Валька, хватит плодить нищету!

Глава 1.

Галина вместе с сыном возвращалась домой с работы. Женщина она видная, пышущая здоровьем, в теле, румяная, с копной густых тёмно-каштановых от природы волос, которые вздрагивали при каждом её шаге. Никогда не поддавались эти шикарные кудри никакой укладке, настолько густыми и толстыми они были. Губы у Галины – крупные, всегда яркие, любимый цвет помады – морковный, сама не понимала Галочка отчего так любит этот цвет, видимо, подходил к её платью в цветочек. Густой шлейф аромата духов «Красный мак» всегда и везде сопровождал Галину.

Соседкам по улице она никогда не улыбалась, со многими не ладила. Завидовали ей и её семье. Бывало, привезут новые кресла или этажерку Галке, так соседки повылезают на улицу и стоят кучками, подбоченившись, угадывают, где это Галка роскошь такую раздобыла. А она не обязана отчитываться, пусть её тапки наденут и пройдутся в них от начала до конца вместо того, чтобы лясы точить.

Работала она в ведомственном санатории, бухгалтером. Отдел у них маленький, вместе с экономистом всего четыре человека, но дружный. Все давно знают друг друга, некоторые дружат много лет. Галочка попала в этот санаторий по большой рекомендации, а как ещё можно попасть на такое место в 60-е годы. И дело вовсе не в зарплате, хотя получала она больше мужа: в привилегиях, путёвках, излишках из столовой и хозяйственной части.

Она со всеми водила дружбу: от дворника Андрея Фомича до главврача Марины Александровны, с последней, конечно, не пила чай с плюшками, но Марина Александровна всегда здоровалась и обращалась к Галочке по имени без отчества.

Толик, единственный сын Галины и Бориса, уже учился в третьем классе обычной школы, был на хорошем счету, так как и учителя, и родители знали его маму – громкую, но справедливую, и в то же время щедрую. Анатолий только с виду казался затюканным ребёнком, в школе вполне себе шустрый, активный ребёнок. На физкультуру не ходил, мама сделала ему справку-освобождение: не хватало, чтобы он себе повредил что-нибудь, или ему мячом голову отбили. У мамы были большие планы на эту голову.

Иногда после школы он заходил к маме на работу, если не было фортепиано или хора в музыкальной школе, там он мог плотно пообедать, поварихи в столовой обязательно выделяли ему пару котлет, приготовленных на пару, салатик, компот. А если не было ничего в столовой, то у мамы в бухгалтерии обязательно находились конфеты или печенье в ящике стола. Там он успевал сделать уроки, так что дома оставалось только помузицировать на радость маме.

Толик крепкий, как мама, щёки румяные, рубашка всегда белоснежная, брюки коротковаты, так казалось, потому что коленки при ходьбе сходились у ребёнка, не болел он, просто крупный мальчишка. Залюбленный родителями, особенно, мамой – она всё для него! Обязательная поездка на море каждое лето, путёвка в санаторий, конечно, не в свой, лучше в Орджоникидзе, в Кисловодск или в Ленинградскую область – Галине нравился там климат, и непременно с ней! Борис же был не любитель кататься по курортам, ему и дома хорошо, он всегда находил чем заняться.

Работал Борис каменщиком на стройке, это по трудовой, а так за любую работу брался и со всем справлялся. Пилила его Галина постоянно, одно повторяла:

– Дурака хвалят, а он старается! Так и ты, а толку? В своем дворе никак не доделаешь, зато на работе берёшься за всё подряд.

Борис – обычный работящий мужик, с мозолями на руках, выгоревшими, соломенными волосами и потемневшим от солнца лицом. Голубоглазый чёрт! Тем и покорил Галину в юности. Не обращал он внимания на слова жены – Галина всегда ворчит, для дома старается.

Достался им домик в наследство от бабки Галины. Маленький, ветхий, больше на дачу был похож, совсем запустила его бабуля. Зато земли – два дома можно на участке поставить – и себе, и сыну хватит. Галина – женщина умная, всегда всё продумывала, не зря ведь у неё муж – строитель. Жили сперва в общежитии, как все, по выходным ездили в посёлок как на дачу.

Снесли всё бабушкино жильё до фундамента, Борис укрепил его и новый дом выстроил, благо на стройке стройматериала хватало. Он знал, где выписать, попросить, как правильно отчитаться за шифер или доски, где не догадывался – жена учила. Ох, не любил он это дело, но Галочка торопила, лично помогала ему со стройкой в резиновых сапожках, фуфайке рабочей и косынке белой. Толик пошёл в первый класс в поселковую школу, на радость маме, к этому времени уже стоял большой дом на участке.

Город так быстро строился, что поглотил их рабочий посёлок у реки. Теперь дачи находились в черте города, автобусы ходили часто, по расписанию. Двухэтажки начали строить восьмиквартирные, для работников теплиц и строителей. Борис перешёл на работу поближе к дому, всё через Галкиных знакомых, она, если чего захочет, непременно найдёт нужного человека, а по-другому – никак, или живи как все. Стой в очереди на квартиру, жди, пока зарплату поднимут по выслуге лет и считай копейки.

Вот так и получилось, что живут вроде на земле в посёлке, но в городе.

Дом Борис отстроил, как хотела жена: первый этаж, как бы полуподвальный, чтобы летом прохладно было, занимала большая кухня, запахи никак не поднимались в комнаты, вход на второй этаж с улицы. Вышел из кухни и поднимайся по деревянной лестнице, сначала на веранду с большими окнами в треугольники и ромбы, здесь у Галины свой сад комнатных цветов – всё в горшках, вазонах, пальма большая стояла в углу в зелёной эмалированной кастрюле. Зимой они вдвоём с мужем в дом заносили это дерево, настолько уже выросло, веранда не отапливалась зимой. Зато весной и летом находиться на ней – одно удовольствие, стоял тут небольшой диванчик у стены, откуда Галина могла любоваться своим огородом и на соседей поглядывать.

Претендовала ушлая соседка на смородиновый сад Галины, якобы бабка, когда жива была, самовольно отхватила у них метра два земли с лишком, сетку поставила. Теперь кто знает, правда это или нет, но Галина – не дура, своего раздавать не станет!

Ещё на втором этаже две большие комнаты, вытянутые, прямоугольные с широкими окнами. Одна – Анатолия, другая – родителей, правильнее сказать, мамина.

Борис в своё время гараж начал строить во дворе, но вскоре понял, что с машиной не скоро получится, так как у жены только о доме и сыне голова болит, да и прав у него нет. Вот и вышла рядом с домом не то времянка, не то бытовка. Добротная, стены сложены как положено, крыша шифером накрыта, отопление Борис провёл в свою обитель, он там и пропадал зимой и летом.

Галина – женщина хозяйственная, повесила короткую занавеску на единственное окошечко в его мастерской, застелила старый диван на ножках покрывалом чистым и иногда наведывалась к мужу с инспекцией. Страсть как не любила она беспорядок, забирала на стирку грязные вещи, пыль вытирала, выметала сор из каждого угла и ворчала на мужа.

– Сколько ты будешь жить тут, как батрак в шалаше?

– Ну Галочка! Какой же это шалаш, ты вон какую чистоту и уют навела.

Уходил Борис в огород, пока жена марафет наводила, чтобы не выслушивать дальше причитания и упрёки. Что греха таить, выпивал он тайком от жены, по чуть-чуть.

Недавно приметила она за ним эту гадость, вот и искала заначки во время уборки, а как к подругам уезжала жена с сыном, друзья приходили к Борису. Сидели как люди, никого не трогали, не шумели, ещё помочь могли: то забор поправить, то ворота поставить. Здесь, в бытовке этой, у него и стол, и стулья, диван, этажерка старая, что обновляла Галочка в доме, старьё к мужу в бытовку отправляла, не выкидывать же… Инструмента всякого много, да и двери в кухню, в два шага, напротив. Удобно.

Борис первым к завтраку вставал, первым убегал на работу, пока жена ничего нового не придумала.

Она такая, вдохновение приходило, когда с чашкой чая прогуливалась по двору и всматривалась, что ещё можно сделать. Может, виноградник пустить через весь двор? А может, козырёк сделать над скамейкой и столиком – тогда можно чай пить летом во дворе, ягоды и фрукты перебирать на варенье.

Сколько Галина пыталась мужа вернуть наверх в большой дом в родную спальню, долго не выдерживал Борис, убегал к себе максимум через две недели. Так что больше не трогала его Галя, захочет, сам поднимется.

Толя в выходные играл на пианино целыми днями, летом его вся улица слышала в открытые окна. Зимой только родители, иногда соседи. Галина любила копаться в саду, в огороде в тёплое время года, закрутки делала, и по этой части она мастерица, ничего у неё не пропадало. Зимой книги читала, занималась своими комнатными растениями. Обязательно следила за успехами сына в учёбе и музыке.

Хорошо жили Галина и Борис, не зря она столько лет терпела с ним эту душную общагу на Маяковского с общей кухней и нерадивыми мамашами с целым выводком детей в одной, двух комнатушках!

С удовольствием она возвращалась вечером домой, пусть от остановки ещё минут двадцать надо пешком идти, в основном по гравийке, посёлок всё-таки. Как переехали сюда, туфли на каблуке больше не носила Галя.

Так и жили размерено, в удовольствие, всего хватало, а чего не хватало, в своём огороде выращивали. Что купить не могли, Галина старалась достать через своих, санаторских. Кресла или ковёр новый, телевизором никак не могли обзавестись, но Галя – женщина целеустремлённая, добудет!

Последним достижением Галины был трельяж на ножках с большими зеркалами, ГДР-вский, на зависть соседям, когда мебель выгружали и на второй этаж поднимали; место ему было только на белоснежной, светлой веранде, чтобы любовалась собой Галина, как на работу убегала.

Толику не разрешалось гулять с мальчишками по улице, да и когда ему? Мама занималась его досугом, летом ездили на городское озеро по воскресеньям, там мальчишка отрывался по полной, баловался с другими детьми под зорким оком мамы, пока она принимала солнечные ванны. В остальные дни помогал родителям в огороде, отцу в гараже или по двору. Много читал Анатолий, в доме имелась солидная библиотека, опять же заслуга матери, большую часть книг он пока не прочёл, поэтому и ненавидел этот книжный шкаф, заваленный томами и сериями советских и зарубежных писателей, ему ведь их читать.

Со стороны образцовая семья – главное творение Галины! Дом – один из лучших по улице. На работе ценили обоих – и Бориса, и Галину, что могло разрушить эту идиллию? Да ничего, Галина никогда бы не позволила.

Галина родилась здесь, мама умерла, они ещё девчонками были. Сестра родная живёт в Красноярском крае, прилетала пару лет назад к сестре. Двое мальчишек у неё, оба постарше Анатолия, но воспитания им явно не хватало, такую оценку дала им тётя Галя.

Носились по лестнице с кухни в дом как кони, аж дом подпрыгивал, кусты смородины без разрешения тётки ободрали начисто и ветки поломали. Всё время на улицу бегали к другим детям и Толика к этому приучили. Мама потом намучилась с ним. С радостью провожала Галина родную сестру с детьми на аэровокзал, хорошо, что далеко друг от друга живут, слишком разные они.

А вот Борис из многодетной семьи: и мать, и отец у него ещё живы, слава Богу. Живут в Ташкенте.

Галина в своё время в Ташкент попала по распределению от училища, но быстро смекнула, романтика этих колоритных мест не для неё. Увезла Галина мужа в новые, незнакомые ему места, сразу, как расписались, и правильно сделала! Мужик он толковый, работящий, работать и шабашить успевал. Там в Ташкенте одних братьев и сестёр у него четверо. И все на его шее сидели. Галину не проведёшь, всё замечала.

Все они и выросли, пока старший брат дом строил и сына растил. Младший брат учиться уехал туда, где похолоднее, сестры одна за другой замуж повыскакивали и тоже разъехались кто куда. Союз – большой, работы везде хватало.

Одна Валька, самая младшая сестра Бориса, нашла жениха в родном городе, замуж выскочила едва школу окончила, живут с родителями, уже двоих детей наклепали. Муж у неё тоже бестолковый, работал вроде на хлопке сначала, теперь железную дорогу строит. Необразованный.

Так мать Борису и писала из Ташкента, а писала она регулярно. Сын с женой ездили к ним, один раз, Толик ещё маленький был, сейчас у них времени не хватало – то работа, то отдых, стройка эта неоконченная. Настаивала мама в письмах, чтобы приехал старший сын и образумил зятя. Борис-то в люди выбился, и Галочка у него умная женщина, может, хоть он вправит мозги молодым родителям, которые сами сидят на шее у родителей.

Глава 2.

Галочка перебирала последние яблочки из своего сада, бережно укладывала каждое в деревянный ящик, устланный газетой, муж придёт, спустит в погреб, и к Новому году у них сохранятся свои, ароматные, сочные яблочки. Толик нестерпимо играл на пианино наверху, Галину отчего-то раздражал сынок сегодня, второй год ходит в музыкалку, а играет так, будто клешни вместо рук.

Она покончила с яблоками, решила подняться к нему, проверить, отчего он играет сегодня у неё на нервах, а не на пианино. Калитка стукнулась о ворота, послышались шаги. Борис сразу пошёл на второй этаж, а не исчез по пути в своём гараже. Галочка не остановила его, пусть посмотрит, как сын занимается.

На минуту страшные звуки сверху прекратились, и послышались торопливые шаги Бориса обратно, вниз.

– А?! Вот ты где… Ты у меня и минуты не отдыхаешь, – улыбнулся Борис, глаза поблёскивали неестественно, наигранно.

– Опять пил? – строго спросила Галина.

– Ну что ты, Галочка… я же пообещал, хотя ты знаешь, на моей работе трудно удержаться. На той неделе поставил магарыч Митрофану-сторожу, ну за железо, ты понимаешь какое, – подмигнул он, – пришлось вместе и испить.

Захотелось Галине отгородиться от соседей, чтобы через сетку не глазели на её огород завистливые соседи, не кирпичи же на них переводить, пришлось мужа надоумить листы жести на работе «выписать». Все тянут, и от него не убудет. Борису куда деваться, тем более, что валюта при таких мелких делах всегда одинакова – бутылка, и ему перепадало. Потому и выпивал часто – угощали, а отказаться нельзя, в следующий раз не помогут.

– А что такой радостный? – закрыла Галочка глаза и зажмурилась, опять началась репетиция концерта на втором этаже.

– Я в Ташкент поеду к родителям.

– С чего это? – резко открыла она глаза, и яблочки выпали из её ручек. Борис поднял их с кафельного пола и положил аккуратно в ящик, – в погреб спусти, пожалуйста, поставь над сеткой с картофелем, чтобы вентиляция хорошая была, – скомандовала Галя.

Борис рад помочь, обеими ручищами подхватил ящик и вышел из кухни. Галина собиралась с мыслями, он рассказывал ей о письмах, о том, что происходит в молодой семье, но ни разу не упоминал, что хотел бы поехать, тем более без неё…

Она начала разогревать обед, Борис снова ворвался на кухню, раздвигая на дверях звенящие занавеси из скрепок и конфетных обёрток, сделанные супругой. Он уселся за стол, потирая сухие ладони в предвкушении чего-нибудь вкусненького. Галя поставила перед ним тарелку наваристого борща, разрезала злющий лук с их огорода, отрезала пару ломтей серого хлеба.

Борис налетел на обед, полдня ждал. Галочка присела напротив, подпёрши ладонью подбородок, и, не отрываясь, смотрела на мужа.

– Ох, спасибо! Уважила! Ещё бы сальца…

– Ты лучше скажи, с какого перепугу собрался в Ташкент и на какие шиши? Ворота новые ставить надо, а ты собрался…

– Так отпускные я получил, уже и на вокзал съездил, билеты взял.

– А я… мы?

– Так ты же работаешь? Кто тебя отпустит в конце квартала?

Галя отвернулась и задумалась.

– Не переживай, я ненадолго.

– Борис! Туда поездом ехать больше четырёх дней, у тебя весь отпуск уйдёт. Как же ворота? А вдруг задождит или вызовут тебя на работу.

– Ничего справятся, а ворота не убегут. Я давно матери обещал, пять лет не был у них, – довольный как дитя, ответил Борис.

– Думаешь, я не знаю, зачем ты туда собрался? Валька ваша – не дура. Насколько я помню, в школе училась неплохо, детей штамповать ума хватает, вот пусть сама и разбирается в своей семье. У тебя своя есть! Если зять что-то аморальное делает, гуляет или дебоширит, пусть отец сигнал на работу даст. Ты не знаешь, как это делается, сначала беседа, потом разберут на собрании поведение молодого семьянина, а потом… В нашей стране на таких быстро управу находят.

