Сын Петра. Том 7. Поступь Империи

Глава 1

1714, январь, 4. Москва – Вена

Зима.

Извозчик, негодуя, убирался с дороги, пропуская шествие. Небольшое, но знаковое.

Можно даже сказать – эпохальное.

По Тверской улице, которая в обновленной Москве стала негласно главной, двигалась процессия инженеров и мастеров, а также научных работников. Еще четверть века назад совершенно немыслимое зрелище. Сейчас же здесь удалось собрать несколько тысяч человек, вытянув их с разных уголков страны.

Не всех, к сожалению – и счастью.

Ведь Алексею хотелось превратить это шествие в триумф научно-технического прогресса. И чем более массовым оно бы стало, тем лучше. Иными словами, ему хотелось собрать всех. Вон сколько зевак смотрели. И местные, и иностранцы. Хотя ряженых ставь. Это с одной стороны, а с другой – даже когда забрали на некоторое время несколько тысяч этих людей, на местах еще остались. И не так уж и мало – как минимум еще треть от присутствующих.

Люди шли неплотной толпой.

Рыхлой.

Но все равно – довольно многочисленной.

Инженеры все в богатой одежде по местным меркам. Глянешь – от аристократа невысокого полета и не отличишь. Разве что куда охотнее следовали за модой, но не высокой, а прикладной. Из-за чего наблюдателю могло показаться, что люди тут шли не из начала XVIII века, а из второй половины XIX столетия. Вон какие фасоны. Царевич уже успел «наследить» и тут. Не хватало для полноты картины только матросиков в черных бушлатах, перетянутых пулеметными лентами.

Мастера тоже выглядели очень прилично. Добротная, качественная одежда из хороших материалов. Дешевле. Заметно дешевле. Но и дворянину явиться так куда-то не зазорно.

А вот лица у многих уставшие.

Да.

Это прямо бросалось в глаза. Было сразу видно – идут не бездельники. Но и изнуренности былой не осталось. Той, которая явственно проступала в самый острый пик дефицита рабочих рук. Квалифицированных.

И вот – кремль.

У всех проверили выданные им удостоверения. Сверили со списком и фотографиями. И пропускали внутрь – в главный дворец страны.

Фотографиями!

Их все ж таки добили, зайдя дальше дагерротипии. Инженеры и мастера получали стандартные удостоверения после прохождения экзамена на минимальную квалификацию. После окончания обучения или при аттестации приехавших. И туда уже год вклеивали фотокарточки черно-белые, с помещением копии в личное дело.

Фото потихоньку входило в прикладную практику. И в горизонте двух-трех лет Алексей хотел закрыть удостоверениями личности не только инженеров, но и мастеров, также проходящих квалификацию, а еще офицеров всех, начиная от капрала, и чиновников.

Алексей стоял около дворцового окна и глядел на эту толпу с некоторым умилением.

– Много… Как же их много… – тихо произнес Петр, стоявший рядом и тоже подглядывающий за тем, как люди втягивались через главный вход в Большой Кремлевский дворец – специально построенный для больших собраний.

– Тебя это смущает?

– Что ты?! Нет! Просто никогда бы не подумал…

– Я же тебе давал отчеты.

– Одно дело – видеть числа на бумаге, и совсем другое… – Сделал царь неопределенный жест.

– Тут не только количество важно. Посмотри на их лица. Что ты видишь?

– Лица и лица. Обычные, – пожал плечами царь.

– Они не затравленные и не отрешенные. Видишь? Живые. В чем-то даже вдохновленные, что ли.

– И что?

– О! Это невероятно важно. Ты понимаешь… Мы же выпускаем несколько журналов, связанных с наукой и техникой. Их раскупают по подписке. Вот они среди прочего и раскупают. И письма шлют.

– Все равно не понимаю, – перебил его царь.

– Это письма с предложениями и идеями. Откликами. Вокруг журналов сейчас бурная общественная дискуссия идет. Они, – указал царевич на толпу внизу, – непрерывно выступают с инициативами. Множеством. Разной степени паршивости, но главное, что пытаются. Мы эти письма иногда публикуем, подогревая интерес остальных. И собираем в общую базу с картотекой идей и рациональных предложений, к которой регулярно обращаемся, а потом передаем в тематические рабочие группы на проработку. Иногда даже тем самым людям, которые их нам и присылают.

– Хм…

– Понимаешь? Раньше мы с тобой пинками толкали научно-техническое развитие страны. А теперь она начинает сама ехать. Понемногу. По чуть-чуть. Как снежный ком. Как трогающийся паровоз. Главное, этим людям по рукам не бить. Не останавливать. Ты умрешь. Я умру. А если этот маховик раскрутить должным образом и все отладить, то, даже ежели нас бестолочь сменит, держава просто намотает ее на гусеницы и пойдет дальше – вперед.

– Странные вещи ты говоришь, сынок. И страшные. Это ведь нашего потомка они, – неопределенно махнул рукой Петр, – должны на гусеницы наматывать. Тебя это не пугает?

– Ты молодец. Я молодец. Почему нас с тобой это должно пугать? А мой сын, или внук, или кто после меня будет, пускай сам за собой попку подтирает. Каждому поколению свои вызовы. Мы объясним. Мы покажем. Но делать-то ему. А это, – кивнул Алексей, – выступит своего рода защитой от дурака. А то еще какой блаженный попадется. Что, пускать по ветру все силы наши по развитию и укреплению державы?

– Ну… – Царь задумчиво почесал затылок.

– Разумеется, это не единственная и не основная защита. Одна из многих. Люди должны привыкнуть к тому, что мы развиваемся. Что это развитие приносит нам огромные прибыли. И обучение, наука, новые технологии и прочее подобное – это не пустая болтовня. Это то, что позволяет нам жить хорошо. Всем. От крестьянина до царя. Это должно стать модно и честно[1]. Раньше вон считали недостаточно честной службу с огнестрелом. Больше века за это держались! Хотя давили на них… давили… Вот и с научно-техническим прогрессом нужно так же. С заводами. С развитием в комплексе. Заниматься всякой фигней, например, пьяными скакать на балах и спускать средства на увеселения, приличным людям должно стать неприлично… невместно… Поступаешь так? Сразу дурак в глазах окружающих. Или блаженный – только обнять и вместе поплакать. Свечку поставить на прибавление ума. В крайнем случае – понять и простить эту условно разумную тварь божью…

– Умеешь ты сказки рассказывать, – смешливо фыркнул Петр Алексеевич.

– Мечтать, отец. Да, я люблю мечтать, – добродушно улыбнулся Алексей.

– Только мечты у тебя дикие… Так говорить про собственного сына или внука. На гусеницы намотать… Да и про пьянки-гулянки…

– Отец, там я видел, как наших далеких потомков, лет через двести, просто расстреляют в подвале. Всех. Включая женщин и детей.

– Ты рассказывал. Хватит. Думаешь, мне это приятно слушать? – нахмурился царь.

– Кому много дано, с того и спрос велик. Всевышний вручил тебе и мне, как твоему наследнику, эти земли. Зачем? Каков его промысел? Только лишь для того, чтобы мы пили и гуляли? Серьезно?

Петр промолчал.

– Я так мыслю: пусть кого-то из наших потомков тихонько прибьют, если дурью станет заниматься. Главное, чтобы страна в смуту не погружалась, продолжая развиваться как следует, и династия удержалась. Принцип выбора меньшего зла.

– Я бы никакого выбирать не стал. Зло, оно и есть зло.

– Представь. Я сошел с ума и начал пытаться вернуть Россию к старине. К тому, как жили и воевали полвека назад. Уничтожая, руша и обесценивая все, что уже сделано. Как ты поступишь? Махнешь рукой в надежде на чудо великого «авось» или сам мне голову оторвешь?

– Я не хочу про это думать, – еще сильнее нахмурился царь. – И тебе невместно – еще накаркаешь…

– Ладно, – усмехнувшись, махнул рукой Алексей. – Пойдем уже к ним. Пора торговать лицами…

Город же отдыхал.

По случаю конференции инженеров сделали выходной день. Вот и Николай гостил у своего дяди.

Тот вырос.

Сначала стал мастером. А потом и на инженера прошел аттестацию. И теперь находился там, в кремле. А он – тут, у него сидел дома. В ожидании, так сказать. Очень было любопытно узнать, что же там такого на конференции скажут. Ради чего их всех собирали?

– Чай будешь? – спросила тетя.

– А? – словно очнувшись, вынырнул из своих размышлений Коля.

– Чай, говорю, будешь?

– Да, не откажусь, – охотно согласился он, вставая с дивана.

Дивана…

Их семья очень прилично поднялась из-за него и дяди. Один – инженер, второй – профсоюзный лидер. А ведь лет двадцать назад – простые крестьяне.

Бедные.

Балансирующие на грани выживания. Не от хорошей жизни дядя подался в Москву на заработки. Да и племянник тоже.

Николай подошел к столу.

Сел чинно.

Налил себе в чашку заварки и, поднеся к самовару, подлил кипятку.

Чай.

Для простых людей он покамест был еще слишком дорог, но их семья его могла себе уже позволить. Но пили не в чистом виде. По обычаям, заведенным царевичем, мешали со всякими сушеными ягодками, травами и прочим. Вот и сейчас – рябинки сушеной подсыпали в заварной чайник.

Получилось немного терпко, но вкусно.

Молодой мужчина взял из плетеной вазы сухарь белого хлеба и, чуть размочив его в кипятке, откусил. Вкусно.

Нахлынули воспоминания о детстве.

О лебеде.

О голоде.

Страшные были дни. Отчаянные. Окаянные. Он до сих пор помнил глаза умирающего от голода братца младшего и свое чувство бессилия. И то, как смотрела мама.

Это было не передать. Не пересказать.

– Коленька, ты чего? – спросила тетя, увидев, как он резко помрачнел.

– Да так… Саню вспомнил, – ответил он, покрутив в руках кусок сухаря. – Иной раз ем и думаю: его бы тогда две-три краюхи могли спасти…

Посидели.

Молча.

У тети тоже дети умирали, и тоже от голода…

Однако сильно грустить не стали. Они вырвались из того бедственного положения. И сами, и другим родичам сильно подсобили. Те, кто остался жить там, под Тверью, если не как сыр в масле катались, то уж точно кушали сытно, одевались хорошо и зимой топились добро.

Да и тут, в Москве, дела шли ладно.

Из маленькой комнатушки в общежитии при заводе дядя перебрался в просторную пятикомнатную квартиру недалеко от кремля. Вся меблирована добротно. Даже вон новомодный диван приобрели и поставили.

Сам Коля жил скромнее. Всего лишь в трехкомнатной квартире, но тоже недурно обставленной. И сейчас, работая профсоюзным лидером, учился, желая пойти по стопам дяди и тоже стать инженером.

Раздался бой.

Коля и тетя скосились на часы. Красивые такие.

Заводить их, правда, каждый день требовалось. Но это не страшно. Часы были признаком зажиточности, и на такие вещи не обращали внимания, даже если они шли не точно, хотя дядя имел моду сверять их с боем кремлевских курантов. В полдень выходного дня, так как в остальные дни трудился и никому более не доверял лезть в механизм. Нехитрый, в общем-то. Но все одно – жалко. Ибо стоили они очень немало.

На дворе было светло.

Так что новые лампы не зажигали. Керосиновые. Дядя мог себе позволить покупать именно керосин. На нем просто получалось больше света, чем на более дешевом и доступном древесном спирте с примесью скипидара.

На кухне стояла просторная дровяная плита, подключенная к центральной трубе. Одной из. По этим годам весьма прилично. Кое-кто, конечно, практиковал новомодные плиты на жидком топливе, чтобы меньше грязи было. Во всяком случае, тетя не жаловалась. А мужу она готовила сама, нанимая приходящую служанку только для помощи с уборкой.

Уборная с водяным затвором. Умывальник. Даже ванна. И водопровод с подачей и холодной, и горячей воды от котельной в подвале. По тем годам в квартире имелись все удобства.

Чаепитие явно не удалось.

Эти дурацкие воспоминания об умерших от голода родственниках все скомкали и испортили. Так что Николай, поблагодарив тетю, дошел до шкафа, выбрал книгу почти что наобум и вернулся на диван.

Ему подвернулся какой-то номер литературного журнала. Толстого. В твердом переплете.

Глянул с торца – с десяток закладок.

Открыл одну из них.

И невольно улыбнулся. Перед ним открылась иллюстрация человека в скафандре среди невероятных растений. А дальше рассказ Клима Дмитриева. Автора никто никогда не видел. И каждая такая история была удивительна. Космос, далекие миры, какие-то невероятные технологии будущего. Поговаривали, что под этим псевдонимом писал царевич Алексей, но он сам все отрицал. Хотя подобному, конечно, никто и не верил. Красивая ведь легенда.

Николай невольно улыбнулся.

Было видно, дядя это место читал много раз – вон какие затертые страницы. А вот и заметки на полях…

Тетя же, глядя на племянника, улыбнулась. И начала убирать со стола. Какой бы тяжелой и грустной раньше жизнь ни была, это все в прошлом. О котором сейчас даже и вспоминать не хочется.

Жизнь поменялась.

Все поменялось…

Тем временем в Вене шел совсем другой разговор. Императору Иосифу Габсбургу докладывали большую и весьма безрадостную сводку об одном из аспектов в делах России. Он последние года полтора-два очень внимательно изучал все, что получалось узнать, о вероятном противнике. Максимально осторожно, разумеется.

– Образование у них делится на четыре ступени, – говорил министр иностранных дел. – Начальную школу, ремесленные и мастеровые училища, а также высшую школу. Сетью начальных охвачена практически вся страна.

– А у них нашлись учителя и школы? – перебил его Иосиф.

– Нашлись. На конец 1713 года в России было 32 218 отдельных церквей, 24 817 из которых уже перестроены. И в них организованы приходские школы, как раз начальные. Ну и еще тридцать девять иных, вне церкви. Священники за время перестройки прошли обучение и теперь выступают учителями. Ничего сложного – чтение, письмо, счет. Кроме них, краткие курсы Истории России и Закона Божьего.

– Им преподают историю!? – удивился император. – В начальной школе?!

– Да, Ваше Величество. Самый краткий курс.

– Но зачем?

