Самый лучший комсомолец. Том 4

© Смолин Павел, 2024

Глава 1

Сидя в недрах Министерства иностранных дел, мы с Виталиной тщетно пытались успокоиться при помощи заместителя Чрезвычайного и полномочного посла СССР в Японии Андрея Васильевича Митрофанова.

– Япония, безусловно, потеряла большую часть суверенитета по окончании Второй мировой войны, но это, как ни странно, играет нам на руку.

– Классическое «только выиграли», – скорбно вздохнул я.

Виталина издала тихий, нервный смешок.

– Что ты имеешь ввиду, Сережа? – приподнял скрытую очками бровь наш куратор.

– Извините, Андрей Васильевич, продолжайте, – извинился я за неуместную ремарку.

– Так вот – на территории Японии американцы стараются соблюдать видимость приличий. Япония – их витрина, а витрина должна быть чистой и ярко сверкающей. Попытка устранить тебя чужими руками на территории КНДР – это одно, а проводить такую же акцию на собственном, так сказать, заднем дворе – совсем другое.

– Если бы я сдох в Корее, прогрессивному человечеству было бы насрать – КНДР для них пугало почище нас, – вынужден был я признать его правоту. – Никто бы и не удивился, когда западные СМИ начали бы вешать всех собак на товарища Ким Ир Сена – мало ли чего в голову кровавому диктатору взбрело?

– Япония приносит США очень много денег, – кивнув, продолжил Андрей Васильевич. – И заокеанским элитам такое положение дел нравится. Поэтому аналитики КГБ сошлись во мнении, что эта командировка для тебя в целом безопасна. Охрана, впрочем, будет обеспечена на высшем уровне – вплоть до размещения наших снайперов вдоль твоего маршрута.

– И они согласились? – удивился я.

– США позволяет своим сателлитам вести условно-независимую политику в определенных рамках, – пояснил он. – И это – как раз такой случай. Американцы со своими колониями не церемонятся, руководствуясь античной поговоркой «горе проигравшим», но в случае с Японией пытаются соблюдать приличия.

– Суки, – вздохнул я.

– Согласен, – вздохнул и Андрей Васильевич.

– Предлагаю называть американцев «пиндосами», – выкатил я рацпредложение.

– А почему «пиндосами»? – не понял он.

– А как их еще называть? – пожал я плечами.

Виталина заржала, сублимируя скопившееся напряжение – не хочет чтобы подопечный голову льву в пасть совал. Я не хочу тем более, но что поделать? Приказ родного дедушки, мать его!

МИДовец вежливо хохотнул и спросил:

– По нашим сведениям, ты хорошо разбираешься в культуре и менталитете японцев. Нужны ли тебе дополнительные консультации?

– Буду благодарен за методичку, – оптимизировал я процесс подготовки. – Извините, весь график в помойку полетел, на многочасовые лекции по японскому этикету времени вообще нет. Но методичку обещаю зазубрить. А вот Виталине Петровне полезно будет, – ехидно ухмыльнулся девушке.

– Накажу! – с хищным оскалом пригрозила она.

– Нету такого фетиша, – не стушевался я.

Андрей Васильевич кашлянул и продолжил:

– Японию и США связывают не только бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, но и крепкие экономические отношения. Это – огромная проблема для нас, потому что японские бизнесмены крайне консервативны. Любовь японского императора к твоей музыке – единственная причина, по которой они вообще обратили на нас внимание на качественно новом уровне. Поэтому, Сережа, значимость этой командировки недооценивать нельзя – от тебя зависят наши с Японией отношения на многие годы вперед.

– Я понимаю, Андрей Васильевич, – серьезно кивнул я. – И не подведу.

– Еще один наш козырь – общественное мнение. Подавляющее большинство японцев еще помнит войну и осознают полную бессмысленность применения атомного оружия. Но народ… – он развел руками.

– Народ не спрашивают, – кивнул я. – Можно немного «покачать улицы», можно подбить особо радикальных аборигенов на нехорошее – вплоть до суицидальных покушений на высшие государственные чины, но это так, кровавое баловство – не более. Пока народ не поднимется от мала до велика, включая часть элит, как это было у нас в Революцию, толку не будет.

– Верно, – подтвердил Андрей Васильевич и улыбнулся. – Тем не менее, тебя в Японии знают уже многие.

– И мне это чисто по-человечески приятно, – с улыбкой кивнул я.

Дело не только в манге про Наруто, которая завоевала любовь не такой уж и важной и массовой аудитории «протоотаку» – манга и аниме в эти времена воспринимаются исключительно как баловство. В мои времена на них выросла уже пара-тройка поколений, часть представителей которых сумела пробиться наверх и несколько изменить общественное мнение. Будет так и в этой реальности, так что я доволен – один сделавший карьеру обожающий мои продукты бывший школьник приравнивается к мелкому гвоздику в крышку гроба американо-японских отношений. Гвоздик мал, но если таких станет два-три десятка миллионов? Совсем другие перспективы!

Второй мой актив – музыкальный японский коллектив во главе с красавицей Кирико Такемурой, который ожидаемо рвёт чарты с момента релиза пластинки-гиганта и уже успел объехать с гастролями почти все крупные японские города. В плане поездки есть посещение их концерта в Токио, на стадионе «Будокан» – под конец шоу выйду на сцену, споем с певицей дуэтом, потом выкачу хитяру в своем исполнении. Император Хирохито обещал прийти, так что будем стараться не упасть в грязь лицом.

– С вами отправится делегация сотрудников Внешторга и представители ряда Министерств, поэтому все, что от тебя требуется – общая, как ты ее называешь, «презентация» перед Кэйдзай доюкай. Это…

– Закрытый клуб для офигенно важных япошек, трем четвертям которых место на виселице, – перебил я. – Но Токийским процессом рулили американцы, которым было выгодно оставить упырей в живых и при капиталах. Везде одна и та же х*йня! – раздраженно дернувшись, опустил голову на сложенные на столе руки. – Что в Нюрнберге, что там! – взяв себя в руки, не поднимая головы, успокоил куратора. – Извините, Андрей Васильевич, продолжайте – я дергаюсь только тогда, когда это не навредит Родине.

– Я тебя понимаю, Сергей, – мягко ответил он.

– Можешь, пожалуйста, очень вежливо спросить Романа Андреевича Руденко? – повернулся я к сочувственно смотрящей на меня Виталине. – На тему совместного перекуса и разговора о том, как ему непросто пришлось на Нюрнбергском процессе? Это – лично для меня, без далеко идущих планов.

Офигенно интересно потому что.

– Узнаю, – кивнула Вилка.

Докладчик продолжил:

– Как бы там ни было, «упыри» из Кэйдзай Доюкай нам нужны, как бы мерзко это не прозвучало.

– Давайте переложим вину! – предложил я. – Когда япошкам пришлось открыться окружающему миру, они осмотрелись и увидели очень интересную картину: мир четко поделен на колонии и метрополии. В их ситуации, как бы мразотно это не было, они приняли единственно верное решение – стать «Англией» тихоокеанского региона. Всего лишь учились у лучших.

– Очень хорошо, Сергей! – одобрил Андрей Васильевич. – Можешь сказать об этом во время пресс-конференции – японцы оценят. Еще один наш козырь – недавний обмен претензиями представителей США и Японии в ООН.

– А что случилось? – полюбопытствовал я, догадываясь о причинах.

– Стратегический противник обнаружил в своем воздушном пространстве десяток аэростатов, собранных из японских компонентов и запущенных со стороны Японии – двигателями они не оснащены, так что расчет траектории труда не составил, – объяснил МИДовец.

– Они ведь так уже делали, – заметил я. – В первой фазе Второй мировой, еще до Перл-Харбора. Вроде как биологическое оружие планировали распылять.

– Американцы тоже помнят такие прецеденты. Даже не представляю, чьих это рук дело, но нам случившееся на руку – японцы на обвинения сильно обиделись, – продемонстрировал исправно функционирующую на Родине секретность куратор.

МИД не знает! Громыко разве что – как-никак в Политбюро сидит, но делиться с подчиненными не стал. И я бы не стал – чем меньше людей о таких операциях знает, тем лучше.

– Словом – более удачного момента уже может и не представиться, – закончил речь заместитель посла.

– Задача ясна, важность осознаю, клянусь не подвести! – сев нормально, бодро отрапортовал я.

– В таком случае, – он залез в прислоненный к столу портфель, вынув оттуда две папки, которые передал Виталине. – В одной – «методичка», – улыбнулся. – Во второй – материалы для подготовки выступления в Кэйдзай Доюкай. Вас, Виталина Петровна, начиная с завтрашнего дня мы ждем на инструктаж – с десяти до четырнадцати часов вас устроит?

– Устроит, Андрей Васильевич, – подтвердила она.

Попрощавшись, покинули МИД.

– Сплавил меня, да? – фыркнула девушка по пути в Минкульт.

– Вовсе нет! – хохотнул я. – Просто делегировал душную часть подготовки – ты же секретарь, вот и облегчай мне жизнь. Если попытаюсь накосячить – ты это увидишь и вовремя остановишь. Я на тебя надеюсь, душа моя, – тепло улыбнулся Виталине.

Немного покраснев щечками, она ответила кивком и такой же улыбкой. Вот и хорошо. Прибыв в Минкульт, поднялись наверх, сели на свободную пару стульев в коридоре у приемной Министра культуры, привычно отмахнувшись от предложивших пропустить вперед подхалимов-функционеров. Мы, вообще-то, по записи, и строго по ней к Борису Николаевичу и пойдем.

За три минуты до назначенного срока к нам присоединились Аркадий и Борис Стругацкие. Впервые вижу, поэтому сильно обрадовался. Познакомились, поручкались, обменялись комплиментами.

– Скажи, Сергей, а это правда, что «Обитаемый остров» печатали в твоей личной типографии? – усевшись рядом, спросил Аркадий Натанович.

Борис поморщился, но влезать не стал.

– Слухи не врут, – подтвердил я. – Моя интеллектуальная собственность на Западе хорошо монетизируется, попросил у старших товарищей часть валюты в специальный фонд отправлять с возможностью тратить ее на созидательные проекты. Фантастику у нас уважают, поэтому в частности вы – огромный дефицит. Закупил за рубежом оборудование, бумажный комбинат поставил, теперь печатаю то, что считаю нужным.

– А гонорар, получается, тоже ты выплачивал? – продолжил допрос Аркадий Натанович.

– Я, пользуясь терминологией из вашего «Трудно быть богом», «лавочник», – развел я руками. – Нравится деньги зарабатывать. Но «лавочники» когда-то были прогрессивным классом и для человечества сделали объективно очень много. На купцов-меценатов и равняюсь. Не волнуйтесь, товарищи – ваши книги офигенно подпитывают бюджет Родины, которая мне рубли и начисляет. Просто частично вернул вам ваши же деньги.

– А доходы от продаж напечатанного твоей типографией тебе в карман идут? – скорчив неприятную мину, с хорошо скрываемым недовольством спросил Борис Натанович.

Да он же меня ненавидит! За что? Может подсознательно ощутил мою к нему неприязнь? Бориса понять можно – цензура объективно немало проблем Стругацким причинила, но его оголтелая антисоветчина и полная творческая импотенция после смерти Аркадия Натановича мне глубоко отвратительны. Нафиг, выкидываем из головы – более неактуально.

– Все доходы, как и от всех остальных Советских книг, уходят в бюджет СССР, – покачал я головой. – А фонд содержится чисто на мои персональные доходы. Во Владивостоке вот огромный пионерлагерь строить начинаем! – широко улыбнулся. – Нечестно же, что на Черном море у нас лагерей полно, а с той стороны – ни одного.

– Нечестно, – с улыбкой согласился Аркадий Натанович.

– Хорошо быть внуком, – уничижительно буркнул Борис Натанович.

– Очень хорошо, – спокойно подтвердил не обидевшийся я.

– Ткачев? – пропустив вперед «отработанного» функционера, выглянула в коридор секретарша Бориса Николаевича.

– В наличии! – отозвался я. – С нетерпением жду ваших новых книг, Аркадий Натанович, Борис Натанович.

Зашли в кабинет, и я обратил внимание на коробки, в которых виднелась часть ранее уставлявших кабинет вещей.

– Увольняетесь, Борис Николаевич?

– Увольняюсь, – подтвердил он. – Не тяну я эту грызню, Сережа, – грустно вздохнул. – Одни долбаные интриганы кругом, делом заниматься мешают. Еще и перемены эти тобой спровоцированные… – одернул себя и пояснил. – Но это я так, для порядка ворчу, по-стариковски – нынешнее положение дел в культуре СССР мне нравится больше прежнего.

– А кто вместо вас будет? – спросил я.

– Шолохов, – не удивил ответом он и злорадно ухмыльнулся. – Он этих паразитов быстро к ногтю прижмет!

– А вы куда работать пойдете?

– На пенсию, наверное, – пожал он плечами. – Или в твой совхоз, литературный кружок в ДК вести, – подмигнул. – Возьмешь?

– Товарища Полевого грех не взять, – улыбнулся я. – Но есть и другой вариант – я к вам из-за него и пришел.

– Меня трудоустраивать? – хохотнул он.

– Это уже жизнь коррективы внесла, – развел я руками. – Я же не знал, что вы увольняетесь. А пришел я к вам сказать, что наше телевидение – унылая и постная, извините, параша.

– Та-а-а-к, – многозначительно протянул он.

– Оно хорошо работает в качестве «излучателя», – продолжил я. – Но охотно его смотрят только люди средних и пожилых лет. Молодежи нравятся только музыкальные передачи и некоторая часть кинопродукции. Ну и «Зов джунглей» пионеры обожают.

– Хорошая передача, – кивнул Полевой. – Внуки от радости пищат. Но, цитируя Сталина, «критикуешь – предлагай!».

– Предложить и пришел! – поддакнул я. – Стране позарез нужен отдельный телеканал, заточенный под детско-юношеско-студенческую аудиторию. Потенциальное согласие от дедушки и Екатерины Алексеевны у меня есть, проект у Виталины в сумке.

Девушка передала Полевому папочку.

– Там расписана эфирная сетка на два месяца вперед, – добавил я пояснений. – Передачи, фильмы, научно-популярные блоки, музыка. Частично переедут с других, взрослых каналов, освободив эфирное время под унылые взрослые проблемы. Обоснование – в стране выросло уже второе поколение по-настоящему Советских людей, а реставрация капитализма невозможна в силу комплекса описанных в папке причин.

Наглое вранье – один пятнистый уе*ан на троне – и все, пи*дец стране. Но другие-то об этом не знают.

– Посему стране больше не нужно играть роль заботливой нянечки, ограждающий чад своих от ничем не замутненного развлекательного контента. «Контент» – это…

– Да все уже твои новоязы выучили, – перебил Полевой.

– Так вот – в рамках общего «раскручивания гаек» и курса на последовательное улучшение как материального, так и духовного уровня жизни граждан, чисто развлекательный канал – то, что нам нужно. Особенно если учесть, что весь тамошний контент будет должным образом согласован худсоветом – как и везде. Более того – всё показываемое там будет работать почище нудных политических лекций, потому что художественное произведение всегда несет в себе посыл. И наши посылы – всегда созидательные.

– И мне ты предлагаешь переквалифицироваться в потешного Лапина? – уточнил Полевой.