– Галочка, ты права, но не доходит до этого, или жалко им молодых, сами из сил выбиваются. Ты же знаешь, как они живут, не то что мы, – виновато отвернулся Борис, стыдно ему было за их достаток, даже перед мужиками на стройке, что уж говорить о родителях, которые всю жизнь из кожи вон лезли и ничего не нажили, кроме пятерых детей, квартиру и ту получили недавно.

– Давай их к себе позовём, – иронично улыбалась Галя, – на шею себе повесим, – показала она на свои широкие плечи. – У нас ведь дом большой… Родня всё-таки…

– Галочка… ну…

– Что ты нукаешь, будто кобылу погоняешь. Не-че-го тебе там делать, пусть сами разбираются. У нас в доме всего две комнаты, – Галина непроизвольно снова зажмурилась, Толик выдал очередную порцию нот, – чем он там занимается? – обратилась она к Боре, посмотрев в потолок.

– Играет, – соврал отец. Толик читал какую-то книжонку и по временам постукивал по клавишам, чтобы мать не догадалась. Отец даже не поинтересовался, что за книжка такая у ребёнка.

– Нет, вы меня со свету сживёте! Один бренчит, будто впервые подошёл к пианино, другой собрался к чёрту на рога.

– Галя, – стукнул ладонью по столу Борис, миска с алюминиевой ложкой вздрогнула. Жена, сделав несчастную гримасу, кинулась убирать со стола. – Это моя Родина! Я там родился, там живут мои родители. Всё! Билеты на руках – я еду, – Борис нерешительно по пальцам собрал свою ладонь в кулак.

– Да делайте вы что хотите! Вам на меня вообще плевать, я стараюсь, стараюсь, для дома, для семьи, а вам на всё плевать. С нами ты никуда не ездишь, у меня будто мужа нет, мать-одиночка! Каждое лето в Анапу сами, папа, видите ли, не любит…

– Хорошо, в другой раз и я с вами поеду, только не кипятись и вещи мне собери, пожалуйста. Может, гостинцев каких собрать родным? – он вопросительно посмотрел на жену.

Галина недовольно кивнула. Конечно, она соберёт баул со снедью, варенье смородиновое и вишнёвое из собственного сада, яблочек, огурчиков. Племянникам придётся что-то посмотреть в Универмаге, хотя о Толике никто не вспоминал все эти годы, ни одной посылочки за всё время. Но Галя ведь не ударит в грязь лицом… Пусть видят, как сыну повезло с женой.

Жена и сын проводили Бориса с почестями, Галина ещё положила подарок свекрови, покрывало гобеленовое новое, а свёкру пару рубашек, муж еле уговорил не класть ещё и тёплых.

Наконец, Борис едет в родные края, как же он соскучился по любимым с детства подворотням, по старым грязным улочкам и квартирам на земле с общим двором. В его детстве они не казались такими облезлыми, старыми, нагромождёнными как попало, это после армии он увидел их другими, но всё же родными. Галя сама не поняла, что за основу при стройке своего дома взяла дом его родителей, у них тоже кухня находилась на первом этаже – в подземелье, комнаты были такие же вытянутые, прямоугольные, просторные и всегда прохладные.

Мама писала, переселили их из бараков в квартиру. Трудно привыкать, конечно, удобно, горячая вода в квартире, район новый, соседи старые, но комнатушки, по сравнению с их домом, тесные, в общем, неродные, жарко в квартире. Она не жаловалась, просто прикипела к дому на земле, когда-то они строили эти бараки вместе с соседями, потом пристраивали, перестраивали, спорили с этими же соседями, отчего бельё вешают не на свои верёвки, а в остальном дружно жили. Радовались и горевали всем двором, ругались бабы, за детьми присматривали по очереди, всем ведь на работу.

Первые сутки в поезде Борис перечитывал письма матери, а потом подсели к нему попутчики весёлые, и всю дорогу было о чём поговорить, поспорить, выпить нашлось. Проводница несколько раз грозилась раньше времени высадить таких пассажиров, но разве ж можно? Мужики всей душою к ней и шоколадками, и трёшками (трёхрублёвые купюры), смягчили суровую женщину.

Приехал Борис на Родину и не узнал город, будто не пять лет назад был, а пятьдесят. Всё изменилось, целые районы новые построили, дороги, автобусы, троллейбусы. Встретил его отец, пришлось такси брать, много сумок и рюкзаков тяжёлых у сына. Всю дорогу говорил седой отец только о городе, о стране, о Великих стройках, ни слова о том, что происходит дома.

Приехали. Большой двор, вокруг одни многоэтажки, что-то ещё строят, двор облагораживают, редкие молодые деревца шатаются на ветру у подъезда.

– А хороший дом у вас теперь, – улыбнулся Борис, глядя на отца.

– Да, – с горечью ответил он.

Поднялись на этаж, не всё сразу удалось поднять, за двумя сумками спустился позже Борис. В квартире их встретила Валя, в широком, домашнем халате ниже колена. Она и так маленькая, кругленькая, а этот длинный, громоздкий халат прямо прибивал её к полу. Только когда обнял Борис сестру, понял, она беременная. Рядом жались к стенке двое малышей – чёрненькие, глазастые, мальчик и девочка, видимо, погодки. Борис хотел было подхватить их на руки, но они прижались к маме.

Отец недовольно заносил сумки на маленькую кухню.

– Ну, сестрица, ну даёшь! – поднял брови Борис, глядя на неё. Валя покраснела и опустила глаза в пол.

Она увела детишек в другую комнату уложить спать. А сын с отцом так и стояли на кухне.

– Так и живём, – сурово сказал отец, сведя густые брови. На лбу пролегла глубокая морщина.

– А мама где?

– На рынок побежала, она с обеда отпросилась на работе.

Мама Бориса работала кондуктором, отец вышел на пенсию, но работать продолжал. А Валя? Валя не успевала выходить на работу, только выйдет – опять в декрет. Да и сынишка старший болезненный, одно – по больницам с ним, какая там работа.

Валечка была самой младшей в большей семье, тихой работящей, в школе училась хорошо. Невысокого роста, как мама, всегда пухленькая, круглолицая, глаза, как у брата, голубые, добродушные, наивные. Отец больше всех её любил, за кроткий характер, доброту и ласку. В старших классах мечтала Валя стать детским врачом. Отец говорил жене:

– Вот посмотришь, Валя наша ого-го каким человеком станет!

Разочаровала его любимая дочь, когда призналась в конце десятого класса, что беременна, вскоре и жених явился. Без роду и племени, ни родни, ни близких, приезжий. Горю отца и матери не было предела. Но что горевать, дочь так решила. Жить отдельно попытались, но ничего хорошего не вышло, денег нет, с детьми не успевала Валя. Родители сами настояли, пока с ними пожить, а дальше видно будет. Так и живут который год. Жалко.

– А муж? Что же, совсем непутёвый?

– Да нет, нормальный парень, как все, работящий. Зарплату всю в дом, – отвечал отец.

– Так отчего жалеете? Наладится потихоньку.

Отец судорожно махнул рукой, мол, сам увидишь.

Скоро и мама пришла, с сетками овощей и фруктов, свежим хлебом и ароматными лавашами. Сестра кинулась помогать маме, тихо и очень проворно. Пока мама лобызала и обнимала старшего брата, сестра уже и стол накрыла. Естественно, на столе плов, долма, халва и чай крепкий. Давно не ел так сытно Борис, вкусно, как в детстве.

– Ну а муж твой, когда будет? – обратился он к сестре.

– Так не раньше восьми, – улыбалась Валя.

Оказалось, всё не так печально. Валя любит мужа, и он парень толковый, хоть и молодой совсем. Витя работы не боится, это было видно по рукам, когда он с работы вернулся. Мама при нём молчала, а когда не было зятя, одно только причитала и плакала. Отчего Валя уходила к себе, вместе с детьми.

– Вразуми сестру или с Витькой поговори. Собираются уезжать, в Норильск, что ли… Да разве ж так можно, с работы на работу прыгать, ничего своего нет. Помыкайся по общагам с двумя… с тремя детьми, – расплакалась мать, припадая на грудь к старшему сыну.

– Мам, многие так живут, и мы с Галей несколько лет в общаге прожили, Толик там родился и вырос. А вы? Ты себя вспомни с отцом! Сами рассказывали, жили впроголодь не то в бараках, не то в землянках, шторками от соседей отгораживались, нищета, клопы. Вспомни, сколько городов поменяли, но пятерых детей на ноги подняли. Все живы, здоровы, никто не спился и в тюрьму не сел. И у них наладится.

– Да куда ж там… Ни образования, ни курсов, один характер да ручищи эти здоровенные.

– Он что, обижает Вальку? – оживился Борис.

– Не видели мы. Но запуганная она какая-то, перед ним пресмыкается, слово сказать боится.

– Мама, да она с детства такая тихоня. Разве нет?

– Так-то оно так… – вздыхала мать со слезами на глазах.

Хорошо посидели мужики, разговорчивый оказался Виктор, много чего повидал, о службе в армии рассказывал, пил немного. Короче, понравился Борису зять, да и сестра при нём смелее была, улыбалась. Дети к папке тянулись, не отталкивал он их, мог пошалить, козу сделать. Курить на балкон выходил, вот, пожалуй, и всё.

Три дня всего гостил Борис у родных, ничего страшного не увидел, тесно в двухкомнатной квартире, но они в детстве и не в таких условиях жили. Зять наедине Борису говорил, что съедут, им комнаты выделяют в общежитии, а если поехать работать в Норильск! Так и полдома могут выделить, жилья там хватает.

– Зачем так далеко, – горячился Борис после ста грамм, – детям трудно придётся, климат суровый, не каждый взрослый приживается.

– Ничего, мы молодые, справимся, – оптимистично и наивно рассуждал Виктор, – зато отдельно.

– Лучше уж к нам, на Кавказ! Климат мягкий, почти как здесь. Работы валом, хоть на «железке», хоть на стройке, да везде! Мы, если что поможем, – но будто отрезвел Борис от последних своих слов. Слышала бы его Галина, взглядом испепелила бы.

А мама в другой комнате кулачки кусала в темноте, хоть бы послушался бестолковый зять, Борис вон как живёт хорошо, авось и сестру не бросит.

Сказанного не вернёшь, хорошо хоть Виктор мимо ушей пропустил слова Бориса, его тянуло далеко на север за длинным рублём.

Борис уехал. Матери чуть легче на душе стало, просто от того, что поговорил сын с нею, с Виктором, и сестру не обидел. А уж как привыкли к нему малыши, проходу не давали дядьке и на вокзале плакали у матери и бабушки на руках. Счастливый возвращался домой Борис с чувством выполненного сыновьего долга.

Глава 3.

Довольный приехал Борис от своих. Восточных даров привёз немерено: сумки были ещё больше, чем уезжал из дома. Жена, конечно, многое раздарит, презентует на работе, она знает, кому надо дарить. Для неё лично Борис привёз сервиз ручной работы, свекровь бережно упаковала каждую пиалу и блюдце в тряпицы для любимой невестки. Обещала приехать к внуку.

Галина не встречала мужа на вокзале, работала. Тем лучше, спокойно доехал Борис до дому, нырь в свою любимую бытовку… Коврик маленький из Ташкента хотел над диваном повесить, чтобы напоминал о Родине, а там – нет ничего.

Порядки жена навела, вещи супруга перенесла наверх. Старый диван, этажерку, столик с шатающейся ножкой продала. Она и думать не думала, что кому-то эта рухлядь понадобится, но оторвали с руками и с шатающейся ножкой.

Пришлось Борису подняться на второй этаж, через белоснежную галерею ещё с цветами, скоро и их перенесут в комнаты, чтобы не замёрзли. По-осеннему прохладно. В комнатах свежо, убрано, в шкафу сложены идеально, чуть ли не по цветам, его вещи. А в остальном – всё как обычно, Галя здесь владычица и хозяйка.

Нечего делать, пришлось располагаться, а рюкзаки и чемоданы остались внизу, жена придёт – разберётся. Первым пришёл Толик, он так обрадовался гостинцам от бабушки, но ему было гораздо интереснее слушать папку, о большом городе, о заводах, трубах, вокзале, о новом бабушкином доме. Борис пообещал в следующий раз его с собой взять. Оба замолчали как заговорщики, когда услышали… мама пришла.

Галина, как всегда, прекрасна! В светлом осеннем плаще, приталенном тонким пояском, с собранными волосами на висках и яркой помадой на губах – сегодня она невероятно подходила к её наряду и этой осени.

– Ну что! Как съездил? – шагнула она на кухню, мужики распивали чай вприкуску с пахлавой, орехами и сухофруктами, – вижу неплохо, – подойдя к пёстрому столу, она взяла кусочек рахат-лукума и с удовольствием откусила. Какое изобилие, глаз радуется.

– Здравствуй. А где все мои вещи?

– Наверху.

– Я не про эти, где мой диван, стол?

– Я продала по соседям. Не томи… что там? – Галочка уже смотрела на узлы и чемоданы в углу.

– Это всё для тебя, для вас с Толиком, мама и Валя передали. Всё хорошо: им квартиру дали, светлая, удобная, балкон большой, район шикарный.

– Ну и что там ваша Валя? Всё так плохо? Или зря панику развели? – Галя начала разбирать сумки.

– Да всё нормально у них. Муж работящий, наивен и глуповат немного, хочет увезти их на Север, денег мечтает заработать и квартиру побыстрее получить. Глупо.

– Что же в этом плохого? Человек думает наперёд о семье, о детях. Правильно делает! – подчеркнула Галя вышесказанное, указав пальцем в потолок. – Хуже было бы, если он уселся на шею родителям со всем своим выводком, – Галя уже прикладывала к себе яркое восточное платье, в нём она будет ходить по дому, – и ждал… с моря погоды.

– Га-ля! – недовольно рявкнул Боря. Толик предпочёл подняться к себе, а мама, не обращая внимания на мужа, продолжила.

– Что, Галя? Двое детей один за другим, куда? Чем думают оба? Строгают их, будто план выполнить торопятся. Я не удивлюсь, если она уже третьего ждёт. Это как Вороновы через три дома от нас, она уже шестого ждёт, а там беднота, теснота, дети ходят как голодранцы, всегда грязные.

– Да, она беременная. Но они справляются, живут своим умом. Старший Генка болеет постоянно, поэтому мать и переживает, какой там Север… – махнул рукой Борис.

– Надеюсь, – жена резко оторвалась от чемодана и посмотрела на мужа, – надеюсь, ты их не позвал сюда? – Борис молчал, Галя продолжила: – Ты на меня зол из-за своего шалаша?

– Да, мне это не понравилось, я же не лезу на твою веранду в твои кадушки и горшки с геранями.

– Так я и не живу там! Сплю как все нормальные люди в нашей постели. Хотя, какая она наша? Ты давно там гость, но теперь всё изменится! Хватит. Мы – муж и жена. Знаешь, что о нас соседи говорят? – она присела рядом к Борису, утомилась.

– Мне всё равно.

– Говорят, я тебя из дома выгнала, и живёшь ты, как пёс в сарае, видели бы они твой сарай, – вздохнула Галя, – у многих и дома такого нет. Ну ничего, Воронова теперь расскажет! Она вместе с пацанами своими забирала диван из гаража. Ну не дуйся, – провела она ему по волосам своей пухлой ручкой, будто соскучилась, – я ж не просто так. Я за деньги.

Борис безнадёжно посмотрел на жену.

– Боря, я же для нас стараюсь. Теперь ворота можно поставить. Я понимаю, ты привык, ну а мне как быть? Я живой человек, мне не хватает твоего внимания, ласки, – обняла она его за плечи. Она всегда знала, какой надо быть в тот или иной момент, словно чувствовала, о чём думает муж. Но в этот раз не угадала.

– Ворота по осени я всё равно ставить не буду, сейчас на работе запрягут – мало не покажется, – злился Борис, – так что о деньгах ты зря беспокоилась.

– Ладно, лучше расскажи, как мама, отец? – Галочка изобразила самое живое участие и интерес, – мама не болеет? Отец работает или на пенсии отдыхает?

– Да какой там отдыхает, разве он усидит дома…

И Боря с упоением начал рассказывать о родителях, о городе, попутно они подняли на второй этаж сумки с вещами, которым не место на кухне. Галочка задавала и задавала вопросы, будто и впрямь интересно, главное, мужу интересно, а там разберутся.

– Ну а зять что? Ругаются?

– Да с чего им ругаться? Ты моих родителей знаешь… Валя тоже тише травы.

Как не на месте жилось Борису в собственном доме на втором этаже, задерживался на работе, иногда запашок от него чувствовался, но Галя не пилила его. Он ведь не прячется по углам в гараже, как раньше.

