Восточные истории в психотерапии. Торговец и попугай
Мы с вами где-то встречались!? Предисловие переводчика и редактора
посолонь движется арба,
красным языком по небу шоркаю,
время умерло – чтобы я мог родиться.
Книга Носсрата Пезешкиана «Восточные истории в психотерапии. Торговец и попугай» немецкого врача психиатра, психотерапевта, профессора, кандидата медицинских наук, основателя оригинального, всемирно известного метода психотерапии не нуждается в представлении. Впервые она была переведена и опубликована в России в начале 90-х и сразу же стала бестселлером. Три переиздания и, наконец, новый перевод! Книга стала настольной у коллег, изучающих и использующих различные психотерапевтические методы: психодраму, гештальт, поведенческую терапию, психоанализ и т.д. Особенно полюбили ее семейные психотерапевты, что, конечно, не случайно, но об этом позже.
Начало 90-х, время становления современной российской психотерапии, эпоха уже легендарная, уже прошедшая. Время «изобретения велосипедов в подвалах» и фантастической веры во всемогущество психотерапевтических практик, в особенности западных. Выход книги совпал с появлением у представителей зарождающегося цеха психотерапевтов профессионалов (по первому образованию психиатров, педагогов, а психологов и социальных работников практически еще не было) запроса на новые знания. Предложенная в книге методика использования фольклора позволяла выйти за ограничения рациональной психотерапии и использовать бесконечный ресурс интуитивной народной мудрости. Подкупало и то, что метод казался смутно знакомым, по крайней мере, такое ощущение возникало. Где-то, что-то подобное уже… При более подробном знакомстве становилось ясно, что Позитивная психотерапия – самостоятельный глубокий метод, со своим языком, моделью личности, стратегией терапии и хорошо разработанными техниками интервенций. В Германии, на родине позитивной психотерапии, этот метод входит в десятку основных методов психотерапии, рекомендованных к применению. Исследование качества и эффективности позитивной психотерапии, проведённое Висбаденским институтом последипломного образования под руководством профессора Н. Пезешкиана, в 1997 г. было удостоено главной медицинской премии в области гарантии качества в Германии (Премия Ричард-Мартен-Прайс).
Притчи, которые использует Н. Пезешкиан, для нашего соотечественника не новы. В Советском Союзе выходили книги о похождениях народных героев Ходжи Насреддина и Алдара Косе – защитников слабых и угнетенных. В полуофициальной мифологеме среднеазиатских республик события, отраженные в коротких рассказах об их проделках, представлялись частью борьбы трудящихся востока за свои права. Солнечное марево, стоявшее над центральными площадями, порождало это удивительное сюрреалистическое прочтение. А искусственно усиленный юмор разряжал напряжение мысли, возникающее при прочтении.
В лежащей перед вами книге знакомые сюжеты свободны от идеологии классовой борьбы, сохранены авторские акценты. Слышны подлинные голоса авторов историй: Саади, Мовлана, Абдул-Баха, Низами и т.д. И, о чудо! Народная, базарная, так и хочется сказать рыночная, и все же, именно базарная мудрость (действие многих историй происходит на базарах, оптовых рынках, наследники которых наполнили современные города) начинает сверкать провидениями восточных религиозных мистиков, врачей, педагогов. Притчи становятся проводниками в сокровищницу коллективного бессознательного, наполненную драгоценными находками восточной культуры. Повседневную жизнь, вытесняя привычные житейские проблемы, наполняет удивительное чувство сказки и ожидания, может, этот торговец овощами, громогласно зазывающий купить «свээжие помыдори» – лицо «мудрой» национальности? Может, он знает ответы на все вопросы? Может – это, Сам…
В современной Российской психотерапевтической реальности, наверное, нельзя говорить об использовании притч, метафор в психотерапевтической практике и не упомянуть Милтона Эриксона, кудесника из Феникса. Американский психотерапевт, мастер гипноза, оставив ясную технологию применения метафор в лечении, снискал мировую славу и глубочайшее уважение коллег. Несмотря на определенные похожие черты – веру в позитивную природу человека, стремление активизировать механизмы самопомощи, новаторское понимание стратегических задач психотерапии в сочетании с уважением к уже существовавшим традициям, Пезешкиан и Эриксон – скорее зеркала, стоящие напротив друг друга, нежели двойники. Эриксон – настоящий американец, подчеркивающий свою связь с американской культурой, знающий, как «почесать свинью за ухом». Как настоящий янки, он компенсирует отсутствие тысячелетней культуры созданием новой, где роль апостолов играют: водитель такси, продавщица из магазина напротив. А истории из жизни пророков заменяются историями из собственной жизни. Несомненно, подобный прием привносит в психотерапевтическую работу аромат личности терапевта. Психотерапия становится действительно личностной, то есть встречей двух личностей. Не случайно же Эриксон практиковал в своем доме и знакомил пациентов со своей женой и детьми. Принципы настоящей демократии проявляются и в использовании языка клиента, подстройки под его фразеологические стереотипы. Говорить на языке клиента – этот прием стал для российских психотерапевтов почти обязательным, это почти аксиома. И все же почти… Язык многих клиентов наполнен нецензурными словами, которые выполняют и роль связок, и роль самих слов. Их язык, их дом бытия – замусорен. А жизнь напоминает существование на вокзале, когда и поезда уже не ждут, так как никуда не едут и с вокзала уйти то ли некуда, то ли страшно. Вся жизнь – вокзал? Вспоминается телевизионное шоу министра культуры (одно из многих подобных шоу), темой которого было использование ненормативной лексики как нового языка культуры!
Носсрат Пезешкиан, используя язык восточных историй при общении с клиентом, создает некоторую дистанцию, что позволяет клиенту услышать свою речь и посмотреть на дом своей души со стороны. Пезешкиан не подстраивается, опускаясь на уровень клиента, но предоставляет ему возможность расти, развиваться, меняться самому, через изменение своего языка. Пезешкиан – пример ускользающего психотерапевта. Он стремиться в центр психотерапии поместить проблему, а себя и клиента разместить на зрительских местах. Несомненно, в его стиле, манере проводить психотерапевтическую сессию получила развитие традиция великих восточных врачей Ибн Сины, Рази. Он, кажется, лишь скромно пересказывает чужие истории и вместе с пациентом на равных восхищается их многоплановостью. Его эго не давит на клиента, его практически нет, только пустота, вакуум, место рождения звезд-смыслов. Мне посчастливилось видеть психотерапевтическую работу Носсрата Пезешкиана. Удивительная легкость психологической атмосферы во время сессии. Сам воздух в комнате, казалось, согрет лучами доброжелательности, и клиентка постепенно расцветала: смеялась над проблемной ситуацией, удивлялась красоте собственной жизни, а психотерапевт был рядом, помогал, поддерживал, предлагал увидеть новые горизонты.
Как упоминалось выше, особенной популярностью восточные истории пользуются у семейных психотерапевтов. Папы и мамы, бабушки и дедушки с удовольствием пересказывают другим членам семьи притчи, услышанные на консультации, перенося тем самым терапию в свою семью. Эти притчи теперь можно услышать в самых отдаленных местах нашей страны. Их рассказывают, выдавая за народные сказки и предания. От новосочиненных сказок и метафор восточные истории отличаются уважением к семейным ценностям. В восточной культуре благополучие семьи важнее личного успеха. Интерес к фольклору, возникший у клиента после знакомства с историями из книги Пезешкиана, подталкивает его к чтению других книг, к разговору с пожилыми родственниками. И семья начинает жить по-другому.
Задумывая новый перевод, мы руководствовались желанием донести до читателей текст переведенный не только буквально, но и сохранивший дух, стиль автора. Термины, использующиеся в книге, переведены в соответствии с традицией, сложившейся в нашей стране. Так, скажем, прижилась «калька» с английского «транскультурный», а не русскоязычное – межкультурный и т.д. Надеемся, новый перевод будет интересен и тем, кто делает первые шаги в психотерапии и консультировании, и тем, кто по праву считается признанным мастером, возможно, для них книга откроется новыми гранями. И все же, перед вами та же, уже ставшая классикой, вероятно, знакомая книга об использовании притч и фольклора в психотерапии.
Мы постарались вложить в перевод любовь учеников к учителю и будем рады, если, увидев на прилавке книгу Носсрата Пезешкиана «Восточные истории в психотерапии. Торговец и попугай», Вы, Читатель, произнесете: «Мы с Вами где-то встречались!?»
Владимир Слабинский, кандидат медицинских наук, доцент, Владивосток, сентябрь 2003 г.
Предисловие к новому российскому переводу и изданию книги «Восточные истории в психотерапии. Торговец и попугай».
