Сталкер. Влюбляя тебя

Глава 1

Эдриан Сторм

Утро я провёл в спортзале: продуктивно, с огоньком. Вечером того же дня после телефонного разговора с Миллером тянуло спуститься и навестить боксёрскую грушу ещё раз. Там, по крайней мере, я был уверен, что непричастные уцелели, а спортинвентарь, хвала небесам, не обучен составлять исковые заявления. Неожиданно для страны, где мания вопить о правах на каждом перекрёстке от Орегона до Мэна породила шизофрению людей и авторские права обезьян*. Надежду внушало обстоятельство, что хотя бы у некоторых судей рассудок оставался нетронутым ничем кроме конституции и законов. Возможно, мир ещё не профукал свой «последний шанс».

[*Павиан Наруто против человека Дэвида Слейтера об авторских правах на селфи обезьяны. Сроки судебных тяжб с 2011 по 2018 год. Судья Оррик в январе 2016 заявил: «Если Конгресс и президент намеревались предпринять экстраординарный шаг по разрешению животным, так же как людям и юридическим лицам, подавать в суд, они могли и должны были сказать об этом прямо» – и отклонил дело. Наруто расстроился и продолжил сердиться… в суде.]

Стряхнув негатив головой, я размял затёкшие плечи. Лили не должна заподозрить плохого. Неподходящее время для очередного дерьма. Женщинам только дай повод попереживать: на ровном месте закрутить до урагана или конца света. «Мы все умрём; я – опоссум». Сгустить вокруг себя панику и хлопнуться в обморок – отличный способ избежать ответственности.

У меня не вызывало трудностей оставлять проблемы в стенах офиса. Дома же я рассчитывал получить расслабление. Истеричным воплям, склокам, ультиматумам путь в список моих предпочтений был заказан. Почему дамы пренебрегали элементарным, с моей точки зрения, навыком, я понять так и не смог. Ведь мужику, кроме ласки, большего не требовалось. Нелепую бредятину «жена – это кухарка на кухне, леди в гостиной и проститутка в спальне» выдумывали неудовлетворённые дамы возрастом за 40. Муж-бездельник, начальник-кровопийца, дети-тупицы, свекровь-монстр: сварливый характер легко отыскивал причины неудачного брака. Простейшая заповедь, гарантировавшая любовь до гроба: женская нежность. На гамбургер и аренду апартаментов нормальный мужик заработает; родить ребёнка – можно не волноваться, план выполняют мигранты; снять напряжение подсобит симпатичная коллега. А помурлыкать тихонько на ушко, размять плечи тонкими пальчиками, от которых массажа на каплю, зато удовольствия галлон, вдохновить ласковым словом – это сможет не каждая.

Кабинет я покинул в приподнятом настроении, специально для пугливой девочки растянув губы в улыбку. Машинально проверил время. Четверть часа лишних. Лили будет ворчать. Но за пару-тройку поцелуев она наверняка сторгует мне помилование. Вот только через пять шагов остановился. Что-то было не так… Не так, как обычно. Никакого напевания под нос, перезвона тарелок или хлопков дверцей холодильника. Тишина настораживала, волоски на загривке встопорщились дыбом. Тут уже завыла сиреной чуйка. С каждым шагом, приближавшим меня к кухне, нервозные вибрации становились ощутимей. Других событий, кроме ужина, не намечалось. Что произошло, пока я работал? Новый взгляд на циферблат наручных часов. Около сорока минут назад Лили заскакивала с напоминанием об ужине. Я голову отдал бы на отсечение – девочка была в полном порядке. Могильный озноб тянулся по спинным позвонкам сверху вниз и ударил по почкам фактом – случилось плохое.

Тишина в пентхаусе доказывала верность предположений, Лили нет. Откуда бы я мог знать? Но мысли роились, а я им не мешал. Даже больше, я их подслушивал… Через семь или десять широченных шагов я стоял в дверном проёме кухни. Стол был накрыт, в подсвечнике мерцали свечи. У Лили напрочь отсутствовала тяга к ведению домашнего хозяйства. И всё равно романтические декорации имели власть почти над всеми женскими душами.

«Хочешь завоевать мир? Начни с женщины. Если сумеешь покорить любимую, то рядом с ней почувствуешь себя хозяином вселенной. Только будь готов, что мир тебе, возможно, не понадобится». Такой совет дал мне когда-то отец. Таинство смысла я постигал прямо сейчас. Потому что я имел ужин, женщина иметься отказалась. Дрожащие оранжевые язычки пламени издевались надо мной. Лили я упустил… снова.

– С романтикой придётся подождать, Сладкая, – пробормотал я, задувая свечи.

Для начала разобраться бы с важным. Стол сервирован полностью: над блюдом с мясом и бататом витал густой аромат. В огромной миске перемешались дольки овощей с листьями салата, которые Лили обожала.

– Ли-ли! – крикнул я в пространство без надежды на ответ.

Она явно ждала меня, и если ожидание её напрягало, то пришла бы поторопить. Почему же не пришла? Взгляд скользил по помещению. Всё находилось на своих местах, никаких проявлений характера, вроде разбитой посуды и раскиданных вещей. Обстановка идеальна, будто Лили вышла на минутку позвать меня и сейчас вернётся… С последней мыслью могильный озноб от позвоночника распространился по всему телу.

Твою ж мать, Сладкая! Ну как так?

Что же нам с тобой не везёт? Просто катастрофически, а?

Бл*дь, долбаный Миллер мог позвонить на десять минут раньше или позже? Или вообще на хрен не звонил!

Только ни Лили, ни звонивший урод были ни при чём. Что мешало дойти до двери кабинета и запереть её на замок? Мой ленивый зад? Вероятно, дверь плохо закрылась после предыдущего визита Лили, во второй раз она прошмыгнула незаметно и тогда узнала лишнее.

– Ты кретин, Эд!

Я мог крыть себя хоть до рассвета, но разобраться с непослушной девчонкой это не помогало. Методичный обход комнат – лучшее из решений. Скрупулёзно я заострял внимание на любой мелочи. У стены рядом с выходом из пентхауса валялась маленькая чёрная сумочка. Я видел её утром и, кажется, вчера вечером. Наверное, Лили бросила в спешке, а после забыла отнести в гардероб. Дурацкая сумка давала надежду, что Лили не сбежала. Чушь, конечно. В нелепый бред не поверил бы даже ребёнок. На самом деле я почти не верил. Лили имела пунктик. Ей бы заняться марафоном, и пьедестал покорился бы с дебюта. Черта похвальная, спору нет. В случае опасности женщинам необходимо спасться бегством. Но, бл*дь, Лили жила со мной под одной крышей и носила моё кольцо! За размышлениями я обошёл первый этаж и, только поднимаясь на второй, вспомнил важную вещь.

«Ты не кретин, Эд, ты полный кретин. Окончательно рассудка из-за бабы лишился!»

Я извлёк из кармана мобильник и загрузил приложение. В кулон Лили по моей просьбе вставили маячок. После нашей первой ночи она потеряла цепочку, а я удачно нашёл. Странно… судя по сигналу беглянка в этот раз вовсе не беглянка.

– Лили! – позвал я громко и прислушался. Тишина начинала бесить.

На проверку второго этажа времени ушло меньше. Но толку… Собственные глаза не могли же мне врать? Иначе вся человеческая наука катилась бы в преисподнюю. Я снова полез в мобильник. На карте маячок замер, через минуту-две или три всё так же оставался неподвижным. Она точно была в пентхаусе, но где?..

– Лили! Живо выходи!

Складывалось впечатление, что я, как сумасшедший, звал привидение. Если девчонка не отыщется, придётся звонить Саймону, чтобы проверил сигнал. А если она потеряла кулон или намеренно избавилась от него…

– Лили!

Мне ничего не оставалось как спуститься обратно.

– Лили! Выходи сама… Я же всё равно тебя найду, но про снисхождение можешь забыть.

Бл*дь, это какой-то долбаный квест. Она была здесь, но её нигде не было. Кто из нас двоих сошёл с ума? Я что-то упускал. На любую загадку существовал ответ, разница лишь в том, где его искать. Обычно говорили: «Всё приходит к тому, кто ждёт». Я не собирался ждать, больше никаких ожиданий. Потому что довольно с меня грёбаной тупой беспомощности. Заново обвёл помещение взглядом – и похолодел. Единственное место, где я не был – патио с бассейном. Слюна протолкнулась через горло с неестественно громким звуком. Жуткое видение ядовитой стрелой пронзило мозг и прочно увязло в нём. Сомнение боролось с реальностью. Ну нет, ерунда. Она бы не стала. Глупости, Лили никогда… Она чокнутая временами, но нормальная же… Разве что… Чёрт, чёрт, чёрт! Только бы успеть…

Глава 2

Эдриан Сторм

На улице сумеречно, но из помещения света хватало. Да я в нём не нуждался. У самого края, вцепившись руками в перила, спиной ко мне стояла худенькая фигурка: бледная, с тёмным пятном волос, одинокая. Ветер приподнимал длинные пряди и хлестал ими о молочную спину. Даже с расстояния было заметно, что фигурка вздрагивала. Только не в общепринятом понимании – мелкой дрожью. Её потряхивало припадочно, как если бы через тело пропускали мощный электрический разряд.

Потому что она практически голая!

Да чтоб тебя! Несносная девчонка.

Мне хватило нескольких секунд, и я был уже рядом. Развернул Лили к себе. Ни хрена не вышло. За перила она цеплялась по-бульдожьи.

– Сладкая моя, а давай ты мне чуть-чуть поможешь… Обними меня за шею, и я верну тебя в дом, там тепло, светло, но без тебя очень грустно.

Она смотрела в пустоту и, казалось, пропускала слова мимо ушей. Чертыхаясь на все лады, я отдирал заледеневшие пальчики один за другим. Калифорния – это не круглогодичный курорт. В некоторых местах можно замёрзнуть ночью насмерть. В Лос-Анджелесе лютых холодов не бывало, но босиком и без тёплой одежды – воспаление лёгких гарантировано.

Подхватив бедовую девочку на руки, я понёс её внутрь. По лестнице на второй этаж и тотчас в ванную. Раздевать мне пришлось нас обоих. Лили ожила. Сама шевелила руками и ногами, но очень вяло, намного медленнее, чем я хотел. Настроив напор и температуру воды, я подвёл её точно под струи.

– Тихо, тихо… Не буянь… Ты заледенела вся. Поэтому тебе неприятно. Терпи, Сладкая. Отогреешься, и всё закончится.

Лили ёжилась, выворачивалась, я лишь крепче держал её за плечи. Выдохлась она быстро, обмякла и облокотилась на меня спиной.

– Подожди немного, – уговаривал я на ушко и покусывал бледный кончик. – Как только согреешься, болезненные ощущения исчезнут.

Провозились мы долго. Снова и снова я растирал её кожу мыльной губкой. Не щадил. Нужно было запустить кровообращение. Затем несколько раз промыл длинные волосы. Недавнюю грубость смягчил массажем головы. Сладкая девочка довольно урчала. А член недоумевал, почему я канителился. В его представлении лучшим средством от простуды был качественный трах. Я тоже придерживался проверенного предками знания. Но теперь, когда Лили переехала и носила кольцо, я заметил, что потихоньку менялся. Вспыльчивость и вечный стояк поддавались контролю легче. Да и вообще, если Лили мелькала перед глазами, то жизнь воспринималась проще. Сейчас я хотел чертовку до судорог и немедля, чтобы диким трахом одновременно наказать за панику, недоверие и помочь переохлаждённому организму разгорячить кровь. Воспользоваться ситуацией удерживала мысль, что Лили в шоке, напугана, возможно, дезориентирована. Однажды после первого побега, отыскав её в дремучей гостинице, вовремя остановиться я не смог. Поэтому можно было только радоваться нашим текущим достижениям. Негусто, но положительная динамика наметилась.

Покончив с мытьём нас обоих, я завернул её в свой халат и отнёс на кровать. Сверху накрыл одеялом; в гардеробной лежали запасные на случай гостей, так что второе одеяло легло поверх первого. После манипуляций подтыкания дыр вокруг тельца, из постельного вороха виднелся розовый носик и внимательно следившие за мной глазки. Да, девочка, штаны с трусами я игнорировал специально, подкинул тебе пищу для размышлений.

– Не вставай, сейчас принесу кое-что.

Возвратился я минут через пять, всё-таки в штанах и со стаканом скотча безо льда.

– Выпей. Тебя нужно хорошенько прогреть, иначе рискуешь заработать пневмонию.

На удивление Лили проявила покладистость. Правда, чтобы вытащить руки, мой одеяльный кокон она частично порушила. С паузами через кашель скотч она допила и убрала стакан на тумбочку.

– Вот и хорошо. Давай… рассказывай, что случилось, и почему ты стояла на улице голая. – Естественно, это было неправдой, платье всё же имелось, но провокация срабатывала на Лили идеально. Я сел сбоку от неё, чтобы отслеживать малейшую ложь на покрасневшем личике.

– Я была не голой и не на улице, – вскинулась она. Голосок прорезался сильный, умница девочка.

– Возможно. Но я тебя еле нашёл. Собрался ужинать, а невеста моя пропала. Я оббегал два этажа по нескольку раз. Изволновался весь. А она не переживала обо мне, она звёздные ванны зимой надумала принимать.

– Что такое звёздные ванны?

– Когда на Ланаи ты мяла бока в шезлонге, то принимала солнечные ванны. Теперь же ночь, на небе вместо солнца – луна и звёзды, значит, ванны не солнечные, а звёздные. Или лунные, если тебе так больше нравится.

– Хотя бы предупреждай… в противном случае мало кто поймёт, что ты шутишь. Я просто вышла подышать свежим воздухом.

– Ага, подышала и примёрзла на хрен к перилам!

Сквозь буддистский контроль прорывалась толчками злость. В делах я терпелив. Но Лили – это ходячий заряд фтора, она воспламеняла окружающих словом или даже силой мысли.

– Мы разберёмся, обещаю… Но для этого ты должна обо всём рассказать…

Она скрыла взгляд за ресницами, прикусила губу, из уголков глаз покатились горошины слёз. Пока Лили позволяла себе слабость, я был вынужден терпеть. Кулаки сжимались бессильно, но я всё равно терпел. Жалость – опасна нам обоим.

Собравшись с духом, она пробормотала:

– Откуда ты знаешь Уэзерли и Миллера?

– Сладкая, я многих знаю, помимо названных тобой фамилий… Касаемо этих… мы учились в одном университете.

Серо-голубые глаза вскинулись на меня в неверии и засверкали невыплаканными бриллиантовыми слезинками. Если бы ты только знала, девочка, величину самоконтроля, который мне приходилось взращивать, пока ты смотрела своими неискушёнными глазками. Чтобы не смущать торчащим из штанов колом, я закинул ногу на ногу.

– Чему ты удивляешься? Я окончил Принстон в году, когда ты отчислилась.

– Я тебя совсем не помню.

– Что ж, я мог бы сказать, что разочарован… Справедливости ради, ты ведь не обязана помнить поголовно всех студентов, кто учился в те же годы. Тем более вряд ли мы пересекались, утренниками для первокурсников я мало интересовался. А почему ты спрашиваешь?

– Они плохие люди, Эдриан.

– Каждый из нас в чём-то хорош, а в чём-то плох.

– Ты не знаешь что говоришь!

– Так расскажи.

…

На лёгкую победу я не надеялся.

– Окей… Лили, я не утверждаю, что они хорошие ребята. Всего лишь знаю их с разных сторон. Хотя… должен признать, что для молоденьких наивных студенток подобная компания была бы опасной. Впрочем, как и любой старшекурсник с регулярным стояком в трусах.