Семья вернулась к своей размеренной жизни. Ну как размеренной? Разве Галочка может без дела? Толика записала в шахматную секцию, а то говорит, скучно ему. Иногда привлекала его к самодеятельности у себя в санатории, если организаторы просили, для общего развития не повредит.

А к Новому году в доме появился телевизор. Галочкиными стараниями, пришлось на работе в кассу взаимопомощи обратиться, от мужа выслушать ещё больше, это ж какие деньжищи!

– Боря, что ты ворчишь как дед! Мы оба работаем, с моей зарплаты будут вычитать, на твою проживём. Ты только посмотри, как Толик рад, – сияла Галя.

Анатолий, действительно, обрадовался. Поставили это чудо техники в его комнате. Правда, теперь и родители зачастят к нему, но это не страшно, они ведь только вечером с работы приходят. А выходные пережить можно, в кругу семьи.

Из Ташкента пришли печальные вести в январе, Валя родила мальчика, но скончался он ещё в роддоме. Родители очень переживают, а Валентина и вовсе с ума сходит от горя. Ребёнок вроде здоровый был, что произошло, врачи объяснить не смогли.

Борис с Галиной тоже скорбели. Сын сразу отбил телеграмму родителям с соболезнованиями, Галя молча поддерживала супруга, но, когда его скорбь затянулась, она разозлилась на него.

– Борис! Ты так переживаешь, будто о своём, – прихорашивалась она вечером перед сном, расчёсываясь и рассматривая себя со всех сторон в большом зеркале.

– Она ведь девчонка совсем, за что такое испытание? Страшно подумать, что она сейчас чувствует.

– Ой, да ничего! Они ещё нарожают! Не переживай, это дело нехитрое, – Галя резко остановилась, заметив в зеркале гневный взгляд мужа. И чего они носятся с этой Валей, будто силком её вытолкали замуж в семнадцать лет!

– Га-ля, это был твой племянник!

– Жаль ребёнка, но что делать – это жизнь. Мы ведь не виноваты в этом.

Муж и жена примирились, но осадок у Бориса остался.

Уже в марте Римма Рашидовна отбила телеграмму сыну: «Витя и Валя выехали. Поезд 507. Вагон 10. 25 марта в 18-00»

Оба: и муж и жена подумали, что в гости едут родственники. Галина была в ужасе! Куда размещать всех четверых! И опять же: дети маленькие, это ж какой бардак в доме будет, на работу нельзя уйти. Так что Галочка готовила спальные места на кухне, благо – просторное помещение.

Встретили родню, честь по чести. На кухне никого не размещали, Борис не позволил. Толю забрали на время в свою спальню, а в его комнате устроили родственников. Галина проявляла невероятную заботу, с малышами помогала золовке. Трудно ребятам на новом месте, но комната интересная, с большим инструментом, телевизором, много книг. Книги им трогать запрещалось, даже подходить к полке нельзя.

Гена и Таня слушались маму, всю дорогу в поезде она строго поучала их, чтобы у дяди Бори и тёти Гали вели себя смирно, не баловались и слушались. Валя изменилась после смерти ребёнка, к старшим детям стала строга, иногда не сдержана, могла прикрикнуть или одёрнуть больно. От доброй мамы ничего не осталось, Виктор надеялся, это не навсегда.

Галя волновалась, как бы ни сломали чего, особенно телевизор. Музицировать Анатолий пока не может, чему он несказанно обрадовался, он больше всех радовался гостям, даже детям.

Не засиделся Витя у шурина и на следующий же день уехал на станцию «Минутка» сообщить, что прибыл на место с семьёй, готов приступить к работе.

Галочка старалась не подавать вида, но, когда услышала, что Борис приглашал сестру с семьёй на пмж, изменилась в лице. Он пригласил – они приехали.

– После всего случившегося мы решили поскорее уехать. Доктор запретил нам ехать на Север, Гена и так болеет часто, – Валя, убитая горем, сдержанно рассказывала обо всём снохе. – У Вити на работе дали запрос по месту, ответ пришёл быстро, мы собрались и выехали. Да и что нам собирать? Детские вещички? Думаю, завтра он на работу выйдет. Жильё пообещали, так что вы не обижайтесь, мы долго не задержимся, – оправдывалась Валя.

Куда делась круглолицая, улыбчивая, скромная Валя. Она будто повзрослела, огрубела, щёки ввалились, и глаза… Глаза всё время блестели от слёз.

– Что же, Валюша, вы так с места сорвались? Надо было сначала мужу приехать устроиться, потом ты с детьми. Торопиться не следует, мы, конечно, поможем на первых порах, но…

– Спасибо, Галина, не зря мама тебя боготворит, ты – святая женщина! Я не хочу быть обузой вашей семье, тоже на работу выйду.

– Да что ты, Валечка! А дети?!

– В сад определим. Ясли везде есть. Надо жить! Надо жить дальше. Спасибо вам, – кинулась она в слезах на шею снохе.

– Что ты… что ты! – гладила её неумело по спине Галя. – Мы же родственники. Кто, если не мы.

Ночью на втором этаже в спальне Борису было несладко, жена полушёпотом ругала его.

– Ты чем думал, когда… когда звал их?! Мог хотя бы предупредить меня. Как мы жить теперь будем? А если весь этот табор до лета останется? – закрывала она лицо ладонями, все её планы на весну и лето рушились. Ворота они опять не поставят.

– Как все будем! Пора тебе, Галка, не только о себе думать.

– Ах, вот как?! Разве я о себе думаю?! Всё для вас, для дома и вот она – чёрная неблагодарность! Спасибо тебе, Борис. Заслужила! За то, что живём не хуже других, за то, что родственников твоих как положено приняла, за то, что сына воспитываю как надо, – Галя даже всплакнула. – Как же тебе не стыдно!

Конечно, Борису стало стыдно, он извинился. Хорошо, что Толик уже спал.

Или не спал, он всегда делался незаметным в такие моменты. А ведь он многое слышал, ещё больше понимал, намного больше папы.

Одного не понимал, почему мама не пускает его гулять за двор с пацанами? Его уже начали дразнить по улице, когда он возвращался из школы, называли «мамкиным подъюбником» или «маминой дочей». Так хорошо его мама одевала, прямо как девчонку, бантиков не хватало. Теперь вот за малышами присматривать и нянчиться, хоть бы никто его не заметил из местных, а то засмеют и новую кличку придумают.

Но он радовался этим детям, с удовольствием играл с ними, как дитя малое носился по двору и по лестнице, мама при гостях ничего не скажет.

Глава 4.

Валя шла по невысокой насыпи вдоль железной дороги, в левой руке тяжёлая сумка резала ладонь, правой она держала за руку маленькую Танюшу. Девочка перебирала ножками быстро, спотыкалась, не поспевая за мамой, но не капризничала. Гена плёлся за ними и канючил: то он устал, то пить хочет, то жарко ему. Ещё дальше шли дядя Боря и папа Витя, у обоих тугие узлы на плечах, в руках – сумки, им точно не до детей.

Квартиру выделили молодой семье, и слава Богу.

Обстановка у родственников за месяц накалилась, Валя торопилась на работу, место уже нашлось, на трикотажной фабрике готовы принять с условием, что она пройдёт вечерние курсы закройщиков при фабрике. Валя не ругалась с Галиной, нет, просто Гале не нравилось, что дети клацают телевизор, бегают на веранде, там есть редкие цветы, привезённые с отдыха, а вдруг разобьют горшок.

Танюша пару раз описалась днём во время сна на новую раскладушку, Галя два дня демонстративно поливала её со шланга и сушила во дворе. Валя пыталась помогать снохе, старалась быть полезной, но видела – это раздражает Галю ещё больше. Не потому, что она плохая, просто не привыкла, чтобы на её кухне кто-то готовил, а в саду рассаживал смородину и малину.

Вечером после работы мужики могли посидеть, выпить пару раз в неделю, после этого Валя слышала громкие разговоры между братом и его женой, скандалы за стенкой. Галя почти в открытую винила Виктора в том, что Борис зачастил с выпивкой. Родственники всем телом ощущали, что мешают, больше всего Валя, Виктор-то почти сразу на работу вышел.

Поэтому Валя ухватилась за первый же вариант, предложенный мужу на работе.

– Виктор Матвеич, – объясняли ему в конторе, – квартира в отдалении от посёлка, на земле, до ближайшей станции 30 минут по насыпи, ну куда вам с маленькими детьми?

– Ничего, привыкнем.

– До школы далеко, садик ещё дальше. Потерпите, скоро освободится общежитие в городе. Там места, конечно, меньше и кухня общая, но зато всё рядом, удобства в доме. В октябре должны отбыть рабочие в другой город, тогда и переселитесь.

Но на следующий же день Виктор возвращался в контору и просил выдать ордер на то, что есть.

Вот и топала сейчас молодая семья к своему новому дому.

Дом оказался у самой железной дороги, одноэтажный, вытянутый в длину, выбелен не то розовой, не то оранжевой побелкой, маленькие окошки, обрамленные белыми кирпичами, на них высокие ставни. Посёлок виднелся далеко позади через железнодорожные пути в три колеи и за автомобильной дорогой. Со всех сторон высокие холмы, пригорки, если не пробегал поезд или электричка, отчётливо слышалась шумная быстрая река.

Всё напоминало дачный посёлок, только дома и домики не теснились, а находились на приличном расстоянии друг от друга, особенно по этой стороне. От их дома до следующего метров пятьсот, не меньше.

Поезда товарные, пассажирские, электрички проносились достаточно часто, казалось, совсем рядом, каждый раз их обдувало сильным потоком тёплого воздуха и запахом просмолённых шпал, дети пугались и прижимались к маме, в конце пути просто останавливались и вглядывались в вагоны и цистерны, глазки не успевали посчитать и разглядеть: быстро-быстро мчались вагоны.

Радовало, что от родственников недалеко, всего две остановки на электричке. Галя больше всех обрадовалась:

– Будем приезжать, помогать. Не переживай, Валя, ты всегда можешь ко мне обратиться. Толик рад помочь, за детьми присмотреть или встретить вас с электрички, так что звоните или пишите…

Валя открыла калитку, она еле держалась на трухлявом штакетнике, и прошла вперёд. Во дворе высокая зелёная трава, прошлогодние сухие ветки репейника и конского щавеля торчали то тут, то там. В конце двора добротный кирпичный сарай такой же вытянутый, как и дом, разделённый на всех соседей, две двери – открытые. В паре метров от крыльца тянулся через весь двор забор до самого сарая, за ним чистый хоздвор, у соседей клумбы с клубникой и малиной вместо зарослей прошлогоднего бурьяна. На заборе банки, подушки, какие-то тряпки.

На проволоках в каждом дворе колыхалось стиранное бельё, Валя осмотрелась и увидела на своём участке проволоку на металлических опорах. Почему нет деревьев? Зелень такая кругом, а деревьев нет, одна еле живая алыча стояла как раз в их дворе в самом дальнем правом углу.

Валя села на тёплое, каменное крылечко отдышаться, дети присели рядом, вот и мужики догнали их.

– Ма-а-ам, – испуганно осматривался Гена, – мы что, тут жить будем?

Мама утвердительно кивнула, жмурясь от солнца. Танюша незаметно вздрагивала, вытирала грязными руками слёзы, страшно, они такого ещё не видели, привыкли жить среди людей в городе, а тут…

Послышался шум, детские крики, целая стайка детворы, человек семь, абсолютно разного возраста от малышей до старшаков, мчалась из-за дома через кущери, как раз мимо двора новых жильцов. Все легко одетые, с палками в руках. Дети резко остановились, заметив новых поселенцев, и прижались к штакетнику, тут он с треском и повалился в траву, а дети от испуга разбежались кто куда.

Виктор уже открывал ключом навесной замок на громоздкой деревянной двери.

– Вот тебе и первая работа, – усмехнулась Валентина, махнув головой в сторону забора. Виктор улыбнулся, тут куда не глянь, везде надо делать.

В доме темно, прохладно, пахнет не то старостью, не то сыростью, видно давно никто не жил. Мебель есть, древняя, потёртая, аж страшно. Впрочем, есть две кровати с металлическими сетками, уже неплохо. Первая комнатка небольшая прихожая, она же кухня, дальше ещё две комнаты побольше, все проходные. Стены толстые, даже межкомнатные, будто из камня.

– Я пойду ставни открою, – сказал Виктор, уловив испуганный взгляд супруги, она и не заметила на окнах ставни.

Борис вносил пожитки в прихожую, в дом проходить не стал, сел вспотевший на крыльцо, вытирая пот со лба, спросил в тишину дома:

– Валюх, может, всё-таки у нас лето переживёте? Найдут и для вас, что путёвое, а не это… – сплюнул он на пыльную землю у крыльца.

– Спасибо, Боря, вы и так нас выручили! Мы лучше здесь до октября, пока не холодно. Где же тут печка? – вглядывалась в каждый угол Валя, батареи есть, а печки или котла, как у родителей был, нету.

Дети уже вскарабкались на кровать и, взявшись за руки, прыгали на сетке, как на батуте, детский смех разлился по глухим и пыльным углам дома, яркий дневной свет и майское тепло с каждым открытым окном заполняли дом. Валя включила свет, проверить, есть ли электричество – есть.

Она присела на кровать напротив детей и вздохнула, работы здесь невпроворот, зато своё! Впервые не у брата, не у мамы, не на чужой квартире, а своё! Так хорошо стало на душе.

– Хозяева! Хо-озя-яева! – вопил скрипучий женский голос с улицы. Валя вышла. – Здрасте! – облокотившись на забор со своей стороны, в бигуди и в байковом халате, держа сигарету между пальцев по-мужски, стояла дама лет сорока, может, меньше. Она так бесцеремонно уставилась на Бориса, его это даже смутило.

– Здравствуйте, – уставилась на неё Валя.

– Я – Тома, мои оболтусы вам штакетник сломали?

– Да ничего, он похоже и так держался на честном слове. Я – Валя, это Борис – мой брат, – Боря так и сидел на крыльце, из-за угла показался Виктор, – а это – мой муж Виктор. Это все ваши дети? – удивлённо спросила Валя, вспомнив про старый забор.

– Боже сбавь! Я бы утопилась, не-е-е-е, моих только двое, остальные местные со всей округи. Ну, будем дружить, – подмигнула она Виктору, крепко затянулась и пошла снимать бельё. Халат у неё оказался весьма коротким, она ещё и на носочки вставала, будто не дотягивалась до простыней.

Валя лишь улыбнулась, взглянув на мужа, какая тут округа – дом на отшибе.

Борис отдохнул немного, помог зятю вынести кой-какую старую мебель на двор: то, что Валентине совсем не нравилось. Вдвоём они осмотрели постройку в конце двора, оказалось, что сарай один, а другое помещение отводилось под баню. Кое-как закрепили поваленный забор, временно, лишь бы не валялся. Валя уже накрыла импровизированный стол, на газеты разложила бутерброды, яйца, зелень, огурчики из Галиной теплицы, нарезала хлеб. Дети налетели на еду, оба проголодались, а мужики всё хозяйничали во дворе.

Вскоре Боря засобирался домой.

– Пойду я, до станции ещё идти и идти, да расписания я не знаю толком, надо будет записать в кассе. Не обижайтесь, ребят, я завтра приеду и помогу, вам тут хватит грести до следующей Пасхи, – усмехнулся он.

– Борь, ты бы хоть перекусил, кефира выпил. Целый день голодный, как позавтракал, так и не ел, – волновалась Валюша.

– Правда, давай перекусим, я тебя провожу.

– Я тебе что, девица? – хлопнул он по плечу зятя, – сам дойду. А вам ещё надо сообразить, где ночевать, – заглянул он в комнаты. – Может, всё же со мной поедете, сегодня ещё у нас переночуете, а завтра с утра… Как раз остальные вещи заберёте, а?

– Нет, Борь. Нам устроиться надо, Вите в понедельник на работу. Одним днём это точно не обойдётся. Мы лучше эти два дня обживаться будем. Спасибо тебе и Гале за всё. За вещами приедем в выходные, хорошо недалеко жить будем.

– Ну… как сказать, недалеко, – почесал затылок Борис и откланялся. Виктор всё-таки проводил его до калитки.

До позднего вечера выметала, выгребала Валя грязь, пыль, копоть из своего нового дома, Виктор стучал, ломал, выносил в сарай то, что может пригодиться. Собирал в кучу хлам, вечером костёр разведут, вот дети обрадуются. Соседка ближе к вечеру пришла, уже в платье, без бигуди, в причёске, напомаженная, духами провоняла весь дом, Валя аж чихать начала.