Со времени выхода в свет моей книги в 1979 году мои психотерапевтические начинания продолжали развиваться дальше; они выдержали проверку временем как метод психотерапии. Позитивной мотивацией была для меня реакция на мои книги специалистов, специальных журналов и читателей в Германии, России, Китае, Индии и Северной Америке.
Свою особую благодарность выражаю центрам позитивной психотерапии в России. Споры с коллегами, наши дискуссии и семинары были для меня очень важны и оказались плодотворными для этих набросков.
Я выражаю благодарность Владимиру Слабинскому за новый перевод и публикацию этой книги, которая впервые появилась на русском языке 10 лет назад.
В позитивной психотерапии лечение не ограничивается непосредственной связью врач-пациент, но и включает в себя стратегии самопомощи и превентивных мер воспитания. В отличие от советов, истории и житейские мудрости как расширенные понятия/схемы не налагают никаких обязательств. Расширенные понятия дают партнеру время настроиться на ожидаемый способ видения.
Содержание историй дает слушателю, как члену данной культурной общности, поддержку и подстраховку. Оно предлагает решение проблем, типичное для данной культурной общности.
Истории из других культур дают информацию о важных для данных культур правилах игры и понятиях, показывают другие модели мышления и позволяют расширить собственный репертуар понятий, ценностей и решений конфликтов.
С этим связан и другой процесс, а именно – ликвидация эмоциональных барьеров и предрассудков по отношению к иному способу мышления и восприятия, которые заставляют воспринимать чужое как нечто агрессивное и угрожающее, и вызывают враждебность там, где, прежде всего, должно быть понимание.
Предрассудки и враждебность можно ликвидировать межкультурными историями. Рассматриваемые таким образом истории могут стать решающим толчком для глубокого изменения сознания, которое, в свою очередь, явится предпосылкой для изменений в политике, экономике и в отношении к окружающему миру.
Последующие годы покажут, сможет ли человечество выжить в первые десятилетия XX1 века и каким образом это произойдет. Это удастся лишь тогда, когда все поймут, что альтернативой общему будущему может быть только отсутствие будущего вообще.
Носсрат Пезешкиан, кандидат медицинских наук, профессор,
Висбаден/Германия, январь 2002 года
Предисловие автора
Если ты даёшь человеку рыбу, ты покормишь его только раз.
Если ты научишь его ловить рыбу, он сможет сам себя прокормить.
Когда немец или американец вечером возвращается домой, он хочет мира и покоя. Такова, по крайней мере, традиция. Он садится у телевизора, пьет свое вполне заслуженное пиво и читает газету. Весь его вид словно говорит: «Оставьте меня в покое. После такой напряженной работы я это заслужил». Таков для него отдых.
На Востоке мужчина отдыхает иначе. Ко времени его прихода домой жена приглашает гостей: родственников, друзей и коллег. За беседой с гостями он отдыхает, ибо, как гласит известное изречение, «гости – это милость Божия». Таким образом, отдыхать можно по-разному. Нет точного определения того, что называется отдыхом. Каждый отдыхает так, как его приучили, как было принято в его семье, в окружении, где вырос человек, в социальной среде, к которой он принадлежит.
Подобно различным видам отдыха и досуга многолики и обычаи, привычки, ценностные представления. Это не значит, что одна модель поведения лучше другой, просто различные системы ценностей могут успешно дополнять, обогащать друг друга. Принципы и установки одной культурной среды могут стать полезными для представителя иной культуры.
Стержневым мотивом данной работы является транскультурный подход. Последние 30 лет я разрабатываю новую концепцию в психотерапии и самообразовании, в основе которой лежит транскультурный подход Причиной моего интереса к данному аспекту была моя собственная транскультурная ситуация (Германия-Иран). Истории стали для меня тем вспомогательным средством, которое облегчило общение с пациентом в психотерапевтическом процессе. Кроме того, причиной моего интереса была возможность соединить мудрость и интуитивную мысль Востока с новыми психотерапевтическими методами Запада.
Забавные восточные притчи с их близостью к фантазии, интуиции и иррациональности представляют собой разительный контраст с рационализмом и техницизмом современного индустриального общества. Они приносят в мир высоких достижений иные ценности. Преуспевание, карьера выступают на первый план; находят явное предпочтение, а межличностные отношения становятся менее важны. Разум и интеллект ценятся больше, чем фантазия и интуиция. Эту односторонность, обусловленную различием культурно-исторических условий, мы сможем преодолеть только в том случае, если обогатим наш привычный образ жизни иными моделями мышления, если примем другие роли, возникшие в иных культурно-исторических условиях. В моей работе я попытался объяснить универсальность транскультурного аспекта, систематизировать содержание транскультурных проблем и показать их роль в развитии конфликтов. Помимо этого, я стремился развить концепцию краткосрочной терапии, объединяющей различные психотерапевтические методы.
Как приверженец религии Бахаи я понимаю, что достижение этой цели связано со множеством трудностей. Но я верю в полезность, даже необходимость моих усилий, потому что географические расстояния больше не разъединяют людей. И, несмотря на непонимание, мы стремимся к единству. Бахаулла выразил это в следующем изречении, которое имело особое значение для моей работы: «Все мы листья одного дерева и плоды одной ветви».
Истории используются в качестве медиатора между терапевтом и пациентом. Они служат пациенту основой для самопознания и в то же время защитой. По ассоциации с историей он говорит о себе, своих конфликтах и желаниях. Истории особенно важны в тех случаях, когда трудно сломить сопротивление. Предложение иной позиции носит вначале характер игры и лишено прямого воздействия на позицию пациента, его мировоззрение. Таким образом пациенту дана возможность расширить собственные представления об окружающем его мире.
Не все сразу
Одна такая история может помогать время от времени пациенту, учителю, родителям и психотерапевту самому, это история про муллу и конюх.
Мулла, проповедник вошел в зал, где он хотел прочитать проповедь. Зал был пуст, и только в первом ряду сидел молодой конюх. Мулла, сомневаясь, должен ли он говорить, спросил у конюха: «Кроме тебя, здесь никого нет, как ты думаешь, должен я говорить или нет?». Конюх ответил: «Господин, я простой человек, я в этом ничего не понимаю. Но когда я прихожу в конюшню и вижу, что все лошади разбежались, а осталась только одна, я все равно дам ей поесть». Мулла, приняв близко к сердцу эти слова, начал свою проповедь. Он говорил больше двух часов, и, закончив, почувствовал на душе облегчение. Ему захотелось услышать подтверждение, насколько хороша была его речь. Он спросил: «Как тебе понравилась моя проповедь?». Конюх ответил: «Я уже сказал, что я простой человек и не очень-то понимаю все это. Но если я прихожу в конюшню и вижу, что все лошади кроме одной разбежались, я все равно ее накормлю. Но я не дам ей весь корм, который у меня есть».
Эта притча о мулле и конюхе показывает проблему, существующую в терапии и образовании. Вы даёте либо слишком много, либо слишком мало за раз. Ни то, ни другое не приносит пользы. Сказки, мифы, притчи и изречения дают больше простора для фантазии и интуиции, что, по моему мнению, способствует самопознанию и разрешению конфликтов.
Эта «психотерапевтическая» функция восточных историй является темой данной книги. Уже в моих предыдущих книгах «Психотерапия повседневной жизни» "Позитивная психотерапия» я начинал задействовать сказки и притчи, частично для объяснения своих идей, частично – как метод психотерапии. Реакция моих читателей и опыт общения с пациентами заставили меня задуматься о том, как эти истории могут помочь нам в области воспитания, самопомощи и психотерапии. Но я не старался установить своевременность, актуальность их использования. Важным представлялось то, в каких конфликтных ситуациях и при каких психологических нарушениях они могут оказать помощь в разрешении проблем. Мне стало ясно, что истории имеют много общего с медикаментами. Применяемые в нужное время и в нужной «дозировке» истории могут стать отправным пунктом для терапевтических усилий врача и способствовать изменению жизненной позиции и поведения пациента. Однако неправильная дозировка, неискренность и подчеркнутое морализирование со стороны врача могут причинить вред.
За те восемь лет, в течение которых я интенсивно изучал восточные истории, притчи, сказки и затем собрал их в этой книге, я снова и снова находил в них нечто захватывающее, непредвиденное Мысли, желания и идеи, бывшие до сего времени привычными и понятными, представали в новом свете. Чуждый мне образ мыслей становился гораздо ближе. Эту «смену перспектив» я считаю самой важной функцией историй. Надеюсь, что и мои читатели смогут понять, насколько интересной может быть иная точка зрения и разделят моё восхищение восточными историями.
