Жить танцуя

© Александр Гиршон, 2024

ISBN 978-5-0059-0677-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Я воспринимаю танец как естественную способность и потребность человека и как удивительную возможность, благодаря которой наша жизнь становится ярче, правдивее и глубже. И для меня очень важно, что сила танца может помогать нам преодолевать трудные времена, сохранять связь с глубинным ощущением себя и соединять нас с другими людьми совершенно особым образом. Танцевальный антрополог Джудит Ханна в 80-х годах прошлого века выпустила книгу под названием To Dance Is Human, «Танцевать – это человеческое»; именно в таком ключе пойдет наш разговор – о танце человеческом, развивающем, охватывающем разные грани переменчивой человеческой природы.

Эта книга появилась из желания описать состояние того, что я называю интегральным танцем – соединением терапевтической, творческой и медитативной сторон танца. Более двадцати лет назад мы с коллегами написали монографию «Интегративная танцевально-двигательная терапия». Студенты обучающих программ, которые я веду в разных странах, часто просят переиздать её. Хотя многие положения и техники из той книги по-прежнему актуальны, тем не менее я понял, что не хочу делать ещё одно издание старой монографии. Вместо этого я решил написать новую книгу, отражающую мое понимание практики на момент 2022 года.

Отправной точкой, задавшей стилистику, стало интервью, которое взяла у меня антрополог и практик Аутентичного Движения Елена Соколова для конференции практик осознанности «Ясный ум». Вы познакомитесь с ним в первой главе «Интегральный танец». Мне хотелось написать книгу неакадемическую, где и простые, и сложные идеи были бы переданы обычным языком, создать книгу-беседу, сохранить разговорные интонации. По этой же причине вы не найдете здесь списка литературы и ссылок на исследования, к которым я обращаюсь. Я прошу прощения у тех читателей, кому важна научная строгость.

Книга состоит из четырёх глав. Первая глава содержит описание общей карты интегрального танца, его основных принципов и ценностей. Во второй показано использование разных форматов свободного и импровизационного танца на занятиях интегрального танца. В третьей, самой объёмной, я расскажу об отдельных темах, с которыми работаю в рамках тренингов и терапевтических курсов. И в завершение коснусь особого вопроса: как мы можем рассматривать танец в качестве духовной практики.

Каждая глава имеет общий структурный алгоритм: сначала излагаются общие положения и идеи, потом идет интервью на тему главы, а завершает её описание практики. Практическая часть может быть использована в первую очередь теми, кто проходил у меня обучение или имеет профессиональное представление о предмете, там нет конкретных инструкций и алгоритмов. В книге «Интегративная танцевально-двигательная терапия» я подробно расписывал упражнения, но два десятилетия спустя мне видится более важным дать чёткое представление общих принципов и идей, чтобы, опираясь на них, сам процесс разворачивался уже в контакте терапевта и клиента или ведущего и группы. С другой стороны, мне хотелось, чтобы за использованием читателем идей из этой книги стоял бы его собственный живой и глубокий опыт. Поэтому, если вам непонятны описания процессов, это нормально – значит, вам нужна практика, прямое знание.

Поскольку книга рождалась как беседа, мне хочется поблагодарить людей, ставших своего рода моими соавторами. Огромный вклад в её создание внесла Алена Комарова из Екатеринбурга. Диалоги с ней мы вели на протяжении полутора лет, и переработанный Аленой аудиоматериал наших встреч лег в основу большей части этой книги. Другие мои собеседники: коллега и друг Ольга Зотова, один из моих учителей – Сергей Всехсвятский – и уже упомянутая Елена Соколова.

Мне хочется поблагодарить тысячи участников моих тренингов и сотни студентов моих программ, в общении и танце с которыми родились многие идеи и процессы, описываемые на этих страницах.

Мне хочется поблагодарить моих учителей и мою семью, которая всё время вдохновляет меня на поиски нового.

Занимаясь танцем в разных направлениях, человек может встретиться с опытом, для которого нет имени. Это не просто удовольствие.

Это не просто польза. Это не просто общение или выражение чувств. Это опыт особых переживаний, он выходит за пределы «просто танца», он не связан ни с танцем как развлечением, ни с танцем как искусством – это что-то ещё. Иногда в России называют практики, обращенные к этой стороне движения, танцевальной терапией, что не вполне корректно. В мире под танцевально-двигательной психотерапией подразумеваются определённые традиции, ряд очень конкретных методик, связанных, в первую очередь, с именем Мэрион Чейз. Но помимо «чистой» танцевальной терапии, остается широкое поле, населенное очень разными форматами. Танец как целительская практика, танец как медитация, как способ саморазвития – существуют сотни форм осознанного движения. Каждое направление выбирает свой путь в особом опыте внутри танца.

Занимаясь танцем в разных направлениях, человек может встретиться с опытом, для которого нет имени. Это не просто удовольствие. Это не просто польза. Это не просто общение или выражение чувств. Это опыт особых переживаний, он выходит за пределы «просто танца», он не связан ни с танцем как развлечением, ни с танцем как искусством – это что-то ещё. Иногда в России называют практики, обращенные к этой стороне движения, танцевальной терапией, что не вполне корректно. В мире под танцевальнодвигательной психотерапией подразумеваются определённые традиции, ряд очень конкретных методик, связанных, в первую очередь, с именем Мэрион Чейз. Но помимо «чистой» танцевальной терапии, остается широкое поле, населенное очень разными форматами. Танец как целительская практика, танец как медитация, как способ саморазвития – существуют сотни форм осознанного движения. Каждое направление выбирает свой путь в особом опыте внутри танца.

Интегральный танец – одно из таких направлений. Идея, лежащая в основе, такова: что, если взять из разных аспектов двигательного опыта – терапевтического, творческого, целительского, духовного, медитативного – по максимуму? Что, если следовать здоровой жадности почувствовать, понять, выразить, найти место самым разным граням танца? Эту жадность и можно назвать интегральностью. Интегральность как целостность, как всеохватность. Естественно, когда мы говорим «охватить максимум», мы имеем в виду максимум, на который мы способны, – размеры нашей жадности ограничены нашими скромными возможностями. Поэтому структура интегрального танца, которая существует сейчас, может меняться. Понимание интегрального танца меняется и уточняется в ходе работы с разными личными, профессиональными, методическими и исследовательскими вопросами. В настоящее время в интегральный танец входит четыре модуля, четыре большие области знаний и практики, которые мы исследуем и развиваем. Первый модуль – интегральная соматика. Как различные форматы исследования телесности могут обогащать движение, танец и понимание человека через телесную сторону? Нам важно новое, современное понимание телесности и те импульсы, что дают последние исследования в нейрофизиологии. Эта область требует особого рассмотрения и вынесена за пределы этой книги.

