Город Ив

ГЛАВА 1

Город проклятых, город мертвых, город за гранью. Люди как всегда спешат по своим делам, работа, дом, заботы. И только я вижу, что все они покрыты паутиной: белой, тягучей, обволакивающей лица, тела, руки, обтягивая их словно саван. И эти ивы повсюду. Плачущие, скорбящие, сгорбленные до земли, обмотанные все той же паутиной. Она сдавливает их так сильно, что на землю капают слезы: бурые, склизкие, заливающие все у подножья ствола. Зловещее место, где каждое утро тетя Таня улыбается сквозь белеющую пелену на лице, натягивая нити паутины почти до разрыва. А потом дядя Паша медленно и скрипуче желает хорошего дня. Все это повторяется изо дня в день, будто хорошая традиция, но она плохая…

Здесь все гнилое, дряхлое, ветхое и давно уже должно обратиться в прах, но каждое утро оно воскресает вновь. Я работаю в книжной лавке на площади, где все шкафы затянуты хлопьями вездесущей паутины. Чтобы достать нужную книгу, приходиться долго разрывать ее пальцами, добывая столь желаемый артефакт. В книгах все очень радужно и всегда заканчивается хорошо, а тут все серо и угнетающе. Только чтение сказок помогает мне переживать день за днём. Лавка не моя, но никто ни разу не приходил забрать прибыль. Я складываю ее в большую жестяную коробку и прячу за шкаф в мягкий клок паутины. Потом иду домой через весь город, я живу одна на отшибе. Как здесь оказалась, я не помню. Были ли у меня родители, сестры или братья – не знаю. Я просто каждый день хожу на работу и читаю сказки. И кажется, что я была здесь всегда. Но я не хочу здесь быть!

Но самое ужасное начинается, когда на серый мрачный город удушливым плотным одеялом ложиться тьма: черная, непролазная, непроглядная, неприятная тьма. И до ее наступления непременно нужно добраться до дома, и я каждый вечер со всех ног спешу туда. Пробегаю мимо постового, он единственный кто вечером не торопиться в укрытие, а стойко ожидает ночи на улице. Никто больше не решается остаться снаружи в это время суток. Его фамилия Багров и это все, что я знаю. Ни имени, ни отчества, ни того как он переживает эти ночи. Кстати, он не затянут паутиной, как все остальные, и я даже могу разглядеть его глаза, но в сумерках никогда не различаю их цвета. Наверное, серые, как и все вокруг.

Он всегда желает мне спокойной ночи. А я знаю, что ничего кроме "спокойной ночи" у меня и нет. Но сначала надо добраться до дома, запереться как следует, закрыть ставни и лечь на койку. Теперь главное уснуть, а это совсем не просто. Тьма забивается в окна, в двери, в замочные скважины, в дымоходы. Она словно дышит там за стенами, заставляя их дрожать от страха. Но потом приходит он – морфей, и мне сняться красочные сказки, которые я читала в лавке днем. И только во сне я по-настоящему счастлива, но снова наступает день и все начинается сначала…

Я хожу на работу, встречаю людей в паутине, которые, как и прежде приветствуют меня, желают доброго утра и спокойной ночи. А я лишь натягиваю улыбку на лице и отвечаю: «И вам», «И вам», «Ивам», «ивам». Проклятый город Ив. Интересно, я тоже замотана в эту белую дрянь. Не чувствую, чтобы она забивалась мне в рот и глаза, но люди тоже ее не замечают. Я не могу увидеть свое отражение, все зеркала в городе и поверхности, как говорят, которые раньше могли отражать, стали черными. И лишь за городом в реке, сплошь поросшей плакучими ивами, рассказывают, можно увидеть свой облик. Но туда никто не решается пойти и все продолжают жить в неведении, не желании знать. Но это говорят не люди на улице. Это шепчут мне голоса перед сном, которые пытаются не дать мне уснуть, чтобы вновь смотреть мои сказки. Они забираются в щели, зарываются под одеяло и лезут прямо в уши: «Иди к реке, иди к реке, иди…» Не иначе, я просто городская сумасшедшая или…Что тогда случилось с этим городом, что случилось с нами?

В голове проносится, как я смотрю на тетю Таню. Муха запуталась в паутине на ее лице возле носа и монотонно и противно жужжит.

– Здравствуйте, доброго дня, – добродушно улыбаясь говорит она мне в сотый раз.

– И вам.

Ее не беспокоит скисшее молоко, гнилые фрукты и плесневые булки на столике перед домом. Она будто не замечает этого, бережно раскладывая их для продажи.

Я пыталась заговорить с ней и дядей Пашей, пока они не исчезли. А люди здесь пропадали каждый день. Новые приходили, старые уходили. Город Ив был переходным пунктом, и никто здесь не задерживался. Все хотели покинуть это место, как можно скорее – все кроме меня. По крайней мере мне так казалось. Дядя Паша и тетя Таня были здесь дольше всех. Когда я пыталась продолжить утренний разговор они просто молчали, продолжая заниматься своими делами. Да, и меня особо не разжигало любопытство. Мне тоже словно все равно. Мы были, как куклы, головы которых забиты ватой. Делали фантомные дела, что-то имитировали, как будто обычная жизнь продолжается.

Весь этот механизм работал безупречно, и я не знала, как разорвать бесконечный круг. Пока не наступил день, который отказался заканчиваться. Солнце не хотело садиться, а свет не угасал, вечер не наступал. Люди обеспокоенно суетились на улице, уже покинули рабочие места, но и домой никто не шел. Все, словно обмотанные белыми покрывалами, нервно сновали туда-сюда. Пространство возле центральной площади наполнилось шумом, шепотом и суетой.