Бывает так, что мы не можем обойтись без науки, без математики, без ученых споров, с помощью которых развивается человеческое сознание.
Но бывает и так, что нам оказываются нужны стихи, шахматы, занимательные истории – все то, что радует и освежает душу.
(По Саади)
Первая часть этой книги знакомит с теорией восточных историй. Исходя из идей позитивной психотерапии, я попытаюсь определить ту функцию, которую выполняют истории во взаимоотношениях между людьми, особенно в разрешении проблем пациентов и в психотерапевтической ситуации.
Вторая часть рассказывает о практическом применении историй. В первом разделе я исследую педагогическое значение притч в различных религиях, так как они, очевидно, и составляли первоначальную основу этих историй. Отношения между врачом и пациентом, размышления об этом и то, как это отражено в историях, составляют содержание второго раздела.
Третий и четвёртый разделы содержат примеры терапевтического применения историй. Сначала я обсуждаю проблемы сексуальности и супружеских отношений, потом делаю обзор различных заболеваний, психотерапевтических проблем и конфликтных ситуаций
Коллеги, работавшие вместе со мной в группе психотерапевтических исследований в Висбадене и в Академии повышения квалификации в Медицинской Государственной Ассоциации земли Гессен, снабдили меня собственными наблюдениями в применении историй. Многие из моих пациентов также сделали вклад в создание этой книги, поведав о своём отношении к историям.
Пользуюсь случаем выразить свою благодарность моим друзьям и коллегам, вдохновлявшим меня своими советами в работе над этой книгой; само собой разумеется, что никто из них не несет ответственности за то, как я использовал и переработал их советы.
Моему сотруднику психологу Дитеру Шену я особенно благодарен за его творческое и критическое участие в подготовке к изданию этой книги. Мои секретари г-жа Кригер и г-жа Кирш поддерживали меня своей искренностью, добросовестностью и надежностью. Используя собственный опыт межкультурного общения, моя сестра Резван Шпенглер и брат Хоуханг Пезешкиан помогли мне ценными советами. При собирании многих восточных историй, пословиц и методов народной психотерапии, олицетворением которых казалась нам моя тетя г-жа Бердикс, живущая в Иране, большую помощь оказала мне моя жена г-жа Маниже. Мои же сыновья Хамид и Навид стали за это время специалистами в области психотерапевтического применения восточных историй.
Носсрат Пезешкиан, Висбаден, 1992
Торговец и попугай
У восточного торговца был говорящий попугай. В один прекрасный день птица опрокинула бутыль с маслом. Торговец разгневался и ударил попугая палкой по затылку. С этих пор умный попугай разучился говорить. Он потерял перья на голове и совсем облысел. Однажды, когда он сидел на полке в лавке своего господина, вошел лысый покупатель. Его вид привел попугая в страшное волнение. Он подпрыгивал, хлопал крыльями, хрипел, кряхтел и, наконец, ко всеобщему изумлению, вдруг вновь обрел способность говорить:
«Ты тоже опрокинул бутыль с маслом и получил подзатыльник? Вот почему у тебя теперь нет волос!»
(По Мовлана)
Часть первая. ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРИЮ ИСТОРИЙ
1. Смелая попытка
Однажды царь решил подвергнуть испытанию всех своих придворных, чтобы узнать, кто из них способен занять в его царстве важный государственный пост. Множество властных и мудрых мужей окружили его. «О, мудрецы, – обратился к ним царь, – у меня есть для вас трудная задача, и я хотел бы знать, кто сможет решить ее». Он подвел присутствующих к такой огромной двери, какой еще никто никогда не видывал. «Это самая большая и самая тяжелая дверь, которая когда-либо была в моем царстве. Кто из вас сможет открыть её?» – спросил царь. Одни придворные только отрицательно качали головой. Другие, которые считались мудрыми, посмотрели на дверь внимательнее, но признались, что не смогут её открыть. Раз уж мудрые признались в этом, то и остальные согласились, что эта задача слишком трудна.
Лишь один визирь подошел к двери. Он внимательно её осмотрел и ощупал, затем так и эдак попробовал её сдвинуть и, наконец – резко толкнул её. О чудо, дверь открылась! Она была просто прикрыта, но не заперта. Нужна была лишь воля, чтобы это проверить, и отвага, чтобы действовать решительно.
Тогда царь объявил: «Ты получишь этот пост при дворе, потому что полагаешься не только на то, что видишь и слышишь, но надеешься на собственные силы и не боишься сделать попытку».
За последнее время я собрал множество восточных – главным образом, персидских – мифов и басен. Я обратил внимание на те истории, которые содержали примеры конфликтов и непонимания между людьми и предлагали способы разрешения этих проблем. То, что я обратился к восточным историям, не имеет принципиального значения. Как восточные, так и западные истории, мифы, афоризмы во многом имеют общие корни. Их разделяют только сложившиеся различные исторические и политические условия.
Мы склонны думать, что сказания, сказки, саги, мифы, притчи предназначены только для детей. Однако это не так. Им свойственно нечто старомодное. Бабушка, рассказывающая сказки европейским детям, кажется в такой же мере принадлежащей прошлому, как и профессиональный рассказчик на Востоке. По-видимому, это объясняется тем, что сказки и мифы меньше обращены к разуму, к ясной логике, к преуспеванию в делах, а больше к интуиции и фантазии.
С давних пор истории традиционно использовали в воспитании и обучении. С их помощью в сознании людей закреплялись нравственные ценности, моральные устои, правила поведения. Благодаря своей занимательности, истории особенно хорошо подходили для этой цели. Они были той ложкой меда, которая подслащивала самый горький урок и делала его интересным. Мораль притч можно рассмотреть с разных сторон. Иногда она лежит на поверхности, иногда скрыта, иногда притча лишь намекает на её существование.
2. Народная психотерапия Востока
Отсрочка
Человек, осуждённый на смерть, бросился с мольбой к ногам хакема (верховного судьи). Он заверял его в своей невиновности, но не нашел ни веры в свои слова, ни подтверждения своей невиновности. Хакем был непоколебим, как само правосудие. Когда уже все уверения оказались бесполезными, несчастный попросил, чтобы исполнили его последнее желание. Судья подумал, что нетрудно оказать последнюю милость тому, кто смотрит смерти в лицо. Ведь милосердие облегчает душу слугам правосудия, которые, как и все человеческое, могут идти по ложному пути. «Каково твое последнее желание?» – спросил судья. «Господин, я хочу лишь произнести двухчастную молитву (дорекаат)». Хакем великодушно позволил выполнить эту скромную просьбу. Осужденный боязливо смотрел на судью и не произносил ни слова. Судья потерял терпение и сердито спросил: «Почему же ты не читаешь свою молитву?» «Господин, – сказал осужденный, – меня взяло сомнение: кто поручится, что безжалостный палач не отрубит мне голову прежде, чем я закончу молитву?» «Хорошо, – сказал верховный судья и обратился ко всем присутствующим. – Я клянусь Аллахом и пророками, что к тебе никто пальцем не притронется, пока ты не произнесешь свою молитву до конца». Осужденный повернулся лицом к востоку, упал на колени и, склонив голову, начал молиться. После первой части молитвы он вдруг вскочил на ноги и замолчал. «Что это еще значит? – возмутился судья. – Не хочешь ли ты уже почувствовать на своей шее меч правосудия?» «Господин, ты поклялся мне именем аллаха, что я имею право перед казнью произнести двухчастную молитву. Первую часть я уже произнес, а теперь решил отложить вторую часть на двадцать пять лет».
В странах Востока истории с давних пор помогают весело и играючи постигать уроки жизни. Как правило, истории несли в народ рассказчики-чтецы и дервиши, в значительной степени удовлетворяя потребности людей в информации и помогая в разрешении жизненных трудностей. Некоторые рассказы, в основном заимствованные из Корана, были религиозного содержания, другие непосредственно касались человеческих отношений. Они несли в себе и добрый совет, и строгое порицание. Чтобы послушать рассказчиков, люди собирались в кофейнях, в специальных залах или в кругу большой семьи, чаще всего вечером по четвергам (пятница на Востоке – праздничный день). Одни притчи рассказывались, другие представлялись как песня или пьеса. Это помогало слушателям сопереживать вместе с героями историй, плакать и смеяться вместе с ними. Насколько мне известно, в прошлом это был единственный вид публичных представлений, в которых могли одновременно участвовать мужчины и женщины, последние, разумеется, под чадрой.
3. Тысяча и одна ночь
Три золотые фигуры
Один царь в стародавние времена захотел проверить ум и наблюдательность царя соседнего царства, а заодно и смекалку его народа. Он послал своему соседу три золотые фигуры одинакового вида и одинакового веса. Царю предлагалось установить, какая из фигур была самой ценной.
