Девочка с птицами

1

Когда приближается конец учебного года, бабушка и дедушка присылают письмо. Не в конверте со штампами и марками, а сообщение в мессенджере в общем чате с моими родителями.

«Дорогой Арсений,

Мы любезно просим тебя провести это лето с нами. Мы не видели тебя целый год (видеозвонки не считаются!), и хотим, чтобы ты побывал на море, подышал чистым воздухом и поел свежих фруктов. Заточение в четырех стенах не проходит бесследно для тела и души.

Ждем тебя у нас первого июня. Можешь, как обычно, пригласить друзей, в доме много места!

Целуем, твои бабушка и дедушка».

– Мне нужна муза, – говорю я Тёмке. Мы качаемся в купе поезда, как неваляшки.

Бытует мнение, что писателями становятся сразу. Решил человек писать книги: сел за стол, настрочил первый черновик, подредактировал немного и отправил в издательство. Рукопись сразу же приняли, выпустили крупный тираж и вуаля – родился писатель!

Вот только я знаю правду. Чтобы стать писателем, надо трудиться не покладая рук, вдохновение откуда-то постоянно черпать. И с последним у меня проблемы.

Целое лето мы с Тёмкой будем жить в деревянном доме у моих бабушки и дедушки. Нас ждут пляж, море, природа и свежий воздух. Вот где можно набраться сил и начать творить.

– Че, так ни строчки не накатал? – хмыкает Тёмка. – Мы вторые сутки в поезде едем. За это время русичка уже тридцать три диктанта могла провести.

Пожимаю плечами. На столике лежит раскрытый блокнот на пружинах. Рядом с ним шариковая ручка, – она то и дело катается вправо-влево, ударяясь о подстаканник, – и мой телефон.

Мама не разрешила взять ноутбук. Сказала, чтобы я учился видеть окружающий мир, а не сидел в экране. В чем-то она права, однако писать от руки совсем не продуктивно.

Мерный стук колес отвлекает и не дает сосредоточиться. Хмурюсь, почесываю лоб. Беру ручку, склоняюсь к блокноту, придерживая его, и почти дотрагиваюсь кончиком стержня до бумаги.

– Нет, не могу! Мне точно нужна муза, – цепляю ручку колпачком за кольца блокнота.

Тёмка громко выдыхает и закатывает глаза.

– Страдалец ты, Сеня, вот ты кто, – он залипает в свой телефон. Ждет, небось, пока очередная девочка напишет. – Походи по вагону, может, встретишь свою. Найди ее и напиши уже хоть что-то.

Поджимаю губы. Во время посадки я приметил нескольких девчонок, но они все показались мне одинаковыми. Вернее, от них веяло какой-то городской рутиной. Мне же нужен кто-то совершенно новый. Кто-то особенный.

– А чего Лёнька с нами не поехал? – спрашивает Тёмка.

– Его мама усадила в самолет. Сказала, что в поезде можно заразу подхватить.

– Вечно тетя Нина с ума сходит. Странно, что она его вообще с нами отпустила.

– Почему?

– Ну, – Тёмка откладывает телефон и подается вперед на локте, опираясь им на столик. Я повторяю за ним, и вот нас уже потряхивает в такт поезду. – Он ведь у нас хороший сын. А такие обычно нужны матерям под рукой. В магазин, там, сходить, суп сварить и все такое…

– А по-моему с ним все нормально.

Тёмка усмехается и откидывается на спинку сиденья. Постукивает пальцами по своему колену.

– Да говори уже, – не выдерживаю я.

– Ты реально не знаешь?

Качаю головой.

– Значит, он пока никому не сказал. Но я сам слышал, когда мама с тетей Ниной по телефону болтала, – довольный Тёмка потирает подбородок. – У него скоро в семье будет пополнение, вот предки его и спихнули на все лето.

– Что-о?! – вскакиваю с места. – Не врешь?

– Вот встретимся с ним у твоей родни и спросим.

Дверь купе открывается. В проеме появляется проводница – молодая симпатичная женщина. Ее темные волосы собраны в аккуратный пучок, ярко-голубые глаза окидывают нас с Тёмкой ясным взглядом. На ней серая юбка и пиджак с белыми пуговицами, платок с надписью «РЖД».

– Собирайтесь, мальчики, – она дежурно, но тепло улыбается. – Через десять минут ваша станция.

– Хорошо, – вразнобой отвечаем мы.

Проводница уходит, оставляя дверь открытой. Снаружи шумно. Мимо проходят другие пассажиры: взрослые, пожилые, девчонки нашего возраста. Последние болтают, переглядываются, хихикают. С любопытством заглядывают в наше купе. Тёмка подмигивает каждой, порождая новую волну смеха.

– Эй, сердцеед, – закрываю блокнот и сую в карман шорт. – Пока будешь глазки строить, пропустим высадку.

– Да не боись, – фыркает Темка, хватая наши рюкзаки и бросая мой мне в руки. – И вообще, бери с меня пример. Как ты собираешься искать музу, если стесняешься с девчонками заигрывать?

– Мама говорит, что мне еще рано об этом думать.

– Ну-ну, – Тёмка сверкает снисходительной улыбкой.

У него смуглая кожа, поэтому зубы кажутся неестественно белыми. Хоть нам обоим по тринадцать, он выше меня на голову и гораздо больше похож на подростка, чем я. Неудивительно, что многие девочки хотят с ним гулять. Четырнадцатого февраля коробка разрывалась от валентинок – ему признавались в любви даже ученицы параллельных классов и девушки постарше.

– Ладно, пойдем, – Тёмка приобнимает меня за плечо и выводит в коридор.

Мы вливаемся в поток людей, ждущих, пока поезд остановится. Поглядываю в окно на приближающуюся станцию. Повсюду деревья и цветы. Совсем скоро мы придем в дом бабушки и дедушки.

2

И вот мы выходим под обжигающие лучи солнца. Мама предупреждала, чтобы я еще в поезде намазался кремом от загара, но я увлекся болтовней с Тёмкой и забыл про это.

Мы с ней едва не поссорились перед самым выходом.

– Сенечка, нельзя с неприкрытой головой гулять под солнцем, – всплескивала она руками. – Ты так удар схватишь!

– Панаму я не надену, – уперся я. – Она с цветочками!

– Ну и что?

Положение спас папа, вовремя пришедший домой на обед.

– Держи, – он достал из пакета джинсовую бейсболку и надел на меня козырьком вперед.

Я подбежал к зеркалу и с довольной улыбкой заправил короткие светло-русые волосы.

– Чуть не опоздал, – папа наигранно вытер лоб рукой, и мы засмеялись. Заметив, что мама молчит, он шепнул: – Иди помирись с мамой. Нехорошо ругаться перед отъездом. И это она попросила меня купить тебе бейсболку.

– Прости, мам, – я подошел к ней и примирительно потер ладонью ее плечо. – Если я надену панаму с цветочками, меня засмеют. Ты же знаешь, как мы с Тёмкой теперь смотримся рядом…

– Ничего, – сдавшись, мама притянула меня к себе и обняла. – Когда вернешься, выберешь еще несколько головных уборов.

Тёмка достает солнцезащитные очки и скрывает за ними глаза оливкового цвета. Приминает черные кудри бейсболкой, быстро втирает крем от загара в плечи – хорошо ему в безрукавке, надо было тоже об этом подумать.

– Ну че, пошли, Сенька, – он похлопывает меня по плечу и шагает вперед в сандалиях на босу ногу.

Плетусь за ним. В шортах до колена, безразмерной красной футболке и кедах на носок ужасно жарко. Волосы прилипают к шее, хочется пить. Нас никто не встречает: слишком рискованно звать деда и бабулю в людное место. Хоть сейчас уже разработали вакцины от Ковида, пожилые люди все равно в зоне риска. Это впервые, когда мы добираемся до дома самостоятельно.

Пихаю Тёмку в бок.

– У тебя вода осталась?

– Не, я не брал.

– Блин, – сглатываю сухость в горле.

– Можем купить. Вон квас продают, – Тёмка машет рукой в сторону привокзального киоска.

– Да ладно, потерплю.

Смотрю время на экране телефона. 14:12. Вот же повезло, прибыли в самое пекло. Чтобы отвлечься, сую руку в карман за блокнотом… и не нащупываю его. В панике хлопаю себя по другим карманам, проверяю рюкзак.

– Сень, ты чего?

– Блокнот! Он пропал!

– Ты ж ничего в него не записал. Купи новый.

– Нет! – выкрикиваю я, успокаиваюсь и понижаю голос: – Нет. Это особенный блокнот. Я его специально для поездки выбирал.

– Тогда давай вернемся на станцию и поищем.

Растерянно моргаю. Куда делось его безразличие?..

– Чего ты так на меня смотришь? Я не хочу все три месяца слушать твое нытье про пропавший блокнот, – фыркает Тёмка.

С усмешкой качаю головой. Нет, ничего не изменилось. Мы разворачиваемся и идем к платформе. Едва сдерживаюсь, чтобы не побежать. Наверняка блокнот упал где-нибудь… Только бы не в поезде! Если я уронил его там, то всё, моя писательская карьера закончится, так и не начавшись.

Останавливаюсь, вглядываясь в каждую неровность на земле. Замечаю, как мужчина идет прямо на мой блокнот с красной обложкой.

– Не-е-т! – кидаюсь на него с криком и выхватываю за секунду до того, как нога мужчины опускается на землю. – Простите, – отряхиваю блокнот и отхожу. – Этот блокнот очень важен для меня, – бормоча под нос оправдания, оборачиваюсь и убегаю к Тёмке.

– Ты прям как моська, – смеется он. – Видел бы ты свое лицо.

– Чего ж ты меня на видео не снял для своего канала? – огрызаюсь в ответ.

Тёмкино лицо становится серьезным. Он подходит ко мне, чуть склоняется и говорит:

– Прости, я не могу делить тебя со своими фанатами.

И тут уже я заливаюсь смехом.

Мы выходим на развилку проселочной дороги. Что справа, что слева – дома с цветущими садами. Некоторые огорожены старыми покосившимся заборами, другие – ровными и свежевыкрашенными.

– И куда теперь? – интересуется Тёмка.

– Хороший вопрос.

– Ты что, даже не смотрел на карту?

– Мама мне скидывала что-то, сейчас… – достаю телефон и пытаюсь зайти в мессенджер, чтобы посмотреть геолокацию дома. – Сеть не работает.

– Сеня-Сеня, вечно ты о самых важных вещах забываешь, – щурясь, Тёмка вглядывается вдаль. – Ладно, давай рассчитывать на интуицию. Просто пойдем куда-нибудь. Местные подскажут, в конце концов.

Я соглашаюсь. Мы бредем по улицам, рассматривая окружение. Ароматы цветов наполняют солнечный день. В одном домике из открытого окна плавно вздыхают тюлевые занавески. Из другого доносится бормотание телевизора. Грубо вот так врываться в чужой двор и просить помощи. Решаю, по совету Тёмки, довериться интуиции. Сворачиваем влево, к заборам поновее.

Как же хочется пить…

Заборы, сады, палящее солнце, отдаленное гавканье собак, почуявших наше приближение. Острый взгляд черного кота с белыми пятнами под усами. Все такое обычное и в то же время – совсем не такое, как в городе.

Останавливаемся в тени дерева, чтобы передохнуть. Волосы под бейсболкой взмокли еще сильнее. Снимаю кеды, стягиваю носки. Последние наверняка можно выжимать. Запихиваю их в задний карман шорт и надеваю кеды.

