Дядя самых честных правил. Книга 3

Глава 1

Снежки

Солнце, лёгкий морозец, почти полное отсутствие ветра – чудеснейшая погода для прогулки. Особенно на санях, в которые запряжён Буцефал. Едешь себе, закутавшись в тёплую шубу, рядом попискивает Ксюшка, Диего мурлыкает вполголоса испанскую песенку, Кузьма вожжами щёлкает. Красота!

Впрочем, ехали мы не гулять, а тренироваться у камней возле леса. За последние недели мы накатали туда настоящую дорогу по снегу – испанка требовала от младшей Добрятниковой заниматься каждый день. Ну и я, естественно, ездил. Мы даже пару раз выбирались в метель, и я выяснил: огненные вспышки потрясающе выглядят посреди летящего снега.

Пятым на санях сидел Мурзилка. Кот обожал Ксюшку и присоединился к тренировкам с первого же дня.

– Приехали!

Кузьма остановил сани подальше от камней. На всякий случай, чтобы не попасть под какое-нибудь проклятье.

– Кто последний, тот сосиска!

С криком Ксюшка выпрыгнула из саней и понеслась к камням. Следом за ней, задрав хвост трубой, бежал Мурзилка.

Диего с барственным видом вышла из саней, показывая, что никуда она бегать не собирается. Но, пройдя несколько шагов, обернулась и подмигнула:

– Сосиска!

Подобрав полы шубы, испанка рванула следом за девчонкой и котом. Ёшки-матрёшки, и это наставница магических наук! Всё-таки младшая Добрятникова на неё дурно влияет.

Бегать за магичками я не собирался. Во-первых, они меня всё равно обогнали, а во-вторых, не вижу ничего плохого в сосисках. Что немецкие, что местные муромские, поджаренные, аппетитные, истекающие соком. Ммм!

Я степенно дошёл до камней, будто и не собирался соревноваться в беге. На выкрик «Сосиска!» только пожал плечами и укоризненно посмотрел на Диего.

Вжуххх!

Из-за дальнего камня в меня полетел снежок. Ха! Уже на автомате я отшвырнул его эфиром в сторону, чуть не попав в Диего. Впрочем, в неё что кидай, что не кидай – испаряет снег на лету.

– Ксения, – Диего поманила девочку пальцем, – будь добра, начни занятие с призыва Таланта. Десять раз подряд.

Девочка вышла из-за камня, вздохнула, раскинула руки и закрыла глаза. Поле эфира дрогнуло, когда из неё выглянул дикий Талант. Ох и намучились мы с ним первое время! Чуть дом не спалили, когда он лез наружу без спроса. А теперь ничего, привыкает «ходить под седлом».

Я тоже зажмурился и стал гонять Анубиса туда-сюда. Он у меня своевольный, лишний раз напомнить, кто хозяин, совсем не лишнее.

– Закончили упражнение. Малые шаровые молнии, Ксения, двадцать штук. Цель – дальний камень.

– Ой, там Мурзилка сидит! А если я в него попаду?

– Если ты попадёшь в рыжего бандита хоть раз, я отдам тебе свой десерт.

Испанка ни капли не рисковала сладким – кот чувствовал колдовство лучше любого мага и легко уворачивался хоть от всполохов, хоть от ледяных игл.

Бумс! Бумс! Бумс! Комки пламени слетели с пальцев девочки длинной очередью.

Мурзилка, жмурившийся на камне, неожиданно вскочил и кинулся на ближайшую шаровую молнию. Ударил по ней лапой, сбил с курса и зашвырнул в снег. Тут же бросился за другой и принялся гонять её, как мышь.

– Диего! Посмотри!

Испанка и без крика видела проделки кота. Покачала головой и покосилась на меня:

– У тебя даже gato ненормальный. Ты специально подбираешь всякие диковинки?

– Ага. Например, взял наставника-женщину, да ещё и иностранку, – я изобразил шутовской поклон. – Марья Алексевна говорит, что Муромское общество было шокировано.

Испанка фыркнула и демонстративно отвернулась.

– Ксения, я сказала, двадцать шаровых молний! А ты сделала только пять, я считала.

– Так их Мурзилка сбил!

– И что? Двадцать, сеньорита, уж будьте любезны.

Девочка вздохнула и взялась за тяжёлую работу. Пока Талант не развит, любое осмысленное действие с эфиром требует значительного напряжения. Пока она выдавливала из себя крохотные шаровые молнии, а Мурзилка гонялся за ними, я тоже занимался с Анубисом.

Дней десять назад Диего начала учить меня «ловчей сети» – особому приёму для контроля за окружением.

– Не слишком известная практика, – пояснила она, – и даётся далеко не каждому. Если освоишь, получишь отличный инструмент.

– А если нет? – уточнил я.

Она развела руками.

– Большинство живёт без него. Будешь как все, и только.

А я, знаете ли, люблю выделиться из общей массы. Так что пришлось мне напрягаться и потеть, так же как Ксюшка.

«Ловчая сеть» никого не ловит, она только даёт ощутить окружающее пространство, будто расширить границы себя. Для этого следовало заставить Анубиса плести тонкую нить эфира, а самому раскидывать вокруг. При этом сплетая что-то вроде ажурной невесомой паутины. Если всё сделано правильно, можно почувствовать предметы вокруг, любое движение воздуха, приближающихся людей. Даже заглянуть, что лежит у них в карманах и скрывается под одеждой. Впрочем, до такой чувствительности я ещё не добрался.

– Закончили! – скомандовала Диего. – А теперь…

Она потянула паузу, переводя хитрый взгляд то на меня, то на Ксюшку.

– А теперь снежки!

Девочка взвизгнула и рванула под прикрытие камня.

Для любого не мага игра в снежки простая забава, а для нас троих это настоящая тренировка. Правила просты – надо попасть в противника и не дать ударить себя. Но отражать вражеские снаряды можно только магией, как и поправлять их в полёте. В прошлый раз хитрая испанка закатила мне снежок прямо за шиворот, пока я отвлёкся на атаку девочки. Сегодня же я собирался взять реванш и ответить Диего взаимностью.

Через секунду над полянкой между камней стало тесно от летящих комков снега, огненных всполохов, дрожащих эфирных плетей, ледяных игл и взрывов снега.

Уйдя в глухую оборону, я нашёл взглядом Мурзилку. Потянулся к нему щупальцем Анубиса. Ага, заметил! Уставился на меня зелёными глазищами, будто спрашивая, чего я хочу.

Я взглядом указал на одинокую рябину, под которой укрылась испанка. Видишь, подобрыш? Давай, полезай на дерево, а я тебе дома вкусной рыбы дам.

Кот побежал по краю поляны к указанной цели. Умничка! Давай осторожней, чтобы испанка сгоряча и в тебя снежком не попала.

Мне пришлось отвлечься – Ксюшка отправила в меня сразу десяток зарядов. А когда я отбился, Мурзилка уже сидел на ветке, точно над самой головой Диего, и вопросительно на меня смотрел. Мол, что делать-то, хозяин?

Несколько минут я потратил, чтобы донести до кота простую мысль – надо трясти ветку. Подобрыш, сообразив, что я хочу, дёрнул хвостом. Прыгать по дереву, как обезьяна, ему не нравилось. Но на другой чаше весов была рыба, а от такого угощения отказаться было практически невозможно.

Мурзилка встал на лапах, покачнулся и резко прыгнул. Ветка дёрнулась. Снег водопадом обрушился вниз, засыпая Диего.

– Hijo de la chingada! La mierda del toro! Estoy en una maldita nube de pedos!

А следом мы с Ксюшкой буквально расстреляли её снежками.

– Хватит! – испанка отплёвывалась от снега. – Урок закончен.

Она расстегнула шубу и стала отряхивать одежду. Я подошёл, поднял упавшую шапку и подал ей.

– Mierd, – проворчала она, – вы напали на меня, как бандиты. Где этот рыжий паршивец? Я ему все усы повыдергаю. Как ты вообще додумался подослать против меня кота?

Я пожал плечами. Мой кот, хочу подсылаю, хочу чешу за ухом, хочу кормлю осетриной.

– Поехали домой, – Диего запахнулась поплотнее и зашагала к саням.

– Дядя Костя, – меня догнала Ксюшка, – как думаете, она долго будет сердиться?

– Отойдёт. Сейчас вернёмся, съест борща, согреется и снова подобреет.

Боковым зрением я заметил движение около леса и обернулся. На опушке маячил всадник, одетый в тулуп и лохматую меховую шапку. Ага, это свои – кто-то из опричников выехал присмотреть за нашей компанией. Мы с Диего, конечно, сами с усами, но Киж требует контролировать, что происходит вокруг.

Банда опричников приехала точно в срок. Настасья Филипповна поселила их в дальнем флигеле, где они устроили себе отдельную кухню, за три дня срубили баню и приступили к службе. И в первый же день поймали в лесу браконьеров – каких-то мужичков из Меленок. Выпороли их, обещали в следующий раз пристрелить и выгнали.

К моему удивлению, Разумник, что-то соображающий в Знаках, прохладно отнёсся к мастерским и моей деланной магии. А вместо этого заинтересовался школой, где учились крепостные ребятишки. Сходил туда раз, другой, послушал, а после пришёл ко мне и попросил разрешения тоже учить детей. Началам физики, ботаники, химии и географии. С орком Апполинарием он быстро нашёл общий язык и пропадал там всё время, когда не требовалась его служба.

А в мастерских буквально прописался Конон Горобец. Магия его не прельщала, а вот механика весьма. Они даже поругались с Прохором, когда Конон влез со своим мнением о суставе механической лошади. Как мне рассказали, сначала они наорали друг на друга, потом слегка помутузили. В конце концов достали где-то штоф крепкого, большую луковицу на закуску и к концу вечера придумали улучшенный сустав.

За обедом в столовой собрались не все обитатели усадьбы. Киж, которому еда не требовалась, пропадал у опричников. А Бобров так вообще был в отъезде – я попросил его разузнать насчёт княжны Вахваховой. Если её слова о Голицыне были правдой, то мне, пожалуй, стоит поостеречься.

– Костя, – Марья Алексевна протянула мне конверт, – прочти, тебе будет интересно.

Княгиня фактически обосновалась у меня в усадьбе и не собиралась никуда уезжать. Ночами устраивала свои «концерты» на арфе вместе с Настасьей Филипповной и Диего. К моему удивлению, арфу настроили, и теперь она звучала даже приятно. А когда испанка начинала подыгрывать на гитаре, так и вовсе хорошо.

Я не успел открыть конверт, когда в столовую проскользнула Светлячок. Подошла ко мне и шепнула на ухо:

– Константин Платонович, к нам едут шесть всадников. Четверо из них в военных мундирах.

В горле у меня на секунду запершило. По мою душу, спинным мозгом чувствую. Но виду не подал.

– Господа, прошу меня извинить, заканчивайте обед без меня, – я протянул конверт обратно Марье Алексевна. – Чуть позже, хорошо?

Накинув тулуп в прихожей, мы со Светлячком вышли на крыльцо. Всякие неприятности надо встречать лицом к лицу, не выказывая и тени страха.

Опричников видно не было, но я чувствовал – они где-то рядом, готовые ударить в случае необходимости.

– Скажите в разговоре «хлеб-соль», – шепнула Светлячок, – и я дам знак стрелять.

Долго ждать не пришлось. Через пять минут кавалькада всадников въехала во двор усадьбы. И правда – военные. Только их предводитель был гражданский, закутанный в чёрную шубу, в надвинутой до бровей рыжей лисьей шапке. Он и подъехал к крыльцу, оставив сопровождающих ждать.

– Константин Платонович!

Голос всадника показался мне знакомым. Я вгляделся в его лицо. Точно! Сумароков!

– Василий Петрович, какая неожиданная встреча!

Старичок-археолог спустился с коня и засеменил ко мне.

– Рад, очень рад.

– Отобедаете с нами?

– Нет-нет, простите, дело не терпит отлагательств. Мы можем поговорить приватно?

– Да, конечно, прошу вас.

Я распахнул дверь, впуская гостя в дом, и отрицательно покачал головой Светлячку. Она понятливо кивнула и исчезла, чтобы дать остальным опричникам отбой.

Сумароков скинул шубу. Под ней оказался чёрный мундир с золотыми эполетами. Хм, а не рано ли я отпустил опричников?

– Пройдёмте, – я указал на лестницу, – там нас не побеспокоят.

Мы поднялись на второй этаж. Я провёл его в кабинет и кивнул на диванчик.

– Присаживайтесь, Василий Петрович. Что за неотложное дело привело вас ко мне?

Он не успел ответить, как в кабинет стремительно ворвалась Марья Алексевна. Гордо прошествовала к креслу, села и кивнула Сумарокову.

– Рада вас видеть, незабвенный Василий Петрович.

Старичок возмущённо посмотрел на меня, но я только развёл руками. Если княгиня желает присутствовать при разговоре, то с этим следует просто смириться.

Сумароков вздохнул, покосился на Марью Алексевну и произнёс:

– В Касимове эпидемия синей оспы.

Глава 2

Ходячий

– Господи святы!

Марья Алексевна побледнела и перекрестилась. Мне, честно говоря, стало не по себе – слухи об этой болезни ходили самые жуткие. Медицина не мой конёк – деланные маги не умеют лечить, да и не интересовался я этой областью.

– Благодарю, Василий Петрович. Ваше предупреждение бесценно, я немедленно объявлю карантин.

– Простите, Константин Платонович, но я здесь не для этого. Вы должны поехать со мной.

– Эм… Куда? Зачем?

– Никуда он не поедет! – Марья Алексевна вскочила. – Никуда!

– Я попросил бы…

– Ты, Василий Петрович, говори, да не заговаривайся. Знаю я твои штучки!

– Марья А…

– Нет, я сказала! Костьми лягу, а Костю никуда не пущу. Ишь выдумал! По глазам вижу – хочешь Костиными руками самый жар разгребать. Не выйдет!

– А…

– И не перебивай меня, когда я с тобой разговариваю! Я старше, между прочим, и по титулу, и по возрасту. Перебивает он! То, что ты в мундир Тайной Канцелярии вырядился, ещё не значит, что можешь командовать.

– Я попросил бы вас, Марья Алексевна…

– Крепостных своих просить будешь, понял?! Никуда Костя не поедет!

Честно скажу, не ожидал, что княгиня с таким жаром кинется на мою защиту. Эк она Сумарокова, чуть носом по земле не возит. Будто я её единственный сын, которого в армию на двадцать лет забрить хотят.

– Вы, Марья Алексевна, – Сумароков поджал губы, встал и выпятил грудь, – меня оскорбляете. Будь вы мужчиной, я бы вас вызвал на дуэль.

– Я тебя сама вызову! И пристрелю за амбаром, чтобы ты там не думал, сморчок.

Сумароков побелел, открыл рот…

– Тихо!

Я со всей силы хлопнул ладонью по столу. Звук получился оглушительный, будто выстрел. Марья Алексевна и Сумароков изумлённо повернулись ко мне.

– Господа, – продолжил я тихим ласковым голосом, – присядьте, пожалуйста.

Прятаться за спиной княгини я не собирался. Во-первых, надо выслушать, чего именно хочет от меня Сумароков. Во-вторых, эпидемия случилась слишком близко, всего пятьдесят вёрст. А в-третьих, коли уж старичок-археолог оказался из Тайной Канцелярии, не стоит вот так с ходу с ним ссориться.

– Василий Петрович, начнём сначала. Для чего я вам понадобился?

Сумароков бросил взгляд на княгиню и вздохнул.

