Юрис Подниекс. Тайна гибели документалиста, который снял развал СССР

Размер шрифта:   13
Юрис Подниекс. Тайна гибели документалиста, который снял развал СССР

© Фаст Т., текст, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

«Могу сказать, что Юрис, несомненно, был одним из самых отважных людей, которых я знал. Я работал со многими режиссерами, которые проявили фантастическую смелость, снимая в опасных местах и отправляясь туда, где воюют. Но мало кто из них признал бы, что проявлял отвагу. И если бы Юрис услышал из моих уст: „Ты герой!“, он сказал бы: „О Боже, что за глупости!“»

Ричард Кризи, продюсер

Эта книга – попытка разобраться в тайнах судьбы известного режиссера-документалиста Юриса Подниекса. И одновременно она является свидетельством переломного времени 80-90-х. В этой истории, как в детективном романе, переплетается все: и тайная любовь, и игры спецслужб, и роковое стечение обстоятельств.

Автор книги Татьяна Фаст дружила с режиссером, ездила с ним на съемки, после смерти занималась расследованием причин его гибели. Юрис Подниекс единственный в мире так масштабно и подробно снял процесс развала СССР: трагедию в Чернобыле, землетрясение в Армении, войну в Карабахе, вооруженные конфликты в Грузии и Азербайджане. Его камера стала свидетелем того, как уходила Прибалтика. Он дружил с первым президентом России Борисом Ельциным и академиком Андреем Сахаровым, был знаком с главарем ирландских боевиков Джерри Адамсом. Он любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. А его смерть стала внезапной и трагичной для многих людей. Тайна его ухода до сих пор не имеет однозначной оценки: слишком уж рискованную и авантюрную жизнь вел режиссер.

К читателю

Время стирает все. Кроме памяти о дорогих людях и годах, когда мы были молодыми.

Наша с Юрисом молодость пришлась на время распада могучей империи под названием СССР. Отчаянно смелый оператор и талантливый режиссер, Подниекс оказался единственным документалистом в мире, который зафиксировал этот процесс в невероятном объеме – он побывал во всех горячих точках конца 80-х – начала 90-х. И был не просто репортером, а участником, даже героем многих событий. А когда все по-настоящему, то и цену приходится платить высокую. У Юриса этой ценой стала жизнь.

Моя книга о нем – не мемуары в чистом виде. Скорее, биографический портрет с элементами журналистского расследования: что же привело 41-летнего Подниекса к трагическому финалу? И еще – дневник поколения, пережившего по-настоящему революционные времена. Они уходят от нас все дальше, покрываясь паутиной искажений, легенд и откровенного вранья. Профессия журналиста помогла мне сохранить это время в деталях и фактах.

Татьяна Фаст

Могу сказать, что Юрис, несомненно, был одним из самых отважных людей, которых я знал. Я работал со многими режиссерами, которые проявили фантастическую смелость, снимая в опасных местах и отправляясь туда, где воюют. Но мало кто из них признал бы, что проявлял отвагу. И если бы Юрис услышал из моих уст: «Ты герой!», он сказал бы: «О Боже, что за глупости!»

Ричард Кризи, продюсер

От автора

Эту книгу я задумала еще при жизни Юриса. Когда сказала ему об этом, он пошутил: «Подожди, дай мне сначала стать классиком…» Сегодня картины Подниекса изучают в ведущих киношколах мира. Его операторская работа в фильме Герца Франка «Старше на 10 минут» вошла в мировую десятку лучших документальных лент. Фильм «Созвездие стрелков» сделал его знаменитым в Латвии. «Легко ли быть молодым?» и «Мы» принесли известность по всему миру. Американцы назвали его новым Эйзенштейном.

Подниекс еще при жизни пережил минуты мировой славы. Одним из первых латышских режиссеров он вышел на Запад и покорил его. И первым с него вернулся. Признался, что жить и творить может только дома, где живо страдание.

Юрис был бесстрашным репортером, мастером сенсаций. За ним гонялось КГБ, боевики разных национальностей. После фильма «Мы» на Кавказе за его голову давали миллион. Но не журналистика, а чувства и эмоции, которыми наполнены его фильмы, сделали их классикой. И еще – этический критерий, который он называл церковью в себе. Эта внутренняя церковь помогла Подниексу противостоять имперской машине в годы всеобщего послушания. Она же не позволила поддаться эйфории первых лет независимости и стать национальным героем, когда ему настойчиво цепляли на пиджак национальный бантик. Политика не замутила его рассудок. Его горизонты всегда были шире региональных.

В январе 1991 года после гибели операторов его группы Андриса Слапиньша и Гвидо Звайгзне знакомый политик ему сказал: «Жаль, что ты не погиб на баррикадах, нам нужны жертвы на алтарь независимости». Юрис погиб «неправильно», во время подводной охоты на озере Звиргзду в расцвете лет. Обстоятельства смерти так и остались для всех загадкой. До сих пор те, кто его знал, в разных городах мира – Москве, Лондоне, Нью-Йорке, Киеве – задают мне вопрос: так что же случилось с Подниексом? Неужели убили?

Лежащая перед вами книга – попытка разобраться в тайнах его судьбы. Это биография большого и яркого человека. В ней, как в детективном романе, переплетается все: и тайная любовь, и игры спецслужб, и мистика. Мне помогали ее писать разные люди. Еще при жизни Юриса его парализованный отец, известный в Латвии диктор Борис Подниекс, писал сыну письма, которые так и остались неотправленными. Этот потрясающий дневник отцовской любви нельзя читать без слез. На несколько лет пережила Бориса его вторая жена, актриса Илга Муцениеце, которая успела мне многое рассказать о детстве Юриса. Скоропостижно ушла из жизни жена Юриса Элга Подниеце. Незадолго до смерти мы восстановили с ней по дням весь последний год жизни ее мужа, самый тяжелый и самый загадочный.

Бесценную помощь в написании книги оказала мне Антра Цилинска, хранительница кинонаследия и студии Юриса Подниекса. Отдельную благодарность также хочу выразить Александру Демченко (посмертно), Андрису Рубенису (посмертно), Льву Гущину, Алексею Учителю, Петру Вайлю (посмертно), Вахтангу Микеладзе, Николаю Караченцову (посмертно), Людмиле Поргиной, Светлане Икрамовой, Вильгельму Михайловскому (посмертно), Герцу Франку (посмертно), Абраму Клецкину, Вайре Страутниеце, Инне Сексте, Николаю Васильеву, Елене Лавчиновской.

Глава первая

Роковое лиго

«Я не могу принять мир таким, каков он есть. Вегетативное существование не стоит того, чтобы рождаться в этом мире».

Юрис Подниекс

Последний рассвет

Душным июньским днем 1992 года, когда большинство латвийских семей в преддверии Лиго отправляются за город, Юрис Подниекс, поддавшись уговорам жены, посадил семью в красный Range Rover и поехал в Кулдигу, небольшой городок в 120 километрах к западу от Риги.