Вместе со своими придворными царь внимательно рассмотрел фигуры, но не смог обнаружить ни малейшего различия. Даже мудрейшие из мудрецов его царства готовы были поклясться, что между фигурами нет никакой разницы. Царю было очень тяжело осознать, что в его царстве никто не может сообразить, в чём разница между фигурами. Все царство принимало участие в решении загадки, и каждый старался изо всех сил – но всё безрезультатно.
Когда король уже был вынужден признать поражение, один юноша, томящийся в тюрьме, взялся обнаружить разницу между фигурами, если только ему дадут их осмотреть. Царь приказал привести молодого человека во дворец и велел показать ему три золотые фигуры. Юноша очень внимательно их рассмотрел и, наконец, установил, что у каждой из фигур в ухе есть маленькая дырочка. Тогда для проверки он просунул туда тонкую серебряную проволоку. Оказалось, что у первой фигуры серебряная проволока вышла изо рта, у второй – из другого уха, а у третьей появилась из пупка. Подумав немного, молодой человек обратился к царю.
«Ваше величество, – сказал он, – я думаю, что решение загадки лежит перед нами, как открытая книга. Нужно только попытаться её прочесть. Вы видите, как все люди отличаются друг от друга, так и каждая из этих фигур единственная в своем роде. Первая фигура напоминает тех, кто спешат рассказать все, что услышали. Вторая фигура похожа на тех, у кого, как говорится, «в одно ухо влетает, в другое вылетает». Третья же фигура во многом схожа с теми, кто запоминает услышанное и принимает это близко к сердцу. Господин! Теперь рассуди, какая фигура самая ценная. Кого бы ты выбрал и сделал своим приближенным? Того, кто ничего не хранит, того, кому твои слова что ветер, или того, кому можно полностью довериться?».
Как часть народного врачевания истории залечивали душевные раны задолго до возникновения психотерапии как науки. Есть множество примеров тому, как психотерапевтически целенаправленно притчи помогали в различных житейских ситуациях. Одним из самых ярких примеров этого является сборник историй «Тысяча и одна ночь», в котором рассказывается об исцелении психически больного властелина при помощи сказок. Умная Шахерезада не только успешно исцеляет больного царя. Ее рассказы врачуют слушателей и читателей, которые, воспринимая содержание историй, извлекают из них уроки и включают полученный опыт в свой, внутренний мир. Так же действуют и другие притчи, принадлежат они восточной, европейской, или иной культуре.
Сказки, мифы, басни, притчи, стихи, остроты и пр. наряду с их художественной ценностью являются средством народной педагогики и народной психотерапии, которым люди пользовались, чтобы помочь себе, когда еще не было научной психотерапии. Тогда может не стоит отбрасывать их как ностальгические диковинки, пригодные только для детей или узкого круга любителей? Могут ли восточные истории помочь сейчас, целенаправленно и осознанно, в психотерапевтической практике при анализе конфликтов или в качестве самопомощи? На своей практике, на семинарах и лекциях я снова и снова убеждался в том, что именно восточные истории особенно привлекают слушателей и пациентов. Для меня они делают речь образной, облегчают понимание и усиливают эмоциональное воздействие.
Многим бывает трудно воспринимать абстрактные психотерапевтические понятия и теории. И так как психотерапия касается не только специалистов, а представляет собой как бы мостик к неспециалисту-пациенту, то общедоступность, понятность приобретают особое значение. Понимание может быть достигнуто через конкретный образ, мифологическую историю. Можно обратиться, таким образом, ко внутреннему миру переживаний человека, к его взаимоотношениям с другими людьми, к его роли в общественной жизни, помочь ему найти нужные решения. Независимо от непосредственного жизненного опыта пациента, от его внутренних сопротивлений в тех случаях, когда врач обнаруживает его слабые стороны, целенаправленно рассказанная восточная история, притча, удачно приведенный пример из мифологии помогают в известной степени по-другому отнестись к собственным конфликтам. Это навело меня на мысль использовать образное мышление, аллегории, истории, притчи, мифы, басни, чтобы найти взаимопонимание в психотерапевтическом процессе.
4. Позитивная психотерапия
Бесценное знание
Однажды у крестьянина перестал работать трактор. Никто не мог исправить поломку, – и тому пришлось позвать специалиста. Специалист осмотрел трактор, попробовал, как действует стартер, поднял капот и все тщательно проверил. Затем взял молоток и один раз ударил по мотору. Мотор затарахтел, будто он и не был испорчен. Когда мастер подал крестьянину счет, тот, глянув на него, возмутился: «Как, ты хочешь пятьдесят туманов только за один удар молотком?». «Дорогой друг, – сказал мастер, – за удар молотком я посчитал только один туман, а сорок девять туманов я должен взять с тебя за мои знания, благодаря которым я мог сделать этот удар по нужному месту».
С 1968 года я разрабатываю новую концепцию самопомощи и психотерапии (дифференциальный анализ), которую я называю Позитивной психотерапией. Основные понятия и приемы этого метода подробно изложены в книге «Позитивная психотерапия: теория и практика нового метода». Здесь я ограничусь кратким обзором.
Позитивная психотерапия имеет три аспекта:
а) позитивный подход;
б) содержательный анализ конфликта;
в) пятиступенчатый процесс лечения.
г) Позитивный подход
Понятие «позитивная психотерапия» неразрывно связано с транскультурным мышлением. В соответствии с первоначальным значением латинского слова «positum», «позитивный» означает «фактический», «реальный», «имеющийся в наличии». Фактическими, имеющими место, признаются не только болезни и нарушения, не только неудавшиеся попытки решения проблем, но также способности и возможности, присущие каждому человеку, которые могут помочь ему найти новые, иные, может быть, лучшие решения. Поэтому мы стремимся не цепляться за привычные, традиционные оценки конфликтов, болезней и симптомов, а пытаемся по-новому взглянуть на проблему. Особенно важно всегда помнить, что пациент «приносит» с собой на прием к врачу не только болезнь, но и способность преодолеть ее. Задача врача – помочь ему в этом. Позитивный подход подсказывает, как вместе с пациентом можно найти альтернативные возможности и решения, которые до этого были за пределами его сознания. Он помогает нам изменить нашу точку зрения, усвоить модели мышления, отличные от тех, которые только осложняли конфликт. Например, если вам изменил супруг или друг, у нас есть множество способов решения конфликта с различными последствиями. Восстанавливая справедливость и честь, можно воспользоваться ножом или пистолетом. Можно искать забвения в вине или наркотиках. Можно отомстить собственной изменой. Наконец, можно – обычно бессознательно – отреагировать телом, то есть пытаться решить проблему соматически, «бегством в болезнь». Так же можно обсудить ситуацию в поисках взаимопонимания и сочувствия.
То же самое можно сказать и по поводу понимания болезни. Для примера возьмем фригидность. Супружеские пары, которые уйдут от привычного понимания фригидности как «сексуальной холодности» или «неспособности испытывать оргазм» и примут иные, позитивные свойства этого явления, смогут иначе решить эту проблему.
Одно из альтернативных толкований может быть такое: фригидность – это способность отказывать своим телом. Сущность этого нового понимания больше, чем простая игра словами. Такая интерпретация затрагивает представление женщины о самой себе, влияния этого нарушения на супружеские отношения и указывает путь возможного лечения. Для медицины, психотерапии, а также для потенциального пациента позитивный подход является побудительной причиной для переосмысления симптомов и проблем.
Примеры процесса переосмысления нам предлагают восточные истории. Линейность логического мышления часто не может привести нас к разрешению конфликта и, как это ни парадоксально, только запутывает нас. Восточные истории же подсказывают неожиданные, ошеломляющие, но вполне реальные «позитивные» решения. Эта «нелогичность», «нетрадиционность» помогает нашему мышлению вырваться из клетки конфликта.
Следующая история иллюстрирует, что же именно мы понимаем под «позитивным подходом». Ситуация больного – и не только больного психически – во многом похожа на ситуацию человека, который долгое время стоит на одной ноге. Очень скоро мышцы перегруженной ноги начинает сводить судорога, держать равновесие становится все трудней, уже болит не только нога, из-за неудобной позы напряжены мышцы всего тела. Боль становится нестерпимой, человек взывает о помощи. На его призыв откликается кое-кто из окружающих. Один массирует ногу, на которой несчастный продолжает стоять. Другой пытается разработать затёкшие мышцы шеи. Третий, видя, что человек вот-вот потеряет равновесие, предлагает ему свою руку для опоры. Кто-то из толпы зевак советует опираться руками, чтобы было легче стоять. А один мудрый старик предлагает подумать о том, что стоящему на одной ноге, несомненно, лучше, чем тому, у кого ног нет совсем. Находится и такой доброжелатель, который заклинает нашего героя вообразить себя пружиной, и, чем сильнее он сосредоточится, тем скорее утихнет боль. Некий серьезный, рассудительный старец благосклонно изрекает: «Со временем это пройдёт». Наконец, появляется еще один, подходит к бедняге и спрашивает: «Почему ты стоишь на одной ноге? У тебя же есть вторая. Встань на неё».