– Прошу прощения, что вёл себя столь вызывающе.

Марья Алексевна хмыкнула, будто и не ожидала другого. Но старичок держал себя в руках и продолжил:

– Эпидемия случилась крайне не вовремя. Практически все военные маги из Мурома уехали – Фридрих нарушил перемирие и матушка-императрица готовится к весенней баталии. Сами видите, мне приказали выйти из отставки, собрать хоть кого-то и выставить карантин.

– Вот и собирай служилых, – буркнула княгиня, – а Косте надо о своём имении позаботиться.

– Да, понятно, – Сумароков поморщился, – вы не служили, дёргать вас приказом не имею права. Поэтому я приехал просить по-дружески. Вы единственный, кто может мне помочь.

Я развёл руками.

– Василий Петрович, я деланный маг. Средств для лечения болезней у меня нет. И мой Талант, как вы знаете, не слишком для этого годится.

– Вот, мой дорогой, вот! Именно ваш Талант. Это же синяя оспа!

– Простите, Василий Петрович, не понимаю.

– Опыры, – мрачно отозвалась Марья Алексевна.

– Что?

– Ходячие мертвяки, Константин Платонович, – Сумароков вытащил платок и вытер лоб, – нечистые покойники. Синяя оспа имеет эфирную природу, к нашему несчастью. После скоротечной болезни и мучительной агонии часть умерших поднимается снова. Практически без разума, с трудом передвигающиеся, они представляют огромную опасность.

– Нападают на людей, – я кивнул, – пьют кровь и едят живых.

– Господь с вами, Константин Планотович! – Сумароков перекрестился. – Что за ужасы вы говорите? Никого они не трогают, даже ребёнка догнать не смогут. А вот заразу разносят только так.

– И вы думаете, что я могу с ними справиться?

– Безусловно. Это же ваш профиль!

Я переглянулся с Марьей Алексевной. Княгиня несколько секунд молча смотрела на меня и наконец кивнула. Судя по всему, дядя такое проделывал в прошлом.

Сумароков истолковал наше молчание по-своему.

– Константин Платонович, я прекрасно понимаю, что вы не обязаны рисковать. Я мог бы воззвать к вашему долгу дворянина, но это не совсем честно. Положа руку на сердце, я и сам не хочу туда ехать. Будь моя воля, умчал бы в Москву или Петербург и слушал рассказы, как справляется кто-то другой. Но меня заставили!

Он развёл руками и тяжело вздохнул.

– А я только напал на след очень интересного захоронения. Надо подготовиться, уточнить, собрать к весне подходящих людей. Но вместо этого мне приходится носиться по местным дорогам, мёрзнуть в седле и выслушивать тупоголовых военных. Видели, с кем я приехал? Инвалиды, отставники или такие дубы, что их в действующую армию не берут. Макабр!

– Какое у вас подходящее к ситуации ругательство.

– Что? Ах, это… Да, подходит.

Старичок рассмеялся.

– Константин Платонович, вы действительно не обязаны со мной ехать. Но я прошу вас об этом.

– Не соглашайся, – княгиня бросила на Сумарокова тяжёлый взгляд, – у тебя своё поместье требует защиты.

– Марья Алексевна! – старичок аж подскочил. – Вы всё ещё на меня сердитесь за тот ужасный случай? Давайте забудем прискорбное событие, прошу вас. Признаю, был не прав, старый дурак, дубина стоеросовая.

Княгиня зажмурилась и покачала головой.

– Что? Вы не хотите? Так и будем ругаться до скончания века?

– Ах, Василий Петрович, так слушала бы и слушала. Вы продолжайте, не останавливайтесь. Старый дурак, вы сказали? Повторите ещё раз, хочу услышать.

Сумароков закатил глаза, прошептал: «Боже, за что мне это?» – упал обратно в кресло и громко произнёс:

– Да, я старый дурак, что поссорился с вами из-за пустяка. Вспылил, как мальчишка, и не захотел извиниться. Довольны?

– Теперь да, – Марья Алексевна кивнула, – давно бы так.

– Помогите мне, сударыня. Мне нужен Талант Константина Платоновича. Я один до весны буду бегать вокруг Касимова и ловить неупокоенных мертвецов, пока из Петербурга не пришлют кого-нибудь опытного в таких делах. Честное слово, – он повернулся ко мне, – я в долгу не останусь.

– Например? – княгиня сложила руки домиком. – Составишь Косте протекцию при дворе?

– Марья, душечка, ты же знаешь – там у меня врагов больше, чем друзей.

Сумароков на мгновение задумался.

– У меня есть кое-что для вас, Константин. После смерти Петра Великого его архив был… ммм… разобран на части приближёнными. Что-то пропало с концами, что-то осело в Петербургской академии наук.

– И?

– Кое-что забрали члены ложи «Молчаливость». – По его губам скользнула улыбка. – Пожалуй, самое интересное.

Ах да, я и забыл, что наш милейший старичок масон. Интересно, что же они такое уволокли из архивов Петра?

– Но ложа «Молчаливость» распалась, – Сумароков вздохнул, – и эти бумаги совершенно случайно, разумеется, оказались у меня.

Верю, верю, что «случайно». Кому ещё интересоваться архивами, как не археологу? Наверняка припрятал у себя всё что можно, чтобы покопаться в бумагах и найти что-то важное. Но, похоже, не нашёл там ничего интересного.

– Если вы отправитесь со мной, я немедленно отдам вам эти бумаги.

Ого, он ещё и с собой их возит! Хитрый старик сразу рассчитывал ими расплатиться. Вот только зачем они мне?

Сумароков уловил мой скепсис. Встал, достал из-за пазухи лист и подскочил ко мне.

– Вот, взгляните, Константин Платонович. Решите сами, насколько ценный архив вам предлагаю.

Я взял пожелтевшую бумагу и с сомнением развернул.

А-а-а! Чуть не заорав, я постарался усилием воли унять дрожь в пальцах. Не может быть! Утерянные Печати Восточной традиции. Те самые, что приписывают моему тёзке – римскому императору Константину. Говорят, именно этими Печатями он победил в битве у Мульвийского моста. Впрочем, это всё байки, но Печати-то вот они! Примерное их начертание было известно, только без важных деталей. Неужели оригинал? Или искусная, ничего не стоящая подделка? Пока узнать было невозможно – лист был обрезан ровно на половине.

– Это что-то из деланной магии, – Сумароков подмигнул мне. – Я ничего в этом не смыслю, а вам может быть любопытно.

– Может быть как историческая забавность.

Я демонстративно повертел листок и вернул его Сумарокову.

– Вы… – старичок скис.

– Поеду с вами и помогу. Не ради ваших бумаг, Василий Петрович. Эпидемия унесёт много жизней, и я обязан сделать всё что могу.

– Константин Платонович, – он схватил мою руку и принялся трясти, – я вам очень признателен! Очень! Вы себе не представляете, как облегчите мою ношу.

– А бумаги, – вредным голосом проскрипела княгиня, – всё-таки отдай, раз обещал.

– Конечно-конечно! Обещал – сделаю.

Марья Алексевна незаметно подмигнула мне. Она уловила мой интерес и подыграла. Замечательная женщина! Если бы не музицирование на арфе по ночам, так вовсе была бы святая.

Выехали мы через два часа. Во-первых, Настасья Филипповна и Таня коллективно собирали мои вещи. И чуть не переругались, сколько чего мне потребуется в дорогу. Во-вторых, я вызвал Семёна Камбова и приказал опричникам организовать карантин в деревнях и патруль по южной границе поместья. Если увидят людей, ведущих себя странно – стрелять не приближаясь, а трупы сжигать издалека. А по дороге на Меленки поставить заставу и тоже никого не пускать, кроме меня, естественно.

Детей, учащихся в школе, я приказал оставить в усадьбе до окончания эпидемии. Пусть занимаются, помогают в мастерской и отдыхают от домашних дел.

– В моей карете поедешь, – подошла ко мне Марья Алексевна, – её как раз на полозья переставили.

– Зачем? Я верхом…

– Холодно там верхами скакать, – строго заявила княгиня. – А ночевать по грязным избам будешь? Нет уж, будь добр, езжай как положено. И заночевать где будет, и чаю попить, ежели замёрзнешь. И не спорь! А то сейчас поругаюсь с Сумароковым, совсем дома останешься.

Я глубоко вдохнул, досчитал до десяти и согласился. Спорить со старой княгиней – всё равно что лбом стену прошибать.

Так мы и поехали: я с Кижом в карете, как царь, остальные верхом. Через двадцать минут Сумароков остановил нашу процессию и попросился ко мне. Что ж, я не стал отказывать старичку. А он сразу же вручил мне шкатулку с бумагами и сел пить чай. Я поблагодарил его, убрал архив подальше, будто он мне неинтересен, и тоже взял чашку.

Вечер ещё не наступил, а улицы Меленок были пустынные.

– Здесь заражённых ещё нет, – пояснил Сумароков, – но я объявил полный карантин. Запретил выходить из дома под страхом тюрьмы и штрафа в десять рублей. Ничего, неделю-другую посидят, запасы у всех есть, займутся полезным чем-нибудь.

Я пожал плечами – карантин так карантин, его дело.

– Вы поставили кордон на дороге в Касимов?

– Да, конечно, первым делом.

– Съездим туда?

Сумароков кивнул.

– Я думал завтра утром, но если вам интересно, то пожалуйста.

Кордон представлял собой перегороженную на всю ширину дорогу. Деревянные колья связывались в виде ежей и соединялись вместе, чтобы получилась эдакая противомертвячная линия. За ней была собрана баррикада из телег, мешков с землёй и всякого хлама.

Чуть в стороне стоял наскоро сколоченный сарай, где у железной печки грелись солдаты. Как их здесь называют, инвалиды – ещё крепкие дядьки лет под пятьдесят, ветераны давних походов, уже негодные к строевой службе. Командовал ими седой майор с жёлтыми прокуренными усами.

– Происшествий во время моего дежурства не было! – чуть насмешливо доложил он Сумарокову. – Разрешите убыть для ночёвки!

– Перестань, Макар Петрович, – махнул на него старичок, – и без твоих шуточек тошно. Никого не было? Ни одного купчишки?

– Нет, Василий Петрович, – майор покачал головой, – хотя обычно их здесь по десятку в час едет.

– Совсем, видать, плохо в Касимове, – Сумароков выпятил нижнюю губу. – Или прислали туда кого, и он тоже карантин ввёл.

Я вполуха слушал их разговор и смотрел на дорогу. В первых сумерках падал снег, становившийся всё гуще и гуще. И там, в этой белой каше, мне мерещились смутные тени. Будто таились в ней люди, боящиеся подойти к кордону.

Несколько раз моргнув, я с удивлением заметил, что одна из теней двигается к нам. Только странная тень, подсвеченная голубоватым неоновым светом. Игра воображения? Иллюзия?

– Василий Петрович, можно вас на минутку? Посмотрите вот туда. Это мне мерещится или что-то такое светится?

Сумароков прищурился, тоже моргнул и побледнел.

– Ходячий, – одними губами выговорил старичок, – это ходячий.

Тень обрела плоть. Из снегопада на рогатки медленно шёл мужик – без шапки, в расхристанном порванном армяке. Особенно меня поразили ноги: правая обута в лапоть, а левая совершенно голая. Мне не стоило труда рассмотреть – пальцы на этой ноге давно превратились в лёд, покрывшись инеем. Действительно мертвец, самый настоящий. И в отличие от того же Кижа, стоящего рядом, светящийся голубым светом.

Глава 3

Кудрино

Справа послышался сдавленный хрип, будто какой-то силач душил льва. Я обернулся – Киж расширенными глазами смотрел на приближающегося мертвеца и рычал горлом.

– Уйди, – резко бросил я ему.

Он повернулся ко мне всем корпусом. Взгляд у мёртвого поручика был бешеный, словно у впавшего в боевую ярость берсерка.

– Константин…

– Уйди, Дима. К карете, не то задену.

Киж дёрнул головой, собираясь возразить. Но тут же почувствовал, как во мне просыпается Анубис. Не добрый Талант-шутник, не задорный весельчак-сожитель в моей груди, а бессердечный демон. Или нет, скорее, тот самый страшный египетский бог, чьё имя я ему случайно подарил. Медленно, громадным левиафаном из глубин океана, Анубис раздвигал слои эфира. Мне даже стало страшно от мощи, внезапно обнаруженной им.

Не говоря ни слова, Киж развернулся на каблуках и не оглядываясь пошел к карете.

– Константин Платонович, надо что-то делать! – сдавленно просипел Сумароков, ещё не ощутивший пробуждение моего Таланта. – Он приближается!

До светящегося мертвеца было шагов тридцать.

– Василий Петрович, уйдите подальше, чтобы вас не зацепило.

– Нет, нет, – он яростно замотал головой, – я никуда не уйду!

У меня не было времени и желания с ним спорить. Анубис приготовился к удару, и мне оставалось только направить силу.

В шагах пяти громыхнул выстрел. Кто-то из солдат не выдержал и пальнул в мертвеца. Пуля с громким шлепком ударила ходячего в грудь, но тот даже не пошатнулся, продолжая двигаться вперёд.

– Уберите солдат, мешают.

Я бросил Сумарокову приказ и стал медленно поднимать вытянутую руку. От плеча до ладони гудела басом приготовленная стрела эфира. А я словно натягивал невидимый лук, готовый спустить тетиву. В этот момент я чувствовал себя Одиссеем перед выстрелом через двенадцать колец. Если получится, загадал я сам себе, значит, и с эпидемией разберусь.

– Хррр!

Мертвец был уже в двадцати шагах и захрипел, глядя мне в глаза. Нет, это уже не человек, а чудовище, я точно это видел. Сумароков ошибался – ходячий целенаправленно шёл на баррикады, привлечённый теплом. Ему было холодно, и он жаждал отнять у живых это богатство.

– Всему своё время, и время всякой вещи под небом. – Слова сами появились на языке. – Время рождаться, и время умирать. Сейчас оно пришло к тебе.

Анубис раскрыл пасть и завыл, как собака на могиле. Пробирая холодом до самых костей и заставляя зажимать уши. Стрела эфира сорвалась с тетивы и полетела в цель, видимая даже взгляду обычных людей.

Время замедлилось. Раскалённая до белизны эфирная игла не спеша рассекала воздух, подбираясь к мертвецу. Десять шагов. Пять шагов. Три шага. Два. Один.

Грохот от столкновения эфирной стрелы и голубого сияния ударил по барабанным перепонкам. С елей у дороги рухнул снег, а деревянные ежи заслона отъехали на пару шагов. Обалдеть, бахнуло!

Белое пламя нашего с Анубисом волшебства сожрало синий призрачный свет и принялось за ходячего. Сожгло одежду. Распылило плоть. И сгрызло рассыпающийся скелет. На землю упал серый пепел, тут же смешавшийся со снегом.

Анубис в груди радостно затявкал, но слегка испуганно. Талант не рассчитал и влил слишком много силы. Таким ударом я легко мог спалить и десяток мертвецов.

– Константин Платонович, – моего локтя коснулся Сумароков, – а вы не думали пойти в армию? С эдакими способностями вам и до генерала можно дослужиться.

– Обойдусь.

Я поплотнее запахнул шубу – напряжение от сделанного усилия прошло, и меня бил лёгкий озноб.

– Василий Петрович, мне требуется передышка. Как насчёт ужина и горячего чая?

– Да-да, конечно, сейчас организуем. Я, знаете, тоже продрог, – он нервно хихикнул. – Не каждый день при мне такими проклятиями швыряются. Уж сколько живу, сколько по курганам лазил, а всё равно магия до печёнок пробирает.