– Проверь сеть, – говорит Тёмка. Смотрю в экран телефона, качаю головой. – Блин, все было бы проще, если б ты мог позвонить бабушке, – Тёмка протирает вспотевшую шею и обмахивается футболкой, оттягивая ее за воротник быстрыми движениями. – Давай к кому-нибудь зайдем, у местных уж телефоны есть.

– Тебе бы понравилось, если бы к тебе внезапно вломились?

Тёмка закатывает глаза.

– Ты слишком все усложняешь.

Чи-рик!

Надо мной проносится птичка. Верчу головой, выискивая ее.

Чирик!

Отхожу чуть в сторону и обнаруживаю птицу на ветке дерева. Сидит, смотрит на меня маленькими черными бусинками. Чиррик!

– Что ты пытаешься мне сказать? – бормочу я.

– Че ты там бубнишь?

В городе полно синиц, воробьев и голубей. В нашем дворе чаще всего появляются вороны. Такую птицу с яркой шейкой вижу впервые.

Птица спрыгивает с ветки на ветку, пролетает мимо. Я слежу за ней взглядом. Она садится на навес из дерева, выкрашенный в зеленый цвет.

Опускаю глаза и замечаю колодец. Иссушенное горло умоляет достать из него хоть каплю воды.

– Тёмка! – хватаю друга за воротник и тяну. – Смотри, там колодец.

– Пошли попьем, – опережает он мою мысль.

Озираюсь – никого. Что ж, вряд ли кто-то будет злиться, если мы наберем немного воды…

Подхожу к калитке и осторожно открываю ее. Она не скрипит, словно приглашает в гости. Добираемся до колодца, заглядываем внутрь. Ведро на веревке спущено вниз. Сглатываю, мучимый жаждой, и спешно кручу ручку, достаю ведро и ставлю на край колодца. Тёмка смотрит на мои мучения, но не подкалывает. Если есть возможность отлынивать от дела, он ею воспользуется.

Опускаю голову, облизывая губы. Еще немного…

– Стойте, мальчики! – от громкого окрика вздрагиваю, подпрыгиваю, задеваю ведро, и оно с шумом падает обратно в колодец.

– Я-я… – вскидываю руки.

– Нельзя пить воду из колодца, – качает головой женщина. – Живот заболит. Подождите, сейчас чистую принесу.

Кажется, я пережил сердечный приступ. Пока в груди бьют барабаны, незнакомка исчезает в доме, а после появляется с кружками и чайником.

– Вот, держите.

– Спасибо, – Тёмка смотрит в воду, принюхивается к ней и только потом отпивает.

– Спасибо, – сиплю я, припадаю губами к кружке и закрываю глаза от наслаждения. – Как же хорошо! – вытираю рот рукой и улыбаюсь.

– Сразу видно, не местные, – хмыкает женщина. – Отдыхать приехали?

– Да, к его деду и бабушке.

– Но мы… – вряд ли нужно ей рассказывать про мои приключения с блокнотом, – заблудились.

– Не вы первые, не вы последние. Пейте, сколько надо, потом я помогу вам найти дорогу.

Смотрю на незнакомку и вижу за ее спиной белоснежные крылья. Не иначе как ангел спустился ко мне с небес. Только волосы у нее темно-каштановые, а глаза карие. На лице добрые морщинки. Я редко угадываю возраст взрослых, кажется, что ей около сорока.

– Спасибо большое, – допиваю вторую кружку и возвращаю хозяйке. – Вы нам очень помогли.

– Пустяки. Как вас зовут?

– Артем.

– Сен… Арсений. Можете звать меня Сеня.

– Очень приятно, Арсений, Артем, – она протягивает нам руку. Я смущенно пожимаю ее, а Тёмка целует ей тыльную сторону ладони. – Боже, какие манеры! – смеется женщина. Ее щеки заметно розовеют. Тёмка отвешивает шутливый поклон, сняв бейсболку, и с размаху надевает ее обратно. – Можете звать меня тетей Любой.

Оборачиваюсь к навесу колодца, но птицы уже нет.

– Итак, – тетя Люба забирает у нас кружки. – Как зовут твоих дедушку и бабушку?

Только я открываю рот, как раздается высокий свист. Звук настолько различимый, что мы с Тёмкой уже знаем, кто его издает.

– Права была Зинаида Семеновна, – появившийся на горизонте Лёнька машет рукой, другую держа в кармане шорт. – Пойдемте, там уже еда стынет.

Он подходит к нам и, увидев тетю Любу, улыбается ей.

– Здравствуйте, – протягивает руку, – я Леонид.

Тетя Люба поворачивается ко мне и вглядывается.

– Вот оно что. Теперь я вижу сходство. Ты действительно очень похож на свою бабушку.

– Спасибо, – бормочу я, опустив взгляд.

Разве мальчики не должны быть похожими на отцов или дедов? Можно ли считать ее слова комплиментом, или это означает, что я слишком женственный для тринадцати лет?

– Ну, нам пора, – говорит Тёмка. – Спасибо, что выручили.

Друг за другом мы выходим через калитку к дороге.

– Заглядывайте на чай, ребята! – прощается тетя Люба.

Я иду посередине. Справа от меня чуть вытянувшийся Тёмка. Его особенности – харизма и яркая улыбка. Слева – Лёнька, полная противоположность Тёмки во всем. Он чуть выше него, светлые волосы коротко пострижены, его глаза голубые, а кожа бледная. Лёнька легко находит общий язык со всеми, но не пытается заигрывать с каждой встречной девочкой. Друзья настолько же яркие, насколько я блеклый.

– Как вы умудрились заблудиться? – спрашивает Лёнька.

– Просто кое-кто не посмотрел на карту, а потом у него сеть не ловила, – Тёмка тычет меня локтем в бок.

Отмахиваюсь, снимаю бейсболку и подставляю вспотевшую голову налетевшему теплому ветру. Провожу пальцами по спутанным волосам.

– Бабушка с дедушкой переживают? – кошусь на Лёньку.

– Они уже начали волноваться, но я их успокоил.

– И как это тебе удается?

– Не знаю, – Лёнька пожимает плечами. – Говорю, что думаю, только сначала правильные слова подбираю.

– Да он просто ко всем подлизывается, – Тёмка улыбается как Чеширский кот. Его глаза превращаются в блестящие щелочки. – Мы здесь на три месяца. Может, познакомимся с местными девчонками? На море-то это легко. Типа, курортный роман, все дела…

– Ты хоть раз наедине с девочкой был? – снисходительно спрашивает Лёнька.

– Не-а. А ты?

– Я тоже. Но я не собираюсь как ты бегать за каждой непонятно зачем.

Тёмка громко смеется.

– Еще один! – он приобнимает меня за шею, и кожа на его потном локте неприятно жарит. – Сенька вот музу ищет, не пишется ему без нее. Ты тоже музу собрался искать?

– Я вообще не планировал с кем-либо встречаться. Мы же сюда отдыхать приехали? Вот и будем веселиться, в море плавать, Зинаиде Семеновне и Валерию Антоновичу помогать.

Тёмка кривится. Я выбираюсь из-под его локтя и смахиваю влагу с шеи.

– Вот умеет же человек все настроение испортить, – Тёмка цокает и закатывает глаза. Я прыскаю, потому что его мама делает точно так же, когда отчитывает его после родительского собрания. Однажды мы говорили по видеосвязи, и Тёмка забыл отключить картинку, выключил только звук. Тогда я и увидел, насколько они с ней похожи. – А ты че смеешься, писатель?

– Да так, ничего.

– М-м-м, ребят, – Лёнька замедляет шаг и виновато смотрит на нас. Я настораживаюсь. – Я все думал, как вам сказать…

Мы с Тёмкой переглядываемся. Он шевелит бровями, как бы говоря: «Сейчас он нам скажет!»

– В общем, нас будет четверо.

– О-о, ну наконец-то! – Тёмка раскидывает руки и кидается на Лёньку. – Поздравляю!

– Э-э, что?.. – тот ошарашенно смотрит на него и кое-как выпутывается из удушающих объятий. – Я имел в виду, что в доме три кровати и одна раскладушка.

Тут уже удивляюсь я.

– Мне никто не предупредил, что будут гости.

– Они сказали, что познакомят нас, когда вы придете. Гость, наверное, уже ждет, – Лёнька поглядывает на фитнес-браслет. – В общем, сильно не удивляйтесь. Похоже, Зинаиде Семеновне и Валерию Антоновичу кто-то помогает.

Кожа на щеках болезненно сжимается. Наверное, это из-за солнца. Или же чувства вины, от которого внутри скручивает. Бабушка и дедушка не молодеют, неудивительно, что им понадобился помощник.

– Эй, ты в порядке? – Лёнька кладет руку мне на плечо.

– Да. Пойдем уже, – притворно-беззаботно улыбаюсь.

Кто знает, когда я увижусь с бабулей и дедулей в последний раз?

3

Нас встречает невысокий забор из коричневых досок. Дорожка ведет к деревянному крыльцу, а дверь приветливо распахнута, удерживаемая лишь изогнутым проржавевшим крючком, крепко цепляющимся за железную петлю в стене неподалеку. Путь преграждает москитная сетка, которую можно отодвинуть, как шторку. Соток на участке немного, но хватает для разведения кур, высадки цветочных клумб, раскидистого абрикосового дерева и гаража с машиной.

Лёнька и Тёмка заходят не колеблясь, а я стою за забором и смотрю им вслед. Почему бабушке и дедушке понадобилась чья-то помощь? Сжимаю колышек, выдыхаю и прохожу к дому. Надеюсь, это хотя бы не девчонка, а то мне станет совсем неловко…

– Сенечка! – бабушка хлопает в ладоши и ахает, поднимаясь из-за стола. – Какой ты у меня большой стал!

– Да-а, – неловко посмеиваюсь, пока она обнимает меня. – Деда, привет.

Он машет в ответ, улыбаясь.

– Тёмочка тоже такой взрослый теперь! Ладно, я вас позже рассмотрю. Идите оставьте вещи в комнате, мойте руки и садитесь к столу, – бабушка подходит к раскрытому окну и кричит: – Русланчик, пора обедать!

Меня словно бьют под дых, так живот от волнения скручивает. Прижимаю к нему руку и торопливо иду в комнату. Не хочется просидеть весь обед в туалете.

– Я, как обычно, все сложу во втором ящике, – Лёнька выкладывает вещи в комод.

Прохожу мимо и ставлю рюкзак с сумкой рядом с двухъярусной кроватью, которую мы всегда занимаем с Тёмкой, слева от окна. Из него открывается вид на забор, отделяющий участок от назойливых соседей; сладко пахнет распустившимися внизу цветами, размеренно жужжат мохнатые пчелки. Успокаивающий звук перекрывается резким ударом. Вздрагиваю.

– Ты это слышал? – оборачиваюсь на Лёньку.

– Кто-то дрова рубит, – отзывается тот не глядя.

– Как-то слишком близко звучит, – замечает Тёмка. – Сень, пошли.

Мы моем руки и садимся за стол. Лёнька догоняет нас через мгновение. Иногда мне кажется, что на свете нет ничего, чего Лёнька не успеет сделать. Ему не повезло только однажды: вместо него старостой выбрали Сати. В классе ее кличут Капитаном, потому что она любит раздавать приказы и ее назначили капитаном девчачьей волейбольной команды.

Тянусь за пирожком с мясом, едва не облизываясь. Бабушкина стряпня всегда такая вкусная, а после нескольких суток в поезде мне кажется, что я в раю.

– Ба, а ты чего не ешь? – спрашиваю.