– Мы это выяснить не смогли. Этим вопросом занимается лично принц. Говорят, что он сам даже этот курс писал. С ним об этом мы пока не разговаривали. Да и что он скажет? Вряд ли правду. А если и правду, то явно не всю.

– И много людей учится в начальной школе у них?

– Выпуск 1713 года составил 322 тысячи человек. Насколько нам стало известно, генеральная цель – к 1720 году прогнать через такие школы не менее 45 % населения. Иными словами, практически всех мужчин. Это очень амбициозные планы. Сейчас население России около 14,2 миллиона человек старше пятнадцати лет. И искомые 45 % составляют почти 6,5 миллиона. При текущем уровне в 322 тысячи в год его достижение возможно лишь за двадцать лет. А планируется за шесть. Так что мы предполагаем бурный рост количества и качества начальных школ и дальше. Как минимум завершение перестройки всех отдельных церквей и увеличение количества классов. Сейчас у них пятнадцать-тридцать человек в одном классе. Если же их увеличить до четырех-пяти, все становится вполне реальным. Даже с учетом быстрого роста населения России. А оно за двадцать лет увеличилось на 4 миллиона.

– Ого!

– Да. И государь с принцем делают все зависимое от них для поддержания темпов роста. Лично курируют все проблемы, связанные с голодом и эпидемиями. Провели налоговые реформы. Занимаются организацией передовых сельских хозяйств, не жалея на них денег и сил.

– Странно все это, – задумчиво произнес Иосиф. – Столько усилий. Столько денег. А зачем? Зачем им полстраны умеющих читать? Разве от этого они станут лучше землю пахать?

– Рабочие. Им нужно много рабочих. А все эти приходы позволяют выявлять толковых. Их направляют в ремесленные школы, из которых выходят весьма компетентные рабочие. За 1713 год в 511 таких учебных заведениях подготовили двенадцать тысяч человек.

– Не слишком ли много?

– Напротив – недобор. Россия развивается чрезвычайно быстро и постоянно испытывает нехватку рабочих рук. Везде и всюду. Всяких. Из-за чего на предприятиях у практически всех опытных и компетентных работников есть подмастерья и иные ученики. Это еще позволило за минувший год подготовить около двадцати трех тысяч рабочих. И все равно – нехватка.

– Чудны дела твои, Господи, – перекрестился Иосиф. – Куда им столько? Неужто столько предприятий?

– Чугуна Россия сейчас льет больше, чем вся остальная Европа, вместе взятая. Железа – тоже, причем отрыв еще сильнее. И этот выпуск наращивается какими-то бешеными темпами. Да и по другим производствам аналогично. Той же ткани они делают вообще какое-то невероятное количество, собирая шерсть с огромной территории. На них, почитай, вся степь трудится. И Персия. И даже коноплю со льном выращивают, и крапиву используют для отдельных тканей. Хуже того – продолжают искать новые источники сырья. Да и другие отрасли бурно развиваются. Им есть куда пристраивать людей.

– Вы говорите страшные вещи.

– Самому дико. Но факт. Россия полностью перекрыла свои потребности в обычных тканях и активно их вывозит. Они уже задавили почти все производства в Голландии и остатки в Англии. Голландцы, правда, не сильно расстроились и просто вошли в долю с российскими предприятиями, вывезя туда своих рабочих. Это звучит крайне странно, но сейчас добрая половина тканей в мировой торговле – российские. И принц продолжает экспансию. Внедряет новшества. Стремится всецело удешевить производство, чтобы, снизив цены, разорить конкурентов.

– Ладно… – покивал Иосиф. – А мастеровые училища кого готовят?

– Мастеров. Это, считай, рабочие высокой выучки, которых ставят на самые ответственные дела. Или руководить обычными. Их уже двадцать восемь заведений. В ремесленных изучают ремесло. Плотно. Основательно. Дополняя его кратким курсом мировой истории и основами естествознания. В мастеровых уже крепкий курс серьезных предметов. Тут и основы физики, и химии, и прочее. Здесь также изучают расширенный курс российской и мировой истории, географию, логику, риторику. На выходе получается не инженер, но очень и очень компетентный работник. Да. Что еще? Высшая школа. Там почти все то же самое, только больше и шире. Ну и всего десять заведений. Пока.

– М-да…

– Если же говорить в целом, то образовательная система хоть и странная, но грандиозная и вполне практичная. Упорядоченная и стандартизованная, она стабильно выдает ежегодно больше компетентных кадров, чем сейчас готовит вся Европа, вместе взятая.

– А чиновники? Она их тоже готовит?

– Разумеется. Уже с ремесленных училищ идет специализация на ремесле. Они не только рабочих готовят, но и чиновников малых чинов, и законников, и переводчиков, и военных, и прочих. Да, уклон в технические специальности, но и об остальном не забывают. Например, за прошлый год было подготовлено 417 переводчиков всех рангов. Одно из высших заведений даже выделили под гуманитарные специальности. И у них там даже есть исторический факультет, при котором постоянно действуют три археологические экспедиции.

– Четыреста семнадцать переводчиков? – удивился Иосиф, проигнорировав мало интересующую его историю.

– На будущий год ожидают выпуск 612 человек. Они наращивают их количество.

– Зачем?

– Мы не знаем. Принц настаивает, чтобы каждый офицер в армии получил как минимум ремесленный аттестат переводчика. По любому языку. Обычный выбор – это немецкий, французский, испанский, турецкий и персидский. Турецким, правда, они называют скорее какой-то его восточный диалект, а не прямо обычный османский, хотя последним он вполне понятен. В некоторых школах можно изучать еще десяток других языков, но это основа. Есть и специальные переводчики, даже уровня мастеров и с высшим образованием. Но их мало. Обычно это дополнительная подготовка, – произнес министр и замолчал.

– Интересно… – тихо произнес Иосиф, отвернувшись в задумчивости к окну. – Это все?

– Еще есть монастыри. Но они стоят особняком. Их сейчас 422 в России. На их базе развернуты приюты для сирот. В первую очередь для семей служивых. Хорошее питание. Начальное и ремесленное образование, включая изучение языка. Там не очень много людей, но все же их можно считать такими своеобразными школами. Насколько мне известно, на текущий момент монастыри в состоянии вместить где-то шестьдесят две тысячи человек, из которых там едва две.

– Я слышал, что в России сирот забирают родственники. Неужто не справляются?

– Да, это так. Однако Петр и принц явно готовятся к большой войне. А где война, там и сироты. Эти работы по монастырям проводятся демонстративно, подкрепляя уверенность солдат в том, что их семьи не бросят. И детей, и жен, которым тоже, в случае необходимости, готовы выделить небольшой, но гарантированный пансион в монастырях.

– Большая война… – покачал головой Иосиф. – Они словно бы ей одержимы.

– Это так. – Министр не возразил, но и развивать эту тему не стал, поэтому замолчал.

– Что-то еще? – после затянувшейся паузы спросил император.

– Да все вроде, – пожал плечами докладчик. – Разве что… Да нет. Оно к делу не относится.

– Что именно? Говори, раз вспомнил.

– У них поиск одаренных налажен. Священник, обнаружив такого в своем приходе, докладывает в Москву. В специальное ведомство. Где на этих всех людей заводят дела. И дальше их стараются пристраивать к делу. Ищутся очень разные люди. Не только талантливые в нашем понимании. Например, по всей стране подбирают людей с очень острым зрением, способных видеть как можно дальше. Вблизи они чуть ли не на ощупь передвигаются, но вдаль видят невероятно. Из них готовят наблюдателей для флота или в приморские крепости. Принца интересует все необычное. Любые сильные стороны, пусть и странные.

– И сколько у них сейчас этих необычных людей найдено?

– По последним данным – 8 221. Это ведомство, кстати, также ведет учет всех людей с квалификацией образовательной третьей и четвертой ступени.

– А как вам удалось это все узнать? – прищурился Иосиф, заподозрив ложь.

– Как это ни странно, но подобные сведения не секретны. В России выпускается Статистический временник с открытыми сведениями о стране. Сейчас уже за 1712 год есть. К апрелю за 1713-й выпустят. Свежие же сведения можно найти в кабинетах чиновников невысокого полета. И подкупить их несложно, сведения-то не секретные.

– А это не может быть обман? Выглядит все крайне дико.

– Мы подкупили с дюжину разных чиновников малого ранга, у которых доступ мог быть к таким сведениям. В разных местах. Сверили результат. Он совпадал и вполне увязывался с данными из Статистического временника за 1712 год. Россия действительно развивается какими-то невероятными темпами. И какие планы! Еще каких-то шесть лет – и каждый русский мужчина будет уметь читать, писать и считать…

– В это сложно поверить, – перебил его император.

– Понимаю. Однако факты говорят, что вряд ли здесь имеет место ошибка…

Глава 2

1714, март, 9. Москва – Париж

– Молдавии нужна ваша помощь! Мы восстали! Мы отбились от османов! Но теперь нас давят австрийцы. И наших сил уже не хватает, – с подавленным видом произнес Дмитрий Кантемир, прибывший в Москву вместе с довольно крупным молдавским посольством.

– Пока, насколько я знаю, Габсбурги пытаются подавить восстание болгар, – заметил Алексей.

– Это так, но мы следующие. Кроме того, их войска эпизодически заходят на нашу территорию уже сейчас. Да и вообще ведут себя так, будто бы это их владения.

– Хорошо. Допустим. И что вы хотите от нас?

– Помощи.

– Еще поставок оружия? Денег? Чего конкретно вы хотите?

– Введения в Молдавию войск.

– Вы же понимаете, что это война с Габсбургами?

– Они не решатся.

– И откуда у вас такая уверенность?

– Воевать еще и с Россией? – мягко улыбнулся Дмитрий. – Это безумие. Они и так все свои силы бросили на подавление болгарского мятежа, из-за чего прекратили наступать на османов. Россия сама по себе очень сильна. Воевать еще и с ней они просто не решатся. Да, несколько стычек возможны. Для прощупывания. Но они почти наверняка потом сделают удивленное лицо и скажут, что не признали.

– А если решатся?

– То вы их легко победите!

– Мне приятно, что наши друзья в нас так верят… – вяло улыбнулся царевич.

Беседа явно шла не туда, куда Алексей хотел.

Петр бил копытом.

С Дмитрием приехала его дочь – юная Мария Кантемир. Совсем молоденькая, однако достаточно яркая для того, чтобы царь оказался ей пленен. Если с алкоголем он с трудом, но справился и пить стал сильно меньше былых лет, то вот с женщинами удержу себе не давал.

Царица на это закрывала глаза.

Бесилась, но подчеркнуто терпела. В том числе и потому, что царь своих любовниц часто менял. Специально и осознанно. Тот легко и страстно увлекался. Не только всякими техническими новинками, но и дамами. Что приводило к непрерывной череде придворных скандалов самого разного пошиба.

Единственную вещь, которую он по-настоящему любил, был флот. Женщин же… С женщинами у него были довольно сложные отношения. Он их в основе своей считал условными разумными и пригодными только для того, чтобы скрашивать тяжелые будни мужчин. Не всех. Но в основном.

С женой они уже почти не делили ложе, но и не разругались. По сути, он ее воспринимал как соратника, приятеля и друга. Человека, который помогает ему в делах развития, модернизации и управления Россией. Практически как сестру Наталью.

Евдокию Федоровну это в целом устраивало. Рожать с каждым разом ей становилось все труднее. Да и сама она больше делами увлекалась, чем страстным, хаотичным мужем. В то же издательское дело она погрузилась с головой. Оно стало ее новой жизнью. Вот и терпела поведение мужа. Сквозь вымученную улыбку.

Да и что реально она могла сделать?

Петр же старался подчеркнуто не затягивать отношений со своими любовницами, оперативно выдавая их замуж. Нередко уже «пузатых».

О том, что государь слаб на передок, знала вся Европа. Но не осуждала. Это вообще в те годы среди аристократии считалось не только нормальным, но и чем-то подходящим для гордости.

Вот юную прелестницу и привезли.

Правильно показали царю.

И тот заинтересовался…

Юна. Слишком юна. Но если ее придержать при себе…

Так что Петр был очень даже за то, чтобы укреплять отношения с Молдавией. Даже введением войск.

Его же сын хоть и получил гормональный фон от отца в наследство, но имел молодую, дико страстную жену. Да и вообще умел держать себя в руках. Хотя юницу презентовали и ему, на тот случай, если она и его сумеет покорить.

Ну и в целом царевич в таких делах все же держался за рациональность.

Посему ругались.

Вежливо.

Мягко.

Но ругались.

Алексей хотел выиграть время и спустить Большую войну на тормозах. С тем, чтобы она не застопорила развитие России. Быстрое. Достаточно быстрое для того, чтобы в недалеком будущем превратиться по-настоящему в непреодолимую силу. И лишний раз нарываться он не хотел, тем более что особых резонов заходить в Молдавию не имелось. Она не была чем-то стратегически значимым в этой геополитической игре. Деньгами им помочь, оружием и даже инструкторами – да. Но не ввязываться в Большую войну…

– Что Россия получит, ввязавшись в эту войну? – наконец прямо спросил он.

– Ослабление Габсбургов, – не задумываясь ответил Кантемир, он явно думал над этим вопросом.

– Давайте начистоту. России невыгоден разгром османов. Чем дольше длится восстание и чем больше сил Габсбурги тратят на его подавление, тем лучше. Поражение Габсбургов в этой войне с османами нам тоже не нужно, так как это чрезмерно усилит Бурбонов. Да. Вот такая грустная ситуация. К тому же мы не уверены, что после обретения независимости вы сохраните дружеские отношения с нами.

– А как же? С кем нам дружить?

– Оказанная услуга услугой не является, – пожал плечами Алексей. – Кроме того, тот факт, что именно введение русских войск позволило обеспечить независимость Молдавии, начнет разъедать душу ваших элит. Обычно такое дает обратный эффект. И пусть не сразу, но вы постараетесь откреститься от нас. Дескать, мы восточные варвары, а вы, например, настоящие европейцы с древней историей.

– Алексей Петрович, – с укоризной произнес Кантемир, – и в мыслях такого не было.

– У вас – поверю. А у того, кто вам наследует?

Начался торг. Но продлился он очень недолго. Поняв, к чему клонит царевич, Дмитрий заявил:

– Мы готовы вступить в Советский Союз. Прямо сейчас.

– До завершения войны этого сделать нельзя, так как вы воюете с Габсбургами. Так что вступление в Союз автоматически распространит эту войну на весь Союз.