– Я сегодня в ночь, подменяю напарницу на станции, у неё дочка заболела, вот, – она протянула электрическую плиту с открытой спиралью. – Чем детей собираешься кормить? Газ здесь привозят баллонами, раз в месяц, в следующий раз только через неделю, так что пока пользуйся. Я завтра приеду и всё тебе расскажу, а этих, – кивнула она в сторону двора, – не слушай.

– Спасибо большое, я не знала про газ. А с детьми муж? Вы про кого это говорите?

– Объелся груш! – расхохоталась соседка, – я про остальных! Там ещё две семьи живут, ох и сучки… не дай Бог.

Валя закрыла уши детям, Тамара слегка ударила себя по губам и вышла.

Валентина стояла в недоумении, странная женщина, и божится, и матерится одновременно, дети непонятно с кем остались на ночь, зато остальных соседей уже «представила» в двух словах. За плиту – спасибо, Валя и впрямь не знала, что делать, газовая плита не работала.

Нелёгкая, необычная была эта ночь для молодой семьи, дети жались на одной кровати, мама постаралась застелить им постель по-домашнему, но матраца пока не было, пришлось спать на тёплых вещах. Они так устали и согрелись у костра вечером, что дрыхли без задних ног. Родители улеглись напротив, на другую кровать. Сетка под ними прогнулась до самого пола. Взрослые вздрагивали с непривычки, когда проносился пассажирский или товарняк, казалось, он летит через их дом, стёкла дрожали от стука колёс, свет мелькал в окнах, оставляя мрачные тени по всему дому. Взрослым не до сна, шептались, Валя плакала, уговаривала себя и мужа, что это временно.

Завтра новый день и новые заботы.

Спокойнее всего спалось этой ночью Галине, она хоть и злилась на мужа, что он завтра собрался к родственникам, её звал помочь Валентине, устроиться, побелить, покрасить или ещё чего, Галя наотрез отказалась.

– Мне никто не помогал, когда я тут руки рвала на стройке. Валя –женщина толковая, хваткая, справится. Дети помогут. Можешь Толика с собой взять, пусть проветрится, а то совсем от рук отбился. Я пока приведу в порядок этот постоялый двор.

– Га-а-а-ля!

– Что Галя? Плохого я хочу или требую? Ты мог бы мне дома помочь, кровати переставить, матрацы и одеяла вынести на просушку. Мне теперь одной всё это выгребать? Ты не знаешь, когда они заберут остальные вещи?

– Да ну тебя – пробурчал Борис и отвернулся.

– Попробую для них шифоньер через профсоюз достать. У них есть шифоньер? – как будто не обратила внимания на него Галина.

Но Борис уже провалился в сон и вопроса её не услышал.

Глава 5

Тамара явилась на следующий день ближе к обеду. Заспанная, причёска растрёпанная, она всё время её поправляла. Валентина была в доме, Виктор с детьми наводили порядки во дворе, он косил, дети собирали траву и, рассыпая по пути всё, что набрали в охапки, старались вынести за двор, за сарай. А там…

Высокие тополя вдоль берега реки, сам берег усыпан плоскими камушками, а посередине, огромные валуны, которые обнимал бурный поток. И как их туда занесло, думали дети. Но шумная горная река и не на такое была способна. Вдалеке на возвышенности виднелся подвесной мост, такой широкий, что люди и дети мельтешили с берега на берег целыми стаями, ещё и велосипедисты мотались туда-сюда. Гена и Таня слышали шум реки, слышали детские крики, их манило туда, к ним. Где радость, визги, игры и веселье.

Папа пообещал сходить с ними после обеда на разведку, но для этого обоим надо хотя бы часок поспать.

– Вижу, мужик у тебя толковый, – выглядывала во двор через занавески Тамара, вольготно развалившись на стуле. – Остальные ещё не заходили?

– Вы про соседей? Нет, я сама собиралась сегодня познакомиться со всеми. Мы на несколько месяцев всего, до осени, но хотелось бы знать, с кем жить будем.

– Я тоже думала, ненадолго перебралась сюда, вот уже шестой год, – причмокнула Тамара и достала пачку папирос, но уловив недовольный взгляд хозяйки, положила её на стол. – А ты молодец, вон какой порядок навела, занавесочки, салфеточки, покрывальца… Хозяюшка! Я не такая. Значит, слушай, про газ я тебе говорила, теперь про дрова…

– Спасибо вам, но мы не останемся до зимы, – старалась отделаться от неё Валентина, раскладывая вещи в шкафу.

– Долго ты будешь выкать? Я ненамного старше тебя, просто жизнь меня потрепала как следует, ты, видать, немного хапнула, раз такая неженка.

– С чего это? – залилась краской Валя, да если бы она знала… какое горе они пережили.

– Откуда приехали?

– Из Ташкента.

– Бывает… Про дрова! Дрова и уголь привозят по осени, котёл у нас с тобой общий, на моей половине находится, будь он неладен! Что за бандура! До садика далеко, так что мы тут сами помогаем друг другу с детьми. Помогали… – с грустью заметила Тома, – это ж надо… дура эта Лида, та, что в дальнем дворе живёт, не видела её?

– Нет.

– Ну, познакомишься. Приревновала меня к своему мужику, а он… – она сделала такую отвратительную гримасу, будто сороконожку увидела, – сморчок! Ещё и пьёт, да-да! Лидка-то дурой прикидывается, ничего не замечает, лишь бы зарплату отдавал, а он пропивает половину. Ты мужика своего береги, пьют в наших краях безбожно, я первого своего мужа за это и выгнала. Передаётся эта зараза будто по воздуху, и бабы прикладываются, сама увидишь. Ты где работаешь?

– Я на трикотажную фабрику собираюсь.

– Так ты швачка, – ухмыльнулась Тома, встала и прошлась по комнатам.

Валя и впрямь такой уют навела всего за сутки: подоконники и окна со старой краской вымыты, полы чистые, дорожки полосатые везде лежат, а вот на кроватях скудно, матрацев нет, одно тряпьё, зато покрывалами накрыты.

– Швачка? – удивилась Валя, никогда не слышала такого слова.

– Швея.

– Ах, нет, пока нет, меня на испытательный срок, курсы пройду, тогда стану швеёй.

– А что нет ничего путёвого на кровати?

– Да вот на днях съездим в универмаг, купим…

– Купишь?! – с усмешкой заметила Тома, – в универмаге-то оно есть, но вроде как его и нет. Пойдём, я пока тебе дам, у меня два лежат на антресоли, знакомая проводница привезла, только ты никому, – приложила она палец к губам, – обживётесь, отдашь.

– Неудобно как-то…

– Неудобно голой задницей перед электричкой светить, – рассмеялась Тома.

– Ма-а-ма-а! – ворвались дети в дом, – а мы на речку пойдём, – щебетал Гена, -папа обещал. Ты покорми нас, а потом мы пойдём.

– Папа сказал, ещё шпать надо, – толкнула его локтем Таня.

– Я сейчас, только схожу к тёте Тамаре, вернусь и накормлю вас.

Женщины вышли и направились к калитке, выйдя с половины Вали, они пошли вдоль насыпи к соседнему участку. Калитка выкрашена, во дворе тропинки из щебня, клумбы с цветами и кустарниками, такие редкие эти кустарники, не то, что у Галины в саду и в огороде.

– Отчего деревьев здесь нет? Один бурьян повсюду, тополя да маслянка по дороге встречались и то нечасто.

– Сейчас твой мужик траву выкосит и увидишь. Почва здесь каменистая, один известняк, да галька. Огороды у нас там, – Тамара остановилась и показала на высокие холмы за железной дорогой и магистралью, тут недалеко, километров пять, плохо то, что в гору идти, зато обратно на спуск. Картошка там растёт, а больше ничего. У вас тоже есть участок.

Ты это… не стесняйся, за детьми присмотреть или помощь понадобится, обращайся. Это я с виду такая… Бабка со мной живёт, моя бабушка, она почти не выходит на улицу, но моих оболтусов вырастила. Первого своего, – продолжала Тома, шагая по двору отчего-то к сараю, Валя послушно следовала за ней, – мужика я выгнала за пьянку. Нажрётся и давай нас с бабкой гонять по двору, приходилось утром бежать к участковому. Ну, недолго я его терпела, выперла! Хорошо хоть работает, алименты от него получаю.

Она открыла сарай и достала пару табуреток деревянных, почти новых, старое настенное зеркало – то, что нужно, такой вещью ещё не обзавелась молодая семья. Тома гремела, стучала, что-то завалила внутри, но Валя не решилась войти в чужой сарай. Другие соседки пристально рассматривали её, одна соседка будто подушки выбивала на солнце, вторая, полная краснощёкая с двойным подбородком, стояла на крыльце и без стеснений следила за каждым движением Томы и новенькой, потом схватила молоток и принялась поправлять дверь.

Тома вынесла из темноты сарая грабли, лопату и топор.

– Вот, мужику своему отнеси, там у реки коряги есть, можно наломать дров на баню. По весне нанесло. Своих дров я не дам, сама понимаешь, мужика нет, приходится покупать дрова или нанимать кого, чтобы напилили и покололи. Второго-то моего посадили за поножовщину, вот такая я, бедовая! Одна шваль ко мне липнет.

– А что, мужчин здесь вообще нет? – удивилась Валя, глядя на толстую соседку в дальнем дворе, она так лихо управлялась молотком и гвоздями, будто всю жизнь ими работала.

Валя привыкла к другому, в семье родителей отец или браться делали мужскую работу. В её семье – муж, хоть мама и считала его безруким.

– А наши мужики работать не привыкли, они только и умеют детей клепать и пьянствовать. В выходные спят до обеда, на работе устают. А эти дуры, – Тома издевательски приветливо кивнула соседкам, те даже не ответили, – держатся за них, вцепились как овчарки и не отпускают. Будто на помойке себя нашли.

Ладно Лидка, толстая, как корова, кто на неё позарится с четырьмя детьми, но Света, такая хорошая, доверчивая, уж сколько ей мужик изменяет, а она всё прощает. Сколько к ней приходили его полюбовницы, просили отпустить, а он всё равно к ней возвращается, пёс шелудивый. Она хорошая женщина, сама увидишь. Отнеси это своему Борьке, – она показала на садовый инвентарь, – а то руками гребёт, хорошо хоть серп нашёл у себя.

– Виктор. Это брата Борисом зовут.

– А… какая разница, ты иди. Я пока матрасы достану, придёшь, как время будет. Ну и так заходи, не стесняйся. А на садик не рассчитывай, во-первых, далеко, во-вторых, он один у нас в посёлке. Многие в город возят детей электричкой, а вечером после работы забирают. Как-то так…

Валя передала мужу весь инвентарь и пошла кормить детей.

Быстро обжились молодые. Тома оказалась очень порядочной женщиной, хотя первое впечатление было о ней противоречивое. Она не идеальна, орала так на своих пацанов, поезда перекрикивала, но за дело. Научила соседей закрывать ставни на ночь, а летом ещё и днём, чтобы духоты не было, жара в этих краях нестерпимая. По поводу речки предупредила.

– Это она сейчас такая спокойная, прозрачная, а весной и осенью так расплывается, ого-го! Один год до самых наших сараев вода дошла. Течение сильное, она ведь с гор идёт, детей не подпускай одних. Во-о-он там, правее, видишь камыши? Там пруд, головастиков много, но вода чистая, и берег дальний песчаный. Дети туда бегают купаться.

– Да что ты? Мои ещё совсем маленькие, да и послушные они у меня.

– И то, и другое ненадолго, – усмехнулась Тома.

Со Светой тоже нашли общий язык, затюканная, молчаливая, потерянная женщина, при виде мужа сразу уходила в дом. Он особо не тянул на рокового красавца с киноэкрана, обычный мужчина, среднего роста, чернявый, усы густые, рубашки всегда носил, никаких маек или футболок. Валя не видела, чтобы он что-то во дворе делал, она особо и не присматривалась.

Видела только своего Витю, любовалась, наглядеться не могла. С работы приедет и, пока светло, обязательно чинит, поправляет, с детьми за дровами пойдёт на речку, вся семья уже привыкла к бане и к привозному газу. Ко всему привыкли новые жильцы.

Валя попыталась пристроить детей в местный сад, но не тут-то было, правду сказала соседка – переполнен, забит до отказа. Но зато в городе садик находился недалеко от трикотажной фабрики, по пути, как же она обрадовалась.

Так и потекли денёчки, вставали рано и взрослые, и дети, взрослые бежали, дети плелись за ними или засыпали у папки на плечах до станции, в электричке зевали, уткнувшись в окно. Потом сад, вечером мама забирала или папа, если Валю задерживали на курсах.

В выходные снова хозяйничали по двору и по дому. Борис заезжал иногда, если мама отпускала, с Толиком. Мальчишка за неполных четыре визита полюбил приезжать к родственникам, отец его не держал, всё позволял, вот и носился Толик с другими детьми на пруд, в прятки играли или с племянниками во дворе мяч гонял, они хоть маленькие, но с ними интереснее, чем сидеть весь день за инструментом или за шахматной доской. Даже поездки с мамой на озеро он разлюбил, скучно…

Галя не была ни разу у родственников, но шифоньер для них добыла, трёхстворчатый, с большим зеркалом, заодно, и сервант новый, для себя. Валя не знала, как благодарить Галину, маме писала в Ташкент и слов не могла подобрать, какая Галя! И Боря… если бы не они!

Так пролетел год, и здесь соседка оказалась права. К осени никто о них не вспомнил, освободившиеся комнаты в общежитии быстро заняли холостые и одинокие. Витя, в принципе, не настаивал, привыкли они к своему дому. Дрова на зиму выписал и уголь. Котёл у соседки находился в прихожей, так что в дом к ней ходить не приходилось. Дружно жили всем двором, Лида старалась держаться отдельно, но муж и дети вполне разговорчивые и приятные. Детвора со всех дворов по выходным прибегала к тёте Вале на запах жареных пирожков или за яблоками, видели, дядя Боря им целыми сетками привозит крепкие, сочные и такие ароматные яблочки.

На следующий год Виктор с Валентиной посадили картошку на своём огороде в нескольких километрах от дома, ходили летом, поутру, обрабатывали, но ничего путного там не выросло, земля серая, каменистая, но зато своё. Стыдно от брата принимать гостинцы, он и так тащит им и тащит сумки, а всё Галина беспокоится.

Вскоре Валя забеременела, она попыталась мужу сказать, что не хочет… куда им? Живут на отшибе, комнаты две, да и работать ей нравилось, а тут опять дома с ребёнком. Витя даже думать запретил о таком! Впервые за всю их совместную жизнь он голос повысил на жену. Потом, конечно, извинялся, понял, был резок. Так и порешили.

Вскоре родился Вовка, Валя ещё грудью кормила, уж и четвёртого понесла, когда спохватилась, оказалось поздно.

Галина возмущалась дома, когда муж рассказал.

– Ой, дура! Ой, бабы дуры! Ну куда нищету плодить, поработала бы… Должность какую получила, а там можно и было и о третьем подумать. А они не успели третьего родить, уже четвёртого состряпали! Что за люди?!

– Галь, может, и нам… – осторожно спрашивал Борис, – Толик вон как любит с детьми. Вдруг доченька?

– Ага… вдруг, авось, дал Бог дитя, даст и пищу… Ерунда всё это! Самим надо в жизни пробиваться. Боренька, ты лишней минутки дома не задержишься, а мне с младенцем целый день. Не-е-ет! Мне хватило Толика в своё время, как вспомню общагу на Маяковского, волосы шевелиться начинают. Сына на ноги надо поставить, об этом думай.

– Галь… так я буду! И в выходные, а Толик не глупый, справится.

– Нет, – прихорашивалась она перед зеркалом, а Борис понуро рассматривал посуду в новом серванте.

– А где мамин сервиз из Ташкента? – вдруг спросил он. Чего только не было в этой Галиной сокровищнице, а пёстрого сервиза с блюдцами и пиалами не было.

– Борь… ты понимаешь… У нас главбух на пенсию выходит, а у Марины Александровны юбилей.

– Кто это?

– Ну, главврач наша. Ты пойми, не могла же я ей обычную вазу подарить, сам понимаешь… Неужели ты не хочешь, чтобы твоя жена стала главным бухгалтером санатория? Борь…

– Э-э-эх, – разочарованно махнул рукой Борис и вышел.

Ничего, перебесится, обдумает всё, вернётся, а посуды в доме и так хватает, не обеднеют.

Глава 6

– Мам, можно я к тёте Вале поеду?

– Что, вам там мёдом намазано? – глянула исподлобья Галина на сына. Взрослый парень уже, тринадцать лет, а рвётся в этот детский сад. – Только я отца отвадила мотаться к родственникам, теперь ты? Признавайся, бегаешь поди весь день по улице?

– Мам, какая там улица?! – Толик изобразил страшное недоумение, сложно было не поверить, – они живут дальше всех, на отшибе, соседей почти нет.