– Сейчас все соберутся, и начну, – отвечает она с улыбкой.

С каждым годом на ее лице прорезаются новые морщинки, но она все еще похожа на себя в молодости. Такая же статная, ухоженная, даже волосы подкрашивает, чтобы седина не проступала.

Пока мы ждем, бабушка звонит моей маме по видео.

– Доча, добрались мальчишки, – она медленно водит телефоном, показывая всех нас. Я машу, зная, как маме важно это увидеть и спокойно выдохнуть. Она всегда чрезмерно волнуется. – Все целые, здоровые.

Обменявшись парой фраз, ба заканчивает вызов. Они с мамой довольно часто созваниваются даже когда я в городе.

– Извините, задержался.

На пороге появляется незнакомый парень в майке и спортивных шортах. Высокий, жилистый, с тонкими губами и черными глазами. Взгляд острый, будто иглой колет.

– Ребята, это Руслан, – бабушка оживляется. Хлопочет вокруг, отодвигает для него стул, подает смоченное полотенце. Руслан вытирает пот с лица и шеи. Его кожа темнее, чем у нас с Лёнькой, но светлее, чем у Тёмки. – Он нам помогает по хозяйству и иногда будет ночевать здесь.

Руслан отдает бабушке полотенце. Она уносит его в ванную.

– Ты, значит, Сеня, – поворачивается ко мне Руслан и первым протягивает руку. Нерешительно пожимаю ее. – Антоныч и Семеновна мне много про тебя рассказывали.

Его глаза так пристально изучают меня, что я чувствую себя ощупанным. Странное пугающее чувство. Пока до меня доходит, что он называет ба и деда по отчествам, он уже пожимает Лёньке ладонь. Настает черед Тёмки, но тот сидит скрестив руки, и смотрит на Руслана исподлобья. Тот едва заметно поводит челюстью и поворачивается к столу.

– Сколько тебе лет? – подает голос Тёмка.

– Четырнадцать.

Тёмка поджимает губы. Хоть Руслан пришел, когда мы уже сидели за столом, можно сказать, что он немного выше Тёмки. Может, в этом причина его недружелюбия?

– Ладно, ребятня, хватит лясы точить. Налетайте, – командует дед.

Сытно пообедав, мы с Тёмкой разваливаемся на стульях. Руслан благодарит бабушку с дедом и уходит на улицу, а Лёнька собирает со стола посуду.

– Голубчик, ты же в гостях! – всплескивает руками ба. – Сиди, я сама все помою.

– Вы нас так вкусно накормили, и это – меньшее, что я могу сделать, – улыбается Лёнька.

От его улыбки, как в песне, хмурый день становится светлей. Тёмка сбоку едва слышно фыркает. Его рука по привычке тянется к козырьку бейсболки, но та осталась висеть у входа. Тогда Тёмка теребит черную кудрявую прядь.

– Деда, может, воды нужно набрать? – спрашиваю, пытаясь отогнать жар от щек.

– Нет, у нас насос, – дед хитро прищуривается. – Хотите сыграть?

– Во что? – глаза Тёмки начинают блестеть.

Мама строго следит за тем, чтобы я не увлекался всякими играми. Она хочет, чтобы я больше читал и меньше времени проводил за компьютером. Но моя писательская карьера… моя будущая писательская карьера тесно связана с танцами пальцев по клавиатуре и бегу глаз по монитору. А вот Тёмка хорош во всяких играх. Еще в детстве он обыгрывал меня в догонялки, классики, даже девчонок в «резиночке» побеждал, хоть это и древняя игра, и про нее мало кто помнит. Тёмка стремится быть победителем. Он может научить людей играть в то, что интересно ему самому, а потом нещадно их обыгрывать. Вот только в последнее время он стал закрытым и… более злым, что ли?

– В домино.

– Ой, не! – фыркает Тёмка. – А есть че-нить поинтереснее?

– Чем тебе домино не нравится?

– Для детишек совсем.

Дед усмехается и берет с полки деревянную шкатулку.

– Тогда я покажу тебе старые монеты.

– Пиратские?! – восклицает Тёмка. Его глаза горят от любопытства.

– Кто знает, – интригует дед.

– Блин-блин! – Тёмка поочередно молотит ладонями по столу. – Всегда хотел увидеть настоящие пиратские монеты!

Мы с Лёнькой переглядываемся и улыбаемся. Может, Тёмка немного изменился, но на подобную ерунду все еще ведется. Пока дед раскладывает монетки, замечаю бабушку, вышедшую из ванной с полным тазом белья в руках.

– Вы играйте, я позже присоединюсь, – выбираюсь из-за стола.

Пирожки сдавливают живот, но эта тяжесть приятная. Побуду немного на свежем воздухе, и все пройдет.

– Бабуль, давай помогу, – вдохновлённый примером Лёньки, забираю у бабушки тазик.

– Спасибо, Сенечка, – она целует меня в макушку, словно клюет, и взъерошивает мне волосы.

Мы выходим на улицу. Неподалеку натянуты бельевые веревки. Опускаю таз на трёхногую табуретку и беру белье. Разматываю смотанный комок – он оказывается белой простыней с нанесенными то тут, то там ирисами.

– А почему ты дома не вешаешь? Тут же мухи всякие, мусор может прилететь, – развешиваю влажную ткань.

– Посмотри, – бабушка поднимает голову и прикрывает глаза ладонью, как козырьком. Повторяю за ней. – Видишь, как солнышко белье греет? Чувствуешь ветер?

Края повешенной мною простыни размеренно шевелятся. Свет с неба придает ей золотистый оттенок. Где-то поблизости заводят косилку, и со звуком режущего стрёкота прилетает запах свежескошенной травы. Прикрываю глаза, вдыхаю как можно глубже. Воздух здесь совсем не такой, как в городе. Он не тяжелый, не наполненный вредными выхлопами, не душит, когда идешь в тесных переулках между зданиями, гоняющими жар.

– На кровати с таким бельем очень хорошо спится, – бабушка улыбается и подмигивает. – Наконец-то ты приехал, Сенечка. Я так по тебе соскучилась!

Она обнимает меня, и я обнимаю ее. От бабушки пахнет выпечкой и приправами. И даже немного духами, от которых не слезятся глаза и не болит голова. Кто-то однажды сказал мне: «Чтобы понять, каков человек, его нужно обнять». Моя бабушка – средоточие заботы и любви.

– Сегодня, уж извини, вы на море не попадете, – виновато говорит она. – Как только привыкнете к климату, попрошу Русланчика вас проводить.

– Ба, а кто он такой? – возвращаюсь к тазу и развешиваю белье. – Почему он вам помогает?

– Еще одна пара рук в хозяйстве никогда не помешает. Мы ему платим за покос травы, колку дров и другую работу.

– Чего-о? – едва не роняю на землю дедушкину футболку. – Мы с ребятами приехали и будем жить в доме целых три месяца, может, этим лучше нам заниматься?

– Вы-то к осени домой поедете, а Руслан местный, – бабушка качает головой. – У него дома ситуация сложная, поэтому постарайся с ним поладить. Он мальчик хороший, ответственный, к тому же немного старше вас. Если подружитесь, он вам все тайные лазейки покажет, будете веселиться так, как никогда до этого.

Когда она о нем говорит, у нее меняется голос. Становится чуть выше, в то же время спокойный и уверенный. Со мной она по-другому общается. Встряхиваю очередную простыню, и с ее шорохом невеселые мысли улетают прочь.

Дверь в спальню открывается. Бабушка заглядывает к нам, держась за ручку.

– Спокойной ночи, мальчики. Отсыпайтесь.

– Добрых снов, – отзываюсь я.

– Спокойной ночи, Зинаида Семеновна, – улыбается Лёнька.

Тёмка всматривается в экран телефона с сосредоточенным видом. Вскакивает и стремительно подходит к дверному проему.

– Можно мне немного прогуляться? – Тёмка потирает шею и неуверенно добавляет: – Душно тут.

– Конечно. Только далеко не уходи, голубчик, – бабушка пропускает его. – Вам раскладушка в центре не мешает?

– Нет.

– Хорошо. Увидимся утром.

Она выходит, а я ложусь на кровать, беру блокнот и пытаюсь написать хоть что-нибудь. Великих писателей не останавливали обстоятельства. Они могли целыми днями сидеть за письменным столом и творить шедевры.

Тёмка положил на верхнюю койку бейсболку. Он всегда ее оставляет, чтобы его место не занимали. Пару лет назад в лагере у него из-под носа увели хорошее место, с тех пор Тёмка учится отстаивать свое.

Кручу-верчу блокнот, но так и не касаюсь ручкой бумаги. Лишь случайно ставлю крохотную точку и начинаю злиться. Прячу блокнот под подушку, поворачиваюсь на бок. Лицо Лёньки подсвечивается лампой на прикроватной тумбе, а в руках он держит книгу в бумажном переплете.

– Что читаешь? – спрашиваю, когда не удается заснуть.

– Мангу.

– Комиксы, что ли?

Лёнька опускает раскрытый том и поворачивается ко мне.

– Вроде того. Их японцы придумали. Тут рисовка черно-белая, видишь? – он показывает картинки, я киваю. – Они пишут о духах предков, привидениях и многом другом.

– Понятно…

Собираюсь спросить что-то еще, как дверь открывается. Руслан окидывает нас взглядом и проходит в середину комнаты. Бейсболка Тёмки улетает на раскладушку, а Руслан ложится на верхнюю койку. Переглядываюсь с Лёнькой.

«Ты скажешь?» – немо спрашиваем друг друга.

Общаться с такими дикобразами, как Руслан, довольно трудно. Особенно, когда они занимают чужое место, ни у кого не спросив разрешения.

– Там занято, – решается Лёнька.

– А мне побоку.

– Тёмку лучше не злить.

– Еще что придумаешь? Я сюда спать пришел, а не жить с вами, балбесами. Вырубай свой светильник и спи.

Дом погружается в тишину. Слышно только, как мы втроем дышим. Поглядываю на время. Тёмка еще не вернулся. Чем он там занят? Беру телефон и пишу Лёньке: «Я за Тёмой».

Тот складывает пальцы в «Ок» и поглядывает на Руслана.

Поднимаюсь и на цыпочках выхожу из дома. Хоть сейчас и лето, снаружи прохладно, даже легкая дрожь пробирает. Потираю предплечья, разгоняя тепло по телу. Под светом луны дома с садами похожи на картину, запечатленную художником.

В темноте появляется оранжевая точка, мерцает, шевелится и гаснет. Потом еще одна, и еще. Оглядываюсь и с тревожным чувством направляюсь туда. Интуиция меня не подводит.

– Опять?! – возмущаюсь я, отчего Тёмка вздрагивает и роняет спичку. Она падает на землю и затухает. Вверх вьется тонкая струйка дыма.

– Блин, Сень, нельзя же так пугать, – выдыхает Тёмка. – Я чуть коньки не отбросил.

– Что на этот раз?

Он отводит глаза и качает головой. Открывает коробок, закрывает, открывает, закрывает.

– С подружкой поругался? – спрашиваю.

– Нет у меня никакой подружки, – Темка сует спичечный коробок в карман шорт. – Просто… в семье проблемы.

Мне это незнакомо. Я не ссорюсь с родителями, если только иногда капризничаю. Мой максимум – отказаться от женской панамки.

Ты же хочешь стать писателем, укоряю себя мысленно, а конфликты – основа произведений. Разберись!

– Расскажи, станет легче, – неуверенно предлагаю я.

