За туманной рекой

Город

Мертвый голубь, вывернув слабую шею, лежал прямо у края поребрика, и усиливающийся дождь размывал темно-красную лужицу под его распластанным телом.

Лара обратила на него внимание в самый последний момент, когда перепрыгивала с дороги на тротуар. Сизые перья валялись рядом, прибитые непогодой. Голубь выглядел одиноким и никому не нужным, и у Лары защемило сердце от собственной беспомощности.

Замерев, она попыталась уловить признаки жизни у птицы, но присмотрелась и поняла, что все-таки та погибла. Современный город жил по своим правилам, подчас очень жестоким. Скорость экономила время, но она же и убивала.

Девушка порылась в сумке и извлекла пакет. Ей не хотелось бросать здесь мертвого голубя. Она осторожно подложила край пакета под его тело и протолкнула вглубь. Голубь перевалился в пакет, мотая шеей, и замер в самом углу.

– Мне ужасно жаль, – сказала Лара, сворачивая шелестящий целлофан.

Какое-то время она шагала по набережной Фонтанки, бережно держа пакет в руках, но перед самым причалом замешкалась и растерянно огляделась.

– Я не могу взять тебя с собой, – произнесла она. – Мне придется пока оставить тебя здесь.

Она положила пакет под одним из деревьев, испытывая какое-то страшное чувство вины, будто бы голубь погиб из-за нее, постояла над ним с минуту и медленно побрела дальше, иногда оглядываясь на чернеющий сверток.

Причал, к которому она приблизилась, был холодным и казался самым покинутым местом на свете. Над Фонтанкой парили чайки, лениво, но грациозно покачиваясь в воздухе. Их отрывистые крики походили на бесконечные жалобы. И еще – на детский плач. Чайки зорко всматривались вниз: если бы у кого-нибудь на причале в руках появился хлеб, они бы немедленно ринулись вниз, рассчитывая на угощение.

Но ни у кого он так и не появился. В криках чаек слышалось разочарование.

Ожидалось прибытие прогулочного теплохода. Лара нетерпеливо поглядывала по сторонам из-под капюшона куртки: рядом застыли другие пассажиры, переминавшиеся с ноги на ногу. Их тоскливое ожидание заставляло думать, что мысль о речной прогулке в промозглый серый день – ужасная затея. Раннее воскресное утро встречало их не слишком приветливо. По набережной мчались машины, с шумом разбрызгивая огромные лужи, заставляя случайных прохожих жаться к стенам домов.

Тускло блестел мокрый гранит. Его приглушенный красный цвет напоминал… старый мясной окорок. Лара вздрогнула и отвела взгляд. Последнее время у нее возникали странные ассоциации, связанные либо с едой, либо с трагическим исходом. Противная морось липла к щекам, а порывистый ветер забирался под куртку, чтобы бесцеремонно ощупывать своими ледяными пальцами.

Лара извлекла из кармана смятый листок бумаги, чтобы в очередной раз перечитать его: «Поздравляем! Вы выиграли увлекательное путешествие по рекам и каналам Северной столицы…»

Нет, ошибки не было. Судя по дате и адресу причала продрогшим счастливчикам вскоре предстояло любоваться набережными имперского города с борта теплохода в уютной обстановке.

Лара мрачно качнула головой, негодуя на саму себя, а заодно и на изменчивую петербуржскую погоду. Еще вчера октябрьское солнце щедро заливало улицы и дома, заставляя щуриться от яркого света и огненно-желтых листьев в парках, а сегодня зарядил упрямый, несговорчивый дождь.

Вода была повсюду: под ногами, на дрожащем теле, в воздухе. Она пропитала все кругом, показывая, что этот город находится в ее власти.

Подавляя желание развернуться и оставить позади мокрый причал, Лара небрежно сунула листок обратно в карман, сцепив зубы. Она непременно дождется прогулки, как и обещано. Куда ей торопиться? Лара представила темную парадную с высокими ступенями, болтающийся на ветру стеклянный фонарь, скрипящую дверь с выломанным замком, и съежилась. Ей не хотелось возвращаться домой сейчас, зная, что она не найдет там то, что потеряла.

Глухая тоска сменилась острой яростью, и Лара прерывисто вздохнула, будто ей не хватало воздуха. Лучше она еще немного потерпит: не так уж ей и холодно.

Девушка подняла голову, прекратив созерцать собственные ботинки на тяжелой подошве, и сердце ее радостно екнуло: из мутного серого марева проявились очертания белого теплохода, неторопливо скользившего по воде. Серо-зеленые волны с шуршанием бежали впереди него, разлетались в разные стороны.

Лара, как и прочие люди на причале, заметно приободрилась. Она даже смущенно улыбнулась девочке лет восьми, которую держала за руку женщина в желтом плаще. Девочка еще крепче вцепилась в мать, пряча лицо в складках ее плаща. Улыбка Лары померкла.

«Ты пугаешь даже детей!» – зло подумалось Ларе, и она чуть не рассмеялась. Чтобы не предаваться тоскливому чувству пустоты, она принялась разглядывать приближающийся теплоход. Танец дождя и тумана искажал его вид. Передние окна были похожи на темные глазницы расплющенного лошадиного черепа. Смутно виднелась фигура капитана, и Ларе отчего-то она показалась знакомой, хотя у нее не было никаких знакомых капитанов. А может, ей просто захотелось поверить в то, что они уже встречались?

– Прошу прощения, – раздался рядом мягкий вкрадчивый голос, и Лара обернулась. Увиденное потрясло ее так, что ей с трудом удалось сдержать испуганный возглас.

У женщины, позвавшей ее, отсутствовала половина лица, точно срезанная острым скальпелем, обнажая залитые кровью белеющие скуловые кости и челюсти. Это впечатление тут же прошло, когда незнакомка шевельнулась. Лара проглотила нервный смешок: это была всего лишь неудачно упавшая тень от капюшона, покрывавшего голову женщины. Бессонница явно давала о себе знать, если снова мерещилось подобное.

– Могу я взглянуть на ваше приглашение? – голос незнакомки прямо-таки обволакивал. – Я – ваш экскурсовод. Инга.

– Я… Да, минутку, – дрожащей рукой Лара снова извлекла порядком измятый листок и протянула Инге. Та взяла его длинными белыми пальцами с заостренными ноготками, едва скользнула взглядом по нему и с широкой улыбкой вернула.

– Замечательно, – мурлыкающий голос стал чуть громче. Инга просмотрела приглашения у всех собравшихся на причале и осталась довольна. – Всего – восемь, – подытожила она, обращаясь больше к самой себе, чем к кому-то конкретно.

Люди молча сгрудились вокруг экскурсовода, чтобы послушать то, что она скажет. Лара не могла отвести взгляд от четкого женского профиля. В ее лице сочеталась жестокость и мягкость, резкость очертаний скул и носа и плавность движений. Когда Инга повернулась к Ларе, то девушка столкнулась с взглядом ее темных глаз. В них было нечто пугающее и притягивающее, и это противоречие так увлекло Лару, что экскурсовод приподняла брови и усмехнулась:

– Хотите что-то спросить?

Этой фразой она тотчас переключила внимание собравшихся на Лару. Девушка с усилием взяла себя в руки. Ей было невыносимо это внимание. Она снова втянула голову в плечи.

– Мне интересно, каким образом я выиграла приглашение, – наконец, произнесла она, собравшись с духом.

Инга растянула губы в вежливой улыбке.

– Вам повезло.

– О, обычно это не так. Поэтому я удивилась. Даже подумала, что это розыгрыш.

Инга хмыкнула, как и некоторые собравшиеся вокруг, и кивнула на причал и теплоход.

– Вам и сейчас так кажется?

Лара почувствовала себя по-идиотски.

– Нет, но…

– Вот и прекрасно, – Инга спокойно прервала ее. – Прошу за мной.

Всем явно не терпелось скорее спрятаться от дождя, который припустил с удвоенной силой, поливая и без того промокший город.

Лара вслед за остальными поспешно перебралась по перекинутому трапу с причала на теплоход и едва не выругалась, поскользнувшись на мокром полу. Пассажирские кресла на открытой палубе пустовали: никому не пришло в голову усесться там. Любоваться открыточными видами предстояло с крытой палубы через панорамные окна.

Спустившись вниз, Лара оглядела салон, и, поколебавшись немного, устроилась на один из свободных диванов, глядя в запотевшее окно на размытый причал. Она коснулась холодного стекла, протирая его от влаги, но оно тут же вновь принялось покрываться мелкими каплями. Лара вымученно вздохнула, понимая неизбежность вездесущей воды.

При такой влажности видимость из окна была раздражающе нечеткой. В углублении между стеклом и рамой темнело что-то маленькое и неподвижное. Девушка прищурилась, пытаясь разглядеть мелкий предмет, и тут же поморщилась. Дохлая муха, скрючившись, прилипла к стеклу, вывернув тонкую черную ножку и прозрачное изломанное крылышко.

«Что я здесь делаю?» – у Лары мелькнула мысль, полная разочарования. Вид жалкой мертвой мухи показался таким отталкивающим, что захотелось покинуть теплоход. Она вскинула голову, собираясь вслух возмутиться, но тут же столкнулась с изучающим взглядом экскурсовода. Ее голову уже не покрывал объемный капюшон. Бледное лицо казалось вполне обычным, без намека на тот жуткий оскал, что сперва шокировал, но его черты оставались резкими и острыми, и Лара не могла понять, нравится ей это или нет.

А еще одна заметила некую особенность: экскурсовод немного прихрамывала, припадая на одну ногу. При этом раздавался более глухой звук, как бывает, если человек ходит с тросточкой.

Вероятно, одна нога у нее была короче и каблук на ботинке стерся, отчего возникал подобный эффект.

Черные глаза Инги блеснули, и она поднесла к тонким бескровным губам микрофон, на которых тут же затрепетала лукавая улыбка. Ее голос совсем не подходил всей той угловатости и резкости, которой она обладала. Он звучал так вкрадчиво и напевно, что Лара тут же позабыла о собственном раздражении и невольно заслушалась. Впрочем, такой же эффект этот голос произвел и на остальных пассажиров, которые, бросив шуршать и ерзать на своих местах, уставились на нее.

– Меня зовут Инга, – бархатистый голос обволакивал, плывя по салону. – Понимаю, что для многих стало неожиданностью наше приглашение. Но уверяю вас, здесь нет никакого обмана. Все совершенно честно и справедливо. Поэтому предлагаю устроиться поудобнее и приготовиться к увлекательному путешествию.

Теплоход задрожал, отдаляясь от причала, чьи очертания стали еще более мутными и далекими. Лара вздохнула и откинулась на жесткую спинку дивана. Надо постараться отвлечься от невеселых мыслей хотя бы на время, даже если это будет самая унылая прогулка в ее жизни. Стекла в салоне снова довольно быстро запотели, и некоторые пассажиры принялись протирать их, но вскоре с досадой бросили эту бесполезную затею.

Экскурсовода подобная неприятность, казалось, совсем не расстраивала.

– К сожалению, – произнесла она таким тоном, который совсем это не подразумевал, – мы не можем повлиять на погоду, но надеемся, что вы сумеете насладиться речной прогулкой. Хочу напомнить о правилах безопасности нахождения на борту теплохода. Если вам захочется выйти на верхнюю палубу, помните о том, что на пути нашего следования будет несколько достаточно низких мостов. Тем более, что сегодня высокая вода. Поэтому, прежде, чем выйти наверх, убедитесь, что это безопасно. Также, прошу не высовываться из окон и не свешиваться за поручни на верхней палубе.

Она продолжала говорить все тем же плавным и чарующим голосом о прекрасном городе, который когда-то возник на невских берегах, и Лара почувствовала, что веки ее смыкаются, хотя она старалась концентрироваться на происходящем за окном.

Прямо перед ними появился красно-гранитный изгиб Аничкова моста с фигурами взметнувшихся коней, темно-зеленой решеткой с хвостатыми русалками и гиппокампами.

Мокрые стекла исказили их и придали удивительный эффект: перед тем, как теплоход нырнул под кирпичную арку, которая поглотила их в своем темном чреве, застывшие фигурки зашевелились, выгнулись и открыли рты в беззвучном крике.

Лара

В темноте что-то блеснуло.

Маленькая девочка затаила дыхание, наблюдая, как ширится полоска света. Заскрипела и распахнулась деревянная дверь. Из проема повеяло теплом и запахом испеченной сдобы. Гулко застучало сердце, и девочка поспешно сглотнула. Она успела сильно проголодаться, но не спешила подняться, так как знала, что пока ей лучше оставаться на месте.

На пороге вырос женский силуэт, округлый и внушительный.

Гарпия.

Девочка снова сжалась в углу, боясь пошевелиться. Вообще-то у этой женщины было другое имя – тетя Галя, но девочка видела, что за спиной она прячет железные крылья, а под полой длинной юбки скрываются лапы с острыми когтями. Ее следовало опасаться. Вероятно, чудовище сожрало тетю Галю и приняло ее облик.