Большая часть нашего опыта и понимания танца и телесности обусловлена основным способом работы – свободным движением и импровизацией. Хореография – это другой прекрасный язык в танце, к которому мы обращаемся намного реже. Свободное движение связано с различными форматами экстатического танца и танцем как выступлением, перформансом. Ещё один большой модуль – психологическая, психотерапевтическая работа через танец и движение. Она может существовать как в тренинговом формате (когда мы работаем с отношениями, Тенью, эмоциями, личной историей и т.д.), так и в формате терапевтических групп или индивидуальной терапии. И есть часть, близкая к медитации, – танец как духовная практика. Это четвертый модуль. Мы обращаемся к различным формам двигательных медитаций и ритуалов. Один из примеров здесь – практика Аутентичного Движения, движение в тишине с закрытыми глазами из внутреннего импульса в присутствии сопереживающего свидетеля. Хотя Аутентичное Движение можно также назвать просто одним из форматов интегрального танца: через него можно исследовать соматические темы, оно может питать импровизацию и использоваться в терапевтическом контексте, а также рано или поздно Аутентичное Движение, как показывает практика, приводит к переживаниям, которые можно отнести к трансперсональному и медитативному опыту. Все четыре модуля поддерживают друг друга, это разные стороны одного процесса, взаимоперетекающие потоки, питающие друг друга части единого целого. Мне не близки метафоры, описывающие человека и человеческое как механизм или компьютер, хотя они достаточно привычны для нас. Мне кажется, что для передачи всей сложности человеческой целостности плохо работают механические метафоры – больше подходят органические и природные. Поэтому, когда я хочу описать внутреннее устройство интегрального танца, мне приходит постмодернистский термин «ризома». Постмодернистские философы Делёз и Гваттари использовали его для описания теорий и исследований, которые допускают множественные, не упорядоченные в какую-либо иерархию представления и интерпретации знания. В интегральном танце нет иерархии, всё важно, всё значимо, но при этом сохраняется выбор, свобода движения внутри лабиринта переживаний и смыслов. И в соединении и соседстве этих направлений рождается новое знание, новое качество жизни. Человек становится этим новым воплощенным смыслом.

Интегральный танец возник из стремления воплотить на практике танец как путь к целостности и понимания, что такой путь – это больше, чем терапия. Да, для большинства людей, чтобы прийти к большей целостности, необходима терапевтическая работа. Но не только. На мой взгляд, невозможна целостность без творчества. И в каком-то смысле без обращения к чему-то большему, чем человек, – к более глубоким смыслам, ценностям и духовному опыту – целостность невозможна. Это один из многих законов развития: чтобы обнаружить целостность, нужно идти по пути трансценденции и включения, превосхождения и принятия.

Танцевально-двигательная психотерапия и интегральный танец: пересечения и различия

Танцевально-двигательная терапия определяется очень широко: «психотерапевтическое использование танца для социальной, интеллектуальной и физической интеграции человека». Ключевым для терапии оказывается именно психотерапевтическое использование танца – оно происходит в контексте терапевтических отношений. Терапевтические отношения выделены из общего контекста жизни, они следуют кодексу этики, они позиционируются как терапия (хотя люди могут решать те же задачи и вне терапии, например на развивающих занятиях).

Я думаю, попытка разграничить танцевальную терапию как таковую и развивающие практики на самом деле не очень перспективна. Есть большая размытая промежуточная зона, внутри которой мы не сможем их четко разделить. Поэтому единственное ясное разделение, которое я для себя нахожу, – это позиционирование. Например, конкретно эту индивидуальную работу или группу я позиционирую как терапевтическую: мы заключаем контракт, у нас есть ясные границы, ясные и подробные правила. Контракт на развивающих занятиях тоже есть, но проще и не такой детальный. И везде действуют те же самые принципы – с учётом особенностей тех или иных форматов.

Я различаю терапевтические и нетерапевтические форматы по простым и формальным критериям: краткость, интенсивность, ограниченность во времени – на тренингах; и длительность, постепенность, работа с запросами в малых группах – в терапевтическом контексте.

Терапия – это работа в маленькой группе или индивидуально, с конкретными запросами клиентов и в течение достаточно длительного времени (как минимум нескольких месяцев). Есть открытые сессии, которые могут иметь терапевтический эффект, но не являются терапией по своему позиционированию.

И есть танцевально-психологический тренинг. Тренинг не как тренинг навыков, а как место и время конденсированного, интенсивного и осмысляемого опыта. Двигательного, танцевального опыта, опыта взаимодействия с другими и контакта с собой – достаточно краткого (несколько дней) и достаточно интенсивного. Этот жанр родился на стыке самоисследования и терапии: он предполагает немного другое распределение ролей, чем терапия, но также может стать важным шагом в желаемых изменениях – иногда таким же важным, как и долгая работа с терапевтом.

Я понимаю, что человек может пережить глубокий опыт на обычном занятии. Опыт, который его меняет. Когда человек приходит ко мне спустя какое-то время и говорит: «Вы знаете, я был у вас всего один раз, но это полностью изменило мои отношения с телом». И над этой же задачей с другим человеком мы можем работать месяцами.

Важно не создавать «священных коров»; и терапия, и двигательная практика, и интегральный танец – это движение, это подвижные и в содержании, и в формате процессы. Все эти подходы нужны лишь для того, чтобы человек мог их использовать. Они предназначены для конкретного человека, для его конкретных потребностей, нужд, задач.

Только сам человек может станцевать свой танец.

Мне нравится фраза: «Хорошая терапия завершается, а танец – бесконечен». Терапия завершается, когда человек достаточно изменился и может дальше двигаться сам, но важно помнить, что есть ситуации психических и хронических заболеваний, где терапия происходит на постоянной основе, играя поддерживающую роль. Если мы говорим о терапии как работе с кризисными ситуациями, проблемами, которые можно разрешить, она конечна. Терапевтические задачи, как я их понимаю, целенаправленны, ситуативны, ясно обозначены, а танец может сопровождать всю человеческую жизнь. Танец, который может сопровождать всю человеческую жизнь со всем, что в ней есть, – это интегральный танец.

Понимание танца в культуре

Когда человек смотрит, как танцуют дети, он ясно видит: им нравится, их это наполняет, в их движениях много жизненности, много радости и творчества. Радость творчества, которая питает танец, понятна и доступна людям. Очевидно, что язык танца позволяет выразить очень разные состояния, разные чувства, разные переживания и разные смыслы. Но не всем сразу ясно, что танец является ресурсом, способным наполнять самые разные области нашей жизни.

