Крушение великой России и Дома Романовых. Воспоминания помощника московского градоначальника

© «Центрполиграф», 2024

От издательства

Автор этой книги Владимир Иванович Назанский (1877–1939) говорил о себе: «Многое мои глаза видели на скромном моем посту в третьих рядах носителей исполнительной власти, многого привелось мне быть очевидцем до и после крушения России в 1917 году – многих малых и больших событий „свидетелем Господь меня поставил“».

«До и после» 1917 года упомянуто не случайно. Это – роковой перелом, разделивший его жизнь на две части. В одной он – помощник московского градоначальника, полковник конной артиллерии Императорской русской армии, родовитый дворянин, монархист, по собственным словам, «один из бесчисленных верноподданных русского царя и служилых людей Российского государства»… В другой – все потерявший белый эмигрант, которого ждали лишь горькие годы долгого изгнания. Неудивительно, что он не смог полностью разорвать связь с Россией, постоянно возвращаясь к ней и мыслями, и душой…

Полковник В.И. Назанский происходил из семьи потомственных офицеров. Он писал: «Вся наша семья состояла из военных: прадед, дед, отец и дяди; один военный судья – генерал, другой, окончивший Парижскую Сорбонну, был командиром казачьего полка Забайкальского войска».

Дед, Н.Е. Назанский, командовал бригадой в 1812 году, воевал с Наполеоном, был участником битвы при Бородино. Отец, И.Н. Назанский, – генерал-лейтенант Генерального штаба.

Из поколения в поколение главной ценностью в семье Казанских была верность присяге и честная служба…

Поэтому с такой болью воспринял он события 1917 года, когда многие сочли возможным нарушить присягу, предать государя, отчизну и армию.

Раздумывая в изгнании о том, что привело императорскую Россию к краху, Назанский составил «летопись» исторических событий, кропотливо отбирая факты и опираясь на данные архивов, личные собрания документов представителей белой эмиграции, рассказы очевидцев, статьи из дореволюционной, советской, белоэмигрантской и западной прессы, труды ученых, письма, политические памфлеты и пр. И на собственные воспоминания и впечатления в том числе, так как и сам он был всегда в гуще описанных событий.

Именовал свой труд В.И. Назанский «Книгой русской скорби»…

Он полностью разделял убеждение князя Н.Д. Жевахова, занимавшего перед Февральской революцией 1917 года пост товарища обер-прокурора Святейшего синода:

«Царствование императора Николая II даст православной церкви нового святого и в будущем будет оцениваться как „Житие святого благоверного царя-мученика императора Николая Александровича“».

В.И. Назанский не просто цитирует эти слова – мысль эта проходит через весь его труд.

В его повествовании можно найти высказывания разных людей – Ленина, Керенского и Николая II, знаменитых генералов и не менее знаменитых политиков и революционеров, депутатов Думы, министров, журналистов, лидеров общественных организаций… И везде Назанский кропотливо искал причины крушения большой и сильной империи на рифах революции и Гражданской войны…

Конечно, по прошествии лет любимая и потерянная родина казалась особенно прекрасной, и автор не мог ее не идеализировать. Но не только эмоции, а факты и цифры легли в основу книги, добавляющей новые штрихи к сложной картине истории России первой четверти XX века…

Предисловие

Сколько еще времени будет наша несчастная родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами?

Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать?

А всё-таки никто, как Бог! Да будет воля Его святая!

Тобольск, 2/15 марта 1918 г.(Дневник императора Николая II)

Священные для каждого верного сына Отечества слова государя-мученика, собственноручно записанные им в первую годовщину предательства 1917 года, в условиях последней ужасающей пытки его за Россию, раздираемую величайшими бедствиями, да послужат началом нашей «Книги русской скорби». Исчерпывающим для нее предисловием являются эти, кровью сердца начертанные слова венценосного страдальца, русского царя – помазанника Божия, дополняющие огненно-жуткую для каждого русского запись высочайшего дневника от 2 марта проклятого семнадцатого года: «Кругом измена, трусость и обман».

Предисловие… Но разве это так необходимо?

Неужели заглавие этого труда недостаточно уясняет его содержание, цель и значение? Действительно ли так нужны эти традиционные вступительные пояснения или рекомендательные отзывы популярных либо влиятельных литературных и иных друзей о книге, заключающей в себе сводку исторических и мемуарных сведений о том, как именно разрушалась тысячелетняя Великая Россия и погибала трехсотлетняя династия Дома Романовых?

Составленная русским человеком для русских людей летопись исторических событий и деяний их участников может быть прочитана и без предварительных рекомендаций, подчеркиваний и указов – о чем именно будет идти речь и что и как нужно читать.

Составитель ее – один из бесчисленных верноподданных русского царя и служилых людей Российского государства – занимал в предреволюционные годы и в самые дни русской смуты должность помощника градоначальника: с 1910 года по 1915 год в Баку, а с 1915 года по 1917 год – в первопрестольной столице Москве[1].

Многое мои глаза видели на скромном моем посту в третьих рядах носителей исполнительной власти, многого привелось мне быть очевидцем до и после крушения России в 1917 году – многих малых и больших событий «свидетелем Господь меня поставил».

Личные воспоминания, записи и дневники каждого из переживших ужасные годы разрушения великого нашего Отечества – царской России – имеют, конечно, известное значение исторического и бытового материала для будущих исследователей русской смуты. Но этих личных воспоминаний, мемуаров за истекшее десятилетие напечатано уже более чем достаточно.

Да и кому в неизжитое еще нами тяжкое время могут быть интересны биографические сведения о прохождении жизненного и служебного пути молодым царским офицером под знаменами императорской русской армии, призванным к исполнению ответственных обязанностей на Кавказе и в сердце России Москве?

Многое записал из виденного и пережитого, но более всего из слышанного от ближайших очевидцев и участников событий, с которыми привелось мне встречаться и беседовать по душам. С особо богатым осведомительным материалом эпохи войны 1914–1918 годов и русской революции по редким коллекциям журналов и произведений печати на русском и иностранных языках удалось мне ознакомиться благодаря любезному содействию M.W. Lerat, chef de section aux Bibliotheque et Musee de la guerre (Chateau de Vincennes)[2].

Много пришлось прочитать в воспоминаниях, дневниках и записках о русском безвременье и лихолетье 1900-х годов и об отечественной катастрофе 1917 года. Все эти свидетельские показания и записи очевидцев, а часто и признания самих участников преступного разрушения родины, ныне публично в том похваляющихся и, как Мережковский, «не раскаивающихся в своей работе на сокрушение державы»[3], имеют выдающуюся ценность и многое поясняют.

Но еще большую историческую важность и значение представляют напечатанные официальные секретнейшие документы, переписка и донесения…

В этом отношении наше поколение очевидцев и соделателей величайшей исторической катастрофы в жизни народов располагает небывалыми исключительными возможностями как уразумения всего свершившегося, так и «познания самого себя». Перед нами открылись все те тайные государственные хранилища и личные архивы монархов, государственных и общественных деятелей, которые в нормальных условиях оставались бы недоступными не только современникам Мировой войны и революции 1917–1918 годов, но и их потомкам в течение долгих лет и даже столетий.

Мы живем в исключительную эпоху, когда все тайное стало явным. Более того, благодаря кровавому опыту взаимного истребления народов в Мировой войне, а еще более благодаря русскому опыту пресловутой социальной революции и государственного саморазрушения, у всех «имеющих очи, чтобы видеть», открылись глаза на многое. Просветленным умам многих фанатиков-идеалистов стало, наконец, доступно понимание как утопически преступной сущности социалистических лжеучений, так и несостоятельности явно изжитых теорий «демократического народоправства» и государственной вредоносности всеразвращающего политиканства и безответственного парламентаризма. По всему миру и во всем цивилизованном человечестве, научившемся показательным урокам за счет многострадального русского народа, идет теперь знаменательная «переоценка ценностей».

А в результате такой переоценки наступило уже и признание практической несостоятельности этих псевдонаучных теорий и доктрин, в которые со времен Великой французской революции 1789 года слепо верили одержимые несбыточными мечтаниями поколения XIX века и в которых самоослепленное человечество более ста лет приучалось видеть источники прогресса и благополучия народов.

Эта «религия социализма», в последние десятилетия открыто проповедуемая и в русских храмах науки, преподавалась со всевозможных ученых кафедр Западной Европы еще в первой половине XIX века.

Русская дворянская интеллигенция того времени получала это революционное высшее «заграничное» образование… за счет рабского труда своих крепостных крестьян. В заслугах такого образования с особой гордостью признавался одержимый культом революции один из русских ее пророков – А.И. Герцен. В 1850-х годах он предсказывал, что социальные вопросы, перед которыми уже тогда трепетала вся Европа, разрешит Россия: «Европа боится социализма, принимая его за знамя беспорядка и ужасов, а у нас, напротив, социализм является радугой, пророчащей будущее народное развитие… Мы, то есть интеллигенция, получившая образование за границей, не более как средство, посредники между русским народом и революционной Европой… На крыльях социализма Россия может облететь Европу, дойти до Атлантического океана. Эта схватка России с Европой неминуема…»

Только после величайших потрясений цивилизованных стран в 1914–1918 годах осознано, наконец, здравомыслящим человечеством, что этот «социализм» с его религией «социальной революции» оказался вовсе не радугой светлого будущего, а ядовитейшим кровавым туманом. В этом кровавом тумане и потонула несчастная Россия, на долгие годы злою волей фанатиков-трансформаторов превращенная в бесконечное кладбище братских могил бесчисленных жертв, замученных социал-демократической инквизицией XX века.

Только после кровавого русского опыта, гибельного для России, но спасительного для прочих народов, началась ликвидация того наследства Французской революции, той злокачественной психической болезни, которая из рода в род поражала целый ряд поколений Европы…

Война 1914–1918 годов, чуть не окончившаяся крушением всей европейской цивилизации, вскрыла наконец глубокий революционный кризис, в который Европа вступила задолго до 1914 года. Эта губительнейшая из войн была, в сущности, вторичной после Наполеоновских войн расплатой европейских народов все за ту же Французскую революцию: в жизни народов, как учит история, никакое насильственное и несвоевременное изменение естественного хода их развития безнаказанно не проходит.

