Лунная тень 1. Тосканские холмы

Глава 1. Эрфиан

… да будут ваши дома преданы огню, да будут ваши жены лить слезы по своим мужьям, и да будут ваши дети отданы в жертву чужим богам. Да не взойдут на этой земле посевы, да будет у вод этих рек и озер вкус пепла и крови. И да будет проклят воин, чье оружие обратится против моего народа.

Страницы из трактата о великих полководцах, посвященные деяниям Кохабы, первой темной эльфийки из рода янтарных Жрецов. Были убраны в процессе редактирования книг после Великой Реформы.

Темный Храм

– Господин Магистр примет тебя через несколько минут, Великий.

– Большое спасибо. Я терпеливо жду.

Молодой вампир-слуга откланялся и скрылся за одной из внутренних дверей. Гость положил руки на колени и окинул приемную Магистра медленным взглядом. Старший каратель Эрфиан сидел в этой комнате с утра. Слуга, изредка выходивший к нему, произносил фразу «господин Магистр примет тебя через несколько минут, Великий», а потом исчезал. Для того, чтобы появиться снова и сказать то же самое.

Наверное, виновато особое время Темного Храма. Эрфиан успел отвыкнуть от того, что здешние жители никуда не торопятся. Авиэль напустил тумана, сначала послав гонца со свитком и отказом от ответного письма, потом – настоятельной просьбой явиться лично и в одиночестве. Эрфиану пришлось сменить удобную и просторную одежду из шелка, к которой он привык еще со времен жизни в пустыне, на кожу, облачение воинов и вечных странников. После нескольких дней в седле спина болела нещадно. Он мог думать только о горячей ванне. А еще он был голоден. Но в этом месте еду мог добыть только обычный вампир. Инкубы предпочитали более изысканные угощения.

Что, во имя всех богов, понадобилось Магистру? Эрфиан не так давно разобрался с последним поручением Киллиана и намеревался передохнуть. От посещения очередного заседания совета Тринадцати можно было отговориться, но аудиенция у Авиэля – дело другое.

Стайка пыльных демонов, маленьких созданий, похожих на грязные мохнатые шары, выбралась из-под второго кресла и прошествовала под стол. Эрфиан брезгливо поморщился. Когда настало время покинуть их с Авироной убежище и приступить к обязанностям старшего карателя, новое место жительства он выбирал недолго. Замок вампирши Нави, под которым когда-то стоял Хошех, город Следопытов, до сих пор принадлежал ему, но Эрфиану не хотелось прятаться за неприступными стенами.

Пронизывающие ветра с залива, холодный камень, бесконечные подземелья. И мелкие темные существа вроде пыльных демонов, к которым он питал отвращение. Живописная Тоскана – другое дело. Зима там невыносима – после обращения Эрфиан начал ненавидеть зиму – зато лето восхитительно, да и осень тоже. А о весне можно писать баллады. Наверное, он бы писал их, если бы умел. Но Эрфиан предпочитал более практичные способы восхищения. Он любил показывать Авироне цветущие поля, фруктовые деревья в своем саду и слушать в ее обществе песни утренних птиц. Ему нравилось видеть ее улыбку.

Дверь кабинета Магистра открылась, и появившийся на пороге Авиэль сделал гостю приглашающий жест.

– Знаю, пришлось немного подождать. Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили комнату и позволили отдохнуть до завтрашнего утра.

– Время пролетело незаметно, господин Магистр.

Авиэль занял место за своим столом и кивнул на свободное кресло. В белой мантии он выглядел привидением. Сходства добавляли длинные серебряные волосы и прозрачные глаза. Воздух Темного Храма высасывает силы из всех, кто тут появляется. Хотя вряд ли в таком древнем вампире, как Авиэль, остались силы. Ему и пища не требуется так часто, как другим обращенным.

– От комнаты не отказываешься, – заметил хозяин кабинета.

Эрфиан почтительно склонил голову.

– Отдых мне не помешает, господин Магистр. Я ехал долго и практически без остановок. В древние времена мы предпочитали передвигаться пешком…

Авиэль взял со стола несколько свитков и положил их перед собой.

– У меня есть для тебя поручение, Эрфиан.

– Я слушаю, господин Магистр.

– Как ты знаешь, в землях, которыми сегодня управляет Дана, есть вампирский клан.

– Да, господин Магистр. Клан Викинга Вильгарда.

– Ты знаком с ним?

– Да… – Эрфиан замялся. – Пару раз я сопровождал Дану на церемониях инициации.

– Насколько мне известно, ты знал Вильгарда еще в те дни, когда не носил на пальце перстень служителя Равновесия.

– Мы были стратегическими союзниками.

И, возможно, стали бы друзьями, если бы не одно обстоятельство, связанное с Авироной.

– Тогда ты знаешь, что клан у Вильгарда большой, и они дружны с Орденом. Но в последнее время в тамошних землях неспокойно. Появились Незнакомцы, вампиры охотятся на темных и светлых эльфов, жрецы культа сладострастия ведут себя чересчур шумно… Авиэль примирительно поднял руки, и на его губах появилась слабая улыбка. – Я помню, что ты исповедуешь их веру, не воспринимай эти слова на свой счет. Беспорядки привели к тому, что отношения между Орденом и кланом Вильгарда накалились.

– Боюсь, я не понимаю, господин Магистр.

Собрав в кучу лежавшие перед ним пергаменты, Авиэль подвинул их к Эрфиану.

– Вот доклады Даны касательно того, что там происходит. Она воительница, и ей нет равных, когда речь заходит о боях. Но сейчас нужен не воин, а миротворец. Существо, способное говорить с каждым на его языке и решать проблемы, а не создавать их.

С этими словами Авиэль протянул собеседнику еще один свиток. Его, в отличие от остальных, скрепляла лента с печатью Магистра – двумя змеями, сплетенными в клубок.

– Я назначаю тебя хранителем тамошних земель, старший каратель Эрфиан. Мой приказ вступает в силу с этой минуты. Первое время ты будешь править совместно с Даной. А потом земли будут принадлежать только тебе. Она останется рядом в качестве советника.

Эрфиан сломал печать и развернул пергамент. Он перечитал написанное один раз, потом – еще раз. И протер бы глаза в попытке понять, не мерещится ли ему, но такое поведение было бы оскорбительным.

– Огромная территория.

– Вторая по величине после земель старшего карателя Елены по ту сторону Большой воды.

– Это большая честь, господин Магистр. Но не уверен, что смогу оправдать доверие. Я никогда не был правителем. Я советник.

Авиэль поднялся и прошелся взад-вперед по кабинету.

– Все знают, кто на самом деле правил деревней янтарных Жрецов, – сказал он. – Ни Анигар, ни Нориэль и шагу не могли ступить без твоих советов. Решения зачастую принимал ты – они их просто озвучивали. Кроме того, каратели не правят. Они регулируют. И ты займешься тем же самым. Инициации, законы, прием просителей, беседы со Жрецами темных эльфов, королями светлых эльфов и главами кланов. Ты успокоишь их, потому что я не знаю другого существа, которое смогло бы это сделать.

– Что насчет старшего карателя Весты?

– Веста – женщина, Эрфиан. Скольких глав клана-женщин ты знаешь?

– Ни одной, – признал гость. – Но старший каратель Елена – тоже женщина.

Вместо ответа Авиэль хмыкнул и снова сел. Эрфиан еще раз пробежал глазами приказ.

– У меня есть последний вопрос, господин Магистр.

– Слушаю.

– Что об этом думает Дана?

Авиэль сцепил пальцы в замок и посмотрел на заваленный письмами стол.

– Мы рассматривали этот вариант, но к согласию не пришли. Часть твоей миссии – договориться с ней.

Не нужно было обладать особо живым воображением для того, чтобы представить, как разозлится Дана. И неизвестно, что хуже – ее ярость или ярость главы клана, чьих вампиров несправедливо (или справедливо) обвинили в нападении на сородичей.

– Даю тебе полную свободу, старший каратель Эрфиан, – подытожил Авиэль. – Все средства хороши. – Он взял со стола колокольчик, и в дверях появился слуга. – Распорядись, чтобы гостю приготовили покои и горячую ванну.

***

Тоскана

– Так и сказал? «Я назначаю тебя хранителем этих земель»?

– И с таким официальным видом, что я растерялся.

Авирона пригубила вино и посмотрела на белесый дым, поднимавшийся из курильницы с благовониями. Она стояла у распахнутого окна в последних лучах заходящего солнца. На ней было скромное белое платье, в котором она походила на деревенскую девушку. Впечатление портила только изысканная высокая прическа. Шею создательницы украшала подвеска с маленьким сапфиром в оправе из темного золота.

– Подарок Вильгарда? – спросил Эрфиан.

Он сидел за столом на расстоянии вытянутой руки от гостьи. Так близко, что мог почувствовать ее запах. Самый родной в двух мирах. Как жаль, что она уедет утром. Он знает, что шумные пиры на вилле ей не по душе, но она еще не пробовала инжира и апельсинов из первого урожая…

– Что? – переспросила Авирона.

Эрфиан привстал и потянулся к подвеске. Его пальцы тронули прохладную кожу на шее создательницы.

– Украшение, – уточнил он. – Подарок Вильгарда?

– Нет, – улыбнулась она. – Подарок знакомого вампира.

– Я его знаю?

– Не думаю.

– Он богат, и у него неплохой вкус. Лучшего поклонника для тебя я пожелать не могу.

Авирона рассмеялась.

– Я купила это украшение у странствующего торговца. Порой мне кажется, что ты никогда повзрослеешь, Эрфиан.

– Хорошо. Я лично позабочусь о том, чтобы отравить следующего вампира, который подарит тебе украшение. Это достаточно взрослый поступок?

– Это поступок, характерный для первого советника Эрфиана, темного эльфа из деревни янтарных Жрецов. Я подарила жизнь новому Эрфиану.

– В чем я провинился на этот раз, создательница? Мое внимание слишком назойливо? Ты могла бы отпустить меня так, как это делают отцы и матери карателей.

– Я не отпущу тебя, Эрфиан. Я слишком хорошо знаю, каково это – тосковать по существу, чье лицо и имя ты забыл.

– Ты не думаешь, что это жестоко – давать надежду?

Авирона сделала шаг к столу и взяла с блюда гроздь винограда.

– Надежду на что? – поинтересовалась она.

– На то, что когда-нибудь ты пробудешь рядом чуть дольше, чем обещаешь.

– О боги, – раздосадованно покачала она головой. – Я не понимаю, в чем причина – в твоей природе? Или все молодые вампиры такие? Но ты уже не молодой вампир!

– Молодой, глупый и готовый на любые безумства, которые придут в голову моей госпоже, – возразил Эрфиан. Он взял Авирону за руку и поцеловал ее пальцы. – Не принимай мои слова всерьез. Лучше скажи, что мне делать.

Она заняла второй стул, допила вино и принялась за виноград.

– Вступать в должность хранителя. Это тяжелая работа, но тебе она пойдет на пользу.

– Пара сотен просителей – и я сойду с ума.

– Нет ни одного карателя, которому бы нравились все его обязанности. Будут скучные просители и не менее скучные инициации – но будут и переговоры с вампирами и другими темными существами, которые ты любишь.

Эрфиан отложил перо и взял свой кубок.

– Дана приедет через несколько дней, – сообщил он. – Я чужак, который явился из ниоткуда и забирает у нее власть.

– Вы будете править вместе. Если она не глупа – а она не глупа, я знаю, потому что была ее наставницей – то все поймет. – Авирона помолчала и неохотно добавила: – Пусть и не сразу.

– Представляю, как она будет носиться по двору с воплями «я оторву тебе голову».

– Авиэль сказал, ты можешь делать все, что сочтешь нужным, – напомнила создательница.

– Средства против взбешенной Вавилонянки Даны нет даже у меня.

– И это говоришь ты, Эрфиан? Я удивлена.

На несколько мгновений комната погрузилась в тишину.

– Думаю, это план на самый крайний случай, – наконец сдался Эрфиан.

– Она красивая женщина, а ты – существо, чья природа располагает к подобным… планам.

– Ты так спокойно говоришь о том, что мы с ней можем оказаться в одной постели.

Авирона наблюдала за тем, как Эрфиан наполняет ее кубок вином.

– Я должна ревновать?

– Создатели лишены подобного инстинкта, когда речь заходит об их детях?

Она сделала пару глотков вина.

– Твое здоровье, старший каратель Эрфиан, новый хранитель здешних земель.

– Твое здоровье, моя госпожа.

Глава 2. Лотар

Иудея, Палестина

Если перейти горы и пустыню, которая простирается за ними, а потом идти еще не одну луну, утомленный странник приблизится к воротам города из белого камня. Он настолько древний, что его жители успели воздвигнуть целых два храма, второй – на останках первого. От второго сегодня осталась лишь одна стена. Смертные, почитающие чужеземного бога, верят, что когда-нибудь возле нее воздвигнут третий храм. Это произойдет в те дни, когда придет Спаситель, мертвые восстанут из могил, а добро и зло сойдутся в великой битве на горе Мегиддо. В священной книге смертных эти события были описаны в мельчайших подробностях.

Лотар много раз слышал эту легенду от хранителя знаний и не уставал поражаться наивности веривших в нее эльфов.

Город этот назывался Иерусалимом, а смертные, жившие там, называли себя иудеями и говорили на арамейском языке, звучавшем так, будто они набрали полный рот камней и безуспешно пытаются их выплюнуть. Иудеи почитали чужеземного бога, но поселились в месте, названного в честь бога языческого. Эльфы-воины, отправлявшиеся в походы на тамошние территории, говорили, что Мегиддо – никакая не гора, а небольшой холм, и вряд ли добро и зло назначат великую битву в таком глупом месте. А если битва состоится в субботний день? Иудеи пропустят все веселье. По субботним дням чужеземный бог приказал им не делать никакой работы и не выходить из дома без особой на то нужды. Им запрещалось даже писать на пергаментах. И как, скажите на милость, они узнают о битве добра и зла?

Если бы Лотару позволили выбирать, в каких богов верить, он выбрал бы чужеземного бога иудеев, потому что бог, приказывающий своим последователям не работать (пусть бы и только в субботний день), заслуживает всяких похвал. Не то что глупые первые боги, в храм которых он с самого утра носил кувшины с маслом для ламп. Сами ни разу за свою бессмертную жизнь не работали, даже пальцем не двинули, сидят себе в бархате и шелках, указывают другим, что делать.

В богов Лотар, разумеется, не верил, но гнева жриц побаивался. Плетки они далеко не прячут. И плевать хотели на то, что он сын одного из советников Жреца Орлина, правителя деревни. На полную и новую луны все эльфы носили в храм и кувшины с маслом для ламп, и мешки с благовониями, и блюда для праздничных угощений, и вино, в том числе, янтарное, самое редкое и дорогое. А еще – самое крепкое. Как-то раз, будучи еще юношей, Лотар не удержался и хлебнул прямо из ритуального кубка. Вино оказалось вкусным, но за глоток пришлось дорого расплатиться. Ему всыпали два десятка палок и заставили собирать апельсины под палящим солнцем.

Жара была нестерпимой. Воздух превратился в кипящую лаву, каждый вдох обжигал легкие. Как их предки выживали в Великой Пустыне?.. Все знали, как. У них была магия. Самая сильная в двух мирах.

Лотару и его ровесникам такие истории казались сказками, но в Темном мире правда слишком тесно переплелась с выдумкой. Давным-давно, в те дни, когда не существовало ни Ордена Темной Змеи, ни служителей Равновесия, созданий, которые сегодня пишут законы и наказывают нарушителей, вампиры не имели власти. Они походили на животных: дикие, свободные хищники, охотники, пьющие кровь и боящиеся солнца. Они не жили в кланах, не носили дорогую одежду, не считали золотые монеты в казне.

Миром правили темные эльфы с голубой кровью, которых называли янтарными Жрецами из-за цвета глаз. Янтарные Жрецы жили в деревне в центре Великой Пустыни, и деревню эту защищала их магия. Деревья в лесах вокруг цвели и плодоносили, в реках хватало чистой воды, никого не донимала жара. Деревней управлял вождь, а его жена вела за собой армию, которая наводила ужас на смертных, обращенных и необращенных. Янтарные Жрецы поклонялись пятидесяти богам, которых называли первыми.

Хранители знаний говорят, что падение янтарных Жрецов началось в тот день, когда Нааман, старший сын одного из вождей, отказался занять место отца и ушел в Темный Храм. Там он научил первого вампира не бояться солнца, а впоследствии создал новых служителей Равновесия. Не вампиров, как раньше, а наполовину обращенных, наполовину людей. Существа с жестокостью обращенного и сердцем смертного, так их называют, хотя насчет последнего Лотар бы поспорил – каратели, которых ему довелось встречать, вместо сердца имели камень. Работа Наамана положила начало затянувшейся войне между его «детьми» и обыкновенными вампирами. Эту войну в исторических книгах назвали Великой Реформой, и в пролитой за несколько веков крови утонул старый порядок.

Позже из руин поднялся новый Темный мир. Орден, когда-то – разрозненный, сегодня – сильный и могущественный, держал власть железной рукой. Точнее, руками. Двенадцатью парами рук совета Тринадцати, созданий, к которым следовало обращаться не иначе как «Великий» и «Великая». Вампирам запрещалось дарить бессмертие слишком большому количеству людей. Все темные существа должны были проходить особый обряд, инициацию, официальное признание права на существование. Орден одобрял или запрещал культы. Устанавливал законы. Карал нарушителей. С точки зрения Ордена, история Темного мира началась после Великой Реформы. Существо, рискнувшее упомянуть о прошлом, могло навлечь на свою голову неприятности. Самый строгий запрет накладывался на упоминание о янтарных Жрецах.

Орден всегда правил миром. Эльфы с янтарными глазами, жившие посреди цветущей пустыни – забытая сказка из древних времен.

Каратели были жестоки, но не глупы. К тому времени, как деревню янтарных Жрецов сравняли с землей, их потомки разбрелись по миру. В основном, эти эльфы были полукровками, но встречались и другие. Такие, как Орлин, сын янтарной Жрицы Энлиль и ее брата Ксаора. Первый советник Ирфин, янтарный Жрец по матери. Отец, внук Наамана. Лотар и его брат Нофар. Мечтой Орлина было возрождение культа первых богов, и Орден, хорошенько поразмышляв, решил, что вреда не будет. Деревня затеряна в горах, Темный Храм рядом, если кто-то решит поднять мятеж – ему же хуже. Пусть эльфы займутся делом. Пусть молятся и пытаются вырастить плодоносные деревья на камнях. Законов они не нарушают.

Жрец Орлин и Натанаэль, дед Лотара и Нофара, построили первые шатры в этих землях, нашли первые источники питьевой воды и приняли первых эльфов, которые скитались по свету и искали дом. Некоторые говорят, что с ними был еще и брат Натанаэля, Герелен Пепельный Жрец, но потом он поссорился со всеми и ушел в неизвестном направлении для того, чтобы основать собственную деревню (возможно, и основал, но никто не знал, где она находится). Несколькими веснами позже в деревне появился Ирфин. Тогда он еще не был первым советником. Он был чужаком, которого все сторонились. Никто бы не принял Ирфина за сына янтарной Жрицы Энлиль: светлокожий, с тонкими чертами лица, он все же отличался от нее так, как день отличается от ночи. А еще у него были темно-синие глаза. Все знают: у обращенных не бывает темно-синих глаз, даже если в них течет кровь янтарных Жрецов.

Ирфин принес письмо от Энлиль. Орлин, которому он приходился братом по матери, узнал ее почерк и принял странника, но долго ему не доверял. Синеглазый чужак был ходячей загадкой: воспитывался жрицами в храме Лунной сестры, но владел несколькими наречиями, умел писать и считать, в схватке мог уложить на лопатки самого сильного воина, говорил складно, как эльф из благородной семьи. И эта его магия… об этом лучше не думать.

Весна сменяла весну, Темный мир восстанавливался из руин, деревня расширялась, на свет появлялись дети. Орлин и Натанаэль возродили культ янтарных Жрецов, оставив от пятидесяти богов половину, и воздвигли в их честь храм, величественное каменное сооружение. В храме было около сотни служителей, больше половины – женщины. Не самая завидная доля, по мнению Лотара. Целый день они либо зажигают масляные лампы, либо подметают полы, либо перекладывают священные книги или переписывают их. Молятся на рассвете, молятся на закате, молятся по ночам. А в праздничные дни вовсе не выходят из храма. Они дают обет безбрачия, обещают богам, что не прикоснутся к деньгам и вину, носят простую одежду и изнуряют себя постами. Нужно быть лишенным разума для того, чтобы выбрать такую жизнь. Но Нофар мечтал о том, чтобы стать жрецом, чуть ли не с самого детства.