– Вы друзья!

Впервые мне довелось услышать, чтобы «друзья» означало упрёк.

– Мы не друзья. В университете дружили, но даже в те годы наши… хм, отношения назывались дружбой с натяжкой.

– Тебя пригласили шафером на свадьбу. Вряд ли «не-другу» предложат такое.

– А подслушивать плохо. Если ты дурно воспитана, то в чём я виноват?

На мою отповедь Лили, конечно, скривилась. Облокачиваясь на локоть, я устроился поперёк девочки в коконе и сцапал её левую кисть.

– История нашей «не-дружбы» слишком длинная, чтобы рассказывать на ночь. Поверь, Сладкая: меня не надо бояться, от меня не надо убегать, со мной не надо играть в прятки. Твоё кольцо… – Я поцеловал каждый пальчик и тыльную сторону ладони. Кожа у Лили была тонкой, голубые вены проступали отчётливо. А ладошка была розовой и очень нежной, не то что у меня. Целовать такую ладошку – отдельное удовольствие; я потёрся о неё щекой и почти мурчал. Глаза закатились от воспоминаний, в которых эта самая ладошка меня ласкала… м-м… обхватывала, скользила… Кхе-кхе. Открыв глаза, я сначала проверил Лили. Серо-голубой взгляд подёрнулся туманом, скорей всего, как и мой.

– О чём это мы? – Кровь отлила от мозга, и разговаривать было сложновато. Маленькая ладошка в моей руке смотрелась хрупко. Не вытерпел и поцеловал кольцо, и заодно пальчик, на котором оно держалось. «Бл*дь, или целуй со всеми вытекающими, или заканчивай дерьмо, Эд»…

– Кольцо, Сладкая, это твоя защита. – Я наконец-то вспомнил к чему вёл, хотя предпочитал иное решение проблемы. Но девочки такие восприимчивые, чуть что с ходу в слёзы. На чужом поле приходилось играть чужими игрушками. – Кольцо – это твой гарант, твоя безопасность. Когда ты сказала мне да, это значит: ты моя без всяких долбаных Ников, Хазардов, побегов из-за тревог, недопонимания и прочего дерьма. Точно так же это значит: все твои страхи, проблемы отныне мои. И решать их я буду так, как посчитаю нужным. От тебя требуется одно – говорить обо всём мне, сразу. Не через час, день, неделю или когда ты порешаешь самостоятельно, а в итоге очнёшься на другом конце страны без багажа и с единственной кредиткой в кармане. Сразу, Лили. Как только у тебя появляется проблема, ты звонишь мне, или ты подходишь ко мне, открываешь свой сладкий ротик и рассказываешь. Всё. Ничего сложного, или жуткого, или противоестественного я от тебя не требую. Да?

Зрачки Лили заполнили радужку, оставив нетронутым тонкий ободок.

– Эдриан… я…

Выходило так, что речь моя стала для неё откровением. А как ты хотела, девочка? Хватит, нагулялась уже. Я ждал тебя достаточно долго и давал много свободы, чтобы впредь спускать на тормозах твои детские выходки. Хочешь ты или нет, согласна или нет, но отныне ты будешь жить по моим правилам и выгуливать свободу исключительно в моих границах.

– Как насчёт ужина? Он, должно быть, остыл, но думаю, что микроволновка справится с задачей.

– Я не голодна, больше в сон клонит.

– Поесть всё равно надо. Принесу закуски сюда, не вставай.

Пока мясо разогревалось, я заварил ромашковый чай – в самой огромной кружке из нашедшихся в кухонных шкафах. Мне повезло, что Саймон и остальные не видели. Наивная малышка не понимала, какой обладала властью. Я чёртов везунчик. В спальню пришёл вместе с подносом. Он был приспособлен именно для таких случаев. Лили раздвинула у подноса ножки и устроилась в кровати повыше, подложив под спину подушки.

– Съешь сколько можешь, но чай выпей до дна. Он горячий. А тебе нужно побольше тепла.

После того как она закончила, остатки ужина я вернул на кухню, наскоро перекусил сам и поднялся обратно. Лили уже спала. Во сне она пожималась всем горевшим телом; утром однако придётся вызвать врача. Для меня под двумя одеялами было слишком жарко, даже под одним жарко, но я прильнул к девочке теснее, чтобы согреть.

Глава 3

Лилиан Уорт

Наутро еле разлепила глаза. Нос не дышал, горло саднило. Определённо, вчерашние «лунные ванны» пользы принесли мало.

– Проснулась? – родной чарующий тембр раздался над ухом, а через мгновение на лоб опустилась прохладная кисть.

– М-м, хорошо, – чужим скрипучим голосом прокаркала я.

– Хорошо? Странно… я вижу другое. Ты, верно, напрашиваешься на воспитательную порку, девочка.

С утра пораньше дружелюбие в голосе Эдриана отсутствовало.

– Требую снисхождения, у меня смягчающие обстоятельства.

– Знаю я все твои отягчающие обстоятельства. Сначала делаешь, потом думаешь. За такие проступки непослушных детей наказывают ремнём.

– Но я вышла из детского возраста.

Мои протесты походили на скулёж, и поэтому сколько-нибудь действенной угрозы из себя не представляли. Эдриан забыл про меня и говорил по телефону с врачом.

– Через час приедет доктор.

– Тогда я в душ.

– И про завтрак не забудь. Жду тебя внизу, если ты в состоянии.

– Пф, конечно, спущусь, – бравировала я.

На самом деле голова трещала адски, перед глазами сверкали пятна. Любое движение вынуждало корчить гримасы, поскольку болело всё, что могло: каждая косточка в теле, каждая мышца и, наверное, каждый кровеносный сосудик даже самый малюсенький. И я подозревала, что ощущение физического недомогания усиливалось примитивным стыдом. Демонстрировать перед кем-то личное – ну, знаете… Личное, это означало моё. Моё и ничьё больше. Делиться собственностью, в чём бы она ни выражалась, – это требовало весомого повода. Даже перед Линдой я открывалась медленно и по чуть-чуть. А что говорить о мужике, который был мне… До́рог – громкое слово, скорее – небезразличен. В любом случае демонстрировать Эдриану таланты чокнутых тараканов было рановато.

После водных процедур надела спортивный костюм с толстовкой на молнии и футболкой под ним. Несмотря на горячий душ, меня знобило. Пока я бежала до гардеробной, замотанная в полотенце, успела продрогнуть, аж зубы клацали. Мне повезло, что Эдриан был внизу…

– Я дождусь, пока врач тебя осмотрит, а после уеду в офис. Справишься одна?

Он намазал булочку маслом и передал мне. Святая Мария, только мама обращалась со мной похоже.

– Остынь, папочка. Я уже совершеннолетняя. Родительский контроль можешь ослабить.

В ответ я получила такой взгляд, что вмиг пожалела о грубости и почувствовала себя именно малолеткой: недалёкой, невоспитанной и, учитывая вчерашнее, крайне бестолковой. Пока Эдриан выражал заботу, мои, оголённые тайными мыслями, нервы бросали в него копья.

Завтрак прошёл в тишине, но так было лучше. Или безопаснее… Хотя для кого именно – я запуталась. Мы только успели допить кофе, приехал доктор. Пожилой мужчина в костюме и с пухлым старомодным чемоданчиком в руке зашёл в сопровождении громилы в чёрном, экипированного наплечной кобурой. Пиджак шкафоподобного мужика был расстёгнут, так что я рассмотрела достаточно. Любопытно, парни из охраны когда-нибудь снимали с себя кобуру? Например, когда мылись или ночью спали когда, ну или… «Опасные фантазии бродят в твоей голове», – осадили меня яичники и призадумались, что было странным и даже подозрительным.

Доктор осматривал долго: щупал, мычал, кивал, записывал, снова щупал, причём ему вдруг понадобился живот. Док попросил меня лечь и спустить штаны как можно ниже. Понос в анамнезе отсутствовал – доктор осведомился, я ответила, но мой ответ он пропустил мимо ушей. Живот он пальпировал внимательно, качественно и придатки тоже. В итоге диагностировал воспаление горла и выписал очередной список лекарств с рекомендациями, что я, глядя на форменное безобразие, приуныла.

– Имейте в виду, молодые люди, температура, а также приём антибиотиков могут ослабить действие контрацептивов, – сказал доктор и кивнул на журнальный стол. А там лежала новая упаковка противозачаточных таблеток. Я купила на днях и забыла отнести в ванную комнату на второй этаж. Глазастый доктор невозмутимо продолжил: – Советую использовать дополнительную защиту.

Вот ведь заботливый какой, по крайней мере, стало понятно зачем он лапал живот. А после ухода врача я дала волю накопленной злости:

– До встречи с тобой я в принципе не глотала колёса, а сейчас: сначала успокоительное с витаминами, теперь антибиотики с витаминами. Такими темпами я выполню годовую норму продаж фармацевтов Лос-Анджелеса.

– А ты не веди себя так, чтобы обращаться к врачам. Всё в твоих руках, Сладкая, – дал наставление Эдриан, сдобрил коротким поцелуем, и главного босса след простыл. Миллионы долларов ждать не будут, в отличие от бестолковой Лили. Которая, конечно, запасётся терпением и обождёт, когда мистер большой босс уделит ей несколько минут своего высокооплачиваемого времени.

По-моему, Линда и Джон Гилмор были правы, обзывая меня нытиком. Рядом с Эдрианом, я растекалась непонятной жижей, пора было брать себя в руки и завязывать рефлексию узлом. Бассейн перечеркнуло строгое вето Эдриана, и я усиленно раздумывала над собственным досугом. В итоге победил то ли умственный процесс, то ли таблетки: в какой-то неопределённый момент я отключилась. Очнулась как после комы. Ошалело озиралась по сторонам и гадала что-то вроде: кто я, где я, и почему чуть что сразу я. Время близилось к вечеру, продрыхла я почти весь день. Мария, должно быть, уже ушла.

Желудок гнал меня по известному маршруту – на кухню. Помещение пустовало, однако Мария припрятала что-то вкусненькое под овальным клошом. Слюна копилась непроизвольно, живот угрожающе заурчал. «Прости, Эдриан, но ты поужинаешь в одиночку».

Запечённый цыплёнок с пряными травами и манговым соусом таял во рту. От блаженства глаза закатывались к потолку, и пока никто не видел, я бессовестно облизывала пальцы.

– Не дождалась, – укорил Эдриан словами и внезапным появлением.

Я почти сверзилась с барного стула, в последний момент повезло ухватить столешницу. Эдриан помог, придержав меня за талию.

– Какая пугливая девочка.

Поцелуй в макушку взъерошил мои волоски и за компанию оживил мурашки.

– Потому что не обедала, но всё равно извини. А ты почему рано?

– Как я могу работать, зная, что ты болеешь и страдаешь одна-одинёшенька. Линду не отпустит начальство, а мне отпрашиваться не у кого.

Пихнула наглеца в бок чистой рукой, чтобы не заляпать жиром тёмно-синий костюм.

– Мог бы сам отпросить Линду у мистера Уайта.

– Ты что? Кто добровольно подойдёт к старому зануде? Потерять час жизни за просто так? Ну нет. У меня есть дела поинтереснее.

Ополоснув руки, Эдриан занял противоположное место за столом. Тарелку он принёс с собой и на ней уже лежал цыплёнок целиком. Видимо, из кастрюли, что стояла на плите, и в которой я нашла три запечённых птички. Нам с Линдой содержимого кастрюли хватило бы на неделю, Эдриан справится за сегодняшний ужин. Прежде чем заводить жениха, следовало окончить кулинарные курсы.

– Ты тоже не обедал.

– Не успел. Хотел завершить побольше дел, чтобы вернуться к тебе.

Я усмехнулась:

– Брось. Даже на слух неправдоподобно. Я в недомогании провалялась дома и проспала обед, а ты весь такой чуткий и переживающий бросил важную работу и примчал ко мне. Мы словно древняя семейная пара. Фу, Эдриан, я не хочу быть занудной старушкой под 80.

– Тогда быстрее выздоравливай. К Рождеству не успеем, зато Новый год проведём у родителей. Будет для тебя развлечение.

– Ага. Раньше мы бы с Линдой и Джейсом пошли в бар или ночной клуб, а сейчас ты предлагаешь мне поездку к родителям. Вряд ли «родители» и «веселье» сочетаемые понятия.

– Рано отказываешься, в Нью-Йорке ещё больше злачных мест, чем в Лос-Анджелесе. Я, как бывший завсегдатай, покажу некоторые из них.

– Ах, вот значит, какие тайны начали вскрываться! С этого места поподробнее, – оживилась я возможными приключениями. – Ты был плохим мальчиком? Состоял в банде? Портил невинных девушек? Злоупотреблял алкоголем? Злоупотреблял чем-то серьёзнее алкоголя?

– Тише ты. Куда понеслась? Никаких нарушений закона, алкоголь в пределах нормы, с девушками только по согласию.

Я скривилась:

– Тогда какие злачные места ты мне покажешь? Пенсионерский шахматный клуб?

– Ха-ха, там я не бывал, прости, Сладкая. Но уверен, что когда-нибудь мы обязательно посетим и такое место.

– Лишь бы не очень скоро.

– Не ворчи, занудная старушка. Нам всё равно придётся это сделать, я имею в виду не шахматы, а родителей. В конце концов, ты моя невеста, и я обязан познакомить тебя с семьёй. А пока сидишь дома, можешь погуглить и набросать примерный план туристических интересов.

– Вообще-то, я не настроена заводить новые знакомства.

– Рискну предположить, что ты всегда будешь без настроя.

– Только не смей тащить меня в самолёт силой! И я думаю, что хочу пойти на курсы самообороны.

– Щас прям. Теперь я точно не отпущу тебя никуда, где учат дракам.

– О, боишься?

– Разумно опасаюсь. Деловые партнёры плохо понимают ссадины на лице… Зато бизнес они охотнее ведут с семьянинами. Смекаешь?

– Я смекаю одно: у тебя сплошные требования, а у меня полное отсутствие самовыражения. Кстати, твои женатые партнёры, зуб даю, бегают по стрип-барам и проституткам. Самые ленивые заводят одну на постоянку. А сейчас, между прочим, эпоха феминизма и всякие там женские права.

– Наливай себе горячий чай, пей таблетки и ложись-ка в кровать. Будешь под одеялом самовыражаться. Сначала вылечись как следует, а после поговорим о твоих увлечениях.

Показательно поохав, я подчинилась. Голова отяжелела и мешала связно мыслить. Если завтра о сегодняшней беседе ни словечка не вспомнится, то удивлюсь я мало.

Глава 4

Моя жизнь опреснилась. Сидеть в четырёх стенах и проживать день сурка меня заколебало. Завтрак, обед, ужин – сравнялось всё. Между приёмами пищи постоянно клонило в сон, притом что ночью я тоже спала, хвала Иисусу, без кошмаров. Я не подозревала, что человек способен столько спать. В сочельник Эдриан вернулся пораньше.

– Ты будешь пить вино? – спросила я, не веря собственным глазам. Под носом у меня творилось безобразие. На стол водрузилось Пино-Нуар. Минуты не прошло, как Эдриан освободил бутылку от пробки и наполнил один бокал. Один… чтоб его, бокал!

– Не хмурь лобик, Сладкая. Я же не заставлял тебя болеть. К тому же этот сорт крепковат. А ты у нас не любишь таблетки, алкоголь и особенно капиталистов, их производящих. Пей чай, собранный мигрантами, и наслаждайся. Можешь быть спокойна, ни один капиталист не заработал миллионы на ромашке.