– И что же делать?

– Давайте подпишем договор о намерениях. Вы обязуетесь в течение трех месяцев после подписания мирного договора с Габсбургами подать прошение на вступление в Союз.

– И вы введете войска?

– Да. Но в частном порядке. Как отпускников.

– Кстати, – подала голос Миледи, – в Молдавии уже действует небольшой добровольческий корпус.

– Да? – удивился царевич.

– Он очень небольшой. Буквально полсотни человек. Поручик Семецкий взял отпуск и уехал туда, прихватив часть неравнодушных стрельцов[2].

– Когда я выезжал в Москву, мне стало известно, что Юрий погиб в стычке с австрийцами, – печально произнес Кантемир.

– Юрий Семецкий… Семецкий… – задумчиво прошептал Алексей. – Какое-то знакомое имя, только не могу вспомнить – откуда…

В это время в Париже престарелый Людовик XIV пытался заниматься делами. Давалось это уже тяжело.

Старость как-то резко навалилась.

Стал мерзнуть. Особенно по сырой весенней погоде. Зимой-то натапливали. А сейчас, если так же топить, дышать нечем будет.

Скрипнула дверь.

Несильно.

Вошли двое слуг с большими кувшинами. Дождавшись отмашки императора Запада, первый подошел к нему и стал наполнять свой кувшин ковшиком из здоровенного тазика, аккурат занимавшего все пространство под небольшим письменным столом. Достаточно легким и декоративным, но королю хватало. Все равно больше читал, чем писал.

Заполнив свой кувшин, он уступил место второму слуге. И тот опорожнил свой, вылив горячую воду в тазик. Людовик аж улыбнулся от того, как замлел. Приятная теплота радовала его ноги. А именно они чаще всего у него мерзли последнее время.

Постучались.

– Кто там? – устало спросил король.

– Гийом Дюбуа, – сообщил выглянувший за дверь слуга. – Говорит, что дело не терпит отлагательств. Встревожен.

– Проси, – нехотя произнес Людовик.

Дюбуа ему откровенно не нравился. Он признавал его заслуги. Считал его молодцом. Но то, что он входил в партию Филиппа II Орлеанского, болезненно настроенного к его племяннику и наследнику, меняло многое. Так что король его скорее терпел. Ценил, но терпел.

– Что случилось, Гийом? – удивительным лениво-раздраженным тоном поинтересовался король.

– Простите, сир, но новости, которые я только что получил, настолько ужасные… Я просто не мог ждать назначенного приема.

– Вот как? И что же произошло?

– Ваш внук, Филипп V Испанский, тяжело ранен. Возможно, уже и не жив.

– ЧТО?! – Аж привстал Людовик. Хотя это сделать было крайне непросто – слишком уж он специфично сидел.

– В Мадриде на него произошло покушение. Во время выезда. С балкона неизвестный в него выстрелил из пистолета. Пуля попала в живот. А ношением кирасы он пренебрегал. Даже насмехался. Хотя я его уговаривал как мог, и не только я. Он считал, что испанцы перестанут уважать своего короля, если тот начнет выезжать к ним в доспехах.

– Господи! За что?! – взмолился Людовик, демонстративно перекрестившись. А потом, порывисто переведя взгляд на Дюбуа, спросил: – Это русские?

– Мы не знаем.

– Ой не юлите! Не юлите!

– Нападавшего не поймали. Он выстрелил и сразу же скрылся. Пути отхода у него были подготовлены, а парадная дверь дома добротно забаррикадирована. Когда туда ворвались солдаты, его уже давно и след простыл. В этом деле нет никаких значимых зацепок.

– Так уж и нет?

– Сейчас проводят расследование. Пока известно, что некий сеньор Хуан де Васкес из города Витория арендовал этот дом для проживания в Мадриде.

– Баск?

– Как уже успели выяснить – в Витории этого сеньора никогда и не было. Так что неясно. Хотя документы для покупки были справлены очень хорошо. Все выглядит так, словно их на самом деле выдавали живому человеку, только он… никогда не существовал. Во всяком случае, в Витории семейство де Васкес не помнят.

– Как-то все сложно и странно…

– Увы, это обычно, сир. Обычная покупка на подставное лицо. Так много кто поступает.

– Стрелок оставил после себя следы?

– Несколько старых черных рубашек и остатки еды, которые относились к традиционной кухне басков и колониальной. Например, объедки вареного маиса.

– И ты говоришь, что это не баски?

– У них нет мотива. Не больше обычного. И все это выглядит так, словно стараются увести след именно к ним. Нарочно. Только там, если указанный сеньор и не существовал, концов не сыщешь. А при обострении можно получить гарантированную гражданскую войну. Баски очень тревожный и раздражительный народец. Как гасконцы, только хуже. Да и, повторюсь, зачем им это?

– Тогда русские.

– Им тоже выгоды нет.

– Как нет?

– Ослабление Западной Римской империи ведет к чрезвычайному усилению Восточной. А им это совсем не нужно. Им бы, наоборот, Габсбургов ослабить, даже за счет усиления нас. Они даже осторожно спрашивали – как они могут помочь. Несмотря на внешнюю напряженность, Москва к нам настроена скорее благожелательно.

– И принц?

– Принц, без сомнения, многим бы пустил кровь, возвращая должки. Однако конкретно Филипп ему ничего не сделал. И мотива нападать на него у Алекса не имелось. Разве что ударить таким образом по вам, обходя прямой запрет Петра устраивать покушение на вас. Но… это все натяжки. У вас немало врагов, имеющих куда более веские основания вам навредить.

– Но у них нет таких возможностей.

– Да, безусловно. Но против русских и доказательств нет никаких. Если бы удалось поймать стрелка, многое бы прояснилось. Но совершенно необязательно. Настоящие исполнители могли найти одержимого дурачка, которого после покушения тихо где-нибудь прибили. А если нет, то его уже почти наверняка нет в Мадриде, а возможно, и в Испании.

– И кому, по твоему мнению, это выгодно?

– Только Святому Престолу.

– Им?! Но зачем? – удивился Людовик.

– Вы с Габсбургами слишком сильно давите на них. И забираете все, до чего можете дотянуться. Насколько мне известно, Святой Престол на словах вас поддерживает. Но на деле, в кулуарах, идут крайне раздраженные разговоры. Смерть Филиппа порождает очень тяжелый кризис власти, из которого они смогут выйти окрепшими. Но опять-таки – это лишь домыслы. Доказательств нет. Все сделано чисто и аккуратно.

– А куда Филиппа ранили?

– В живот, сир. Вот я и полагаю, что он либо уже мертв, либо вскорости преставится. Такие ранения… Их почти никогда не лечат. Как мне сказали, содержимое кишечника попадает в брюшную полость, из-за чего происходят заражение и мучительная смерть.

– Проклятье! – процедил Людовик. – А из какого пистолета стреляли?

– Пистолет русский. Но это ни о чем не говорит. Их сейчас можно купить достаточно свободно. Да чего и говорить – у нас половина кавалерийских полков ими вооружены.

– Ты знаешь, мне кажется, что это русские. Просто мстят мне таким образом по совокупности.

– Сир, доказательств нет. Мы можем только гадать.

– Так найдите их!

– Какие именно? Кто должен быть назначен виновным? Русские?

– Что вы несете?! Они убили моего внука и наследника! Я хочу знать, КТО это сделал! Ох… – схватился за сердце Людовик.

– Сделаю все, что в моих силах. И даже больше.

– Все, ступайте.

– Сир, это еще не все.

– Что? Кого-то еще убили?

– Наш десант в Алжире оказался в западне.

– Как? – напрягся Людовик.

– Пираты… Они сначала имитировали бегство при подходе нашего флота. Позволили ему высадить экспедиционный корпус. А после того, как это завершилось, они атаковали ночью флот, стоящий на рейде. Бо́льшая часть экипажей была на берегу. Так что оказать им какого-либо значимого сопротивления флот не смог.

– И каков итог этого ночного боя? – хрипло спросил Людовик.

– Наш десант оказался отрезан от снабжения, а наш объединенный с Испанией средиземноморский флот в основном уничтожен. Успело вырваться очень немного кораблей.

– Боже…

– Да, сир. Сколько там продержатся наши люди? Я не знаю. Нужно предпринимать быстрые, решительные меры. Я уже распорядился собрать совет министров. Нужно переводить в Средиземное море Бретонскую эскадру.

– Чтобы эти пираты уничтожили и ее?

– Они напали, когда адмирал посчитал себя победителем. Расслабился. Справил людей на берег. Это… это безумие. Безответственность! Если бы он был начеку и не забывал, что воюет, то ничего подобного бы не произошло. Уверен, что Бретонская эскадра справится намного лучше. И ее нужно вводить в игру незамедлительно. Иначе наш экспедиционный корпус, высаженный под Алжиром, обречен…

Глава 3

1714, май, 22. Москва – Маньчжурия

Звякнул колокольчик, извещая о прибытии лифта.

Царевич даже не повернулся. Как стоял у окна, так и продолжил, вглядываясь вдаль.

Открылись двери.

Вошли несколько человек.

В обычной ситуации сопровождающие удалялись, но не сейчас. Целый Герасим с парочкой самых преданных лейб-кирасир. Рисковать царевич не хотел. Да, гостей тщательно обыскали и разоружили. Но все равно, все равно…

– Алексей Петрович… – тихо произнес знакомый голос по-русски. Это был тот самый командир команды штурмовиков-иезуитов, которых готовили некогда здесь, на московском полигоне.

– Зачем вы пришли? – спросил царевич на латыни.

– Мы пришли мириться, – ответил тот вновь на русском языке. Акцент чувствовался, но умеренный. Таким образом иезуит давал понять, что готов вести переговоры на этом языке.

– Я с вашим руководством заключил сделку. Свою часть я выполнил. А вы свою – нет. Более того, открыли против меня и России активную подрывную деятельность. Видимо, в качестве благодарности за помощь.

– Ни я, ни кто-то из моих людей в этом не участвовали.

– А кого представляете вы? Осколок иезуитов?

– Их остатки. Как вы прекрасно знаете, наш орден практически уничтожен. Уцелели только штурмовики, которых готовили здесь, да некоторое количество людей, не согласных с политикой нашего руководства. Они либо действовали за пределами Европы, либо уехали туда.

– В державу Цин?

– Нет. В Новый Свет. В державе Цин действовали другие иезуиты. Они поддержали решение центра. И… судьба их оказалась незавидной. Их всех арестовали. По слухам – для выдачи России после завершения войны.

– Интересно. А центр зачем все это устроил? В чем смысл?

– Мы сами не знаем. Предполагаем, что хотели таким образом выторговать у Людовика право на мир.

– Но он на него не пошел.

– Не пошел. Даже не захотел обсуждать.

– И я его понимаю.

– Но ты нас принял…

– Принял, – произнес Алексей, повернувшись. – Потому что мне интересно вас выслушать. Да и русские не такие кровожадные. Мы ведь вне России и Речи Посполитой не преследовали вас, хотя могли.

– Мы знаем. И очень тебе за это благодарны. И не сомневаемся – включись и ты в эту охоту, нас бы выбили подчистую. Потому к тебе и обратились.

– Вы полагаете, что я поверю вашим словам?

– Мы готовы принять православие ради доказательства.

– Все члены ордена?

– Все. Я, как действующий генерал ордена, принял это решение, пообщавшись с каждым оставшимся в живых членом ордена. Их не так много. Рим от нас отвернулся. Даже тайно он не оказывал нам никакой помощи, даже когда мы обращались за ней к своим былым друзьям.

– А недавняя ликвидация Филиппа Испанского разве не ваших рук дело?

– Мы думали, что ваших.

– А что думают в Европе?

– У нас остро не хватает там глаз и ушей, чтобы это утверждать.

– И все же. Что-то ведь слышали.

– Все в растерянности. Доказательств нет. Следов нет. Париж и Мадрид думают на Святой Престол или австрийцев. Те от всего открещиваются и сами не знают, что и думать. Слишком чистая ликвидация и очень показательная. Мало кто мог все так подготовить и сделать. Вроде ничего сложного, но аккуратно и явно без спешки. Дом-то купили два года назад.

– Святой Престол, значит. А почему?

– Им выгодно. Но…

– Что?

– У них нет возможностей для этого. С другой стороны, в покушении не было ничего сложного. С этим, в принципе, мог справиться даже один человек.

– Один? Вряд ли. Такая подготовка – и один человек, – улыбнулся Алексей. – Стреляли же из гладкоствольного пистолета. Могли и промахнуться. И что тогда? Не удивлюсь, если там имелось еще несколько слоев засады, чтобы не дать Филиппу уйти. Но их не вскрывали, дабы не демонстрировать задействованные силы. Покушение простое, но только на первый взгляд.

Генерал промолчал, едва заметно улыбнувшись. О том, что нашли второй «мутный» дом с признаками второй засады, он узнал случайно. И эти сведения держали в секрете.

Царевич же не стал затягивать слишком многозначительную паузу:

– Ладно. Вернемся к нашим делам. Надеюсь, вы понимаете, принятие православия важно, но не может быть достаточным условием для того, чтобы я вам поверил. Вдруг завтра вы передумаете?

– Что нам нужно сделать?

– Сжечь мосты. Сделать то, из-за чего Римская католическая церковь никогда больше вас не примет назад.

– Убить Папу?

– Это слишком просто. К тому же, судя по имеющимся у меня данным, пап убивали так часто, что это не является чем-то существенным. Свои же. В основном травили. Так что нет. Давайте зайдем с другой стороны. Например, добудьте мне архивы Ватикана.

– Но они огромны!

– На все я и не рассчитываю. Мне нужна финансовая их часть, связанная с так называемым банком Ватикана. Это, разумеется, не банк формально. Однако фактически – самая крупная финансовая организация в мире. В идеале – все документы. Но вполне устроит и за последние лет сто. Кто, что, когда и куда переводил. Каким имуществом тайно владеет. И так далее. Эта информация бесценна. Вынесете еще что-то сверху – будет приятным дополнением, но это не обязательно.

– Вы же понимаете, что это невозможно?

– Почему же? Ни от нас, ни от вас такого поступка не ожидают. А значит, можно быть уверенным в неготовности по-настоящему серьезно дать отпор. Вряд ли там серьезная охрана или иная защита. Кто на эти архивы покушался и когда последний раз?