– В Лапина здорового человека, – с улыбкой уточнил я.

– В целом – интересно, – задумчиво развязал тесемки папочки Борис Николаевич.

– Я мог бы поставить на это дело какого-нибудь функционера с Останкино, но в этом случае мне придется гробить кучу времени – он же на каждый чих будет одобрения просить, – развел я руками. – А вы, Борис Николаевич, извините, это не лесть, а факт – ответственности не боитесь и справитесь гораздо лучше номенклатурного лизоблюда. Ну и если я неправ буду, вы мне об этом сказать не побоитесь. Устал от «одобрямсов», – вздохнув, жалобно признался я. – Такое ощущение, что хожу по стране и людей тупо под себя прогибаю. Противно!

– Однако все после твоего «прогибания» почему-то как сыр в масле катаются, – с теплой улыбкой успокоил меня Полевой. – Не переживай, Сережа, если зарвешься – мы с товарищами обязательно тебя носом натыкаем.

– Согласны на новое назначение? – благодарно кивнув, спросил я.

– Согласен, – подтвердил Борис Николаевич. – Но если что – не обессудь, область для меня новая.

– Всегда нужен адаптационный период, – кивнул я. – У вас там товарищи Стругацкие сидят, – кивнул в сторону коридора. – И мне просто любопытно – зачем?

– За Занавесом же издаются, – пожал плечами Полевой. – И до тебя издавались. Обычное согласование важных бюрократических моментов, – поморщился, как бы показав, где он эту бюрократию видал.

– Понял! – отозвался я. – Тогда мы пойдем книжки заносить куда следует. После командировки с вами встретимся, про канал подробно поговорим.

– Куда тебя отправляют?

– В Японию.

– Удивительно – какой-то невнятный, уж извини, рассказик в картинках хрен пойми про что, а такой эффект, – приложил «Наруто» Полевой.

– Вы пожилой, вам не понять, – отмахнулся я.

– Ну-ка иди сюда, – со зловещей улыбкой поманил он меня пальцем.

– Не-а! – с интонациями зайца из «Ну, погоди!» ответил я, и мы с Вилкой выбежали из кабинета.

Глава 2

Закинув куда положено «Имя розы», отправились в «кинокрыло». Никаких Тарковских в этот раз не встретилось, поэтому сразу пошли к Василию Петровичу – хороший мужик, вот и попросил меня к нему «прикрепить». Постучали, вошли, поздоровались, я отдал сценарий кино про самбиста и спросил:

– Василий Петрович, а что у нас про войну планируют в ближайшее время снимать?

– Сейчас, – он поднялся из-за стола и зарылся в картотечный шкаф. Перебирая папочки, перечислил. – «В бой идут одни старики» – это о летчиках. «Освобождение» – еще две серии снимаем. Смотрел? – повернулся ко мне.

– Все три вышедших, – с улыбкой кивнул я.

Он продолжил:

– «Проверка на дорогах» – о партизанах, Алексей Герман снимает. «Офицеры» – о двух товарищах, которые прошли путь от войны с басмачами до Великой отечественной, генералами стали. «Горячий снег» – про Сталинград. «Командир счастливой «Щуки»» – о подводниках. Пока все, – он закрыл шкаф и вернулся за стол. – А тебе зачем?

– Часть этих фильмов – черно-белая? – спросил я.

– Так, – подтвердил он.

– Черно-белое кино смотреть не так здорово, как цветное, – с детской улыбкой заявил я. – Василий Петрович, а можно на деньги фонда закупить для всех этих фильмов цветной пленки? В конце концов – вторая половина двадцатого века, а мы как Чарли Чаплин, блин – двумя цветами пользуемся.

– Некоторые товарищи считают, что цвет фильмам только вредит, – осторожно заметил Василий Петрович.

– Неволить наши творческие единицы не стоит, – покивал я. – Расстроятся и начнут саботировать – поди потом докажи, что режиссер не старается. Они же хитрые, сделают вид, что это такой художественный прием.

– Так и будет! – гоготнул Василий Петрович.

– В таком случае давайте поспрашиваем – если кто-то будет против, пусть снимает в двух цветах. Но если нет – фонд с огромной радостью раскрасит Советское кино о войне. Да даже больше – давайте масштабируем это вообще на все будущие фильмы. «Военным» и детским можно и бюджет за счет фонда увеличить – мне это будет очень приятно.

– Хорошо, Сергей, мы с товарищами об этом подумаем, – пообещал он.

– А можно от вас позвонить? – спросил я, словив потешную идею.

– Конечно! – он пододвинул мне аппарат и деликатно предложил. – Это конфиденциально? Я могу подождать в коридоре.

Просто прелесть, а не кадр – полностью подконтрольный, но подхалимажа, как ни странно, совсем не ощущается – просто хорошо делает свою работу, не теряя достоинства.

– Спасибо большое, Василий Петрович, – покачал я головой. – Никаких секретов нет, просто забыл на прием кое-куда записаться.

Набрав номер, услышал:

– Приемная Председателя КГБ. Что вы хотели?

– Здравствуйте. Это Сережа Ткачев беспокоит. Можно мне на прием к товарищу Цвигуну записаться?

Кинофункционер побледнел.

– А, это ты! – голос секретаря резко потеплел. – Когда хочешь?

– Мне по личному вопросу, так что – когда можно, но пятого июня я в Японию улетаю. Буду очень благодарен, если товарищ генерал армии сможет уделить мне три минуты времени до этой даты. Но если нет – уже после командировки.

– Секунду, – попросил секретарь.

– Семен Кузьмич – ценитель хорошей литературы и кино, – слил я Василию Петровичу стратегическую информацию. – «Семнадцать мгновений весны» во многом таким хорошим благодаря ему получился. Вот, хочу будущий проект обсудить – про шпионов.

– Вот как! – с облегчением на лице покивал кинофункционер.

– Товарищ генерал сможет принять тебя сегодня, – порадовал новостью вернувшийся к телефону секретарь. – В любое время.

– Я тогда через… – посмотрел на «штурмана»-Виталину.

– Двадцать две, – шепнула она.

– Двадцать две минуты прибуду. Спасибо.

Положив трубку, попрощался в Василием Петровичем, и мы вышли в коридор, где Вилка схватила меня за руку и перешла на бег.

– Могла бы и с запасом взять! – укоризненно заметил покорно бегущий за ней я.

– Так не интересно! – обернувшись, улыбнулась она.

Вот ехидина! В машине она спросила:

– А тебе зачем к Цвигуну?

– Если расскажу – будет не интересно! – с удовольствием отомстил я.

Долетев до Лубянки, скоротали «бонусную» минутку – пунктуальность наше все! – поцелуями и обнимашками. Поправив одежду, вошли внутрь, Вилка для порядка показала дежурному «корочку», и мы направились к Семёну Кузьмичу. В коридоре – народ в штатском, и я всех этих «дядей» знаю, поэтому поручкались, я траванул анекдот, и под сочный гогот мы с Виталиной зашли в приемную. Товарищ секретарь проводил нас к начальнику и выставил на стол чайный набор с сушками.

– Что у тебя, Сережа? – с улыбкой доброго дедушки на румяном лице спросил Цвигун.

– Я, Семен Кузьмич, совершенно не в курсе, что обо мне думают коллеги по цеху, – смущенно отводя взгляд, начал я его подбивать на злоупотребление служебным положением. – Это, конечно, курам на смех, но душу любопытство гложет так, что хоть вой.

– Прослушку хочешь кому-то установить? – ухмыльнулся он.

– Если это никак никому не навредит, – возя пальцем по столу, кивнул я. – Я понимаю, что это не совсем законно и вообще даже преступление, но… – развел руками.

– У нас новичков нынче много, – успокоил меня товарищ Цвигун. – Пускай учатся. Кого слушать будем?

– Спасибо большое, Семён Кузьмич! – поблагодарил я. – Меня волнует мнение… – перечислил ряд деятелей Советской культуры. – Я понимаю, что это – трата ценных человеко-часов и бюджета Комитета, поэтому, если можно, я бы хотел оплатить потраченное товарищами из прослушки время из своих средств.

– Не убудет, – отмахнулся Семён Кузьмич. – Практические занятия бюджетом предусмотрены, и кое-кого из названных тобой граждан мы уже и так «слушаем». Кого – не скажу! – подмигнул. – Полные стенограммы мы тебе не дадим – только там, где про тебя. Сам понимаешь – неприкосновенность частной жизни наших граждан мы блюдем.

– Само собой, Семен Кузьмич, мне только там где про меня и надо, – благодарно кивнул я. – Спасибо большое. Не будем вас больше от настоящих дел отвлекать.

– Да ты погоди, – остановил он встающего меня. – У меня ответная просьба есть – найдется в твоей деревне участок соточек в двадцать?

Еще один дачник на мою голову!

– Земли у нас полно. Вам и гектар найдем! – улыбнулся я.

Так-то оно и хорошо – моральный должок сразу отдам.

– Гектара мне не надо, – улыбнулся он. – А вот дачку с банькой бы построил. Продашь кирпичей товарищу генералу?

– Вам – по себестоимости отгрузим, – пообещал я.

По тому же принципу, что и Фурцевой с Зыкиной – «как своим», так сказать.

– Завтра помощника отправлю, участок выберет. Выбрать же можно? – уточнил он.

– Выбор у человека должен быть всегда, – глубокомысленно заявил я. – Присылайте, конечно, все в лучшем виде обеспечим. Мы недавно два пруда новых вырыли – один совхозникам купаться, другой – рыбачить. Вот неподалеку от второго очень хороший участок есть – сосны кругом, красиво.

– Сосны и рыбалку я люблю, – мечтательно прищурился товарищ Цвигун. – Все, беги, тоже дел поди этим самым жуй.

– Командировка, – развел я руками, поднимаясь со стула. – Придется ускориться, весь график полетел. Но приказы Партии не обсуждаются – надо, значит надо.

– Ты, Сережка, не переживай, – пожимая на прощание руку, успокоил меня Семён Кузьмич. – «Девятка» твою безопасность обеспечит на высшем уровне. Это в Корее… – он поморщился, видимо вспомнив дедов нагоняй, который после покушения просто обязан был состояться.

– Сложный регион, со своей спецификой, – закончил я за него. – Я понимаю, Семен Кузьмич, и в Японию поеду со спокойной душой – идеальной охраны не бывает, но «Девятка» по праву считается лучшей в мире.

– Я ребятам твои слова передам, – пообещал он. – Чтобы соответствовали!

И на этой оптимистичной ноте мы с Вилкой покинули гостеприимную (для меня, не для врагов Родины) Лубянку.

– Понимаешь, что это значит? – по пути домой спросил я Виталину.

– Что скоро в нашей деревне прибавится «дачников»? – догадалась она.

– Верно! – одобрил я. – Из списка! – указал на выбравшегося из государственной (потому что частных пока нету) рюмочной, пошатывающегося от количества выпитого дядьку лет сорока.

Мне уже пятую папку с разыскиваемыми гражданами выдать успели, больше двух сотен опознал и передал куда надо.

Виталина показала в окошко распальцовку, и бравые «дяди» скрутили падшего товарища.

– Никогда не надоест! – улыбнулся я девушке.

– Это ты поэтому товарищу генералу участок рядом с Фурцевским сосватал? – улыбнувшись в ответ, спросила она.

– Поэтому, – подтвердил я. – Их же охранять всех будут, и распылять дачки по разным концам наших земель неудобно с точки зрения расходования «девяткиных» человеко-часов. У нас в стране рационализацию уважают, нужно соответствовать, – вздохнул. – И чего им у нас надо? Я же все равно относительно скоро вглубь страны на генерал-губернаторство перееду.

– Потому что, Сережа, на старой даче Екатерины Алексеевны у нее во дворе насос стоял, воду качать из скважины, – поделилась неожиданным фактом Вилка. – А у нас – централизованное водоснабжение. Ты много деревень видел, где из крана горячая вода течет?

– Кое-где видел, – пожал плечами я. – Но ограниченно – когда котельная есть, от нее иногда близлежащие дома запитывают. Но это я так, для порядка ворчу, по-стариковски, – процитировал Полевого.

Девушка хихикнула и продолжила:

– Канализация тоже не везде есть. У Павла Анатольевича, например, нету – а он генерал-полковник.

– Направление не престижное потому что у него, – предположил я. – Никто не занимался толком.

– Верно, – подтвердила она. – И у нас «не престижное» было. Да вообще никакого не было – колхозы и колхозы, живут как-то да и ладно. А тут ты появился – дороги протянул, электричество, канализацию, воду – словом, образцово-показательную «Потемкинскую деревню» и построил! – мелодично рассмеялась. – Вот ты жалуешься, что уголовщины много…

– Жалуюсь, – поддакнул я.

– Но в других населенных пунктах с соразмерным населением преступность выше в разы! – выдала она удивительный факт.

– Равняться нужно на идеал, а не почивать на лаврах, став чуть лучше окружающих, – оправдал я свое пренебрежение статистикой.

– Это понятно, – отмахнулась она. – У нас воровать смысла не осталось – меньше двух сотен никто не получает, в магазинах чего только не найти… Знал, что к нам москвичи отовариваться ездят?

– Знал, – хохотнул я. – Кооперативную продукцию в основном такие вот «туристы» и разбирают.

– Поэтому удивляться здесь нечему – это в твоих глазах у нас там деревня с нюансами, а для окружающих – какая-то ожившая утопия. И от Москвы близко – сорок минут с нынешней-то дорогой. Уверена, часть будущих «дачников» в «Потемкине» почти на ПМЖ останутся.

– Хорошо, что с Дальним Востоком у них так не получится, – в предвкушении будущих свершений с улыбкой потянулся я. – Ля какая! – указал на припаркованный у кооперативного ресторана «Мерседес».

– Любовь Петровны Орловой автомобиль, – узнала машину Виталина. – А вот и она сама, – замедлившись, дала мне посмотреть, как пожилая когда-то главная актриса СССР, общаясь со спутниками, вышла из ресторана и прошествовала к автомобилю.

Стремительно начинающийся дождик заставил свиту развернуть над актрисой купол из зонтиков, ну а мы поехали дальше.

– Высоцкий, говорят, тоже себе скоро «Мерседес» притащит, – поделился я слухами. – Нет бы валюту на что-то хорошее потратить.

Но лучше так чем морфинизмом увлекаться.

– Любовь Петровне подарили, – заступилась за Орлову Виталина.

– Да я не о ней, – отмахнулся я.

– Потому что женщина? – осуждающе посмотрела на меня девушка.

– Трудно быть шовинистом, когда вокруг одни подкаблучники, а собственная невеста в любой момент может шею свернуть, – отмазался я. – Не о ней – потому что подарили! Да фигня, это все – только начало, скоро забогатевшие кооператоры начнут пороги обивать на тему доставки в СССР автомобилей так называемого представительского класса. Законом же предусмотрена возможность получения валюты, если твоя продукция на экспорт за Занавес идет. На руки не дают, но отоваривать можно. А еще я недавно товарища Щелокова отговорил для МВД «Мерсы» закупить. Совсем охренели – высшие государственные должностные лица просто обязаны ездить на изделиях отечественного автопрома, иначе становится странно – почему царевы люди на импорте гоняют, а народу нельзя? – хохотнул. – Так он в свою «Волгу» один хрен движок немецкий запихал и салон «прокачал» – кожа с красным деревом и инкрустированный драгоценными камнями набалдашник на рукоятке переключения скоростей.