– Ах, я и забыла… Надоели эти бедные родственники. Как там тётя Валя? – Галина просто так спросила о золовке, ответ ей неинтересен.

– Хочешь, поехали со мной, я играю с Генкой в шахматы, учу его, он усидчивый, сообразительный, и мне тренировка. Дома мне с кем играть? Папы не бывает до ночи, ты всегда чем-то занята.

– Ой, ну ладно… Поезжай. Привет передавай, скажи, в следующий раз приеду, – отмахнулась Галя, отложив журнал на столик.

Она сидела на своей любимой веранде-галерее наслаждаясь выходным, любовалась новым экземпляром хиленького растения в своём зимнем саду, на работе подарили. Борис летом переделал отопление по всему дому, так что теперь в её владениях тепло, и цветы не надо переносить с места на место. На улице сыро и холодно, а здесь маленькая весна.

Галочка старалась изо всех сил получить должность на работе, но пока не получалось.

Прислали чью-то жену из министерства, просили пристроить. Марина Александровна утверждала – это временно, муж её партийный, ждёт назначения в краевую столицу, не будет же его жена зарплату начислять персоналу.

– А ты, Галочка, помоги ей, чем быстрее она научится, тем лучше для тебя в первую очередь! Переведётся вслед за мужем, а ты на её место…

Галочка, ты у нас лучший сотрудник, мы все тебя знаем, как отзывчивого и трудолюбивого человека. Каждый в этом санатории скажет, для тебя работа превыше всего. Но что мне было делать? Ты же знаешь, кто её муж… – успокаивала главврач расстроенную Галину. – Не переживай, это ненадолго, приказ на тебя давно составлен, ты – лучшая кандидатура.

Галина погоревала месяц-другой, но что поделать, придётся ждать. Бедные были в то время её домашние: муж и сын. Она уже планировала отметить с ними кульминацию своей профессиональной деятельности, и вдруг… всё в один день рухнуло. Боря боялся слова ей поперёк сказать в те дни, Толик играл так на пианино, соседи заслушивались, всё, лишь бы утешить маму.

И Галя успокоилась, столько лет ждала и ещё подождёт.

У Бориса на работе ничего не менялось, его это вполне устраивало. Одно время зачастил к родственникам, каждые выходные, помогал зятю: ещё один сарай поставили деревянный, летний душ. Задумал Виктор пристройку во дворе, семья-то большая. С работы обещали помочь со стройматериалами. Какие стройматериалы на железной дороге? Шпалы, гравий, доски, шифер б/у-шный можно выписать.

Виктор обратился к Борису, Борис не стал действовать привычным путём в обход, через бригадиров и начальников, пошёл в контору и выписал для начала кирпич, естественно, отбракованный.

Гале это не понравилось, ох, как не понравилось.

– Ты ведь знал, как давно я хочу беседку во дворе, но ты всё для родственничков стараешься. Кто тебе позволит теперь для себя что-то выписать? Или ты думаешь, у них на каждого про запас есть… Думать надо головой!

– Я и думаю. У них детей мал мала меньше.

– Мы здесь причём?

– Галя, не кипятись. Помню я про твою беседку и навес в огороде. Поставлю. Я у Витьки шпалы заберу, и шифером он поделится, мы всё просчитали.

– Ах, вы просчитали?! Делайте, что хотите! Только чтобы навесик мне был!

Мужики и Толик сначала у Витьки пристройку сделали, маленькую с виду неказистую, жильё-то казённое, сильно не разгуляешься. Летом как летняя кухня служила, зимой – кладовая удобная. Потом вместе по выходным ездили, навес ставили у Галины, заодно Борис с зятем отопление переделал в гараже. Выпивали, конечно, после работы, случалось. Но жёны не ругались, они ведь по чуть-чуть, как люди.

А Валентина зашивалась с детьми. Генка подрос – школьник, мамин помощник. Да и Танюша стремилась помогать брату. Вовка-то родился спокойным, поест и спит, толстел прям на глазах. А вот Миша родился неказистым, в рост пошёл. Днём спал по чуть-чуть, ночью покоя не было никому, даже соседям. Лида приходила, как бывалая мамаша, советы раздавала, животик младенцу наминала так, страшно было за ребёнка, только спал он крепко после её массажей, но недолго.

На молочную кухню надо ходить Валентине в поселковую больницу, но как? Мишка родился зимой, дети – кто в школу, кто в садик. С крикуном этим даже бабуля Томкина не соглашалась посидеть, вот и мучились и мать, и дитя. Месяцам к трём утихомирился Миша, Валентина выдохнула немного. Похудела она с младшеньким, от пышной Валюши с большой грудью остались только халаты и платья не по размеру. Новой одежды нигде не купишь, а перешить негде. Света давала иногда свою швейную машинку, но Вале не до своих балахонов, зашивалась баба, зашивалась.

Надо было детям перешить, зашить, из старья что-то новое придумать. Вите на работе ребята отдавали вещи после своих детей, знали, туго у них сейчас, сами такими же были, зарплата у всех одинаковая, а детей по-разному. Витя вначале не брал, стыдно, но жена убедила, ничего в этом страшного нет. Что делать, если не хватало им на всех.

Соседка Тома очень помогала, и бабушка её. Ворчала, ругала обеих: Томку и Вальку, безголовых мамаш, но детей любила, особенно грудничков. А что им надо? Накормил, пелёнки поменял, спать уложил, во двор старшие помогали выносить, так что справлялась бабушка.

Валя уже и на работу собиралась, видит же, как тяжело мужу одному семью тянуть, сейчас, только в ясли устроит Мишку с Вовкой. И взяли, взяли обоих! Счастливая была Валя, радовалась, будто отдыхать к родителям едет, а не на работу выходит. Полчаса по насыпи вдоль железнодорожных путей, потом на электричке и снова пешочком, немного, минут десять до яслей, и всё с малышами. Не унывала, когда после работы настирать и развесить кучу белья надо, заштопать, проверить уроки, приготовить обед.

Так и жили, без дела никто не сидел.

Двор, в угловой квартире, в доме на отшибе не узнать. Привыкли ко всему Валя и Виктор, обжились, нутрий и кроликов завели, немного, только для мяса. Виктор не поленился и с огорода на холмах натаскал в клумбы земли, не чернозём, конечно, но лучше, чем камни во дворе. Клубнику посадил, вдоль забора огурцы летом сажали. Томка пример взяла с хозяйственного соседа, сначала тоже огурцы посадила, а потом розы пустила.

Уговаривал Виктор перейти Валентину на «железку», чтобы работать посменно, видел, надрывается жена, высохла вся.

– Валя, ты подумай. Не хочешь о себе, о нас подумай. Семейным, кто оба работают на железной дороге, быстрее жильё дают. Мы многодетные. Дома на станции строить начали, Борис мне сказал, его бригада строит. Двухэтажные, всего в восемь квартир, двух- и трёхкомнатные! Для железнодорожников! Планировки, говорит, шикарные! Вот не зря мы сюда перебрались, не зря брата твоего послушали.

– Не смеши меня, Витя, а то ты не знаешь, кто первый в очереди!

– Валь, у нас не так, всё по ордерам.

Спорить больше не пришлось, так как бабушка у Томы заболела, теперь не только с детьми, но и с нею надо было возиться. А куда денешься, она ведь помогала, ворчала на обеих женщин, но помогала. Томку вообще ругала, непутёвой обзывала, а то она не понимала, не только на смены ночные бегала внучка, но и на свиданки к таким же беспутным, как она.

Уволилась Валя с фабрики и устроилась на железную дорогу, сначала в кассе работала у себя же, всего в получасе ходьбы от дома, а как место на переезде освободилось, туда перешла. Тут уж до дома всего пятнадцать минут по насыпи, а до посёлка ближе, через дорогу перешёл, в холм поднялся, вот тебе и магазин «Культтовары», за ним через две улицы садик и школа. Гена, затем и Танюша ходили в школу через мамину работу. В садик удалось устроить Вовку и Мишу здесь в посёлке. Вот счастья-то привалило, всё рядом.

Бедно жили, но дружно, ни с кем из соседей не ругалась Валя, даже с Лидой – грозной на вид и злой, смогла поладить. То ванну у неё попросит, детей выкупать, то клубникой мелкой угостит со своего палисадника. Обычная женщина оказалась Лида, и уж точно не такая крикливая, какой бывала Тамара.

Толик, племянник, вот уж кто помогал Валентине, ну как помогал, просто не страшно было отпускать младших с ним к речке, на пруд летом. К роднику поднималась детвора далеко в горы, по грибы ходили. Не волновалась Валя, знала, какой ответственный Толя, и ему здесь хорошо, он бы и жил здесь, среди детей. Дрался, бегал как все, на переезд к тётке, на станции под перроном прятались, когда электрички и поезда проходили. Шкодил как десятилетка, получал по ушам от матерщинницы тёти Томы, она никого не щадила, ни своих, ни чужих, влетало всем, если провинились.

Но от неё всегда так приятно и едко пахло, и бигуди эти, руки пухлые, плечи круглые, а халат или платье… в цветочек, всегда на верхнюю пуговку на груди не застёгивались… и за это влепила она Толику оплеуху, чтобы не пялился на её грудь.

Всё бы ничего, только Витя приезжать с работы всё позже и позже начал, бывало на последней электричке, и каждый раз выпивший. Говорил, шабашит.

Валя терпела, а что делать, зарплата вся в семье, дома старается, с детьми иногда помогает, в основном со старшими. Потом и дома начал выпивать Витя, соседских мужиков приглашать. Лиды муж выпьет немного и готов! Жена пришла, забрала, могла прям за шиворот оттащить, а у Светы мужик пить мог всю ночь, потом ещё и жену воспитывать, жизни учить, весь двор слышал, как он отчитывал её, в три, а то и в четыре утра. Ревновал её ко всем подряд, хоть и дома сидела Света, никаких подруг и приятельниц. Бывало, «хозяин» буйствовал после таких посиделок, а Лида пряталась во дворе или в сарае. Могла ли Валя подумать, что завтра в её семье что-то подобное начнётся.

– Витя, нельзя же так, дети на тебя смотрят, соседи ругаются. Где вы только берёте эту гадость проклятую? С чего это ты прикладываться начал? Неужели плохо мы живём? Да, трудно, думаешь, мне легко? – пыталась вразумить она мужа, но получала жёсткий отпор.

– А ты не лезь ко мне! Я тебе не указываю, как и кому улыбаться на работе. Это дома ты ходишь в мамкиных балахонах, а на переезде, как девочка всем улыбаешься, ручками машешь. Все только и говорят, что о симпатичной дежурной по переезду. Мужики языки стёрли, гогочут. Хоть бы детей постыдилась!

– Витя, но ты же сам хотел, и очередь быстрее двигаться стала. Дети ко мне приходят со школы, вон Толька бежит со станции, какие мужики? – оправдывалась в слезах Валя. Так обидно, так больно от мужа слышать слова эти колкие. Как он мог представить подобное.

– Ты очередью мне зубы не заговаривай! Даже водители наши тебя обсуждают, как ты рядишься на работу и скалишься всем.

Перебрал в тот вечер Виктор и ночевать пошёл в баню, вот теперь действительно было больно Валентине. За что же это? Разве дала она хоть раз повод? Помадой никогда не пользовалась, а от духов она и вовсе чихает, и когда ей о таком думать? Четверо детей, а ну, попробуй всё успеть. Виктор – первый и единственный мужчина в её жизни.

Но с каждым днём в семье становилось только хуже. Витя пьяный мог прийти на работу к Вале, устроить сцену. И не извинялся по трезвому, а обижался и не разговаривал днями.

– Я предупреждала тебя, Валя, у нас эта зараза по воздуху передаётся, – утешала её Тамара. – Ох, и бедовые мы бабы! Всё им не так.

– Тома, скажи, ну как он мог такое подумать?

– Ничего, перебесится! – курила на улицу из кухни соседка, но дымом всё равно пахло по всему дому.

Валентина, склонившись над стиркой, вытирала слёзы мокрыми руками и всё елозила бельё в ванной на стиральной доске, устала, обидно, больно, но стирать всё равно надо, в понедельник детям в школу, в садик, мужу на работу.

– А ты никак поправляться начала… – присмотрелась Тома, – что опять? Ой-ой-ой, что же теперь будет?! Витька твой на мыло изойдёт, такого напридумывает, у них, когда ревнуют, мозги не работают вовсе, это ещё хуже, чем, когда гуляют.

Тут Валя и взвыла, упав на стул, закрыв лицо ладонями. Хорошо, дети на улице бегали.

– Не… при…думает! – захлёбывалась слезами Валя, – завтра же к врачу! Хватит с меня, не могу я больше их рожать… ночи не спать… не могу! Сил нет. Итак живём – концы с концами сводим, – ломала себе руки Валя.

– Н…да, – сделала добротную затяжку Тома, – пойду я, мне ещё на смену собираться. Вечером загляни к моим, пожалуйста, а то они могут и до полуночи прошляться, бабка с ума сойдёт, ты же знаешь её.

В таких делах Тома не советчик, сегодня скажет, как лучше, а завтра – крайняя будет. Нет, ей и своих проблем хватало.

Этим вечером Виктор домой не приехал, напился и заснул в бытовке на работе, а вот Валентине было не до сна.

Глава 7.

– Есть ещё один вопрос на повестке! – покосился в сторону Виктора один из его коллег.

Сегодня собрание в ДК Железнодорожников, народу собралось уйма, не было только тех, кто работал. За двумя столами, накрытыми одной тяжёлой скатертью, сидели председатель собрания – начальник станции, лучшие путейцы квартала и рабочие депо. Среди них кореш Витьки, с которым они поругались и чуть не подрались, когда тот утром пытался разбудить Виктора в бытовке после пьянки.

– Сегодня было много приятного, награды, поощрения, ордера, но есть неприятный один вопрос.

– Да уволить его! – крикнул кто-то на задворках, в большом зале и не разглядишь кто. У дверей на выходе уже столпились люди, все хотели домой.

– Нечего позорить звание железнодорожника! – раздался звонкий, женский голос совсем близко.

Виктор даже оборачиваться не стал, сверлил взглядом бывшего друга, который сейчас сидел за большим столом на сцене.

– Виктор Матвеич, вам есть что сказать? – обратился к нему начальник станции, снимая большие очки в роговой оправе. – Поднимайтесь.

Витя поднялся, но на сцену не вышел.

– Гнать таких! Чтобы другим неповадно было! – раздавалось то тут, то там.

– Ну, оступился, бывает… Что ж меня теперь перед всеми позорить? – промямлил себе под нос Витя.

– А с тобой уже был разговор, и по-дружески, и по-мужски – подхватил Василий, бывший его друг, а теперь главный обвинитель. Сам не пил и пьяниц не терпел.

– Нельзя его гнать, – крикнул кто-то из зала, – там детей мал мала меньше. Жена на хорошем счету. Надо перевоспитывать.

Зал загудел.

– Маленький он, что ли? Воспитывали уже… Остальные почему должны терпеть… Позорит звание… и т.д.

– Вася Фролов прав, – постучал по столу «главный обвинитель», – покатится человек по наклонной, а там семья. Нужно взять над ним шефство.

Витька был готов сквозь землю провалиться. Такого стыда он со школы не испытывал, лицо, уши горели, глаза не смел поднять на сцену, посмотреть на тех, кто рядом. Сейчас он хотел только исчезнуть.

Минут тридцать мусолили недостойное поведение Виктора, не давая ему слова вставить, но, когда дело дошло до разговоров об очереди на жильё, Виктор повинился, не мог он так поступить с детьми, лишить их нормальной, большой комнаты, а может, и двух, хотя и злился на жену. Её-то в пример ставили, хвалили, грамоту передали. А его обсудили с ног до головы, но шанс ещё один дали – последний.

Домой глава семьи вернулся подавленный, грамоту мамину он Генке отдал, он сегодня в доме за старшего, мама на смене.

– А ты где был? Мы уже к маме сбегали, ужин отнесли. Тётя Тома приходила, с малышами помогла управиться, – по-взрослому, ответственно, как на работе, отвечал старший сын, некогда болезненный Гена. Сейчас он крепкий, загорелый мальчишка, правда, штаны на нём коротковаты и застираны почти до дыр.

– Собрание было, – ответил отец, перед сыном ему тоже было стыдно.

– А вчера?

– Не твоё дело!

Гена пошёл к малышам, в последнее время папка не баловал их вниманием, разве что выпьет то просыпались отцовские чувства, мог поиграть с маленькими, а с ним или с Таней много не говорил, внимания на них не обращал. Понимал, наверное, что осуждает его Генка.

В дверь постучались.