Об этом наши ученые-историки, благоговевшие перед Французской революцией и ее «завоеваниями», не преподавали, умалчивая и о том, что Французская революция также свершилась во имя «Франции единой и неделимой» – «La France une et indivisible!».

Вот такой лозунг с первых дней революции 1789 года обязательно ставился в начале всех официальных актов революционных властей, даже на паспортах, уличных афишах и прокламациях.

Как далеко это от провозглашенного русскими революционерами расчленения России и того «самоопределения народностей», во имя которого велась и самая война 1914–1918 годов. Многое, многое уже открылось и опубликовано для всеобщего сведения… И если не все, то наиболее существенное, до сих пор мало известное, обязаны знать все мы, русские, хотя и прилежные читатели газет, но лишь случайно имеющие возможность знакомиться с историческими документами и материалами.

Передо мной целые полки книг и тетрадей, наполненных взаимно подкрепляющимися историческими сведениями и материалами, достаточно ясно обрисовывающими как подготовительный период расшатывания Российского государства, так и самое его крушение. К сожалению, наши историки, годами твердившие об «исторически неизбежной» революции, до сих пор дали нам лишь крайне одностороннее изложение сведений об обстоятельствах крушения величайшей империи. Несмотря на имеющийся в их распоряжении богатейший материал в виде документов, секретных архивов и даже личных интимных писем и дневников высочайших особ, большинство этих историков отделываются лишь устаревшими фразами, что «для истории России последних десятилетий и самой революции – время еще не пришло».

Между тем с каждым днем это время не только приходит, но и уходит\ с каждым годом число осведомленных участников-очевидцев событий все уменьшается. А кому же легче разобраться во всем этом обширном материале, как не ближайшим свидетелям предреволюционного периода и самой катастрофы.

С целью заполнить этот пробел и составлена эта книга-памятка русской смуты, в которой изложены главнейшие моменты нашего времени на основании тех печатных источников и сведений, полученных непосредственно от причастных к событиям лиц. Работа была начата накануне печального десятилетия «великой бескровной», но в действительности оказавшейся кровопролитнейшей и преступнейшей из всех революций.

Однако в изложении событий, в самой группировке материала можем ли мы, очевидцы и участники крушения России, уподобляться пушкинскому аскету-летописцу, который

Отношение к недавно минувшим трагическим событиям, к деятелям и дельцам разрушения родины – не может и не должно быть безразличным, бесстрастным и безличным…

А как оно сложилось, поясняет вот такой пример.

Во время войны мы видели многоэтажные дома, разрушенные, расколотые от крыши до подвалов аэропланной бомбой колоссальной силы.

Видывали потом и жилища мирного населения, взорванные изнутри революционерами-анархистами… И перед нами открывалась жизнь мирных людей у домашнего очага, как она протекала там внутри, за внезапно сорванной завесой разваленной стены. Нам были отчетливо видны не только все ужасы разрушения и человекоубийства, но и понятно, откуда и каким врагом домашнего очага русских людей направлены были смертоносные орудия, кем, где и на чьи средства они изготавливались, были ли это воздушные мины, сброшенные вражескими цеппелинами, или же самодельные адские машины и динамит, подложенные рукой своих же доморощенных революционеров-террористов. Все мы теперь второй десяток лет переживаем положение таких именно свидетелей и потерпевших от содеянного варварской рукой разрушения нашего отчего дома – великой Российской империи.

Всматриваясь ныне в дымящиеся еще развалины всероссийского пожарища, мы с каждым днем яснее и яснее видим, что было «внутри» тысячелетнего здания русской государственности и чего мы все лишились…

Не менее ясно стало для нас и все, при помощи чего это катастрофическое крушение осуществилось, и кто именно к преступному поджигательству и разрушению приложил свою предательскую руку.

Но вспоминается также, как в толпе проходивших мимо пожарища и растерзанных вражеской бомбой людей – одни останавливались и открыто выражали свое негодование, проклиная виновников злодейства, другие молча созерцали развалины и пострадавших, оцепенев от ужаса и горя… Бывали, однако, и такие, которые лишь ускоряли шаг, отворачиваясь и прикрывая лицо, дабы не видеть всех ужасов содеянного их единоплеменниками и единомышленниками, часто – при их же соучастии, и спешили скрыться, чтобы не слышать слов возмущения и стонов пострадавших…

И вот, когда со всех сторон рассказывают нам об отечественной катастрофе искалеченные ею люди и выброшенные на чужие берега жертвы крушения, как можем мы забыть долг перед собственной совестью и перед грядущими поколениями и не напомнить о том, что и как разрушалось и кем именно совершены все эти малые и великие преступления против родины.

К сожалению, в числе опубликовавших свои показания о всероссийской катастрофе немало авторов, которые уподобляются безучастным зрителям разрушенного злоумышленниками родного отчего дома. Они не только обходят молчанием многие деяния и лиц, в них участвовавших, но и стремятся оправдать преступное легкомыслие одних или реабилитировать других – сознательных виновников из числа своих друзей-партийцев.

Таких писателей-политиканов превосходят во вредоносности только специалисты марксистской лжи и еще более зловредной социалистической полуправды, промышляющие восхвалением революции, ее деятелей и завоеваний Февраля и Октября. А во главе их – «историки» – наймиты и лакеи большевистской власти. Писаниями их – по заказу и во славу 3-го Интернационала – и амбициозными «поучениями о демократии» полна литература наших дней…

Вот почему при составлении этой книги оказываются неизбежными критические сопоставления разнородных исторических архивных сведений и мемуарных показаний, из которых сами собой выступают характеристики государственной и общественной деятельности и поведения отдельных лиц и целых корпораций, причастных к событиям российской смуты.

Но противогосударственные поступки этих лиц, самоубийственное поведение правящего класса и всех, «работавших на сокрушение старого режима», конечно, рассматриваются здесь не с точки зрения статьи 102 Уголовного уложения и не с точки зрения Министерства внутренних дел, как обычно глумятся и порицают всякую неблагоприятную для них оценку политические сектанты из РДО[4] и Социалистического объединения, сами отличающиеся узкой нетерпимостью.

Эти дряхлеющие «деятели освободительного движения» и все взлелеянные ими революционные «достижения» получили двадцать лет тому назад меткую оценку в пророческих словах маститого старца-патриота А.С. Суворина, близко знавшего литературные и общественные круги нашей интеллигенции и хорошо осведомленного о том, что творилось в правительственных верхах.

Этот русский самородок-мемуарист, тоже из «интеллигентов 1860-х годов», в свое время переболевший радикализмом и либерализмом, конечно, вполне чужд был прокурорской или жандармской точке зрения.

Вот что записал в своем дневнике[5] знаменитый издатель «Нового времени» в июне – июле 1907 года:

31 мая

«Не Бог весть какой ум у г. Милюкова! Если бы он был у него, не то бы было. Когда он будет министром, наделает глупостей немало. Но это будет не при мне…

«Батюшка с гвоздикой – думские попы».

14 июня

«Народовластие по рецепту Руссо ведет к доктрине самой анархической и деспотической. Declaration des droits de I’homme – принципы общественного договора. Они ложны и вредны. Революция по английскому образцу или по немецкому, по системе Локка или Штейна, революция для устранения старого механизма, пришедшего в негодность, – единственно правильная. Франция пошла по принципам Руссо, привела к убийствам, к кровопролитиям, к империи и осталась верна Руссо: «Нам всего недостает, ни уважения к государству, ни уважения к личности». Тэн: «Свобода – вещь, навсегда непонятная французам».

Мы пошли по французскому образцу к социализму. Наша Дума – просто политический клуб, митинг, боящийся порицать террор, ибо Дума стремилась к всевластию Конвента, а Конвент был террористом. Дума занималась пропагандой революции и косвенно одобряла террор, а Конвент заседал сначала вне Думы, а во Второй Думе смело сел на скамьи Таврического дворца и стал руководить заговором против царя и самой Думы. Он хотел сделать переворот при помощи революционного войска. Какой-то Рубанович из Парижа распоряжается заговором…»

16 июня

В декабре 1905 года Витте опять меня позвал и опять стал внушать. Тут я переменил тон и прямо и резко сказал ему, что он ведет Россию к гибели, что он все распустил, никакой власти не обнаруживает, что он совсем не похож на прежнего властного Витте, который 10 лет управлял Россией. Тогда он встал и, совершенно изменив тон, сказал:

– Ну, я вам скажу то, чего не говорил своим министрам. Я решился действовать твердо и циркулярно сообщил губернаторам, чтобы они арестовывали и ссылали в Сибирь революционеров.

– Не поздно ли это? Удачно ли вы выбрали момент? Не обмануло ли вас ваше дарование?

– Не думаю… и пр.

Это было перед Московским восстанием. Я сидел у него часа два, далеко за полночь. Он трусил все время и думал, что все само собой обойдется. В этом году он сам признавался мне, что тогда «растерялся» и что о Совете рабочих депутатов узнал правду только после суда над ними.

17 июня

«Я писал сегодня о дворянстве. В прошлом году И.Л. Горемыкин сказал мне:

– Это недурно, что усадьбы жгут. Надо потрепать дворянство. Пусть оно подумает и перестанет работать в пользу революции. Есть ужасная дрянь в дворянстве.

Конечно, есть. Где нет этой дряни?»

8 июля

«Профессиональные союзы – средство революции. Они бросились в омут революции. Являясь легальными по форме, по существу могут скрывать свою революционность. Союзное начало захватывает массы, воспитывает их, укореняет важную для революции партийную дисциплину и накапливает денежные средства. Экономическое значение бесспорно. На Западе это доказано, но, вступая на политический путь, они извращают собственную природу.

Но там это „vivos voco“, настоящие живые люди, представители энергии и труда, у нас – дипломы, пришпиленные к дряблости, лени, безволию. Из крестьянства – энергия и самодеятельность, без образования, но природный ум, сметка, – торговля и промышленность. Теперь ослабло.

А прежде именно выходцы из крестьян удовлетворяли народные потребности».