– Ты, выходит, помогаешь собратьям.

– Сестре.

– То есть?

– Закупаюсь у капиталистической сестры. Знакомая держит винодельню неподалёку от LA. Если хочешь, съездим на экскурсию.

– Вот ещё! Не собираюсь наносить визиты твоим любовницам.

– Мм… твоя ревность слаще вина.

– При чём здесь ревность? Мог бы воздержаться от алкоголя… хотя бы из солидарности… чтобы продемонстрировать общность интересов.

– Никаких проблем. Когда в следующий раз из солидарности ты поделишься переживаниями, тогда и я ради общности интересов пойду тебе навстречу.

– Шантажист.

– Эгоистка ревнивая.

– Сам такой. Кстати, к цыплёнку лучше подавать белое.

– Лично я предпочитаю виски… хоть к птице, хоть к барсуку.

Мы поужинали, Эдриан почти осилил бутылку. В процессе распития он меня нещадно дразнил. Пока я хлебала травяной чай, он набирал в рот вино, булькал, закатывал зенки, мычал, покачивал головой, глотал и напоследок причмокивал. Ненавижу болеть! Ненавижу ограничения и запреты больше, чем болеть!

– С рождественским подарком неувязка. Один наглый босс запрещает мне выходить на улицу. Даже на работу не пускает.

– Сладкая, мой главный подарок сидит напротив и прожигает взглядом меня и бокал с вином. Я делаю ставки, кто дольше продержится: я или бокал. Поэтому мне бы с одним подарком справиться, так что других не надо до самой смерти.

– Эй! – Я обошла вокруг стола специально, чтобы треснуть хама по плечу. – Не смей произносить слово «смерть» в моём присутствии, когда я болею.

Крутанувшись, я пошла обратно… и ничего. Отойти дальше полушага я не смогла. Оглянулась. Но Эдриан снова повернул меня спиной, кисти моих рук перехватил сзади и удерживал одной лапищей без малейшего затруднения, аж косточки запястий стонали.

– Ты что удумал?

Не произнося ни слова, он надавил второй ладонью мне на спину и силком наклонил. Спортивные штаны вместе с трусами опустились до колен, ягодицу ожёг резкий шлепок.

– Ай!

– Не смей поднимать руку на будущего мужа. – Второй хлёсткий удар пришёлся на другую половинку попы.– Не смей выскакивать на улицу босиком и голой.

После чего он вернул на положенное место трусы, штаны, крутанул меня и обнял крепко-крепко.

«Эм, что это было?» – спросила я у тараканов, мозговых извилин, яичников, пострадавшей задницы, которая единственная хотя бы иногда предугадывала будущее. Сегодня дар предсказания оконфузился.

Как я должна была реагировать? Самое важное – реагировать на что? Эдриан меня ударил, отшлёпал, воспитал, прину́дил, продавил мужской авторитет, распределил наши места в пищевой цепи? Что такое он отчубучил, а? И как с этим неназванным явлением бороться? Бить в ответ? Закатить скандал, истерику? Объявить о расставании и вернуть кольцо? Тайком провести в пентхаус Джейсона с дружками, предварительно снабдив их битами? Позвонить 911 или драгдилеру? Для домашнего насилия причинённого вреда маловато, для воспитания – не то время, не тот воспитатель и не та подопечная.

Тараканы махнули на меня рукой и продолжили смотреть «Секретные материалы», здравомыслие махнуло рукой и отправилось на поиски текилы, яичники были заняты. Они, как обычно, на коленях молились за здравие Эдриана, рассудив, что это была прелюдия как раз по их части.

Но я, так и не получив хотя бы малюсенького совета от самой себя, предпочла поступить чисто по-женски, то есть обидеться. Помимо того, что заболела, плюсом: на работу нельзя, из дома выйти нельзя, плавать в бассейне нельзя, алкоголь нельзя. Сплошные нельзя и ни одного можно. Выписанные врачом таблетки в зачёт не шли – среди них не было ни одной зелёненькой. Я почти месяц употребляла колёса, но чёрт побери, если хотя бы раз меня «торкнуло». Кругом сплошные обиды: мафиози уже достигли таких технологий, что их колёса возносили людей к облакам. То, что прописывали врачи, тоже сулило удовольствие, но на любителя: сухость слизистой глаз, сухость слизистой рта, чесотка, выпадение волос, сухость кожи, диарея, молочница, головокружение, потеря ориентации (пространственной), в случае передозировки – паралич дыхательной системы. Эм… если я случаем пережрала бы лекарство, выписанное врачом, тупо перестала бы дышать? А-а-а! И вот пусть мне кто-нибудь возразит, что современные лекарства – не наркотики! А что же это тогда?

Короче, я устала. Бороться с Эдрианом, системой здравоохранения, корпоративным бизнесом в производстве медикаментов, ушлыми мафиози и с несправедливостью. Их много, я одна. Маленькая, простывшая, побитая.

На Эдриана выплеснуть досаду не получалось. Сама угодила в собственную же ловушку. Я не обнимала его в ответ, просто стояла с повисшими руками и разбирала сумасшедший эмоциональный коктейль на ингредиенты. И когда Эдриан поднял меня на руки и понёс в спальню, я обижалась. Когда раздевал и целовал каждый оголённый участок кожи, я уверяла себя, что обижалась. Умопомрачительные влажные поцелуи поджигали костерки на губах, шее, груди. И вот тогда я застонала и подалась навстречу, под жаркими поцелуями обиды сгорали до пепла.

И вдруг: «Ты не окрепла для постельных игр», – высказанный облом от гадского недожениха шмякнул меня по темени. Нормальные женихи поступали иначе. Я не особо была в курсе – на самом ли деле нормальные женихи вели себя по-другому, но мне хотелось надеяться, что так и было.

И вот как не обидеться заново, всерьёз и надолго? Да никак. Именно это я сделала… опять. Колоссально-претензионные планы порушили таблетки – меня выключило…

Блестящий с переливами желтоватый свет заполнял всё вокруг. Будто меня унесло обратно на гавайский пляж. Только лежала я не на жёстких песчинках, а на нежном шёлке. Разомлевшее тело пылало изнутри. Я поджимала пальцы на ногах, когда чувствовалось особенное… Затруднительно описать: что-то горячее прикладывалось к развилке бёдер и мне становилось до того приятно, словно это было самое прекрасное ощущение за всю мою жизнь. Пальцами комкала шёлк, но хватала я воздух. Ноги поднимались в коленях, смыкались, но что-то возвращало их обратно, вытянутыми в длину и разведёнными широко, чтобы то самое горячее прижималось ко мне крепче и крепче. И вдруг я затряслась. Пульсация рождалась в самом чувствительном местечке и разливалась по телу волнами. За короткий миг волны обернулись единым штормом, а свет мерцал всё ярче, ослепляя до слёз. «Матерь Божья», – хрипела я и дрожала всем телом.

Глава 5

В сияние я провалилась целиком и открыла глаза. Потряхивало заметно меньше, чем мгновение назад, до того как я проснулась, но вибрация внизу живота никуда не исчезла. По правде, я бы заложила душу, чтобы это не заканчивалось. Слишком хорошо, добровольно расстаться не выйдет. Я посмотрела на то место, откуда распространялся жар, и встретила горящий взгляд.

– Эдриан?! – Он устроился между моих разведённых бёдер. Чтобы вникнуть в механику деталей, я приподнялась на локтях. – Что происходит? Кажется, мне приснилось странное…

За окном светлело, в предрассветных сумерках дерзкая ухмылка и маслянистый блеск некогда карих глаз сулили запретное.

– Ты уверена, что это был сон, мм?

Пальцем он проник во влагалище, неспешные поступательные шевеления возродили отголоски оргазма.

– Ох… то есть пока я сплю, ты…

– Я решил сделать тебе подарок на Рождество. С праздником, Сладкая. – На внутренней стороне бедра распустился цветок поцелуя.

– А кто вчера утверждал, что мне нельзя?

– Так, за ночь ты стала здоровее ещё чуточку.

Вот как ты запел, дорогой… Былая сонливость истаяла начисто.

– Проблема в том, Эдриан, что я спала. И во сне произошедшее казалось туманным и каким-то размытым. Вряд ли я распробовала подарок как следует.

Он перебрался выше, вынудил меня лечь, а сам навис и смотрел по мафиозному… интригующе.

– Сладкая девочка хочет играть.

Жадный поцелуй, хозяйский, агрессивный закончился моей оцарапанной до крови нижней губой. Влажный язык Эдриана тут же облизал ранку.

– Ты продолжаешь настаивать на показаниях о тумане?

Конечно, я рисковала, но бесшабашность и азарт завладели моим разумом, отправив последний в нокаут:

– Всё было о-очень туманно, о-очень запутано… мистер самый главный босс. И ещё размыто, и ничегошеньки непонятно. Поэтому обещанного удовольствия, можно сказать, и не было. Или оно было блёклым, что с первого раза не разглядишь… Ты уверен, что хорошо потрудился над подарком?

Медленно я провела языком по губам, лицо напротив осветилось предвкушением. Похотливый гейзер окатывал нас обоих.

– На шалости подстрекаешь? Ты ещё не выздоровела до конца, чтобы хорохориться. – Самоконтроль Эдриана не чета моему.

– Вчера ты говорил то же самое, но сам снял запреты.

– Тогда держись покрепче, Сладкая.

Он сел на пятки и потянул меня за собой. Когда мои ноги, согнутые в коленях, оказались по бокам от него, то неспешно дюйм за дюймом он насадил меня сверху вниз на вздыбленный член. От ощущения заполненности и распирания изнутри закатывались глаза. Одной рукой Эдриан придерживал меня за подбородок, чтобы я не отводила взгляд. Его глаза горели, вытягивали из меня и смаковали моё наслаждение. Оттого возбуждение во мне лишь нарастало. Когда я вобрала член до конца, то видела два чёрных колодца без дна, влекущих за собой. И без сомнений я рухнула в черноту, зная, что Эдриан поймает.

– Теперь осторожно откинься на спину, а лодыжки обхвати руками.

Он надавил ладонью мне на грудину, и я послушно выполнила. Вот только член-то его до сих пор был во мне! Матерь Божья!

– Ох, Эд-ри-ан!

– Сладкая, мы ещё не начали, чтобы ты кончала. Сделай одолжение, потерпи.

– Если бы я могла! – шикнула я мужику, который замер и бесстыдно меня разглядывал. Мне оставалось лишь воображать распростёртую для него картину. Неудобная поза омывала смущением и накаляла желание. Как тут терпеть?

Осторожными касаниями он огладил лепесточки, пощекотал набухший клитор. Влагалище отозвалось мощным сжатием, член во мне тоже дёрнулся, явно польщённый вниманием.

– Послушная, сладкая девочка, – проурчал довольно Эдриан и, ухватив меня под ягодицы, начал движения. Вскоре он приподнялся выше вместе с моими бёдрами. Верхняя часть меня оставалась на кровати, но ниже по уровню, и, повинуясь притяжению и физике, где-то под подбородком колыхалась грудь. Мужская рука схватила, стиснула плоть, натягивая с каждым толчком. Эдриан не проникал глубоко, но член входил под острым углом, из-под век у меня сыпались искры.

– Эд-ри-ан!

Наигравшись с грудью, он бесстыдно ласкал промежность в точке соединения наших тел и размазывал проступившую влагу.

– Какая голодная девочка. Соскучилась по папочке.

Прикосновениями возбуждение наращивалось, между тем финал пари́л на недосягаемых высотах. Неудобная поза моим активным действиям препятствовала, ко всему ноги начали затекать.

– Не шевелись, Лили. Ты не кончишь, пока я не скажу. Но если будешь послушной, то ждать недолго.

– Чтоб тебя… Эдриан, ну… давай же! – Промедление рвало нервы в лоскуты.

– Наша постель не поле битвы. За ругань будешь наказана.

Впервые в жизни я обозлилась на болтливый язык. Сменив тактику, я притихла и просто кайфовала. Член внутри меня, пальцы Эдриана где-то около. Все движения безумно прекрасны, восхитительны, волшебны, и что там дальше из эпитетов по списку… И всё-таки, а когда, мать вашу, оргазм? Вероятно, предназначение моё для коротких дистанций, марафоны проскакивали мимо. Что мне оставалось, если ругательства угодили под санкции?

– Эдри-ан… пожалуйста!

– Чего ты хочешь? Скажи, и я сделаю это для тебя.

«Чёртов манипулятор, – подумала я. – Божественный бог, – возразили яичники». Его «сделаю для тебя» действительно звучало божественно.

– Кончить… Дай мне кончить… пожалуйста.

– Умница. Вот видишь, совсем необязательно рычать, одной вежливой просьбы достаточно, чтобы получить желаемое.

Эдриан меня перевернул и поставил на четвереньки. Деревянное тело слушалось плохо, ноги тотчас расползлись в стороны. Я упёрлась трясущимися локтями в матрас, но ненадолго. И вот уже я распласталась в позе звезды с подрагивавшими конечностями.

Мужской негромкий смех когтисто оцарапал взведённые нервы:

– Ты совсем без сил. Но так даже лучше.

Эдриан просунул мне под живот две подушки. Всё что угодно, лишь бы он оставил моё тело лежачим.

– О-о-о… мм… ох, ты ж… Эд-ри-ан!..

– Бл*дь, какая ты узкая, Лили…

Он ненадолго замер, но вскоре задал темп. Из-за недельного перерыва ощущения представлялись ярче. Крепкие бёдра выбивали из меня не стоны, а кряхтение. Расставив ладони по бокам от моей головы, Эдриан двигался мощно. Мне приходилось держаться за его запястья. Кожу губ покалывало без ласк. Я хотела было обернуться за поцелуем, но побоялась за сохранность зубов. Поцелуи с заведённой буровой установкой – аттракцион для рисковых девчонок или у кого дантист в любовниках. Одну руку Эдриан переместил мне на голову, рука соскальзывала с волос, тогда он придавил шею и будто даже ускорился. Наверно, я ждала именно такого телесного контакта. От нижней части живота неожиданно и быстро пополз жар, за секунду заполняя тело. Я уткнулась в матрас и подвывала, комкая пальцами простыни и выпячивая попу. Эдриан рыкнул и впился зубами в меня повыше лопатки. Оргазм его я прочувствовала сполна. Член как будто вибрировал, пока выстреливал спермой…

– Если ты всё, то, может, слезешь?

Тяжесть сзади давила. Вроде бы приятно, но дышалось сложно, а воздуха мне хотелось. Прохладного, нележалого. Закопав морду в постель долго не протянешь.

Возле уха послышался хмык:

– Ничего не меняется. Ты кончила минуту назад, а уже грубишь.

Несмотря на правдивость сказанных им слов, он перекатился на спину и подтащил меня под бок. Я устроилась на твёрдом плече и глубоко вдыхала воздух спальни и терпкий запах вспотевшего мужчины. Не знаю, что за бредовые идеи поселились среди чокнутых тараканов, или у них послеоргазменная вечеринка случилась, но мне отчаянно хотелось облизать солоноватую кожу Эдриана. Собрать все капельки языком. Скользнуть носом между редких коротких волосков на груди… А можно спуститься поцелуями ниже к пупку… «Так, стоп, Ана. Тебя удовлетворили, разомлели, и ты после болезни. Не время…». Я не стала дослушивать свои мысли, что там не время, и потянулась к губам за поцелуем.