При рождении он опередил Лотара на несколько минут. Какими разными могут быть дети, рожденные от одного лика луны!.. Нофар рос тихим и скромным, начал говорить много позже брата. Они должны были поделить таланты поровну, но Лотару не досталось ничего. Нофар же получил все. Его любил отец. Им восхищались наставники. Он преуспевал во всем, за что брался.

Он мог бы занять место отца и стать советником. Место Ирфина во главе совета. Но интересовало Нофара только одно: культ. Боги. Священные книги. Молитвы. Посты. Как-то раз во время семейного ужина он заговорил об этом – и отец, как всегда, одобрил его решение. Мать расстроилась, но не сказала ни слова против. Во-первых, потому, что отцу она никогда не перечила. Во-вторых, потому, что Лотара любила больше, чем второго сына. Нофар с его мечтами и разговорами о богах казался ей чужим.

– Здравствуй, Лотар. Я тебя искал. Главная жрица попросила наполнить лампы в малом святилище. Не уноси этот кувшин. Мы воспользуемся им.

Братец легок на помине. Он, в отличие от остальных, готов таскать масло сутки напролет. Очередная возможность послужить его любимым богам.

– Что на тебе надето? – осведомился Лотар, оглядывая просторный балахон из грубой ткани, перехваченный на талии поясом из свитых в косу веревок.

Нофар недоуменно поднял брови.

– Вечером я присоединюсь к жрецам, которые будут вести торжественную службу в храме. Я говорил об этом за ужином двое суток назад.

Лотар поставил на землю кувшин с маслом.

– Припоминаю. Весь следующий день мама ходила как в воду опущенная.

– Она злилась на тебя за то, что ты опоздал.

– Она не сказала мне ни слова.

– Я видел, как она на тебя смотрела.

– С любовью, как и всегда. Завидуешь?

Нофар повел плечами, будто говоря «как скажешь, я со всем согласен».

– Почему бы тебе не пойти в храм со мной?

– Боги меня сохрани от молитв.

– Можешь не молиться. Я попрошу главную жрицу, она позволит тебе присутствовать. Будешь разносить угощения и разливать ритуальное вино…

Лотар взвалил на плечо кувшин с маслом.

– Благодарю, но уж лучше я поем на пиру вместе со всеми, а потом буду танцевать с девушками.

– Кстати, я видел Дею в малом святилище. Очень удивился: обычно она не появляется там днем.

Стоило Нофару произнести это имя – и ноги понесли Лотара к храму помимо воли хозяина.

– Надо же, – бросил он через плечо брату, который едва за ним поспевал. – Я был уверен, что она не заглядывает в храм.

– Она бывает там ранним утром, иногда приходит по ночам.

– Согрешила с одним из ваших жрецов и пришла сюда замаливать грехи? – хохотнул Лотар. – Ведь чужеземным богам до такого нет дела.

***

Дея сидела, скрестив ноги, на полу в прохладном сумрачном помещении малого святилища. Платье из легкой ткани окутывало ее тело, длинные каштановые волосы свободно лежали на плечах, шею украшало ожерелье из черных камней. Взгляд изумрудно-зеленых глаз был сосредоточен на одном из светильников. Услышав шаги, Дея встрепенулась и посмотрела на братьев. Ее губы тронула улыбка. Сердце Лотара подпрыгнуло к горлу, ладони, обхватывавшие бока кувшина с маслом, вспотели, и он торопливо поставил ношу на землю.

Прекрасная Дея – так называли эту женщину в деревне. Боги создали ее на беду всем мужчинам, которых она встречала на своем пути. Когда-то, еще до рождения Лотара и Нофара, она жила в шатре отца. Наверное, он женился бы на ней. Возможно, у них даже появились бы дети. Но этому не суждено было случиться, потому что между отцом и Деей встал первый советник Ирфин.

Историю о том, как долго он ее добивался, в деревне знал каждый. К тому времени первая жена Ирфина умерла от незнакомой болезни. Завидный богатый жених. Ему вешались на шею все, от простушек до дочерей Орлина. Женщин не пугало даже то, что Ирфин не имеет привычки к кому-то привязываться и не торопится обзаводиться очередной женой. Он бы продолжал так жить, если бы не Дея. Тогда первый советник был уже немолод, но это не помешало ему влюбиться по самые уши. Так влюбляются юные эльфы, впервые встретив красивую девушку.

В чувствах, которые испытывал Ирфин к Дее, было что-то нездоровое. Он забыл про других женщин, не спал и не ел. Весь мир для него сосредоточился в зеленых глазах красавицы. Смешно сказать – не янтарной Жрицы и даже не полукровки, а дочери пастуха. Дея раз за разом давала ему понять, что у него нет ни шанса, и первый советник разве что не плакал от отчаяния, но в итоге добился своего и покрыл ее плечи плащом на свадебной церемонии. После этого другие мужчины для дочери пастуха перестали существовать. В деревне шутили, что Ирфин ее околдовал. Она смотрела только на него, улыбалась только ему и принадлежала только ему. А их дети были такими красивыми, что это казалось наваждением.

– Лотар, – сказала Дея.

Из ее уст его имя, которое он ненавидел, звучало как самая чарующая в двух мирах музыка. Он бы отдал все за то, чтобы она произносила это каждый день, обнимая его в постели.

– Я сказал брату, что удивлен – обычно госпожа не приходит в храм в такой час, – нарушил свое молчание Нофар.

Дея взглянула на него с прохладным интересом.

– Разве главная жрица не говорила тебе о моем желании принять вашу веру?

– О. – Нофар бросил короткий взгляд на Лотара. – Нет.

– Ничего страшного. – Ее губы снова тронула улыбка, за которую любой мужчина убил бы с десяток соперников голыми руками. – Теперь ты знаешь.

– Я рад, Дея. Что думает по этому поводу первый советник?

Она повела изящным плечиком, и легкая ткань поползла вниз, обнажая смуглую кожу. Странно, что на ее родине не поклонялись богине Охотнице. Если бы там почитали госпожу снов, Лотар решил бы, что она выпила несколько кубков черного вина перед тем, как подарить жизнь этому созданию. Только пьяный бог может дать такое тело дочери пастуха. Она должна была родиться уродливой, неказистой и угловатой.

– Ты сам знаешь, как Ирфин относится к богам. К любым богам.

– Знаю, – кивнул Нофар. – Прошу прощения, мы нарушили твой диалог с… – Он посмотрел на бархатную подушечку для подношений, лежавшую у стены, и прочитал вышитое там имя. – С богиней Энлиль.

– Я дожидаюсь жриц. Мне нужно подготовиться к церемонии. Мы пойдем к озерам для того, чтобы совершить омовение.

Дея поднялась и поправила вышитый жемчугом пояс, обхватывавший ее бедра. Она родила троих детей, но оставалась стройной, как молодой куст лунной ягоды. Нет, богов не существует. А даже если и существуют, то все они мерзавцы. Первый советник Ирфин должен был довольствоваться случайными девками и умереть в своем шатре в одиночестве от старости. Или от жуткой болезни, помучившись перед смертью. Но вместо этого ему достался такой чудесный подарок.

Он ее не заслужил. У него нет права даже подносить ей вино на пиру. Нет права даже целовать следы ее ног. Она должна была достаться ему, Лотару. Или боги над ним недостаточно поиздевались, отдав все таланты брату?!

Помимо всего прочего, для Ирфина она слишком молода. О, с каким бы удовольствием он его убил! Но на поединок первого советника вызвал бы только лишенный разума. Все знали, как он владеет парными клинками. У многих воинов одна рука все же была слабее другой, но только не у Ирфина. Он одинаково владел обеими. А на крайний случай у него было припасено самое жуткое оружие. Лотар только однажды видел эту магию, но запомнил навсегда.

Что же. Пусть идет со своими жрицами и совершает омовение. Он увидит ее вечером на пиру. Еще одна возможность полюбоваться женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать. Главное – не смотреть слишком пристально. Уж очень быстро первый советник выходит из себя.

– Я буду присутствовать на церемонии сегодня вечером, моя госпожа, – поклонился Дее Нофар. – Еще одна эльфийка разделит веру наших предков. Пусть боги даруют вам с первым советником еще детей, и пусть ваша любовь крепнет.

В глазах Деи светилось искреннее обожание. Лотару захотелось подскочить к ней и влепить пощечину.

– Благодарю, Нофар. Пусть они тебя услышат.

***

Жрец Орлин, обычно немногословный, говорил, не умолкая, а гости, сидевшие за столом, слушали с преисполненным почтения видом. Никто не выказывал ни намека на нетерпение. Наверное, в свое время именно так начинали свои пиры янтарные Жрецы. Пока вождь не закончит и не сядет на место, ни один из сотрапезников не шелохнется, будь то слуги, благородные эльфы из правящей семьи или вампиры, которых пригласили на ужин. Хранитель знаний рассказывал, что Анигар Справедливый, носивший обруч Жреца последним, страшно гневался, если замечал чьи-то невнимательные глаза или, не приведи боги, чей-то зевок.

У Орлина кровь была не такой горячей, как у Анигара, но Лотар старался не зевать и изображал интерес.

– Все мы знаем, как тяжело приходится нашему народу в новом мире, – говорил Жрец. – У нас больше нет ни могущественной магии, ни сильной армии. Все, что нам оставила Великая Тьма – это наша вера. Первые боги отделили свет от тьмы и мир смертных от Темного мира. Они существовали еще в ту пору, когда люди не умели ходить на двух ногах и питались сырым мясом. Первые боги подарили жизнь нашим предкам, янтарным Жрецам. И, пока мы помним о богах, мы остаемся сильными. Сегодня в храме несколько эльфов принесли священный обет и ступили на путь, который нам указали наши предки. В их числе – прекрасная Дея, супруга первого советника Ирфина.

Первый советник, сидевший по правую руку от Орлина, не повел и бровью. Казалось, он вообще не слушал утомительные речи Жреца. Дея улыбнулась.

– Означает ли это, что нам придется произнести свадебную клятву еще раз, мой Жрец? – спросила она.

– О нет, – рассмеялся Орлин. – Думаю, боги услышали с первого раза.

– Вот какой вопрос занимает мои мысли, вождь Орлин. Почему ваших богов называют первыми?

Произнесшее эти слова существо внешне походило на юношу. Золотые кудри были растрепаны, фиалковые глаза смотрели на Жреца с любопытством ребенка, которому рассказывают увлекательную историю. Ирфин, услышав этот вопрос, поморщился и упер взгляд в свою тарелку. Причина недовольства первого советника заключалась в том, что гость был вампиром. Древним вампиром, странником, который пару дней назад оказался около деревни и попросил приюта. Янтарные Жрецы впускали в свой шатер всех, и Орлин тоже решил сделать широкий жест. Вампира звали Дит Сновидец, он был скромен и вежлив и никакой угрозы не представлял. Но первый советник Ирфин ненавидел обращенных. Интересно, что они ему сделали? Напали, обидели? Да он сам кого хочешь обидит. Может, ему отказала вампирша?

Задумавшись, Лотар не сразу заметил, что смотрит на Ирфина в упор. Первый советник на мгновение поднял голову и одарил его холодным взглядом темно-синих глаз, после чего повернулся к своей жене и сказал ей что-то на ухо. Дея рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Лотар уже в который раз отметил, какие маленькие у нее руки. Перстень с янтарем, подаренный ей Ирфином в ночь венчания, она носила не на безымянном, а на среднем пальце, как было принято у Жрецов.

– Здесь присутствует тот, кто знает о богах все, – сказал Орлин и жестом предложил Нофару ответить на вопрос.

Брат встрепенулся и оглядел присутствующих. Мать, расположившаяся рядом, в знак поддержки погладила его по плечу. Когда Нофару предлагали произнести что-то за столом, да еще при таком количестве народу, он приходил в ужас.

– Правнук Жреца должен знать о богах все, – улыбнулся Дит Сновидец. –Почему ваших богов называют первыми, юноша?

– Потому что они появились до того, как появился мир. До того, как появился свет. Они жили в те времена, когда здесь царила тьма.

– Разве тьма может существовать без света?

– То была тьма незнания и отсутствия веры.

– Но незнание не существует без знания, а отсутствие веры можно заметить только тогда, когда есть вера. – Дит Сновидец склонил голову на бок. – Если ты живешь во тьме и не видел света, будешь ли ты искать свет? Ты не знаешь, что он существует.

Жрец Орлин пригубил свой кубок, и все последовали его примеру. Лотару показалось, что некоторые гости облегченно выдохнули: наконец-то можно приняться за еду.

– Ты прав, – сказал Сновидцу Нофар. – Но боги – на то и боги, чтобы мыслить иначе. Они абсолютны. Для них всегда существовали и свет, и тьма, и знание, и незнание, и вера, и отсутствие веры. Когда пришел час, они разделили миры и создали людей. После чего показали им свет, знание и веру.

– Значит, первые боги существовали всегда, правнук Жреца?

– Нет, – покачал головой брат. – Их создал Предвечный.

Дит приложил ладонь к уху, делая вид, что внимательно слушает.

– А кто такой Предвечный, юноша?

Нофар с улыбкой развел руками.

– Никто не знает, Сновидец. Предвечный – это сила, которая создала все. Она существовала всегда и продолжит существовать даже тогда, когда Великая Тьма и Великий Свет станут единым целым.

– Зачем же Предвечный создал первых богов?

– Его поступки невозможно постичь. Но в них всегда есть смысл.

Вампир взял с блюда пару фиников.

– Ты умен не по годам, правнук Жреца. Почему столь юное существо размышляет о таких сложных вещах?

На лице Нофара отразилось замешательство.

– Я не знаю, – сказал он. – Первые боги заговорили со мной в те времена, когда я сам не умел говорить.

Дит оперся локтями о стол и сложил пальцы под подбородком.

– Я хочу задать тебе еще один вопрос, правнук Жреца. Как ты думаешь, чего хотят боги?

Брат бросил взгляд на Орлина, но Жрец молчал.

– Верности, искреннего служения, жертв, – предположил он.

– Этого хотят ваши боги?

– Этого хотят все боги. Иначе зачем им открываться людям?

Вампир поднял указательный палец.

– Но, – произнес он с серьезным видом, – ты сам говорил, что они мыслят иначе, и они абсолютны. Если бог чего-то хочет, значит, ему чего-то не хватает.

Нофар потер подбородок, обдумывая услышанное.

– Возможно, – наконец сказал он.

– И все эти истории о том, что они отделили свет от тьмы, – продолжил Сновидец. – Зачем они это сделали? Люди и темные существа и сегодня с удовольствием живут во тьме.

– Я не знаю, – честно признался брат.

Дит удовлетворенно кивнул.

– Думаю, в твоем лице они обрели прекрасного жреца. Ты не боишься признать, что чего-то не знаешь. Ты слышал о моей госпоже?

– Конечно, – ответил Нофар. – Кто же о ней не слышал? Охотница, госпожа снов.

– А о том, откуда она появилась, ты слышал?

– Нет…

– А ты, вождь Орлин?

Вместо ответа Жрец пожал плечами. Дит посмотрел на Ирфина, прижал руку к груди и легко наклонил голову, изображая вежливый поклон.

– А слышал ли о ней первый советник? Ты жил в храме Светлой сестры, там рассказывали много легенд о богах.

– Достаточно, – подтвердил Ирфин с прохладной улыбкой. – Но легенды эти не предназначены для детских ушей. А детей за столом много.

Под смешки гостей первый советник вернулся к рыбе с овощами.

– Но ты-то знаешь, откуда она появилась, Сновидец? – спросил у вампира Нофар.

– Нет, правнук Жреца. Никто не знает. Потому что госпожа снов ничего не хочет, ничего не требует и ничего не обещает. Вашу веру выбирают сердцем, а она выбирает жрецов сама. Даже среди Сновидцев в тайны посвящен не каждый. Своим жрецам она тоже ничего не дает и ничего не обещает. Она не делает им добра. Не наказывает их.

– Значит, она непостижима? – предположил Нофар.

Сновидец развел руками.

– Непостижимость придумали люди, правнук Жреца. Богиня Охотница не знает, что это такое. Ты можешь прийти к ней и получить все, что захочешь. Золото. Вечную жизнь. Самую красивую женщину на свете. Дар целителя, который способен излечить любого. Госпожа снов даст тебе то, что ты желаешь. Но за это придется заплатить.

– Кровавые жертвы, – вздохнул брат.

– Все зависит от того, о чем ты попросишь. Госпожа справедлива. Ты можешь быть уверен в том, что плата будет достойной ее услуги.

Отец предложил Нофару тарелку с персиками, но он не тронул фруктов.

– Она жестока.

– Как и все истинные боги, правнук Жреца. Им неведомо милосердие.

– Зато ведома любовь.

Дит взял еще фиников.

– Ах да, да. Бог Эрфиан. Помнишь, какую цену он заплатил за то, чтобы покрыть плечи госпожи снов свадебным плащом?

– Он был изгнан из семьи.

– А еще он превратился из целителя в убийцу. Недаром вождь Орлин, – Дит почтительно кивнул Жрецу, – возродив культ, сделал его властителем царства мертвых.

– Он исцелял чаще, чем убивал.

– Разве это отрицает то, что я сказал, правнук Жреца? Бог Эрфиан попросил у Охотницы руки и сердца. И вряд ли он может обвинить госпожу в том, что она отказала.

Нофар поднял руки ладонями вверх, признавая победу собеседника в споре. Дит Сновидец в очередной раз кивнул и взялся за кубок.

– Выпьем за то, чтобы новоиспеченные жрецы первых богов служили своим господам верно – и чтобы их сердце было преисполнено смирения и мудрости.

Лотар едва прикоснулся к еде. Он угрюмо наблюдал за остальными, слушал веселые разговоры и звонкий смех. Когда подали сладкое, гости отправились танцевать. Даже мать в кои-то веки отплясывала вместе со всеми, похожая на юную эльфийку в длинном платье из разноцветного шелка. Но смотрел Лотар не на мать, а на Дею. Все мужчины смотрели на Дею. Существо, однажды увидевшее ее танец, никогда этого не забудет. Наверное, так танцуют лунные девы на тайных полянках. Это не танец, а молитва, обращенная к ведомым только им богам. Или к луне. Или к чему-то внутри того, кто наблюдает за этими движениями, к чему-то, о чем он и сам не подозревает. Если бы он мог…

– Я встречал красивых женщин, но таких, как она, не видел.

Дит Сновидец успел пересесть – теперь он устроился рядом с Лотаром.

– Она восхитительна.

Сказав это, Лотар испуганно зажал рот рукой и повернулся к Ирфину. К счастью, первый советник увлеченно спорил о чем-то с Орлином.

– Ты любишь ее, не так ли? – вкрадчиво поинтересовался вампир.

– Она принадлежит другому.

– Жаль, что мы не можем приказывать нашему сердцу…

Лотар начал злиться.

– Чего тебе надо, Сновидец? Попросить слуг принести тебе еще вина? Фруктов? Орехов в меду?

Дит положил руку ему на плечо.

– Как тебя зовут, юноша?

– Лотар.

– Ах да. Ты брат Нофара и тоже правнук Жреца. Вы родились от одного лика луны. Твой почтенный отец рассказывал мне об этом. Кто из вас старше?

– Нофар.

– Очень рассудительный юноша. Наивен, как и все молодые эльфы, но у него живой ум. Ты тоже любишь богов или преуспеваешь в воинском искусстве?

Лотар перебирал в пальцах пустой кубок.

– Я ни в чем не преуспеваю. Да и кому какое дело? Ведь у меня такой талантливый брат.

– Боги бывают несправедливы, верно, Лотар, правнук Жреца?

– Да, пожалуй. Помимо твоей госпожи. Судя по твоим рассказам, она не так глупа, как остальные.

Дит сложил руки на коленях и посмотрел на танцующих.

– А почему ее так зовут – Охотница? – вновь заговорил Лотар.

– Никто не знает, правнук Жреца. Когда-то у нее было имя, но она его забыла. Такое случается с древними богами.

– Так, значит, она может дать все, о чем попросишь.

Ясные фиалковые глаза вампира смотрели Лотару в лицо.

– Даже больше, чем все, правнук Жреца. Она может сделать тебя другим.

– Я не хочу быть другим.

– Ложь. – Лотар попытался отвести взгляд, но у него ничего не вышло. – Ты ругаешь богов за то, что они не дали тебе и сотой доли талантов, доставшихся твоему брату. Любуешься женщиной, которая никогда не будет твоей. Жрецы госпожи снов не тратят время и силы на такие глупости. Стоит им получить ее дар – и они уже ничего не хотят. Они выше желаний. Они становятся творцами.

– Творцами чего?