– Ну что, – донесся глухой голос Гарпии, – ты подумала над своим поведением?

Девочка кивнула, хотя больше всего на свете мечтала научиться проходить сквозь стены, чтобы ни одна не сумела бы ее удержать.

– Я не слышу тебя, Лара, – процедила женщина. От нее исходила угроза. – Сколько можно обсуждать одно и то же?

Девочка кашлянула, справляясь со своим страхом.

– Я подумала, – тихо ответила она.

– И что ты хочешь мне сказать?

Лара принялась лихорадочно вспоминать, что она говорила в предыдущий раз, сидя на этом самом месте.

– Что я больше не буду? – ее тонкий голосок прозвучал полувопросительно, но женщину такой ответ не устроил.

– Ясно, – с раздражением произнесла она. – Значит, ты так и не усвоила урок.

– Нет, нет, я… – поспешно заговорила девочка, но Гарпия ее прервала.

– Если бы ты поняла, ты бы отвечала уверенно, Лара, – жестко отчеканила женщина. – Мы много раз обсуждали твое поведение. Ты не хочешь становиться нормальной, хотя это зависит только от тебя. Думаешь, мне нравится держать тебя здесь?

Девочка молчала.

– Все, что я делаю – ради твоего же блага, – холодно и непримиримо продолжала женщина. – Тебе следует подумать еще. Уверена, что часа через два ты сможешь быть более убедительной.

Лара вздрогнула, расширив глаза. Она думала о том, что совсем рядом на кухне в печи остывают горячие пирожки с вишневой начинкой. Рот ее наполнился слюной, а желудок недовольно заурчал.

«Если бы она ответила так, как от нее ожидалось, то уже бы вышла отсюда!»

Эта мысль причиняла невыносимые страдания, но девочка никак не могла понять, что же такого в ее поведении было ненормального. Ей лишь хотелось играть. От этого не было никакого вреда.

– Ларочка, – почти ласково сказала Гарпия. – Стань хорошей. Вспомни, что я тебе говорила о том, как ведут себя хорошие дети. Это совсем не сложно! Обещаешь подумать об этом сейчас?

Голова так и закружилась. Вот бы ей сейчас хотя бы половину пирожка…

Девочка нашла в себе силы, чтобы кивнуть и ответить, как можно более миролюбивым голосом:

– Обещаю подумать над тем, как вести себя хорошо и не расстраивать вас.

Женщина оперлась на дверной косяк, заглядывая внутрь кладовки.

– А что, тут даже уютно, – пожала она плечами. – Тебе еще повезло – я тебя и пальцем не трогаю. Соседского мальчишку отец вон ремнем охаживает, и то – ничего. Тот почти и не пикнет! А тебе тут в углу неплохо сидится. Ну, чуть прохладно, но это даже на пользу. Закаленнее будешь.

Лара поджала губы, думая о том, как еще высидеть здесь два часа. Но она обязательно справится. Такое уже бывало много раз.

У ног Гарпии, задрав хвост трубой, появился огромный пятнистый кот и хрипло мявкнул. Он ткнулся широким лбом ей в пухлую щиколотку и подобострастно потерся о нее. Хозяйка дома тут же сменила одну личину на другую, ее голос из грубоватого сменился на нежный и ласковый:

– Ты ж мой Кренделечек, проголодался, да?

Кот заурчал, как трактор, вглядываясь в полумрак.

– Что – пришел на эту негодницу поглядеть? Небось, жалеешь ее, да? Да я и сама жалею, но что поделать – воспитание!

Она наклонилась, подхватила толстого кота под живот, отчего тот крякнул, выпучив глаза, но довольный завалился ей на плечо.

– Хороший ты мой! – заурчала теперь Гарпия. – Идем, дам тебе вкусненького.

Она подождала еще немного, поглаживая кошачью шею, и недовольно покачала головой:

– Ох, Лара. Ты потом еще спасибо скажешь. Так всегда бывает. Вот вырастешь и точно все поймешь.

Дверь снова скрипнула, закрываясь, оставив узенькую полоску света. Лара приподнялась, чтобы размять затекшие ноги. Стена была холодной, и девочке пришла замечательная мысль спрятать здесь старый плед из шкафа в следующий раз. О нем никто не вспомнит, так как он давно лежал под грудой белья. Зато тут плед пригодится, несмотря на то, что противно пахнет нафталином. Лара была уверена, что она еще не раз окажется в этой кладовке не по своему желанию, а значит нужно было подготовиться.

Растерев замерзшие плечи и ноги, девочка вновь уселась в угол. Там был небольшой выступ, сделанный непонятно для чего, но Лара была довольна, что он тут есть.

Жаль, в кладовке стояли одни банки с засоленными помидорами, огурцами и капустой. Во-первых, их нельзя было трогать, так как они предназначались для зимнего времени, а во-вторых, Лара не умела их открывать. Девочка представляла, что тут нет никаких банок. Хорошо, что она не видела их сейчас. Так было проще переносить чувство голода.

И все же – как чудесно пахнут пирожки! Лара приблизилась к двери и припала носом к дверной щели, вдыхая невообразимый аромат ванили, сахара и запеченных ягод. Она представила, что ест пирожок, но от этого живот скрутило еще больше.

Когда Гарпия заглянула сюда, у нее лапы были покрыты мукой. От нее пахло тестом, теплыми дрожжами, молоком и… ужасом. Девочка подумала о том, насколько сложно чудовищу было притворяться человеческим существом, да еще и научиться неплохо готовить, вести хозяйство, доить козу.

У Гарпии был деревенский дом под Петербургом, со скрипучими полами и лестницами, большой каменной печью, у которой было так уютно греться после морозов, большим чердаком со всякой рухлядью, которая могла понадобиться в любой момент. Так говорила хозяйка дома, когда к ней заходила соседка и все спрашивала, когда Гарпия освободит чердак.

Возникала проблема: Гарпии сильно хотелось устроить ремонт и сделать второй этаж, но для этого понадобилось бы выбросить все, что скопилось там за долгие годы. Лара подозревала, что это часть настоящей тети Гали внутри чудовища не позволяет избавиться от всех ее стульев, шкафчиков, ящиков, инструментов, штор и ковриков. Тогда еще оставалась надежда, что когда-нибудь тетя Галя вернется и навсегда победит Гарпию.

Но время шло, а чудовище оставалось прежним.

А еще девочка была уверена, что настоящие обитатели дома не позволят разграбить чердак. Она звала их Тихими Жильцами и шуршиками. Лара чувствовала их присутствие в темноте, когда они тихонько пытались прошмыгнуть мимо нее. Она слышала их легкий топот, когда сидела на кухне или лежала в своей кровати, у которой железная сетка прогибалась почти до пола, а они устраивали игры в догонялки.

Шуршикам нравилось красть еду, особенно – хлеб и пирожки, а Гарпия думала, что это негодная девчонка ест по ночам. Однажды Жильцы так проголодались, что унесли целый противень сдобы. Правда, они выронили его где-то около печи, так что от грохота пятнистый кот бросился прочь, как умалишенный. Гарпия отчитала тогда Лару, но девочка сказала, что обитатели дома благодарят за угощение, женщина побледнела и перекрестилась.

Она подозревала о присутствии этих обитателей и раньше, но, когда Лара стала жить с ней, они прямо-таки активизировались.

– Это все нечисть твоя играется, – шептала она Ларе, надеясь, что ее больше никто не услышит. – Чуют, что в тебе некоторые дурные особенности есть. Ты их как приманиваешь. Прекрати мне эти блуждания по ночам. И вообще, поменьше думай о таком.

Так-то они казались безобидными.

Один из них часто сидел у нее под кроватью и тихо чавкал, и Лара долго не решалась спустить ноги вниз, потому что однажды к ее ноге прислонился чей-то нос и мохнатая лапа, поросшая жесткой шерстью, когда она собиралась ночью выпить немного ягодного компота. Он тут же отпрянул от нее с шипением, потому что Лара завопила так громко от неожиданности, отчего Гарпия чуть не придушила ее.

Конечно, та пригрозила запереть в чулане на весь день, если девчонка не прекратит раззадоривать их. Хотя она ничего такого не делала, чтобы вызвать их интерес. Наконец, Гарпия притащила из церкви целую банку святой воды и под строгим надзором велела Ларе выпить ее.

– Я сейчас лопну, тетя, – робко пыталась возразить девочка, но слышала безапелляционный ответ:

– Это все бесы в тебе внутри дерутся, так что пей. Святая вода она только на пользу.

Вероятно, Гарпия ожидала, что от воды Лара начнет трястись и вопить не своим голосом. Она сама видела подобную реакцию на святую воду и молитву, когда отец Павел делал отчитку в маленькой деревенской церкви. Обычный на вид человек мог начинать корчиться, кричать, валяться на полу в судорогах, говорить низким страшным голосом, богохульствовать и вести себя непотребно.

Но Лара просто пожаловалась на то, что воды очень много, и в нее столько не помещается. Обычная человеческая реакция. Впрочем, бесы – хитры и изобретательны. Они могли таким образом попытаться обмануть бедную женщину.

Иногда, когда Лара сидела за столом у окна и рисовала акварельными красками, она могла почувствовать, как нечто невидимое давит на нее. Это чувство возникало совершенно внезапно, и тогда Лара понимала, что один из Жильцов уставился на нее пристально и наблюдает за ней, но когда она оборачивалась, то никого не видела.

В обычные же дни Ларе нравился дом, с его облезлыми резными наличниками, похожими на редкое кружево. Его особый запах, в котором смешивались ароматы травяного чая, старого дерева, пирогов с капустой и сырой картошки. Нравилось лежать на длинных разноцветных половичках, которые Гарпия старательно вытряхивала во дворе и колотила по ним веником так, будто собиралась вытрясти из них всю душу, если бы она у них была.

А еще, через палисадник с яблонями и вишнями, торчали верхушки елей. Лара смотрела на них, как завороженная. Казалось, что там, в лесу, происходит нечто волшебное. Деревенские часто ходили в лес за грибами, ягодами. Но Гарпия туда наведывалась редко и девочке не позволяла. Она говорила, что там живет лесной дух, который не любит незваных гостей. Иногда в деревне ходили слухи, что снова в здешних лесах кто-то заблудился из приезжих, но это потому, что они неуважительно относились к его Хозяину.

Собрался в лес? Будь добр, вести себя прилично. Не шуми, не раздражай его скрытых обитателей, не разжигай костер так, чтобы потом пожар случился. У леса есть своя душа – люби и уважай ее. Не думай, что можешь заявиться в лесную чащу, и вести себя нагло и бесцеремонно. Человек – всего лишь гость. Помни это и, быть может, Хозяин леса отпустит тебя.

Конечно, бывали случаи, когда в этих дебрях терялись разные люди. И безобидные старички, и дети. И Лара раздумывала, зачем они понадобились Хозяину?

Лара пыталась представить себе его. Гарпия уверяла, что у него зубы до земли достают, лицо покрыто мхом, а вместо рук – волчьи лапы. Впечатленная этим ярким описанием, девочка нарисовала Хозяина на альбомном листе и показала Гарпии, но она рассердилась, порвала рисунок и сказала, чтобы та не смела изображать подобное, иначе беду притянет.

Интересно, откуда вообще Гарпия знала, как выглядит Хозяин леса, если никогда его не видела?

Словом, что бы ни сделала девочка, она вызывала неудовольствие своей тети. Перед рассветом можно было тихонько встать, чтобы не разбудить ее, выйти на крылечко и усесться там с кружкой подогретого молока. Толстый кот шел к ней, переваливаясь с лапы на лапу, усаживался рядом и голодными глазами смотрел на кружку, будто не ел неделю. Вздохнув, Лара отдавала ему молоко и, пока он с довольным видом лакал его, наслаждалась покоем и свежим, напоенным мокрой травой воздухом.

Так было, например, сегодня утром тоже. И Лара какое-то время чувствовала себя счастливой. Ее так успокаивали эти шорохи веток, качания листвы, звуки, которые приносил ветер из палисадника, а иногда – из самого леса. Но потом на порог выскочила взбешенная Гарпия и поволокла девочку в чулан, потому что кто-то начертил углем странные знаки у нее над головой на стене, пока она спала и вытащил нарядные платья из шкафа, чтобы подвесить на люстру.

Гарпия не желала слушать возражений, что Лара бы ни за что не дотянулась до люстры. Она разозлилась еще больше.

– Тебе надо перестать делать это, негодная девица, – сонные глаза Гарпии грозили вывалиться из орбит. – Я знаю, что это ты нашептываешь всякую гадость… Прости Гос-споди!

Она крестила себя, совершала крестное знамение над Ларой, но от этого девочка не начинала дергаться, как надеялась Гарпия. Поэтому она просто в очередной раз заталкивала ее в чулан.

