левых или крайне правых, все это подсказывало операторам, какую камеру следует активировать. Но для Кроппа все эти события представляли опять-таки умозрительный интерес. В его округе не было ни триумфальных арок, ни стадионов, а его узкие улицы не могли дать простор манифестантам каких-бы то ни было мастей. Поэтому он со своими сменщиками согласовал график работы всех видеокамер округа, который был одобрен и руководством Центра.

Правда, оставалось одно «но». Нештатная ситуация. Это случалось тогда, когда бегущая строка сообщала о беспорядках в том квартале, камеры которого были отключены автоматическим режимом. Такое случалось в их округе нечасто, но именно за такие случаи операторы получали небольшую, но премию. Человеческий фактор. Узнав о беспорядках, оператор должен был принять решение о включении камеры. Но для этого ему было необходимо отключить одну из рабочих камер. Акт о невмешательстве не мог заглянуть в каждую квартиру, где подвыпившие муж и жена выясняют отношения, поэтому он принял математически соломоново решение. Общее количество часов наблюдения за частной жизнью граждан округа не может превышать шестнадцати часов, помноженных на количество камер в округе. За все семь лет работы в Центре Кроппу доводилось принимать такое решение дважды. Первый раз, когда он работал еще начинающим оператором, и его вписали в ночную смену. Тогда полиция сообщила о появлении на автостоянке торгового центра подозрительного фургона, и ему пришлось отключить обзор одной из улиц фешенебельного квартала. Ему сопутствовала удача. Лица грабителей были закрыты масками, но Кропп зафиксировал регистрационный номер фургона. Тогда он получил не только премию, но и повышение. Его перевели в вечернюю смену, с 14.00 до 22.00. Утренняя смена, с 06.00 до 14.00 была недосягаемой мечтой. Ее занимали небожители Центра, уже ожидавшие своих пенсий. Стародавний крестьянский образ жизни. Ранний подъем, работа в поле, обед с доброй четвертью вина, сиеста и целый вечер удовольствий.

Именно конфликт с таким небожителем заставил Кроппа вмешаться в работу автоматической системы второй раз. Принимая смену у вальяжного любителя кроссвордов, он обратил внимание на бегущую строку, которая сообщала, что манифестация фермеров на тракторах прорвалась сквозь заграждения на окружной дороге и начала движение в центр города. Тогда, даже еще не поставив свою подпись приема смены в журнале, он быстро отключил камеру коммерческого центра и включил камеру на бульваре. Он сделал это вовремя. Один из фермеров сделал неудачный маневр, и его трактор буквально снес скамейку на пешеходной зоне. Хорошо еще, что на скамейке никто не сидел, но Кропп с колоссальным удовлетворением прочитал в утренней газете, что тому фермеру был выписан солидный штраф за порчу общественного имущества.

И вот сегодня ему предстояло принять такое решение в третий раз. Он посмотрел на часы. Половина десятого. Ничего, осталось немного. Сделать дело, сдать смену и, монорельсом, домой. В объятия вечно приветливой Сони. К ее ритмичным подмахиваниям, такому же ритмичному постаныванию, сегодня даже можно увеличить их звук, а оргазм запрограммировать пораньше, чтобы выпростать в ее силиконовое лоно все напряжение последних дней.

21.43. Маэстро ошибся лишь на пару минут. По монитору пробежала строка. «Беспорядки на улице Оружейников.» Заранее продуманным движением Кропп отключил камеру стоянки коммерческого центра и включил камеру на улице, название которой сохранилось со Средних веков. На экране было видно, как двое парней швыряют в окна второго этажа дома напротив какие-то предметы, оставлявшие на окнах грязные подтеки. Гнилые помидоры, догадался Кропп. Лица парней разобрать было нельзя, они скрывались за вновь вошедшими в моду ретро-прическами эпохи первых рок-концертов. Но голоса, отчетливо выкрикивавшие матерную брань, слышались отчетливо. Если что, подумалось Кроппу, то полиция сможет провести и аудиоэкспертизу, как вдруг оба парня, словно его услышав, бросились бежать вглубь улицы. Там их ждала машина. Кропп увеличил ракурс, но, как ему и обещал Маэстро, ее номер был заляпан грязью.