Мы поужинали в каком-то трактире, где оказались единственными посетителями. Хозяин, обрадованный неожиданным гостям, расстарался и притащил нам кучу всякой снеди. Не помню, что я ел и пил тогда, – после магии Анубиса на меня напал лёгкий мандраж. Да, маловато я с Диего занимаюсь, маловато. Как вернусь, устрою тренировки с мощными заклятиями. А то никуда не годится, чуть напрягся и стал как выжатый лимон.

Ночевать вместе с Сумароковым я отказался. Какой-то купеческий дом, занятый неугомонным старичком, произвёл на меня тягостное впечатление. Такая атмосфера бывает там, где живёт не слишком дружная семья, где ссорятся, ругаются и нет настоящего домашнего уюта. Так что я вернулся в карету и устроился со всеми удобствами. Кижа я отправил на кордон, приказав разбудить, если появятся ещё ходячие мертвецы.

К счастью, ночь прошла спокойно, и я отлично выспался. Едва рассвело, ко мне постучался Сумароков и напросился на чай. Старичок крутил в руках чашку и кидал на меня долгие задумчивые взгляды.

– Василий Петрович, вы хотели со мной поговорить?

– Что? А, да, хотел.

– Так переходите к сути, чего тянуть.

– Вы видели, – он скривился, – мертвец дошёл аж до Меленок. Значит, в Касимове совсем плохо. Надо двигаться к источнику эпидемии, по пути заезжая во все деревни, чтобы не упустить заражённых. Вы готовы?

– Я же согласился, Василий Петрович. Не в моих правилах отменять обещание.

Сумароков вымученно улыбнулся и похлопал по руке.

– Спасибо, Константин Платонович. Простите, что усомнился. Вчера уже был у меня неприятный разговор: понадеялся на людей, а они…

Он махнул рукой и вздохнул.

– Одно расстройство.

– Не переживайте, разберёмся своими силами, невелика задача. Давайте собираться и выезжать, нельзя терять время.

Дорогу от Меленок припорошило за ночь снегом, и лошади шли медленно. Я в который раз мысленно поблагодарил Марью Алексевну – её карета оказалась просто спасением. И спальное место, и горячий чай, и даже уборная создавали настоящий комфорт. Хитрый Сумароков даже не стал искать предлог и прямо попросился ехать со мной, а не трястись в седле. И только Киж ехал верхом вместе с солдатами и старым майором.

Где-то через час я почувствовал, как карета остановилась.

– Константин Платонович. – Дверца распахнулась и внутрь заглянул Киж. – Там ещё один.

– Сейчас буду.

Я надел шубу и вышел наружу. Сумароков тоже вылез из кареты и засеменил за мной по снегу.

Второй мертвец, светящийся синим, стоял на перекрёстке дорог. Вернее, мёртвая женщина. Голова ходячей была замотана платком, оставляя видимыми одни глаза. Смотреть на босые ноги, по щиколотку увязшие в снегу, было неприятно, аж мороз пробивал. Покойница не двигалась, лишь переминалась с ноги на ногу.

– Константин Платонович, – дёрнул меня Сумароков, – разрешите я попробую её упокоить? У меня выходят недурственные огненные всполохи.

Я кивнул, и старичок вытянул руки перед собой. Сложил ладони лодочкой и будто плеснул из них водой в сторону мертвеца.

Огненный всполох вышел шикарный. Яркая вспышка, длинный пламенный хвост, яркие искры от столкновения с синей аурой. Но покойнице только сбило платок с головы да слегка опалило одежду.

– Сейчас, сейчас, – засуетился старичок, – надо лучше сконцентрироваться…

Покойница не двинулась с места и уставилась на нас ледяными глазами. Я случайно встретился с ней взглядом – господи, какая же тоска и страдание там застыли! Она словно умоляла меня прекратить нескончаемую пытку.

– Сейчас…

Сумароков снова вытянул руки, но я остановил его.

– Не надо, Василий Петрович.

– Что?

– Не будем мучить бедную женщину.

Я сам протянул ладонь и призвал Анубиса. Только потише, дружок! Не надо выкладываться, как вчера, хватит и десятой доли эфира.

Талант согласно рыкнул и метнул в умершую стрелу эфира.

Бух!

На этот раз хлопнуло не так громко. Покойница занялась белым огнём, пожиравшим её, будто горячая вода льдинку. Прежде чем она исчезла окончательно, женщина улыбнулась мне чистой спокойной улыбкой.

– Ловко вы! – Сумароков уважительно кивнул. – Даже чище, чем вчера. Идёмте, Константин Платонович, не будем здесь больше задерживаться.

Вернувшись в карету, я всё не мог выбросить из головы эту женщину и вчерашнего мертвеца. Почему они вели себя по-разному? Сохранились остатки личности? Вмешался непредвиденный фактор? Что нас ждёт в Касимове? Вопросы, одни сплошные вопросы. Это Сумарокову хорошо – дует чашку за чашкой чай и не размышляет о лишнем. Я вздохнул с завистью и тоже налил себе кипятка.

Следующая остановка случилась в деревне Осинки. Десяток дворов, над которыми стояла жуткая бессмысленная тишина.

– Надо обойти каждый дом, – заявил Сумароков, – если где-то есть выжившие…

– Не надо, – остановил я его. – Сейчас.

Я закрыл глаза, запрокинул голову и пихнул Анубиса. Ну-ка, дружок, давай сплетём «ловчую сеть». Нам надо практиковаться, а здесь такой отличный повод. Талант недовольно заворчал – ему больше нравилось разрушать и крушить, чем заниматься тонким плетением. Но спорить он не решился и уже через секунду выдал тонкую эфирную нить.

«Ловчая сеть» не похожа ни на что другое. Если вы не пробовали создавать такое заклинание, то сложно объяснить, что чувствуешь в этот момент. Будто не просто видишь всё, что происходит вокруг, но пропускаешь через себя каждый сантиметр пространства. Вот снег, пушистый и мягкий сверху и слежавшийся снизу. Вот стены ближайшей избы, почерневшие, с трещинами и наледью. Следы перед дверью. Птица на коньке крыши. Холодные сени с ведром замёрзшей воды. Остывшая печь с чугунком внутри. Мертвецы…

Чуть не порвав «сеть», я вздрогнул всем телом. Ощущать мёртвые тела было неприятно, почти физически чувствуя их холод. Но работа должна быть сделана в любом случае.

– Всё, – я открыл глаза, закончив сканировать деревню.

Сумароков нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Что там?

– В крайних трёх домах есть живые. Напуганные, но здоровые – признаков синей оспы я не почувствовал. В остальных только умершие, есть остаточные следы заразы. Ходячих нет.

– Вы просто незаменимый человек, Константин Платонович. Идите грейтесь, а я распоряжусь насчёт всего остального.

Приказы Сумарокова оказались просты. Выжившим, не подходя близко, приказали сидеть по домам ещё две недели и никуда не выходить. А избы с мертвецами сожгли, но проследили, чтобы огонь не перекинулся куда не следует. Карету хоть и отогнали подальше, но я всё равно чувствовал запах пожара.

Оставляя за спиной дымящиеся пожарища, мы двинулись дальше.

– Заедем в Кудрино, – заявил Сумароков, – оно в стороне, но проверить не помешает.

Мне показалось, что старичок странно отводит взгляд.

– Вы знаете его владельца?

– Я? Нет, не знаком лично. – В голосе Сумарокова послышалась фальшь. – Даже не помню, кто им владеет.

Он суетливо принялся наливать чай. Так-так, интересненько – не верю я, что эти два масона не знакомы. Или это пустая подозрительность? На всякий случай я решил пристальнее присмотреться к Сумарокову. С этими «тайными» товарищами явно что-то нечисто.

В деревне было пустынно и тихо. Я снова раскинул «ловчую сеть» и к удивлению обнаружил, что заболевших здесь не было. Все крепостные сидели по домам, запершись на засовы и общаться с нами не пожелали. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

– Надо ещё усадьбу проверить, – засуетился Сумароков, – на всякий случай.

– Проверим, Василий Петрович.

Мы доехали до особняка. Сумароков бодро вылез из кареты и взлетел по ступенькам крыльца. Пока я не спеша поднимался, дверь открыл сторож, знакомый по моему прошлому приезду. Он тоже был здоров и принялся низко кланяться гостям.

– Нет никого, ваше благородие. Александр Семёнович как уехали в Петербург, так и не возвращался.

– Ещё в доме кто-то есть?

– Никого, ваше благородие. Только внучок мой младший да Матрёна, кухарка бывшая. А так ни души, ваше благородие.

– Константин Платонович, – Сумароков обернулся ко мне, – вы, наверное, устали проверять волшебством. Я сейчас сам осмотрю дом, это всего несколько минут.

Он зашёл внутрь. А я посмотрел на сторожа:

– Ты же Игнат?

– Да, ваше благородие.

– Хозяин вестей не присылал?

Сторож развёл руками.

– Никак нет, ваше благородие.

Я вытащил из кармана серебряный рубль и крутанул в пальцах.

– А скажи, Игнат, не приезжал ли кто в последнее время?

Сторож сглотнул, следя за денежкой в моих руках, и кивнул.

– Приезжали, ваше благородие.

Глава 4

Масонские козни

– Барышня приезжали да уехали сразу.

– Когда?

– Почитай, неделя прошла.

– Кто такая?

– Софья Львовна, а фамилию не знаю.

– Видел её здесь раньше?

Он кивнул, не отрывая взгляда от монеты. Я усмехнулся и бросил ему рубль. Сторож поймал на лету и тут же спрятал.

– Благодарствую, барин. – Игнат поклонился. – Зазноба она господская. Прошлым годом пять раз приезжала, Александр Семёнович с ней у пруда гулял, ручки целовал. Письма от неё часто приходили.

Сторож еле заметно скривился.

– А весной, на Радоницу, поругались они. Александр Семёнович кричал на барышню, называл словами дурными и ругательными.

– Из-за чего?

– Не знаю, ваше благородие, не расслышал. Барышня в слезах уехала, а Александр Семёнович приказал её не пускать боле.

– А сейчас она чего хотела?

– Письма свои забрать. Чуть не плакала, просила поискать в кабинете у Александра Семёновича.

– А ты?

– Что ж, у меня сердца нет? Пустил, – Игнат махнул рукой. – Всё одно Александр Семёнович имение продаёт.

– Нашла она письма?

Игнат пожал плечами.

– Может, и нашла, мне не показывала. Вышла, рубль дала да и уехала, – сторож подался вперёд и чуть тише сказал: – Что она забрала, так это шкатулку. Плохонькую такую, железом оббитую. Да мне-то что? Вещь недорогая, пусть на память будет, если барышня желает.

– Пустая шкатулка была?

– Да, почитай, пустая. Александр Семёнович там бутыльки хранил. Крохотные, меньше пальца, и горлышки сургучом залиты. Я думал деколон кёльнский, открыл одну, а оттуда тиной пахнет.

Сторож разочарованно махнул рукой.

– Пущай забирает, не жалко. Мож, барышня сполоснёт пузырьки да нальёт духи тудысь, всё польза.

От слов сторожа у меня по спине пробежали мурашки. Есть у меня очень нехорошие подозрения, что Рокк хранил в этих «пузырьках», запечатанных сургучом. И чем могло обернуться, открой Игнат другую бутылочку. Впрочем, оно и обернулось, только не в пустой усадьбе, а в Касимове.

– Барышня куда уехала, не знаешь?

– В Касимов, ваше благородие.

Да, так и есть. Похоже, не судьба найти эту девицу живой. А вот судьбу шкатулки выяснить надо – мало ли какая дрянь там ещё может быть.

Я кинул сторожу ещё рубль, за важные сведения.

– Спасибо, братец, уважил.

– Благодарствую, барин, – он поклонился, – не дали помереть с голоду.

Послышалась частая дробь шагов. Из тёмного провала двери выскочил Сумароков. На лице старичка смешались разочарование и досада.

– Едемте, Константин Платонович, у нас мало времени.

Не сбавляя шага, он сбежал по ступенькам крыльца и пошёл к карете. Так-так, похоже, Сумароков не нашёл то, что искал. И я практически уверен, что именно.

– Бывай, Игнат, – я хлопнул сторожа по плечу, – не мели больше языком про шкатулку, ни за рубль, ни за сто. А то неприятностей не оберёшься.

Больше здесь делать было нечего, и я двинулся за Сумароковым.

Карету тряхнуло на ухабе, но старичок-археолог даже не обратил внимания. Как выехали из Кудрино, так он и впал в задумчивость, хмуро сведя брови. Даже к чаю больше не притронулся, только смотрел в окно и жевал губами.

– Пропали образцы заразных болезней? – шепнул я ему тихонько.

– Да, пропали. – ответил он автоматически и тут же дёрнулся. – Что? Нет, ерунда, задумался о своём. Что вы спросили?

– Василий Петрович, давайте начистоту. Меня не интересуют ваши масонские тайны, своих забот хватает. Но сейчас мы занимаемся одним делом, так что скажите откровенно – у Рокка была коллекция болезней?

– О чём вы, Константин Платонович?! – Сумароков театрально изобразил удивление, но слишком уж наигранно. – Какая ещё коллекция? Я только проверил дом и ничего больше.

– Вы лжёте мне, Василий Петрович.

– Я?! Да как вы смеете!

– Тогда простимся прямо здесь, – я дёрнул за шнурок на стене, командуя кучеру остановиться. – Разбирайтесь с эпидемией, а я поеду домой.

– Константин Платонович, вы обещали!

– Знаете, Василий Петрович, я терпеть не могу, когда меня используют втёмную. Не желаете рассказывать? Пожалуйста, не надо. Тогда и мне не следует ехать в Касимов, чтобы случайно не узнать ваши страшные масонские тайны.

– Они не мои!

– Ага, значит, я прав и тайны всё же есть.

Карета остановилась.

– Дмитрий Иванович! – я распахнул дверь и махнул рукой Кижу.

– Погодите, – Сумароков схватил меня за локоть, – погодите, Константин Платонович. Что же вы так внезапно…

Он закашлялся.

– Останьтесь, я всё расскажу. Без вас мне не справиться, так что выбора нет.

К карете подъехал Киж на сумароковской лошади.

– Хорошо, сейчас мы продолжим разговор. – бросил я Сумарокову, вышел из кареты и поманил мертвеца.

Он спрыгнул с лошади и подошёл вплотную.

– Вернись в усадьбу, – шепнул я ему, – людей не трогай, обыщи кабинет. Возможно, там остались какие-нибудь бумаги, письма, дневники.

Киж ничуточки не удивился и уточнил:

– Амулеты? Магические вещи? Тайники?

– Точно. Особенно меня интересуют письма некой Софьи Львовны и всё, связанное с масонами. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. Как закончишь, ищи нас по дороге в Касимов.

Поручик кивнул, вскочил в седло и пустил лошадь в галоп.

– Поехали! – я махнул кучеру и вернулся в карету.

– Я знаком с Рокком не слишком близко, – Сумароков прихлёбывал чай и рассказывал свою историю, – мы, знаете ли, из разных масонских лож. Так сказать, чуточку конкуренты. Но я мало интересуюсь дрязгами вольных каменщиков – раскопки гораздо важней, если по совести.

– И что вас свело?

– Его интерес к старым могилам. Он приехал ко мне лет пять назад и спросил совета: как раскопать древнее чумное захоронение.

– Почему именно к вам?

Сумароков гордо выпятил грудь.