Эдриан ответил охотно, будто сам думал о том же самом. Немного погодя объятия стали крепче, а поцелуи глубже. Одной ладонью он удерживал мой затылок, второй – оглаживал всё, до чего доставал. Иногда поцелуи превращались в мини-ураганы. Язык врывался в мой рот, хозяйничал там, что мне чудилось, ещё чуть-чуть и достанет до горла, а дальше сработает ли рвотный рефлекс или же нет, заранее никто не предвидел. Сейчас Эдриан целовал именно так. Я снова мечтала о воздухе, пока ладонь на затылке добивалась цели иной. От ласк кружило голову. Как вдруг он опрокинул меня навзничь и тревожно заглянул в глаза:

– Ты в порядке?

– Эмм… да, вроде… А что?

– Ничего… Я в душ. – Он чмокнул меня в кончик носа. – А ты поспи, ещё рано.

После таких поцелуев? Не дождёшься, красавчик! Рукой я скользнула по его телу вниз… Проверка мою надежду оправдала, и я прикусила себе нижнюю губу. Просто шальная улыбка портила запланированный томный взгляд. Томность ни хрена не получалась, я откровенно лыбилась и сжимала у основания затвердевший ствол.

– С огнём играешь, пожарница. Силёнок-то хватит потушить? – предупредил Эдриан.

В ответ я расхохоталась. Соблазнительница из меня вышла дерьмовая, зато настроение порхало в облаках и крутило сальто.

– Я предупредил, потом не жалуйся, что устала.

Эдриан сдёрнул меня с кровати, закинул на плечо и понёс в ванную, не забывая оглаживать мои голые ягодицы.

– Непослушная девчонка, которая становится покорной лишь при виде члена, – ворчал он и намыливал меня душистой пеной.

Глава 6

Сегодня 26 декабря, суббота, но Эдриан теперь работал без выходных, завтра в воскресенье он тоже поедет в офис. Чёртов робот с синдромом трудоголика. Хоть предупредил и обещал, что усиленный режим – явление временное. После ужина он заканчивал работу в кабинете, а я разлеглась там же на кожаном диване с телефоном в руках. Шерстила новостную ленту и время от времени отвлекалась на переписку с Линдой. Что-то легло мне на живот. Вынырнув из мыслей, я столкнулась глазами с Эдрианом. Он сидел на корточках совсем близко и рассматривал меня. Лицо его было спокойным, если только немного задумчивым. Проведя ладошкой по колючей щеке, я улыбнулась. С каждым днём мы вязли друг в друге глубже. Я бы поручилась: именно этого он ждал. А я – финишной черты. Двусторонние хеппи-энды в среде миллиардеров не приняты. Моветон. Небожители веселятся, обслуга рыдает – это настолько классика, что даже скучно.

– У меня есть не самая приятная новость и подарок.

– Ты опять? Мы вроде решили, что в этом году не будет подарков. Нельзя менять условия, когда вздумается, Эдриан!

– Откуда мне было знать, через сколько дней придёт отклик на запрос и придёт ли он вообще… Сама знаешь. Во-первых, повезло, что ответили, и вдвойне повезло, что почта отработала доставку вовремя. Письмо могло прийти даже к лету… Открывай и зачитывай вслух. – Он кивнул мне на живот и запечатанный конверт на нём.

– Со вступлением ты закрутил, конечно… интригует. Но предпочитаю начинать с плохого.

– Обязательно перевернуть по-своему?

– Ты не знаешь что в конверте?

– Он же запечатан. Могу лишь предположить… Ладно, я понял. На самом деле новость не такая уж плохая…

– Окей. Это обнадёживает.

– Рабочие моменты и только…

– Да говори уже свою неплохую новость. Ты меня специально изводишь, а потом жалуешься, что я пылю… вспыляю… Вспыльчивая, короче.

– Распыляешь на атомы всех, кого встретишь, угу.

– Ну, Эдриан!.. Хватит тянуть. Или я не приму подарок, даже открывать не стану.

– Лопнешь от любопытства… Не пыхти. Завтра рано утром я улетаю в Нью-Йорк. Масштабное совещание.

– Что, Рольф и Лоуренс не обойдутся без тебя? Ты всё равно постоянно торчишь в этих ваших видеоконференциях. Зачем лететь? Они тебя видят чаще, чем я, хотя они в Нью-Йорке, а я тут.

– Лили, ты же умная девочка… Фамилия Сторм в наименовании компании не отменяет принятых мной обязательств. К тому же я должен отчитаться о проделанной работе. После двух больничных ты, видимо, забыла: сделка по заводам Intense до сих пор в разработке. И наш огромный офис трудится над ней не разгибая спин. Большие боссы хотят услышать о достигнутых результатах из первых уст.

– Будто все кругом работают, одна я бездельница.

– Сладкая, не отворачивайся… верни папочке своё красивое личико, – уговаривал Эдриан и поглаживал меня по руке. – Так и знал, что ты обидишься.

– Я не обиделась. Мне грустно.

Стоило повернуть голову обратно, тут же карий взгляд захватил меня в плен, приручая тёплыми лучами.

– Поездка займёт всего несколько дней. Постараюсь вернуться 31 декабря, в крайнем случае утром 1 января.

– Билеты все раскуплены. Тебе места не хватит.

Эдриан засмеялся.

– Ох, Лили. На корпоративный самолёт RLSCP мне билетик оставят, не переживай.

Промах свой я осознала быстрее, чем Эдриан что-то сказал, но если бы он был один – промах. Потому что за однообразной рутиной я забыла. Беспечная идиотина. Если кое-кто решит мне отомстить, то наказание я приму безропотно. При мыслях о вероятной взбучке щёки мои потеплели, а глазки заюлили и спрятались. Новый смех Эдриана резонировал с чем-то у меня внутри, однако вместо веселья я едва не заплакала.

– То грустишь, то смущаешься. Я не успеваю за твоими эмоциями.

– Нет, я не… Просто… 1 января у тебя день рождения.

– Знаю.

– Ты молодец, всё и всех помнишь, даже имена техперсонала офисного знаешь. А я забыла… Извини.

На подбородке моём сомкнулись пальцы, чтобы Эдриан вдоволь налюбовался стыдом.

– Иногда мне кажется – ты поступаешь так нарочно. Если хочешь поиграть в непослушницу, то есть путь гораздо короче.

– Прекращай агитировать за извращения. – Рывком я высвободилась из захвата, хотя Эдриан особо не удерживал.

– Как ни крути, но от расплаты не убежишь. А в командировке у меня будет достаточно времени поразмышлять о размере наказания.

Воздух между нами загустел. Каждый думал об одном и том же: из-за чего кровь по венам бежала быстрее, а тело в предвкушении сладко сжималось. Эдриан тряхнул головой и спросил:

– Будешь открывать или через год почитаем?

«Что открывать?» – подумала я, переводя взгляд с мужских губ, которые бесстыдно рассматривала последние мгновения, выше к глазам.

– Мы о конверте разговариваем… Не хитри.

Я потянула за отрывную перфорацию на плотном картоне и вытащила лист А4, но прежде чем погрузиться в текст, залипла на логотипе.

Калифорнийский университет… какого чёрта?

В письме меня поблагодарили за выбор и доверие к их университету и поздравили приглашением на тестирование. Сердце моментально сорвалось в марафон. Непонятную тяжесть в груди я прогоняла растопыренной ладонью свободной руки. Вжимала ладонь в грудину посильнее, но помогало слабо, тогда как сама рука, мне казалось, весила фунтов сто.

– А в чём прикол? Для чего проверять мои знания за первый курс юридического? Я не сдавала экзаменов…

Разгадку я искала в лице напротив. Увидеть её не получалось, потому что мысли мои вертелись бешеной каруселью и вызывали тошноту.

– Ты недооцениваешь себя, Лили. Я переслал твои результаты по двухгодичному колледжу Принстона и частично первому курсу. Заодно приложил Портлендский диплом. И ты держишь в руках закономерный итог достижений в учёбе.

После карусели мозг, ради сохранения жизни в будущем, отключил все функции в настоящем, принудительно. Я не понимала. Или понимала, но осознать… Если бы Фокс Малдер прямо сейчас появился, ведя под локоток Мистик, смириться было бы проще.

– И что мне делать с письмом?

– Всё что угодно. Можешь пройти тестирование или же нет, решай… – Эдриан беспечно улыбался, должно быть, с извращённым удовольствием рассматривая мою растерянность. И эта его воздушная безмятежность вдруг с корнем выдрала мой мозг из ступора, тогда уже я сняла намордники и спустила с поводка всех чокнутых тараканов… разом. Да поможет нам Иисус.

– А каким таким фокусом мои данные из Принстона перекочевали в Калифорнийский? – Я вскинулась и сменила позу из расслабленной лежачей на дёрганную сидячую на том же кожаном диване в домашнем кабинете наглого босса, возомнившего себя Господом. – Даже не заикайся, что использовал сведения из RLSCP. И с чего ты взял, будто я нуждаюсь в твоём вмешательстве? Что за дебильная манера постоянно решать за всех?

Как ни прискорбно, в том числе для меня, когда я в гневе, остановиться в нужный момент и захлопнуть рот на замок не получилось ни разу за всю жизнь. Эдриан перестал улыбаться и нахмурился, а мне полегчало. Пора было гадскому боссу прочувствовать каково это, когда всё пошло вразрез с ежедневником.

– Лили, ты зря реагируешь. Это всего-то предложение. Оно ни к чему не обязывает. Ты вольна согласиться или же отказаться. Только тебе решать: чего ты хочешь на самом деле.

Да сколько можно? Благодетель хренов. Надоело. До кипения надоело! Почему он вечно лез туда, куда его никто не звал?

– Убери подальше свой долбаный покровительственный тон. Самоуверенный придурок. Я, бл*дь, умею читать. Представь себе…

– Придержи язык. У меня много терпения, девочка, но не советую проверять его границы. Даже тебе.

– Границы?! Мать твою, Эдриан! Ты знаешь что-то о границах? Или ты сражаешься только за свои? Прикинь, у меня тоже есть границы! И у любого человека, помимо тебя, есть частные границы. Почему же ты видишь только свои?

– Громкость сбавь и объясни по существу… Словами, Лили, а не криками… Не надо спектаклей в духе мирового заговора против тебя одной.

– И я не хочу спектаклей! Но ты не спрашиваешь, ты ставишь меня перед фактом и командуешь: жуй, милая, как хочешь. А я не хочу жрать твои кактусы, долбаный придурок! Это мои личные данные, моя личная жизнь, мои личные достижения или провалы. Ты кто такой, чтобы лезть в чужую жизнь без спроса? Одно дело – если бы ты заручился согласием и отправил документы с моего ведома. И совсем другое – когда ты провернул аферу у меня за спиной. Ещё наглости хватило упаковать обман в подарочную обёртку. Да иди ты к чёрту с такими подарками!

– Какой к херам обман, Лили! Совсем спятила? – взревел Эдриан. – Я вижу твой потенциал и тягу в юридическом. Ты легко читаешь мудрёные договоры и откладываешь в памяти гигабайты информации… – Самообладание он вернул быстро и продолжил обычным тоном, но отойдя подальше, на безопасную дистанцию. – Даже любимые сериалы у тебя про ФБР. Калифорнийский приглашает на тестирование по знаниям юридического направления, но ты можешь подать заявку в магистратуру на основании диплома из Портленда. Получишь звание магистра, предположим, в бизнес-администрировании, если тебе полюбился маркетинг.

Если бы Эдриан оставался рядом, вероятно, ссора утихла бы нескоро. Но он схитрил, ушёл в противоположный конец кабинета, облокотился задом на рабочий стол и скрестил руки под грудью. Даже если бы Эдриан проповедовал сейчас Вульга́ту, я думала лишь об одном… Не быть тебе порядочной католичкой, Ана. Исключено размышлять о важном, образ перевитых канатами мышц Эдриана сбивал моё дыхание. Рельефные бицепсы сокращались, прочно удерживали моё внимание и усмиряли гнев. Усилием воли я возвращала взгляд к лицу, и сама не замечала, как снова рассматривала обнажённый торс, который уже изучила до каждой родинки, и тем не менее всегда находила для себя что-то любопытное. Внизу живота у меня пробудилось беспокойство, от поверхностного дыхания сохли губы. Я водила по ним языком, неотрывно следя за мужским полуголым телом. Дома Эдриан носил только штаны, футболку надевал – если выходил за чем-то на улицу. Пресвятая Мария, почему я реагировала на мужика озабоченной сучкой? Эдриан что-то говорил, его губы шевелились, и я пыталась, честно пыталась вникнуть. Руки крест-накрест с подрагивавшими мышцами, окаменелая грудь… Взгляд сползал…

– Лили! Ты меня слушаешь?

Грозный окрик оборвал фантазии на самом интересном. Я швырнула письмо на диван и спрятала лицо в ладонях, уперев локти в колени. Минуту назад в кабинете громыхала ссора, а сейчас я не въезжала чего хотела: продолжить ругань и, вполне возможно, попутно что-нибудь расколошматить или потрахаться желательно не менее агрессивным способом. В действительности я предпочитала скандалам секс, но вот чего осознать не получалось – это какого чёрта меня штормило. С логическими осмыслениями – беда, так что я подорвалась с дивана, преодолела расстояние за долю секунды и впилась в мягкие губы поцелуем, ещё оцарапывала ногтями голые плечи и вжималась в адски соблазнительного мужика. Который одним полуобнажённым видом менял ориентацию клокочущего гнева на традиционное сексуальное притяжение между мужчиной и женщиной.

– Что ты делаешь? – Эдриан уворачивался от поцелуев, но всё равно обхватил меня крепко.

– Заткнись. Хочу тебя. Сейчас, – пояснила я, в общем-то, очевидное и с интересом разглядывала покусанные мной мужские губы. Успела. Красиво… Совсем небольшое время спустя помещение заполнили другие звуки, вероятно, более громкие, чем при ссоре. Тише нас беседу вёл диван. Пока Эдриан выдавал пошлости, а я смеялась над ними и стонала между, кожаная обивка дивана поскрипывала под моим обнажённым телом.

Только перед сном, лёжа в кровати, Эдриан рискнул поднять неудобную тему:

– Надеюсь, ты не думаешь, будто я использовал документы со злым умыслом или чтобы специально досадить? – Он обнимал меня одной рукой, поглаживая плечо и выводя на коже замысловатые узоры.

Моё разомлевшее тело спорить отказалось категорически. Получив от меня подтверждение, Эдриан облегчённо выдохнул, чем позабавил. Мне не нравилось, когда он вытворял альфа-самцовые глупости, но прельщало, если он искренне беспокоился о моём мнении на его счёт. Это действительно выглядело милым.

– Порви его, если хочешь, и забудем. Делай с ним, что пожелаешь, только не злись.

Задрав голову, я убедилась в странном и сумбурном предположении, возникшем не среди тараканов, а где-то под ложечкой буквально секунду назад. Эмоции были новыми, и я только училась их различать. Тогда я приподнялась и погладила заросшую дневной щетиной щёку Эдриана. Его покрасневшие губы смотрелись ярко на смуглом после отпуска лице.

– Я всё ещё жду, что ты перестанешь в одиночку принимать решения, которые касаются меня напрямую. Только и всего. Прости, что накричала, я не должна была срываться. Я верю тебе, но сама мысль, что кто-то роется в моих документах или вещах без спроса, прилично бесит.

– Сладкая… – Эдриан ненадолго соединил наши губы. – Я никогда не наврежу.

Перед сном мою макушку он облобызал с десяток раз, и заспала я с улыбкой, уверенная, что всё будет хорошо.