– Всего. У них открываются глаза, и они видят истину. Твой брат глуп как пустой кувшин из-под вина. Его волнуют только сказки о богах. Женщина, на которую ты смотришь, одета в шелка и носит дорогие украшения, которые подарил ей муж, но если снять с нее все это, останется грязная девка. Когда-то она путалась с каждым мужчиной, не обращая внимания на то, вампир он, темный эльф или человек, и уж точно не достойна того, чтобы о ней кто-то мечтал. Ты можешь заполучить женщину в тысячу раз красивее. У тебя будет власть над глупцами, которые верят в придуманных ими богов.

Лотар наконец отвел глаза и судорожно сглотнул.

– Что же для этого нужно? – спросил он.

– Тебе лучше знать, правнук Жреца. Это твоя жизнь и твоя судьба. На что ты готов ради дара моей госпожи?

– На что угодно. Терять мне нечего.

Дит Сновидец прикрыл глаза. За мгновение до того, как его веки опустились, Лотар увидел – или же ему просто показалось? – что фиалковая глубина сменилась холодным темно-синим пламенем.

– Да. Полагаю, ты готов.

Глава 3. Эрфиан

Тоскана

– Зал для приемов можно устроить в этой комнате. – Архитектор, невысокий полноватый мужчина с копной седых волос, сверился с пергаментом, который держал в руках. – Эту стену мы уберем… и вот эту тоже…

Эрфиан вежливо покашлял, привлекая внимание гостя. Тот встрепенулся.

– Не хочу отвлекать тебя от размышлений, но не слишком ли много разрушенных стен?

Архитектор смущенно улыбнулся.

– Синьор хочет, чтобы зала для приемов была круглой. Для этого нужна большая площадь. Но мы можем внести изменения в чертеж.

– Скажи своим мастерам, что они могут разрушать все стены, которые сочтут нужным. Главное – результат. Что насчет моей маленькой просьбы?

– Почти закончено. Извольте взглянуть.

Двери комнаты, которую Эрфиан когда-то использовал для приема гостей (слуги, узнав о подарке Магистра, прозвали помещение малым приемным залом – большой еще строился), были распахнуты. Мастера сидели на полу, укладывая кусочки мозаики. На столике у стены стояли кувшины с вином и блюда с фруктами.

– Впечатляет, – признал Эрфиан.

– Благодарю, синьор. Вы нарисовали отличный эскиз. Я еще не встречал более точной карты этих земель.

– Надеюсь, я не слишком утомил твоих людей кропотливой работой.

– Они любят свое дело. Когда ты любишь свое дело, то готов трудиться днями напролет. Если бы ваши слуги не приносили им пищу, они бы забыли обо всем.

Один из мастеров на мгновение отвлекся от работы и вежливо кивнул Эрфиану. Хозяин виллы улыбнулся в ответ.

– Прекрасная комната для нового кабинета, – похвалил архитектор. – Здесь есть большое окно, им можно воспользоваться для того, чтобы выйти в сад. А утром его можно приоткрыть и впустить в помещение свежий воздух. И этот вид… я бы сам с удовольствием здесь поселился. Но моя жена любит город.

Эрфиан провел гостя в свой нынешний кабинет, небольшую сумеречную комнату, в которой не было ни выложенной мозаикой карты на полу, ни окна, из которого можно выйти в сад. Будь его воля, он бы работал тут еще не один век. Но главы кланов, являющиеся на аудиенции к хранителям земель, считают скромную обстановку оскорбительной. А в зале для приемов таких господ не встречают: они могут воспринять это как двойное оскорбление.

– В прошлый раз тебе отдали все деньги, о которых мы договаривались?

– О да, синьор. – Архитектор приложил руку к груди. – Если позволите, я до сих пор настаиваю на том, что слишком большая сумма…

– Это половина суммы. Остальное я заплачу после того, как работа будет завершена.

– Синьор! Это не стоит таких денег!..

Эрфиан взял со стола небольшую шкатулку из красного дерева.

– Поговорим об этом потом. А пока возьми. Это для твоей жены.

Архитектор взял шкатулку и, затаив дыхание, приоткрыл крышку.

– Что это? – недоуменно спросил он, изучая мешочки из черного бархата.

– Синьора попросила меня об услуге, и я решил, что будет верхом невоспитанности ей отказать. Тем более что просила она пылко, и услуга эта связана с тобой.

– Пахнет цветами апельсина…

– Надеюсь, она будет довольна. Попроси ее написать мне.

Когда архитектор удалился, Эрфиан сел за стол и начал разбирать принесенные слугой письма. С тех пор, как Авиэль одарил его внезапной милостью и назначил хранителем здешних земель, их стало раз в десять больше. Письма от светлых и темных эльфов, от оборотней, от жрецов сладострастия и от вампиров. Письма по самым ничтожным поводам, среди которых попадались и важные. Письма вежливые. Письма, авторы которых высказывали завуалированное, а иногда и откровенное недовольство тем, что Орден в очередной раз производит изменения во власти, тогда как темные существа привыкают к хранителям и долго не могут найти общий язык с кем-то новым. Письма, авторы которых просили. Письма, авторы которых предлагали. Писем было столько, что Эрфиан в одиночку не смог бы прочесть их даже при большом желании, а ответить на каждое – тем более. Когда-то он помогал Жрецу Анигару составлять послания. Сегодня ему самому нужен такой помощник. Дело за малым: отыскать существо, которое сможет грамотно писать и выражать свои мысли по возможности вежливо.

Эрфиан позвонил в маленький серебряный колокольчик, и через несколько минут в кабинете появился слуга.

– Великий пожелает, чтобы я подал обед?

– Обед? – Хозяин виллы посмотрел в окно. Он был уверен, что до полудня еще далеко. – Я не голоден. Присоединюсь к остальным, когда накроют к ужину. Скажи-ка, Давид, ты умеешь писать?

Эльф беспомощно развел руками.

– Нет, Великий.

– Кто из слуг обучен грамоте?

– Малка, Великий. Она и читает, и пишет. И говорит на древнем эльфийском наречии.

– А на темном языке?

– Не знаю, Великий. Будет лучше, если ты спросишь об этом у нее.

Эрфиан устало кивнул.

– Есть вести от Даны? – задал он очередной вопрос.

– Нет, Великий.

– Ты свободен.

Как и ожидалось, решение Магистра взбесило Дану. Но свое бешенство она выразила тихим бунтом. А именно – собственным отсутствием. Обещание приехать она не сдержала. Не явилась бывшая хранительница здешних земель и следующей луной. И через две луны. И через три. Но рано или поздно она покажется. Любопытно, какой реакции она от него ждет. Она точно знает, что он не будет молить о помощи. И Магистру жаловаться тоже не будет.

Она может быть занята. В Ордене на плечи Даны ложились дела, так или иначе связанные с охотой. Или, как она любила говорить, войной. Каждую вылазку следовало четко спланировать, обдумать возможные опасности и вероятность удачного исхода. Проще говоря, дел у Даны было по горло, а Эрфиан не имел определенных обязанностей и мог позволить себе жить почти человеческой жизнью. В округе его знали как богатого и гостеприимного синьора, который делает духи, благовония, лекарства и яды. Чаще всего ему заказывали первые и последние, и за них же больше всего платили.

Да, дел у Даны по горло. Зато она могла обзавестись богатым вампиром и не думать о деньгах. Для Эрфиана же деньги были важны. И не только потому, что за годы, проведенные в деревне янтарных Жрецов, он привык к роскоши. Здесь жили гости. Много гостей. Они занимали больше половины комнат, нуждались в еде и воде, любили пить хорошее вино и веселиться на пирах. Все это доставляло им удовольствие, которым питался старший каратель Эрфиан. Две трети заработанных денег он тратил на то, чтобы обеспечить себя едой. Когда ты высший инкуб, прокормиться непросто.

Давид появился в кабинете в тот момент, когда Эрфиан обдумывал ответ на письмо одного из советников Вильгарда, главы самого крупного на этих землях клана. Советник подробно объяснял, зачем ему нужно разрешение на внеочередное обращение. Он – отец семерых дочерей. Теперь не помешало бы обзавестись сыном. Наследником. Он уже стар, возможно, скоро он уйдет искать, а его место занять некому. Эрфиан читал письма вампиров достаточно часто и знал, что эту уловку они любят больше прочих. Дана оторвала бы наглому обращенному голову. Хозяин виллы уже в который раз задумался о правильности своего выбора – позиция вежливого невмешательства.

– Прошу прощения, Великий. Пришли гости.

– Выдели им покои, – ответил Эрфиан, не отвлекаясь от письма. – Только не в восточном крыле. Оттуда вынесли всю мебель.

– Гости пришли к тебе, Великий, – уточнил Давид.

– Это я уже понял. Как ни крути, вилла принадлежит мне.

– Великий… – Эльф помолчал, подбирая слова. – Это не те гости.

Эрфиан отложил перо.

– Ну? – посмотрел он на слугу. – Это так важно, что ты отвлекаешь меня от работы?

Давид побледнел и попятился. Злился хозяин виллы редко, но если такое случалось, то все знали: лучше бежать со всех ног.

– Младший каратель Винсент, Великий.

Рукав Эрфиана зацепил чернильницу, и она опрокинулась, залив своим содержимым письмо советнику Вильгарда.

– Какой черт принес сюда карателя Винсента? Он тоже хочет получить разрешение на внеочередное обращение?

– Что? О нет, Великий. Он привез весточку от Великой.

– Неси письмо.

Давид сложил руки за спиной и опустил глаза.

– Она передала послание устно, Великий.

– Какое?

– Думаю, будет лучше, если ты спросишь у младшего карателя Винсента. Он попросил провести его в библиотеку.

Эрфиан оглядел залитое чернилами письмо. Мало того, что Дана не явилась вовремя. Она даже не снизошла до пары строк. И кого она выбирает в качестве посланника? Младшего карателя. Ее цель – не заставить его молить о помощи. Она хочет разозлить. И видят боги – у нее почти получилось.

– Я провожу тебя, Великий, – осторожно улыбнулся Давид, заметив, что хозяин виллы встает из-за стола.

– Я знаю, где находится моя библиотека. Убери это. И не приноси мне писем до завтрашнего дня. Иначе я запру тебя в самом темном подвале, какой смогу отыскать.

***

Младший каратель Винсент сидел за столом в библиотеке и старательно выводил что-то тонкой кисточкой на пергаменте. Он был в черном, плащ для верховой езды висел на спинке другого стула. Бывший воспитанник Даны был погружен в себя и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда Эрфиан к нему обратился.

– Какой сюрприз.

Винсент поспешно промокнул кляксу на пергаменте.

– Ходишь бесшумно, как тень.

– Привычка из прошлой жизни.

Эрфиан посмотрел на пергамент. Он был исписан аккуратными иероглифами.

– Чем ты занимаешься?

– Пишу стихотворение для Кэцуми-сан. Она обучает меня японскому и считает, что лучший способ понять глубину языка – познакомиться с поэзией. – Он подпер голову рукой. – Жаль, что поэзия, написанная на древнем эльфийском наречии, утеряна. Вот что я с почитал бы с удовольствием.

– Не вся.

Винсент рассеянно провел несколько тонких линий на полях пергамента, сложившихся в вытянувшую шею птицу. До обращения он был сыном вождя бедуинского племени. Если бы не печать Прародительницы на его спине, возможно, в свое время он занял бы место отца. Винсент принадлежал к числу служителей Равновесия, получивших бессмертие после Великой Реформы. На языке более древних карателей это означало «почти человек».

Молодые каратели мыслили почти как люди, чувствовали почти как люди. А кровь пили только в тех ситуациях, когда речь шла об угрозе их жизни. Кроме того, они медленно взрослели. Винсента обратили больше семи веков назад, но он выглядел как встретивший восемнадцатую весну юноша. Гостьям виллы женского пола он пришелся бы по душе. Высокий, смуглокожий, с красивым породистым лицом, которое подошло бы и восточному принцу, и здешнему аристократу. При первом взгляде в каре-зеленые глаза младшего карателя Винсента собеседник видел только юношескую наивность. Тот, кто был более внимателен, смотрел глубже и различал темную глубину. Такие существа задают миллионы вопросов, в том числе, и самим себе, и надеются понять эту глубину, добравшись до дна. Кто-то боится утонуть, но это не про карателя Винсента. Киллиан всегда отзывался о нем с большим теплом. А Киллиан так абы о ком говорить не будет.

– Покажу тебе кое-что, – сказал Эрфиан.

Он провел Винсента вдоль полок, остановился у нужной и взял с полки несколько свитков.

– Это написали хранители знаний из деревень темных эльфов. Кое-кто из них жил еще при янтарных Жрецах. Память у них прекрасная. Они до сих пор работают над переписыванием стихов.

Винсент развернул один из свитков.

– Ох, – выдохнул он восхищенно. – Стихи Жрицы Эдны… – Он нахмурился, пытаясь прочесть написанное. – Я ничего не понимаю. А Киллиан отказывается учить меня древнему диалекту. Я тысячу раз объяснял, что он нужен для продолжения работы над алфавитом темного языка, но он упрямится. Говорит, есть более важные вещи. Например, темная медицина. Но мне никто не мешает заниматься древним диалектом в свободное время. Он адски упрям. Порой невыносим.

– Вот как ты говоришь о своем наставнике?

Он поджал губы.

– Иногда я задаю ему вопросы, а он молчит. Так, будто не слышит. Наставник должен отвечать на все вопросы.

– Возможно, он не знает ответов?

– Что за глупости? Наставник знает все. – Винсент вернул мне свиток. – Ты знаешь древний диалект?

Эрфиан с улыбкой кивнул.

– Да.

– Ты можешь… – Он заколебался. – Я могу помочь тебе с чем-нибудь, а ты научишь меня древнему диалекту. Не думаю, что это сложно.

– Сложно. – Эрфиан вернул ему свиток. – Но у тебя получится. Разве существо, создавшее алфавит темного языка, может не справиться с изучением древнего эльфийского диалекта?

Винсент прижал творение хранителей знаний к груди. Он походил на маленького эльфа, которого вот-вот посвятят в великие тайны.

– Спасибо. Я часто слышу, что темный язык сложен, хотя это не так.

Эрфиан, который выигрывал мелкие битвы с темным языком, но не главную войну, счел за лучшее перевести тему.

– Прикажу слугам согреть воду для ванны и приготовить тебе покои. О делах поговорим за столом.

***

Малку, темную эльфийку с длинными вьющимися волосами цвета меда и печальными черными глазами, Эрфиан получил в подарок от главы одного из вампирских кланов. Обращенные справедливо полагали, что с карателями следует дружить. Это означало, что за услуги, оказанные служителями Равновесия, платят не только золотом. Если вы помогали кому-то наладить отношения с соседом или заключить стратегически важный брак, в довесок к мешкам со звонкими монетами вам полагался сюрприз.

С точки зрения вампиров, сюрпризы должны были быть полезными и красивыми, а поэтому чаще всего в качестве подарков выступали слуги. Эрфиан, в свою очередь, считал, что слуги полезны только в том случае, если каждый из них занят делом. Кто-то готовит еду, кто-то приносит письма, кто-то наводит порядок в покоях гостей, кто-то ухаживает за лошадьми, кто-то помогает целителям собирать травы и готовить снадобья. В личном слуге хозяин смысла не видел: он мог одеваться и принимать ванну самостоятельно. Давид занимал привилегированное положение исключительно потому, что отличался исполнительностью и умел хранить секреты.

Но богатые вампиры из кланов смотрели на вещи иначе. Ни один из них не мог обходиться без личных слуг. А Великим, которые размышляют о судьбах мира, такие помощники необходимы как воздух. Эрфиан мог бы сказать, что воздух вампирам не нужен, и дышат они только по привычке, а слуг на вилле и без того много, но отказ глава клана счел бы оскорбительным. Обращенные видели оскорбление практически всюду, даже в мелочах. Удивительно, что они до сих пор не развязали войну на этих землях, и Дана оставила на их плечах так много голов.

Малка была хороша собой и, как многие эльфийки, родившиеся среди обращенных, носила откровенные наряды (других вампирши не признают). Чаще всего она появлялась в покоях Эрфиана с утра: приносила горячее вино, фрукты и одежду. В послеобеденный час девушка проводила время с гостями. Внезапное приглашение хозяина виллы ее удивило.

– Великий, – почтительно склонила голову она.

– Прошу прощения за то, что отвлек тебя от дел. Давид сказал, что ты умеешь читать и писать.

– Да, Великий. Мои родители – личные слуги главы клана, и я обучалась у хранителя знаний вместе с благородными вампирами.

Эрфиан жестом пригласил ее сесть возле стола.

– Мне нужно написать несколько писем, и я нуждаюсь в твоей помощи.

Малка ахнула.

– Писать письма, Великий?.. Вместо тебя?

– Попробуй. Я буду рядом.

Девушка с усердием водила пером по бумаге, размышляя над каждым словом. Писала она аккуратно, тщательно выводя линии. Хранители знаний владеют десятками языков и наречий… но язык необходимо совершенствовать, в противном случае даже встретивший шестую весну эльфенок будет владеть им лучше вас. Именно об этом думал Эрфиан, глядя на написанные Малкой строки.

Послания с таким количеством ошибок он никому не отошлет. Но чего он ждал? Бедняжка перебирает его одежду и пытается запомнить, какие специи он добавляет в утреннее вино. Может, отвести ее к библиотекарю и поручить переписывание книг? Но он вампир, и ей придется работать по ночам. Есть ли у него право отбирать у нее жизнь под солнцем? А библиотекарь не горит желанием обзаводиться помощниками. Из всей прислуги только он осмеливался открыто выказывать неповиновение и даже ругал Эрфиана, если тот забывал вернуть на место книги. Такие особи редко обзаводятся друзьями и не умеют находить общий язык даже с самим собой.

– Я очень давно не писала, Великий, – понурила голову Малка.

– Твой почерк великолепен, дитя. Хранитель знаний гордился бы тобой.

Лицо девушки просветлело.

– Правда?

– Чистая права. Осталось поработать над содержанием.

Когда довольная Малка удалилась, Эрфиан подошел к окну и с тоской оглядел сидевших в саду гостей. Они перебрасывали друг другу разноцветные мячи и звонко смеялись. Время от времени кто-то брал фрукты из большой плетеной корзины и передавал их по кругу. Мысли вернулись к визиту младшего карателя Винсента. О чем думала Дана, посылая его сюда? Они с Винсентом почти не знали друг друга. Между младшими и старшими карателями лежала огромная пропасть.

Что он знает о Дане и Винсенте? Дана была его наставницей. Они близки так, как могут быть близки существа из разных миров: древняя вампирша с характером внезапно просыпающегося и так же внезапно затихающего вулкана и создание, способное сутками размышлять над каким-либо вопросом и ни с кем не разговаривать. Они часто охотятся и путешествуют вместе. Авиэль время от времени использует Винсента для того, чтобы успокоить Дану.

Вот и все. Негусто. Что бы ни придумала Великая, Эрфиан ее замысел пока что не постиг.

***

Винсент доедал рыбу с овощами за столом в трапезной. Он успел сменить дорожную одежду на удобный лен.

– Издалека я принял тебя за жреца сладострастия, – сказал Эрфиан, присаживаясь.

– Великий пожелает вина? – поинтересовался заглянувший в трапезную слуга.

– Подожду, пока гость закончит. Мы выпьем вместе. Принеси красных апельсинов. В саду их ели с таким аппетитом, что и мне захотелось попробовать.

– Не хочешь узнать, почему я приехал? – спросил Винсент, откладывая на салфетку рыбные кости.

– Полагаю, тебя послала Дана.

Гость фыркнул от смеха.

– Совсем наоборот. Она чуть ли не каждый день приходила к Магистру и жаловалась на то, что ты отобрал у нее место хранительницы этих земель. Ругалась, на чем свет стоит. Мне надоело, и я сказал ей: либо мы едем к тебе прямо сейчас, либо Авиэлю это тоже надоест, и он посадит ее в самые темные подземелья Коридоров Узников.

– Авиэль? Ты так его назвал?

Винсент поднял брови.

– А что, он сменил имя?

– Младшие каратели называют его иначе. Да и старшие тоже. Во время своего последнего визита я использовал обращение «господин Магистр».

Он передернул плечами и отставил тарелку.

– Дана согласилась приехать.

– Где же она?

– Заглянула в клан Вильгарда.

Эрфиан подпер голову рукой.

– Зачем?

– На бал? На пир? Хочет поохотиться?

– Она поехала в клан Вильгарда и сказала тебе отправиться сюда?

– Я сам отправился сюда. Что мне делать в клане?

– Ты сказал ей, что не хочешь ехать в клан, младший каратель Винсент?

Он откинулся на спинку стула.

– Будущий старший каратель.

– О, так Дана снова стала твоей наставницей. – Эрфиан посмотрел на недоеденную рыбу в тарелке. Он услышал кое-что важное. – И теперь у тебя есть официальный повод делать то, что ты хочешь.