– Сибарит, – осуждающе вздохнула Вилка.

– Колхозник в хреновом смысле, – поправил я. – Это когда из «грязи в князи» по пути потеряв часть самоконтроля. Он же важная обезьяна, так почему никто об этом не знает? Непорядок! Ох и пойдет скоро ржака на тему миллионеров-кооператоров. Я уже анекдоты и некоторые ловушки народу на потеху приготовил.

– Например? – захотела она подробностей.

– Например в телевизор придет специально подпущенный товарищ, которого мы оденем в пиджак удивительного малинового цвета. Размер понтов имаджинируешь?

– Имаджинирую! – заржала Вилка. – А анекдоты?

– Один кооператор хвастается другому: «Вчера крутой подарок жене на день рождения купил – яйца Фаберже, причем сразу оба».

Заметив у станции метро сидящую за укрытым тентом прилавком с пирожками знакомую фигуру, прервал смех девушки просьбой:

– Давай с той дамой поговорим.

– Знаешь ее? – послушно замедляясь и поворачивая, спросила она.

– Мария Ивановна, моя бывшая учительница русского и литературы, – кивнул я. – Уволена из-за любви к повести покойного Солженицына.

– Всем не поможешь, Сережа, – выдала дельный совет Вилка.

– Всем и не пытаюсь, – отмахнулся я. – Но конкретно здесь возможность есть, и я ей воспользуюсь.

Покинули автомобиль, укрылись зонтиками и подошли.

– Здравствуйте, Мария Ивановна! – поздоровался я с пожилой бывшей учительницей, слепо глядящей куда-то внутрь себя.

Прямо жалко – словно постарела лет на двадцать. Но это нет – просто в платочке и с шалью на плечах все старше выглядят.

– Ой! – в глазах мелькнуло узнавание, морщинки на улыбнувшемся лице немного разгладились. – Здравствуй, Сереженька! Как вырос-то!

– Почти сто семьдесят сантиметров, – похвастался я. – А у вас как дела?

– Да я что, я не жалуюсь, – отвела она взгляд. – Вот, работу нашла, к пенсии прибавка, внукам на подарки хватает.

Горло неприятно запершило, и это – не от простуды.

– А это у вас кооператив? – спросил я.

– Кооператив, – подтвердила она.

– Мария Ивановна, врать нехорошо, – мягко заметил я. – Вы же нас этому сами учили.

Шмыгнув носом, она подняла на меня начавшие увлажняться глаза:

– Честная я, Сережа! И врать не умею, и обсчитывать не умею! Каждый раз недостача, из получки высчитывают! – достав из кармана платочек, промокнула глаза. – Ну и ладно – мне и полтинника за глаза, я старая, мне уже ничего не нужно. На конфеты внучатам есть – и слава богу. Мне человеком остаться важнее – всю жизнь честно жила, честной и помру! Прости меня, дуру старую, – высморкавшись, убрала платочек и мягко улыбнулась. – Ты пирожков хотел? Тебе каких? – встав со стула, засуетилась. – Эти вот с яблоками, эти – с повидлом, эти – с капустой, а тут – с сосисками и картошкой.

– Заверните, пожалуйста, с повидлом и яблоками, – сглотнув ком, попросил я.

– Тебе сколько? – достав из-под лотка упаковочную бумагу, спросила она.

– Все, – выдавил я улыбку. – Домой едем, родных угощу.

– И правильно! – одобрила она. – Пирожки хорошие, даром что кооперативные – знакомая печет, ее племянник меня сюда на работу и взял. Он хороший, я больше все равно никому не нужна оказалась, – завернув пирожки, протянула сверток, но одернула себя. – Давай-ка еще на раз завернем, а то дождь – намокнут.

Рассчитавшись, вернулись в машину.

– Блеск и нищета СССР, б*ядь! – не удержался я. – Одним «мерс», другим – полтинник с барского плеча, за который руки целовать готовы!

– Сережа, ну нельзя! – тихо одернула Виталина доставшего пирожок меня. – Правила такие.

– И правда, – вздохнул я, убрав пирожок на место и отправив сверток на заднее сиденье. – Ну вот в чем она виновата? – пустился в рассуждения. – Всю жизнь генеральной линии партии следовала, при Хрущеве начали культ личности развенчивать, который, на минуточку, сами же придворные мудаки и выстроили, она и прониклась – если из телевизора про страшный ГУЛАГ рассказывают, значит так оно и есть – телек же врать не станет! Прочитала е*учего «Ивана Денисовича», прониклась еще сильнее – ху*ню же печатать тоже не станут! Значит Солж – хороший человек, и на убийство не способен! А тут раз – очередной сеанс переобувания в масштабах страны, а она-то уже не молодая, не поспела за сменой идеологии. Все, получай «Волчий билет». Поехали звонить, совесть буду успокаивать.

Подрулили к телефонной будке, Вилка позвонила «куда следует», «пробила» нужную инфу и продиктовала мне номер директора дома-музея А.П. Чехова.

– Директор, – трубку взяли почти сразу.

Неудивительно – обычно же секретарю звонят, этот номер, так сказать, «для своих».

– Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Это Сергей Ткачев беспокоит, мы с вами не знакомы, к сожалению.

– Это как посмотреть, – дружелюбно ответил директор музея. – У меня дома все твои книжки есть – дочка собирает.

– Как-нибудь к вам экскурсионную группу приведу, предупрежу, книжки подпишу заодно, – пообещал я. – Я к вам, Александр Дмитриевич, извините, с просьбой.

– Чем могу? – проявил он готовность к сотрудничеству.

– У меня учительница русского и литературы была, замечательная интеллигентная женщина. Не согласилась кое в чем мелком с руководством и вылетела, – коротко объяснил я. – Теперь вот пирожками на улице торгует, в ее возрасте и с ее квалификацией это несправедливо и унизительно. У вас вакансии экскурсовода случайно не найдется? Только так, чтобы не увольнять никого.

Точно знаю что вакансия есть – позавчера экскурсовод в Израиль уехал на ПМЖ, нового пока не нашли. КГБ знает всё!

– Найдем, – пообещал директор. – Как ее зовут?

Продиктовал ФИО и номер телефона, попросив позвонить вечером – прилавок, увы, телефоном не оборудован.

– Только так, чтобы я был не при чем, Александр Дмитриевич. Вам «легенду» придумать?

– Справимся! – хохотнул он.

– Спасибо вам огромное, – поблагодарил я и отключился.

Вернулись в машину, и Вилка спросила:

– А почему в совхоз ее не взял?

– Из чувства мести, – улыбнулся довольный добрым делом я. – Она меня за почерк ругала.

Глава 3

Вернувшись домой, закинул пирожки «дядям», сходил домой отчитаться о своем прибытии перед семьей, и, качая на коленках успешно привыкшую ко мне заново Алёнку, порадовал маму новостью:

– Дом моды нам согласовали.

– Я и не сомневалась, – отмахнулась она.

Взяв паузу, чтобы сделать «в ямку – бух!» и похихикав вместе с сестренкой, добавил:

– Мы с Виталиной сейчас кое-чего снимем – это часа на полтора-два – и я вернусь, будем платье мастерить. Завтра с утра вылет, так что нужно успеть.

– Успеть-то успеем, но может лучше выспишься? – проявила заботу родительница.

– Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… – начал я цикл заново. – Да чего там высыпаться – и так семь часов лететь, с двумя дозаправками – в Свердловске и Владивостоке. Выспаться – за глаза. И еще пояса часовые – в семь вечера в Токио прилетим, сразу в посольство – поужинать и дальше спать. Мне так даже лучше будет. В ямку – бух!

Как мало маленьким человекам нужно для счастья! Смеющаяся Аленка вдруг замолчала и принялась кряхтеть.

– На горшок! – мама среагировала быстрее меня, отобрав сестренку и усадив какать как положено.

– Кроме того – торопиться нужно, – добавил я. – Потому что не позднее августа мы должны подать заявку на участие в Нью-Йоркском показе моды в феврале 71 года.

– Нью-Йорк?! – ахнула мама.

– А чего нам? – с улыбкой кивнул я на старающуюся на горшке Алёнку. – Делать – так по-большому.

Каламбур родным зашел «на ура». Отсмеявшись, мама спросила:

– Туда, наверное, за деньги пускают?

– За деньги, – подтвердил я. – Триста тысяч за лучшее время показов в течение всей недели…

– Долларов?! – схватилась за голову родительница.

– Сережа… – кашлянула в кулачок Эмма Карловна. – Может нам и двух дней хватит?

– Извините, Эмма Карловна, но это моя валюта и моя мама.

И как так вышло, что в этой семье только у меня хватает силы духа перечить «матриарху»? Приемная бабушка сжала губы в нитку, и слово взяла старательно давящая панику родительница:

– Сережа, а если я не потяну?

– Потянешь, – отмахнулся я и улыбнулся. – Да ты не переживай, эти вложения за первую пару месяцев отобьются – что мы, тысячу платьев не продадим?

– Тысячу? – почти мистическим шепотом уточнила мама.

– Мы же не ширпотреб будем гнать, а высокую моду, – развел я руками. – А за высокую моду бесящиеся с жиру богачи готовы выложить даже не триста баксов, а несоизмеримо больше. Это я так, по-минимуму взял – потом точно решим, ориентируясь на итоги показов. Да хватит! – тяжело вздохнул, увидев, что успокаиваться мама и не думает. – У нас же куча ручных суперзвезд мирового масштаба есть. Один раз условная Света из АББЫ твое платье наденет на буржуйский прием – всё, «жены-трофеи» чисто из обезьяньих побуждений захотят такое же: это же прямо невыносимо, когда у кого-то есть, а у нее – нет!

– Все равно как-то… – пожевала губами мама.

– У меня в комнате папка на столе лежит – там стратегия развития сети элитных бутиков «Наташа» на два года вперед расписана, – надоело мне переливать из пустого в порожнее. – Почитай, проникнись – будем не хуже твоих любимых «Диоров» и «Шанелей». Да круче будем, потому что СССР с 71 года будет задавать направление мировой моде. Все, пойдем мы.

Прихватив Виталину, быстро свалил.

– Правда триста тысяч? – полюбопытствовала она по пути к ДК.

– На самом деле больше, – покачал я головой. – Это только так сказать «билет» на само мероприятие, кусочек, на который приглашают прессу. Мы с товарищами посчитали – почти миллион придется на это дело положить.

– Охренеть! – поразилась Вилка.

– Привыкай, – пожал я плечами. – Начинаются реально большие цифры. Еще годик, и мои проекты станут давать соразмерный нефтяному экспорту доход.

– А сейчас?

– По состоянию на конец мая – треть, – похвастался я и подмигнул. – Только не говори никому – это очень большой секрет.

– Поучи, – фыркнула она.

– Родись я за Занавесом, сейчас бы жил в охеренном особняке в колониальном стиле, – мечтательно протянул я. – Ежедневно предаваясь порокам, излишествам и беспорядочным половым связям с неминуемой смертью от всего вышеперечисленного лет так в двадцать семь. А здесь – вон! – окинул рукой окружающий нас совхоз. – Гораздо прикольнее время провожу! – широко улыбнулся. – Разве СССР не прекрасен?

– Прекрасен, – с улыбкой согласилась Вилка.

Добрались до «кинокрыла», я выдал девушке «Конвас-автомат», и мы убили два часа на съемки прерванного смертью Никиты Сергеевича «приложения» к выпуску «Политинформации» про Северную Корею. Сгрузив пленки штатному монтажеру – сценарий у него есть, пусть занимается – отправились забирать у творческой группы очередную главу «Наруто».

– Теперь все увидят, что у меня времени свободного нет совсем, – довольно потер я руки. – Это народ, а обижающиеся на мое нежелание посещать пафосные и протокольные мероприятия «совки» поважнее обижаться перестанут, приняв за повернутого на сельском хозяйстве блаженного. И то и то мне на руку.

– Все равно их обиды ни на что не влияют, – пожала плечами Виталина.

– Но неприятны лично мне, – развел я руками. – Я же весь из себя хороший и благородный, и заслуживаю соответствующего отношения.

– Я не понимаю, – призналась она. – У тебя самооценка завышенная или заниженная?

– Плавающая? – предположил я.

– А такая бывает? – уточнила она.

– В психологии чего только не бывает, – отмахнулся я.

Забрав у творческой группы во главе с Таней и Надей недостающий для публикации полноценного первого томика «Наруты» главу, торжественно подружек уволил, к огромной их радости – устали, бедняжки. Не японки чай, чтобы один-единственный проект всю жизнь штамповать, хотят разнообразия, и его для них у меня есть – теперь будут заниматься графическим романом «Хранители». Кино потом тоже снимем, когда «графон» подрастет. Администрации товарища Никсона, по моему разумению, прямо не понравится – в эти времена смотреться будет как откровенный глум над армией США, которая без супергероев не может осилить маленький, но гордый Вьетнам. Ну а мне – «плюсик» в общую копилку «всесторонней одаренности» и валюта.

Так-то бы хотелось «Мауса» подрезать, но уже никак – активно рисуется оригинальным автором, надо было пораньше «попадать». Но это все потом, а пока…

– Завтра в шесть? – по пути к дому – собираться будут – спросила Таня.

– В шесть – это вылет, – вместо меня ответила опытная «гастролерша» Надя.

– Встаем в половину четвертого, – кивнул я.

Псевдосестра поморщилась – не хочет.

– В самолете выспимся, – пообещал я.

– Говорят в Японии летом жарко, – смирившись с неизбежным, заметила Таня.

– За тридцатник, – подтвердил я. – И влажно – дождей много и океан недалеко.

– А ты будешь в пиджаке ходить! – захихикала Надя.

– Придется это терпеть, – вздохнул я.

Протокол, мать его.

– Но это – только во время официальных мероприятий, – успокоил сам себя. – На экскурсию пойду как нормальный человек – в футболке и шортах.

Почти – футболочки у нас нестандартные, с принтами, в рамках культурной экспансии. Пришлось из-за них двух старперов демонстративно из Аппарата уволить, чтобы остальные перестали переживать и гневаться. Нехер мне тут – перемены это когда перемены! У подружек программа не моей чета – гораздо веселее, из работы только совместная автограф-сессия для фанатов «Наруто», и, для Нади – выставка ее оригинальных работ. Остальное время – экскурсии и шопинг. Список гостинцев у них есть, всю неделю всех знакомых обзванивали на тему «чего вам привезти» – делегировал, я как-то по магазинам ходить не очень.

У дома слил девушкам инсайд, и они изъявили желание принять участие в вечерней разработке платья. Временно попрощались, и мы с Виталиной отправились в типографию. Здороваясь с работниками, добрались до кабинета директора, постучали, получили разрешение войти.

Поздоровались.

– Котаро-сан, заказ «Детгиза» готов?

– Через час, – кивнул он.

– Отлично! – обрадовался я. – В таком случае прямо с завтрашнего дня начинаем работать по профилю.

– Девушки закончили? – с улыбкой спросил он.

– Верно, – подтвердил я и выдал ему финальную главу первого тома. – Вам нужно что-нибудь передать семье и друзьям? – спросил я.

– Если вас не затруднит, Тукачеву-сенсей, я бы хотел передать им несколько банок с маринованными опятами, – попросил он.