Как сейчас.

Поразмыслив над своей судьбой, Лара вздохнула, отерев мокрую щеку, и отошла от двери, чтобы снова усесться на выступ. Она уткнулась лбом в собственные худые колени и принялась считать.

Два часа это не так уж много.

Она просто потерпит еще чуть-чуть.

Город

Свет внезапно больно резанул по глазам, и девушка у окна вздрогнула, когда теплоход вынырнул из-под кирпичной арки моста.

Казалось, будто он шел под мостом целую вечность. Размеренный и поющий голос Инги призывал осмотреться и полюбоваться дворцом, принадлежавшего царской фамилии. Лара послушно посмотрела на бежевые стены Аничкова дворца со строгими белыми колоннами сквозь мутное стекло. Фасад казался размытым и неясным, но девушка мысленно представила его в своем воображении, рассеянно слушая об истории его создания.

И тут одна из теней, падавших от колонны на стену, затрепетала и быстро метнулась вниз, обретая вид змеи. Изгибающееся змеиное тело заскользило боком. Из него высунулись длинные тонкие ноги, заканчивающиеся острыми когтями, и стремительно задвигались. Странное изломанное тело быстро взобралось на самый верх одной из колонн.

Лара резко подалась вперед, чтобы поскорее вытереть окно от влаги, и уставилась на дворец, отыскивая то, что только ей привиделось. Мелькали одинаковые ряды колонн, скучные и знакомые. Лара лихорадочно осматривала их, но все снова было таким, как прежде.

«А ведь я действительно спала сегодня часа три, не больше!» – вспомнила девушка, и возникшее напряжение стало спадать.

Мелькнул проезд, все так же скрывающийся за колоннами, который вел к главному фасаду дворца, и Лара, только успокоившись, чуть не завопила во все горло. Там, вместо асфальта она рассмотрела колыхающуюся массу серо-зеленой воды, на которой подбрасывало маленькую лодку. Дрожащей рукой девушка принялась яростно тереть стекло, чертыхаясь. Она не могла поверить собственным глазам. На нее стали оборачиваться другие пассажиры с недовольным видом, а мужчина, с седой бородкой, заметил, что она мешает экскурсии.

Лара покраснела, переведя взгляд на удаляющийся проезд. Там снова был обычный асфальт, хотя она могла бы поклясться, что только что видела бушующие волны. Самым странным было то, что когда-то на месте проезда действительно был прорыт канал, который вел прямо к ступеням дворца, но позднее его засыпали.

Некоторое время девушка ошарашенно глядела сквозь стекло, вновь покрывавшееся испариной, боясь того, что снова увидит нечто странное, но затем постаралась взять себя в руки. Никто из пассажиров не реагировал так, как она. Значит, ей действительно что-то привиделось несколько раз.

Снова.

На языке появился противный вкус желчи, голова закружилась, а в горле встал противный ком. В грудь будто запустили тяжелым камнем, который сдавил кости и мышцы. Нет, нет, только не это! Лара попыталась глубоко и размеренно дышать: паническая атака ей сейчас ни к чему.

Несмотря на то, что снаружи лил дождь с такой силой, будто желал затопить все кругом, Лара решила подняться на верхнюю палубу. Проигнорировав внимательный, почти злорадный взгляд экскурсовода, она поднялась из-за стола, шатаясь, и направилась к выходу.

Вода хлестала с почерневшего неба без остановки. Плотный туман крался вдоль набережных и вился над рекой, поэтому в этой серой мгле Лара не сразу обратила внимание, что происходит кругом. Сперва она разглядывала мокрую палубу и ряды кресел с танцующими каплями ливня на них, затем яростные свинцовые волны с неизменным зеленоватым отливом, и лишь когда взгляд ее переместился выше, она едва сдержала крик ужаса и лишь непроизвольно и ошарашенно выдавила вслух:

– Какого черта тут происходит?

Доходные дома и другие здания стояли на своих местах, но то, как они выглядели, заставило Лару усомниться в собственной вменяемости.

Фасады покрылись сотнями трещин, широких и узких, сквозь которые потоками струилась болотная вода. Будто внутрь до самых крыш кто-то налил ее из бездонного сосуда, и ее стало так много, что она вытеснила кирпичи, размыла кладку и вырвалась наружу. Казалось, потокам нет конца. Изнутри бил мощный фонтан, извергавший воду.

Многие стены покрылись мхом и плесенью таким плотным слоем, что было невозможно различить цвет под ними. С крыш и балконов торчали, разрастаясь, березки и ели. Трава и длинные корни деревьев пробивалась сквозь гранитные плиты набережной, свисали в воду, точно невиданные тропические растения, которые вздумали оплести все кругом. Черными угрюмыми столбами стояли разбитые фонари. Нигде не светились огни: все поглотила мутно-серая неприятная дымка, захватившая город.

При этом нигде не было видно ни одной живой души. Петербург словно вымер в одночасье, превратившись в постапокалиптический город-призрак, разрушенный внезапной и непредвиденной катастрофой. Машины больше не ехали, люди не спешили по своим делам, боясь опоздать. Не было проводов, щитов с рекламой и прочих атрибутов современности. На перекрестках отсутствовали светофоры. Впрочем, для кого они должны были работать в таком случае?

Лара все-таки завопила, иначе это чудовищное напряжение, накопившееся у нее внутри, грозило разорвать ее, точно те страшные крючковатые корни, вывернувшие камни из мостовой.

Ее крик пронесся над рекой и потонул в шуме дождя. Девушка на негнущихся ногах приблизилась к борту теплохода и заглянула за него. Неспокойная поверхность серо-зеленой воды отливала серебром, точно на нее пролили расплавленный металл. Колыхались длинные стебли водорослей, тянувшиеся вслед за теплоходом, и когда девушка как следует присмотрелась к ним, она заметила на самых верхних круглых листьях мелкие острые зазубрины, похожие на маленькие циркулярные пилы. Лара даже не хотела думать, что произойдет, если упасть в воду прямо в объятия этих речных жителей.

Хотя она надела капюшон, мелкие капли все равно пробрались под куртку, и это напомнило ей о происходящем.

Лара развернулась и на ватных ногах побрела обратно к ступеням, которые вели вниз, на нижнюю палубу, где в салоне теплохода звучала медовая речь Инги.

«А что мне сказать? – крутились лихорадочные мысли. – Мне поверят? Что, если мне это кажется? Как быть?»

С нее ручьями стекала дождевая вода, но сейчас ее это совсем не тревожило. Окна в салоне снова запотели, и никому не приходило в голову их протереть. Это даже возмутило девушку. Такое ощущение, будто ее одну волновало, какого черта они оказались в неизвестности.

Она не могла взять в толк, как просмотрела тот самый роковой миг, когда исчез настоящий город и появился этот, другой, полный воды, тумана и ужаса. Лара перебирала в памяти минуты, когда Петербург преобразился столь неузнаваемым образом.

До моста это точно был тот самый обычный причал… Привычный сонный Невский, который ранним воскресным утром только пробуждался…

Машины по нему еще ехали. Пешеходы спешили.

До моста.

А вот после него? Что случилось потом? Она припомнила странные видения Аничкова дворца, его искаженную реальность… Но проклятые стекла были мутными, и трудно было сказать наверняка, в какой момент все изменилось.

Какое-то время она стояла молча, уставившись на Ингу – мокрая, потерянная и оглушенная своим открытием. Пассажиры не обращали внимания на девушку, пока экскурсовод сама не сделала это:

– У вас снова какой-то вопрос? – вежливо, но несколько надменно поинтересовалась Инга, прервав рассказ о городе, и эта надменность привела Лару в состояние бешенства.

– Вопрос? – крикнула она истерически, совершенно не заботясь о том, что о ней подумают. – Да, будьте так любезны пояснить, что здесь творится?

Она добилась желаемого. Теперь абсолютно все присутствующие повернулись посмотреть на невменяемую пассажирку. Лара терпеть не могла такие ситуации, но сейчас она была на взводе. Женщина в желтом плаще смотрела настороженно, даже испуганно. Она тут же приобняла свою маленькую дочь и придвинула ее к себе, как-бы желая защитить.

Это неловкое, нервное движение вызвало у Лары смешанное чувство горечи и злости.

– Я о том, – отчеканила она, – что происходит за окнами! Посмотрите по сторонам! Вы ничего необычного не замечаете?

После этих слов люди тоже занервничали.

– А что там происходит? – покосился на Лару молодой мужчина в синем шарфе, и ее глаза наполнились слезами.

– Города больше нет! – выдавила она, и копившееся напряжение выплеснулось потоком слез. – Он вымер!

Люди озадаченно переглянулись и принялись присматриваться к происходящему за окном, хотя упрямый дождь и испарина на стеклах мешали этому.

– Хм-м, – пробормотал кто-то.

– Видите? – обрадованно воскликнула Лара.

– Действительно, сейчас вижу меньше людей, чем обычно, – осторожно произнесла одна из женщин – дама средних лет в коричневом пальто.

– Их не меньше! – раздраженно выпалила Лара. – Их там совсем нет!

Она метнулась к окну, чтобы вглядеться в серое марево. Мимо проплывали разрушенные силой природы дома. Вокруг растрескавшихся колонн вился удушающими кольцами неукротимый зеленый плющ.

– Вы и сейчас никого не видите там? – спросил один из пассажиров как можно спокойнее, чтобы не провоцировать новый всплеск ярости, хотя за мутным стеклом он наблюдал, как человеческая фигурка торопливо бежит по набережной, едва удерживая в руках зонт, который пытался вырвать настойчивый ветер.

– Ничего. Нет.

От потрясения Лара уселась на диван. Силы покинули ее. Она вцепилась дрожащими пальцами в волосы и сжала голову.

Гробовое молчание, наконец, было нарушено осторожным предложением одной из женщин, что неплохо было бы сообщить о происходящем капитану и высадить странную пассажирку на берег. Лара никак не отреагировала на подобное предложение и продолжала рассеянным взглядом рассматривать берег за окном.

– К сожалению, на маршруте не предусмотрены остановки, – с нажимом, но мягко сказала Инга.

– Разве нельзя сделать исключение? – вмешался мужчина с седой бородкой. – Возможно, девушке нужна особая помощь?

Кто-то в углу хихикнул, но большая часть пассажиров была настроена вполне серьезно.

– Наше «увлекательное путешествие» все равно испорчено, – съязвила девушка с короткими светлыми волосами. Мне неприятно, что рядом с нами находится особа с явным психическим расстройством. Кто знает, что взбредет ей в голову?

– Именно! – соседка в голубой шапочке рядом с ней закивала головой, поджимая губы.

Экскурсовод улыбнулась, как можно более дружелюбно, хотя ее глаза оставались холодными:

– К сожалению, это невозможно…

– Да к черту ваше сожаление! – взорвалась негодованием девушка со светлыми волосами. – Иначе мы вам такую жалобу напишем, что рады не будете. Вызовите полицию, что ли! В ваших интересах прислушиваться к мнению пассажиров!

Лара подняла голову при этих словах. Все настороженно поглядывали на нее, точно она представляла собой опасность. Снова повисло такое напряжение, что вот-вот в воздухе должны были показаться электрические искры.

Кто ее тянул за язык? И чего она, собственно, ожидала? Сама виновата. Впрочем, как и всегда.

Она кашлянула. На ее лице появилось страдальческое выражение.

– Послушайте, – неуверенно произнесла Лара, – не надо никакой полиции. Я… мне очень жаль. Я почти не спала последнее время. Думаю, мне все это привиделось. Мне крайне неловко, что причинила вам столько неудобств. Прошу меня простить. Я больше ничего не скажу. Буду сидеть тихо.

Кто-то вздохнул облегченно, кто-то с негодованием покачал головой.

– Ну, знаете, милочка! – фыркнула дама в коричневом пальто.

– Наркоманка… – донеслось презрительное.

Лара вздрогнула, но ничего не ответила на это уничижительное замечание. Что она должна была сказать еще в свое оправдание? Она старалась не смотреть в окно, но ее так и тянуло смотреть дальше.

К ее ужасу, пейзаж не изменился. Словно зачарованная, она всматривалась в дом, в который точно попала молния невиданной силы, отчего расколола его пополам. Но вместо обугленных стен и пепелища, из развороченного кирпичного здания верх тянулись могучие зеленые кроны.

Город-призрак не хотел отпускать ее, но теперь она была вынуждена делать вид, что все в порядке.

Почему же этого не замечали остальные?

Лара закрыла лицо руками и забилась в самый угол, словно желая спрятаться от всех. Но это ей не слишком помогло. Время от времени на нее посматривали остальные пассажиры со смесью страха и презрения.

Люди боялись ее, а она никак не могла помешать этому. Лара закрыла глаза, отчаянно ругая саму себя.