Лиго был любимым праздником Юриса. В эту самую короткую ночь в году так хорошо было посидеть где-нибудь у воды, подышать запахом скошенной травы, попить пива с друзьями…

Но на этот раз ехать в Кулдигу не хотелось. Накануне в Ригу приехал грузинский проповедник Георгий Ибериони, с которым Юрис познакомился в Грузии. Большой, лохматый, черноглазый человек, похожий на Григория Распутина, пытался всех убедить, что совершил мировое открытие и нашел Ноев ковчег. Кто-то верил в его рассказы, кто-то усмехался, но Юриса он увлек и заинтриговал… В Латвию Ибериони приехал по приглашению рижских уфологов. Он уверял, что в сигулдских пещерах скрыты магические знаки, если их найти, то можно предсказать судьбу Латвии. Юрис уже начал снимать затеянные уфологами раскопки. Бродили в его голове пока еще смутные творческие планы: снять документальную трилогию о Латвии, Грузии и России – как по-разному сложились их судьбы после распада СССР.

К тому же он ждал приезда американцев, которым обещал устроить ряд встреч с местными политиками, но до Лиго не успел. Ощущение недоделанной работы не отпускало… Жена Элга между тем настаивала на поездке, говорила, что их ждут и он давно обещал родственникам.

На студии накануне тоже решили: все, баста, хватит работать, давайте хоть на Лиго отдохнем. Юрис грустно пошутил: это будет наш первый праздник после войны. Монтажер Антра Цилинска пригласила всю группу в свое родовое поместье под Цесисом, которое она с недавних пор стала обживать. Все были «за», только Юрис ссылался на обещания семье. И словно уговаривая себя, все время повторял: наконец-то я поплаваю…

Старый друг и соратник по киностудии Арнольд Плаудис тоже звал на Лиго к себе в Лангстини, предлагал, как раньше, попариться в баньке… Но Элга хотела отметить праздник в семейном кругу. Она была родом из Кулдиги, где ее отец когда-то был главой горисполкома, по нынешним меркам, мэром города, и трагически погиб в автокатастрофе в этих же местах, мать перебралась к дочери в Ригу, а в Кулдиге остались ее двоюродные братья и тетя. К ним Подниексы периодически наведывались – отдохнуть, порыбачить. Здесь хорошо спалось в большом сельском доме, построенным дедом Элги еще в 1928 году.

23 июня Юрис проснулся около 6 утра. Со второго этажа был хорошо виден старый яблоневый сад. Дымка утреннего тумана постепенно отступала перед лучами солнца, наполняя сад искрящимся светом. Юрис представил себе, как бы это смотрелось в кадре. Так рано он обычно поднимался только ради съемок. В то утро спешить было некуда, но какая-то сила подняла его, будто торопила продлить этот последний день его жизни.

Провести Лиго в Кулдиге Подниексы собирались еще в мае, когда приехали навестить родных. Двоюродный брат Элги Агрис познакомил Юриса с соседом по имени Леонид. Тот работал охранником в местном отделении коммерческого банка и увлекался подводным плаванием. Они разговорились, Юрис легко сходился с людьми, и сосед предложил ему поплавать вместе. Юрис как всегда загорелся, пообещал, но с приближением праздника все больше сомневался: успеет ли закончить с делами? Леонид, узнав от Агриса о возможном срыве, очень огорчился: ну как же так, я уже со всеми договорился!

Стоя у окна, Юрис порадовался, что все-таки вырвался из города, представил себе, как, наконец, поплавает – вода его успокаивала, расслабляла, в ней он чувствовал себя как в родной стихии, недаром, занимаясь пятиборьем, получил второй разряд по плаванию… Давно ли они с приятелем Андрисом Рубенисом сбегали из школы, чтобы поплавать наперегонки в бассейне? Мелькнувшая мысль об Андрисе больно уколола: сколько же они не виделись? Было время, когда ни дня не могли прожить друг без друга, обсуждали каждый кадр его нового фильма, каждого героя. А в последние годы только ели, выпивали, настоящего разговора так и не получалось. Вроде и было что сказать, а встречались, произносили две-три фразы – и замолкали.

Хорошо, что сегодня можно будет нырнуть с аквалангом. Юрис вспомнил смешной эпизод на озере Лангстини, кажется, это было после «Созвездия стрелков». Соавтор сценария Арнольд Плаудис пригласил его покататься на виндсерфинге. На озере было ветрено, Юрис впервые держал в руках парусник, не удержался и угодил в воду вместе с ним. А тот оказался тяжелым, затонул. Пришлось потом нырять за ним с аквалангом. Ощущение было восхитительное, как будто ты попал в другой мир, все вокруг словно было снято рапидом, как в замедленной съемке. Неужели с тех пор прошло 10 лет?

Рис.0 Юрис Подниекс. Тайна гибели документалиста, который снял развал СССР

Он очень хотел быть понятым

В последнее время он стал набирать вес и переживал из-за этого. Пробовал играть в баскетбол, но в любых тренировках нужна регулярность, а где ее взять в этой гонке… Да и почувствовал, что бегать тяжеловато, одышка мешает. Надо бы меньше курить… «Может, просто старею?» – усмехнулся он. Немного побаливала голова, последнее время он не раз ловил себя на этом. Недавно копался в моторе своей «Вольво» и, видимо, не до конца закрепил капот – тот неожиданно свалился ему на голову. Да так, что на темени образовалась шишка. Со временем она прошла, но тяжесть в голове осталась, периодически переходя в боль, как сейчас.

Последний год Подниекс чувствовал себя неважно. Не только физически. Улеглась волна всенародной любви и славы после выхода «Легко ли быть молодым?», когда к нему подходили на улицах, чтобы поблагодарить за фильм. Прошли сумасшедшие годы работы над эпопеей «Мы», когда он со своей неизменной группой всего на несколько камер снял почти всю хронику развала СССР… Невероятные, сногсшибательные события стремительно меняли друг друга, и он летел за ними с одной мыслью – успеть, догнать, не упустить: взрыв в Чернобыле, землетрясение в Армении, война в Тбилиси, стрельба в Вильнюсе и Риге…

Пять лет подряд он снимал, снимал и снимал, не давая себе возможности остановиться.

Теперь наступало другое время, рыхлое, непривычно тягучее, когда не надо было никуда спешить и ни за кем гоняться… Он вдруг подумал, что так, наверное, чувствовали себя солдаты после войны – еще вчера они были в шаге от смерти, лезли на амбразуры, а сегодня им говорят: баста, ребята, в ваших подвигах больше никто не нуждается, идите работать в домоуправления…

Не уходил из памяти только прицельный огонь на Бастионной горке, изрешеченный пулями мостик и оседающий на глазах Андрис с его предсмертным хрипом: «Снимай меня!..» Этот голос его преследовал по ночам, он все раскручивал назад пленку той незабываемой ночи, не переставал винить себя, что заставил ребят бежать через мостик, а надо было к памятнику Свободы, вот где сняли бы уникальные кадры и остались живы…

Он сильно закашлялся, отчего в голове застучали молоточки. На травму наложилась простуда, которую он месяц назад привез из Тбилиси. Вместе с ассистентом Александром Демченко и другими членами группы они были там на съемках. Он никому не жаловался, но чувствовал, что разваливается на части.