– Ну… – Новый генерал ордена завис, собираясь с мыслями.

Алексей его не торопил.

– Мы не знаем, где находится этот архив. Никто из нас, – наконец произнес генерал. – Даже если мы совершим нападение, то просто не знаем, куда идти. А швейцарцы будут стоять насмерть. Сразу, как станет понятно, что происходит. И не только они. В Риме хватает частных отрядов, которые могут подключить.

– А кто знает, где находится этот архив? Да, вы не были вхожи на самый верх, но, кто за что отвечает, должны знать.

Генерал промолчал.

– Убивать его не нужно. Напротив. Расколоть, чтобы все рассказал. После чего отпустить, когда вы уже уйдете. Чтобы Святой Престол твердо знал, кто и куда увез эти архивы. Вы ведь сможете допросить этого человека так, чтобы он не преставился? Или он будет молчать?

– Эти люди… Хм… Эти люди не отличаются особым мужеством. Не удивлюсь, что его даже пытать не потребуется.

– Быть может, его сложно будет похитить?

– Не думаю. – Генерал покачал головой. – У него почти нет охраны.

– Хорошо. Если вы согласны, я готов оказать вам всю возможную поддержку. Выдам самое современное оружие. Включая экспериментальное, которое существует в единичных экземплярах.

– Не нужно экспериментальное. В таком деле нужна надежность.

– Не спешите с выводами, – улыбнулся царевич. – Так вы согласны?

– Такое решение я не могу принимать самостоятельно.

– Разумеется.

– Что мы получим в случае перехода?

– Полное прощение со стороны России. Подданство. Продолжение ваших миссий в Новом Свете, только уже на деньги и при поддержке православной церкви. Мы считаем это дело благостным и охотно поможем с распространением христианства. Православия, разумеется. Хотя систематических противоречий, как с протестантизмом, между католичеством и православием в вероучении нет. Так что, по сути, придется чуть-чуть подкорректировать форму.

– Учитывая степень образованности населения Нового Света, они даже изменение формы не заметят в основном, – усмехнулся генерал. – Тем более что благодаря вам в православие вернулись орга́ны и строятся базилики.

– Так получилось, – развел руками царевич нарочито игриво.

– Ничего дурного в этом нет. Это разделение во многом надумано. Папа упивался властью, вот и… – Махнул рукой генерал.

– Папа сначала поддался влиянию ереси арианства. Вся суть отличий католичества от православия в том, что православие сохранило верность Никейскому символу веры, а католичество уступило давлению варварской среды германцев, среди которых влияние пережитков арианства было велико. Откуда и вся структура церкви, и пресловутое филиокве.

– Может быть, может быть, – покивал генерал, а потом спросил: – Мы хотели бы обрести дом. Это возможно?

– Свой монастырь?

– Да.

– Вполне возможно. Но все его финансирование – только через казну.

– А штурмовики? Какова будет их судьба?

– Вы не понаслышке знаете, что Святая церковь порой испытывает притеснения. Было бы разумно сохранить ваш отряд и использовать в качестве мобильного отряда специального назначения для поддержки церкви на местах.

Генерал кивнул. Его явно устроил ответ, как и остальных присутствующих.

Поговорили еще, обсуждая детали.

– Алексей Петрович, ты позволишь вопрос? – спросил генерал, когда разговор исчерпал себя.

– Да, пожалуйста.

– Рядом с Москвой строят здоровую такую пирамиду. Зачем?

– А ты разве слухами не наполнился по пути сюда?

– Если бы. Нас же от самой границы везли в закрытой карете и не давали ни с кем разговаривать. Это не по твоему приказу?

– Нет. Перестраховывались, видимо. Что же до пирамиды, то я планирую в ней сделать усыпальницу.

– Фамильную?

– Нет. Точнее, не только. Общую для лучших людей страны. Главное кладбище, на которое можно попасть, только если ты действительно молодец и сделал что-то выдающееся. Полководец, ученый, инженер или еще кто-то. Каждого покойного по задумке мы будем хоронить в красивом каменном саркофаге за счет казны. И ставить возле максимально реалистичные статуи в полный рост и плиту с деяниями.

– А зачем?

– Чтобы эти люди оставались в памяти потомков. Чтобы им было кем гордиться. Просто идти мимо саркофагов неинтересно. А вот статуи, они, как слепок прошлого, станут оживлять былые дни. В процессе мы еще планируем разукрасить стены барельефами, по мере заполнения. Чтобы отразить главные события той или иной эпохи. И превратить это кладбище в место памяти и славы. На мой взгляд, чем лучше потомки помнят величие былых лет, тем лучше.

– Это так… необычно.

– Мне понравилось.

– Да, – охотно кивнул генерал, – это очень интересно. Но… почему пирамида? Нет ли в этом языческого подтекста?

– Пирамида великолепна в своей лаконичности.

– Но…

– Древние люди, еще не познавшие Христа, хоронили своих людей на кладбищах. Значит ли это, что кладбище нельзя применять христианам?

– Нет. Но разве тут не другое?

– Христа похоронили в пещере, как хоронили царей в Древнем Египте. Не знали? Знайте. Далеко не все из них лежат в пирамидах. И кстати, далеко не все пирамиды на виду и не все в Гизе. Например, пирамида Тутанхамона засыпана песками на юге Египта. И не только она.

– Но откуда вы знаете?

Алексей улыбнулся, но, не отвечая, продолжил свой спич:

– Древних царей Египта, язычников без сомнения, хоронили в пещерах, значит ли это, что Христа похоронили по языческому обряду?

– Нет.

– Я тоже так думаю.

– А почему пирамида? Ведь можно было построить все что угодно.

– У меня много денег. В основном я их вкладываю в людей, в дороги и прочий транспорт, а также в производство. Однако грешно забывать о представительских расходах. Люди, которые приезжают в нашу страну, должны видеть красивые и величественные сооружения. Желательно общественные. Пусть и не на каждом шагу. Это было бы глупо. Но хотя бы вокруг столицы недурно создать архитектурный ансамбль из ярких, хорошо узнаваемых сооружений.

– Именно поэтому пирамида?

– Да. Что может быть величественнее и необычнее, чем здоровенная пирамида в снегах и окруженная елками? – улыбнулся царевич. – Я еще хочу вокруг нее парк разбить каменный и усадить там сфинкса. Только переиначить его на местный лад – вроде здоровенного такого медведя.

Гости заулыбались.

– А вы хотите сделать только пирамиду?

– Вон, – указал Алексей вдаль, сквозь остекление этажа, идущее от пола, – видите храм?

– Да, – закивали гости.

– Он сейчас самый высокий в мире. И кстати, по вместительности вполне сопоставим с собором Святого Петра в Риме, если не считать площадь.

– Ого! – ахнули иезуиты. – Так это не слухи?

– Нет. Вокруг него строят здоровый парк для прогулок, а перед ним – крытый двор. Собор Святого Петра, конечно, вмещает людей больше на площади, но тут двор крытый. И там можно находиться в ненастье. Более того – зимой двор еще и отапливаемый. Так что перед вами не только самый высокий храм в мире, но и самый вместительный.

– А этот дворец?

– Да, обновленный Воробьевский дворец тоже часть общего плана. Посмотрите вон туда. Подойдите ближе, а то не видно. Туда. Да. У реки, недалеко от причала Воробьевского дворца. Видите, идет стройка? Отсюда и вон туда – на добрую версту. Там возводят наше ви́дение висячих садов Семирамиды. Это будет большой дворец, идущий каскадами вдоль склона к воде. Уступами. Хрустальный дворец с паровым отоплением. Ну ладно, не хрустальный – стеклянный. Весь его внешний каркас сооружают из отлитых чугунных деталей: столбов и балок. Внешние стены и крыша с весьма острыми скатами – стекло. Толстые стеклянные плиты в два слоя. Мутные, конечно, немного, но свет вполне пропускают.

– Насколько толстыми?

– В дюйм толщиной. Так вот, из-за них весь дворец превращается в одну сплошную теплицу. Внутри по задумке – каскады маленьких водопадов и буйство тропической зелени. Ну и какое-то количество экзотических животных. Декоративных.

– Это должно быть волшебно… – заметил генерал.

– Вход будет за деньги, но разумные и для всех желающих.

– В пирамиду тоже?

– Разумеется. Она ведь станет галереей былой славы.

– А еще?

– Вам этого мало? – улыбнулся царевич. – Тогда посмотрите вон туда. Заметили, там вдали что-то виднеется?

– Не очень разборчиво.

– Это ипподром. Высота стен – десять саженей. Длина – верста. Ширина – четверть[3]. Шестьдесят четыре малых входа для посетителей[4]. Четверо больших ворот. Сорок пять ярусов сидений, идущих по кругу.

– Так, – произнес один из спутников генерала иезуитов, – это же больше, чем Колизей!

– Да, – охотно кивнул царевич. – Его, правда, пока не достроили. Стены возвели и ярусы с лестницами. Массивные. Крепкие. Там все из кирпича. А вот навес пока не соорудили. В процессе.

– А там что? – поинтересовался генерал.

– У кремля? На стрелке реки Неглинной?

– Да, наверное.

– Там возводят постамент для конной статуи князя Владимира – крестителя Руси.

– Такой большой?

– Так и статуя будет немаленькая, – улыбнулся Алексей. – Двадцать саженей полной высоты. Частью, конечно, копье сильно ее добавляет, но и основное тело памятника приличное. Если мне память не изменяет, около 12 саженей. Композиционно это всадник, который держит правой рукой копье, а левой – каплевидный щит с хризмой. Кстати, всю статую разукрасят, покрыв аппликацией по смоляному покрытию.

– А погода? Она не навредит?

– Вокруг статуи будет возведена большая беседка. Каменная. На монолитных мраморных колоннах. Их, кстати, нам из Италии уже везут. И даже две уже доставили.

Так и болтали.

Долго.

С верхнего этажа Воробьевского дворца вся Москва была как на ладони. Да и вообще многое воспринималось совершенно иначе. Из-за чего царевич проводил тут немало времени. И важные встречи старался тоже тут устраивать.

Среднее течение Амура.

Армейский корпус русской армии продолжал продвигаться вперед. Переговоры с Цин зашли в тупик, и с началом новой кампании войска продолжили наступление, ради чего сюда всеми правдами и неправдами перебросили три полка карабинеров и шесть корпусных нарядов походных вышек.

Генерал Осип Фомич Талалаев не спешил.

Командующий Иркутским военным округом принял командование подошедшего корпуса, воспользовавшись своим положением. И лично повел его в наступление. Стараясь набрать очков репутации и оправдать доверие как государя, так и его наследника.

Действовал он не только грамотно и «по науке», но еще и бдительно. Вот и сейчас, заметив неприятеля, пехотные полки стали разворачиваться из походных колонн ему навстречу. И пушки стали ставить. Новые. Нарезные. Их вместе с карабинерами доставили.

Минута.

Вторая.

Десятая.

И он заметил отмашку от разъезда – неприятель отходит. Сигнальщик махал флажками.

Без единого выстрела.

Снова.

Это была странная война. После той серьезной драки возле Удинска цинцы осторожничали. Но и не бежали. Пользуясь складками местности, они подыскивали места, подходящие для крепкой, большой засады. Чтобы, улучив момент, атаковать. Да так, чтобы не дать русским реализовать свое превосходство в огневом бое.

Сомнительные планы.

Вся русская пехота в этом корпусе красовалась в усиленном защитном снаряжении. В стандарте – полукираса и шлем. Здесь же к шлему нового образца шла полная кираса, наручи сегментные и набедренники. Все легкое. Пули не держит, конечно, но в ближнем бою на холодном оружие – отличное подспорье.

И все же цинцы пытались.

Осторожно.

Грамотно.

Разумно.

И каждый раз, когда их засаду вскрывали, отступали без боя. Их командир отлично понимал последствия. Про новые пушки он не знал из-за того, что оные тут еще не применяли. Но ему за глаза и старых хватило. Вот он и не нарывался…

Так и танцевали.

Вальсировали.

Медленно продвигаясь вдоль Амура к Сунгари. Война продолжалась, но странная… Очень странная…

Пострелять, конечно, было охота. И подстрелить, как генерал Талалаев говаривал, «этого свиненка». Но он горячку не порол, проявляя удивительное хладнокровие и рассудительность. Ибо прекрасно знал историю тех чудес, которые творились в Италии в XIV–XV веках. Включая довольно многочисленные эпизоды, когда кампании выигрывали без боестолкновений – одними лишь маневрами. Для него эта война была шансом или высоко взлететь, или крепко обгадиться, закрыв для себя всякие возможности для дальнейшего карьерного роста…

Глава 4

1714, июнь, 5. Москва – Венеция

– Друзья! – торжественно произнес Петр. – Не побоюсь этого слова. Ибо уверен – сюда пришли именно друзья литературы!..

Царь выступал без «бумажки» – говоря от души, от сердца, он открывал первый в истории слет литераторов. Первый конвент.

Алексей уже который год «качал» российскую литературу, по сути создавая ее если не с нуля, то с близкой базы. Подбирал через приходы талантливых людей. Подтягивал их. Если требовалось, помогал с образованием. И толкал вперед, выступая заказчиком, задающим ориентиры.

Он тащил в это дело людей неважно каких, неважно откуда. Хоть из аристократии, хоть из села. Главное – чтобы тянули. И даже занимался сманиванием в Россию подходящих писателей из других стран, прежде всего Европы. Но не только. Например, он особенно гордился парагвайцем, двумя иранцами, тремя индейцами и двумя африканцами.

В противовес весьма специфической литературе Европы тех лет, ориентированной на узкую прослойку общества, царевич создавал ее массовый вариант. Работал с просто приключениями и фантастикой[5].

Чего тут только не было. И остросюжетные похождения на берегу африканского озера Танганьика, и натурально героические истории у Великих озер, и так далее, не обделяя вниманием Россию, на которой вообще был сделан генеральный фокус сюжетов. Это в секции простых приключений. Фантастика же пестрила еще ярче, собирая под своими знаменами две трети найденных Алексеем писателей. Тут находился еще более широкий диапазон тестов: от бытовых сказок, в которых «за углом» жила баба Яга, торгующая в обычной жизни снадобьями, до эпохальных вещей вроде полетов к далеким мирам.