Экскурсия продолжалась, хотя у многих настроение было безнадежно испорчено. Мало того, что лил дождь, который не желал заканчиваться, так еще и одна из присутствующих оказалась с серьезными отклонениями.

«Ладно, – говорила Лара себе, стараясь успокоиться, – я уже проходила через подобное. Просто теперь еще чуть больше людей знает обо мне не с лучшей стороны…»

Инга вела себя как ни в чем ни бывало. Ее напевный, медовый голос призывал полюбоваться Большим Драматическим театром, но Ларе было не до него. Она уселась с другой стороны на свободное место, понимая, что никакого театра там давно нет, в том виде, к которому она привыкла, либо остались одни руины. Он, так же, как и прочие здания, истекал зеленоватой водицей, словно кровоточил изнутри.

Ларе даже показалось, что до нее доносится запах, который витает над болотами. Запах загнивающих растений, застоявшейся воды и мертвечины просачивался через дверные щели и окна, настигал своей раздражающей навязчивостью.

Внезапно, ей показалось, что на набережной появилась человеческая фигура. Сердце ее радостно екнуло. Она с радостью подумала, что, вероятно, галлюцинации отпустили ее, и город вновь стал самим собой.

Лара смахнула конденсат с холодного окна и приникла к нему.

На набережной действительно стоял человек в длинном черном одеянии. Девушка собиралась помахать ему на радостях, но тут же замерла, понимая, что позади него темнеет дом, из угла которого торчит могучая ель. Но даже не это поразило Лару, и не то, с какой силой еловые корни заставили вздыбиться асфальт.

Человек стоял, прислонившись к решетке, будто остановился передохнуть. Одежда на нем была изорвана. В руках он бережно держал отрезанную голову, и было трудно понять, чья она, ведь у нее отсутствовал скальп, а на месте ушей и носа багровели провалы. Лара не смогла разобрать выражение лица головы, потому что все в ней обмерло и ухнуло вниз.

Мертвые губы шевельнулись, Лара могла поклясться, что в этот миг картинка словно резко увеличилась перед ней, будто она навела камеру телефона на набережную, и сделала максимальное приближение. Белая кожа покойника контрастировала с ужасными ранами, нанесенными каким-то острым предметом.

Лара, не в состоянии ни вздохнуть, ни крикнуть, уставилась на пергаментные сухие губы мертвеца, которые разжались и шепнули: «Проклятый Гилевич… Я так и знал…»

Этот измученный глухой шепот донесся до нее, словно он находился совсем рядом с ней.

Гилевич? Кто это?

Человек вытянул руки вперед, держа изуродованную голову, и бросил ее в реку. Она тут же исчезла, пропав в ее серебристо-серой пучине. Человек без головы развернулся и пошел прочь уверенным шагом, точно знал, куда нужно идти, исчезая в туманном переулке.

Тошнота обожгла Лару противной, едкой волной и накатила такая слабость, что девушка даже не стала пытаться уцепиться за реальность. Та все равно была слишком кошмарной, чтобы удерживаться за нее.

«Я больше не могу!» – мелькнуло в измученном сознании, но все, что могла сделать Лара, это сложить руки перед собой, уткнуться в них, прикусив рукав куртки, чтобы сдержаться и не привлечь к себе ненужное внимание.

Лара

Белый мел противно скрипел, царапая доску, в пухлых пальцах математички. Она выписывала название темы урока, покачиваясь на высоких, толстых каблуках. Ученики, затаив дыхание, следили за ее движениями, отмечая про себя все видимые ими детали: тугой пучок жидких каштановых волос, чуть измазанную мелом черную юбку, широкий свитер кислотно-абрикосового цвета. Но самой интересной деталью была коварная маленькая стрелка на капроновых колготках, которая притаилась в самом низу у задников черных туфель.

Скрип мела прекратился, и математичка обернулась, замерев. Ее маленькие выцветшие голубые глаза юрко заскользили от парты к парте, выискивая потенциальную жертву. Испачканные мелом пальцы хищно сжались. Замер и весь класс.

Тут самое важное было выдержать ее взгляд, ни в коем случае не показать, что ты ее боишься.

Иначе …

Математичка сделала шаг вперед, отчего ее могучая грудь под абрикосовым свитером качнулась.

– Итак, – на губах затрепетала коварная улыбка. – Кто желает пойти к доске? – не дождавшись желающих, она саркастически усмехнулась: – Просто лес рук. Другого и не ожидала.

Пристальный взгляд голубых глаз устремился в классный журнал. Повисла такая тишина, что можно было слушать полет мухи над потолком и принять его за музыкальное сопровождение.

– К доске пойде-е-ет…

Палец с ногтем, покрытый красным лаком заскользил вниз по длинному списку учеников.

– Пойдет… Тимофей Семенов.

Класс заметно выдохнул, точно из надутых шариков спустили воздух. Можно было расслабиться на какое-то время и передохнуть перед следующим поиском жертв.

Девочка, сидевшая на предпоследней парте у окна, нервно постукивала ручкой о раскрытый учебник. Его поля были изрисованы символами и образами, которые никак не походили на математические, или, по крайней мере те, что соответствовали бы школьной программе. Ей неоднократно доставалось от учителей и Гарпии за это, но она ничего не могла с собой поделать. Чаще всего, эти рисунки получались неосознанно. Девочка могла носиться мыслями где-то далеко, пока ее пальцы, сжав ручку или карандаш, выписывали странные сочетания букв и слов.

Сейчас ее мысли вернулись сюда. Точнее, девочка уставилась на Тимофея, который с совершенно беспечным видом стоял у доски, показывая отсутствие страха.

– Ну, Семенов, – вздохнула математичка, чувствуя, что мальчишка ни капельки ее не боится, что вызывало ее раздражение и, одновременно, некоторое уважение к нему, – что ты там расскажешь?

Улыбка у него была самой обаятельной из всех. Девочка это точно знала. На нее велись не только ученики, но и учителя, и вообще, все кругом. Знал это и сам мальчик, и бесцеремонно этим пользовался.

Семенов блеснул белыми зубами, которые бы сделали честь самому красивому актеру современности, отчего на его щеках заплясали лукавые ямочки. В эти ямочки влюблялись все девчонки без разбору. Об этом факте тоже было всем известно.

– Евгения Петровна, – произнес мальчик низким грудным голосом, продолжая улыбаться, и девочка внутренне затрепетала. – Сегодня я ночевал на другой квартире. Помогал бабушке с ремонтом. Она у меня старенькая, как вы знаете. Возился до ночи и не успел прочесть параграф. Но я знаю, что это мои проблемы. Так что я сам виноват и готов понести за это самое суровое наказание.

Подлец был хорош. Чертовски хорош. И математичка тоже это понимала. Она кивнула, напуская понимающее выражение на лицо, почти сострадательное.

– Эх, Семенов, Семенов, – проговорила она. – Так и быть. Садись. Помогать тем, кто в этом нуждается – важное дело и принципиальное. Но смотри мне, чтобы в следующий раз…

Тимофей замер, прижав руку к груди в театральном жесте:

– Обещаю, Евгения Петровна! – с пафосом воскликнул он, но ямочки на щеках стали еще глубже.

Семенов занял свое место, победно оглядев одноклассников. Кто-то смотрел с восхищением, а кто-то и с завистью.

– Ну, конечно, – пробубнил кто-то. – Он отмучился, а нам сейчас страдать…

Но кривоватый палец с красным ногтем вновь заскользил по списку в журнале. Математичка подняла голову и почти злорадно уставилась в сторону окна:

– Велегорская Лара – к доске!

Класс шумно закопошился. Ученики принялись оборачиваться на худую маленькую девочку с двумя черными косичками.

– Ты-то, конечно, прочитала заданный материал? – повысила голос математичка, предвкушая расправу. – Встань, пожалуйста.

Лара, не меняясь в лице, подчинилась. Пальцы бросили карандаш на раскрытый учебник. Евгения Петровна походила на нахохлившуюся сову с крючковатым носом. А еще, прямо на учительском столе, сидел Он. Лара так и уставилась на рослый черный силуэт.

«Только не надо! – мысленно взмолилась она. – Давай не сейчас!»

Силуэт дрогнул. Неровные игольчатые изломы его тела мелко задрожали, словно помехи на экране телевизора: Он смеялся своим жутким, низким смехом, от которого шли бесконечные мурашки. Потешался над кем? Над Ларой или математичкой?

– Велегорская! – громкий оклик из уст Евгении Петровны заставил девочку вздрогнуть. – Изволь ответить на вопрос. Повторяю для слабослышащих. Ты готова к сегодняшнему уроку? – голубые глаза смотрели, не мигая.

– Я бы так не сказала, – ответила Лара в тон математичке, и снова посмотрела на Него. Он спрыгнул, а точнее соскользнул со стола, точно невиданное черное желе. Впрочем, у него же не было костей, как подозревала Лара.

Математичка недовольно поджала губы.

– И что же, позволь спросить, тебе помешало? Тоже ремонт помогала делать?

Кто-то справа от Лары зафыркал от смеха, едва успев зажать рот рукой.

– Нет, – девочка смотрела прямо в водянистые глаза. Математичке это не понравилось.

– Тогда почему же ты не готова к уроку?

– Я просто не читала параграф, – послышался спокойный ответ, и черный сгусток снова зашелся смехом.

В этот момент многим показалось, что от негодования у Евгении Петровны зашевелился ее тугой маленький пучок на голове.

– Просто не читала? – переспросила она, трясясь от гнева. – И что же помешало вашему величеству это сделать?

– Мне не хотелось.

По классу вновь пронесся глухой ропот. Кажется, эта Велегорская опять нарывается! Ну и дура.

Математичка почуяла кровь. Ноздри ее широкого носа алчно затрепетали.

– Значит, ты намеренно проигнорировала мои слова и решила саботировать урок, так, Лара?

Девочка вздохнула, но пути назад у нее уже не было.

– Выходит, что так, – послышался спокойный ответ.

Евгения Петровна побагровела. Девочка с любопытством посмотрела на нее, несмотря на то, что ей грозила серьезная опасность. Математичка собиралась превратиться в страшное чудовище, и Лара ждала этого мгновения, чтобы та раскрыла свою суть, и это стало бы видно не только ей одной, но и прочим ученикам.

Под личиной человека явно скрывалось потустороннее существо. Как же просто его можно было вывести из себя.

– Без родителей ко мне на урок не приходить, – из широкой абрикосовой груди вырвался грозный рев. – Ты поняла меня, Велегорская?

Лара чуть нахмурилась.

– Но, Евгения Петровна, у меня нет родителей. Вы забыли. Они не смогут прийти.

Математичка грохнула кулаком по журналу, впечатывая его в стол.

– Велегорская – к директору! Немедленно!

Класс зашептался от парты к парте. Завертелись девчонки и мальчишки, зашушукались, радостно обсуждая очередную новость.

Лара собирала вещи, складывала учебник, тетрадь и пенал в рюкзак. Сердце ее колотилось, как у маленького зверька, который вступил в неравную битву с противником. Черная тень скользнула на стену, а оттуда – на потолок, и сжалась, превращаясь в огромного мохнатого паука. Его круглые глаза светились, точно галогеновые лампы, а хелицеры двигались: Он снова смеялся, на этот раз с противным скрежетом.

– Я жду! – пронесся еще один рев. – И посмей мне только сбежать, как в тот раз! Для тебя в этом городе школы уже закончились. Наша – последняя. Уяснила?

Лара ничего не ответила, закидывая рюкзак за спину, игнорируя насмешливые взгляды, сдавленное хихиканье и черного паука над головой. Математичка стала похожа уже не на сову, а на раздувшуюся жабу, на которую зачем-то натянули абрикосовый свитер. И жабу эту так переполнял воздух, что она грозила вот-вот треснуть и разлететься по аудитории.

Девочка с черными косичками живо представила себе эту картину. Ее серьезное лицо исказилось, из глубины наружу принялся пробираться тот самый глупый смех, который вечно берется откуда-то не вовремя, и способен испортить все, что угодно. Но Лара уже была не в состоянии сдерживаться.

Она расхохоталась заливисто, отпуская этот смелый, задорный смех на волю, который затопил классную комнату.

Лара потом не столь отчетливо помнила, что происходило дальше, и как математичке удалось справиться с собственным раздутым от злости телом и не лопнуть.

Но самое удивительное было то, что перед тем, как математичка вытолкнула в коридор заходящуюся в диком, неистовом хохоте Лару, она успела заметить пробудившиеся ямочки на щеках Семенова и его восторженно-удивленный взгляд.

Город

«Семенов…»

Теплоход урчал и полз вперед, как огромное уставшее животное. Его размеренные движения и бархатистый голос Инги баюкали Лару, но когда она вдруг услышала «Семеновский мост», то вздрогнула. Даже название моста напоминало ей о беспроглядной бездне прошлого, которое постоянно пыталось дотянуться до нее кривыми когтями.

