Избушка

Пролог.

Горная тайга. Пологий склон горы прокатился с вершины до самого подножья, спуская по камням ледниковые ручьи. Вода петляла меж диких трав и деревьев. Кедры по склону расположились, как в зрительном зале… Ожидая представления. Порой они смотрели на закаты. Как солнце, алое и горячее, падало в прохладные объятия гор. Иногда встречали рассветы. Но чаще наблюдали за избушкой.

Избушка расположилась у подножья. Совсем небольшая, почерневшая, но ещё крепенькая. И мрачная. Когда ночью в ней горел свет, на него не хотелось идти. Но там жили люди.

Под окном сидела старуха. Такая же ветхая и черная, как изба. Скрюченные пальцы расчёсывали гребешком медвежью шкуру. Старуха приговаривала скрипуче:

– Волос к волосу, память к памяти,

Шкура есть, плоть ненадобна.

Имя к имени, коготь к коготку,

Души ваши заберу, уволоку.

На трёх выпотрошенных лапах висело по наузу на память… Из человеческих волос. На передних лапах узелки из чёрных и каштановых прядей, на задней узелок из светлого локона. В каждый науз вплетался иссохший цветок сон-травы.

Спускался закат. Тишину склона нарушил топот конских копыт. Трое скакали к избушке. Возглавлял всадников мужчина – лихой и гордый сын гор. Угольные волосы, смоленая грива коня и чёрные глаза со злым, жестоким блеском. Вторым за ним шел парень. Молодой, с волосами цвета кедровых шишек и на игривом рыжем коне. Замыкала строй девушка. С солнечными кудрями и на коне сером, как луна. Все трое скакали к избушке.

Лихо спешившись, они поклонились старухе.

– Принимай добычу, тётушка, – крикнул старший, скидывая с седла сумку.

В ней были маленькие кабанята. Из швов сумы на траву сочилась густая, бурая кровь. Остекленевшие глазки детёнышей смотрели на закат в немом отчаянии.

– Сегодня богато, – улыбнулся средний.

Он снял с седла мешок с молодыми куропатками. Грустно и обречённо опустилось на землю пёстрое перо.

– Вот тётушка, как просила, – девушка спустила с седла совсем небольшую сумку и протянула старухе.

Та нырнула рукой внутрь, доставая клубок задушенных змей.

– Молодец, дочка, – щербатыми зубами улыбнулась она, – Молодцы, дети мои.

Глава 1.

Солнце село. На небе высыпали звёзды, а на траве роса. Злой и уставший, Андрей ехал верхом затемно. Хоть знал, что нельзя… Но нужно возвращаться к группе. Андрей работал инструктором конных походов в фирме, что водила туристов по этим горам. Весёлый и многое повидавший, он хорошо уживался с конями, с людьми, с горами…

Но сегодня привычная весёлость дала трещину. Этот поход не задался. Собралась группа новичков, и, как водится у туристов: «Я сам всё знаю, чему вы меня учите?». В итоге самая «умная» поранилась на второй день. В сущности, пустяковая травма, но девушку пришлось возвращать на базу. Оставив Митю и Фёдора присматривать за группой, Андрей повёл туристку вниз. Из-за нытья и жалоб дорога вышла особенно долгой. А когда настало время возвращаться, закат догорал.

Андрей работал давно. И прекрасно знал негласное правило – не переходить перевалы по темноте. Но выбора не было. К тому же верный вороной, Канзас, шел мягкой переступью, совершенно не чуя угрозы.

Дорога предстояла длинная. Фонарик быстро разряжался на холоде. А луна… Светила бешено. Она пялилась с небосвода, как маяк, пронизывая пространство. Капли росы блестели в траве.

Перевал близился. Сердце было не на месте. В голове вставали страшные легенды, которые он сам рассказывал туристам у костра.

– Давай, Канзас, пошел!

Парень подогнал коня, и тот легко залетел на перевал. Высота в районе двух тысяч метров. Ни деревьев, ни кустов… Лишь прожилки каменных дорог и приземистая трава, прибитая горным ветром. Но сегодня было тихо. По зловещему тихо.

В такт шагам звякал трензель. Под копытами шуршала тропа. Но даже эти звуки не разгоняли тревожной тишины.

Андрей поёрзал в седле.

– Угораздило нас с тобой, а? – усмехнулся он, похлопав коня по шее.

Тот мотнул мордой.