К физическим мученьям добавились творческие. Он не мог определиться, что снимать. Понимал, что после «Мы» стал повторяться. Чтобы сделать открытие, нужно было выходить на новый уровень. Он понимал это как никто другой, потому что не раз совершал подобные рывки.

И если бы не было замыслов! Они буквально роились в его голове, теснили друг друга. Его давно не отпускала мечта – соединить документальное и игровое кино и сделать это на основе философской пьесы Райниса «Язеп и его братья». Это было переосмысление известного романа Томаса Манна, но на другой лад. Юрис давно носился с этой идеей. Он все мечтал закончить с текучкой, взять книги, уехать на дачу к Ансису Эпнерсу – тот столько раз приглашал, – там посидеть месяц-другой, сосредоточиться…

Была идея поставить документальную киносатиру из жизни новой латвийской власти. Он присматривался к ней с любопытством. Тем более, что со многими дружил с юности. Но теперь он не узнавал бывших приятелей, видел, как власть, должности, деньги их меняют. Как-то друзья затащили его в зарождающийся политический Клуб-21, он даже разочек появился там во фраке и бабочке. Но что-то показалось ему во всем этом шутовское, ненастоящее. Какая-то игра в господ. Он посмеялся, вспомнив, как были похожи на пингвинов некоторые борцы за независимость…

Мысли о героях и жертвах, слепой вере и готовности пойти на преступление мучили его и в отношении ОМОНа, который латыши считали главным врагом независимости. А он видел в этих парнях тех же афганцев, использованных и брошенных советской властью, тех же латышских стрелков, обманутых сначала Лениным, а потом своими. «Мы все немного омоновцы», – сказал он тогда мне в интервью, имея в виду, что и теми, и другими манипулировали, сталкивали лбами, заставляли стрелять вслепую… Донести эту мысль до других он считал очень важным. Недаром часто повторял, что жизнь его не отпускает, и если на улицах вновь появятся танки, он не сможет спокойно снимать в павильоне эпизод с актерами.

Не давала покоя и неопределенность в семейной жизни. Неожиданно обнаружилось, что вырос сын. А он и не заметил. Когда заметил, взял его с собой на съемки в Россию, дал в руки камеру, предложил: снимай! Тот поначалу ухватился, увлекся, – отец был для него непререкаемым авторитетом, – но то ли камера показалась тяжелой, то ли видел парень плохо, но выходило неважно… Интерес к школе у мальчика пропал, а к кино так и не возник… Юрис не знал, что делать с сыном, куда его направить… С женой тоже все шло под откос. Признавался друзьям, что перестал ее чувствовать. Понимал, что во многом сам стал причиной такой ситуации. Но решиться уйти из семьи все-таки не мог. Корил себя за эту нерешительность, но понимал, что к такому шагу не готов. Все это создавало душевный дискомфорт – он нигде не мог найти покоя: ни на съемках, ни дома, ни на студии. Мысли громоздились, выстраивались в цепочки, на них наслаивались другие. А ясных ответов не возникало…

…Вид утреннего сада его успокаивал. Было что-то божественное в этой целомудренной красоте природы. Юрис ощутил на себе крест, подаренный православным священником Борисом Старком. С тех пор как они познакомились на съемках «Мы» в подмосковном городке Переславль-Залесский, походили по кладбищу поверженных крестов, он не снимал с себя этот подарок. Они много говорили о вере, Юрис сознался, что не чувствует себя в церкви в своей тарелке, ему мешает присутствие других людей, не дает сосредоточиться. Отец Борис успокоил его, сказал, что главное носить церковь в себе, и совсем неважно, где молиться. Сейчас, глядя на струящийся меж деревьями свет, Подниекс вспомнил эти слова.

Он растер себе виски, шею, кажется, молоточки стучать перестали. Но снова вернулся кашель. Стараясь никого не будить, он тихо вышел в сад, нашел в сарайчике косу, долго к ней примеривался, как бы половчее ухватиться, – и стал косить заросшую лужайку. Трава поддавалась плохо, увертываясь от косы, и он с удивлением обнаруживал вокруг себя то лысые прогалины, то неровные зеленые клочья.

Элга Подниеце, жена Юриса:

«23-го я проснулась позже Юриса, вышла в сад. Он уже выкосил половину лужайки и говорит: ах, как красиво было на восходе солнца! Где-то в половине девятого сели завтракать прямо в саду. Все посмеивались над его покосом. А он отшучивался: «Это я так, для поддержки спортивной формы». Потом пришел сосед, принес акваланги, и они решили ехать на озеро: Леонид, мой сын Давис, два моих двоюродных брата и Юрис. Леонид поехал на своей машине. Они выехали где-то около 10 часов утра. Юрис уехал на озеро в необычно спокойном настроении. Мы все ощутили это».

Озеро Звиргзду расположено между местечками Эдоле и Алсунга. От Кулдиги это примерно 25–27 километров. Место родственникам Юриса было знакомое, туда они не раз ездили купаться. День стоял тихий и не по-летнему серый. Того и гляди вот-вот пойдет дождь. Может быть, поэтому и отдыхающих было не видно. Правда, в полутора километрах по берегу располагался кемпинг. Местные жители потом вспоминали, что за два дня до Лиго там поселился какой-то человек, который после обеда 23-го оттуда уехал. Видели якобы и какую-то лодку, которая тоже потом исчезла. Мужчины сначала посидели на берегу, немного выпили. Сколько немного, никто не помнит. Леонид вытащил снаряжение. Юрису костюм оказался тесноват, он натянул его на себя с заметными усилиями. Рассказал, как однажды плавал с аквалангом на озере Лангстини – вытаскивал затонувший виндсерфинг. В воду они с Леонидом вошли одновременно. Тот показал ему место, где стоит плавать.

На какое-то время про пловцов все забыли. К двоюродному брату Элги Агрису подошел какой-то знакомый, они с ним поговорили. 16-летний сын Юриса Давис, гуляя вдоль озера, заметил у противоположного берега лодку с аквалангистом, каких-то людей в темной одежде, машину «Латвия» на берегу… Озеро было неширокое, метров 500, но в длину достигало двух километров, дно было неровным, разной глубины, в некоторых впадинах она достигала 18 метров. Минут через двадцать Давис вдруг увидел, как довольно далеко от него из воды вынырнул Юрис, почему-то без маски, махнул ему рукой и снова исчез. Он решил, что отец его так поприветствовал.

Примерно через час из воды появился Леонид. Родственники Подниекса вспоминают, что он вышел на берег ужасно взволнованный и сразу спросил: «А где Юрис? Он уже здесь?» Ему говорят: его нет, вы же были вместе… Леонид снова отправился в озеро. Когда вышел, то почти немыми губами выдавил: «Юрис куда-то пропал».

С тех пор Юриса никто не видел. Его тело нашли на дне озера лишь на 8-й день поисков. Эксперты пришли к выводу, что произошел несчастный случай, к которому привел целый комплекс причин: нездоровое сердце, неисправность акваланга, стечение обстоятельств… В эту версию поверили не все… Но уголовного дела возбуждено не было. Существовали лишь многочисленные следственные материалы: экспертизы, заключения, справки, которые какое-то время хранились в архиве Генеральной прокуратуры… Когда я писала эту книгу, их там уже не было. Все материалы того трагического дня пропали. Восстановить их сегодня можно только по свидетельствам очевидцев.