Лара нервно сжала кулаки. Пора бы ей прекратить искать знаки там, где их быть не могло.

Она чуть ли не до хруста в позвонках вскинула голову, чтобы посмотреть на приближающийся мост, о котором напевно рассказывала Инга. Лара буквально заставила себя это сделать, бросая вызов самой себе.

«Это просто похожее сочетание букв…» – твердила она себе, борясь с желанием прокусить губу, чтобы вспыхнувшая боль хоть немного отвлекла ее от другой боли.

«…желтое здание с белыми парными колоннами, откуда вышел мятежный Московский полк и поспешил на Сенатскую площадь в роковой день – 14 декабря 1825 года, – чтобы примкнуть к восставшим…»

Голос экскурсовода внезапно стал ужасно раздражать Лару. Та говорила столь уверенно, будто сама присутствовала при восстании декабристов, но пассажиры очень внимательно ее слушали. Даже девочка сидела тихо и не капризничала, а лишь молча глядела на Ингу, прижавшись к матери.

«Роковой день!» – поддразнила Лара, пытаясь скопировать несколько высокопарную манеру Инги. Ее никто не услышал, но взгляд темных глаз остановился на Ларе, хотя экскурсовод ну никак не могла услышать того, что проворчала девушка себе под нос.

Впрочем, это ее даже немного развеселило и отвлекло от тягостных размышлений. Машинально она разглядывала стены казарм, и ей хотелось завопить, что никакие они не желтые. Краска клочьями слезала с них, а по обшарпанным колоннам текла все та же зеленая вода.

– Проклятье… – процедила она, глядя, как прямо из воздуха материализуются фигуры, одетые в военную форму девятнадцатого столетия.

Развевались знамена, бряцали сабли и шпоры, гарцевали лошади, топали сапоги. Полк выглядел живым и настоящим, пока Лара, как завороженная, не вгляделась в происходящее на набережной.

Разгоняя белесый туман, под мерный стук барабанной дроби, на мост заходили мертвецы. Топот их ног и отрывистые крики доносились до Лары. Пораженная, она чувствовала всем телом, как вздрагивает мост и набережная.

Матовые белые черепа несколько сливались с ползущим туманом, но бодро шагавших выдавала форма, которая совсем не соответствовала приличному облику солдат и офицеров той эпохи. Сквозь разодранные мундиры мелькали кости, усохшие мышцы и сухожилия.

Девушка приникла к мокрому стеклу, пытаясь получше разглядеть полк призраков, но в тот же момент теплоход скользнул под мост. Лара развернулась, чтобы попытаться получше рассмотреть идущие тени, но город снова подшутил над ней: на мосту уже никого не было.

Но картина мертвого города оставалась неизменной: дома вот-вот грозили развалиться от распиравшей их изнутри воды, а пухлый густой туман сползал по гранитным набережным в мутную серебристую воду, растворяясь в ней.

Инга упомянула Гороховую улицу и даже дом с ротондой, который будто бы служил порталом в другой мир. Это была одна из популярных городских легенд, которую возненавидели жители самого дома с ротондой и трепетно полюбили поклонники мистических тайн. Лара знала куда более страшные и таинственные дома в Петербурге, в которых действительно происходили пугающие события, но ей хватало и того, что вся ее жизнь и так наполнилась ими. Только для нее это не было мистикой, а ее ужасающей реальностью, из которой не было спасения.

Она нигде не могла чувствовать себя в безопасности. Ни во сне, ни наяву.

Нелегкие воспоминания и мрачные образы превращали сны в кошмарную фантасмагорию. Лекарствам не всегда удавалось справиться с тревожностью и видениями, и Лара чувствовала себя загнанной в ловушку, из которой невозможно было выбраться.

Она боялась видеть сны, но когда ее мучила бессонница или она вынужденно заставляла себя не спать, она начинала видеть то, что было недоступно обычным людям.

Боже! Она бы отдала все на свете, чтобы превратиться в обычную, неприметную девушку, чтобы из-за каждого угла перестали выглядывать призраки и ночные создания. Как же ей хотелось выбросить из головы бесчисленные образы и то, что ей было известно.

Потусторонний мир прилепился к ней, словно неведомая тяжкая болезнь. Он пророс в ней, пропитал каждую клетку тела.

Бессонница способствовала более сильному высвобождению ее внутреннего зрения, чувства обострялись до пределов.

Накатила тупая давящая тоска: неужели теперь нигде не будет покоя? В детстве ей казалось забавным, что посреди комнаты мог материализоваться чей-то дух. Он мог выглядеть скорбным тихим и молчаливым, но мог и злиться, нервничать, даже попытаться напасть. Хотя, впрочем, особого вреда от таких не было, кроме оставленных на ее теле синих отпечатков невидимых пальцев или ладоней.

Ночами они нашептывали ей свои истории, о том, кем они были при жизни, делились своей болью. Поначалу Лара пыталась говорить с ними, ведь они нуждались в помощи. Их могли не слышать раньше, но теперь они могли все поведать ей.

Шепот бесплотных теней мог длиться часами и, спустя какое-то время, Лара просто засыпала, убаюканная этим еле внятным бормотанием. Но проблема была в том, что они находили ее и по другую сторону, во время сна, где она становилась еще более уязвимой. Если реальность, с ее грубым материализмом, еще могла как-то сдерживать их, то во сне неупокоенные души обступали со всех сторон, требуя внимания к себе.

И далеко не все были сдержанными. Приходили обремененные страшными деяниями. От них могло веять такой злобой и лютой ненавистью, что Ларе становилось плохо. Но они преследовали ее, чтобы она слушала их полные ярости тихие слова.

А у бессонницы был эффект медали с двумя сторонами. С одной – при бодрствовании, тени не приникали к ней всем существом, и она больше могла контролировать их воздействие, но с другой…

Стоило переусердствовать с бессонницей, как наступало то самое пограничное состояние: мерзкой тупой усталости, когда ты не спишь, но сознание готово вот-вот отключиться, потому что тебе плохо без сна. Физическая усталость и полусонное состояние, которое было неизбежным побочным эффектом, ослабляли Лару, снова делая ее уязвимой.

Она не могла спокойно жить. Не могла спокойно спать. Такое существование выбивало из равновесия, превращая жизнь в череду беспокойных видений. В редких случаях мелькали малодушные мысли о собственной кончине, но Лара тут же отвергала их. Она знала, чем обернется подобное желание. Ну уж нет. Самоубийцей она точно не станет, понимая, что тогда ее существование обернется бесконечным кошмаром, по сравнению с которым все предыдущее могло бы показаться сущим пустяком.

Время от времени, искусственным образом, с помощью сильных лекарств удавалось подавить сверхчувствительность к потустороннему, но оно все равно находило ее.

Точно, как та вода, что извергалась из разрушенных домов через трещины.

Приходилось признать, что ей никогда не стать нормальной. Нужно было только научиться регулировать время сна, чтобы организм мог хоть как-то восстановиться, либо продолжать принимать препараты, которые подавляли сознание. Но после них Ларе становилось не по себе. Она переставала чувствовать жизнь и очень боялась превратиться в безвольное существо.

Словом, что бы она ни делала – ей приходилось выбирать из нескольких зол меньшее. Видения настигали ее в любом случае, но она могла бы попытаться примириться с ними и с тем, что они будут с ней навсегда.

– Простите, у вас все хорошо?

Лара вздрогнула, когда посторонний голос вывел ее из оцепенения. К ней с соседнего сиденья обращался тот молодой мужчина в синем шарфе. Он смотрел на нее со смесью участливости и настороженности. Что ему сказать? Если правду – то эффект будет ожидаемым: от отшатнется от нее и отсядет подальше. Лара легонько дернула плечами, смущаясь:

– Почти.

Мужчина качнул головой с пониманием, и его карие глаза потеплели:

– Знаете, у меня тоже был период, когда я страдал бессонницей. Если долго не спишь, действительно, может всякое померещиться. Работа нервная, да?

Лара натянуто улыбнулась, вспоминая, чем она занималась в последнее время:

– Еще какая.

Лицо мужчины просветлело и на нем отразилось понимание. Он явно обрадовался, что все дело в бессоннице и работе, которая причиняет страдания. Увы, таких людей бы нашлось огромное количество. А когда ты не один такой, найти понимание по данному вопросу очень просто.

Другого человека легко понять, если у вас общая проблема. А это уже серьезный шаг к доверию.

– Меня Андрей зовут. А вас?

О, нет! Лара внутренне съежилась. Она не хотела никаких знакомств. Точнее, она их опасалась. Ей было известно, к чему приводит общение с ней. Андрей смотрел вопросительно на нее, ожидая, что она ответит. Наконец, Лара судорожно сглотнула, и произнесла свое имя. В конце концов, стоит ей снова сказать, что за окном раскинулся город мертвых, так он тут же перестанет хотеть расспрашивать ее о чем-либо.

«Это даже забавно», – подумала девушка с некоторой горечью.

– Все-таки немного загадочная история с этими приглашениями, – неожиданно сказал он. – Не знал, что город устраивает такие розыгрыши. Но как я понял, у них есть очень популярный ресурс с базой данных на огромное количество горожан. И кто хоть раз пользовался этим ресурсом, автоматически становится потенциальным участником розыгрыша.

Лара хмыкнула.

– Город действительно устраивает розыгрыши, – подтвердила она, подразумевая совсем иное. Она-то знала, что не регистрировалась ни на каких ресурсах.

Но тем не менее, оказалась здесь.

Город играл с ними, хоть этого никто не видел, кроме нее. И это удручало. Если она снова заговорит о том, что по набережным разгуливают призраки, то ей не поздоровится.

– А кто вы по профессии? – прозвучал вопрос, на который ей вовсе не хотелось отвечать. Лара начала жалеть, что поддержала разговор, но тут девушка в голубой шапочке сердито оглянулась на них:

– Извините, но я хочу слушать экскурсовода, а не вас, – проговорила она сбивчиво. – Вы мешаете!

Другие пассажиры с неудовольствием посмотрели на Лару. Она их явно раздражала. Андрей поднялся и пересел к Ларе на ее диванчик. Она вжалась в самый угол, но мужчина этого словно не заметил.

– Простите, – сверкнул он белозубой улыбкой. – Так мы сможем спокойно поговорить. Так кем вы работаете?

Лара терпеть не могла навязчивости. И ей ужасно не хотелось отвечать на вопрос, но Андрей смотрел так открыто и дружелюбно, что она сдалась.

– В данный момент – никем, – призналась она. – Признаться, я решила взять перерыв. Моя деятельность порядком меня измотала. И мне нужно время, чтобы восстановиться.

– О, вот как! – Андрей немного удивился, но понимающе кивнул. – Но я понимаю. Нелюбимая работа – словно каторга.

Девушка боялась, что он продолжит расспрашивать, чем же она занималась, но он внезапно сменил тему, придвинувшись чуть ближе, и ткнул пальцем в стекло.

– Глядите! – За окном проплывала Обуховская больница. – Представляете, у меня есть друг, который обожает всякие странные места. Пару лет назад он с приятелем забрался в какой-то заброшенный корпус этой больницы. Я не знаю, что там творится сейчас, но тогда он рассказал мне, как они бродили с фонариком по длинным коридорам со всяким хламом, снимали на камеру темные, пыльные палаты… Всюду валялись битые стекла, вещи, мебель, фотографии пациентов, пришедшее в негодность медицинское оборудование, перевернутые кровати… Словом, та еще картинка! Я видел отрывок того, что они наснимали. Признаться, жутковатое зрелище, хотя я не верю во всякую потустороннюю чушь!

Он рассмеялся и продолжил:

– Так вот, больше всего меня впечатлили именно фотографии пациентов, их лица, с застывшими взглядами. Эти снимки валялись там многие годы, покрывались пылью… А ведь это чьи-то жизни… И знаете, еще там были восковые слепки человеческих лиц, головы, набитые какой-то грязной ватой, обмотанные посеревшими от времени бинтами. Слепки выглядели чересчур натуралистично. Восковая кожа была с порами, морщинками. Понимаете? Будто это была настоящая человеческая кожа, а не воск, которую натянули на куклу. Даже мне стало не по себе. Вы бывали в Кунсткамере?

Лара кивнула. Она пыталась слушать его и безмолвно наблюдала за тем, как со стороны больницы в сторону реки несется взбудораженная толпа людей, одетых в белые просторные рубахи.

Андрей, конечно, этого не замечал. Для него все кругом, как и фасад Обуховской больницы, выходивший на набережную Фонтанки, было обычным. Только очень мокрым. Но ей виделось иное. С некоторой тревогой она наблюдала, как полуодетые мужчины и женщины подбегали к Фонтанке и теперь следовали за теплоходом вдоль набережной, спотыкаясь, падая, не сводя с него горящих глаз.