– Я известный специалист, знаю, как работать с такими вещами. Приходилось и подобные могильники раскапывать, даже и похуже.

– А ему зачем это надо было?

– Вот, я его об этом тоже спросил. И знаете что? Он достал шкатулку с запечатанными флакончиками и стал хвастаться: что вот, мол, собираю коллекцию опасных болезней. Осталось собрать ещё пять, и будет полный набор.

Старичок-археолог покачал головой.

– Тут-то мы и поругались. Я потребовал клятвы, что он никогда не привезёт коллекцию в Москву или Петербург.

– Представляю.

– Нет, не представляете! – Сумароков сверкнул глазами. – Дело дошло до магистров наших лож. Скандал случился! В конце концов ему пришлось поклясться, что коллекция не покинет его имения.

– Понятно почему он уехал в Петербург и оставил её там.

– Да, – Сумароков кивнул, – и написал мне издевательское письмо. Мол, уезжаю и вынужден сдержать слово. А раз вы такой умный, то и забота о коллекции теперь на вас.

– Оригинальная месть. Но ведь уехал он полгода назад, так?

– Забыл я, – старичок вздохнул. – Раскопки начались, другое, третье, дела всякие. Вот и запамятовал. А как эпидемия пошла, так сразу вспомнил.

– Нехорошо получилось, Василий Петрович, очень нехорошо.

– Константин Платонович, мы с вами договаривались! – встрепенулся Сумароков. – Вы обещали об этом молчать!

– Помню и сдержу обещание, – я потёр лицо ладонями. Археолог страшно боялся, что я донесу властям о его преступном бездействии, так что пришлось пообещать не кляузничать. – Василий Петрович, синяя оспа была у него в коллекции?

– Не знаю. Честное слово, не знаю! Но больше этой заразе неоткуда взяться. Её вспышки бывают южнее, а здесь практически не случаются. Тем более зимой!

Я задумался, Сумароков тоже молчал, разглядывая снежный пейзаж за окном.

– Василий Петрович, а скажите, как это у вас получается?

– Что именно?

– Совмещать. Вы и археолог, и масон, и в Тайной канцелярии служите. На мой вкус, слишком уж разнообразно.

Он рассмеялся, качая головой.

– Ох, Константин Платонович, да разве это совмещение? Археология – это моё призвание. Сколько сил вложено, средств, времени! А остальное так, – он махнул рукой, – чтобы проще захоронения было раскапывать. Я ведь в Тайной Канцелярии только Экзаменацию талантов провожу, не больше.

У меня запершило в горле. Ага, так вот она для чего! Очень находчиво придуман учёт Талантливых, ничего не скажешь. Хочешь записаться дворянином? Пожалуйста, но сразу на учёт в Тайную Канцелярию попадаешь.

– А масонство?

– Вы бы знали, сколько в Петербурге таких тайных обществ. Масоны, гормогоны, розенкрейцеры, тамплиеры, иллюминаты, орден окулистов, герметические общества. В кого ни ткни, обязательно посещает секретные сборища. Да некоторые умудряются состоять сразу в нескольких.

Он говорил таким искренним тоном, что хотелось ему верить. Но мне кажется, старичок лукавил и масоны играют роль посерьёзнее, чем простой закрытый клуб. Впрочем, с этим надо разбираться отдельно.

– Кстати, – Сумароков посмотрел на меня внимательным взглядом, – а вы, Константин Платонович, не хотите посетить масонское собрание? Я бы мог дать вам рекомендацию.

– Слышал, – откинувшись на сиденье, я сложил руки на груди, – что масонам интересны только человеческие Таланты.

Сумароков кивнул.

– А у меня он оркский.

На старичка напал кашель.

– Кхм, кхм. Нет, Константин Платонович, ситуация чуть-чуть другая. Да, мы интересуемся развитием именно людских Талантов, но нам нужны любые сторонники. Тем более, что братство не только берёт, но и даёт. Мы поддерживаем друг друга, помогаем с продвижением по службе. Знакомства…

Как интересно получается. То он говорит, что это просто развлечение для скучающих дворян, то начинает меня вербовать. Нет, дорогой мой Василий Петрович, я не собираюсь становиться в ваши мутные ряды, даже не просите. У меня к вашим братьям есть счёт, а у моей работодательницы тем более. Если я и вступлю в масоны, то исключительно чтобы подобраться к вам поближе.

– Василий Петрович, давайте вернёмся к этому вопросу в более удобное время. У нас с вами эпидемия, если что. И непонятно, как с ней бороться.

– Да понятно всё, – буркнул Сумароков, скривившись как от зубной боли, – только сложно теперь будет.

– Может, расскажете?

Сумароков замялся, немного подумал и махнул рукой.

– Вы всё равно узнаете. Синяя оспа – это не обычная болезнь, а эфирная. Первый заражённый обязательно должен быть с Талантом.

Неожиданный поворот! Какая интересная инфекция, однако.

– И что с ним? Надо найти его труп?

– Надо просто его найти. Он болен, страдает, но первый всегда жив. Именно его Талант и подпитывает эфиром болезнь, позволяя заражать других. Стоит его… Ммм…

– Убить?

Старичок кивнул.

– Скорее, уговорить умереть. Как только это произойдёт, болезнь перестанет распространяться. Не факт, что все больные выздоровеют, но других уже не будет, – Сумароков вздохнул. – Вот только неясно, кого нам надо искать. Кто мог взять эту чёртову коллекцию?!

Я улыбнулся.

– Не переживайте, Василий Петрович, найдём. У меня нюх на такие дела.

Рассказывать, что под моим подозрением та девица, приезжавшая в Кудрино, я не стал. Успеется ещё, да и Сумарокову я не доверял полностью. После выходок Рокка у меня все масоны под подозрением.

Ночевать мы остановились в селе Балабаново. На удивление, здесь не было ни одного заболевшего. Местные мужики проявили недюжинную смекалку – узнав от купца об эпидемии, они перегородили дорогу высоким тыном и круглосуточно дежурили, наблюдая за подходом. Добравшегося до села единственного ходячего крестьяне закидали горящими факелами. Мертвец развернулся и ушёл обратно, завывая пьяным сапожником. По крайней мере, так нам рассказал местный батюшка.

Ночевать я устроился в карете. Сумароков пытался напроситься ко мне, но я решительно отверг притязания. Терпеть не могу мужской храп! Пришлось археологу идти на постой к батюшке – у священника оказалась самая приличная изба.

Только собирался лечь, как в дверь кареты постучали. Держа на всякий случай пистолет под рукой, я выглянул наружу.

– Добрый вечер, Константин Платонович, – Киж шутливо поклонился. – Примете гостя?

– Заходи.

Мертвец запрыгнул в карету, уселся на диванчик и вытащил из-за пазухи фляжку. Сделал несколько глотков и довольно зажмурился.

– Я нашёл, Константин Платонович.

Он вынул из кармана пачку писем и протянул мне.

– Вот ваша Софья Львовна, как на ладони.

Глава 5

Дмитриево

В детстве меня учили – читать чужие письма бесчестно. Так что письма, отданные мне Кижом, я открывал с неприятным чувством. Пусть к Рокку у меня открыт счёт, а неведомая Софья возможная виновница эпидемии, но въевшиеся принципы возражали изо всех сил. Такое, знаете ли, ощущение, будто заморский кактус целиком проглотил. Пришлось напомнить себе – я пытаюсь спасти людей от магической заразы, а не удовлетворяю любопытство. После такого аргумента принципы замолчали, а я принялся за письма.

Я просматривал листы по диагонали. Обычная история – наивная девушка влюбилась в красавца офицера и потеряла голову. (Я сделал себе пометку: Рокк военный, временно оставивший службу по семейным делам.) Охи-вздохи, прогулки под луной, она его боготворила, и всё такое. Через какое-то время Рокк соблазнил Софью, а затем быстро охладел к ней. Она начала заваливать его длинными посланиями. Сначала умоляющими, потом гневными, затем полными отчаяния.

Софья разругалась с родителями и требовала от Рокка, чтобы он спас её девичью честь. Взывала к его совести, корила, что он воспользовался её положением самым бессовестным образом и теперь скрывается. Его писем в стопке не было, но и так понятно, что он ей отвечал.

Последнее письмо было даже не распечатанным – Рокк уехал из Кудрино и не мог его прочитать. В нём, самом коротком из всех, она проклинала своего соблазнителя и обещала страшно отомстить.

Теперь понятно, что двигало этой сударыней, когда она утащила шкатулку с инфекциями. Осталось разобраться: специально ли девица устроила эпидемию или по недомыслию. И самое главное – где искать эту глупую девчонку.

Я перечитал последний листок ещё раз с особым вниманием. Ага, есть зацепка! Оно было написано не так давно, и Софья упоминала, что остановилась в касимовской гостинице рядом с соборной площадью. Вполне реальный след, чтобы попытаться её найти. Осталось только попасть в охваченный эпидемией город и пробиться через толпы ходячих.

– Дмитрий Иванович, – окликнул я Кижа, – скажи мне, пожалуйста…

Он оторвался от своей любимой фляжки.

– Слушаю, Константин Платонович.

– А чего это ты на ходячего мертвеца рычал? Там, на кордоне под Меленками.

Поручик несколько раз моргнул и поморщился.

– Не знаю, Константин Платонович, будто затмение нашло. Увидел это, – он выделил слово голосом, – и накатило. Если бы вы меня не отослали, с голыми руками кинулся на… на труп.

– Так не годится, – я покачал головой. – Если «затмение» повторится, поедешь обратно в Злобино.

Киж вскинулся.

– Я с вами не на прогулку поехал, Константин Платонович, а в качестве телохранителя.

– Вот именно. И должен держать себя в руках, а не кидаться на переносчиков болезни. Если в Касимове тебя накроет подобным образом, ты будешь для меня угрозой, а не защитником.

Недовольно фыркнув, Киж спрятал фляжку.

– Я справлюсь.

– А если…

– Справлюсь, – Киж напрягся, – даю слово.

– Хорошо. Тогда доброй ночи.

Киж молча кивнул, встал и вышел из кареты.

Утром обнаружилось, что мёртвый поручик пропал. Никто не видел, куда он уехал, а Сумароков возмущался, что он забрал его коня.

– Константин Платонович, это ваш человек, – принялся бухтеть археолог, – вы должны…

– Василий Петрович, будьте добры, не делайте поспешных выводов. В крайнем случае, лошадь я вам компенсирую.

Старичок обиженно надулся, но ворчать перестал.

– Выезжаем, – потребовал я, – эпидемия ждать не будет, пока мы выясняем отношения.

Через полчаса мы подъехали к Дмитриеву и остановились на околице. Над селом поднимались дымы пожарищ. Как обезумевшая птица, в чадном воздухе метался колокольный набат.

– Зачищаем, – скомандовал я и подозвал седого майора. – Вы сможете меня прикрыть?

Он пожал плечами.

– Не знаю, Константин Платонович. Вы же видели: пули ходячих не берут.

– Стреляйте в голову, концентрируйте огонь на одной цели.

Майор дёрнул себя за ус.

– Не уверен, что это поможет, но попробуем.

– Достаточно будет отвлечь мертвецов, чтобы я успел их упокоить поодиночке. И определите несколько человек охранять Василия Петровича.

– Что?! – Сумароков возмутился. – Я иду с вами!

– Василий Петрович, ваша магия на них не действует. Вы будете отвлекать меня и ничем не поможете. Пожалуйста, оставайтесь в карете, приглядите за нашим тылом.

Археолог поджал губы. Вот же ж боевой старик! Так и тянет его в самое пекло.

– Выходим!

Майор назначил четверых солдат охранять Сумарокова, а с остальными двинулся за мной.

Не успели мы даже войти в село, как из-за крайнего дома показались двое ходячих. У одного кто-то успел отрубить руку, а другой щеголял вилами, торчащими из спины.

– По правому! Целься в голову! – выкрикнул майор.

А я взялся за левого ходячего, взбодрив Анубиса. Швырнул в мертвеца эфирную стрелу, отчего тот вспыхнул белым пламенем и осел кучей тряпья.

Следом прозвучал слитный выстрел ружей. Ходячий получил в лицо порцию свинца, остановился и слепо начал тыкаться в разные стороны.

– Заряжай!

Второй залп не понадобился – я упокоил мертвеца прежде, чем солдаты насыпали порох на полки.

– Отлично, – я кивнул майору, – так и работаем.

Колдовской огонь пожрал трупы, и мы двинулись дальше. Миновали один дом, другой, третий.

– Константин Платонович, вон там!

Я и сам уже видел – из заснеженных кустов на нас полезла сразу куча ходячих. Подкараулили, гады! Сколько до них? Три шага, не больше.

– Назад, все назад! Не подходите к ним близко!

Прикрывая солдат, я швырнул в ходячих эфирной стрелой. Чёрт! Маловат заряд оказался – разделился на всех и только подпалил одежду.

Мне тоже задерживаться было не с руки, и я рванул за майором с солдатами. Хорошо, что ходячие не могут бегать, а то бы схрумкали меня за милую душу.

– По первому. Целься!

Майор не терял времени. Он выстроил солдат в линию и только ждал, когда я уйду с линии прицела.

– Огонь!

Грохнули выстрелы. Солдаты не отличались большой меткостью – из семерых попали только трое, но и этого мертвецу хватило. Его голова взорвалась, он рухнул на землю и задёргался всем телом. Минус один, однако.

– Н-на!

Эфирная стрела сорвалась с пальцев и ударила в ряды мертвецов. Я вложил туда не меньше силы, чем на самого первого возле Меленок, и ожидал соответствующего эффекта. Ага, разбежался! Синяя аура заразы десятка ходячих слилась в единый щит и на равных встретила раскалённый эфир. Всё, что смогла стрела, – сжечь руку одному из мертвецов.

Анубис недовольно зарычал и принялся качать эфир, готовясь к новой атаке.

– Огонь! – снова скомандовал майор.

На этот раз выстрелы не достигли цели – мертвецы покачивались, но шагали вперёд. Пришлось нам снова менять позицию.

Из соседнего дома выползла целая семья ходячих: покачивающийся старик, трое его сыновей и две снохи. Мёртвые, с пустыми глазами и почерневшими лицами. Они не стали атаковать нас по прямой, а поспешили к остальной толпе ходячих.

Да что это происходит?! Не верю я, что трупы самостоятельно могут вот так организовываться. Не верю, и всё тут.

– Огонь!

Ещё один мертвец упал. А я, накопив столько эфира, что руке стало невыносимо горячо, ударил магией. Ёшки-матрёшки! Всего один ходячий?! Да что вообще происходит здесь?

Один мертвец сгорел дотла, а через минуту рухнули ещё двое. Но остальная толпа продолжала переть буром, не замечая потерь.

В груди завыл Анубис, переходя на ультразвук. Я вскинул руку, растопырил пальцы и заорал не своим голосом.

Ослепительный поток ударил из ладони. Мой Талант не стал готовиться и накачивать эфир, а просто открыл шлюзы и позволил силе течь водопадом.

Столкнувшись с раскалённым лучом магии, синий свет, окружавший мертвецов, стал меркнуть. Он вздувался пузырями, шипел и мало-помалу испарялся. Ну, давай, ещё чуть-чуть!

Толпа ходячих дрогнула и медленно попятилась. Да, так их! Дави, Анубис! От накативших чувств я неожиданно завыл, запрокидывая голову. Это ещё что такое? Анубис на меня так дурно влияет?

Мертвецы тем временем отступали, сбившись в плотную кучу. А к ним по улице спешили на выручку другие ходячие. Нет, здесь точно что-то нечисто – их явно кто-то направляет.