ГЛАВА 2

11 дней до…раньше я их не считала, думая, что застряла в паутине времени и ее одинаковых фрагментах, но не сейчас.

Стук в дверь становился все громче. Настойчиво долбился в моей голове, стучал пульсом в висках. Кто это может быть? Это они? Они хотят забрать меня? Мое время пришло? В чёрное запотевшее стекло окна ни черта не видно. Лишь силуэт, темный, неясный, сгорбленный. Кажется, дрожь, хватала за кишки и выворачивала их наизнанку. Стук не прекращался. Почему бы и нет – раз пришло время! Рука потянулась к ручке. Щелчок, и ещё, и ещё. Дверь медленно со скрипом открылась и …

За дверью низко опустив голову так, что не было видно лица стоял человек в длинном плаще. Я напряжённо всматривались и не понимала, что будет дальше. Он стал поднимать голову и упёрся в меня пустым взглядом.

– Багров, черт побери, зачем ты здесь? Как же ты меня напугал! Ведь нельзя? После захода солнца нельзя!

– Мне можно. Пустишь? Дверь надо закрыть изнутри иначе произойдет…

– Пусть происходит. Не хочу больше прятаться! Не могу больше! Устала… – слезы брызнули из глаз, делая меня слабой и глупой, – Заходи, я буду рада быть не одна.

– Я просто здесь посижу у входа и с утра уйду. Я тебе не буду мешать.

В эту ночь я спала как младенец: блаженно и сладко, чувствуя себя полностью защищённой. Багров и вправду просидел у двери всю ночь, а утром ушел.

– Закрой дверь, пожалуйста, чтобы не было холодно и страшно. И поспи ещё немного, – тихо сказал он, выходя за дверь.

Следующим вечером он пришел вновь, начав с порога:

– Я не должен быть здесь. Но я увидел в тебе остатки разума! Ты сейчас в чистилище. Вы те, кто застрял, пока качается чаша весов. Я здесь навсегда. Мои чаши остановились ровно посередине. Я смотрю за этим городом, чтобы люди исправно приходили и уходили. Ты не замечала, что многих уже нет. Может думала, что просто не встречаешь их. Нет, они покинули город. Ты тоже покинешь. Надеюсь, твоя чаша качнется к свету.

– Но ведь сюда приводят наши поступки. Нет, какой был человек, таким и останется. Итог предрешен. Каждый там, где должен быть.

– Не всегда. Есть обстоятельства, в жизнь вплетаются чужие судьбы и беды, много есть того, что ведет сюда. И здесь нельзя остаться навсегда.

– Но ты же остался? Ведь всегда есть выбор.

– Выбора не существует. Это лишь иллюзия, которую дают глупцам, – сухо ответил Багров.

– Кстати, а почему в городе Ив нет детей? Ни одного.

– Для них другие города. Города солнца!

Каждую ночь теперь он приходил, запирал дверь изнутри, закрывал тяжелые ставни, садился на край кровати и смотрел в пустоту до утра. А я наконец спала спокойно, тихо, без страха и ужаса за стенами. Они исчезли, испарились, перестали лезть в мой дом, под мое одеяло, под кожу. Я больше не чувствовала их – лишь покой. Мои радужные сны прекратились и стали наяву. Возможно, я бы согласилась остаться здесь навечно, в этом окутанном туманом, оплетенном паутиной, омытом слезами плакучих ив городе. Но конец был неизбежен, как говорил Багров. Чаши медленно качались из стороны в стороны. Я чувствовала их движение физически, ощущала тяжесть и холод.

Однажды я рассказала ему, что хочу пойти к реке, что слышу голоса, которые зовут меня туда. Он ответил, что лучше этого не делать. И мы больше об этом не разговаривали. Со временем он начал ложиться спать у моих ног на кровати, мы много беседовали перед сном. Я узнала, что он рос в неполной семье. Мама, после смерти отца, сошлась с другим человеком, который издевался над ней и избивал маленького Багрова.

– Мне было пятнадцать, я не выдержал. Зарезал его пьяного ночью. Меня посадили в колонию, мама ни разу не пришла ко мне. Лишь однажды написала мне письмо, всего три предложения: «Зачем ты так? Ведь я любила его. Мог бы и потерпеть». Потом я тяжело заболел, туберкулез. Из колонии я так и не вышел. Мои весы стали вровень. Я почти искупил свою вину. Почти…

Я молчала. Не знала, что ему сказать.

Он продолжал:

– А хочешь узнать свою историю? Ведь ты не помнишь, верно?

– Нет, не помню. Расскажи, – прошептала я.

– Ты была не самым хорошим ребенком. Постоянно бунтовала. Убегала из дома. Довела отца до инфаркта, как считала твоя мама. Твои весы с самого детства перевешивали в сторону темноты. Да, ты и любила темноту. Считала ее самым честным временем суток. От родителей ты съехала. Но в бушующем мире нашла лишь друга наркомана. Ты вытягивала его из всех передряг, но не спасла. Любила его безумно, или может у тебя проснулись материнские чувства. Но спасти заблудшую душу не всегда возможно. И твой последний порыв был пойти работать в приют для животных. Ты там спала, ела, существовала, а потом решила поехать поговорить с матерью. Но та спустила тебя с лестницы, орала, что ты убила отца, тварь неблагодарная. В итоге перелом основания черепа, и вот ты здесь. Твоя чаша еще качается, моя нет. И я не дам ей качнуться не в ту сторону, – Багров смотрел мне прямо в глаза. И хоть он и не видел меня, но его взгляд проникал прямо внутрь.