Глава 7

Пока Эдриан в Нью-Йорке отчитывался перед сильными мира сего – сомневаюсь насчёт целого мира, но мистеры Рольф и Лоуренс помимо RLSCP владели сотнями тысяч душ, вкалывавших до кровавого пота, так что частичку мира два пердуна определённо оттяпали, – я и Линда поехали за покупками. Мне было жизненно необходимо подыскать достойный подарок Эдриану. Я бы не позволила себе оставить близкого человека без поздравления ко дню рождения. Браслет на запястье звякнул кулоном, повинуясь движению руки. Обычно я теребила украшение, если думала об Эдриане. Несмотря на выходку с письмом, стоило отдать должное мужику – он обо мне заботился. По-своему, по-мужски, может, по-Эдриановски, как мог и умел, но это безусловно смахивало на заботу, по которой я истосковалась и на которую подсаживалась быстрее, чем на подарки с ценником размера ВВП на душу населения Сингапура. «Важен не подарок, а внимание» или «лучший подарок – сделанный своими руками». Всех учили одинаково. Помню, мне всегда казалось: отмазку придумали нищеброды, чтобы оправдать дырявый кошелёк и пустую кредитку. Такие слова хороши для пятилетних малышей, использовавших для заготовок сувениров пластилин да акварельные краски. Я покинула счастливый возраст давно, прикрываться пластилиновой капибарой мне было не с руки. Ввиду обладания не сингапурским ВВП, а каким-нибудь зимбабвийским, рассчитывала я поразить оригинальностью. «Твой женишок уважает вискарь. Мужики и пойло – вариант беспроигрышный». С тараканами надеяться на оригинальность было опрометчиво…

Предположить, что заурядный поход по магазинам обернётся личным фиаско, я никак не могла. Справедливости ради вы когда-нибудь пробовали купить что-то миллиардеру, реально владеющим всем? Не просто всем, а именно в-с-е-м! Элементарная задача для меня обернулась теоремой Ферма. Ох, чёрт, её же доказали… Но если кто-то смог решить упёртую рекордсменку по ошибочным теориям, то я просто обязана была справиться с крохотной задачкой.

Несколько часов мы с Линдой скрупулёзно осматривали каждый бутик Beverly Center – одного из крупнейших торговых площадок LA. Но всё без толку. Я перебрала тысячи вариантов: рубашки, галстуки, бриллиантовые запонки, для покупки которых предстояло продать почку, часы Rolex, чьей покупке опять-таки должна была сопутствовать продажа почки. Блокноты из тиснёной кожи диковинных зверей, золотые ручки с инкрустацией драгоценными камнями (серьёзно? Важные дядьки и таким баловались?), кстати, в кожаных блокнотах также попадались драгоценные камни… Ни за что не стала бы встречаться с мужиком, симпатизирующим драгоценностям в канцелярских товарах; извращение какое-то. Мы заглянули, и в букинистическую лавку, и в секцию спортивных товаров, и в магазин для охотника/рыболова, я даже прошла вдоль рядов с затейливыми напольными вазонами (Эдриан, поливающий цветы – психологическая травма на оставшуюся жизнь). Мы обшарили почти каждый закуток огромного торгового центра, пока я мысленно, а может вслух выла раненым койотом:

– Матерь Божья, куда я попала и где табличка с надписью: «Выход из безвыходного положения»?

Ну, не могла же я купить набор трусов, носков, тетрадку в клеточку вместо блокнота с изумрудами и топазами, в самом-то деле? Хотя именно этот список не погрыз бы бюджет до чёрной дыры.

– Не расстраивайся по пустякам, – утешала меня Линда, когда обессиленные многочасовой ходьбой мы заняли столик в Nicolas Eatery для перекуса и осознания никчёмности.

– Легко тебе говорить. Ты вон Джейсону хоть перчатки боксёрские купить можешь, а я в полной заднице.

– А что тебе мешает купить Эдриану боксёрские перчатки, – хохотнула подруга.

– Нет уж, – вскинулась я с протестом, – не переживу, если его фигура превратится в Джейсона номер два.

– Ну и зря. Между прочим, спортсмены самые выносливые в этом плане. – Линда многозначительно подёргала бровями.

– Откуда тебе знать, позавчерашняя монашка? Твой опыт сводится к единственному парню.

– Хм, не веришь мне, спроси Харпер.

– Только не ей, – ужаснулась я, причём весьма правдиво. – От Харп я выслушаю многочасовую лекцию с активными ссылками на Камасутру, а вдогонку она впихнёт мне предоплаченный курс местного гуру тантрического секса.

Линда грохнула смехом:

– Может, тебе подарить Эдриану что-нибудь в этом роде?

– Что именно? Камасутру в оригинале или обучающие мудрёному сексу курсы? – Пока Линда хохотала в голос, я сдерживала обуявший меня ужас. – После вручения такого презента я лишусь жениха и безымянного пальца. Ради возвращения кольца мистер Сторм отсечёт мне палец кухонным тесаком, а я буду просить политического убежища на Марсе. Если Марс откажет, как вариант – Северная Корея. А если и коммунисты откажут…

Придорожный мексиканский бордель в моих видениях был явно лишним. Внимательно оглядев потешавшуюся Линду, я задалась логичным вопросом:

– Я перешла тебе дорогу?

– Что? – она вмиг оборвала смех и зыркала на меня с удивлением. – Что за бредовые идеи?

– Ты явно задумала моё физическое устранение, если предлагаешь подарком намекнуть Эдриану на мужскую несостоятельность.

– Дурочка, – она расслабленно махнула на меня рукой, будто отгоняла мошку, – я на секунду подумала, что ты всерьёз.

– И когда ты расскажешь о причинах отказа Джейсону?

Мстительной я бывала часто… даже с любимой Линдой. Но предательское выселение из общей квартиры, окончившееся для меня статусом невесты, я вряд ли когда-нибудь забуду. В некотором роде я была даже признательна. По-другому сблизиться с Эдрианом было бы сложно. Но в нашем конкретном случае цель не оправдывала средство её достижения, особенно со стороны Линды.

– Ты мстительная.

– Ага, только что думала об этом. Так что там с Джейсоном и вашей недопомолвкой?

– Ох, Ана. Я не знаю…

– Не мели ерунды. Просто скажи, о чём думаешь в тот момент, когда он раз за разом делает предложение руки и сердца.

Её серые глаза превратились в две плошки.

– Откуда знаешь? Джейсон проболтался? Ну, он получит… ишь, трепач выискался.

– Пф, не собираюсь я превращаться в жилетку твоего бойфренда. Мне бы с тобой разобраться… Успокойся, не говорил он ничего. Догадаться проще простого. У людей под одной крышей секреты перестают быть секретами очень быстро, – хмыкнула я и накрыла тонкую ладонь Линды, комкавшую салфетку на столе. – Он любит тебя, Лин, искренне, всем сердцем. Ты любишь его точно так же. И я действительно не вижу причины, почему вы тянете с помолвкой.

– Он боксёр, Ана! – Глаза напротив отражали невыплаканную серую тоску, лицо подруги исказила неподдельная мука. – Я не могу связать жизнь с человеком, кто не ценит собственное здоровье и не переживает о будущем. Ты знаешь сколько живут профессиональные боксёры?

От прилетевшего в лоб вопроса я оторопела. Откуда же мне было знать пикантные подробности?

– Точнее, не сколько лет живут, а как доживают… примерно после сорокалетия.

Я помотала головой; Линда по-настоящему умела удивить. Начать разговор заурядным девчачьим о помолвочном кольце и невозможностью придумать идею для подарка миллиардеру, закончить обсуждением физических характеристик мужика. Эм, как то я была не готова лезть под кожу, особенно Джейсону.

– В том и суть, Ана, что Паркинсон или Альцгеймер принято считать болячками стариков, но к боксёрам они приходят гораздо раньше. И я молчу про слепоту, бульон вместо мозга, окостеневшие пальцы, что бедолаги даже кружку не в состоянии удержать, и прочую медицинскую хрень.

– Насколько я помню, многие боксёры прошлых лет успешно дожили до наших дней и уходят в мир иной глубокими стариками. Пускай последние годы они проводят в инвалидном кресле и с медицинской картой в 100 томов на коленях, но живут они достаточно долго, чтобы успеть завести семью и потомство.

– А я не хочу так, понимаешь! – Слёзы заструились по злой, перекошенной мордашке Линды и разрывали моё сердце на части. – Я хочу здорового мужа, который будет бегать за нашими внуками, а может, и правнуками крепкими ногами, увидит ясными глазами, обнимет ловкими руками и расскажет истории из жизни, пользуясь здоровым, а не слабоумным мозгом.

– Твоё желание более чем уместно, милая… А как насчёт небольшого эксперимента? – Я позволила себе перевести дух, изображая лицом задумчивость, но вскоре продолжила решительней: – Представь на секунду, что ты вышла замуж за банкира, к примеру…

– Знаю-знаю, как я буду жить вдали от Джейса, изо дня в день смотреть в глаза нелюбимому мужчине.

– Дослушай сначала, а потом перебивай.

– Извини… продолжай, пожалуйста.

– Значит, воображаем банкира. Ты влюблена по уши, он – само собой, Джейсона след простыл, будто и не было никогда. У вас большой трёхэтажный дом в Викторианском стиле, трое прелестных детишек. Ты счастливая жена и мать. У вас всё хорошо, муж приносит деньги и даже не приносит запах духов любовницы.

– Ана!

– Я к тому и веду, что все его вертикальные дюймы в твоём полном распоряжении, – хрюкнула я, вспоминая почему-то Эдриана. Смешки оборвались сразу, как я продолжила: – Всё хорошо, пока однажды муж-банкир не вернулся. Просто не пришёл домой. Зато тебе позвонили. Или постучали в дверь. Да, стук в дверь. Привычный звук перевернёт твою жизнь и жизнь ваших ребятишек, игравших в тот час на заднем дворе… А муж в больнице… кома. После работы с ним приключился банальнейший случай – автомобильная авария.

– Ана, я…

– Хорошо, если он отмучился быстро, не страдал. Раз – и нет человека.

– Прости, пожалуйста…

– И вот, казалось бы, среди кромешного горя промелькнул лучик надежды. Твой муж-банкир выжил и, скорей всего, проживёт ещё долго… Но у него сломан позвоночник, парализовав всё, что ниже талии. Передвигаться он обречён в инвалидном кресле, об исполнении обязанностей супруга можно лишь мечтать и вспоминать о былом. Да, ещё кое-что. У него обширная травма головы, с угрозой потери зрения… И после всего этого скажи мне, дорогая подруга, ты отречёшься от любимого мужа только потому, что он стал не по его вине или по его, дороги – вещь непредсказуемая, инвалидом до скончания времён? Как ты поступишь? Вероятно, подашь на развод? Кому охота становиться вдовой при муже-калеке, так?

Линда таращилась испуганными глазищами, куда спрашивается подевалась тоска, и открывала-закрывала рот, не произнося ни звука. Я жестока, но иногда кому-то приходилось взваливать на себя ответственность и прочищать рассудок близкого человека от зольных отложений. Мы все рано или поздно перегорали. Остатки горения никуда не девались, а попросту складировались. Если их не вычищать, то лучше заранее бронировать палату в дурке и водить знакомства среди психиатрических светил. Я, к примеру, откладывала деньги на такой чёрный день. Мало ли. Хороший спец по очищению души брал за услуги втридорога, а дешёвый – предпочитал путь наименьшего сопротивления: превращал пациентов в грядку слюнявых, какавших под себя кабачков… Уверена, подруга сделала бы для меня то же самое.

– Отвечай! – рявкнула я грубо, сильнее, чем собиралась изначально. – Бросишь мужа, если он вдруг превратится… Бл*дь даже не знаю. Такой снизу овощ, а сверху человек. Типа Котопёс с живой собакой и дохлым котом, что ли?

– Нет, Ана! Конечно, нет! – Линда отмерла и вспылила.

– Тогда не болтай глупости! Джейсон – здоровый, умный мужик, сам разберётся с выбором профессии и наверняка побольше твоего знает, чем грозит его выбор.

– Но Джейсон предупреждён о возможных последствиях. А несчастный случай мы предугадать не в силах.

Запутанные переговоры о жизни и смерти посреди кишащего людьми торгового центра – я всего лишь искала сувенир. Потерев переносицу, я предложила:

– Давай уйдём отсюда, прошу тебя. Неудачное место для дискуссий на тему «To be, or not to be…» Или поговорим вечером.

– Вечером Джейсон не даст нам уединиться. – Линда выглядела донельзя расстроенной.

– Так, допиваем кофе и пойдём-ка прогуляемся. Если повезёт, то наткнёмся на магазинчик с аутентичными товарами, куплю Эдриану диковину: бесполезную и уродливую.

– Уродливость – обязательное качество?

– А то! Коли я интерьерный предмет в пентхаусе богача, то предпочитаю оставаться самой красивой.

– Чепуха. Ты, может, и самая красивая, но при этом самая шумная, проблемная и много жрёшь. А внимания требуешь ещё больше. Так что будь уверена, ценит он тебя не за красоту.

– Эй, подруга! Я ем столько же, сколько и ты.

– Поэтому я знаю, о чём толкую.

Глава 8

Мы выбрались на 3-ю Западную улицу и пошли на восток к другой торговой площадке – под открытым небом разрослась The Grove и соседствовала по разные стороны перекрёстка, через фермерский рынок с Гильдией сценаристов Западной Америки. А если заглянуть ещё дальше на восток, то двигаясь по 3-й Западной, рано или поздно (хотя скорее поздно) окажешься в районе Даунтаун и близко к муравейнику под управлением мистера Сторма. Стоп, до Даунтауна мы проехали бы мимо Уилшира, где RLSCP любезно селила сотрудников. Старикашки Рольф и Лоуренс были не самыми плохими капиталистами, надеюсь, профсоюзный бог будет к ним милосерден.

Вообще, 3-я Западная улица – это отдельная достопримечательность LA, впрочем, как бульвар Сансет, Родео Драйв или Голливудский бульвар. Участок, по которому мы шли, между бульваром Ла-Сьенега от Beverly Center до Фэрфакс-авеню с необъятным Grove, изобиловал магазинчиками, ресторанами, рынками, барами. Что днём, что ночью здесь бурлила жизнь. В 2021 на Фэрфакс-авеню открыли Музей Кино, я пока не дошла до него, в смысле не посещала с экскурсией, но было прелюбопытно как-нибудь заглянуть. Иначе это странно, жить в Лос-Анджелесе и не прикоснуться к параллельной вселенной киношников. Интересно, если Эдриана попросить, он достанет пригласительный на Оскар? Ради такого случая я бы даже взяла платье напрокат и прикупила босоножки Джимми Чу. Dolby Theatre, нынешняя резиденция Оскара, сегодня была нам не по пути, она прилично севернее в районе Голливуд.

Прогулка пошла на пользу обеим: Линда перестала плакать, а я радовалась, что смогла её растормошить.

– Я решила купить тачку.

– Иисусе, сегодняшний день буквально переполнен твоими откровениями, Лин. Зачем тебе машина, если нас отвозит шофёр Эдриана?

– Надоело, хочу сама. Слушай, тебя не напрягает, что ты постоянно под прицелом чьих-то глаз? О каждом твоём шаге обязательно доложат главному боссу… – Она встала как вкопанная и взяла меня за руку. Недовольные пешеходы пробурчали что-то, проходя мимо застывших нас. Пока, скрещивая взгляды, мы обменивались секретными знаниями двух близких людей.

– Поначалу слежка напрягала, а водитель – ни капли, с ним удобно.

Вопрос этот был давно мной перемолот, переварен и… принят за исходную данность.

– Судя по твоим словам, у тебя железные нервы.