Общая идея – чем более простой и доходчивый язык, тем лучше. Все ж таки ориентировалась такая литература не на снобов и «утомленных эстетов», а на как можно более широкие массы.

Ну и здоровый, трезвый позитив. Куда без него?

И эффект был. Уже был.

В России за минувший год было издано 129 книг масштаба повести или романа. Спрос на них пока имелся вялый, но это пока. Царевич старался распространять их как можно шире. Даже в том же Охотске уже была маленькая публичная библиотека на три сотни художественных книг. Ну и продавали их в многочисленных точках за весьма разумные деньги, из-за чего именно эти произведения покупали не самые состоятельные люди, чтобы иметь дома книгу для статуса. Да и библиотеки потихоньку ими стали забивать.

За рубеж эта литература также «проливалась».

Вполне целенаправленно. Самых опытных переводчиков направляли к авторам. В командировки. Чтобы там, сидя с ними рядом и плотно сотрудничая, переводить тексты. А дальше – печать и торговая экспансия.

Тиражи в Европе какие были в те годы? Пятьсот экземпляров. Тысяча. Полторы. Редко больше. Во всяком случае, в массе. И книги оформляли все еще достаточно солидно. Алексей же не мельчил и печатал сразу минимум по 50 тысяч на ходовых мировых языках. И, вывозя их в места реализации, продавал в убыток. Пока в убыток. Из-за чего они расходились как горячие пирожки. Заодно не скупился на рекламу и продвижение – пока примитивные, но и люди были бесхитростные, посему и это вполне работало.

На первый взгляд – дурость. В минус же сводил бюджет по книжным делам. Но эти траты Алексей относил к культурной экспансии. И тратился смело, видя выгоду в ином. Благо, что в масштабе бюджета России эти деньги выглядели смехотворными. Зато репутацию страны прокачивали – дай боже.

В перспективе, конечно, он собирался вывести этот бизнес на самоокупаемость. Для чего и формировал широкий внутренний рынок, повышая грамотность населения и доступность книг. Через что приучал людей к чтению. Писателей же он подсадил на серьезные гонорары, взамен требуя делать то, что он заказывает, а не лепить отсебятину. Что вызывало определенное возмущение, особенно у сложившихся авторов.

– А как же свободное искусство? Как же великие творцы? – не унимался Даниель Дефо.

– Вот скажи мне, Рафаэль – творец? А Микеланджело?

– Творцы.

– А как они работали, знаешь? Они приходили к заказчику. Он им говорил – дерево хочу, вот такой, и чтобы ветки вот так. И они делали так, как хотел заказчик. Ведь он им оплачивал работу, не так ли?

– Но…

– Кто-то хочет заниматься свободным творчеством? Я же не запрещаю. Пожалуйста, – улыбнулся Алексей. – Но почему я за это, как заказчик, должен платить? Это же абсурд, не так ли?

– На это сложно возразить, – согласился Дефо. – Но как же высокое искусство?

– Высокое искусство… – покачал головой царевич. – Где вы и слов-то таких набрались? Просто делайте свою работу хорошо.

Эти споры возникали регулярно.

Можно даже сказать – часто. Но каждый раз разбивались о суровые скалы непокобелимости главного героя. Разводить шоу с творческой интеллигенцией, которая занимается черт знает чем за казенные деньги, он не собирался.

Однодневная конференция прошла достаточно спокойно и в чем-то даже скомканно. Первый блин, он редко бывает удачный.

Но она прошла.

А потом начался традиционный в таких делах банкет. В понимании Алексея. Он-то с высоты веков прекрасно знал, что нередко именно банкет является гвоздем программы. Вот и решил его организовать от души, с размахом, и посмотреть на то, как кто себя ведет в поддатом состоянии. Так сказать, на будущее. Инженеров и мастеров он тоже через такое испытание прогонял. Ведь, как известно, что у пьяного на языке…

Сам же он не пил практически, по своему обыкновению. Так – пригублял. Все больше смотрел и слушал.

В зале появился один из доверенных людей Миледи. И аккуратно, без спешки и не привлекая лишнего внимания, подошел к царевичу, шепнув тому на ушко:

– С Нартовым беда.

Алексей ему кивнул и так же тихо и спокойно вышел следом. Хотя банкет уже жил своей жизнью и, в общем-то, в нем не нуждался. Споры о литературе потихоньку переходили в острую фазу: некоторые пытались таскать друг друга за бороды.

Отошли в сторонку.

– Что случилось?

Уже через пять минут царевич, быстро одевшись, ехал на разборки. Этакую импровизированную стрелку, если это так можно назвать. С двумя десятками лейб-кирасир и Герасимом.

Верхом.

На рысях.

Быстро добрались.

Уже было темно, но в особняке, на который ему указали, горел свет. И явно там спать не собирались. Да и ворота перед ними распахнули, словно ждали.

– Му? – грозно спросил Герасим у слуги.

Тот сжался, узнав головы лейб-кирасир, но выдавил из себя:

– Так… заприметил я вас. Как дверь не открыть? – И спешно добавил: – Там они, там. На первом этаже.

– Жив еще? – спросил выехавший вперед царевич, отчего слуга заробел еще сильнее. Но смог ответить:

– Семейный совет там. Пока не порешат, чего ему сделается? Помяли только.

– Не нравится мне это. Всем проверить оружие. Готовиться к засаде.

– Му? – спросил Герасим у Алексея.

– Мне лучше с вами быть. И не так уж нас много, чтобы разделяться. Все готовы?

– Да-да… – хором прошептали лейб-кирасиры.

Царевич кивнул.

И Герасим взял командование на себя, стал отдавать распоряжения жестами. Бойцы спешились, оставив коней подбежавшим слугам. Бледным как смерть, что особенно ярко проступало в окружающем сумраке. И ринулись вперед. Быстро. Решительно. По отработанной схеме.

– МУ! МУ! – рявкнул Герасим, врываясь в числе первых в зал, где шел семейный совет.

Вроде и смешно.

Наверное.

Должно быть.

Но вид влетевших в зал лейб-кирасир в «полном фарше» и особенно Герасима к улыбкам не располагал.

Лицом в пол не уложили. Нет. Но это и не требовалось. У каждого ворвавшегося лейб-кирасира в руках было по паре револьверов. Чего за глаза было достаточно, чтобы в считаные секунды положить всех присутствующих. А стрелять они умели. И об этом отлично знал каждый человек в Москве и не только.

– И что здесь происходит? – поинтересовался, входя, Алексей. – Мне сообщили, что одного из моих лучших инженеров похитили и увезли сюда. Это, я надеюсь, просто недоразумение?

– Алексей Петрович… – осипшим голосом произнес старший, не решаясь встать с кресла. Просто чтобы не провоцировать лейб-кирасир. И смотрел он не в глаза царевичу, а в дуло револьвера, направленное на него. Сказал и осекся. Потому что от дальней стенки донеслось:

– М-м-м! М-м-м!

Там лежал на полу кто-то прикрытый тряпицей. С кровоподтеками. И дергался. Судя по узору движений – явно связанный.

– Проверь, – скомандовал царевич Герасиму.

Тот показал несколько жестов, и один из бойцов выполнил приказ.

Раз.

И из-под тряпки извлекли Нартова. Изрядно помятого, крепко связанного и с кляпом во рту.

– Очень интересно. Даю вам одну попытку объясниться.

Старший собрался с духом и выдал единым порывом, что этот мерзавец посмел залезть под юбку его внучке. Дочери наследника. Опозорил ее и все семейство…

– Довольно, – остановил его царевич и, обращаясь к Нартову, поинтересовался: – По любви?

– По любви, – тихо ответил тот. Говорить ему было трудно из-за слишком долгого нахождения кляпа во рту. А может, и еще какая причина – вон челюсть как трет да мнет, может, и туда прилетело.

– Врет он! – взвился старший.

– Девицу позови, – холодно произнес Алексей.

Тот хотел было возразить, но не решился.

Чуть помедлил.

Крикнул служанку. Распорядился. И та убежала куда-то выполнять.

Минуты через три спустилась она – дама сердца незадачливого инженера. Заплаканная, отчего с немало припухшим лицом.

Зашла.

Сразу не поняла, что к чему.

Лишь секунд через пятнадцать ойкнула, испуганно начав озираться.

– Мил девица, как тебя звать? – спросил царевич.

Она повернулась на голос и вздрогнула. Видимо, окончательно осознала всю глубину глубин в сложившейся ситуации.

– Настасья, – прошептала она.

– Скажи мне, Настасья, по любви ли ты была с Андреем? Только крепко подумай. Судьба его решается.

– А что тут думать? По любви.

– Что ты мелешь?! – рявкнул старший.

– Еще раз поперек полезешь – прострелю коленную чашечку, – равнодушным тоном произнес Алексей, глядя ему в глаза своим фирменным немигающим взглядом.

Тот мелко закивал.

– Кто вас надоумил его похищать?

Тишина.

– Не слышу ответа.

– Никто, Алексей Петрович, – тихо ответил старший. – Мы сами.

– Ты понимаешь, что с тобой будет, если соврал? После той охоты на инженеров да мастеров, которую устроили не далее нескольких лет назад, – пощады никому не дам. Ибо сие может оказаться укрывательством врага.

– Никто, – тихо, но тверже произнес старший.

– Допустим. И на кой бес вы это сделали?

– Так позор…

– Почему ты ко мне с этим вопросом не явился? Что хотели с ним сделать? Тихо прибить и закопать?

Он промолчал.

– МУ! – рявкнул Герасим, отчего все в помещении вздрогнули. Даже Алексей. А кое-кто из самых впечатлительных даже невольно пустил ветры. Ну, во всяком случае, хотелось думать, что этим ограничилось.

– Мы для того совет и собрали, чтобы порешать, как с ним быть.

– Полагаю, как оженить их, думали?

– Что ты?! Как можно?! Он же простолюдин! Чернь!

– Он сейчас правая рука управляющего станочного завода. Буквально за несколько лет им стал. Он одарен. Он трудолюбив. Он техническая элита нашей страны. Я сейчас строю новый завод, второй, по выпуску станков. И собирался поставить его там управляющим. Или вы думаете, что люди Миледи за ним присматривали просто так? Ах… По лицу вижу, не знали. Знайте.

– Но… – попытался возразить старший, смотря, впрочем, не в глаза Алексею, а на Герасима и старательно считывая его эмоции. Посему вовремя осекся и замолчал.

Пауза затягивалась.

– Значит, так, – хмуро произнес царевич. – Род приговаривается к вире за похищение с целью убийства и членовредительство, причиненное одному из ценнейших инженеров страны. Сами подумайте, чем можете быть полезны, раз уж собрались. Чтобы вира была достойна вашего имени, которым вы так дорожите. Завтра к обеду доложите. Ясно?

– Да, – прошептал старший.

– Му? – прорычал Герасим, давая понять, что не расслышал.

– Да! Ясно поняли! – громко и отчетливо произнесли все мужчины рода хором.

– Хорошо. Теперь по вашему делу. Раз уж так случилось, то завтра оформим Андрея бароном. Чтобы урона чести не было. И сверху выделю ему землю под имение. Вы же со своей стороны поможете молодым сыграть свадьбу чин по чину. Возражения?

Все промолчали.

– Что, так уж и нечего сказать? – усмехнулся Алексей. – Ну, говорите смело.

– Все же будут знать, что он худого происхождения. Помнить это.

– В Хлынове я завод по переработке древесины ставить собираюсь. Ежели все сладится – вам передам. Что еще мыслите?

Вновь тишина.

– Му? – хмуро произнес Герасим.

– Так чего сказать? – пожал плечами старший. – Ежели заводик перерабатывающий-то да по любви? И кто мы такие, чтобы любви молодых препятствие чинить?

– Хорошо, – кивнул царевич. – А ты, ловелас хренов, пойдем со мной. Я тебе уши отрывать буду. Пойдем-пойдем.

– Алексей Петрович, за что уши-то?

– Так не яйца же. А то как вы с молодухой жить будете…

В это самое время в частично восстановленной Венеции происходила встреча императора Востока Иосифа Габсбурга и Папы Римского Климента XI. Давно напрашивающаяся, но откладываемая месяц за месяцем.

– Рад вас видеть, – натянуто улыбнулся император. – Мне казалось, что мы никогда так и не встретимся.

– Для меня сама эта встреча – риск.

– Понимаю, но медлить больше нельзя.

– Я потому и приехал. Французы совершенно с ума сошли! Мне кажется, еще немного, и они начнут войну против Рима!

– Из-за смерти внука Людовика?

– Это величайшая трагедия! Но при чем здесь мы?! Безумие какое-то!

– Что-то удалось выяснить?

– Немного. После покушения испанцы тщательно проверили собственников столицы и выявили три десятка подозрительных домов. Их осмотр позволил обнаружить еще несколько мест запасных засад. Хорошо продуманных. Шансов спастись у Филиппа, вероятно, не было.

– Русские?

– Видит Бог, я хотел бы так думать, но у них нет мотивов. Для них ослабление империи Запада невыгодно. Они ее рассматривают скорее как союзника, чем как противника.

– Мне казалось, что это просто кулуарная болтовня, – заметил Иосиф.

– Отнюдь нет. Через Гамбург они передали во Францию свыше пятидесяти тысяч мушкетов, карабинов и пистолетов. Без лишнего шума.

– Гамбург… – покачал головой император. – Опять он.

– А что вы хотите? Они по уши в долгах и сейчас, по сути, протекторат России.

– Почему же они его не затягивают в свой союз?

– Это же очевидно. Им выгоден нейтральный статус Гамбурга. Пока выгоден. Они через него проводят сделки, которые не нужно предавать огласке. Вроде вот таких поставок.

– И это после взрыва в Мекленбурге?

– Эти вопросы курирует принц лично, а он не склонен принимать решения под влиянием эмоций. Ему французы, очевидно, не по душе, но… Принц удивительно беспринципная и расчетливая тварь, для которой нет ничего святого, кроме интересов его собственной державы. Он и отца бы давно отравил, если бы это имело смысл.

– Мне кажется, вы сгущаете краски.

– О нет… Все, что я о нем знаю, говорит только об одном – его настольная книга «Государь» Никколо Макиавелли. Иногда мне даже кажется, что он выучил ее назубок. Хуже того, он окружил себя свитой головорезов и самых изворотливых мерзавцев. И они – о чудо! – заглядывают ему в рот. Так что я бы предостерег вас от недооценки этого человека. Ради интересов своей страны и своего народа он пойдет на любое преступление и не остановится ни перед чем.