– Передайте, пожалуйста, товарищу Герману, он обо всем позаботится, – одобрил я.

Все, полетевший график нейтрализован, можно с чистой совестью «сливать» маме первую новинку – платье с запа́хом – и ехать покорять Японию!

Ту-144 привычно пробил звуковой барьер, я поправил плед на сидящей слева (на правах сестры) Тане и повернулся к сидящей справа Виталине:

– О чем ты поговорить хотела?

Так и не легли вчера – пока мы разбирались с делами, мама ознакомилась с бизнес-планом, осознала масштабы, успела пережить паническую атаку, приложиться к пузырьку с валерьянкой и встретить нас с горящими от открывающихся перспектив глазами. Череда случившихся после моего «вселения» событий не прошла даром – характер у нее теперь железный, поэтому до самого времени отъезда мы чертили, спорили о тканях – Вилке пришлось поделиться подаренным женой Кима шелком – кроили и строчили, получив к трем часам ночи первый в мире экземпляр платья с запа́хом, шикарно смотрящееся на моей любимой Виталине и чуть менее шикарно – на маме. О последнем я конечно же умолчал – я же не самоубийца. Прототип мы взяли с собой – применим на Вилку во время торжественного приема в посольстве, опробовать так сказать.

– Я хотела поговорить о семье Нисимура, – поведала она. – Ты не против?

– Не против, один фиг увидимся, – кивнул я.

Потому что семья Саяки и она сама живут в нашем посольстве – денег на собственное жилье у них нет, потому что советские служащие.

– Когда ты звонил в МИД с просьбой оградить Каташи Ичировича от потенциальных проблем, он посчитал это оскорбительным. Это в любой культуре так, но для японцев, когда ребенок заступается за взрослого, унизительно вдвойне – это и стало ключевым фактором их переезда.

– И какая сука проболталась? – грустно вздохнул я. – Похер, мне-то что? Он там глава семьи, с него и спрос. Все, чужие люди.

– Врешь, Сережа, – мягко укорила она меня.

– Вру, – согласился я. – Грызет совесть, но что я сделаю? Травануть пожилого придурка и забрать выжившую часть семьи обратно?

– Есть вариант отправить их на работу в Европу. Сойке там точно будет лучше. Например, в Швейцарию. Аттестат у нее есть, сдаст экзамены на английском – а она сдаст, умная девочка же – и поступит в хороший университет. Иностранцев там учится много.

– Давай так, – ухватился я за соломинку.

– Но поговорить с Каташи Ичировичем тебе все равно придется – он может упереться, – расстроила она.

– Японский городовой! – выругался я.

– Как? – заинтересовалась она.

– Не слышала чтоли? – удивился я. – Древнее ругательство, зародившееся в нашей стране после визита Цесаревича Николая II в Японию…

– Где японский городовой ударил его мечом! – перебила Вилка, сложив два и два.

– Замечательный пример слабохарактерности загнивающей Империи, кстати – после таких инцидентов нужно ставить ультиматум вплоть до полного разрыва дипотношений и требовать высшей меры для виновного. Однако «японского городового» отправили на каторгу – япошки силы за царем-тряпкой не чувствовали. Виновный там быстро подох, но прецедент прямо удручающий. После этого соваться в Корею с целью насосать оттуда немножко денег для узкого круга приближенных к Высочайшему телу – что, кстати, и стало поводом к Русско-Японской войне – чистая тупость и авантюра. Увы, гниение оказалось слишком сильно, и Империя войну с треском проиграла – к огромному удовольствию японских хозяев-англосаксов. Личная доблесть и отвага русского солдата как-то перестают быть эффективными, когда у врага пулеметы, камуфляж и мотивации жопой жуй, а у наших – царь-тряпка, недостроенный Порт-Артур и полнейшее непонимание того, что они вообще здесь делают.

– Нам читали лекции, – кивнула девушка. – Настоящий позор и куча бессмысленной крови. Зачем нам вообще та Корея нужна была, когда три четверти территории не обустроено?

– Замечаешь простор для исторической параллели, кстати? – хохотнул я.

– Я своего цесаревича в обиду не дам! – пообещала она.

Чмокнул девушку в губы, укрылся пледом и отрубился, проснувшись от хлопка после отлета из Свердловска, и второй раз – после дозаправки во Владивостоке. Полюбовавшись океаном, приземлились в аэропорту Токио. Никаких многолюдных приветственных делегаций, само собой – безопасность превыше всего, поэтому, поправив костюм и пропустив вперед «дядей», выбрался на трап.

– Просто жесть! – оценил стоящую на улице жару и искажающие воздух испарения от прогревшегося за день асфальта.

На горизонте – небоскребы, за которые успело закатиться вечернее солнышко. Ну хоть не печет! Спина почти сразу покрылась потом, а дышать было трудно – воздух, как и обещалось, влажный.

– И чего мы сюда ранней весной или поздней осенью не приехали? – выкатил риторический упрек и натянул на рожу отработанную улыбку – трио фотографов запечатлели наш спуск с трапа.

– У нас все равно летом жарче бывает, – патриотично заметила Таня.

– Это потому что у нас воздух сухой, – пояснила ей Надя.

Спустились с трапа и поклонились сначала сопровождающим нашего Чрезвычайного и Полномочного посла Олега Александровича Трояновского – качественно причесанного улыбающегося мужика пятидесяти одного года отроду (почти даже и не потеет – привык, видимо) – важным япошкам из их МИДа, потом поручкались с русскоязычной частью делегации, и, в конце, поклонились японским фотографам – последним едва поклон обозначив, чисто вежливость проявить.

Никаких прогулок по терминалу, никакой таможни – у нас же дипломатическая поездка – сразу погрузились в кортеж (я, подружки, Вилка, дядя Герман и Олег Александрович – в лимузин, который вскладчину арендовали для меня наши действующие партнеры в виде «Сони» и «Шуэйши»), и покатили в наше посольство.

– Жуткая у вас тут жара, Олег Александрович! – поделился я с послом ощущениями. – Как вы здесь вообще выживаете?

– Повезло, что всю ночь шел дождь и дул сильный ветер – обычно по Токио нужно ходить в респираторе, потому что обилие промышленных предприятий порождает совершенно ужасный смог. Завтра вы с ним столкнетесь. А так – главное пить побольше, – с улыбкой поделился он лайфхаком, сразу вызвав симпатию.

– Это нам надо, – согласился я и скомандовал девочкам. – В буржуазных лимузинах всегда есть бар или типа того. Ищем!

Повезло Наде, мы разлили по фужерам холодной минералки на всех и чокнулись:

– За новые свершения на дипломатической почве!

Предложенный мной тост всем понравился, и мы выпили.

– Еще и кондиционер влепили, капиталюги проклятые, – потыкал я пальцем в расположенный в крыше воздуховод, наполняющий салон приятной прохладой.

– Сережа, не юродствуй, – хихикнула Виталина.

– Все, перестал, – одернул я сам себя и рассказал присутствующим о японском городовом.

– Такие исторические аллюзии нам не нужны, – с улыбкой согласился со мной товарищ посол.

Девочки глазели в окно – у Тани от видов небоскребов немножко отвисала челюсть, а вот успевшая много где побывать Надя вела себя как ни в чем не бывало.

– Народу – жесть, – посмотрел в окно и я.

Японцы в эти времена предпочитают костюмы и платья скромных тонов, не сильно-то отличаясь от остальной части сумевшего обеспечить пролам приемлемый уровень жизни мира. Мы, кстати, не исключение. Еще в глаза бросалась пестрая реклама, включающая в себя такой элемент, как наряженных в униформы промоутеров – до этого наши кооператоры пока не додумались, но мы активно пользуемся. Ну а как еще клиентов в наших непростых условиях привлекать? Полутора страничками в трех газетах, которым рекламу разрешили печатать? Это ж курам на смех. Ничего, журнал «Советский кооператор» скоро начнет работать.

– А правда, что здесь специальные люди в метро пассажиров в поезд заталкивают? – спросила посла Таня, тоже осознавшая степень населенности Токио.

– Правда, – подтвердил товарищ посол. – Японцы общественный транспорт уважают.

– Смотрите, молоко из пирамидки пьет! – обратила внимание Надя на выбравшегося из магазина японца с дипломатом в руке. – У нас такие же!

– Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой. То мне страшно, то мне грустно – потерял я свой покой, – пользуясь моментом, пропел я.

– Новая песня? – поинтересовалась Таня.

– Зачатки, – кивнул я. – Но к Японии не подходит – тут народ дисциплинированный, а Токио – город относительно безопасный. К Нью-Йорку условному лучше подходит. Текст такой…

Процитировал полностью, народ одобрил. По возвращении Магомаеву отдам, он у нас самый «поездивший», получится органично.

– У нас Котаро-сан по деревне так же иногда ходит! – захихикала Таня на бредущего по улице одетого в кимоно и деревянные тапки лысого и бородатого японского дедушку.

– Бонсай поди выращивает, – поддержал я разговор. – Традиционалист и консерватор строгих японских нравов, потерявший жену во время бомбардировок в Хиросиме. Фамилия, например, Аоки – зеленое дерево, если по-нашему.

– Откуда ты знаешь? – вытаращилась на меня Танюшка.

– Да придумал я!

Словом, путь до посольства пролетел незаметно, мы въехали в ворота, и я несколько расстроился, потому что знакомого по фоткам из интернета, венчающегося восьмиэтажным зданием комплекса с барельефами работы Церетели еще нет – жить будем в особняке еще царских времен, немного изуродованном и расширенном Советской властью. Впрочем, так даже интереснее.

– Новый комплекс будем строить? – спросил я товарища посла.

– Пытаемся выбить, – кивнул он. – Но пока не получается. Ничего, – улыбнулся. – В тесноте да не в обиде. Кроме того – памятник архитектуры.

Сигнал считан, посодействуем скорейшему строительству нового Советского посольства – в свете улучшившихся отношений будет прямо в тему и символично.

Глава 4

После экскурсии по посольству в ходе которой я перезнакомился со львиной долей «случайно» попавшихся на глаза сотрудников и их детьми – из ровесников только пацан по имени Федя, наполовину казах, по материнской линии – нас покормили в местной столовой старой-доброй картошкой с котлетами и гороховым супом. Из японского только десерт – булки-данго, которые мне не понравились – то ли приготовлены плохо, то ли просто не моё. А вот Таня и Надя экзотику оценили.

Далее пошли заселяться – я привычно с Вилкой, подружки тоже вдвоем, а вот остальным придется потесниться. Нет площадей – царская власть как-то не подумала, что в Японии придется держать такое количество сотрудников, поэтому семьи львиной доли наших представителей ютятся в одной комнате, пользуясь общими «удобствами».

– Нисимура у нас где? – спросил я Виталину, когда мы переложили часть шмотья из чемодана в шкаф.

– Этажом ниже, седьмая комната, – не подвела она. – Сходить с тобой?

– Не, справлюсь, – покачал я головой. – А где поговорить можно будет?

– В переговорной, двадцать третья дверь.

Поблагодарив, я покинул временное пристанище.

На стульчике у входа – дядя Дима, и он меня спрашивать не стал, присоединившись явочным порядком. Ничего не поделать.

– Как вам здешний климат, дядь Дим?

– Духота, – честно ответил он. – Но в джунглях – хуже.

– В каких именно джунглях спрашивать смысла нет? – уточнил я.

– Нет, – с улыбкой кивнул он.

– Приду к власти и посмотрю, – пообещал я сам себе.

– Посмотри! – гоготнув, одобрил он.

Постучали в дверь.

– С товарищем Нисимурой в непредвиденной ситуации я справлюсь, – показал я КГБшнику «спецручку».

– Извини, у меня приказ, – покачал он головой.

– Держите тогда, – передал ему спецсредство.

– Юморист! – припечатал он меня, не приняв подарка.

Пока мы разговаривали, за дверью происходила суета и раздавались шепотки, самые громкие – мужские. Далее последовали шаги, и на пороге появился одетый в костюм и успевший причесаться Каташи Ичирович, за спиной которого – жена в бело-оранжевом Советском платье в полосочку и Сойка – последняя в синей футболке и серой юбке. Под глазами – глубокие тени, вид в целом бледный, в глазах – тоска.

Прислушался к себе – ничего кроме жалости не осталось. Прошла любовь, как ничего и не было.

– Коничива, товарищи, – поздоровался с главой семьи за руку, кивнул дамам. – Каташи Ичирович, можно с вами поговорить наедине? Это недолго, но очень важно.

– Коничива. Конечно, Сергей, – кивнул он.

Мама Сойки добавила к его словам свое приветствие, а Саяка промолчала, старательно глядя на мои ботинки. Прости, девочка, но твой вид слишком красноречив – тебе в Японии ожидаемо-плохо, поэтому и говорить нам не о чем.

В неловком молчании наша тройка добралась до переговорной, дядя Дима закрыл дверь изнутри, мы с японским товарищем уселись за стол друг напротив друга, и я начал непростой разговор:

– Прежде всего позвольте принести вам свои искренние извинения за мой неуместный звонок в МИД, – поклон. – Это – не оправдание, но я хотел как лучше.

– Вы не виноваты, Сергей, – отвесил он поклон ответный – поглубже. – Это я должен извиняться за то, что не смог воспитать свою дочь должным образом.

Кивнув, я продолжил.

– Как бы там ни было, но жизнь продолжается. Я никогда и не в чем не винил ни вас с женой, ни Саяку. Я предпочитаю смотреть в будущее, а не прошлое, и именно об этом я и хотел с вами поговорить.

– Я выслушаю все, что вы посчитаете нужным мне сказать, Сергей.

– Скажите, Каташи Ичирович – вам нравится жить в Японии?

– Япония – наша Родина! – он гордо вскинул подбородок, блеснув глазами.

– Я спрашивал о другом, – развел я руками. – Ваша дочь выглядит глубоко несчастной и сломленной. Ваша жена смотрела на меня с надеждой, а вы – прятали глаза, словно расписываясь в собственной несостоятельности в качестве отца и мужчины.

– Простите, Сергей, но вы – слишком молоды, чтобы судить о таких вещах. Моя семья счастлива жить в Японии, – с вежливой улыбкой и предельно мягким тоном нахамил он.

– Я запрашивал информацию, – вздохнул я. – У Саяки здесь нет друзей, она старается изо всех сил, но учится плохо. Ее казавшийся идеальным там, за океаном японский здесь все считают никчемным, ее успеваемость просела, и после окончания школы ни в одно приличное учебное заведение ее не примут. Единственное ее сильное место – английский язык. Вы живете втроем в крохотной комнатушке, без малейших перспектив в будущем. Я достаточно взрослый, чтобы понять – ваше решение превратило жизнь вашей дочери в катастрофу! Вы – худший отец из всех, кого я знаю, и то, что Саяка меня отвергла – самая меньшая из ваших проблем. В конце концов – это ее право.

– Может я и плохой муж и отец, но придавать значение словам ребенка не намерен! – парировал Каташи Ичирович.

Вздохнув, я пошел другим путем:

– Я каждый день думаю о ней, Каташи Ичирович. Не потому что люблю, а потому что считаю себя виноватым во всем случившемся. Это – тяжелый груз на моей душе, и он мне мешает идти вперед. Простите мне мой эгоизм, но я очень прошу вас прислушаться к моей детской просьбе и переехать в Швейцарию! – низкий поклон.