– Здорово, Витька! Пошли, посидим у нас, ко мне дружок приехал, служили вместе, – уговаривал его сосед – муж Светы. – Во дворе стою, слышу твой голос, думаю, надо позвать, чтобы без обид. Пошли, дети всё равно спят, поздно уже.

Гена украдкой слушал, что скажет отец, он прятался за занавеской в соседней комнате, рядом за ногу его держал маленький Вовка и всхлипывал, испугался малыш громких голосов, думал, опять мама с папой ругаются, вот и прилип к брату. Остальные крепко спали.

– Мне завтра на работу. Не хочу.

– Да, ладно! По чуть-чуть, не напиваться же будем.

– Я сказал, нет! Я в завязке, – смотрел Витя на дрожащую занавеску на дверях в соседнюю комнату. Как же мог он довести детей до такого, чтобы они боялись его?

Вытолкал Витя собутыльника, воды тёплой в таз набрал обмыться, рубаху свою снял и в угол с грязным бельём кинул.

– Генка! Ген, ну чего молчишь? Знаю, не спишь… Иди полей мне, обмоюсь с работы.

Гена взял на руки Вовку и вышел к отцу, посадил маленького брата на стул за столом и начал поливать отцу из ковшика. Папка, раздевшись по пояс, умывался, натирал хозяйственным мылом шею, руки по самые плечи, причмокивал от удовольствия. Володька с интересом наблюдал за ним. Наконец, папка выпрямился и, вытирая полотенцем шею, глянул на младшенького.

– А ты чего не спишь? Завтра кто мне будет помогать баню топить? Неужели девчонок придётся просить? – подмигнул он маленькому.

Вова сполз со стула и улыбаясь, неуверенно шагнул к бате. Виктор подхватил его на руки, понёс в комнату, Гена, довольный, пошёл за ними. Старый папка вернулся, тот самый, с которым они крольчатники делали и который их с Толиком дрова рубить учил, с ним они камни с речки таскали вёдрами и дорожки во дворе делали, забор поправляли. Сегодня можно спать спокойно и не прислушиваться к скандалам дома или у соседей. А завтра? Завтра мама придёт, и всё будет хорошо.

Но хорошо не было. Витя не считал себя виноватым перед женой, злился, не разговаривал, побыстрее на работу сбежал, лишь бы избежать её вопросов и Генкиных разговоров.

А вечером дома его ждал шурин, жены с детьми не было, и выпить Борис не предлагал, серьёзный весь такой, наверное, тоже жизни учить приехал Витьку. Так и вышло, жена попросила поговорить с ним, объяснить ему, что неправда всё это.

– Вить, ты дурака не включай. И в бутылку горе своё топить не лезь, хотя какое у тебя горе?! Сплетни на работе, не больше.

– Борис, я тебя, конечно, уважаю, но вот так со мной, как с пацаном не надо.

– А с Валентиной вот так можно? Пьянки при детях, скандалы – это можно?

Виктор недовольно прикусил губу и поднял бровь. Оба сидели за пустым столом, им бы выпить и высказать друг другу всё, что они думают, но Виктор боялся сорваться, и портить отношения с шурином не хотелось.

– Да понял я уже! Самому мерзко. Только как теперь с этим жить, как подумаю, что она там лыбится всяким мужикам, кокетничает, разное в голову приходит.

– Кто тебе это наговорил?

– Да никто, так, между делом слышал в депо и в конторе. Вот и взыграло во мне что-то, подумал, как Тамарка… Она каждому улыбается, а потом…

– Ну это её дело, она женщина свободная. А ты! У вас детей четверо. Сравнил Валю и Тому, конечно… – усмехнулся Борис и покрутил пальцем у виска.

– Да понимаю я, но…

– Витька, давай только без запоев и скандалов. Я тоже люблю выпить, посидеть, но по-людски, и на работе меня никто не отчитывает, только уважают.

Витя рот открыл от неожиданности, и он знает, хотя что тут удивительного, Валя, наверное, и рассказала. Борис уехал так и не промочив горла, обычно они с зятем всегда грамм по триста пропускали вечерком, когда он приезжал, но сегодня у него была другая миссия.

Валя с детьми пришла, вся провонялась Томкиными духами.

– Ты это… с Томкой поменьше водись, – неуверенно попросил Витя жену.

Валя вопросительно посмотрела на него, столько она для них сделала, с детьми помогала, и она, и бабушка её, а он, вместо извинений или просто слова доброго, новые условия придумывает.

– А с детьми кто мне будет помогать когда ты пьянствуешь?

– Не будет больше этого.

– Говорил уже, и до чего дошло? Чуть в очереди не передвинули, ради этого я сутками сижу на этом переезде, а ты вкалываешь на путях? – злилась Валя. Обида грызла её изнутри, тяжесть бытовых проблем, будто ей не хотелось от горя напиться или убежать куда-нибудь.

– Ладно уж…

Муж и жена вдвоём уложили детей спать, как раньше, Генка первый завалился спать, уставал он от малышей, от работы по дому. Танюшка тоже, но никто не жаловался и на родителей не злился.

Не сразу помирились муж и жена. Валя не хотела его прощать, как он мог приревновать её? Почему? Она ведь ни разу повода не давала. Призналась она Виктору, что беременна.

– Поздно уже что-то делать, я сама пыталась, ничего не вышло. Куда нам ещё пятого?! Я с ума сойду, руки опускаются, сил нет, – почти плакала Валя на кухне, далеко за полночь.

Обоим не спалось, оба понимали, ещё один ребёнок в семье – это край… У обоих такие лица, как на поминках, но чего горевать, теперь только рожать.

– Ты только не пей больше, – вытирала она ладонью и без того чистую клеёнку на столе.

– Сам понимаю, – у Виктора будто отлегло, жена дома будет, хотя бы некоторое время, толки на работе со временем улягутся. Хотя о чём это он… теперь ещё больше работать надо, шабашки и сверхурочные брать. – На этот раз торопиться не будешь! До года посидишь, не переживай, я справлюсь. Работы я не боюсь!

– Вить, а давай к родителям съездим, пока не родила. Билеты у нас бесплатные, – загорелась Валя, глаза так и блестели, хоть какая-то смена обстановки. – И дети обрадуются. Мама с папой хоть Вову с Мишей увидят.

– Ты, если хочешь, поезжай… А я отпуск в этом году не возьму, работать надо.

– Понимаю, – потухла Валя, – только как же я справлюсь в поезде с такой оравой?

– Это да… – задумался Виктор, – а ты их к нам позови.

– Звала, не раз звала. Сколько пишу, столько и приглашаю.

Не говорила Валя, как ругала мама её непутёвого мужа даже в письмах, чтобы хорошего или плохого не писала ей дочь. Жизнь её считала потерянной, писала о старших братьях и сёстрах Валентины. Бориса и Галю всегда упоминала, а потом спрашивала, как дела у них, всё ли хорошо. Почему не пишут? Валя писала, что работает брат, и у Гали сложный период на работе. Приезжает Боря иногда, помогает им, очень. Ну а Толик каждые выходные приезжает, привыкли к нему, как к своему.

Задумчивые и угрюмые легли оба спать. Витя думал, как восстановить доверие к себе на работе поскорее и категорию новую получить, там прибавка к зарплате. Валя думала о детях и родителях.

Откуда же они оба знали, что в семье Гали и Бориса беда случилась.

У Гали кровотечение сильное открылось, вечером после работы, почти ночью, пришлось скорую вызывать. Борис так испугался, до приезда врачей метался по дому, не зная, что делать. Его Галя, его красивая и пышущая здоровьем Галя и в больницу на скорой… Она всегда была так внимательна к своему здоровью, и медосмотры у них регулярные на работе.

Умолчала Галина от мужа, и в этот раз решила к врачам не обращаться, срок был маленький, коллега на работе посоветовала свой проверенный способ, но вышло только хуже. Вот тогда и узнал Борис, что не первый раз жена избавляется от их детей, и медосмотры тут ни при чём…

Он и так чувствовал себя гостем в своей семье, а теперь и вовсе пустота… безразличие. Напился он в эту ночь, вернулся в свой гараж, на раскладушку. Толик один ночевал в доме все дни, пока мама в больнице была.

Впрочем, Галина уже давно не проявляла чувств к мужу, так от случая к случаю исполняла супружеский долг, так же ответственно, как на работе закрывала квартальный отчёт.

О другом у неё болела голова в последнее время, сыну скоро поступать, а он даже не знает, кем хочет стать. Ему лишь бы выходных дождаться и на электричку к родственникам.

Глава 8.

Валентина стояла спиной к двери, склонившись над ванной с бельём, и усердно натирала о стиральную доску мокрые тряпки, на полу стоял второй таз поменьше, вода в нём чистая, прозрачная, скоро в него полетят хорошенько застиранные мылом детские вещички. Миша сидел рядом на полу, играл какой-то безделицей, периодически роняя свою игрушку в тазик, чтобы лишний раз окунуть ручки в воду по самые локти. На плите парила кастрюля с белым бельём, рядом грелось ведро с водой.

Вале уже тяжело, живот большой, ноги раздулись как колонны, а всё оттого, что много проводит времени на ногах и тяжести таскает. Не задумываясь, приподнимала ванную с водой и переливала в вёдра, для равновесия подхватывала оба и несла из дома через весь двор. Только вечером она понимала, что слишком много топталась на ногах, так сильно они отекали.

Дверь тихонько открылась, и беззвучно вошёл кто-то. Валентина, не оборачиваясь, обратилась к Геннадию.

– Сынок, переодевайся и принеси мне два ведра воды из бани, а я пока тебе суп в миске разогрею. Как дела в школе?

– Здравствуй, Валентина, – неожиданно раздалось в кухне, хотя Галя произнесла это так тихо, словно боялась спугнуть кого-то.

Валентина резко обернулась с мокрой тряпкой в руках. Маленький Миша застыл, раскрыв рот, смотрел на тётю в дверях, такую красивую тётю он видел только в садике. Пышные, густые волосы, помада морковного цвета, сумочка на локте, плащ светлый, он и не знал, как такой цвет называется.

Галина стояла в дверях, не решаясь войти, одной рукой придерживая занавеску, чтобы не касалась её бежевого плаща, другой держала сумочку. Она старалась скрыть свою неприязнь и отвращение ко всему увиденному, но у неё это плохо получалось.

– Проходи, Галя, – бросила вдруг тряпку в ванную Валентина и начала вытирать руки о халат, потом подхватила Мишу на руки, отнесла в комнату, высыпала ему игрушек на пол, но непоседа всё равно стоял в дверном проёме и смотрел на тётю. – Не ждала. Не знала, что ты к нам собираешься. Проходи, – достала она табурет из-под стола, – ты извини, у меня сегодня стирка, я не ждала гостей, тем более, таких… – оправдывалась Валя.

– Ничего, – Галя подвинула табурет поближе к выходу и присела. Вокруг серость, душно как в бане, помимо тазов и вёдер ворох грязного белья на полу. – А машинки у тебя нет?

– Какой там, – махнула руками Валя и улыбнулась, – Витя обещал к рождению, – она мягко хлопнула себя по животу, – купить. Если получится, – она выдвинула второй табурет и присела, напротив. Полная, грудь налилась, живот большой, эта беременность забрала у неё остатки молодости и красоты.

– Я помогу, так нельзя! Без рук остаться можно… Я похлопочу, будет у вас машинка… Без всяких «если».

– Спасибо тебе, Галя, ты всегда нам помогала. Может, пройдём в дом, а то тут парит всё. Ты ведь ни разу у нас не была, я тебе всё покажу. Галя! Спасибо тебе за шифоньер, такой вместительный, удобный, мы его у себя поставили, давай, покажу.

– Нет, Валюш, я ненадолго, – она подвинула ноги в модных туфлях, поближе к табурету, словно боялась вляпаться во что-то. – А ты опять, – кивнула она на живот.

– Да, – тяжело вздохнула Валя, – в этот раз скажу врачам, пусть, что хотят делают, пусть режут! Не могу и не хочу больше.

– Четвёртый, – неуверенно спросила Галя.

– Пятый… Четвёртый, вон в дверях, – повернулась к дверям в комнату Валентина.

Первый стыд, самый унизительный и неприятный, уже отступил, и она чуть увереннее чувствовала себя перед невесткой в своём доме, чего теперь стесняться и бояться? Они такие, как есть.

– Что-то случилось? Ты ведь ни разу к нам не приезжала.

– Да… Работы много, во дворе всегда дел невпроворот, собрания в профсоюзе, субботники, сама понимаешь… Поэтому и не приезжала.

– Понимаю, Толик говорил, ты всегда занята. Не то, что мы… Что-то перестал он приезжать по выходным? – Валя положила пухлую руку на стол, толстые пальцы, как сосиски, ещё сильнее вздулись от воды.

– Дополнительных занятий много, ему ведь скоро поступать, надеюсь, сможет в наш Политех или в Железнодорожный.

– А мне говорил, в училище наше собирается, строителем хочет стать, как отец, – удивилась Валя.

– Когда это было, – немного расслабилась Галя, открыла свою сумочку, достала баночку монпансье и протянула Мише. Мальчик не знал, что делать и вопросительно смотрел на маму.

– Бери, – шепнула Валя, – и скажи спасибо тёте.

Мишка выхватил заветную баночку и уткнулся лицом в живот маме, так и не сказав спасибо.

– Да-а-а-а, – ещё раз осмотрелась Галя, – теснота, беднота, серость, – не сдержалась она. – Бедные дети.

– Ничего, в тесноте да не в обиде! Скоро ордер дадут. Может, всё-таки в дом? – настаивала Валя, не так плохо у них, как сейчас видит Галина, – я тебя чаем напою с цукатами, мама недавно посылку прислала, – улыбалась Валя.

В доме чистота, порядок, да и места всем хватает, приёмник даже есть, цветы на окнах, постели заправлены, всё по местам. Сервиз, подаренный на работе в буфете стоит, у Танюшки свой уголок есть, маленький, но милый такой, девичий, с салфеточками, оборочками. С любимым платьем на плечиках, не новое платье, кто-то отдал после своих, но берегла его Танюша, на праздники в клуб надевала.

Но не прошла Галина, побоялась, вдруг там ещё хуже, чем здесь.

– Нет. Валь… ты не могла бы… Я не знаю, что делать, – мялась и смущалась Галина, так не хотела она к золовке обращаться.

– Галь, ты же знаешь, мы для вас всё что угодно сделаем! Вы столько нам помогали.

– Поговори с Борисом.

Валентина вся выпрямилась на табурете, брат тоже давненько не приезжал, пожалуй, с того момента, как Виктору ума вставлял по её просьбе.

– Прошу тебя, поговори. Запил! Пьёт много, всё подряд! Боюсь, как бы проблемы на работе не начались. Я-то стараюсь, прикрываю, больничные прошу открыть, но он и там… А если до собрания или до увольнения дойдёт? – наклонилась вперёд Галя и положила свою руку на пухлую руку золовки. – Не слушает он меня. Не слушает Толика, пьёт, будто захлебнуться хочет. Поселился в своём гараже, дружков водить начал. Не хочется, чтобы соседи знали, или на работе, сама понимаешь… У меня скоро повышение, а тут Борису выговоры или увольнение, – закрыла она лицо руками, как же не вовремя это началось. – Тебя он послушает.

– Конечно! Конечно, Галя! Сама была в такой ситуации, как же так? Борис Витьку моего стращал, а сам… Отчего же он так? Ты ведь у него золото, а не жена. Чего ему не хватает?! Ой, Галочка, я тебя так понимаю, – начала причитать Валентина, совсем позабыв о стирке.

Скоро и Гена пришёл, тоже вытянулся мальчишка и не узнала его тётка сразу. Форма школьная на нём чистая, но старенькая, брюки коротковаты и ботинки… такие потёртые, будто их человек пять уже носило до него. Галю опять скривило не то от жалости, не то от брезгливости. Так и вертелось у неё на языке: «Долго вы будете нищету плодить?». Но сдержалась Галя.

А Валя радовалась, как дитя, невестка, наконец, приехала, она думала, стесняется их, стыдится, но нет. Хорошая всё-таки женщина Галя, сильная, мудрая и красивая. Пообещала приехать Валя на следующий же день, сегодня уже не могла, стирку надо было закончить и ужин приготовить. Муж скоро с работы придёт.

– Ты может останешься до вечерней электрички? С нами поужинаешь, – уговаривала невестку Валя.

Торопилась Галина от родственников, по дороге отряхивалась и к плащу своему принюхивалась, не пропахла ли она этой безнадёгой, серостью, грязью. Слава Богу, не успела…

Домой приехала, Бориса опять нет, Толик за учебниками сидит у себя, а под учебником журнал любимый прячет.