Благодаря танцу я могу восстанавливаться после сложных периодов; танцуя, я могу вспоминать, кто я такой. Танец может стать помощником, опорой, способом выйти из ситуации страдания. «Выход» здесь означает не приход к светлому и безоблачному будущему, а принятие человеческой природы и возможность оставаться живым и действующим в той ситуации, которую я проживаю. Как мне кажется, в сегодняшней культуре отсутствует понимание, что танец – это не только развлечение, а путь, который может вести меня дальше того, что есть, выходить за пределы того, что есть и кто я есть. Не исправлять эту ситуацию, а выводить за пределы. Это происходит не всегда, но это может происходить. Не бывает общих рецептов, но я знаю, что многие люди в ситуациях кризиса и сложных перемен обращаются к танцевальной терапии и интегральному танцу и находят в них поддержку.

«Танец – это развлечение, а жизнь серьезна», – такое мнение присутствует в культуре, не доверяющей телу, в культуре, ориентированной на логос. Современное понимание психики, того, как устроен человек, показывает ограниченность рациональности и вербальности. Начиная с XVIII столетия считалось, что человек – рациональное существо, и лишь где-то к концу двадцатого поняли, что нет. В начале XX века открытие бессознательного привело к признанию: нет, существо это не совсем рациональное. А исследования последних десятилетий подтверждают, что большинство решений, которые мы принимаем в жизни, нерациональны. Гораздо больше в этом процессе участвуют эмоции, бессознательные установки, которые человек не понимает и т. д. И это «новая правда» о человеке. Можно по этому поводу сокрушаться: какие люди неразумные, как ужасно, что ими руководят эмоции… Или можно иметь дело с тем, что есть: да, мы больше, чем разум, мы больше, чем эмоции, мы больше, чем только тело или инстинкты. Ничто из этого не описывает человека целиком, но влияет на человека. И рациональность – лишь часть того, что мы переживаем и принимаем как человеческое.

Собственно, это отражает интегральную парадигму. Понимать, что мы – продукты большого процесса эволюции, который продолжается, что в нас очень много разных сторон, которые сложно влияют друг на друга, и что нам со всем этим нужно иметь дело. И тогда попытка найти какое-то одно правильное основание – бессмысленна.

История интегрального танца

Изначально я занимался тренингами в трансперсональном и интегративном подходах. Тогда мой подход был определён как «интегративные танцевально-двигательные психотехники» – так назывался первый обучающий курс, который я вёл. Постепенно опыта становилось больше – с возникновением разных ситуаций и тем, с которыми мы работали, которые мы исследовали со студентами и коллегами, что со временем оформилось в понятие «интегративная танцевально-двигательная терапия». Это произошло в конце 90-х годов.

А к середине 2000-х стало понятно, что нужно обозначить разницу между развивающими, творческими техниками и терапевтическим подходом – в то же время не теряя из вида, сколь много у них общего. Чтобы объединить все эти подходы, разобраться с тем, какие между ними соотношения, какое место они занимают в общем контексте развития и терапевтических задач, пригодился более объёмный взгляд интегральной концепции Кена Уилбера. Она описывает, как соотносятся естественное развитие, терапия и психическое взросление, как взаимодействуют между собой наука и духовность, эволюция и медитация и т. д. Этот объединяющий взгляд как раз и открывает перспективу, позволяющую нам «обнять» большее. Обнять вниманием, пониманием и проживанием.

Интегральный подход вдохновил меня оформить полученный опыт, более широкий, чем терапия, и назвать его интегральным танцем. Танцем, где целостность принимается, проживается и осмысляется, где она становится картиной мира, в которой человек живет. Стремление к большему объединению, к большему себе, к большей целостности и помогает в решении разных задач: терапевтических, творческих, социальных и других. При этом мы остаемся с танцем – как с практикой, как с деятельностью.

Каковы источники интегрального танца?

Понятно, что собрать все подходы – это не реалистичная задача. По факту получается, что каждый человек, который идет в сторону интегральности, собирает свою «коллекцию» подходов.

В моем случае танцевальной основой являются несколько разных школ импровизации. Я десятки лет занимаюсь контактной импровизацией, импровизационным перформансом и использую много идей оттуда.

С другой стороны, есть большая поддержка со стороны телесной терапии (я различаю телесно-ориентированную и танцевальную терапии, хотя у них много пересекающихся идей и практик).

Третий важный момент – непосредственно сама танцевальная терапия: движение как язык общения между терапевтом и клиентом. Выстраивание невербальных терапевтических отношений – суть танцевальной терапии в её классическом виде.

Ещё один из образующих столпов практики – Аутентичное Движение. Интересно, что само по себе Аутентичное Движение, с одной стороны, отдельное направление, а с другой, в нём уже есть привкус интегральности. Оно может быть инструментом терапии, оно может быть практикой – тем, что люди делают для себя (иногда с целью стрессменеджмента, иногда для поддержания творчества, иногда для решения своих задач, иногда потому, что это ценный процесс сам по себе). И это духовная практика. По крайней мере, в том варианте, который практикует Джанет Адлер, Дисциплина Аутентичного Движения – это современная мистическая практика. И то, и другое, и третье. Этой практике посвящена моя книга «Истории, рассказанные телом».

Очень большой пласт знаний, который появился уже после классической танцевально-двигательной терапии, в 70—90-е годы ХХ века, – это соматические техники. Они, с одной стороны, имеют много общего с танцевально-двигательными подходами, но позиционируются под другим названием. У соматических терапевтов, например, другая профессиональная ассоциация. Немного отличается инструментарий, база знаний, которой они пользуются. Но основания и цели очень похожи. Соматический подход заметно обогатил мое понимание танца, движения, развития человека. И он хорошо соединяется с открытиями нейронауки – областью познания, которую необходимо подключать сегодня. Естественно, что танцевальная терапия и психотерапия в целом пытаются осмыслить и интегрировать это понимание, соотнести его с практическими знаниями, имеющимися в терапии.

И существует целый ряд практик, которые не про творчество и не про терапию, а в большей степени про танец как ритуал, как молитву. Танец как форма духовной практики. В современном мире у человека остается эта возможность: через танец прикоснуться к чему-то очень значимому и невыразимому, для чего, по большому счёту, нет слов. Уже потом я могу назвать это – опытом благодати, опытом медитации или опытом молитвы в танце. Какова роль этого аспекта, танца как духовной практики, в нашей повседневной жизни?

Если человек испытал яркий опыт переживаний в танце, то его нужно как-то разместить, найти ему место и придать смысл. Люди приходят на занятия и рассказывают эти истории: «В танце я переживаю себя совершенно по-другому. И это для меня ценный внутренний опыт, он значим, он остается со мной. Но я не знаю, что с ним делать! Я знаю, что он ценный, но как он связан со всей остальной моей жизнью?» Хорошая задача: понять, как этот важный опыт сделать частью большой жизни. Какое место он занимает? Где он может пригодиться и, наоборот, что его питает?