9 июля

«…Шумливые хвастуны – Гессены, Винаверы, Набоковы и Милюковы. Застращивают, клевещут, льстят, подыгрывают низким инстинктам, толкая к неосуществимым фантазиям. Их хамелеоновская душа полна плутовства. Свобода без ума и сердца, – это Пугачев и Разин. Французская революция выросла после Корнеля и Расина, Боссюэта и Фенелона, после образованнейших энциклопедистов. Энциклопедия Дидро и Деламбера – не то, что энциклопедический лексикон Брокгауза и Ефрона, дополненный плохенькими профессорами. Французская революция поднялась на плечах огромной науки, блестящего ряда великих естествоиспытателей, математиков, мыслителей и сама двигалась великими талантами вроде Мирабо, Дантона, Карно.

А у нас что? Имя им легион, но это имя – не легионы великих людей, а имя бездарных профессоров, непризнанных художников, несчастных литераторов, студентов, не кончивших курса, адвокатов без процессов, артистов без талантов, людей с большим самолюбием, но с малыми способностями, с огромными претензиями, но без выдержки и силы на труд. „Большая амбиция и малая амуниция“.

…Русские начала забыты, забыты великие типы людей, Ломоносов, Пушкин, Толстой, выдвигаются Гессен, Винавер и Милюков».

11 июля

«Долгорукий – идиот. С ним за границу три доктора [едут], два фельдшера, две сестры милосердия, лакеи и пр. Отдельный вагон. Брат чуть разумнее. У Долгоруких[6] вырождение пошло в политику. Барственность якшается с пролетариатом и думает на этом построить свое значение. Ни ума, ни таланта, но игра в популярность. Что-то вроде репортерства: взять, прочесть, переписать и напечатать».

Вот какие пророческие характеристики всех слоев «революционной общественности» оставлены потомству истинно русским человеком, сыном выслужившегося в офицеры николаевского солдата[7] из воронежских крестьян, талантливым Алексеем Сергеевичем Сувориным. За десять лет до Февральской революции 1917 г. провидел он, кто и куда поведет Россию без царя и какое это будет жалкое, бесталанное правительство безвременья.

Так со своей собственной точки зрения русского патриота оценил губителей Отечества сердцем и душой болевший за него полуслепой маститый старец. Таких правдивых оценок и характеристик, пророческих писаний русских людей выдающегося ума и таланта, а также раскаяний в революционном вредительстве русской государственности и русскому народу мы замалчивать не смеем…

Многое, не всем приятное или угодное придется занести на страницы этого издания…

Есть и еще точка зрения, о которой забывают не одни хулители патриотизма: точка зрения оставшихся в живых русских людей, как за рубежом, так и «там внутри» искалеченной многострадальной нашей родины, – присущая всем, помнящим недавнюю великую Россию и своего царя.

Это точка зрения честных и стойких русских людей, верных присяге сынов Отечества. До последней капли крови боровшихся за родную единую Русь, за ее целость, честь и достоинство, за правду в ней и порядок.

Памятуя о них – о бесчисленных могилах неизвестных жертв, замученных революционерами, и с «точки зрения» тех героев, многие тысячи которых сложили голову за веру, царя и Отечество под императорскими знаменами, – да позволено будет нам сказать сущую обо всем правду, не утаивая ничего известного.

Впрочем, может быть, иные читатели найдут здесь что-то, им уже знакомое. Появились уже целые тома, носящие название «История революционных событий», особенно в большевистских изданиях.

Но какую же историю могут дать эти «их» историки, в большинстве лишь стремящиеся поучать и доказывать, что вот они-то и их партия (и только они!) – «истинные благодетели» русского народа, «настоящие» блюстители и спасатели завоеваний революции.

Чаще всего это рассказывают те самые фанатики-поджигатели, систематические разрушители России, преступная роль которых всем известна и изо дня в день подтверждается ими же самими. В то время как жертвы их «освободительных» и революционных опытов влачат нищенское голодное существование или перебиваются каторжным трудом – господа «заслуженные деятели» поджигания родного дома ведут и здесь, и «там внутри», в сущности, мало для них изменившуюся жизнь интеллигентской или писательской богемы. И там, и тут мелькают по всей печати все те же имена «знакомых незнакомцев» – в большинстве, по их признаниям, «отдавших лучшие годы жизни работе на сокрушение режима».

Вот что с большой ясностью отметят будущие историки.

И те же господа, сознательно, идейно способствовавшие крушению России, не только поучают нас, как ее спасти и воскресить, но и изо всех сил стараются навязать себя в «пророки» и «вожди» пробуждающемуся великому русскому народу…

Многое, несомненно, будет еще дополнено и освещено впоследствии – архивными данными и мемуарными свидетельствами, пока еще недоступными хотя бы потому, что все наши архивы во власти 3-го Интернационала.

Однако, если бы только новизна фактов составляла необходимое условие всякой исторической работы, то дело истории исчерпалось бы в тот момент, когда были пересмотрены государственные и частные архивы. В действительности это не так, и о нашей всероссийской смуте многое расскажут опубликованные документы, печатные и иные сведения, которые мне удалось собрать, сопоставить и сгруппировать для последовательного изложения важнейших происшествий русского «смутного времени» первой четверти XX столетия…

Но прежде, чем приступить к изложению событий революции, мы обязаны вспомнить, какой была в годы ее славы – всего лишь тринадцать лет назад – наша царская Россия Дома Романовых накануне крушения.

Да будет это издание не только «книгой русской скорби и нашего позора», но и хрестоматией русской славы, того величия – мирного процветания Отечества и грозного его могущества, которые так поэтически гениально изобразил И.С. Никитин в непревзойденном по патриотическому чувству стихотворении – гимне Родине:

РУСЬ

С этими заветными для русских людей словами приступаем к изложению нашего скромного труда, посвященного всем, кто не забыл священный долг любви и верности Отечеству.

В.И. Назанский

Париж, 1930 г.

Глава I

Загадка русской революции

Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция – отверстый гроб для добродетели и – самого злодейства.

Н.М. Карамзин, 1811

Крушение великой России и Дома Романовых…

Русская революция 1917 года…

Мог ли кто-нибудь из участников всероссийского празднования трехсотлетия славного царствования Дома Романовых в 1913 году предполагать, что веками создаваемая великая Российская империя так катастрофически рухнет и последний русский самодержец погибнет, варварски замученный со всей своей семьей?

Живы еще разношерстные деятели русской смуты, разрушители родины, предатели своего государя, погубившие и тот народ, «любовью» к которому прикрывали эти «народолюбцы» преступнейшие свои деяния, исключительно до разбоев, грабежей и убийств, именуя последние чуждыми для родной речи названиями: экспроприациями и террористическими актами.

И даже они, все эти эсдеки, эсеры, кадеты, прогрессисты-блокисты и вольные и невольные их пособники – лукавые царедворцы и изменившие присяге царские генерал-адъютанты, – заявляют теперь в своих показаниях, писаниях-полупризнаниях и в мемуарах-самооправданиях, что такого результата, таких опустошений и ужасающих последствий «исторически (будто бы!) неизбежной» революции никто из них не предполагал и не ожидал.

Не чаяли этого и большевики, для которых не только заставший эсдеков врасплох петроградский февральский бунт, но и самый захват ими власти в октябре были победами совершенно неожиданными.

Впрочем, еще более для них и даже для самого Ленина неожиданными оказались явно отрицательные результаты насильственного применения ими социалистических учений к жизни 150-миллионного народа. Большевистской революцией преподан величайший показательный урок человечеству – опытное опровержение социализма.

Маньяк социализма Ульянов-Ленин оказал одну несомненную услугу народам всего мира: с помощью шайки ему подобных он доказал бессмысленную утопичность, практическую неосуществимость «социализма». Социалисты действия, марксисты-большевики, «угробили социализм», а напоминанием об этом всемирно историческом событии служит ими же воздвигнутый, позорящий стены Московского Кремля ленинский мавзолей-гробница, символически говорящий интернациональным его посетителям, в особенности же сгоняемым со всей России крестьянам и рабочим, что царящий на кладбище русской государственности большевизм – это могила социализма и всех свобод.

Не стало императорской России…

Величайшую, изумительнейшую империю из всех, какие знал мир после империи римлян, создал русский народ – русский человек, неудержимо шедший на восток и на юг, дойдя наконец до Арарата, до Индии и, перешагнув Тихий океан, до Аляски, уступленной Америке всего лишь 60 лет назад… «за излишком» (в 1867 году).

Цари Иван Грозный, Алексей Михайлович, императоры Петр Великий, Александр Благословенный, Николай I, Александр II Освободитель, Александр III Миротворец, императрица Екатерина Великая – с небывалой после Рима широтой и последовательностью раздвинули черты российских государственных границ.

Соперничающая с Россией Британская империя сложилась лишь в XIX веке, а поражающее современников имперское могущество Соединенных Штатов Америки обрисовалось только к началу XX столетия.

Третий Рим — так называли Москву, сердце великой России, занимающей одну шестую часть всей земной поверхности…

И тот же русский народ, в единении со своими царями, в особенности под славным водительством государей из Дома Романовых, создавший это могущественнейшее государство, богатую, многостороннюю культуру, объятый каким-то наваждением, сам разрушил великую Российскую империю… ради преходящих выгод и призрачных благ.

Народ, давший миру величайшего гения государственности – императора Петра Великого, поддался соблазну разрушения родного русского государства. Это разрушение совершил «народ-богоносец», подстрекаемый множеством слабых, бездарных, безнравственных людей, сделавшихся вождями не потому, что их выдвигала собственная крупная личность или талант, а именно потому, что по своему ничтожеству они бессовестно льстили толпе и ублажали ее, потакали низменным инстинктам невежественных масс, которых сами же презрительно называли «освобожденными рабами».

При пособничестве этих недостойных представителей интеллигенции совершилось какое-то нелепое самоубийство государственного народа, до сих пор остающееся «великой исторической проблемой», все еще разгадываемой «загадкой» – даже для наиболее образованных, выдающихся по уму очевидцев-участников разрушения нашей родины.

Вся эта самоослепленная общественность и радикальная интеллигенция не замечали или не хотели замечать смертельной для страны опасности в том революционизме, который ими усиленно насаждался, на глазах их просачивался в народные массы, разлагая их духовно, опустошая народную душу и готовя крушение государства.