Сразу письмо написала Галина свёкрам, описав весь ужас увиденный и плачевное состояние детей. Разве так можно? В конце приписала, что спасать надо всеми силами Валю и детей из такой нищеты беспросветной. Если надо, всей семьёй собраться и помочь! Вытащить семью из этой ямы, в которую они катились.

Что двигало ею в этот момент? Желание помочь? Жалость к детям? Не понимала она, но под впечатлением осталась от визита к родственникам, лучше бы и не ездила, и сына попросила не ездить каждые выходные к тёте Вале.

– Ну почему, мам?

– Там и своих ртов хватает, живут впроголодь.

– Мам, тётя Валя хорошо готовит, и Таня умеет суп варить. А дядя Витя кролика, знаешь, как готовит?

– Не удивлена, что ребёнку приходится готовить, пока родители… Ладно, иногда будешь ездить, продукты и вещи передавать, – сжалилась Галя. – Как успехи в учёбе? Историю исправил?

– Да, – прятал глаза Толик.

– Отец не приходил?

– Нет.

– Хорошо, – вздохнула Галя, надеясь только на золовку, кого-то же должен услышать Борис.

Приехала Валя, как и обещала, только не одна, с мужем и Мишкой, не с кем его оставить. Виктор больше во дворе с сыном находился, пока женщины говорили в доме, тут и застал хозяина дома. Ввалился Борис во двор среди бела дня, еле на ногах держался, зятя приглашал на сто грамм в свою обитель.

– Чё… там… Валька, не роди..ла? – икал Борис, с трудом выговаривая слова, отёчный, помятый, небритый, шатался из стороны в сторону, к маленькому племяннику нагнуться хотел – чуть не упал. Страшно было видеть его таким. – Во-о-о-от! Твоя жена вот у те..бя рожает, а моя убивает. Не хочет, говорит и… с-с-сё. Не гожусь в отцыыы, и…, – заплакал пьяными слезами Борис.

Затем начал кричать что-то невразумительное поглядывая на второй этаж, матерился, Виктор силой его увёл в гараж и уложил спать. Галина наверху плакала, Валя не отходила от неё.

– Ну что, мне его в вытрезвитель сдать? До чего дошёл? Позорище какое!

– Галь, не плачь, не надо.

– Ему проспаться надо, – сказал Виктор, – сейчас с ним бесполезно говорить, злится он.

– Ага, свояк свояка видит издалека! – недовольно посмотрела на него жена, пусть посмотрит на себя со стороны, и он таким же был, нервы ей и детям трепал. Бессовестный!

– Я серьёзно, он не услышит.

Посидели Галя и Валя внизу на кухне, поговорили, пока мужчины наверху телевизор настраивали. Толик, довольный, показал дядьке свои журналы по радиотехнике, хоть кто-то его выслушает. Миша играл старыми, детскими игрушками брата, у него таких нет.

Покаялась Галя золовке, отчего Боря пустился во все тяжкие. Всю правду рассказала, сколько раз прерывала и мужу не говорила, сколько раз просил её, ещё хотя бы девочку… Дом ещё один построить готов был на участке…

– А я не хочу! Я не обязана… Меня не со дня на день повысят, какой декрет? Толик уже большой. Представь, какая разница между детьми была бы. Им мужикам легко рассуждать, а нам потом мучайся, воспитывай, – серьёзно возмущалась Галя, – разве не имею я право не хотеть детей? Валя, ну почему он так? Ведь и разводиться нам нельзя…

– Какой разводиться?! – испугалась золовка, – не знаю, Галина, больно ему… И тебя понять можно. Надо было поговорить с ним, мы вон с Виктором и то договариваемся, хоть и ругаемся. Это ваше, твоё и мужа, вам самим решить надо.

– Уже нечего решать, слава Богу! Больше не будет у меня детей. Вон, – подняла она палец вверх, указывая на второй этаж, – скоро невесту приведёт…

Не знала, что ещё сказать Валя, не советчица она в этом деле, в своё время мужа послушалась, и вот результат, пятый на походе. А Галя правильно делает, наперёд думает о будущем. Только как Борису это объяснить. Он ведь не раз просил ещё ребёнка родить.

Домой возвращались муж и жена, словно поругались меж собой у родственников, одному Мише было хорошо в электричке, крутился, вертелся, потом к отцу на коленки сел, чтобы в окно всё видеть, жаль, что ехать всего две остановки.

Галину Виктор не понимал, но осуждать не смел. Валентина полностью её поддерживала, но брата жалко, ведь здоровый, работящий мужик, работа хорошая, дом, семья, всё потерять может.

На следующий день прихватило Валю, в поселковую больницу еле довезли, быстро всё началось, и быстро закончилось. Девочка родилась маленькая, не то, что её старшие братья и сёстры. Такая смуглая, ну вылитый галчонок, и попискивала также у матери на руках, грудь совсем брать не хотела, капризничала.

Так и назвали девчонку – Галина.

Глава 9.

– Приведи себя в порядок! Проспись, побрейся, смотреть противно.

Галя явилась во владения мужа: темно, пахнет прелым и перегаром, немытым телом.

Она открыла дверь пошире, чтобы увидеть мужа и не искать выключатель на стене, не хотела ни к чему прикасаться, так гадко ей было здесь.

– На тебя тоже, – прохрипел Борис, закрыв лицо ладонью, его слепил свет, он не собирался вставать, у него больничный.

– Родители приезжают.

– У тебя их нет…

– Твои родители! Допился?! Вообще не соображаешь? – надменно заметила Галя и уже хотела уйти.

– С чего это вдруг? Ты написала? Им тоже пожаловалась? Муж у тебя плохой? Ничтожество, – в полумраке гаража в усмешке блеснули зубы Бориса.

– Насколько я понимаю, они к твоей сестре едут. Живут как в конюшне, чуть ли не вповалку спят, дети ходят голодранцами, сами не живут нормально и детей изводят.

– А ты хоть раз была у них, что так говоришь? Толку, что ты одна в хоромах живёшь?

Галя вышла, бесполезно с ним препираться. Её тянуло побыстрее на свежий воздух или на свою любимую веранду. Она только пришла с работы, сын ещё на занятиях, муж… Мужа она застала здесь, он не просыпался со вчерашнего вечера.

Она пошла на кухню, выложила купленные продукты в магазине из сетки. Ничего особенного, кефир, батон, две консервы, успела купить баночку индийского кофе, продавщица для неё отложила, знала, Галина любит такой.

Борис вошёл, за ним густой неприятный запах вчерашней попойки, он поставил чайник на плиту и схватил жестяную баночку кофе со стола.

– Тебя интересуют другие напитки, кроме водки? – цинично заметила Галя, – так пойди и купи! Ты пропиваешь всё, а я должна тебя кормить и поить? Хорошо устроился.

– Да нет, это ты хорошо устроилась, работника себе завела, строителя. Любой твой каприз исполняет. Чего изволите, сударыня? – оскалился и отвесил поклон Борис, издеваясь над женой. – Может, решила мне пинка дать? Слить, избавиться, делать уже нечего, в доме всё сделано, можно и прогнать со двора?

– Не говори ерунды, но, если продолжишь пить, я с тобой разведусь! – отвернулась Галя.

– Да?! А добро твоё любимое как делить будем? Или ты надеешься, что я развернусь и с раскладушкой на плече уйду? Нет, дорогая! Тебе со мной жить до конца своих дней…

На плите засвистел чайник, Борис звонко швырнул банку кофе на стол и вышел, Галя аж вздрогнула, будто чужой человек мимо неё прошёл сейчас.

На время Борис прекратил пить, но с работы домой не торопился, а приходя, сразу терялся в своей бытовке. Муж и жена не пересекались в доме и во дворе.

Родителей встретили всей семьёй, Галя отпросилась с работы ради такого случая. Не каждый день приезжали родственники из Ташкента. Для гостей всё уже готово в комнате Толика. Галя не сомневалась, эти несколько дней они будут жить у них. Толик на время переехал в мамину комнату.

Большой дом, с ремонтом, современной мебелью, телевизором, модными занавесками, шкафы, полные книг, инструмент в комнате внука, просто поразительно, как хорошо живёт Борис с семьёй. Римма Рашидовна прослезилась на плече у мужа. Далее была экскурсия от Галины по её веранде, потом сад, огород, двор, гараж…

– А почему тут раскладушка и вещи? – удивилась Римма Рашидовна.

– Борис иногда так заработается здесь, время совсем не замечает, может и заночевать здесь.

Мама и папа переглянулись, но недоразумение исправил Толик, так он хорошо играл на пианино вечером после ужина. Бабушка опять плакала и просила прощения у снохи и внука, за то, что не приезжала к ним ни разу.

– Галочка, да тебе памятник надо ставить при жизни! Вот уж повезло Борису, – умилялась Римма Рашидовна, – такого сына воспитала, весь дом на твоих плечах, Валя мне столько хорошего писала.

Борис только хмыкнул недовольно, не выглядел он счастливым под крылом такой замечательной супруги, хотя родителям был рад. Потом начались подарки, дед привёз внуку потрясающую, ручной работы шахматную доску, Римма Рашидовна доставала и доставала из чемодана восточные сладости, пёстрые покрывала, бусы, только лучшее и самое дорогое для дорогой снохи. Галя краснела, принимая дары, приятно, очень приятно, столько комплиментов за один вечер, наверное, это стоило того, чтобы много лет не видеться со свёкрами.

– А Валя с Виктором далеко от вас живут? – неожиданно прервал весь этот восточный базар Ефим Андреевич.

– Да нет, всего четыре остановки, – улыбнулась Галя.

– Две, – в один голос поправили её муж и сын.

– Да, точно, это до конечной четыре. Завтра Борис покажет. Так? – посмотрела она на мужа и приподняла бровь. – К сожалению, я не смогу, мне на работу, у меня повышение со дня на день, сейчас надо показать себя только с лучшей стороны, вы же понимаете? – обратилась она к свекрови.

– Конечно, Галочка. Не переживай, Толик и Борис нам всё покажут. Галочка, и кем ты будешь?

– Главным бухгалтером санатория!

– Вай, вай, вай! – залепетала Римма Рашидовна и сложила руки на груди, дальше была непереводимая речь, видимо, узбекская.

Свекровь без акцента говорила на русском, о её корнях напоминало только имя, а так, обычная русская женщина, вполне ухоженная для своего возраста, в ситцевом платке, в шерстяной юбке по щиколотку, в обычной хлопковой рубашке. Сухонькой или худой её назвать нельзя, стройна для своего возраста, скромна и чрезмерно впечатлительна. Галя для неё была кем-то вроде большого начальника, рядом с ней даже находиться как-то неловко, хотя она очень гордилась невесткой.

А вот свёкор худой, полностью седой мужчина, любитель покурить папиросы, напротив, чувствовал себя просто, держался естественно, о многом расспрашивал сына, в основном, о строительстве, соседях, зарплате. Заметил нездоровый взгляд у сына.

– У тебя всё нормально со здоровьем? Мешки под глазами, брюзглый…

– Не обращай внимания, батя, в отпуске давно не был. В последний раз как к вам приезжал, и всё.

– Ты бы пожалел себя, тебе ещё сына на ноги ставить.

Борис только одобрительно кивал, ну не выглядел он счастливым при всём достатке, хоть убей.

Так и сказал Ефим Андреевич жене, она полночи восхищалась невесткой и домом, долго заснуть не могла, слова мужа всерьёз не приняла. Зачем прислушиваться к предчувствиям и подозрениям, когда всё и так видно. Внук, воспитанный и образованный, в институт собирается поступать, знает немецкий и французский, разве это не заслуга Галины? Борису-то, скорее всего, некогда сыном заниматься.

Рано поутру ушли все на электричку, навьюченные рюкзаками, чемоданами с припасами и одеждой для детей. Бабушка с дедушкой знали, что у Вали пятая девочка родилась, полгода назад, сразу после рождения Гали, Виктор отбил телеграмму в Ташкент. Бабушку это, скорее, огорчило, после письма Галины Римма Рашидовна представляла себе дочь, живущей чуть ли не в землянке, детей, своих внуков, спящих на настилах и тряпках, вместо кроватей, худых, измождённых, страшные картины рисовала себе Римма Рашидовна.

Ничего, что Валя присылала ей два раза фотокарточки: одну с пухлым Володей на руках, а вторую с Танечкой на новогоднем утреннике в первом классе, в марлевом платье-снежинке.

Быстро доехали, но долго шли по насыпи родственники, Римма Рашидовна всю дорогу причитала, куда же занесло дочку… Борис и Толик шли спокойно, привычные. Сын по дороге рассказывал отцу, как они вместе с зятем пристройку соорудили им во дворе, баню поправили. Толик хвалился, как крольчатники с дядей Витей делал, как косили траву, ходили с ними на холм. Таким разговорчивым оказался внук, не то, что дома, где за него всё время отвечала мама.

Наконец пришли. Валя располневшая, в лучшем своём платье, видно, ждала родителей, знала, что приехать должны со дня на день. Ревела от радости, так соскучилась она по родным, мама подумала, что дочь плачет от безысходности.

Угловой двор, дорожка от калитки до дома просыпана белым речным камнем, клумбы с кустарниками малины и смородины, Галя передавала саженцы, крепкий штакетник по периметру, две дощатые постройки в конце, и сарай с двумя дверями. Всё побелено, видно, недавно, чисто, ухожено, не так облагорожено, как у Бориса во дворе, никаких беседок, плетущегося винограда, но хорошо. Скромное крылечко в две ступени, кухня-прихожая, немногим больше, чем в новой квартире у родителей. Везде порядок, пахнет свежестью, соседская детвора повисла на заборе, глядя на гостей в доме тёти Вали и дяди Вити.

Дома только Валентина и Галочка. В двух проходных, но весьма просторных комнатах, стояли кровати, у той, что пошире, рядом детская кроватка, старая, лак на ней уже давно стёрся до деревяшек, Галочка мирно спала в кроватке.

– Это наша комната, здесь мы спим, – указала Валя на кровать, потом обернулась и показала на постель с высокими железными спинками, с облупившейся краской, аккуратно заправленную покрывалом, когда-то она забрала его из родительского дома, – тут Миша с Володей.

– Там, – бесшумно скользнула она в другую комнату, раздвинув занавески на дверях, – тут Танюша, здесь Гена. Это приёмник, Вите на работе кто-то отдал. Шифоньер! Мама, посмотри какой! Это Галя похлопотала, достала через свой Профсоюз.

Так уютно везде, приятно. Коврики детские, плюшевые висят на стенах у постелей, дорожки на полу выметены, салфеточки на тумбочке и этажерке накрахмалены, самодельная полка для учебников и книг висит на стене, небольшой стол за Танюшкиной кроватью.

– Здесь дети уроки учат, по очереди, – отчитывалась Валя. Потом просто кинулась на шею маме, как же она соскучилась, как же рада их видеть.

Ничего страшного не увидели родители, особенно отец. Конечно, на фоне Галины и Бориса бедно живут Виктор и Валентина, но зато складно, всем места хватало. Дети в яслях и в саду, старшие в школе, муж на работе. Соседи шумные, Томка как раз орала матом за стенкой на своих оболтусов.

Быстро разобрали мать с дочерью все узлы и сумки с гостинцами, не было слов у Валентины, чтобы выразить всю благодарность, она то и дело плакала, обнимала маму, папу, рассказывала о детях, показывала грамоты из школы. Но у Риммы Рашидовны душа была не на месте, вроде как не договаривает чего дочка.

Всех накормила Валентина обедом, мужики на двор пошли, быстро нашли себе работу. Ефим Андреевич сразу заметил покосившуюся дверь в бане. Скоро Гена пришёл из школы, всё, как описывала Галя, одежда на нём старая заношенная, брюки короткие, порванные, но счастливый ребёнок с синяком под глазом, сегодня подрался в школе, из-за чего вызвали маму. Валентине стало неловко за проделки старшего, а он уже делился впечатлениями с Толиком, подробно рассказывая, скольким пацанам он надавал.

Пожалуй, только это немного омрачило общую семейную картину, а в целом, и маме, и отцу здесь было гораздо спокойнее и приятнее находиться, чем в большом доме у Гали.

Танюша довела до слёз бабушку, такая большая, она ведь помнила её маленькой девочкой, а тут школьница, мамина помощница, так лихо она управлялась с сестрёнкой Галей, пока бабушка и мама готовили ужин. Сегодня будет праздничный ужин!

Валя попросила у соседей два стола, их не вместил бы всех. Столы поставили во дворе, соседей тоже позвали, хорошо хоть Светкиного мужа не было дома, впрочем, она тоже не пришла.