Мне кажется, важно говорить об этих особых переживаниях, говорить открыто. Чтобы для сакральной стороны танцевального опыта нашлось место, чтобы образовалось пространство для спокойного и ясного понимания, куда это ведет и зачем мне это нужно.

Итак, есть множество разных оснований. Импровизация, терапия как таковая, аутентичное движение, танец как духовная практика, соматические и телесно-ориентированные подходы. И интегральный танец – это процесс, в котором я нахожу, как всё это соотносится друг с другом. Как мы, соединяя все эти знания, можем точнее, яснее, а самое главное, оставаясь в контакте с собой и со своими задачами, использовать их.

Базовые принципы

Постепенно получилось выделить базовые принципы интегрального танца. И, с одной стороны, кажется, что это философские утверждения, но в практике это конкретные ориентиры. Они являются основой методологии, и из них прямо выходит то, что нам нужно делать.

Первый пункт, в котором сходится ряд направлений работы с телом-сознанием, звучит так: тело и сознание неразделимы. Часто используется более мягкая версия того же утверждения: тело и сознание взаимосвязаны. Но я настаиваю на более принципиальной точке зрения: не просто «взаимосвязаны», а «неразделимы». Иногда я называю её позицией ультимативного холизма. Отсюда вытекает один из парадоксов интегрального танца: мы изначально исходим из холистической позиции и ведем к большей целостности. Многие танцевальные терапевты согласны с этой позицией: тело и сознание – действительно части единого процесса.

Что это значит? У любого проявления живого человека, как бы он себя ни предъявлял, всегда есть телесная репрезентация. Всё, что мы переживаем, думаем, решаем, воплощается телесно. Мозг является частью тела – это банальное, но важное понимание.

Какой вывод из этого следует?

Когда человек предъявляет себя, рассказывает свою историю, выражает свои чувства, мы всегда смотрим: а как он проявляет себя на телесном уровне? На уровне мимики, на уровне мелких жестов, смены позы, изменения тонуса, интонаций голоса. Как его или её речь связана с телесным предъявлением себя?

Ещё один из частых вопросов, который мы задаем, особенно в терапевтическом контексте: если человек находит свое особое движение, свое двигательное проявление – про что это для него? На тело и сознание мы изначально смотрим как на целое. И даже если человек говорит, что у него разорван контакт с телом, перед нами всё равно находится целый человек. Просто в субъективной, внутренней реальности он переживает некую разделенность. Разделенность мы будем понимать в контексте развития, как часть ещё большей целостности. И мы наблюдаем: а где у него повышенный уровень напряжения? Где меньше чувств и ощущений? Как мы можем изменить эту ситуацию на телесном уровне? В чем препятствие? И вместе с ним исследуем, как это происходит и что можно с этим сделать.

Через освоение определённых качеств движения мы можем достраивать, возвращать утерянные где-то части себя. Или взращивать качества, у которых не было шанса развиться из-за обстоятельств личной истории. Допустим, умение говорить «нет», умение отстаивать свою точку зрения и границы. Или, наоборот, умение слушать и подпускать человека, умение находить нужную дистанцию в отношениях. Раньше это регулировалось кем-то вовне, обстоятельствами или авторитетами, а не самим человеком; когда же он приобретает способность создавать другие формы своего танца с жизнью, он занимает позицию «авторства»: я могу это регулировать. Я могу говорить: «Мы не будем общаться таким образом». Я могу приближаться и удаляться. Но я не просто это делаю – важно, что это действие, которое я действительно проживаю и присваиваю себе. Я совершаю это действие всем собой: телом, чувствами, с ясным намерением и ясным пониманием зачем. И это осваивается телесно.

Следующий момент, не менее значимый: всё происходящее с человеком мы рассматриваем в динамике. Второй принцип звучит так: человек – это процесс, а не объект. Конечно, можно рассматривать человека как объект – мы можем его взвесить и измерить. Но полученные данные не так уж много скажут о его внутренней жизни, о том, как он ведет себя в отношениях с другими людьми, кем он себя считает. Точно так же как размер картины и химический состав краски очень немногое сообщает нам о живописи. Мы можем смотреть на человека как на функцию: он нам нужен для того-то и для того-то. Правда, человек-функция отделен от ощущения себя и живого контакта с другими людьми, он точно неполон. Для движения, танца – и особенно интегрального танца – принципиально смотреть на человека как на развивающийся многомерный процесс.

Первый вывод из второго принципа: у ситуации, которая существует здесь и сейчас, есть определённая история – человек прошел через некоторые этапы, стадии, эпизоды развития. Второй вывод: эта ситуация будет продолжаться, эта история не закончена. В каком-то смысле он совпадает с экзистенциальным пониманием человека как незавершенного проекта. Особенно важным этот принцип оказывается, когда человек переживает тупик, кризис, невозможность куда-либо двигаться в общем контексте жизни. Тогда мы смотрим: что продолжает двигаться? Что продолжает меняться? Что за процесс разворачивается?

Третий принцип следует из предыдущего вопроса: а что это за процесс? И здесь мы приходим к танцу. Если мы понимаем танец как многомерный согласованный процесс, который переживается как нечто прекрасное в этой согласованности. Хотя понятно, что эта «прекрасность» не в классическом смысле гармонична. Есть напряжение, есть динамика. Но мы всегда смотрим на любую ситуацию как на танец.

Я вспоминаю один из образов, родившихся на тренинге: у нас есть своя версия кольца Соломона. То самое кольцо, на котором написано: «И это пройдет». Только у нас написано: «И это тоже танец».

Что это означает? Во-первых, что мы смотрим на любое явление как на динамическую, развивающуюся ситуацию, в которой участвует несколько партнёров, которые в свою очередь также находятся в динамических отношениях друг с другом. Это может относиться к внутренней реальности: когда мы рассматриваем, какие части личности участвуют в каких отношениях. И к тому, как человек взаимодействует с другими людьми, как представляет себя в отношениях, какой танец рождается в этих взаимоотношениях?

Приведу недавний пример. Человек говорит: «Я ощущаю, что я сдерживаюсь». Это означает, что есть как минимум две части: та, которая хочет вырваться, и та, что сдерживает. Мы можем отследить это на мышечном уровне, что выражается в определённой степени активизации и напряжения; на субъективном уровне, где это ощущается как желание свободы в смеси со страхом или стыдом; на уровне представлений личности о самом себе – каким человек себя привык считать, а каким он хочет быть?

Мы можем рассмотреть одну и ту же ситуацию очень по-разному. И мы будем изучать, как эти разные импульсы, разные части личности взаимодействуют друг с другом. Как может развиваться этот танец? Куда он поведет дальше? Важный момент, что мы не сразу приходим к результату – «нужно сейчас сделать так». Мы смотрим на реальность: как этот танец уже существует и как он может меняться дальше с согласия всех его участников.