Некоторые их них скалили беззубые рты, кричали, и размахивали руками. Они хихикали и прыгали на цыпочках, изображая какую-то игру. Лара понимала, что они видят ее так же, как и она видит их. Одна из женщин с обвисшими от дождя волосами вдруг перелезла через ограду, расхохоталась и вниз головой ухнула в реку, подняв тучу брызг.

Девушка задержала дыхание, чтобы не вскрикнуть. Сквозь промокшие насквозь рубахи просвечивали изможденные тела. Ткань облепила их худые руки и ноги, отчего казалось, что на скелеты натянули больничную форму. Тем временем, люди столпились там, где под воду ушла женщина и перегнулись через ограду, всматриваясь в неспокойную реку. Они не выглядели испуганными, только – любопытными.

Женщины уже нигде не было видно. Люди долго не ждали.

Лара бессильно наблюдала за тем, как один за другим, взмахнув руками, они камнем прыгали вниз, исчезая в серебряных волнах.

Лара зажмурилась, сдерживая подступающие слезы.

Теплоход полз дальше, оставляя позади больницу и Обуховский мост.

Лара

Обычно все времена года для нее походили одно на другое, но это лето вырвало из привычного жизненного ритма.

Позади остались школьные экзамены и нудные нравоучения учителей, которые уверяли, что им лучше известно, как ей следует поступить. Но пройдет еще один год – и школа навсегда останется в прошлом.

А дальше? Институт? Новая жизнь?

Так хотелось взять все в свои руки и распоряжаться судьбой по собственному усмотрению.

По вечерам Гарпия, вернувшись с работы злая и раздраженная, принималась за свое любимое занятие и отчитывала Лару за недостаточно вымытые полы или клочки пыли за кроватью. Она могла взять тарелку, недовольно скрести по ней острым ногтем, а потом демонстративно протереть ее кухонным полотенцем, показывая, как нужно держать вещи в чистоте.

– Здоровая девица, – цедила Гарпия, и ее двойной подбородок принимался колыхаться. – До сих пор не научилась элементарным вещам! Ты никому не будешь нужна такая, уж поверь мне. Ходишь, угрюмая, в черных страшных тряпках. Ты не похожа на нормальную девушку! Удивительно, как еще сдала экзамены! Попортила ты нам кровушки. Я уж устала у директора появляться. Стыдоба!

Лара слушала такие разговоры рассеянно. Она всегда была виновата в глазах не только Гарпии, но и почти половины учителей, и даже не пыталась оспорить это. Так было гораздо проще: сделать вид, что согласна, если только ее не начинали расспрашивать подробно, на что она вообще рассчитывает и как намерена жить дальше.

– Молчишь? – голос Гарпии становился все выше. – Я работаю, содержу тебя, милочка, терплю твои выходки, твое идиотское поведение. Скажи спасибо, что ты – дочь моей сестры, иначе я бы сдала тебя в приют еще в детстве. Я заботилась о тебе, любила, как родную, пока ты оставалась такой неблагодарной. Ты ни разу не сказала мне спасибо за те долгие годы, что я потратила на тебя!

Гарпия никогда не забывала напомнить о том, что если бы она не была ее родственницей, то Лара бы сейчас прозябала в грязном общежитии и влачила жалкое существование.

– Да, тетя, – кивала девушка, думая совершенно о другом.

Обычно грозные нарисованные брови Гарпии хмурились еще больше. Она перебирала возможные варианты воспитательного воздействия, и отчитав Лару до полного своего изнеможения, отправляла ее с глаз долой, со словами:

– Из-за тебя опять давление поднялось…

Потом ложилась на диван, и под звуки бразильского сериала деланно вздыхала.

Лара без возражений перемывала посуду, приносила Гарпии чай с ее любимым малиновым джемом, и отправлялась, наконец, к себе. Она знала, что за бразильским сериалом та непременно уснет.

Больше ее никто не мог потревожить. Из живых.

Она почти примирилась с тем, что в любое время из любого темного угла могли показаться черные тени. Да что там, они возникали просто из воздуха, будто ждали подходящего момента, чтобы проявиться. Особенно, когда девушка оставалась одна.

– Поговорим? Поговорим? – настойчиво твердили они, обступая Лару.

– Мне одиноко, – хныкала тень.

– А мне страшно! – ныла другая.

– Она будет говорить со мной! – и Лару обдавало ледяным холодом, когда в комнате возникал Он, и тени помельче жались в угол.

Угольщик.

У него не было лица, но Лара все равно чувствовала его пристальный колючий взгляд. Она назвала его так, потому что он был похож на огромный обгоревший кусок угля.

Лара часто наблюдала, как Гарпия в их деревенском доме разжигает печь дровами и углем, а потом на следующий день выгребает золу. Когда он двигался – с него осыпался похожий на эту золу плотный пепел, слоистым слоем укрывавший его бесформенное тело.

Когда Угольщик испытывал ярость, сквозь черно-серые слои пепла просвечивали трещины, горящие жарким пламенем изнутри.

Он мог молча обхватить ее, не слушая ее возражений, и гортанно рычать у нее над ухом, словно огромный зверь, если был недоволен. Он подпитывался ею, как мерзкий древний вампир, и она не могла ничего поделать с этим.

Сначала, когда она была помладше, он не трогал ее, только наблюдал, принимал разные обличья, пугал ее, возникая позади нее в темной комнате или преследуя в школьных классах.

После его появления у Лары могли появляться синяки на теле, особенно, если он был разгневан. Если Лара отказывалась говорить с ним, Угольщик мог что-нибудь разбить и тогда ей влетало от Гарпии. Иногда она просыпалась от прикосновений, а наутро ее густые, красивые волосы были связаны в жуткий колтун, который невозможно было распутать, и приходилось вырезать несколько прядей.

Однажды волосы оказались так сильно спутаны, что Ларе все же пришлось обрезать волосы почти под корень. Пока парикмахер изумлялся тому, как такое вообще возможно было сотворить с волосами, по щекам девушки катились медленные капли.

Ее новая прическа вызвала у одноклассников бурю эмоций, от сдавленного хихиканья до язвительных замечаний. Не удержалась и математичка. Ее явно обрадовало, что Лара лишилась длинных и красивых волос, так как сама не могла похвастаться ими и всегда носила маленький пучок на затылке.

– Велегорская как обычно попыталась выделиться, – поджав губы, выдавила она. – Лучше бы она пыталась выделиться на уроках и не дерзила людям, которые желают ей добра. Вот увидите, такое поведение к хорошему не приведет. Не приведи бог, еще услышим о ней в сводке криминальной хроники.

Как-то на перемене, незадолго до экзаменов, Лара сидела одна на подоконнике. Проходящие мимо бросали на нее удивленные или насмешливые взгляды, но она смотрела сквозь людей.

– Да, Велегорская, – раздался знакомый голос, от которого она вздрогнула, и на подоконник рядом с ней запрыгнул Семенов. – Умеешь ты привлечь внимание. Ты это специально? Такой протест против системы?

Его зеленые глаза смеялись, но без ехидства. Лару потряс сам факт того, что он решил заговорить с ней и еще уселся рядом. Но она понимала, что самый популярный юноша в классе вряд ли удостоил бы ее внимания, если бы на то не была особая причина.

– Чего тебе, Семенов? – она попыталась придать голосу уверенность и, одновременно, безразличие. – Решил соригинальничать? И потом расскажешь своим дружкам, какая Велегорская дура?

Тимофей пожал плечами.

– И в мыслях не было. Я вообще давно хотел с тобой поговорить.

Лара фыркнула.

– Ты что – решил подкатить?

Семенов покачал головой.

– А ты язва, как я и думал, – произнес он так, будто немного восхищался этим. Но девушка решила не покупаться на такой дешевый фокус.

– Так не разговаривай со мной, – вскинула брови Лара. – Я тебя не трогала. Иди мимо, как и все.

– Хм, – на щеках Тимофея появились те самые ямочки. Девушка постаралась не обращать внимания на ореол очарования, который так и окутывал его. – Но мне интересно. И я наблюдал за тобой.

– Ничего себе заявление, – сказала Лара, изо всех сил стараясь не поддаваться. – Ты это всем своим подружкам рассказываешь?

Смеющиеся зеленые глаза вступили в поединок с холодными синими.

– Пока – только тебе, – ответил он, продолжая улыбаться. – Так почему такие перемены во внешности? Несчастная любовь? Или затянувшийся подростковый бунт?

– Ты не отстанешь, да?

Лара не знала, то ли злиться, то ли рассмеяться.

– Нет, конечно. Я же заинтригован.

– Ах, ну тогда пусть будет подростковый бунт. Гормоны, депрессия и все такое. Доволен?

Семенов внимательно изучил ее лицо и придвинулся чуть ближе:

– Нет.

– Ну все, – Лара фыркнула, соскользнула вниз с подоконника и подхватила рюкзак. – Мне пора.

– Постой! – Тимофей последовал за ней. – Ты после уроков занята?

Этот вопрос вызвал странный радужный сноп искр у нее внутри, но она не подала виду.

– Да, я занята. Нужно дома помочь.

Лицо парня разочарованно вытянулось.

– Тогда… До завтра.

– Ну пока! – Лара развернулась, ускоряя шаг. Сердце ее выстукивало бешеный ритм, будто она пробежала стометровку. Когда закончился урок русского языка и прозвенел дребезжащий звонок, она боялась и одновременно ждала, что Семенов захочет проводить ее домой, но этого не случилось.

«Приди в себя! – твердила Лара себе. – Так все равно лучше и для тебя, и для него…»

Но мысли возвращались к хитрым зеленым глазам и приводили в беспокойство.

Гарпия велела перегладить гору белья и начистить огромную миску картошки, а Угольщик шипел на нее, распластавшись на потолке. Он висел головой вниз и из безликой его головы свешивался длинный язык, как у варана: он злился, чувствуя симпатию Лары к тому мальчишке из класса, но Ларе было все равно.

Она бы начистила и целый самосвал картошки, если бы это помогло ей стать такой, как все.

Город

– Кажется, дождь почти прекратился, – сказал Андрей Ларе, указав на панорамную стеклянную крышу. – Хотите, поднимемся наверх, а то тут постоянно приходится протирать окно рукой.

Девушка внимательно посмотрела на него, но тот смотрел открыто и дружелюбно, а затем – на Ингу, и почему-то ей подумалось, что та скрывает что-то важное. Было в ней то, что настораживало, но она никак не могла уловить, что именно.

«Бред!» – Лара отмахнулась от странной мысли, и вслух сказала:

– Я не против.

Тем более, что время от времени другие пассажиры окидывали ее настороженными взглядами, словно она представляла опасность. А теперь, когда у нее появился союзник, Лара немного успокоилась и почувствовала себя увереннее.

Андрей встал и подал ей руку, помогая подняться. Этот галантный жест почти растрогал Лару. А еще она поняла, что ее давно не касался мужчина, и будоражащая дрожь пронеслась по телу. Он открыл перед ней и придержал дверь, пропуская вперед.

Навстречу дохнуло прохладной свежестью, и Лара с упоением втянула воздух всей грудью. В лицо все еще летели мелкие капли дождя, но затяжной ливень прекратился. К сожалению, жутковатый пейзаж почти не изменился, и девушка понятия не имела, увидит ли она когда-нибудь привычный облик города. Она не хотела думать об этом. Мерзкий густой туман все так же владел рекой и набережной, точно пытался скрыть что-то. Он раздражал своей навязчивостью и вездесущностью.

«Что, если я сплю? – вдруг мелькнула молнией мысль. – Просто сон слишком глубокий и не отпускает меня…»

Тем временем Андрей смахнул с двух стульев лужицы воды, чтобы можно было присесть хотя бы на краешек. А когда из динамика донеслась сладкая речь Инги, с просьбой обратить внимание на загородную усадьбу поэта Державина, Андрей усмехнулся и заметил, что раньше поэты жили весьма неплохо.

Лара рассеянно ответила:

– Он был не только поэтом, но и талантливым государственным деятелем, понимал, что нужно простому народу, а еще умел расположить к себе власть имущих.

– Вот как? – Андрей с интересом поглядел на нее. – Расскажите еще.

Девушка смутилась:

– Инга – прекрасный экскурсовод. Она и без меня справится.

– Тогда давайте просто любоваться городом, – улыбка Андрея ослепляла.

Лару должно было радовать его внимание, но почему-то в душе она ощутила пустоту. Что-то было не так, но она никак не могла понять, и это терзало ее.

К тому же, любоваться городом, который она знала прежде, ей не удавалось: ряды пронзенных могучими деревьями каменных развалин, истекающих болотной водой, казались бесконечными. На набережной по-прежнему не было ни одной живой души, и лишь неспокойные призраки мелькали за разбитыми окнами домов или показывались на набережной, выплывая из мутного тумана.

Под сводами Измайловского моста, Андрей повернулся к Ларе с новым выражением на лице:

– Знаете, а вы мне сразу понравились, хотя и вели себя странно.