– Знаю, знаю, ты голодный и устал, – Андрей покрепче перехватил поводья, – Пошли давай… Быстрее придём, быстрее расседлаешься.

Парень и сам не ел ничего с обеда. Но сосущий голод уже отпустил, уступая место общей усталости.

Тишина требовала что-то сказать. Но как на зло все мысли разбежались.

Из кармана вылез краешек телефона. Парень хотел затолкать его поглубже, но почему-то вытащил. Зажег экран… И тот бросил ему в глаза дневную яркость, что пришлось жмуриться.

Время – 23:38. Как ни прискорбно, рассвет не скоро. А сразу за часами парня приветствовала любимая заставка – фото заката в его родной деревне. Совсем любительское… С крыши их сарая. Сделанное ещё чёрт знает когда.

Вот кончается чёрный рубероид. За ним на поляне отец со старшим братом возятся с трактором. В углу заметен краешек дома с горящими окнами. Там мама… Наверняка что-то почёт. А за старым забором открывались прекрасные поля… Ещё зелёные, ведь тогда был июнь.

– Да, Канзас, – парень погасил экран, пряча телефон обратно в карман, – Тут тебе не наши равнины.

И, помолчав немного, добавил:

– Здесь лучше.

Горы – великолепное место для побега. Даже если это побег от самого себя. В горах дни шли чередой, и просто прожить их – было единственной задачей. Вот так… Просто жить… Не думать о другом, не желать большего. В горах легко, потому что многого не надо.

Конечно, иногда и «просто жить» затруднительно. Как например сейчас… Лёгкая куртка – не лучшая одежда для таёжной ночи. Парень изрядно продрог, и мечтал только о том, как догонит группу, разведёт костёр, согреет чай… Выпьет и завалится спать в палатку. Так мало ему нужно было для счастья – согреться и уснуть. Будь его воля – он провёл бы так всю жизнь.

Конечно, мать часто пилила его за это. Ей-то казалось, что сын на многое способен, да он и сам порой чувствовал прилив сил. Так, будто мог любые горы свернуть. Но… Не представлял, зачем. Смутные желания, туманные думы о будущем ломали любые импульсивные порывы. И Андрей всё время возвращался сюда. А вместо того, чтобы сворачивать горы, он водил по ним туристов. Знакомыми тропами, одними и теми же местами. Изо дня в день, из года в год. Но разве такая жизнь чем-то плоха?

Вдруг… Мысли резко оборвались. Тревожное чувство вцепилось в плечи. Что-то глянуло на Андрея… Он всегда чувствовал на себе чужие взгляды. По спине пробежал холодок. Глаза судорожно зашарили вокруг.

На него смотрели. Два жёлтых огонька хищно таращились издали. Что это? Отблеск росы? Блеск на камне? Луч фонарика туда не доставал. Андрей смотрел на огни, не отрывая взгляда… Но конь шел спокойно. А известно, что лошади чуют угрозу много лучше людей.

Выдохнув, Андрей отвернулся. Что бы это ни было, оно не опасно. В ту же секунду Канзас шарахнулся в сторону. Ночь взорвалась страхом. Конь взбрыкнул. Заплясал. Дикий ужас плескался в лошадиных глазах.

Мышцы напряглись. Ноги отчаянно обхватили конские бока.

– Ты… А ну стой! Стой, зараза! Тпру-у-у! – неистово орал парень, пытаясь хоть как-то его усмирить.

На краю сознания Андрей заметил… Как два огонька гасли и загорались вновь. Всё ближе… И ближе… И ближе. Пока неистово не закружились вокруг него.

Канзас встал в свечку. Отчаянно ржав, он молотил воздух передними копытами. Андрей припал к шее коня, чтобы не вывалиться… И на секунду всё померкло. Пляска ночи, дрожащий свет, глаза…

Канзас понёс. Дикий галоп привёл парня в чувство. Конь ломанулся с перевала прочь, лишь стучали камни и взметалась под копытами грязь.

Тропа пропала. Спуск обступили деревья. Ветки кедров на склоне хлестали иглами по лицу. Фонарик слетел. И мир сузился до размеров бешеной гонки сквозь чёрную, непролазную тайгу. Кусты жимолости обдирали ноги, пытаясь вырвать их из стремян. Но Андрей держался.

Спуск становился круче. Канзас нёсся по склону вниз, как безумный. Лупили колючие ветки. Разлетались вспугнутые птицы. Лес наполнился гомоном и паникой.