Вот и все. Кропп открыл журнал и сделал запись: «21.43. Получено сообщение о беспорядках на улице Оружейников. Выключена камера 7 и включена камера 13». Только сейчас он поймал себя на мысли, что номер камеры тринадцатый. А сегодня еще вдобавок и пятница. По спине пробежал холодок. Но что сделано, то сделано. Сменщик не будет отключать камеру 13, которую, согласно регламента, он будет должен включить заново через два часа. Сейчас же по указанному адресу должна приехать полиция, так что все события этого вечера на улице Оружейников должны остаться на камере.

Кропп закрыл журнал, откатил ногами кресло от стойки монитора, закинул руки за голову и закрыл глаза. Сейчас придет сменщик, они обменяются парой обычных фраз, и он отправится к Соне. И только тут Кропп вспомнил, что Сони уже нет.

Ему с детства не везло с женщинами. Мать родила его рыжим, с блеклыми бровями и такими же блеклыми ресницами. Его дразнили уже в детском саду. А в школе он физиологически почувствовал свою неприглядную непохожесть. Сверстники его часто били, поэтому руководство школы перевело его в группу к девочкам. И вот там начались мучения. Одноклассницы, взрослевшие гораздо быстрее, настолько не замечали его, что не только не стеснялись при нем обсуждать самые деликатные подробности этого взросления, но даже примерять при нем новинки из коллекций нижнего белья. Все, что ему оставалось, это, закрывшись в душевой кабинке, судорожно вспоминать эту набухшую от девичьего нетерпения плоть, коснуться которой ему не было суждено.

Но в колледже кое-что изменилось. У него появился шанс обратить на себя внимание. И он им воспользовался. Это было гадко, но потребность обладания взяла верх. И вот сейчас, именно этим, и загнал его в угол Маэстро.

Знакомство

Закончив в кафе свой нехитрый обед, Кропп, с бумажным стаканом холодного чая со льдом, вышел на бульвар. Он любил этот последний час перед сменой. Сесть на разогретую дневным солнцем скамейку, поставить рядом стакан с чаем, закрыть глаза и насладиться покоем. Но в этот раз расслабиться не удалось. Кропп услышал:

– Молодой человек, вы позволите?

Рядом со скамейкой стоял статный господин, одетый в дорогую летнюю тройку, из кармана жилетки которой свешивалась массивная золотая цепь спрятанных в нем часов. Что поделать? Кропп молча сдвинулся к краю скамейки, и статный господин, придерживая рукоятку изящной трости, сел рядом:

– Простите, что нарушил ваш отдых перед началом рабочей смены.

Кропп резко повернулся к незнакомцу:

– Кто вы такой?

– Я? – усмехнулся господин. – Можете называть меня Маэстро. А вы Вильгельм Кропп, оператор Центра контроля общественной безопасности.

Сказанное буквально приковало Кроппа к скамейке:

– Что вам от меня нужно?

– Какой вы молодец, – еще раз усмехнулся господин. – Сразу перешли к делу. Да, мне нужна ваша помощь. Только прошу вас не вскакивать сразу со скамьи и дослушать меня до конца.

– И чем я могу вам помочь?

– Мне надо, чтобы в условленный день, вы включили камеру на улице Оружейников в конце вашей смены. В 21.45.

– Зачем?

– Вы знаете, камера смотрит прямо на вход в голландский ювелирный магазин. Я хочу его ограбить. На следующий день. Во время обеденного перерыва.

– А вы не боитесь быть со мной таким откровенным? – спросил Кропп. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется вскакивать со скамейки и звать полицию.

– Нет, – ответил Маэстро. – Вы любите деньги, которых, как я успел заметить, вам не хватает

– И когда вы это успели заметить?

– Молодой человек, – улыбнулся собеседник, – когда я собираюсь на очередное дело, я его готовлю очень серьезно, вплоть до мельчайших деталей. Поэтому собираю самую разнообразную информацию. В этот раз я собрал ее о вас. Ваше настоящее достаточно рутинно, но прошлое было более, чем занятным.

– И что такого занятного вы раскопали в моем прошлом?