Так мы можем найти танец везде. Понятно, что некоторые танцы трудно станцевать. Есть события в жизни, которые почти невозможно понять или принять. И в каких-то случаях самое правильное решение – максимально дистанцироваться от ситуации. Например, в ситуации бытового насилия по отношению к женщине первое, что нужно сделать женщине, – уйти из этой ситуации. Это первый шаг, и он не обсуждается, только так здесь можно что-то сдвинуть. И это нормальное па в данном танце.

Важно найти соответствующее место для любого опыта. «Ситуация меня не устраивает, потому что некая часть меня не на том месте, где я мог бы её принять». Или: «Я—позиция, в которой я нахожусь, ограничивает меня и не позволяет принять и обнять происходящее». С холистической, интегральной точки зрения мы не можем ничего выбросить. В этом смысле мы понимаем танец действительно широко.

Ценности интегрального танца

Кроме принципов, оказалось важным определиться и с ценностями, поскольку каждая практика – и интегральный танец не исключение – всегда воплощает некоторые значимые смыслы и силы. Я начал задавать себе вопросы: какие определяющие смыслы лежат в основе моей практики, в основе проведения занятий, тренингов, лабораторий, конференций, индивидуальных терапевтических сессий? Какие ценности мы в них поддерживаем? Какие ценности воплощает танец, что мы танцуем?

Самая очевидная, лежащая на поверхности, ценность – это, конечно, свобода. Мы говорим: «Двигайтесь свободно!» Мы редко обращаемся к готовым законченным формам, а работаем в основном с импровизацией. Мы признаем ценность естественного, спонтанного самовыражения – того, как по-своему человек может выражать себя. И это всё сфера свободы.

Понятно, что свобода – сложная категория. И поэтому мы её определяем не философски, а прагматически. Какую свободу мы имеем в виду? Свободу как отпускание и высвобождение на физическом и эмоциональном уровне, свободу как разрешение быть Другим, разрешение самому себе быть разным; свободу как увеличение вариантов выбора, особенно там, где, казалось, его не было; свободу как трансценденцию…

Вторая ценность – тоже, безусловно, лежащая на поверхности – это творчество. Танец – процесс, в котором мы создаем ускользающую красоту. Возникающую и тут же исчезающую красоту. И для людей, которые приходят и на танцевальную практику, и в терапию, оказывается важным этот момент творчества.

Время от времени на занятиях появляются художники, потому что танец высвобождает их кисть. Иногда мы видим здесь людей, которые пишут тексты, – если они танцуют, им лучше пишется. Люди приходят, когда у них слишком много рутины в повседневной жизни. Они начинают танцевать и потом находят свой реальный интерес. Недавно пришла женщина, которой долгое время не было на занятиях, и говорит: «У меня появилось новое увлечение – фигурное катание, и времени на танцы уже не хватает. В фигурном катании для меня сейчас много творчества. И именно за этим качеством жизни я четыре года ходила на танцевальную терапию – за тем, чтобы творчество появилось в моей жизни». Человек действительно находит свое занятие, которое его наполняет, позволяет ему чувствовать себя живым, творческим, настоящим и т. д.

В танцевальном творчестве человек получает разрешение: я могу проявлять себя сейчас, создавать что-то свое в этот момент во взаимодействии с другими людьми, я могу быть видим и принят, когда творю, – и это разрешение дает возможность процессу творчества продолжаться в других областях жизни. Особенно если мы ставим эту задачу, работая в терапевтическом контексте, с запросами. Человек рано или поздно, со своей скоростью, в своем ритме, находит способ творить свою жизнь.

Люди приходят в танец как за вдохновением, так и за дисциплиной, точностью или усилием – за разными качествами, которые нужны им для творчества. Важно, что ценность – это не требование. Творчество – это не требование. Это та возможность, которую мы обретаем как дар и к которой затем обращаемся.

Следующая ценность – переживание целостности. В танце мы находим целый спектр аспектов целостности. В пространстве свободной импровизации тот, кто создает танец, тот, кто его исполняет, и сам танец – это одно и то же. Вот этот самый человек. Говоря словами Габриеллы Рот: «Вы и есть живое произведение искусства». Когда вы танцуете, вы – живое произведение искусства, которое вы же и создаете.

Мы подходим к цельности на разных уровнях. В танце физическое, эмоциональное, образное (или понимаемое) могут соединяться. Я знаю, про что я сейчас танцую, я эмоционально переживаю этот опыт и очень ясно воплощаю его телесно. При этом здесь может быть ещё более глубокий уровень: я танцую не только «себя» – я ощущаю себя частью чего-то большего.

И не менее важно, что целостность – это процесс, а не цель, критерий и т. д. И моя задача именно в том, чтобы конкретизировать этот процесс в целостности движения, то есть транслировать его в движение всем телом, всем существом. Целостность как движение в согласии с пространством и временем, социумом и культурой, мгновенным и вечным…

И ещё одна ценность: я формулирую её вслед за Мишелем Фуко как ценность заботы. Она играет особую роль в терапевтическом контексте, который занимает достаточно большое место в интегральном танце. Во многих отношениях это в первую очередь ценность заботы о себе. Это означает, что через принятие, через внимательность к себе, через слушание потребностей, через прояснение желаний и границ человек обучается искусству заботы о себе. Слушание своего ритма, слушание своего глубинного желания, слушание своей подлинности – то, чему человек обучается. И, естественно, когда человек учится заботе о себе, он начинает в качественно ином ключе заботиться о выстраивании связей с другими.

Ощущение заботы связано и с переживанием безопасности и принятия, которое оказывается в фокусе внимания на моих занятиях или занятиях моих учеников. Это вообще базовое условие человеческого бытия: здоровое человеческое существование подразумевает качественную заботу о себе, что имеет самое прямое отношение к саморазвитию. Подлинная забота о себе не означает залезть под одеялко, угнездиться в комфорте и не двигаться. Нет, это означает быть свободным и творить.

Как мы понимаем интеграцию?

Понятие интеграции есть во многих направлениях терапии. Нюансы в том, как мы понимаем целостность, какие её аспекты активизируем. Что имеется в виду, когда речь идет об интеграции в танце?

Целостность может быть переживанием: я ощущаю себя в этот момент целым, наполненным, очень связным. Это мало вербализируемое переживание, но очень узнаваемое изнутри. Целостность подтверждается во взаимодействии: всё тело включено, человек говорит немного иначе, проявляет себя немного по-другому, можно сказать, что он полнее присутствует. Но это только состояние. И, как любое состояние, оно заканчивается.

