Хозяйка ночи

Мало кто боится монстров. Нашими кошмарами стали другие люди и объективы чужих камер. Жизнь превратилась в червивую возню гниющего роя. Лишь смерть заставит вспомнить, чего действительно стоит бояться.

Всё начинается рождением. Даже там, где смерть, мрак и ужас взращивают пейзажи кошмаров, прежде всего рождается яркое пламя рождения.

Красное, палящее, нездоровое солнце медленно поднимается из-за горизонта усеянной руинами пустыни. Разбитая дорога бежит от одиноких развалин через песчаные холмы вдаль. Рядом с пробитой стеной появляется вспышка. За ней стон, крик, пронизанный болью, до хрипоты разодранный голос.

Рождение не всегда является началом. Иногда оно олицетворяет конец. Оборванная жизнь погибшего начинается с мучениями теперь уже в новом, разрушенном мире посмертий.

Он издаёт сдавленный крик, ещё не понимая, что случилось.

– Трёхсотый!

Вокруг никого. Рука машинально наощупь ищет аптечку. Ничего. Где оружие – выяснить не удаётся.

Взор медленно остывает от туманной пелены нового рождения. Тьма уходящей ночи ласкает прохладой, не давая красному солнцу опалить кожу.

– Кто-нибудь!..

Тишина. Незнакомый пейзаж. Только жуткое, пугающее молчание, какого не встретишь на земле, и песчаные руины до основания разрушенной цивилизации.

Рука прикрывает рану, но боль остывает. На груди ничего нет.

– Какого?..

Легко удаётся встать. Ещё разум не пришёл в себя, а тело уже готово действовать. Любой солдат знает, что промедление подобно смерти. И ни один не знаком с её порогом.

– Эй! Кто-нибудь!..

Раны, как ни бывало. Взгляд и ум уже отвлеклись, но рука машинально пытается нащупать дыру на форме. Первый луч красного солнца ударяет в глаза, слепит дикой болью, и мужчина, сдержав крик, перемахивает через остатки стены в полуразвалившееся здание.

– Уйди! Помогите!

Упав на визгливую девушку, солдат встречает на удивление большое сопротивление. Мысль требует быстро заломить слабую особу, потом уже успокоить и разобраться, что происходит. Дамочка портит план. Она сопротивляется так отчаянно, что приходится отступить.

– Да замолчи ты!.. – Ругань едва удаётся сдержать. – Ты кто такая? Как здесь оказалась? Отвечай!

В темноту сквозь обширные дыры проливается достаточно света. Мрак разбежался из углов по стенам, растаяв бесследно в щелях и сколах.

Военная форма слегка успокаивает беспокойную незнакомку, но она боится. Закрывается, пытается оттянуть подол юбки ниже колен.

– А ты сам-то кто такой? Где твои документы?

Тут уже всё становится ясно. Она либо притворяется гражданской, либо действительно даже не понимает, где находится.

Мозг находит только один способ объясниться – вывалить разом, как обухом по голове.

– Ты на территории боевых действий! Ты как сюда попала?!

А самому же в это верится не очень. Оружия у дамочки точно нет, бойцом её точно не назовёшь, можно осмотреться.

Стоит выглянуть, солнце припекает глаза. Кожу не жжёт, но взгляд от красных лучей страдает жуткой болью.

– Каких ещё боевых действий? Вы сума сошли?! Я миг назад была в Питере!

Оба смолкают. Сказать нечего. Мозг не может увязать одно с другим.

Солдат глядит задумчиво и хмуро. Могильная тишина истребляет бдительность. Тут будто сам дух пустынной смерти поселил неисчерпаемое молчание.

– Почему за бок держишься? – вдруг спрашивает солдат.

Женщина оставляет взгляд на ладони на несколько мгновений, потом вмиг успокаивается.

– Ничего.

Чёрт знает что. Какие-то развалины посреди пустыни, красное солнце, разрушенный город вдали, заслоняющий горизонт.