Он замолчал, ожидая ее реакцию.

– О, спасибо, – Лара, наконец, пришла в себя от его признания. – Сочту за комплимент.

– Это он и был, – Андрей весело подмигнул ей. – Что делаете после экскурсии? Я бы пригласил вас в уютный ресторанчик недалеко от нашего причала, на Караванной. Вам понравится.

События стали развиваться слишком быстро. Лара нахмурилась. Она совершенно отвыкла от нормального общения и флирта. Нельзя сказать, что она этого не хотела, но отчего-то ей стало страшно. Как бы не началась проклятая паническая атака… Только не сейчас, когда ей негде спрятаться.

– Я… я не знаю… – выдавила она, глядя на него. – Не уверена, что смогу.

Улыбка Андрея померкла.

– Быть может, завтра? – он почти умоляюще посмотрел на нее. – Просто поговорим. Хочу узнать вас поближе.

«Дурацкая затея! – вспыхнуло у нее в голове. – Ты знаешь, чем все закончится».

Но непроизвольно она согласилась, чем вызвала у него неподдельную радость.

«Может, мне все-таки повезет?» – сердце екнуло. Не то от старой боли, что терзала ее, не то от счастья, что ей тоже можно было стать любимой.

Красноармейский мост-теплопровод уже маячил впереди. Его тоже окутывала легкая дымка, точно изнутри он тлел невидимым огнем.

Лара знала, что сейчас теплоход чуть замедлится, чтобы войти в Крюков канал, который она любила больше, чем Фонтанку. Он был коротким, но куда более тихим и камерным. Впрочем, неизвестно, что происходило на его берегах теперь, когда видимая реальность стала другой.

И, словно услышав ее мысли, из динамика донесся сахарный голос Инги, приправленный горечью:

– Уважаемые пассажиры, вынуждена уведомить об изменениях на маршруте. Капитан только что сообщил, что вода поднялась выше допустимого уровня. Мы не успели преодолеть Смежный мост, который ведет в Крюков канал, а потому продолжим наше путешествие дальше, до Старо-Калинкина моста. Но прошу вас не расстраиваться из-за этого обстоятельства. Мы, к сожалению, над водой и ветром не властны.

– Ничего себе, – Андрей удивился этому, но совершенно беззлобно. И этим вызвал определенную симпатию у Лары. – Что ж, и так хорошо, – он снова расцвел улыбкой.

«Никогда не была на таком маршруте… Хм… Почему до Старо-Калинкина? Что же, пускай» – мелькнуло у нее.

Лара была уверена, что пассажиры возмутились этому обстоятельству. Людям всегда нужно найти виноватых, иначе они будут чувствовать, точно их несправедливо обокрали.

Внезапно, это новое обстоятельство развеселило ее, и Лара чуть не расхохоталась. Она представила себе возмущенных пассажиров, их угрозы написать жалобы и вообще никогда, ни при каких обстоятельствах не связываться с этой судоходной компанией.

А потом, подумав об этом, Лара нахмурилась.

Судоходная компания… Это было одним из тех моментов, что вызывали у нее тревогу еще там, на причале. Она принялась лихорадочно вспоминать, что именно, воскресая в памяти события получасовой давности.

Вот она на причале. Дождь вовсю поливает их. Вдалеке показываются очертания теплохода. Он подходит ближе и швартуется.

Лара вздрогнула и обернулась, ища по сторонам то, что ей очень хотелось обнаружить.

– Что случилось? – Андрей внимательно посмотрел на нее.

Она постаралась прийти в себя, понимая, что могла просто перенервничать:

– Андрей, а вы помните, как называется наш теплоход?

Он задумался и пожал плечами:

– Нет, как-то не думал об этом. А это важно? Я могу спросить.

Девушка ощутила, как внутри у нее начал образовываться тугой комок.

– У каждого теплохода должно быть название, понимаете? Я же не могу припомнить, что видела его в салоне, здесь, на корме или с бортов! – сдавленно ответила она.

Андрею, кажется, даже немного передалась ее нервозность. И он недоумевающе, чуть тревожно поглядел на нее.

«Ну, конечно, – пронеслось у нее в голове. – Давай! Пора все испортить»

– Почему вас это так волнует?

– Я…

Она сжала голову, не в состоянии больше контролировать себя. Воздух словно разом выкачали из легких, отчего она стала задыхаться.

Красноармейский мост вырос прямо перед ними. Голос экскурсовода ворвался в ее сознание.

– …присмотритесь – слева на набережной остался гранитный постамент, на котором был установлен бюст императора Александра II, который позднее переплавили. В народе стали шутить, что это памятник человеку-невидимке…

Лара непроизвольно посмотрела в ту сторону, и комок в ее горле превратился в раскаленный шар с иглами.

Она увидела постамент и… того, кому предназначался памятник.

Когда же это закончится?

Над возвышением завис мертвец. Его лицо приковало к себе ее внимание, многократно увеличившись, и походило на восковую маску с резкими чертами. Глаза и тени под ними сливались в чернильные пятна, резко выделяясь на белой пергаментной коже. Императорский мундир был истерзан, покрывшись темными пятнами.

А еще… у мертвеца не было ног.

Точнее, то, что оставалось от них, совсем нельзя было назвать человеческими ногами, так они были изуродованы. Красные струи стекали с них по постаменту вниз, на тротуар. Устремлялись через дорогу к речной ограде и капали вниз в переливающиеся ртутные волны, исчезая в их глубине.

Призрак мерцал и подрагивал, скорбно взирая на плывущий мимо теплоход. Его губы что-то шептали, словно взывали о помощи, но Лара ничем не могла ему помочь.

Лара всхлипнула и вскинула руку, прижимая ее к горлу. Слезы тут же скрыли от нее жуткое зрелище, но Андрей, проследив за ее взглядом испугался.

– Что там еще? – инстинктивно, он вскочил, чтобы лучше рассмотреть происходящее на набережной, и это были его последние слова.

– Андрей, нет! – крикнула Лара, но было поздно.

Лоб Андрея впечатало в железный изгиб моста. Звук получился и тупым, и оглушительно громким. Лару он потряс до глубины души. Андрея откинуло по инерции так, что он упал, опрокидывая стулья кругом.

Теплоход почти сразу же вынырнул из-под узкого моста, продолжая двигаться вперед. Тело Андрея подрагивало. Видно, он даже толком не успел понять, что произошло.

Лара сползла со своего стула. Она задыхалась. Ее трясло не меньше. На четвереньках она подобралась к лежавшему на спине. У нее уже не оставалось сил, чтобы кричать, стоило увидеть то, что осталось от головы человека, который только что улыбался ей. Багровая лужица все ширилась и матово блестела в сумрачном свете.

Лара схватила безвольную, еще теплую мужскую руку, надеясь нащупать пульс, но он отсутствовал.

Из динамика лился медовый, чарующий голос, но Ларе было наплевать.

Пинком она толкнула дверь так, что та распахнулась и застряла в открытом положении. Пассажиры почти разом обернулись на нее, разглядывая ее сперва гневно, а затем испуганно.

– Кто вы себе позволяете? – возмутилась девушка с короткими светлыми волосами, а потом обернулась к Инге: – Пожалуйста, сделайте что-нибудь!

Лара, наконец, обрела способность дышать, хотя это давалось ей с невероятным трудом:

– Там… На палубе… Произошел несчастный случай…

Инга изменилась в лице, опуская микрофон, а Лара продолжила:

– Скажите капитану и посмотрите сами.

Она еще что-то добавила, но ее голос потонул в чужих возгласах, от испуганных до возмущенных.

Инга так сжала губы, что они почти исчезли, превратившись в узкую линию. Она вся собралась, словно потемнела, и пошла вперед навстречу Ларе. Приблизившись к ней, она уставилась на нее темными, бездонными глазами, и девушка застыла: из этой бесконечной темноты на нее глянуло что-то мрачное и зловещее.

– Что ты опять натворила? – шепнула она.

«Опять».

Этот голос, эти интонации вырвались из прошлого. Так говорила Гарпия, когда была недовольна. Так говорили учителя, если им что-то не нравилось.

Лара пошатнулась. Ее обдало дыханием Инги, в котором смешался запах сырой земли и истлевших костей.

Она с ужасом затрясла головой:

– Я не…

Инга молча отстранила ее, и шагнула вперед, чтобы подняться по ступенькам. За ней следом поспешило несколько пассажиров, а другие выглядывали из-за спины.

Собрав волю в кулак, Лара постаралась справиться с головокружением и тошнотой, и побрела вслед за ними.

Дождь капал и размывал темно-красную густую лужу, собравшуюся у головы Андрея. Люди галдели, кричали, плакали, оглядываясь на Лару, но у нее не оставалось сил, чтобы рыдать. Внутри словно прошел огненный ураган, который выжег слезы. Она думала о том, что попала в самый большой из своих кошмаров, и не знала, что ей сделать, чтобы вырваться из его удушающего плена.

– Мертв, – коротко констатировала Инга, склонившись над телом.

Над теплоходом сверкнула яркая молния, разрезавшая хмурое тяжелое небо пополам. Дождь снова припустил, с шелестом барабаня по пластиковым стульям и курткам. Люди растерянно и испуганно смотрели на изуродованную голову и алое месиво.

– Как же так? – всхлипнула девушка в голубой шапочке.

– Мост выбрал себе жертву, – бесстрастно произнесла Инга и внезапно, неожиданно для всех, тихо рассмеялась. Пассажиры изумленно и оторопело уставились на нее.

– Вы о чем? – пролепетала одна из пассажирок.

Инга покачала головой и вдруг с ненавистью уставилась на Лару.

– Но этого не должно было произойти! – выкрикнула она яростно. – Я ведь предупреждала – не вставайте под мостами. Это опасно! Теперь уже поздно.

Лара затряслась мелкой дрожью. Она вспомнила видение на набережной. Мертвеца с окровавленными ногами, и то, как не удержалась и привлекла внимание Андрея к тому, что он все равно не мог увидеть. Как раз в тот самый роковой миг, когда теплоход заходил под мост.

А теперь он мертв.

Выходит, все-таки из-за нее? Она действительно виновата?

– Погодите, – вмешался мужчина с седой бородкой. – Но это же несчастный случай! Видимо, этот молодой человек забылся и по неосторожности встал. Верно? – он обратился к Ларе.

Она проглотила еще один едкий комок, прежде, чем ответила:

– Он пытался увидеть тот постамент, – тихо произнесла она. – Где стоял бюст императора Александра II.

– Ужас! – пассажирка потрясенно глядела на красные ручейки, растекающиеся по палубе вместе с дождем. – Он правда мертв?

В дрожащем голосе была надежда, что сейчас человек на полу откроет глаза и посмеется с ними. Но он не шевелился.

– Надеюсь теперь вы посчитаете, что нам действительно нужна экстренная остановка? – злобно взвилась блондинка. – У нас труп на борту! Нужно сказать капитану!

– Вы не понимаете, – парировала Инга. – Все должно было произойти совсем не так!

– О чем вы?

Инга не ответила, потому что в этот момент один из пассажиров обратил внимание на набережную и приближающий Египетский мост. Он отер лицо от дождя, зажмурился и снова вгляделся вперед, в медленно плывущий туман. Его лицо так исказилось, а глаза расширились, что другие тоже стали оборачиваться.

– Какого черта тут творится? Вы тоже это видите? – потрясенно выдавил он.

Люди щурились и тоже недоумевали. Никто не понимал, что происходит.

Когда твой мир внезапно меняется и тебя об этом забывают предупредить, так недолго и спятить.

– Да, вижу. Но ничего не понимаю… – пробормотала девушка в голубой шапочке. – Там что – фильм снимают?

– Я проезжал тут час назад, – сказал кто-то. – Этого не было. Да тут вообще все изменилось! – последнюю фразу он выкрикнул. – Как можно было настроить такие декорации за один час?

Лара не верила ушам. Неужели они заметили то, что ей открылось еще тогда, после Аничкова моста?

– А что вы видите? – спросила она осторожно.

Мужчина выглядел так, будто его оглушили. Он не сразу расслышал вопрос, но потом какое-то осмысление появилось на его лице. Он нахмурился.

– Вы ведь об этом говорили, да? Да! Точно! А мы вам не поверили. Вы сказали, что город вымер, а мы посмеялись над вами!

Лара не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться.

– Посмотрите туда! – девушка со светлыми волосами указала на мост.

Два сфинкса в золоченых головных уборах, приподнялись со своих мест, и уставились горящими глазами на приближающийся теплоход. Один из них выгнул спину, хищно оскалился, опираясь на передние массивные лапы, и пассажирам показалось, что сфинкс вот-вот оттолкнется от пьедестала и обрушится всей массой на теплоход.

Люди попятились. Бежать было некуда.