б) Содержательный анализ конфликта.
Две половины жизни
Однажды мулла, гордый обладатель лодки, пригласил школьного учителя своей деревни на прогулку по Каспийскому морю. Школьный учитель, уютно расположившись в лодке под тентом, спросил у муллы: «Как ты думаешь, какая сегодня будет погода?». Мулла определил направление ветра, посмотрел на солнце, нахмурился и сказал: «Если хочешь знать, нам будет шторм». Школьный учитель в ужасе сморщил нос и строго сказал: «Мулла, ты что, никогда не учил грамматики? Нужно говорить не нам, а у нас». Мулла, нимало не задетый этим замечанием, только пожал плечами и сказал: «Какое мне дело до грамматики?». Учитель вознегодовал: «Ты не знаешь грамматики! Это значит, что половина твоей жизни пропала даром». Но тут, как и предсказывал мулла, черные тучи совсем затянули горизонт, сильный штормовой ветер вздыбил волны, и лодку начало болтать как скорлупку. Утлый челн начало заливать водой. Тут мулла спросил учителя: «Ты когда-нибудь учился плавать?». Учитель сказал: «Нет, зачем мне было учиться плавать?». Мулла, широко улыбнувшись, сказал: «Тогда ты потерял всю свою жизнь: наша лодка того и гляди потонет».
В своей психотерапевтической практике я сделал одно наблюдение, которое потом, в повседневной жизни, подтверждалось постоянно. Я установил, что и у восточных, и у европейских или американских пациентов симптомы были связаны с теми конфликтами, причиной которых стали привычные, повторяющиеся формы поведения. Обычно значительные события не приводят к нарушениям психики. Гораздо чаще мелкие инциденты, затрагивающие самые «чувствительные» или «слабые» места, постепенно превращаются в возможный конфликт. То, что в психотерапии и воспитании является возможной причиной конфликта или личностного роста, оборачивается нормой добродетели в области морали, этики и религии.
Мы пытались классифицировать эти формы поведения и систематизировать их в опроснике, с помощью которого можно было бы описать содержательные компоненты конфликтов и способностей. Эти формы поведения, которые мы назвали актуальными способностями, можно разделить на две группы:
Первая группа включает в себя психосоциальные нормы, ориентированные на достижения (вторичные способности). Аккуратность, чистоплотность, пунктуальность, вежливость, искренность, усердие, обязательность, бережливость, послушание, справедливость, верность.
Вторая группа содержит категории, ориентированные на чувства (первичные способности): терпение, время, контакты, доверие, надежда, сексуальность, любовь, вера.
Содержание актуальных способностей формируется в соответствии с социально-культурной средой, а неповторимые условия индивидуального развития придают им особый отпечаток. Как жизненные принципы, они становятся неотъемлемой частью образа «Я», определяют человеческое восприятие себя и окружающего мира, и справляются с решением возникающих проблем. Действие актуальных способностей проявляется в следующих четырех сферах: 1) через органы чувств (отношение к собственному телу); 2) через разум; 3) через традиции; 4) через интуицию и фантазию (см. «Позитивная психотерапия»).
Принципы служат основой нашего поведения. Возьмём к примеру принцип, связанный с актуальными способностями «бережливость» и «усердие». «Что сохраняешь, то имеешь, что имеешь, то и значишь». Принятие подобной концепции оказывает влияние на сферу переживаний и действий человека: отношение к собственному телу, на привычки в питании, предпочтения, удовлетворение потребностей, профессию, общение, удовольствиям, партнеру, фантазии, творчеству и, наконец, к собственному будущему. В сочетании с другими этот принцип в значительной степени может определять индивидуальные возможности человека. «Копейка рубль бережёт», «Главное для меня – это сделать карьеру», «Люди – это игрушки в моих руках», «Чувства – это вздор: сказки – это детская забава».
В такой форме жизненные принципы тесно переплетаются с чувствами и могут в случае конфликта стать причиной агрессивности и тревоги. Противоположные представления о ценностях могут привести к конфликту и тоже стать причиной агрессивности и тревоги. Например, когда один придает большое значение прилежанию/ преуспеванию в деятельности, бережливости, а другой гораздо больше ценит любовь к порядку, пунктуальность, общительность, справедливость, вежливость, честность и т.п. Каждая из этих норм приобретает значимость в зависимости от жизненной ситуации и социального окружения. Ориентированность на различные ценности может становиться причиной конфликтов в общении между людьми в восприятии других людей. Так, например, «неряшливость в жизни» одного может стать непреодолимой проблемой для другого, кому нужна более упорядоченная жизнь. Обычно в таких случаях считается, что лучше разойтись со своим партнером, чем смириться с иной, чуждой для себя системой ценностей и убеждениями.
Актуальные способности имеют большое значение для Позитивной психотерапии. Чтобы определить, какие именно способности пациента могут сыграть роль в возникновении конфликтов, и помочь ему проанализировать свою ситуацию, мы используем дифференциально-аналитический опросник актуальных способностей, сокращенно ДАО.
При использовании опросника нам уже нет необходимости говорить в общих чертах о стрессе, конфликте, заболевании, так как мы можем определить, когда возникает данная конфликтная реакция, при каких обстоятельствах, у кого из партнеров и по какому поводу. Женщина, каждый вечер страдающая от приступов тревожности, когда ее муж задерживается и приходит поздно домой, боится не только одиночества: состояние тревоги указывает на такую актуальную способность, как «общительность». Ее страх связан также с актуальной способностью «пунктуальность». Дифференциально-аналитический метод дает нам возможность более целенаправленно работать с обстоятельствами конфликта.
В притчах актуальные способности проявляются по-разному. Истории воспитательного характера, например, басня «Стрекоза и муравей», прививают, прежде всего, индивидуальные нормы поведения: усердие, бережливость, способность чувствовать время; другие – те же самые нормы подвергают сомнению и знакомят читателя с чуждыми, непривычными для него принципами.
Деление актуальных способностей на вторичные способности (достижения, деятельность), и первичные (чувства, эмоции) подтверждается рядом исследований мозга. Они указывают на то, что большие полушария функционируют по двум различным программам переработки информации. Левое полушарие заведует логическими умозаключениями, аналитическим мышлением, вербальным компонентом восприятия коммуникацией. Иными словами, левое полушарие каким-то образом управляет вторичными способностями, ориентированными на деятельность, являясь, так сказать, областью разума и рационализма. Правое полушарие, как правило, недоминирующее, обеспечивает образное мышление, целостные представления, метафоричное восприятие и эмоциональные, менее осознанные ассоциации. Правое полушарие управляет эмоционально-ориентированными первичными способностями и, следовательно, является областью интуиции и фантазии. С точки зрения этой гипотезы применение в психотерапии, мифов и притч приобретает новое значение: «смена перспектив» происходит от того, что фантазия и интуиция начинают свободно работать. В терапии это становится важным, когда разум и рациональность не могут справиться с проблемой. Истории дают простор для фантазии и учат мыслить вербально. (см. Watzlawick, et al. 1969)
Ситуация из обыденной жизни может наглядно показать как проявляется влияние актуальных способностей. Предлагаем читателю самостоятельно разобраться в том, какие актуальные способности определяют сюжет такой ситуации.