– Бред какой-то…

Мужчина садится у стенки, взглядом пронзает дыру в потолке. На миг он высовывается на открытое солнце, но лучи слишком яркие. Он тут же забирается обратно в тень.

– Надо ждать ночи. Там разберёмся. Пока лучше спрятаться в здании.

В глубину развалин зовёт тёмный проход, оставшийся от дверного проёма. В свете ослепляющего солнца, прохладные объятия мрачной глубины кажутся спасительными.

– Ты идёшь? – бросает военный. – Смотри сама.

Женщина следит испуганно. Уже не пытается накрыть пыльной юбкой голые коленки, но всё ещё опасается. Пока мысль не укалывает страхом осознания того, что через миг придётся вновь остаться в одиночестве.

Мужчина присматривается. Темнота такая плотная, будто чёрный туман оберегает её от вторжения света.

– Есть кто?

Первый берец уверенно трамбует обвалившуюся штукатурку и осколки разваленной стены. Второй бьётся в крупный кусок бетона.

Испачканные, но всё ещё изящные каблучки остаются наблюдать за этой проходкой на границе света.

– Да твою… чтоб тебя… грёбанный…

Вдруг становится тихо. Солдата почти не видно, хотя он стоит всего в паре шагов. Можно только понять, что он перестал шевелиться.

Тишина давит на нервы.

– Что там?

– Тс!

В темноте точно промелькнул звук. Штукатурная крошка упала и прокатилась, или, может, камень. Или само здание трещит, собираясь рухнуть. Или же рядом кто-то есть.

Воображение умело опережает события. И в тишине оно разыгрывается всё быстрей.

Затем странное кряхтение раздаётся в стороне. Опять странный шум, а затем молчание.

Солдат оглядывается. Девушка смотрит на него, от ужаса выпучив глаза. Остаётся вздохнуть, приготовиться к худшему и обернуться на звук.

– Кто такой? Отзовись! – приказывает мужчина.

Вместе с его голосом в темноте рождается гнусавый хрип. Тут же гаснет, будто не желает показаться. Там что-то есть. Взгляд, который ищет позвавший его на свет голос.

Берцы вновь ступают по развалинам, но теперь невесомо, без единого звука. От глухого молчания в ушах начинает звенеть, потом опять хрип. Шуршание, шаг. Ещё один. Что-то похожее на лёгкое рычание.

Сердце медленно напитывается ужасом. Нечеловеческие звуки из тьмы всё ближе. В груди готова зашуметь буря, как вдруг раздаётся топот.

Уродливое, обезображенное тело проносится мимо солдата. Незнакомец издаёт такие жуткие звуки, каких слышать ещё не приходилось. И он рывком бросается именно туда, где только что стоял боец.

Мысль тут же подсказывает, что эта тварь не просто так рвалась вперёд. Если бы не пришло в голову отступить в сторону, она бы лбом ударила прямо в лицо.

Голова с почти вываленными глазами резко оборачивается. Снова хрип, булькающее, гремучее рычание. Незнакомец оборачивается и бросается вперёд.

Солдат быстро оказывается на земле. Он держит чудище за глотку. Всё случается так резко, что каблучки не успевают сойти с места. Взор прикован к происходящему, а ошеломлённый взгляд пытается отыскать в картине собственные действия.

Страх затуманивает разум. Только не солдату. Он замечает, как этот странный человек с посиневшей, местами облезлой кожей поворачивает голову, как рычит перед атакой, как бросается вперёд.

Нет времени убегать. Отступить тоже. Увернуться не получится. Рука змеёй бросается вперёд и вцепляется точно в шею.

Монстру удаётся повалить мужчину на землю, но тот спокоен. В отличие от девушки, солдат оглядывает мертвеца. Вываливающиеся глаза, синяя кожа, оборванные ткани на шее. Какая-то зелёная, скользкая дрянь течёт по руке. Вот откуда булькающее рычание – порванная глотка мертвеца, набитая густым гноем.

Спокойствие – это лишь навык, который обретается в бою. Взгляд быстро, но без спешки изучает детали. Рука держит монстра на расстоянии. Тот пытается ухватиться, но только барахтается, а достать не может.