«За ним давно охотились»

Александр Демченко, ассистент Юриса:

«21 июня я возвращался из отпуска с Украины, был на могиле родителей. Из Москвы на всякий случай позвонил на студию узнать, не снимаем ли мы в эти дни? Юрис говорит: нет, я уезжаю в Кулдигу отдыхать. Я говорю: могу поехать с тобой, мои все равно не гуляют. Он говорит: не надо, оставайся в Риге. 22-го я приехал в Ригу, послонялся по офису и снова предложил: давай поеду, ты же знаешь, я неприхотливый, могу хоть в машине спать, хоть под машиной. Он снова: Саша, отстань. Я в третий раз: Юр, давай вместе поедем. Не знаю, что-то меня толкало ехать вместе. Разве б я его отпустил плавать без страховой лодки? Он же до этого с аквалангом единственный раз нырял… На третий раз он не выдержал: Саша, пошел ты… семья едет отдыхать. После этого я отстал.

Вообще много было странностей и во время его поисков, и потом… Мне запомнилось, что 26-го утром на озеро приехал министр внутренних дел Зиедонис Чеверс, весь в камуфляже, пистолет Стечкина на боку. И приехала группа спецназа с аквалангами… Но в тот день в воду не пошли. Как бы не успели. В этот же вечер Чеверс уехал. На следующий день аквалангисты начинают нырять… Искали 27, 28, 29, 30-го… И вот 30-го опять приезжает Чеверс. Юрис утонул 23-го примерно в час дня. А 30-го в это же время вдруг вылезает аквалангист и говорит: есть! То есть Чеверс приехал в день, когда Юриса начали искать, и в день, когда его нашли.

Я не верю в несчастный случай. Почему? У меня есть три аргумента. Первый – маска аквалангиста не найдена. Второй – гарпун, который был в руках Юриса, – тоже не найден. Третий – тело Юриса было обнаружено на глубине 8 метров, в темной части озера, куда заплыть самому невозможно, без маски, лицом вниз. В озере много раков, которые ходят на глубине до 15 метров. В таком месте нельзя пролежать 8 дней и не измениться… Лицо, руки… все целехонько… Я уверен, что он там не лежал, его туда подбросили…»

Тот же Демченко рассказывает, что когда Юриса привезли в морг больницы «Гайльэзерс», то вскрытие не доверили проводить работникам морга. По его словам, вскрывали Подниекса судмедэксперты МВД. Позже кто-то из них якобы сказал, что не поверил, что тело пролежало в воде 8 дней, от силы 3–4 дня. Но кто и кому это сказал, Александр не помнит. Привел он и еще один слух, но тоже без подтверждения. Якобы незадолго до смерти отца Юриса ему позвонила какая-то женщина-врач и сказала, что вопреки официальной версии, по которой у Юриса был сильный атеросклероз сосудов, у него было здоровое сердце, с которым он мог прожить еще 50 лет.

Илга Муцениеце, вторая жена Бориса Подниекса, отца Юриса:

«23 июня мы с Борисом были в Инчукалнсе, на даче. День был какой-то ужасный. Борис весь день нервничал. Юрис у нас был 22-го, а у Бориса сломалась инвалидная коляска, и он просил Юриса ее починить. Тот как всегда спешил и обещал приехать 25-го. Говорит, я должен поехать в Сигулду на съемку, потом в Кулдигу, а потом приеду. Но 25-го он не приехал. А 26-го вдруг приезжает друг Бориса Дайнис Рожлапа и мой сын Эдгар. Я вышла им навстречу радостная: ну наконец-то приехали! Смотрю, а на них лица нет. Оба бледные, губы опущены. Спрашивают: вы радио не слушали? Юрис пропал. Я обомлела. Вошли в дом. Борис спрашивает: что случилось? Они переминаются, глаза отводят, говорят: радио включай. Оказывается, жена Юриса Элга пообещала сама приехать и все нам рассказать. Через какое-то время так и вышло. Она приехала с сыном Дависом и врачом. Дали Борису какую-то таблетку, говорят: не волнуйся, ничего страшного не произошло, вот только Юрис куда-то пропал. Элга как могла успокаивала Бориса и сама старалась выглядеть спокойной».

Айгар Лиепиньш, двоюродный брат жены Юриса Элги Подниеце. 23 июня 1992 года находился на берегу озера Звиргзду и одним из последних видел Юриса:

«Я не сомневаюсь, что его убрали… За что? Да можно составить целый список… За тот киноматериал, который он привез из Литвы и который показали на весь мир, за то, что он снял в Риге в 1991 году… Такое не прощают… Советские спецслужбы за ним давно охотились. Да, доказательств нет… Но вы знаете хоть одного аквалангиста, который утонул? А Юрис – профессиональный пловец, мастер спорта по пятиборью… И как его тело оказалось на 8-й день поисков в том месте, которое десятки раз проходили спасатели? Да потому что его туда оттащили…»

«Почему всем всегда кажется, что известный человек не может умереть от несчастного случая, обязательно должно быть убийство? – возмутился Эрик Калнмейерс, тогдашний прокурор, участник комиссии по расследованию смерти кинорежиссера (на момент написания книги – Генеральный прокурор ЛР. – Т.Ф.), когда я попросила его вспомнить те давние события. – И что это непременно должен быть КГБ или какие-то спецслужбы… Тогда была проведена очень тщательная экспертиза, и не только судебно-медицинская. Мы не нашли следов преступления…»

Я не склонна не доверять Эрику Калнмейерсу, профессионалу с огромным опытом. И тем более кого-то обвинять. Нет, просто мне, как и многим другим, многое в этой истории непонятно.

Смерть на вдохе

Элга Подниеце, жена Юриса:

«…В тот день у нас оказалась Дайга Звайгзне, жена погибшего в январе 1991 года оператора Гвидо Звайгзне, – она со старшим сыном зачем-то приехала в Кулдигу, и у них сломалась машина. Пока ее чинили, мы вместе поехали в город, всего там накупили на рынке. Потом решили немножко позагорать, лежали на солнышке и говорили о Гвидо, о том, как она живет… вспомнили все это… И в половине первого у меня возникло какое-то странное ощущение. На сердце как-то так тревожно стало, я подумала о Юрисе… Мы в тот день даже толком и не успели пообщаться…

Я их просила приехать к 2–3 часам, вечером в доме ждали гостей и еще многое нужно было приготовить. Ждем-ждем, а их все нет. Два часа – нет, три – нет. Давису в тот год исполнилось 16 лет, и я за него волновалась. Потом поднялся ветер. Мы уже пообедали, а их все не было. Моя тетя делала чудесный малиновый крем, его очень любил Юрис, он говорил, что она это умеет делать лучше всех. Как раз в это время поспела уже первая малина, и тетя сделала этот крем специально для него. Мы сидели в комнате и вдруг увидели, что въезжает машина Юриса – красный Range Rover. Я обрадовалась, что все нормально, и вдруг вижу: за рулем сидит мой двоюродный брат, а Юриса нет. Мы вышли и спрашиваем: «А где Юрис? Он остался там?» А они такие странные… И говорят как-то неопределенно… «Юрис куда-то исчез». Мы: «Как это – исчез?» Говорят: «Да он с этим аквалангом пошел… И Леня пошел. А спустя несколько часов мы увидели, что там рыбнадзорная инспекция кого-то ловит. И нам показалось, что Юриса увезли».