Женатый сорокалетний бизнесмен едет в поезде. Он читает деловую рубрику в газете и время от времени поглядывает в окно на проносящийся мимо пейзаж. На короткой остановке дверь купе открывается и входит молодая дама. У нее довольно большая сумка, которую она пытается положить в багажную сетку. Бизнесмен откладывает газету, быстро поднимается и после короткого «позвольте» галантно укладывает багаж. Он сразу же очарован спутницей. Но когда она садится напротив, элегантно положив ногу на ногу, наш герой приходит в восхищение. Он чувствует себя словно помолодевшим, её благодарная улыбка, согрела его как солнечный луч. Деловая рубрика больше не интересует нашего бизнесмена. То и дело он поднимает глаза и поглядывает на женщину, отмечая красоту ее волос, цвет глаз; он старается не смотреть на декольте и снова пытается углубиться в чтение. Но он чувствует, что и за ним наблюдают. Самые различные мысли вихрем проносятся в его голове. Он не в силах их остановить: «Мне нравится эта женщина. Если сравнить ее с моей женой…». Слова «моя жена» на короткое время возвращают его к суровой действительности: «Давным-давно я был очень влюблен в нее. А потом возникло столько проблем». Невольно он возвращается к прошлой ночи: жена не дала ему возможности проявить нежность. После привычных упреков, что он почти потерял интерес к ней, что он вечно куда-то спешит, она просто повернулась к нему спиной и притворилась спящей. Думая об этом, он вздыхает, потому что видит женщину напротив. Приятный запах духов щекочет нос, и ему начинает казаться, будто она флиртует с ним. Одна мысль крутится у него в голове: «Я просто должен познакомиться с этой женщиной. И если я не буду дураком, моя жена ничего не узнает. И вообще, что было бы, если бы я бросил жену?» Однако эта мысль вызывает у него мучительные сомнения: «Смог бы я это вынести? Могу ли я поступить так со своими детьми? Что сказали бы родственники? Коллеги, конечно, позавидовали, если бы у меня появилась такая очаровательная подруга. Они все не прочь поступить так же, но не могут». Вдруг перед его глазами всплывает картина из детства: мать плачет – отец ушел к другой. Вспомнив об этом, он чувствует какое-то смущение, однако быстро прогоняет мрачные мысли: «Я многого достиг в жизни и, думаю, заслужил право на награду. Что за напасть это вечное чувство долга: вставать рано утром, изображать на лице радостную улыбку (а то жена сразу начинает дуться), безупречно, добросовестно, без единой ошибки выполнять свои служебные обязанности, быть любезным и приветливым с сослуживцами, которым с удовольствием дал бы пинка под зад. Ежедневная досада из-за тысячи мелочей». В ушах раздается укоризненный голос жены: «У тебя вечно нет времени для меня. Ты мною пренебрегаешь. Дети не знают, что такое настоящий отец». «Эти обвинения я слышу каждый вечер. Разве это не достаточная причина, чтобы завязать знакомство с восхитительной женщиной? Разве я не заслужил этого при такой собачьей жизни? Если бы только не эти дурацкие сомнения». Он опускает газету на колени, обаятельно улыбается, откашливается и… не произнеся ни слова, обреченно отворачивается к окну. Поезд замедляет ход. Молодая дама встает, и не успевает он опомниться, как она достает свою сумку и вежливо прощается. Тем временем поезд подъезжает к вокзалу. Наш бизнесмен видит, как его спутница бежит по перрону навстречу молодому человеку. Они обнимаются. Бизнесмен вновь берется за газету, делает над собой усилие, чтобы дальше изучать курс на бирже, и ругается про себя: «Глупая коза!»
в) Пятиступенчатый процесс лечения
Протяни ему свою руку
Один человек провалился в болото на севере Персии. Только голова его еще выглядывала из трясины. Несчастный орал во всю глотку, прося о помощи. Его крики собрали целую толпу зевак. Один из них решился помочь утопающему. «Протяни мне руку! – крикнул он ему. – Я вытащу тебя из болота». Но тонущий так застрял, что ничего не мог сделать, только продолжал взывать о помощи. «Дай же мне руку!» – все повторял ему человек. В ответ раздавались лишь жалобные крики. Тогда из толпы вышел еще один человек и сказал: «Ты же видишь, что он никак не может дать тебе руку. Протяни ему свою, тогда сможешь его спасти».
Истории используются в позитивной психотерапии не произвольно, а целенаправленно подбираются в рамках пятиступенчатой терапии. Я хотел бы проиллюстрировать этот процесс лечения на примере житейской ситуации. Если нас раздражает чья-либо невежливость, мы ощущаем внутреннее беспокойство, открыто осуждаем этого человека или обсуждаем с кем-нибудь его недостатки. Так, незаметно для себя, мы перестаем видеть в нем человека с его богатым внутренним миром, а замечаем только невежу и грубияна, обидевшего нас своей невоспитанностью. Мы уже не думаем о других, положительных качествах этого человека, так как отрицательные переживания легли, как тень, на отношение к нему. В результате мы неспособны с ним общаться, отношения испорчены, общение ограничено. Эта цепочка событий может привести к психическим и психосоматическим нарушениям, но если воспользоваться ею как отправной точкой развития событий, можно предложить следующий пятиступенчатый процесс лечения:
1. Наблюдение и описание. Следует четко определить, желательно письменно, причины обиды, кто её спровоцировал и когда.
2. Инвентаризация. С помощью дифференциально-аналитического опросника устанавливаем, в каких сферах поведения пациент и его партнер наряду с качествами, подвергавшимися критике, имеют позитивные качества. Благодаря этому мы можем избежать слишком общих оценок.
3. Ситуативное поощрение. Чтобы выстроить доверительные отношения, мы выделяем, качества, приемлемые для нас, которые сочетаются с отрицательными.
4. Вербализация. Чтобы преодолеть молчание или вызванное конфликтом нежелание партнеров разговаривать друг с другом, мы шаг за шагом развиваем у них коммуникативные навыки. Говорим как о положительных, так и об отрицательных свойствах характера и переживаниях.
5. Расширение цели. Целенаправленно разрушается невротическое сужение кругозора. Пациент учится не переносить конфликт на другие сферы поведения. Наряду с этим он учится ставить себе новые, возможно ещё неизвестные, цели. Таким образом, лечение основывается на двух одновременно протекающих и тесно связанных между собой процессах психотерапии, когда на первый план выступают отношения между врачом и пациентом, и самопомощи, когда пациент берет на себя «терапевтические задачи», то есть становится психотерапевтом, психологом для себя и своих близких.
Таковы некоторые основные приемы дифференциально-аналитического подхода. Нами был накоплен опыт применения этой методики при разрешении супружеских конфликтов, решении воспитательных проблем, при лечении депрессий, фобий, сексуальных расстройств, а также психосоматических нарушений, которые проявлялись в виде расстройств желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой системы, при ревматизме и астме. Мы лечим также многие случаи психопатии и шизофрении.
Успешный результат лечения показал, что, как правило, значительное улучшение состояния больного наступало через короткий срок (после шести – десяти сеансов). По истечении года были проведены контрольные обследования, которые показали в большинстве случаев устойчивый успех позитивной терапии. Особенно благоприятные результаты были достигнуты при лечении невротических и психосоматических нарушений. Таким образом, позитивная психотерапия оправдала себя как вполне приемлемый вариант лечения.
5. Транскультурная психотерапия.
Сад на крыше и два разных мира.
Одной летней ночью все члены семьи спали в саду на крыше дома. Мать, к своему неудовольствию, увидела, что невестка (которую она вынуждена была терпеть против своей воли) и сын спали, тесно прильнув друг к другу. Не в силах вынести это зрелище, она разбудила спящих и закричала: «Как это можно в такую жару так тесно прижиматься друг к другу! Это вредно для здоровья!».
В другом углу сада спала ее дочь с любимым зятем. Они лежали на расстоянии, по крайней мере, одного шага друг от друга. Мать заботливо разбудила обоих и прошептала: «Мои дорогие, почему в такой холод вы лежите врозь, вместо того чтобы согревать друг друга?», Эти слова услышала невестка. Она поднялась и громко, как молитву, произнесла: «Сколь всемогущ Бог. На крыше один сад, а какой разный в нем климат».
Транскультурная проблематика – в личной жизни, в работе и политике – приобретает в наши дни все большее значение. При существующих тенденциях развития общества можно ожидать, что транскультурная проблематика станет одной из наиболее важных задач будущего. Если раньше люди различных культурных сообществ были отделены друг от друга большими расстояниями и контактировали друг с другом при необычных обстоятельствах, то в наше время благодаря научно-техническому прогрессу возможность общения невероятно возросла. Раскрывая газету, мы уже выходим из тесных рамок нашего существования и знакомимся с проблемами других людей, принадлежащих иному культурному кругу, иным социальным группам. Как правило, мы воспринимаем события так, как это свойственно привычному для нас образу мыслчасто с легкостью критикуем, ругаем или высмеиваем других за кажущуюся нам отсталость, наивность, жестокость или не понятную нам беспечность.
Применяя транскультурный подход, мы изучаем действующие в данной культуре понятия, нормы, ценности, модели поведения, интересы и точки зрения.