Ладонь быстро отирает пол. Вмиг на нём отыскивается подходящий кусок камня, а затем выражение на лице военного изменяется. Он сам превращается в монстра.

Мощный, точный удар осколком кирпича прямо в висок мгновенно валит мертвеца на землю. Из пробитого черепа медленно вытекает густая, синеватая жижа с комками.

Ладонь не успевает выпустить кирпич. Монстр очухивается и хватает женщину за лодыжку.

Вырывается вздох. Никакого визга, никакого крика. Затем кирпич ударяет снова, пробивает темя, разбрызгивает по сторонам густую, вонючую жидкость. Хрип медленно угасает. Постепенно. Всё заметнее после каждого нового удара.

Солдат не останавливается, пока не разбивает голову чудища в ошмётки. Лишь когда на шее не остаётся костей, мертвец окончательно успокаивается и отпускает женскую ногу.

– Твою же… какой живучий…

С лёгкой, быстро проходящей одышкой, бросив камень под ноги, боец выбирается обратно на свет. Он отступает к стене, чтобы присесть. Женщина, от страха едва дыша, идёт следом. Вмиг она замирает.

За спиной, в темноте снова звук. Опять рык, но другой, щёлкающий, без бульканий. Солдат напрягается и поворачивается, стараясь не шуметь. Его спутница уже тоже догадалась, но от страха не может сдержаться.

Неудобный каблук подыгрывает врагу, заставляет споткнуться. Лишь едва уловимый, лёгкий шум, который можно даже самому легко упустить в шепчущей суматохе.

Монстр из темноты отвечает рычанием и выпрыгивает из тени.

Мертвец разваливается на глазах, но выбрасывается из тьмы с такой скоростью, что утягивает её за собой, будто туманную дымку.

Взглядом монстр застывает на людях. На миг, за который можно рассмотреть его ужасный вид, ободранную, грязную одежду, висящую практически на нитках, облезлую кожу и отслоившуюся плоть.

Мертвец не даёт ничего сделать. Он разводит руки в стороны, чтобы раскрыть грудь. Даже кожа выше живота лопается от напряжения. Монстр открывает пасть с гниющими зубами, покрытыми слизью, и издаёт вой.

Звон пронзает слух острой болью. Будто сирена загремела прямо над ухом. Клёкот сопровождает этот жуткий рёв. Его дополняют стрекотание и щелчки.

Руки сами тянутся закрыть уши, рот открывается непроизвольно, колени слабеют, и тянет упасть на пол. Словно там звук пощадит и станет глуше.

Военный с трудом берёт себя в руки. Через пару секунд становится ясно, что останавливаться монстр не собирается. Скорее у него лопнет грудная клетка.

В обломках легко найти подходящее оружие. Ладонь хватает первый попавшийся осколок камня, кривится от боли, с трудом пробивается сквозь плотную стену звука.

Камень легко пробивает старую кость. Череп раскалывается практически надвое, в нём, как в гнилой тыкве, появляется тухлая вмятина.

Мертвец продолжает выть. Только ещё ужаснее. Тише, труднее, но с прежним рвением. Захлёбывается, задыхается, иссыхает, но продолжает стонать даже тогда, когда от головы практически ничего, кроме рта, не остаётся.

Он замолкает, и солдат отваливается от трупа и прилипает к стене, уже с трудом борясь с одышкой.

– Да какого чёрта? Что это за тварь?!

Монстр в ответ издаёт слабый стон, вздрагивает, чуть шевелит рукой.

Женщина от ужаса перестаёт дышать. Оба замирают, переглядываются.

– С чего бы ему орать? Зачем он орал? Что за бред?

Военный размышляет вслух. Особого внимания на спутницу он не обращает.

В пыли развалин уже два мертвеца. Оба облезлые, посиневшие. У одного до кости разорвана плоть, кусками болтается, словно это вовсе не должно причинять хлопот. Оба превратились в застывшее кровавое месиво.

В тишине слух пронзает едва заметный, но уже знакомый вой. Точно такая же сирена где-то очень далеко. Затем ещё одна, с другой стороны.