– Мне для этого не нужен официальный повод.

– Да, конечно. Наслышан.

С правилами у Винсента никогда не ладилось. Не самое лучшее качество для старшего карателя. Бунтарей Магистр не любил. С другой стороны, совет Тринадцати, состоящий из покорных кукол – тоже не лучшая идея.

– Она просила тебе кое-что передать, – заговорил Винсент.

– Великая торопилась на бал в вампирский клан. Иначе бы соблюла приличия и написала старшему карателю Эрфиану короткое письмо.

– Это послание тоже короткое. Она сказала, что ты мерзкий сучонок, пусть и не такой мерзкий, как Авиэль, и что по приезду она наподдаст тебе так, что ты вспомнишь имя своей создательницы, а потом оторвет голову и забросит ее на самую высокую в двух мирах гору.

Это существо заслуживало уважения. Никто бы не посмел произнести такое перед старшим карателем, даже если эти слова были повторением чужих слов.

– Очень занятно, – после паузы ответил Эрфиан. – То есть, она сразу оторвет мне голову. Потому что имя своей создательницы я помню.

– Что? – озадаченно переспросил Винсент.

– Ты выбрал ее в наставницы?

Он пожал плечами.

– Она меня выбрала, но я не против. Мы давно знакомы.

– Да, я знаю, вы близки.

Винсент принялся было за рис в маленькой плошке, но через мгновение снова поднял глаза на Эрфиана.

– Тебе, наверное, трудно приходится, – произнес он сочувственно. – Я могу помочь?

– Я мог бы попросить тебя ответить на сотню писем, но это чересчур. Или мог бы попросить позвать Дану так, как это делают вампиры, но знаю, что ты на это пока что не способен.

– Способен, но она не приедет, – покачал головой Винсент. – Она ждет, что ты ее об этом попросишь.

Если бы на месте младшего карателя сидела Дана, Эрфиан убил бы ее в ту же минуту. Но вежливость предписывала держать лицо. А с гостями нужно вести себя вежливо.

– То есть, я должен поехать в клан?

– Ну да. – Винсент прожевал порцию риса и кивнул самому себе. – Она любит, когда ее уговаривают. Когда поступают так, как она хочет.

– И часто ты поступаешь так, как она хочет?

– Я поступаю так, как хочу я. Иногда наши желания совпадают, а иногда нет. Чаще всего – нет.

– Хочешь поехать в клан и поговорить с ней?

– Нет, – отрубил Винсент.

Он передал слуге тарелку с недоеденной рыбой и плошку из-под риса.

– Несу красные апельсины и вино, Великий, – поклонился тот.

В Ордене к Дане относились с уважительной осторожностью – так смотрят на красивую ядовитую змею. На памяти Эрфиана она ни к кому не привязывалась, а единственной ее подругой была сестра Веста. Она ставила четкие границы между своими обязанностями и остальной жизнью. И вот – такой сюрприз. Младшие каратели могли разве что мечтать о ней в качестве наставницы, а она выбрала Винсента. Сама. Так древние обращенные женщины выбирали себе мужчин. Он принадлежал им целиком, телом и помыслами. И горе тому, кто попытается его отнять.

– На ужин мы собираемся после заката, – обратился Эрфиан к гостю. – Гости будут тебе рады. Мы много говорим, танцуем, играем и поем.

– Я могу посидеть в библиотеке за книгами? – со слабой надеждой приговоренного к казни спросил Винсент.

– Ни в коем случае. Ужин на вилле не пропускает никто.

– Потому что это невежливо? – с сарказмом поинтересовался собеседник.

– Потому что на ужин являются жрецы сладострастия, а они знают толк в веселье. – Эрфиан выдержал паузу, наблюдая за лицом Винсента. – А сегодня придет главная жрица с дочерьми. Не знаю ни одного карателя, который отказался бы от такого угощения.

Гость тяжело вздохнул.

– Черт. Если Дана об этом узнает, она разозлится… хотя вряд ли она может разозлиться еще сильнее.

– Надеюсь, что может. В противном случае мой план не сработает.

Слуга под внимательным взглядом Винсента поставил на стол кувшин с вином и корзинку с красными апельсинами.

– Что? – переспросил гость.

Если Эрфиан напишет ей письмо сегодня, его доставят максимум через пять дней. Плюс еще два дня на обратную дорогу, потому что разъяренная Дана гонит лошадей так, будто убегает от смертельной опасности…

А ведь на вилле, помимо вакханок, есть очаровательные вампирши. И предостаточно.

– Я говорю сам с собой. Сказывается напряжение последних дней.

– Да уж. Я бы с ума сошел от такого напряжения.

– Возможно, когда-нибудь и ты получишь от Магистра такой подарок.

Винсент взял из корзинки апельсин и начал счищать с его кожицу маленьким серебряным ножом.

– Благодарю покорно. Уж лучше я буду до конца своих дней терпеть Дану.

Глава 4. Тира

Кесария, Палестина

Застежку ожерелья давно следовало починить. Украшение выскользнуло из пальцев Иссы, крупные жемчужины рассыпались по полу спальни. Служанка ахнула и уже приготовилась опуститься на колени для того, чтобы все собрать, но сидевшая возле зеркала Тира подняла руку, останавливая ее.

– Сегодня обойдусь без украшений.

– Но ваше высочество не может появиться перед всем двором без украшений! – в ужасе ахнула та.

– Сегодня я не принцесса. Сегодня я женщина, которую будут судить за убийство.

Исса повздыхала, но с ответом не нашлась. Она взяла один из лежавших возле зеркала гребней и принялась расчесывать волосы госпожи. Тира изучала свое отражение в кристально чистом стекле. Ночью она почти не спала: Исса колдовала над лицом втрое дольше обычного, но осталась недовольна. Расстроил ее и наряд, на котором остановила выбор принцесса: узкое платье из черного шелка, вышитое на талии серебряными нитями.

– Больше подошло бы для траура, ваше высочество.

Проклятье. Даже одежду она не может выбрать самостоятельно. Она не может выбирать длину волос, прическу, украшения, занятия, которым предается в свободное время. У нее нет ничего своего, кроме мыслей.

Многие мечтают о ее судьбе. Каждая дурнушка видит себя особой королевской крови. Ее высочество Тиарелла, одна из дочерей его величества короля Алафина, светлейшего, мудрейшего и справедливейшего, бессменного хранителя здешних земель, могущественного и милосердного, всегда на виду. Она лучше всех танцует на балах, носит самые красивые и дорогие наряды, поет так, что даже птицы замолкают, зачарованные ее голосом, умеет играть на лире и ткать удивительно тонкие кружева. К волосам ее высочества Тиры ножницы не прикасались с тех пор, как она встретила пятнадцатую весну. Теперь она носит их заплетенными в целомудренную прическу из кос, украшенную драгоценными камнями и жемчугом. Так будет до тех пор, пока она не выйдет замуж. Светлые эльфийки королевской крови, носившие на пальце обручальный перстень, могли заплетать волосы в одну косу или же носить их распущенными.

Возможно, Тира вышла бы замуж. Но где вы видели принцессу, которая самостоятельно выбирает себе мужей? Отец в очередной раз решил за нее.

Жалела ли она о своем поступке? Нисколько.

– Я буду рядом с вами, что бы ни случилось, ваше высочество, – заговорила Исса.

Ловкие пальцы вплетали ленты в косы.

– Сядешь со мной в одну из камер под дворцом?

В спальню заглянула другая служанка. Кажется, она приходилась Иссе сестрой, но ее имя вылетело у принцессы из головы. У обеих девушек были светло-карие глаза и волосы пепельного оттенка. У Иссы – длинные. У ее сестры – коротко остриженные. Особ благородной крови в деревнях светлых эльфов определяли с первого взгляда, и не только потому, что они носили одежду из дорогих тканей. Король и королева, а также их дети выглядели одинаково: бледная кожа, ярко-голубые глаза и волосы цвета белого золота. У их многочисленных родственников волосы бывали золотыми, а глаза – зелеными или серыми. Знать составляла примерно одну треть от общего населения деревни. Остальных эльфов вежливо называли «обычными».

– Пришел принц Тор, ваше высочество, – сказала вторая служанка.

Тира смотрела на гребешки и ленты, лежавшие на столике возле зеркала.

– Что ему нужно?

Служанка опешила.

– Не знаю… я не спрашивала, ваше высочество.

– Я не могу поговорить со своей сестрой? Ее уже приковали цепями и заперли в темницу?!

Тор выглянул из-за плеча девушки, и ей не оставалось ничего другого, кроме как посторониться.

– Я искала тебя вчера, – обратилась к брату принцесса. – Разве ты не уехал?

– Как я мог уехать? – удивился Тор.

– Где ты был?

Он присел на низкий деревянный табурет возле зеркала.

– Говорил с Великой.

– Всю ночь?

– Мне запретили к тебе приходить.

Тира жестом отослала Иссу прочь.

– Что ты сказал Великой?

– Что времена, когда принцесс выдавали за тех, кто им не мил, прошли. И у тебя было право отказаться.

– Хорошо.

Брат упер руки в колени и наклонился вперед.

– Хорошо?! Скажи им правду!

– Ее и так все знают.

– Нет! – Он вскочил, подошел к сестре и потряс ее за плечи. – Скажи, почему ты его убила! Пусть весь двор узнает, каким он был мерзавцем!

Тира взяла брата за запястья.

– Сейчас это уже не важно.

– Еще как важно! Ты не понимаешь?! Тебя судит не отец! А каратель!

– Белое тебе к лицу, брат.

Тор в сердцах пнул табурет, опрокинув его на ковер.

– Есть ли в двух мирах сила, способная вернуть тебе разум, Тира?! Эта женщина говорила со мной почти всю ночь! И она зла! Ты знаешь, каково это: сидеть рядом со злым карателем?!

– Скоро узнаю. Мы увидимся в тронном зале.

– Повторяю в последний раз. Скажи правду.

– Хорошо. Я скажу правду.

– Слава богам. – Принц наклонился к сестре и поцеловал ее в лоб. – Мне пора. Не волнуйся. Отец тебя защитит.

Тира подняла голову и посмотрела в глаза своему отражению. Тор никогда не вырастет. Весна сменяет весну, а он верит в сказки и живет в мире баллад. Они родились с разницей в несколько минут, в течение трех лун обнимали друг друга в утробе матери, но совсем не похожи – разве только внешне.

Бедный Тор. Когда-нибудь ты узнаешь горькую правду: если ты не способен себя защитить, тебе никто не поможет.

– Увидимся, брат.

***

Тира ожидала увидеть в зале толпу эльфов, но комната с высоким потолком, мраморными колоннами и полом, выложенным белым камнем, была почти пуста: присутствовали только советники. Они стояли за троном, образовав широкий полукруг, и хранили почтительное молчание.

На памяти принцессы советники редко позволяли себе фразы, отличные от «да, ваше величество» или «вы целиком и полностью правы, ваше величество». Вопросом «зачем королю совет» никто не задавался, потому что ответ «он ему не нужен» был очевиден, но традиции нарушать нельзя. Решения правитель деревни принимал единолично, хотя к мнению остальных прислушивался – иначе у придворных создалось бы впечатление, что он слишком суров. Главы вампирских кланов могут позволить себе быть слишком суровыми. Короли светлых эльфов – ни в коем случае. Нельзя уподобляться обращенным, они – наполовину животные, подверженные инстинктам и страстям, и их правителю нужна твердая рука.

***

Дед Тиры и Тора славился своей расточительностью и любил хвастать богатством. У него было десять жен и больше тридцати детей, которые жили в сытости и достатке, тогда как остальные эльфы в деревне теснились в крохотных домишках и не всегда могли себя прокормить. Советники и придворные поговаривали, что дальше будет только хуже. Хотя куда уж хуже.

Подобный расклад у светлых эльфов считался таким же привычным, как рассвет и закат. Если вы родились в королевской семье, то о будущем можно не беспокоиться. Если вы появились на свет за стенами дворца, остается лишь взывать к богам. Если боги будут милостивы, вас возьмет в услужение стотысячный племянник племянника и еще одного племянника принца или принцессы. Что может случиться с эльфами, которые так бедны, что ни разу в жизни не прикасались к деньгам?..

Свой первый указ принц Алафин подписал сразу же после коронации. Узнав об этом решении, придворные заподозрили, что боги лишили новоиспеченного правителя разума. Их величество приказал разрушить второй дворец (в деревне его называли зимним), построенный его отцом. Золото, которого в том дворце было в избытке, переплавили в монеты, а драгоценные камни сложили в бархатные мешки. Новый казначей пересчитал деньги, убрал сапфиры, изумруды и рубины под замок (ключ от комнаты с камнями он всегда носил с собой) и распорядился приобрести провизию для голодавших эльфов.

В соответствии со вторым указом его величества большая часть садов, по которым любили гулять придворные и члены королевской семьи, была отдана для постройки новых домов. В соответствии с третьим указом советники лишались жалования. По большому счету, оно им не требовалось: они жили во дворце, ели за одним столом с королем, а золото тратили на ненужные безделушки. Братья и сестры Алафина больше не распоряжались деньгами свободно: они должны были отчитаться обо всем казначею.

Последний указ возмутил весь двор, но король – на то и король, чтобы ему никто не перечил. Сегодня ты советник, а завтра его величество встанет не с той ноги и отправит тебя сгребать угли или мыть посуду на кухне. Этот страх сидел в благородных светлых эльфах так глубоко, что за всю историю абсолютной монархии ни придворные, ни члены королевской семьи не предприняли ни одной попытки заговора.

***

Каждый раз, видя отца на троне, принцесса не могла отделаться от мысли, что ему неуютно. Его величество Алафин любил принимать гостей в рабочем кабинете, светлой комнате с весьма скромным убранством. За трапезами в кругу семьи он сидел на полу, как житель пустыни. Одевался просто, волосы заплетал так, будто он молодой принц. Единственным его украшением была корона. Не та, которую носил дед, а легкая и изящная, сделанная из лимонно-желтого золота, с мелкой россыпью сапфиров.

Тор шутил, что, будь воля отца, он бы и трон сменил на деревянный стул, но такой поступок его величество счел святотатственным. В конце-то концов здесь сидели его предки. Вместо этого король Алафин старался появляться в тронном зале как можно реже.

– Ее высочество принцесса Тиарелла, – объявил слуга, открывая перед Тирой двери.

Двор до того абсурден, что даже суд превращают в бал.

Тира подобрала полы платья и подошла к трону. Отец, плечи которого покрывала тяжелая мантия из фиалкового бархата, ограничился вежливым кивком. Он выглядел уставшим. Возможно, принцесса была не единственным существом во дворце, которому этой ночью не удалось поспать как следует.

Ее величество королева Орланта, сидевшая на подушке у ног мужа, бросила на дочь осторожный взгляд – так, будто боялась, что кто-то ее за это осудит – и торопливо опустила голову. Светлые эльфийки из бедных семей могли рассчитывать на уважение со стороны мужчин. У светлых эльфиек с королевской кровью не было никаких прав. Отец мог в любое время подарить одну из дочерей главе клана или кому-то из гостей. Принцессам с детства внушали, что лучший способ понравиться мужчине – не поднимать глаз до тех пор, пока он не попросит и не разговаривать до тех пор, пока он не задаст прямой вопрос.

Но в воспитании Тиры мать что-то упустила.

Остановившись в нескольких шагах от трона, принцесса поклонилась и, дождавшись едва уловимого жеста отца, выпрямилась. И только сейчас заметила, что рядом с королем стоит женщина в темно-синей мантии. Тира снова перевела взгляд на отца и покраснела.

– Великая, – сказала она женщине и поцеловала перстень служительницы Равновесия на протянутой руке.

Холодные серые глаза до того резко контрастировали с тонким лицом гостьи, что Тира замерла, изучая женщину. Если бы огонь и лед смешались, не уничтожив, а выгодно отразив друг друга, то получился бы служитель Равновесия, как-то сказал отец. Когда вы смотрите на них, то думаете: так не бывает. Темная природа не могла создать такого совершенства.

– Вежливые дамы отводят глаза, когда на них смотрит каратель, ваше высочество.

Голос гостьи походил на мягкий бархат, под которым прячутся осколки разбитого стекла.

– Прошу прощения, Великая.

– Просьбы о прощении отложим до конца суда. – Женщина развернула свиток, который держала в руках. – Меня зовут Дана, и я явилась сюда по просьбе хранительницы здешних земель. Моя сестра занята более важными делами и не может присутствовать на суде. Могу сказать, что вам повезло, ваше высочество. Вампир, которого вы убили, был ее близким другом. Она расстроена.

Тира почувствовала, что у нее слабеют ноги. Если бы не привычка подолгу стоять на торжествах, приобретенная еще в детстве, она бы свалилась на пол перед всем двором.

– Вампир, которого… я убила?..

– Вы не знаете, за что вас судят, ваше высочество?

Принцесса в смятении посмотрела на отца, на мать, на советников. Она искала лицо Тора, но брата среди собравшихся не было.

– Начнем с самого начала. – Дана поднесла свиток к глазам. – Его величество король Алафин, ваш почтенный отец, подобрал вам жениха, одного из ваших братьев. Именно так отцы поступали до вас – и будут поступать после. Но вам жених не приглянулся.

– Ложь!

– Тиарелла, – заговорил отец.

Было в двух мирах что-то, ненавидимое ей сильнее этого имени?

– Все было совсем не так, Великая, – предприняла очередную попытку возмутиться Тира.

– Его высочество принц Ториэль, – доложил слуга, стоявший у дверей.

Брат влетел в зал со стремительностью, которая для принца была верхом неприличия. Но отец не обратил на это внимания. Он поприветствовал сына кивком и жестом предложил ему встать за троном.

– Значит, эльфы, которых я расспрашивала, мне лгали? – поинтересовалась служительница Равновесия, обращаясь к Тире.

– Нет, Великая. Они не знали всей правды… и это к лучшему.

– Мы здесь для того, чтобы узнать правду и покарать виновных. Прошу, расскажите о том, как все было на самом деле.

Принцесса сделала глубокий вдох и уже в который раз посмотрела на отца в поисках поддержки. Безуспешно. Да и какой поддержки она ждала? В своем ли уме был бы король, утешающий убийцу одного из своих детей?

– Я ничего не имела против принца Тимира, Великая. То есть… – Тира замялась. – Я его не любила, но не желала ему зла. И уж точно не стала бы его убивать. Но…

Дана покивала, изображая заинтересованность.

– Но? – подбодрила она с прохладной улыбкой.

Неужели она рассказывает эту историю перед всеми?..

– У меня был друг, Великая. Его звали Нолф. Он был вампиром.

Советники принялись галдеть, но стоило отцу поднять указательный палец – и в зале воцарилась тишина.

– Обращенный приятель светлой эльфийки? О таком я еще не слышала.

– Он не был моим приятелем, Великая. Он был моим другом. Близким другом.

– Насколько близким? – выразительно поиграв бровями, спросила служительница Равновесия.

– Великая, – вмешался король. – Друзья моей дочери – это ее личное дело.

– То есть, вас не беспокоит тот факт, что принцесса путается с вампирами, ваше величество?

– Существо, о котором мы говорим, мертво, – резонно заметил отец. – Что бы ни происходило между ним и Тирой – это уже в прошлом.

Дана поцокала языком. Принцесса так и не поняла, что она пыталась выразить – удивление или недоверие.

– Я слушаю, ваше высочество, продолжайте.

Тира облизала губы и запоздало подумала о том, что мать сочла бы это неприличным. К счастью, ее величество, по своему обыкновению, смотрела в пол. Может, у Тиры было бы меньше проблем, научись она вести себя так же?..

– Нолф учил меня фехтованию.

Услышав последнее слово, мать горестно вздохнула. Принцессы вышивали, плели кружева, сочиняли баллады и играли на лире. Тира ненавидела вышивку и плетение кружев, а баллады и игру на лире на дух не переносила. Она мечтала не о принце и даже не о детях, которых ему подарит, а о путешествиях и красотах в дальних странах.

Боги посмеялись над ней. Она должна была родиться темной, а не светлой эльфийкой. Женщиной, которая не опускает глаза перед мужчиной. Женщиной, которая носит не глупые шелка, а кожу, спит не на мягких перинах, а на голой земле. Женщиной, которая владеет парными клинками так, что ее мастерство наводит ужас на любого вампира. Она должна была родиться в те времена, когда непобедимая армия янтарных Жрецов во главе с супругой вождя захватывала земли в Великой пустыне. Она была бы одним из первых воинов. Шла бы рядом с Царсиной Воительницей или Адвеной Дочерью Гнева.

Если боги смеются, то шутки у них всегда жестокие.

– Да, я знаю, – произнесла Дана. – Фехтовал он хорошо. Веста мне говорила. Ну, а при чем же здесь принц Тимир?