Внезапно кедры расступились. Склон, словно волной, вынес коня и всадника к низкой поросли ивняка. Упругие ветки извивались жёсткими змеями. Канзас неожиданной успокоился. Встал. Конские бока упруго и тяжело вздымались от скачки.

Андрей сел в седле, переводя дыхание. В голове не было ни одного цензурного слова, но сказал он только:

– Тш-ш, сына, тш-ш-ш.

И похлопал коня по шее. Тот всхрапнул.

Света луны хватило, чтобы оглядеться. Андрей понял, что слетел с перевала где-то в другой стороне. В таком случае повезло, что жив. Но вот этого ему только не хватало для полного счастья!

– Ты чего помчался, скотина? – Андрей беззлобно потрепал коня по гриве, – До утра теперь тут проторчим по твоей милости!

Сердце ещё колотилось. Мысли были отрывистыми. Короткими всполохами думалось о том, что дорогу ночью искать бесполезно. Что надо найти полянку, спешиться, привязать коня и развести костёр. В кармане как раз валялась зажигалка Фёдора.

Но тут парень заметил свет. Маленький огонёк, будто поджидавший, вспыхнул в отдалении. Однако смотрел неприветливо. Андрей уставился на него. Что это? Охотничий костёр? Туристическая стоянка? Или злые духи заманивают его к себе? Может, хватит для одной ночи странных огней? С другой стороны, в его случае «хоть что-то» гораздо лучше, чем «ничего».

Задержавшись на секунду, Андрей всё-таки повернул коня на свет.

Огонёк быстро приближался. Ивняк расступился, сменившись высоким разнотравьем. Зашуршала о траву упряжь. Канзас не хотел идти… Пришлось изрядно подгонять его.

Огонёк оказался избушкой. Маленькой, ветхой, но жилой. Вот это удача! Завидев её, Андрей с облегчением выдохнул. Где люди, там горячая еда и тёплый ночлег. В горах уважают путников, и парень был уверен, что его хорошо встретят. По крайней мере не придётся ночевать в лесу, бороться с таёжным холодом и опасаться встречи с медведем. Парень улыбнулся. Наконец-то повезло. Надежда на тепло и еду согревала продрогшее тело.

Рядом с избушкой, спутанные по передним ногам, паслись три коня. В темноте трудно было разглядеть окрас, но выглядели лошади… Почему-то пугающе. Слишком высокие для этих мест. В мнимое облегчение вплелась лента тревожного чувства. Но Андрей списал всё на нервотрёпку.

Парень спешился. Повёл Канзаса в поводу, и уже хотел привязать к коновязи, но тот… Начал упираться. Хотя хозяйские кони даже голов не подняли на пришлых.

– Ну что опять?! Иди давай! – шикнул парень.

Конь нехотя поплёлся. Привязав вороного на длинный повод, чтобы поел, Андрей расседлал его. Накрыл седло и упряжь плащом от дождя, и пошел к избушке. Вход был с другой стороны, и, пока шел, парень чувствовал на языке вкус горячего супа, а на плечах тепло одеяла.

В горах двери не закрывают. Мало ли кому понадобится укрытие. Но всё же постучать стоило.

Андрей занёс руку для стука, но дверь… С тихим скрипом отворилась внутрь. Так, будто и шанса не хотела оставить.

– Доброй ночи, хозяева. Есть… кто?

Бадья с кровью. Первое, что бросилось в глаза. За ней со стены оскалилось уродливое чучело – медвежья голова. И только потом парень смог разглядеть людей.

В избушке их было четверо. Ветхая старуха почти бесшумно кашеварила у печи. На лавках, отвернувшись от стола, сидели двое парней и девушка. Девушка плела силки. Парни сосредоточенно и зло отмывали седельные сумки от крови и перьев. Они смачивали тряпки в той самой бадье, и кровь с грязной водой по локоть омывала их руки, выплескивалась на пол, въедалась каплями в длинный край скатерти. Она словно… расползалась.

Никто не посмотрел на гостя. Гнетущая тишина ударила по ушам. А вместе с ней растаяли надежды на тёплый приём. На секунду перспектива остаться в тайге, с её холодом и медведями, показалась притягательнее.

– Чего торчишь в дверях, как тын, – ворчливо проскрипела старуха, – Не звали мы тебя. Но коль пришел, так заходи.

Парень переступил порог.