– Но мы обе знаем, что это не так, – подмигнула я и возобновила движение. Голова моя вертелась во все стороны в поисках интересного магазина.

– Тогда почему?

Тут я уже призадумалась. Действительно, почему?

– Как-то само собой вышло. Вспомни Брендона… – От недавнего прошлого обеих передёрнуло. – Тогда охрана была нужна, и я даже радовалась, что мы с тобой под защитой. А потом… не знаю. В конце концов, что мне скрывать? Я езжу на работу вместе с тобой. Возвращаемся тоже вместе. Если по барам, то вообще втроём [с Джейсоном]. Я и не вспоминаю о какой-то там охране. На пятки же не наступают, и ладно… К тому же мне нравится наш водитель: рулит аккуратно, ходит за нами тенью, не выпячивается, не мозолит глаза, помогает донести покупки, а главное, молчит. Охранник-невидимка, короче.

– Не-а! Идеальный кандидат в женихи, – засмеялась Линда.

– Кстати о машинах, я говорила тебе, что Эдриан отдал мне одну из своих?

– Что?! Подруга!! – завизжала она, прыгая вокруг меня зайчиком. Такая смешная. – Когда ты заимела тачку и не сказала мне?! И почему?

– Недавно, Лин. Я просто не успела. Мы отдыхали на Ланаи, он планировал покупку авто для меня, а я – как высказался Эдриан: не в том месте гордая – отказалась. И мне было предложено присмотреть что-то из его автопарка.

– О-о, это свадебный подарок?

– Пф, скажешь тоже. Свадебный подарок от чёртового богача – бывшая в употреблении машина? Мне, конечно, далеко до силиконовых меркантильных сучек, охотниц за миллиардерами, но даже я не позволю свадебному подарку превратиться в избитую пошлость.

Линда загоготала и сжала мою руку, а с виду и не скажешь, что тоненькая, хрупкая девушка обладала бешеной силищей.

– Ты качаешь железо на пару с Джейсоном, что ли? Почти кости мне раскрошила, – возмутилась я и потрясла пострадавшей дланью перед её лицом.

Серые глазки выразили недоумение, похлопав длинными, идеально накрашенными ресницами.

– Извини, я не нарочно. Так что за марка? И когда у нас тест-драйв?

– Мм… белоснежный «Ягуар» с откидным ве́рхом, обкатанный лично Эдрианом Стормом.

– А-а-а!! – вопли подруги оглушили половину Лос-Анджелеса. – Ты ненормальная, зажравшаяся выпендрёжница! Я хочу кататься на «Ягуаре». Немедленно! – Прогулка застопорилась с подачи Линды, она встала передо мной, притопнула и свела брови к переносице.

– Успеешь накататься, Лин. Обещаю, ты сядешь за руль и мы поедем далеко-далеко и куда глаза глядят… твои, естественно. Если не брезгуешь сесть на кресло после задницы главного босса.

Она обняла меня крепко, передавая через прикосновение клокотавшие эмоции. От душещипательной трогательности я немного всплакнула. Что за день? То она, то я по очереди ревели.

– Люблю тебя. И организуй, будь добра, химчистку салона. Мальчики – они такие… Сама знаешь. Я не утверждаю, что главный босс такой, просто на всякий случай.

Этот «всякий случай» мне тоже не давал покоя в своё время. Кого Эдриан успел покатать, причём во всех смыслах этого слова, на «Ягуаре» и коленях, пока сидел за рулём. Салону требовалась великая чистка всеми известными химическими препаратами, желательно из секретных лабораторий НАСА, чтобы наверняка. Обменявшись розово-сопливыми девчачьими признаниями, мы возобновили шаг.

– Слушай, что насчёт африканской маски из дерева? Кажется, у некоторых людей они пользуются повышенным спросом.

– Откуда дикие предположения? Эдриан же не шаман, зачем ему ритуальная маска? Или ты случайно застукала его за проведением обрядовых плясок вокруг костра? – Шутливо я тыкнула Линду кулаком в плечо.

– Ха-ха, сумасшедшая! Ой, смотри! – Она резко встала у открытых стеклянных дверей. Проследив её взгляд, я посмотрела наверх. Изящная вывеска приглашала в галерею «Арт Модерн». Видимо, после слёз и волнений Линда испытывала потребность в прекрасном, она потянула меня за руку. Неспешно мы переходили от одной картине к другой вдоль стен, выкрашенных в белый. Людей помимо нас было немного: пожилая пара, студентка и тётка неопределённого возраста, увешанная золотыми цепями, с пятью фунтами косметики на лице. После забитой горожанами и туристами улицы, тонувшей в шуме автомобилей и гомонящей речи на языках половины народов мира, я наслаждалась безлюдием. Линда тоже. Но в отличие от меня она неподкупно любила все эти художественные штуки. Если же некто рискнул и поинтересовался бы моим мнением о всяком из холстов или представленных скульптурных композиций, то я ответила бы один из двух вариантов, поскольку третий отсутствовал изначально: красиво – некрасиво. На этом мои познания в области возвышенного исчерпывались полностью.

– Уже нашли что-то по своему вкусу?

С нами поздоровалась приятная девушка, примерно нашего с Линдой возраста и сломала мои стереотипы. Пряди короткой стрижки под Пинк были окрашены во все цвета радуги и придавали сходство с феей. На лице ни унции косметики. Ярко-голубые глаза сверкали лукавством, и я бы сказала матёростью, что никак не соответствовало молодому возрасту. Но вот одета она была вопреки волосам и под стать взгляду исключительно в total-black. На тощих, что у нас с Линдой, плечах висела чёрная косуха с множеством заклёпок и серебристых цепей, под ней растянутый свитшот. Драные джинсы и ковбойские сапоги завершали образ. Если не брать в расчёт голову, то девушка смахивала на отвязную рокершу или байкершу, или два в одном. Если же отделить туловище, но оставить милую радужную голубоглазую головку, то девушка явно потеряла костюм бабочки или ромашки. Восторг внешним видом незнакомки передал мой неуправляемый язык:

– Первый раз вижу кого-то в равной степени прекрасного и непонятного.

– Ана! – Линда, разумеется, меня оборвала.

Может быть странно, однако девушка нисколько не обиделась, а зашлась хрустальным смехом:

– Меня зовут Виктория, можно Вики. Я художница, моими работами вы только что любовались. Точнее… – Теперь уже знакомка бросила неодобрительный взгляд на меня, затем открыто улыбнулась Линде. – Любовалась одна из вас.

А художница непроста.

– Я Линда, мою подругу зовут Ана. Мы ищем подарок ко дню рождения жениха Аны.

Линда с ходу вскрыла мою подноготную. Почему нельзя было обойтись общими фразами, вроде единичного слова: подарок, которое объяснило бы если не всё, то очень многое.

– А вдруг Вики поможет нам с возникшим затруднением…

Линда с художницей прогуливались вдоль полотен и вполголоса обменивались мнениями. Поначалу я хотела дождаться подругу на том же месте, где стояла сейчас, а лучше поближе к выходу, но… Зудящее любопытство погнало меня следом, мало ли…

Несмотря на мои робкие надежды, чуда не случилось. Композиция, колорит разукрашенных полотен, их ценность для искусства, коллекционера-контрабандиста или кошелька художника оставались для меня чем-то из области полётов на Луну. Вроде кто-то летал, а может, не летал, для чего авантюра затевалась и оплачивалась миллиардами из госказны – так никто и не понял. Вики не скрывала разочарования, а в последнюю секунду, когда мы с Линдой почти покинули галерею и пересекали её порог, предложила:

– Ана, вернись на минутку. Я кое-что тебе покажу.

Переглянувшись с подругой и обменявшись любопытством, мы зашли обратно. Вики сосредоточенно ковырялась в мобильнике.

– Вот! – Она протянула свой телефон мне. – Посмотри, может, что-то понравится.

На фотографии была изображена семейная пара, резвившаяся с ребёнком и большой собакой на зелёной лужайке. Смысл в том, что это была не фотография отдельно взятой семьи, а картина в солидном обрамлении.

– По заказу я пишу с фотографий. Можешь оставить фото вашей пары, и я перенесу его на холст хоть маслом, хоть грифелем или даже акварелью. На твоё усмотрение. Размер и багет для картины согласуем.

В недоумении я оглядела помещение, где мы находились, и не могла взять в толк, как Вики умудрялась совмещать выставку профессиональных полотен с мелкими заказами.

– У меня своя мастерская, а здесь, в галерее, экспонирую отдельные работы… для узкого круга финансово-независимых покупателей.

Мы понимающе переглянулись. А я про себя отметила изящество и тонкость её манер в описании толстосумов. Не чета прямолинейной мне. Чувствовалось, что Вики привыкла общаться с подобными людьми, нюансами этикета она жонглировала с виртуозностью. В памяти вплыло кое-что, и, порывшись в своём телефоне, отыскав нужное, я показала ей.

– Сложная фотка. Не уверена, что моего мастерства будет достаточно… Хотя знаешь, чем трудней задача, тем интереснее… Вот что, Ана, я возьмусь. У вас такие лица… Передавать чувства всегда нелегко. Но я обещаю хорошенько потрудиться над этим.

Серия снимков осталась после Ланаи. Кто-то из персонала виллы нам тогда помог. Мы с Эдрианом дурачились на пляже, играли в догонялки, брызгались, он катал меня на закорках, или я валялась поверженной на песке, сдавшись на милость победителю. По правде, я избегала смотреть гавайские фотки… В те дни мы слишком походили на молодожёнов. Этакая влюблённая парочка. Мне становилось неуютно, неловко рассматривать кадры. Будто я подглядывала за кем-то. А если признать, что на снимках я, то выходило – это была ненастоящая я. Скорее голливудская актрисулька за гонорар согласилась позировать… Я и Эдриан? Я и штопором деланный крутецкий миллиардер? Я и замужество? Я и детишки? Я и счастливая, безмятежная жизнь? Как во всё это вписывались мои чокнутые тараканы? В том-то и дело, что – никак. Миллиардеры, белая фата, завистливые улыбки, папарацци, дом 10 тыс. квадратных футов на участке 10 акров с теннисным кортом и концертным залом, лимузины, Оскаровские и Нобелевские церемонии – место Аны наблюдать за всем этим через экран телевизора после 12-часового рабочего дня.

С Вики мы договорились о размерах, обрамлении, сроках и стоимости заказа. Когда она упомянула, что выполнение займёт около недели, максимум двух, чтобы картина просохла, я поначалу расстроилась. До возвращения Эдриана оставалось всего ничего. На покупке настояла Линда. Доверяя её чувству прекрасного, я согласилась. Достойной альтернативы у меня в любом случае не было. Для доставки я оставила адрес пентхауса и указала наши с Эдрианом имена. Чёрт меня дёрнул продублировать Эдриана получателем посылки, но жизнь доказала, что всё происходящее с нами – глупыми человечками – не зря.

Глава 9

– Привет, Сладкая, – из телефонной трубки донёсся родной чарующий голос, – чем занимаешься?

Для верности глянула на часы, хотя это было не нужно, давным-давно я валялась на кровати и ждала звонка от жениха-трудоголика.

– Привет. Почему так поздно? В Нью-Йорке уже глубокая ночь.

– Так получилось. Засиделись за бумагами.

– Ни за что не поверю, будто дряхлые старикашки торчали в офисе допоздна.

– Не вредничай. И где твои манеры? Нельзя называть уважаемых людей старикашками. Особенно тех, кто владеет компанией, в которой ты получаешь зарплату и регулярную премию, кстати.

– Занозился прям. Окей. Прости. Не старикашки, а забелённые сединами многоуважаемые старцы. Но они точно вышли из возраста, чтобы шерстить документы и подсчитывать ночь напролёт сверхприбыль. Их интересы теперь не калькуляторы и полуголые секретарши, а капельницы сосудорасширяющего и сиделка с судном подмышкой.

– Моя вредная девочка выпускает иголки. Сдаётся, у тебя накопился избыток напряжения, который пора нейтрализовать.

Голос Эдриана приобрёл искушающие порочные нотки. Если задуматься, то ситуация из категории: оборжаться. Я принимала информацию через слух, при этом тело закрутилось в спираль, а вагина буквально исходила пульсацией. Вывод: у женщин между ушами и репродуктивной системой кто-то проложил прямой канал связи. Оптоволокно… мать его так. Но если связист – Эдриан… В принципе, будь он сантехником, мне было бы всё равно. У тех так вообще рабочий инструмент – вантуз. Никогда не встречала жену сантехника, жаль…

– Секс по телефону отменяется, – среагировала я. Эротические фантазии явно ошиблись поворотом.

Азартных приключений вчера хватило с избытком, но должного эффекта они, как ни странно, не произвели. Я бы даже сказала, что достигнутый результат был прямо противоположным. С утреннего пробуждения нервы мои оголились до предела. Вчерашняя разрядка при помощи собственных пальцев и хриплого голоса, летевшего ко мне через всю страну, только более ясно продемонстрировала, насколько сильно я нуждалась в живом участии Эдриана.

– Без тебя всё не так, – жалобным голосом я попробовала внести ясность.

– Знаю. Я тоже соскучился. Осталось недолго.

– Мы опять не успеем съездить к твоим родителям.

Эдриан хохотнул:

– Я более чем уверен, что ты ни капли не расстроилась. Но, признаться, рад, когда ты используешь любые ниточки, лишь бы заполучить меня в единоличное владение.

Да, владеть и пользовать, пользовать и владеть. Врождённые инстинкты в шкаф не засунешь. Шальная улыбка расцвела на моём лице, ноги выплясывали непонятные кульбиты в воздухе, пока я лежала на кровати и пальцем крутила прядь волос. От избытка счастья и одновременной тоски хотелось брякнуть: «Люблю тебя!» Удержалась от глупости в самый последний миг, даже язык прикусила для надёжности. Как пить дать взбесились яичники и выражали недовольство из-за отсутствия обожаемого ими альфа-самца. Неконтролируемый всплеск феромонов – страшная сила, рождавшая безумство.

– Ты подумала насчёт письма? – вспомнил Эдриан, и мой радужный флёр поутих.

– Я бы попробовала вернуться на юридический, но меня смущает кое-что…

– Скажи, что тебе нужно, и мы всё решим.

В одной фразе уместился весь Эдриан. Он не видел препятствий. Он определял цель и, не обращая внимания на окружающий мир, будто его не существовало вовсе, шёл к цели напролом.

– Столько лет прошло, я многое забыла.

– Ерунда. Позанимаешься как следует, и все знания восстановятся. Они же не исчезли, просто отложились в дальние ячейки памяти за ненадобностью. Ты их оттуда достанешь и освежишь.

– Мои конспекты у родителей Линды. После окончания Портленда часть ненужных вещей мы упаковали и переслали к ним. Принстонские тетради и книги в том числе. Придётся ехать в Такому или просить родителей Линды отправить их сюда, что тоже неудобно…

Властным голосом Эдриан прервал мои пространные объяснения и, как обычно, предложил своё решение:

– Не надо ехать в Такому. Во-первых, ты запишешься на дополнительные занятия. Займёмся этим, когда я вернусь. Во-вторых, в университете помимо финансов я изучал право: корпоративное и гражданское. Дома в кабинете макбук. Там найдёшь все оцифрованные конспекты, начиная с колледжа и заканчивая магистратурой.

– О, ты разрешаешь мне залезть в твой ноутбук? – Уровень доверия, предложенный Эдрианом, выбил меня из колеи.

– Не вижу проблемы. Или ты шпион от конкурентов? – рассмеялся он.