– Как-то раз он увидел нас с Нолфом в лесу и пригрозил, что расскажет отцу.

– Хм. – Служительница Равновесия посмотрела на принцессу поверх развернутого свитка. – Почему он угрожал, ваше высочество?

– Он был влюблен в нее до безумия и ревновал даже к кувшинам с маслом для ламп. Принц Тимир боялся, что его суженая убежит с вампиром.

– Боги, – вздохнул отец. – Пошлите мне немых советников.

Тире даже не нужно было смотреть на эльфов, стоявших за троном – она и без того знала, кто ответил Дане. Из всех советников только дядя Дариан мог позволить себе подобное. Другие не открывали рта без разрешения его величества.

– Очень интересно, – закивала гостья. – Итак, влюбленный принц пригрозил, что расскажет королю, ваше высочество. И за это вы его убили.

– Нет! – возмутилась Тира. – Великая… это он убил Нолфа!

Брови Даны поползли вверх.

– Он следил за мной и знал, когда мы встречаемся с Нолфом. Однажды вечером принц Тимир запер меня в моей спальне, а сам поехал в лес и…

– И убил его, – закончила служительница Равновесия. – Этим оружием, полагаю.

И она извлекла из складок мантии небольшой кинжал. От лица Тиры отхлынула кровь. Дана поднесла кинжал к глазам.

– Мы видим кинжал из храмового серебра. Если бы он был заговорен, этим оружием мог бы убивать только владелец. Здесь что-то написано. «Тиарелла». – Она посмотрела на принцессу. – Чей это кинжал, ваше высочество?

На мгновение Тире показалось, что стены тронного зала сужаются, а воздуха в помещении становится все меньше.

– Мой, – ответила она. Смысла лгать не было, хотя она и понятия не имела, как Тимир добрался до оружия. Неужели мерзавец умудрился пробраться в ее покои? Рылся в вещах?! Ему бы этого не позволили… или же она чересчур доверяет Иссе и остальным. Особенно Иссе! Боги, какая же она дура! – Где его нашли?

– В лесу, ваше высочество. На поляне, где вы убили вашего, – служительница Равновесия выдержала выразительную паузу, – друга.

Принцессе очень хотелось ответить, но она не могла вымолвить ни слова. Дана вновь обратилась к пергаменту.

– Я расскажу присутствующим о том, что было дальше, ваше высочество. Принц Тимир явился в ваши покои и показал вам медальон Нолфа. И сказал, – она прищурилась, делая вид, что внимательно вглядывается в строки, – что «теперь между вами не встанет ни одно существо, смертное или бессмертное». Именно такие слова услышали от принца ваши служанки.

Мерзавки. Будь ее воля, она бы и их убила.

– Но вместо того, чтобы обратиться за советом к отцу так, как поступила бы примерная дочь, вы перерезали брату горло в приступе ярости.

– Нет, Великая. Я была спокойна. Я перерезала ему горло потому, что он это заслужил.

Первый из советников даже не успел сделать вдох для того, чтобы выразить свое возмущение – отец поднял руку, призывая всех к молчанию.

– Расскажите нам, откуда у вас кинжал из храмового серебра, ваше высочество, – попросила Дана.

– Это подарок Нолфа.

– Странный подарок. Он мог бы сделать выбор в пользу красивого платья или украшения из фиалковой бирюзы.

– Я люблю оружие, Великая.

– И, конечно же, неплохо с ним обращаетесь.

– Мне есть, чему поучиться, но Великая права.

Служительница Равновесия свернула свиток и оглядела присутствующих.

– Я готова вынести вердикт, – объявила она. – Но для начала кое-что проясним. Мы говорим о принце, который никогда не держал в руках оружия, и о принцессе, которая оружием владеет пусть и не в совершенстве, но лучше брата. И вот принц Тимир, способный испугаться одного вида кинжала из храмового серебра, не только крадет его из покоев сестры, но и убивает им обращенное существо. Нужно постараться, чтобы выкрасть что-то из покоев члена королевской семьи. Но даже если предположить, что у принца Тимира это получилось, то вряд ли он мог лишить жизни вампира. Тем более, того вампира, о котором мы говорим. Обращенные ловки, хитры и быстры. Нолф был ловок, хитер и быстр втройне, он всегда носил с собой клинки из храмового серебра. Возможно, он задремал в ожидании подруги. Но даже в этом случае у принца не было шансов. Чего не скажешь о принцессе.

– Но зачем мне было его убивать?! – со слезами в голосе крикнула Тира. – Он был моим другом!

– Подведем итог, – бесстрастно продолжила Дана. – Какого наказания заслуживает существо, забравшее жизнь у обращенного?

Обращенные – вот о ком печется Орден. Если кто-то причиняет вред вампиру, пугает вампира, угрожает вампиру или, не приведи боги, убивает вампира, то служители Равновесия начинают носиться и кричать «караул».

Странно, что Тире до сих пор не приходила в голову эта мысль. Никто из Ордена не приехал бы сюда только потому, что она прикончила Тимира. Такие вопросы решались между отцом и советниками. Точнее, они решались отцом. Советники находились рядом для того, чтобы придать обстановке пышность.

– Великая вольна принимать то решение, которое сочтет нужным, – заговорил отец. – Но прошу учесть, что моя дочь принцесса. К членам королевской семьи Орден на протяжении всей истории относился по-особенному.

– Принцесса Тиарелла солгала и вам, и мне, ваше величество. На ваш взгляд, это не является отягчающим обстоятельством?

– Кинжал моей дочери нашли на поляне, где убили вампира. Его принесла Незнакомка. Насколько мне известно, служители Равновесия не привыкли доверять Незнакомцам. Но ты не только поверила этой женщине, Великая, но и обвинила мою дочь в убийстве на основании этой находки.

В тронном зале стало так тихо, что Тира услышала шелест вышитого цветами платья матери. По щекам ее величества Орланты текли слезы, но она сидела без движения и смотрела в пол.

– Если мой суд не устраивает его величество, – со спокойствием, наводящим на мысль о приближающейся буре, ответила Дана, – он может подождать возвращения моей сестры. Могу уверить: она, в отличие от меня, не будет милосердна.

– Жду твоего милосердного вердикта, Великая, – почтительно склонил голову отец.

Служительница Равновесия вновь развернула пергамент, взяла предложенное ей перо и подмахнула написанное широким росчерком.

– Властью, данной мне Темным Советом, я, Дана, приговариваю тебя к заключению в Коридорах Узников, Тиарелла. Мое решение вступает в силу с этой минуты.

Мать закрыла лицо руками и разрыдалась. Тор подошел к ней, присел рядом, обнял за плечи и, наклонившись к уху, что-то зашептал.

– К заключению на какой срок? – спросила Тира неожиданно ровным тоном. Сейчас она думала только об одном: нужно найти эту Незнакомку. Возможно, еще не все потеряно… глупости. Вердикт подписан. Для официального разрешения Дана закрепила его печатью, приложив к пергаменту свой перстень. Крохотный силуэт двух переплетенных змей растворился в воздухе, превратившись в голубые искры.

На тонких губах служительницы Равновесия появилась улыбка.

– Вы знаете, что такое Коридоры Узников, ваше высочество?

– Тюрьма? – осторожно предположила Тира.

– Особенная тюрьма. Снаружи день сменяет другой, а в камерах время останавливается. Это часть наказания. Ответ на вопрос «на какой срок» вам смогут дать только тюремщики.

У принцессы задрожали губы. Нет, плакать она не будет. Только не при всех.

– Тюремщики? Это… вампиры? Темные эльфы?..

– Они и сами не знают, кто они, ваше высочество. Да и зачем им знать? Коридоры Узников – это другой мир. Там нет ни титулов, ни имен. Есть только страх. Для каждого свой. Мы выезжаем на закате. Будьте готовы.

***

Тира влетела в покои советника Дариана, чуть не сбив с ног маленькую служанку. Та испуганно охнула и скрылась в одной из внутренних дверей кабинета. Дядя поднял голову от письма.

– Так нельзя! – крикнула принцесса. – Это ложь! Я бы никогда не убила его, он был моим другом…

Дариан указал на свободный стул.

– Садись, – сказал он. – Что я тебе говорил?

– Тот, кто прав, никогда не кричит.

– Рад, что ты это помнишь.

Дядя позвонил в медный колокольчик, и личико служанки показалось из-за двери.

– Вина ее высочеству.

– Уже несу, ваша милость.

– Нашла Незнакомку? – спросил дядя, вновь принимаясь за письмо.

– Да. Но я не успела с ней поговорить. Ее зовут Морана. – Тира сжала руки в кулаки. – Еще одна мерзавка.

– Не думал, что у Незнакомок есть имена.

Под серьезным взглядом племянницы советник Дариан улыбнулся.

– Я пошутил. Не знаю, станет ли тебе от этого легче, Тира, но Незнакомка делала свою работу. За это ей платят. Против тебя она ничего не имеет.

– Из-за нее меня посадят в Коридоры Узников!

Дядя отложил перо.

– Она в этом не виновата, Тира.

– А мерзавки-служанки позволили Тимиру рыться в моих вещах! Позволили вынести кинжал и не сказали ему ни слова!..

– Исса в него влюблена, а второй он, возможно, заплатил. Ты же знаешь, стоит слугам увидеть деньги – и они готовы на все.

Принцесса откинулась на спинку кресла.

– А отец! Он не хочет со мной говорить! Он отослал меня прочь!..

– Он расстроен. Поставь себя на его место: сначала – известие об убийстве сына, а потом – известие о том, что дочь отправляется в тюрьму под Темным Храмом за убийство вампира. Зайди к нему позже.

– Я уезжаю!

Советник Дариан посмотрел на то, как служанка ставит на стол кувшин с вином и два кубка.

– В трапезной зале накрывают к обеду, ваша светлость, – сообщила она.

– Спасибо, я не голоден.

Тира закусила губу. Накрывают к обеду. Жизнь идет своим чередом. Так, будто ничего не произошло.

– Ты должен мне помочь, – твердо заявила она, когда служанка вышла.

Дядя наполнил оба кубка и протянул один принцессе.

– Тира, ты для меня так же дорога, как и мои дочери, – сказал он. – Я сделаю для тебя все. Но ты просишь о невозможном.

Иногда ей в голову закрадывалась ужасная мысль: если бы ее отцом был дядя Дариан, жизнь выглядела бы иначе. Плевать на «ваше высочество» и на возможность сидеть возле короля на пирах. Зато у нее был бы отец, который по-настоящему ее любит. Отец, к которому можно прийти за советом. Который не будет журить тебя за то, что ты вламываешься в его покои посреди бела дня с шумом и криками.

Боги посмеялись над Тирой, поселив ее в теле светлой эльфийки. А над Дарианом они посмеялись иначе, пусть и менее жестоко: у него было семь дочерей – и ни одного сына. Максимус, придворный целитель, говорил, что во всем виновато близкое родство: как и тысячи особ королевской крови, дядя женился на сестре. Тира не могла взять в толк, что в этом дурного. Даже янтарные Жрецы женили брата на сестре для того, чтобы сохранять чистоту крови. И кому какое дело до того, кто рождается в семье советников – мальчики или девочки? Это не король с королевой, которым обязательно нужен наследник.

Двоюродные сестрички Тиры были очаровательны: красавицы с голубыми глазами и волосами цвета белого золота, стройные, с гордой осанкой и изящными чертами лица. Не так давно супруга подарила Дариану еще двух девочек от одного лика луны. Тира проводила с ними едва ли не больше времени, чем кормилица. Их нарекли Амберин и Аурелией, отец и мать звали дочерей «Амбер» и «Аура», вызывая недовольство придворных: сокращение имен считалось невежливым.

Милые Амбер и Аура. Милая Амабелла, жена дяди, смех которой звучит как маленький серебряный колокольчик – и в которую Тира влюбилась бы с первого взгляда, будь она мужчиной. Неужели она больше их не увидит? Будет ли у нее дом к тому времени, когда ее выпустят на свободу?..

– Ты поможешь мне, правда, дядя? – шепотом спросила Тира. – Ты всегда помогал.

Советник Дариан молчал так долго, что принцесса была готова завопить от отчаяния.

– Да, – наконец кивнул он. – Но не обещаю, что это случится скоро.

– О боги, – простонала Тира, зажмурившись. – Если бы я могла убить Тимира еще раз, я бы это сделала!

– Убийств достаточно. – Дядя взял ее руки в свои. – Ты всегда была сильной, милая. Твоя мать сказала бы, что это плохое качество для светлой эльфийки. Но боги ничего не делают без причины. Если это то, что тебе суждено пережить, то ты станешь еще сильнее.

– Может, боги меня просто ненавидят?

– Тогда они ненавидят и меня, наградив семью дочерьми.

Принцесса улыбнулась и взяла свой кубок.

– Так ты мне поможешь?

– Я дал обещание – и я его сдержу.

– Но… как?

– Не думай об этом. Допивай вино и беги к девочкам. Со вчерашнего вечера они ждут твою сказку.

Глава 5. Эрфиан

Тоскана

Веста сорвала с ветки апельсин.

– Значит, ты не видел сестру.

– Нет. Я надеялся, что мое письмо побудит ее поторопиться, но план не удался.

– Дэйна приходит в ярость, если послание длиннее нескольких строк.

– Многое зависит от содержания, моя госпожа.

Легкий ветерок трепал серебристые волосы гостьи. Они были острижены коротко и неровно: в таких случаях Веста справлялась своими силами, пользуясь кинжалом. Удивительно, что они с Даной приходятся друг другу сестрами, причем не только по создателю, каждый раз думал Эрфиан. Дана – высокая, яркая, полная огня, готовая в любую минуту наброситься на обидчика. Веста – хрупкая, превосходившая в росте разве что Авирону, спокойная, как вода заповедного лесного озера. Во глубине ее серо-зеленых глаз пряталась неведомая, чуждая обоим мирам тоска.

Дана одевалась как истинная вампирша: прозрачные ткани, почти не прикрывающие тело, дорогие украшения. Веста не носила украшений и не любила платьев, а если выбора не было, то предпочитала простые наряды, которые в деревне янтарных Жрецов не выбирали даже служанки. Сестре досталось женственное тело, ей – угловатое и немного нескладное. В толпе Весту принимали за юношу. Еще до Великой Реформы ей дали прозвище «Луноликая»: так народы пустыни называли самых красивых женщин. Эрфиан подозревал, что некоторые дамы из Ордена убили бы друг друга, соревнуясь за звание самой красивой (и Дана была бы в их числе), но Веста, как и многие вампирши, носила титул заслуженно. Кожа у нее была молочно-белой, а черты лица – такими тонкими, что в голову приходила мысль об особом рецепте фарфора.

Они брели между фруктовыми деревьями. На флорентийские холмы опускался вечер, а с ним приходила долгожданная прохлада. Гости виллы, предпочитавшие отдыхать днем, просыпались и предвкушали сытный ужин.

– Я постоянно думаю об этом, Эрфиан. Нужно было отложить дела и поехать самой. Дэйна, как всегда, рубит с плеча!..

Из всех карателей только Веста звала сестру прежним именем. Для остальных та была Даной. Реже – Вавилонянкой. Еще реже – Амазонкой. Винсент во время ссор обращался к ней «наставница» и умудрялся вместить в это слово столько яда, что с его помощью можно было отравить половину населения Темного мира.

– Тира не могла убить Нолфа, Эрфиан. А принц – тем более. Боги, я не знаю ни одного существа в двух мирах – помимо Великого Аримана, пожалуй – которое могло бы причинить Нолфу вред!.. Если бы ты видел, как он владеет оружием, ты бы все понял!

– Но он мертв. У принца был его медальон. Незнакомка нашла на поляне кинжал, который принадлежал принцессе. Кстати, ее покои, конечно же, обыскали, и оружия не нашли?

Веста перебросила апельсин из одной руки в другую.

– Дэйна не говорила.

– Достать кинжал из храмового серебра в наши дни не так уж и сложно, если знать, к кому обращаться. Что до надписи – ее сделать проще, чем заговорить изделие. Достаточно найти храмового мастера и хорошо ему заплатить.

Гостья присела под деревом, и Эрфиан опустился на траву рядом с ней.

– Случившееся с Нолфом – трагедия, но что-то в этом кажется мне неправильным.

– Ты могла приехать в деревню и распорядиться, чтобы по твоему приказу обыскали покои ее высочества… бывшие покои. Но даже если второй кинжал и существовал, вряд ли ты его найдешь.

Веста откинула голову, упершись затылком в ствол оливкового дерева.

– Ты прав.

– Где расположена деревня? Кажется, в Кесарии?

– Именно там.

– Солнце, белый песок и лазурное море. Какой чудесный вид открывается из окон спальни его величества. Я знаю, что в тех краях есть еще и деревня темных эльфов. Рядом с Темным Храмом. В горах.

Эрфиан наблюдал за слугами, которые расставляли под деревьями большие корзины с плетеными крышками. Собирают урожай для любителей орехов в меду.

– Да. Там живут потомки янтарных Жрецов. – Веста улыбнулась. – Ты когда-нибудь у них бывал?

– Давно.

– Ты скучаешь?

– Можно ли скучать по жизни, которая чаще кажется тебе сном, чем реальным прошлым, моя госпожа?

Гостья помолчала, перекатывая в ладонях апельсин.

– Иногда я скучаю по тому, что было до Великой Реформы, хотя о многом предпочла бы забыть. И отдала бы все за то, чтобы некоторые события оказались ночным кошмаром. Почему ты заговорил об этом?

– С одной стороны – деревня темных эльфов. С другой – деревня светлых эльфов. И ровно посредине расположился вампирский клан. Они не один век жили в мире и согласии, ты рассказывала, что его величество король Алафин навещал главу клана, а тот наносил ответные визиты вежливости и ел за одним столом со светлыми эльфами. Жрец Анигар мечтал о том, что на его землях будет царить мир, а ты воплотила эту мечту на своих. Нолф был близким другом светлой эльфийки хотя обычно вампиры видят в этих созданиях только изысканное вино. И вот на твоих землях кто-то убивает обращенного. Кстати, а что на это сказал глава клана?

– Вампир Александр. – Веста сняла с апельсина кожицу и разделила его надвое. – Не самое приятное существо, с которым мне доводилось беседовать. Больше всего мне жаль его сына, Нисана. Бедный мальчик, он ему и шагу не дает ступить без указаний и угроз. Глава клана и бровью не повел, когда услышал об убийстве вампира, Эрфиан. Он сказал, что существо, которое путается со светлыми эльфами, заслужило такую судьбу.

Хозяин виллы разделил полученную половину апельсина на дольки.

– Нолфа в клане не жаловали, – продолжила Веста. – Его считали созданием, которое себе на уме. Но подопечные Александра и без того не живут в мире и согласии. Клан отражает личность того, кто им управляет, мы оба это знаем.

– В этом году почти все апельсины уродились красными. Мы посадили их слишком близко к грейпфрутовым деревьям.

Веста нарушила затянувшееся молчание первой.

– Как там брат?

– Прекрасно. Он попросил меня обучить его древнему диалекту, но сейчас увлекся рисованием. Библиотекарь в бешенстве, а Винсент делает вид, что ничего не слышит и не видит, и упреки приходится выслушивать мне.

– Библиотекарь?..

– Винсент решил, что книги – это хорошо, но неплохо было бы украсить библиотеку фресками. И приступил к делу. Если бы слуги не напоминали ему о том, что иногда нужно перекусить, он бы там поселился.

– Значит, в ближайшее время он не уедет.

– По крайней мере, до того момента, пока не вернется Дана.

Веста пару раз кивнула с задумчивым видом.

– Жаль. Я хотела обратиться к нему за помощью. Возможно, мы могли бы понять, что случилось на той поляне… а Незнакомка? Ты ее знаешь?

– Ее зовут Морана. И это все, что мне о ней известно. Незнакомцы приходят внезапно и растворяются в воздухе, как предутренний туман. Нам пора возвращаться, моя госпожа. Иначе ты не успеешь переодеться к ужину.

***

Веста уехала около полуночи, забрав письма для Магистра и платье, которое Эрфиан приобрел у странствующего торговца для Авироны. Достучаться до младшего – почти старшего – карателя Винсента не получилось бы ни у кого, потому что он пребывал в мире изображаемых им на фресках образов. Когда хозяин виллы выходил из дверей библиотеки, его гость колдовал над царственным ликом богини Охотницы.

Библиотекарь показался из своих покоев за мгновение до того, как Эрфиан закрыл за собой дверь кабинета. Гости виллы никогда не слышали его смеха и редко видели улыбку. Обычно он пребывал в дурном расположении духа. Чаще всего без особых на то причин. Но сегодня причина была веская: его царством завладел чужак.

– Великий, я искал тебя повсюду, – заговорил вампир.

– Да, Леонид. Я слушаю.