– Огонь!

Увы, выстрелы пропали даром. Пули просто растворились в кипящем эфире на границе моей магии и синей ауры.

Бумс! Бумс!

Выстрелы «огнебоев» прозвучали божественной музыкой. Два ходячих, разорванных пополам, рухнули на стылую землю. Кто стрелял? Кто этот замечательный человек, пришедший на помощь?

Бумс! Бумс!

Я увидел их – в спину мертвецам стреляли двое всадников на механических конях. Бывший поручик и моя опричница Светлячок. Так вот куда Киж пропал! Решил съездить за подмогой и подходящим для борьбы с ходячими оружием.

Бумс! Бумс!

Количество мертвецов достигло критической точки. Синяя аура съёжилась, пошла белёсыми пятнами и начала рваться. А затем в один момент все ходячие вспыхнули. Секунда, другая, и на дороге только пепел и снег.

– Константин Платонович, – Киж со Светлячком подъехали ближе, – простите, что не предупредил. Не хотел вас будить, а время поджимало.

– Записку в следующий раз оставь, – я потёр саднящую ладонь. – Успел – значит, молодец. Двигаем дальше, пока живые ещё есть.

Колокольный набат зазвучал яростней, с какими-то истеричными нотками. Думаю, нас заметил звонарь и пытался позвать на помощь.

– Разрешите, мы по соседней улице? Постараемся зайти им в тыл.

Я махнул рукой, и Киж со Светлячком умчались в переулок. А мы с майором повели солдат вперёд.

Больше неожиданностей не случилось. Ходячие не сбивались в кучи, и я легко уничтожал их эфирными стрелами. Солдаты наловчились стрелять мертвецам по ногам, не давая им и шанса приблизиться. А Киж с напарницей находил и отстреливал одиночек на флангах. Через полчаса мы закончили зачистку села и вышли к церкви.

Оставшиеся в живых действительно заперлись там. Удивительно, но мертвецы даже не пытались приблизиться к ней, обходя по широкой дуге. Правда, святой воды они не боялись – дьячок облил одного ходячего, но тот лишь покрылся ледяной коркой.

Едва я закончил проверять село «ловчей сетью», как к церкви подъехала моя карета и оттуда выскочил Сумароков.

– Ну вы даёте, Константин Платонович, поразительно! Грохот стоял такой, будто настоящая баталия с пушками была. Поразительно! А я ничего не видел.

– Увидите ещё. Василий Петрович, нам надо поговорить.

Мы забрались с ним в карету, и я рассказал о странном поведении ходячих. С каждым моим словом Сумароков становился всё мрачнее и мрачнее.

– Плохо дело, Константин Платонович.

– Вы знаете, что происходит?

Археолог поморщился.

– Тот маг, источник заразы, не просто её распространяет, а как-то управляет мёртвыми. Я читал о таком случае, только не у нас, а в Европе. Слышали о «Восстании босоногих» во Франции? При кардинале Ришелье случилось. Догадайтесь, почему бунтующих звали босоногими.

Я помотал головой – в Париже меня занимали совсем другие истории.

– У турок, говорят, Эдирнский инцидент не без синей оспы случился.

Сумароков тяжело вздохнул.

– Если сейчас происходит что-то подобное, наших сил будет недостаточно. Тем более мы не знаем, кого искать.

– Справимся, Василий Петрович. Обязательно справимся. У меня есть подозрения, кто виновник этого безобразия.

Археолог уставился на меня с любопытством, но я не стал развивать тему.

– Пора двигаться дальше. Чем быстрее доберёмся до Касимова, тем лучше.

Но быстро не получилось. На дороге к городу нам пришлось зачистить село Подлипки – долго, нудно, несколько раз прощупывая дома «ловчей сетью». Живых, кстати, набралось больше половины жителей. Там же мы и заночевали, адски устав бегать за мертвецами. А на следующий день, едва рассвело, рванули к Касимову. Пришло время показать противнику, чего стоит настоящий некромант.

Глава 6

Всадник

С ходу соваться в Касимов мы не стали. За пару вёрст я приказал остановиться, взял Кижа и отправился на разведку.

Сойдя с дороги, мы немного прогулялись по лесу. Снега здесь лежало прилично, но у меня был Киж, отлично работавший «ледоколом». Так что не особо задерживаясь, мы вышли на опушку и принялись наблюдать.

Увы, разглядеть хоть что-то не получалось. Местность здесь плоская, как стол, какие-то сарайчики обзор загораживают, сады на окраине хоть и голые, но слишком густые. Я огляделся и нашёл отличный наблюдательный пункт – высоченный дуб в два моих охвата. Сбросив шубу, я примерился к нижним ветвям.

– Константин Платонович, вы собрались лезть на дерево?!

Киж чуть ли не за сердце схватился, увидев, что я собираюсь делать.

– Угу.

– Я с вами, – тяжело вздохнул Киж.

– Отставить, поручик.

– А вдруг вы сорвётесь? Я буду страховать, на всякий случай.

– Страховать! Не занимайтесь глупостями. Ждите здесь, это приказ.

Он поджал губы, ещё раз посмотрел вверх и буркнул:

– Если упадёте, я вас поймаю.

– Дмитрий Иванович, не надо из телохранителя превращаться в няньку. Будете маяться дурью, я вас обратно в подвал отправлю, честное слово.

Насупившись ещё больше, Киж молча кивнул. Больше не обращая на него внимания, я полез вверх. Минут за десять, не торопясь, я забрался на верхушку и удобно устроился в развилке ветвей. Обзор отсюда был великолепный, а чтобы не ломать глаза, у меня был заготовлен один замечательный фокус.

Стянув перчатку, я вытащил из кобуры small wand. Быстрым движением нарисовал в воздухе два Знака на расстоянии семи ладоней. Воздух вокруг магических фигур дрогнул и «выгнулся», превращаясь в линзы. Я связал их тонкими эфирными нитями, сделав эдакую магическую подзорную трубу.

Единственное неудобство с таким «устройством» – его не возьмёшь руками и не направишь в нужную сторону. Пришлось использовать small wand, тыкая кончиком с разных сторон. Но это ерунда, главное, Касимов стало видно как на ладони.

Дома в городе большей частью были деревянные, хотя и каменные строения иногда попадались. Тут и там виднелись пожарища, а кое-где в небо тянулись дымные следы. Дорога, по которой мы приехали, выходила на прямую, как стрела, улицу, в конце которой стояла большая церковь. Вознесенский собор? Кажется, это про него Сумароков говорил.

Чем дольше я всматривался, тем яснее видел – улицы были пусты. Ни единого ходячего или живого человека видно не было. Ничто не двигалось среди домов, будто город застыл, скованный льдом. Единственным исключением были вороны, кружившие над собором огромным чёрным вихрем. Но даже они делали это молча, не нарушая мёртвую тишину.

Подозрительно, даже очень. Такая картина мне совершенно не понравилась. Я развеял Знаки, спрятал small wand и позвал Анубиса. Ну-ка, дружок, напрягись.

Я не стал плести полноценную «ловчую сеть», накрывая пространство вокруг себя, а начал выбрасывать длинное эфирное плетение в сторону города. Такому Диего меня не учила, так что пришлось импровизировать. Чем дальше уходили нити, тем тяжелее было контролировать рисунок. Будто держишь длинную гибкую удочку, на конце которой привязана пудовая гиря.

Ко всему прочему я обнаружил у такого плетения одно неудобство. Ощущения от «поисковых усов» приходили с заметным опозданием. Скажем, я увидел, как по забору пробежала кошка, а заметил магическим способом, когда она уже исчезла. Пришлось закрыть глаза и сконцентрироваться только на эфирном плетении.

«Ловчая сеть», наконец, добралась до крайних домов. И опять я никого не обнаружил – ни людей, ни мертвецов. Даже обычных трупов нигде не видно. Света в окнах не было, ставни закрыты, а над печными трубами не вьётся даже лёгкий дымок. Пусто! На всякий случай, я решил заглянуть внутрь одного из домов. Может, там найдётся хоть что-то? Потянувшись одним «поисковым усом», я протиснулся через деревянную стену.

Ёшки-матрёшки! Вот они! В доме плотным строем, как селёдки в бочке, толпились ходячие. Холодные, безразличные, с тупыми лицами, они смотрели на входную дверь и топтались на одном месте. Словно ждали команду, чтобы рвануть наружу. «Поисковый ус» шевельнулся, давая обзор. И тут же в его сторону развернулся десяток мертвецов. Пустые глаза шарили по стене, реагируя на возмущения эфира. Не дожидаясь, когда меня заметят, я резко выдернул «ус».

Потянув за плетение, я непроизвольно покачнулся. Нога соскользнула с обледенелой коры дуба, и я зашатался. Пришлось судорожно хвататься за ветки, ругаясь вполголоса. Чёрт! Ещё чуть-чуть, и сверзился бы с дерева.

Восстановив равновесие и усевшись на развилку, я глянул вниз. Под деревом, задрав голову и вытянув руки перед собой, стоял Киж. Он что, действительно меня ловить собрался? Ой, артист!

Я снова закрыл глаза и восстановил магическое плетение. С предельной осторожностью, стараясь не будоражить эфир, я заглянул ещё в несколько домов. И в каждом обнаружил ходячих, стоящих в засаде. Никаких сомнений не осталось – ловушка, причём именно на меня. Однако хозяин мертвецов сделал выводы после вчерашних поражений и не собирался допустить нас в Касимов.

Распустив эфирные нити, я слез на землю. Киж тотчас появился рядом и накинул мне на плечи шубу.

– Спасибо, – я благодарно кивнул ему. Лазая на верхотуре, я изрядно продрог. – Возвращаемся, Дмитрий Иванович.

– Всё хорошо?

– Боюсь, что нет. В домах засада, несколько сотен ходячих.

Киж прищурился.

– Давайте, я подберусь и подожгу их. А двери подопру, чтобы никто не выбрался.

– Ага, и сожжём весь Касимов. Там сплошные деревянные постройки, полыхать будет так, что из Москвы увидят.

Мёртвый поручик радостно закивал.

– Может, ты ещё петь будешь, как Нерон?

– Кто? – Киж удивлённо моргнул.

– Нерон, древнеримский император. Поджёг Рим и пел о гибели Трои, глядя на пожар.

– Константин Платонович, я же для дела! – искренне возмутился Киж. – А не для развлечения.

– Шучу, Дмитрий Иванович, шучу. Идём назад, надо придумать что-то другое.

Обсуждение несколько затянулось. Неожиданное предложение Кижа спалить ходячих поддержал Сумароков.

– Касимов, может, и не сгорит весь, – археолог задумчиво выпятил нижнюю губу, – а мы сразу от кучи мертвецов избавимся.

– Возражаю, Василий Петрович. Случись пожар, и ваш первый больной наверняка сбежит и продолжит распространять заразу.

Сумароков тут же уставился на меня пристальным взглядом.

– Вы уверены, что он сейчас в Касимове?

Я кивнул – над городом я заметил проблески яркой синей ауры, какой не было даже у толпы ходячих.

– Ммм… – археолог задумался, раскачиваясь с пятки на носок.

– Можно войти в город с другой стороны, – подал голос седой майор, до сих пор молчавший. – Немного вернуться и поехать через Кауровку. А там есть дорога до Касимовского тракта, по нему мы с запада въедем в город.

Мы с Сумароковым переглянулись и одновременно кивнули. Через десять минут наша компания двинулась в путь.

Деревня Кауровка оказалась пустой. Судя по следам, живых здесь не осталось никого, а все ходячие дружной толпой отправились в сторону Касимова. Хозяин мертвецов старательно стягивал силы со всей округи. То ли против нас, то ли имел какие-то тайные цели.

Дорога к Касимовскому тракту оказалась отвратительной. Сплошные ухабы, рытвины и колдобины. А окружавший дорогу вековой бор пугал жутью – старые кривые сосны, мох свисал с ветвей, в сером зимнем свете чудились подозрительные тени. Хотя после оживших мертвецов такой лес можно считать весёленьким парком для прогулок.

Уже после полудня мы выбрались на пустынный тракт. На перекрёстке, прямо посреди дороги, лежало колесо. Интересно, кто это так спешил из Касимова, что потерял его?

Мы свернули налево и двинулись прямиком на город. Сначала долгий спуск вниз, к мосту через речку Сиверку, затем нудный подъём. Лошади шли медленно – кучер и всадники придерживали животных и механических коней, чтобы не поскользнулись на скользкой снежной корке. Но несмотря на все задержки, мы въехали на окраину Касимова ещё засветло.

С этой стороны дома выглядели победнее. Я раскинул ловчую сеть и не нашёл даже следа ходячих. А вот живых, на удивление, здесь было много – люди сидели по домам и подвалам и даже носа не высовывали наружу. Очень хорошо, значит, город не вымрет, когда мы закончим бороться с эпидемией.

Проехав мимо недостроенной Троицкой церкви, закутанной в леса, мы остановились. Я выбрался из кареты и замер, глядя на собор впереди. Где-то там я ощущал сосредоточение враждебной силы цвета индиго. Будто лазурное облако пульсирует и бурлит впереди.

– Что-то случилось, Константин Платонович? – ко мне подскочил Сумароков.

– Вы чувствуете? Там, справа, за соборной колокольней.

– Ммм…

Археолог прищурился. Лицо у него заострилось, будто он проделывал тяжёлое упражнение.

– Да, что-то такое есть, – хрипло ответил он. – Думаете, это и есть источник эпидемии?

– Угу.

Я махнул рукой, подзывая остальных. Когда к нам подошли Киж, Светлячок и седой майор, я поставил им задачи.

– Наша цель возле собора, Макар Петрович, – обратился я к майору. – Отберите солдат-орков, пожалуйста.

Судя по моим наблюдениям, синяя оспа охотнее поражала людей, любого возраста и пола. А вот орков она трогала нехотя, в основном детей и стариков.

– Возьмёте их и пойдёте со мной и Василием Петровичем, – я повернулся к Кижу. – Бери остальных солдат, Светлячка и прогуляйтесь по улице севернее. Если те ходячие, что сидят в засаде, рванут в нашу сторону, ударите им во фланг.

– Слушаюсь, Константин Платонович.

Минут пять вокруг кипела суета. Майор делил солдат, Киж проверял оружие, Светлячок уводила лошадей подальше, а Сумароков ходил туда-сюда, крайне возбуждённый и нервный. И только я стоял спокойно, глядя на вспухающую синюю ауру. Будто квашня из кадки лезет, рыхлая, липкая, бесформенная. Чувствую, мне придётся замесить это «тесто» и сунуть в огонь. Причём исключительно в одиночку – дара Сумарокова не хватит, а остальные не потянут бороться с источником заразы. Я успокоил дыхание и дал команду выдвигаться.

Над колокольней собора кружили вороны. Только теперь они каркали, тревожно и зловеще. Я шёл медленно, приказав остальным не торопиться. Здесь, рядом с синей аурой, моя «ловчая сеть» сбоила – постоянно распадалась на волокна и таяла. Мне никак не удавалось точно определить центр синей дряни. Ау! Ну где же ты, дорогуша, покажись!

Стоило свернуть за угол массивного здания, как на ступенях собора я увидел женщину. Она стояла на коленях, сложив руки перед собой и склонив голову. Молится? Её голова была укрыта платком, худые плечи под тонким платьем зябко подрагивали. Живая? Ходячая? На вид не получалось разобрать, и я потянулся к ней «ловчей сетью».

– Чёрт!