Памятно всем, что творилось в последнее десятилетие и во время Мировой войны. Гремели речи, миллионами газетных листков разносились по России всевозможные злостные выступления против правительства и самая разнузданная и лживая клеветническая критика власти.

И все это делалось не преследуемыми властью антигосударственными элементами, а «лояльной общественностью», конституционными монархистами… из дворян – Родичевыми, Долгоруковыми, Маклаковыми, Милюковыми, нагло именовавшими себя «оппозицией его величества». Доходило до того, что лицемерно твердившие о верноподданнической преданности царю-самодержцу монархисты – Шульгин, Пуришкевич и уподобившиеся им представители дворянских сословных объединений – во имя патриотизма произносили речи… против правительства его величества!

Как зарывающийся игрок не отдает себе отчета в возможных катастрофических последствиях азартной игры, так и большая часть нашего интеллигентного общества, захваченная всеобщим психозом оппозиции и критики власти, не сознавая неизбежных последствий своих деяний, не учитывала трагической важности момента и не понимала народной психологии.

Не задумывались они и о своей ответственности за то, что совершалось вне их интеллигентских кругов – в народной душе.

Вот почему, когда наступили события 1917 года, именуемые революцией, ее размах и первые проявления обнаружили совершенно неожиданную для общественности ее природу. Столь желанная интеллигенцией революция решительно разошлась с тем, что воображала о ней «либеральная общественность» – подлинный лик революции оказался вовсе не таким, о каком мечтала русская радикальная интеллигенция, даже социалистическая.

«Патриотическая» идея революции оказалась каким-то интеллигентским недоразумением перед лицом русского бессмысленного и беспощадного бунта, этой самовольно погромной «демобилизации» и стихийной анархии 1917 года.

Революция эта была антипатриотична, противонациональна, противогосударственна, и потому она с логической и психологической необходимостью началась с развала армии и привела к разрушению государства.

Русская революция была сочетанием радикальных идей, на которых воспитывалась интеллигенция, с анархическими разрушительными своекорыстно-хищническими инстинктами народных масс и оказалась… пугачевщиной во имя социализма.

Сначала Временный комитет Государственной думы и Временное правительство, а затем большевики возглавили движение, несомненно более близкое к разбойной атаманщине Стеньки Разина и Емельки Пугачева, чем к Великой французской революции или к программам европейского анархо-синдикализма.

Опубликованные за истекшее десятилетие документы, показания очевидцев, вся обширная, хотя и разноголосая литература о русской смуте уже многое проясняет и дает весьма значительный исторический материал.

Мы постараемся изложить все исторические сведения, которые нередко обходят молчанием или приводят в пристрастном «партийном» освещении современные историки-публицисты. Большинство историков пишут не столько о событиях февральского бунта и превращении его в революцию и не о государственном перевороте 2 марта и катастрофических его последствиях для России, сколько о «достижениях» своих политических партий или о личной своей работе на пользу тех же политических групп.

Уже в 1921 году появилась подобная скороспелая «История русской революции»[8], написанная политиком-публицистом.

Но наш труд далек от той «партийной бутафории в истории», которой отличаются неудобочитаемые сочинения этого «профессора революции», на первых страницах своей «Истории» заявляющего, что «фактическое изложение не составляет главной задачи автора».

Таким же односторонним изложением событий отличаются историко-публицистические упражнения разномастных милюковских последователей, а всего более – фабрикуемые на заказ по установленному пролетарскому образцу труды советских «историков», большевистских казенных писак – Щеголева, Покровского, Балабанова и др.

Эти односторонние исследователи русской смуты начинают чаще всего оговоркой, что «для истории революции время еще не наступило и не скоро наступит», и устанавливая, таким образом, отсутствие подобной истории…

Неудивительно, что с первых же страниц таких псевдоисторических исследований читателям преподносится вместо фактического изложения анализ событий с точки зрения партийного их понимания и предрешенные «политические выводы», причем исторические факты подгоняются к этим выводам.

Объясняется все это не недостаточным знанием предмета, а явной предвзятостью историков-партийцев. Историк-политик, и притом политик сегодняшнего дня, грубо заслоняет в них историка-ученого. И в истории эти неисправимые амбициозные партийные «вожди» ищут прежде всего оправданий своей прошлой и современной политической деятельности.

А чтобы история служила этой их цели, все они, начиная с Милюкова, то там, то здесь ее фальсифицируют, покрывая пеленой забвения все, что умаляет достоинство их кумира – революции, и разоблачают как ошибки и преступления все, что неприятно вспомнить всем новоявленным «безборотьбистам» и аполитичным приспособленцам.

Все это настолько бросается в глаза, что, например, Керенский называет милюковскую «Историю революции» – «стилизацией во вкусе правой реакции», а Мельгунов[9] считает себя вправе назвать исследования того же историка «стилизацией во вкусе левой эмиграции».

Таковы исторические труды партийцев – участников революции. Это не история и не философия русской революции и не разгадка ее загадок. У Милюкова это «история и философия» участия кадетской партии в революции, у других – эсеровской или большевистской партий.

Наш скромный труд будет простым изложением событий и фактов и восстановлением между ними связи, с сохранением объективности, насколько последняя доступна для участников событий.

В капитальном своем труде о русском кризисе К.П. Крамарж[10] говорит: «Историку и социологу предстоит благодарная задача отыскать все причины страшной катастрофы, нарисовать картину величия и падения гигантского государства. Для такой работы пока еще отсутствуют почти все предпосылки (?). Все же необходимо попытаться вскрыть хоть главнейшие причины отсутствия сопротивления со стороны таких кругов народа, которые в других государствах несомненно постарались бы поставить преграду разрушительному потоку…»

И затем почтенный ученый славист-русофил на 635 страницах всесторонне разбирает эти причины и дает подробное исследование событий русской смуты, но, к сожалению, в такой специфически интеллигентской форме, что и к этому историческому труду применим приводимый ниже уничтожающий отзыв «великого писателя земли Русской» Л.Н. Толстого – об ученых трудах о революциях вообще.

Все мы, свидетели величайших событий в истории нашей родины, должны бы последовать мудрому совету графа Льва Николаевича Толстого, который еще в 1905 году говорил одному из ближайших друзей, И. Наживину, из анархистов ставшему благодаря революции монархистом, записывать все, что видел и слышал, и как можно точнее… «А то все страшно врут, невероятно! И из всей лжи потом какой-нибудь историк сделает эдакую… ученую колбасу и будет отравлять ею миллионы людей, как это сделали с Французской революцией»[11].

Справедливость слов графа Л.Н. Толстого мы уже видим в стремлении не только левой, но подчас и правой заграничной русской печати, зарубежных публицистов и историков-политиканов замести следы и свалить всю вину за русское горе на одних большевиков или на «иудомасонов», замалчивая первичные грехи всей российской интеллигенции с самим графом Толстым во главе и всех кругов нашей «общественности» до привилегированно-сословных включительно.

Так прикрываются и забываются общие их перед Отечеством преступления многолетнего амбициозно-самонадеянного, безответственного критиканства и смутьянства-революционизма, закончившиеся предводительством петроградского Февральского бунта 1917 года не кем иным, как именитыми земцами: камергером М.В. Родзянко и князем Г.Е. Львовым с не менее именитыми представителями московского торгово-промышленного сословия и русского ученого университетского мира.

Эти общеизвестные имена отныне занимают на страницах истории разрушения нашей родины по заслугам принадлежащее им бесславное место наряду с Керенским и впереди имен-псевдонимов Ульянова-Ленина, Бронштейна-Троцкого и им подобных поработителей русского народа, расхитителей народного достояния, виновников смерти миллионов жертв кровавой власти 3-го Интернационала.

Те же русские имена возглавивших Февральский бунт думских комитетчиков-лжеминистров историей присоединены и к списку палачей – убийц царя-мученика и его семьи, преданных в руки мучителей бессмысленными жестокими актами «по почину Государственной думы возникшего» Временного правительства, преступными его распоряжениями об аресте и отправке затем в Сибирь государя, императрицы и августейших детей их при всеобщем попустительстве бывших верноподданных российского самодержца.

За истекшее десятилетие 1917–1927 годов в загадке революции многое разгадано и разъяснено самим ходом ее подготовки, поведением множества ее виновников и их пособников и далеко еще не изжитыми последствиями государственной катастрофы.

Разгадка давно доступна всем, «имеющим очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать». Разгадкой является это величайшее всероссийское преступление: разрушение русскими людьми Отечества и варварское убийство своего государя и его семьи.

Только профессиональные адвокаты революции, восхвалявшие ту идеологию преступлений, которая содержится во всех революционных лжеучениях, способны еще прикрывать и оправдывать преступную сущность революции 1917 года.

Многие помнят, как восхищалась общественность красноречием знаменитого присяжного поверенного, назвавшего бомбу, которой было разорвано в клочья тело царского министра В.К. Плеве, «бомбою слез»[12].

Точно так же не менее циничные идеологи «демократий» и «революций» оправдывают тяжкие массовые преступления русской смуты теоретическими измышлениями о якобы исторической неизбежности революций вообще. Вместо того, чтобы назвать все эти гнусные деяния подлинными именами, всячески прикрывают они величайшие преступления высокопарной и демагогической фразой об исторической проблеме и загадке русской революции, восхваляя завоевания Февраля и революционные заслуги Государственной думы, десять лет разжигавшей русскую смуту.

Напрасные усилия найти оправдания тому, чему нет прощения, не должно его быть и никогда не будет!

Несмотря на всю бессовестную изворотливость и цинизм адвокатов революции и ее идеологов, никогда не удастся им ни оправдать перед историей интеллигентского своего преступления, ни избавить виновников от беспощадного суда потомства – от заслуженного ими возмездия, о котором сказал гениальный поэт:

Величайшие в истории преступления 1917–1918 годов могли казаться загадкой революции только тем, кто в самоослеплении революционного безумия и вследствие политического невежества не видел и не хотел видеть и сознавать давно очевидных грехов русского народа и более всего – российской интеллигенции.

Вслед за давно переменившими вехи и ныне приносящими всенародное покаяние в революционных грехах своей молодости[14], виднейшими представителями интеллигенции с П.Б. Струве во главе наиболее откровенное разъяснение дали нам свидетели-очевидцы: член Государственной думы Н.Н. Львов и профессор И.А. Ильин.