– А как же его поддержка христианства?

– Это игра, не более. Принц безгранично ужасен.

– И вы при такой оценке не считаете его причастным к этому убийству? – невольно улыбнулся император.

– То, как его люди расправились с Кольбером или иезуитами в Речи Посполитой, показывает их высокий уровень подготовки. Он мог. Но у него нет мотива. Скорее его интересы в обратном. И я не удивлюсь, если его люди уже носом роют в поисках настоящего виновника. Тот ведь и ему все планы сломал.

– Хорошо. Но кто тогда?

– Филипп II герцог Орлеанский. Смерть короля Испании и цезаря империи Запада ему выгоднее всего. Более того – он мог. После смерти Кольбера он окружил Людовика своими людьми и через Дюбуа держит все ниточки всех шпионов Франции.

– И Людовик его не подозревает?

– Увы… Дюбуа сумел убедить Людовика в том, что его внука убили мои люди. И мотив придумали. Дескать, кризис власти в империи Запада позволит церкви что-то выиграть.

– А разве нет?

– В краткосрочной перспективе – да. Но церковь не живет одним днем. Захват силами христианства северной Африки, Балкан и Леванта с Малой Азией для Римской католической церкви не в пример выгоднее. Важнее. Нужнее. Ради этого мы готовы на очень многие жертвы.

– Хорошо, – покивал Иосиф. – Но вы ведь приехали не просто это обсудить? Что вы предлагаете? Я вас внимательно слушаю.

– Кризиса власти в империи Запада теперь не избежать. А у христианской церкви остался последний защитник – вы. Из-за стремления французов, а теперь и испанцев отделиться и обособиться. Бурбоны, они всегда Бурбоны! – раздраженно развел руками Папа. – Когда этот кризис случится, я хотел бы надеяться на то, что вы займете Италию. Ибо иное грозит для Рима катастрофой и новым пленением пап.

– Я и так контролирую бо́льшую часть Италии.

– Но не всю…

После чего изложил свой план предлагаемой сделки. Реальной военной силы у Святого Престола не имелось. Точнее, она не представлялась подходящей для отражения французского вторжения. Повторения новых, крайне разорительных для Италии войн, которые сотрясали ее весь XV век и частью примыкающие, никто там не хотел. Включая Папу и римскую аристократию. Вот они и согласились – воссоединиться с империей на особых условиях.

– А если империя Запада устоит?

– Можете быть уверены – с Филиппом Орлеанским этого не произойдет. Он ведь главный ее противник во Франции, через что возглавляет самый влиятельный круг аристократов, недовольных ростом влияния испанцев, которое начнется, если именно сын Филиппа V Испанского возглавит империю. Так что нет…

– А если решить вопрос с этим Орлеанским?

– Это ничего не изменит. За ним ведь стоят почти все аристократы страны. Никто из них не хочет делиться властью с испанцами. Преставится Филипп – найдут кого-то иного.

Иосиф Габсбург задумался.

Ситуация выглядела крайне грязно, но интересно… Слишком интересно. Ведь кое-какие свои обязательства Людовик выполнил и позволил Габсбургам присоединить ту же Баварию к своим владениям. А Италия, согласно уговору, должна была отойти империи Запада. Терять же ее не хотелось совершенно. Особенно сейчас, когда удалось захватить Балканы. Да, там все было сложно. Да, османов так и не добили, вытеснив в Малую Азию. Однако удержание Италии позволяло рассчитывать на продолжение войны и возрождение империи Востока в ее величии. Пусть и не сразу…

Иосиф закрыл глаза и потер лицо.

Он думал.

Напряженно.

Папа ждал. Он уже сказал, что хотел, и теперь наблюдал за реакцией собеседника…

Глава 5

1714, июнь, 28. Москва

Петр Алексеевич энергично вошел в небольшую комнату и рухнул на диван, всем своим видом демонстрируя усталость.

Следом входили и размещались остальные.

Каждый, если приглядеться, ярко и самобытно. Вот Алексей с лаконичными, несколько чопорными и в чем-то экономными движениями. Вот Миледи, которая шла плавно, словно кошка…

Только что закончились переговоры с джунгарами. Долгие. Сложные. Они вместе воевали с Цин, поэтому было бы недурно скоординировать усилия. Союза джунгары в явной форме не искали. Дружбы – да, но не союза. Их лидер стремился сохранить максимальную независимость своей державы.

Российская сторона также была заинтересована в расширении сотрудничества, поэтому переговоры с красивыми, но ничего не значащими формулами почти сразу перешли в банальный торг. Как там было? «Это тебе. Это мне. Это опять тебе. Это обратно тебе. Это все время тебе…» Одна беда – джунгары мыслили примерно так же. И рассчитывали взять побольше да унести подальше.

Потно было.

Тяжело.

Сложно.

Еще и языка друг друга никто не знал, и работали через переводчиков. Причем джунгары приехали со своими, а русские выставили своих.

Но обе стороны хотели договориться, и у них все же таки получилось. Хотя и настрадались…

Главным итогом переговоров стало урегулирование ситуации с жузами улуса Золотой Орды. Их уступили России за поставку большого количества оружия. Как артиллерии, так и стрелкового. Гладкоствольных карабинов с мушкетами да пушками. Но для джунгар хватало и их. По сути, средний и большой жузы выкупили за 120 тысяч стволов различного ручного оружия и сотню 6-фунтовок железных. России такая армия значимо не угрожала, но вот для всех остальных могла стать очень серьезной проблемой.

На том и разошлись.

Семь часов торговались!

Семь!

Казалось, что еще немного, и до драки дойдет. Но нет. Джунгары просто вели себя как равные и не собирались уступать ни в чем просто так.

– Как же они достали! – раздраженно воскликнул Петр.

– Зато сколько вопросов порешали! – добродушно возразил сын, которому досталось больше всего.

– Да… – кивнул Голицын, имевший свою долю в ткацких фабриках. – Хотя шерсти много они не дадут. Суровые там места.

– Отчего же? Места там суровые, но пять-шесть тысяч пудов шерсти мы точно получим. А может, и сильно больше, смотря как дела поставить.

– Плохой шерсти.

– Грубой, а не плохой, – возразил Алексей. – Но дешевая ткань и идет лучше всего. Те же верблюжьи одеяла у нас очень охотно покупают. Теплые и дешевые. Если все добро наладить, то и двадцать, и тридцать тысяч пудов шерсти в горизонте десяти лет сможем дополнительно получать. А еще много хороших шкур и прочего.

– Только как это все оборонять в случае чего… – возразил Долгоруков.

– А от кого?

– Джунгары уж больно себе на уме. Воевать, может, открыто с нами не станут, а набеги могут и организовать.

– Это верно, – покивал Петр. – Они могут. А жузы попросят защиты.

– Тут без чугунки никак, – согласился царевич.

– И туда ее тянуть?! – ахнул царь с явным недовольством.

– А как шерсть вывозить? Да и к границам нужно как-то добираться войскам да кормиться там. Не во вьюках же все тащить. К тому же это позволит еще с Бухарой, Самаркандом и прочими южными городами региона слегка приторговывать.

– А твой тесть это как воспримет?

– Поговорим. В чем беда-то? Нам от той торговлишки ни горячо, ни холодно. Просто приятное дополнение. В конце концов, у нас союз, а не вражда. А значит, нам и договориться проще. В долю, опять же, можем взять.

– Любишь все этак перекручивать… – усмехнулся царь.

Слово за слово.

Разговорились, все больше и больше уходя в дела хозяйственные. Одно за другим тянулось.

Прежде всего финансы, ибо деньги – кровь экономики.

Банк России как номинально частная лавочка удивительно быстро перерос себя и превратился в полноценный госбанк. Главный. Центральный. Во главе с Джоном Ло, который настолько вжился в роль, что теперь и границу провести между его собственными интересами и государственными было сложно. Ему крайне импонировал тот уровень игры, который вело руководство России. Увлекся.

Джону в помощь подобрали четырех толковых купцов. Тщательно. Вдумчиво. Сначала по материалам из картотек, проверяя, не мелькали ли они ранее во всяких пакостях. Потом два собеседования – у Джона и лично у царевича. После чего помогли им организовать четыре банка. Формально – коммерческих. Но с прямым и косвенным очень приличным участием государства. Ну и нагрузили каждый из них своими задачами.

Промышленный банк обслуживал интересы развития производств, сельскохозяйственный – выращивание всякого, транспортный – дороги с кораблестроением и соответствующим хозяйством, ну и торговый, которому всучили управление профильного сегмента. А потом и правил им придумали всяких, чтобы оградить от спекуляций и сосредоточить на инвестициях и контроле за ними…

Эта история с банками была крайней мерой. Алексей оказался вынужден пойти на большую степень делегирования, чтобы не сходить с ума от перегрузок. Экономика-то России росла как на дрожжах. И вручную всем этим управлять становилось все труднее и труднее.

Косвенно это можно было оценить по бюджету страны, который достиг каких-то немыслимых ранее размеров. Подушная подать за минувший год принесла 5,8 миллиона рублей, земель налог – 3,5, еще патенты разные – 4,2 и таможенные сборы – 2,8. Совокупно 16,3 миллиона полновесных рублей прямых государственных доходов. Колоссально! А ведь еще в 1700 году, каких-то полтора десятилетия назад, совокупно все сборы едва перебивали жалкий один миллион. Но на этом поступления не заканчивались. Так, от долевого участия во внешнеторговых операциях в бюджет «капало» еще 12,8 миллиона. А доли в предприятиях внутри страны, включая колхозы, подкидывали еще порядка 14,7 миллиона.

В сухом остатке общие поступления в бюджет за 1713 год составили аж 43,8 миллиона полновесных рублей[6]. Не все поступления, правда, шли деньгами, многие – товарами. Однако 22,8 миллиона звонкой монетой приходило, что было эквивалентно 592 тоннам серебра. В основном из внутреннего оборота. Но чуть за 5 миллионов приехало и из-за границы.

Денег было много.

Просто хоть залейся.

Из-за чего у царя голова кружилась. Так что он сам старался не лезть в эти дела, доверяя хладнокровному и расчетливому сыну. Ибо он как-то умудрялся не только сдерживать взрывной рост инфляции, но и продолжать наращивать поступления.

Особняком стоял оборот бумажных денег. Формально-то и не денег вовсе. Но… В 1709 году Россия выпустила 52,5 миллиона рублей бумажными векселями под нулевой процент для обеспечения покупки 35 % акций Голландской Ост-Индской компании. В 1711 году был осуществлен выпуск еще 38 миллионов для покрытия покупки такой же доли Вест-Индской компании. И понеслось. Как несложно догадаться, эти векселя сразу стали проникать на мировой рынок просто в силу удобства. Иными словами, заработали как вполне обычные фиатные деньги, обеспеченные только «честным словом» и репутацией державы.

На этом их выпуск не прекратился, в первую очередь для приобретения акций указанных двух торговых компаний. Осторожно. По чуть-чуть. В частном порядке, стремясь перебить отметку в 50 % по каждой. Этакая тягучая экспансия. Так что к лету 1714 года их в обороте уже находилось чуть за 120 миллионов. В основном за рубежом. Но и в России шестая их часть оборачивалась.

А еще была кубышка.

Очень большая кубышка.

Ведь поступления в бюджет не получалось все тратить. Просто в силу стратегии. Алексей не давал никому денег просто так. Только под конкретные прикладные проекты.

Вот и решили этот процесс как-то упорядочить и вывести из рабочей текучки канцлера. Очень уж он утомлял. Особенно вопрос контроля.

Учредили центральный банк, который рулил всеми бюджетными средствами, и четыре отраслевых банка, которым он давал в долг. Опираясь на механизм ключевой ставки, то есть процент, под который он давал взаймы, установив ее покамест на нулевой отметке. Что позволило обеспечить очень дешевый проектный кредит на хозяйственные цели под скромные 1,5 %. Для особо важных же дел вводилось понятие «нулевых проектов», в которых обслуживание долга осуществлялось за счет государства. Проще говоря, заемщик должен был возвращать только взятую им сумму и ни копейкой больше.

Не забыли и про всякие фондовые дела. В России действовали уже семь товарных и одна фондовая биржа. Но за этой деятельностью велся внимательный надзор, чтобы максимально уменьшить спекулятивную компоненту. Для этого же и правил всяких навыдумывали. Например, для всех крупных участников рынка было введено требование «1 к 5», то есть на каждый рубль, вовлеченный в фондовые спекуляции, требовалось держать не менее пяти рублей в качестве инвестиций в реальном секторе.

Грубо?

Сурово?

Может быть. Но мыльные пузыри и пустые спекуляции Алексею были не нужны. Ибо они разгоняли не экономику, а ее виртуальную имитацию, формируя иллюзию успеха, не подкрепленную конкретными товарами и услугами.

Кроме того, он и с неправомерным завышением цен боролся. Не только введя довольно сложную таблицу из системы максимальных наценок, но и постоянно ее дорабатывая. Просто для того, чтобы никто не мог от балды заломить цены или начать их разгонять, пользуясь моментом.

Да, баланс спроса и предложения – это хорошо.

Да, перекосы сильно влияли на ценообразование, и редкие вещи невольно становились дороже. Но где-то незримо стоял финансовый контроль с ВОТ такой дубинкой, способный направить группу лейб-кирасир к любому, чтобы вдумчиво поговорить с шалуном. А еще была создана отдельная спецслужба, которая занималась экономическими преступлениями. Тот самый ОБЭП. Причем с ВОТ такими полномочиями и личным подчинением царевичу. Им даже собственный спецназ начали готовить, профильный…

Российское правительство в лице своего канцлера все свои резко «вспухшие» доходы вливало в экономику страны через промышленные и инфраструктурные проекты. В основном. Вкладываясь в заводы, дороги, порты, жилую застройку, сельское хозяйство и так далее. Через что удавалось удерживать здоровый баланс между ростом объема товаров с услугами и денежной массой.

Однако не все поступления удавалось так потратить. Частью они уходили в кубышку. А частью пускались на всякого рода гранд-проекты. Статусные. Не только пирамиды с храмами, но и имеющие хозяйственное значение. Среди последних и был строящийся мост через Ботнический залив. Сначала от Або между островов, а потом к побережью Швеции.