То есть им показалось, и они этим как-то себя утешали. Потом они еще раз поехали на озеро и вернулись уже затемно. Мы не знали, что делать. Всем звонили… Думали, что его где-то задержали… Но нигде ничего не выяснилось. Мы действительно не сообщили в полицию в тот первый вечер. Мы отказывались верить, что Юрис пропал. Весь праздник у нас прошел в каком-то недоумении. У меня позиция всегда была такая: Юрис через все прошел, он мог выкрутиться из любой ситуации. Хотя я думала: почему он не позвонил? Потом приехали гости из Тукумса – этого я уже совсем ничего не помню. Мы зажгли костер, посидели…

Мы звонили всем! Мы думали, что его где-то задержали… Но нигде ничего не выяснилось. Я помню, что всю ночь мы сидели очень хмуро…

Я видела, как Давис уходил далеко в сад и плакал там навзрыд. И тогда я уже допустила мысль, что случилось что-то серьезное. Но я не понимала, что, зачем, как? Где-то в полпятого, когда уже светало, все пошли спать. Никому уже ничего говорить не хотелось. Мой двоюродный брат сказал: мол, неплохо было бы, чтобы и Леонид пришел. Но тот так и не появился. Насчет Леонида я ничего такого не думала, он мне почему-то ничем не запомнился… Абсолютно никакой человек – как бы ужасно это ни звучало. Может быть, он очень даже порядочный человек. И все время подозревать его – это как-то нехорошо… Может быть, он сам себе простить не может того, что произошло, и все эти годы живет с тяжелым грузом. Ходили слухи, что у Леонида отец – бывший кагэбэшник… Хотя вроде бы нет никаких оснований подозревать любого человека, как-то связанного с КГБ. Единственное, что я помню из наших бесед с моим двоюродным братом, как будто он заметил, что у Лени сразу появились какие-то деньги. Но утверждать это я не могу. Мы никакого своего расследования не вели.

Нас удивило, что Юрис был найден не около берега, а в том месте, где было темно и ничего не видно. Где было очень глубоко. То есть в таком месте, где особо не поплаваешь. И его уже затянуло в ил. Это было совсем не то место, которое ему указал Леонид, а совсем другое».

Антра Цилинска, директор студии Юриса Подниекса:

«23 июня мы всей группой поехали ко мне в деревню, все вели себя как-то непривычно тихо, сидели у костра, молчали. Накануне, 22-го, мы смотрели кассету, снятую на Гауе, с Георгием. Помню, меня поразил эпизод, в котором Георгий крестил Юриса. Я запомнила, что он длился 28 минут. Подумала про себя: «28 минут с дьяволом».

24 июня мы уже вернулись в Ригу. Юрис договорился встретиться с американскими журналистами в 18 часов. Они пришли к нам в Кошкин дом, час сидят, другой, – он так и не появился. На следующий день, 25-го, на 10 часов у него была назначена встреча в Юрмале. Я решила узнать, где же он пропал, позвонила к нему домой. Трубку взяла Элга и сказала, что, наверное, произошло несчастье. Я не могла понять, почему она столько времени молчала, но она объясняла что-то невнятное. Потом выяснилось: Элга опасалась, что Юриса начнут обвинять в браконьерстве, оказывается, ловля раков была запрещена. Как только мы узнали о случившемся, тут же подняли на ноги всех, кого могли. Депутат Янис Круминьш подключил военных. А мы со всеми, кто был на студии, сразу же выехали на озеро. Жили там всю неделю в страшном напряжении. Помню, как всякий раз следила за мимикой выходящих из воды спасателей: что на этот раз? С каждым днем напряжение на берегу нарастало. Добавляли его и экстрасенсы, которые направляли поиски в разные стороны. Кто-то из них сказал, что Юриса хотят вывезти из страны. Я помню свою мысль: нужно срочно перекрыть все порты…»

У меня на руках – выписка из акта судебно-медицинского обследования тела Подниекса, подписанная главным судмедэкспертом Министерства благосостояния Латвии Велтой Волксоне. В свое время по моему запросу и с разрешения обер-прокурора г-на Адлерса г-жа Волксоне мне эту выписку предоставила. Похоже, акт судебно-медицинской экспертизы – единственный сохранившийся официальный документ по так называемому «делу Подниекса».

Из него следует, что обследование проводилось 2 июля 1992 года комиссией экспертов в составе 7 человек под руководством г-жи Волксоне. Комиссия констатировала, что смерть Подниекса «наступила в результате механической асфиксии – утопления в воде» и «могла наступить 23 июня 1992 года». Обнаруженные на теле признаки «свидетельствуют о его нахождении в воде с момента смерти до обнаружения. Констатированный в легких Ю. Подниекса состав микроскопических водорослей и видов зоопланктона идентичен составу пригрунтового слоя (ила) озера Звиргздес». Никаких прижизненных повреждений на теле режиссера эксперты не констатировали. Не найдено в организме и следов этилового спирта, наркотических веществ, снотворных и фосфорорганических соединений. Комиссия пришла к выводу, что «утоплению Ю. Подниекса в значительной мере могли способствовать хронические изменения в сердечных сосудах и сердечной мышце, а также возможное попадание воды в дыхательные пути в связи с техническими повреждениями акваланга».

Я обратила внимание, что в заключении почему-то не отражено наличие алкоголя в крови, хотя, как показывают родственники, мужчины перед плаванием выпивали. Эксперты решили не портить имидж известного человека? Или за 8 дней нахождения в воде алкоголь испарился? Как бы там ни было, а сомнение закралось: если можно было скрыть это, почему нельзя скрыть еще что-то?

К тому же заключение отражало только медицинскую сторону дела. Не менее интересными могли бы выглядеть результаты технической экспертизы акваланга. Ее отраженные следы мне удалось найти лишь в прессе того времени. Оказалось, что осмотр рокового акваланга производился на Булдурской спасательной станции. Там и был обнаружен заводской брак – неплотная заклепка в мембране дыхательного аппарата, из-за чего воздух в акваланге стал чересчур влажным. Не были также отрегулированы рычаги дыхательного автомата, а это затрудняло вдох. По инструкции эти рычаги должны проверяться раз в месяц. Техосмотр акваланга, который дали Юрису, не проводился очень длительное время. Фактически он вошел в воду с грудой железа за спиной.

Похоже, следствие в свое время поработало основательно. Это подчеркнул в беседе со мной и генеральный прокурор Латвии Эрик Калнмейерс. Он подтвердил, что была произведена не только судебно-медицинская экспертиза, но и экспертиза акваланга. К тому же проводилось научно-техническое исследование образцов легких Юриса в Саласпилсском биологическом институте. На разной глубине озера Звиргзду были взяты образцы воды – и сделано сравнение на наличие микроэлементов в каждом образце воды и внутри легких. По результатам исследований выходило, что Юрис захлебнулся на глубине 8 метров.