Едва приблизившись к женщине, «сеть» вспыхнула синим пламенем.

– Ёшки-матрёшки!

С трудом, разрывая по живому, я отбросил прочь остатки эфирного плетения, прежде чем пламя добралось до меня.

– Константин Платонович! – у Сумарокова перехватило дыхание. – Это она! Она!

Женщина встала и повернулась к нам лицом. Она оказалась совсем молодой, девушкой лет двадцати, не больше. Даже бледная кожа и скорбно сжатый рот не могли испортить хорошенькое личико. А стоило ей поднять на меня взгляд, как мне захотелось перекреститься. Глаза незнакомки были залиты густой синью. Но не живой, как вода или небо, а мёртвой, будто синюшные губы покойника.

– Вы пришли, – голос у неё был надтреснутый, словно больной.

– Софья?

Она страшно зыркнула на меня и сорвалась на крик:

– Не называй меня так! Не называй! Я больше не она!

– А кто же ты, – мягко спросил Сумароков, – дитя?

– Дитя? – она хищно улыбнулась. – Ты ошибаешься. Я – Чума!

Сумароков закашлялся и профессорским тоном ответил:

– Кхм, прости, дитя, но формально, оспа не является чумой.

Девушка расхохоталась, запрокинув голову. Мне всегда было любопытно, как звучит «дьявольский смех», и теперь мой интерес был удовлетворен. Скажу честно, мне крайне не понравилось.

Закончив смеяться, Софья оскалилась почерневшими зубами.

– Я Чума, первый из всадников.

– Что? – Мы с Сумароковым переглянулись. Какой ещё всадник, что за чушь?

– Дурачьё! Тупицы! Я первый всадник Апокалипсиса. – Она снова разразилась смехом, а затем нараспев, подражая священнику, произнесла: – И вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец.

– Откровение Иоанна Богослова, – шёпотом произнёс Сумароков, – глава шестая, стих второй. Да, это Чума.

Глава 7

Полынь

Мне захотелось дать Сумарокову подзатыльник и заорать в ухо: какая чума, дядя, какое откровение? Ты что городишь, Василий?! Какой, в болото, апокалипсис? Не может этого быть!

– Да, я первый всадник – Чума.

Софья развела руки в стороны, запрокинула голову и закричала:

– Этот мир погряз во грехе! Нет больше чистых душ, нет праведников, нет любви!

Её голос грохотал над площадью перед собором, давя на плечи ладонью великана. Я смотрел, морщился и не верил во всю эту мистику, хотя и выглядела она до ужаса правдоподобно. Вот бледная девица, опутанная жуткими потоками эфира, вот вороньё кружит над ней, небо затягивают зловещие чёрные тучи. Страшно, а червячок сомнений всё равно грызёт изнутри.

– Все виновны! Уничтожить мир! Бросить его в огонь! На суд Божий всех искусителей! Разрушить! До основания! В труху!

Сумароков сжался, закрыв лицо руками. Седой майор, с расширенными от ужаса глазами, крестился не переставая. Часть солдат бросилась наутёк, а оставшиеся упали на колени и что-то бормотали, зажмурив глаза. Только я не успел поддаться панике и всеобщему страху. Не верю!

– Все лягут, как колосья под серпом гнева!

Я поморщился и потянулся рукой к шее. Когда требуется перекричать кого-то, нет ничего лучше Знаков воздуха и силы в связке «южный мост». Рисуют её прямо на горле, пальцем. Завтра я буду расплачиваться – хрипеть и разговаривать только шёпотом, но сегодня смогу переорать свихнувшуюся одержимую.

– Сударыня! – Мой голос звучал громче её завываний, и Софье пришлось замолчать. – Сударыня, у меня есть вопросы! Соблаговолите ответить, будьте так любезны!

Софья уставилась на меня выпученными глазами. Теперь главное – перебить её давление и взять ситуацию под контроль.

– Сударыня, если вы первый всадник, то где остальные?

Опешив, она несколько раз моргнула. Перевела взгляд с меня на Сумарокова, на майора, на солдат, затем снова на меня.

– Ну? Где другие всадники? Не самозванка ли вы, Софья?

От моего издевательского тона девушка вспыхнула. Даже румянец на бледных щеках появился.

– Здесь! Здесь остальные!

Она мазнула взглядом по моим спутникам, остановилась на майоре и ткнула в него пальцем.

– Ты второй! Имя тебе – Война. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

Майор отшатнулся и схватился за сердце.

– Я не…

– Ты убивал. Много убивал! Мужчин, женщин, детей!

– Я не хотел…

– Хотел! Ты Война, и ты знаешь это. Третий! – палец Софьи указал на Сумарокова. – Ты третий всадник. Голод!

– Позвольте, – Сумароков встрепенулся, выйдя из оцепенения, – при чём здесь я? И почему Голод?

– Ты знаешь почему. Это ведь ты уморил их до смерти. Я знаю, что это ты сделал!

Археолог спал с лица.

– Неправда, – забормотал он, – это была случайность. Трагическое стечение обстоятельств. Если бы…

– Голод, – ухмыльнулась Софья, – я всё знаю, ты сделал это специально.

Старик обмяк и начал валиться навзничь. Я успел подхватить его под руку и усадил на снег. Дьявольская девка! Всю команду вывела из игры одними разговорами. Надо немедленно разбираться с ней, или она действительно соберёт себе «всадников».

Я выпрямился, вздрючивая Анубиса. Давай, дружок, мне нужна вся твоя мощь.

– Смерть, – улыбнулась Софья, глядя мне в глаза, – ты последний всадник. И вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним.

– Сударыня, не советую шутить со смертью, она этого не любит.

– Ты – Смерть!

У меня в голове вспыхнуло прозрение. Я вспомнил, что она такое! Вспомнил! И знаю, как надо действовать, – сбить её уверенность. Чтобы она засомневалась, отпустила потоки эфира, и тогда…

– Ошибаетесь, милочка. Я всего лишь скромный некромант. А вы, кстати, поторопились. Рано для всадников, моя дорогая, не пришёл срок для них.

– Ты лжёшь! Смерть всегда лжёт!

– Смерть говорит только правду. Слышала, что мёртвые никогда не лгут?

Она отступила на шаг.

– Я не верю тебе.

– Не пришёл еще срок для всадников. Ибо, – я усилил голос, – не упала ещё звезда Полынь, и не стали воды горьки!

– А…

– Полынь звезда же падёт на землю у реки Борисфен через двести двадцать шесть лет, четыре месяца и одиннадцать дней. Я был там, и видел, как она пала. Ты пришла слишком рано, Чума!

Лицо Софьи исказилось. Вокруг её фигуры ломались эфирные потоки, рвались и закручивались.

– Ты… Ты врёшь! Ты Смерть, ты должен помогать мне!

Она сжала руки в кулаки, бессильно молотя им воздух.

– Он обманул меня! И ты обманул меня! Он бросил меня! Ненавижу! Я не хочу, чтобы он был! Пусть умрёт! Пусть все умрут! Ненавижу!

По её щекам текли слёзы. Эфир, ещё недавно защищавший её плотным коконом, распадался, отваливался кусками. Синяя аура съёжилась, стала не больше, чем у обычного ходячего, но не исчезла совсем. Я не мог подойти к ней, не рискуя заразиться оспой.

– Всё равно, – она всхлипнула, – всё равно я всадник.

Внезапно её глаза полыхнули дикой злобой.

– Я должна уничтожить этот гадкий мир. И ты, Смерть, мне не помешаешь!

Эфирный кокон перестал разрушаться. Да ёшки-матрёшки, ну почти же получилось! Я перевёл взгляд на девушку и увидел неожиданное спасение.

– Ты ошибаешься, Софья. Смерть не я – она за твоим левым плечом, как ей и положено.

– Что?!

– Проверь, она ждёт тебя.

Софья резко обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял Киж, бледный и безразличный, как и положено мертвецу.

– Здравствуй, – сказал он с грустью, – твоё время пришло.

Поручик шагнул вперёд и порывисто обнял девушку левой рукой. А правой резко вонзил узкий кинжал. В грудь, точно туда, где едва билось истерзанное девичье сердце.

Синяя аура съёживалась, утекая водой. Всасывалась в тело Софьи, пока не исчезла вовсе. Киж стоял рядом с девушкой на коленях и гладил её по волосам.

Я подошёл к ним и с удивлением обнаружил, что Софья всё ещё жива. Дыхание мелкое, отрывистое, кровь из раны на груди вытекает с неохотой, густая и практически чёрная. Ёшки-матрёшки, во что она превратилась?

– Простите, – голос девушки прозвучал почти неслышно, – я не хотела никого убивать. Там были бутылочки, с черепом на бумажках. Думала яд, выпила…

Она часто-часто задышала. Закатила глаза и дёрнулась в судорогах.

– Костя, – тихо произнёс Киж, – синяя дрянь не даёт ей умереть.

И без его замечания мы с Анубисом это почувствовали. Зараза хоть и уменьшилась до размера детского кулачка, но не желала умирать. Синяя оспа, полуживой-полумагический паразит, пыталась оживить носителя: латала рану в груди; требовала встать, дёргая за нервы; впрыскивала в кровь ядовитую отраву. Пожалуй, не будь нас рядом, через несколько часов девушка поднялась бы и принялась за старое.

Анубис оскалился и резко выбросил из моей груди протуберанец силы. На лету превращаясь в шакалью пасть, он ударил Софью в грудь и вырвал синюю пакость. Не успел я даже выдохнуть, как он сожрал добычу, глухо рыча и разрывая магию зубами. Да не отниму, не бойся! Пережёвывай хорошо, раз уж взялся жрать такую дрянь.

Я обессиленно опустился на ступеньку собора. Анубису хорошо – наелся всякой гадости и пошёл спать. Это мне теперь разбираться с остатками эпидемии, что-то делать с телом девушки, добивать ходячих и выслушивать бухтение Сумарокова. А в душе у меня стояли в обнимку пустота с тоской и завывали на два голоса. Ну, Рокк, скотина, счёт к тебе вырос в два раза, и я его обязательно предъявлю.

Киж не торопился вставать. Закрыл Софье глаза, наклонился и шептал что-то, похожее на молитву.

– Дмитрий Иванович, – отвлёк я поручика, – а что с ходячими?

– Мы дорогу телегами перегородили, Константин Платонович, – он печально улыбнулся. – Светлячок с солдатами сама справится. А я чувствовал, что вам помощь понадобится, сюда побежал.

– Выговор тебе, – я поморщился, – за невыполнение приказа, с занесением в личное дело.

Он безразлично пожал плечами.

– Я ваш телохранитель, Константин Платонович, в первую очередь. А остальное – по возможности.

К нам подошли Сумароков и старый майор. Археолог хромал и опирался на руку офицера.

– Надо же, – бубнил он, – подвернул лодыжку. Как теперь прикажете наводить порядок в городе? Столько дел, а я ходить не могу.

– Константин Платонович, – Киж посмотрел на меня, – надо похоронить Софью как положено.

– Что?! – взвился Сумароков. – Эту богохульную девку?! Да её сжечь надо, а пепел развеять! А здесь всё полить святой во…

– Василий Петрович, – перебил я его, – вы что, поверили в тот бред, что она несла?

– А…

– Это же классический случай delirium magicis. Магическая одержимость, когда эфирные фантомы поражают головной мозг.

– Как вы сказали? Делириум магицис? Подождите, я что-то такое читал… Точно-точно! Эфирные сгустки в мозгу, магия входит в резонанс с памятью человека и пытается преобразовать внешний мир по этим лекалам.

– Именно, Василий Петрович, именно. Девушка если и виновата, то исключительно в плохом знании Откровения от Иоанна и крайней впечатлительности.

Археолог потёр пальцами переносицу.

– Да, наверное. Я слабо разбираюсь в таких болезнях.

– Константин Платонович, – Киж снова напомнил мне, – её надо похоронить.

– Я займусь, – вместо Сумарокова ответил майор, – слышите, там в соборе священник читает литургию. Сейчас я всё организую.

Через двадцать минут на площадь въехала моя карета, а следом появилась Светлячок с солдатами. Пострелять им почти не удалось – все ходячие рухнули как подкошенные и превратились в обычные трупы. Майор привёл несколько человек с дьячком, и они унесли Софью.

Я плюнул на всё, пошёл в карету, бухнулся на диванчик и решил больше никуда не ходить. Эпидемия закончена? Источник устранён? Вот пусть Сумароков дальше сам разбирается. А я своё дело сделал.

Хромающий археолог заглянул ко мне через час.

– Напоите чаем, Константин Платонович?

Он тяжело сел рядом со мной и вздохнул.

– Я не смею вас больше задерживать, вы помогли мне больше, чем я рассчитывал. Архив у вас, и я могу добавить только слова благодарности.

– Чем смог, Василий Петрович.

– Если бы все так могли, – он горько усмехнулся, – мы бы жили богаче авалонцев. Я доложу в столицу о вашей помощи, Константин Платонович, и буду просить о награде.

Я только махнул рукой. Ага, дадут мне орден. Догонят и ещё раз дадут. Что я, не знаю, как награждают непричастных, но нужных людей? А я вообще здесь на волонтёрских началах, так что меня как бы и не было.

– Кстати, я хотел сказать, – Сумароков посмотрел на меня с прищуром, – вы ошиблись. Звезда Полынь падает не до всадников, а после.

– Да, я знаю. Мне нужно было сбить, – я запнулся, – Софью с толку. Чтобы она задумалась и delirium magicis дал трещину.

– А-а-а, вот оно что! Вы так убедительно говорили, даты называли. Я уж подумал, это правда.

– Глупости, Василий Петрович, – я беспечно улыбнулся, – как я мог видеть звезду Полынь, да ещё и в будущем?

– Действительно, – археолог рассмеялся, – но так убедительно! Я даже вспомнил, что Борисфен это Днепр, и там есть городок, Чорнобиль кажется. Полынь, если по-русски. Какое забавное совпадение!

– В самом деле, интересная случайность.

Мы встретились с Сумароковым взглядом и задержались на секунду.

– А если бы и правда, – он вздохнул, – я в любом случае не доживу. Так что, пойду приводить в чувство городские власти. Если найду хоть кого-то выжившего. Спасибо ещё раз, Константин Платонович. Надеюсь, мой архив вам пригодится.

Он раскланялся и, кряхтя, стал выбираться из кареты. Уже спустившись на землю, он обернулся и добавил:

– Представляете, а Макар Петрович, наш бравый майор, получил благословение принять постриг. Как девицу похоронили, так он сразу к батюшке за разрешением. Эх, а такой вояка был! Не представляю его в рясе, не представляю.

Сумароков заковылял прочь, а я подозвал Кижа и приказал отправляться домой. Хватит с меня этой церковной мистики, девиц и хитроумного археолога.

Глава 8

Шарф и варенье

Чтобы отвлечься от безрадостных мыслей, я вытащил шкатулку, полученную от Сумарокова. Бумаг оказалось немного, всего двадцать сложенных вдвое листов, но вот их содержание – колоссальным.

Автор этих записей плохо разбирался в деланной магии. Скорее всего, он был средневековым монахом, не слишком образованным, но усердным и старательным. Он скрупулёзно перерисовал Печати и Знаки из какого-то источника и снабдил их заметками на отвратительной «кухонной латыни». Не понимая магических фигур, он скопировал даже случайные помарки оригинала, чем вызвал у меня невольное уважение – настоящий профессиональный переписчик! Но вот с пояснениями была беда: автор комментировал в меру своего ума и от его описаний хотелось биться головой о стену.