– И над душой не стой, – снова проворчала хозяйка.

Легко сказать. В избушке не было ни табуретки, ни топчана, чтобы присесть в сторонке. А за стол его ещё не приглашали.

Под злым взглядом старухи пришлось сесть. На краешек лавки рядом с девушкой. Двое парней по другую сторону стола тут же бросили на пришлого таки-и-ие красноречивые взгляды… Что Андрей сразу понял – ему здесь не рады.

Он повернулся к девушке. Хотел немного сгладить неловкость, и уже набрал в лёгкие воздуха, но… Неожиданно не смог сказать ни слова. У девицы был такой отсутствующий взгляд. Будто её здесь не было. Совсем. Словно осталось только тело, как пустой механизм, а внутри никто не живёт. Звенящая, сосущая пустота – вот что было в её глазах.

Так ни слова и не сказав, Андрей выдохнул. И постарался ненавязчиво оглядеться, силясь понять, куда же он попал. В горах можно встретить разных людей, но… Эти какие-то другие. Ни на кого не похожи. Это вгоняло в замешательство.

Внутри избушка оказалась крепче, чем снаружи. И везде – на подоконнике, на полках, на столе, и даже на печи стояли зажжённые красные свечи. В их дрожащем свете очертания казались расплывчатыми.

Из-под заслонки посеревшей печи к полу стекало что-то чёрное. Грязь или жир с золой, понять невозможно… Отвратный черный поток струйками сочился к полу, намертво въедаясь в камень. Какая хозяйка так запустит свою печь? Пришлось приложить усилие, чтобы отвернуться.

Печь разделяла помещение на три части. Слева и справа её окаймляли выцветшие занавески, отделяющие спальни от гостиной. В общей зоне стоял стол с лавками, накрытый домотканой скатертью. С застиранными пятнами крови по краям. А под потолком висело множество трав. Но не безобидные иван-чай или смородина, которые можно встретить в горах. Какие-то другие…

Чей это дом? Можно подумать, что здесь живут староверы. К тому же старуха была одета в древнее не то платье, не то сарафан. Однако в красном уголке избы не было ни одной иконы… И парни с девушкой выглядели вполне обычно, по-современному. Точно, не староверы. Но и на охотников не похожи.

Все напряженно молчали. Никто не спрашивал гостя, кто он и как оказался ночью в лесу. Никто не предложил чай, чтобы согреться. В горах обычно не так. А если хозяева неприветливые, они бы выгнали его с порога. Так ведь? Странно… Всё это было очень странно.

Андрей снова почувствовал на себе взгляд. На него косо поглядывала старуха. Тишина становилась неудобной.

– Я… Это… Конь у меня понёс, – спохватился парень, – Я – инструктор, с группой был. Но там, в общем, возвращаться пришлось, а потом назад…

– Что ж ты, – усмехнулась хозяйка, – По темноте переваливал?

– Да так… Получилось.

– Вроде местный… – старуха усмехнулась так, словно хотела добавить: «…а дурак».

Андрей неуверенно пожал плечами.

Снова молчание. У здешней тишины были склизкие, шершавые руки с длинными когтями, которыми она обнимала тебя за плечи. И давила… Давила. Андрей вдруг почувствовал, как тяжело вздымается грудь. Дышать приходилось с трудом, словно продираться сквозь густую поросль карликовой берёзы. Может, это из-за трав? Или металлического запаха крови, что пропитал воздух. Андрей старался на нём не концентрироваться.

Он кинул взгляд на парней. Те сидели напротив, боком. Обычные парни, разве что волосы слишком отросли. А в целом – маскировочные куртки, охотничьи ножи за поясами. Ничего необычного. Андрей гадал, кем они приходятся друг другу. Друзья? Братья? Если братья, то очень далёкие. А девица? Она вообще ни на кого не похожа… Но не могут они быть незнакомцами? Андрей решил, что, пока не доказано иное, он будет считать обитателей избушки родственниками.

Тем временем парни закончили работу. Похватав чистые сумки и бадью с кровью, они ушли на двор.

Андрей переключился на девушку. Совершенно, абсолютно непримечательная. Светлые волосы, просторная кожаная куртка, слезший лак на ногтях. Тонкие пальцы споро завязывали невидимые узелочки. Парень вдруг заметил, что силки девица плетёт слишком маленькие. Кого она собирается в них ловить?