– Да нечего рассказывать. Предки меня сюда сплавили, чтобы продолжить ругаться. Я им не нужен, – плечи Тёмки опускаются.

– Ты же знаешь, что это неправда.

Он хмуро смотрит на меня и ничего не говорит.

– Иногда взрослым необходимо побыть вдвоем, чтобы все прояснить. Я об этом недавно в комментах читал.

– Я сам что угодно могу в комментах написать. Интернетик – это не реальная жизнь, Сень. Тут все гораздо сложнее.

– Ла-адно, – присаживаюсь на корточки и сгребаю кучку горелых спичек в руку вместе с горкой пыли. – Но ты же помнишь, что мы сюда приехали отдыхать? Помнишь про абрикосы? Клубнику? Море? – встаю, подхожу ближе и шепотом добавляю: – Подумай о девчонках в купальниках!

Мрачный Тёмка прыскает, едва я упоминаю купальники.

– Я же знаю, что на самом деле ты приехал сюда ради этого, – серьезно говорю я, сжимая в кулаке мусор.

– Так точно, – так же серьезно отвечает он.

– Поэтому давай будем отдыхать. У нас впереди три месяца. А взрослые… они ведь потому и взрослые, что сами могут разобраться с проблемами, да?

– Ну, – вздыхает Тёмка, – может, ты и прав. Я никогда не понимал, почему они ругаются. Вроде все нормально было.

– Помнишь, что ты про сестру рассказывал?

– Я много о ней рассказывал. Говори конкретнее.

– Она все время то ругалась, то мирилась с парнем. И когда ты ее спросил, зачем это все, она сказала какую-то такую фразу… – щелкаю пальцами, пытаясь уловить мысль.

– …что всем нужно выпускать эмоции?

– Да! Вот. И твоим родителям тоже нужно выпустить эмоции.

– Ладно, убедил, – Тёмка треплет меня по волосам, отчего челка спадает на глаза как у какого-нибудь давно нестриженого пса. – Пошли, пока твоя бабушка не начала волноваться.

Я просыпаюсь, едва начинает светать. Из окна дует свежий утренний воздух. Приподнимаюсь, опираюсь локтями на тумбу перед подоконником и всматриваюсь в туман. Он понемногу рассеивается, являя на свет жемчужные капли росы. В ветвях яблони колышется паутина. Вдали кричит соседский петух. Долго и протяжно, пока не начинает сипеть и не замолкает. Сложно, наверное, быть петухом. Когда ты, состарившись, перестаёшь быть нужным, от тебя избавляются.

– Сенечка! Ты чего не спишь? – замечает бабушка. Она подманивает меня жестом. – Идём, посидим на качелях.

Осторожно выбираюсь из кровати, натягиваю спортивные штаны и футболку и выхожу. Сажусь рядом. Бабушка задорно машет ногами, раскачиваясь.

– А где деда?

– Пока спит. Он у нас пташка поздняя.

– А ты всегда так рано встаёшь?

– Удивлён? – ба улыбается и берет мою руку в свою. – Нам, старикам, особо нечего делать на пенсии. Раньше-то мы работали и растили детей, нянчили внуков, а потом все разъехались кто куда, а мы тут остались.

Она поглаживает мои пальцы, перебирает костяшки, словно считает, все ли на месте. Мама давно хотела навестить родителей всей семьей, но нам что-то мешало: работа, моя учеба или проблемы с деньгами. И она решила, что лучше показывать бабушке свою любовь через меня. А я и не против, ведь каждый год езжу сюда на море с друзьями. И нам не скучно, и бабуля с дедом рады, а родители спокойны (и отдыхают от меня, пока могут).

Сквозь утреннюю тишь по деревне разносится тонкий птичий голосок. Переливчатая трель то громче, то тише. Смолкает, через мгновение продолжается вновь.

– Ба, а ты знаешь, что это за птица поет?

– Малиновка. У них очень красивые песни. Они выступают на рассвете и в сумерках, – бабушка сжимает мою руку и осторожно показывает пальцем. – Присмотрись к ветвям яблони. Вон сидит.

Щурюсь и замечаю небольшую фигурку. Она вертит головой, подергивает крыльями, а когда чирикает, между ее раскрытым клювом видно небо. Иногда она прячет голову на груди, растопыривая перья.

– Она же меньше воробушка! А какой у нее окрас? – прикрываюсь рукой от просыпающегося солнца.

– Бурая. Малиновку легко отличить по пятнышку на груди. У самцов оно ярко-рыжее, у самочек побледнее.

– О! Так это ее я видел во дворе у тети Любы!

– Ты к Любе заходил? – бабушка склоняет голову набок. – Зачем?

– Мы с Тёмкой очень хотели пить, – тараторю я, почесывая шелушащуюся кожу на ключице. Покраснение появилось прямо над воротником футболки. – Наверное, нужно ее как-то поблагодарить…

– Хорошая она женщина, – начинает бабушка.

Когда она заводит такие речи, диалог превращается в монолог. Невольно отключаю слуховое восприятие и размышляю, чем можно отплатить добродушной соседке.

– …дочка, твоя ровесница. Сенечка, ты слышишь?

– Да-да. Моя ровесница, – машинально повторяю за бабушкой, чтобы не обидеть ее. – Ба, я есть хочу. Можно завтрака не ждать?

– Что же ты сразу не сказал? – она торопливо поднимается и тянет меня за собой, сжимая руку. – Пойдем скорее.

4

Накануне мне удалось убедить Тёмку поспать на свободной койке и отложить разборки до утра. Но если вечером Тёмка был не в настроении бороться за свое место, то с утра меня встречает его звенящий голос, когда захожу в комнату после завтрака.

– …это закон! Кто первый койку занял, тот на ней и спит.

Пока я пытаюсь вникнуть в происходящее, с верхней кровати доносится презрительный смешок.

– Еще что расскажешь, Пудель?

Лицо Тёмки краснеет так, что даже на смуглой коже видно. Он подлетает к койке, встает на ступеньки лестницы и хватает Руслана за воротник.

– Эй-эй! – вмешиваюсь я. – Решайте все на улице.

Тёмка с досадой отпускает Руслана, а я оборачиваюсь на Лёньку, но того уже нет в комнате.

– Слезай, – требует Тёмка.

– А ты заставь, – парирует Руслан, подложив руки под голову и закинув ногу на ногу.

Скрипят дверные петли. Мы с Тёмкой поворачиваем головы.

– Мальчики, – в комнату заглядывает бабушка. – Заправляйте кровати и идите умываться. Если хотите попасть на море до пекла, лучше сделать это сейчас.

– Хорошо, бабуль, – отвечаю я, стараясь перетянуть внимание на себя, чтобы она не заметила разлада между парнями.

– Уже сдружились? – мы с Тёмкой обмениваемся напряженными взглядами. – Руслан, как тебе здесь спалось?

Плечи сводит от напряжения. Сейчас он наплетет про нас какую-нибудь гадость и моря мы точно не увидим…

– Все нормально, хорошие ребята. Пуд… Артем вот мне свою койку отдал, – Руслан приподнимается на локтях.

– О, это замечательно. Артем, щедрость вознаграждается, – ба улыбается. Тут же улыбается и Руслан, словно зеркалит ее эмоции.

– Э-э, наверное, – бормочет Тёмка, опустив голову.

Его глаза темнеют, когда он в ярости. Пальцы подергиваются – пытается не сжать кулаки.

– Вот и славно, – ба уходит.

Едва дверь за ней закрывается, Тёмка поворачивается к Руслану и подходит к койке. Берется за деревянный край и сжимает до белеющих костяшек.

– Я тебе это припомню, – тихо, но отчетливо произносит он.

– Плохой мальчик, фу, – отвечает Руслан.

Тёмка стискивает зубы, хватает полотенце со щеткой и вылетает из комнаты.

– Ух-х, чтоб его! – Тёмка злобно сплевывает зубную пасту в раковину и полощет рот.

Поскольку ванная небольшая, а времени терять не хочется, мы все умываемся на улице, пользуясь ручным умывальником и чистой водой из бочки.

– Опять что-то не поделили? – тихо спрашивает у меня Лёнька.

– Руслан при бабушке сказал, что Тёмка ему койку уступил, – поясняю я.

– Беда, – Лёнька качает головой.

Мы заканчиваем умываться в тишине, пока на улице вдруг не поднимается галдение. По дороге идут девчонки примерно нашего возраста. Смеются, болтают будто чирикают, как птички. Выискиваю глазами кого-нибудь, кто станет моей музой, но в груди ничего не замирает. Столько книг, песен и фильмов посвящено любви, а мне до сих пор никто не нравился.

– Че, все музу ищешь? – цепляется Тёмка. – Кто-нибудь светится на твоем радаре?

Качаю головой. Вот вроде девчонки развиваются быстрее нас, становятся симпатичнее, а все равно воспринимаются как сестры.

– О, это же Лёня с Артемом и Сеней! – восклицает кто-то из девочек.

Мы пристраиваемся друг к другу. Стайку девчонок возглавляет Наталья Алексеевна, наша классная руководительница и учительница русского языка. Рядом с ней ее дочка, Юна, которую я иногда вижу в школе. Сати – темноволосая, сероглазая, с маленьким лицом и темными усиками над губой. За глаза ее иногда называют Гусаром. И еще несколько девочек из класса. Мама как-то говорила, что мама Сати и Наталья Алексеевна дружат. Видимо, ее отпустили отдыхать с подругой.

– Привет, девчонки! – Тёмка вскидывает ладонь и машет ею, широко улыбаясь и распространяя свое обаяние.

– Привет, – мы с Лёней тоже машем, но скромнее.

– О, мальчики, – замечает нас учительница. – Тоже отдыхать приехали?

– Ага, – отзываемся хором.

– Мы, если что, остановимся в домике в конце улицы. Приходите в гости!

– Как скажете, Ната Алесевна, – улыбка Тёмки становится лукавой. – Я уж точно к девчонкам приду, уже соскучился без их очаровательной компании!

Под их заливистые хохотки мы с Лёней переглядываемся. Почему-то от слов Тёмы становится стыдно, даже щекам жарко.

– Присмотрись к дочке Натальи Алексеевны, – предлагает Лёнька, когда одноклассницы отходят подальше.

– Кстати, да. Она ведь с нами не учится. Считай, новое лицо, – подхватывает идею Тёмка.

И ведь им не объяснишь, что сердцу не прикажешь. Нахожу Юну взглядом. Она выделяется на фоне остальных девочек слишком светлой кожей.

– У меня чувство, будто я смотрю на твоего двойника, – говорю Лёньке.

– Что-о?

– Она выглядит прямо как ты: голубоглазая блондинка.

– На что это ты намекаешь?

– Вы с ней в паре получше будете смотреться, – смеюсь я, пока Лёнька недовольно выдыхает сквозь зубы.

– Забей, Лёнич, – Тёмка похлопывает его по плечу.

– Пойдемте уже, – закидываю полотенце на плечо. – Давайте дедушке и бабушке поможем по хозяйству, а на море позже сходим?

– Да без проблем, – говорит Тёмка.

– Мне пока больше хочется в ритм этого места влиться, понимаете?

Переглядываемся с Тёмкой и качаем головами. Лёня вздыхает и шутливо отмахивается.

После короткого марафона благородства сажусь на кровать и мучаю блокнот. Вспоминаю, как вели себя одноклассницы и Тёмка, но описывать это не хочется. Будто чего-то не хватает.

Чи-рик!