Без всяких намеков на то, «чего не ведает никто», в немногих, но точных словах дает Н.Н. Львов отчетливое определение русской смуты[15]:

«Марксисты ломают себе голову – по Марксу или не по Марксу произошла русская революция.

Социалисты всех стран колеблются, думают и не могут – ни отвергнуть, ни признать единый фронт с красной Москвой: то шаг назад, то шаг вперед.

Поклонники декларации прав человека, не думав не гадав, признают в русской пугачевщине ни более ни менее как Великую французскую революцию и с прозорливостью указывают наступление термидора.

Евразийцы, восприняв Чингисхана за православного русского царя, в большевистском погроме прозрели проявление исконного русского духа и ждут чудес от ленинской мумии.

А дело в том, что произошедшее в России – не „скачок из царства необходимости в царство свободы“, по Марксу, ничуть не Великая французская революция, и никак не Чингисхан на русский лад, по-евразийски, а нечто совершенно другое.

Русская революция – это экспроприация в Фонарном переулке[16] во всероссийском масштабе.

Не политические партии, а преступное сообщество из революционного подполья воровски захватило власть над ста сорока миллионами русского народа. Этой преступной шайке так же нужны идеи, как взломщику лом, разбойнику топор, как нужен яд для отравы.

Ленин был отъявленным плутом прежде всего. Вся напряженная его воля была направлена на то, чтобы обмануть, одурачить и вдоволь наглумиться над обманутой жертвой.

Революционные приемы сводятся к одному: привить людям ненависть, разжечь в них злобу, стравить между собой и использовать все это в свою пользу. Обострение классовых противоречий, углубление революции заключалось ни в чем другом, как в натравливании солдатских масс на своих офицеров, крестьян на помещиков, бедноты на богачей, прислуги на господ. Разжигание ненависти, натравливание темных народных масс совершенно такое же, как при еврейских погромах и армянской резне, – вот сущность их идей, остальное – ложь»…

Не менее ясно и без «ученых экивоков» профессор И.А. Ильин установил и «первопричину всех причин»[17]:

«Россия рухнула прежде всего от государственного невежества, царившего и в простом народе, и в радикальной интеллигенции. От общего невежества, от необразованности и темноты. Но еще более от политического невежества; от политической бессмысленности в народе и от государственного невежества русской интеллигенции».

В народе царило и теоретическое, и политическое практическое невежество. Радикальная интеллигенция теоретически что-то «знала» и понимала, но в деле государственного опыта и строительства отличалась полным невежеством.

С развязной самоуверенностью дилетанта она протолкалась к государственной власти и ухватилась за нее… и потерпела жестокое трагическое крушение…

И вот весь ход русской революции определяется тем, что интеллигентный, но безвольный радикал, включая сюда партии эсеров и меньшевиков, был сброшен неинтеллигентным, но волевым революционером-большевиком.

Это была смесь из революционно-профессиональной «полуобразованности» и просто народной необразованности, из полууголовных революционеров и полуреволюционных уголовников.

Но зато это были люди трезвые, прозаические, реальные, люди жадные и чёрствые. Они достаточно уже насиделись в революционном, тюремном и социальном подполье, им надоели последние роли и социальные пайки. В их душах все было грубо, элементарно и пошло.

И когда октябрьский переворот был ими совершен, тогда в их ряды повалила вся та масса невежественного радикалья, которая накапливалась по щелям старой России и накапливала в своих душах завистливость „подполья“ (в смысле Достоевского): тупую злобу и гложущую ненависть плебея, духовно не справляющегося со своим низшим рангом…

Неустроившиеся семинаристы, недоучившиеся студенты, писаря, фельдшера, школьные учителя, фармацевты, приказчики, конторщики, почтальоны, „квалифицированные“ рабочие и всевозможный третий элемент (пресловутые земские статистики из политических ссыльных)… Из них-то и вербовался тогда основной кадр коммунистов – всех этих „кожаных“ комиссаров, револьверных комендантов и одержимых товарищей.

Волевое невежество свергло безвольную интеллигенцию, трезвый хам сверг мечтательного барина, революционный хапуга сбросил радикального теоретика.

А интеллигентный радикал, стоявший у власти, взявший власть и потому принявший на себя обязанность вести и спасать, призванный к тому, чтобы умереть на своем посту в борьбе за русскую государственность, признал в этом народную волю и преклонился перед волей сынов погибели».

Так, после отжитого Россией целого десятилетия разорения и смуты, отчетливо уясняют «смысл» революционного безумия участники и очевидцы событий 1917 года.

Но уже в 1918 году, в черные дни развертывающегося большевистского гнета, кристально честный и чистый патриот, крупнейший русский мыслитель эпохи безвременья В.В. Розанов дал поистине убийственную характеристику ныне кающейся и с запозданием прозревшей российской либеральствовавшей интеллигенции, которая так по-парламентски позорно-безответственно выявляла свою безгосударственность и революционность за десять лет существования Государственной думы.

Ранней весной 1918 года, в посаде Троице-Сергиевой лавры, В.В. Розанов записал свое откровенное слово о революционной общественности нашего «парламента». В остро выразительной по сжатости мысли и горчайшей тайной печали статье оставил он нам конспект целой исторической монографии о мертвых душах времен Государственной думы под заглавием:

РАССЫПАВШИЕСЯ ЧИЧИКОВЫ

«В 10 лет „Государственная“ дума промотала все, что князья Киевские, цари Московские и императоры Петербургские, а также сослуживцы их доблестные накапливали и скопили в тысячу лет.

Ах, так вот где закопаны были „Мертвые души“ Гоголя… А их все искали вовсе не там… Искали „вокруг“, а вокруг были Пушкин, Лермонтов, Жуковский, два Филарета, Московский и Киевский…

Зрелище Руси окончено. Пора надевать шубы и возвращаться домой[18].

Но когда публика оглянулась, то и вешалки оказались пусты; а когда вернулись „домой“, то дома оказались сожженными, а имущество разграбленным.

Россия пуста, Боже, Россия пуста!

Продали, продали, продали. Государственная дума продала народность, продала веру, продала земли, продала работу. Продала, как бы Россия была ее крепостною рабой. Она вообще продала все, что у нее торговали и купили. И что поразительно: она нисколько себя не считает виновной и „кающегося дворянина“ в ней нет. Она и до сих пор считает себя правой и вполне невинной.

Единственный в мире парламент.

Как эти Чичиковы ездили тогда в Лондон![19] Да и вообще они много ездили и много говорили. „Нашей паве хочется везде показаться“. И… „как нас принимали“.

Оказались правы одни славянофилы. Один Катков. Один Константин Леонтьев.

Поразительно, что во все время революции эти течения (славянофильско-катковское) нашей умственной жизни не были даже вспомнены. Как будто их никогда даже не существовало. Социалисты и инородцы единственно действовали.

– А что же русские?

Досыпали „Сон Обломова“, сидели „На дне“ Максима Горького и, кажется, еще в „Яме“ Куприна… Мечтая о „золотой рыбке“ будущности и исторического величия…»

Очень образно обрисовал в «Записках писателя» (Вып. 1. 1925) М. Арцыбашев, выбравшийся в 1925 году из советского рая в Варшаву, реальные плоды передержек – «завоевания революции» – и ее деятелей.

«Где вы, те, кто в Феврале исходил восторгом от „великой бескровной русской революции“, кто ждал от нее великих достижений, кто сыпал громкими словами и пышными лозунгами?.. Как ошпаренные тараканы рассыпались они по всему свету, забились во все заграничные щели и, глубокомысленно поводя ощипанными усиками, думают горькую думу: что же это такое? Неужели же мы, в самом деле, были только идиотами, ничего не предвидели и не понимали?.. Нет, ошпаренные тараканы, отсидевшись и отдышавшись от этой проклятой революции, в прекрасном далеке, немедленно принялись измышлять себе оправдание. Кое-кто просто пытается снять с себя всякое обвинение, свалив всю вину на большевиков, на немцев, доставивших нам знаменитый запломбированный вагон, на стихийное бездушие, вдруг, неведомо почему охватившее весь русский народ. А кто похитрее, стараются все дело представить в таком виде, чтобы и вины никакой не оказалось, они пытаются „оправдать“ революцию».

Временное правительство, «по почину Государственной думы возникшее», получившее из рук государя огромную империю и всю полноту власти, представляло собой лишь тех матросов февральского корабля 1917 года, которые, не зная, как управлять, подняли бунт во время бури, сместили капитана и посадили корабль на рифы социальной революции на нескончаемые годы…

И вот, десять лет спустя, бывший член Государственной думы от Саратовской губернии прогрессист Н.Н. Львов подводит такие итоги:

«Революция есть дело невежества, дело политической и экономической безграмотности, дело духовного и умственного варварства. С октября 1917 года Россией правят волевые неучи, и правят они ею на ее погибель и на благо мировой революции. И вот, самое появление их у власти политически убило, именно так, политически убило русскую радикальную интеллигенцию.

Из-за спины ученого невежды встал круглый невежда. Безвольный радикал привел с собой волевого революционера.

Претенциозное заблуждение расчистило дорогу предателю и злодею… Легкомыслие породило преступление.

Вместо самодержавия пришел великий хам, разрушивший все.

То, что произошло в России, это не революция, а падение нации.

Взгляните на карту. Все дело вековых усилий русского народа разрушено. Спор России с Польшей решен отторжением исконных русских земель Волыни и Белоруссии. Везде русские унижены. В Польше, в Литве, в Латвии, в Эстонии, в Румынии. А у себя на родине – разве это не рабы?

Все русское вытравляется из русской души. Русского народа не стало. Это бессвязные толпы, мятущиеся, ненавидящие друг друга, охваченные каким-то наваждением»[20].

Революция – это право безнаказанности преступлений против власти и государственности, доказываемое политическими лжецами всех времен и народов, признаваемое лженаукой о «естественной истории революции и ее неизбежности».

Революция – это проповедуемый среди безграмотных и полуграмотных людей социальный миф о «всеобщем равенстве в распределении благ», а русская «интеллигентская революция» – это нечаевский метод «всестороннего разложения общества упразднением этики», это – предсказанная Достоевским «диктатура мошенников от социализма» – большевиков с их лозунгом «Грабь награбленное!», это русское нигилистическое «Нам на все наплевать!».