– То, что в колледже вы пользовались особым вниманием со стороны его руководства, потому что оказывали ему некоторые услуги. Рассказывали о неподобающем поведении ваших одноклассников. Да, Вилли, – фамильярно продолжил Маэстро, – в колледже вы были стукачом. И руководство колледжа по-своему оценило ваше старание. У вас не было особых способностей ни в математике, ни в естественных науках, и даже в литературе. Поэтому руководство колледжа решило отметить вашу старательность в доносительстве на своих товарищей и рекомендовало вас для работы в Центре контроля общественной безопасности, охарактеризовав вас как активиста правопорядка. И, как мы уже знаем, Центр отнесся с уважением к такой характеристике.

Кроппа охватила паника. Незнакомец знал слишком много. Но он взял себя в руки:

– И вы решили меня этим шантажировать? То, что вы рассказываете, известно моему руководству. Я об этом достаточно подробно рассказал на вступительном собеседовании. Так что я сейчас поднимусь и пойду на работу. А там, перед началом смены, я напишу рапорт о нашей встрече. И отправлю его руководству. Думаю, что оно без проволочек передаст его в полицию.

– Шантажировать? – наигранно изумился его собеседник. – Что вы! У меня и мысли такой не было. Просто я хотел продемонстрировать вам свою осведомленность. А она чуть больше осведомленности вашего руководства, которое вы информировали, как вы верно заметили, достаточно подробно. То есть, опустив некоторые детали.

– И какие же детали я опустил? – спросил Кропп.

– То, что вы в своей, скажем так, правопорядочной активности уделяли особое внимание не одноклассникам, а одноклассницам. И при этом не стеснялись заходить даже в женский туалет. Чтобы застукать там девочек за курением наркотиков.

Кропп уже понял, что скажет дальше его собеседник. А тот продолжил:

– Таким девочкам грозило отчисление из колледжа. И, чтобы этого не произошло, они были готовы пожертвовать многим. Даже своим телом. Так они покупали ваше молчание. После занятий, в подсобном помещении спортивного зала. А это, с точки зрения уголовного кодекса, означало принуждение к сексуальному контакту. Статья, срок давности которой составляет двадцать пять лет.

Ноги Кроппа налились свинцовой тяжестью. Даже если бы он сейчас захотел встать и уйти, у него на это просто не было сил. Незнакомец каким-то образом прочитал самую неприглядную страницу его прошлого. И он выдавил из себя:

– Вы не оставляете мне выбора.

– Совершенно верно, – улыбнулся его собеседник. – Я и не сомневаюсь, что вы мне поможете. Вы же ничем не рискуете. В условленный день, в 21.45, на улице Оружейников начнутся беспорядки. Вы получите сообщение от полиции и включите камеру. Не бойтесь увеличить ее ракурс. Лица парней вам все равно не увидеть, а номер машины, на которой они скроются, будет заляпан грязью. Через четверть часа вы сдадите смену и пойдете к себе домой. Ваш сменщик не будет отключать камеру, поскольку он будет должен зафиксировать на ней все последующие события. Приезд полиции, опрос потерпевших. Эту камеру все равно будет необходимо включить в полночь. А так она проработает свои шестнадцать часов и отключится автоматически в 13.45, за четверть часа до начала вашей смены. В это время сотрудники ювелирного магазина будут еще на обеде, который у них заканчивается в 14.30. Так что у меня будет достаточно времени, чтобы вскрыть их сейф.

– Но в магазине же установлена сигнализация и свои камеры наблюдения, – сказал Кропп.

– Пусть вас это не волнует. У меня очень толковый ассистент. Точнее, ассистентка. Несмотря на то, что это красивая женщина, она еще и умелый дешифратор. Она успеет отключить и сигнализацию, и внутренние камеры. Вы еще с ней увидитесь.

– Когда?

– После ограбления мы подождем несколько дней, а потом однажды она подсядет к вам на эту скамейку и скажет, где и когда вы сможете получить свой гонорар.

– А это будет сколько?

Маэстро достал из внутреннего кармана записную книжку и авторучку, открыл книжку, написал на чистой странице сумму и показал ее собеседнику:

– У вас же скоро отпуск. Думаю, что этого будет более, чем достаточно, чтобы провести его на Карибах, в объятиях не силиконовых, а вполне живых куколок.