И тогда встает вопрос более глобального стратегического самоотношения, вопрос связности или соединенности «я». Это может проявляться на телесном уровне: все части своего тела я считаю собой. На двигательном уровне при телесной интеграции в движение вовлечено всё тело (если мои физические возможности это позволяют), а также есть взаимосвязь между телом и чувствами и пониманием себя и представлениями о себе и о мире.

К этому уровню интеграции мы добавляем ещё бол́ ьшую связность: разные мои «я», разные качества и грани моей натуры связаны друг с другом (сюда относится, например, интеграция личности и Тени, которой посвящена моя «Маленькая книга о Тени»). Я не отвергаю ни чувства, самые разные, ни импульсы, какими бы они ни были, ни состояния – но я нахожу им такое место, которое позволяет мне оставаться в мире с собой и другими.

Кроме того, важна связность личной истории, связность меня во времени: я принимаю разные этапы своей индивидуальной истории, все эпизоды моей жизни – это «Я». Даже если опыт травматический и сложный, я могу найти способ с ним соотноситься. Я не отвергаю себя прошлого и даю этому опыту место внутри. «Я» непрерывен как история.

Здесь я отчасти опираюсь на модель Дэниела Стерна, его понятие «сущностного чувства „Я“». Он выделяет 12 сторон сущностного ощущения «Я», но для практических целей можно сократить этот перечень, оставив самое главное. На базовом уровне у человека присутствует глубинное ощущение бытия: «Я есть, и я имею право быть». Я есть, и этого достаточно. И дальше, если я есть, я могу чувствовать, и я могу действовать. У меня есть право на чувства и право на действия. И есть ощущение, что всё это – я: и это я, и это я, и сама суть этого «Я» – переживание «я целостен». Я могу принять свою прошлую историю и могу принять свое будущее (в том числе старение). Это всё относится к связности «Я». Признание себя как части бытия, как истории, как пространства-вместилища разных сил и голосов, проживание этого разнообразия во взаимосвязи – вот что такое соединенность «Я».

Следующий круг интеграции – соединенность с Другим. Не бывает интеграции, которая была бы исключительно индивидуальна. Не может быть такого, что сам я целостен, а в отношениях с другими сразу же теряю это состояние. Если человек по-настоящему целостен, это распространяется на качество его взаимоотношений с окружающими. Конфликтность не исчезает, но конфликтам отводится определённое четко осознаваемое место. Где-то они нужны, где-то они не нужны. Где-то я могу договариваться, где-то я отстаиваю границы, где-то я пробиваю свою точку зрения, где-то мы находим консенсус, где-то мы просто чувствуем и переживаем нечто волшебное и невообразимое, где-то мы занимаемся очень практичными вещами и проясняем детали нашей договоренности. Всё это происходит в рамках одних и тех же отношений. Мы растем в отношениях с другими, мы переживаем кризисы в отношениях с другими. И то и другое – разные стороны одного процесса.

Конечно, существует моя глубокая внутренняя жизнь, которая мало соотносится с моими внешними социальными контактами – например, когда я вступаю в сферу архетипических, экзистенциальных, духовных категорий, которыми нет смысла и даже возможности делиться. Но кто-то молится в одиночку, а кто-то в церкви. Или в экстатическом танце. Или погружается в медитацию. Всё это способы, которые, может быть, удовлетворяют одну потребность, но осуществляются очень по-разному. У нас есть те моменты жизни, когда мы остаемся наедине с собой, наедине с миром или наедине с большими силами в этом мире. Но не бывает людей, полностью лишенных соприкосновения с другими. Поэтому это очень важный аспект интеграции – моя способность участвовать в живых, многомерных и длительных отношениях.

Ещё один цикл интеграции – интегрированность с миром. Это означает, что у меня есть свое место в мире и оно меня устраивает. Мое место в социуме, культуре и природе (если опять же воспользоваться моделью «большой тройки» Кена Уилбера).

Это значит, что у меня есть определённая связь с природой – такая, которая меня устраивает. Это могут быть очень простые вещи: например, человек любит гулять в парке и интуитивно знает, когда нужно туда пойти. А может быть, чувствует глубинную связь с той или иной стихией, например с водой, и у него сложилась своя практика общения с этой стихией. Или человек уходит в горы, и при этом выстраивается связь одновременно и с внешней стихией, и с особыми состояниями сознания.

Тело – неотделимая часть природы. В моем опыте и в опыте многих людей телесные практики приводят к формированию нового взгляда на природу в целом. Это не означает, что сразу же потянет в лес или в горы. Просто я начинаю лучше понимать мир природы и устанавливаю с ним те отношения, которые оптимальны для меня на данный момент. Не нормативность, но осознанность.

Связь с миром проявляется и как связь с культурой. В том смысле, что я действительно понимаю, какая культура влияет на меня, какой культуре я принадлежу, почему мои вкусы, пристрастия именно таковы. Например, кого-то дзенская живопись вдохновляет больше, чем европейская, потому что у него было особое впечатление от нее в детстве, дальше развивался интерес, и сейчас ценности восточной культуры резонируют с его глубинными ценностями. У меня есть ощущение связи с определённой культурой, культурная идентичность, которая мной достаточно хорошо осознана, с которой я внутренне согласен.

Интеграция с социумом означает, что мое место рядом с другими людьми, в экономическом, политическом, социальном смысле, то, в чем я реализуюсь, действительно соответствует моему внутреннему самоощущению. Это и есть интеграция: то, что я делаю в социуме, соответствует моему внутреннему самоощущению, и у меня здесь нет сильных противоречий. Могут быть компромиссы, могут быть кризисы, через которые я прохожу, но в стратегическом плане я на своем месте в этом мире.

Интеграция – непрерывный процесс взаимопроникновения разных областей. Как и любой процесс, он не может быть линейным. Это не конвейер. Всегда есть пересечения, перескоки, одно может поддерживать другое, одно может убегать вперёд, и иногда связь может разрываться – это в порядке вещей, часть всё того же процесса.

Такова общая модель интеграции. Здесь можно заметить ту же самую интегральную жадность – мы находим максимально широкую точку зрения, стараемся вместить столько, сколько сейчас можем вместить. Согласовать все эти процессы в практике танца можно только одним способом: если мы танцуем в самом широком смысле этого слова, то есть переживаем свою жизнь как сложный, многомерный и завораживающе красивый процесс.

Изменения в ходе практики

Как мы понимаем, что интегральный танец развивает, продвигает нас куда-то? Самое очевидное – если человек занимается движением, у него появляется больше энергии и вдохновения для жизни.

Большая часть изменений, происходящих с людьми, настолько субъективна и процессуальна, что их сложно описать. Но в целом это выглядит следующим образом: я замечаю, что по-другому отношусь к себе, по-другому ощущаю себя, у меня складываются другие отношения… И через какое-то время, через какое-то количество лет я обнаруживаю себя вообще в другом жизненном пространстве. Меня окружают другие люди, у меня другой образ жизни.