Очевидно, Эдриан пошутил. Мужики и чувство юмора – плохо сочетаемые понятия, по крайней мере, Эдриана это касалось напрямую. Всё равно складывалось впечатление, будто меня обвинили в страшном.

– Видимо, конкуренты – лохи. Вместо того чтобы ходить в офис и шпионить, я торчу на больничном. – Моё недовольство Эдриан выслушивал ежедневно и по нескольку раз. Я грезила вернуться на работу и почувствовать себя полезной, но до Нового года обстоятельствами я заперта в пентхаусе, точно Рапунцель.

– Как раз к моему возвращению изучишь конспекты и заодно определишься с дальнейшим направлением. И ещё кое-что… Сладкая, ты забыла день, когда согласилась выйти за меня? Разумеется, тебе можно копаться в макбуке и пользоваться всем, что есть в нашем пентхаусе. Нет больше ты или я, теперь только мы.

– Спасибо! Эдриан… Ты…

Романтическая откровенность сдавила грудь. Невероятный мужчина, помимо заботы о моём ежедневном комфорте, помнил о моих мечтах. Незапланированный жених творил исключительные вещи.

– Поблагодари лучше, когда вернусь.

– Без проблем. Только подозреваю, что ты сбежишь обратно в Нью-Йорк. Моя репродуктивная система готовит месть.

– Не переживай, Сладкая. С твоими хотелками я как-нибудь справлюсь.

Спазмы внизу живота азбукой Морзе уведомляли: Эдриану придётся нелегко. Тем не менее яичники терпеливо ждали альфа-самца, чтобы дать ему возможность реабилитироваться…

Следующим утром, позавтракав бутербродами и фаршированными паштетом яйцами (Мария откармливала меня до состояния: выпустим Ану на ринг, и она уложит любого бойца вроде Джейсона лишь напряжением ягодиц и единственным залпом), я инспектировала домашний кабинет главного босса. Поворотное кресло хвастало истинно мужским размером. Обтянутое коньячного цвета кожей, оно вместило бы кого-то комплекцией Дуэйна Джонсона. Я же ощутила себя неуклюжим подростком. Перебарывать неловкость помогали витавший в воздухе аромат знакомого одеколона и прохлада лакированной столешницы. Я оглаживала стол, крышку макбука, тянула носом воздух – образ Эдриана вырисовывался в воображении сам по себе.

Чтобы не чувствовать глупее, чем было сейчас, я решительно ввела пароль, предоставленный Эдрианом, и запустила поиск папки Princeton. Я бы так и сделала, но… Экранная заставка лишила меня дара речи. Так я вроде молчала… или всё-таки разговаривала вслух сама с собой? Как бы то ни было, онемела я, мои мысли, тараканы, в общем, всё внутри меня онемело. Даже яичники. Но они самые первые очнулись от шока. Конечно, всё, связанное с Эдрианом, возбуждало их до крайности.

Фоновое изображение сердито, из-под бровей косилось на меня серо-голубыми глазами… моими глазами!

Мне понадобилось время, чтобы осознать: мой жених действительно – если выразиться культурнее – увлечён. Получалось, что он неспроста окружал меня камерами, охраной, слежкой. Эдриан – псих? Взор переметнулся на левую руку. Бриллиант в дохреналлион карат блестел примерно так же, как взгляд одержимого.

«Поздновато спохватилась. – А у меня был хоть один жалкий шанс послать и выжить? – А ты уверена, что отказ тебя бы осчастливил?»

Вести диалог с тараканами, глядя себе же в глаза и понимая, что Эдриан смотрел на меня каждый раз, включая ноутбук… Прочь сомнения. Невзирая на странные заскоки, жених-сталкер не сделал мне ничего дурного. Кроме паузы разве что. Пока обдумывала и крутила мысли так и сяк, изображение сменилось: в офисе я что-то живо доказывала Джону.

Кто из нас – современных людей: узников мегаполисов, ипотеки, кабинетов психологов и жадности капиталистов – без странностей? Эдриан сам капиталист и вряд ли имел ипотечное ярмо на шее, но это не ограничивало заводить причуды.

Нужная папка отыскалась быстро. За работой пролетел день. После полудня Мария приносила обед. Под её присмотром я вынуждено опустошила тарелку жареного мяса по-мексикански с каким-то труднопроизносимым названием. Мария несколько раз проговорила его специально для меня, мы отрепетировали произношение; едва тётка вышла за дверь, название блюда вылетело из памяти тотчас.

Стемнело. Я помылась, поужинала, налила горячего чая и примостилась с краю кухонного стола. Пирожные на тарелке удручали. Кроме возвращения Эдриана, не хотелось ничего. Вот так мы, феминистски настроенные, на современный лад воспитанные, и теряли незамужних сестёр. Стоило объявиться в поле зрения брызжущему тестостероном или излишками банковского счёта мужику, женщинам сносило крышу безвозвратно. Вчерашние, митинговавшие за права леди, ломая большеберцовые кости в дорожных рытвинах и жертвуя последние крохи рассудка во имя оргазмов, вприпрыжку неслись за избранником, чтобы присоединиться к его идеям и стремлениям, подчистую забывая о собственных. Полагаете, я вру? Бегать на сломанных ногах невозможно? Ха, помашите перед носом любой женщины ожившей мечтой и, гарантирую, вы увидите что-то внушительнее прыжков со сломанными конечностями. Неужто и мой портрет отныне таков?..

Или меня стошнит, или я поклянусь у алтаря мужику, или куплю билет до Аляски и не скажу даже Линде. Несносный гадский босс будил во мне такое, что смотрела Мария по телевизору в 2079-й серии, пока варила кукурузу. Разрубая джунгли мачете, Эдриан пёр, пёр, пёр и пёр, он уже стоял рядом с моим сердцем. Следующим шагом он или изрубит меня на куски, или влюбит в себя окончательно. Я говорила, что ненавидела мужиков? Бл*дь, сейчас я ненавидела отдельно взятого мужика особенно сильно, за то, что он делал со мной.

– По-моему, я не выключила ноутбук, – сказала я вслух. Неожиданная мысль прекратила ковыряние в себе…

Стол был завален исписанными конспектами. За мной водилась дурная привычка не смотреть на то, что рядом, а размышлять о возвышенном и бесполезном. Всё же в кабинете я была гостьей, а не хозяйкой, оставлять после себя хаос – невежливо. Чтобы разбавить тишину, я запустила плейлист, из динамиков полилась задорная музыка, вызывая на лице едва заметную улыбку вкусам Эдриана. Пока разбирала бумаги, то изредка поглядывала на экран: прочитать имя исполнителя или название трека.

Слайды неторопливо сменяли друг друга. Уже совершенно спокойно я разглядывала собственные фотографии, удивляясь не лицу, как таковому, а количеству снимков и ещё больше разнообразию запечатлённых моментов. То я в офисе сидела за рабочим столом и сосредоточенно пялилась в монитор, то я хмурила лоб, листая документы, или же, откинувшись в кресле, я задумчиво грызла кончик ручки. Отдельная серия снимков была про мой временный переезд в офис Эдриана. Ещё в объектив попал совсем интимный случай, когда Эдриан с Джейсоном вернули Линду после похищения, мы с ней долго обнимались в гостиной и поливали взаимно слезами. Как раз наши объятия Эдриан увековечил. Снимки в пентхаусе были по большей части в жанре ню… по-другому и быть не могло.

Впервые я заметила, что почти не улыбалась. Выражение лица радостным бывало редко, чаще – задумчивое, чуть реже – хмурое. Хотя прежде мне казалось, что смеялась я довольно часто. Тонкий слой забытых листов А4 лежал у меня на коленях. Видеть саму себя глазами постороннего человека – ошеломительно. Это даже близко не равнялось отражению в зеркале. Это в тысячу раз круче приёма у самого титулованного психолога и, скорей всего, психиатра. Это ты без прикрас, без лжи, фальши, жеманности. Это не только цвет невыспавшихся глаз, помятая рубашка и всклокоченные волосы. Это нутро наружу. Характер, мысли, цели – вывернуты, всё обнажено. Бл*дь, это жутко! Потому что обман – невозможен. Зеркалу соврать проще простого. Любой только рад обмануться. Здесь же от себя не уйти. Вот она, ты, на ладони. Неважно в плохом настроении или хорошем, скромная или с похмелья, в спортивном растянутом трико или мини-юбке. Это какой-то копипаст моей жизни. Кусок скопировали с меня и вставили в макбук.

Как бы ни было, прекратить – нереально. Мрачное зрелище обволакивало и засасывало в свою виртуальную дыру, связанную со мной прямой нитью. Пусть страшно, но узнавать себя настоящую и параллельно знакомиться со вторым человеком, тем, кто за кадром и кто видел гораздо больше меня самой, причём обо мне же, то есть знал такое, о чём я даже не догадывалась – это… целое научное исследование. Невозможно остановить учёного в шаге перед открытием мирового значения, даже если назавтра мир рухнет. Ядерная бомба, чтоб её. Это не любопытство в привычном понимании. Это любопытство масштаба десятка одновременных цунами.

Глава 10

В какое-то мгновение мне в мозг вонзилась раскалённая игла и принесла с собой дёрганую пульсирующую боль. Девочка в несуразном клетчатом полупальто обернулась и кого-то высматривала, огромный шарф, намотанный вокруг девичьей шеи, казалось, вот-вот задушит бедняжку – новое изображение странным образом долбило по вискам. Что-то чудаковатое крылось в одежде: будто с чужого плеча или купленной на вырост. Возможно, неестественной казалась поза девочки: скованная и одновременно ждущая чего-то или кого-то. Притом девушка с фотографии была слишком юной, чтобы подумать на меня. Могло ли это обстоятельство таить источник досады? Эдриан снимал кого-то ещё…

Через несколько слайдов пришлось признать: я ошиблась. Аллея на заднем фоне узнавалась легко. Больше двух лет я ходила по ней ежедневно, направляясь из библиотеки в кампус или наоборот. Меня осенило: девчушка – однокурсница Эдриана! На следующих многочисленных кадрах всё та же девочка в том же полупальто и гротескном шарфе… Хмурое лицо растянулось на экран, и затылок мой переполнился болью.

Отрицать бессмысленно.

Девочка – это я.

Только как такое возможно?

Эдриан же рассказывал: впервые он увидел меня во время моей практики в лос-анджелесском филиале RLSCP, где сам был с короткой командировкой… Должно быть, закралась ошибка… Ну откуда ошибка?! Есть ноутбук, есть фото, и мои глаза пока ещё не ослепли, хотя гарантии долгожительства у них никакой. Где быть ошибке? Мария приправила мясо или пирожные каннабисом? У меня либо включились глюки, либо следовало искать разгадку тщательней. «Может, фотками Харпер поделилась?» – единственное разумное объяснение выдали уставшие тараканы.

И я бы так и продолжила придерживаться именно этой версии, но с каждой прожитой минутой количество снимков из Принстона вселяло страх и увеличивало его… Харпер бы меня предупредила, ведь так? Если она слила Эдриану личный архив, то рассказала бы. Мы же подруги!

Я готова была поклясться на Библии: пустынный, припорошённый снегом скверик, скамейка под голыми ветвями платана, девушка, ловившая снежинки ртом, – это зимние каникулы колледжа. Харпер тогда уезжала к родителям; мне уезжать было не к кому…

У Харпер не могло быть этого снимка. Просто не могло. Или я чего-то не понимала. Только неведомое шестое чувство вопило: я была права. Ошибиться хотелось… очень. В одном из последующих кадров Харпер угодила в объектив фотокамеры: я возвращалась из библиотеки с огромной стопкой книг, она мне помогала, но всю дорогу обзывала книжным червём, пожиравшим макулатуру. Судя по фотографии, на которую я смотрела прямо сейчас, Эдриан точно знал Харпер в лицо.

– Почему? Зачем? Они ведь оба твердили, что незнакомы…

– Что происходит вокруг меня? – разговаривала я с пустотой.

Глухая злость на широченный поток лжи придала сил. Я сцепила зубы, утёрла слёзы ладошкой, после чего зажала её крепко между ног, как будто это движение уменьшило бы страх неизвестности. Другой рукой взялась за мышку – и либо я докопаюсь до правды сегодня, либо… Второго варианта не придумала, потому что особыми терзаниями я не мучилась. Есть жёсткий диск, на нём куча тайн, главная героиня всех тайн – я, следовательно, ребус подлежит разгадке. Методично клик за кликом я проверяла каждую папку, обшаривала изображения и даже текстовые документы. Залезла в настройки рабочего стола, чтобы выяснить, откуда крепились снимки. Результат печалил…

С чего я решила, что докопаюсь до сути? Ярость, азарт, никчёмность – что-то обязательно бы сработало. Надо мной посмеялись, словно я – тупая лузерша. Но если уж я доскреблась до сегодняшнего дня живая и целёхонькая, а не сгнила под мостом в Нью-Йоркском Бронксе, то… Хренов ноутбук проиграет. Рано или поздно истина вскроется, потому что я готова была потратить ночь, день или несколько суток на проверку каждого сраного файла.

«Последствия, Ана. Всё имеет свои последствия», – предупредила меня задница.

– Окей. В крайнем случае решение проще некуда – Эдриан приедет и наплетёт правдоподобного вранья.

Я прибежала на кухню и заварила свежий чай. Только обняв горячую чашку, руки перестали дрожать. Зачем-то в голову прокралась дебильная мысль: если бы я курила, то сдымила сейчас пачку сигарет. И впервые в жизни пожалела, что не научилась курить. Хоть руки были бы при деле. Зато вспомнила про десерт в холодильнике. Пирожные, прежде вызывавшие тошноту, теперь вознеслись до почёта. Глюкоза – наше всё, и я слопала половину тарелки. Не саму тарелку, конечно, а бисквитные пирожные. Бл*дь, я бы сожрала и тарелку, если бы это помогло.

Нельзя сказать точно, подействовала ли глюкоза, но обратно в кабинет я летела. Сокурсник по колледжу как-то научил нас с Харпер нехитрому фокусу. Если кто-то хотел спрятать документы в компьютере с общим доступом, их можно было сделать скрытыми. Способ для первоклашек, однако других идей – ровно ноль. А взламывать систему хакерскими методами я не умела, нужными знакомствами не разжилась. К ноутбуку я подскочила с внушительным запасом решимости. Мне предстояло попотеть. У Эдриана терабайт памяти на жёстком диске и до хрена заполненного места.

Я вбивала в поиск документов собственное имя в разных вариациях – результат был нулевым. Лишь вспомнив о дурацком прозвище, я наткнулась на папку «Сладкая девочка». Даже не зная, что внутри, в ушах гудел обратный отсчёт: 10, 9, 8… 3, 2, 1. Твою ж мать…

Дрожащей рукой я кликнула по иконке…

Срань Господня!

Сотни, тысячи, десятки тысяч фотографий, видео… с одним-единственным лицом.

От напряжённой, однообразной позы тело превратилось в камень, монотонные нажатия по мышке крючили пальцы. Но я терпела. Терпела через не могу, через утрясётся само собой или авось пронесёт. И чувствовала себя извращенкой, которая намеренно мучила себя болью. Только остановить, прекратить истязание нельзя. Отсортировав файлы по дате, я просматривала с самой ранней. Со всей безжалостностью, на которую способны вещи без души, и неоспоримостью, присущей судебным уликам, фотографии доказывали: начало слежки Эдриана пришлось на первый месяц моей учёбы в Принстонском колледже. Мне было 16.

«Я увидел тебя на практике в RLSCP и полюбил». Гадский долбаный босс. Ох, он всласть поглумился надо мной.

Эдриан не просто следил, он фотографировал мои передвижения каждый божий день. Когда только придурочный сталкер посещал собственные лекции, если умудрялся заснять мой обед в столовой, прогулку до библиотеки, затем как я, часами просиживая задницу в читальном зале, штудировала книги, не подлежавшие выносу. Он снимал меня везде: в коридорах между лекциями, в столовой, в кафе с девчонками, на спортивных трибунах, я одна или с кем-то, в любое время года, под дождём, снегом или в жару, в учебные часы или на каникулах. Харпер слишком часто попадала в кадр, чтобы с абсолютной точностью заявить: они были знакомы ровно столько же, сколько Эдриан знал меня. Семь последних лет.

Шах и мат мистер-погрязший-во-вранье-сталкер-босс-бывший-жених.

С маниакальным упорством я листала короткие видеоролики и фотографии, а душа прощалась с самым светлым, что мелькнуло в жизни, не считая родителей. Моё первое серьёзное увлечение мужчиной, переросшее в помолвку, сгорало в аду и осыпалось пеплом. Наша с Эдрианом помолвка должна быть занесена в книгу рекордов Гинесса – как самая короткая; а меня следовало объявить главной неудачницей не только западного побережья, но и всей Америки, включая южный материк.

Глава 11

От изображений собственного лица в глазах рябило. Я уже сомневалась, что одолею такое количество материала. Неуверенность во мне жила исключительно до мгновения, когда я наткнулась на фотографии последней встречи с однокурсниками. По крайней мере, для меня та встреча была именно такой.

В доме первокурсника-мажора затевалась вечеринка. Кто-то пригласил Харпер, идти одной она трусила, но ей позарез требовалось появиться ради некоего смазливого парня. В этом вся Харп. (Даже здесь, в Лос-Анджелесе, она умудрилась после единственной жаркой ночи свести с ума Гриффина, в целом неплохого парнишку, кстати.) И мне бы следовало отказать ей тогда. Подруг, кроме Харп, у меня не было, а она так просила… Чуточку поколебавшись, я не отважилась отмахнуться от неё, раз уж впустила в своё сердечко. И вечер закончился бы вполне тривиально… просто перед уходом домой мне приспичило. Единственная за вечер бутылка пива лишила меня всего: свиданий, карьеры, будущего, целой жизни…

В туалет на первом этаже растянулась длиннющая очередь. Гостевую ванную там же на первом заняла страстная парочка и феерично сношалась. Перекрикивая басы из колонок, их вопли уносились далеко за пределы дома. Мне даже было любопытно остаться и выяснить: кто же такой громкоголосый. Только чёртово пиво погнало меня прочь. В поисках туалета я поднялась на второй этаж. Харпер осталась танцевать на первом, и я пообещала ей управиться быстрее, чтобы не выпускать друг дружку из виду там, где полно́ пьяных студентов. Вот так цепь случайных событий подводила нас за ручку к роковым последствиям. Жаль, что роковыми они были исключительно для меня… Сделав «важные» дела, я покинула ванную, после чего с моей жизнью было кончено. Четверо парней оскалившиеся, красноглазые, пьянючие вдрызг скрутили меня и запихнули в ближайшую комнату…

Я щёлкала по фотографиям с той вечеринки, а память продюсировала драму: за закрытой дверью одной из спален проклятого дома хоронили меня…

Тело моё застыло. Ледяной панцирь стискивался, сжимал меня туже и мешал полноценно дышать. Мозг оцепенел в ужасе, впрочем, как и я сама. Только ожившие кадры личного кошмара всплывали из памяти, будто на повторе: я зашла в туалет, вышла из него… а после Лили исчезла. Обратная перемотка и: в туалет, из туалета… В туалет, из туалета… зашла живая, вышла и прожила недолго…

Кто-нибудь наберётся наглости и воскликнет: «Врёшь! Вот она ты – тёпленькая, упитанная, не мертвяк». М-да, сложно поспорить. Сердце качало кровь, лёгкие – кислород, желудок выташнивал еду. Наверное, осталась какая-то оболочка. Бездушная, апатичная. Оболочка эта жевала, спала, говорила с кем-то, ходила куда-то и даже принимала решения. Но человека больше не было, прежняя Лилиан умерла… Там просто нечего было воскрешать. Всё, что было, уничтожили, а перед этим вдоволь поглумились, разорвали в клочья, раскидали ошмётки, смешав прежде с дерьмом.

После такого вообще реально выжить?..

Я не знала: почему продолжала дышать…

Благодаря гадскому боссу опытным путём я выяснила: за короткую никчёмную жизнь человеку по силам умереть несколько раз…

Фотографии, должно быть, закончились, потому что включилось воспроизведение видеоролика.

Вы, бл*дь, издеваетесь?!

Макбук, Эдриан, пентхаус, долбанутая жизнь… Вы все истово меня ненавидите!

Я спрятала лицо в ладонях. Но… полминуты не прошло – я смотрела видео.

С вытаращенными глазами, скособоченным лицом, застывшим мёртвой маской, и уродливым, я сидела на кровати, вцепившись пальцами в край. Четыре стервятника нервно кружили по комнате. Изображение дёргалось, значит, оставался кто-то пятый, который снимал и предвкушал попадание в лауреаты Оскара. Киношники ради подогрева ажиотажа приманивали публику: фильм снят на основе реальных событий. Да вот же они! Самые что ни на есть факты и реальные. Такие реальные, что реальнее некуда. А главная героиня – я.

Помнишь ли ты, Ана, как мечтала попасть на вручение Оскара? Бойся желаний, просящий. Если выпустить ролик в широкий прокат, то Мерил Стрип обзавидуется количеству золотых статуэток, вручённых вместе с присказкой «за натуралистичность».

Второй раз за сегодняшний вечер я мазохистила. Второй раз я причиняла себе боль. И смотрела. Зубы в крошку, кости выворачивало из суставных сумок, глаза текли кровью вместе с сердцем, но я смотрела… Дождавшись концовки, я отмотала чуть назад, сфотографировала экран макбука телефонной камерой и отправила снимок Эдриану, приписав послание, чтобы до урода наверняка дошло. Потому что это была не пауза, это был грёбаный стоп. Затем внесла номер гадского босса в чёрный список и для верности отключила телефон.

Мысль разгромить кабинет к собачьим херам напирала, но касаться вещей, которые принадлежали ему и которые трогал он, было противно. Я физически не могла дышать и, перебирая ладошками по стенам, вышла на воздух к бассейну.

– Треклятое дежавю, – засмеялась я в голос. Смех получился дребезжащим, искусственным, раздражающим. Настолько мерзким, что я бы вмазала себе по роже, только чтобы прервать отвратительный звук.

Иисусе, совсем недавно я спрашивала его о дружбе с подонками, и, глядя мне в глаза, он отговорился учёбой.

Как можно быть настолько двуличным? Врать в глаза… а после целовать…

Ненавижу, чёртов лжец!

Холодный воздух привёл меня в чувства быстро. Я вспомнила, что до сих пор на больничном из-за этого самого патио, этого пентхауса, гадского босса, капитализма, мужиков, несправедливости и до кучи остального дерьма.

В чемодан я побросала самое нужное. Благо оставался ключ от квартиры на 15-м. Больше идти было некуда.

Вкатив чемодан в свою бывшую спальню, я вернулась закрыть входную дверь. Видимо, оказалась недостаточно тихой, либо Джейсон был готов ко всему (после случая с Линдой сложно винить его в излишней бдительности). Он вышел на шум, будучи абсолютно голым.

– Ана? Что стряслось?

При иных обстоятельствах я бы сыронизировала над его изумлением или показательно зажмурилась, одновременно визжа в полную глотку, чтобы он прикрыл хозяйство… Сейчас мне было плевать на обнажёнку Джейса, я умоляла его не звонить гадкому боссу и готова была ползать на коленях, если понадобится. Тут явилась Линда, в отличие от парня она догадалась накинуть халат. Однако с Джейсом договориться было куда проще, чем с ней. Я задрала голову к потолку, в противном случае Ниагарский поток удивит напором и бесконечностью.

– Детка, милая, что стряслось? – Подруга шагнула ко мне, чтобы обнять.

Именно это я имела в виду, когда хотела объясниться с Джейсом. Она будет жалеть. Она будет очень сильно меня жалеть и переживать наравне со мной. Съёжившись, я отступила к спасительной двери в свою комнату. Всё, что я могла – пришиблено лепетать:

– Не сейчас, Лин. Пожалуйста, только не сейчас.

Она вскинула руки и тоже отошла назад. Джейсон обнял её со спины, типа спрятался, и закруглил странную встречу:

– Отложим разговоры до утра. Дадим Ане прийти в себя.

Воспользовавшись заминкой, я юркнула в спальню и щёлкнула замком, опустилась на пол и зарыдала. А чтобы не испугать Линду, рыдала я беззвучно.

Глава 12

Я проснулась – поправка: очухалась – ближе к обеду. Достала из чемодана свежее бельё, спортивный костюм и пошла в душ. Линда сидела в гостиной с телефоном в руках. По спине побежала противная липкая лента, а я заледенела в первородном ужасе и сдавленно прохрипела:

– Не помню, говорила вчера или нет про босса в чёрном списке. Поэтому убеди меня как можно скорее, что ты переписываешься не с ним.

Линда бросилась ко мне, но не стала обнимать. Она погладила мои руки вверх и вниз, видимо, убеждая саму себя в моей натуральности, затем вперилась немигающим взглядом и, лишь насмотревшись, объяснила:

– Джейсон передал. А отвечала я маме, она узнавала как дела. Расскажешь что случилось?

На её тревогу я ответила молчанием.

– Тебе нужно что-нибудь? – спросила она, кивнув на сменную одежду.

– Мм… полотенце, зубную щётку… Кажется, всё.

– Без проблем. Только дверь не запирай, я принесу.

Самая горячая струя воды не согревала. Я не бесчувственный робот. Просто я отслуживший своё и потому подлежавший обязательной утилизации расходный материал. То, что я двигалась, шевелила руками, ногами, и, возможно, извилинами – остаточные рефлексы. А может, я превратилась в нечто вроде зомби из «Зловещих мертвецов». Ходячий труп – да, так особенно ёмко. Ближе к истине. Ана – ходячий труп. Звучит. Поэтому я не могла смотреть на Линду и Джейсона, не могла вернуться в офис как ни в чём не бывало. Ложь гадского босса – пустое. Я не хотела видеть живых.

Где надлежало селить таких, как я? Известно где – на кладбище. А там не место живым людям, значит, и мне среди живых людей делать нечего. Ни к чему заражать невинных трупным ядом, отравлять их светлые души своей гнилой дырой вместо души. У них был шанс на счастливое будущее или хотя бы нормальное. У меня такого шанса не было. Подозреваю, мои шансы кончились девять лет назад с гибелью родителей в автомобильной аварии. Следом предательство родной тётки, из-за чего мне пришлось изрядно попотеть и хренову гору наобещать ректору, включая клятву на крови, ради зачисления в колледж. Иначе ни трастового фонда, ни моего обучения – к восемнадцатилетию всё обернулось бы прахом после алчности так называемой родни. Не было шансов пять лет назад, когда впервые умерла я сама. Но после вчерашнего никаких долбаных перспектив – сектор зеро. Терпеть столько, сколько пришлось мне…

Такое не должно происходить с обычными людьми!

Как после всего жить?

Да-да, знаю, обратитесь, девушка, к психологу. Что тут скажешь. Я ходила. Три года исправно посещала мозгоправа. Ну и как, мне помогло? Хрена с два это работало. Намного проще стать наркоманом, алкашом или пустить пулю в висок, чем справиться с подобным. Вроде посмотришь на смердящие тела торчков-героинщиков, а там, реально – трупы, живые, но трупы. Увидишь однажды: блевотины на неделю, кошмаров на год. Куски плоти (бывшей плоти, в настоящем это разложившееся мясо) висят иной раз на «честном слове». Думаете, поломанная душа выглядит иначе? Точно так и висит: разлагается, воняет и травит всё и вся в радиусе поражения.

В моём понимании конченые людишки должны являться на погост, укладываться штабелями и ждать… «Просветления им ждать, что ли?» – спросили с грустным смешком тараканы. Видимо, да – просветления среди мрака. По идее, вынужденное голодание как раз и принесёт свет, не в смысле одухотворения, а тот, что в конце туннеля и с предсмертными галлюцинациями.

Почему же мы, изломанные люди, продолжали барахтаться? Что это – установка высших сил, секретный код, злая шутка, мутация неудачная? Какая-то жалкая искорка едва теплилась внутри, но, если вдуматься, обладала колоссальной мощью. Постоянные толчки в спину, окрики, пинки под смирившийся ленивый зад и всё для того, чтобы человек ежедневно поднимался с кровати или из подвала собственной памяти и если не жил (ха, невозможно жить, когда умер. Иисус не смог. Фантасты тоже провалили миссию по воскрешению трупов литературных героев), и если не искал долбаный выход, там, где его не существовало… почему-то надеялся. Смешно, да? Умереть и надеяться. Смерть присваивает всё, абсолютно. Единственное, что противостоит старухе с косой сколько-нибудь долго – это надежда. По крайней мере, я не видела ничего, что обладало бы похожей силой. Фатум, рок, судьба – сильны. Ан нет, надежда всё равно сильней.

Ну а я… На что? Бл*дь! Мне надеяться?

Я не знала ответа… Чего мог ожидать человек без семьи, забытый всеми, преданный, брошенный, застрявший в бескрайнем одиночестве; человек без цели и мало-мальской поддержки, которую просто неоткуда черпать. На самом деле жуткое чувство: мир огромен, города плотно заселены людьми. Этих людей очень много, они буквально повсюду. Большинство проходят мимо, а с некоторыми не самыми вежливыми или просто неуклюжими у человека бывают столкновения – в магазине, на перекрёстке, в метро. Случайные прикосновения незнакомцев ощущаются чем-то неправдоподобным, вымышленным или, наоборот, отчаянно важным – обычное касание двух тел происходит с каждым по сотни раз на дню, но не с ним. Будто кадр из фильма ужасов оживает в отдельно взятой человеческой жизни. Стоит он среди толпы и бесконечно одинок. Вроде невидимки: ни для кого его нет, он есть только для самого себя. Почему, за что и когда это кончится? А если нет, то что с этим делать? Откуда, из какого места ковырять надежду? (Чур, задний проход не предлагать).

За пять грёбаных лет ответов я не нашла. Моё самое значимое достижение – воспоминания с каждым годом становились реже. Удалить память невозможно. Хоть бы кто озадачился избирательной лоботомией. Эгоистичные учёные вместо изобретений оружия «чем шире косит, тем эффективней» да утопического коллайдера помогали бы каждому отдельно взятому индивидууму. За каким чёртом придумывать как истребить человечество, когда гуманнее и логичнее, вроде бы, спасать человечество? Не исключено, категории управления массами – иные, неизвестные мне. Но подозреваю, что хреновые воспоминания отправили на тот свет внушительное число земляков.

Много позже я осозна́ю: спасла меня рутина и новый город. Ежедневные наискучнейшие задачи с противоположным вектором относительно прошлого: зубрёжка лекций по незнакомым предметам, незнакомые студенты и преподаватели, незнакомая соседка по комнате в общаге. Повезло, что я не прибила её, когда очень хотелось. Всё это собиралось в копилку, и в один из дней без каких-либо предпосылок я, задрав голову к небу, удивилась глубине синевы, следом различила птичий щебет, перебиваемый девичьим хохотом стайки первокурсниц. С приоткрытым ртом я пялилась в высоту, жмурила слезившиеся от солнца глаза и переживала что-то необычное.