Виктор пришёл к сумеркам с двумя младшими, сегодня он забирал их из садика. Быстро переоделся и забил двух кроликов, Тома принесла к столу маринованных огурчиков и селёдки, Лида – смачный кусок сала, Валя с мамой выносили один за другим блюда на стол, винегрет, отварной картофель, пирог с капустой, котлеты, крольчатина свежая уже на подходе, такие запахи разносились по двору. Иногда перебивал вкусные ароматы едкий запах Томкиных духов, и Валя начинала чихать. Вокруг стола шумно, дети носятся туда-сюда, даже большой Толик бегал вместе со всеми, играл.

Так быстро и дружно собрались всем двором, познакомились и подружились. Прохладно уже вечером, но все оделись, маленькая Галя сладко спала на свежем воздухе, укутанная в одеяла, не замечая шума. До последней электрички время есть, поэтому мужики спокойно распечатали бутылочку. Хотя Валя была категорически против, всё время подмигивала мужу, указывая на Бориса, но на неё никто не обращал внимания. Римма Рашидовна переживала только о том, что Галина сейчас не здесь.

– Не пе-е-е-ереживай, – оскалился Борис, уже хорошенький, – у неё долж-ж-жность… – не чокаясь, не дожидаясь других, выпил, закусывать не стал.

Вскоре он охмелел, совсем поник, последней электрички ждать не стали, Виктор проводил Бориса и Анатолия на девятичасовую, родители остались у дочери сегодня. На полу спала детвора, а бабушке с дедушкой постелили на кровати. Только к отъезду домой они приехали и остались с ночёвкой в доме у старшего сына. В просторном, современном доме хоть и тепло, всё есть, внук воспитанный и образованный, но из каждого угла веяло холодком, уютом и домашней едой не пахло.

В последний вечер Борис не сдержался, домой пришёл пьяный, еле языком ворочал, бред какой-то нёс о детях, о том, что он не мужик, и жена его презирает.

Уехали родители, оба молчали в поезде до вечера. Жалко Валентину, особенно матери, внучат жалко, малыши, но помогают как взрослые, за Танюшкой и Геной тянутся, детства почти не видят, на учёбу ни времени, ни места не хватает. Но как-то естественнее и улыбчивее они выглядят, чем Толик у себя дома. Порадовало родителей то, что дети в очереди на жильё стоят, даже показали им строящиеся двухэтажки рядом со станцией – хорошее место, всё рядом. Понравилось Ефиму Андреевичу у зятя и у сына, обещали чаще приезжать.

О сыне больше переживала Римма Рашидовна, о старшем.

Глава 10.

– Я не хочу в Политех, – неуверенно произнёс Анатолий, – и в Железнодорожный не хочу. Я хочу в Астрахань…

– Куда ты хочешь? – подбоченилась Галина и уставилась на сына. – Мы с отцом столько вложили в тебя, старались! Я лично жизнь свою положила, чтобы ты стал достойным человеком нашего Советского общества.

– Разве я не могу быть достойным человеком, став строителем, или…

– Никаких или! Толя, что ты удумал? Мы много лет планировали Политех.

– Ты планировала, мама, я не буду поступать. Теперь никуда, – встал из-за стола Толик, он знал, маму не переубедить, поэтому готов хоть сейчас сбежать из дома. Надоело! Говорит, говорит, просит маму, а она его не слышит.

– Ты куда?

– Подальше отсюда! – стукнул по двери кулаком сын и вышел из кухни.

– Опять к родственникам собрался? Не пущу! – закричала Галя и кинулась вдогонку, но калитка во дворе уже хлопнула, её крика никто не услышал, хотя…

– Что ты орёшь? – заглянул в прохладу кухни Борис.

– Ничего, – опустилась на стул Галя и расплакалась, – что вам там мёдом намазано? Нищета беспросветная, только и умеют, что плодиться и размножаться, а я…

– Любить они умеют и слушать. – Борис вошёл, оставив позади треск бамбуковых занавесей на двери. – Что ты к нему прицепилась с этим университетом? Не хочет он здесь учиться, тянет его подальше от нас… Пойми и прими его. В нашей стране столько возможностей, а ты хочешь привязать его к ноге.

– В нашей стране не подмажешь – не поедешь, и ты прекрасно об этом знаешь! – вытирала слёзы Галя, – сколько лет бьюсь за своё! За заслуженную по праву должность, и что? Сначала была чья-то жена, безмозглая неумёха, теперь дочка нашего замглавы… Надоело! Ты знаешь, здесь я для него больше смогу сделать, большего дать. Дом этот, – ткнула она пальцем в мужа, будто обвинить в чём-то хотела, – дом! Для кого мы строили?! Для кого я старалась?

– Не знаю, – пожал плечами Борис и откинулся на стуле.

Он не пил несколько дней, на работе проверка за проверкой, нельзя. Работу ему терять тоже никак нельзя, в их семье каждый сам за себя. Жить, есть и пить ему надо было на свою зарплату, до пенсии ещё, ой, как далеко.

– Что ты можешь знать?! – скривилась Галя, – тебя только водка интересует. Поговори с ним, умоляю! – положила она руки на стол, словно протягивала их мужу.

– Говорил. У него свои мысли по этому поводу. Знаешь, как он хорошо о тебе думает, как благодарен тебе за твои старания? Ты сама не понимаешь, какого человека вырастила, так не ломай ему жизнь, не стой на пути, пусть выберет сам или…

– Да что вы заладили: «или», «или»? Будто я и впрямь зла желаю единственному ребёнку. Много ты понимаешь?! Я знаю, что надо делать! – просияла Галя.

– Э-э-э-эх! – махнул рукой Борис и хотел уйти.

– Может, поужинаем вместе? Я сегодня рано освободилась, никуда не заходила, вчера приготовила борщ, вроде неплохо получилось. Не хочется одной сидеть, и ты вроде трезвый.

– А как же твои подруги на работе? Не звал никто в гости?

– Борь, ну не злись, сколько можно? Пора бы вернуться к нормальной жизни. Я была неправа в какой-то момент, но и ты не идеален, который год на дно бутылки глядишь. Ну хочешь, я для жены вашего начальника путёвку в санаторий добуду? Не сомневайся, он тебя повысит, зарплату поднимет, ты ведь всю жизнь на одном месте.

– Ничего ты, Галка, так и не поняла! Борща я бы, конечно, с удовольствием, но боюсь ты и здесь слукавила, поварихи из столовой отдали?

– Да… – разозлилась Галя, – а когда мне готовить? С работы прихожу, с ног валюсь. Сил хватает только уроки у сына проверить.

– Э-э-э-э-э-эх! И когда ты такой стала? Ведь была же обычной бабой.

– Баба – это твоя сестра, а я женщина! И у меня есть свои желания, потребности, мечты в конце концов. Ты за всю нашу жизнь ни разу с нами на отдых не съездил, зато к бедным родственникам и в Ташкент бегом бежал, значит, не так нужна была тебе наша семья? Может, поэтому я боялась ещё рожать? Не задумывался? – упрекала его Галя.

– Я много о чём задумывался, но разве тебе интересно было? Толика оставь, пусть сам решит, дров ведь наломает.

– Не наломает! Молодо, зелено самому решать!

Толик сегодня пришёл поздно, закрылся в своей комнате, и как не стучала, не ругалась мама, не открыл. Сколько раз он упрекал себя за то, что не ушёл из дома совсем, не уехал куда-нибудь, да хоть к бабушке с дедушкой в Ташкент, туда мама за ним всё равно не поедет. Но он возвращался, представляя, как мама будет пилить и унижать отца, обвинять его в случившемся. Не хотел он такой участи для него.

Давно они уже не ездили с мамой на городское озеро летом, она ни о чём, кроме учёбы, не разговаривала с ним, если он рассказывал, как провёл время у тёти Вали, про речку, огород за холмами, шалаш на дереве за сараями, мама слушала с явным пренебрежением. Не раз она намеревалась поехать к родственникам и поговорить с Валей, чтобы она построже была с племянником, не позволяла целый день гулять. Но от одной мысли идти по камням вдоль железной дороги, навстречу электричкам и поездам ей становилось тошно.

Запрещала мотаться в соседний посёлок, но выходило только хуже, Толик закрывался у себя и мог не разговаривать и не выходить из комнаты по целым дням.

Сейчас дошло до крайности, надо ехать. Маму не слышит, отца не воспринимает, блаженную тётю Валю он послушает.

На следующий же день Галя поехала не на работу, а к родственнице, предварительно позвонив на работу, предупредила: будет после обеда.

Ругалась, чертыхалась Галина, пока дошла до этого уродливого, розового дома, вытянутого вдоль железной дороги, на отшибе. Ничего здесь не изменилось с последнего её визита, разве что построек нелепых во дворе стало больше. Тихо так, никого во дворах, у соседей за забором петух закричал. Галя испугалась, вдруг дома никого, и правда, никто не открыл ей. На двери замок.

Она присела на крыльцо расстроенная, уставшая, погода непонятная: не то осенняя, не то летняя. Слишком прохладно для августа, тучи набежали, вот только дождя сейчас и не хватало.

– Эй, тётка! Ты к кому? – спросила Тамара с соседнего крыльца за забором. Заспанная, с сигаретой в зубах, но, как всегда, стройна и вызывающе красива до неприличия.

– Какая я вам тётка? – Галя, опираясь на руку, поднялась со ступенек.

– Вы, наверное, со школы? Валя говорила, Вовкина учительница должна прийти, извините меня… – убрала Тома сигарету и подошла к забору. – Валя скоро должна прийти, она в магазин пошла с дочкой, через переезд. Поэтому вы её не встретили.

– Я – Галина…

– А-а-а! – Томка выбросила сигарету на землю, та самая, о которой так много говорила Валя! Та самая Галина, мама Толика. Она – Галина, которая главный бухгалтер в ведомственном санатории, всё может достать и никогда не откажет в помощи. – Я – Тамара, – поправила она растрёпанную причёску, вытерла руку об халат и протянула её через забор. – Соседка Валентины и Виктора.

Галя руки не подала. Неприятная особа.

– Толик о вас много говорил, и Валентина. Хотите, подождите у меня, кажется, сейчас дождь пойдёт.

– Нет, спасибо.

Но крупные капли уже падали с неба, ветер порывами подымал пыль во дворе, вот угораздило, так угораздило, сейчас хлынет. Что делать, козырька над крыльцом у Вали нет.

– Да ладно, не ломайся, промокнешь. Пойдём, – отставила Тома кусок забора.

– Я сказала! – дождь припустил ещё сильнее, и Галина смягчилась, – хорошо, спасибо, я только Валю дождусь.

Такая же кухня, как у Вали, только поуютнее: зеркало над раковиной с разными баночками и склянками, мебель чуть посвежее и плита поновее, чашки с блюдцами приятнее… Можно ведь, можно и здесь жить по-человечески, оставаться женщиной, – промелькнула мысль у Гали.

Тома в домашних тапочках, модного фасона, на вешалке у двери висит вполне современная одежда, яркий зонтик. Среди разной обуви, включая детскую мальчиковую, Галя заметила туфли на каблуке. По всему видно, женщина старается следить за собой.

– А что одна приехала? Толик наверняка на занятиях? Хорошего пацана вы вырастили, вот что значит, мужчина в доме. А моим лишь бы по улице носиться или на пруду шляться. Ничего дома не делают! Школа – это наш общий кошмар, учиться не хотят. Я вот им всегда говорю, смотрите на Толика, какой он умный.

Галя только кивала в ответ, вот уж пристала тётка. Вскоре разговорились женщины, Галя быстро смекнула, Тома не так проста, как кажется. У Гали отчего-то развязался язык, захотелось поделиться с кем-то, никто её не понимал, разве что коллеги на работе, да и те в глаза улыбались и сочувствовали, а за глаза обсуждали и смеялись над ней.

– О-о-о-ой, я тебя так понимаю! Вот одного понять не могу, чего этим мужикам не хватает? – запела Тома свою обычную песню. Галю уже не коробило, что незнакомая женщина тыкала ей.

Хорошо, Валя скоро вернулась с младшей доченькой, дождь так и не пошёл. Галина поскорее сбежала от разговорчивой соседки, всё это она уже слышала от мужа. Соседка проводила гостью, предварительно рассказав, где работает, сколько у неё было мужей, и за что сидят, от кого дети и прочее, еле отделалась от неё Галина.

– Здравствуй, Валя, – вновь перешагнула она порог этого дома. На этот раз никаких выварок с бельём, на кухне прибрано, золовка разбирала сетку с продуктами.

Маленькая востроглазая девчонка сидела на стульчике для кормления и вгрызалась в свежую, ароматную корку от хлеба.

– Здравствуй, Галя. Ты опять неожиданно, всегда ты меня врасплох застаёшь, давно ждёшь, промокла?

– Нет, меня соседка твоя приютила, – Галя не могла оторваться от девочки.

– Томка! – улыбнулась Валя, от неё отделаешься, как же…

Галя заметила, Валя располнела, ноги после рождения дочери не уменьшились, нет только живота огромного, а так не изменилась.

– Валь, ты опять беременная? – не сдержалась Галя. Золовка не успела ответить. – Валь, ну куда ещё? – сжалось всё внутри у Гали, и так живут концы с концами сводят. – Сколько можно нищету плодить?! В таких условиях живёте, прямо страшно, – совершенно искренне, глядя на племянницу спросила сноха.

У Вали кулёк с крупой выпал из рук.

– А тебе чего страшно? – неожиданно повернулась к ней Валентина, – у тебя всё хорошо. Ты зачем приехала? Носом меня ткнуть в моих детей? Вот они! Живы, здоровы, – показала она на Галочку.

– Ты на меня не рычи, я не ругать и поучать тебя приехала. Мне просто детей жалко!

– Это мои дети! И в жалости в твоей не нуждаемся. Ты откуда знаешь, как у нас? Второй раз за столько лет приехала, а в дом к нам ни разу не прошла. Из жалости ты нам помогала? Мебель, машинку обещала, так я тебя не просила. Правда, Галя? – обратилась к годовалой дочери мама, её грудь вздымалась от волнения.

Галочка сидела и раскачивалась на стульчике, не сводя глаз с красивой тёти.

– Ты дочку Галей назвала?

– Да, в честь тётки, умной и красивой женщины, – съязвила Валя.

Не ожидала Галина такого отпора, повзрослела младшенькая из семьи Бориса, за свою семью готова глотку перегрызть.

– А можно я её на руки возьму? Ты только не обижайся, ляпнула, не подумав. Вижу, со здоровьем у тебя неважно – варикоз, поправилась.

– Не могу восстановиться после этой красавицы, – глянула она на Галчонка, – конечно, возьми, она у нас младшенькая, избалованная. Прям как я была в семье когда-то. Ты тоже меня извини. Что случилось? Опять Борис?

Но Галина уже не слушала золовку, качала на руках племянницу, показывая ей одну безделушку за другой из своей дамской сумочки. Стыдно стало тётке, что с пустыми руками приехала, пообещала в следующий раз гостинцев из сада привезти и машинку всё-таки достать.

– Эти бюрократы обязательно что-то напутают. А тебе я привезу новое пальтишко и куклу, яблок из нашего сада. Тётя собиралась наскоро и ничего с собой не взяла, – приговаривала Галя и сама не верила, что так может возиться с маленьким дитём. – Или Бориса отправлю, в этом году яблок и груш в саду море.

– Валь, а у вас тут ничего не растёт? Ты сегодня одна, что ли? Где домашние твои? – племяшка уже юркнула с колен тёти Гали и за руку манила её в комнату к своим игрушкам, тётя не сопротивлялась, она и забыла, зачем приехала.

Сначала эта соседка ненормальная её отвлекла, теперь вот Галина… Миловидная, прелестная, как все дети, не больше, но Галя даже обстановку в доме не разглядела, так увлеклась ребёнком.

– Валь, отчего вы к нам не приезжаете? – крикнула она из комнаты.

– Да не знаю, некогда, – удивилась Валя такой перемене. – Виктор работает, дети в садике, старшие, пока лето, в ДК ходят на пение, в кружках занимаются.

– Приезжайте к нам на эти выходные, мы как раз дома будем, посидим во дворе, мясо пожарим. Детей с собой берите.

Валя не знала, что и думать…

Сноха не бросала их все эти годы, сумки через Бориса передавала, но, чтобы вот так, на шашлыки семьями, не было такого! Обычно все у них собирались, у Галины обязательно какие-нибудь неотложные дела случались в такие дни.

Галя и сама не поняла, где щёлкнуло у неё, когда увидела маленькую непоседу. Полдня провозилась с девочкой на полу в комнате, пока Валя не собралась её спать укладывать. Галя вспомнила, зачем приехала.

– Так что случилось? – укладывала Валя дочку в кроватку, вручив ей бутылочку с кашей.

– А, ерунда! Приедете в выходные, там и поговорим. Сейчас мне пора бежать, – взглянула она на часики на запястье, – мне ещё на работу заскочить надо.