– Твой гость изобразил на одной из стен моей, – он выделил последнее слово, – библиотеки Наамана Жреца.

– Ты имеешь что-то против моего сводного брата?

Если вампир и смутился, то виду не показал.

– Он изобразил его как одного из первых богов.

– Нааман – один из первых богов. Он покровительствовал мудрости и стремлению к знаниям. Лучший бог для комнаты, заполненной древними книгами.

– Я против изображений богов на стенах моей библиотеки, Великий, – упорствовал вампир. – Я могу примириться с язычеством, но иногда это откровенное святотатство!

– Не вижу ничего святотатственного в том, чтобы Винсент рисовал первых богов. Что до Охотницы – Сновидцы не изображали ее, потому что культ это запрещал. Но у статуи есть лицо.

Леонид упер руки в бока. За такое поведение Эрфиан наказал бы любого слугу по всей строгости, но вампиру многое прощалось. Во-первых, Леонид помогал ему собирать библиотеку и присматривал за ней еще в те времена, когда они жили в замке вампирши Нави – а при тамошнем влажном воздухе сохранять книги было задачей сложной. Во-вторых, потому, что бессмертие он получил в зрелом возрасте и на протяжении человеческой жизни занимался изучением наук и языков. Леонида не учили ладить с людьми. Было бы глупо ожидать, что он будет ладить с темными существами.

– А что Великий скажет по поводу того, что его гость изобразил богиню жрецов сладострастия?

– Полагаю, ты говоришь о Великой Богине?

Уловив в голосе Эрфиана недовольные нотки, библиотекарь присмирел.

– Я знаю, что твоя вера этого не запрещает, Великий, но…

– Она недостаточно красива?

Леонид отвел глаза, но недовольное выражение с его лица не исчезло.

– О нет, Великий, она прекрасна… но на ней недостает одежды.

– Тебе нужно посетить один из наших праздников, Леонид. Ты увидишь, что под полной луной на главной жрице тоже недостает одежды. Да и на других тоже.

Щеки вампира вспыхнули.

– Мы говорим не про поляну в лесу, Великий, а про библиотеку! Это храм знаний! Обстановка должна настраивать гостей на целомудренный лад!

Когда Винсент оторвется от фресок, нужно будет предложить ему написать особый язык, состоящий из проклятий. Первое слово у Эрфиана уже было: «целомудренный».

– Великая Богиня учит нас, что тело неотделимо от духа, а чувства неотделимы от разума. Если ты принимаешь только тело или только дух, то отвергаешь свою природу целиком. Я провожу много времени за книгами и питаю ум, но это не означает, что в моей постели нет женщин. Они доставляют мне удовольствие, как и чтение. Ты тоже проводишь много времени за книгами… Леонид, у тебя до сих пор нет подруги?

– Женщины отвлекают меня от работы, Великий.

– Подыщу тебе подругу, которую ты сможешь совмещать с работой.

Леонид сосредоточенно обдумывал ответ, но заговорить не успел – из-за угла показался Давид.

– Великий. Приехали гости.

Вопрос «кого злые боги принесли в такой час» Эрфиан не задал: испуганное лицо эльфа говорило красноречивее любых слов.

– Выдели Дане покои и распорядись, чтобы приготовили ванну. Скажи, что я приму ее позже. У меня много дел.

– Великий…

– И не забудь распорядиться по поводу ужина. Пусть его принесут вместе с серебряными столовыми приборами. Так и передай Мукти на кухне, понял?

– Великий! – взмолился Давид.

Эрфиан махнул на него рукой.

– Ладно. Веди ее сюда.

– Великий, что мне делать с гостем? – напомнил о себе Леонид.

– Пусть рисует. В некоторых книгах твоей библиотеки больше постыдных подробностей, чем под одеждой Великой Богини.

***

Тихую войну с Даной Эрфиан мог вести хоть целую вечность – благо средств для противостояния было достаточно. Возможно, в ход пошли бы письма, написанные едким тоном, послания, переданные другими карателями на словах или подарки вроде слишком скромных платьев, которые обращенные женщины считали оскорбительными. Но в открытой войне с Даной у противника не было ни единого шанса. Особенно если боги сотворили его мужчиной. Она располагала оружием, которое использовали и янтарные Жрицы, и подруги вождей, и жены королей светлых эльфов. Мужчины могли вести за собой армии, плести заговоры и мнить себя самыми могущественными созданиями в двух мирах, но перед красивой женщиной они оказывались беспомощны.

Дана подошла к столу и бросила на него знакомый Эрфиану свиток – письмо, которое он отослал в день прибытия Винсента на виллу.

– И как это понимать, старший каратель Эрфиан? Мой подопечный сидит в твоей библиотеке, изучает никому не нужный древний диалект, а по ночам путается со жрицами сладострастия?! А у тебя хватает наглости писать мне об этом в таком тоне?!

– Со жрицами сладострастия и с вампиршами, – уточнил хозяин виллы.

– И с вампиршами, – зловеще протянула Дана.

– Было бы верхом неприличия с моей стороны не уведомить тебя о том, что твой подопечный не скучает.

Любая вампирша, увидев платье Даны, пришла бы в восторг, после чего задалась бы целью немедленно приобрести такое же для себя. Хотя в том, что отрез прозрачного нежно-зеленого кружева с глубоким вырезом на груди можно называть платьем, Эрфиан уверен не был. С тем же успехом гостья могла явиться и вовсе без платья. Волосы Дана собрала в высокую прическу. Мгновение спустя хозяин виллы поймал себя на том, что ищет на ее шее следы от клыков – свидетельство того, что в клане она приятно провела время в объятиях вампира. Следов не было, но глаза Эрфиан отвел не так быстро, как следовало, и гостья это заметила.

– Я заскучала, – бросила она с нотками безразличия. – Вильгард бы меня развеселил, но он увлечен прекрасной Авироной.

В том, как отменно работало это старое как мир оружие, было что-то роковое. Оно похоже на отравленный кинжал в руках Безликого: незаметно, остро как бритва, всегда настигает цель и бьет с ужасающей точностью.

– Я хотел распорядиться, чтобы тебе принесли ужин, – заговорил Эрфиан.

– И серебряные столовые приборы.

– У тебя отличный слух.

– А у тебя слишком пристальный взгляд. Или под моей одеждой есть что-то, чего ты еще не видел у других женщин?

Дана присела на стол на расстоянии вытянутой руки от Эрфиана. От ее волос пахло цветами апельсина. Вампирши испокон веков верили в то, что цветочные ароматы подчеркивают их эмоциональный запах.

– Не хочешь объяснить, почему ты так долго не приезжала?

– Да ты вконец обнаглел, старший каратель Эрфиан?! С каких пор я отчитываюсь о том, где бываю и что делаю?!

– Мне пришлось справляться с делами самому.

– Какой ужас, – притворно закатила глаза Дана. – Вампирши, которые греют тебе постель, обиделись и ушли, потому что ты занят?

Заметив, что Эрфиан встает со стула, она приготовилась вскочить, но не успела: он уже держал ее за плечи.

– На твоих землях два вампирских клана, которые вот-вот развяжут войну. Деревня темных эльфов, на которую чуть ли не каждый день нападают обращенные. Деревня светлых эльфов, на которую пока что не нападают, но в скором времени это произойдет. Оборотни приносят жрецов сладострастия в жертву Семирукой Богине на празднике полнолуния. А еще на твоих землях есть Незнакомцы, которые нападают на всех подряд. Вампиры обнаглели, выпрашивая разрешения на внеочередное обращение. Я могу продолжать до завтра, а список не закончится. Как, скажи на милость, я могу справляться с этим в одиночку?

Дана бросила на Эрфиана высокомерный взгляд.

– Так же, как я. Магистра не волновало, что меня даже при большом желании не хватит на эту свору.

– Судя по всему, справлялась плохо.

– Авиэлю следовало предупредить меня о своем решении.

– Он предупредил.

– Я ответила, что оторву голову любому, кто сюда придет. Это звучит как согласие, старший каратель Эрфиан?

– Думаешь, он предлагал занять твое место? Он поставил меня перед фактом.

– Да отпусти уже, Великая Тьма тебя разбери!

Дана высвободилась и отошла на середину комнаты.

– Послушай, – сказал Эрфиан. – Ты хотела оторвать мне голову, и я тоже не бросился обнимать Авиэля в благодарность за подарок. Но мы правим этими землями, и пришло время взяться за работу.

– С чего начнем? – спросила гостья, скрещивая руки на груди.

– С кланов. Если они разозлятся всерьез, то утопят в крови остальных.

– Оторвем пару десятков голов?

– Мы усадим их за стол переговоров.

– И кто же сядет во главе этого стола?

– Я.

Дана приблизилась к Эрфиану, ступая мягко, как дикая кошка, положила ладонь ему на грудь и заглянула в глаза.

– Ты хочешь помирить глав вампирских кланов?

– Раньше у меня получалось.

– Ты справлялся тогда, когда был правой рукой вождя деревни янтарных Жрецов. А сейчас ты обращенный. И у тебя не получится. Знаешь, почему? – Дана потянулась к уху Эрфиана и продолжила: – Потому что ты инкуб. Ты можешь быть хоть трижды служителем Равновесия, но ни один уважающий себя вампир не воспринимает всерьез обращенных, которые питаются удовольствием. Встречал когда-нибудь главу клана, который был бы инкубом? А инкубов-советников? Стоит тебе снять мантию карателя – и ты станешь никем. И будешь никем целую вечность, потому что твоя создательница…

Эрфиан ударил ее по лицу, и Дана отшатнулась. Она замерла, прижав ладонь к щеке, и уставившись на собеседника так, будто он хотел ее убить.

– Придержи язык, когда говоришь о моей создательнице.

Дана небрежным жестом взбила волосы. Маска высокомерного спокойствия вернулась на ее лицо.

– Не обижайся на правду, Эрфиан. Ты успел узнать мир обращенных, когда был темным эльфом, но понимать, как все устроено изнутри – это другое. – Она снисходительно улыбнулась. – С другой стороны, никто не виноват в том, что Великая Тьма сыграла с тобой такую шутку.

– Уходи.

– Что? – недоуменно переспросила гостья.

– Мне не нужна твоя помощь. Я справлюсь сам. Когда-то я уже был никем. Но стать правой рукой вождя деревни янтарных Жрецов это мне не помешало. А если я уже однажды стал кем-то, то получится и во второй раз.

– Ты не можешь отослать меня прочь, – заявила Дана.

– Если хочешь попрощаться с Винсентом, он в библиотеке. Рисует фрески.

Под пристальным взглядом Даны Эрфиан сел у стола и взял одно из непрочитанных писем.

– Все инкубы такие обидчивые. Может, ты голоден?

Не дождавшись ответа, она заняла второе кресло.

– Ведешь себя как вампир, который получил бессмертие вчера.

– Ты сказала достаточно.

– Вы с Вестой повеселились?

Эрфиан вскинул голову. Дана осуждающе поцокала языком.

– Великая Тьма меня разбери, это правда? Ты развлекался с Вестой?!

– С чего ты взяла?

– От тебя пахнет ландышами. Она любит принимать ванну с настоем из ландышей.

– Она доставила мне письма.

Дана принялась накручивать на палец выбившуюся из прически прядь.

– Мог бы придумать что-то поизысканнее. Ты приводил ей еду? Она любит светловолосых мальчиков. Или ты предложил ей себя?

Эрфиан оглядел стол, ища что-то, чем можно было бы запустить в гостью. Самым подходящим вариантом казалась чернильница, но Давид наполнил ее храмовыми чернилами из последних запасов. Для того, чтобы достать еще, следовало поехать в Темный Храм и провести долгую унизительную беседу с хранителями Библиотеки.

– Дана, что ты несешь? Я сказал, что она доставила мне письма.

– Да-да-да. – Она подперла голову рукой. – То-то я не видела, как она на тебя смотрит. А что говорит Авиэль? Ах да. Ты же принадлежишь к культу Равновесия только на бумаге, да и то не подписанной твоей рукой. На самом деле ты отвратительный язычник, почитающий сумасшедшую богиню.

– Тебе и вправду пора.

– Странно, что ты защищаешь Авирону, а не свою богиню. Наверное, потому что богиня и вправду сумасшедшая, это признают даже ее жрецы.

Отложив свиток, Эрфиан сцепил пальцы под подбородком.

– В этом доме действуют ее законы. Если вы с Винсентом немного повеселитесь, никто не будет против. Это будет нашим общим секретом.

Лицо собеседницы потемнело от гнева.

– Рискнешь повторить это, мерзавец?!

– Я сказал, что никто не будет против, если вы с Винсентом повеселитесь, – повторил Эрфиан с улыбкой. – Если, конечно, тебе удастся оторвать его от фресок.

Дана вскочила, подлетела к хозяину виллы и уже занесла руку для того, чтобы вернуть ему пощечину, но он поймал ее за запястье.

– Правда расстраивает тебя, хотя ты не так давно советовала мне на нее не обижаться.

– Винсент принадлежит мне!

– Не то чтобы я на него претендовал, вкусы у меня другие, но я не видел на нем ошейника с цепью, а свадебный браслет он до сих пор никому не подарил.

– Нечестно! – использовала последний аргумент Дана.

– Наверное, поэтому инкубов и не любят. Мы видим больше, чем остальные. И предпочитаем говорить правду, а не прятаться за красивыми словами.

Она всхлипнула.

– Ему до меня нет дела! Он интересуется только книгами, жрицами сладострастия и своими фресками! И темной медициной! Готов веками пропадать в Отделе Науки с Киллианом!

Эрфиан прикоснулся к ее щеке. Холод и высокомерие во взгляде Даны сменились другим выражением, и в первое мгновение он даже не поверил в то, что глаза его не обманывают.

Это было намного проще, чем он ожидал.

– Ты обращенная женщина и живешь на этом свете не первый век. Вот от кого я в последнюю очередь ожидал услышать такие речи.

Глаза Даны заблестели от слез.

– А если он подарит свадебный браслет другой?!

Эрфиан прижал ее к себе, обняв за талию, и оказался в облаке аромата апельсиновых цветов. Вампирши говорили правду: он удивительно тонко подчеркивал истинный эмоциональный запах.

– Отчего ты так зациклилась на мальчике, который наполовину человек?

Дана попыталась оттолкнуть его – только для вида, потому что при желании могла бы высвободиться без труда.

– Эрфиан, это неправильно.

– Ты говоришь так всем вампирам, с которыми ложишься в постель?

– Только тем, кто носит перстень члена Ордена. Но пока что мне этого делать не приходилось.

– Со времен Великой Реформы многое изменилось, но каратели, которых обратили до нее, остались прежними. Мы все вампиры, сколько масок ни примеряй, сколько перстней ни надевай. Мы приходим и берем то, что хотим. Этот мир принадлежит нам.

Необращенное создание могло скрыть свою симпатию к существу противоположного пола. Тело обращенных говорило против их воли – кожа, обычно холодная, а иногда и ледяная, начинала предательски теплеть.

– А если об этом узнает Авиэль?

– Не ты ли называла меня отвратительным язычником? Моя госпожа считает такие запреты грехом.

– А… – начала Дана.

– А на Винсента, – перебил Эрфиан, – мне наплевать.

***

– У меня раньше ничего не было с инкубами.

Дана лежала на спине, закинув руки за голову, и смотрела в потолок. Эрфиан протянул ей кубок с вином.

– Почему?

– Они же глупые что твой пустой кувшин из-под масла для ламп, – произнесла она таким тоном, будто вопрос был еще глупее, чем инкубы. – Я уже говорила. В кланах считают, что Великая Тьма создала их только для одной цели.

– Для очень приятной цели.

Она села на кровати, сделала пару глотков вина и довольно зажмурилась.

– Что мы будем делать с нашими землями?

– Как я и сказал, помирим вампиров. А потом займемся остальными. Но кое-что нужно решить побыстрее. Например, письма.

С растрепавшейся прической и раскрасневшимися щеками Дана походила на смертную девушку, которая впервые прикоснулась к мужчине.

– Письма?

– Их слишком много. Как ты успевала читать?

– Читала только важное.

Эрфиан взял со стоявшего на ковре возле кровати блюда гроздь винограда.

– Теперь я понимаю, как ты довела ситуацию до такого состояния.

– Но я добилась того, что мне стали писать меньше, – отпарировала Дана. – Зачем писать, если тебе не отвечают?

– С главами кланов это не сработает.

– С ними срабатывает только сила. Это же вампиры. – Она допила вино, поставила кубок на пол и поманила его пальцем. – Хочу еще. Не вина.

– Я поселю на вилле двух или трех хранителей знаний. Они обучат нескольких слуг грамоте, и те будут отвечать на письма.

– Хоть десять хранителей знаний. Дело твое. Не смей отказывать мне и не делай вид, что не услышал, мерзавец.

Дверь спальни открылась, и в комнату заглянул Давид.

– Великий, прошу прощения… – Он посмотрел на Дану, и глаза его округлились. – Великая?..

– Что смотришь, сучонок? Мне нужно было спать на внутреннем дворе, потому что кое-кто не потрудился приготовить комнату для гостьи?!

Шелковое покрывало лежало рядом с Даной, и заворачиваться в него она не торопилась. Давид попытался отвести взгляд от женщины, но не смог и мучительно покраснел.

– Хватит пялиться, мелочь эльфийская! – выпалила та.

– Что стряслось? – перевел тему Эрфиан.

– Великий. – Давид опасливо приблизился к кровати и протянул господину свиток. – Из Темного Храма. С печатью господина Магистра.

***

– В этом есть кое-что хорошее. Они не напали на соседний клан.

– Надеюсь, они довольны.

Дана сидела у стола в кабинете Эрфиана и ела принесенные для нее финики. Эрфиан уже в который раз перечитывал письмо, написанное чрезмерно аккуратным почерком Авиэля. О чем он думал, когда узнал о нападении вампиров на деревню янтарных Жрецов? Что он чувствовал? К тому времени он стал частью другого мира. Или думал, что стал.

Авиэль холодным официальным тоном сообщал детали, которые могли заинтересовать карателей, и закончил свое послание пожеланием выяснить причины случившегося.

– Разве это касается хранителя здешних земель? – поинтересовалась Дана. – Деревня темных эльфов находится на землях Весты.

– Сегодня мы с ней говорили об этой деревне. Она спрашивала, скучаю ли я. Мы сидели под оливковыми деревьями и говорили о месте, которого к тому времени уже не существовало.

– Мне жаль, Эрфиан. Я помню историю с деревней янтарных Жрецов.

– Не забавно ли? История повторяется.

Женщина поднялась.

– Поохочусь. Вернусь к утру. И не приведи Великая Тьма твоим слугам на завтраке положить рядом с моей тарелкой серебряные ложки.

– Ограничимся серебряными вилками.

– Я вернусь задолго до завтрака за своим десертом, старший каратель Эрфиан. И я говорю не про финики.

Когда Дана удалилась, хозяин виллы вышел в сад, воспользовавшись одной из внутренних дверей, миновал увитые виноградом беседки и апельсиновые деревья и сделал большой круг по оливковой роще. Мир притих под тонким серпом убывающей луны: такие ночи жители и гости виллы предпочитали проводить при ярком свете свечей и в тепле своих шатров.

Там, где родился Эрфиан, это время называли часом быка. В предутренних сумерках бог, в честь которого его нарекли, путешествовал по своим землям. Время Безликих, наемных убийц, умевших растворяться во тьме. Время самых хитрых воинов. Время заговорщиков. Когда Эрфиан, будучи ребенком, просыпался в час быка, мать давала ему молока с отваром из сладких трав и убаюкивала, но колыбельных не пела: в деревне янтарных Жрецов верили, что слова, произнесенные в это время, прокляты, и могут причинять только зло.

***

Чернильницу Давид заботливо убрал в один из ящиков стола господина. Вряд ли кто-то из приближенных его величества короля Алафина, помимо Дариана, знает темный язык. А даже если таковые найдутся, Эрфиан быстро узнает имена. Тем хуже для них.

Хозяин виллы обмакнул кончик пера в прозрачную жидкость, которая тут же превратилась в темную, и начал писать.

«Его светлости принцу Дариану, советнику его величества короля Алафина, лично в руки.

Принц,

На моей родине говорили, что боги отнимают одной рукой, а другой дают. И они предоставили нам шанс…».

Глава 6. Дариан

Кесария, Палестина

Мать принца Дариана, ее величество Дафна, вряд ли успела ощутить тяжесть своей короны – уж слишком недолго она ее носила. Они с отцом произнесли свадебную клятву в день коронации, как это принято у светлых эльфов. Той же ночью она зачала сына и умерла при родах три луны спустя. В королевских семьях имена детей начинаются с той же буквы, что и имя отца, но последним желанием ее величества было наречь сына Дарианом.