И все же даже эти исследования не давали ответы на все вопросы. Например, почему Юрис всплыл в одном месте, а нашли его совсем в другом? Похоже, уже тогда, когда его увидел Давис, с ним что-то произошло. Почувствовал себя плохо, стал задыхаться и сорвал маску? А может быть, под водой шла борьба, и маску сорвал кто-то другой? А если ему действительно стало плохо, но он все же нашел в себе силы всплыть, то почему не поплыл к берегу? На нем были ласты, достаточно было небольших усилий…

Нигде не нашла я и сообщений, кому принадлежал тот злополучный акваланг, где он хранился, кто его заправлял? И почему никто не ответил за его техническую неисправность? Ведь на чьем-то балансе он числился? Не было никакой информации и о личности водолаза, который организовал это трагическое плавание. Наконец, как получилось, что тело Юриса обнаружили в том месте, которое в течение 8 дней проползли, прощупали десятки профессиональных водолазов, а нашел молодой курсант, который только зашел в воду?

По моим представлениям, многие сомнения могли бы развеять материалы уголовного дела. Если бы оно было возбуждено. Однако этого не произошло. Почему?

– Потому что не было показаний, что было совершено преступление. Были только доводы, – сказал Эрик Калнмейерс. – Экспертиза была произведена очень качественная, и специалисты пришли к выводу, что к смерти Подниекса привел целый комплекс причин.

– Но кроме плохого здоровья и неисправного акваланга там могло быть и должностное преступление, ведь водолаз выдал ему неисправный акваланг. Почему его не допросили?

– Его допрашивали, и он, по-моему, пояснил, что взял у кого-то акваланг попользоваться… Я сейчас не помню деталей…

– А как вы объясните тот факт, что Юрис всплыл в одном месте, а нашли его в другом?

– Когда всплыл, он фактически тогда уже тонул и звал на помощь…

– Но почему он не поплыл, если смог вынырнуть на поверхность?

– Вы когда-нибудь тонули? Если человек захлебывается, у него уже нет сил…

– Но нашли-то его в другом месте…

– Ну и что? Могло отнести течением…

– В озере?

– Да, и там есть движение воды… Мы исследовали все события в комплексе и до смерти Подниекса, и после, и специалисты пришли к выводу, что не было оснований для возбуждения дела.

– А кто конкретно принял решение не возбуждать?

– Может быть, даже я писал постановление. Нужно смотреть в архивах, если они сохранились.

Через день, когда я вновь созвонилась с прокурором Калнмейерсом, он сказал, что материалов следственного дела в архиве Генеральной прокуратуры нет. Вероятно, их уничтожили за давностью лет. На мой возглас, как же так, ведь речь идет об очень известном человеке, г-н Калнмейерс пояснил, что дела «отказников», то есть те, по которым не возбуждены уголовные дела, долго не хранятся, тем более их никто не сортирует на известных и неизвестных. Когда это могло произойти, мой собеседник сказать не мог, потому что с 1993 по 2000 год уходил из прокуратуры в частный бизнес. А за эти годы в учреждении поменялось огромное количество народа…

Много лет спустя, зимой 2019 года, Генеральный прокурор Латвии Эрик Калнмейерс показал мне документ, вносящий ясность в судьбу пропавших материалов. После нашего первого разговора он сам попытался их найти. И нашел – в Кулдигской прокуратуре. «Хочу поставить точки над i, – сказал мне тогда Эрик Калнмейерс. – Еще в 1990-х материалы о смерти Подниекса направили в Кулдигскую прокуратуру, по месту смерти, где они и хранились». Он показал мне свой запрос кулдигским коллегам от 8 декабря 2005-го и их ответ. Так в моих руках оказалась заверенная копия акта о том, какие документы 8 сентября 1999 года Кулдигская прокуратура… отобрала для уничтожения. «Так что никто материалы не воровал, не прятал, они были уничтожены по закону, – подвел итог Генеральный прокурор. – Никто тогда не оценил, что документы могут иметь историческое значение…»

В свое время на возбуждении уголовного дела могла настаивать семья. Но как мне пояснила Элга Подниеце, ей это даже в голову не приходило, ведь в расследовании участвовали и МВД, и прокуратура, и близкий друг Юриса депутат Сейма Янис Круминьш… Их общее заключение было однозначным: произошел несчастный случай… Других версий не было.

Версии

Да, у официальных органов не было. А у нас, журналистов, были. И мы их не раз обсуждали между собой. Например, версию политического убийства, организованного спецслужбами. К этому времени за Подниексом тянулся целый шлейф «подвигов». Три года он снимал страшную хронику распада Союза для английского фильма «Мы», тогда за ним гонялись сразу 3 республиканских КГБ – латвийский, армянский и московский, чтобы не дать вывезти отснятый материал на Запад… Он постоянно подвергал себя опасности, и прямой, и косвенной. В ночь на 20 января 1991 года во время перестрелки в Риге у Бастионной горки погибли два его оператора – Андрис Слапиньш и Гвидо Звайгзне. Погибли не от несчастного случая, а от конкретной снайперской пули. В случае с Андрисом Слапиньшем было совершенно очевидно, что стреляли в кинооператора, свидетеля событий. Что-то он снял в парке такое, что испугало находящегося за его спиной снайпера. Юрис снимал рядом с ними, но остался жив. Весь год до самой своей смерти он повторял: «Это стреляли в меня…»

За несколько дней до этого в Вильнюсе спецназовцы прикладом сломали ключицу ассистенту Подниекса Александру Демченко, снимавшему наступление советских танков на безоружных людей. Сам Юрис тогда чудом вырвался из этого пекла, вскочил в машину с выбитыми стеклами и помчался в Ригу отвозить отснятый киноматериал. Потом эти кадры облетели весь мир. Как знать, не они ли остановили имперскую военную машину и повернули, казалось бы, неизбежный ход событий?

Какой-то секрет о тех январских днях он носил в себе до конца жизни. На мои вопросы, что же они сняли тогда с Андрисом в парке у Бастионной горки, он лишь однажды сказал: «Я не хочу, чтобы пострадали еще 15 человек». Именно столько тогда насчитывала его съемочная группа.

Очень близко подошел Юрис и к ОМОНу, отряду особого назначения, который советское руководство пыталось использовать для различных провокаций в Латвии и Литве, в том числе в Медининкяе, где в упор были расстреляны таможенники. Наутро после убийства ребят из своей группы он поехал на базу ОМОН и там до утра снимал откровения разгоряченных боем парней. Что они там ему наговорили и как он распорядился этим материалом?