«Узор волшебный для колдовства не греховного рождающий огненного дракона». Как прикажете это понимать? Или вот это: «Старинная магическая виньетка для волшебных дел стражей императорской применяемая». А как вам «греховный еретический узор для дел праведных надобный»? Понять, что за фигуры описывают подобные надписи, было совершенно невозможным.

Да, это были настоящие Печати Восточной традиции, утерянные ещё в Византии. Но для чего они? Я мог разобрать части узора и догадаться, зачем они нужны, однако была целая куча мутных мест, которых даже касаться было страшно. Нет, надо достать книги по теоретической магии, вникнуть в значение всяких завитушек и базовых фигур и только тогда браться за это богатство. Так что я спрятал листы в шкатулку и убрал в дорожную сумку. Магия – это вам не игрушка: нарисуешь незнакомую Печать, а она взорвёт всю усадьбу! Нет, мы пойдём долгим, но надёжным путём.

Карета остановилась, и снаружи послышались крики. Кажется, это Киж возмущается? Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там происходит. Мёртвый поручик, на мой вкус, слишком уж увлекается и любит силовое решение проблем. Вон, даже Касимов был готов спалить без всякой жалости. Я накинул шубу и выбрался из кареты.

Это где мы? Я посмотрел по сторонам – опустились сумерки, но место было знакомое. А, это уже Меленки! Тот самый кордон, где я сжёг первого ходячего

– Открывай, олух царя небесного!

Киж, сидя на лошади, гарцевал перед баррикадами, перегородившими дорогу.

– Не велено!

Бородатый орк в овчинном тулупе и мохнатой медвежьей шапке яростно взмахнул рукой из-за рогаток.

– Ыпыдемия тута! Никого нельзя пущать.

– Дурак! – Киж чуть не подпрыгнул в седле. – Не «тута», а там, в Касимове. И закончилась она уже.

– Не велено! Вы, барин, как хотите, а пущать вас не могу. Мне сказали не пущать, значит, не буду. Служба, барин, такая. Вы как ни серчайте, а рогатки открывать не положено.

– Ах ты, смерд! Да ты знаешь, кого задерживаешь?

Орк в медвежьей шапке расхохотался.

– Барин, да пока тута стою, тьму народа не пустил. Батюшку не пустил, помещика не пустил, даже одного князя с челядью! Будь хоть сама матушка-ымператрица, и ту бы не пустил. В ножки бы упал, кланялся, а всё равно рогатки не убрал. Не положено – значит, не положено.

– Кем не положено?

– Кем надо, тем и не положено. Ехай обратно, говорю! Я нашего старосту не пустил, уж на что грозен, так и тебя не пущу.

Киж надулся, выпучил глаза и потянулся за огнебоем, закреплённым на седле.

– Остынь, Дмитрий Иванович, – я подошёл к рогатке, – если старосту не пустил, значит, серьёзный человек, знает службу.

Орк осклабился и поклонился мне.

– Добрый вечер, ваше благородие. Так и есть, знаем службу. Никак пустить не могу. Ыпыдемия!

Он многозначительно поднял указательный палец.

– Зови начальство.

– Так нетути, ваше благородие. Оно, значит, другие кордоны объезжает. Дабы бдели и на посту не спали.

Я вытащил из кармана рубль и кинул орку.

– Держи, за старание.

– Благодарствую, барин. Как вернётся начальство, так сразу и позову. Мож, вам дровишек принести? Костерок разожжёте, теплее будет. Медовухи могу налить, коль пить будете.

Вместо меня ответил Киж.

– Тащи, олух. И дрова, и медовуху – всё тащи.

Через десять минут в трёх шагах от кареты весело трещал костерок, а рядом стоял небольшой бочонок с медовухой. Я пить её не рискнул, уж больно запах показался подозрительным. А вот поручику она пришлась по вкусу, и он нацеживал себе кружку за кружкой. Светлячок и кучер тоже отказались от напитка и просто грелись у огня.

Ночь была не слишком морозная, а костёр жарким. Спать не хотелось, так что я сидел со всеми и слушал, как Киж травит байки. Истории столичной жизни устарели на пару десятков лет, но всё равно звучали смешно. Светлячок хихикала, а кучер под настроение тоже приложился к медовухе.

– Эй, ваше благородие! – раздалось от рогаток. – Начальство приехало. Коль хотите, беседуйте, сча подойдёт сюды.

Киж поднялся.

– Сидите, Константин Платонович, я сам разберусь, – он криво улыбнулся. – Обещаю решить дело миром.

Удивительно, но он сдержал обещание и даже не кричал, когда договаривался, чтобы нас пропустили. Всего пять минут, и мужики на кордоне стали раздвигать рогатки.

Я встал и указал Светлячку на карету:

– Замёрзла? Садись со мной, чаю выпьем.

Девушка не стала отказываться. Кивнула и пошла следом.

Светлячок оказалась забавной, если рассмотреть поближе. Да, рябая на лицо, но с тонкими дворянскими чертами. А то, как она держала чашку, как двигалась, выдавало в ней приличное воспитание.

– Почему именно «Светлячок»? – как бы между делом я поинтересовался у неё.

Девушка хищно улыбнулась.

– Есть такие мошки, на болотах живут. Светятся ночью будто золото, сверкают монетками на земле. Если кто мимо идёт, так заманят в трясину, чтобы увяз прохожий. А потом налетают, словно облако сияющее. Человеку кажется, что ангела видит, радуется, а они его едят. Одни кости остаются, в мелкую крапинку.

Зубы у опричницы были белые, ровные, так что оскал у неё получился на загляденье.

– Вот я типа такой мошки.

– Светишься и ешь? – я ухмыльнулся.

– Ага, со мной зевать не надо, только кости обсосу и выплюну.

– Отец был дворянином?

Она чуть сердито прищурилась, но я не насмешничал и сам подлил ей чаю. Минуту помолчав, опричница ответила:

– Угу. Добрый был, хороший. Гувернёра нанял, чтобы читать могла и на пианино играть, потом учителя, когда Талант во мне открылся.

Девушка вздохнула.

– А всё равно наследства не оставил. Даже рублика не завещал, ни копеечки. Сёстры сводные, как отец умер, меня сразу выгнали. Ты, говорят, нам никто, приживалка рябая. Только платья и дали забрать.

На лице опричницы мелькнуло злое выражение. Я хотел спросить её, не собирается ли она мстить, но вместо слов из горла послышался хрип.

– Хэ-э-э-э…

– Константин Платонович?

– Хыыыы…

– Что с вами, подавились?! Дайте я вам по спине похлопаю.

Я замахал руками. Подавился, как же! Это пришло время расплаты за магический Знак на горле, что в Касимове рисовал. Всё, теперь буду сутки-другие только хрипеть и никаких разговоров.

Вздохнув, я откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Скорей бы уж домой приехать, там даже молча будет не скучно.

В усадьбу мы въехали ещё затемно. Но стоило карете остановиться у крыльца, как навстречу выбежали ключница и Таня с Александрой. Они специально караулили, что ли? Настасья Филипповна и Таня рано встают, а вот чтобы рыжая до рассвета поднялась, это в лесу слон должен сдохнуть.

– Константин Платонович!

Они налетели на меня гомонящей толпой.

– Константин Платонович!

– Наконец-то!

– Как хорошо, что вы дома!

Я забыл про горло и попытался ответить:

– Хэ-э-э-э…

– Ой, батюшки! – всплеснула руками Настасья Филипповна. – Застудился! Как есть застудился!

Все мои попытки объяснить знаками, что это не простуда, ключница проигнорировала.

– В баню! Немедленно в баню, пока совсем не разболелся! И квас холодный не думай пить! Сейчас тебя веником отхлещут, вмиг на поправку пойдёшь.

Спорить с Настасьей Филипповной, всё равно что бороться с медведем. Шанс, что ты его повалишь, конечно, есть, но он тебе всё равно голову откусит. Так что я махнул рукой и пошёл куда сказано.

После парилки меня снова взяли в оборот. Настасья Филипповна обвязала мне горло колючим шарфом, проследила, чтобы плотно поел, а затем принялась поить горячим чаем с малиновым вареньем и мёдом.

– Молчи! – строго пресекала она мои попытки отказаться от сладкого. – Горло напрягать нельзя! Пей давай и ещё ложечку малины возьми.

Затем, будто короля в сопровождении свиты, меня отвели в спальню, уложили и строго-настрого запретили вставать. Мол, болеть надо по всем правилам, чтобы жара не было, да лихорадка не напала.

Сопротивляться мне не хотелось. Я улёгся, уютно устроился и почувствовал себя как в детстве. Да и ладно, можно поваляться денёк, всё равно срочных дел нет. Вон и Мурзилка явился – устроился под боком и принялся урчать на всю комнату. Ну и здоровенный ты, братец! Ещё и года нет, а уже крупнее всех окрестных котов.

– Константин Платонович, вам почитать?

Рядом с кроватью появилась Таня, вся такая домашняя, пахнущая корицей и яблоками. Я кивнул – пусть читает: и ей практика, и мне развлечение.

Александра, увидев моё согласие, тут же подала орке книгу.

– Хэээ.

– Молчите, Константин Платонович! Вам нельзя разговаривать!

Я жестом показал, что хочу пить. Рыжая тут же вылетела из комнаты, оставив меня с Таней наедине.

Орка правильно поняла мой манёвр, быстро пересела на кровать и потянулась ко мне губами. Как же я по ней соскучился!

Много времени нам не дали. Пять минут, и в дверях появилась Настасья Филипповна с подносом в руках. Таня сделала вид, что поправляет мне подушку, а я спрятал улыбку и подмигнул орке.

– Малиновое варенье свежее достала из погреба, ешь Костя обязательно. И для здоровья – крыжовенное, по-царски.

Минут пять ключница хлопотала, расставляя на столике вазочки, чашки и блюдца. Проверила, что я весь укутанный и, строго приказав не вставать, удалилась. А я и не собирался – отдыхать так отдыхать. Пожалуй, я так не лежал с самого детства. В Сорбонне переносил простуду на ногах, а здесь первый раз оказался «больным».

– Будете крыжовенное? – Таня подала мне вазочку с ярко-зелёным вареньем. – Такое мучение с ним летом. Косточки мелкие из каждой ягодки иголкой выковыряй, вместо них махонький кусочек орешка запихни, да чтобы шкурка целая осталась. А Настасья Филипповна туда вишнёвые листья кидает и водку льёт, для цвету.

Ну, если водку, тогда грех не попробовать. А действительно, вкусно.

– Ой, Константин Платонович, а вам два письма пришли! Будете читать?

Я махнул рукой – неси, девочка, естественно буду.

Первое было от Марии Мальцовой. Заводчица разливалась соловьём, как она благодарна за мою помощь. Обещала до Рождества прислать остаток хрустальных комплектов и звала приехать в гости на завод. Мол, готова обсудить новую партию, лучше заказать пораньше, чтобы без перерыва делать. И вообще, она будет рада меня видеть как самого-самого дворянина и заказчика.

Что же, можно и съездить. Тем более у меня было несколько мыслей насчёт хрустальных заготовок под эфирные дела. Лошади – это хорошо, но и другие идеи у меня есть. Пожалуй, можно и скататься до Гусь-Мальцевского, благо недалеко ехать.

Я отложил письмо и взял второе. Так-так, кто это мне пишет? Отправителем значится «Яков Петров», но рука явно женская.

Первая же строка «Привет дорогому Косте от слабого друга» расставила всё по местам – Ягужинская. Хитрая девица шифруется, чтобы никто не узнал о нашей переписке. Ну, посмотрим, что за срочные новости.

Глава 9

Горло

Письмо от Ягужинской оказалось шарадой, впрочем, легко разгадываемой. «Наш дорогой дядюшка» – это наверняка князь Голицын. И что там у него?

«…Трудности в торговых делах под Красноярском. С другими купцами спор большой вышел, даже подрались и бороды друг другу повыдергали. Подмастерьев много побили, а товар растащили. Наш-то дядюшка больше других пострадал, теперь в печали очень».

Ага, это у Голицыных дела в Сибири где-то не заладились. Похоже, столкнулись лбами с другими родами, так что до разборок опричников дошло. Интересно девки пляшут, ничего не скажешь! Знать бы ещё, с кем он сцепился, на всякий случай. Ладно, читаем дальше.

«Денежные дела дядюшки совсем плохи стали. Так что вчерась он приказчику и сказал – долги собрать со всех, даже если отсрочку давали. А за тех собак охотничьих, что ты дядюшке привёз, молвил, не платить тебе ни копейки. Ежели ты приедешь за долгом, то говорить, что дома никого нет да уши тебе заговаривать. Обмолвился дядюшка, что ты и так сполна уже получил, а вскорости не до того тебе будет. Но почему – не сказал, только улыбался хитро».

«Собаки» это же кони, да? Ах ты ж хитрый старикашка! Денег мне, значит, платить не хочет? Вот чувствовал я, что князь сволочь, чувствовал. Как поеду в Москву, как зайду к нему на подворье…

Додумать план страшной мести я не успел.

– Дядя Костя!

В комнату ворвалась Ксюшка, подбежала к кровати и от переполнявших чувств стала прыгать рядом.

– Приехал! Приехал! А я говорила, ты сегодня вернёшься! И Тане, и сестре, и тёте Насте, и бабушке Марье! А они меня спать отправили, ждать тебя запретили. Я только проснулась и сразу поняла, что ты дома!

Девочка обняла меня и снова вскочила, не в силах усидеть на месте даже минутку.

– Ты заболел, дядя Костя? Горло болит? У меня тоже горло болело, так меня заставляли пить молоко с мёдом. А в молоке пенки противные! – Она скорчила недовольную рожицу. – Я их не хотела, так тётя Настя и бабушка Марья…

– Позвольте узнать, сударыня, – в комнате появилась Марья Алексевна, – почему это Настасья Филипповна тётя, а я бабушка?

Ксюшка остановилась и наивно захлопала глазами.

– Ой, не знаю. Тётя Настя всё время бегает, что-то делает, так бабушки себя не ведут. А вы сидите больше, указания всем раздаёте, как главная. Я когда была в гостях у маминой бабушки, Надежды Петровны, она также себя вела. Только вы носки не вяжете, – девочка прищурилась, – а все бабушки вяжут, я видела. Но вы, наверное, ещё молодая бабушка, вот и не научились.

Княгиня закашлялась.

– Ох, деточка, – Марья Алексевна подошла к Ксюшке и погладила по голове, – ты как скажешь, хоть стой, хоть падай. Как наш Костя?

– У него горло болит. Наверное, сосульки облизывал на улице. Меня мама очень ругала, когда я так делала, и тоже горло болело. Дядю Костю никто не ругает, вот и не знает, что нельзя их есть. А вы, Марья Алексевна, сосульки пробовали?

Я прикрыл лицо ладонью, чтобы не засмеяться в голос. Нет, положительно удачный случай, что мне пришлось взять к себе Ксюшку. И так было нескучно, но с ней однозначно веселей.

В спальню заглянула Диего, отчего Ксюшка сразу притихла и укрылась за княгиню. Испанка посмотрела на меня, прищурилась и высказала: мол, вот он, вред деланной магии. Пользовался бы Талантом, сохранил бы горло в целости. Ага, кто бы мне ещё показал такой фокус, сама Диего не удосужилась. Но высказать ей в ответ у меня возможности не было. Ничего, вернётся голос, заставлю учить меня разным подобным трюкам.