Вернулись парни. Сев за стол, они уж слишком показательно сложили руки, будто чего-то ждали. Девушка отложила работу, встала. Монотонно, без суеты она поставила на скатерть неструганый спил дерева в качестве подставки и пошла за мисками и ложками.

Старуха открыла заслонку закопчённой печи. В воздух ударил аромат печёной свинины с овощами. Такой бешеный… Что желудок заскулил голодной дворнягой. Андрею казалось, он готов в одиночку умять целый казан, что бы перед ним ни поставили.

Старуха вытащила из печи противень. На стол опустился запечённый кабанчик с яблоком и овощами. Совсем детёныш… Изжаренными глазами он, казалось, ещё искал силуэт матери.

Аппетит резко пропал. Желудок затих. Какому извергу придёт в голову убивать детёнышей? Ладно обычный кабан, но поросятки… А кабаниха? Она ни за что не оставила бы детей, и разорвала каждого, кто к ним притронется. Что же они, убили и её? Мать с детьми? Охотники так не поступают.

У Андрея ком подкатил к горлу. А остальных вид зверства совершенно не смутил.

Старуха села во главу стола, и девушка как раз подоспела с приборами. Когда она отдавала миску Андрею, тот поймал её пустой, отстранённый взгляд. Неужели и её ничего не смущает? Парень откровенно пялился в её безучастное лицо в те миллисекунды. И кажется, она это заметила… На миг в её взгляде поступило осознание. Стало немного неловко, и парень непроизвольно улыбнулся. Просто чтобы сгладить этот откровенный взгляд. А девушка… Несколько раз коротко моргнула, словно просыпаясь от долгого сна.

Андрей видел, как девица наполняется… собой. Он не мог подобрать другого слова. И такая в ней произошла разительная перемена, что на мгновение парень ощутил на самом кончике языка… привкус узнавания.

– М-м… А я не мог где-то видеть Вас раньше? – спросил он, едва касаясь подушечками пальцев шкуренной поверхности миски.

– Нет, – резко отрезала она и отпустила свой край.

Парень едва не уронил миску. Пришлось вцепиться в неё кончиками пальцев, чтобы не выпустить из рук.

Сели. Хозяйка прочла быструю и совсем неразборчивую молитву. Стоило упасть последнему слову, все принялись за еду. Все… Кроме гостя.

Мужчины поделили меж собой кабанчика. Девушке достались овощи. Андрею никто ничего не предложил, а брать самому не хотелось.

В тишину вплелось мерное чавканье. И есть расхотелось ещё больше. Парень никогда не был неженкой, ко многому привык, и ему сложно было испортить аппетит. Но этим людям… Это удалось. Андрей так и сидел над пустой миской, стараясь не смотреть на еду.

Куда он попал, черт возьми? Странное место, жутковатые люди.

– Передай хлеба, дочка.

Девушка послушно встала. Она достала каравай черного хлеба из старой хлебницы, протягивая его старухе. Хозяйка отломила от него кусочек и передала старшему сыну. Тот тоже отломил солидный кусок, тут же откусывая, и отдал каравай среднему. Средний повторил всё в точности, передавая хлеб девушке. Она отщипнула совсем немного мякиша, и… Протянула Андрею.

Ну хоть что-то ему предложили в этом доме! Вспышка злого сарказма, наверное, отразилась в глазах. Что ж, в хлебе нет ничего плохого. Парень уже потянулся за остатком каравая, но… Заметил взгляд девицы. И рука застыла в паре сантиметров от хлеба.

Она смотрела очень… очень выразительно. И всей силой взгляда говорила ему: «Не ешь».

– Что ж ты, мил человек? Хлебом брезгуешь? – нотки гнева проступили в скрипучем голосе хозяйки.

– Н…нет… Просто… Не голоден, – парень отдёрнул руку, – Вы уж простите меня.

Девушка поспешила вернуть хлеб на место.

Тишина густела и накаливалась. К концу трапезы воздух в избушке можно было резать ножом. Андрей чувствовал себя максимально некомфортно. Как кусок мяса в ванне с крокодилами. Но телефон показывал половину первого ночи, а это означало ещё несколько часов до рассвета.

– А теперь всем спать, – поднявшись из-за стола, отрезала старуха.

Парни побросали еду, развернулись и удалились за штору ближе к выходу. Заскрипели деревянные кровати.

Девушка споро убрала всё со стола. Погасила свечи и скрылась с другой стороны от печки. Туда же ушла хозяйка.