– Я согласен, – удивил вредный япошка. – Могу ли я себе позволить ответную эгоистичную просьбу?

– Разумеется, Каташи Ичирович.

– Моя дочь устала жить в посольстве, – толсто намекнул он.

Да ради бога!

– Я обещаю вам позаботиться о доме для вашей семьи, – тряхнул я мошной.

Тоже мне деньги. Хорошо, что мне не придется напрягать административный ресурс и лишать придурка родительских прав – они же граждане СССР, так что отобрать у него жену и дочь с последующим переселением куда захочу вообще не проблема. Но это – крайний и откровенно скотский вариант.

– Спасибо за понимание, Каташи Ичирович. Теперь я буду спать спокойно, – с поклоном поблагодарил я.

– До свидания, – он поднялся на ноги, отвесил формальный поклон и покинул помещение.

– Прогнул тебя япошка, – заметил дядя Дима.

– Осуждаете?

– Вовсе нет, – покачал он головой. – Главное – результат.

– Главное – результат, – кивнул я. – Цитируя бывшего главу КГБ: «в нашей работе нужно и нападать, и отступать». Учитывая, кем этот самый глава КГБ стал теперь, в его словах сомневаться нет смысла.

– Юрий Владимирович – умный мужик, и равняться на него надо, – одобрил подход дядя Дима, и мы пошли «домой».

Оставив телохранителя на стуле, вошел в комнату и немного полюбовался спящей Виталиной – устала, бедняжка, а в самолетах спит плохо и беспокойно. Пускай спит, а я мешать не буду. Вышел обратно и с извиняющейся миной развел руками в ответ на недоуменный взгляд КГБшника:

– Возникло свободное время. Пойдемте товарища посла побеспокоим.

– Все лучше, чем в стену смотреть, – с улыбкой поднялся он.

– А вы, извините, когда в стену смотрите, о чем думаете? – спросил я по пути на верхний этаж. – Просто любопытно.

– Обычно – не о чем, – пожал он плечами. – Иногда – о своем, личном.

– Не скучно?

– Скука значит, что все хорошо, – нейтрально ответил он.

– И ведь не поспоришь, – вздохнул я. – А у вас дома телевизор цветной или черно-белый?

– А тебе зачем? – спросил он.

– Дарить не стану, – пообещал я. – Мне товарищ Цвигун запретил.

– Да мне и не надо – цветной купил в мае, – улыбнулся он.

– А до этого черно-белый был?

– Был.

– После перехода на цветное телевидение сны цветные стали?

КГБшник задумался, осознал и вытаращил на меня глаза.

– Феномен! – с улыбкой развел я руками. – У меня уже на три сотни людей статистика есть – в основном премированные совхозники. Все, как один, начав смотреть цветное телевидение, заметили, что сны тоже раскрасились.

– Почему? – спросил он.

– Хрен его знает, – честно признался я. – Академикам потом отнесу, может и разберутся.

– Я думал ты все знаешь, – ухмыльнулся он.

– Даже не близко, – покачал я головой. – И еще один феномен есть, но сначала вопрос – чем запомнилось выступление Никиты Сергеевича в ООН во времена Карибского кризиса?

– Стучал ботинком по трибуне, но ты этот миф в документальном фильме уже развенчал, – ответил дядя Дима.

– А до того как развенчал – так считали почти все, – кивнул я. – И за рубежом точно так же. При этом – ни одного документально подтверждения, кто-то слух бросил и понеслась. Как будто глобальное когнитивное искажение, причем я в архивах нашел ряд интервью, где даже полностью лояльные к СССР очевидцы это подтверждали, полностью игнорируя официальную хронику. Найду еще несколько таких случаев и напишу научно-популярную статью на эту тему. Назову «эффект Хрущева».

Потому что «эффект Манделы» еще не зародился, можно переиначить как мне надо. Сам Мандела сейчас в тюрьме сидит, пострадав за борьбу против апартеида. Поморщился – рано или поздно придется и Африкой заняться, а я туда ни ухом ни рылом в прошлой жизни – так, по верхам. Сложный и очень грустный регион.

Условным стуком постучал в дверь посла, которому по должности положены две комнаты и отдельный санузел, не без ехидного удовольствия послушал панический топот, и Олег Александрович, одетый в сатиновые трусы с ромашками и майку-«алкоголичку» (промо Родиной повеяло!) открыл дверь со словами:

– Что случилось?

– Ничего, Олег Александрович, – покачал я головой.

Дядя Дима весело и незаметно для посла мне подмигнул, оценив комичность ситуации.

– Извините за поздний визит, но я хотел спросить – во сколько у вас тут отбой?

Убрав с лица беспокойство, посол вежливо ответил:

– У нас же не пионерлагерь, Сережа! Кто во сколько хочет, тот так и ложится, – посмотрел на часы. – И вовсе это не «поздний визит» – половина девятого только, все еще бодрствуют.

– А к кому тогда можно обратиться по поводу сбора ребят в зале для приемов? Я в самолете выспался, а делать нечего, – с виноватой улыбкой развел руками. – Пообщался бы, песни хором попел.

Олег Александрович пожевал губами.

– На строго абстрактные темы, без скандалов и увольнений, – пообещал я.

– Мы здесь никакого «барства» не терпим, – на всякий случай уточнил он. – И ребята, хоть и разного возраста, но стараются дружить. Все отчеты педагогического состава регулярно отправляются в Москву согласно недавно принятому регламенту.

– Потому и «абстрактные темы без скандалов и увольнений», – с улыбкой кивнул я.

Грустно – побаиваются меня товарищи. Впрочем, так даже полезнее – расслабляться будут не так сильно.

– Сейчас распоряжусь, – пообещал он. – Через пятнадцать минут все будет готово.

– Спасибо большое, Олег Александрович, – поблагодарил я, и мы отправились обратно – нужно гитару взять.

– У нас прямой запрет на «скандалы и увольнения», – на всякий случай напомнил дядя Дима.

– А незачем, – развел я руками. – По детям сразу видно, если у них проблемы в коллективе. Нескромно, но у меня по физиогномике твердое «отлично».

– Это полезный навык, – похвалил дядя Дима, вздохнул и доверительно поведал. – А я зачет едва сдал, потому в «девятку» и определили. Я в «нелегалы» просился.

– Даже представить не могу, насколько туда отбор суровый, – признался я. – Я бы не смог.

– Ты бы и не смог? – фыркнул КГБшник.

– Не смог, – кивнул я. – Я и здесь не смог – одна встреча с товарищем Андроповым – и все, сразу приказ на ликвидацию в случае чего, – пожаловался я.

– Не все в мире Андроповы, – заметил он. – Да таких специалистов вообще раз два и обчелся!

– Согласен, – кивнул я.

На следующее утро смога было хоть отбавляй. Плотный, собака, страшный, воняет всей таблицей Менделеева, поэтому на наших лицах респираторы. На спешащих на работу (суббота? Ну и что? Это же не повод прохлаждаться!) аборигенах – тоже. Видимость совершенно никчемная, поэтому вместо наблюдения окружающих красот я любовался дамами: сидящей напротив, одетой в черное вечернее платье, соорудившей высокую прическу и надевшей на шею янтарное ожерелье (ну фишка у меня такая, дарю всем без задней мысли, но непредусмотренный эффект есть – экспорт Советского янтаря вырос кратно) Кирико Такемурой, сидящей слева от меня, наряженную в секретаршу Виталиной и сидящей справа, одетой в юбочку и бежевую блузку Надей.

Еще с нами едут дядя Герман, товарищ посол и куратор от японского МИДа – сорокапятилетний, плешивый, наряженный в костюм и очки в дорогущей оправе, полный японец по имени Эйдзи Кимура. Вроде приятный мужик, если на первый взгляд, а дальше я не лезу – мне с ним детей не крестить.

– Центр прессы и радиовещания Сидзуоки построен три года назад, – по пути рассказывал он о цели нашего путешествия. – Его архитектором является Кензо Танге, один из основоположников архитектурного движения метаболизма, которое возникло после войны. Оно объединяет в себе идеи архитектурных мегаструктур и органического биологического роста.

– Никогда не видел ничего подобного, – признался я, оценив висящие на гигантском столбе «коробочки» офисов.

– Похоже на дерево, – оценила и Надя.

– Верно, Рушеву-сенсей, – с улыбкой кивнул куратор.

Тяжело япошкам Надина фамилия дается.

– Предполагается, что по мере надобности к Центру будут «прирастать» дополнительные офисы? – спросил я.

– Верно, Тукачеву-сенсей, – подарил он улыбку и мне. – Конференц-зал находится в здании справа, – указал он на намного менее вызывающую высотку, – Но, если хотите, мы могли бы посетить и «дерево».

– Простите, Эйдзи-доно, – вмешался посол. – Но мы не можем себе позволить отступить от заранее согласованного маршрута.

– Я понимаю, Турояновусуки-доно, – с именем Олега Николаевича абориген тоже не справился.

Здесь тоже никаких встречающих фанатов – о мероприятии простым смертным не сообщалось – поэтому благополучно припарковались у здания, Виталина, дядя Герман и тройка «дядей» из машины сопровождения загородили со всех сторон, и мы зашли в здание – дядя Вадим при этом с вежливой улыбкой как бы невзначай не дал куратору войти первым – вдруг команду отдаст, заляжет, а нас покрошат из пулемета? Шутка неуместна – детство кончилось, после третьего полученного огнестрельного ранения уже насовсем.

В фойе – парочка японских безоружных (потому что нефиг тут) копов. Раскланялись с ними и по лестнице (лифт нам нельзя) добрались до второго этажа. Прошлись по устилающей пол коридора ковровой дорожке и вошли в двустворчатую дверь конференц-зала.

Японская часть журналистов дружно встала и отвесила коллективный поклон. Европейцам и американцам – пофигу. Мы поклонились в ответ и расселись за длинным столом, снабженным бутылочками с минералкой этикетками к камерам – подработка, десять штук баксов минералкоделы заплатили. Мелочь, но девичий шоппинг окупит. Все бутылочки, само собой, проверены «девяткой» на предмет непредусмотренных добавок.

Сначала выступил куратор, сказавший пяток предложений о том, как они рады видеть нас с Надей на гостеприимной японской земле. Его сменил Олег Александрович, выразивший надежду на то, что это поспособствует культурному и экономическому сотрудничеству между нашими странами. Дальше – я:

– Прежде чем мы перейдем к вопросам, уважаемые журналисты, я хотел бы напомнить, что мы с Рушевой-сенсей и Такемурой-сенсей представляем здесь только самих себя, политическими деятелями не являемся, и будем отвечать на вопросы только от своего лица.

Японцы вежливо покивали, «гайдзины» скорчили скептические рожи.

– Прошу вас, Ивадзуми-сенсей, – выбрал «рулящий» пресс-конференцией Олег Александрович репортера канала NHK.

– Вопрос к Тукачеву-сенсей и Рушеву-сенсей. Простите, Такемура-сан, – поклонился певице. – С вами на эту тему мы уже общались.

Она же тут давно.

– Как вам Токио? – задал он классический первый вопрос.

Сначала я:

– Мне нравится смотреть старые фото и кинохронику – в том числе японскую. Путь, проделанный Токио с начала двадцатого века поражает, и ваша столица воистину прекрасна, – отвесил я формальный комплимент и погрустнел. – Не примите это за грубость, но смог – ужасен. Впрочем, я уверен, однажды японский народ сможет решить эту проблему. К сожалению, это пока все, что я могу сказать – экскурсии запланированы на следующие дни. Обещаю поделиться впечатлениями во время интервью на вашем канале.

Теперь Надя:

– Сережа на удивление приземленный человек, поэтому не ощутил атмосферы – Токио невозможно перепутать ни с одним другим городом на свете. Я никогда не испытывала такого бурления жизни!

Надин ответ понравился журналистам намного больше.

– Daily Mail, прошу, – дал слово гайдзину товарищ посол.

– Вопрос мистеру Ткачёву. Как вы можете прокомментировать случившееся в Северной Корее покушение?

– Было неприятно, но мне удалось выжить, – пожал я плечами.

– Кто за ним стоял?

– Откуда мне знать? – развел я руками. – Но своими домыслами поделюсь охотно. Именно домыслами, – выделил голосом. – Во время визита в ГДР я охарактеризовал мистера Никсона как детоубийцу и труса. Возможно, ему это сильно не понравилось, и он при помощи южнокорейских марионеток решил пополнить личный рекорд убитых детей еще одним.

В зале поднялся шум, который прервал посол:

– Следующий вопрос, пожалуйста. «Акахата», прошу вас. – дал слово представителю японской коммунистической газеты.

– Вопрос Рушевой-сенсей, – а вот этому сложная для японца фамилия удалась. – Ваши работы…

Конференц-зал мы покинули через три часа, полностью довольные собой – нужные посылы заложены, проблем не возникло. Но как же это было скучно!

Глава 5

По пути в посольство – перекусить и переодеться перед экскурсиями – листал местные газеты, не забывая переводить кусочки для Нади и Тани – певица нас покинула, потому что на экскурсиях уже была, а живет отдельно – что мы, на квартиры для знаменитостей всеяпонского масштаба не наскребем?

– Здорово, что про нас пишут хорошее! – прониклась Надя общим комплиментарным тоном статей.

– Про Николая II перед его визитом тоже много хорошего писали, – чисто из вредности провел я параллель и просмотрел не относящиеся к нам материалы.

А вот это круто – вице-президент Объединенной Арабской республики Садат Анвар три дня тому назад погиб во время плановой инспекции строительства нового жилого комплекса. Посещенный дом не выдержал тотального разворовывания стройматериалов (ответственные уже задержаны) и похоронил под собой всю высокую делегацию. Работает дед Паша, и как, собака, ловко – это не конфетки с нитроглицерином, а всамделишный несчастный случай. Нормально, у нас там на побережье еще и гигантский кусок в аренду на 99 лет взят, санаторий для Советских тружеников строится. Вторая половина кусочка – плантация цитрусовых. Глядишь и не потеряем Египет. А вот Войны судного дня избежать не получится – слишком многим (и нам в том числе, как бы грустно это не звучало) она нужна. Минобороны ее тоже ждет и вроде как даже готовится, будем посмотреть, что из этого выйдет.

В этот раз нас потчуют этническими блюдами – мисо-суп, рис и куча всяческой рыбы. Никакого сашими – паразитов нам не надо, все подвергнуто должной термической обработке. Повара-аборигена приглашали, так что вполне аутентично, но я бы лучше гречки с сосиской навернул. Но девочкам нравится – чай не минтай школьный.

После обеда прихватили запас прохладительных напитков, сухпай, фотоаппараты и «Конвас-автомат» – потом в «Политинформацию» отснятое вставлю. Ну и вообще на память. Переоделись в идеологические бомбы: футболочки с принтом общей серии «анимедевочки в Советском сеттинге». Принт Надин – темноволосая лоли в комиссарской форме с вытянутой вперед катаной на фоне профиля Ленина и «серпомолота». Принт Танин – пышногрудая анимеблондинка в белом полушубке и белой же шапке-ушанке с решительным лицом готовится метнуть во врага гранату. Серп и молот – в наличии! Принт мой – отдающая честь анимебрюнетка в форме красноармейца на фоне развевающегося стяга с профилями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина с надписью «Вперед, к победе коммунизма!».