Но сфинксы остались на месте, будто прикованные. Может, им и хотелось спрыгнуть, но они не смогли, и только следили за тем, жадно раздувая ноздри, как теплоход проходит под сводами моста. Тем временем, мост призрачно затрепетал. В воздухе послышались крики и дикое ржание лошадей, будто издалека, и в тот же миг, прямо около устоев моста один за другим всплыли раздутые и покалеченные лошадиные тела, облепленные длинными водорослями.

Одна из женщин сорвалась на крик. Пронзительный и громкий, он разорвал внезапно установившуюся тишину, и напомнил остальным, что все наблюдали одно и то же.

Лара первой пришла в себя.

– Не смотрите туда! – сдавленно крикнула она. – Эти лошади погибли давным-давно, при обрушении старого Египетского моста. Это их призраки. Они как фантомы, как тени, понимаете?

– Какого черта мы их видим? – женщина продолжала кричать. – Я не хочу это видеть! Я хочу выйти на берег! Пустите меня!

Пассажиры заговорили все разом. В панике, они оглядывались, ища хоть нечто похожее на нормальный, обычный город, но куда бы не устремлялись их взгляды, они натыкались лишь на разруху, окутанную туманом и водой.

– Тихо!

Голос Инги, который совсем недавно был сладким и певучим, стал жестким и требовательным.

– Слушайте все! Произошла непредвиденная ситуация. Мы все сойдем на берег, как только причалим у Старо-Калинкина моста.

На лицах людей отразилось облегчение, которое было нарушено неуверенными словами одного из пассажиров:

– Но почему не здесь?

– Хотите сойти здесь? Серьезно? – девушка в голубой шапочке так и взвизгнула, показывая на сфинксов. Те глядели вслед удаляющемуся теплоходу, скаля острые зубы, точно огромные дикие хищники.

Очень голодные и злые.

Тот растерянно пожал плечами.

– Как скажете. Я уже ничего не понимаю, – добавил он и неуверенно произнес: – А что делать с ним? – он кивнул на мертвое тело.

Все вокруг все еще смотрели на происходящее, будто пребывали в самом своем страшном кошмаре. Иногда мелькали мысли, что это глупый и неуместный розыгрыш. Принять на веру то, что город обернулся призраком, а на одному из пассажиров снесло полголовы в один миг – было непросто.

Но смерть никогда не предупреждает о своем визите.

Инга сжала зубы.

– Накроем. Вы уже ничем ему не поможете.

Город

Теперь на Лару никто не смотрел с презрением, как в самом начале путешествия. Да и ни о какой экскурсии уже речи не шло. Тем более, что тот Петербург, к которому привыкли многие, просто пропал.

Кто-то сидел тихо, кто-то переговаривался с соседями, пытаясь принять случившееся, кто-то всхлипывал, чтобы снять нарастающее напряжение.

Лара пребывала в пограничном состоянии. И хотя перед ее мысленным взором то и дело вставало окровавленное лицо Андрея, которого ей было бесконечно жаль, другая мысль жгла ей мозг: почему пассажиры смогли увидеть призрачный город только после того, как погиб Андрей? Как это связано?

Ей по-прежнему не нравилось то, как Инга смотрела на нее. Она чувствовала в ней нечто неприятное и отталкивающее, а вместе с тем – манящее и неизведанное.

Река была пустынной. Никаких случайных лодок и барок. Ни души кругом. Все словно вымерло в одночасье, как от невиданной катастрофы. Туман все еще стелился над поверхностью неспокойной воды, над бесконечными гранитными берегами, по обеим сторонам которых возвышались разрушенные деревьями дома. Но вскоре после того, как теплоход оставил позади Египетский мост, пейзаж принялся меняться на глазах.

Домов становилось все меньше, а деревьев и зарослей – все больше. Наконец, вдоль реки остались одни густые заросли. Трава, кустарники и длинные корни деревьев прорастали сквозь гранитную кладку набережной, вытесняя тяжелые блоки. Каждую щель между камнями покрывали зеленый мох и трава.

Мокрые камни у самой воды устилал не то лишайник, не то плесень.

– Вы верите в это? – рядом с Ларой опустилась светловолосая девушка с короткой стрижкой. – Я – нет. Я не в силах, – она качала головой, и даже не пыталась остановить льющиеся слезы из глаз. – Это… Это все слишком… Какой-то дурной сон…

Лара осторожно и мягко коснулась холодной руки девушки. Та дрожала.

– Вам придется поверить, – произнесла она как можно спокойнее. – Лучше принять это, чтобы разум мог легче справиться с происходящим.

Слезы все капали, но Лара понимала, что так даже лучше.

– Но, как? – девушка придвинулась ближе к Ларе. – Как вы поняли? Как узнали? Вы ведь пытались нас предупредить!

Лара вздохнула. Она не могла открыть свою правду.

– Иногда… – она замялась, подбирая слова. – Иногда я вижу чуть больше, чем другие. Это мне не подчиняется. Мне пришлось долго привыкать к такому, но я до конца так и не смогла привыкнуть.

Лара боялась, что напугает собеседницу, но та просто шире раскрыла глаза и с удивлением качнула головой:

– Это такой дар?

Лара поморщилась.

– Скорее – проклятие. Но я ничего не могу с этим поделать. Приходится жить так. Но поверьте, мне он совсем не нужен. Я этого не хочу.

– О-о, – коротко выдохнула девушка, смахивая слезы. – Даже страшно вообразить.

Они замолчали, глядя за окно, где плыл густой зеленый лес, овеянный туманом.

– Где мы вообще? Телефоны не работают ни у кого, – она горестно усмехнулась. – Теперь мы предоставлены сами себе.

– Я не знаю, что это за место, – призналась Лара. – Нам лишь предстоит это выяснить.

– Сегодняшней экскурсией я хотела закрыть сезон, представляете? – она хихикнула. – Чтобы ждать до следующей весны. Я делаю так каждый год. Но теперь я не уверена, что мне снова захочется совершать водные прогулки.

Ее глаза вновь заблестели от слез.

– Кстати, меня зовут Женя.

– А я – Лара.

– Можно на «ты»? Извини, что нагрубила, – Женя сложила ладони перед собой в умоляющем жесте.

Лара покраснела.

– Все в порядке, – она натянуто улыбнулась и немного рассердилась на саму себя, ведь она отвечала так всегда после того, как какой-нибудь человек, обращавшийся к ней агрессивно, менял свое отношение к ней, а она легко его прощала. Будто ничего не произошло.

Дождь все еще капал. Кажется, его запасы были неисчерпаемыми. Видимость становилась все хуже, и вскоре серо-голубая дымка укрыла все кругом так, что берега и деревья стали едва различимыми.

– Мерзкий туман, – Женя скривилась, и Лара кивнула, в знак согласия. Впереди проступили размытые очертания Старо-Калинкина моста: теплоход почти уткнулся носом в один из гранитных устоев, и теперь покачивался на волнах.

Раньше Лару могло успокоить это качание, но теперь оно мучительно напоминало о недавних событиях. Она боялась, что ей придется сейчас пройти мимо мертвого Андрея, и от воспоминаний ее начинало мутить. Ко всем фобиям добавится еще неприязнь к воде и граниту? К мостам?

«А может, – с тоской подумала она, – с ним произошло несчастье потому, что он позвал меня на свидание? Если бы я отказала ему… Если бы он не поднялся со мной наверх, то сейчас был бы жив… Что, если Угольщик следит за мной? И это все из-за него?»

Голос Инги прервал тягостные размышления. Предполагалось подождать, когда уровень реки значительно понизится. Пока что вода прибывала слишком быстро, будто открыли шлюз, из которого хлынули бесконечные потоки воды. Ее стало так много, что теперь невозможно было бы пройти ни под одним из мостов.

Они стали заложниками реки и города против собственной воли. Будто их загнали в какую-то хитроумную ловушку. Заманили.

Но зачем?

Что-то нужно было сделать с телом лежавшего там Андрея: хотя бы накрыть пледом или брезентом, убрать в сторону. Всем было неловко говорить и думать об этом, но люди все равно перешептывались, словно не могли себя сдержать. Им нужно было выговариваться о том, чему они не находили объяснений. Что до дрожи пугало их и заставляло переспрашивать себя и остальных: как такое вообще возможно?

Кто-то предложил выйти на верхнюю палубу, оглядеться. Лара шла последней. Она пыталась заглушить чувство вины, но оно только разрасталось внутри нее. Пассажиры поднялись наверх и, судя по приглушенным вскрикам, там снова произошла какая-то неприятность. Поднявшись на верхнюю палубу и обойдя замерших, столпившихся людей, она поняла, что их встревожило.

Тело Андрея исчезло.

Длинный кровавый след тянулся от того места, где он лежал, до самых поручней, с которых красноречиво стекали темные капли. Очевидно, что кто-то протащил его тело по палубе и перекинул через перила, утащив в воду. На поверхности еще оставался мутный след, окрасивший блеклое серебро воды в грязно-бордовый цвет.

Никаких следов или отпечатков мокрых ног… лап… Ничего, что хоть как-то бы намекнуло на то, кто же так тихо и незаметно пробрался на палубу и забрал тело.

Никто из пассажиров за этот промежуток времени сюда не выходил. Это означало совершенно точно, что нечто явилось из реки, чтобы забрать труп.

– Господи, – потрясенно произнес кто-то. – Зачем ему мертвое тело?

Пассажиры потрясенно оглядывали палубу и красные ручейки, разбегающиеся от дождя.

Большинству из них пришла в голову одна и та же мысль. Одна из женщин едва подавила рвотный рефлекс и резко отвернулась, схватившись за перила. Она перегнулась через них, боясь, что ее вот-вот вывернет наизнанку, глядя в волнующуюся воду. Потом еще одна мысль посетила ее, и она отпрянула от поручней, тряся головой. Она вцепилась в руку Инги и запричитала жалостливо:

– Я здесь не останусь! Не останусь! Пожалуйста!

Словно услышав ее, теплоход внезапно издал резкий скрежещущий звук. Он весь задрожал и затрясся, будто двигатель был неисправен и работал рывками. Но все дело было в том, что двигатель уже не работал, ведь капитан и его помощник поднимались следом за другими пассажирами.

– Что происходит? – раздались испуганные возгласы, которые переросли в истеричные крики.

По теплоходу поползла сильная дрожь, точно его лихорадило, а потом он резко осел вниз так, что волнами захлестнуло палубу, и фонтаном вверх взвились тугие струи воды. Точно гигантские щупальца схватили теплоход снизу и хотели утащить его вниз, но конструкция теплохода не позволила сделать это с первого раза.

Пассажиры попадали на палубу, кого-то окатило водой.

Еще сильнее запахло застоявшимся болотом, гнилыми досками и… снова мертвечиной.

– В воде что-то есть! – раздался истерический крик.

– Скорее! На берег! – призвала Инга.

Никто не стал возражать. Люди рванули вперед, чтобы уходящий из-под их ног пол, не увлек их в мрачную бездну. Туда, куда нечто утащило тело несчастного Андрея.

Они перемахивали через поручни и прыгали за мокрый, немного отвесный берег, хватаясь руками за торчавшие ветки и кусты. Перепрыгнув туда, Лара подала руку Жене, помогла перебраться девочке. Задыхаясь они упали в мокрую траву, и бессильно смотрели, как теплоход подпрыгивает на месте, как игрушечный кораблик.

Бурная река заливала его и пыталась поглотить, точно прожорливое существо. Лара слушала прерывистые всхлипывания и ругань, и просто молча, широко раскрыв глаза, смотрела на то место, где темная, свирепая пучина подбрасывала теплоход, а до этого забрала Андрея.

Никто не понимал, что происходит, потому как нельзя было дать никакого логического объяснения увиденному. Крики и плач стали естественными состояниями. Нужно было немного переждать, когда вопли утихнут, а эмоции улягутся, чтобы обдумать дальнейшие действия.

Здесь у моста гранитные набережные уходили под собственной тяжестью во влажную землю, проваливаюсь, как в болото. Из выступавшей на треть ржавеющей решётки прорастала густая трава. Низкий берег заливала река, как и вбитые словно тысячу лет назад гниющие сосновые сваи.

Гранит и камни отливали зеленью. Казалось, даже воздух здесь светился зелёным, и мрачный тяжёлый туман, что накрыл реку, берег и провалившиеся вместе с мостовой гранитные плиты.

Так странно смотрелся здесь этот мост, обвитый цепкой сетью извивающихся растений, с ржавыми цепями, которые когда-то давно поднимали створы моста, пока его пролет не перестроили.

Как бы люди ни всматривались сквозь туман, их окружал густой бесконечный лес.

– А что там? На той стороне? – неуверенно спросила Женя. – Непохоже, что там есть цивилизация.

Инга холодно улыбнулась:

– Здесь больше некуда идти. Судя по всему. На теплоход сейчас не вернуться. Река злится на нас, – добавила она тихо.