Мать родилась в другой деревне светлых эльфов и происходила из древнего рода, первые представители которого жили еще в большой пустыне. Имя «Дариан» носил ее дед, король, чье царствование пришлось на смутные дни Великой Реформы. Король Дариан помогал беглецам из деревни янтарных Жрецов, когда они поселились в горах неподалеку от Темного Храма. Темные эльфы были частыми гостями во дворце, он сам не раз ел за одним столом со Жрецом Орлином и его советниками. Вряд ли отец Дариана хотя бы примерно представлял, кто такие янтарные Жрецы – ему не было дела ни до чего, кроме денег – но все знают, что последнюю просьбу умирающего нужно исполнить.

– У этой женщины помутился разум, – говорил отец одному из братьев. – Где это видано – называть детей именами мертвых! Королевских детей! Боги наказали меня этой женой – и накажут за то, что я нарек сына в честь мертвеца!

– Все знают, что отец твоей покойной жены почитал дурных богов, – успокоил его брат. – И она тоже почитала их. Она околдовала тебя, ты не виноват. Ты женишься на хорошей женщине, и у вас будут дети. Много детей.

Хранитель знаний рассказывал Дариану, что о матери говорили много плохого. После Великой Реформы светлые эльфы все чаще заключали браки между принцами и принцессами из разных деревень, но мать и ее сестры оставались свободными. Эти женщины носили наряды с открытыми плечами и глубоким вырезом на груди, заплетали волосы так, как им вздумается, и заговаривали с мужчинами до того, как к ним обратятся.

Сказалось и дурное влияние темных эльфиек, с которыми принцессы общались слишком часто – ведь они были соседями. А о том, какие нравы у темных эльфиек, знали все. Они были испорченными еще в древности. Ни одна уважающая себя женщина не облачится в уродливую кожу, как это делают воины, и не возьмет в руки оружия. Где это видано – женщины стоят во главе армии и отдают приказы мужчинам? Где это видано – подруги вождей сидят рядом с ними и спорят с умудренными опытом советниками? Воспитанная принцесса не позволит себе и мысли о том, чтобы прикоснуться к мужчине до того, как он оденет ей на палец обручальное кольцо. И уж точно не будет рожать полукровок чуть ли не каждую луну. Но о каких нравах может идти речь, если в их деревне даже служанки одевались как трактирные девки и перемигивались с воинами на глазах у господ…

Когда отец впервые увидел мать, он знал о нравах дочерей его величества. Дариан допускал, что в вечер их знакомства она облачилась в одно из платьев с открытыми плечами и глубоким вырезом на груди. Завитые служанками в локоны волосы цвета белого золота свободно лежали на плечах, а лазурные глаза были подведены черной краской по обычаю египетских женщин. В других деревнях принцесс, посмевших явиться ко двору в таком виде, секут плетьми до полусмерти. Об этом отец тоже знал, равно как и о том, что такая жена не сделает ему чести. Но знал он и другое. Уже следующей луной она будет носить на пальце подаренное им кольцо и станет матерью его детей. Что скажет двор? Он король. Если он повелит своим подданным явиться ко двору голыми, они это сделают. Если повелит явиться в платьях с открытыми плечами, они послушаются. Эта женщина будет его королевой, и никто не возразит.

Носила ли мать платья с открытыми плечами при дворе? Хранитель знаний сказал, что беременность далась ей нелегко, она часами лежала в постели, мучаясь от головных болей и тошноты. После ее смерти отец был безутешен и носил траур втрое дольше обычного, а потом женился снова, на этот раз, на одной из сестер. Весна сменяла весну, но боги не торопились посылать им детей. Другие жены отца, среди которых были и простые эльфийки, исправно рожали здоровых малышей. Целители разводили руками, а его величество злился все сильнее.

– Это мое проклятие, – говорил он. – Зачем я ее послушал!.. В этом мире не было бы зла, если бы не женщины!..

Однажды отец как бы между прочим предложил Дариану сменить имя, убрав первую букву.

– Принц Ариан, – сказал он сыну. – Его величество король Ариан, так тебя будут называть после того, как ты получишь корону.

Но Дариан отказался. Суеверия по поводу смены темного имени он считал глупыми, дело было не в них. Сменить имя означало предать и память матери, и память ее деда, который сделал много добра. И трещина, появившаяся между королем и принцем в тот момент, когда ее величество Дафна сделала последний вдох, начала стремительно разрастаться.

Дариан использовал любую возможность для того, чтобы пореже бывать на пирах, балах и советах. Все, что делал и говорил отец, вызывало в нем отвращение: погоня за богатством, разговоры об общем благе за пышно накрытым столом, попытки не замечать жалкого существования, которое влачат остальные эльфы в деревне. Принцу одинаково сильно хотелось занять место короля и построить заново то, что тот успел разрушить, и уйти, забыв о том, что он принадлежит к правящей семье. И, так как отец был молод и полон сил и не собирался расставаться с короной, а убежать из дворца он не мог по многим причинам, Дариан путешествовал.

Он видел горы с девственными снегами, дремучие леса, бурные реки и прозрачные озера с зеркальной гладью. Он видел маленькие деревни и большие города, делил скромный завтрак с бедняками и угощался изысканным вином в шатрах вождей великих племен. Он несколько раз переплывал море, на берегу которого стоял дворец короля. И, конечно же, навестил деревню, которой правил янтарный Жрец Орлин.

В тот вечер за столом, накрытым на большой поляне, собралось около сотни эльфов. У кого-то глаза были янтарными, у кого-то – голубыми, серыми, зелеными или черными. Все они так отличались друг от друга, будто перед принцем сидели люди, а не темные существа. Среди них было много воинов, и мужчин, и женщин. Они были одеты в черную, реже – белую кожу, пили синее вино и громко смеялись. Все говорили с Дарианом так, будто он – не чужак, а их сосед по шатру. Ему нравились грубые шутки воинов и истории о путешествиях, которые рассказывал Ирфин, один из советников. Принц помнил его жену Дею, красивую женщину с зелеными глазами и тонкой медной змейкой, обвивавшей шею. Она была гибкой, длинноногой и танцевала так, будто на нее никто не смотрит. Дариан помнил Нофара и Лотара, сыновей советника Нарида, братьев, рожденных от одного лика луны. Нофар был тихим и вежливым. Лотар – шумным и задиристым. Принца посадили на почетное место, по левую руку от Жреца Орлина. По правую руку от вождя сидел служитель Равновесия, которого тоже пригласили на пир. В те далекие дни Дариан ни за что бы не поверил в то, что судьба сведет их вновь.

Они пили янтарное вино, если рыбу, мясо, фрукты и белоснежные сыры, и слуги сидели вместе со всеми. За столом не было ни темных, ни светлых эльфов, ни служителей Равновесия. На несколько часов они превратились в семью без титулов, мыслей о долге перед народом и утомительных обязанностей, которые никому не нужны. Дариан танцевал с женщинами-воинами, с дочерьми Жреца, с молоденькими служанками, которые прикасались к его волосам и, смеясь, спрашивали, действительно ли боги сделали их из белого золота.

С тех пор, как вампиры напали на деревню, минула не одна луна, а он продолжал задавать себе один и тот же вопрос: неужели они все мертвы?

***

– Я принесла ужин, ваша светлость, – пролепетала служанка.

Советник Дариан убрал перо и посмотрел на лежавший перед ним пергамент, а потом перевел взгляд на девушку.

– Я не голоден.

– Вы не ели с самого утра, ваша светлость! Хотя бы возьмите виноград… и выпейте вина, оно вернет вам силы. В последние дни на вас лица нет, вы такой бледный!

– Оставь еду здесь, Олла. Я допишу письмо и поужинаю.

– Вернусь для того, чтобы забрать посуду, ваша светлость.

Она уже направилась к двери, но Дариан окликнул ее.

– Олла, где принц Тор?

– Играет на лире во дворе, ваша светлость. Хотите, чтобы я его позвала?

– Нет. Ты свободна.

***

Впервые отец заговорил с ним об этом уже после того, как брат Алафин отметил пятнадцатые именины.

– Ты не слишком-то интересуешься делами королевства. Тебе следовало бы почаще бывать на советах.

– Мне там скучно, отец, – честно признался принц.

– Ты чересчур много путешествуешь, Дариан. Не понимаю, что ты ищешь в дальних странах.

– Я изучаю мир.

Его величество пожал плечами с таким видом, будто услышал слова на чужом языке.

– Зачем он тебе?

– Я знакомлюсь с теми, кто не похож на меня. В мире много интересного.

– И чем это знание поможет тебе, когда ты сядешь на трон?

– Я буду делать меньше ошибок, у меня есть возможность постичь мудрость других правителей.

Отец закатил глаза и поднял руку, подзывая чашницу.

– Король не делает ошибок, Дариан. На то он и король.

Принцу хотелось ответить, но он не посмел.

– Путешествия не доведут тебя до добра, – продолжил король. – Разве наши земли не прекрасны? Каждое утро ты видишь в окно лазурную воду и белый песок. Спишь на мягкой постели. Пьешь дорогое вино. Гуляешь по цветущим садам.

– Это не жизнь, отец, – сказал Дариан тихо.

– А что же, по-твоему, жизнь? Грязные лохмотья, в которые одеваются бедняки?

– Мы придумали для себя свой мир, но нельзя делать вид, что вокруг ничего нет. Многие эльфы, живущие в этой деревне, не выходили за ее ворота. Они думают, что за морем находится конец света, а солнце и луна сменяют друг друга потому, что так им велят боги.

Отец взял наполненный вином кубок и откинулся на спинку своего кресла.

– Какое тебе дело до того, почему солнце и луна сменяют друг друга, Дариан? Когда ты получишь корону, ты сам станешь богом. Ты будешь делать и говорить то, что захочешь. Но, – поднял палец король, – пока что этот день не настал. Ты мой наследник, и я хочу, чтобы ты вел себя подобающе.

Возразить Дариан не посмел. Пока что не посмел. Все возмущение выливалось на голову Алафина, который, в свою очередь, всеми силами старался сбежать от чрезмерной опеки матери и использовал любую возможность для того, чтобы избежать общества родителей. Братья подолгу гуляли возле моря, наблюдая за тем, как волны смывают следы их босых ног. И однажды Дариан решился произнести это вслух.

– Я не хочу быть королем.

Алафин замер и, как показалось принцу, даже перестал дышать.

– Боги лишили тебя разума! – наконец выпалил он. – Но почему?!

– Если в твоей деревне каждому пятому эльфу нечего есть, какая разница, кто носит корону? Зачем им король, если они не знают, доживут ли до конца зимы? Я так много думаю об этом. С каждым днем все больше. Смогу ли я дать им хотя бы что-нибудь?

– Но… начал брат.

Дариан поднял руки ладонями вверх, останавливая его.

– Если бы ты мог путешествовать со мной, я бы показал тебе мир. Показал бы правителей, народы которых живут в мире и благоденствии. Показал бы вождей, которые едят за одним столом с простыми людьми. И тогда бы ты понял.

– Понял что? – в отчаянии тряхнул головой Алафин.

– Что во всех этих дворцах и садах, которые строит отец, нет смысла, если хотя бы один эльф в этой деревне голодает! Если король – бог, то почему он заставляет кого-то страдать?!

Брат отвел глаза.

– Это я понимаю и без путешествий.

– Я не хочу быть королем, и это мой выбор. Им станешь ты.

– Ерунда, – отрубил Алафин. – Отец придет в ярость. Он не позволит.

– Ты когда-нибудь слышал о принцах, которых усадили на трон силой?

Отец не разозлился. Он лишь сделал слабый жест, который мог означать все, что угодно – от «я хочу еще вина» до «ну и жаркий выдался день».

– Хорошо, – сказал он. – Так тому и быть.

Услышав это, Дариан понял, что ожидал другого. Ему хотелось, чтобы отец отговаривал его. Напоминал, что он – первенец королевской четы, а, значит, должен носить корону.

– Надеюсь, вы довольны, ваше величество, – даже не пытаясь скрыть раздражение, произнес принц.

– Боги наказали меня тобой за то, что я полюбил чужеземку и взял ее в жены. Доволен я или нет, это моя судьба.

– Хорошо, что ты не обвиняешь меня в ее смерти, – вырвалось у Дариана.

Отец отвернулся к окну.

– Ты достаточно умен для того, чтобы понимать свою вину без слов.

Последняя фраза еще долго звучала в ушах принца. И по сей день он вспоминал тот разговор, хотя сменилась не одна весна. С тех пор они с отцом не сказали друг другу не слова, даже в тот день, когда бывший король, одетый в дорожный плащ, вышел из ворот деревни и направился в известном только ему направлении. Ушел искать, как говорили темные существа, подразумевая смерть. Где он ее нашел? Уснул у костра? Напоролся на разбойников или на Незнакомцев?

Алафин правил достойно, как и подобает истинному королю. Теперь к нему обращались «ваше величество», а к Дариану, надевшему мантию советника – «ваша светлость». Алафин обзавелся супругой, Дариан взял в жены Амабеллу, одну из сестер, веселую девушку с высоким чистым голосом и чудесным смехом, которую полюбил задолго до того, как они обменялись клятвами и обручальными кольцами. Его дочери росли вместе с принцессой Тирой и принцем Тором, первенцами брата, рожденными от одного лика луны.

Дариан сделал для Тиры лук, рискуя навлечь на себя гнев Алафина. Девочка Тира приходила к нему, когда разбивала коленки, хотя чаще всего от нее доставалось другим. Девушка Тира приходила к нему для того, чтобы посекретничать об эльфе, который написал для нее любовную балладу. Она была дикой, совсем не похожей на мать. Она всегда хотела видеть и знать больше, чем другие. Возможно, это и роднило ее с Дарианом.

Что на самом деле произошло на той поляне, где Незнакомка нашла кинжал из храмового серебра? Но сейчас это не имеет значения. Она попросила его о помощи, и он нашел способ ей помочь.

Все письма, полученные от карателя Эрфиана, советник Дариан хранил под замком, хотя следовало бы их уничтожить, потому что происходящее напоминало заговор – да, по сути, и являлось таковым – и он мог лишиться не только мантии, но и свободы. Когда-нибудь он расскажет все Алафину, и тот поймет. Они всегда понимали друг друга.

В конце концов, он делает это ради Тиры.

***

Служанка забрала пустую посуду – она так искренне переживала, что Дариан уступил ее просьбе и решил поужинать.

– Принц Тор до сих пор играет на лире?

– Нет, ваша светлость, он у себя. Его служанка отправилась спать, думаю, он тоже уснул.

– Жаль. А вот мне не уснуть без его песен.

– Знаю некоторых девушек, которые не могут уснуть после его песен, ваша светлость, – хихикнула Олла и прикрыла рот крошечной ладошкой.

Дариан улыбнулся.

– Что же с ними случается?

– Будто сами не знаете, ваша светлость.

С этими словами служанка тряхнула волосами, взяла тарелки и выбежала в коридор. Брат его величества зажег от извлеченной из маленького камина лучины свечу на серебряном блюдце и поставил ее на окно. Свежий морской ветер шевелил волосы советника Дариана. Когда-то море казалось ему бесконечным. Он, как и многие эльфы в деревне, верил, что за ним заканчивается мир, и был удивлен, встретив на другом берегу кипучую жизнь.

– Его высочество очаровал всех придворных дам и отправился спать?

Женщина выглядела как светлая эльфийка – волосы цвета белого золота, лазурные глаза, почти прозрачная кожа. Дариан принял бы ее за одну из многочисленных дочерей Алафина, если бы не эмоциональный запах. Кем было это существо? Боги ведают. Но оно умело летать. Или карабкаться по стенам? Кабинет советника Дариана располагался на третьем этаже дворца, а она сидела на подоконнике – и мгновение назад ее там не было.

– Ох. Простите, моя госпожа.

Дариан посторонился, и женщина спрыгнула на пол. На ней было белое платье, украшенное кружевом и вышивкой из разноцветных нитей.

– Прошлой луной… у вас было другое лицо.

– У меня много лиц, – ответила женщина, – а вот времени у нас мало. Идемте, ваша светлость.

Открыв один из ящиков стола, Дариан достал маленькую шкатулку из темного дерева с изящной инкрустацией. Когда он открывал ее в первый раз, она была защищена особой магической печатью. С магией светлые эльфы никогда не ладили, но каратель Эрфиан подробно описал, что нужно делать. В шкатулке лежал крохотный флакон с бесцветным содержимым. Дариан уже подцепил ногтем указательного пальца красный сургуч, которым было залито тонкое горлышко, но резкий окрик незнакомки заставил его вздрогнуть.

– Если откроете, быстро выветрится, ваша светлость, – предупредила она. – Второго шанса у вас не будет.

***

Давно перевалило за полночь, и почти все во дворце спали. «Почти» относилось к страже, которая дежурила у покоев короля и его детей. Темные эльфы надрывали животы от смеха, слыша об этих воинах, потому что они носили оружие только для вида и падали в обморок, видя кровь на разбитой коленке юного принца. Но стража была традицией. А при дворе традиции уважали.

– Ваша светлость! – удивился стражник, стоявший возле покоев Тора. – Что случилось?

– Несколько дней назад я приносил его высочеству книги…

Движения незнакомки, еще мгновение назад стоявшей шагах в тридцати и прятавшейся за широкой мраморной колонной, были такими быстрыми, что Дариан едва за ними уследил. Ее пальцы обвились вокруг шеи эльфа, и под недоуменным взглядом советника высокий широкоплечий мужчина обмяк в руках маленькой женщины как безвольная тряпичная кукла.

– Это не магия, ваша светлость, – сказала она, осторожно укладывая воина на пол. – И мысли я тоже читать не умею, все написано на вашем лице. Он очнется максимум через час и крепко призадумается о том, как тут оказался. Здесь есть другие стражники?

– Нет, – ответил Дариан, к которому вернулся дар речи.

– Славно. Тогда поторопимся.

В главной зале покоев принца Тора царил беспорядок. Сколько бы слуги ни укладывали его вещи, он умудряется раскидывать их заново. Так повелось еще с тех пор, как он был мальчиком. Музыка и баллады с детства интересовали его больше, чем сложенная одежда и чистая посуда.

– Где спальня? – спросила незнакомка, оглядевшись.

– Там, – кивнул Дариан. – Приоткрытая дверь.

– Его высочество не привык оставлять свечи зажженными, – удовлетворенно кивнула женщина. – Меньше свечей – меньше теней. Меньше шансов быть увиденными.

Советник мог поклясться, что эта красавица, притворяющаяся светлой эльфийкой, и вовсе не оставляет тени, как вампиры из легенд. Может, она вампирша? Вряд ли. Он видел, как она прикасалась к блюдцу из серебра, на котором горела свеча.

Свет полной луны, лившийся сквозь приоткрытое окно, падал на кровать. Принц Тор спал на боку, положив ладони под щеку и свернувшись клубком. На покрывале лежала открытая книга, поверх нее – тонкий пергамент, на котором было написано несколько строк. Перо с чернильницей Дариан нашел на прикроватном столике.

– Пора, ваша светлость.

Дариан достал флакон, снял с горлышка сургуч и с трудом подавил кашель: жидкость пахла так резко, что на глаза навернулись слезы. Он приблизился к кровати и замер в нерешительности.

– Я не могу.

– Прекратите, вы же мужчина, – подбодрила незнакомка. – Помните, сколько капель?

– Шесть.

– Лучше пять. Он выглядит хрупким, а противоядия у меня нет.

В темноте глаза женщины казались черными.

– Великий говорил мне…

– Да, – раздраженно перебила она. – Он говорил, что это сонное зелье. Я сама готовила такие тысячу раз – и приготовлю еще тысячу. Но на темных существ обычные сонные зелья не действуют. Это сильный яд, и обращаться с ним нужно осторожно. Ваша светлость, прошу вас. Каждая минута на счету.

У Дариана задрожали руки.

– Вы хотите, чтобы я отравил собственного племянника?..

– Дайте. Я сделаю все сама.

– Нет. – Он вымученно улыбнулся. – Иначе Великому придется заплатить вам больше, так?

Женщина вернула ему улыбку и скрестила руки на груди.

– Я в любом случае попрошу еще. По дороге сюда мы попали в шторм, а потом я наблюдала за дворцом и раздумывала, хочу ли участвовать в этом. Похитить наследника короля светлых эльфов!.. Такое могло прийти в голову только ему. Вы медлите. Хотите, чтобы нас поймали и заковали в кандалы?

Дариан присел на кровать и убрал волосы со щеки Тора. В мочке его уха блестела маленькая сережка из белого золота. Подарок Тиры на пятнадцатые именины.

– Первая капля будет холодной, – предупредила незнакомка. – Постарайтесь сделать так, чтобы между первой и второй не было паузы. Великая Тьма меня разбери, ну и крохотное же у него ушко…

В свете луны повисшая на тонком горлышке капля казалась серебристой. Дариан сделал глубокий вдох и наклонил флакон. Женщина за его спиной замерла, сложив руки перед грудью в молитвенном жесте.