Зачастую люди приходят к нам на занятия после того, как довели себя до изнеможения, или уперлись в тупик, или испытав сложный, даже травмирующий опыт. Иногда это связано с профессиональной деятельностью: человек настолько себя загнал или попал в такую ситуацию на работе, что потом несколько лет восстанавливается эмоционально. Зачастую травматический опыт или сверхусилие по отношению к себе связаны с потерей чувствительности – человек теряет контакт с собственными ощущениями. В первую очередь это проявляется на физическом уровне: чувствую вялость, вообще не понимаю, чего я хочу, и так далее… И с помощью интегрального танца можно постепенно сдвигаться с мертвой точки: я начинаю ощущать себя чуть более живым, я чуть больше понимаю, чего я хочу, я уже выбираю других людей для общения – тех, с кем мне лучше. Человек больше прислушивается к себе и начинает слышать, что ему нужно, осознавать, что его устраивает, а что не устраивает, чего он хочет и чего не хочет, пытается по-другому выстраивать отношения.

Я больше люблю частные истории, чем статистические исследования, хотя, конечно, отдаю должное доказательствам, основанным на массиве данных. Я работаю с людьми, с их уникальными ситуациями, а обобщения и аналитика – лишь небольшая часть моей работы. Если мы рассматриваем каждый случай как уникальный, значит, мы признаем сложность человеческого существа.

Можно описать этот процесс изменений через ценности интегрального танца: в жизни человека постепенно появляется всё больше свободы, творчества, целостности и заботы. Больше в его уникальной ситуации – ценности всякий раз реализуются сугубо индивидуальным маршрутом. Человек начинает по-настоящему заботиться о себе и о жизни вокруг. Увеличивается его уровень свободы в том, что он выбирает, где он выбирает, как он выбирает; возрастает степень самовыражения – как он может проявлять себя через собственное творчество.

Хотя целостность – понятие широкое, но в контексте индивидуальной эволюции мы можем отмечать, что согласия с многогранным собой и с окружающим глобальным миром становится больше. И мир тоже больше соглашается с нами. Это и есть путь к целостности.

Интервью для конференции практик осознанности «Ясный ум»1

– Скажи, что для тебя телесная осознанность?

– Я не очень часто использую слова «телесная осознанность», потому что это влечет за собой многое, что нужно объяснять. Зачастую, чтобы привести к пониманию и переживанию телесной осознанности, я начинаю с более простых вещей, когда внимание просто направлено на тело.

Иногда сам факт того, что внимание направляется на тело не с целью исправить в нём что-то, не с точки зрения достижения результатов, а чтобы взглянуть на телесную жизнь как таковую, раскрывает огромный мир, огромный пласт. Эта даже осознанностью ещё сложно назвать: просто открытое внимание направлено на тело. Но не для того, чтобы сразу же что-то подправить, а чтобы свидетельствовать, созерцать, изучать, как это всё существует.

Второй важный момент – как мы понимаем тело, что мы подразумеваем, когда говорим: «Я обращаюсь к телу». Конечно, в первую очередь это живое тело и движущееся тело. Можно воспринимать, ощущать, переживать тело как живой многомерный процесс. Есть различные способы исследовать тело, которые идут из анатомии: они изучают тело как объект, как инструмент – такое «мертвое» тело, анатомическое тело. А наша идея в том, что мы живем в живом теле; мы начинаем осознавать, как эта жизнь происходит в движении и неподвижности, в простом и сложном движении и т. д. И при таком восприятии действительно у людей случается очень много открытий.

Исходя из моего опыта дыхательных и двигательных практик, базовый фон для тела, для телесной жизни – это чистое, безусловное наслаждение, и это наслаждение – не то, что мне нужно достигать или заслуживать. Ровно наоборот – скорее, когда я «расчищаю почву», там, кроме удовольствия и наслаждения, ничего и нет, если в это не вмешиваться с вопросами: «Как мне нужно правильно относиться к телу?», «Чего я требую?» и так далее. Именно безыскусное, очень простое обращение к телу дает сразу же очень большой ресурс. Косвенное доказательство этого естественного телесного блаженства – дети, их существование, телесное, очень чувственное, связанное с удовольствием. Для нас это не то чтобы регресс, но возвращение к здоровой основе – изначальной целостности, непосредственности – для движения вперёд. Конечно, мы уже не можем быть в точности как дети, но к этому базовому ощущению можно вернуться. Причем интересно, что в моей практике с людьми, имеющими заболевания, это базовое первичное удовольствие также оказывается доступным, к нему можно добраться. Оно может существовать одновременно с болью, не самой сильной, как бы параллельно, потому что тело – многомерный процесс. Это прямое знание на уровне ощущения, что в нас всегда сохраняется некая неизменно здоровая основа, пока мы живы. Само прикосновение к ней может быть связано именно с таким базовым удовольствием, и это первый ключевой ресурс, к которому мы можем обратиться.

И дальше направление внимания на тело приводит к тому, что мы начинаем открывать гораздо больше возможностей. Оказывается, что даже люди, которые занимаются телом профессионально, в повседневной жизни используют всё равно определённый узкий спектр, связанный с привычными задачами и функциями, а потенциал – доступный нам телесный, двигательный репертуар – намного шире. Само обращение к тем возможностям, которые не востребованы нами, зачастую является достаточно ресурсным переживанием. Это переживание непосредственного опыта новизны, открытия, ощущения, что у меня есть много возможностей! Понятно, что оно всё ещё завязано с определённым контекстом, но для меня как психотерапевта очень важно, что этот потенциал становится видимым и доступным, что человек даже в очень сложной жизненной ситуации может вспомнить: «А, так я же не использую большую часть возможностей». И это не я ему говорю со стороны, привношу эту идею, это то, что он находит в собственном опыте. Отсюда может начаться важный процесс изменений. Когда я больше узнаю этот спектр возможностей, тогда способность выражать себя телесно, воплощать в контакте расширяется, способность самовыражения усиливается, развивается, разворачивается.

Следующий момент, не менее важный: телесное осознавание является основой для более безопасного контакта с эмоциями. Понятно, что любые эмоции – это процесс, и мы всегда можем найти разные уровни в телесной стороне эмоционального переживания. Если у нас есть возможность действовать в контакте с многомерностью ощущений, то, естественно, у нас появляется дополнительная опция в том, как мы можем обращаться с собственными эмоциональными переживаниями.

И ещё одна обязательная рекомендация: больше обращать внимание на то, как мы телесно взаимодействуем с другими людьми, потому что мы всегда общаемся всем собой, даже в формате виртуальной реальности. Никуда не исчезают невербальные факторы, по крайней мере интонация, какой-то образ человека…

– Картинка и набор смайликов.