– Просто удивительно, насколько аниме-стилистика может сочетаться с чем угодно, – поделилась Надя культурологическим наблюдением.

Первый пункт назначения – Токийская телебашня:

– Построена в пятидесятых годах, – вещал Эйдзи-сан. – За основу проекта была взята Эйфелева башня, но наша выше на шесть метров!

Вот это повод для гордости, конечно! Поднялись на смотровую площадку, где нас сфотографировала сопровождающая группа журналистов. Пофотались и сами, я поснимал панораму на камеру. Все, можно двигаться дальше, к главному буддийскому храму Токио – Сэнсо-дзи. Вот здесь, несмотря на рабочую субботу, народу было полно, и нам пришлось несколько раз извиняться перед аборигенами, которых раздвигали сопровождающие нас копы. Молиться не стали, но в специально дозволенных местах пофотографировались, а я при помощи камеры взял экспресс-интервью у настоящего буддийского монаха.

– Храм основан в 628 году, но с тех пор много раз перестраивался, – выдал этнографическую справку Эйдзи-сан. – Последний раз – после Второй мировой войны.

– У нас тоже очень много памятников разрушило, – проявил я солидарность. – Будем надеяться, что больше такого никогда не повторится.

Японец горячо мои надежды поддержал, и мы отправились дальше. На выходе из храма увидели группу учеников начальной школы во главе с учительницей – тоже на экскурсию прибыли. Ребята поделены на три группки поменьше, в центре внимания каждой из которой – играющие в «Game&Watch» пацаны. Общий посыл шумового фона – «хочу такой же!». Спросив разрешения, заснял это дело на видео.

– Настанет момент волшебный, и ты увидишь свет в глазах влюбленных на аллеях Уэно-коэн! – прокомментировал я прибытие к следующему пункту назначения.

– Парк Уэно считается одним из главных мест для прогулок влюбленных токийцев, – с улыбкой кивнул Эйдзи-сан.

Я демонстративно сделал вид, что не заметил спящего на лавке бомжа. Япошка сигнал считал неправильно, извинился, привлек на помощь копа из почетной охраны, и они выгнали бедолагу.

– Позвольте извиниться за поведение этого падшего человека, – экскурсовод отвесил нам низкий поклон.

– При капитализме всегда найдется часть населения, не вписавшаяся, так сказать, в рынок, – развел я руками от имени группы. – Но проблемы социально-экономического базиса не способны умалить красоты Уэно.

Прошлись по аллеям, полюбовались красотами – жаль что сакура уже отцвела – пофотались там и тут, в том числе – с памятником Сайго Такамори – одним из «трех великих героев» эпохи Реставрации Мэйдзи. Упырь тот еще был, судя по рассказам экскурсовода. Потешно, что совсем неподалеку нашлось святилище Уэно Тосёгу, где аборигены поклоняются первому сёгуну династии Токугава. Токугаву в Реставрацию и щемил Сайго Такамори.

– Напрашивается параллель, – дождавшись паузы в рассказе экскурсовода, пустился я в рассуждения. – Что это сродни метафорическому парку, на одном конце которого расположен памятник генералам-белогвардейцам, а на другом – товарищ Чапаев, но это – другое. В Японии гражданскими войнами рулили элиты – самураи были и там, и там, и народ помнит и чтит обе стороны конфликта. У нас же Белые пренебрегли самым главным из доступных активов – волей и чаяниями народа, предпочтя ему материальную помощь из-за бугра, поэтому заслуженно проиграли более разумно подошедшим к вопросу государственного строительства Красным.

Расположившись в зоне для пикников у пруда, перекусили захваченным из посольства сухим пайком, попили чаю, покормили уточек, и отправились домой – солнышко уже клонится к закату. Завтра во второй половине дня вернемся, чтобы как следует осмотреть Токийский национальный музей. Мне и суперпамяти хватило бы и пробежки по его залам, но нельзя – принимающая сторона на такое «пренебрежение» их культурно-историческим наследием обидится, так что придется с глубокомысленным видом любоваться экспозицией до вечера.

Вечером снова собрал детско-юношеский контингент посольства на «творческий вечер». Ребята довольны, я тоже доволен, так почему бы и нет? После пятой хоровой песенки под гитару заметил, что Надя с пацаном-полуказахом о чем-то мило воркуют в углу зала. Совет да любовь или просто поклонник её творчества? Со временем будет видно, но после «отбоя» решил сходить к товарищу послу за справкой – кто это вообще к моей дорогой подруге клинья подбивает. Пожелали друг другу спокойной ночи, мы с Вилкой закинули гитару в нашу комнату и отправились к Олегу Александровичу.

– Нисимура уехали сегодня утром, – причину моего прихода товарищ посол понял неправильно.

– Мне говорили, – с улыбкой кивнул я. – Мы по другому вопросу.

– В их комнату уже заселились, – снова неправильно понял он и пожаловался. – С самого утра за неё грызня стояла.

– Наша нас более чем устраивает, – покачал я головой. – Мы чисто за справкой – пятнадцатилетний товарищ Виктор, который наполовину казах, с Надей Рушевой вроде как связи налаживает.

– Проходите, чаю попьем, – проявил посол гостеприимство.

Вошли, разулись, поздоровались с женой Ниной Николаевной. С дочерью Машей здороваться не стали – на «творческом вечере» виделись. Прошли в совмещенную с кухней «гостиную», хозяйка выставила на стол чайный набор.

– Мама Виктора – Альмира, дочь личного друга товарища Громыко, – поведал посол. – Хорошая женщина. Они с мужем – Андреем Викторовичем – познакомились в МГИМО, которое оба закончили с отличием. После учебы получили распределение сюда – не без покровительства отца Альмиры, само собой, направление у нас престижное, и зарплата хорошая, желающих много. Но со служебными обязанностями справляются в полной мере, – на всякий случай добавил он.

– А в свободное время как? – покивав, спросил я.

– Альмира маяться начала, – к некоторому неудовольствию Олега Александровича поведала Нина Николаевна. – Надоела Япония, а в Москве сейчас, по ее словам, «стало интересно». А муж ее – тюфяк, сидит в часах старых ковыряется, из дома не выходит больше чем надо.

Опять подкаблучник!

– Спасибо, Нина, – одернул жену товарищ посол. – Сам Витя – хороший, воспитанный, тихий мальчик. Отличник. Я, конечно, мог бы повлиять на его родителей, они его попросят к Наде не подходить…

– Спасибо, Олег Николаевич, но все совсем наоборот, – с улыбкой покачал я головой. – Мне будет приятно, если ребята подружатся. Но с этой целью «влиять» тоже не нужно.

– И в мыслях не было! – соврал он.

Ох уж эти дипломаты.

Утренняя репетиция с японской группой прошла штатно, потому что я всегда идеален и «в голосе», а музыканты изрядно поднаторели. Дуэт у нас с Кирико получился знатный – Сережин голос пока не ломается, так что сочетаемся на твердую «отлично». С моей сольной песней похуже – ее по идее взрослый мужик должен петь, но СМИ уже успели растиражировать факт «первой любовью Ткачева была японка», так что все все поймут. А еще по возвращении в СССР займусь японским певцом мужского пола, и эта песня станет мощным первым синглом.

Попрощавшись с музыкантами, натянул на рожу респиратор – задрал этот Токио, почему нельзя было приехать в какой-нибудь город поменьше? Уцуномия, например – по карте совсем близко, и смога там нет. Пофигу, ради дела терпеть можно и не такое.

Покинули выделенную нам японским лейблом репетиционную точку и погрузились в лимузин – вот он мне нравится! Со мной, кроме штатной охраны, Вилка, дядя Герман и Эйдзи-сан. Девочек будить не стал – репетиция стартовала в шесть утра, так что пусть отсыпаются перед запланированной на девять автограф-сессией.

Вернувшись в посольство, убил время при помощи Виталины, переоделся обратно в костюм – работать же придется, нужно соответствовать – коллективно подкрепились якисобой – лапша с мясом – и, обрадовавшись начавшемуся за окном ливню – жару и смог нейтрализует – отправились к новенькому торговому центру со здоровенным книжным отделом. Место определили методом аукциона, за нас «сражался» десяток торговых сетей. Шестьдесят тысяч долларов нам и сколько-то Shueish’е.

– Удивительное однообразие в выборе зонтиков, – прокомментировал я вооружившихся черными зонтами аборигенов за окном.

Выходной, поэтому народу еще больше чем в будни – японцы спешат развлечься изо всех сил, компенсировав тем самым стандартный двенадцати-четырнадцатичасовой рабочий день. Кстати…

– Эйдзи-сан, простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но как сочетается принятый у вас трудовой кодекс общемирового стандарта и переработки?

– Простите, Тукачеву-сенсей, это не совсем моя сфера ответственности, – позорно слился он. – Но в нашей стране существуют профсоюзы, которые заставляют работодателей заботиться о работниках. Времена дзайбацу давно позади.

Ясно/понятно.

– Кроме того, все переработки оплачиваются должным образом, а начальство порой работает гораздо больше рядовых сотрудников – ведь если директор предприятия не прилагает должных стараний, работники примут это за руководство к действию, – продолжил он.

– Это типа когда директор закрывается в кабинете и спит? – не удержался я.

Япошка дернулся, но быстро взял себя в руки:

– Для японца работа – самое важное в жизни. Коллектив – вторая семья, а рабочее место – второй дом, пребывание в котором придает жизни смысл и счастье. Рядовой сотрудник тоже может поспать на рабочем месте – ведь если он настолько устал, что не может работать дальше, никакого толку от него не будет. Зато потом он продолжает работу с новыми силами и с полной самоотдачей.

Вот такой сорт симулякра у них тут – в виде корпоративного сапога глубоко в заднице.

– Вы молоды, но уже достигли столь многого, – перевел он тему на менее скользкую. – И ваше трудолюбие заслуживает глубочайшего уважения.

Вилка, подружки и дядя Герман скорчили ехидные рожи – Сережа все еще «работает» часа три-четыре в день, а остальное время симулирует деятельность, гоняя чаи с совхозниками в кабинете или распевая песенки с совхозниками помладше, под видом культурно-просветительских мероприятий.

– Спасибо за высокую оценку моей деятельности, Эйдзи-сан, – ответил я с благодарным поклоном. – Продуктивность – это всегда плод общих усилий, и у меня бы ничего не получилось без сотен помогающих мне товарищей.

И это факт – сам я только направление задаю, а где-то там, «за кадром», в трудовых подвигах сжигаются миллионы человеко-часов.

Вот здесь встреча получилась как надо – вдоль тротуаров, изо всех сил стараясь не выползти на проезжую часть (не потому что страшно или копы оштрафуют – просто не хотят мешать спешащим по дорогам соотечественникам), раскинулась настоящая укрытая черными зонтиками река. В основном – семейные и пожилые пары с детьми возраста от шести до четырнадцати лет. Shonen потому что! Утешение – небольшие, с вызовом смотрящие на окружающих группы старше-школьного и студенческого возраста, на лицах которых читалось «да, мы отаку, и нас считают маргиналами, но нам плевать – мы отсюда без автографов не уйдем»!

Выбрались из лимузина, и, под очень культурный шумовой фон (никаких визгов, просто легкое оживление в толпе), вспышки многочисленных фотоаппаратов и неслышимый треск телекамер, по сформированному копами живому коридору, улыбаясь и пожимая протягиваемые в промежутки «цепи» руки, вошли внутрь.

Торговый центр привел в восторг даже Надю, чего уж говорить про Таню, которая дальше «ЦУМа» нигде не была? Немножко горели глаза и у Виталины – даром что старший лейтенант. Ничего, пока я буду заниматься окучиванием японских богачей, она будет сопровождать на коллективный шоппинг Таню и Надю, пусть развлекаются.

К нашему прибытию все уже готово – стоят картонные фигуры Наруто, Какаши (подружки от имени этого персонажа долго потешались) и Сакуры, между ними – возвышение со столом, тремя стульями и минералкой. Рядом со стульями – здоровенные ящики с привезенными из СССР мелкими подарками: наборы карандашей, деревянные пеналы (японцы деревянные изделия очень любят) с раскраской под хохлому, закладки для книг, шоколадки марки «Аленка» и прочее. Мелочь, но до чего же аборигенам будет приятно – мы тут на образ СССР работаем, и пару десятков тысяч «деревянных» под это дело бухнуть я не пожалел. Да у меня этих рублей вообще девать некуда – уже и не считаю, просто говорю, что мне нужно, и ни разу не было такого, чтобы не хватило. Потом надо будет сберкнижки посмотреть – и личную, и «фондовскую».

Мы расселись, я напомнил подружкам о важности задачи, получил в ответ «не нуди!», и к нам запустили аккуратно выстроившийся в очередь народ. Представитель Shueisha толкнул приветственную речугу в микрофон, далее поздоровались мы, и я, отметив обилие фотоаппаратуры на пришедших японцах, мощно поднасрал регламенту мероприятия, предложив всем желающим совместные фотки после взятия автографов. Зато какие довольные лица у фанатов!

После первых двух десятков человек – часть очень вежливо просила помимо росписи оставить маленький рисуночек, что мы с удовольствием делали – Надя вообще рисовать любит, поэтому привычно мастерила экспресс-портреты, Таня – животных, а я вовсю оставлял отсылки на будущие анимеподелки – от Акиры до Мегумин из «Коносубы», благоразумно удлинив юбочку. Народ страшно доволен – уникальное ведь всегда лучше «штамповки». Помимо этого, каждый получал подарок, что фанатов прямо поразило – нифига себе у «совков» сервис! Многие принесли подарочки свои – брелоки, наклейки, закладки и прочую приятную мелочевку, которую мы обязательно заберем с собой. Были и неожиданности – часть взрослых не только привела детей, но и принесла изданные не так давно в Японии книжки – «Бима» (не забывая снабдить благодарность за хорошую историю рассказом о том, как у них тут существовал Хатико) и «Марсианина». Японцы в эти времена научную фантастику почитают не хуже остального мира, так что тираж разошелся очень хорошо.

Седой и очкастый дедушка, который привел внучку, «порадовал» пожилой точкой зрения на «Наруто»:

– Я много бывал за границей, поэтому позволю себе заметить, Тукачеву-сенсей, что в вашей манге очень хорошо отображена легендарная сторона Японии – нас многие считают без пяти минут инопланетянами, и многие туристы всерьез рассчитывают увидеть ёкаев или кицуне.

– Кицуне я бы посмотрел с радостью, – с улыбкой ответил я.

Мероприятие из-за моего желания облагодетельствовать всех и сразу растянулось до темноты – поначалу хватавшийся за голову от такого простоя площадей директор ТЦ пришел в себя на втором часу, осознав, что народ расходится не сразу, а бродит по его детищу с целью совершить покупки – воскресенье же, единственный выходной, и некоторая его оптимизация не повредит.

Мои подружки выглядели краше в гроб кладут – перемазанные чернилами ручки трясутся, на лицах – намертво прилипшие улыбки, прически помялись. Ничего удивительного в том, что они вырубились как только мы погрузились в лимузин. А вот я – на удивление свеж и бодр, потому что человеческая любовь – самый нужный и приятный для меня ресурс. Но никакого музея сегодня уже не будет, придется эту достопримечательность пропустить.