– … четыре, пять, – шепотом отсчитал советник и выпрямился.

На один жуткий миг ему показалось, что Тор перестал дышать, но потом принц перевернулся на спину и улыбнулся во сне.

– Хорош, мерзавец, – заговорила незнакомка. – На вилле у Великого у него не будет отбоя от девушек.

Внезапно Тор открыл глаза и посмотрел на Дариана. В его взгляде, мутном от сна, появилась искра беспокойства.

– Дядя? – удивился он. – Что ты тут делаешь?..

– Ш-ш-ш, – сказала женщина и положила ладонь принцу на лоб. – Засыпайте, ваше высочество. Мы поедем в путешествие. Вы когда-нибудь плавали на корабле?

Тор перевел взгляд на нее.

– Нет, – пробормотал он, борясь со сном и пытаясь держать веки открытыми. – А куда мы поплывем?

– Далеко, ваше высочество. Вы будете жить среди зеленых полей и холмов, гулять по фруктовым рощам и проводить свои дни в веселье. А потом увидите сестру. Вы хотите увидеть сестру?

– Но Тира же в Коридорах Узников… – слабо возразил Тор, закрывая глаза. – Я хочу ее увидеть… я скучаю…

Дариан встал, отошел от кровати и обхватил себя руками. Его трясло, голова кружилась, кожа горела огнем. Женщина достала из кармана горсть алых ягод.

– Съешьте. Вы вдохнули пары яда, они не безвредны. Можете проспаться, но лучше перед этим съесть ягоды, иначе с утра будет болеть голова.

– Вряд ли я смогу уснуть.

Незнакомка положила руку ему на плечо.

– На такое решился бы только тот, кто любит свою племянницу, – сказала она. – Ваша работа завершена. Пришла моя очередь.

– Позаботьтесь о нем, прошу вас.

– Обещаю. Пока мы не доберемся до виллы Великого, я отвечаю за него головой. А потом о нем позаботятся другие.

Тор крепко спал, лежа на спине и раскинув руки. Он улыбался, как маленький эльфенок, которого напоили сладким молоком. Дариан спрятал руки в рукавах мантии.

– Вы его любите, – сказала женщина. Слышать тепло в ее голосе было странно.

– И его сестру. Их обоих. Люблю так же сильно, как собственных детей.

– Им повезло с дядей. – Незнакомка помолчала. – Когда-то у меня тоже был дядя. И он меня тоже любил, но на свой лад. Он наведывался в мою спальню по ночам и затыкал мне рот, чтобы я не кричала, потому что у другой стены спала его дочь. Но на самом деле она просто притворялась, все знала и все слышала.

Женщина посмотрела на пустой флакон, который он держал в руке.

– Этот яд дорог мне, ваша светлость. Мужчина, к которому я обратилась за помощью, научил меня готовить его в числе первых. Я пришла и сказала, что хочу убить своего дядю. Я происхожу из богатой семьи и могла заплатить столько, сколько потребуется. Но он предложил кое-что получше. Он сказал, что владеет особым искусством, и я могу овладеть им, если буду усердно учиться. Я ничего не потеряю, а приобрету многое. У меня будут деньги. Будет все, что я пожелаю. В моей постели будут спать те мужчины, которых я захочу, будь то короли или вожди. И больше никто не посмеет причинить мне вред, потому что слухи, которые ходят о людях, владеющих нашим искусством, пугают больше, чем мысли о страданиях и смерти. – Она сделала неуловимое движение, и флакон исчез в складках ее платья. – Дяде хватило семи капель. Я была удивлена, когда-то он казался мне таким сильным. Моя двоюродная сестра тоже удивилась. Она сидела рядом и не проронила ни слезинки, хотя я убила ее отца у нее на глазах.

Незнакомка подошла к окну и тихо свистнула.

– Великий напишет вам, – обратилась она к советнику.

Дариан посмотрел на нее, потом – на Тора и упер взгляд в пол.

– Кто вы?

Женщина мягко улыбнулась.

– Никто, ваша светлость, – коротко ответила она. – Пусть боги хранят вас, куда бы вы ни повернули.

Глава 7. Айя

Тоскана

Все исторические трактаты Мира Темной Змеи были написаны мужчинами, и мужчины эти покидали помещения Темной Библиотеки исключительно для того, чтобы спуститься в расположенные этажом ниже личные покои. Тот факт, что в книгах почти не упоминаются женщины, Айю не возмущал, в отличие от искажений истины. Но у хранителей Библиотеки, как и у остальных существ, имевших отношение к Темному Храму, имелись четко определенные обязанности. Некоторые из них веками переписывали одну и ту же ложь.

Взять хотя бы трактат о возникновении магии, где нет ни слова о янтарных Жрецах. Или книгу, в которой перечислялись знаменитые воины – ни одного темного эльфа, сплошь обращенные. Храмовые мастера летали на серебряных драконах, изрыгавших холодное голубое пламя, Сновидцы описывались как обычные люди, в жилах светлых эльфов вместо крови текло белое золото, а жрецы сладострастия приносили в жертву Великой Богине младенцев, если те рождались мальчиками.

Но личный список самых ненавистных исторических книг Айи открывал трактат об оборотнях.

Оборотней население Мира знало больше по легендам, чем по фактам. А фактов было немного. Они вели кочевой образ жизни, путешествовали стаями и могли уничтожить все запасы вина в трактире, потому что не пьянели. Вождями в стаях были женщины, высокие, сильные и красивые. Оборотни поклонялись Семирукой Богине и на праздниках в честь полнолуния приносили в жертву либо человека, либо темное существо.

Слово «оборотень» подразумевает, что существо может изменить свою форму, то есть, обратиться. К примеру, в волка – не зря же оборотней часто называют волчатами. Все в стае, помимо женщины-вождя, были мужчинами, приходились ей одновременно сыновьями и мужьями; полукровки среди этих созданий практически не встречались. Волчата обожали мать и могли без перегрызть горло любому, кто скажет о ней недоброе слово. На этом факты заканчивались – и начинались вопросы, из ложных ответов на которые состояла книга, ненавидимая Айей. Переписать ее она не могла, да и не слишком-то к этому стремилось. Ей было достаточно собственной правды.

Могут ли оборотни обращаться в волков? Не все и не всегда. Такие способности имелись у трети стаи, причем мало кто из волчат мог обратиться по собственному желанию, это происходило только в ночь полнолуния. Главная волчица могла обращаться в кого угодно и при каких угодно условиях, но выбирала обличье волка как самое привычное. Боятся ли оборотни железа или серебра, как говорят легенды? Многие из них с удовольствием носят украшения из этих металлов. Правда ли, что у оборотней нет постоянного цвета глаз? Чистая правда, они меняют его каждое полнолуние, и поэтому не любят изучать себя в зеркале – ощущение такое, что на них смотрит чужое лицо. Правда ли, что у главных волчиц рождаются только мальчики? Конечно, нет, ведь им нужны наследницы. Но почему в стае нет женщин? Эта страница истории оборотней была самой неприятной, но правда редко приходится по душе.

Сестрам волчат предоставлялся выбор, показавшийся бы чудовищным любому здравомыслящему существу. Они могли либо уйти из стаи, обрекая себя на одинокую жизнь в опасном мире, либо посягнуть на место главной волчицы. Для того, чтобы получить заветный амулет из лунного камня, висевший на шее матери, девочке предлагалось совершить особый обряд. Она должна была забеременеть от одного из братьев, а потом родить ребенка. На первый взгляд, задача кажется простой, но в течение трех лун – темные существа вынашивают детей быстрее, чем смертные – волчице запрещалось жить в стае. Она пыталась спрятаться всюду, где только возможно, не смыкала глаз дольше чем на несколько минут и постоянно прислушивалась: не хрустнет ли в чаще ветка? Не взлетят ли с ветвей дерева птицы? Что это за странные звуки на другой стороне озера?

Главная волчица, в свою очередь, делала все возможное для того, чтобы найти женщину, которая из дочери превратилась в соперницу. В восьми случаях из десяти поиски увенчались успехом. Не столько потому, что обоняние и слух у оборотней превосходные, сколько потому, что ни одно существо женского пола не может носиться по лесу как лишенное разума, если у него внутри расцветает маленькая жизнь. Беглянку приводили в стаю и приносили в жертву Семирукой Богине. В древности ее сжигали на ритуальном костре с песнями и молитвами, но Орден положил конец этим зверствам. Теперь бедняжке перерезали горло серебряным кинжалом. С точки зрения карателей, это причиняло меньше страданий.

Айя солгала бы, сказав, что не видит себя на месте матери. Любая женщина, которая может обратиться в волка (и не только в волка, в кого угодно, ведь она женщина) рождена для того, чтобы править. В идеале – мужчинами, которые приходятся тебе сыновьями и мужьями, но… она была слишком горда и не стала бы бегать по лесу с огромным животом. Поэтому в ночь пятнадцатых именин Айя выпила кубок вина, вознесла молитву Семирукой Богине и попросила у нее мужества, терпения и мудрости. Мужества – для того, чтобы выжить в мире, который ненавидит оборотней-одиночек. Терпения – для того, чтобы собрать собственную стаю, пусть и не из себе подобных. Мудрости – для того, чтобы не упустить свой шанс, когда ей его предоставят.

«У госпожи семь рук, – повторяла мать. – Если ты не ценишь возможность, которую получила, она отберет ее быстрее, чем другие боги, а свободными шестью руками надает пощечин». Мать была жестокой, но одинаково любила всех детей.

Что бы она сказала, узнав, что Айя обзавелась стаей?

***

– Проклятье, мы сидим тут так долго, что я уже корни пустил.

Рикард сделал большой глоток из кружки с горячим вином и вернул ее на стол.

– А ну-ка, встань, проверим, – подзадорил его Нерон.

– Заткнись, а то получишь пинка.

Айя отрезала кинжалом ломоть белого сыра и протянула его Рикарду.

– Прекрати скулить, как малый волчонок. Мы сидим в тепле, над головой у нас есть крыша, и мы можем поспать в чистой сухой постели.

Рикард помедлил, но сыр взял.

– Я темный эльф, а не волчонок, – сказал он, но отведать угощение не успел: кинжал Айи пригвоздил ломоть к деревянной столешнице, усыпанной крошками.

– Ты никто, – произнесла она спокойно.

– Как скажешь. А теперь отрежь еще сыра и не мешай есть.

– Ты стал моим наставником – и теперь мне указываешь?

В темно-карих глазах Рикарда появилась искра ярости, но он покорно опустил голову.

– Ты знаешь, что я желаю тебе добра, – смягчилась Айя. Мама всегда находила хорошее слова для каждого. Даже для того, кто не слушался и делал глупости. Вот только глупости бывают разными. В случае Рикарда они могут стоить головы. – Я хочу, чтобы ты был лучшим. Но сначала ты должен стать никем.

Эльф взял ломоть сыра и тщательно его отряхнул.

– Не такой уж и грязный, – вынес он вердикт и принялся жевать.

Нерон подошел к очагу и подкинул в него несколько поленьев.

– Новая луна, – сказал он, обращаясь к Айе.

– Он приедет, не переживай.

– Может, ты…

– Нет, – перебила волчица. – Обращаться еще раз я не буду. В округе полно оборотней. Они разносят слухи быстрее, чем служанки. А убить их я не могу, потому что у них есть мать. Если она явится сюда, нам конец.

Юноша протянул руки к очагу и потер одну ладонь о другую, пытаясь согреться. Блики огня играли на кудрявых золотистых волосах, и выглядело это так, будто его голова превратилась в маленькое солнце.

– Говорят, когда-то он тоже был Безликим.

– Говорят, – согласилась Айя, отрезая еще один ломоть сыра – на этот раз, для себя. – Может, и врут, но в ядах он разбирается превосходно.

Рикард поморщился.

– Не люблю яды, – сказал он. – Оружие трусов и женщин. Мужчины должны видеть глаза своего противника перед тем, как его убить.

– Тебе еще многое предстоит понять, – ответила волчица, прожевывая сыр.

Эльф сделал еще один глоток из кружки с вином.

– Ну да, – кивнул он. – Тот, кто на самом деле стал никем, знает, что нет достойного или недостойного оружия. Есть только жизнь и смерть, остальное – сон. Мир состоит из людей, которые спят во тьме и видят сны. А Безликие видят сквозь тьму. Я слышал это десятки тысяч раз.

Безликие видят сквозь тьму. Когда Айя впервые услышала эту фразу, она была совсем юной и не понимала, о чем говорит ее наставник. А вот сложностей с тем, чтобы стать никем, у нее не возникло. Любой оборотень вне стаи – никто. Наверное, поэтому она и пришла к убийцам, услуги которых по карману разве что правителям или их приближенным. Когда ты – никто, самое время понять, что перед тобой открыты все пути. Когда ты – никто, то ты можешь стать кем угодно. Если захочешь.

Среди Безликих были люди, в том числе, такие, как Нерон, обладатели печати Прародительницы, были необращенные, как Рикард, были даже вампиры. Они любили называть себя членами тайного ордена, который, по их словам, основало бессмертное существо. Но Айя считала, что Безликие существовали всегда. Потому что всегда существовали ревнивые жены, обманутые мужья, советники, мечтающие занять место господина, господа, мечтающие избавиться от советников, воины, которые предпочитают решать проблемы с помощью яда в чужих руках, а не меча в руках собственных. Если вы хотите кого-то убить и готовы заплатить, рядом оказывается Безликий.

Под руководством наставника Айя освоила все умения, которые могли ей пригодиться. Безликие – не обычные убийцы, которые приходят, делают свое дело и растворяются во тьме. Они получают прекрасное образование: знают много языков, могут поддержать беседу, если в ней участвуют благородные господа, изучают историю и военное дело, астрономию и целительство, математику и магию, все ее ступени, которые способны постичь. Айя одинаково хорошо владела парными клинками и египетским шакрамом, умела стрелять из лука и с обращалась с длинным тонким кнутом так, будто он был продолжением руки. Но больше всего она любила отравленный кинжал, который всегда прятался в ее рукаве. Семирукая Богиня сотворила Айю женщиной с сердцем волчицы. А женщины с сердцем волчицы по-настоящему живут только тогда, когда видят глаза своей жертвы, чувствуют биение ее сердца и беспокойное дыхание.

Но убивать жертву не обязательно. Это, другое оружие Айя тоже любила и пользовалась им часто. Рикард как-то сказал, что слишком часто, и заработал подзатыльник. Она была его наставницей, и по-хорошему следовало запереть эльфа и подержать его на хлебе и воде пару лун, но он в нее влюблен, а сердцу не прикажешь.

– Когда эльфенок проснется, то не сомкнет глаз еще пару весен, если не дольше, – нарушил молчание Нерон. Он успел вернуться за стол с новой порцией горячего вина, и первая кружка, наполненная им, была кружкой Айи. – По-моему, он выспался на всю жизнь. Накормим его, что ли?

– Он ел третьего дня, – возразила волчица. – Я не могу будить его так часто. У меня почти не осталось сил.

– Значит, ты не уверена, что Великий приедет сегодня? – спросил Рикард.

– Уверена. Но рисковать не буду.

Нерон с беспокойством посмотрел на принца Тора, который спал, свернувшись клубком. В хлипком деревянном домике, служившем им временным пристанищем, не было даже спальни, но сына его величества Алафина устраивала и наспех созданная из дорожного плаща Айи постель… Хотя вряд ли кто-то сейчас признает в нем королевского отпрыска. Одежда испачкана, под ногтями грязь, волосы пришлось коротко остричь, и «белое золото» о них сказал бы разве что слепой.

– Бедняга исхудал, – сказал юноша с сочувствием.

Путь через море дался им нелегко. Айя ненавидела воду и поднималась на палубу корабля только в исключительных случаях. В таких, как этот. Голова болела, не переставая, желудок скручивался узлом, она не могла смотреть на еду. Если бы не принц, она легла бы, притворившись мертвой, и не поднимала головы до тех пор, пока они не достигнут другого берега. Но мальчика следовало кормить. В ночь ее последнего визита на виллу они с Эрфианом спорили до хрипоты и пришли к согласию только тогда, когда на горизонте появилась бледная полоска рассвета.

– Я не смогу, – говорила волчица. – Ты же знаешь, что я не владею магией так, как ты! Это безумие! А если однажды он не проснется?

– Положись на меня.

– Но тебя там не будет! – в отчаянии воздевала руки к небу Айя. – А если я заболею? Умру?!

– Положись на меня, – следовал неизменный ответ.

Если бы старший каратель Эрфиан слышал все проклятия, которые Айя обрушивала на его голову в те дни, он бы запер ее в Коридорах Узников навечно. Но, к счастью, все прошло хорошо, хотя с каждым разом будить принца становилось сложнее. Он открывал глаза, оглядывался, без особого аппетита съедал пищу, которую ему приносили Нерон и Рикард, а потом сворачивался клубком и погружался в сон.

Слава Семирукой богине, скоро это закончится. Она отдала бы все свои деньги за то, чтобы провести в нормальной постели хотя бы одну ночь.

– Он и так был худосочный, – сказала Айя.

– То-то он тебе приглянулся, – хохотнул Нерон.

– Советник Дариан мне больше по нраву, – отпарировала волчица.

В этом была доля правды. Айя даже жалела о том, что пришлось рассказать эльфу выдуманную историю о своем прошлом… но его светлости хотелось услышать что-то ободряющее.

Под тяжелым взглядом Рикарда она взяла кружку.

– Что же ты не взяла его с собой? – удивился Нерон, разламывая буханку хлеба.

– Может, как-нибудь и возьму, он из дворца никуда не денется.

– Он будет путешествовать с нами?

– Конечно. Я женюсь на нем, и он станет моим королем. А вы будете нашими детьми.

Эльф хмыкнул.

– Женятся мужчины, – сказал он. – Женщины выходят замуж.

– Замуж выходят только те женщины, которые смотрят в пол и говорят мужчине «мой господин». Я волчица. У меня нет и никогда не будет господина.

Рикард улыбнулся. Не испуганно, как делал это обычно, а тонко, совсем по-взрослому.

– Поглядим. – Он помолчал и добавил: – Госпожа.

Когда он успел повзрослеть, ее маленький эльф? Она помнила его почти ребенком: он боялся собственной тени, задавал тысячи вопросов, мечтал о тех днях, когда заработает сотни золотых монет и купит себе все, что пожелает. Из угловатого подростка Рикард превратился в красивого мужчину с бледным лицом и взглядом, который Айя не раз видела на гравюрах, изображавших темных эльфов-воинов из армии янтарных Жриц. В их облике ей чудилась обреченность, но в ученике этого не было. Глубоко в своем сердце он прячет огонь, и когда-нибудь пламя вырвется наружу.

Она впервые задумалась о том, что это существо с тихим спокойным голосом и длинными тонкими пальцами, больше подошедшими бы молодому принцу, а не убийце, может лишить жизни другого в борьбе за ее благосклонность. Возможно, на месте противника окажется Нерон, и Рикард не оставит ему ни шанса, хотя золотоволосый юноша с детской улыбкой хитер как змея и силен как волк.

Такие, как ее маленький эльф, идут до конца. Он не знает, когда нужно отступить. В этом его главная слабость.

– Всадники, – донесся от окна настороженный голос Нерона. Задумавшись, Айя не заметила, как он встал из-за стола и, приоткрыв ставни, выглянул в ночь.

– Один всадник, – поправила волчица. – Я слышу.

Черное делало карателя Эрфиана, и без того бледного, похожим на смертельно больного. Хорошо, что он бессмертен, невольно подумала Айя. Хотя и она сейчас выглядит не лучше.

– Мы боялись, что ты не приедешь, Великий, – сказал Рикард. – Айя говорила…

Он поймал взгляд гостя и осекся.

– Как нарек тебя отец, юноша?

– Рикард, – тихо ответил тот.

– Разве твоя госпожа не сказала, что я всегда выполняю обещания, Рикард?

Эльф вспыхнул.

– Она не моя госпожа, Великий. Она моя наставница.

– Где же его высочество? Ах, вот он.

Эрфиан присел рядом с принцем, взял его за руку и нащупал пульс.

– Выглядит неважно. Но будить его сейчас было бы ошибкой.

Волчица посмотрела на притихших спутников.

– Вам нужно вернуться домой. Я приеду позже.

– И шагу не ступлю без тебя, – заявил Рикард.

– Не упрямься, – потрепал его по плечу Нерон. – Нам надо отдохнуть.

Эльф замотал головой.

– Не поеду, – продолжил настаивать на своем он.

Эрфиан взял принца Тора на руки и поднял его с такой легкостью, будто тот был пуховой подушкой.