Конечно, летом 1992 года накал политических страстей спал, в Латвии сменилась власть. Но кто знает, какие тайны доверили ему люди новой власти? Мало ли кому в голову мог прийти сценарий с неисправным аквалангом…

Теоретически можно рассматривать и экономическую версию. После нескольких лет работы в Англии Юрис стал по меркам того времени состоятельным человеком. Владельцем студии… А, может, не только студии? Может быть, у него был другой бизнес, и он что-нибудь не поделил с одним из своих совладельцев, а без Юриса тот становился единоличным собственником предприятия…

Возможна и третья версия. Назовем ее эзотерической. Вокруг Юриса всегда было много мистики. В юности он завороженно снимал операции филиппинских врачей… Верил в экстрасенсов… Известно, что этим инструментом активно пользовался КГБ, чтобы зомбировать людей, держать их в сфере своего влияния. Кто знает, зачем загадочный Георгий Ибериони накануне Лиго приехал в Ригу? Искать следы таинственной магии в сигулдских пещерах? Магический гость настолько заворожил Подниекса, что уговорил его покреститься в Гауе. Крестил сам, стоя по пояс в воде и осеняя новообретенных огромным православным крестом. Юрис под воздействием Георгия, видимо, впал в какой-то транс, потому что слушался его как ребенок. Пересказывая потом близким случившееся на Гауе, он очень переживал, что пошел на этот обряд.

В Чертовой пещере Георгий якобы отслужил магический обряд, который показался Юрису опасным для будущего Латвии, о чем он не преминул сообщить магу. Все это произошло за несколько дней до Лиго. Рижские уфологи увидели в этом конфликте прямую связь с исчезновением режиссера.

Какая из этих версий была ближе к истине? А может, существовала четвертая? Пятая? Какие еще загадки таило его внезапное исчезновение? В любом случае ключ к ним надо искать в его жизни.

Глава вторая

Гонка на колесе

«Что такое свобода? Человек свободен тогда, когда у него нет вариантов. Вот у меня нет выбора. Я могу только снимать и не чувствую, что могу еще что-то выбрать. Это и есть свобода».

Юрис Подниекс

«Либо он станет главарем банды, либо великим человеком»

Юрис появился на свет 5 декабря 1950 года в Рижском роддоме. Появился… весьма неожиданно для своих родителей, Бориса Подниекса и Бригиты Кухтарской, которые случайно познакомились в клубе полиграфистов на танцах, а спустя несколько месяцев вынуждены были создать семью. Против этого брака были родители обоих молодоженов, но сами они решили, что семье быть.

Когда Бригита узнала, что беременна, она испугалась, сказала Борису. Заводить семью тогда не входило в планы ни того, ни другого. Да и видимо, слишком разными они были. Борису шел 37-й год, он хоть и был известным диктором, но здоровье его постоянно подводило. Бригита была намного моложе, хороша собой. Ее родители были категорически против их союза с Борисом. Мать уговаривала Бригиту избавиться от ребенка. После слез и долгих разговоров молодые тоже пришли к выводу, что так будет лучше для всех. Вместе пошли к врачу где-то на улице Школьной. В то время аборты были запрещены, поэтому все делали тайно и за немалые деньги. Бригите сделали укол и предложили прийти к врачу через день. Но то ли срок беременности был большой, то ли Юрис уже зацепился за эту жизнь – эффекта от укола она не почувствовала. Ее единственному сыну суждено было прийти в этот мир. Что он и сделал 5 декабря 1950 года.

Брак просуществовал 5 лет, после чего супругов развели с формулировкой «не сошлись характерами». Они и впрямь мало подходили друг другу: Бригита много сил тратила на то, чтобы хорошо одеться, обставить квартиру, набить холодильник, заводила «нужные» связи… Бориса это коробило, он предпочитал другие связи – с режиссерами, художниками, актерами, с которыми можно было часами говорить об искусстве. Сына Борис твердо решил оставить себе и готов был за него бороться. К счастью, этого не понадобилось – жена уступила ребенка без особого нажима. Причины развода Борис ни с кем никогда не обсуждал, даже с сыном. Лишь когда тот вырос, отец объяснил ему, что их жизненные принципы с матерью разительно различались. Было и еще что-то, что Борис скрывал даже от Юриса и лишь однажды признался: «У нее была плохая привычка». Видимо, от этой привычки он и старался уберечь парня, когда требовал оставить его себе. Тем не менее отношения между всеми троими всегда оставались теплыми. Мать все годы вплоть до своей преждевременной кончины в мае 1976 года была желанным гостем в их доме и как могла участвовала в воспитании сына.

Рис.1 Юрис Подниекс. Тайна гибели документалиста, который снял развал СССР

Борис Подниекс и Бригита Кухтарска в лучшие годы своей жизни

О своих более далеких предках Юрис знал лишь то, что рассказывал отец. Род Подниексов был из крестьян, как и большинство латышских семей. И так же как большинство, разделил со своим веком все его тяготы. Делиться воспоминаниями в семье было не принято – время к этому не располагало. Да и характеры у Подниексовских мужчин не отличались сентиментальностью. Но деда и бабушку по отцовской линии Юрис хорошо помнил, на их руках он вырос. Родителей матери в их семье называли не иначе как «родственники с улицы Авоту».

Однажды в пять лет Юрис вбежал в комнату и увидел, как дед, стоя у зеркала на одной ноге, вторая после ссылки у него была ампутирована, примеряет старую армейскую гимнастерку, а на ней орден. Как его сохранил после войны и сибирских лагерей латышский стрелок Карлис Подниекс, неизвестно. Но с тех пор с ним играл маленький Юрис. Пока не потерял. Зато теперь он мог, забираясь на единственное колено деда, заставлять его снова и снова рассказывать о стрелках и рождественских боях. Может быть, поэтому «Созвездие стрелков» получилось таким личным?

Бабушка Юриса по линии отца, омите, как ее ласково называли в семье, была из обрусевших немцев, родом из Петербурга. Там с ней и познакомился бравый Карлис, а потом увез в Латвию. Борис родился в 1924 году. В два года у него обнаружился костный туберкулез, который и привел его в итоге в инвалидную коляску. Но всю жизнь он с ним мужественно сражался. Надо отдать должное и родителям, они делали для сына все возможное. С раннего детства Борис лечился в санаториях, месяцами не вставал с постели. Болезнь сблизила его с матерью, которая отдавала ребенку все силы. Когда Борис развелся с Бригитой, они стали жить втроем с бабушкой. Омите и вырастила Юриса. Она прожила до 1977 года и умерла от инфаркта.

В свое время именно мать научила Бориса играть на фортепьяно и аккордеоне. К тому же у него оказался хороший голос. Благодаря этому он начал зарабатывать на хлеб – играл в оркестре на вечеринках в клубе полиграфистов, который был на соседней улице.

В 1948 году Борис случайно попал на Латвийское радио, кто-то посоветовал попробовать его голос в эфире. Когда услышали, ахнули. Голос такой мощный, что в дверь не входит, сказал тогда о нем один радионачальник. С тех пор Борис Подниекс сначала стал голосом Латвийского радио, потом Рижской кинохроники, а в конце концов государственным голосом советской Латвии. К своей работе относился очень придирчиво, часто был недоволен собой, мог по многу раз переписывать текст, хотя режиссер этого не требовал. Коллеги вспоминали, что он буквально изводил всех своим перфекционизмом, уже и режиссер доволен материалом, и звуковик, а ему все кажется что-то не то.

Борис был душой любой компании, хорошо пел, играл на гитаре, прекрасно водил машину. Одним из первых на Рижской киностудии он приобрел «Победу-кабриолет», куда любил загружать большие компании и вез всех к себе на улицу Энгельса. Молодые Герц Франк, Айвар Фрейманис, Ансис Эпнерс, Ивар Селецкис до утра пили вино, жарили колбаски, обсуждали идеи будущих фильмов. Сюда же с удовольствием захаживали друзья Бориса и Илги по театру, художники Дайлис Рожлапа, Арнольд Плаудис. Участником всех этих застолий с детства был и Юрис. Правда, с одним условием: пока сын учился в школе, Борис строго-настрого запрещал ему дотрагиваться до рюмки. Нередко хозяин доставал аккордеон и пел своим завораживающим баритоном какой-нибудь модный городской романс: «Татьяна, помнишь дни золотые…»

Юриса отец воспитывал строго. Требовал держать слово. При разговоре смотреть прямо в глаза. За неповиновение наказывал. Порой и ремнем. Тот терпел. Его порют, а он зубы сцепит и молчит. Борис рано почувствовал, что удержать сына ему будет непросто. Тот был самостоятельным с первых минут своей жизни, рвался не только из пеленок, но и из родительских рук. Передалось ему по наследству и отцовское упрямство. Всегда добивался того, что задумывал.

Рис.2 Юрис Подниекс. Тайна гибели документалиста, который снял развал СССР

Вода была стихией Юриса с детства

Лет с пяти Борис стал брать сына на студию. Примерно в этом возрасте Юрис впервые снялся в кино – в киножурнале режиссера Шулякиса примерял детские сапожки.

Отцу приходилось следить за каждым его шагом. Однажды, придя домой со студии, он обнаружил записку: «Отец, я у тебя плохой сын, я больше не буду тебя мучить и ухожу от тебя». Это он, 7-летний, пришел к такому выводу. Два дня Борис не находил себе места. А потом из рассказа Бригиты узнал, что тот приехал на их дачу в Инчукалнсе и прожил там в сарайчике два дня. Когда проголодался, отправился к матери. С Бригитой у Бориса был договор: у Юриса должен быть свой дом. Он разрешал сыну гостить у матери хоть каждый день, но ночевать тот должен приходить к нему.

Интерес к учебе Юрис проявил только в первом классе. А со второго по восьмой – учился кое-как. Восьмой закончил на тройки. Гуманитарные предметы еще как-то ему давались, а физика, математика не шли совсем. Борис с трудом представлял себе его будущее. Какое-то время даже пытался делать из него диктора, заставлял читать тексты. Но когда тот садился наговаривать текст, то начинал грассировать, хотя в жизни этого не было заметно. Идею пришлось оставить.

Как-то сами собой планы отца в отношении сына вертелись вокруг студии. Однажды купил ему фотоаппарат, хитростью уговорил поснимать: мне, говорит, тяжело из-за болезни, пофотографируй ты. Тот попробовал и потихоньку втянулся. Потом договорился со студийным начальством, чтобы Юрис поработал летом такелажником – аппаратуру повозил за съемочными группами. Парню понравилось. Попросил дать ему возможность поработать и осенью, пообещав пойти в вечернюю школу.

Еще во время учебы в школе Юрис подружился с Андрисом Рубенисом и Янисом Криевсом. Вместе занимались спортом, фарцовкой, просиживали первые деньги в кафе. Тогда никто из них не думал, что эта дружба растянется на всю жизнь.

Андрис Рубенис, доктор философии, профессор:

«Мы познакомились в бассейне. У меня был первый разряд по плаванию, а у Юриса – юношеский разряд по пятиборью. В то лето мы были на сборах вместе с пятиборцами. Нам обоим было тогда то ли по 14, то ли по 15 лет. А потом вместе попали в спортивный лагерь. А еще позже встретились в центре, у нас началась центровая жизнь. Я немного фарцевал, покупал пластинки, записывал их и продавал кассеты с записями. У меня был список фанов, тех, кто интересовался музыкой, я им продавал кассеты, а потом снова покупал пластинки. В особые размеры моя фарцовка не переросла, но на то, чтобы посидеть в кафе, деньги у меня всегда были. Юрис рано начал работать летом, потом увлекся, не хотел уходить с работы, и его просто вытурили из 50-й школы за непосещение занятий. Тогда он пошел в заочную школу, которую тоже не посещал. На экзамены он еще ходил, но учебой себя не утруждал. Мать у него была пробивной женщиной, она ему диплом просто купила. Она была зубным техником, могла достать все: ковры, хрусталь, полированную мебель, – она имела связи везде.

Его отношения с отцом в разные периоды были разными. В юношеском возрасте отец был для него большим авторитетом. Хотя это не мешало ему надувать его по всем статьям. У него был конек: он любил кататься на отцовской машине по ночам. Вечером заходил в комнату, говорил отцу «спокойной ночи», а потом выпрыгивал в окно первого этажа и – в машину. Обманывал он его легко и безо всяких угрызений совести. Хотя отца уважал, все его уважали, это передавалось и Юрису. Отношение к нему было уважительное, но не чуткое.

В начале 70-х, когда Юрис уже окончил школу, у них дома постоянно устраивались разные разговорные вечера, болтали до утра. Мать тоже участвовала в этих вечеринках, приходила на день рождения, именины. Между ними не было ненависти, они контактировали нормально».

Борис мучился с сыном вплоть до армии. Один раз Юрис чуть не довел отца до инфаркта. Уже работая на киностудии, поехал снимать какой-то заказной фильм в Вентспилсе как ассистент известного оператора Масса. Вернулся в гостиницу поздно, когда она была уже закрыта. Что было делать? Парень решил разбить стекло и залезть внутрь через окно кафе. Но там сработала сигнализация, приехала милиция. Он испугался, полез по трубе на крышу, милиционеры начали стрелять… Когда группа вернулась в Ригу, об инциденте знала уже вся студия. У Бориса состоялся с ним крупный разговор. Юрис долго ему все рассказывал, ходил по комнате из угла в угол, кусал до крови губы. «Я ему говорю: подумай, каково мне, отцу, было бы, если бы привезли твой труп», – вспоминает старший Подниекс. Кажется, он тогда что-то понял, на его лице отец впервые увидел слезы. К этому времени Юрису было 17 лет, он уже год сам себе зарабатывал на жизнь, поэтому и за разбитое стекло заплатил из своих. Дело замяли. Вторая жена Бориса Илга Муцениеце часто повторяла: он у тебя будет либо главарем банды, либо великим человеком. Уже когда он вырос, отслужил армию и поработал оператором на фильме Герца Франка «Запретная зона» – о колонии для малолетних, – как-то признался отцу: у меня был только один шаг до этой зоны.

Постепенно работа на студии увлекла Юриса всерьез. Фотоаппарата ему уже показалось мало, он с завистью посматривал на кинокамеру.

В 60-е годы Рижская киностудия переживала свои лучшие годы. Именно тогда рождалось то, что вскоре назовут рижской школой документального кино. Айвар Фрейманис, Улдис Браун, Герц Франк, Ивар Селецкис закладывали основы нового вида документального искусства, построенного на образе, изобразительной культуре кадра. Это было время конкуренции, поисков, открытий. Лучшей среды для человека увлеченного, любознательного, азартного нельзя было и придумать. Юрис влюбился в кино страстно и самозабвенно, как влюбляются в женщин, и уже не изменял этой страсти никогда.

Продолжить чтение