– Это уже немного другое, хотя, конечно, можно его назвать опосредованно невербальным. Я именно поэтому мало провожу вебинаров, потому что без телесной обратной связи я очень сильно чувствую неполноценность коммуникации. Когда мы находимся в одном материальном пространстве, да ещё и сидим достаточно близко, мне комфортно, потому что я очень хорошо тебя вижу, и это всё передается. Понятно, что это моя зона комфорта.

– Понимаю, потому что я так же к этому отношусь, так же чувствую. Хочу добавить, что сейчас антропологи даже работы на эту тему пишут. Есть книжка про разговор в современную эпоху, где рассматриваются разного типа отношения, происходящие в виртуальной реальности и при личном контакте, например личные отношения, рабочие отношения, – в чем разница между ними. Очень интересная штука.

– Я хотела спросить тебя о твоем личном опыте. Как ты пришёл к телесности?

– Из настоящего, из момента «сейчас», кажется, что всё как-то само собой случилось – «так получилось», но, присмотревшись, можно понять, что было множество треков, которые вели именно сюда и собрались в одном месте.

Понятно, что я не могу отделить мою работу в качестве тренера и психотерапевта от того, что у меня первое образование филологическое, и движение в сторону творчества для меня началось со стихов.

Ещё в советские времена я участвовал во всяких контркультурных течениях. У нас сложилось объединение авангардных художников, поэтов, музыкантов, причем в разных городах, и как-то оказалось, что это не только мое личное творческое дело, это дело сообщества. В этом был процесс взаимообогащения, и одна из линий, которая появилась, была театральная. Товарищ, который учился в Питере, занимался у Антона Адасинского, вернулся однажды и говорит: «Так, делаем пластическую студию». А мы уже играем в рок-группе, выпускаем литературные сборники и альманахи. А почему бы и театр не сделать?! И с этого началось. Вот такое обращение к телу, скорее, со стороны творчества. Естественно, каждый день – достаточно много часов практики, сразу же особой: исследование, изучение необычных возможностей, необычных состояний в движении. Это не про то, чтобы воплощать готовые формы, а про то, чтобы исследовать. В том числе исследование архаической телесной природы, работа с ритуалами, с тем, как миф откликается в теле. Это был конец 80-х, уже перестройка началась, стали американцы приезжать, завязывались контакты. Одна из первых встреч – с Лисой Фёрст, преподавателем техники Александера. Мы встретились, и оказалось, что у нас очень много общего, что мы через движение очень легко и глубоко понимаем друг друга. В итоге появился большой проект – международный фестиваль «Искусство движения» на Волге. Сейчас он уже завершился, но это был хороший проект, который шел с начала 90-х, и многим он показал мир современного танца и движения, как он существует на Западе. Открылись двери, и мы начали взаимодействовать, учиться, участвовать в совместных проектах.

Параллельно с этим, поскольку наше творчество касалось самых разных областей, мы узнали о дыхательных психотехниках, о ребефинге. Начали заниматься подготовкой к домашним родам с моей первой женой. Вот такой клубок. Дыхательные техники привели меня к тренингам личного развития. И тут, наверное, тоже сыграл роль поток, ориентир на интуицию, чувство: «О, интересно, прикольно, я иду туда». Как-то достаточно живо я стал развиваться в этом направлении. Как раз у нас театр на время прекратился, потому что дети уже пошли, и нужно было по-другому действовать. Я быстро профессионализировался, в том смысле, что я ещё и инструктор дыхательных психотехник, стал тренером, членом Международной ассоциации. В 90-е это очень быстро происходило, в течение нескольких лет.

И ещё одна из важных вещей того времени. Вместе с некоторыми коллегами и моим научным руководителем (он тогда ещё не защитился сам) профессором Козловым Владимиром Васильевичем мы работали с материалами мастер-классов разных преподавателей, психотерапевтов, и надо было разобраться, как они устроены, качественно осмыслить: а что же там происходит? Из этого родилось понимание, что многие психологические техники похожи по внутреннему устройству на то, что мы делали в театре, и наши наработки можно использовать в психологическом контексте. Постепенно начал складываться тот подход, который я потом назвал танцевально-психологическим тренингом, потому что я шел именно со стороны тренинга.

Вот так это начало развиваться. Я провел мастер-класс на конференции, сразу на 70 человек, и меня пригласили ещё в несколько мест. Я активно начал проводить тренинги. При этом я ещё до начала 2000-х годов выступал, мы продолжали делать фестивали и так далее. Всё шло параллельно.

Понятно, что материал, который поднимается на тренингах, это действительно очень глубокий психологический материал, он требует уже немного другого обращения, не только с позиций творчества и развития. Очень много вещей, которые требуют большей внимательности, большей бережности, большего понимания того, как это развивается в ходе жизни человека, как это связано. Затем я получил образование телесного психотерапевта. В 2008 году защитился, мы с моим научным руководителем выпустили монографию по интегративной танцевально-двигательной психотерапии.

– Каковы твои интересы сейчас и что ты предлагаешь людям в качестве практики или инструментария, с чем работаешь?

– Есть несколько направлений, которыми я занимаюсь. В целом всё, что я делаю, входит в зонтичное определёние «интегральный танец», потому что как раз в нулевые годы я познакомился с интегральными моделями Кена Уилбера, значительно обогатившими мою картину мира. Они поставили многие вещи на свои места и оказались очень удобными для собирания разных областей интересов. Соответственно, сформировались четыре направления. Одно из них – соматика, интегральная соматика, то есть глубинное знакомство с жизнью тела: что это такое – проживать жизнь, воплощенную вот в этом живом теле? Здесь мы используем анатомические знания, современную нейрофизиологию и пласт практик, который появился на Западе в 60-70-е годы в попытке понять, как внутренняя жизнь тела связана с внешней выразительностью, с коммуникацией. Непосредственно соматика – жить этим телом.

Второе направление творческое – импровизация и перформанс, потому что это создает собственный стиль движения, развивает язык выражения. Третий вектор – непосредственно интегральная танцевальнодвигательная психотерапия, где движение важно не столько само по себе, сколько в контексте жизненных задач человека, в ситуациях, когда ему сложно, когда он обращается к помощи психотерапевта, в ситуациях, когда ему важно разобраться. То есть отчасти я работаю и как психотерапевт, и как тренер, а здесь это работа непосредственно с жизненными темами. И не менее важное направление – танец как духовная практика, которое вышло из моего занятия трансперсональной психологией, но в первую очередь из самой практики, потому что через танец, через движение, через обращение к телу, оказывается, очень легко приблизиться к изменённым состояниям сознания, получить доступ к особым переживаниям, которые иначе как духовномистическими не назовешь. И мы не идем туда специально, это происходит само. Если позволить процессу происходить, то оказываешься там естественным образом.