Однако именно здесь и таится опасность для транскультурного подхода (в двояком понимании терминологии). Присущая транскультурному подходу типизация: «немец», «перс», «восточный человек», «итальянец», «француз» и т.п. – может привести к стереотипам и предубеждениям, поэтому представляется особенно важным при транскультурных описаниях не забывать о том, что мы имеем дело с типизацией, то есть с абстракцией, со статическими взаимоотношениями, которые всегда допускают исключения и могут быть опровергнуты единичными случаями и особенностями исторического развития. В этом смысле возможны различные парадоксы, с которыми мы часто сталкиваемся. Так, например, «восточный человек», проживающий в Пруссии, часто придает большое значение пунктуальности, точности, в то время как «житель восточной Пруссии» к этим качествам относится иногда пренебрежительно, чем вполне соответствует духу восточного базара.
Наряду с культурной средой существует и воспитательная среда, внутри которой каждый создает свою «систему культуры» и которая может прийти в столкновение с иными системами. Транскультурная проблематика превращается в проблематику человеческих взаимоотношений и внутренних конфликтов. Именно поэтому она становится предметом психотерапии.
6. Истории как инструменты в психотерапии
Полуправда
О пророке Мухаммаде* рассказывают следующую историю. Пророк с одним из своих спутников пришел в город, чтобы учить людей. Вскоре один из сторонников его учения обратился к нему с такими словами: «Господин! В этом городе глупость не переводится. Здешние жители – сущие ослы, никто ничему не хочет учиться. Ты не сможешь растопить лёд их сердец». Пророк выслушал его и ответил благосклонно: «Ты прав!». Вскоре другой член общины с сияющим от радости лицом подошел к пророку: «Господин! Ты в благословенном городе. Люди жаждут услышать праведное учение и открыть сердца твоему слову!». Мухаммад благосклонно улыбнулся и опять сказал: «Ты прав!». «О, господин, – обратился тогда к Мухаммаду его спутник, – одному ты говоришь, что он прав. Другому, который утверждает обратное, ты тоже говоришь, что он прав. Но не может же черное быть белым». Мухаммад ответил: «Каждый видит мир таким, каким он хочет его видеть. Зачем мне им обоим возражать. Один видит зло, другой – добро. Мог бы ты утверждать, что один из них сказал неправду, ведь люди как здесь, так и везде в мире одновременно и злые, и добрые. Ни один из них не сказал мне что-то неправильно, а всего лишь неполную правду».
Существует много способов работы с историями. Нас интересуют, прежде всего, те функции историй, которые относятся к происхождению и имеют воспитательное и терапевтическое значение. При этом мы выделяем следующие четыре жизненные сферы, представляющие собой главный источник конфликтов: отношение к телу, к физическому здоровью; отношение к преуспеванию в деятельности; отношение к другим людям, к семье, родственникам, друзьям, коллегам (общительность/традиция); отношение к интуиции, фантазии и к будущему.
Чтобы избежать недоразумения, мы сознательно ограничились тем, что в восточных историях выделили прежде всего их психосоциальную функцию, т.е. её соотнесённость с особой психотерапевтической ситуацией или с отношениями, сходными с ней. Таким образом, мы затрагиваем только один аспект историй. Читатель волен оценить их и с другой точки зрения, как произведения искусства, как литературные миниатюры, понимание которых отнюдь не исчерпывается их психологическим толкованием.
7. Функции историй
Пророк и длинные ложки
Один правоверный пришел как-то к пророку Элиасу. Его очень волновало, что такое ад и рай, потому что он хотел жить праведно. «Где ад и где рай?» – с этим вопросом человек обратился к пророку, но Элиас не ответил. Он взял вопрошавшего за руку и повел темными переулками во дворец. Через железные врата они вошли в большой зал со множеством народа, бедными и богатыми, в лохмотьях и драгоценных одеяниях. Посреди зала стоял на огне огромный котел, в нем кипел суп, который на Востоке называется «ащ». От варева шел приятный запах по всему залу. Вокруг котла толпились люди со впалыми щеками и бессмысленными глазами, стараясь получить свою порцию супа. Спутник пророка Элиаса поразился, когда увидел у них в руках по ложке, величиной с них самих. Вся ложка была из металла, раскалённая от супа, и лишь на самом конце черенка имелась деревянная ручка. С жадностью голодные люди тыкали своими ложками в котле. Каждый хотел получить свою долю, но никому это не удавалось. Они с трудом вытаскивали тяжелые ложки из супа, но так как те были слишком длинными, то и сильнейшие не могли отправить их в рот. Слишком ретивые обжигали руки и лицо и, охваченные жадностью, обливали супом плечи соседей. С руганью они набрасывались друг на друга и дрались теми же ложками, которыми могли бы утолить голод. Пророк Элиас взял своего спутника за руку и сказал: «Вот это – ад!». Они покинули зал и вскоре уже не слышали адских воплей. После долгих странствий по темным коридорам они вошли в другой зал. Здесь тоже было много людей, сидящих вокруг. Посреди зала стоял котел с кипящим супом. У каждого было по такой же громадной ложке в руке, какие Элиас и его спутник уже видели в аду. Но люди были упитанными, в зале слышались лишь тихие довольные голоса и звуки окунаемых ложек. Люди подходили парами. Один окунал ложку и кормил другого. Если для кого-нибудь ложка оказывалась слишком тяжелой, то сразу же другая пара помогала своими ложками, так что каждый мог спокойно есть. Как только насыщался один, его место занимал другой. Пророк Элиас сказал своему спутнику: «А вот это – рай!».
Истории можно разделить на две группы:
истории, которые утверждают существующие нормы;
истории, которые подвергают сомнению существующие нормы.
Несмотря на противоположность, эти группы не являются взаимоисключающими. Во-первых, мораль каждой истории такова, какой её видит читатель. Во-вторых, когда человек постигает относительный характер отдельные норм, то «смена позиции» происходит не за счет утраты ценностей, а за счет понимания того, что могут быть более предпочтительные ценности. И наоборот, подчеркивание, усиление акцента на существующих общепринятых нормах приводит к тому, что другие точки зрения ставятся под сомнение или отвергаются. Во взаимоотношениях людей, а также в переживаниях и эмоциях существуют определённые явления, которые возникают при ознакомлении с историями. Мы расскажем об этих процессах и назовём их функциями истории.
Функция зеркала. Образный мир историй позволяет приблизить их содержание к внутреннему «Я» человека и облегчает идентификацию с ним. Человек может сравнить свои мысли, переживания с тем, о чем рассказывается в данной истории, и воспринять то, что в данное время соответствует его собственным психическим структурам. Такого рода реакции могут, в свою очередь, стать предметом терапевтической работы. Ассоциируя себя с тем, что пациент узнал из истории, он тем самым говорит о самом себе, о своих конфликтах и желаниях. Понимание и восприятие историй облегчается участием в них фантазии и воспоминаний пациента. Свободные от непосредственного, конкретного жизненного опыта пациента истории помогают ему – если они целенаправленно применены – выбрать определенную дистанцию, чтобы по-иному взглянуть на собственные конфликты. Пациент уже не только жертва своей болезни, он может сам выработать определенное отношение к своим конфликтам и привычным возможностям их разрешения. Так история становится как бы тем зеркалом, которое отражает и отражается само
Функция модели. Истории – это по своей сути модели. Они воспроизводят конфликтные ситуации и предлагают возможные способы их разрешения или указывают на последствия отдельных попыток решить конфликт. Таким образом, они помогают учиться при помощи модели. Однако эта модель не является чем-то застывшим. Она содержит некоторое число возможных интерпретаций и параллелей с собственной ситуацией пациента. Истории предлагают различные варианты действий, при этом мы в своих мыслях, чувствах знакомимся с непривычными решениями на привычных конфликтных ситуаций.
Функция опосредования. Пациенты высоко оценивают свои убеждения, индивидуальные мифологии. Верно или неверно, эти идеи неким образом помогают взаимодействовать с существующим конфликтом. Подобно тому, как не умеющий плавать боится отпустить спасательный круг, хотя иначе его не могут поднять в лодку, пациент боится расстаться с привычными для него способами самопомощи, хотя они не раз загоняли его в водоворот конфликтов. Это характерно, прежде всего, для тех случаев, когда пациент не уверен в том, что врач может ему предложить нечто равноценное или лучшее. Возникает внутреннее сопротивление, начинают действовать защитные механизмы, которые, с одной стороны, могут помешать терапевтической работе, а с другой стороны – открыть доступ к конфликтам пациента при условии, что они достаточно ясно поняты врачом.
Сопротивление может проявляться в самых различных формах: молчании, опаздывании, пропуске психотерапевтических сеансов; недовольство по поводу высокой цены или слишком частых посещений, под которым скрываются сомнения в пользе психотерапии вообще и пр. Такие виды сопротивления могут прорабатываться в ходе психотерапии. Подобная работа не всегда приятна для пациента. Фронтальное наступление на сопротивление и защитные механизмы вызывают чаще всего такую же фронтальную оборону.