Поднимаю голову. На подоконнике сидит птичка с рыжей грудкой. Смотрит на меня, вертит головой и вовсю поет. Вспоминаю, как она помогла нам с Тёмкой найти дорогу к колодцу. От моего неосторожного движения она улетает. Сую блокнот в карман шорт и выскакиваю на улицу, тщетно осматриваясь. Замечаю у калитки бабушку с ведром, полным клубники.

– Бабуль! – подхожу к ней. На улице так жарко, что я сменил кеды на шлепанцы. – Бабуль, ты куда?

Она оборачивается.

– Хочу к Любе сходить, передать угощение..

– Давай понесу, – протягиваю руку и забираю у нее ведро. Оно довольно тяжелое.

– Спасибо, Сенечка. Так приятно, когда ты рядом!

Бабушка поправляет светлую косынку, надевает солнцезащитные очки, и мы выходим к проселочной дороге.

– Вы с мальчиками все утро по дому и в огороде помогали. Разве не хочешь сразу бежать купаться?

– Море подождет! Я по вам с дедушкой соскучился, потому что мы всего три месяца в году видимся.

Бабушка и дедушка будут рядом вечно, так мне казалось до этого лета. А теперь страшно осознавать, что с каждым годом они не просто становятся старше, а стареют. И вместе с возрастом у них прибавляется хлопот, а сил все меньше.

– Оставайся всегда молодой, а? – поддаюсь внезапному порыву и, поставив ведро на землю, обнимаю бабушку.

Она растерянно приподнимает руки, останавливается и обнимает меня. Ее ладони большие и теплые.

– Ох, мой мальчик, какая же я молодая? – смеется она. – Никто не может вечно быть молодым.

– Никто не может, а у тебя получится! – убеждаю ее.

Бабушка треплет меня по волосам, целует в темечко и, поприжимав немного к себе, отпускает.

– Ладно, пойдем, а то застрянем тут. Дома еще пообнимаемся.

Мне становится легко и спокойно. Бабушка рядом, а у меня впереди еще целое лето с ней и дедом. Когда снова поднимаю ведро, оно уже не кажется таким тяжелым.

Вскоре мы доходим до дома тети Любы. Перед нами лежит большой садовый участок. Сначала узнаю колодец с зеленым навесом, потом забор, выкрашенный в голубой. У меня не было времени рассмотреть дом, поэтому только сейчас обнаруживаю, что у него, оказывается, два этажа и даже есть балкон. Окна пластиковые, сам дом небесно-голубого цвета.

Из открытого окна тянет свежей выпечкой. Бабушка открывает калитку и пропускает меня вперед. Дверь в дом открыта, от назойливой мошкары защищает москитная сетка, приделанная к тонкой дверце.

– Оставим обувь снаружи, – бабушка показывает на пару резиновых тапок, стоящих сбоку от входа.

На улицу из кухни доносятся голоса: мужской и женский. Фоном бубнит радио, а потом включается ретро песня.

– О, здравствуйте, Зинаида Семеновна! И Арсений! Проходите-проходите, – тетя Люба приглашает нас из окна жестом.

Мы проходим в кухню, где здороваемся, и я передаю ведро с клубникой. За столом сидит мужчина в рубашке-гавайке с коротким рукавом и бирюзовых шортах. Лицо молодое, из волос только густая черная борода.

Заметив мое замешательство, незнакомец улыбается, прогоняя зловещий образ, и протягивает мне руку.

– Меня звать Макар Александрович, по профессии я орнитолог. Будут вопросы о птицах, задавай.

– О, спасибо, – выставляю руку и ощущаю крепкое рукопожатие. Моя ладонь – вялая рыба по сравнению с его крепкими пальцами.

– Присаживайтесь, сейчас пирожки с повидлом достану, – говорит тетя Люба и хлопочет по кухне.

– Я тебе помогу, – бабушка помогает накрывать на стол.

– Что вы, что вы! Сидите!

Пока тетя Люба и бабушка обмениваются любезностями, мы с орнитологом переглядываемся.

– Так что, тебя интересуют какие-нибудь птицы? – спрашивает Макар Александрович, постукивая коротко стриженными ногтями по клеенке.

– Эм… Вчера я видел птицу с рыжей грудкой. Бабуля сказала, что это малиновка. Мне… – потираю шею, подбирая слова. – Кажется, она мне помогла. Привела сюда, к колодцу тети Любы. Словно знала, что мне так сильно хочется пить.

– Забавно, – улыбается орнитолог. – Да, в наших краях обитают такие птицы. Они строят гнезда под укрытием, даже если гнездо на земле. Их яйца зелено-голубого цвета. Они отлично выращивают чужих птенцов, чем пользуются кукушки. А еще малиновки – весьма доверчивые существа. Попробуй как-нибудь покормить такую ягодами с руки, подлетит, не испугается.

– Вы знаете, где они обычно обитают?

– Чтобы найти их гнезда, надо уйти глубже в лес, к водоемам… – Макар Александрович раскрывает рот, чтобы сказать что-то еще, но его прерывает звонок телефона. Он всматривается в экран и поднимает взгляд на меня. – Извини, Арсений, мне нужно идти. Но ты можешь зайти ко мне в гости. Дом со множеством кормушек через две улицы. Был рад знакомству, – он кивает на прощание. – Люба, я пошел, у меня вызов.

– Хорошо. Приходи еще.

За столом плывет женская беседа: о детях, внуках, выпечке, домашних заботах. Поблагодарив за гостеприимство, я отпрашиваюсь в туалет. Чая в меня влили кружки три, и я просто не дойду до дома. Вернувшись, останавливаюсь в коридоре и заглядываю в гостиную. Никаких дверей и перекрытий, свободный проем. На стенах висят рамки с фотографиями, вышивкой из бисера и ленточек, и картины, нарисованные от руки. В середине – прямоугольник выцветших обоев. Разворачиваюсь, чтобы вернуться в кухню, и упираюсь взглядом в рамку, стоящую на сервизе рядом с телевизором.

На снимке – цветущая раскидистая яблоня, а перед ней, улыбаясь и придерживая ветки с цветами, стоит девочка с рыжими косичками. Ее волосы переливаются, как мед, на который попало солнце. Глаза прищурены, лицо в веснушках, а улыбка заряжает светом и радостью.

В груди трепещет. Прикладываю руку к сердцу. Вот она, моя муза!

5

Бегло осмотревшись, трясущимися руками достаю телефон и фотографирую рамку. Только убираю его, как тетя Люба, идущая за чем-то в другую комнату, застает меня. Я начинаю хлопать ресницами, не зная, что бы такого выдумать.

– О, Арсюша! Мы с твоей бабушкой уже начали беспокоиться, не расстроился ли у тебя живот?

– Н-нет, – заикнувшись, покашливаю я. – Все хорошо. Просто вот… залюбовался украшениями.

Торопливо отворачиваюсь от рамки с девочкой-музой и неловко машу на картины с вышивкой.

– А, это я поделками увлекаюсь. Зимой особенно хорошо идут, когда в огороде делать нечего.

– Красиво у вас выходит, – стараюсь улыбнуться. Получается натянуто. Надеюсь, тетя Люба этого не заметит.

– Сенечка, пойдем, не будем Любе надоедать.

– Да что вы, Зинаида Семеновна! Вы мне совсем не надоедаете.

– До свидания, – торопливо прошмыгиваю мимо тети Любы и пробегаю рядом с бабушкой, чтобы переобуться у входа.

Тетя Люба машет на прощание.

Мы с бабулей уходим с небольшими корзинками сладостей. Я так и не узнал, что за девочка на фотографии в доме… Корзинки вскоре опустеют, и у меня будет повод вернуться к тете Любе.

Едва мы возвращаемся к дому, как вывернувший из-за угла Тёмка ловит меня за локоть, сжимая другим мяч.

– Пошли в волейбол играть.

На нем плавки-шорты и шлепки, на голове белая бейсболка.

– Сейчас переоденусь, – вырываюсь из хватки, забегаю в дом и скидываю футболку.

О том, чтобы искупаться, я мечтал с прошлого сентября. Диалог с бабушкой словно дал мне право отпустить страхи и все же пойти на море на второй день после приезда. Пора плавать и загорать!

У самого берега снимаю шлепки и подставляю пальцы ног накатывающим волнам. Неподалеку стоит волейбольная сетка, и с ее стороны доносятся крики и визги. Всматриваюсь. Девчонки носятся туда-сюда, взбивая песок.

– Тём, а как ты собрался играть в волейбол? – спрашиваю. – Там же девчачьи команды.

– А что, нам кто-то запрещал присоединиться? – ухмыляется он.

– Только не говори, что ты снова что-то задумал…

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на скуку. Пошли, покажем им, как правильно играть.

Поворачиваю голову к морю. Солоноватый бриз утешает меня прикосновениями мелких капель. Подожди немного, я обязательно поплаваю. Протягиваю руку к морскому простору. Кружащая вдалеке чайка удивленно вскрикивает.

– Тебя никто не звал! Свали! – гневно кричит Сати.

– Эй, я просто хочу поиграть с вами. Сеня со мной, – Тёмка поворачивается ко мне и добавляет, стискивая волейбольный мяч ладонями: – Правда же, Сень?

Настороженные взгляды девчонок, как стайка птиц, перелетают с Тёмки на меня. Как бы я ни пытался быть миротворцем, все время приходится занимать чью-то сторону.

– Да, я с ним.

Иногда лучше признать поражение сразу, чем потом смотреть, как дуется лучший друг.

– Ну, вы все равно нас не обыграете, – Сати разминает шею и встряхивает руки.

– Это мы еще посмотрим, – Тёмка подкидывает мяч и обводит девчонок взглядом. – Как джентльмены, мы позволим вам выбрать, кого взять в команду.

– Сеньку возьму! – Сати машет мне руками. – Иди сюда, не бойся.

– Что, слабо со мной в одной команде играть? – ухмыляется Тёмка.

– Не хочу случайно разбить ему лицо мячом, – парирует Сати.

Тёмка подмигивает ей. Я встаю позади Капитана. Она, как и большинство других девчонок, успела вытянуться, стала женственнее. На ее губах в лучах солнца играет блеск для губ, а ногти на ногах покрашены разноцветными лаками. На больших пальцах бело-голубые волны с вкраплениями оранжевого, на указательных и безымянных желтый, на средних и мизинцах белый. На руках ногти обычные, местами поломанные и неровные. А еще на ней раздельный купальник – верх в бело-голубую полоску и шорты.

– Кидай уже! – Сати нетерпеливо топает.

– Думал, тебе нужно время, чтобы подготовиться, – Тёмка подкидывает мяч, и игра начинается.

Мы снуем туда-сюда, нагретый песок приятно пощипывает ноги. Запястья болят от ударов, но это лишь раззадоривает. Первое очко приносит Тёмка, второе Сати, третье – снова Тёмка.

– Два: один, – снисходительно подмечает Темка.

– Это командная игра, – Сати сужает глаза.

– Конечно, – нарочито серьезно отвечает Тёмка.

– Бросай уже, – цедит Капитан.

Тёмка забивает еще раз и подмигивает ей. Сати стискивает мяч до скрипа.

И почему она злится? Он же ничего такого не говорит?

Подача у Сати мощная, соперники едва не пропускают ее. Тёмка вовремя отбивает и вскидывает руки, не давая девчонкам пробить его защиту. Я вижу, как он ухмыляется и водит глазами за Сати, будто он кот, играющий с мышкой. Внезапный бросок застает нашу команду врасплох, но в последний момент, упав спиной на песок, Сати пасует мне. Я отбиваю подачу в воздух и передаю ей. Сати подпрыгивает, и мяч пролетает над плечом Тёмки.