Андрей остался один… В гнетущей темноте и тишине. Лишь погасли свечи, как ночь влилась таким же черным потоком в окна, какой стекал из печи.

Парень уже понял, что заботится о нём никто не станет.

«Вот уж повезло. Из всех избушек, раскиданных по горным глубинкам, попасть именно в эту! Даже не знаю, что лучше. Ночевать здесь или под открытым небом, – мысленно сетовал он, – Ну ничего. С рассветом меня здесь не будет. И всё это превратится в очередную инструкторскую байку».

Парень устроился на узкой лавке. Чтобы не падать, пришлось скрестить руки. Череп катался костяшками о жёсткие доски, и парень не знал, сможет ли уснуть.

От безысходности он открыл глаза. Девица… Стояла прямо над ним. Он шарахнулся от неожиданности. Как она подошла так близко?

В руках девушка держала одеяло, подушку и толстый вязанный половик. Андрей понимающе встал.

Она накрыла половиком скамью. Положила подушку, заботливо её взбив. Постелила одеяло сверху… Парень хотел поблагодарить её, но девица прижала палец к губам, одними глазами показывая в сторону занавесок, за которыми спали братья.

Андрей понимающе кивнул.

Девушка ушла. Парень снова устроился на лавке. Спать стало гораздо удобнее, и Андрей сам не заметил, как провалился в сон.

***

– …вода не пьётся,

Сердцу бойкому неймётся,

Трава сочная под копытом застыла…

Андрей лежал в полудрёме, слыша мерный шепот.

– Выпьешь, ляжешь, и ждёт тебя там могила.

Парня вышвырнуло из сна. Он распахнул глаза. Во взгляд бросились скалящиеся пучки трав, а нос обдал мерзостно-сладкий палёный аромат.

Ещё секунду он соображал, где находится. Потом вспомнил… Перевал, избушка, старуха… Старуха! Это был её голос.

Андрей лежал на лавке, не шевелясь. Лишь слегка задрал голову. Он видел… У открытой печки стояла хозяйка дома. В черном платке и белой ночной сорочке, как призрак или дурной сон. Горела одинокая свеча. Старуха палила траву над большой деревянной миской и, кажется, не заметила, как гость проснулся.

Остальные спали. Из-за шторки разносился забористый мужской храп.

В свете свечи было хорошо видно. Старуха кидала в миску догорающие листья, какие-то корешки, маленький череп… Парню стало не по себе. Она что… Колдует?

Хозяйка достала из горшка клубок толстых шнуров. Они странно поблёскивали, и парень понял… Что это змеи. Клубок мёртвых змей.

Старуха мозолистыми пальцами выудила одну. Маленький скользкий труп повис поперёк ладони. Хищно сверкнул нож. Хозяйка одним движением снесла змее голову, и та бухнулась в миску. Вверх взметнулись густые брызги. Послышался то ли всплеск, то ли чавк. С обезглавленного тела потекла чёрная жидкость. Андрей уже сомневался, кровь ли это. Постепенно чёрное варево перевалило через край миски. Жирными, лоснящимися струями потекло зелье по печи, заструилось по стенке. Вот что это за черная накипь! Остатки колдовства… Когда упали последние капли, старуха приоткрыла оконную створку и выбросила труп на улицу.

Андрей напрягся. Эта ведьма готовит какую-то дрянь. Не для него ли?

Хозяйка вернулась к печи. Морщинистыми руками она влезла в дьявольское варево, начиная вымешивать его, будто тесто. Руки всё больше пачкались в черной жиже.

К горлу у парня подступила тошнота. Он боролся с желанием сглотнуть, чтобы лишним звуком не выдать себя. Но и смотреть было тяжело.

Старуха месила жижу. Та чавкала, хлюпала, густела, пока наконец ведьма не достала из неё кусок… Не то тухлого мяса, не то ту самую голову, опутанную то ли волокнами, то ли чьими-то волосами.

Парень до боли сжал кулак под одеялом. Он слышал, как заколотилось сердце, и радовался, что старуха не может услышать его отчаянное биение.

Хозяйка зажала кусок в руке и двинулась к столу. Парень поспешно зажмурился. Он уже готовился отпихивать старуху, если хоть одна капля упадёт ему на губы, но… Шаркающие шаги проковыляли мимо. Андрей слышал, как скрипнула дверь, за ней ступени крыльца. Ведьма уходила.