– Эйдзи-сан, это совсем не то же самое, но, если у вас есть альбомы с фотографиями и описаниями экспонатов, я бы очень хотел взять их с собой в СССР.

– Я с радостью позабочусь об этом, – пообещал японский куратор. – Но лучше когда-нибудь приезжайте к нам снова.

Пообещав «подумать», взгрустнул – а сколько еще «загранок» впереди? Ладно, по возвращении домой выставлю лимит на них длиной в полгода и буду дальше сидеть в родной деревне, где так хорошо и спокойно.

Глава 6

– Спасибо, дядь Дим, – поблагодарил я доставившего папку «из центра» КГБшника и вернулся в комнату, на ходу срывая печать.

Дождик так и идет, и слава богу – хоть окно приоткрыть можно, кондиционерами наше посольство не оборудовано. Благо царева власть себе не враг и озаботилась толстыми стенами – почти терпимая температура в обычные дни, но все равно душно.

Сидящая на подоконнике и любующаяся падающими в освещенные фонарями лужи каплями, одетая в шелковый халатик Виталина отпила чайку и спросила:

– Что там?

Усевшись на кровать, достал листочки, «просканировал» и ответил:

– На прием тебе придется идти в чем-то другом, потому что здесь, – использовал листы в качестве веера. – Несколько десятков прецедентов того, как неосторожно надетая «модельная» шмотка стоила карьеры засветившим ее модельерам. Старшие товарищи вместо прямого запрета озаботились обоснованием – это приятно.

– Не беда, – беззаботно пожала она плечами и улыбнулась. – В Японии красиво.

– Очень, – согласился я. – Но это – их красота, основанная на менталитете. У нас так и пытаться не стоит – мы тяготеем к большим пространствам и европейским архитектурным формам, – подумав, добавил. – Ну и деревянное зодчество! А вообще, если так посмотреть, то до прихода Советской власти у нас с брендированием были большие проблемы.

– И до сих пор водка, матрешка да балалайка, – заметила Вилка.

– А еще Ленин, кумач, серп и молот, автомат Калашникова и во-о-от такенные, – показал разведенные на 180 градусов руки. – Ракеты!

Виталина хихикнула:

– И вправду получше стало.

– А вообще, если глобально смотреть – вот что, например, ты можешь сказать про Данию?

Виталина пожала плечами.

– А про Скандинавию, например?

– Лютефиск? – не очень уверенно предположила она.

– И так еще про три четверти европейских стран, – кивнул я. – И заметь – никто не парится, все свою страну любят. Вот и мы гордиться будем – водкой, матрешкой, балалайкой, автоматом Калашникова и ракетами!

– И природа красивая, – добавила Виталина. – Помнишь Колыму?

– Помню, – с ностальгической улыбкой зажмурился я. – Давай на Байкал на пару-тройку дней съездим как-нибудь?

– Обязательно съездим, – согласно кивнула девушка. – Концерт сегодня будешь устраивать?

– А как же! Это уже почти традиция!

Посмотрев на часы, девушка пошла на меня:

– Успеем!

И мы действительно успели.

По утру, попрощавшись с прекрасной частью коллектива (Надя завтракает в компании Виктора и выглядит таким раскладом довольной, отчего я немного и совершенно необоснованно ревную), мы с дядей Германом и Олегом Александровичем надели респираторы (дождик кончился, увы), по выходу из посольства раскланялись с Эйдзи-саном и покатили к штаб-квартире «Сони», которые на правах уже работающей с нами корпорации предоставили площадку для презентации. В машинах за нами – пачка специально обученных Внешторговцев, которые после моей общей «подводки» будут отвечать на конкретные вопросы.

– Волнуешься? – тихонько (чтобы не слышал Эйдзи-сан) спросил меня товарищ посол.

– Барон Китидзаэмон Сумитомо! – шепотом ответил я ему, ткнув пальцем в нужную строчку «списка приглашенных». – Дзайбацу Сумитомо, на Токийском процессе сидел. Можно ему горло перегрызть?

– Неудачная шутка, Сережа, – вымученно улыбнулся Олег Александрович.

– А еще целая пачка «гостей» с фамилией «Судзуки». А еще Мицуи! И Мицубиси! Ясуда! Асамо!

– Успокойся! – шикнул посол.

– Е*учий крупный финансовый капитал, – подвел я итог. – Все хорошо, Олег Александрович. Где моя личная ненависть и где интересы Родины? Это даже несоизмеримо.

Мерзко, но вот в таком ублюдочном мире мы живем. Да к черту – японцы всë, демонстративно выпороты, выхолощены и лишены зубов. И вообще не забываем перекладывать ответственность на англосаксов.

– Вы плохо себя чувствуете, Тукачеву-сенсей? – заподозрил неладное япошка.

– Все хорошо, Эйдзи-сан, – успокоил я его безмятежной улыбкой.

– Все, чего ты можешь добиться – полного разрыва дипломатических отношений, – продолжил вразумлять грустного малолетку Олег Александрович. – А хоть какие-то отношения…

– Всегда лучше их отсутствия, – перебил я его. – Сказал же – всё будет хорошо.

– СССР на тебя надеется, Сережа, – напомнил посол.

– И я не подведу, – напомнил я в ответ.

Добравшись до штаб-квартиры «Сони», оценил забитую лимузинами парковку. Мы прибыли на три минуты раньше положенного, но нас все равно опередили. Пофигу, хотят ждать – пусть ждут.

В коробочке из охраны прошли в здание, где нас встретил лично Масару Ибука – один из двух основателей «Сони». И это хорошо, потому что после формальных приветствий нам нашлось о чем поговорить по пути наверх, к конференц-залу:

– Ибуки-доно (никаких «сама» мне тут, ты мне не начальник), о вас ходят очень интересные слухи.

– Какие же слухи, Ткачёв-сенсей? – с улыбкой (потому что электронные игрушки уже дали много денег, и начальник корпорации ко мне от этого проникся добром) спросил он.

– О том, что вы разработали ряд новаторских концепций по воспитанию и обучению детей раннего возраста, и вскоре свет увидит ваша книга о них.

– Всего лишь хобби, – поскромничал он. – Боги наградили меня множеством детей и внуков, и я решил, что мой скромный опыт может быть полезен другим старикам.

– Боги щедры и к нашей семье – у меня четверо братьев-близнецов и годовалая сестренка. Когда ваша книга поступит в магазины, я обязательно подарю ее своему отцу – уверен, воспитание моих младших родственников после этого выйдет на качественно новый уровень.

– Не ждите слишком многого, Ткачев-сенсей, – улыбнулся он гораздо более искренне и проявил ответную любезность. – Ваша страна добилась многого в воспитании молодежи, а сам я знаком с трудами вашего замечательного педагога Макаренко. Как только книга будет закончена, я с радостью пришлю вам несколько копий.

– Я бы хотел попробовать издать ее на территории СССР, – масштабировал я.

Потому что книга без дураков полезная.

– Предварительное согласие от Министерства образования у меня есть. Вы не против, Ибуки-доно?

– Для меня это большая честь, – против он не был.

Через двустворчатые двери вошли в здоровенное помещение, центр которого занимали сдвинутые столы, снабженные водичкой, пепельницами (накурено просто чудовищно), канцелярией для ведения записей и табличками с именами присутствующих. На панорамных окнах – жалюзи, которые мы вскоре опустим, чтобы было видно проецируемые проектором слайды – особый Внешторговец уже знакомится с оборудованием.

Присутствующие пожилые мрачные япошки при нашем появлении отложили сигареты, и мы раскланялись. Заняв место за столом неподалеку от экрана, послушал «подводку к подводке» в исполнении товарища посла, занявшую изрядно времени – три четверти текста о том, насколько он рад и как велика честь. Нормально, че.

Настал мой черед, япошки рангом поменьше по команде Ибуки-доно занавесили окна, а я вышел к экрану.

– Прежде всего, вслед за Олегом Александровичем, я от всей души хочу поблагодарить собравшихся за уделенное нам время – уверен, у таких занятых людей оно – главная ценность, – поклон. – А посему не буду тянуть. Иннокентий Петрович, прошу вас.

Проектор ожил, показав карту Советского Союза.

– СССР – это не только первое в мире государство рабочих и крестьян, но и гигантский, платежеспособный рынок, – начал я вещать. – По результатам проведенной в начале этого года, население составило 241 720 000 человек. В преддверии подготовки ко Второй мировой войне наше правительство было вынуждено сделать ставку на тяжелую промышленность, из-за чего возник некоторый недостаток потребительских товаров. После Второй мировой войны ситуация несколько улучшилась, но из-за вынужденного участия в навязанной нам из-за океана гонке вооружений, нам пришлось и дальше развивать наш ВПК. Теперь, когда достигнут паритет, вылившийся в концепцию «гарантированного взаимного уничтожения», мы наконец-то можем уделить должное внимание быту и благосостоянию наших граждан – именно такая концепция развития была избрана лейтмотивом нынешнего правительства во главе с моим много уважаемым дедом, Юрием Владимировичем Андроповым. Первые шаги уже сделаны, базовые потребности человека СССР обеспечивает в полной мере, и минимальный размер заработной платы увеличивается дважды в год, что способствует оживлению потребительского сектора экономики.

Пока я вещал, проектор показывал инфографику, которая в цифрах объясняла почему «жить стало лучше, жить стало веселее».

– Плановая экономика обладает неоспоримыми преимуществами в трудные для страны минуты – этот факт подтвержден победой наших отцов и дедов в самой страшной войне в истории. Тогда против нас сражалась вся экономическая мощь захваченной Гитлером Европы. Но в мирное время она начинает давать сбои, и с этим тоже никто не спорит. Наше правительство нашло решение, интегрировав в экономическую систему СССР элементы капитализма в виде разрешения предпринимательской деятельности. Прошло меньше года, но уже можно констатировать – кооперативы стали эффективным инструментом, наполнившим полки магазинов потребительскими товарами, а бюджет страны – налоговыми поступлениями. Благоприятно они сказались и на личных доходах задействованных в частном секторе экономики граждан.

Еще порция инфографики.

– Останавливаться на этом наше правительство не собирается. До сих пор нам приходилось жить в режиме метафорической «подводной лодки», полагаясь только на свои силы, но мировой прогресс не стоит на месте – каждый день появляются все новые товары и услуги, и нет никакого смысла пытаться объять необъятное. Поэтому нашим правительством было принято решение об открытии в следующем году свободных экономических зон с целью привлечения на наш рынок зарубежных производителей потребительских товаров. На первом этапе планируется четыре зоны…

Смена слайда.

– Две – в восточной части страны, включая остров Сахалин и город Хабаровск. Подспорьем для развития этих областей станет железнодорожная ветка под названием Байкало-Амурская магистраль. Две другие – около Ленинграда. Там инфраструктуру достраивать не придется – с ней уже все хорошо. Резиденты этих зон будут освобождены от налогов, а иностранные сотрудники получат облегченный визовый режим.

Следующий слайд – карта Соцблока.

– Развертывание производств в наших свободных экономических зонах также дает доступ к рынкам стран Варшавского блока. На данный момент мы можем предложить вам сотрудничество в следующих экономических сферах…

Слайды начали меняться чаще.

– Гражданский транспорт – несмотря на энергичное строительство автозаводов, насыщенность нашей страны личным транспортом оставляет желать лучшего. Японские мотоциклы по праву считаются одними из лучших в мире, и мы будем рады наладить их выпуск у себя, к нашей взаимной выгоде, равно как и автомобилей.

– Аудиооборудование. Наша страна обладает рядом интересных патентов – драм-машина, электронные барабаны, эффекторы для струнных инструментов и широкая линейка микрофонов и синтезаторов. Все это на данный момент по большей части производится в ГДР, но их производственных мощностей не хватает, чтобы удовлетворить все потребности мирового музыкального рынка. Ведутся работы и по другим направлениям, но они пока коммерческая тайна. Собственное производство СССР в данный момент находится в стадии становления, но буду честен – выход на потребные мощности займет много лет, и мы рискуем упустить прибыли. Гораздо разумнее будет разделить их с Японией.

– Концессии на разработку ресурсов – особенно это касается Сахалина и прилегающих островов.

Грустно, но оживились япошки только на последнем пункте. Инерция мышления, мать ее!

– Фармацевтика – за последние два года СССР заимел ряд крайне многообещающих патентов – Омепрозол, Прозак, Сиалис – только первые из них. Эти лекарства будут актуальны многие десятки лет, и мы будем рады привлечь для их производства и дальнейших исследований японских фармацевтов.

Тоже некоторое оживление – уже лучше!

– И, разумеется, микроэлектроника развлекательно-прикладного назначения. «Одиссея» и линейка «Game&Watch» по предоставленной занимающихся их производством корпорации Sony, – благодарный поклон «хозяевам площадки». – Пользуются огромной популярностью в Японии и набирают таковую в Европе. «Видеоигровая» составляющая находится под защитой контракта с Sony, но две недели назад нами были получены патенты на микрокалькуляторы.

И заключение:

– Благодаря трудолюбию своих граждан и деловому чутью своих предпринимателей экономика Японии переживает настоящий расцвет, в будущем вылившись в настоящее «японское экономическое чудо», – сделал я япошкам приятно. – Этот эффект будет вами достигнут и без нас, равно как и мы справимся без вас – в конце концов, с Европейскими странами и Америкой вести дела привычнее и нам, и вам, но наше правительство считает азиатское направлении гораздо более перспективным по целому комплексу причин. На этом я передаю слово моим товарищам, которые представят вашему вниманию пакеты конкретных предложений и ознакомят с юридическими особенностями сотрудничества. Еще раз благодарю вас за потраченное время, – поклон, и я пошел на свое место, чтобы проскучать там следующие пять часов.

В посольство возвращался несколько приунывшим, поэтому Олег Николаевич принялся меня утешать:

– Ты прекрасно справился, Сережа – мы ожидали более худших итогов, но предварительные договоренности на фармацевтику, концессии и электронику с пролонгированием контракта с «Sony» и скорым заключением такого с «Casio» – это невероятный успех! Японцы консервативны, но практичны. Рано или поздно, осознав перспективы и посмотрев на доходы «первопроходцев», подтянутся и другие.

– Просто я хотел «Ямаху», – с улыбкой развел я руками. – Офигенно удобно было бы – и мотоциклы, и аудиотехника. Автомобилисты тоже не больно-то прониклись – а машины нам охренеть как нужны.

– «Всё и сразу» бывает редко, – заметил он.

– Факт, – согласно кивнул я. – Будем считать, что я просто зазнался и привык к тому, что мои предложения принимают с радостью и ликованием. Пока никто не пожалел, кстати, так что правильно делают. Ерунда, просто морально устал. Тяжело мне «загранки» даются, даже не знаю почему, – поделился с послом наблюдением над самим собой.

– Дома всегда лучше, – с улыбкой кивнул он.

Сделав небольшой крюк, посетили Гинзу – главный торговый район Токио – где я совершенно ужасным способом «слил» три четверти заработанной рекламными контрактами валюты, купив всем своим девочкам (в широком смысле – включая бабушку Эмму) эксклюзивные, дорогущие кимоно ручной работы самого пафосного японского мастера. Десять тысяч долларов за штуку, просто очуметь, но я же тоже человек, и иногда светящиеся от радости родственные, дружеские и любимые глазки перевешивают метафорический кирпичный завод, который я на шелковые тряпочки и спустил. Легко пришло – легко ушло! На подарки попроще набрал дешевых, но симпатичных манэко – котиков с поднятой лапкой. Часть – в формате копилок. Себе одного поставлю.