– Хмф! – вздернув подбородок, Капитан гордо возвращается на свою позицию.

– Ну точно Гусар, – Тёмка наклоняется и кидает мяч Сати под сеткой.

Ее радость исчезает, и лицо перекашивается.

– Я тебе покажу! – кричит она и вырывается вперед. Бьет по мячу, и…

Тот пролетает мимо удивленного Тёмки и смачно впечатывается кому-то в голову. Слетает соломенная шляпа. Следом падает Лёнька, держась за ушиб.

– Ой! – Сати прикрывает руками рот, а потом кидается к Лёньке, пробежав под волейбольной сеткой. – Я не хотела! Ты в порядке?!

– Не знаю, – заторможенно отвечает он.

Рядом склоняемся мы с Тёмкой. Тот выставляет руки и спрашивает:

– Сколько пальцев видишь?

– Много…

– А конкретнее?

– …десять?

Мы втроем облегченно выдыхаем. Я и Тёмка помогаем Лёньке подняться.

– Жить будешь, – говорит Тёмка.

– Тебя не тошнит? – кротко уточняет Сати, подгрызая свой ноготь.

– Нет, – Лёнька переводит на нее тяжелый взгляд, о чем-то думает, и в его глазах будто проясняется: – О, Сати. Не ожидал тебя здесь увидеть…

– Да, я не была уверена, что получится выбраться, – она улыбается, и рядом с ее губами появляются ямочки, осанка становится прямее. – Прости, что так получилось. Пойдем в кафе неподалеку? Куплю какой-нибудь десерт.

– И нам тоже не забудь, – Тёмка надевает шляпу Лёне на голову и обнимает меня локтем за шею.

Сати смеряет его грозным взглядом.

– Перебьетесь.

– Не спеши только, мы еще не доиграли, – напоминает Тёмка.

– Спасибо за приглашение, Сати, как-нибудь в другой раз, ладно? – Лёня улыбается.

– Да, как скажешь, – Сати заправляет волосы за ухо.

Странно наблюдать за друзьями, чьи улыбки так сильно меняют отношение к ним. Особенно отношение девочек… На меня-то они даже не смотрят.

После захватывающей игры в волейбол, в которой к нам присоединились местные мальчишки разных возрастов, матч завершается нашей победой. Девчонки расстраиваются, сильнее всех – Сати.

– В следующий раз я тебя уделаю! – кричит она Тёмке, грозя кулаком.

Кожа рук у нее сухая, вся в мозолях. На запястьях краснеют ушибы после мяча.

– Жду не дождусь, – Тёмка усмехается, отпивая из бутылки прохладную минералку. Когда Сати с девчонками уходят, он садится рядом со мной и говорит: – Может, сказать ей про усы?

– Зачем?

– Ей ведь уже четырнадцать, скоро с мальчиками надо будет встречаться, а у нее лицо заросло.

– Не переживай, у тебя усы будут круче, – забираю у него бутылку и отпиваю. Наконец-то прохлада.

– Мальчики, волосы есть у всех, у девочек тоже, и это нормально.

Мы вздрагиваем и оборачиваемся на Наталью Алексеевну, появившуюся словно из ниоткуда.

– А чего вы подслушиваете, Ната Алесевна? Это нехорошо, – не теряется Тёмка.

– Обсуждать людей за спинами тоже нехорошо, – она смотрит на нас с укором.

– Извините, – синхронно мямлим мы, отводя взгляды.

– Идите искупайтесь. После спортивной разминки телу нужно расслабиться. Только не отплывайте слишком далеко, хорошо?

– Ладно, – вразнобой обещаем мы.

Когда она уходит, я облегченно выдыхаю. Тёмка встает с песка и отряхивает плавки.

– Можно подумать, тут у них спасателей нет, – ворчит он. – Вечно: то нельзя, это нельзя. Надоели эти дебильные правила.

Я встаю, закручиваю крышку на бутылке и убираю ее в сумку-холодильник – учительница оставила его для девочек, но нам тоже разрешила пользоваться – и замечаю, как Тёмка куда-то смотрит. Не успеваю я проследить за его взглядом, как он указывает головой в сторону:

– Смотри на него. До сих пор не переоделся.

В тени стоит Руслан, с прищуром оглядывая пляж. На нем ветровка, футболка, джинсы и кеды.

– Как думаешь, сколько сейчас градусов? – спрашиваю.

– Всяко больше двадцати пяти. Сенька, – Тёмка хватает меня за плечо и треплет так, что я невольно переставляю ноги по песку, – давай его проучим, а? Он у меня койку отобрал, давай его в море столкнем?

– И как мы это сделаем? Он же старше и сильнее… – не успеваю договорить, как Тёмка негромким свистом привлекает внимание второго помощника.

– Лёнька, иди сюда. Быстрее! – Когда тот подходит, Тёмка хватает и его за плечо, и теперь мы с Лёнькой трясемся, будто на нас невидимые массажные роботы. – Пошли проучим этого гада. Бросим его в воду. Будет знать, что к нам лучше не лезть.

– Тёмыч, может, не надо? – осторожно спрашивает Лёнька.

– Чё это ты? Струсил? Ну-ка, Сенька, рассуди нас.

И они оба смотрят на меня, будто я тут главный повелитель судеб.

– Насилие порождает насилие, – слабо возражаю я.

– Ой да брось! Какое насилие? Просто помокнет немного, остынет. Поймет, где его место, – ухмыляется Тёмка. – Он меня подставил перед твоей бабушкой, так что я хочу отплатить ему тем же.

У писателей должен быть моральный кодекс. Ну, я так думаю… Но я еще не писатель, а всего лишь тринадцатилетний мальчишка, приехавший на море, чтобы отдохнуть с друзьями.

– Ладно. Если я тебе нужен, я помогу, – сдаюсь я, и живо представляю расстроенное лицо мамы, когда она узнает о моем поведении.

Не узнает, даю себе обещание.

– Тогда стой на стреме, чтобы Ната Алесевна нас не запалила. Хотя бы до того, как мы его в воду окунем.

Я остаюсь на месте, а они идут к Руслану. Заметив ребят, он вскидывает кулаки, но Тёмка и Лёнька хватают его под локти, зажимают крепко, как капканы, и тащат к морю.

– Ну-ка пустите! – Руслан начинает вырываться, выкручиваться. – Спятил, Пудель?

– О да, – злорадно улыбнувшись, Тёмка кивает Лёньке, и они переходят на бег.

Расстояние между берегом и Русланом стремительно сокращается. Нервно оглядываюсь, выискивая старших, но поблизости никого нет. Либо они стоят там, где я не вижу, либо…

– Ай! – вскрик кажется знакомым.

Оборачиваюсь: Тёмка лежит на песке, держась за нос, а Лёнька отходит, примирительно вскинув руки. У Руслана взгляд озверевший, будто у пса, наконец сорвавшегося с привязи.

Блин, только не это! Выбегаю из тени, чтобы остановить намечающуюся драку. Смело встаю между Русланом и Тёмкой.

– Не надо, Руслан, – говорю запыхавшимся голосом. – Они просто дурачились!

– Дурачились… – рычит он, опаляя мое лицо разгоряченным дыханием. Еще немного, и у него слюна потечет.

Перед глазами пролетает вся моя короткая жизнь. Если сейчас отойду, потеряю друга, а если нет, побьют меня. Самая дурацкая идея из всех возможных всплывает в голове, и я тут же выдаю ее:

– Что это там? – и тычу пальцем куда-то за спину Руслана. Тот недоуменно поводит бровью. – Вон там, посмотри! Такое странное…

Руслан разворачивается. Шум волн, смех и щебет девчачьих голосов, громкий гогот мальчишек, стенания Тёмки позади – все заглушается. Сейчас нужно хватать Тёмку и бежать как можно дальше…

– Тём… – протягиваю ему руку, собираясь рывком поднять друга на ноги, и замираю в полуприседе.

Руслан скидывает на песок куртку и кеды и бежит в море. С разбега он прыгает в воду и плывет вперед как самый настоящий профессиональный пловец!

– Парни, – появившийся рядом Лёнька стремительно бледнеет. – Он утопиться собрался, что ли?

– Что… – выдыхаю я и прищуриваюсь. – Подождите. Присмотритесь!

Горизонт чистый, вода синяя. В небе летают птицы, солнце жарит, проплывают редкие облака. У берега плещутся наши одноклассницы: кто в панамках, кто в шляпках, кто без. Руслан отдаляется, становясь похожим на точку посреди морской глади. Вдруг исчезает.

– Блин, он пропал! Он нырнул? – Лёнька трясет меня за локоть, будто я знаю все ответы.

Точка снова появляется, но теперь не одна. Их две. И они начинают двигаться вдоль берега.

– Юна! – от истошного крика Натальи Алексеевны подкашиваются ноги.

Шлепаюсь на песок рядом с побледневшим Лёнькой. Тёмка садится, растирая рукой по лицу струйку крови из носа.

– Спасите! Помогите! – задыхаясь кричит учительница.

И пока мы сидим, едва дыша и наблюдая за разворачивающейся сценой, спасатель – крепкий мускулистый парень – кидается в море и помогает Руслану и Юне добраться до берега живыми.

Мы вчетвером стоим в тени. Наталья Алексеевна с красными от слез глазами и слегка опухшим лицом сидит на полотенце на песке.

– Господи, – она закрывает лицо руками и устало всхлипывает. Потом берет себя в руки и прочищает горло. Вскидывает голову и смотрит на нас уже прояснившимся взглядом. – Мальчики, вы там были в этот момент. Пожалуйста, расскажите, что произошло.

С Юной все обошлось, она не пострадала, просто напугалась и устала. Когда у нее свело ногу, она стала тонуть, у нее получалось только размахивать руками. Так я узнал, что человек может утонуть, потому что у него нет возможности закричать и привлечь к себе внимание.

Мы поочередно переглядываемся. Первым стоит Тёмка, держа руки за спиной, рядом с ним я, от волнения жующий губу, со мной Лёнька, похожий на обесцвеченную мокрицу, и Руслан. На его босые ноги стекает вода с мокрой одежды.

– Мы… дурачились, – бубнит Тёмка, почесывая затылок.

Лёнька поджимает губы. Даже его голубые глаза побледнели и стали водянисто-серыми.

Вдруг я делаю шаг вперед – это меня толкнул в спину Руслан.

– Он мне горизонт показывал, – говорит он. – Сказал, там что-то есть. Ну, я пригляделся и увидел мелькающую руку. Дальше вы знаете.

Наталья Алексеевна встает из-за стола, подходит к Руслану и прижимает руки к своим носу и губам. Ее глаза увлажняются.

– Спасибо! – учительница порывисто прижимает его к себе, и ее одежда намокает.

Мы с Темкой переглядываемся. Лицо Лёни понемногу приобретает здоровый оттенок.

– Вам всем спасибо, ребята. Если бы не вы, – Наталья Алексеевна отпускает Руслана и сгребает нас троих в охапку. Теперь мы тоже частично мокрые. – …не хочу даже представлять, что могло бы быть! Завтра вечером приходите на пляж. Устроим с вами и девочками небольшой праздник. Ты тоже приходи.

Отпустив нас, учительница улыбается и вытирает слезы. Она снова похожа на прежнюю себя: уверенную и несокрушимую женщину.

– Кстати, я все еще не знаю, как тебя зовут? – уточняет она.

– Руслан.

– Прекрасное имя. И душа у тебя прекрасная. Оставайся всегда таким же, хорошо?