Кроппа передернуло. Этот негодяй прокрался к нему домой! Он видел Соню! Может, даже касался ее!

– Вилли, не стоит так нервничать, – заметив реакцию собеседника, сказал Маэстро. – Я же вам говорил, что готовлюсь к делу очень серьезно. Поэтому досконально изучаю своих помощников. Да, мне пришлось ознакомиться и с вашим бытом.

Вдруг Кроппу пришла в голову спасительная идея:

– Послушайте, если вы так хорошо меня изучили, то зачем вам нужна моя помощь? Если вы твердо уверены, что в 21.45 на Оружейной улице произойдут беспорядки, то, узнав обо мне все так подробно, вы можете не сомневаться, что я включу камеру даже без вашей просьбы. Поэтому давайте забудем об этом разговоре.

Собеседник опять улыбнулся:

– Все верно. Почти. Я бы мог даже не обращаться к вам, но меня к этому принуждает человеческий фактор. Вдруг, по случайному совпадению, в это время начнутся беспорядки в каком-нибудь другом месте? Тогда у вас возникнет выбор, какую из камер следует включить. А вот какой выбор вы сделаете, я как раз не знаю. Поэтому, чтобы исключить фактор случайности, я и предлагаю вам такие деньги. Кстати, вам уже пора на работу.

Калитка захлопнулась. Соскочить не удалось. И Кроппу оставалось только спросить:

– А условленный день?

Собеседник опять открыл записную книжку и вывел поверх суммы «Завтра».

Эмоции

Кончено, такой разговор не мог вылететь из головы сразу, поэтому и смена пролетела незаметно. Однако ко всем размышлениям постоянно добавлялись неожиданные эмоции. Кропп не удивился, что так легко согласился с предложением Маэстро. Но тот ошибался. Кропп не испугался шантажа двадцатипятилетним сроком давности. Он всегда стыдился своего прошлого, поэтому старательно его не вспоминал. А сейчас он испытал невероятное облегчение. Как будто он исповедовался. О его тайнах знает посторонний человек, но этот посторонний человек их никому не расскажет. Если Кропп поможет Маэстро, то тот сохранит тайну этой такой своеобразной исповеди.

Ту девочку звали Марша. Она была самой красивой в классе, и Кропп сразу влюбился в нее. Но она была недоступна, ее постоянно окружали ребята из футбольной команды. Он ее не выслеживал, просто ему хотелось чаще, пусть издали, но видеть ее. И защищать. Ночами он представлял себя рыцарем, спасающего ее из объятого злыми духами замка. Так получилось и с женским туалетом. Перед началом урока физкультуры он заметил, как она с подругой зашли в туалет. Решили прогулять, догадался Кропп, как вдруг его ударило. Ее подруга пользовалась дурной репутацией. В мужской раздевалке ребята откровенничали, что за косячок она готова даже на оральный секс. И в тот день Кропп понял, что может произойти что-то непоправимое. Надо успеть до того, как эта стерва предложит ей наркотик. И он решительно вошел в женский туалет и открыл дверь кабинки.

Подруга сидела на крышке унитаза и сладко затягивалась. А Марша стояла рядом и также сладко мусолила косячок. Увидев его, она ойкнула, бросила самокрутку на пол, оттолкнула Кроппа и бросилась к выходу. А ее подруга продолжала сидеть. Сделав еще одну затяжку, она выдохнула:

– Мы же не будем рассказывать об этом инспектору?

Она протянула руку и стала расстегивать его брюки.

Вот таким постыдным образом, если такое можно было так назвать, он и лишился девственности. Ее подруга вытерла тыльной стороной ладони свои губы и наконец встала со стульчака:

– Я тобой в расчете. Теперь дело за Маршей.

Все последующие дни он искал случая объясниться с ней. Сказать, что никому не будет рассказывать, что она делала в женском туалете. И его внимание не осталось незамеченным, но было истолковано совершенно превратно.

Закончив обед, Марша направилась к выходу из столовой. Кропп последовал за ней, как вдруг девушка обернулась:

– Я знаю, почему ты меня преследуешь. Подруга мне все рассказала. Но учти. Такую цену я платить не буду. С тебя хватит и моих раздвинутых ног. Иди за мной, – и она направилась к лестнице, ведущей в спортивный зал, а Кропп обреченно последовал за ней.

Он был настолько подавлен, что у него толком ничего не получилось. Марша встала, достала носовой платок, вытерла ноги, одернула юбку и сказала:

– Все. Больше не ходи за мной.

Прошло немало времени, пока Кропп не оправился от всего происшедшего. Но природа требовала своего, а путь уже был проторен. Поэтому, застав в очередной раз подругу Марши в туалете с косячком, он молча взял ее за руку и повел в спортзал. Вот тогда-то он и отыгрался по полной за испытанное унижение.

Поэтому он сейчас и испытывал невероятное облегчение. Маэстро, вы сказали двадцать пять лет? Но еще неизвестно, кто и кого принуждал заниматься сексом. Но это облегчение сразу же сменилось беспокойством. Этот негодяй мог дотронуться до моей Сони!

Поступив на работу в Центр, Кропп сразу же отказался о мысли о скорой женитьбе. О какой семье могла идти речь, если все ночи напролет он просиживал штаны перед экранами видеокамер? Но посещать злачные места от тоже не хотел. Они действительно представлялись ему злачными, наполненными мерзкими запахами бесконечных соитий. И вот тогда он решил приобрести силиконовую куклу. Он долго выбирал и наконец остановился на модели с раскосыми глазами. Так в его жизни появилась Соня.

Кропп не был фетишистом, он не красил ей ногти, не покупал эффектное нижнее белье. Но, соблюдая гигиену, каждое утро он заставлял Соню принимать душ. Он настолько привык к ней, что, когда его перевели в вечернюю смену, и появилось время для завязывания знакомств в полуночных барах, он отказался от этой затеи и остался верен своей кукле.

А сегодня она могла ему изменить! Воображение Кроппа нарисовало совершенно мерзкую картину, как этот негодяй ставит Соню на четвереньки и пристраивается сзади.

Эта картина не выходила из головы даже тогда, когда он ехал с работы. И, подходя к дому, он уже знал, что будет делать.

Он вошел в квартиру и включил свет. Соня ждала его, призывно раскинув под покрывалом силиконовые ноги. Кропп налил себе бурбон и присел рядом. Он нащупал под аккуратно уложенными волосами, за мочкой ее левого уха, пульт и стал слушать под бурбон ее стоны, завершившиеся криком оргазма, как тогда сказал продавец, скопированного со сцены одного из оскароносных фильмов. Сделав глоток, Кропп погладил куклу по голове, прости меня, Соня, протянул руку к ее подмышке и открыл клапан.

Ограбление

Итак, задание выполнено. Кропп сдал смену и вышел на улицу. Можно было ехать домой, но там его уже никто не ждал. И он направился к освещенной вывеске ночного бара.

Несмотря на поздний час, в баре было полно народа. Кропп с трудом пробрался к стойке и заказал бурбон. Потягивая крепкий напиток, он огладывал местную публику. Ему даже показалось, что одна из девиц подмигнула ему. Но он тут же отогнал эту мысль. Сейчас не время искать на свою задницу приключений. Может, эта девица тоже работает на Маэстро? Он допил бурбон и вышел на улицу.

Кропп спал неожиданно крепко, без обычных кошмаров. Проснувшись, он по привычке повернул голову, как вдруг совершенно отчетливо понял, что совершенно не жалеет об уходе Сони. Жизнь делала какой-то крутой поворот, и ему было очень интересно узнать, что ждет его там, за поворотом. За завтраком ему пришла мысль, что все еще можно оставить, как прежде. Поехать к открытию ювелирного магазина и сказать голландцам, что сегодня стоит пренебречь обедом. Но он тут же ее отогнал. Дело было не в деньгах. Он впервые в жизни ощутил себя хозяином собственной судьбы. С сегодняшнего дня уже не другие им помыкали, а он помыкал другими. Даже этим Маэстро. Он представил себе, как тот, желая наверняка подстраховаться, будет торчать все утро в машине напротив ювелирной лавки и высматривать, не решит ли Кропп сдать его.