В психотерапевтической ситуации противостояние врача и пациента ослабляется использованием истории в качестве посредника. Это знак уважения пациенту и обращение к его нарцистическим желаниям. Объект для обсуждения, беседы – это уже не пациент с определёнными симптомами в поведении, а только персонаж истории. В ней говорится не о пациенте, обнаружившем в своем поведении определенные симптомы, а только о персонаже истории. Так начинает действовать трехступенчатый (трёхсторонний?) процесс: пациент – история – врач. История играет функциональную роль фильтра. Пациенту и история помогает, хотя бы на время позволяющий освободиться от своих защитных механизмов, отягощенных конфликтами. Выражая свои мысли, свое понимание истории, пациент дает информацию, которую ему было бы трудно сообщить без этого посредника. Функция фильтра также успешно действует в супружеском партнерстве и в воспитании. Взяв историю как пример, можно сказать партнёру то, что в иной форме вызвало бы ответную агрессию; кроме того, у человека появляется возможность самовыразиться в общении с партнёром, поскольку раньше этой возможности не было.
Функция хранения опыта. Благодаря своей образности, истории легко запоминаются и могут быть использованы в различных ситуациях. Им находится место в повседневной жизни пациента, как до этого на терапевтических сеансах, когда жизненные ситуации легко вызывают из памяти необходимые истории, или же появление необходимость продумать отдельные вопросы, затронутые в притче. В разных обстоятельствах пациент может по-разному интерпретировать содержание одной и той же истории. Он обогащает свое первоначальное понимание истории и усваивает новые жизненные позиции, которые помогают разобраться в собственной мифологии. Таким образом, история выполняет функцию хранения опыта, то есть после окончания психотерапевтической работы она продолжает оказывать свое действие на пациента и делает его более независимым от врача.
Истории – носители традиций. В историях запечатлены культурные и семейные традиции, традиции определенной социальной общности и индивидуальные традиции как результат жизненного опыта. В этом смысле истории направляют мысль за пределы конечной человеческой жизни и передают дальше идеи, размышления, ассоциации. Передаваемые из поколения в поколение истории кажутся всегда одинаковыми. Но каждый новый слушатель или читатель обогащает смысл и содержание притчи своим индивидуальным неповторимым восприятием. Если мы ближе познакомимся с содержанием историй и с заложспособы поведения и взгляды, которые объяснят нам наше собственное, ставшее привычным, невротическое поведение и подверженность конфликтам,
Даже понятия классической психотерапии содержат в той или иной форме исторические мифологии, которые можно сравнить с нашими историями. Примером этого может быть Эдипов комплекс. История царя Эдипа в классическом ее понимании была первоначально только метафорой, характеризующей поведение по отношению к (родительскому) авторитету. В дальнейшем эта метафора превратилась в такое понятие психоаналитической теории и практики, как Эдипов комплекс.
Истории как посредники в транскультурных отношениях. Являясь носителями традиций, истории являются носителями культуры. Они содержат общепринятые убеждения, нормы поведения, свойственные той или иной культуре. В таком виде правила обладают большей аргументированностью и весомостью для представителей этой культуры. Также они знакомят с тем решением проблем, которое принято в данной культурной среде. Истории, принадлежащие другим культурам, в свою очередь, передают информацию о тех правилах и жизненных принципах, которые там считаются важными и представляют собой иные модели мышления. Знакомство с ними вдохновляет на расширение собственного набора понятий, принципов, ценностей и способов разрешения конфликтов.
Этот процесс связан с другим. Постепенно сносятся эмоциональные барьеры, предрассудки, которые заставляют воспринимать чужой образ мыслей и чувств, как что-то агрессивное, угрожающее. Эти эмоциональные барьеры порождают неприятие там, где должно быть понимание. Мучительное давление предрассудков, характерное в наше время, может быть преодолено с помощью притч и историй. Узнавая иной образ мыслей, можно многое позаимствовать для себя. Конечно, истории не знакомят нас со способами мышления, характерными для современного общества, но, даже будучи устаревшими, способствуют расширению горизонта и постановке новых целей, побуждая думать иначе и знакомя с неизвестными ранее убеждениями.
Истории как помощники в возвращении на более ранние этапы индивидуального развития. Использование в ходе психотерапевтической работы восточных историй, сказок, притч помогает снять напряженность – атмосфера становится теплее, в отношениях между врачом и пациентом появляются непринужденность, приветливость и доверительность. Истории обращены к интуиции и фантазии. В обществе, озабоченном преуспеванием, подобное фантазирование расценивается как регресс, возврат к прошлому, к уже пройденному пути развития. Если я читаю притчи, истории, сказки, то веду себя не как типичный среднеевропейский взрослый человек, а как ребенок или художник, которому как-то еще прощаются отступления от общепринятых норм достижения успеха и уход в мир фантазии. Применение историй с терапевтической целью помогает взрослому пациенту, пусть даже на короткое время, сбросить приобретённый с годами «панцирь» поведения и вернуться к прежней радостной непосредственности далекого детства. Они понимаются спонтанно, без глубоких размышлений, открывают дверь в мир фантазии, образного мышления, непосредственного и никем не осуждаемого вхождения в роль, которую предлагает их содержание. В известной степени истории пробуждают в человеке творческое начало, становятся посредниками между эмоционально окрашенным желанием и действительностью. Они прокладывают путь к желаниям и целям близкого и отдалённого будущего, обращены к интуиции и фантазии, то есть к тому, что противопоставлено рационализму, реальности, повседневности.
Возврат на ранние этапы развития направляется тематическим подбором историй, что дает возможность его постепенного осуществления; а для пациентов со слабо выраженным «Я», то есть со слабо выраженной индивидуальностью, возможен только очень осторожный терапевтический подход с тем, чтобы не наступал регресс в развитии. В этой связи я хотел бы привести достаточно убедительный пример из моей практики.
В одной психиатрической клинике я вел смешанную психотерапевтическую группу, в которую входили пациенты с шизофреническими, депрессивными и невротическими нарушениями, а также больные алкоголизмом. Мы начинали с тематически направленных мифологических историй, вызывавших оживленную, но хорошо контролируемую работу всей группы. Даже очень замкнутые пациенты проявляли удивительную активность. Этот эксперимент проводился в клинике, где прежде аналитическая психотерапия применялась относительно мало. Аналитические методики представлялись проблематичными, поскольку не было уверенности в том, что реакции на эксперимент могут быть полностью проконтролированы в группе.
Истории как альтернативные концепции. Врач знакомит пациента с историей не в общепринятом, заранее заданном смысле, а предлагает ему альтернативную концепцию, которую пациент может либо принять, либо отвергнуть. В этом процессе истории основываются на знакомой или новой ситуации, конечно, несколько двусмысленно. Поэтому информация может однобоко влиять на конфликты. Истории – это только частный случай человеческой коммуникации, где предполагается обмен концепциями.
Примером этого может служить следующий диалог из одной древнеперсидской истории.
Измученный жизнью отец заботливо советует своему сыну: «Не слушай, о сын, того, что сказано в пословице, будто каждый цветок имеет свой аромат, и отрекись от желания наслаждаться пьянящими цветами женской любви».
Сын возразил отцу: «Мой дорогой отец, ты никогда не замечал райского облика этих женщин. Твои очи не тонули в черноте их волос, твой взгляд не радовала родинка на их подбородке. Разве ты испытал, что значит предаваться своим мыслям, когда ты одурманен любовью, погружаться в сон, когда тебя будоражат фантазии».
Отец возразил сыну: «Дорогой сын, ты еще не знаешь, что такое стол без пищи. Ты еще не испытал, что такое суровость жены, и не слышал плача своих детей. Ты не знаешь, что значит сидеть в углу погруженным в мысли и ждать прихода нежданных гостей, когда ты обременен долгами».
Из этого диалога мы можем сделать вывод, что отец и сын пытаются понять друг друга. Мы можем почувствовать, что, несмотря на совершенно противоположный взгляд на жизнь, у них есть точки соприкосновения. Нельзя надеяться, что взаимопонимание наступит немедленно, здесь и сейчас. Их позиции ясны, собеседники высказали друг другу что хотели и, по всей видимости, поняли друг друга. Теперь следует проверить, насколько сказанное соответствует убеждениям каждого из них или оно приведёт кого-то к изменению прежних убеждений. Каждый на время идентифицирует себя с чуждыми для него взглядами и проверяет, что приемлемо для него самого, что может помочь лучше справиться с реально существующими обстоятельствами, а что не подходит и должно быть отвергнуто. Иными словами, обоим собеседникам нужно время, прежде чем они смогут сделать тот или иной вывод из полученной информации.