Революция – проповедь апологии преступлений, изложенная предтечами большевиков Бакуниным и Нечаевым в их «Катехизисе революционера», рекомендующем, например: «Эксплуатировать всевозможными манерами и путями высокопоставленных скотов и личностей, опутать их, сбить с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами».

Революция – это самодовлеющая сила зла, как оно охарактеризовано Мефистофелем Гёте:

Революция – это хаос, сила ее в бесконечном разрушении, в «войне всех против всех», а ее бессилие – в созидании и мирном труде.

Революция – это психическая зараза преступнейшей мании разрушения.

Мировая социальная революция – это интернациональный коммунизм, возглавляемый большевиками, злодейства которых изображены в следующем воззвании к народу, распространяемом в Средней Азии муллами:

«В мире повсюду одно зло от коммунистов; неисчислимый вред причиняет – большевик.

Всюду грабит, зло творит мирному народу, забрал последнее имущество – большевик.

Злостно клеветал на безвинных людей, в застенках убивал их – большевик.

Восток и Запад спалил огнем, ядом своим, хуже яда скорпиона или змеи, людей отравил – большевик.

Плаксиво твердил всем о своем бескорыстии, подло напав, завладел нами – большевик.

По примеру государств мира издал свой закон, в нем одна подлость – большевик.

Вступил в борьбу с Богом, отрицая Его бытие, – большевик.

Воров и разбойников предпочел, достойных погубил – большевик.

Воистину довел народ до людоедства – большевик.

Российское государство, богатейшее, ограбил и обобрал – большевик.

Неизбежен день позорной смерти врага, испарится мразь и погибнет он – большевик.

Другого врага в мире нет. Будь он с умом, не общался бы с дьяволом – большевик.

Аминь».

Революция – это лженаучное, масонское и социалистическое оправдание и поощрение бессовестнейших деяний всякого рода, направленных к разрушению веками установленного общественного порядка и государственности.

Революция – это «право» безнаказанно совершать величайшие и подлейшие преступления против всех заповедей Господа Бога, против самого Бога.

Революция – это религия преступления, это преступнейшее из преступлений: революция – это безбожие.

Глава II

Социализм – это опиум для народа. Революция – это безбожие

«Россия в развалинах»…

И эти развалины величайшей империи, эти разбойнические издевательства над русским народом наконец-то разглядела и просвещенная христианская Европа и в 1929 году заговорила – в Англии, Швейцарии и во Франции – на митингах протеста против большевистских зверств и преследований верующих всех исповеданий.

Откровенный политический характер носил франко-русский митинг протеста, состоявшийся в Париже 28 декабря 1929 года. Огромный зал бурно приветствовал депутатов города Парижа, говоривших о заслугах России в Мировую войну, о доблести русских войск. Выступали и русские ораторы, но блестящей организацией митинга мы обязаны Союзу французской патриотической молодежи.

Принятая на франко-русском митинге протеста и напечатанная в парижских газетах резолюция является исчерпывающей характеристикой всех «достижений революции».

Этот обвинительный акт против «красы и гордости» мировой революции, против социалистов-большевиков, является не только словом, но и делом, ибо заканчивается просьбой к правительствам, унизившимся до признания кровавых тиранов Москвы, поспешить разорвать сношения с революционерами-большевиками:

«Франко-русское собрание протеста против зверств советской власти в СССР устанавливает, что никогда еще цивилизованный мир не был свидетелем ужасов, творившихся в СССР.

…Над Россией захватила власть кучка одержимых, цинично поправших все заветы права и морали и провозгласивших открыто отмену всякой человечности.

Вместо государства, при помощи организации голода и всеохватывающего шпионажа, Россия обращена в гигантскую тюрьму с утонченными орудиями пыток и убийств.

Во имя классовой борьбы, путем систематического террора, унижены и изнасилованы – человеческая свобода, мысль, наука, литература, печать, искусство, вся духовная культура. Кощунственно оскверняются религия и семья.

Смертные казни или, вернее, систематическое убивание нежелательных власти граждан стало ежедневным и будничным явлением. Лишь редко коммунистические тираны считают нужным поведать миру имена казнимых…

Еще более мучительным способом истребления „классовых врагов“ советской власти являются концентрационные лагеря, где люди обрекаются на смерть от голода, холода и истязаний и умирают ежегодно тысячами.

Истребив буржуазию и интеллигенцию, советская власть всю силу ненависти теперь направляет на развращение и полное одичание культурной страны и на кровавую борьбу с самим 125-миллионным русским крестьянством, коренной демократией России. Весь демократический мир до сих пор молча присутствует при этом вопиющем акте массового всенародного насилия. И советская власть не хочет и не желает ограничиться только одной, хотя бы и огромной страной. Она все накопленные Россией средства и все соки истощенного каторжным трудом и доведенного до отчаяния и нищеты населения бросает на пропаганду всемирной революции, то есть тех же убийств, того же разорения и одичания и в других странах.

Может ли культурный мир, при виде этой дикости, бесчеловечности и грозящей всему миру опасности, безмолвно покоряться принципу невмешательства во внутренние дела другой страны? Тысячу раз нет. Этого не может, во всяком случае, допустить свободное человеческое мнение, выражающее голос совести.

Человеческая совесть есть суверенный судия над всеми международными и правительственными условностями. Она не может допустить, чтобы во имя сомнительных политических и экономических выгод державы, сами стоящие на основе морали и права, унижали свое культурное достоинство, допуская в среду честных и гуманных правительств совершенно не государственную, не национальную и нечестную организацию коммунистических разрушителей, под псевдонимом правительства СССР временно захватившую власть над Россией.

Признанием Советов де-юре цивилизованные государства (к счастью, не все) оказывают моральную, правовую и экономическую поддержку режиму дикости и зверства. Этим удлиняется позорное для человечества существование коммунистической власти и затрудняется для русского народа его тяжкая борьба за освобождение себя и всего мира.

Собрание обращается к правительствам держав, признавших кровавую тиранию Москвы как национальное правительство России, с просьбой поспешить разорвать с ней отношения во имя помощи освобождению русского народа и всего мира от опасности коммунистической заразы».

Ныне к этим протестам присоединилась и могущественная Римско-католическая церковь. Вся итальянская печать воспроизводит протест папы, призывающего 19 марта [1930 года] всех католиков вознести молитвы о спасении русского народа. Газеты единогласно указывают, что этот протест папы выходит за пределы религиозного вопроса:

«Необходимо начать настоящий духовный и моральный крестовый поход против варварства».

Всему миру теперь известно, что большевики объявили окончательно уничтожение религии в 1933 году[22]. Это ли не разгадка всех «загадок русской революции»?

Идет поголовное истребление русского народа. И народы всего мира все это видят, знают и лишь робко «протестуют» на словах, усовещевают людей, отрицающих совесть, честь и само человеческое достоинство.

Гуманнейшие правительства могущественных государств занимаются лишь уговариванием издевающихся над ними палачей и убийц и не только предоставляют им право разорять, истязать, уничтожать миллионы людей, но для присутствия в стране пыток и казней аккредитуют своих послов, а в первых рядах этих наблюдателей находятся полномочные представители королей, родственников последнего русского царя, умученного за верность союзным обязательствам этим монархам.

Но вот перед нами протест Российской православной церкви.

Кто из членов ее, пребывающих в эмиграции, будет не согласен с выраженным ею протестом, кто из русских людей не порадуется тому, что у нас есть объединяющее средство, есть общая наша Святая Мать-Церковь, которая не может безропотно отдать своих детей на истребление?

Человеческое слово бессильно изобразить и пересказать весь ужас совершенных преступлений и зверств. Кажется, не вместить человеческому сердцу даже и малой доли тех сверхчеловеческих переживаний и страданий, которые испытывают в России годами «вси, хотящий благочестно жити о Христе Иисусе»!

«Тягчайшие гонения пережила Православная церковь[23]. Оставил нас сам Святейший Тихон[24], нравственно, а возможно, и физически замученный советскими слугами. Зверски убит митрополит Киевский Владимир…

Воскрешая примеры мучеников первых веков христианства, приял кончину от руки палачей митрополит Петроградский Вениамин. Живым закопан был архиепископ Пермский Андроник. В ледяной столб был обращен епископ Ревельский Платон, обливаемый водой на морозе. Епископ Феофан Соликамский живым был сброшен в прорубь. Посаженным на кол приял мученическую кончину епископ Исидор. Епископ Амвросий был привязан к хвосту лошади и, влекомый ею, скончался. Замучены и убиты были: архиепископ Митрофан Астраханский, его викарий епископ Леонтий Царевский, архиепископы Василий, бывший Черниговский, Иоаким Нижегородский, епископы Никодим Белгородский, Макарий, бывший Орловский, Лаврентий Балахнинский, Пимен Верненский, Мефодий Павлоградский, Герман Вольский, Варсонофий Кирилловский, Ефрем Селенгинский, Мефодий Акмолинский и многие другие, имя их же Ты, Господи, веси.

Десятки тысяч священников, диаконов и сотни тысяч мирян-ревнителей православия прияли мученическую кончину за веру Христову.

Вот перед нами московский академик, преподаватель Воронежской духовной семинарии отец иеромонах Нектарий (Иванов). Его избивают, таскают за ноги по саду; потом переламывают руки и ноги, вырывают половые органы, вбивают в темя, виски и под ногти деревянные гвозди, вливают в уста раскаленное олово, кощунственно высмеивая таинство святого причащения, и, наконец, бросают в котел с кипящей водой! И пока мог шевелиться язык этого величайшего страдальца, пока сознание не покидало истерзанного тела, кровавыми устами он шептал слова молитвы: „Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром“.

Так показало следствие… Жуткая, полная цепенящего ужаса и высокой, недосягаемой духовной красоты картина!

Вот епископ Белгородский Никодим… Его арестовывают на первый день Рождества ночью, потихоньку от паствы… А потом голого, с зияющими кровавыми ранами, выводят на страшный мороз и медленно поливают водой, пока он не превращается в ледяной столб! Пением молитвы „Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас“, пока мог, оглашал темноту страшной ночи невинный страдалец! С перстами, сложенными для благословения своих мучителей, и так, закоченевши, отходил он ко Господу… В таком положении отрыли его потом верующие.

