Шахматы

© Андрей Дорофеев, 2024

ISBN 978-5-0064-6380-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Важное предисловие

Дорогие друзья, взявшие в руки эту книгу!

Обычно писатели, работая над сочинением в жанре фантастики, стараются придать ему правдоподобный вид, чтобы у читающего человека возникла идея реальности описываемого.

Судя по тому, какие отзывы я получаю о книге, мне придётся сделать обратное. Итак, вот моё официальное заявление:

Эта книга является произведением в жанре фантастики. Все совпадения случайны, все герои – вымышлены. В книге нет ни единой буквы реальной жизни, рассказанной мне каким-либо человеком в личной беседе. В ней нет описания технологий, существующих на самом деле. Официальные науки – астрономия, физика, математика, – скажут вам то же самое.

Иными словами, всё описанное ниже – выдумка, взятая автором из собственной головы. Ничего этого не было. Не было!

Читайте, и, надеюсь, вам понравится эта – повторюсь – полностью выдуманная история.

С уважением, автор

Звёзды…

Звёзды – прекрасные создания!.. Сколь долго люди на Земле лелеяли мечты: однажды человечество достигнет такого расцвета, что выйдет в космос и полетит к ним. А там – дружественная цивилизация, пресловутые зелёные человечки, с распростёртыми объятиями встречающие братьев по разуму, что смогли выпасть из своей колыбели.

Но звезды – и большие шутники! Они далеко не всегда таковы, какими кажутся наивному неискушённому наблюдателю.

Что знает любопытный землянин об этих гневно пылающих протуберанцами шарах? Что нужно знать ему, завязшему в личностных и межличностных проблемах серой будничной жизни? Какая информация о Вселенной позволит ему направить свой жаждущий взор вверх, в чёрное облако застилающего небосвод смога, и запустить ракеты в межзвёздное пространство?

Интересно, что реальная Вселенная, отделённая от теней фантастических произведений и детских страхов, довольно проста.

Все галактики Вселенной после мифического Большого Взрыва разбегаются друг от друга, словно лучи от электрической лампочки – в разные стороны.

Но галактики – что волки. Гордые, обладающие собственными бурно распадающимися сердцами и огромной массой материи, они всё же не одиночки.

Все галактики собираются в стаи, обычно по нескольку десятков особей, и влекутся, скованные силами взаимного притяжения, куда-то в неоглядную даль – к известному им одним месту назначения.

Вселенная – словно кишащая автобусами и пассажирами автостоянка. Счастливцы важно входят в транспортное средство, занимают места согласно купленным билетам, и автобус отправляется.

Фырчащие автобусы-исполины разъезжаются от станции во все стороны, рассеивая народ по провинциальным городам и весям. Однако же те пассажиры, что сидят в одном автобусе, друг от друга не отдаляются!

Такие скопления галактик-пассажиров, путешествующие вместе по условно пустому и пугающе бесконечному пространству космоса, называются локальными группами. Это они, локальные группы, разлетаются, словно комья земли после разрыва снаряда. Соседки-галактики же, будучи членами локальной группы, мило попивают чаёк, не удалившись друг от друга за миллиарды лет ни на йоту.

Одна из таких локальных групп обычно как-то особенно мила и близка сердцу аборигена планеты Земля, хотя часто он и не знает о её существовании.

В этой локальной группе есть две больших, могучих галактики и немного мелюзги, мешающейся под ногами и не написавшей в истории соседства сколько-нибудь значительной страницы. Первую могучую галактику зовут – гордитесь! – Млечный Путь. Это наш с вами дом. Теперь вы знаете, где живёте?

В настоящее время на звездах и планетах Млечного Пути живут Скунсы, и они совсем не зелёные. Они по виду как обычные люди. Они, собственно, и есть обычные люди.

На Земле Скунсы – милые хорьки или куницы, обитающие в Северной Америке. Милые они до поры до времени – пока не почувствуют опасность и не выпустят в сторону противника вонючую струю. Но люди этого не боятся – берут и делают из зверьков считающийся ценным мех.

Кто первый назвал Скунсов Скунсами – уже никто не помнит. Возможно, в других частях Вселенной они и называются по-другому. Но мы, земляне, называем их так.

Вторую галактику, уравновешивающую Млечный Путь в его нескончаемом странствии, зовут Туманностью Андромеды.

Ниже созвездия Кассиопеи можно увидеть небольшое туманное пятнышко. Много лет думали, что это звезда или скопление газа, находящиеся недалеко от нас. А оказалось, что туманность в созвездии Андромеды – это и есть она, другая галактика, соседняя с нашей и находящаяся во много-много раз дальше всех остальных звёзд созвездия. Она состоит из миллиардов звёзд, звёздных скоплений, облаков газа и пыли, астероидов, планет. Два миллиона триста тысяч лет солнечный свет без устали будет стремиться к ней.

Неутомимое воображение сразу рисует нам прекрасных андромедян: с одухотворенными лицами, возможно, шестилапых или двуглавых, но мудрых и добрых, до которых вот только бы долететь!

Но унылая чёрно-белая реальность снова подсовывает нам залежалый товар – человекообразных существ с двумя ногами и руками. Приходится признаться, тех же homo sapiens, называемых Леммингами.

Лемминги – это грызуны, тоже живущие в Америке, мышки с длинной пёстрой шерстью. Они любят собираться в стаи и путешествовать по северным окраинам Евразии и Северной Америки.

Но кто первый назвал Леммингов-андромедян Леммингами – тоже никто не помнит. Просто Лемминги.

Можно предположить, что в других частях Вселенной, совсем не близко к нашей локальной группе, есть и другие разумные существа, зелёные или коричневые, глупые или мудрецы. Но кроме того факта, что они скорее всего есть, нам и сказать больше нечего. Множественные контакты с данными представителями вселенской флоры и фауны споткнулись о первое и единственное для контакта препятствие: никто не представлял, как с ними разговаривать.

Если представители Туманности Андромеды и Млечного Пути, подобно двум арбузам на благодатной бахче, и имели некоторое сходство друг с другом, то те, другие… Поди поговори арбуз с чайкой морской, найди-ка общий язык!

А там, где две родные души не поделили какую-нибудь мелочь, – там начало войне.

Война…

Война шла уже тысячи лет.

Среднестатистический обитатель Млечного Пути, этой обители Скунсов, смотрит на идею войны, как на кровопролитие, как на взаимное оскорбление территории и популяции противника разрушительными орудиями. Это про вас, уважаемый землянин. На Земле, которая является неотъемлемой пылинкой грузного тела Млечного Пути, никогда и не было других войн. Война – это вооружённая борьба между народами или государствами с целью занятия территории, уничтожения боеспособного противника и, в конечном счете, установления гегемонии со всеми вытекающими последствиями.

Так и воевали Скунсы. Что может быть проще – вот она, вожделенная Галактика, полная пространства, ценных элементов и покорных рабов!

Но Лемминги… Да, и на их вооружении находились орудия, несущие расплавленную плазму истошно вопящей жертве. Но цели… Их цели – единственное, что было никак не понять Скунсам, таким же людям с не сильно отличающимся от Леммингов количеством мозговых извилин.

И есть во Вселенной беда.

Испокон веков сложилось у землян неверное представление о том, что происходит во Вселенной. Историки и фантасты творчески изваяли гордую мысль, что человечество произошло от обезьян, оно всё растёт и развивается, и, наконец, уже близко то время, когда…

Считается, что и жизнь в галактиках растёт и развивается. Вселенная расширяется, жизнь учится и постигает всё новые законы энергии и материи, а там, гляди, и времени.

Только вот всё это ерунда.

В течение миллионов и миллионов лет жизнь во Вселенной идёт под откос.

Теперь нам, чей взгляд властно распахнул крылья до размеров величественно вращающихся дисков Млечного Пути и Туманности Андромеды, придётся снова сойтись в пылинку. Поскольку поле боя совсем невелико.

На этом поле боя не летят разорванные комья земли, лазерные лучи не облизывают горящую плоть, смертоносная сталь не падает с неба чёрным чугунным молотом. Но бой за будущее миров проходит именно там – там, где еще не увяли цветы и не слышна канонада межгалактической войны.

Итак, встречайте! Галактика Млечный Путь, Солнечная система, планета Земля, Восточно-Европейская равнина, город N.

Глава 1

Лия Ионовна не находила себе места. Опять Лиза, эта девчонка, куда-то пропала!

Уже четыре часа как она должна была вернуться после школы, а её нет дома! Лия Ионовна кругами ходила по квартире, заставленной старой советской мебелью середины двадцатого века, бормотала себе под нос ругательства и в волнении била себя правой рукой по бедру.

С кухни начало попахивать жареным, и Лия Ионовна, метнувшись к сковороде, на минуту забыла про горести. Но, присев на облезшую табуретку около холодильника, снова вздохнула, подперев рукой подбородок.

Лиза, ох, эта Лиза… Что с ней делать?

Раздумья прервал дверной звонок, и Лия Ионовна, всё ещё держа варежку-прихватку в руке, пошла открывать, недоумевая, кто это мог бы быть. Это не Лиза – ведь у неё есть ключи.

Подойдя к обитой коричневым дермантином двери, она опасливо глянула в глазок. И, вздрогнув, трясущимися руками начала отпирать замок.

– Мама, это я, извини…

Стоявшая за дверями Лиза виновато посмотрела на маму, но мать в эту минуту занимала не степень виновности дочери, а её жалкий вид.

Лиза стояла вся взъерошенная. На правой щеке было пятно сырой тёмно-коричневой земли, на светлом пальто отчётливо был виден ржавый оттиск какого-то большого предмета. В общем же Лиза выглядела так, словно она пробежала пару километров по пересечённой местности – ноги её были по щиколотку в той же грязи, что и пальто.

Но взгляд её поражал! На лице горел лихорадочный румянец, глаза были большие и пылали, плескались каким-то странным, сильным, но нездоровым огнем фанатика. Рот приоткрыт, а красные губы словно налились кровью…

– Лиза, Лизонька, что случилось? – выдавила Лия Ионовна, тяжело присев на пуфик у входа и не сводя глаз с дочери, – Что случилось, что болит, кто это так?.. Сейчас, сейчас я вызову врача! – вдруг засуетилась она.

– Мама, не надо! Всё в порядке! – Лиза вошла в прихожую, сняла пальто, с сожалением взглянув на его внешний вид, а потом отбросила его на пол.

– Я шла из школы мимо бассейна. Ты помнишь, справа от бассейна стоят строительные ограждения, за ними склон, а на горе строится новый многоэтажный дом? Так вот. На стройплощадке стоит башенный кран, и когда я шла, он поднимал на стропах огромную трубу. А под горой, у дороги – автобусная остановка!

Последнее Лиза выкрикнула, потом вдруг вздрогнула, и из уголка её глаза, проложив чистую дорожку по щеке, протекла слезинка. Лиза всхлипнула и сбивчиво продолжила.

– На остановке стояли люди, человек десять. Женщина с коляской ребёнка кормила… И вдруг труба срывается – аж тренькнуло! – и не торопясь, словно в замедленной съёмке, падает на землю. Упала – и покатилась прямо на нас. Землю словно тряхнуло, и все, кто стоял на остановке, напряглись и растерянно оглянулись. Но никто, кроме меня, не увидел опасности! А труба катится с жутким хрустом всё быстрее прямо к остановке. Она бы всех там передавила, мама…

Лиза всхлипнула, но вместо слёз размазала на лице грязь.

– Это было так страшно! Труба сломала строительный заборчик, словно он был сделан из спичек, и покатилась дальше на меня и на дорогу! И тут… – Лиза задышала сильней и упёрлась глазами в Лию Ионовну, которая и без того была в полуобморочном состоянии.

– Я не знаю, что случилось… Я вдруг, сама себя не помня, побежала на газон по направлению у трубе, встала на месте и протянула руки к этой громадине. Я не боялась в тот момент, я даже не знала, что делала, словно кто-то другой руководил мной!

И труба влетела в меня… Я почувствовала, как она давит на ладони, но не очень сильно. Я в тот момент была сама не своя, но и я давила на неё! Не знаю, сколько прошло времени, но в один момент я осознала, что стою, упираюсь в эту трубу, а она лежит неподвижно в метре от остановки. Я оторвала от неё руки – и смотри!

Лиза подняла руки от коленей – они были без ссадин, но складывалось ощущение, что в них долго и тщательно втирали ржавчину: ладони были коричневого цвета. Лиза убрала дрожащие руки обратно и опять сцепила кисти замком на коленях.

– Мама, ты не представляешь… Я посмотрела – мои ноги оставили там траншеи в несколько метров длиной… Я упиралась ногами в землю, а ноги даже не согнулись. Я глазам своим не верила, а люди на остановке – они вообще, думаю, не поняли, что происходит! Кинулись от меня, как от чумной, клянусь! Если бы не я – их бы раскатало…

Лиза не выдержала и тихо заплакала, опустив голову.

Потом подняла и с неугасимой жаждой в глазах спросила, нарушая все семейные законы приличий:

– Это Бог, мама?

– А ну перестань говорить глупости!!! – вдруг закричала на неё мать, испугавшись, – Скажешь тоже! Кто тебе голову запудрил? Какой тебе Бог, дуреха? Сучок там попался, вот труба и остановилась! Сучок, понятно? Бог! И думать забудь про это, слышишь! Нашлась пигалица, бредит наяву! Ты меня поняла?

– Мама, мама, хорошо! Да, действительно, сучок. Но… Я же видела эти борозды от ног! И руки вот… Смотри…

– Если я… Ещё раз… Услышу от тебя этот бред, от молодой девушки, которую я считала образованной, я … – не в силах более сидеть, Лия Ионовна выскочила из комнаты.

Бедная Лия Ионовна… Её мир рушился на её же глазах от факта, который не согласовывался ни с чем, что ей приходилось видеть раньше.

И Лия Ионовна предпочла не видеть.

Лиза, белокурая, среднего роста девчонка с двумя весёлыми хвостиками на голове, приходила со школы около семи вечера. Она сама садилась за уроки, а Лия Ионовна приносила ужин на тарелке – обычную яичницу-глазунью с рисом или фаршированный перец.

Сядет Лия Ионовна с дочкой, приобнимет немного, чтобы не мешать той писать, и смотрит с отрадой, как она сосредоточенно читает учебник по истории или географии.

Лия Ионовна была учительницей руского языка в другой школе – не той, где училась Лиза, – и имела довольно чёткие взгляды на воспитание детей, их обучение и роль в жизни общества. А дочь, словно угадывая пуританские мысли матери, с детства сама читала взахлёб классиков и историю, фантастику и женские романы, эрудированностью иногда поражая не только знакомых, а и готовую к этому маму.

Это было то смутное и полное надежд время, когда в постсоветское общество начали просачиваться другие, чуждые Лие Ионовне идеи, – другой уклад семьи, иные ценности, идеи рыночной экономики, нехитрые детские приманки – жевательная резинка и игровые приставки, мультфильмы про Дональда Дака и куклы Барби.

Дочку странным образом миновала эта – вредная или здоровая – страсть к модным аксессуарам нового времени, несмотря на то, что ребёнком она была общительным и поболтать с одноклассниками любила. Книги не стали занимать её внимание меньше, хотя пожевать цветной жвачки и она могла. Лия Ионовна одобряла – её это устраивало.

В будущем Лия Ионовна видела дочь учителем… Она не думала, что Лиза может отказаться или как-то иначе нарушить её планы – к этому не было никаких предпосылок.

И вот – чёртова труба на остановке. Идиллия кончилась. Судьба заявила на дочь свои неоспоримые и безусловные права, и апелляции были неуместны.

Но и мир Лизы тоже вывернуло наизнанку! Одно дело – читать в научной фантастике Хайнлайна или Азимова о чудесах космической техники и сверхспособностей, и совсем другое дело – видеть эти чудеса у себя под носом, в своём родном городе, произошедшие с помощью себя самой, а не мужественных героев из фильмов про войну. Почва уходила из-под ног.

Лиза приняла тогда решение – не мучимая опытом жизни, не задавленная классическим образованием, подстёгиваемая юношеским задором и природным любопытством, она не стала соглашаться с матерью или спорить с ней, а решила попытаться сама найти выход из сложившейся ловушки для сознания.

Лиза чувствовала – это событие, его понимание и последствия изменят всю её жизнь.

И в один из дней так и случилось.

Глава 2

Это произошло весной: денёк в городе оказался на редкость тёплым. Лиза жила рядом с оврагом, жилой массив как бы струился в обход него, поднимаясь на горку, а овраг, образованный текущей в нём маленькой речушкой в два метра шириной, заканчивался заливом.

Лиза любила спускаться из квартиры в зелёные пущи балки, где валуны во многих местах образовывали подобие стула и стола, позволяя посидеть и послушать журчание ручейка.

Сейчас она пробежала по одной из многочисленных тропинок вниз к своему излюбленному месту – камням, на которых кто-то нарисовал краской значок пацифистов, что придавало этому месту, по мнению Лизы, аромат умиротворённости и духовных свершений.

Лиза любила ходить в этот овражек с детского сада – она и её подружки бегали сюда играть в дочки-матери, используя камни как домики и устраивая игрушечные свадьбы. Всегда пели птички, всегда журчала речка, и полуметровый водопадик около одной из запруд радовал глаз и предрасполагал к играм.

Продолжала она ходить в овражек и в школьные дни, а потом после школы – почитать книги вдали от духоты квартиры, дабы погрузиться в сказочный мир идей автора и своих собственных мечтаний без соседства матери, которая со всей любовью впихивала каждодневный быт и реальность жизни в девичьи грёзы.

Продолжала она, когда было тепло и не дождливо, ходить сюда и после происшествия с трубой, таская с собой книги и брошюрки с книжных развалов – однако теперь тип литературы изменился: Лиза искала ответ на свой вопрос.

Сколько было пересмотрено тем! К области сверхъестественного девушка относила магию, христианство, буддизм, книги типа «Помоги себе сам», йогу, и даже решила прочитать однажды книгу, как бросить курить.

Перед Лизой открывался новый мир! Как бы не разнились тексты, какими бы сумасбродными или разумными ни были идеи у авторов изо всех мыслимых частей мира, одно она поняла точно – в мире есть кое-что ещё, чего она не знает и что ещё нужно узнать.

Одно оставалось загадкой – случай с трубой. Это понятно, что в тот момент у Лизы открылись тайные способности, вызванные необходимостью защитить жизнь. Телесные ли, духовные ли – неважно. Но что именно произошло? Как это повторить? Как это тренировать? И надо ли тренировать вообще, не ко злу ли это?

В этот добрый весенний денёк Лиза сбегала вниз, зажав под мышкой небольшую книжку под названием «Параллельные миры – гипотезы или реальность». Она уже села на свой камешек, как вдруг заметила, что вокруг что-то не так. Встала, огладелась вокруг, и через несколько секунд поняла, чего не хватает.

Не хватало журчания того самого маленького водопадика. Помянувши недобрым словом мальчишек, которые только и делают, по словам матери, что ломают всё что под руку попадет, она решила подойти к запруде и восстановить ток воды.

И вдруг заметила ещё одно разрушение. Хотя… Можно ли назвать это разрушением?

По прямой линии, по направлению от Лизы к водопадику, зелень была срезана огромным, ровным и очень острым ножом. «Срез» начинался примерно пятью метрами выше места, где стояла Лиза, – даже нежные листочки вершин березок здесь не избежали этой участи, – и словно спускался метров десять, заканчиваясь в кустарнике, обрамлявшем запруду.

Лиза подошла к кустарнику, и чувство сказочности мягко охватило её. Тело на мгновение стало невесомым, а лесок вокруг – нереальным, словно и не здесь он был. То, что она увидела, было зарисовкой из той самой научной фантастики, которую она когда-то таким запоем читала. «Это» подходило под определение «космический корабль», хотя могло быть, находясь в овраге лизиного города, вообще чем угодно с такой же степенью вероятности.

Длиной метров пять и шириной где-то в три, на земле лежала металлическая капля, отблёскивая радужным сиянием там, где на неё попадали косые солнечные лучи. Лиза подошла поближе и осторожно обошла каплю с одной стороны, восхитившись ее неземными плавностью и переливами и не заметив ни одного выступа на металлической поверхности. Видимых повреждений не было. Несколько срезанных веток небрежно лежало на поверхности капли, но вот подул ветерок, и его порыв смёл одну из веточек на землю. Капля не отреагировала.

Вроде бы не опасна. Лиза посмотрела на низ объекта (или ту часть, которая была внизу, потому как предмет был строго симметричен и действительно имел форму вытянутой капли), и на мгновение её сердце ушло в пятки, ноги подкосились, а внутри вдруг что-то оборвалось от ужаса перед чем-то неземным. То, что капля лежала на земле, было лишь первым впечатлением – она висела! Между ней и непримятыми травинками около водопадика был зазор сантиметров двадцать.

Лиза справилась с замешательством и решила пока не убегать. Нет никаких двигателей! Нет сопел и огненных струй, нет выступающих орудий и надстроек. Что же это такое? В привычную концепцию корабля из «Звездных войн» это не вписывалось. Это вообще никуда не вписывалось.

Пройдя ещё на пару метров дальше вокруг предмета, Лиза обнаружила причину молчания водопадика – он падал теперь не на землю, а на хвост капли – беззвучно. Вода обтекала острое окончание, струилась по нему несколькими юркими ручейками, словно по маслу, и ручейками же в нескольких местах стекала на землю в полуметре от своего обычного русла.

Лиза стояла и думала, что же ей теперь делать. Ни в одной книге не было написано, что делать, если вдруг встретишься внезапно с космическим кораблём. Впрочем, Лиза отметила ещё одно отличие – в нижней части корабля, ближе к земле, угадывалась линия, разделяющая текстуру материала. В одной части она была матовой, но свет отражался от неё без особого труда. В другой же стороне поверхность была более тёмной. И всё. В остальном предмет был однороден.

Вдруг часть корабля, что была более тёмной, коротко сверкнула, маленькие звёздочки пробежали по её поверхности – лишь на мгновение, – и исчезла! Перед не успевшей среагировать Лизой на зелёную земную травку вылезло, подгоняемое силой тяжести, человеческое на вид существо, мотнуло головой и встало. Лиза не нашла сил даже убежать.

Человек, молодой парнишка её лет, был в обычной земной одежде. Лиза уже подумала было, что сорванец из соседнего класса, проходя мимо, залез внутрь и нечаянно заснул. Джинсы, свитер ручной вязки коричнево-зелёными полосами, немного взъерошенные волосы, чёрно-белые кроссовки. Пришелец посмотрел с сомнением на Лизу и на чисто русском языке, зевнув, сказал:

– Привет! Я Ролекс.

Глава 3

Павла Скороходова в школе прозвали Ролексом – по знаменитой марке швейцарских часов. Обычный подросток по своим способностям и пристрастиям, он имел одну необычную черту – в любой момент мог без часов сказать, сколько сейчас времени с точностью до секунд. При этом много дней он мог даже не смотреть на стрелки.

Мать и отец поначалу поражались этой способности Павлика, появившейся начиная с того момента, как он научился говорить и узнал, как измеряется время. Но измучившись с тем, чтоб вытянуть из ребёнка ещё какие-нибудь необычные дарования, бросили это дело и перестали считать сына вундеркиндом.

Сын же из-за этого не особо и пострадал. Доучившись до восьмого класса, он начал строить какие-то планы в жизни, неизвестные его родителям, а потом пропал. В прямом смысле этого слова.

Родители объявили розыск, но меры ни к чему ни привели. Через пару лет дело закрыли, и родители, уже успокоившиеся к тому времени, приняли версию следствия о том, что парень просто утонул в одном из многочисленных водоёмов, коих великое множество было в окружающих город лесах. Теперь только краткая надпись на надгробии гласила о том, что человек по имени Павел Скороходов вообще существовал.

Но он не погиб.

Однажды Ролекс с друзьями играл в войнушку в одной заброшенной школе. Двухэтажное здание было построено около двадцати лет назад на краю одного из многочисленных обрывов городка, где жил Ролекс, но при вводе в эксплуатацию оказалось, что осыпи обрыва не дают уверенности, что однажды школа не обвалится туда вместе со своими учениками и учителями.

Здание осталось – и стояло затем несколько лет серым монолитом, зияя пустыми окнами и привлекая детвору во всей округе своей загадочностью, лабиринтом помещений, лестничными пролетами без перил и особенно – пустыми стенами, на которых можно было безнаказанно писать краской что угодно.

Спрятавшись в одном углу подвала во время «обстрела», Ролекс сидел и ковырял пальцем одно странное углубление в грязной серой стене, почти не видимое в темноте. Вдруг на Ролекса хлынул яркий свет, и он свалился во внезапно и бесшумно открывшуюся нишу в стене, сразу и захлопнувшуюся.

Запищав от страха, Ролекс увидел себя зажавшимся в угол странного для заброшенной школы помещения: оно было размером с большой лифт, чистые и гладкие металлические стены не имели кнопок. Лифт нёсся куда-то в пространстве. Как подсказал Ролексу поднявшийся вдруг желудок – вниз.

Двадцать две секунды ужаса – и двери снова бесшумно открылись, впустив влажный кондиционированный воздух с запахом сирени. Ролекс ошалевшими глазами смотрел на четырёх человек в светло-зелёной армейской форме со странным оружием на бедрах, стоявших по обе стороны от лифта и жевавших какие-то булочки.

Помещение не имело шикарного интерьера – в нём было две безликих двери, белые на сером фоне стены, и белый же письменный стол справа, на котором стоял телефон. Больше в комнате ничего не было. Один из людей, молодой мужчина с только пробившимися усами, уронил булочку и тут же схватился за оружие. Другие с сомнением посмотрели на странного человечка, который полулежал в лифте. Старший подошел к столу и кратко что-то сказал в телефон.

Так по ошибке Ролекс оказался у Скунсов. Нельзя сказать, что Скунсы плохо с ним обращались, но работать заставляли по двенадцать часов в день – переложили на него свои обязанности по уборке помещений базы. Обедать Ролекса пускали в общую столовую под присмотром дневального, который и должен был прибираться, а спать отводили в кладовую, где воняло крысами и старой поношенной одеждой. Эта кладовая и стала для Ролекса моментом прозрения.

Там были: детали скафандров, далеко не таких примитивных, как на картинках с Гагариным и Титовым; старые, никому не нужные отчёты; сообщения из других звёздных систем о поставках продовольствия; записи споров с начальством о финансировании базы; приказы, почему-то никуда не подшитые, о приёме в штат и снятии с довольствия; акты имущественной проверки базы, где проскальзывали такие пункты, как «аннигилирующий бластер», «транспортный корабль класса планета-спутник», «аптечка с противоядием от мегатеронов со спутников Проциона А»; баллоны с какими-то газами, неизвестными Ролексу; сломанные переговорные устройства; несколько монет неземного происхождения, найденные Ролексом на полу; книги с пейзажами, где реки текли по воздуху (воздуху ли?), а в небе висела двойная звезда, а также разные другие обычные или невероятные вещи..

Через некоторое время после утомительного бдения над протирочной машиной был ещё один момент прозрения. Среди справочников и старинных отчётов базы Ролекс нашел документ, предназначенный строго для персонала лазарета, в котором определялись нормы введения в пищу персонала депрессанта. Депрессант предназначался для дозированого добавления рядовому составу, которого на базе были сотни штатных единиц. Не настолько много, чтобы они не могли работать и корчились от рвоты над гальюнами, но настолько, чтобы крамольные или мятежные мысли о предназначении базы обходили их головы далеко по околице.

Ролекс сидел тогда в углу на топчане, слушал разговоры нескольких техников о девочках и автомобилях и чувствовал, что на лбу выступает пот. Он тоже любил покушать еду с кухни, но, видимо, не отупел за месяц пребывания на базе настолько, чтобы не понять, что он прочитал только что. Взяв смету, напечатанную чёрной краской на пластиковой карточке, он быстренько засунул её в груду хлама подальше, чтобы никто, не дай бог, не заметил, что он её читал. Эта научная фантастика, думал Ролекс, не настолько великая часть моей жизни, чтобы умереть за неё. Лучше я помру дома и от старости.

На земную армию и милицию в деле спасения Ролекс перестал полагаться уже давно – они перед базой как кролики перед волками. Но вот Лемминги… Эти американские зверушки, о которых Ролекс лишь мельком слыхал на базе, стали его надеждой. Но не прыгнет ли тогда Ролекс из огня да в полымя?

Тогда до встречи с Лизой оставалось три года.

А сейчас Лиза смотрела на странного паренька и не знала, что сказать. Он же улыбнулся.

– Слушай, я есть хочу. Я давно не ел. Где здесь можно поесть?

Лиза потрясённо покачала головой, показала рукой в сторону и сглотнула, – Там есть столовая. А… что это всё? Я ничего не понимаю.

Ролекс подумал и предложил:

– Слушай, у меня денег нет. Давай ты меня покормишь, ты же недалеко живешь. А я тебе всё расскажу. Я у тебя ничего не украду, не бойся. Идёт?

– Да, – ответила Лиза, – только… Я домой не могу, там мама. Давай, я принесу тебе сюда. Тут пять минут! У меня картошка варёная есть – будешь картошку?

– Да, давай так! На свежем воздухе картошка – самое то.

Лиза кивнула и, спотыкаясь на ровном месте, побежала к дому. Этот парень со странным именем стоял перед её глазами, но Лиза почему-то перестала бояться его: что-то располагающее в Ролексе было. Но что за чёрт! Совершенно русский парень, который знает, что такое картошка, вылезает из космического корабля, созданного явно не на Земле.

Дома мамы, слава богу, не было, и Лизе не пришлось объяснять, зачем она забирает картошку, оставленную Лизе же на обед. Взяла и выбежала вон, чтобы через три минуты стоять с кастрюлей перед Ролексом, сгорая от стыда и кляня себя за то, что картошка несолёная, а кастрюля – с чёрным неотмытым налетом гари. Надо же такую гостю принести!

Ролекс поблагодарил Лизу, нежно пожал ей руку в благодарность и только было сел на камень, предложенный ему Лизой, как на небо набежала тучка, верхушки деревьев затрепал прохладный ветерок, и совсем уж некстати на Лизу и Ролекса упали первые капельки дождя.

Ролексу это, видимо, тоже не понравилось, потому что он взглянул на Лизу, подмигнул ей и сказал:

– Сейчас я всё устрою.

В тот же момент огромная машина мгновенно прыгнула вбок и вверх, словно резвый котенок, и перевернулась на сто восемьдесят градусов. Бесшумно, блеснув боком как звездой.

– Заходи! – пригласил Ролекс, и Лиза увидела, что перед ней кабина, как в автомобиле, только вот приборов в ней, как ни странно, нет. Два обширных удобных кресла, обтянутых синей материей, приглашали сесть и отдохнуть. Перед креслами – журнальный столик, чья металлическая ножка как бы вытекала из пола и изящно перетекала в круглую, также металлическую столешницу сантиметров шестидесяти в диаметре. И всё.

Лиза осторожно занесла ногу за тонкий борт, села в левое кресло и, наконец, задала тот вопрос, который не давал ей покоя:

– А это что, космический корабль?

Ролекс засмеялся:

– Нет, нет. Это Пассионария.

Он уже сидел рядом с Лизой. Она вдруг заметила, что в какой-то неуловимый момент над их головами оказалось стекло, закрыв кабину сверху, и капельки дождя плавно стекают по нему. Пахло как и в овраге – свежей травкой. Лиза заметила вдруг, что до сих пор слышит голоса птичек, поющих несмотря на дождь, – кабина не отсекала звуков окружающего мира.

– Я сам придумал ей название, – похвалился Ролекс с гордым видом, – это значит «пламенная», с французского. Красиво, да? Когда мне её дали, у неё был шестизначный номер, но это не по мне. Я и переименовал сам для себя. Она очень хорошая. Пассионария – не космический корабль, потому что она не летает. И не в космосе.

Ролекс руками уплетал картошку, поставив кастрюлю на столик.

– Понимаешь?

Лиза не понимала.

– Фантастики начиталась? – ухмыльнулся Ролекс, – Там очень ограниченный взгляд на вещи. Она не летает, потому что летание – это просто один из способов перемещения. Вот если ты, например, идёшь, ты перемещаешься в пространстве с помощью движений ног, отталкивая себя от земли в сторону. Полёт – это отталкивание в сторону от воздуха. Полёт в космосе – отталкивание от пространства, струи пламени или от себя самого. Но Пассионария не летает. Она перемещается.

Видя, что Лиза закрывает глаза и сейчас начнёт сходить с ума, он объянил:

– Смотри. Пассионария сейчас здесь. В следующий момент она, если я захочу, очутится в сантиметре выше, но она не переместится через пространство. Она просто очутится в этом новом для неё положении. Ей для этого не надо преодолевать расстояние. На ней спейсер стоит – это прибор, создающий телепортацию.

Теперь Лиза начинала понимать.

– То есть, если ты захочешь, она просто попадёт в центр Земли. Я поняла!

– Точно! – улыбнулся Ролекс и отдал Лизе пустую кастрюлю.

– Я с лёгкостью могу заставить Пассионарию двигаться как обычный космический корабль – внешнему наблюдателю так покажется. Однако тогда я просто попрошу её очень быстро менять местоположение в направлении одной точки. Миллиметр, ещё миллиметр, ещё, ещё, ещё… Создастся иллюзия движения.

– И когда такую изобретут? – спросила Лиза, и тут же осеклась, поняв, что сказала глупость.

– Изобрели уже, – пошутил Ролекс, – а вот машину времени пока нигде в известной мне Вселенной не изобрели. Так что можешь считать Пассионарию объективно существующей.

Лиза оглядела кабину.

– Тут совсем нет приборов. Или я их просто не вижу?

– Да, приборов нет. Машина управляется мыслью.

– Ты телепат? – Лиза с опасением взглянула на Ролекса, но в глазах всё же проскочила смешливая искорка.

– Нет пока. Хотя на самом деле все люди – телепаты, просто в маленькой степени. Конструктор, что придумал Пассионарию, пошел другим путём. Вместо того, чтобы усиливать способности человека, работающего с неподатливой материей, он просто научил приборы улавливать обычный уровень колебаний человеческой мысли, вот и всё. Это не что-то мистическое, просто дело техники.

Но тут Ролекс прервался, потому что Лиза хрюкнула в кулачок:

– Что-то вот этот предмет не подходит для высшего воплощения человеческой мысли! Ха! – она держала в руках распрыскиватель для промывания окон – полулитровый баллончик с пульверизатором на конце и рычажком для пуска струи.

– Ну… – Ролекс сконфуженно улыбнулся. – Я же землянин, страдаю ностальгией, можно сказать. У меня ещё, – он потянулся рукой назад, за кресло, и порылся там в невесть откуда оказавшемся ящичке, – мяч футбольный есть, вот…

Мяч Ролекс, впрочем, тут же запихнул обратно.

Тут Лиза заметила ещё одну странность, о которой не преминула сказать Ролексу:

– А как так получается, что звуки настолько легко проникают сквозь кабину? Её словно и вовсе нет, а дождя не проникло и капли.

– Что-то много вопросов сразу! Ладно. Тут есть определенный физический закон, и, по-моему, он известен даже физикам Земли – вся материальная вселенная это, по сути, волновое движение: частички материи и энергии колеблются с разной скоростью, то есть частотой.

Может быть, знаешь, что через зелёный бутылочный осколок весь мир видится зелёным? В этом случае частота зеленого света резонирует с частотой веществ в зелёном стекле. Таким образом зеленая волна может просочиться сквозь структуру зелёного стекла, а вот частоты других цветов – нет, они застревают.

Подобно же и Пассионария – я настроил её так, чтоб она не пропускала материю с частотой воды, но в то же время она пропускает материю с частотой звука. Могу настроить так, что листья с деревьев будут пролетать и падать на тебя, пока мы здесь сидим, а звуки не будут проходить. Ну и так далее – как воображение позволит.

Но тут Ролекс встрепенулся.

– Слушай, нам надо спешить. Нас засекут.

– Засекут? Кто?

– Кто? – Ролекс явно был огорошен её вопросом и посмотрел на Лизу, что-то в ней высматривая и не в силах выговорить ответ.

– Ну да, кто, откуда? Представь: ты встретил космический корабль на пороге твоего дома – что ты о нём знаешь? И ещё один вопрос у меня к тебе есть – ты зачем сюда прилетел, то есть прибыл?

В кабине повисла тишина, и лишь через несколько секунд тихий ангел отлетел. Ролекс серьёзно посмотрел на Лизу и спокойно сказал:

– Зачем прилетел? Лиза, я прилетел сюда за тобой.

Глава 4

Максим Караванов бежал по одной из тихих вечерних улочек лизиного города, тяжело дыша. Надо успеть сообщить первым. Когда сигнал прозвенел в его холостяцкой комнате, словно набат, Максим не мог поверить – как давно такого не было!

С тех пор как он подрядился работать внештатным осведомителем Скунсов, лишь два раза звонил неприятный дребезжащий звоночек в белой коробочке над дверью, который техник прикрепил шесть лет назад. И оба раза премия уходила другому. Хорошо, что локатор в коробочке тянет максимум на пару километров, и очередь за премией сегодня к куратору не выстроится.

Но теперь удача его не покинет! Максим надеялся с помощью премии расквитаться с алиментами, бывшая жена совсем озверела и грозилась забрать их по-плохому. А потому вперёд!

Макс свернул из переулка Набокова на улицу Гурина, которая выходила в лес. Похолодало, и через промокшие от пота брюки стало неприятно сквозить – давно не приходилось бегать двадцать минут без остановки. Да и печёнка ни к чёрту. Ладно, всё равно.

Вот она, заброшенная школа. Ворота с уже давно сбитым подростками ржавым замком. Где там эта бумажка? Максим залез в задний карман и чертыхнулся – тетрадный листок с рисунком местонахождения тайной панели, открывающей лифт, оказался сырым от пота и порвался на три части в неуклюжих заскорузлых пальцах. Но текст было ещё видно.

Вот он, подвал… Этот угол, углубление… Макса ослепил яркий свет. Он забрался в лифт и прислонился к стене.

На входе стоял солдат, игравший в тетрис на детской электронной игре, и Макс доложился:

– Региональный осведомитель, регион двадцать восемь. Важность – максимальная!

Солдат взглянул на Караванова и пробурчал, что он идёт на рекорд, и если Максим переоценил важность своего сообщения куратору, то он ему этот тетрис известно куда засунет. Но Караванову было уже всё равно – деньги не должны были пропасть.

Он рявкнул солдату, чтобы тот занимался свои делом, за что получил прикладом и был пропихнут в коридор, где и побежал, гулко ступая, по известной ему траектории. Дверь куратора состояла из двух створок красного дерева, обитых жёлтым металлом по низу и не закрывавшихся между собой.

Макс распахнул створки и тяжело ввалился в дверь. Куратор сидел один и пил кофе из маленькой чашечки. Пахло сиренью, негромко звучала какая-то медленная классическая музыка. На столе не лежало ни одной бумаги. Лицо куратора скривилось в легкую гримасу.

– Что ещё? Кто такой?

– Наблюдатель… уф… регион двадцать восемь… Сигнал.

Белая фарфоровая чашечка медленно, в такт тихому вальсу, выпала из рук куратора с побелевшим мгновенно лицом и упала на блюдечко, словно вещая судьбу.

– Господи… Там же чёртов Ментор! – куратор обмяк, но тут же вскочил и ткнул пальцем кнопку на правой стороне стола, – Срочно! Здесь Лемминг! Оповестить международный уровень! Здесь Лемминг!

Куратор осел в кресло.

– Господи, хоть бы это не было связано с Ментором… Иначе меня прибьют. Меня точно прибьют… – куратор сидел и бубнил под нос, не видя ничего вокруг себя, в том числе съёжившегося, стоявшего у входа Караванова, не ожидавшего, что его новость произведёт такой фурор. Наконец он решил напомнить о себе.

– Господин куратор! Ввиду полезной для Вас новости хочу напомнить Вам, что осведомителю, который сообщил о полезной информации первым, полагается премия.

– Полезная информация… Полезная информация… – куратор поднял недоумённые глаза на Максима, секунду-другую вспоминал, кто это. Потом его лицо медленно исказилось гримасой ненависти, куратор покраснел и проорал, привстав и наставив на Караванова трясущийся палец:

– Пошёл вон! Вон!!!

Наблюдателя словно пинком вышвырнуло из кабинета. Как побитый щенок, он поплёлся по коридору обратно, забыв, зачем пришёл.

Ролекс же, открывая Лизе в эту секунду цель своего прибытия, ничего не забыл.

– В смысле – за мной? Тебе не ко мне надо. Если ты на такой машине здесь находишься, ты представитель внеземной цивилизации! Или ты хочешь меня похитить? Для опытов?

– Лиза, я прибыл за тобой.

О, тон голоса Ролекса переменился! Это был голос зрелого человека, ставящего ультиматум.

– Я не могу сейчас сказать тебе, что будет, но прошу сесть в Пассионарию. Это безопасно.

– Я уже здесь сижу, не так ли?

– Ты всегда по первому требованию сможешь попасть обратно домой. Если ты начала считать это домом, – Ролекс с какой-то затаённой мыслью улыбнулся.

Лиза поёрзала.

– Ну, если ты считаешь, что я должна с тобой куда-то полететь, ну… – Лиза колебалась скорее для приличия, – Я согласна, но ненадолго, чтобы мама не волновалась. Но я сомневаюсь, что смогу чем-то помочь.

– Хорошо. Через секунду мы очутимся в офисе Верховного Командования.

Стекло машины внезапно потемнело на мгновение и снова посветлело. Но теперь перед машиной простирался не мирный овраг и не травка перед ручьём.

– Кажется, насчёт безопасности я немного преувеличил, – извиняющимся тоном тихо произнёс Ролекс. Он несколько секунд пытался справиться с машиной, но Пассионария словно умерла и не отвечала, стоя на месте как вкопанная.

Это определённо был не офис командования. В огромном ангаре размером с целый аэропорт под блёклым освещением нескольких прожекторов стояла кучка машин, похожих на настоящие маленькие космолёты с обилием сложных деталей, как и положено, и отдалённо напоминающих современные самолёты Земли, которые Лиза видела по телевизору.

На балконе, на вышине около трёх метров по всему периметру ангара стояли люди с нацеленным на Пассионарию оружием – не менее тысячи человек. Тишина и дула орудий со всех сторон. Лиза оторопела.

Рядом с Пассионарией стояла группа Скунсов с блестящими трубками в руках и в серых костюмах, похожих на водолазные. Один из них резким жестом трубки показал Ролексу и Лизе переместиться от Пассионарии влево, к дверному проёму. Несколько Скунсов из группы стали крадучись обходить Пассионарию с обеих сторон. Ролекс остался на месте, придержав двинувшуюся было Лизу.

В ту же секунду Лиза почувствовала, как в её правый висок что-то больно воткнулось, почувствовала, как чьи-то пальцы резко и крепко, не щадя, ухватились вокруг её шеи, и услышала от Ролекса таким чуждым тоном сказанные слова, что ноги её подкосились.

– Стой смирно, стерва! К праотцам отправиться захотела?! Эй вы, недоноски, мне нужен ваш начальник, и быстро, быстро!

В рядах Скунсов проявилось мгновенное движение – такого они не ожидали. Двое, однако, из группы «водолазов» сорвались и исчезли в проходе. Ролекс оттащил апатичную Лизу к машине и, заложив ногу на ногу, прислонился к Пассионарии.

Скунс с трубкой двинулся было ближе, но Ролекс озарился такой бесовской улыбкой, что того передёрнуло. Он мгновенно отступил.

– Вояки… На свалке вам место, с крысами воевать, а не с Ментором! – Ролекс в открытую издевался с усмешкой на лице, – От одного парня штанишки обмочили! Чего смотришь, свинья? Начальник когда будет?

Через две минуты в помещение чётким шагом вошёл человек в черной с золотыми галунами форме, худой и с осунувшимся лицом. Кажется, он только собрался сказать что-то и открыл рот, но Ролекс его опередил.

– Говорить здесь буду я. У меня в руках сейчас, как вы знаете, Ментор, и если вы не хотите через полвека превратиться в пацифистов-Леммингов, я жду через пять минут сто миллионов земных долларов на моём счету в банке Содружества. Отпечаток пальца – вот!

Ролекс достал из кармана какой-то календарик и кинул его в лицо чиновнику. Календарик летающей тарелкой врезался тому в лоб. Чиновник суетливо несколько раз хватанул воздух, в котором только что был календарик, игральной картой упавший на пол.

– Выполните – получите Ментора в теле, послушного и тупого. Не выполните – я стреляю, и он преспокойно закончит начатое у Леммингов. Всё ясно? Ну же, ясно?

– Но… Вы же знаете, у меня начальство, и…

– Так беги скорее докладывать, идиот!!! Я долго ждать буду?! Минута!

Трясущийся представитель буквально убежал, приказав солдатам убрать пушки. Уложившись (!) в срок, он прибежал обратно, остановился перед Ролексом и отдал расписку о переводе денег.

– Теперь прошу отдать нам Ментора.

– Пространственная защита снята?

– Защита?

– О боги! Как я попаду отсюда на Землю?! Да стой ты! Опять, что ли, начальству побежишь докладывать? Скажи просто техникам, чтоб отключили.

Золотопогонник повернул голову и что-то вполголоса сказал «водолазам». Один из них, в свою очередь, по переговорному устройству в запястье руки что-то сказал ещё кому-то.

В кармане Ролекса что-то пискнуло. В ту же секунду он, резко подхватив Лизу, нырнул в Пассионарию, и место где она стояла, мгновенно стало пустым. Но перед этим солдаты на балконе успели нажать кнопки высвобождения заряда.

И пушки выпустили свои лучи.

Глава 5

Полминуты спустя Ролекс чертыхнулся.

– Задело всё-таки. Ну ничего, сейчас разберёмся.

Он огляделся вокруг, и не увидев, естественно, ничего, взял распылитель и брызнул водичкой на Лизу.

– Подумать только, какое многофункциональное устройство, – ухмыльнулся Ролекс, вспомнив, как эта бутылочка оказалась кстати в ангаре Скунсов. Ролекс даже подумал, не поместить ли сие «оружие», что было приставлено к голове Ментора, впоследствии в музей.

Тут Лиза приоткрыла глаза.

– Ролекс… Мы где? – Она потерла голову и пошире открыла глаза, – Что это за…

Тут она вспомнила события трёхминутной давности и мгновенно залепила Ролексу такую пощечину, что тот даже откинулся к другой стороне кабины и ойкнул.

– За что это? – возмущённо воскликнул он, испуганно взглянув на Лизу, которая сжала руки в кулаки, подогнула ноги и отпрянула на дальнюю часть большого кресла, сама испугавшись своего поступка.

– Ты ещё спрашиваешь, гадина!!! Ты втянул меня в свою грязную… подлую махинацию! Да меня чуть не убили там! Миленько поговорили с начальством, ничего не скажешь! Я-то думала, ты мой ангел-хранитель, путеводная дорожка к новому миру, а ты… – Лиза махнула рукой, и слезинка скатилась из её глаза, – Ты обманул…

Лиза, однако, мгновенно оправилась от жалости к себе.

– А ну, быстро выпусти меня отсюда!!! Выпусти меня, сказала! – крикнула Лиза, стукнув несколько раз кулачком по стеклу, и только потом посмотрела, что там, за ним. И отшатнулась.

За стеклом было Ничто. Лиза не смогла объяснить себе, как она это опознала. Но Ничто не было даже пространством. Лиза попыталась определить, какого оно цвета, но не смогла – Ничто не имело цвета. Лизу начало немного подташнивать.

– Где это мы? – поутихшим голосом спросила она.

– Нигде, – пожал плечами Ролекс, – поверь мне, это очень точный ответ. Я постараюсь поскорее разобраться с этим и выйти в пространство.

– Мы что, в параллельном мире каком-нибудь?

– Нет, что ты. Параллельный мир – это уже другой мир. А это – просто отсутствие мира. Вот и всё. Нет материи, пространства. Времени даже нет.

Лиза посмотрела на Ролекса, но уже не знала, какое чувство ей проявлять. Все причины для обычных чувств остались далеко. А может и не далеко, подумала Лиза. Может, в недостижимом сантиметре до родного мира, или в той бесконечной секунде, которую нельзя прожить.

– Позволь, я тебе объясню. Помнишь, я слегка спешил, когда мы уходили с Земли? Есть некоторый промежуток времени, за который моё пребывание там могли засечь Скунсы. Я задержался, моя вина, и они перекрыли пространства, как бы выжав меня в то, которое им было нужно. И мы выпали не там, куда я направлялся, а где-то у них на базе.

– Что им от тебя было нужно? Они тебе враги?

– Потенциальные. Но они не знали, кто я. Однако они очень хорошо знали, кто ты. Лиза, их самый главный враг – это ты. Потом узнаешь об этом. Так вот. Я сыграл им сценку и представился перебежчиком Леммингов, который захотел подзаработать у Скунсов, продав им самого главного их врага, которого они, поймав однажды, упустили.

У них, Скунсов, такое мышление – они не воспринимают идейные соображения или долг. Они работают за деньги и от других ожидают того же. Поэтому было относительно легко обмануть их.

– Ты что же, предупредить меня не мог?

– Не мог. Скунсы хоть и продажная братия, но уровень развития техники у них сильно превышает земной. Я-то тренирован, я Пассионарией с помощью мысли управляю, а вот если бы я сказал обо всём тебе… Они бы твои мысли живо засекли и прочитали бы их лучше, чем ты сама.

Лиза поняла. Но за стеклом кабины по-прежнему висело Ничто. Лиза почувствовала себя спасшейся с корабля на маленьком плотике посреди бесконечного океана. Посреди спокойствия настала пора вопросов – больше делать было всё равно нечего.

– Слушай, а как это – пространства нет? Где это во Вселенной такое?

– Этого, Лиза, нет во Вселенной, иначе пространство бы было. Пространство и всё, что есть в мире, – это среднее арифметическое мыслей, идей, желаний и решений всех людей Вселенной. Если представить себе невероятно далёкую пору, когда Вселенной ещё не было, то ты бы увидела вокруг именно это Ничто. В этом ничто ещё не строили Вселенную.

– И сколько таких мест в мире, где не строили Вселенную?

– Не могу сказать, Лиза. В прямом смысле не могу – таких слов нет ни в одном языке мира. Язык создавался, когда люди наблюдали окружающий мир и называли его проявления разными звуками или знаками. Поэтому нет слов, отражающих что-то, что не принадлежит Вселенной.

Ну, можно сказать, что такое место одно, но с таким же успехом можно сказать, что их ни одного либо бесконечное множество. Всё равно это будет не полная правда. Цифры принадлежат только Вселенной, а не её отсутствию.

Лиза попыталась это представить, но у неё не получилось, только голова заболела.

– Потом до конца разберёшься, – засмеялся Ролекс, – чтобы разобраться в чём-то, надо данные иметь, а у тебя их нет.

Но Лиза не сдавалась.

– Не понимаю. Вот я родилась, только жить начала. Я ничего не создавала, а мир вокруг меня уже был.

– Да ты что! – деланно удивился Ролекс, – Только жить начала. В следующий раз, когда тебя спросят, сколько тебе лет, начинай считать миллионы!

– А, – Лиза начинала понимать, – то есть ты хочешь сказать, что в тех книжках, что я читала, была правда, и человек не первую жизнь живёт? Вот оно как… – она, направив взгляд в себя, посидела несколько секунд, ничего не спрашивая.

Вот тут, сказала она себе, начинается главное приключение в моей жизни. Не в тот момент, когда я увидела Ролекса, и не в тот момент, когда мы попали к каким-то Скунсам… Даже не в тот момент, когда я родилась. Значит, вот так.

– На самом деле человек живет единственную жизнь, Лиза, – тихо и задумчиво сказал Ролекс ей, – просто она бесконечна.

Они посидели в молчании.

– А как это – строить Вселенную? Я, наверное, забыла, как это делать.

– Если ты, Лиза, забыла, как строить Вселенную, тебе Нобелевскую премию можно давать. Потому что каждый человек в этой Вселенной только и делает, что строит её – каждый день, каждую секунду. Это в его природе.

Но кстати, – Ролекс оживился и с интересом поглядел на Лизу, – ты в Ничто, а значит, имеешь уникальный шанс почувствовать всё на своем опыте. Сейчас сделай вот что – представь, что там, за окном, есть определённое пространство, или помещение, и в нём что-нибудь находится.

– Что находится? – Лиза не могла никак понять смысл просьбы Ролекса.

– Да неважно.

Лиза повернулась к стеклу и прижалась к нему носом, оставив на практически невидимой поверхности кружочек тумана. За стеклом было Ничто, и Лизу опять начало подташнивать. Она вспомнила, как ещё час назад за стеклом был овраг, где журчал водопадик.

Как ни странно, здесь мысли её работали очень быстро, и картинка водопадика представилась перед лицом Лизы с поразительной чёткостью. Лиза, кажется, даже представила запах воды. Вот травинка – согнулась к земле, а на ней, на остром копьевидном ярко-зелёном конце, висит капля воды, отражая в себе очищенное в ней небо…

Лиза вдруг заметила, что в полуметре перед ней за стеклом Пассионарии что-то есть! Сфокусировав взгляд, она подумала, что спит и видит сон – в пространстве, пустом на миллиарды несуществующих километров, пространстве, которого даже не было, висела травинка. Та самая, Лиза могла поклясться!

Она перевела взгляд на молчащего, ухмыляющегося Ролекса, потом снова на травинку, потом снова на Ролекса, встревоженным взглядом как бы спрашивая, не сошла ли она с ума и видит ли он то же самое.

– Вижу, вижу. Молодец! Немного и долго, но зато сама.

– А что сама? – Лиза не поняла, что произошло, – Я что, силой мысли вытащила эту травинку из нашего мира?

– Да нет, глупая. Та травинка на месте. Ты создала совсем новую травинку. Попробуй ещё, только не напрягай так лоб – он к этому никакого отношения не имеет.

– Я… я забыла, как я это сделала.

– Просто реши, что это там есть, и всё. Человек – хозяин в любой вселенной, а уж в этой-то пустой и подавно.

Лиза снова повернулась к стеклу. Травинка с каплей висела по-прежнему.

– А почему капля не падает?

– А ты что, создала гравитацию? Помни – тут нет вообще ничего, в частности законов физики.

Лиза представила маленький безликий жёлтый шарик и сказала ему – будь там!

Шарик появился!!!

У Лизы перехватило дыхание от восторга. Она, глубоко дыша, обернулась к Ролексу, схватила его за руку, потом, одумавшись, отпустила, и посмотрела на него взглядом, полным огня и энтузиазма. Ролекс ничего не сказал, только улыбнулся и сделал Лизе приглашающий жест рукой в сторону окна – мол, художник, пожалуйте к холсту!

Лиза повернулась к своей части окна. