Знак Саламандры

© Камардина М., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1. О драконах, недобром утре и словах из трёх букв

Без пяти девять. Подхожу к двери с табличкой «Победоносцев Г. И. Начальник Департамента» и слышу, как в приёмной надрывно верещит телефон. Вхожу, не успев сбросить пальто, беру трубку.

– Департамент лицензирования драконоборцев, здравствуйте. Номер заявки назовите, пожалуйста. Да, секунду. Рассмотрение назначено на двадцать пятое, на десять тридцать. Не за что, до свидания.

Переодеться, распечатать отчёты для шефа, отнести в кабинет… Звонок, возвращаюсь с полдороги.

– Департамент лицензирования драконоборцев, слушаю вас. Доброе утро. Здесь какое-то недоразумение, конечно, всё исправим. Я сейчас же свяжусь с секретарём, и он привезёт вам документы. Да, разумеется.

Звоню на внутренний номер секретаря – не берёт трубку. Звоню на мобильный – «абонент вне зоны доступа сети». Так, ну достало.

Свериться со списком внутренних номеров, набрать три цифры.

– Девочки, доброе утро, это Катя. Где у нас опять Саша? В какой ещё магазин?! Нет, я ещё не ругаюсь. Я начну ругаться, если он не перезвонит через пять минут. Время пошло.

Отнести шефу отчёты, напомнить о совещании в Министерстве, выслушать недовольное ворчание о том, что у него вагон работы и ни на какое совещание он идти не хочет.

Ну конечно, а кто пойдёт? Я, что ли?

Звонок на мобильный.

– Сашенька, золотце. Если я ещё раз услышу от твоего телефона, что ты не абонент, я тебе пришлю персональное проклятие по электронке, неделю чесаться будешь. А ну быстро перезвонил Кожемякину и объяснил, почему разрешение на копьё до сих пор не лежит у него на столе! Не мне объясни, ему. Иначе шефу будешь объяснять, я твою задницу прикрывать больше не буду.

Отчёты, отчёты, отчёты… Распечатать, отнести в канцелярию, забрать входящие документы. На середине лестницы – звонок на мобильный от шефа.

– Да, Георгий Иванович. Нет, Георгий Иванович. Ну хорошо, я дура. Мне уже идти в отдел кадров? Как зачем, заявление на увольнение писать. А, я ещё не настолько дура? Как скажете.

Сашку испепелю.

– Ты что творишь, мерзавец?! Ты знаешь, что мне сейчас Победоносцев сказал?! Ноги в руки и бегом к Кожемякину, у него турнир международный, а на копьё лицензии нет! И имей в виду, чтоб проткнуть тебя, ему лицензия не нужна. Бе-гом!

Пять минут тупо перебираю документы, ни на чём не могу сосредоточиться. Так, чаю, срочно. С шоколадкой… нет, шоколадка кончилась. И как теперь работать?

Кое-как работаю без шоколадки, от цифр уже в глазах рябит.

Звонок.

– Да. Успел? Поздравляю. С тебя шоколадка. За то, что шеф не на тебя наорал. Да я вообще ангел. До встречи.

Обед. Не отвечаю на звонки, дайте же поесть спокойно! Не отвечаю, не отвечаю, не отве…

– Департамент лицензирования драконоборцев, здравствуйте. Нет, он ушёл на обед. Нет, после обеда его тоже не будет, у него совещание в Министерстве. Завтра утром. Ничем не могу помочь. До свидания.

Пять минут, как закончился обед, из канцелярии приносят жалобу – помощнику начальника Департамента невозможно дозвониться, к начальнику невозможно попасть на приём, копия жалобы направлена в Министерство.

Ну что за люди…

Новая стопка заявок. Сколько ж людей всерьёз хотят сражаться с драконами! Заявление, характеристики копья, госпошлина, справки от нарколога и психиатра… А щитов нет. Чья заявка? Ага, ООО «Добрыня» снова отличились. Когда они список документов выучат, хотела бы я знать.

– Здравствуйте, вас беспокоит Департамент лицензирования… Да-да, я. Уже узнаете по голосу? Может быть, и причину звонка угадаете? Не позже вторника, иначе всё вернём. До свидания.

Забить заявки в базу, назначить даты рассмотрения. О, Сашка, с шоколадкой. Жизнь налаживается…

Шеф вернулся. Тоже с шоколадкой? И я всё-таки не дура? Очень рада это слышать. Кожемякин победил своего пятнадцатого дракона и выиграл турнир? За него тоже рада. И за хорошее настроение министра рада, и за солнышко на улице…

Шесть часов. Наконец-то. Отключить компьютер, одеться, попрощаться с шефом, выйти на улицу.

Звонок.

– Департамент… тьфу, то есть привет, мам. Да, куплю. Да, зайду. Хорошо.

Прийти домой, поужинать, посмотреть фильм, лечь спать.

Всю ночь во сне отвечать на звонки драконов, желающих получить лицензию на отстрел драконоборца Кожемякина.

Может, пора сменить работу?..

Говорят, что утро добрым не бывает.

Нет, я допускаю, что существуют счастливчики, которые могут даже в будний день валяться в тёплой постельке с пушистым котиком до тех пор, пока любимый человек не принесёт свежесваренный кофе со сливками, печеньками, поцелуями, а может, и чем-то погорячее.

Но это никак не про меня.

Моё утро начинается с будильника, продолжается будильником, а в особо запущенных случаях им же и заканчивается – тогда приходится выскакивать из дома в первой попавшейся одежде, ненакрашенной и голодной. Но это редко. В основном за вторым звонком следуют тапочки, зубная щётка, электрический чайник с заедающей кнопкой и пара бутербродов – запихнуть в себя в восемь утра что-то большее я не в состоянии.

Ещё одна причина, по которой моё утро далеко от доброго, – телевизор. Не то чтобы мне интересны новости, но я предпочитаю заранее быть в курсе ерунды, которую сегодня будут обсуждать в канцелярии. Успех работы в большом коллективе во многом складывается от умения поддержать важные для людей темы, и пусть лучше это будут новости, чем чужая личная жизнь. Можно, конечно, запереться в кабинете, благо, что в приёмной у шефа я сижу одна. Но о том, что могут выдумать о человеке, по каким-то причинам не желающем общения, я, к сожалению, уже имею неплохое представление.

Телевизор бубнит фоном, чайник щёлкает кнопкой, нож стучит по разделочной доске, а колбаса закончилась, надо будет забежать в магазин после работы. Киваю информации о том, куда на сей раз отправился с официальным визитом президент, показываю большой палец новости о запуске очередного космического корабля, почти перестаю слушать на фразе «переходим к местным новостям»…

Вздрагиваю.

Оборачиваюсь.

Выдыхаю.

Дикторша продолжает бодро щебетать про «пятнадцать лет назад», «городские мероприятия» и «макет в натуральную величину», пока экран демонстрирует празднично украшенную площадь и толпу молодёжи в слишком тонких для зимы балахонах. На фоне уныло торчит почти собранная городская ёлка – с некоторых пор в середине декабря ей приходится ненадолго уступать общественное внимание.

Танец элементалей, флешмоб к годовщине Контакта.

Чтоб его.

Выключаю телевизор. Есть уже не хочется, но надо. Жую хлеб с сыром, почти не чувствуя вкуса – и думаю.

Пятнадцать лет назад на Землю пришли элементали.

Официальная версия говорит, что пришли они не сами. Дескать, на Большом адронном коллайдере перестарались с экспериментами, открылся портал в иное измерение, а уж оттуда полезла всякая дрянь – и лишь благодаря вмешательству тех, кого впоследствии назвали Старшими Элементалями, всё это не привело к катастрофе.

О том, с какой именно стороны на самом деле открылся портал, простым людям, конечно, неизвестно.

Я, как человек на государственной службе, конечно, поддерживаю официальную версию, а как здравомыслящее существо с юридическим образованием, предпочитаю держаться фактов.

Факт первый – некоторые люди обрели способность к магии. Правда, в основном это способность видеть энергию, а не управлять ею, настоящие сильные маги, как в книжках, очень редки.

Факт второй – в мире появились драконы, духи и прочие сверхъестественные существа. Хотя вероятно, что не все из них появились – часть просто стала видимой для одарённых.

Факт третий – в преданиях разных народов упоминаются и драконы, и магия, и элементали, а значит, дело не только в коллайдере.

Факт четвёртый – повседневная жизнь большей части человечества почти не изменилась.

Увы, я отношусь к меньшей части – как и все сотрудники Министерства по делам сверхъестественного, где я должна появиться уже через полчаса.

Сунуть в сумку косметичку и телефон, натянуть сапоги, застегнуть пуховик. Вперёд.

От дома до работы всего четыре остановки. Я люблю ходить пешком, но в сегодняшний мороз ноги сами сворачивают на автобусную остановку, забитую сонными, выдыхающими пар людьми. Десять минут ожидания нужной маршрутки, десять минут флешмоба «почувствуй себя килькой в банке», светофор, дурацкая скользкая плитка под каблуками…

Министерство по делам сверхъестественного занимает угловое здание на пересечении улиц Дзержинского и Королёва – три этажа, нежно-розовая краска на фасаде, статус памятника архитектуры. За пластиково-стеклянной дверью меня привычно встречают рамка металлоискателя, бдительный взгляд охранника и дурацкое зеркало, которое вечно отражает меня на два размера шире, чем на самом деле. Проскальзываю мимо, прижимаю карточку к турникету – тот пиликает и на несколько секунд меняет красный огонёк на зелёный.

Ну здравствуй, родная контора.

Налево – общая министерская канцелярия. Заглядываю в приоткрытую дверь, здороваюсь – моё мнение насчёт доброты зимнего утра среды коллеги разделяют, но ритуал есть ритуал. Направо – длинный коридор с рядом дверей, прямо – лестница, к которой я и топаю, оставляя на полу мокрые следы растаявшего снега. По пути продолжаю врать про утро встречным – те, кто уже успел выпить кофе, улыбаются почти искренне.

Кабинеты Департамента лицензирования драконоборцев находятся почти в самом конце коридора, дальше только бухгалтерия и отдел кадров. О задачах Департамента легко можно догадаться из его названия – мы выдаём разрешения на оружие (в том числе на производство и продажу), на отстрел определённых видов, на участие в турнирах… Ну, или не выдаём, это уж как получится. Организация этих самых турниров тоже в некоторой степени лежит на нас. Моя работа в основном бумажная, но в штате есть ещё несколько инспекторов, которым приходится кататься на проверки.

За пятнадцать лет все связанные с Контактом явления постепенно вошли в жизнь, обросли законами и правилами. И если Старшие Элементали в человеческие дела вмешиваются редко, то драконов можно встретить практически каждый день – они неплохо ассимилировались. Возле памятников параллельно с голубями теперь толкутся стайки серых иглозубов того же размера, из речки можно выловить синекрылого водника, а в число сельскохозяйственных вредителей попали бурые полозы – шустрые твари размером чуть крупнее вороны, стая которых за десять минут запросто может уничтожить урожай яблоневого сада.

Есть, конечно, драконы и покрупнее, но в города они обычно не лезут. На территории нашей области, например, водится изумрудный шилохвост – очень красивый дракон, размером примерно с павлина и такой же расцветки. Есть и другие, видов пятнадцать. Охота разрешена почти на всех, но выдача лицензий зависит от величины популяции, времени года и прочих факторов. Тех же полозов можно отстреливать хоть круглый год, вот только они, к сожалению, мало кого интересуют. Так что Министерству сельского хозяйства приходится драконоборцам ещё и доплачивать за истребление этих паразитов.

Однако большая часть драконоборцев занимается своим делом не из-за государственных премий. Дело в том, что драконы – существа материальные только наполовину. Можно взять обычное охотничье ружье и получить вполне материальную чешуйчатую тушку (и штраф вдобавок). Но куда интереснее отправиться на бой с чудищем, вооружившись особым копьём, сделанным по технологии элементалей. Суть в том, что дракон, поражённый таким копьём, не умирает в привычном нам смысле слова, а возвращается в свой мир. А вместо него остаются камни-дракониты. Свойства их до сих пор не изучены до конца, но, насколько мне известно, эти камушки успешно используют при изготовлении лекарств и медицинских приборов. И платят за такие сувенирчики неплохо.

Звучит бредово, но в нашем продвинутом цивилизованном мире оказалось немало желающих охотиться по старинке, с мечами, копьями и луками. Изготавливать по той же технологии огнестрельное оружие почему-то нельзя – не то элементали запретили, не то мощностей не хватает. Но наши охотнички и тому рады – не поверите, сколько людей всерьёз хотят сражаться с драконами просто потому, что сказка, романтика и всё такое.

Помимо охоты существуют драконоборческие состязания и турниры. Туда могут привезти кого-то покрупнее, горыныча, к примеру. Сказки не врут – они действительно огнедышащие и трёхголовые, правда, мозгов маловато, даже если из всех трёх голов сложить. Опасная тварь, но и трофейный камень-драконит выйдет куда крупнее, чем от того же полоза. Мой шеф, к примеру, за свою драконоборческую карьеру завалил троих горынычей, тем самым копьём, которое висит на стене в кабинете.

Иногда ужасно жалею, что у меня копья нет.

– Катенька! Какая встреча! Добрейшего утра!

Дверь Департамента сертификации заклинаний, артефактов и зелий распахнута настежь. Табличка гласит, что кабинет занимает Кощеев К. К., однако начальник Департамента, неприятный тощий старик, вызывает у меня куда меньше эмоций, чем его помощник.

– Здравствуйте, Сергей Олегович.

Высокий статный брюнет, предмет грёз примерно трети женского коллектива Министерства, задирает брови и аккуратным движением поправляет галстук.

– А чего так официально? – Не дожидаясь ответа, он выходит и пристраивается рядом. Неслышно вздыхаю, потом долго пытаюсь выдохнуть – одеколон у него приятный, но слишком уж его много, на мой вкус. А до вожделенного копья ещё полкоридора, да и неприлично это, тыкать в коллег острыми предметами… – Тут говорят, с пятнадцатого новый фильм в прокат выходит, фантастический детектив. Как насчёт в пятницу вечером…

– Нет.

– В субботу?

– Нет.

– А если…

– Морозов, отвали от девушки, – вклинивается в нашу содержательную беседу третий участник. – Если тебе слово «нет» непонятно, то я другое знаю, тоже из трёх букв.

Сашка стоит у нашей двери, полностью перекрывая мне путь к копью. Этого я в галстуке ещё ни разу не видела, а полосатый джемпер выглядит так, словно с утюгом никогда не встречался. В руках у него – у Сашки, не у джемпера – какие-то бумажки. Обычно я спускаюсь в канцелярию за входящими сама, но это, видимо, что-то срочное. Ура, работа!

Радость, видимо, явственно отражается на моём лице. Сашка тут же перестаёт сверлить взглядом Морозова и, пока я сражаюсь с заедающим замком, очень серьёзным тоном принимается пояснять: вот это от Ассоциации драконоборцев, к новогоднему турниру, а это от Кожемякина, вчера передал, а это…

– Вы бы, Александр, за словами следили, – выдаёт наконец Сергей, чтоб его, Олегович.

Сашка на миг умолкает, замок поддаётся, и я заныриваю в кабинет, подальше от всех этих разборок. Тоже мне, Рыцарь Мятого Джемпера против Рыцаря Галстука в горошек…

Разборок, впрочем, не следует – в коридоре появляется Георгий Иванович, и парни мигом принимают деловой вид. Шеф здоровается и проходит через приёмную в свой кабинет, Сашка со своими документами шагает за ним и захлопывает дверь перед носом у оппонента. Я стараюсь не вздыхать слишком уж облегчённо, расстёгиваю пуховик и распахиваю шкаф.

Да уж, доброе утро… Если день начинается с Морозова, ничем хорошим это не закончится. Понятия не имею, что он во мне нашёл. Хотя информбюро «Одна Бабка Сказала», базирующееся в канцелярии, осторожно намекает, что романтикой тут и не пахнет. Просто морозовский шеф собирается на пенсию, а его помощник, конечно, надеется занять его место, а я…

Тоже надеюсь, чего уж там.

Вот только Кощеев на пенсию собирается уже года три и всё никак не уйдёт. Да и решение, в случае чего, за министром, так что лучше б Серёженька его в кино приглашал. Хотя кто его знает, может, и приглашает – не его самого, конечно, а его двоюродную племянницу из бухгалтерии. Симпатичная девочка, рыженькая такая…

– Сильно достаёт? – интересуется вдруг Сашка, вывалив документы на мой стол.

Старательно хлопаю ресницами – в зеркале за Сашкиной спиной отражается каноничная блондинка из анекдотов.

– Кто?

– Этот… – Сашка кивает на дверь. – Олегович. Если что, говори, набью морду.

И улыбается, зараза такая. И я улыбаюсь – типа ага, всё понятно, мужская шутка, очень смешно.

– Не надо, – говорю на всякий случай. Сашка кивает.

– А насчёт субботы…

– Нет.

Другие слова из трёх букв я тоже знаю, но Сашка в некоторых вопросах сообразительнее Морозова.

– Ну и ладно, – легко соглашается он. – Тут просто Лерка, сестра младшая, с кавалером поссорилась, а билеты остались. Пойду девчонкам предложу, что ли…

На языке вертится совет предложить билет Морозову, раз уж обоим так хочется в это несчастное кино, но грубить человеку с такой улыбкой не хочется. Так что я просто киваю и отворачиваюсь к монитору. Спустя пару мгновений хлопает дверь, а потом звонит телефон, и я разрешаю себе забыть о всяком-лишнем-постороннем.

– Департамент лицензирования драконоборцев, доброе утро. Да, документы уже у меня. Перенести? Хорошо, я уточню у инспектора…

Просто работа.

Ничего личного.

Никогда.

Глава 2. Об отчётах, сплетнях и кофейных автоматах

Годовой отчёт – страшная вещь. Вроде бы работаешь, работаешь, хочешь вывести результаты работы в красивую табличку, на радость высокому начальству, мол, выдано лицензий столько-то, отказов – столько-то, жалоб – столько-то. А чёртова программа большими красными буквами пишет поперек формы: «Ошибка!» – и чуть ли не фиги крутит, злорадно хихикая.

Может, кстати, и крутит. С тех пор, как в технический отдел Министерства по делам сверхъестественного начали принимать мелких духов в рамках программы социализации, я уже ни в чем не уверена. Разве что в том, что все данные придётся пересчитывать вручную.

На часах половина восьмого. Все нормальные люди давным-давно дома, только мы с шефом сидим и пытаемся разобраться, что не нравится программе на этот раз. До часа икс ещё полторы недели, но пока ты разберёшься во всех новых кнопках! И кто это только придумал, обновлять базу перед сдачей отчёта…

– Катенька. – Шеф выглядывает из кабинета. Вздыхает, снимает очки и трёт переносицу. – Сделай кофейку, пожалуйста.

Эх, чего только не сделаешь для любимого начальства…

Киваю и встаю. Начальство уходит обратно в кабинет воевать с отчётом с таким видом, будто на битву с трёхголовым змеем идёт. Провожаю его взглядом, тоже вздыхаю. Ладно, Катерина, собралась – и на амбразуру.

В коридоре тихо, свет горит только на лестнице. Кофейный автомат в углу приветливо светит лампочками. Интересно, а у духов до каких рабочий день? Может, повезёт и удастся получить то, что запрограммировано производителем?

Тихонько, стараясь не стучать каблуками, подхожу к шайтан-машине. Чёрный, с двойным сахаром, ткнуть в кнопку, отскочить и зажмуриться на всякий случай… нет, вроде пронесло. Автомат благосклонно сообщает «Ожидайте» и начинает урчать и булькать, как и положено приличной технике. Кофе в стаканчике, зелёная лампочка подмигивает задорно. Облегчённо вздыхаю, протягиваю руку…

Ах ты ж, кикимора сушёная!

Струя из крана бьёт в лицо, противореча конструкции автомата и законам физики. Увернуться не успеваю, спасибо, хоть не кипяток. Белая блузка в коричневых пятнах, юбка мокрая, стою, как дура, вцепившись в стаканчик, потому что, если руки будут свободны, ей-богу, плюну на воспитание и образование, возьму швабру, да ка-а-а-ак…

А в здании мы с шефом, оказывается, не одни. Сашка выскакивает из соседнего кабинета, глаза – по пять рублей. Смотрит на меня, и глаза ещё больше становятся. А блузка-то мокрая насквозь…

Вот только посмей что-нибудь ляпнуть!

Сашка, видимо, по моему лицу понимает, что ещё немного – и я буду убивать. С особой жестокостью. Соображает быстро, я ещё в шоке, а он уже метнулся в кабинет за пледом, завернул меня, усадил на диванчик у стены, попутно отдал вышедшему на шум шефу кофе. Ща, говорит, разберёмся – и идёт к автомату.

Подходит, стучит по глянцевому боку машины согнутым пальцем.

– Барышня, – говорит укоризненно. – Вам не стыдно?

Дух, отвечающий за автомат, что-то булькает в ответ, и в интонациях мне слышатся кокетливые нотки. Барышня там или нет, не знаю, кроме техников духи редко кому показываются. Но практика такова, что, если к автомату подходит шеф, всё работает как часы. Попробуй пошути с человеком, у которого копьё на стене висит! Чай, автомат – не дракон, одного удара хватит. С девчонками из канцелярии дух шуршит, хихикает и насыпает сахар вполовину меньше нормы, потому как все на диете – полное взаимопонимание. А уж когда до стаканчика кофе снисходит Сашка, автомат едва ли не мурлычет и рисует сердечки на кофейной пенке – собственно, поэтому девочки и решили, что дух тоже девочка.

А вот мне пришлось перейти на чай, и все три министерских автомата обходить по стеночке – стоит чуть ближе пройти, те ворчат, булькают и трясутся. Канцелярия считает, что кофейная барышня ревнует, якобы потому что Сашка мне оказывает знаки внимания. Век бы жила без его внимания, теперь вот блузку отстирывать, новую, между прочим. И как я теперь домой пойду, на улице минус десять?

Сашка воркует с автоматом, а я заворачиваюсь в плед поплотнее и тихонько шмыгаю носом. Устала страшно, словно не лицензии на драконов печатала, а от самих драконов отбивалась. Отчёт этот ещё… а на носу – Новый год, у всех праздник, а я сижу на работе, и ведь даже у чёртова автомата с кофе есть какая-то личная жизнь, а я… а у меня…

– Катенька… – Снова шеф. – Ох, ну что ты, ну не плачь… Соколов, воды девушке принеси, чего застыл?! Ну-ну, милая, успокойся, бывает…

Да не хочу я успокаиваться, дайте раз в год поплакать в свое удовольствие!.. Георгий Иванович садится рядом, гладит по голове, а я утыкаюсь ему в плечо и реву дальше. Как маленькая, ей-богу…

Успокаиваюсь я всё-таки быстро. Нет, не надо меня провожать, и подвозить не надо, я сама вызову такси, и вообще, я всё сама. Возвращаю Сашке плед и ухожу в кабинет, задрав нос. Пусть не думает, что… ничего пусть не думает! Ой, мамочки, а тушь-то как размазалась…

Упрямо сижу с отчётом ещё час. Шеф перед уходом с наигранной весёлостью что-то говорит о праздниках, мол, ударно поработали – надо будет и отметить ударно!

Шли б они, эти праздники. И шло б оно всё.

Блузка высохла, юбка высохла, отчёт сошёлся. Можно идти домой. Выключаю компьютер и свет, выхожу в коридор. Тут уже совсем темно, даже автомат охрана отключила от сети, ни одной лампочки не горит. Запираю дверь, роняю ключи, ругаюсь себе под нос, наклоняюсь, шарю по полу…

А потом за спиной вдруг загорается свет – призрачный такой, тусклый, явно не электрический.

– Дура ты, Катерина.

Пугаться я уже не в состоянии. Подбираю ключи, медленно выпрямляюсь, оборачиваюсь.

На крышке кофейного автомата сидит… Барышня. Полупрозрачная, зеленоватая, с косой до пояса и в длинном сарафане. Сидит и светится. Ну надо же, снизошла до простых смертных.

– Сама такая, – бурчу в ответ. – Имей в виду, ещё раз такое устроишь – накатаю жалобу в это ваше Бюро.

Барышня качает головой и тяжко вздыхает. Смотрит внимательно, будто сказать чего хочет, но не уверена, что до дуры дойдёт. И я на неё смотрю. Уйти бы, конечно, ну её, ненормальную…

Но если пугаться у меня сил нет, то на любопытство всегда хватает.

– Тебя как звать-то?

Барышня склоняет голову к плечу:

– Настасья.

Голос у неё красивый, мелодичный и вызывает ассоциации с русалками. В голову лезут непрошеные мысли, что не в автомат бы её, а на пароход – широкая река, живописные берега, восхищённые туристы, и прекрасная дева поёт, допустим, про Стеньку Разина и княжну…

– И какого лешего тебе от меня надо?

Настасья снова вздыхает, убеждается, что не собираюсь я ни сбегать с воплями, ни возвращаться в кабинет, чтоб написать жалобу, ни даже просто уходить. И начинает рассказывать.

Она, оказывается, раньше работала у какой-то старушки – за техникой присмотреть, что-то починить, ну и компания пожилому человеку. А старушка та страсть как любила сериалы про любовь, день-деньской смотрела. Эту тоже приучила, и имя она же придумала – уж больно прозрачная девица на Настеньку из фильма «Морозко» похожа… Вот только старушку внуки в другой город забрали, а барышню не взяли. Их тоже понять можно, не все хотят, чтоб по дому привидение такое вот шастало.

Бюро по социализации сверхъестественных существ, что у нас на втором этаже, предложило барышне работу в министерских кофейных автоматах. Тут люди привычные – в Министерство без минимального дара и двухмесячных курсов не берут, так что пугаться никто не будет. Настенька только порадовалась – мол, пообщаюсь с живыми людьми…

А потом оказалось, что живые люди – куда как скучнее, чем сериальные. И взялась наша барышня изменять мир к лучшему. Всего-то и надо, что немного магии добавить в кофе – совсем чуть-чуть, только чтобы настроение создать. И даже без магии можно, там намекнуть, здесь чуть задержать выдачу вожделенного стаканчика, тут отключить автомат на профилактику, чтоб заставить на другой этаж идти…

И ведь не то чтобы не получается. Светка из канцелярии скоро замуж выйдет. Шеф с женой ругаться перестал. Татьяна, секретарь министра, скоро в декрет уйдёт. А вот Катенька Платонова – дура дурой. Мне тут намекают-намекают уже всем Министерством, а я не пойму никак. И облила меня барышня сегодня только для того, оказывается, чтоб Сашка меня домой отвёз. Он, мол, вон какой – симпатичный, добрый, заботливый. А я вся самостоятельная, никого мне не надо – ну вот и Новый год буду теперь одна отмечать, а она со мной возиться больше не собирается.

Язык показала и обратно в автомат – вж-ж-жух! Он аж подпрыгнул, бедный.

Кикимора.

Духам, между прочим, нельзя на людей влиять. Даже немножко. Даже с добрыми намерениями. Вот простужусь сейчас из-за неё и точно напишу жалобу в это их Бюро, пусть возвращают своё чудо в тот лес, откуда взяли.

А на улице, между прочим, темно и холодно. Интересно, автобусы-то ходят ещё? Надо бы и правда такси вызвать. Тыкаю замёрзшим пальцем в телефон, диспетчер обещает, что машина скоро будет. Знаю я их «скоро». Оборачиваюсь на здание – надо было внутри подождать, а сейчас-то охрана не пустит уже…

Телефон неожиданно пиликает, я чуть ли не подскакиваю. Похоже, водитель совсем рядом был, повезло. Топаю вдоль улицы, стуча зубами и шмыгая носом, вот точно простужусь, что ж холодно-то так… А-а-апчхи!

– Будь здорова!

Поднимаю взгляд – Сашка. Стоит, улыбается.

– Подвезти?

– Меня такси ждёт, – отмахиваюсь я, ища взглядом нужные три цифры на номерах припаркованных поблизости машин. Вот оно, кажется…

Сашка ухмыляется и распахивает дверь машины:

– А я и есть такси.

Хлопаю глазами. Сверяю номер и цвет – тёмно-серый, ага, а в марках я не разбираюсь от слова «совсем». Очень хочется позвонить ещё раз диспетчеру и попросить другую машину, но…

– Леший с тобой. Вези.

Сашка улыбается в два раза шире. Плюхаюсь на сиденье, пристёгиваюсь, откидываюсь на спинку. В салоне работает печка, счастье-то какое…

– Ты ж на госслужбе, – бормочу я, когда Сашка устраивается на водительском месте и заводит мотор. – Какое ещё такси?

Он некоторое время молчит, выруливая на дорогу. Кошусь краем глаза – вид смущённый.

– Ну, меня тут как бы нет, – говорит наконец. – Это Виталька как бы работает, подрабатывает то есть. У него в такси знакомая, мы договорились, что оформлен он, а езжу я… Иначе не взяли бы. Ну, ты бы хотела, чтоб тебя вёз восемнадцатилетний водитель?

Я и этого водителя не очень-то хочу… Неопределённо пожимаю плечами, а Сашка продолжает болтать, словно оправдывается. У него младшие брат и сестра, Витальке недавно исполнилось восемнадцать, Лерке – шестнадцать. Отец умер пять лет назад, старшему пришлось крутиться, чтоб помогать матери, за любую работу брался, ПТУ едва на тройки окончил, потом в армию…

А потом приятель, один из наших, драконоборческих, инспекторов, подсказал насчёт Министерства.

– Дар у меня небольшой, но тут-то не привередничают. – Сашка снова ухмыляется и притормаживает у светофора. – Курсы закончил, работаю. Петров помог на вышку устроиться, вот пытаюсь отчёт по практике пилить…

Вот, значит, почему он в соседнем кабинете сидел. Петров – дядька хороший, и как инспектор, и по-человечески. У него тоже дети, четверо, кажется – ещё б он не проникся Сашкиной историей.

Некоторое время едем молча. За окном мелькают фонари и заснеженные деревья, Сашка тихонько мурлычет что-то себе под нос, я постепенно отогреваюсь и всё больше хочу спать. До дома всего-ничего, сейчас снова на мороз вылезать, брр…

– Завтра схожу в техотдел, – неожиданно говорит Сашка, когда машина мягко вкатывается во двор между двумя хрущёвками. – Пусть побеседуют с этой, из автомата. Слишком активная она в последнее время. Дождётся же, пожалуется кто-нибудь – и вылетит на вольные хлеба. Жалко будет, забавная она. Чего только к тебе привязалась…

Многозначительная пауза повисает в воздухе. Конечно, он тоже в курсе всех намёков, шуточек и сплетен. И да – как там эта кикимора сказала? – симпатичный, добрый, заботливый. Но если она всё то же самое техникам выложит, сплетен станет втрое больше. А если выложит Сашке…

– Не надо, – говорю нехотя. – Мы с ней пообщались, и она больше не будет. Всё, приехали. Сколько там с меня?..

Несмотря на возражения, выдаю положенную сумму, без сдачи даже. Сашка бурчит, что лучше б на чай пригласила, но я уже выскакиваю из машины и делаю вид, что не слышу. Взлетаю по ступенькам, набираю код, пальцы путаются в кнопках, и всё чудится, что он вот сейчас окажется за плечом…

Прислоняюсь спиной к закрывшейся двери. Выдыхаю. Закрываю глаза.

Нет уж, никаких чаёв. Знаем мы, чем этот чай заканчивается.

Перед сном достаю из холодильника шприц-ручку – раньше, говорят, в таких выпускали инсулин для диабетиков, но современные лекарства на основе драконьих камней разбираются с этой болячкой куда эффективнее.

Когда-нибудь, наверное, мою проблему тоже решат.

Убеждаюсь, что внутри не осталось пузырьков, всаживаю в бедро иглу, морщусь – снова будет синяк. Но это ерунда, один маленький укольчик в неделю – не самая высокая цена за возможность нормально жить и работать. Эх, знала б эта Настасья, с кем пытается своего замечательного Сашеньку свести, наверняка подлила бы мне в кофе яду.

Но она не узнает.

И никто другой тоже.

Надеюсь.

Глава 3. О новогодних подарках и неприятных воспоминаниях

Мне подарили дракона.

Ну, то есть шефу подарили, на юбилей, решили проявить оригинальность – мол, бывший драконоборец, ностальгия, все дела…

Не учли одного – у жены шефа на драконов аллергия. Он и из драконоборцев-то ушёл в своё время именно поэтому. Кому ж понравится, когда приходишь домой с работы, а любящая супруга вместо того, чтоб обнять, шарахается в сторону, зажимает нос и вопит, чтоб шёл в душ немедленно?

Так вот, ностальгия ностальгией, но вышло как в мультике про кота. Супруга встала в позу, мол, раз тебе этот дракон так нравится, выбирай – или он, или я. Шеф, разумеется, выбрал жену, в его возрасте резкие перемены в личной жизни для здоровья вредны. А дракона приволок на работу.

Знала бы – слегла с простудой, пусть бы к кому другому со своей щедростью заявился!

Но откуда ж мне было знать.

Так вот, захожу в кабинет, а у меня на столе нечто. Круглый такой аквариум, литров на десять, на красивой резной подставке, а внутри – что-то красное, блестящее…

Живое.

Шевелится!

Если б шеф из кабинета не вышел, точно сбежала бы.

– Катенька, – говорит. – Я, конечно, рановато, но Новый год-то близко совсем… В общем, вот. Мой тебе подарок к празднику.

Выдыхаю аккуратненько, подхожу ближе, присматриваюсь к шевелению за стеклом. А шеф вещает – ты, мол, Екатерина, девушка одинокая, а это неправильно. Девушкам непременно нужно о ком-то заботиться, чтоб не зачерстветь душой и не растерять свою природную нежность и доброту…

Вот интересно, где ж он у меня нежность и доброту нашёл, да ещё и природные?

Плюхаюсь в кресло.

– Вообще-то, – говорю медленно, – я и о себе могу заботиться. А дракона в «однушке» держать негде. И вообще, я с этой вашей работой дома не появляюсь, какие уж тут питомцы.

Существо в аквариуме поднимает чешуйчатую морду, смотрит любопытно – а глазищи как у другого мультяшного кота. И не поверишь, что рептилия, так и хочется погладить…

– Может, вы его кому другому подарите, а? – уточняю вслух, стараясь, чтоб голос не очень жалобно звучал. – Вон, хотя бы Сашке. У него дар на обращение с животными, я помню, он говорил. А ещё собака, три кошки и попугай, дракону место тоже наверняка найдётся. – Шеф кривится, и я быстро добавляю: – А мне вы лучше помощника дайте, давно обещали.

И вместе с креслом от стола и от дракона откатываюсь подальше, а то глаза глазами, а вдруг он огнедышащий?

Шеф морщится, но не сдается. Дракончик маленький, говорит, карликовый, специальная домашняя порода. Создание нежное, хрупкое, и никаким кошкам его доверять нельзя. А что касается Сашки, то пусть я его забираю вместе с драконом. Начальнику Департамента всё равно положено два помощника, приказ он хоть сегодня подпишет.

И пока я сижу и глазами хлопаю, он в кабинет – шасть! Типа разговор окончен.

М-да уж, удружило с подарочком дорогое начальство. Спасибо, хоть не Змей Горыныч.

Дракончик прижимается носом к стеклу, смотрит с интересом. А красивый. Если мне память не изменяет, китайский коралловый – такой весь красный, на морде и вдоль спины золотистые шипы, и хвост длиннющий, а у тех, что постарше, ещё усищи. Не больше котёнка размером, и вырасти большим он действительно не должен.

– А назову я тебя Гошей, – говорю дракону, и голос мстительно повышаю, чтоб в кабинете слышно было. Там шумно вздыхают, но молчат. Чудненько. Осталось набрать приказ на помощника…

Стоять. Это что же, мне теперь с Сашкой в одном кабинете сидеть?!

Нет, он хороший. Адекватный, временами. Симпатичный. Не дурак. Но…

Блин.

А может, шеф на то и надеется, что я откажусь?..

Сижу и думаю, кручу в пальцах карандаш. Дракон поднимается на задние лапы, цепляется передними за край аквариума и шею любопытно вытягивает. Фыркает, тянется ещё дальше – цап! Еле успела пальцы отдёрнуть. Схватил карандаш и уволок к себе, грызёт, ворчит, как щенок, только стружка во все стороны.

Лапочка.

Открываю в компьютере шаблон и начинаю набирать приказ, пока шеф не передумал. Ну и что, что Сашка. Ну и что, что олух влюблённый. Воспитаем.

А будет приставать – натравлю дракона.

Ручной дракон – это, разумеется, круто.

Пока не заведёшь его себе.

Нет, плюсы, конечно, тоже есть. Например, можно почувствовать себя героиней древней легенды или, наоборот, современного фильма – как же, прекрасная дева с драконом на плече! Причём любоваться все интересующиеся будут исключительно издалека – комнатные породы редко бывают огнедышащими, а вот зубы и когти никто не отменял.

Поэтому на работу я уже третий день хожу пешком, несмотря на мороз. Вы пробовали впихнуться в маршрутку с драконом? Не пробуйте. Лучше поберегите нервы – и свои, и окружающих, и драконьи тоже.

Да-да, у драконов тоже нервы. И исключительно нежные – первые пару недель питомца следует всюду носить с собой, чтоб не грустил в одиночестве и привыкал к хозяйке. Все последующие недели тоже – потому что уже привык и теперь от одиночества грустит вдвое сильнее. Хорошо ещё, что они по какой-то причине теплокровные и спортивной сумки с тёплой подстилкой зверю хватает для комфорта. Не представляю, как бы таскала с собой по морозу целый террариум.

И да, если что, передарить его кому-нибудь другому уже не выйдет. Драконы, даже искусственно выведенные, привязываются намертво всего за несколько дней, если у хозяина есть магический дар, и чем он сильнее, тем крепче связь. Двусторонняя, к слову – доводилось слышать истории, как разлучённый с дракончиком человек сходил с ума.

Прививок ему нужна куча. От сквозняков беречь. От жары тоже. Часто не купать. Корма только определённых фирм, на курицу аллергия, от свинины запор, от молочного понос. Кстати, сажать дракона на плечо можно разве что перед зеркалом, ну или на камеру. Потому что, как уже отмечалось выше, когти. Причём если сам дракончик крупнее кошки вряд ли вырастет, то когти с кошачьими не сравнить. Если испугается и вцепится – только зашивать. Не блузку, заметьте – её проще выкинуть сразу.

Так что если вы вдруг решили завести дракона – подумайте ещё раз.

Хотя, если честно, то не так уж всё и плохо. Это я до дурноты начиталась отзывов с форума драконоводов, и теперь заранее всюду вижу подвохи, а Гошка в меня ещё ни разу не вцеплялся, хотя что там за три дня знакомства можно определить? Но пока что он производит впечатление существа мирного и дружелюбного. Только кошек почему-то боится – вчера столкнулись у подъезда с соседской сиамкой, так дракон с головой нырнул в сумку и не появлялся, пока в квартиру не вошли. Мне кажется, он бы и на молнию там застегнулся, но у него классическая кошачья проблема – лапки. Хотя вполне возможно, что и научится.

Между прочим, китайские коралловые прекрасно дрессируются. Только я ещё не решила – плюс это или наоборот.

– … Гоша, неси карандаш! Умница, хороший мальчик! А линейку? Вот молодец! А дырокол? Ну вообще крут! Держи конфетку!

Конфетки драконам, как ни странно, можно. В отличие от тех же кошек, драконам сладкое только на пользу. Как бы ещё научить его не брать угощение у посторонних…

– Катюш, ну ты чего грустная такая? Гошка, а ну, неси хозяйке конфету! Неси-неси-неси… Оп-па, молодец!

Выдрессировать Сашку на помощника начальника Департамента тоже удалось быстро – сообразительный, зараза. Вот только теперь притворяться, что я сильно занята работой, не выходит никак, доступ к базе есть у нас обоих, и нолики в списке новых заявок видны не только мне. А раз работы нет, никто не мешает воспитывать дракона. Гошка, предатель, счастлив безмерно – ну кто ещё ему разрешит скакать по кабинету и слюнявить канцтовары?

Я упорно делаю вид, что готовлю шефу доклад для годового совещания: тексты, графики и нормативная документация на весь монитор. А сама продолжаю читать с телефона форум, на котором очередная счастливая обладательница карликового дракончика эмоционально плачется на судьбу: питомец оказался ревнивым до жути и судьбу, в смысле официального жениха, подпускать к любимой хозяйке отказывается. И бедняжке теперь хоть разорвись. Дракона не бросишь – зачахнет с тоски, жениха тем более – банкетный зал уже оплачен, и билеты в свадебное путешествие тоже…

Везёт же людям.

Гошка запрыгивает на стол, торжественно кладёт конфету возле моей руки и искательно заглядывает в лицо, ожидая похвалы. На Сашку я старательно не обращаю внимания, но чую, что он-то на меня смотрит. Поощрять его не хочется, но как не похвалить эту умильную мордаху, когда он вот так таращится снизу вверх своими глазищами?

Глажу дракона по спинке, тихонько воркую – ты ж моя умница, ты ж моя лапочка… Он в ответ урчит, выгибается и довольно жмурится. Летать Гошка не умеет, да и крыльев у него, как у всякого уважающего себя китайского дракона, нет, хотя, конечно, домашние драконы к Китаю отношения имеют столько же, сколько кошка сфинкс – к Египту. А вот прыгает и бегает он довольно шустро, в том числе по потолку и стенам.

И по рукавам, ай!

Гошка укладывается у меня на плечах, обернув хвост вокруг шеи, довольно урчит и тычется в ухо сухим шершавым носом. Я медленно выдыхаю – надо обязательно отучить его от привычки взбираться на меня для выражения сильных чувств. Это пока он маленький, а как вырастет тушка в пять-шесть кило весом?

Впрочем, тушка пока ещё не выросла, а когда дракон вытягивает шею, чтоб снова заглянуть в глаза, понимаю, что сердиться на него не получится. Прижимаюсь щекой к теплому чешуйчатому боку, чмокаю в подставленный нос, Гошка счастливо жмурится, и я тоже жмурюсь от переполняющей меня нежности, и за что ж я тебя, заразу, люблю-то?

За что он меня любит – тем более непонятно.

Открываю глаза – и встречаюсь взглядом с Сашкой. И лицо у него такое, и улыбка такая… Ой, не краснеть, не краснеть, не краснеть!

Прячусь за монитор, щёки горят, ну зачем надо так смотреть, а?! Сашка молча встаёт, вот сейчас подойдёт и скажет…

Вышел из кабинета.

Ф-ф-ф-фух.

Медленно выпрямляюсь и выдыхаю. Аккуратно снимаю с себя дракона, сажаю на стол. Так же медленно разворачиваю конфету, ем, вкуса не чувствую, но, кажется, шоколадная.

А потом открываю форум и вбиваю вопрос: «Как научить дракона ревновать?!»

Ответьте, пожалуйста.

Очень надо.

Сегодня четверг. У кого-то другого это просто день перед пятницей, но у нас с девочками из канцелярии сложилась своеобразная традиция – в обеденный перерыв я спускаюсь к ним с тортиком или коробкой печенья, они заваривают чай, и мы целый час с удовольствием болтаем о разном. Это очень удобно, потому что, во-первых, именно в канцелярию со всех этажей и кабинетов стекаются разнообразные новости конторы, а во-вторых, когда всю неделю сидишь одна в кабинете, ужасно хочется общения на темы, исключающие драконоборцев.

Главная новость этого четверга заключается именно в том, что я уже четвёртый день сижу не одна. Обсуждать даже рабочие взаимоотношения с Сашкой совсем не хочется, однако тут меня выручает Гошка. В самом деле, какой мужчина сравнится с настоящим драконом?..

– Ой, какая прелесть! А чем ты его кормишь? А печеньку ему можно? А погладить? Какой тёпленький!

Я предпочитаю думать о сотрудницах канцелярии как о «девочках», хотя возраста они разного. Например, Юля только в этом году получила диплом, рыжие волосы стрижёт коротко, носит узкие джинсы и стразы на ресницах, а ещё каждую неделю рисует шедевры на длиннющих ногтях – как себе, так и коллегам. Света оканчивает вышку в следующем году, предпочитает платья и блузки в цветочек и заплетает шикарные тёмные волосы в затейливые косы. Обычно обе сидят у окошек на приёме документов, а ещё уже четвёртый день занимаются отправкой почты, что их не слишком радует.

Тем, чтобы внести входящие в базу и рассортировать по департаментам, заведует Олеся. Ей немного за тридцать, у неё каре до плеч и едва заметный макияж, зато заметные духи, иногда даже слишком, и яркая бижутерия. Каждый вечер муж встречает её с работы. Людей непосвящённых может удивлять контраст тощего мелкого Димки и Олеси с пышными формами, но ведь они счастливы вместе – а что ещё надо?

Начальник канцелярии – Валентина Владимировна, один из старейших сотрудников Министерства. Это высокая полная дама с неизменно доброй улыбкой, словно у всеобщей бабушки. Её дар проявляется именно в общении с людьми, пять минут – и вам уже хочется выложить все детали своей жизни, поделиться секретами и искренне покаяться за неправильно заполненные почтовые формы. Даже министр лично приходит советоваться с Валентиной Владимировной, что, несомненно, говорит о высочайшем уважении.

Гошкой очарованы все, а он повышенное женское внимание к своей небольшой персоне воспринимает благосклонно – принимает угощение и довольно урчит. Между делом я узнаю, что высокое начальство устраивает новогодний корпоратив в ресторане, младшим служащим разрешили занять с той же целью актовый зал, Ольга Игоревна из бухгалтерии составляет список желающих и собирает деньги на праздник, а на бывшее Сашкино место возьмут новую девочку, вот буквально сегодня утром приходила на собеседование в отдел кадров. Причём замминистра, говорят, привёл её лично и был не слишком доволен – по слухам, занять она должна была не то место, которое Сашка освободил, а то, которое он занимает сейчас.

Киваю задумчиво, отпиваю чай и делаю вид, что рассматриваю серебристую ёлочку на столе. За те три года, что я работаю с Победоносцевым, вопрос о втором помощнике поднимался несколько раз, но Георгий Иванович даже не пытался рассматривать кандидатов, уверяя, что и так справляется. Он-то, конечно, справляется, а вот мне порою приходится задерживаться после работы. Нет, я шефа люблю и уважаю, но что ж там за девочка такая, что он предпочёл срочно взять в помощники первого попавшегося Сашку, лишь бы не её?

Интересно.

Разговор снова сворачивает на тему праздников. В канцелярии особенно отчётливо чувствуется дух Нового года: на окнах висят бумажные снежинки, под потолком колышется разноцветный дождик, на стенах, ручках шкафов и ветках фикуса поблёскивают разноцветные шарики. Гошке на шею повязали бантик из мишуры, и он смешно крутит головой, пытаясь её как следует обнюхать. Сашка, явившийся в середине обеда, демонстрирует, как дракон по команде приносит карандаш и встаёт на задние лапы. Работать в такой атмосфере совсем не хочется, но до вожделенных каникул ещё целая неделя, и отчёт в понедельник сдавать…

На часах без пяти два, я начинаю прикидывать, что пора мыть кружку и возвращаться на свой третий этаж, как вдруг дверь открывается.

– Добрый день, девочки, – произносит начальница отдела кадров, оглядывается и под всеобщее фырканье добавляет: – И мальчики тоже. Что, Саша, сбежал от коллектива, а чай пить сюда приходишь по старой памяти?

– Чего это сбежал? – притворно возмущается Сашка. – Меня практически мобилизовали! Катерина Пална одна с этим монстром никак не справится, тут нужны особые навыки!

Он подхватывает с пола Гошку. Тот неожиданно недовольно фыркает, одним неуловимым движением выкручивается, соскальзывает по Сашкиной штанине и взлетает ко мне на колени. Я машинально глажу его по макушке между шипами, но дракон не реагирует, настороженно глядя на дверь. Начальница кадров делает два шага вперёд, освобождая проход, и из-за её спины показывается пухленькая кудрявая шатенка в брючном костюме цвета спелой черешни.

Я давлюсь чаем и кашляю.

Девушка ловит мой взгляд, и её приветливая улыбка медленно выцветает.

– Это Алёна Ильина, – продолжает начальница кадров, – с сегодняшнего будет работать с вами на отправке почты. – Тут она замечает взгляды присутствующих, оглядывается на свою спутницу, потом смотрит на меня. – А… Вы знакомы?

– Да, – медленно произносит новенькая. – Мы вместе учились в школе.

Голос её звучит несколько деревянно. Впрочем, я сейчас вообще говорить не способна, но меня выручает Сашка.

– Очень приятно познакомиться, – это он Алёне. – Я Александр, раньше тут работал. Если что, обращайтесь, подскажу, что смогу… А сейчас нам бы с Катериной Палной того, на рабочее место, а то начальство слопает без соли.

Встаю, поудобнее перехватываю Гошку, молча киваю и выскальзываю за дверь. По лестнице поднимаюсь чуть ли не бегом, чудом не падаю с каблуков головой вниз, но обходится без травм. В кабинете плюхаюсь в кресло, закрываю глаза и медленно, глубоко вздыхаю. Из-под ресниц гляжу на Сашку, который устраивается за своим столом с крайне деловым видом – и не пытается задавать глупые вопросы.

Как хорошо, что шеф взял в помощники его.

Как плохо, что Алёна теперь будет работать тут.

Гошка тычется носом в мою щёку, Сашка предлагает принести кофе, я бездумно киваю, а потом таращусь на закрытую дверь.

Мне страшно.

Глава 4. О вымогательстве и пьяных откровениях

Жила-была девочка, которая не умела давать сдачи. И кое-кто думал, что это смешно.

Обычная история, в общем-то.

Общительным ребёнком я никогда не была, любым тусовкам предпочитала тихие вечера дома, с книжкой или за компом. Не курила, не бухала, не гуляла с мальчиками… Ну, почти. Да ещё и училась хорошо – ну как с такой общаться?

Серая мышь, белая ворона.

Алёна – та другое дело. С людьми она всегда сходилась легко, вокруг неё было полно подружек и парней. Симпатичная, обаятельная, да ещё и дочка богатых родителей, которые по первой просьбе выделяли деньги, покупали дорогие шмотки и косметику и разрешали всё вообще. Королева класса и заводила, по одному слову которой окружающие, за редким исключением, были готовы почти на всё: сбегать с уроков всей толпой, подстраивать пакости нелюбимой учительнице…

Дразнить белобрысую заучку в очках.

Это было давно, но…

Было.

И было ещё кое-что.

Заставляю себя улыбнуться и выпрямить спину, смотрю мимо Сашки в зеркало – там должна отражаться красивая, уверенная в себе женщина, грамотный специалист, которого ценят начальство и коллеги. И нет, я не бледная, просто помаду неудачно выбрала, а про румяна забыла.

Сашка оборачивается на зеркало, потом смотрит на меня. Внимательно так, зараза, смотрит. Я поспешно опускаю взгляд в чашку с ромашковым чаем и обнаруживаю, что Гошка уже сунул туда наглую морду.

– У нас были… разногласия, – формулирую я наконец, вылавливая дракона из чая. – Знаешь, как оно бывает – если девочка в старших классах не красит глаза и волосы, остальные начинают косо на неё смотреть. Гоша, фу так делать!

Дракон обиженно фыркает, выкручивается из моих рук и перепрыгивает на Сашку. Тот не глядя перехватывает тушку поудобнее и поднимает брови, забежавшая к нам Олеся фыркает, но кивает:

– Мальчикам не понять, ага.

Мы с многозначительными усмешками переглядываемся. Жаловаться мне не хочется, совсем. Десять лет прошло, я изменилась – она тоже могла измениться. Если начать ябедничать, это будет выглядеть не слишком хорошо, к тому же может спровоцировать ответные откровенности. Лучше помолчать, выждать, присмотреться…

– Десять лет прошло, – повторяю вслух. – Как будет работать, понятия не имею. Но она умеет быть милой. Да и не так уж сложно – почту отправлять, вот даже Александр Евгеньевич справлялся.

Александр Евгеньевич, судя по лицу, очень хочет съязвить в ответ, но тут у него пиликает телефон. Звонит Света – нужно помочь новенькой разобраться в почтовой программе и папках. Учитывая, что и программу, и папки Сашка настраивал сам, возразить не получается, да и основной работы у него пока нет.

На то, чтобы отцепить дракона от рубашки, уходит минут пять. Я списалась с драконозаводчицей, по её словам, Гошка из всего выводка был самый ручной и плюшевый, ревновать не будет точно и кусаться вряд ли – разве что в шутку. Зато на магию он реагировал острее прочих, весь в папу, чемпиона в драконьих соревнованиях по поиску каких-то хитрых кристаллов.

Пока не знаю, хорошо это или плохо.

Дверь за Сашкой и Олесей закрывается. Гошка оглядывается, совсем по-человечески вздыхает и ныряет в свою сумку – мол, скучно у вас тут, лучше посплю. Я тоже тихонько вздыхаю и скрещиваю пальцы на удачу.

Следующие несколько дней проходят вполне мирно. Я не строю иллюзий и понимаю, что Алёну обо мне тоже наверняка расспросили, однако та не спешит с громкими разоблачениями, и уже за это я ей благодарна. С работой у неё пока ладится не особо, хотя девочки рады помочь, а Сашке приходится спускаться в канцелярию два-три раза в день. Он не особенно протестует, хотя и удивляется – проблемы регулярно возникают на моментах, которые он точно уже объяснял, а она записывала.

Нашёл чему удивляться – не Морозову ж она глазки будет строить.

Впрочем, о личных отношениях коллег я думать не хочу, да и некогда. Тем более что именно сегодня Сашка свалил с шефом и инспекторами проверять готовность стадиона к новогоднему турниру, а Настасья соизволила сделать мне кофе. Вкусный, между прочим – умеет ведь!

И вот сижу я, попиваю кофе, разбираюсь с документами, тихонько ругаюсь себе под нос на некоторых, которым нужно было сдать заявки на турнир вот буквально за три дня до праздников, а значит, мне надо их оформить и отправить вот прямо сегодня…

И тут входит Алёна:

– О, привет! А Саша…

– Привет. – Я вскидываю руку, не отрываясь от монитора. – Погоди секунду.

Быстренько забиваю в форму оставшиеся данные. Боковым зрением вижу, как Алёна с интересом оглядывается. Украшением кабинетов Департамента традиционно заведует шеф: он как-то купил на распродаже три коробки разноцветных новогодних дракончиков и теперь перед праздниками всякий раз напоминает, что их нужно развесить. Раньше этим занималась я, но в этом году новые члены коллектива освободили меня от этой обязанности – игрушки из коробки по Сашкиной команде Гошка приносит с не меньшим энтузиазмом, чем канцтовары.

Засовываю большой конверт в принтер, жму на печать и разворачиваюсь к посетительнице с нейтральной улыбкой. Сегодня она в полупрозрачной шёлковой блузке и обтягивающей юбке до колена – белой, кожаной, поскрипывающей при каждом движении.

– Хорошо, что ты зашла – у меня как раз срочная отправка. А Сашка с шефом по работе уехал, будут после обеда.

– А-а-а, – разочарованно протягивает Алёна, – ясно. А у него рабочий телефон не отвечает, я вот хотела спросить по программе, а девочки заняты. Ты же знаешь его мобильный? Можешь сказать?

Рабочий телефон выключила я после пятого звонка, но не признаваться же. Что касается мобильного, странно, что Сашка сам не выдал любопытствующей барышне номерок, но раз нет – значит, были причины, перевешивающие и юбку, и блузку, и то, что под ними.

– Извини, чужие номера без разрешения хозяина я стараюсь никому не давать, – улыбаюсь чуть шире. – А в чём дело, может, я подскажу?

Алёна косится на меня с сомнением и переступает с ноги на ногу, отчего юбка снова отчётливо скрипит. Но моя дружелюбная улыбка выглядит вполне искренней, и она всё же начинает излагать. Проблема оказывается пустяковая, хотя с непривычки новичку ничего не стоит запутаться во всех формах. Попунктно объясняю процесс и даже лично записываю на листок инструкцию.

– Ой, я, кажется, никогда это не запомню! – сетует Алёна, вглядываясь в монитор. – Спасибо большое! Я всех уже достала вопросами, даже думала, что Саша специально телефон выключил, чтоб не приставала!

Она смеётся. Я тоже улыбаюсь и напоминаю про мой конверт – если почта не уйдёт сегодня, кое-кто точно пропустит турнир. Причём заявитель об этом прекрасно знает, дозвониться до него мне удалось, хотя и с третьего раза, но являться за документами лично целый генеральный директор ООО «Чешуйка-холдинг» считает ниже своего достоинства, а подчинённые ужасно заняты подготовкой. Тоже мне, большие шишки. Сам Кожемякин не постеснялся на этот раз явиться лично – а потом ещё почти час с шефом чаи гонял в кабинете, вспоминая былые подвиги.

Алёна прижимает конверт к груди обеими руками, заверяет, что непременно всё отправит, и снова благодарит за помощь.

– Я-то думала, – произносит она почти без паузы, – ты на меня дуться будешь. Ну, знаешь…

Я замираю, чувствуя, как Гошка под столом запрыгивает ко мне на колени и возится там, грозя порвать брюки когтищами.

– Нет, – говорю медленно, – не буду. Пусть прошлое останется в прошлом, не нужно о нём говорить. Хочешь, – открываю ящик стола и вынимаю коробку, – шоколадку мира?

Алёна улыбается, но едва успевает протянуть руку, как на стол взвивается Гошка. Конфеты разлетаются в стороны, дракон успевает схватить штуки три, прямо с фантиками, и шустро ныряет в приоткрытую дверь кабинета шефа.

– Ах ты… Бандит невоспитанный!

В сердцах хлопаю ладонями по столу и принимаюсь собирать конфеты. Хихикающая Алёна присоединяется, попутно расспрашивая про Гошку – как он у меня появился, где он спит и что ест… Я, пользуясь возможностью сбросить эмоции, ругаюсь, надеясь, что до спрятавшегося в кабинете паршивца дойдёт вся степень его неправоты. Нет, ну как будто нарочно момент подгадал, паразит чешуйчатый!

Наконец конфеты собраны. Штук пять перекочевали в карман скрипящей юбки – страшно подумать, как она будет их оттуда доставать. Одну конфету Алёна предлагает вернувшемуся Гошке, но тот подозрительно морщит нос, фыркает и прячется за монитор. Алёну, впрочем, это нисколько не обескураживает.

– Такой милый, – произносит она сюсюкающим тоном. – Такая лапочка… А может, ты его мне подаришь?

Хорошо, что я не успела сунуть конфету в рот, не то непременно бы подавилась. Слов я сразу не нахожу, а Алёна, пользуясь моим молчанием, рассуждает – мол, дракона мне фактически навязали, я только и делаю, что на него ругаюсь. А она давно просила такого у родителей, но те считают, что она поиграется и бросит, пристраивай его потом, как ту хохлатую собаку.

– Но собака была глупая совсем, – жалуется Алёна. – Ничего делать не хотела, тявкала всё время, и гулять с ней надо. Да и собака – это совсем не модно. А дракон – совсем другое дело! Тем более тебе он не нужен…

Я понимаю, что нужно что-то сказать, но в голове, как назло, ничего приличного. Гошка словно понимает, о чём речь, издаёт тонкий тревожный свист, в единое мгновение оказывается у меня на плече и прячет морду под волосами. Я морщусь и едва сдерживаю ругательство – а потом вспоминаю.

– Нет, – говорю по возможности спокойно. – Дракона нельзя никому передарить, к людям с даром они привязываются на тонком уровне.

Алёна выглядит разочарованной.

– Но тебе ведь не так давно его вручили, – замечает она, и я кожей ощущаю едва заметное изменение интонации. – Он наверняка не успел сильно привязаться. Тебе что, жалко?

Королева недовольна, как знакомо. На миг я возвращаюсь на десять лет назад – но тут же усилием воли выдёргиваю себя в реальность и мило улыбаюсь.

– Просто это мой дракон, и всё. – Алёна кривит пухлые губки, и я говорю быстрее, чем успеваю подумать: – И кстати, к людям с сильным магическим даром они привязываются очень быстро.

Алёна первой отводит взгляд, и я с удивлением понимаю, что боялась, оказывается, не только я – это вполне взаимно. Что ж, логично.

– Хорошо, – нехотя произносит она, – я поняла. Передай, пожалуйста, Саше, чтобы…

– Чтобы что? – живо интересуется Сашка, входя в кабинет. Алёна притворяется смущённой и начинает что-то лепетать о программе, формах, телефонах и «но Катя мне уже объяснила, кажется, поняла, пойду…».

Сашка провожает её взглядом, пожимает плечами и стаскивает куртку. С мокрого мехового воротника на пол сыплются снежинки вперемешку с каплями, и волосы тоже мокрые и потому кажутся не русыми, а совсем тёмными. Действительно, зачем нужна шапка…

Подавляю в себе воспитательный порыв и в двух словах объясняю про затруднения с почтовыми формами, умолчав о попытке вымогательства дракона. Сашка поднимает взгляд к потолку, вздыхает и лезет в компьютер. Спустя минуту на мою внутреннюю почту приходит файлик – в нём почти слово в слово та инструкция, которую я писала для Алёны.

– В следующий раз просто распечатай, – советует Сашка. – В пяти экземплярах, раз с третьего раза до неё не доходит. – Он мрачно утыкается в экран, но почти сразу поднимает голову. – Надеюсь, ты ей мой номер не давала? Нет? Вот и чудно.

Я удерживаюсь от шуточки на тему многообразия способов, которыми девушки привлекают внимание парней, и молча протягиваю ему коробку с оставшимися конфетами. Гошка тут же покидает своё укрытие и следует за шоколадом, Сашка немедленно расплывается в улыбке и делится первой же развёрнутой конфетой, а я думаю, что если уж кому и передаривать дракона, то уж точно человеку с даром общения с животными. Кто-то типа Настасьи немедленно предложил бы очень логичный вариант, но…

Нет.

Как бы ещё перестать радоваться мысли, что Сашке не нравится Алёна…

В Министерстве есть немало людей, которые умеют и любят организовывать праздничную движуху, и этот Новый год не становится исключением. Алёну, как самую молодую по стажу сотрудницу, нарядили Снегурочкой – впрочем, если она и отказывалась, то только из кокетства, быть в центре внимания она обожает. В роли Деда Мороза неожиданно согласился выступить собственно Морозов, и даже моё привычное раздражение по отношению к нему растворяется в пузырьках от шампанского. Шутки, конкурсы, тосты, танцы, ёлка под потолок, хлопушки с серпантином, танцы и музыка, заглушающая не только разговоры, но даже собственные мысли…

Выбираюсь в коридор отдышаться и дать отдых ушам и мозгам, прислоняюсь к стене. Пузырьки роятся в голове, мешая собирать слова в связные мысли, но мне в кои-то веки и не хочется мыслить связно. Легко, весело, празднично – уж что-то, а право на отдых я точно заработала!

Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох – и по запаху знакомого одеколона понимаю, что я тут уже не одна. Шампанское внутри меня успевает улыбнуться до того, как я соображаю, что у меня, кажется, проблема.

Проблема ловит мой взгляд, ухмыляется и приглаживает растрёпанные волосы ладонью. Поверх синей рубашки блестит красная мишура – я настолько привыкла видеть дракона у Сашки на плечах, что в первый миг мне мерещится, что это он и есть. Но Гошка не любит шум и потому дремлет в кабинете, а значит, спасти прекрасную принцессу от идущего в наступление рыцаря совершенно некому.

– Катюш… – Сашка ловит меня за обе руки и улыбается ещё шире. – Может, потанцуем?

Глаза у него почти такие же синие, как рубашка, и ладони тёплые, а пузырьки в голове шуршат и лопаются, разгоняя рациональные соображения и иррациональные страхи. Просто потанцевать, ничего же не случится, это ничего не значит…

Пытаюсь привычно сжать кулаки, чтобы сосредоточиться. Сашка, приняв невольное рукопожатие за ответ, притягивает меня ближе, и, чтобы смотреть ему в глаза – не на губы, в глаза, только в глаза! – приходится запрокинуть голову.

– Сашенька, – выдыхают пузырьки в голове, – а что будет, если напоить тебя отворотным зельем?

Его ладони отчётливо вздрагивают и разжимаются. Делаю шаг назад, не отводя взгляда – он всё ещё улыбается.

– Ну, если ты умеешь быстро делать уколы, то, возможно, ничего страшного. – С пузырьками в голове думать трудно, я хмурюсь, и он поясняет: – Аллергия. Отвороты, привороты – одна байда. Зверская штука, между прочим, одна девочка в десятом классе как-то приворожить попыталась, так в реанимации еле откачали. Теперь всегда приходится с собой шприц таскать, мало ли.

Я мотаю головой, пытаясь разогнать пузырьки, и потихоньку проникаюсь осознанием. А ведь была мысль попросить Настасью что-нибудь такое наворожить с кофе да подсунуть ему стаканчик… Ох, чур меня!

Сашка жмурится, трёт лицо ладонями, вздыхает и снова смотрит на меня.

– Совсем достал, да? Ты, если что, лучше словами скажи, без крайностей.

Улыбка его выглядит вымученной, да и моя, верно, не лучше. Пауза затягивается, я пытаюсь подобрать слова, облизываю пересохшие губы…

Из распахнувшейся двери актового зала вырывается поток музыки, и выпархивает Алёна, счастливая, раскрасневшаяся, и глаза сияют ярче подвесок на голубом Снегурочкином кокошнике. Я отмечаю, что парадный кафтан, или как оно там называется, она сняла, а длина платья позволяет определить, что на ней не колготки, а чулки – белые, узорные, чуть выше колена.

– О-о-о, вот вы где! – Она цепко хватает Сашку за руку и продолжает чуть заплетающимся голосом: – Александр Евгеньевич, как не стыдно! У нас так мало кавалеров, девушки хотят танцевать, а вы прячетесь!

Я поспешно обрываю зрительный контакт и иду к лестнице. Окликать меня никто не пытается, а спустя несколько секунд за спиной хлопает дверь, отрезая звуки праздника. На негнущихся ногах поднимаюсь на третий этаж – там уже темно. Подхожу к двери кабинета, останавливаюсь, несколько секунд смотрю в темноту перед собой.

– Подслушивала? – спрашиваю, не оборачиваясь. Ответа не жду, но кофейный автомат на втором этаже не так далеко от актового зала.

Под ногами медленно проявляется зеленоватое сияние. Дух протяжно вздыхает, автомат булькает.

– Не пойму я, чего тебе надо. Такой парень хороший – а ты как селёдка мороженая!

Пузырьки в голове сердито бурлят. Сама не успеваю понять, как оказываюсь у самого автомата, встаю напротив осуждающе хмурящейся Настасьи, заношу руку…

Опускаю руку.

Оседаю на пол.

Прислоняюсь к автомату спиной, прижимаюсь затылком, закрываю глаза, и какая-то часть сознания тихо радуется, что юбка на мне длинная и с тёплой подкладкой…

Я не хочу об этом говорить, тем более с этой кикиморой. Но и молчать уже не могу. Пузырьки шумят в ушах, я едва слышу собственный голос – и чувствую, как по щекам катится тёплое.

Жила-была девочка…

И жил-был мальчик, которому показалось забавным поиграть с нею в любовь.

А она, дура, и поверила.

Нет, сперва всё было хорошо. Мы гуляли за ручку, я смотрела влюблёнными глазами, а он дарил дешёвые гвоздички и несколько раз водил в кафе и кино. Мне казалось, что это счастье, что вот так и должно быть, я посвящала ему стихи с кривыми рифмами и соглашалась хранить наши чувства в тайне от одноклассников…

Я не знала, что все в курсе.

Я не знала, что этот олух поспорил с приятелями и весь класс делает ставки, когда ему удастся меня завалить – не знаю уж, кто выиграл.

Я не знала, что он параллельно встречается с другой девчонкой – а та, как более опытная, подсказывает ему, как быстрее вскружить голову глупой серой мышке, и щедро делится результатами с подружками.

А когда я узнала…

Он умер.

Не сразу, конечно. Сперва я просто увидела, как он с ней целуется. Это, кажется, тоже было подстроено – иначе откуда в безлюдном обычно сквере в считаные минуты собралась толпа? Потом они говорили – и он, и она, и другие девчонки, и смеялись, и показывали пальцем…

А потом вдруг потемнело, и невесть откуда налетевший ветер бросил волосы мне в лицо.

Я не видела, как он упал – но видели очень многие.

Настасья потрясённо молчит, и я знаю, о чём она думает.

– Суд меня оправдал, если что. Медкомиссия сказала… – Я зажмуриваюсь крепче, вспоминая официальную формулировку. – Вроде как от сильных эмоций проснулся дар, это никак нельзя угадать или проконтролировать, а у парня была редкая непереносимость магических волн с определёнными характеристиками, – делаю ещё одну паузу, вздыхаю. – Мне полгода, до самого выпускного, делали уколы, каждый день, чтобы никого больше случайно не зацепило.

Снова пауза, длинная, тоскливая. Гошка, видимо, чует моё присутствие, и я слышу, как он шебуршит за дверью кабинета, пытаясь надавить на ручку. Дверь поддаётся, дракончик выскальзывает в коридор и взбирается мне на колени. Я глажу его по макушке.

– А дальше? – помедлив, уточняет Настасья.

Я шмыгаю носом, скашиваю глаза вправо и вижу край зелёного подола. Что ж, раз уж начала, надо заканчивать.

– А дальше, – произношу жёстче, чем хотелось бы, – был кошмар. Меня в глаза называли ведьмой и убийцей. Многие боялись, но под терапией я вообще ничего не могла, и кое-кто это понял. Я приходила домой из школы и рыдала. Каждый день. Полгода.

Я снова умолкаю. Прозрачная ладонь невесомо касается моей руки.

– Извини. – Я не отвечаю, а Настасья продолжает: – Но сейчас-то всё в порядке? Ты ведь получила диплом, и работаешь, и…

– Да, – хмыкаю зло, – меня выпускают к людям.

Это, конечно, благодаря маме. Она целый год после школы таскала меня по врачам, от психологов до редких в то время специалистов по магии. Мне меняли лекарства, назначали процедуры, заставляли вести дневники и делать упражнения…

Не скажу, что меня вылечили – от магии нельзя вылечиться. Однако в итоге врачи пришли к выводу, что я действительно не опасна, в том числе и потому, что дар уже проснулся, а значит, всплеска такой же силы можно не ждать. Мне посоветовали походить на курсы по управлению силой и выдали справку, что я могу работать с людьми, даже с детьми и подростками.

Но я не пошла на курсы. Вместо этого я держу в холодильнике упаковку шприц-ручек с прозрачным раствором, который отлично глушит лишние проявления магии. Способности видеть Настасью мне хватает за глаза, и без того прекрасно обошлась бы. Один укол в неделю – и можно не бояться, что я опять кого-нибудь убью.

Иногда мне снится, как падает Сашка. Тогда я просыпаюсь в слезах и в тысячный раз клянусь, что больше никогда не буду влюбляться.

Настасья молчит и тихонько гладит меня по руке. Я не чувствую прикосновения, но становится легче. Немного – и ненадолго.

– Может, – неуверенно произносит она, – стоит ему рассказать?

Я резко убираю руку.

– Что это изменит? Он будет знать, почему я от него шарахаюсь – дальше что? Он начнёт шарахаться от меня? Или героически бросится на амбразуру? А что, если я действительно не смогу себя контролировать? Слушай, – я разворачиваюсь к ней так резко, что Гошка сваливается с коленей на пол, – а сделай отворотное зелье мне, а? Никаких лишних чувств, никаких рисков – всем будет лучше!

Настасья смотрит на меня неверящим взглядом, а потом бросает:

– Дура.

Зелёное сияние гаснет, я остаюсь в полной темноте. Пузырьки в голове тихо тают. Утыкаюсь лбом в колени и всхлипываю.

Дура.

Пьяная.

Нашла с кем откровенничать.

– Не говори никому, – прошу.

Автомат сердито булькает, но не возражает. Да и не тот это секрет, чтобы выдавать всем встречным. Вот разве что Алёна…

Нет, она не скажет. Она помнит, что я сделала – и не знает, в какой дозировке я принимаю лекарства. На то, чтобы не провоцировать, у неё хватит и ума, и осторожности.

А что касается Сашки…

Подумаю об этом завтра. Или послезавтра. Или ещё когда-нибудь – главное, не сейчас.

Сейчас слишком больно.

Глава 5. О скандалах, интригах и расследованиях

А вот скандалить директор ООО «Чешуйка-холдинг» является лично, в первый же после праздников рабочий день. Шеф принимает народ по вторникам, средам и пятницам, но этот тип, угрожая пожаловаться самому министру, умудряется прорваться сквозь канцелярию и охрану, вломиться в кабинет и от души высказаться насчёт непрофессионализма, несоблюдения сроков и несоответствия занимаемой должности.

Из себя директор мелкий, круглый, с пышными чёрными усами на красной физиономии и мерзким высоким голосом. Из его воплей я понимаю, что свои лицензии его команда так и не получила. Почта, что ли, под Новый год шалит? Под непрекращающиеся обвинения вежливо улыбаюсь, лезу в базу, вбиваю номер заявки…

Оформленное по всем правилам отправление спокойненько висит в списке с пометкой «сформировано».

Теперь мне тоже хочется орать, но тут из курилки возвращается шеф. Расплывается в улыбке с видом «ба-а, какие люди!» и под локоток уволакивает скандалиста к себе. Спустя пять минут выводит, всё такого же красного и мрачного, но притихшего.

– Вот, – говорит, – Екатерина Павловна сейчас найдёт ваши документы, если их не успели отправить, и выдаст под роспись. Вы же, Андрей Степанович, паспорт и приказ о назначении на должность не забыли?

Директор злобно сопит что-то насчёт «в машине оставил», зыркает на меня и выметается из кабинета. Шеф качает головой и ободряюще улыбается. Я пытаюсь объяснить насчёт конверта, но он только отмахивается.

– Они бы всё равно на этот турнир не прошли, он медстраховку на команду не продлил вовремя. Потому и с оформлением лицензий затянул, надеялся успеть, а теперь психует. – Я тихонько выдыхаю, а шеф шутливо грозит пальцем: – Но бумажки ему найди и вручи, хорошо?..

Гошку с собой не беру, хотя тот смотрит жалобно и явно не горит желанием сидеть на столе. Спускаюсь до первого этажа, проговаривая про себя мантру «у новичков случаются косяки, это не смертельно, ничего личного». Перед дверью канцелярии делаю глубокий вздох, делаю вежливое лицо, вхожу…

– О, вот Кате тоже надо сходить! – радостно восклицает Алёна.

Я слегка теряюсь:

– Куда?

– Ну к гадалке же, – поясняет она таким тоном, будто сто раз уже говорила. – Очень крутая, прямо насквозь всё видит – про любовь особенно! Я с ней уже троих парней бросила!

Аргумент, однако. Повезло парням.

– И четвёртого бросишь, – с доброй усмешкой говорит Валентина Владимировна, не отрываясь от документов.

– И брошу, – отвечает Алёна с вызовом. – Она же сказала, что всё равно расстанемся! Я ему не принадлежу, пусть не думает. А ещё он мне после корпоратива скандал устроил, представляете?! Меня Саша просто до дома подвёз, а этот…

Напоминание о Сашке возвращает меня к мыслям о работе. Я перевожу взгляд с Алёны на её стол – тот завален конвертами так, что страшно представить, как она там может что-то найти.

– И ещё она мне новую любовь предсказала. – Алёна расплывается в предвкушающей и какой-то хищной улыбке. – Говорит, уже совсем рядом, и я его знаю… – Она лениво потягивается и снисходительно так смотрит на меня. – У тебя ведь нет никого? Так сходи, она точно поможет. Скажешь, что от меня, сделает скидку…

Из всех мыслей, которые роятся в голове, самая чёткая звучит как «Она меня бесит».

– Новую работу она тебе, случайно, не предсказала?

Валентина Владимировна первой реагирует на интонацию, чутко поднимает голову и укоризненно смотрит на меня. Алёна удивлённо округляет глаза:

– А что такое?

Замечаю по ту сторону окошка злосчастного чешуйчатого директора и стискиваю зубы, чтобы не орать. Подхожу к столу, начинаю перебирать конверты.

– Документы, – шиплю сквозь зубы. – Которые я просила отправить. Где?!

На меня хлопают глазами, в которых светится искреннее недоумение. Я называю номер заявки, не особенно надеясь на понимание, и цепляюсь взглядом за дату на конверте в руках. Это ж ещё за два дня до моего…

Жаль, что я не взяла с собой дракона. Ну и что, что кусаться не умеет, зато считывает моё настроение и отлично рычит. Увы, на сей раз рычать приходится самой.

– Ты заходила к нам в кабинет, я тебе объясняла порядок… Я три раза напоминала потом!

– А-а-а, – вспоминает она и тут же фыркает. – Ну так срок отправки корреспонденции – пять рабочих дней, выходные не считаются. – Она демонстративно начинает загибать пальцы, громко считая вслух: – Среда – раз, четверг – два, пятница – три, а сегодня понедельник, и незачем так паниковать. Вон там твой конверт.

Нужная мне стопка такой высоты, что чудом держится вертикально. Я стараюсь вытянуть нужный конверт предельно аккуратно, но всё равно вызываю небольшую бумажную лавину.

– Я же сказала – срочно! – говорю беспомощно. Да, всё верно, срок отправки именно такой – хоть что-то она запомнила верно! А то, что между рабочими днями полторы недели каникул…

– Все так говорят, – с видом оскорблённой невинности парирует Алёна, даже не пытаясь собирать рассыпавшиеся конверты. – Я на всё Министерство одна, если все будут без очереди лезть…

Она победно оглядывает коллег – и натыкается на взгляд торчащего в окошке директора. Тот зловеще шевелит усами:

– Катерина Пална! Это же наш конвертик, да? А вы знаете ли, барышня…

Он переключается на Алёну и заново заводится насчёт жалоб и профнепригодности. Юля у окошка вжимается в кресло и жалобно оглядывается. Собравшаяся за скандалистом очередь из трёх бабок – откуда только взялись! – осуждающе кивает и поддакивает. Я выскакиваю из канцелярии, оббегаю пост охраны, чтобы оказаться по ту сторону окошка, и на ходу вскрываю конверт. Надеюсь, у Алёны хватит ума помолчать…

Нет, конечно.

– Андрей Степанович! Ваши документы!

Директор, увлечённый руганью, пытается от меня отмахнуться, но по ту сторону окошка я уже вижу Валентину Владимировну, которая мягко, но решительно отодвигает Алёну в сторону. Света во втором окошке отвлекает на себя бабок – я улавливаю что-то насчёт ведьминского профсоюза и почётной Бабы-яги прошлого года.

Хорошо, что я не взяла с собой дракона. Не хватало, чтоб он перепугался и таки в кого-нибудь вцепился – ладно ещё в дуру Алёну, а если в кого из посетителей?..

– А жалобу я напишу, точно напишу, – напоследок обещает директор. Презрительно фыркает сквозь усы в сторону канцелярии, потом оборачивается ко мне. – И на вас тоже, вот лично на приём к министру приду!

Я молча слежу, как он расписывается в бланке – размашисто, резко, три буквы, летящий росчерк, – и привычно прикидываю, что писать в объяснительной, если этот тип всё же исполнит угрозу. Нужно реестр распечатать, чтоб видно было, когда именно я передала конверт. Интересно, соседние департаменты в курсе, как у нас отправляется почта? Хотя… Ну не ябедничать же на неё. В конце концов, вторую неделю человек работает, а Валентина Владимировна уже в курсе проблемы, она и присмотрит. Но шефу скажу, пусть знает, если что.

Вежливо выпроваживаю директора и на обратном пути натыкаюсь на Алёну – руки скрещены, губки поджаты. Стоит, каблуком стучит:

– Извиниться не хочешь?

Мечтаю, ага.

Молча обхожу её и иду к лестнице.

– Ты специально, да? – летит мне вслед. – Специально приволокла сюда этого психа, чтоб он на меня наорал!

Ну конечно. И конверт спрятала тоже я, такая вот сволочь.

– Да ты!..

Я останавливаюсь, пальцы до боли стискивают перила, в висках колотится пульс, кончики пальцев жжёт, и дыхание перехватывает. Делаю вдох сквозь зубы, оглядываюсь через плечо, и Алёна вдруг решает не продолжать. Смотрит зло и испуганно, кривит губы, а потом разворачивается и уходит в канцелярию, хлопнув дверью. Я отрываю ладонь от перил, почти ожидая увидеть на полированном дереве не то обугленные отпечатки, не то борозды от когтей…

Ничего.

Кажется, нужно увеличить дозу лекарства.

Кажется, у меня будут проблемы.

Кажется…

Мне наплевать.

После скандала с «Чешуйкой» проходит целая неделя. К вечеру пятницы я успеваю позлиться, понервничать, успокоиться, прикинуть варианты других мест работы и пересказать все свои мысли по поводу сложившейся ситуации Настасье. Та уже почти привычно называет меня дурой, наливает кофе с какими-то хитрыми специями и, пока я сижу рядом на подоконнике, наслаждаясь вкусом, пересказывает сводку новостей – сотрудники, обсуждая свои дела, ничуть не стесняются кофейного автомата.

Алёна, разумеется, за неделю пожаловалась на меня всем, с кем успела познакомиться за время работы. Однако всерьёз её обиды мало кто воспринял, зато сроки отправки собственной почты потянулись проверять все, а Кощеев ещё и не поленился дойти до кабинета замминистра, чтоб высказать честное мнение по поводу его протеже. О чём именно они говорили, Настасья не слышала – старик почти никогда не повышает голос, а дверь всегда запирает. Однако после этой задушевной беседы замминистра вышел из кабинета злющий и с красными ушами.

Зато вот Морозов, кажется, принял проблемы новенькой близко к сердцу. Настасья уверяет, что они ходят вместе в курилку и там о чём-то шушукаются, и я слышу в голосе слабо замаскированную надежду. Ей, своднице этакой, не нравятся оба, и как было бы славно, если бы они стали парой и не мешали другим! Вот если добавить в кофе, скажем…

На этом месте уже я называю её дурой. Да, техники при ежемесячной проверке автомата не обнаружили следов посторонней магии, значит, воздействие если и было, то совсем слабенькое. А вдруг ещё у кого-то такая аллергия, как у Сашки, а ей до сих пор просто везло? И вообще, одной-единственной жалобы хватит, чтобы нарушительницу вышвырнули из Министерства – и тогда мне снова не с кем будет поговорить по душам. Оно мне надо?

В ответ на мою реплику Настасья смущённо опускает глаза и теребит косу, а на щеках отчётливо проступает густой зелёный румянец.

– Получается, – тихонько уточняет она, – мы… подруги? Настоящие?

Я секунду думаю – и киваю. Настасья зеленеет пуще прежнего, и мы ещё долго тихонько молчим вдвоём в темноте коридора.

Ёлки, серьёзное государственное учреждение – а такой дурдом!

То, чего я боялась, случается в понедельник.

Правда, я об этом узнаю не сразу, и вообще мне не до того: в начале года массово заканчиваются сроки лицензий. Ещё открывается сезон охоты на льдистого иглохвоста, поэтому заявки сыплются как из рога изобилия, а по приёмным дням в кабинете постоянно толпятся какие-то мужики. На странные взгляды коллег я начинаю обращать внимание только к среде, а в четверг мне из канцелярии звонит Олеся.

– Катюш, – говорит она смущённо, – мы тут это… В пиццерию на обед собрались, так что наше чаепитие отменяется. Алёна пригласила, – добавляет она поспешно, словно боится, что я напрошусь с ними.

Не больно-то и хотелось – хотя странно.

Я уже почти собираюсь выйти к Настасье за шпионскими данными, но тут в кабинет является Сашка.

Он против обыкновения мрачен и молчалив – даже Гошка это чует и не бросается навстречу. Я обычно стараюсь не вмешиваться в чужую жизнь – захотят, так расскажут сами, чего навязываться. Но когда мне без единого слова кладут на стол пачку документов, не выдерживаю:

– Что-то случилось?

Сашка делает смешной жест – будто не решил, покачать головой или пожать плечами. Дракон сердито фыркает и пятится, а потом и я улавливаю лёгкий запах табака. Он не курит, но иногда ходит в курилку с нашими инспекторами просто за компанию, а Гошка такое очень не любит, потому, мне кажется, и шарахается: что от инспекторов, что от Алёны, что от Морозова.

Стоп. Курилка. Алёна с Морозовым.

По спине бежит холодок. Я выпрямляюсь и подхватываю Гошку, чтоб занять руки.

– Саш?..

Он по-прежнему на меня не смотрит. За стол не садится, подходит к окну, словно там сквозь метель можно что-то рассмотреть.

– Да мне тут наговорили… Неважно.

Дракон у меня на руках тихонько ворчит – звука я не слышу, только чувствую вибрацию. И начинаю злиться:

– Как-то тебя слишком перекосило от неважного.

Сашка снова пытается пожать плечами. Я понимаю, что у него может быть масса причин для плохого настроения, но самый худший для меня вариант уже всплыл в голове.

– А ты идёшь с канцелярией в пиццерию? – уточняю небрежным тоном.

Он шумно вздыхает. Оборачивается:

– Не хочу. Ильина звала, но после того, что она наболтала…

Снова пауза. Да будешь ты говорить нормально, в конце концов, или нет?!

– Про меня наболтала?

Голос звучит хрипло. Сашка наконец-то смотрит мне в глаза, и я на него смотрю и злюсь – на него, на ситуацию в целом, на Алёну, на дурацкий свой дар, на элементалей, которых, чёрт побери, никто не звал в этот мир…

– Если она сказала, – медленно произношу я, чувствуя, как Гошкины когти впиваются в руку, – что я ведьма, которая убила человека… То это правда.

Сашка смотрит на меня так, будто ждёт, что я рассмеюсь и признаюсь, что пошутила. Я шиплю сквозь зубы и запоздало отрываю от себя возмущённо верещащего дракона. На рукаве – несколько дырочек и мелкие красные пятна, на руке – короткие неглубокие царапины.

– Я думал, что… – начинает Сашка, но я зло перебиваю:

– Неправильно думал. Иди уже в свою пиццерию. Можешь им там всем передать, что я принимаю лекарства. А ещё в отделе кадров лежит справка, и в ней написано, что я безопасна для окружающих, – ловлю себя на желании оскалиться и добавляю: – Или нет. Так что знаешь, если я и пойду на свидание с кем-то с работы, то это будет Морозов. Его, если что, не жалко, правда?

Я почти сразу жалею о сказанном. Сашка медленно вздыхает, шевелит губами – а потом в два шага подходит к двери, выхватывает из шкафа куртку и рюкзак и выходит.

«Дура», – звучит у меня в голове голос Настасьи.

Мне ничего не остаётся, кроме как согласиться.

В обед я нервно съедаю целую плитку белого шоколада и слегка привожу мысли в порядок. Ну хорошо, допустим, теперь все знают. Не нужно воображать о себе слишком много – большинству как было на меня наплевать, так и останется. Начальство, разумеется, в курсе, все нужные документы действительно лежат в личном деле. Опасаться, что повторится ситуация десятилетней давности, глупо – в Министерстве по делам сверхъестественного работают не бестолковые школьники, а серьёзные люди, которые всякого повидали, одной ведьмой их не напугаешь. К тому же с точки зрения закона я действительно не виновата, а если объяснить ситуацию с моей точки зрения, ещё посмотрим, на кого будут косо смотреть.

А перед Сашкой надо будет извиниться.

Я уже решаюсь выйти и получить заслуженный нагоняй от Настасьи – но тут слышу в коридоре голоса. Слов не разбираю, но интонации Морозова не узнать сложно. Потом звучит женский смех, а потом вдруг вклинивается ещё один знакомый голос, властный и уверенный. По мере того, как его обладатель приближается к двери, он становится громче.

– … потому что работать надо, а не сплетничать!.. – гремит Победоносцев, и я, кажется, понимаю, чем вызвано его раздражение.

Возвращаюсь за стол едва ли не бегом. Шеф входит в кабинет первым.

– А ты не слушай никого, поняла?! – рычит он, не переключив интонацию. Потом замечает мой ошарашенный взгляд и смягчается. – Пусть себе дураки болтают, ты про себя знаешь, кто ты есть – за это и держись. – Он строго грозит пальцем, потом улыбается высунувшемуся на шум Гошке. – А ты смотри, защищай хозяйку!

Дракон фыркает с самым боевым видом. Дорогое начальство обводит кабинет взглядом, натыкается на вошедшего следом Сашку и неодобрительно качает головой, а тот в ответ разводит руками, в каждой – стаканчик с кофе. По окончании этого молчаливого диалога шеф уходит к себе и запирает дверь, а Сашка ухмыляется и ставит стаканчик с латте на мой стол, с чёрным – на свой.

– Информацию нужно получать из достоверных источников, – нравоучительно изрекает он, стаскивая сперва рюкзак, потом куртку. Швыряет и то и другое на тумбочку, поворачивается ко мне, опирается обеими ладонями на стол, наклоняется, и я вжимаюсь в спинку кресла, но оно уже придвинуто к стене, и деваться некуда…

Сперва я думаю о том, что чёрта с два теперь стану извиняться. Потом – что уже десять лет ни с кем не целовалась. Потом…

– Соколов, – говорю хрипло, когда всё-таки удаётся вывернуться. – Ты не охренел ли?

Он ухмыляется, нахально садится на край стола, крутит в руках бумажный кофейный стаканчик – такой красно-белый, полосатый, у Настасьи все стаканы такие. Делает пару глотков. Гошка подбирается поближе, шумно втягивает воздух и недовольно фыркает.

– Всё может быть… Но тебя я не боюсь, не надейся.

Я придвигаю к себе кофе, пока его не расплескал дракон, не зная, как реагировать. А Сашка как ни в чём не бывало продолжает говорить – мол, обратился к шефу, тот сперва рассердился, потом объяснил, потом… Что?!

– Дал телефон твоей мамы, – с довольным видом повторяет он, кончиком пальца гладя по макушке Гошку – тот поставил передние лапы к нему на колено и недоверчиво принюхивается к стакану. Странно, не замечала за ним раньше интереса к кофе. – А ты ей обо мне рассказывала, да? Она тоже очень рассердилась насчёт Ильиной и попыталась меня переубедить. У неё получилось.

Я закрываю ладонями горящее лицо. Ну, Георгий Иванович… Ну, мама!.. Где, спрашивается, конфиденциальность, тайна личной жизни и всё такое?! Ей звонит совершенно незнакомый мужик – а она берёт и всё обо мне выкладывает! А если бы это маньяк был?!

– С канцелярией я пообщался, – продолжает маньяк, и я едва удерживаюсь от стона. – Кратенько, без подробностей, но так, чтоб прониклись. А тут сейчас столкнулся с этими… Знаешь, еле сдержался, – в голосе его проскальзывают хищные нотки. – Девушек, конечно, не бьют, но, если б шеф не появился, Морозову бы я пластику носа обеспечил.

– Псих, – говорю я, не убирая ладоней от лица. – Там же камеры висят, запись ведётся…

И вообще никогда не понимала этой идеи – бить кому-то морду из-за девушки. Но мысль о том, что ради меня кто-то может кому-то врезать, отчего-то греет.

Псих фыркает, потом вздыхает.

– Кать. – Он осторожно тянет меня за запястье. Я выглядываю между пальцами – лицо у него серьёзное. – Ты мне нравишься. – Он кашляет, делает паузу, я не реагирую, и он продолжает: – Если всё дело в этом… Я не боюсь. И ты тоже не бойся, ничего со мной не случится.

Он говорит это так твёрдо, что мне вдруг хочется верить. В самом деле, ну чего я боюсь, а? У меня есть справка, и лекарства, и мне уже не пятнадцать лет, в конце концов, я взрослая женщина и могу себе позволить…

Много чего могу.

Сашка берёт меня за руку, смотрит в глаза. Улыбается, и мне вдруг становится тепло-тепло, и тоже хочется улыбаться и говорить какие-то глупости…

А потом Сашка снова кашляет.

Хлопает себя ладонью по груди, потом с недоумением эту самую ладонь рассматривает. Опять кашляет, хрипло, тяжело, втягивает воздух со странным сипящим звуком, и смотрит на меня, и хватается за горло, а потом тычет пальцем куда-то в сторону своего стола…

А потом он роняет стаканчик – и падает сам.

Глава 6. О стаканах, подозрениях и темноте

Он ведь только что обещал, что с ним ничего не случится. Ну вот как можно верить этим мужикам?!

Вскакиваю. Кресло по инерции откатывается назад, врезается в стену и возвращается, чуть не опрокинув меня обратно, едва успеваю схватиться за стол. Давай, девочка, соберись – он ведь говорил про аллергию, и про шприц говорил, знать бы где…

Сашка пытается приподняться, снова выразительно тычет пальцем. На боковом кармане его рюкзака вижу нашивку с красным крестом, молния заедает на середине, у меня дрожат руки, шеф выглядывает из кабинета – рявкаю насчёт скорой и всё-таки вытаскиваю кончиками пальцев шуршащий пакет. Шприц, второй, упаковка спиртовых салфеток, картонная карточка с номерами телефонов на одной стороне, а на другой…

Хорошо, что он умеет писать инструкции.

Хорошо, что я умею делать уколы.

Плюхаюсь на колени в лужу кофе. Рукав он уже закатал, остаётся оттащить за хвост тревожно чирикающего дракона и отогнать дурацкую мысль: «Слава богу, не надо снимать штаны!» Сашка морщится, когда я всаживаю иглу ему в плечо, лицо у него красное, из глаз текут слёзы, и мне жутко от звуков, с которыми он втягивает воздух. Но он дышит, всё ещё дышит и всё ещё в сознании…

Ну почему, почему я умею убивать магией, а не лечить?!

Я продолжаю сидеть на полу, сжимать его руку и вслушиваться в дыхание, пока меня не отодвигает врач из скорой. Шеф помогает подняться, и я заставляю себя слушать, что мне говорят. Да, я делала укол, вот по этой инструкции, вот эти препараты. Да, я доеду с ним до больницы. Да, я сообщу родным. Да, это моё животное, федеральным законом от такого-то числа с таким-то номером внесены поправки, позволяющие драконам-фамилиарам сопровождать хозяев в общественных местах, в том числе…

Мой механический монолог прерывает шеф, что-то говорит врачу на ухо, тот морщится, но кивает – сперва ему, потом мне. Сашку выносят из кабинета, я едва успеваю поменять туфли на сапоги и бегу следом, на ходу пытаясь надеть пуховик и не уронить ни сумку, ни рюкзак, ни Сашкину куртку. Гошка вцепился мне в плечи и нисколько не способствует процессу, но мне почему-то страшно оставлять его в кабинете.

Хорошо, что больница недалеко.

Хорошо, что в середине рабочего дня на дорогах не так много машин и те послушно уступают дорогу, стоит вякнуть сирене.

Двигатель гудит, ингалятор деловито жужжит, прозрачная маска закрывает Сашкино лицо, и я не слышу его дыхания, только кашель иногда. Ужасно хочется взять его за руку, но рядом сидит фельдшер, немолодая женщина в синей куртке. Она смотрит в окно, что-то мурлычет себе под нос и выглядит такой спокойной, что я тоже потихоньку успокаиваюсь, и Гошка перестаёт вздрагивать на каждый хрип.

В больнице Сашку тут же куда-то уволакивают. Документы он, к счастью, носит в рюкзаке, и мне всего-то нужно отдать их медсестре, а потом ещё надо позвонить его маме, и шефу тоже, а ещё…

Фельдшер берёт меня за руку, смотрит в глаза и сочувственно улыбается.

– Да откачают твоего парня, девонька, не бойся. И всё у вас будет хорошо, долго и счастливо, уж поверь, у меня на такие дела нюх.

Я начинаю возражать, что он вовсе не мой парень, мы просто вместе работаем, но она только качает головой и накрывает мою ладонь своей, и я умолкаю, чувствуя, как теплеют щёки, и внутри почему-то становится уютно.

Долго и счастливо.

Ну что ж, попробуем.

На работу я возвращаюсь только под конец дня. Сперва пришлось ждать Сашкиных родных, чтоб отдать вещи, потом снова ждать, – пока Сашкина мама брала штурмом приёмный покой и администрацию, чтоб выяснить, как там дела. Потом я хотела сбежать, но не успела, и пришлось выслушивать благодарности – если б я не сделала укол сразу, то проблем могло быть куда больше. А так полежит ещё несколько дней, и выпишут…

Шеф милостиво позволил мне не возвращаться, но мысль о том, что мне эти несколько дней работать за двоих, отрезвляет. Лучше немного напрячься сейчас, чем быть заваленной с головой в начале недели, и уж точно лучше возиться с охотничьими лицензиями, чем сидеть дома в одиночестве и придумывать себе всякие ужасы.

А ещё мне позарез нужно кое с кем поговорить. Жаль, что регламент не позволяет ей покидать автомат ещё час после окончания рабочего дня.

Лужу в кабинете уже вытерли, но на моём столе ещё стоит сиротливо полосатый стаканчик. Сажусь напротив, сверлю его взглядом. Гошка выбирается из сумки и сворачивается у меня на коленях, совершенно игнорируя посудину – а ведь Сашкиным стаканом он, помнится, интересовался. Можно ли пустить дракона по следу той заразы, что подлила в кофе… Кстати, что именно? Приворотное зелье? Отворотное? Анализы на магические аллергены будут готовы только в понедельник, теории строить пока рановато. И всё же…

Первый кандидат, конечно, сама Настасья. Кофе из её автомата, да и насчёт магии «для настроения» она мне проговорилась. Другой вопрос, что про Сашкину аллергию она уже знает, и сомнительно, чтобы решилась травануть человека, для которого рисует сердечки на кофейной пенке. Вот для Морозова она могла бы миндаль перепутать с цианидом, по чистой случайности. Да и то – в прошлый наш разговор я, надеюсь, была достаточно убедительна, когда объясняла, почему не надо делать ничего такого.

Второй очевидный кандидат – Алёна. Потому что она мне не нравится и потому что строила Сашке глазки, и чулки «а-ля Снегурочка» на корпоративе я тоже хорошо помню. Вот только не помню, чтобы ей активно отвечали взаимностью. Ну помог он ей с программой, ну подвёз разок, а ей ведь явно не банальной вежливости хочется, ей вон великую любовь нагадали! И, насколько я знаю Алёну, ждать и надеяться совсем не в её стиле. Вот только как можно умудриться что-то подлить в стакан посреди коридора, при условии видеонаблюдения, да ещё на глазах у жертвы, не говоря о свидетелях?

И ведь всегда остаётся вариант, что аллергия проявилась на что-то ещё, мало ли магии в Министерстве по делам сверхъестественного. Есть и артефакты, и зелья, и…

Я.

Но если б я использовала магию, я бы об этом знала, правда?

Кошусь на дремлющего дракона. Тот, чуя внимание, поднимает морду и приоткрывает один глаз, потом зевает, облизывается и сворачивается поудобнее. И реагировал он в тот момент всё-таки на кофе, а не на меня… С другой стороны, должен ли вообще дракон-фамилиар реагировать на хозяина?

С ума сойти можно.

Чтоб поберечь этот самый ум, вырубаю рабочие телефоны и звук на мобильном, запираю дверь изнутри и маниакально вгрызаюсь в работу. Время от времени внутри что-то вздрагивает и болезненно замирает, и хочется не то разреветься, не то срочно набрать номер Сашкиного брата, вдруг что-то изменилось. Он, конечно, и сам пообещал позвонить, если будут новости, но мало ли…

Пару раз за дверью кто-то скребётся, в смысле, стучится, но шеф у себя, а больше мы никого не ждём. О том, что Сашку увезли на скорой, наверняка уже знают все, но у меня нет никакого желания обсуждать этот факт и вообще с кем-то разговаривать. Сорвусь, психану, наору на кого-нибудь – носи им потом цветы на могилку.

Вот-вот, уже психую.

С большой кружкой успокоительного чая просиживаю до семи часов. Шеф перед уходом делает безуспешную попытку выгнать меня домой и даже обещает подвезти, хотя ему совсем в другую сторону, но в конце концов покидает кабинет, ворча что-то про бестолковую молодёжь. Для верности выжидаю ещё полчасика, слышу, как по коридору проходит охранник, выключающий на этаже свет. Ещё пять минут подожду, нет, лучше десять, а может, даже…

Не помогает этот чай, ну вот ни капельки!

Стоит мне высунуть нос из кабинета, как над кофейным автоматом разливается знакомое свечение.

– Это не я! – быстро тараторит Настасья, не дожидаясь вопросов. – Не я, честное слово! Нет, ну я же знаю, что ему ничего такого нельзя, я же всё понимаю, и как ты вообще могла подумать, мы же подруги, вот не ожидала такого…

– А ну, тихо! – рявкаю шёпотом и оглядываюсь. Конечно, если Настасья выбралась наружу, значит, на этаже никого больше не осталось, и всё-таки.

Она умолкает, обиженно надувает губки и складывает руки на груди, пока я лихорадочно пытаюсь сформулировать вопрос – причём так, чтоб мне на него ответили, а не облили кипятком, барышня-то у нас горячая. Вздыхаю, усаживаюсь на подоконник. Некоторое время смотрю перед собой.

– Врач сказал, – говорю, и голос звучит совсем тихо и хрипло, – что ему очень повезло. В том смысле, что лекарства были при нём и нашёлся человек, который умеет делать уколы. Я упомянула про привороты и всё такое, а он ответил, что там, наверное, лошадиная доза была и «вот ведь сила чувств у кого-то!».

Настасья медлит, потом усаживается рядом, и сквозь её подол просвечивает подоконник.

– Это правда не я, – говорит она жалобно. Я киваю – сама не верю в её злонамеренность, хотя, конечно, прецеденты-то были, вкупе с чистосердечным признанием. Наверное, я доверчивая дура, но хочется успокаивать себя фразочками про магическое чутьё.

– Он ведь после обеда брал кофе в этом автомате, так? – дожидаюсь осторожного кивка, задумчиво щёлкаю пальцами. – Тут три шага до кабинета. Кто и как?

Дух пожимает плечами, пуская по сарафану переливчатые разводы. Я зажмуриваюсь, пытаясь сосредоточиться. Ну да, если она сидит внутри автомата, то мало что видит – но слышать точно должна была больше, чем я сама.

– Как думаешь, Алёна могла?..

Настасья молчит. Я почти уже решаюсь открыть глаза, когда она неуверенно произносит:

– Ну… Она тоже брала чёрный.

Ага, уже что-то. Кошусь на барышню, та разглаживает складочки на колене с самым сосредоточенным выражением на лице.

– А давай-ка по порядку, ладно?

Порядок выходит следующим: сперва с обеда вернулся Морозов. Зашёл в кабинет, о чём-то переговорил со своим шефом – Настасье показалось, что на повышенных тонах. Потом вышел за кофе, и почти сразу на этаж поднялась Алёна.

– Она, кажется, не в духе была. Сказала что-то такое, мол, не работает план, всем наплевать, а Соколов вообще явился в пиццерию и нахамил. А он ей – мол, погоди, всё получится, мы только начали. – Она прикусывает губу. – Потом… Потом она взяла кофе, но не уходила, тут недалеко стояла, а потом пришёл Сашка…

Сашка тоже пришёл сердитый и недовольный. Настасья следила за ним, пока автомат готовил кофе, и всё это время он смотрел куда угодно, только не на Алёну. А когда второй стаканчик наполнился…

– … тут Морозов к нему подошёл и сказал так, знаешь, с издёвочкой, мол, что ж ты, Соколов, приличным девушкам хамишь? А он в ответ – приличным как раз не хамлю, только приличные сплетни не распускают и на всех встречных мужиков не вешаются. А тут эта тоже подошла и говорит… – Она смущённо умолкает и искоса глядит на меня. – Я не буду пересказывать, ладно? А Морозов ей поддакнул, а Сашка так к нему подошёл, за воротник сгрёб…

– Погоди, – перебиваю я. – Как за воротник, если у него кофе в руках?

Настасья хмурит брови:

– Ну… Кофе он, наверное, поставил куда-то… Да вот хотя бы сюда.

Она хлопает прозрачной ладонью по подоконнику, потом смотрит на меня, и мне кажется, что думаем мы об одном и том же. В самом деле, если Сашка оставил стаканчик без присмотра и пошёл разбираться с Морозовым, у Алёны было время.

– Она бы не успела. – Настасья мотает головой. – Тут почти сразу Георгий Иванович пришёл и всех разогнал, она бы не посмела при нём что-то подливать.

– Но если она тоже взяла чёрный кофе, – подхватываю я, – то подменить стаканчик могла вполне, так?

Она сумрачно кивает и тут же вскидывает голову:

– Так это в полицию нужно! Рассказать всё!

Я хмыкаю.

– Ну конечно. Приду я к ним и скажу – мне тут кофейный автомат сообщил, что вот эта девушка отравила вот этого парня, и нет, сама я ничего не принимаю, да? – Настасья явно хочет возразить, и я прибавляю: – К тому же, пока ещё не готовы анализы, может, и не было никакого приворота. Может… – Я запинаюсь, но заканчиваю: – Может, это опять из-за меня.

Звучит как-то глупо. Настасья фыркает и демонстративно закатывает глаза, потом задумывается.

– Мне бы хоть посмотреть на тот кофе, – говорит она наконец. – Может, что-то смогла бы почуять.

Я собираюсь сказать про лужу и уборщицу, но тут приоткрывается дверь кабинета, и в полоске света показывается Гошка. Крутит головой, замечает меня и деловито топает к нам, шкрябая по полу когтями. Подходит ближе, примеривается запрыгнуть Настасье на колени, пролетает насквозь и озадаченно крутит мордой, торчащей из подола зелёного сарафана. Настасья смеётся и гладит его по макушке – ну, пытается, во всяком случае, – а потом ахает, и я присматриваюсь внимательнее. От её руки на драконий нос падает свет, так что становится видно зажатый в зубах полосатый стаканчик.

Дракон перепрыгивает на мои колени, роняет добычу в мою ладонь и брезгливо отфыркивается. Я заглядываю внутрь – стакан пуст, и непонятно, откуда Гошка вообще его вытащил. Магию-то он чует, да только какая из дракона экспертиза?..

Настасья наклоняется ближе и принюхивается. А потом словно бы уплотняется, протягивает руку и, к моему удивлению, берёт стакан двумя пальцами. Я и не знала, что духи так могут…

– Это же из моего автомата стакан, – снисходительно поясняет она, оценив выражение моего лица. – Я там много чего могу… Фу, дрянь какая!

Я едва успеваю подхватить падающий стаканчик. Настасья косится на него с выражением отвращения и страха одновременно, потом передёргивает плечами и долго смотрит перед собой.

– Я бы не смогла такое сделать при всём желании, – произносит она медленно. – Это человеческая магия. Сложная, сильная. Опасная.

– Всё-таки приворот?

Она неопределённо пожимает плечами, потом нехотя поводит ладонью над стаканчиком:

– Возможно… Я всё-таки не специалист.

Она щурится на дверь кабинета в другом конце коридора – специалисты сидят именно там. Не факт, что в зельях разбирается сам Морозов, зато его шеф точно в теме. С другой стороны, уж кто-кто, а начальник Департамента сертификации заклинаний, артефактов и зелий с приворотами ассоциируется слабо. Нет, про Кощеева у нас разные слухи ходят, конечно…

– Кощеи обычно красными девицами интересуются, а не добрыми молодцами, – говорю вслух. – Вот если б приворожили Алёну…

– Ну не скажи, – задумчиво тянет Настасья. – Лучше уж добрый молодец, чем такая вот жаба. Я вот в одном сериале видела… Что ты на меня смотришь так, нетолерантно?

Я возмущённо вскидываюсь, она хохочет.

– Давай сюда эту пакость, – говорит она наконец, и я ставлю стаканчик на протянутую ладонь. – Попробую переговорить кое с кем из знакомых… Не спрашивай, тебе знать не положено.

Пожимаю плечами. Мне и видеть-то её не положено, если уж на то пошло. Хорошо бы, конечно, провести официальную экспертизу, но в полицию идти пока что действительно не с чем. Не говоря о том, что заявление должен подавать сам пострадавший, в крайнем случае – его врач, если в анализах обнаружится что-то совсем уж запрещённое. Но даже если б заявление и было, брать официальные показания с духов – процедура нудная и сложная, а пустой стакан – так себе улика.

Нужны более весомые доказательства.

Перед тем, как зайти в канцелярию за утренней порцией корреспонденции, я нажимаю пару кнопочек на телефоне.

– Доброе утро, – сообщаю безрадостно и утыкаюсь в лоток с документами.

– Доброе утро, Катюш, – кивает Валентина Владимировна.

Остальные ограничиваются осторожным «привет» – все, кроме Алёны, разумеется. Она демонстративно утыкается в экран, но я отлично вижу её отражение в стеклянной дверце шкафа.

Гошка соскакивает с моего плеча и взбирается на стол к Олесе, потому что успел выучить, кто в этом кабинете хранит вкусняшки в тумбочке и не против поделиться с милым дракончиком. Та немедленно тает – а попробуй не растай, когда он таращится снизу вверх своими глазищами! – и начинает ворковать и сюсюкать. Атмосфера несколько разряжается, и через некоторое время Света решается нарушить молчание:

– Кать, а… Что там с Сашей?

Я вздыхаю, потом тихонько шмыгаю носом. С Сашей там, к счастью, всё хорошо. С утра его перевели из реанимации в обычную палату и даже разрешили телефон, о чём он мне лично сообщил голосом хриплым, но вполне бодрым. На следующей неделе, если анализы будут в порядке, даже обещали выписать. Но мне сейчас демонстрировать бодрость не нужно.

– Мы только знаем, что его на скорой увезли, – осторожно говорит Валентина Владимировна. – А что случилось, почему…

Повисает выжидательная пауза.

– Аллергия, – отвечаю, не поднимая взгляда. – Сильный приступ. Хорошо, что приехали быстро, а то ведь могли и не успеть…

Ещё одна пауза, в которую всем заинтересованным предлагается представить самостоятельно, что бы было, если б медицинская помощь не подоспела вовремя. Отражение Алёны в стекле прикусывает губу, но вопрос, которого я жду, задаёт Юля:

– А на что аллергия?

– На магию, – отвечаю я. Делаю паузу и добавляю: – Приворотную.

Девочки ахают. Валентина Владимировна печально кивает – она, похоже, в курсе. Логично, должен же он был кого-то предупредить, пока тут работал, просто на всякий случай.

Разговор прерывается появлением посетителя с бумагами. Я стараюсь не скрипеть зубами – вечно ковыряться в лотке с входящими я тоже не могу, уважительных причин торчать в канцелярии полдня у меня нет…

– Ох, ёлки зелёные, – говорит Юля, отворачиваясь от окошка. – У нас в колледже девчонки баловались подобными штучками, одна даже замуж успела выскочить, пока зелье не выветрилось… Страшно подумать, что могла бы вместо свадьбы – да на похороны!

– В тюрьму, – мрачно поправляю я. – Причинение смерти по неосторожности, статья сто девятая, часть первая.

Уголовное право у нас преподавали очень хорошо, до сих пор половину статей помню. Алёна в отражении злобно на меня косится, я подхватываю свои документы и оглядываюсь в поисках дракона. Гошка уже прикончил Олесину печеньку, но со стола не уходит – крутит головой, принюхивается, недовольно фыркает.

Света бросает быстрый взгляд на Алёну, а потом смотрит на меня и неожиданно подмигивает.

– Глупости это всё, – громко говорит она. – Если парень нравится, есть масса способов привлечь внимание и без магии.

– Ага, – говорю. – Например, дать лопатой по голове – и в ЗАГС связанным.

Девчонки смеются, Валентина Владимировна улыбается. Я тоже улыбаюсь и тихонько выдыхаю – наверное, я всё-таки зря боялась, что после раскрытия всех моих тайн придётся увольняться. Тему эту пока никто не поднимает, но вот чуть позже, пожалуй, можно будет и объяснить спокойно…

И тут не выдерживает Алёна.

– По мне, – говорит она, старательно глядя в свой монитор, – лучше уж решиться на приворот, чем стать старой девой с десятком… драконов. За свою любовь надо бороться – всеми способами!

Она с вызовом оглядывает коллег. Те смущённо медлят, вспоминая, видимо, все прочитанные любовные романы, где воспевалась эта идея.

– Это не любовь, – говорю уверенно. – Это эгоизм маленькой девочки, которая хочет новую куколку. Знаешь, такая: «Ма-а-ам, купи-и-и!» – и получасовая истерика на весь магазин.

Она наконец смотрит прямо на меня.

– Если я в детстве хотела куколку, – говорит снисходительно, – моя мама покупала мне всё и сразу. Это тебе, бедняжке, рассказывали, как нехорошо говорить «хочу», когда у родителей мало денежек. Грустно жить в нищете, правда?

– Ну так попросила бы у мамы и мужика тоже, – предлагаю зло. – Есть же такие, которые с любой готовы за деньги. В твоём случае, правда, деньги нужны очень большие, приворотное зелье наверняка дешевле. Грустно жить, когда ты сама нахрен никому не нужна, правда?

Алёна делает вдох – и вдруг мило улыбается.

– Не докажешь, – говорит она. – Ты просто меня терпеть не можешь, вот и выдумываешь всякое, чтоб настроить всех против меня. Я-то думала, что люди с возрастом умнеют, а ты как в школе дулась и обижалась, чуть слово тебе скажи, так и продолжаешь. Сама, небось, и подлила ему это зелье, ты ж с ним в кабинете сидишь, я его и не вижу почти.

Смотрит она прямо на меня, и от её улыбочки мне хочется кричать, пальцы холодеют, в затылке скапливается жаркое и колючее от осознания, что я всё-таки дура. Надо было не в лобовую атаку идти, а тихонько переговорить с девочками, может, удалось бы обыскать её вещи… Хотя тоже наверняка бесполезно, не стала бы она приносить зелье на работу после вчерашнего.

Гошка вдруг коротко рявкает. Я оборачиваюсь – а он смотрит на потолок, потом вдруг резко переводит взгляд на шкаф, на стену, потом соскакивает на пол и крутит головой, принюхиваясь, смотрит на Алёну, в два прыжка добирается до стола, заставив её отшатнуться, а потом…

Алёнина сумка падает с тумбочки. Из неё с мягким звоном выкатывается флакончик. Он замирает у моих ног, я машинально его подбираю, этикетка блестит, словно рыбья чешуя, прочитать почему-то никак не удаётся, и я смотрю на Алёну, и она на меня смотрит, и в глазах её страх, и злость, и вызов.

– Это не моё! Это ты мне подбросила… Дракон твой!

Лампы на потолке начинают мигать и потрескивать, я ощущаю пульс в кончиках пальцев и бегущий по спине холодок. Оглядываюсь на календарь, пытаясь посчитать, в какой день мне нужно было делать укол…

Алёна зло и резко взмахивает рукой, спихивая Гошку со стола, и тот с жалобным писком шмякается на пол.

У меня на миг темнеет в глазах.

Ближайший монитор отрубается со вспышкой.

Из-под стола тянет палёным.

Я роняю документы и флакон, изо всех сил стискиваю кулаки. Нет, только не снова, только не это, я могу держать себя в руках, могу, слышите?! Голова кружится, я вижу Алёнино лицо в рамочке из темноты – белое-белое лицо с распахнутым ртом и провалами глаз. Внутри ворочается что-то тёмное и злое, что-то, что нельзя выпускать, и я хватаю это за шкирку и мысленно рявкаю «нельзя!», потому что это мой дар, он должен меня слушаться, я должна его удержать, я сильная, я справлюсь. У меня слезятся глаза, и пальцы сводит, и я лишь на мгновение зажмуриваюсь…

А потом слышу короткий вскрик – и грохот падения.

Глава 7. О правах, решётках и картах

Иногда мне снятся сны – не кошмарные, просто неуютные. В них тёмные коридоры, пыльные бетонные полы, окна без стёкол, из которых видно пасмурное небо и пустыри с высохшей травой. Я брожу по бесконечным одинаковым комнатам и помню, что мне нужно отыскать кого-то, но все встречные люди незнакомы. Я не знаю, где выход, я не знаю, как здесь очутилась – знаю лишь, что кто-то идёт следом, отставая на один поворот, и боюсь обернуться…

В следственном изоляторе на полу вытертый линолеум и потрескавшаяся плитка, а на окнах решётки. Вот и вся разница.

Я хочу проснуться.

Полицейские вежливы, даже внимательны. Наверное, потому, что я без вопросов делаю что скажут. Какая-то часть меня цинично ухмыляется, мол, мальчики просто боятся опасной ведьмы и не хотят неприятностей, но мне почему-то хочется думать про соблюдение прав задержанных, законность, справедливость и всякое такое. К тому же устроить неприятности кому бы то ни было я уже не в состоянии.

Часы на стене показывают половину второго. Государственный защитник, совсем молоденькая девочка, нервничает больше меня. Я односложно отвечаю на вопросы, хотя и знаю, что ей-то нужно рассказать все подробности. Беда в том, что вспоминать подробности мне сейчас не хочется, совсем не хочется, потому что если я буду вспоминать, то меня накроет истерика, а эта долбаная магия…

Нет, не думать.

Магия надёжно заперта – сразу по прибытии меня осмотрел врач, взял кровь для анализа и сделал нужный укол. Наверное, нужный. Во всяком случае, согласие на медицинское вмешательство я подписала не глядя. Юрист во мне тихонько матерится, но это неважно, главное, что дар молчит, и девочка-адвокат ничем не рискует, и парни за дверью тоже.

Бездумно пялюсь в столешницу. Мои руки на тёмном дереве кажутся совсем белыми и хрупкими, цепочка между браслетами наручников сверкает в холодном свете лампы. Совсем недавно читала Пратчетта, и один из его героев уверял, что нужно быть очень вежливым со стражами порядка, потому как, если ты сам протянешь руки, это гарантирует, что их не скуют за спиной, что было бы весьма неудобно. В чём смысл наручников в моей ситуации, понятия не имею.

Начинаю перебирать звенья цепочки, они брякают по столу. Адвокат умолкает на полуслове и нетерпеливо вздыхает:

– Екатерина Павловна, вы ведь понимаете, что происходит?

Конечно, понимаю, дорогая моя. Я убила человека. Снова.

Успокоительное мне тоже дали, но истерическое хихиканье пробивается сквозь равнодушие и сонливость. Хочется кричать, хочется плакать, хочется царапать стены ногтями – судя по состоянию краски, кто-то до меня этим уже занимался.

Хочу домой.

С трудом фокусирую взгляд на бейджике адвоката:

– Анна Игоревна… Я плохо себя чувствую. Можно перенести наш разговор?..

Вместе с последним словом с губ срывается всхлип. Я не могу больше разговаривать, не могу здесь сидеть, заприте меня где-нибудь и дайте уже побыть одной, чтоб вас всех!..

Гошка, свернувшийся клубком в тесной проволочной клетке, вскидывает голову и тихонько свистит. В тюрьму драконам тоже можно, но так, чтобы не доставлять проблем окружающим. Он и не доставляет, сидит тихонечко, разве что иногда вскидывается и начинает крутить головой, будто кот, следящий за мухой. Я припоминаю, что в канцелярии он вёл себя похоже, но тут же запрещаю себе вспоминать и пытаюсь улыбнуться.

Губы словно одеревенели.

Анна Игоревна неуверенно пожимает одним плечом и принимается листать кодекс, пестреющий цветными закладками. Я пытаюсь вспомнить что-то из лекций по уголовному процессу, но их у нас было немного, а то, что запомнилось, выветрилось из головы сразу после зачёта, тем более что по работе мне это совершенно не нужно. А вот адвокат по уголовным делам наверняка скоро запомнит все эти сроки, нормы и права с обязанностями…

– Вас должны допросить в течение суток после задержания и в моём присутствии, – произносит она наконец. – Я могла бы попросить капитана провести допрос сегодня, и потом можно попробовать убедить его позволить вам уйти домой на ночь, под расписку, естественно…

Я резко перестаю хотеть домой. Потому что шеф наверняка уже сообщил обо всём родителям, и они приедут, а я…

Зажмуриваюсь и сглатываю:

– До результатов экспертизы мне лучше… побыть здесь.

Адвокат неодобрительно вздыхает, потом чем-то шуршит:

– Результаты экспертизы в самом лучшем случае будут завтра к обеду… ну ладно, как скажете. Я постараюсь зайти с утра, мы всё обсудим и решим, что говорить на допросе, хорошо?

Я чувствую, как тёплая ладонь касается моих пальцев, и открываю глаза. Адвокат тут же отдёргивает руку, но слегка наклоняется ко мне и даже пытается улыбнуться.

– Пока нет никаких доказательств, что в смерти Ильиной виноваты именно вы, – говорит она неожиданно твёрдо. – А презумпцию невиновности никто не отменял. Держитесь за это.

Я молча киваю и слежу, как она убирает в папку бумаги, застёгивает сумку, идёт к двери, переговаривается с охранниками. Так же молча встаю, когда рослый парень в камуфляже произносит: «Платонова, на выход». Молча иду за ним, зная, что второй где-то за спиной, и плитка под ногами позвякивает отколовшимися кусочками, а линолеум глушит шаги, а на зарешеченных окнах блестят обрывки новогоднего «дождика».

Снаружи снова валит снег.

Я хочу проснуться.

А на ужин в тюрьме макароны. С тушёнкой.

Гошка от них воротит нос, и специальный корм в отдельной мисочке ему нравится ничуть не больше – наверняка самый дешёвый. Меня уже предупредили, что за содержание дракона будет выставлен отдельный счёт, ибо государство обязано обеспечивать всем необходимым преступников, а не их домашних питомцев. Но корм, по крайней мере, есть, а клетку разрешают открыть – при условии, что я сама буду отвечать, если дракон кого-то цапнет.

Опасения, что меня тоже посадят в условную клетку с решёткой во всю стену, как показывают в кино, не оправдались: тут все стены нормальные, и дверь тоже, хотя и с решётчатым окошком. В камере стоят три железные двухъярусные кровати, под окном – стол со скамейкой, уголок с «удобствами» отгорожен невысокой стенкой. Напротив через коридор такая же дверь, за ней сидят какие-то нетрезвые мужики, которые при виде меня бурно радуются: пытаются знакомиться, пошло шутить и требуют «выглянуть в окошко». Я забиваюсь в дальний угол, который не просматривается сквозь решётки, и слышу, как один из моих сопровождающих что-то говорит «соседям». Пьяный голос удивлённо уточняет: «Че, правда? Офигеть!»

«Наверняка опасной ведьмой пугает», – думаю зло. Очень стараюсь не скрипеть зубами и ни на кого не смотреть, пока второй охранник снимает с меня наручники.

– Придержите зверя, – просит он, вынимая из кармана тонкий ошейник с длинной цепочкой.

– Он не кусается, – говорю машинально.

Полицейский хмыкает:

– Я тоже всем так говорю, когда гуляю с доберманом. Почему-то не верят.

Он с сомнением разглядывает драконью шею, потом застёгивает тонкое металлическое кольцо поперёк Гошкиного пуза. Тот удивлённо крутит мордой, пытаясь понюхать непривычное украшение. Полицейский цепляет второй конец цепочки к стоящей на столе клетке, улыбается и выпрямляется.

– У нас тут в основном вот такой контингент, – говорит он, кивая в сторону коридора, и мне слышатся извиняющиеся нотки. – Вы не бойтесь, к вам мужиков не посадят, а эти в целом смирные, и дежурный рядом, если что.

Не хочу представлять себе это «если что».

– Спасибо, – выговариваю хрипло.

Он чуть приподнимает брови, потом кивает и удаляется. Я слышу, как в замке поворачивается ключ, выжидаю полминуты, а потом стягиваю сапоги и с ногами влезаю на койку. Заворачиваюсь в серое шерстяное одеяло, прислоняюсь спиной к стене, закрываю глаза и чувствую, как Гошка, звеня цепочкой, влезает мне на плечи и затихает.

Не хочу думать. Ни о чём.

Успокоительное всё-таки действует, я успеваю задремать и проспать часа три-четыре. Потом приносят те самые макароны и горячий чай, и я потихоньку пытаюсь соображать о случившемся.

Получается плохо.

Нельзя было идти на конфликт, нельзя было ругаться, нельзя было поддаваться на провокацию этой… Нет, я даже мысленно не могу назвать имя и не разреветься. Стискиваю зубы, запрокидываю голову, нет, не сейчас… Я ни в чём не виновата, и ничего такого я не хотела, и да, разозлилась, но нет, у меня даже мыслей не было, чтобы решить проблему настолько радикально. Да, она дура и стерва… была, во всяком случае, но ведь это не повод!

«Ты просто меня терпеть не можешь, – звучит в голове знакомый капризный голос. – Как в школе…»

Как в школе.

Закрываю лицо ладонями. Со школы прошло столько лет, а я…

Всё ещё её ненавижу.

Как тогда.

Больше, чем тогда, потому что сейчас она устроила мне куда большие проблемы. А презумпция невиновности – отличная вещь, которая работает с другими людьми, вот только договориться с собственными комплексами куда сложнее.

Интересно, сможет ли Сашка теперь сказать, что меня не боится?

Я вот боюсь.

От размышлений меня отрывает шум в коридоре: визгливые женские голоса поют, хохочут и огрызаются на охрану. А потом дверь распахивается настежь, и камеру заполняет цыганский табор: цветастые юбки и платки, звон украшений, смех, запахи дыма, духов и алкоголя. Тут же становится шумно и тесно, мужики напротив оживляются, три смуглые девицы помоложе бойко им отвечают через окошко – я понимаю в лучшем случае половину слов, не считая мата. Охранник что-то рычит насчёт порядка, но кто б его, беднягу, слушал…