В глазах разгорается пыл беспокойства. Эти мертвецы в принципе существуют. С запозданием, в умы вторгается мысль о том, что их больше. Намного больше. Военный тут же вскакивает и высовывает голову в разлом.

– Твою же…

Шокированный взгляд и забегавшие глаза тут же заставляют очнуться. Страх на время сковал, заставил растеряться, но пора взять себя в руки. Полагаться только на военного глупо, ведь однажды его может не оказаться рядом.

– Что там?

Женщина поднимается. Скрывает дрожь, старается не обращать внимания на мертвецов с разбитыми головами и на брызги синеватой жижи.

– Там… не знаю. Похоже, там дружки этих двух.

Приходится всё-таки по жесту солдата прийти взором к двум трупам. С трудом выходит удержать тошноту. Взор спешит убежать в сторону, к мечтам о прохладной свежести, и они успокаивают.

Военный только кривится. Гражданские в нужный момент не могут просто взять себя в руки. Винить тут некого, но это очень мешает.

Подумав мгновение, он пронзает взором дыру в потолке. Вздохнув для разминки, боец с лёгкостью подпрыгивает, цепляется за уступ и взбирается на крышу.

Он спокойно осматривается. Щурится, прячет лицо от солнца обеими ладонями. Хотя глаза уже слегка привыкли. Затем мужчина спрыгивает.

– Надо сваливать, – объясняет он. – Мы пойдём в сторону города. Попробуем найти здесь какое-нибудь оружие, потом…

Женщина подходит на два шага. Она, не обращая внимания на разбитую голову мертвеца, обступает его, и хмурым взглядом буравит спутника.

– И какой в этом смысл? Куда мы пойдём?

– Мы пойдём в атаку, – отвечает солдат, ничего не объяснив.

– Стой!

Берцы вновь ступают на территорию, укутанную тьмой. Живой, детский страх темноты сковывает движения. Будто если зайдёшь во мрак, тут же погибнешь.

А стоит промедлить, как можно потерять бойца из виду, так что каблучки быстро ныряют в темноту следом.

Две нежные ладошки вцепляются в китель со стороны спины. Держат мёртвой хваткой. И это хорошо. Вместе гораздо больше шансов выжить.

– Это какой-то бред. Зачем нам уходить отсюда?

– Можешь спрятаться тут, и посмотрим, до кого эти монстры доберутся первыми.

В ответ на хамство хочется съязвить, но ситуация слишком тревожная. Руки сразу отцепляются от кителя, а каблучки встают на месте.

– Я просто хочу понять!

Адреналин лупит в голову с такой силой, что глаза едва не закатываются. Сейчас просто трудно контролировать себя, и только. Стоит выдохнуть, как самому ясно, что не стоило грубить.

– Тс, – шепчет боец спокойно. – Потом. Вдруг здесь есть и другие.

Его шаги звуком рассекают плотный мрак. Без этого звука кажется, что тьма непроницаемая. Даже разваленный дверной проём всего за несколько шагов от него перестаёт быть виден.

А все мысли после слов военного только о том, что в любой момент из тёмного угла может выскочить монстр, который не задумываясь перегрызёт глотку.

Даже минуты не проходит, как ладошки забывают обиду и намертво цепляются к кителю. Солдат усмехается, но отвлекаться себе не даёт. Главное как можно скорее разобраться и найти здесь хоть что-нибудь полезное.

– Это же… чёрт, пустой… здесь должны быть где-то батарейки.

Он торопится. Спешит. То и дело рука норовит соскользнуть. Мужчина постоянно ныряет в темноту, оставляя в одиночестве, а отыскать его получается только по звукам.

Вскоре удаётся отыскать нужный ряд. Исключительно наощупь, растрачивая драгоценные минуты, зато в распоряжении мужчины оказывается фонарик.

– Ха-ха! Есть!

Китель выскальзывает из рук. В тишине раздаётся щелчок, и загорается свет. Тень расступается быстрей, чем страх сдавливает грудь.