– Себе – ничего? – спросил не осуждающий меня (по крайней мере вида не показывает) товарищ посол по пути в посольство.

– Так мне все что надо по каталогам привозят, – пояснил я. – Смысл по торговым центрам бродить? Долго и неудобно. А вот такое, – погладил рукой стопку нарядно упакованных кимоно. – Такое по каталогам не выберешь – их там просто нет. Но вы правы – что-то иногда можно и для себя. Посоветуете мне хорошего мастера бонсая, Эйдзи-сан? Хочу сосну в горшочке.

– В каком стиле? – уточнил он.

– В наклонном, – подумав, выбрал я. – Меня вдохновляют клонимые ветром деревья – обладая гибкостью, они не ломаются. Буду благодарен и за подробную инструкцию по уходу за растением.

– Я обо всем позабочусь, Тукачеву-сенсей, – пообещал японский куратор.

Глава 7

Прохладные струи воды приятно били по уставшему от жары, не единожды пропотевшему и провонявшему чужим табаком телу. Душ в посольстве общий, поэтому, в целях безопасности, под соседним полощется дядя Герман, а вот остальные три – свободны. Большая часть сотрудников еще на работе потому что. Как-то прямо неловко – не из-за наготы, а из-за отсутствия перегородок. Как в тюрьме, блин! Ох уж эта Родина. С другой стороны – может от этого «чувство локтя» вырабатывается?

Ведущая в раздевалку дверь хлопнула, мы с товарищем подполковником обернулись – Витька-полуказах зашел, тоже решил освежиться, видимо. Рядовых сотрудников велено пускать, я же не настолько зазнался, чтобы в одиночестве банные процедуры принимать, пока остальные злятся и обламываются. Поздоровались, пацан пристроился к соседней от меня лейке. Продолжив процедуры, я немного смутился – пялится, зараза такая. Но эрекции, прости-господи, нету, так что может просто из любопытства? Я же типа Электроник, вот, человечность проверяет. Но пялится безбожно – это в конце концов невежливо!

– Как жизнь? – не выдержал я.

Дядя Герман хрюкнул.

– Нормально, – смущенно буркнул Витя. – А это от пуль у тебя шрамы?

– От них, – не без облегчения подтвердил я.

Вот она разгадка – шрамы у меня довольно жуткие, и интерес к ним я понять могу.

– А пули остались? – спросил он.

– Одна есть, – подтвердил я. – Из груди вынули, дома храню, под бронестеклом на память.

– Ничего себе! – восхитился он. – А в меня пока не стреляли.

– Радоваться надо, – веско заметил дядя Герман, у которого туловище вообще хоть в музей непростой жизни сдавай – и колотые, и резаные, и рваные, и огнестрельные – все собрал.

– Согласен, – поддакнул я. – Когда стреляют – это больно и страшно, я бы, например, больше не хотел.

– Буду радоваться, – пообещал пацан.

Вроде даже искренне. Смыв с себя мыло, он свалил.

– Странный какой-то, – поделился мнением дядя Герман.

– Странный, – согласился я. – На чужбине вырос – может поэтому?

– Другие-то обычные, как у нас, – не согласился он.

– Надо будет папочку попросить – и на него, и на родителей, – решил я. – Надя у нас ценная госсобственность, и кому попало ее отдавать нельзя.

– Сваха ты, а не комсомолец! – приложил меня КГБшник.

– Одно другому не мешает, – не обиделся я.

Закрыв воду одновременно со мной, товарищ подполковник подобрал взятый с собой «макаров», мы выбрались в раздевалку, и я расстроился – полотенце пропало. Товарищ подполковник тоже это заметил и выглянул в коридор, где сидит дядя Вадим.

– Кто выходил?

– Только пацан, – ответил тот.

– Ворует, сученок, – вернувшись, поделился выводами дядя Герман.

– Может перепутал? – мне о Викторе думать плохо не хотелось.

– Тогда свое бы оставил, – резонна заметил ликвидатор, вытерся собственным и протянул мне. – Держи, если не брезгуешь.

– Я вашу медкнижку видел, заразных болячек там нет, – улыбнулся я, принимая предмет. – Спасибо.

Нарядившись в халаты – дядя Герман под свой надел кобуру – покинули раздевалку, прихватив с собой дядю Вадима.

– Придется к Витьке идти, воспитывать, – вздохнул я. – Знаете где они живут? – обернулся на КГБшников.

– Всех знаю, – заверил дядя Герман.

Поднялись на второй этаж, прошлись по коридору и постучали в дверь с номером двести семь.

Витя открыл сам, и его лицо тут же окрасилось паникой.

– Родители дома? – спросил я.

– Нет, – с преувеличенным энтузиазмом покачал он головой.

– Мы тогда зайдем, – заявил я.

Дядя Герман аккуратно убрал пацана с пути, и мы зашли. Ого, у нас тут две комнаты! Неудивительно для дочери «личного друга товарища Громыко». Первая обставлена в японско-колхозном стиле – это когда над колченогим «антикварным» столиком в стиле барокко висит икебана, кровать застелена местным покрывалом с вышитым на нем тигром, а на стенке стоят японские сувениры вперемежку с хрусталем. Просто квинтэссенция безвкусицы! А еще – всего одна семейная фотка, и Виктору на ней года два.

– Тут родители спят? – уточнил я.

– Тут, – подтвердил пацан.

– Ты, значит, вон там, – и я направился ко второй двери.

– Туда нельзя, папа там часы собирает! – он попытался перегородить проход.

– Пока полотенце не найду – не уйду, – вздохнув, развел я руками. – Нафига оно тебе вообще?

– Я… – пацан густо покраснел.

– Онанизмом заниматься? – проявил черствость дядя Вадим.

– Я им не занимаюсь! – покраснел допрашиваемый еще сильнее.

– Точно онанизмом, – хрюкнул КГБшник.

– Дядя Вадим, я совершенно уверен, что и у вас был период подростковой мастурбации, – влез я к веселью дяди Германа. – Это совершенно нормально, – перевел взгляд на Виктора. – Если при этом не нюхают чужие предметы!

Тут тоже есть ряд нюансов, но мы о них не будем.

– Мне девочки нравятся! – оправдался пацан.

– Заходим, – надоело мне ломать комедию. – Извини, но воровство – это плохо.

Дядя Герман уже привычно отодвинул Виктора, и мы зашли.

Слева – отцовский закуток в виде простенького стола, на котором аккуратно разложены запчасти механических часов. Стационарная лупа – в наличии. На стене – фанерка с висящими на гвоздиках инструментами. Рядом – тикающий шкаф с «готовой продукцией». Сразу видно – своему хобби человек предан всей душой.

С другой стороны – узкая кровать, застеленная советским покрывалом, шкаф с книгами – мои на самом видном месте. Над кроватью – десяток моих «официальных» фотографий. Рядом – ученический стол с учебниками, тетрадками и прочим.

– Личное пространство я уважаю, – заявил я донельзя смущенному, как оказалось, фанату. – Поэтому давай полотенце, поклянись больше никогда не брать чужого, и мы уйдем без последствий.

– Сейчас, – старательно отводя наливающиеся слезами глаза, пацан подошел к кровати и приподнял матрас.

Пока он вынимал полотенце, я успел рассмотреть посвященный мне «иконостас» – еще куча фоток, открытки, розданные на «творческих вечерах» автографы – ребята уже по три штуки взять успели, «на обмен», говорят. Фанат здесь у нас не простой, а хардкорный.

Помимо целевого предмета, он так же вынул пару носков и шорты – я это все в прачечную сдавал и уже смирился с потерей. Особенно носков – они вообще имеют свойство время от времени пожираться Богом Стирки.

– И это спёр, значит, – вздохнул я и повернулся к КГБшникам. – Товарищи, можно мы с Витей наедине поговорим?

– Зови если что, – кивнул дядя Герман, и они переместились в соседнюю комнату.

Усевшись на отцовский стул, я велел:

– Садись.

Он послушно опустился на свою кровать, и я начал допрос.

Картина ясна: классический пример семьи, где всем на всех плевать – папа целиком в часах и под каблуком, с сыном общается только на уровне «а, пятерку получил? Ну молодец, не мешай». Мама и того «краше» – надо было внучка важному папеньке «подарить», вот и подарила. Энтузиазма – ноль, как только Витя достиг возраста относительной самостоятельности, вообще на него внимание перестала обращать. Друзей в посольстве толком нет – остальные здешние дети либо на пару-тройку лет младше, либо наоборот, а в Витином возрасте это критическая разница. То ли дело я – мне со всеми нормально, разновозрастные друзья и подружки тому пример. Как итог – острая форма «сережезависимости», и с этим придется что-то делать: я же вижу, что Наде он нравится.

– Родителей теперь из МИДа попрут? – вытерев слезы, спросил он по окончании монолога.

– Мы же договорились, что заберу свое и уйду, – напомнил я. – Твоя мама в Москву собирается переводиться.

– Не знал, – шмыгнул он носом.

– Я в деревне живу, могу попросить тебя в тамошнюю школу зачислить, – предложил я. – Комнату в общаге дам, будешь жить почти самостоятельно, а к родителям на выходных ездить – твоя мама в деревню ехать не согласится, сам понимаешь.

– Я согласен!

Чуть из штанов от радости не выпрыгнул, бедолага.

– Надя тебе как?

– Надя хорошая, про тебя много рассказывает, – улыбнулся он.

Ясно – нафиг ему Надя не нужна. Да плевать, тоже так-то точка преткновения. Ну и мелкие еще, может ничего из этого и не выйдет.

– Ну все тогда, – я поднялся на ноги и протянул руку. – Пока.

– Пока! – он радостно потряс конечность. – А концерт сегодня будет?

– А как же, – подтвердил я и покинул комнату в смешанных чувствах.

И нафиг оно мне надо было?

Перед визитом императора Хирохито все посольство стояло на ушах. Это уже не субботник, а самый настоящий «дембельский аккорд» – настолько в отведенных для посещения монаршей персоной и прилегающих территориях было шумно и «мыльно». Я, будучи как все, немножко помог подмести ведущую в посольство аллею, и, сочтя на этом свой долг перед Родиной исполненным, свалил внутрь – ко всеобщему облегчению, мало ли чего наследному (через одного) принцу в голову взбредет, стоит тут над душой – где с наслаждением снял с потной рожи респиратор.

– Еще три вилки! – раздался зычный рык ответственного за мероприятие.

– Я бы не отказался, – не удержался я от подколки в адрес Виталины.

Девушка ответила привычным не наносящим урона щелбаном и обидно напомнила:

– А кто вчера перед сном бурчал, что «больше не может»?

– О таком мужчинам говорить нельзя! – укоризненно ткнул я в нее пальцем.

– Извините, – протиснулся мимо нас посольский функционер.

Стало совестно, и мы свалили с прохода.

– Пошли до кухни, – предложил я.

Верная служебному долгу (и, хочется верить – зову сердца) девушка сначала пошла за мной, а потом спросила:

– Зачем?

– Просто суету оценить, – честно ответил я. – Все равно делать нечего.

Программа визита почти завершена – отгремела выставка Надиных работ (на сто семьдесят тысяч долларов расторговались), улетел груженый нашими покупками самолет (не целиком забили, конечно, просто регулярный рейс), а мы как следует набрались впечатлений за время экскурсий. Отдельно мне пришлось несколько часов работать почетным гостем на более конкретных совещаниях на тему «захода» в наши экономические зоны. Сахалинские и Курильские недра будут окучивать Сумитомо и Мицуи (какие там у кого доли я не вникал), последние так же наложили лапу на фармацевтику. Повидался и с четырьмя братьями Касио, приятные стариканы, но я не обольщаюсь – появись их корпорация в начале века, они бы с не меньшим удовольствием проявляли нациствующий японский империализм. Из неожиданного – контракт с Нинтендо на производство игральных карт с персонажами «Наруто». Представители этой без дураков хорошей конторы пробивали почву и на тему других игрушек – они сейчас активно развиваются, а потому до новинок жадны. Ничего конкретного не обещал, буду думать, надо ли оно мне – французы за пластиковые игрушки дают больше, а на видеоигры у меня на паях с «Сони» без пяти минут монополия, и так будет еще много-много лет.

На кухню нас ожидаемо не пустили – у входа, помимо пары «дядей», с которыми я всегда могу договориться, нашлась пара хмурых япошек из службы охраны Императорской семьи – это у них тут отдельная спецслужба. Внутри, надо полагать, тоже надзиратели есть – вдруг безумные совки пожилого Хирохито траванут?

Уныло вздохнув, отправились в комнату – больше заняться все равно нечем.

– Нервничаешь?

– Нервничаю, – признался я. – Но это фигня – просто все идет слишком хорошо.

– Так ведь тоже бывает, – пожала плечами Вилка.

– Когда вернемся домой, перед следующей «загранкой» можно будет утешаться благополучным прецедентом, – мечтательно протянул я. – Два дня потерпеть эту Азию гребаную – и домой, к родным просторам и привычно-жаркому лету! – словив неприятную мысль, поморщился. – Еще и принц этот ублюдочный припрется.

– Ясухико или Цугу? – уточнила Вилка.

– Первый, – ответил я. – Архитектор «Нанкинской резни» собственной персоной, но повесить его по понятным причинам не смогли – императорская семья неприкосновенна. Да и самого Хирохито сколько не выгораживай, все равно потешно получается – обманули нехорошие вояки наивного императора. Спорим он от радости в ладоши хлопал, получая донесения об очередном этапе геноцида несчастных соседей по карте? А после наследования престола, между прочим, окрестил период собственного правления «эпохой Просвещенного мира». Отряд 731 эксперименты очень просвещённо ставил.

– И во имя мира, – добавила Вилка.

– Само собой, – обрадовался я пониманию. – Родину до слез жалко, руки от ненависти трясутся, но то, что творилось в Азии – пи*дец похлеще европейского театра военных действий. Французы, например, под оккупацией себя неплохо ощущали. Не трогай Гитлер евреев, готов поклясться, все было бы совсем иначе – европейские партнеры бы дружно и солидарно душили бы проклятых коммуняк. Да они и так – куда не ткни, найдешь русофоба и антисоветчика. Это сейчас притихли, а ослабнем – всё, одно поколение и шелуха слезет с последующим повторением Дранг нах Остен. Заметь – и в голову не пришло на «истерн» идти. А почему? Там и земли лучше, и климат. Потому что там – свои, а мы – чужие. И в Азии мы чужие.

– Успокойся, Сережка, – мягко одернула меня Виталина.

– Я здоров, свеж, светел. Ну, и чего так дико Боюсь будущего, аж дышу тихо? – процитировал я в ответ.

– Главное кнопку не нажми, когда выдадут, – хрюкнула Вилка.

– Да ну, что я, социопат чтоли? – отмахнулся я.

– Немножко осталось, – напомнила она.

– Последний рывок, – подтвердил я. – Сейчас на приеме потерпеть, завтра в телеке потерпеть, почти совсем немножко потерпеть на концерте – и все, японские каникулы окончены.

Вернувшись «в номера», убили время привычным приятным способом, нарядились и отправились встречать дорогих – будь они трижды неладны – гостей.