Не то чтобы этот мост был остро нужен.

Вот вообще ни разу. Но, памятуя о том, какой эффект производили сначала советские, а потом и китайские гранд-проекты, царевич на него решился. Деньги были, промышленность российскую он нагружал, прогревая, а остродефицитных в царстве рабочих выставили шведы.

Технология выглядела достаточно простой и бесхитростной. В Павловске изготавливали здоровенный железобетонный понтон и буксировали его к месту размещения. Сначала отливали тонкую скорлупу внешнего защитного контура. Прокладывали ее изнутри в пять слоев грубой ткани, пропитанной битумом. На горячую, чтобы сплавить их. И заливали основной корпус. Вот и все. И на выходе получался вполне себе нормальный понтон. Крепкий. Долговечный и относительно дешевый. Во всяком случае, альтернативы ему попросту не было.

Понтон этот выводили на место, где фиксировали системой якорей и монтировали на него всякое, включая металлоконструкции пролетов. Здоровенные такие клепаные железные фермы, спроектированные с многократным запасом прочности. Ну и дополнительно крепили массивной цепью, идущей в подвесе под фермой.

Основание Ботнического залива было выбрано не случайно. Шторма здесь почти не случаются – в основном они гремят на юге Балтики. А тут максимум сильный ветер. Отчего и волнение воды весьма умеренное. Ледовое давление тоже терпимое. Все ж таки это не река, где грандиозный столб льда, двигающийся по узкой «дорожке», может создавать порой колоссальное давление.

Ну и логистика.

Мост из Або в Стокгольм позволял кратно поднять товарооборот между Россией и Швецией. И сделать его в целом независимым от погоды. Ведь по мосту пойдет чугунка. Хотя, учитывая ситуацию, Алексей планировал именно тут положить стальные рельсы, несмотря на дороговизну. От греха подальше.

К самому Або через Выборг от Павловска уже тянули дорогу. Шведы. Если быть точным – шведские солдаты, которых корона направила на эти работы. Из российских материалов и под руководством русских инженеров. Дальше эти же самые люди будут строить ветку от моста до Стокгольма и дальше – на юг, проводя ее через вкусные горнодобывающие районы страны к городу Хельсингборгу. Плюс еще одну – от Стокгольма в Норвегию, к Осло…

Эта вся история с мостом выглядела дорого. Для России. Хотя на фоне иных затрат и дел этот мост терялся, выделяясь лишь размахом. Для Швеции же, которая мобилизовала на его реализацию все доступные рабочие руки, он стал настоящей стройкой века. Самым значимым и грандиозным, что происходило со страной за многие годы. И полезным, ибо Россия не жадничала, оплачивая достойно труд. Обеспечивая еще и сытное питание рабочих.

Россия вообще последние годы целенаправленно работала над тем, чтобы максимально взаимно интегрировать хозяйственную деятельность своих союзников. В том числе через крупные, знаковые проекты. А почему, собственно, нет? Всяко лучше, чем тратить баснословные средства на всякого рода увеселения, которыми так славился XVIII век в оригинальной истории.

Алексей же и Петр сидели со своими соратниками в той комнатке после переговоров и считали… считали… считали. Словно уважаемые кроты из известного советского мультфильма. Прикидывая планы экономического развития как внутри России, так и за ее пределами. Голицын же, который курировал институт эмиссаров, постоянно делал любопытные ремарки…

Поздно вечером наконец все разошлись.

Уставшие, но довольные.

Сначала продуктивные переговоры, завершившиеся заключением вполне устраивавшего Россию соглашения с джунгарами. А потом и напряженный мозговой штурм, в ходе которого удалось выявить слабые места в хозяйственной деятельности и прикинуть способы их компенсации.

– Братец, – произнес Павел, который, как оказалось, все это время ждал в приемной, не решаясь зайти.

– А ты что тут делаешь? – удивился Алексей.

– Я… я просить тебя о помощи хотел.

– Что случилось? – нахмурился царевич.

– Отец меня не пускает на барке к Ново-Архангельску.

– Почему?

– Говорит, мал еще. А я уже две навигации по Балтике ходил юнгой. Я… – И Павел взахлеб стал рассказывать о своей страсти морской. О том, что ему корабли по ночам снятся, и так далее.

– А почему только сейчас подошел?

– Так… я…

– Что-то ведь тебя сподвигло?

– Я повесть прочитал о путешествии отважных моряков в далеких землях.

– Это какую? – Алексей, к своему стыду, просто не успевал читать все, что сочиняла собранная им когорта писателей. Даже краткое изложение, которое готовили для него, далеко не всегда читал.

– Это где аборигены на далеких островах съели лейтенанта Семецкого.

– Что, прости?

– Корабль его остановился пополнить припасы. И он по незнанию местных обычаев погиб, попав в руки племени людоедов. И только героическими усилиями…

– Погоди, – перебил брата царевич. – Ты сказал – лейтенанта Семецкого?

– Да.

– Но мне же докладывали, что он не лейтенант, а поручик и погиб в Молдавии, воюя с австрийцами.

– Как? Не может такого быть!

Алексей нахмурился.

Снова этот Семецкий. И снова погиб. А он никак не мог вспомнить, где слышал эту фамилию. Казалось, что она откуда-то из далекого прошлого. Может быть, даже из былой его жизни, но… Память подводила. Ему и тогда эта новость не понравилась, теперь же он откровенно напрягся. Слишком все это выглядело странно.

– Так ты поможешь мне? – нарушил тишину Павел.

– Ладно. Пойдем к отцу…

Глава 6

1714, август, 3. Копенгаген – Москва

– Ваше Величество, – произнес адмирал Апраксин, встав и почтительно поклонившись, когда в помещение вошел король Дании.

– Рад вас видеть, – вполне искренне ответил ему Кристиан VI. – Как вы устроились?

– Отменно. Не ожидал такого радушного приема.

– Это отрадно слышать. Хм… У западных берегов Дании видели французский флот. Вы уже знаете?

– Учения?

– Да, говорят, учения. Но почему они их проводят у наших берегов?

– Ваше Величество, вам не стоит и переживать. В Бремен-Фердене и Мекленбурге стоят два русских армейских корпуса, которые при необходимости помогут вам отразить любой десант.

– Я понимаю, – покивал Кристиан, – но чего французы добиваются?

– Вероятно, эта обычная демонстрация силы, но вряд ли она направлена против Дании. Насколько мне известно, в Париже обсуждают вопрос престолонаследия Англии и рассчитывают восстановить старинные обычаи, объединив короны этих держав личной унией.

– Это точные сведения? До меня тоже неоднократно доходили такие слухи. Но это же вздор! Англичане не потерпят католика на престоле!

– Не потерпели бы, – заметил Апраксин. – Треугольная торговля в целом отошла в прошлое. Богопротивная торговля людьми больше не приносит сверхприбыли обитателям Лондона. После тяжелого поражения в последней войне в силу текущих экономических обстоятельств флот Англии ныне чисто символический и ни на что претендовать не может. Сколько там больших боевых кораблей? Десять, включая фрегаты?

– Одиннадцать. – поправил его Кристиан. – У них один линейный корабль все еще на ремонте, который год. Из-за чего злые языки поговаривают, что он там и сгнил уже.

– Вот! – произнес Апраксин. – В торговом флоте кораблей больше 20 тысяч пудов водоизмещением не осталось вовсе. Да вообще мало у них сейчас кораблей. Их едва хватает для обеспечения собственного каботажа и небольшой торговли с материком. Да и чем торговать? Многие мануфактуры закрыты, а поля, где некогда пасли овец, вновь распаханы. Англия сейчас может вывозить только то, что накопает: олово, свинец, медь, каменный уголь, графит и прочее. Но этого всего они добывают мало из-за дорогой еды. Королевская казна при этом пуста. Хуже того, корона задолжала французам очень большие деньги.

– Они же им продали часть колоний. Этого не хватило?

– Увы. Долги ОЧЕНЬ большие. Они же в приступе паники спешно готовились воевать на суше и начали создавать в суете современную армию, способную противостоять нам. В условиях резкого сокращения поступлений в казну. Вот и нахватали кредитов. На чем французы и играют. Один факт того, что с Англии спишется ее огромный долг, достоин того, чтобы закрыть глаза на католического короля. Особенно если тот окажется в конфликте с Папой.

– И в России считают, что это реально? – спросил хмурый Кристиан.

– Более чем. Королева Анна тяжело больна. Ее наследник Георг, курфюрст Ганновера, не устраивает Францию. Вы не хуже меня знаете, что они угрожают морской блокадой Англии в том случае, если он взойдет на престол.

– Не блокадой в чистом виде. Просто пиратами.

– Да. Все так. Но у Англии сейчас недостаточно сил для противодействия им. Появление же многочисленных каперов поставит ее в совсем уж плачевное положение. К тому же права на престол у Георга весьма сомнительны. Он ведь сын Софии, младшей дочери Якова I. Занятие им престола против всех правил и обычаев. София – младший ребенок короля, почившего в 1625 году. Почти век назад. После него правили другие. И есть масса наследников, имеющих куда больше прав на английский престол. Принятый же в 1700 году акт о престолонаследии ничтожен даже по английским законам. Ничем не оправданные двойные стандарты.

– Думаете, будет война?

– Думаю, что в скором времени парламент Англии окажется в сложной ситуации. Особенно если королева Анна преставится. Призвать на престол Джеймса Стюарта они не смогут. В силу того, что это будет означать катастрофу для Англии. Георга короновать – тоже. Не уверен, что он вообще до нее сможет добраться – в Ла Манше постоянно дежурит французский флот. И им придется решать этот вопрос как-то иначе. Например, объявить династию Стюартов низвергнутой и выбрать новый правящий дом.

– У Людовика сейчас нет взрослых наследников.

– У Людовика есть Филипп, герцог Орлеанский. Сейчас именно он самый вероятный наследник короля Франции. Вполне зрелый, деятельный, с большими связями, да еще и не замеченный в особо ревностном поклонении Папе. Его можно даже назвать врагом папизма. Если Филипп предложит англичанам свободу вероисповедания, то именно он, скорее всего, и станет новым королем. А эти учения… Они просто должны мягко намекнуть парламенту Англии сделать правильный вывод. Демонстрация силы на тот случай, если кто-то из парламентариев начнет думать неправильно.

– Боже… боже… – пробубнил обеспокоенный Кристиан. – Но если Филипп станет королем, то… Они же закроют Ла Манш.

– Возможно. Но наши дипломаты уже прорабатывают этот момент. Для Франции покорение Англии является вопросом престижа. Излечением старой, наболевшей ситуации еще времен Столетней войны. Да и в рамках идеи империи Запада это тоже актуально. В Париже даже обсуждается возрождение стены Адриана на границе с Шотландией.

– Мне все же кажется, что Джеймс имеет неплохие шансы.

– Он – да. А вот шотландская и ирландская аристократия, на которую он опирается и будет вынужден в дальнейшем опираться, – нет. Ирландцы люто ненавидят англичан после того, что те у них сделали. Тут все просто и однозначно – кровная вражда. Потребуется много лет, чтобы ее забыть и сгладить. Шотландцы же испытывают ненависть в меньшей степени, но и их чувства тоже не стоит списывать. Вы ведь в курсе того, как они обошлись с протестантами в своих владениях?

– Сурово, – хмуро произнес Кристиан.

– Это мягко сказано. Все их имущество было конфисковано, а сами протестанты либо изгнаны, либо убиты. В Англии боятся такого исхода. Помня о том, что есть еще и ирландцы, которые просто резали протестантов. Джеймс заложник ситуации. Возьмешь еще? С ним придут ТАКИЕ люди, что всю страну в крови утопят.

– Как будто французы будут лучше… – фыркнул король.

– В известной степени лучше, – улыбнулся адмирал. – Да, я убежден, не пройдет и десяти-пятнадцати лет, как все, что может приносить прибыль, окажется в руках французов. А старая английская аристократия будет оттерта и от должностей, и от денежных дел. Но французы не будут их убивать. К тому же для Англии такое объединение с Францией открывает определенные возможности и дарит надежды.

– Хм… возможно… возможно… Значит, вы считаете, что для Дании эти учения не представляют угрозы?

– Именно так. Но даже если французы задумали что-то дурное – мы гарантируем вашу безопасность. Потребуется выставить корпус? Мы его выставим. Нужно будет пять корпусов? Они прибудут в Данию и отстоят вас. Даже если для этого нам придется взять Париж. И французы это твердо знают. Впрочем, в их планы вторжение в Данию и не входит. Они заигрывают не с вами.

– Дай-то бог… А то всякое болтают. Дескать, Россию растащили на малые войны по всему миру. И что у нее нет сил в случае необходимости помочь нам.

– Растащили, – улыбнувшись, кивнул адмирал. – Мы действительно ведем слишком много ненужных войн. Но у нас покамест хватает и солдат, и денег. Мы не задействовали и десятой части своих сил. Если уж на то пошло, то наш Генеральный штаб уже который год прорабатывает план войны одновременно и с Бурбонами, и с Габсбургами. И держит в резерве необходимые для этого силы.

– Даже так?

– Да. И мы потихоньку накапливаем резервы. Проводим перевооружение, которое бы позволило решать задачи на удаленных театрах военных действий меньшими контингентами.

– Я могу надеяться на то, что Дания в первую очередь получит самые современные виды вооружений?

– Без всякого сомнения. Сразу, как Россия наладит их выпуск и перевооружит свои линейные части, мы планируем начать оказывать помощь союзникам…

Беседа продолжалась еще довольно долго. Все-таки пятое учение французов у датских берегов за очень непродолжительное время не на шутку встревожило датчан. От мала до велика. Каких-то рациональных поводов для беспокойства не было. Но страх ведь иррационален.

За кадром оставалась одна маленькая деталь. У французского адмирала, который эти учения проводил, чуть-чуть – самую малость! – увеличилось благосостояние. На несколько десятков тысяч талеров. Ну… так получилось…

И ему хорошо.

И в Париже, в общем-то, вопросов не возникло, так как он проводил учения в южных водах Северного моря, как ему и было предписано.

И в датском обществе появившиеся было вопросы о том, что не слишком ли много на себя берут русские, резко испарились…

А Россия в датских проливах, конечно, развернулась не на шутку. Включение в состав Советского Союза Швеции, Дании и Мекленбурга привело к тому, что Балтийское море стало внутренней акваторией организации. Да, туда выходили еще Пруссия и Речь Посполитая, но ни у той, ни у другой флота не имелось. Во всяком случае, значимого. А несколько маленьких северогерманских земель находились полностью в сфере влияния Союза.