Обычно отстраненный и надменный Руслан вдруг чуть сникает, а его глаза становятся человечнее. Непривычно видеть его, похожим на нас, обычных мальчишек. Раньше мне казалось, что он черствый. Теперь я уверен, за внешней жесткостью порой скрываются герои.

6

От созерцания звездного неба под шум прибоя меня отвлекает странная дрожь. Пытаюсь разжать веки, но не получается, а тело покачивается, готовое вот-вот свалиться на пол. От резкого поворота с боку на спину распахиваю глаза и сдавленно мычу – губы перекрывает чья-то рука.

– Тс-с, – фокусирую взгляд и обнаруживаю Тёмку.

Он держит палец перед широкой улыбкой, а его глаза хитро блестят в желтоватом свете уличных фонарей, падающем в спальню. Жестом велит идти за ним и только потом убирает руку с моего рта. Потягиваюсь и сонно плетусь на улицу. Прохладный ночной воздух щекочет пальцы, торчащие из шлепанцев. Поеживаюсь и хватаю ветровку.

– Что ты опять задумал? – бормочу я, глядя на Тёмку одним глазом. Второй захотел доспать хотя бы несколько секунд. – Сколько сейчас времени?

– Отойдем сначала.

Он идет впереди, я сзади. Потираю глаза, зеваю. После вчерашнего случая с дочкой учительницы мы все легли довольно рано. Даже Лёнька не мешал телефоном и не пытался читать мангу.

Тёмка оборачивается на пятках, едва мы выходим на проселочную дорогу.

– Я придумал, как ему отомстить.

– Серьезно? – разочарованно выдыхаю я. – Ты меня разбудил фиг знает во сколько ради этого?

– Серьезно. Он бросил мне вызов, – Тёмка упирает кулак себе в бок и нравоучительно выставляет палец: – Такие оскорбления нельзя прощать. Если сейчас все забыть, он все оставшееся время будет над нами издеваться.

– А по-моему он только тебя Пуделем называет, – замечаю я, убирая с ресниц комочки сна.

– Ты на чьей стороне вообще?!

Отмахиваюсь. Умыть бы лицо, чтобы окончательно проснуться, а не слушать чьи-то коварные планы.

– Ну и что ты придумал? – сдаюсь я.

Все равно в дом сейчас не вернуться. Если разбудим бабулю с дедулей, напугаем их. Остается и дальше быть заложником ситуации.

– Чтобы шалость удалась, нужно учесть несколько факторов, – бодро вещает Тёмка, вышагивая передо мной по улице мимо яблонь. – Во-первых, все коварства совершаются под покровом ночи. Во-вторых, пакость должна быть неприятной, но не влекущей уголовной ответственности.

Озираюсь. Вроде никто не следит за нами, из окон не выглядывает.

– Тут, – Тёмка так резко останавливается, что я врезаюсь ему в спину. – Эй, аккуратнее. Ты до сих пор не проснулся, что ли?

Пожимаю плечами. У меня нет сил спорить с ним. Тёмка вплотную подходит к забору, встает на носочки и вытягивается, став на полголовы выше. На землю с глухими постукиваниями падает спелая желтая черешня.

– Держи, – Тёмка поворачивается и всыпает мне в руки горстки фруктов. – Надо побольше взять, чтобы ему по шапке настучали.

Он отворачивается, а я пытаюсь не уронить ягоды. Их слишком много, надо бы разложить их по карманам…

– А ничего, что мы без спросу берем чужую черешню? – спрашиваю.

– Да у них этих ягод как у птиц семечек в кормушках зимой! До фига, иными словами, – смеется Темка.

– Ты решил отомстить ему с помощью ягод?

– Да просто подкинем их в его койку, а потом сдадим твоей бабуле. Пусть отчитает. Прям мечтаю, чтобы он отхватил как следует за свой мерзотный характер, – злорадно посмеиваясь, Тёмка расфасовывает черешню по карманам куртки. – Все. Этого хватит. Пошли, Сенька.

Он проносится мимо, случайно задев руку. Пальцы разжимаются, и ягоды падают на землю, катятся, как шарики по доске. За бровью покалывает неприятное чувство. Похоже на раздражение, которое я редко испытываю.

Присаживаюсь на корточки, подбираю черешню и вытираю с каждой песчаные крошки, пылинки; затем кладу в карманы. Оглядываю дом, стараясь найти ориентиры, и замечаю несколько кормушек. Одни самодельные, а другие, купленные, выглядят приличнее и красивее. Кажется, кто-то говорил мне про дом с кормушками…

– Что это ты делаешь? – спрашивает кто-то звонко.

Резко поворачиваю голову и, не удержавшись, сажусь на дорогу. Камешки впиваются в ладони, поцарапанная кожа саднит. Улицы освещены тускло, фонари горят не у каждого дома. Лампочка за незнакомцем гаснет, оставляя моему взору только затемненный силуэт. Голова у этого кого-то странная, будто с ямкой посреди волос. Фигура тощая, вытянутая, нескладная. Лицо оканчивается треугольным подбородком, большего мне и не рассмотреть.

– Ты что, немой?

И тут лампочка вспыхивает. На меня смотрит девочка в майке-матроске, коротких шортах. Ямка на голове оказывается пробором, от которого вниз на плечи тянутся две крепкие рыжие косички. Глаза девочки мерцают в темноте, как звезды на небе.

– М-м… – пытаюсь сказать что-нибудь членораздельное, но ничего не приходит в голову.

Девочка усмехается и откидывает косу за плечо.

– Я знаю, что красивая, но ты первый, кто потерял из-за меня дар речи.

– Да я… просто… – опомнившись, поспешно встаю и отряхиваю руки. – Я тут просто мимо проходил.

– М-гм, – она кивает, – а черешню зачем давил?

На земле и на моих шортах размазанные фрукты. По ногам стекает сладкий сок. Хочется срочно помыться.

– Она сама раздавилась…

Мы смотрим друг на друга, пока в ночи поют цикады. Девочка прыскает. Фонари за ней и далее угасают один за другим. Ночная тьма уходит. Поднимается солнце, отбрасывая на поселок и море сиренево-розовые оттенки. В оранжевых лучах кожа девочки будто сияет. Я разглядываю на ее лице веснушки, а на майке – значок в форме якоря.

– Ладно, черешневый давитель, не забудь потом прийти к дяде Макару и поблагодарить его за бесплатные ягоды, – девочка качает головой и поворачивается.

– Подожди, – вырывается у меня. Когда она оборачивается, я неуверенно добавляю: – А как… как тебя зовут?

– Зоряна.

Какое необычное имя… Зачем-то протягиваю ей черешню. Улыбнувшись, Зоря качает головой.

– Сенька, ты че тут застрял? Так уже рассвет наступит! – врывается в разговор Тёмка.

Вздрагиваю позвоночником. Чувство, будто у меня, как у кошки, шерсть встала дыбом.

– Не видишь, я разговариваю?! – возмущенно шиплю я.

Тёмка озирается и возвращает на меня внимательный взгляд.

– С кем?

Теперь уже оглядываюсь я. Зори нигде нет.

– Ты ее спугнул, – бормочу, насупившись, и торопливо иду к дому, чтобы Тёмка не заметил моего смущения.

– Кого? У тебя тут что, типа свидание намечалось? – шлепанцы Тёмки шуршат камешками и песком прямо за мной.

Как же он иногда раздражает!

– Ладно, план такой, – Тёмка хватает меня локтем за шею и придвигает к себе. – Как он пойдет умываться, напихаем ему в кровать черешню. Вечером завалится спать и все передавит. Вонища будет, жуть!

– Нам вообще-то всем в этой вонище спать потом.

– Да пофиг. Главное отомстить.

– А моей бабушке ты простыни попортишь.

– Да отстираю сам! Че нудишь? А если не отстираю, новые куплю и подарю на свои карманные!

– Слушай, – выворачиваюсь из локтевого хвата и вдыхаю свободнее. – Может, ты от него отстанешь? Просто забей. Он вроде не такой плохой пар…

– Не переходи черту, – обрывает Тёмка грозным тоном. Голос у него недавно начал ломаться, и иногда он звучит как рычащий волкодав. – Он первый покусился на мое и должен получить по заслугам.

– Тогда у меня есть условие.

– Какое?

– Когда будет свободное время, мы пойдем к владельцу черешни и извинимся.

– Пф-ф! – облегченно смеется Тёмка. – Я уж думал, ты что-то посерьезнее предложишь, – он похлопывает меня по плечу и идет к дому. – Пошли, надо дождаться, пока новичок с Лёнькой уйдут, и заняться делом.

Мы подбрасываем черешню под подушку, простыню и одеяло Руслана. Тёмка сияет улыбкой и довольно отряхивает руки. Я протираю саднящие ладони антибактериальной салфеткой и смазываю ранки зеленкой. Мама дала с собой пузырек с ней и йодом. Сказала, что эти два «зелья» самые эффективные.

– Пошли в волик поиграем. Мне Гусара подразнить надо, – зовет Тёмка.

– Иди. Я тут побуду, – показываю ему блокнот и заваливаюсь на спину на кровать.

– О-о, неужели наш писатель собрался таки что-то написать? – Тёмка тычет меня кулаком в бок, а я легонько пихаю его пяткой в зад. – Ладно, соскучишься, приходи. Да и ты вроде как поплавать собирался.

– Да-да, – лениво отмахиваюсь, постукивая ручкой по бумаге.

Чтобы что-то описать, нужно это представить… Или лучше сказать вспомнить? Закрываю глаза, расслабляюсь. Воображаемый шум прибоя помогает перенести беспокойные мысли в уголок подсознания.

Волосы цвета подсушенной апельсиновой корки. Глаза… глаза, кажется, такие же чистые, как летнее небо в безоблачную погоду. А веснушки по всему лицу рассыпаны, как муравьи, но от них совсем не противно. Острый, как кончик вафельного рожка, подбородок, сужающий ее лицо…

– Чего лыбишься? – кто-то прерывает мою фантазию.

Хмурюсь и раскрываю глаза. Сверху на меня смотрит Руслан. Взгляд у него, как у ястреба. Скажу что-нибудь не то, и задерет.

Лучше уж промолчать, чем прослыть дураком, верно? Руслан хмыкает, берясь за лестницу.

– Странные вы все какие-то, – он поднимает ногу на ступеньку.

Вот-вот свершится Тёмкина месть, и… Подождите-ка. Он же на меня подумает, да? Это ведь я тут лежу весь такой счастливый… Поджимаю губы, а слова так и просятся наружу. Тёмка обидится, если я скажу, но я не хочу, чтобы меня поколотили… И вообще, насилие – это не выход.

– Подожди, не… – начинаю я. Руслан замирает, глядя на меня.

Дверь скрипит, и в комнату заходит Лёнька. Он тянется за соломенной шляпой, но замечает наше напряжение и тоже замирает. Мы втроем переглядываемся. Сейчас должна произойти кульминация. Высшая точка конфликта, как еще ее называют.

– Не залезай туда, – со вздохом говорю я, закрывая блокнот. – Там… Ну…

– Вы мне туда червей, что ли, подбросили? – усмехается Руслан.

– Нет… Сам посмотри.

Руслан поднимается по лестнице, откидывает одеяло. Лёнька одними губами спрашивает: «Вы чего творите?» Я вскидываю руки.

– Слабенько как-то, – отзывается Руслан. – Это больше похоже на подарок, чем на подлянку.

– Что там? – Лёнька из любопытства подходит и заглядывает на второй ярус, встав на край моей кровати. – Ого!