Вот архимандрита Пермского Андроника с выколотыми глазами и вырванными щеками влачат по улицам города Перми перед обезумевшей и оцепеневшей от ужаса паствой! А потом епископа Феофана Соликамского и с ним 40 человек монахов, священников и архимандритов убивают! Кто бы мог предполагать в XX веке такую потрясающую человеческую бойню?!

Вот, на глазах обезумевших жен священников, одного священника, только что совершившего литургию, раздавливают в тисках, а другого распинают на кресте! А епископ Тобольский Гермоген, живым привязанный к пароходному колесу? А десятки тысяч священнического, иноческого и мирского чина, их же имена один Господь ведает, страшную тайну мучений которых хранят мрачные подвалы ЧК?! А недавно расстрелянные в Хабаровске 75 человек православного духовенства, об одном из которых цинично заявлялось, что он в течение 6 лет содержался в таких невыносимых условиях, от которых „даже собака бы сдохла“?!

И это все только маленькие частицы деталей колоссально чудовищной кровавой картины страданий православного духовенства! Все лучшее погублено и, что еще ужаснее, медленными истязаниями приближается к роковой развязке по тюрьмам и в ссылках. Чудом оставшиеся „на свободе“ влачат жалкое, нищенское, голодное, бесправное существование, ожидая ежеминутно ареста и… желанного исхода – успокоительницы и освободительницы смерти…

И только небольшие кучки „живоцерковцев“, „обновленцев“ и приспособленцев, в разное время благословившие палачей, признавшие их радости своими радостями, до удобного момента оставлены извергами в относительном покое, купленном ужасной ценой предательства! Они пока необходимы большевикам ради разрушения единства Православной церкви и ослабления ее внутренней духовной мощи…

Поруганы святые мощи. Издевательство злодеев-большевиков доведено до того, что мощи святителя Иосафа Белгородского выставлены в музее рядом с дохлой крысой. Недавно кощунственному вскрытию и перенесению в музей подверглись мощи праведного Симеона Верхотурского, столь чтимого в Приуралье. Перед этим изъяты были и неизвестно где находятся мощи преподобного Серафима Саровского…

Закрыты Лавры: Киево-Печерская, Троице-Сергиевская, Александро-Невская, используемые широко для учреждений безбожников. Соловецкая обитель превращена в большевистский застенок. Томящимся там во множестве архипастырям и пастырям запрещено совершение богослужений.

Священный Кремль Московский поруган и осквернен. Снесена часовня Иверской Божией Матери. Запрещен звон в Москве. Взорван Симонов монастырь. Храм Вознесения, воздвигнутый на месте пролития крови Освободителя крестьян и славянства, государя императора Александра II, превращен в музей революции.

Советская власть официально („Известия“ от 22 марта 1929 г.) сообщила, что в 1928 году ей закрыты 354 церкви и 88 монастырей, на 1929 год намечалось закрытие 253 церквей. Но конечно, эти цифры давно превышены. Советская печать писала, что к 1 января 1930 года закрыты будут 1000 церквей. Не проходит дня, чтобы печать не осведомляла о закрытии нескольких церквей. Ряд губерний оставлен вообще без церквей. Назревает закрытие всех церквей в России.

И все это происходит в XX веке, на глазах всего цивилизованного, гордого своими культурными достижениями человечества, оправдывающего свое чудовищное безразличие к несчастным русским и свои корыстные расчеты, основанные на гибели России, „невмешательством во внутренние дела“.

Только православные русские цари с подданными своими не считали „вмешательством во внутренние дела“ вставать, когда было нужно, на защиту православия, христиан, попираемой правды и свободы человечества! Теперь последнего русского благочестивейшего царя-мученика, царицу, невинных кротких детей их зверски убили, народ русский убивают, православную церковь добивают… Вчерашние же друзья и защищаемые боятся „вмешательства во внутренние дела“ и не боятся подавать руки палачам…

Правда, есть трогательные и светлые исключения из этого всеобщего морального отупения, но они капля в море человеческого бессердечия и бесстыдства. Вопрос защиты свободы совести, религии от большевиков, защиты самого Бога, боятся поднимать, потому, что он заставит столкнуться… с политикой. Новый страшный кумир, которого теперь боятся больше, чем Бога, и которому приносят страшные жертвы: человеческую порядочность, долг, честь, совесть; перед которым трепещут, увы, и служители церкви, забывая, что во имя правды повиноваться следует „более Богу“ („Деяния апостолов“, 5: 29), нежели сложному политическому моменту»…

Первый период нашей «великой революции», время господства социал-революционеров, не менее безбожных, чем их преемники большевики, но гораздо более лицемерных, никакими резкими антирелигиозными проявлениями не отличался. Но после большевистского переворота картина резко меняется. Это крайнее течение социализма поставило борьбу с религией и даже гонения на нее в число основных пунктов своей программы.

Совнарком декретом 20 января 1918 года объявил об отделении церкви от государства и запрещении преподавания Закона Божия в учебных заведениях. Большевистская администрация усердно принялась за отбирание церковных и монастырских имуществ, закрытие в городах церквей, превращение их в клубы и т. д.

Вместе с тем были объявлены необязательными акты крещения, церковного брака и погребения; но зато установлен гражданский брак, и дело ведения метрических записей и выдачи свидетельств передано целиком в руки гражданской власти.

По мере укрепления советской власти гонение на церковь и духовенство становилось все более систематическим и свирепым, выливаясь в самые разнообразные формы – от грубой кровожадности до утонченной жестокости и злостного глумления.

Что происходит? Систематическая травля в печати, изобилующей кощунственными карикатурами с глумливыми надписями, причем весьма характерным является то обстоятельство, что ни в одной советской газете нельзя встретить ни одной карикатуры или глумливого стиха по отношению к другим религиям, например, магометанству, иудейству или даже протестантизму; налоги на иконы и нательные кресты, отобрание церковного и монастырского имущества, разгон монастырской братии; закрытие церквей и превращение их в клубы, казармы и даже конюшни; бесчисленные убийства священников и привлечение их к самым черным работам, вплоть до очистки отхожих мест в красноармейских казармах и т. д.

Самое пылкое воображение не в силах представить, до каких безумных зверств и утонченных пыток доходит здесь большевистский гений. Лучших из пастырей, наиболее любимых народом, – одних расстреливали, других живыми закапывали в землю, с третьих сдирали кожу, предварительно надрубая руки, четвертых топили в реках, примораживали ко льду.

Не казненных и не утопленных пастырей морили голодом, лишая продовольственного пайка, изнуряли непосильными работами, многих неделями и даже месяцами томили в тюрьмах. Все было дозволено, все пущено в ход, лишь бы довести духовенство до самых тяжелых и невыносимых страданий.

Но все это ничто в сравнении с теми муками, которые приходилось испытывать пастырям и всем верующим при яростных порывах загрязнить, осквернить и потопить в водовороте крови и слез все самое святое для христианина.

Захватываются духовные учебные заведения, причем здание духовной семинарии превращается в застенок с орудиями пыток. Разгромляются и захватываются монастыри, запрещаются крестные ходы. Пастырей обязывают подпиской не совершать крещений, браков и отпеваний без разрешения исполкомов.

Как тяжело приходилось Пермской церкви, показывает список жертв, опубликованный Епархиальным управлением.

В списке значатся: архиепископ Андроник – схвачен в ночь на 4 июля 1918 года и, по имеющимся данным прокурорского надзора, закопан в землю живым; выброшен из вагона на полном ходу епископ Феофаний; викарий Соликамский в ночь на 11 декабря 1918 года после истязания и многократного погружения в воду утоплен в реке Каме. Протоиереи: Иоанн Пьянков, Алексей Сабуров, Николай Яхонтов, Александр Искляев, Александр Преображенский, Михаил Киселев, Николай Конюхов, Алексей Будрин, Алексей Стабиков и Николай Бельтюков – одни из перечисленных пастырей расстреляны, другие заморожены, третьи зарублены.

Той же лютой смерти после предварительных жестоких пыток и издевательств предан ряд священников. Кроме того, значатся также убитыми члены Священного синода, посланные в Пермь для расследования дела об убийстве архиепископа Андроника: Василий, архиепископ Черниговский, – расстрелян; изрублены шашками архимандрит Матфей, ректор Пермской духовной семинарии, и Зверев Алексей Данилович, крестьянин Московской губернии, миссионер. Все эти три члена Священного Собора мученически окончили жизнь свою при отъезде из Перми по железной дороге, за мостом через реку Каму 14 августа 1918 года.

Вот что пишет профессор Е.П. Иванов в «Русской речи» от 20 мая 1919 года в своей статье «Блудница Вавилонская», в которой он сгруппировал разрозненные сведения обо всех мерзостях большевиков по отношению к православной религии:

«Не нужно лишних слов. Пусть говорят факты…

Храмы передаются „коллективам верующих“ и дочиста ими обворовываются (Сибирская жизнь. 1919. № 8). Затем в оскверненных церквях устраиваются или школы (Русская речь. 1919. № 8), или кинематографы (Сибирская жизнь. 1919. № 81), или столовые, чайные и даже публичные дома (Сибирская жизнь. 1919. № 3). В лучшем случае храмы запираются (Русская речь. 1919. № 25).

Чтимые верующими мощи поругиваются и выбрасываются. Так, были осквернены мощи св. Логина (Сибирская жизнь. 1919. № 6), св. Артемия из Пинеги, св. Тихона Задонского, св. Митрофания Воронежского, св. князя Константина, св. Михаила и Федора, св. Макария Калязинского, св. епископа Иоанна и Феодора Суздальских и др. (Русская речь. 1919. № 72).