Следствием этого обстоятельства стало то, что Россия предложила максимально укрепить проливы, дабы защитить судоходство на Балтике. Если убрать все экивоки и красивые формулы, это означало создание хорошо укрепленных военно-морских баз и фортов России в акватории датских проливов. Формально – союзных. Но по сути – именно российских. Что не могло не раздражать датское общество, да и в чем-то шведское.

А тут такие удобные и своевременные учения…

Россия пока строила первую линию укреплений. Два мощных форта, стоящих в оппозицию в районе Хельсингера и Хельсингборга. Три в Большом Бельте, между Корсером и Нюборгом, включая один на острове. И еще один в Малом Бельте на том самом полуострове, где будет находиться парк Конгебросковен.

Мощные такие кирпичные форты со стенами, достигающими десяти метров в толщину. Понятно, что такой массив выкладывали не полностью кирпичом – из него делали только «каркас» и метровую «облицовку», остальное же заливали бетоном с обильным добавлением в него, в качестве наполнителя, гранитных обломков.

Получались они не очень высокие, но очень крепкие и способные долго стоять под обстрелом. С дополнительными вспомогательными укреплениями, защищающими от атак с суши десантом предполагаемого противника. Ну или если датчане решат что-то порешать в частном порядке.

Вооружение везде стандартное – 6-дюймовые длинные пушки. Пока гладкоствольные, но в очень недалеком будущем их хотели заменить на нарезные, которые только-только наладились выпускать.

Гарнизоны все русские.

Исключительно.

Что раньше немало нервировало датчан, но теперь играло им скорее на руку из-за сложившейся репутации русских войск. Более того, в ходе переговоров Федор Матвеевич Апраксин сумел согласовать вторую линию укреплений в северной части Каттетага. Два мощных форта на датской и шведской стороне, а также цепочка насыпных островов каждые две версты[7] с «толстокожими» круглыми фортами на них. Причем весьма необычными. Развивающими идеи башенных фортов, так успешно сыгравших свою роль в обороне Керчи. Только они планировались побольше и потолще. Имея в качестве вооружения не одну пушку, а пару, прикрытых навесом для защиты от стихии.

Кроме того, на острове Лесё в Каттетаге уже который год шло оборудование крупной военно-морской базы для размещения объединенного Балтийского флота союзников. Работы по ней поначалу шли ни шатко ни валко из-за непрерывного мелкого саботажа датчан. Теперь же появлялись все основания полагать их значительное ускорение. Очень уж они напугались…

– Славно, славно, – покивал Петр корейским послам, принимая подарки.

Богатые.

Можно даже сказать – очень богатые и в известной степени экзотические. Фарфор, шелковые ткани, как тонкие и воздушные, так и тяжелые, шитые затейливыми узорами, и прочее. Сукчжон не жадничал, отправляя дары.

– Наш государь будет очень рад, что тебе понравилось, – произнес переводчик после высказывания главы посольства. – И надеется, что между нашими странами установятся добрососедские отношения с богатой торговлей.

– Мы тоже на это надеемся, – ответил царь и кивнул сыну, дескать, подключайся.

– Какие именно наши товары вас интересуют? – спросил Алексей.

– Наш государь хотел бы обеспечить лично преданные войска самым современным вооружением…

Корейцы предлагали открыть для русских один порт у столицы – Ханьсон, известный сильно позже как Сеул. Во всяком случае, для начала. Куда по договоренности должны прийти корабли, груженные латным доспехом, серийным, а также огнестрельным оружием с припасами. В первую очередь двадцать тысяч пистолетов, и по пять тысяч мушкетонов, карабинов и мушкетов. Их вполне устроило приобретение гладкоствольных образцов.

После осторожных наводящих вопросов выяснилась весьма непростая ситуация, в которой оказался Сукчжон. Все его правление представляло собой борьбу, непрерывную борьбу с местным буддистским духовенством. И он ее не выигрывал.

Огромные усилия со стороны государя приводили лишь к некоторому паритету. Но было совершенно ясно – он уйдет, и духовенство возьмет верх. Вот он и хотел решить вопрос радикально. В частности, перевооружить личную гвардию для себя и своего наследника. Так, чтобы она была в состоянии «порешать» очень многие вопросы.

Потому и открывал порт для военных поставок.

Так-то посольство прямо сообщило, что правительство заинтересовано в закупке всяких железных и чугунных изделий, ибо в них имелся острый дефицит. Особенно в хороших. Но – только после решения вопроса с вооружениями…

Послы удалились. И Петр, перейдя с сыном в кабинет, поинтересовался:

– Что думаешь?

– По-хорошему нам бы вмешаться напрямую. Но, думаю, наши военные победы над Цин сами по себе будут неплохой рекомендацией.

– И зачем нам это делать?

– Чосон – это маленькая, в общем-то, страна. Где-то раз в пять крупнее Москвы с округой ближайшей. Только народу в ней живет как во всей России, вместе взятой. Это неплохой и компактный рынок, куда мы можем вывозить свои товары чугунного литья и железного передела. Много. Очень много. Вся прелесть именно в компактности и возле побережья.

– А зачем нам столько их фарфора?

– В каком смысле?

– Чем они за товары платить будут?

– А бог их знает. Тут нужно посмотреть, что у них есть. Для этого нужно наладить рабочие контакты. Их организация хозяйства очень примитивная. Например, налоги платятся рисом, им же выплачивается жалование. Хлопковая и конопляная ткани используются как деньги для проведения сделок.

– У них же есть монеты, – возразил Голицын, также тут присутствующий.

– Есть. Но их мало из-за острого недостатка сырья. Они ведь медные. В принципе, мы можем помочь и завезти туда десяток галеонов меди, можно сразу в виде монет. Но кто знает, чем это обернется. С такими вопросами спешить не стоит. Без изучения их экономики я бы не стал делать резких телодвижений.

– Что у них есть интересного для нас? – повторил свой вопрос Петр.

– Фарфор, – произнес Голицын, – шелк и шелковая бумага, хлопок. Они еще делают лаковые поделки из перламутра, довольно симпатичные. И много еще чего. Рис, опять же. Его у них много.

– Небогато.

– Отец, давай не будем спешить? В конце концов, получение союзника в том регионе для нас выгодно. Если это не будет идти нам в убыток – уже хорошо.

– И чем же выгодно?

– Мы не знаем, как долго продлится война с Цин и как далеко она зайдет. Возможно, нам потребуются базы снабжения поближе к театру военных действий. Да и потом, наличие заинтересованного в нас союзника облегчит решение военно-технических проблем в регионе.

– Военно-технические проблемы, – хмыкнул Петр. – Эко заковыристо ты назвал войну.

– Отец, это не обязательно война. Подавление местного пиратства разве это война? А оно там буйное. Сейчас мы опираемся на Аютию. Но она сильно на юге. У нас выстраивается дружба с испанской администрацией Филиппин. Но они тоже сильно на юге. А в тех краях – сплошное белое пятно с достаточно враждебно настроенными силами. И держава Чосон расположена исключительно удобно…

Глава 7

1714, сентябрь, 5. Под Рязанью – Охотск – Москва

Пшеница с золотыми тяжелыми колосьями шла вдаль, словно море, зажатое между «рифами» лесопосадок. Она слегка колебалась от небольшого ветерка и создавала какую-то удивительную иллюзию или фьорда, или залива, или еще чего-то такого. Во всяком случае, Климу Дмитричу так казалось.

Председатель медленно катился на двуколке, объезжая посевы колхоза. И тихонько напевал себе под нос:

– По полям, по полям пьяный трактор едет к нам… тьфу ты, прости господи, синий…

Очень уж голова гудела после минувшей ночи. Ведь зарекался оставаться на ночевку у кума, зарекался… А все равно – туда же. Словно какой-то черт его за ногу тащил.

И тут – чу! – заметил дымы. Черные.

Свернул на развилке и через несколько минут заметил, как из-за лесопосадки выехал паровой комбайн. Один из первых. Здоровенная такая фыркающая и поскрипывающая да немного гудящая хреновина. Их колхоз был в этом плане экспериментальной площадкой. Одной из пяти на всю Россию, в которые направили по два комбайна и четыре трактора. Ну и механизаторов с подмастерьями, чтобы все это починять.

Знал ведь.

Знал.

И все равно удивился, не привыкнув к диковинной технике. Все ж таки черный дым на полях слишком пугает любого агрария. Особенно в период, когда зерновые созрели и подсохли, и в любой момент может случиться пожар.

Большой такой, на здоровенных колесах, паровой комбайн был весьма неповоротлив и медлителен, но рабочую скорость он выдерживал и вон какой зев жатки имел. Он один мог с лихвой заменить несколько конных аналогов, да еще и молотил колосья на ходу.

Следом выкатился трактор с колесным прицепом.

Тоже паровой.

Вот они в две трубы и дымили, работая на угле. Его перед началом уборки привезли откуда-то из-под Москвы. Там по прошлому году началась разработка не только торфа, но и бурого угля для местных нужд. Так что и колхозу немного перепало, хоть он и находился в стороне.

– Клим Дмитрич! – радостно воскликнул Дементий, подъехавший к нему на лошадке. Тот самый жизнерадостный и не по годам упитанный механизатор села, один из первых на всю Россию. – Приехал посмотреть?

– Да нет. Я же объезжать поля отправился. Заночевал в Селезневке у кума. Случайно вас встретил. Значит, решились?

– А чего не решиться-то? Матвей Семеныч сказал – пора, мы и пошли, – помянул он агронома.

– Это первое поле?

– Первое.

– Ох и тревожно… – покачал головой председатель. – А ну как все испортите?

– Так, если и испортим, велика ли беда?

– Урожай же загубите!

– Клим Дмитрич, – хохотнул Дементий, – так на то колхоз и выбран экспериментальной площадкой, чтобы все проверить. А все убытки, ежели они будут, из казны возместят.

– Но урожай-то не вернем.

– Проверить-то где-то надо, – развел руками механизатор. – Не сумневайся – справимся. Ежели в этот раз напортачим, то доработаем механизмы, и на будущий год все будет в лучшем виде.

Председатель что-то еще хотел сказать, но отвлекся. Комбайн достиг поля. Остановился. И начал готовиться.

Вокруг него забегал комбайнер. Тоже редкость великая. Так-то людей, умеющих работать с конными жатками, уже обучили в знатном количестве. А вот таких – для комбайнов – еще было очень мало. Что-то покрутил. Где-то какие-то рычаги подергал. Залез внутрь, запустив привод шнека подачи зерна. И махнул трактористу.

Тот подкатил поближе.

Встал параллельно, выдвинувшись чуть вперед.

Небольшая пауза.

И комбайнер дал ход, включая жатку. Секунда – и тронулся трактор, идущий параллельным курсом.

Клим Дмитрич как-то сжался и прищурился, глядя как здоровенная махина наезжает на зрелую ниву. Секунда. Другая. И комбайн вгрызся в посев, начав его бодро скашивать, затягивая куда-то внутрь.

Еще несколько секунд, и сзади посыпалась солома. Достаточно кучно и бойко.

– А зерно? – нервно спросил председатель, видя, что из трубы ничего не сыплется.

– Не спеши! – назидательно поднял палец вверх Дементий.

И верно.

Минуты через две, когда комбайн проехал почти четверть поля, посыпалось зерно. Бодро так. Словно желтоватая водица, ежели издалека смотреть.

– Отчего так?

– А вот так, – развел руками механизатор. – Там короб внутри стоит. Его на четверть часа молотьбы хватит. И комбайнер может включать по усмотрению своему сброс. Вот – проверяет. Сейчас должен выключить.

Так и произошло.

Раз – и все прекратилось.

Доехали до края поля. Повернули. Перекинули трубу подачи со шнеком на другую сторону. И снова тронулись…

Клим Дмитрич смотрел да охал и ахал. Переживал. А как эти машины удалились проходов на десять от края поля – полез проверять чистоту работы. «Бороды» там искать, нескошенные то есть участки. Просыпанные зерна. Браки молотьбы. И так далее.

Огрехи были. Их даже выискивать особо не потребовалось. Но умеренно.

– Столько зерна впустую, – покачал он головой.

– А сколько собрали? Видишь? Прицеп уже полон. Вон сейчас второй трактор подгонит. Сколько на лошадях за это время бы собрали урожая?

– Потерь было бы меньше.

– Меньше? – усмехнулся механизатор. – Ежели перестоит хлеб, разве меньше? Зерно-то осыпается. Тут все быстро надобно делать.

– Да, бывает, – нехотя согласился Клим Дмитрич. – Но ежели всем навалиться…

– Один комбайн это поле уберет до обеда. А после – еще одно. Спокойно и без спешки. Сколько бы убирали конными жатками? А если дождь? А если град? А если еще какая беда? Про уборку руками и не говорю.

– Неужто он нам нужен всего на несколько дней в году?

– А отчего нет? В остальное время он еды не просит. Зато, когда надо, выехал и быстро все собрал.

Так и пререкались.

Не сильно, впрочем.

– А вообще… Клим Дмитрич, чего ты бурчишь-то? – улыбнулся Дементий. – Мог бы ты еще двадцать лет назад о чем-то подобном помыслить? Ты же, как и я, из крестьян.

– Так-то да… – как-то нараспев ответил председатель.

Село действительно изменилось.

Эти относительно небольшие агропредприятия – колхозы – стремительно развивались, и продовольствия стало сильно больше за счет более совершенной агротехники, новых культур и прочего. И жизнь стала сытнее. А вкупе с системой государевых складов – еще и с голодом почти поборолись. Но главное – крепостных не осталось. Вообще. Ни одного. Клим Дмитрич еще по осени прошлого года прочитал в газете – кончились.

Сначала после бунта стрельцов в 1698 году царь наказал за попустительство церковь, забрав и угодья великие ее, и всех монастырских крестьян. Обратил оных в государственных – считай, вольных. Да, ежели кто посеял что по весне, то до сбора урожай – сиди на месте и трудись, особливо ежели ряд какой заключил. И лишь после страды уходи куда пожелаешь. А ежели по весне ничего не сажал, то и спроса никакого – каждый что вольная птица.