– Что же мне с ними теперь делать… – Руслан спускается и расхаживает по комнате, постукивая себя пальцем по подбородку. Вид у него собранный, важный и грозный. – Точно, вы же попались на месте преступления. Значит, мне и наказание для вас выбирать. Крепитесь, пацаны.

Меня охватывает дрожь. В глазах Руслана я вижу танцующих чертиков с крошечными вилами.

7

Ни я, ни Лёнька прежде не делали ничего подобного. Переглянувшись, мы смотрим на Руслана. Он снимает с подушки наволочку и собирает в нее все ягоды. Их не так много, и Руслан без труда кладет ее на прикроватную тумбу. Уходит куда-то, затем возвращается с двумя пластиковыми приборами.

– Ну, берите уже, – раздраженно говорит он.

Послушно беру отделитель косточек.

– Ни разу такого не делал, – признается Лёнька.

– Да и он тут не при чем, – я пытаюсь отмазать его. – Это была Тём… наша с Тёмкой идея.

Руслан усмехается, скрещивая руки на груди.

– Тёмка ваш только козни строить умеет. Я так понимаю, вы с ним вместе черешни нарвали. Значит, отработаешь свой неудавшийся розыгрыш за двоих.

– Что конкретно ты хочешь, чтобы мы сделали? – уточняет Лёнька.

– Выдавливайте косточки. Потом ягоды в столовую на варенье отнесем, – Руслан наклоняется и копается в прикроватной тумбе. Достает оттуда шариковую ручку, раскручивает, вынимает стержень и решительно кивает.

– Сегодня что, какой-то особый случай? Они без нас не смогут варенье сделать? – уточняю я.

– Нас сегодня вечером на праздник пригласили, забыл? – Руслан встает между нами с Лёнькой и берет черешню. – Смотрите, оболтусы, показываю один раз…

Наше сосредоточенное сопение прерывают дерзкие выкрики чаек. Руслан приносит откуда-то тазик и ставит на стол.

– Десятая! – отчитывается Лёнька.

Он сидит на своей одноместной кровати в позе лотоса, и с каждым постукиванием черешневых косточек о таз улыбается шире и шире.

– Не болтай, я уже пятнадцать выдавил, – поддевает Руслан.

Ягоды в моих руках надолго не задерживаются. Одна выскакивает в таз, другая скатывается по футболке на шорты. И в школе, и дома я не справляюсь с такими заданиями. Не могу ровно вырезать фигурку из картона, края всегда получаются зазубренными.

– Ты что, хочешь еще отрабатывать? – Руслан смотрит на меня, продолжая ловко выдавливать косточки.

Качаю головой и пытаюсь привыкнуть к прибору.

– А кто тебя этому научил? – спрашиваю.

– Сам научился. Дома скучно было, а ягоды начали гнить. Решил сделать что-то полезное.

– Мне раньше в голову не приходило попробовать самому приготовить варенье, – признается Лёнька, откладывая черешню.

– Некоторые решения приходят неожиданно, – отзывается Руслан.

Наволочка уже не похожа на мешок, заполненный молодой картошкой. Запускаю руку за следующей ягодой и ничего не нащупываю.

– Пусто, – говорю.

– Ну, и кто победил? – глаза Лёньки горят в предвкушении.

– Мы так-то не соревновались, – Руслан протягивает мне пластиковый корпус ручки и берет таз. – Пойдемте, олухи. Не забудьте помыть косточкодавители перед тем, как вернете на кухню.

До этого момента мы иногда заходили в столовую перекусить. Сейчас мы проходим за Русланом в кухню, куда обычно никого, кроме персонала, не пускают.

– Здравствуйте, – громко здоровается Руслан.

Женщина в белом колпаке отрывается от замешивания теста и широко улыбается.

– О, Русланчик! Что придумал на этот раз? – она раскатывает тесто по широкой столешнице, покрытой мукой. – Говори-говори. Я сейчас закончу и посмотрю.

– Мы с парнями принесли черешню для варенья. Если уступите плиту, я сам приготовлю, – Руслан ставит тазик на подоконник и надевает фартук через голову.

Переглядываюсь с Лёнькой.

– Теперь понятно, почему его редко видно, – шепчу я.

– Ага.

– Ой, спасибо. У меня сегодня нет свободного времени, – отвечает женщина. Она переводит взгляд на нас. – Если вы не будете помогать Руслану, пожалуйста, подождите его снаружи. Здесь все же не место для посторонних.

– Идите-идите, – отзывается Руслан, возясь с пакетом сахара.

– Ладно, – выдыхаю я, и мы с Лёнькой пулей вылетаем из кухни.

– Фу-ух… Я думал, он нас в заложники взял, – смеется Лёнька.

– Знаешь, самое страшное еще впереди.

– И что же?

– Тёмкин гнев, конечно.

– Я так и не понял, зачем вы с ним черешни набрали?

– Тёмка хотел подставить Руслана, типа он ягоды своровал или что-то вроде того. В итоге я не смог промолчать.

– Ты бы, кстати, переоделся, – Лёнька показывает на пятна на моих шортах. – А то при свете дня выглядит, знаешь, не очень… Подумают еще чего.

– Да, точно. Совсем забыл, – краснею.

Мне с одноклассниками еще учиться и учиться. Если девчонки заметят мои обляпанные штаны и решат, что произошел конфуз, до конца школы ко мне прилипнет какая-нибудь нелепая кличка. А я этого не хочу.

– Сень, захвати мангу на обратном пути, ладно? Она лежит у меня под матрасом.

– Ладно.

Наскоро переодеваюсь, надеваю бейсболку, хватаю том с комиксами и мчусь на пляж.

Всё! Сегодня я точно поплаваю в море.

Выхожу на пляж. Останавливаюсь, вдыхаю соленый бриз. Солнце пощипывает теплом кожу на руках и теле. Под мышкой у меня манга Лёньки. Сейчас просканирую людей взглядом, найду его светлую макушку и передам книгу.

– А-а-а! – тонкий оглушающий визг разносится по всей округе.

Вздрагиваю, поворачиваюсь на звук. Около волейбольной сетки в группу сбилась стайка девчонок. Рядом с ними перешептываются местные мальчишки.

– Что случилось? – кричит бегущая по берегу Наталья Алексеевна.

Торопливо иду к ним. Девчонки расступаются, подпуская учительницу к своему капитану. В глазах Сати стоят слезы. Она же никогда не плачет? Что случилось? Подхожу ближе, пытаясь выяснить, в чем дело. Она прикрывает губы рукой.

– Что-то болит? – спрашивает Наталья Алексеевна.

– Заберите меня отсюда, пожалуйста, – тихо просит Сати.

Учительница приобнимает ее за плечи и уводит. За ними уходит несколько девчонок.

– Что произошло-то? – подхожу к мальчишкам.

Писатель должен быть наблюдательным, но я так ничего и не заметил. Мама часто меня журит за то, что я витаю в облаках. На английском про такое говорят «Spacing out».

– Сати лицо разукрасили, – отвечают мне.

– Как? – интересуется кто-то.

– Усы черным маркером нарисовали. Несмываемым…

– Ничё се. Зачем?

Верчу головой, осматривая пляж. Ни Лёньки, ни Тёмки не видно. Кто мог разрисовать Сати лицо и остаться незамеченным?

Проверяю том манги под мышкой и решаю отнести его обратно домой. Лёнька расстроится, если что-то случится с его мангой. Я и сам не люблю портить чужие вещи.

Едва я подхожу к дому, как из-за двери вылетает Тёмка: зубы стиснуты, в глазах пылает огонь, лицо перекошено. Он останавливается, чуть не влетев в меня, и разъяренно фыркает.

– Э-э… Сейчас, занесу кое-что и приду, – подбираю я слова. – Подожди, ладно?

Тёмка кивает, продолжая шумно выдыхать. Заглядываю в комнату. Лёнька стоит посреди комнаты и вертит что-то в руках.

– Я тебя искал. Вот, – протягиваю ему мангу.

– М-м? А, да. Спасибо, – он не глядя забирает у меня комикс и кладет его на свою кровать.

– Что случи… – заглядываю ему через плечо и замечаю черный перманентный маркер. Начинаю пятиться. – Ладно, я пошел…

Когда касаюсь дверной ручки, Лёнька бросает вслед:

– Поговори с ним, Сеня.

Море отменяется. Опять.

Вздыхаю и с тоской смотрю на горизонт. До вечера осталось совсем недолго, а мне еще предстоит разобраться с пыхтящим Тёмкой. Ладно, лето ведь только началось.

– Пошли, – чеканит он, заметив, как я топчусь позади.

– Куда?

– Извиняться, куда. А то твой моральный компас треснет, если мы ягоды не отработаем, – Тёмка нетерпеливо постукивает шлепанцем по земле.

– А, точно. Пошли. Только надо бабулю…

– Не надо. Тут недалеко, а у нее своих забот хватает.

Лицо Тёмки разглаживается, гнев понемногу затихает. Мы выходим на проселочную дорогу. Лихорадочно соображаю, как правильно подвести к разговору. Начнем с улик: есть маркер, пострадавшая девочка, молчаливый Лёнька. Еще есть я, разболтавший Руслану про ловушку и вынужденный выдавливать косточки из черешни. У Тёмки и так день не задался, а если я сейчас скажу про предательство…

– А ниче, что ты в одних шортах пошел? К вечеру холодать начнет, комары прилетят, – замечает Темка.

– Да мы же быстро. Туда и обратно, да?

Он пожимает плечами. К дому с кормушками подходим молча. Перед калиткой Тёмка опирается рукой на колышек забора и поворачивается ко мне. Слегка наклоняет голову, смотрит из-под полунахмуренных бровей.

– Сеня-я, – зовет он, растягивая мое имя, – давай ты сам зайдешь и извинишься, а я тут постою?

– Чего это вдруг?

– У меня настроения нет. А ты знаешь, что случается, когда я делаю что-то без настроения.

Открываю рот, чтобы возразить, но передумываю. Когда мое предательство всплывет, он точно обидится.

– Ладно. Стой тут, – полный решимости я открываю калитку.

Дом Макара меньше дома тети Любы, а сад не такой ухоженный. Повсюду висят кормушки. При свете дня они выглядят интереснее. Есть даже кормушка в виде за́мка, неумело собранного из картона и разукрашенного цветными карандашами. Корма в них нет, только вода.

Стучусь в дверь. Никто не открывает. Приглядываюсь к окнам, но они занавешены тюлем. Обхожу дом и застаю орнитолога в кресле-качалке.

– О, Арсений, – оживляется Макар Александрович. – Присаживайся.

– Спасибо, я ненадолго, – нужно смотреть в глаза, а я упираю взгляд в землю. – Я извиниться пришел.

– За что?

– Я вчера проходил мимо и нарвал с вашей черешни плодов…

– А, так вот куда они подевались, – Макар Александрович добродушно посмеивается. – Что ты с ними сделал?

– Хотел съесть, но один приятель предложил сделать из них варенье.

– А он смышленый малый. Мне такие нравятся.

– В общем, извините, что без спросу у вас ягоды забрал. Своровал, получается.

– Да, нехорошо вышло, – Макар Александрович встает и деловито оглядывается. – Хочешь, чтобы я тебя простил? – киваю. – Тогда приходи сюда в свободное время. У меня очень много поилок – здесь и в нескольких местах, – и их нужно наполнять водой. Один я не всегда справляюсь, работы много. Выручишь?

– Спрашиваете. Конечно! – зачем-то первым протягиваю ему руку.

Смутившись, начинаю сгибать локоть, но Макар Александрович уверенно хватает мою ладонь и пожимает ее.