Как ни старалась Ксюшка спрятаться, испанка заметила девочку и забрала её на тренировку. Марья Алексевна тоже ушла по своим делам, и я снова остался с Таней наедине. Вот только на меня навалилась усталость, глаза сами стали закрываться, и я задремал. Уже проваливаясь в сон, почувствовал – это Анубис восстанавливает силы после активной работы и дурманит меня, чтобы не мешал.

Проснулся я аж вечером. Стоило открыть глаза, как через пять минут меня принялись кормить ужином. Я хотел было подняться, но Настасья Филипповна встала на пути, не давая и шага сделать.

– Костя, ну куда ты?! Болеешь, так лежи, а не бегай по дому. Если надо чего, ты скажи, сделаем всё, что нужно. Ты что, хочешь с горячкой свалиться? Честное слово, вызову дохтура из Мурома, пусть он постельный режим тебе пропишет.

Меня передёрнуло. Вот уж не надо счастья! Видел я, как лечат такие доктора: кровопускание сделают или пиявок наставят, дают пилюли из всякой дряни, компрессы с уксусом. Из действенных лекарств только рвотное и слабительное. Единственные, кто вызывал уважение, были военные хирурги, по-настоящему спасавшие жизни. А остальные лекари мне казались больше шарлатанами, чем специалистами. Почти век пройдёт, прежде чем они начнут мыть руки перед процедурами. Нет уж, спасибо! Помереть я и сам всегда успею, без этих коновалов. А доктора, лечащего Талантом, ещё попробуй найди – слишком редкий дар, такие люди в столицах живут, а не в глухой провинции.

В груди толкнулся Анубис. Талант мягко намекнул, чтобы я поел и не рвался вставать. Ему, видите ли, силы нужны для собирания эфира. Ёшки-матрёшки, и этот меня хочет уложить в постель! Ладно, буду изображать из себя больного. Вот только попрошу бумагу и карандаш – буду писать, чего мне хочется. Пусть бегают и исполняют мои капризы. А с Анубиса потом возьму ударной работой.

После ужина я выгнал всех, чтобы не охали и не вздыхали надо мной. Тоже мне, нашли умирающего. Всего полдня «болею», а уже надоело до смерти.

До самой темноты я провалялся с чтением. Листал книги по Знакам, выискивая всё, относящееся к Восточной Традиции деланной магии. Раньше я этой темой не интересовался и, к своему удивлению, обнаружил: часть общеизвестных знаков – Восточные. Например, Знак огня именно оттуда. Приглядись я пристальней к особенностям его начертания, мог бы и сам догадаться. А ведь профессора Сорбонны утверждали – Восточная традиция была забыта как слабосильная. То ли специально принижали для авторитета Западной, то ли не углублялись в вопрос.

Я так зачитался, что от книг меня оторвал только бой часов. Уже одиннадцать? Быстренько время летит. Отложив том на тумбочку, я хотел погасить свет. Но в дверь тихонько постучали.

– Константин Платонович, вы спите? – спросила Таня почти шёпотом, заглядывая в комнату.

– Хэээ… – просипел я и махнул рукой.

Она тотчас бесшумно проскользнула внутрь, прикрыла дверь и заперла на задвижку.

– Хэээ?

Девушка приложила палец к губам.

– Я на минуточку. Можно?

Да как же тебе отказать, милая? Особенно когда ты на ходу скидываешь платье, ныряешь ко мне под одеяло и прижимаешься всем телом.

– Я так соскучилась, Константин Платонович! – девушка провела ладонью по моей щеке. – Так боялась за тебя, спать не могла. Только представлю, что ты не вернёшься, и в груди всё обрывается. Не уезжай больше, пожалуйста…

Мурзилка, спавший у меня в ногах, недовольно мявкнул, что ему помешали. Но встал, выгнул спину, спрыгнул с кровати и устроился на кресле у окна. На наше с Таней шебуршание и ухом не повёл.

Нам было совершенно не до кота – оказалось, что я вполне здоров, особенно в некоторых местах. А что молчу, так и слова в такие моменты не нужны. Я обнаружил, что тоже соскучился по Тане. Сильнее, чем мог бы предположить, и больше, чем надеялась она. Странная штука: к орке у меня появлялась настоящая страсть. Может быть, впервые в моей нынешней жизни.

Утром я проснулся один. Попробовал сказать хоть слово и обнаружил, что голос ещё не восстановился. Но я больше не хрипел и мог внятно разговаривать шёпотом. Лежать мне надоело – я оделся и спустился к завтраку. Все возражения Настасьи Филипповны отмёл: некогда валяться и болеть.

Я велел послать за Семёном Камбовым, старшим опричником. Пригласил его позавтракать с нами и между делом велел доложить, как обстоят дела.

– Во время вашего отсутствия, – тут же замолотил он, – организовали патрулирование южных рубежей имения. На дороге к Меленкам был установлен заградительный кордон. Было остановлено три нарушителя. Один, коробейник с товаром, отправлен обратно в Меленки, и два… ммм… ходячих трупа. Один возле деревни Коровино, другой вышел из леса у Тимошино. Оба были ликвидированы.

Жестом я попросил подробностей. Шептать было неприятно, горло ещё саднило и срывался кашель.

– Подстрелили по ногам из огнебоев. Добили магией и сожгли до костей. Остатки закопали прямо на месте, поглубже.

Блокнот и карандаш были у меня с собой, и я написал им благодарность. Ещё один листочек я передал Лаврентию Палычу – выдать опричникам премию. Своё войско, даже такое маленькое, надо «кормить от пуза», чтобы не было повода смотреть налево.

Закончив завтракать, я с трудом отбрыкался от Настасьи Филипповны, снова попытавшейся меня уложить в постель. Я её, конечно, люблю, но перебарщивать с навязчивой заботой тоже не надо. Чтобы прекратить спор о моём здоровье, я отправился в свой кабинет и приказал до полудня не беспокоить.

На всякий случай дверь я запер на ключ. Домашним я полностью доверяю, но сейчас меня ждал маленький секрет.

В кабинете, уже после смерти дяди, я нашёл тайник. Если нажать на бронзовую розу в настенном подсвечнике, а затем потянуть соседний завиток, книжный шкаф у дальней стены отъезжает в сторону. За ним открывается узкий проход в стене, за которым имеется секретная «кладовка». Совсем маленькая: шаг в ширину, два в длину. Не думаю, что здесь можно спрятаться в случае опасности, – вентиляции нет, воздуха хватит ненадолго. Но можно хранить ценные и опасные вещи.

На полочке в тайнике уже стояли мои книги по деланной магии, middle wand Нервный принц и шкатулка с деньгами на личные расходы. (Для усадьбы и мастерских деньгами ведает Лаврентий Палыч, а у меня свой личный кошелёк на непредвиденные траты). Рядом с денежной шкатулкой я поставил вторую, с архивом Сумарокова. К этим документам придётся вернуться позже, когда подтяну теоретическую базу.

Кстати, надо будет не забыть отнести в тайник и дневник Бернулли. Его сейчас Таня и Александра копируют по моей просьбе. Не руками естественно, переписывая пером, а магическим образом: над листом бумаги рисуется связка Знаков, активируется, а затем эфирная конструкция перетаскивается на чистый лист. Долгая нудная работа, но для моих учениц хорошая практика, пусть набивают руку на Знаках. Тем более это не моё самодурство: дневник Вахвахова отдала в ужасном состоянии. Бумага дрянная, рвётся от любого неосторожного движения. Так что читать лучше будет с копии, хоть там и бледновато получается.

Кроме магических штук и денег в тайнике лежали древние драгоценности. Те самые, что я нашёл в кургане и выторговал у Сумарокова. Кольца и ожерелье меня не слишком интересовали, а вот золотой обруч так и просился в руки.

Света в секретной каморке было маловато, так что я взял корону и вернулся в кабинет. Подошёл к окну и стал рассматривать. Древний кузнец-ювелир сплёл её из золотых полос без особых изысков и почти сплавил их вместе. Грубая вещь получилось, но с какой-то особой, наивной красотой.

Только сейчас я обратил внимание, что в толще золота тянутся нити эфира. И не такие уж и тонкие, скрученные в канатики. Хитрый узор этих нитей показался мне знакомым. Где я такое видел? Нет, пожалуй, не вспомнить. А вот для чего он сделан? Зачем в корону встраивать магический узор? Внушать покорность подданным? Пугать врагов? Поддавшись внезапному порыву, я поднял обруч и надел на голову.

Я пошатнулся и схватился за подоконник, чтобы не упасть. Ёшки-матрёшки! Это что?!

Глава 10

Корона

Меня тряхнуло будто электричеством. От пяток до макушки пробежала волна мурашек, оставляя на коже ощущение холода. В коленях появилась слабость, мне даже пришлось схватиться за подоконник двумя руками. Да что за ерунда такая? Снять корону, быстро!

Я потянулся к голове, но меня снова накрыла слабость. Перед глазами поплыло, а в груди заворочался Анубис, растерянный и совершенно не понимающий, что происходит.

Пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Так, хорошо, уже лучше. Сейчас открываю глаза и снимаю дурацкую корону. Я разлепил веки и чуть не заорал от неожиданности.

Мать моя женщина! Это же потоки силы!

Зрение словно подменили. Я видел не просто течение эфира, а будто самую его глубину. Если раньше передо мной представала упрощённая картинка, то сейчас открылся весь диапазон восприятия. Широкие потоки низких энергий, узкие росчерки высоких, гудящие струи смешанных. За окном по двору усадьбы Прохор вёл Буцефала – сейчас он мне представлялся не простым набором знаков с потоками эфира, а сложным конгломератом полей силы, вихрей возмущения, искрящихся молний управляющих сигналов и поглощающих воронок. Ёшки-матрешки, даже не предполагал, что Знаки – это всего лишь тень таких нелинейных многоуровневых процессов.

Я моргнул снова, приходя в себя, и почувствовал знакомый жар в солнечном сплетении. Не может быть! Этого просто не может быть, хоть убейте меня.

За всё время обучения в Сорбонне дважды мне довелось воспользоваться grand wand’ом, магическим посохом с собственным именем «Le Duc Rouge de Paris». За такую практику надо было платить ректору университета золотом, и я не пожалел ни об одной монетке, отданной старому скряге. Ощущение власти, которое дарил grand wand, делало мага подобием бога, простите за еретическое сравнение. Я мог остановить движение реки, разрушить половину города или поднять из моря скалу. Я мог почти всё!

Сейчас же, с древней короной на голове, я ощущал то же самое, только на порядок сильнее. Скалу? Три раза ха! Я мог создать горный хребет, если бы нашёл подходящие Знаки для этого. Походя превратить десяток Муромов в озёра горящей лавы или заставить течь реки вспять.

Мне захотелось испытать неожиданную мощь. Не требовалось даже поднимать руку, чтобы корона отозвалась и приготовилась чертить Знаки. Только размер, на который она была рассчитана, был поразительным – минимум десяток вёрст. Минимум!

В ином времени и другом месте было такое выражение: «забивать гвозди микроскопом». Когда растрачивают что-то ценное или мощное на глупую работу, скажем, колют орехи царским скипетром или копают ямы дорогой саблей. Так вот я сейчас был в обратной ситуации – у меня был «молот», способный забивать «гвозди» размером с целую губернию, а приложить его было некуда. Не знаю даже теоретически, что делать с такой силой. Разве что разделить Европу и Россию проливом, от Чёрного моря до Балтики? Только, боюсь, это дорого обойдётся обеим сторонам.

Золотой обруч на голове начал нагреваться. Мощь, которую он концентрировал, требовала выхода. Сейчас! Немедленно! Я помедлил секунду и сдёрнул корону с головы.

Золотой обруч я спрятал в тайник, вернул на место шкаф и минут десять сидел в раздумьях. Даже представить не могу, для чего создали такую мощную штуку. Прокладывать мосты между континентами? Или это оружие массового поражения? Но ведь короне не меньше тысячи лет! Какой безумный маг-кузнец её сделал? Вопросы, сплошные вопросы, и ни одного ответа.

В конце концов я решил не торопиться и придержать золотой обруч как козырный туз в рукаве. Пусть лежит себе спокойно, ждёт своего часа. А там придумаю что-нибудь, хорошая вещь в хозяйстве не пропадёт.

– Дела, однако.

Кто это сказал? Я?! Похоже, от мощных потоков энергий короны у меня вернулся голос. Вот, я же говорил, что корона пригодится! Можно смело идти и заниматься своими делами, больше меня никто укладывать в постель не попытается.

Я отпер кабинет, спустился на первый этаж и нашёл Марью Алексевну. Она возлежала на кушетке в гостиной, а перед ней стояли Александра и Таня.

– Милые мои, – с недовольными нотками выговаривала княгиня девушкам, – вы ведёте себя просто неприлично! Как можно оставаться наедине с холостым мужчиной и громко хохотать?

– Это не мужчина, – пискнула рыжая, – это сударь Киж.

– А он что, вдруг стал девицей?! Сударыня, вы меня поражаете!

– Мы не наедине, – несмело вставила слово Таня, – мы вдвоём с ним говорили.

– И что? Две девицы за закрытой дверью с мужчиной. Знавала я одного генерала, так он, наоборот, предпочитал, чтобы дам…

Княгиня закашлялась и зарумянилась.

– Неважно, он давно уже умер. Костя! – она заметила меня. – Как ты себя чувствуешь?

– Доброе утро, Марья Алексевна!

Подойдя к княгине, я поцеловал ей руку, а затем и девушкам.

– Ой, к тебе голос вернулся! Как замечательно. Сударыни, – она махнула веером орке и рыжей, – я вас больше не задерживаю.

Девушки сделали книксен и быстренько сбежали. Хихикнув на ходу и бросив на меня смешливые взгляды.

– Садись, Костя, не стой столбом. Про поездку не буду тебя пытать, а то снова голос сорвёшь. Письма тебе Таня отдала?

Я кивнул.

– Да, конечно. Марья Алексевна, было ещё какое-то письмо, вы мне его хотели дать до приезда Сумарокова.

Княгиня поморщилась.

– Хоть и помирилась с этим старикашкой, а всё равно – как слышу его фамилию, так во рту кисло становится. У меня даже примета есть: если он где-то появляется, обязательно сложности будут. Да-с….

Она пожевала губами.

– Не помню уже, где это письмо. Впрочем, я тебе и так скажу, невелики новости. Хлудов мне из Москвы пишет…

– Кто?

– Ванька Хлудов, купец первой гильдии. Пишет, что Голицыны продают мануфактуру замочную где-то между Муромом и Нижним Новгородом. Тридцать тысяч цена, вместе с крепостными.

– Хм…

Так-так, интересная новость. Прекрасно подтверждает письмо Ягужинской – у князя финансовые проблемы, и он распродаёт активы. Вероятно, непрофильные и наименее доходные. Полагаю, деньги мне князь будет отдавать долго и неохотно, если вообще соберётся. Для начала надо заслать туда Боброва и попробовать по-хорошему.

– …неплохой доход. Костя! Ты меня слушаешь?

– А? Простите, Марья Алексевна, задумался. Что вы сказали?

Княгиня вздохнула.

– Я говорю, может тебе присмотреться к этой мануфактуре? Хлудов пишет, что цена божеская, а дело доходное.

– Тридцать тысяч? – я прикинул в уме денежный баланс. – Боюсь, Марья Алексевна, столько свободных денег у меня нет. Хотя мастера-замочники и правда интересны.

Сами замки мне как собаке колесо. А вот люди, которые их делают, могли бы пригодиться и на моём производстве. Не слишком много вокруг ремесленников, смыслящих в механизмах.

– Ерунда, – княгиня щёлкнула веером, – я тебе одолжу на покупку мануфактуры.