В СССР действительно происходят жестокие гонения на религию и в особенности на православную церковь. Советские законы о свободе совести есть фикция, которой эти гонения прикрываются. Православных епископов без суда и предъявления обвинений бросают в тюрьмы и далекие ссылки, клирики и активные миряне разделяют их судьбу. Случаи расстрелов и убийств епископов и клириков отнюдь не являются редкостью, опять-таки без суда и следствия. Православные храмы и монастыри закрываются вопреки воле населения, святыни – святые мощи, иконы – уничтожаются и подвергаются поруганию. Духовенство, религиозные общины и верующие подвергаются неслыханным денежным обложениям. Церковь вот уже 13 лет лишена права созыва соборов, съездов, лишена печати, религиозных школ. Проповедь религии рассматривается как преступление, в то время как проповедь безбожия везде и всюду насаждается. Верующие миряне, если они не скрывают своей веры, лишаются работы, гражданских прав, терпят всякие утеснения (особенно это касается учителей). Духовенство фактически является бесправным, беззащитным перед законом.

Церкви в громадном количестве закрываются по требованию безбожных организаций, несмотря на живой протест верующих. Все жалобы по поводу закрытий храмов, обращенные как к местным, так и к центральным властям, остаются без всяких последствий.

По официальной статистике, за 1929 год в СССР православных церквей закрыто – 333, а всего культовых зданий – 422. Кроме того, за тот же год возбуждены дела о закрытии еще 317 церквей. За семь месяцев 1928 года в СССР закрыто 322 церкви. Практикуется не только закрытие, но и уничтожение церквей: известный по своей исторической ценности Симонов монастырь в Москве взорван[25], храм Рождества Богородицы в Москве (на Петровке, угол Столешникова переулка) снесен. Храм Вознесения в Нижнем Новгороде взорван в самый день праздника Вознесения. Имеющие всероссийское и даже вселенское значение Киево-Печерская[26], Троице-Сергиева[27] лавры, Саровский, Дивеевский монастыри, Оптина и Нилова пустыни, Новоиерусалимский, Донской, Данилов, Угрешский (в Москве), Спасо-Иаковлев (в Ростове), Спасо-Ефимьев в Суздале закрыты и разрушены, а последний превращен в тюрьму[28]. Сотни других монастырей также разрушены, а монашествующие изгнаны.

Исаакиевский собор в Петербурге, Святая София в Новгороде, Владимирский собор в Киеве превращены в антирелигиозные музеи. По последнему сообщению Главнауки, 6000 храмов исторического значения, находившиеся на учете комиссии охраны памятников старины и искусства, тоже снимаются с учета и отдаются на слом.

О том, как реагирует верующий народ на закрытие храмов, можно судить по следующим эпизодам: в августе 1927 года при закрытии собора в Тульчине Подольской губернии народ пытался не допустить закрытия; вызванная милиция устроила форменное побоище, причем были убитые и раненые.

В селе Пески Николаевского округа народ во главе с духовенством пытался помешать безбожной процессии, ворвавшейся в храм, где происходило богослужение. В результате произведены были массовые аресты, священник Павленко, дьякон Биднов и четыре мирянина были расстреляны.

В Веневе Тульской губернии народ пытался воспрепятствовать закрытию храма. Настоятель храма Чугунов и несколько мирян расстреляны.

В СССР религиозная пропаганда преследуется.

Не издается ни одного религиозного журнала, ни одной книги религиозного характера. Последние обновленческие журналы закрыты в 1928 году. Даже богослужебные книги – Евангелия, молитвенники, церковные календари – воспрещено печатать. Из всех библиотек изъяты книги не только религиозные, но и идеалистические.

Не функционирует ни одна богословская или религиозная школа. Преподавание веры детям даже частно воспрещено, в то время как во всех школах ведется систематическая антирелигиозная пропаганда.

За распространение религиозной литературы осуждают на долгосрочное тюремное заключение. Епископы, священники и активные миряне на протяжении 12 лет без всякого суда и следствия, без предъявления обвинений, массами арестовываются, содержатся в тюрьмах, высылаются в далекие ссылки.

Церковь православная в России, начиная с 1918 года, то есть с момента гонений против нее, начатых советской властью, по существу управляется не столько своими епископами, сколько благодатью самого ее Божественного Основателя Господа Иисуса Христа. Такова твердая вера и убеждение всех православных.

А о том, есть ли стеснение в управлении церковью, можно судить по тому, что глава ее, патриарший местоблюститель, с 1925 года томится в тюрьмах и изгнании, что все виднейшие ее иерархи – митрополиты Кирилл, Арсений, Иосиф, архиепископ Феодор и другие – также уже десять лет находятся в изгнании. 197 епископов ее были и есть в тюрьмах и ссылках. Собор, о котором с 1925 года, с момента смерти патриарха, хлопочет церковь, не разрешается правительством. Епархиальные съезды также. Законное высшее церковное управление в лице Патриаршего синода и Высшего церковного совета разогнано еще в 1922 году. Епископы в большинстве отсутствуют в своих епархиях, а те немногие, что живут на местах, лишены возможности управлять – посещать свои паствы, будучи связаны подписками о невыезде из городов.

Что касается выселения из квартир, то действительно духовенство выселяют, и, конечно, выселяют не за неуплату квартирной платы и не по решению суда.

По вопросу о дальнейшем существовании церкви можно сказать, что при таком темпе, каким в настоящее время идут гонения, нужно ожидать, что скоро церковь вынуждена будет уйти в подполье, в катакомбы по примеру первых христиан.

Колокольный звон запрещен пока только в Москве, но зато с сотен церквей в разных концах России уже сняты и уничтожены колокола. Среди них, например, старинные, XVII века, колокола Костромского двора, колокола Исаакиевского собора в Петербурге с барельефами Монферрана и Витали, колокола киевского Владимирского собора с барельефами Васнецова и т. д.

Эмблема христианства – крест, а также иконы удалены из всех правительственных и общественных зданий. Даже частные лица не могут носить нательный крест и иметь в жилище иконы невозбранно: возможность исполнения христианского обычая обложена особым налогом. Чтение Евангелия рассматривается как тяжкое преступление: из Перми переданы сведения, что там имели место подобного рода процессы перед революционным трибуналом. Заветная святыня всей православной России – Московский Кремль – подвергалась обдуманному и систематическому разрушению. Это разрушение, произведенное в дни большевистского переворота, отнюдь не могло оправдываться какими-либо стратегическими соображениями происходившего тогда уличного боя. Разрушить кремлевские святыни таким образом, как они разрушены, могла только сильная и неукротимая ненависть к той религии, которая эти святыни создала…

В таком виде предстает перед нами революционная деятельность, которая может быть названа деятельностью разрушающей, отрицательной. Но она имеет и другую сторону, созидательную. На место разрушаемого старого она пытается внести нечто новое. Сведения об этом новом чрезвычайно характерны. Нововведения сводятся к следующему. Христианские праздники уничтожены; кресты и иконы изъяты по возможности из употребления; на головном уборе красноармейцев помещается каббалистический знак пятиугольной звезды (пентаграммы). Знак пентаграммы красуется и на печатях, которыми опечатывают храмы. Изображения Христа и святителей поруганы, осквернены…

Подводя итоги, можно воспользоваться сравнением из Апокалипсиса: „Жена, облеченная в солнце“ и принужденная скрываться от дракона в пустыне, с одной стороны, и торжествующая „блудница вавилонская, облаченная в пурпур и багряницу“, с другой – вот прообраз столкновения христианского уклада с социалистической революцией, которое мы переживаем».

Насильственно внедрявшие всюду свою «религию социализма» большевики давно оценили, что после уничтожения царской власти наиболее опасным врагом социализма и революции является Православная русская церковь, а затем и все религии вообще. Это сознавали не только большевики. С первых же дней русской смуты 1917 года революционеры-февралисты всевозможными мерами скрытого разложения всячески стремились расшатать и ослабить вековую нашу церковную организацию. А вырвавшие у них власть большевики уже путем открытого насилия достигают основной своей цели: лишить весь русский народ не только всякой возможности религиозно-церковного единения, но и самой веры в Господа Бога. Насаждая религию своего «ленинского социализма», большевики поставили одной из главнейших задач своей политической полиции, пресловутого ГПУ, – обезбожить Россию.

К вышеприведенным сведениям о гонении на религию мы имеем возможность добавить и опубликованные в июне 1930 года парижской прессой важные документальные данные, полученные непосредственно из России. Составленные самоотверженными борцами за православную веру и тайно пересланные за границу, эти сведения подводят итог двенадцатилетней борьбы советской власти с Православной церковью и показывают методы этой борьбы.

Методы борьбы советской власти с церковью сложны и многообразны. Они имели свой определенный цикл развития и пережили своего рода эволюцию. Всю историю советской религиозной политики можно разделить на две неравные части, из которых первая представляет период времени с 1917 до 1922 года, то есть первые четыре года, а вторая – с 1922 года и до наших дней[29].

В первый период, совпавший с эпохой Гражданской войны и строительства аппарата власти, когда перед коммунистической партией стояли проблемы жизненного характера, власть просто не имела возможности сосредоточить достаточно внимания на церкви. Поэтому этот период можно охарактеризовать как время относительного выполнения закона «об отделении церкви от государства». На местах власть по собственному разумению и степени инициативы вела борьбу с религией и церковью без строго разработанного плана, хаотично. Эта борьба выражалась в разгроме отдельных монастырей, закрытии храмов при школах и в учреждениях, арестах представителей иерархии и клира и, наконец, ряде казней и просто убийств, без всякого суда и следствия, отдельных представителей духовенства.

В это время были закрыты все храмы в Московском Кремле, мощи святителей Московских, почивавшие в Успенском соборе, – святых Алексия, Гермогена, Ионы, Филиппа и др., – были осквернены и уничтожены. Произведено было кощунственное вскрытие мощей: в Петербурге святого Александра Невского, в Белгороде святого Иосафа, в Воронеже святого Тихона Задонского и многих других. Часть мощей была передана в музеи, часть просто уничтожена, например, мощи святого Феодосия Черниговского были изуродованы, разрезаны на части и затем исчезли неизвестно куда.

Эти деяния правительства, не предусмотренные никаким законом и оскорбляющие религиозное чувство верующих, опротестовывались в высших правительственных учреждениях, но протесты остались без всяких последствий. Тогда же были ограблены многие монастыри, ценности из которых были похищены, а помещения реквизированы. Была реквизирована типография Троице-Сергиевой лавры и Синодская в Москве и закрыты всецерковные периодические издания. В то же время сотни епископов, клириков и верующих были брошены в тюрьмы ГПУ (тогда еще ЧК).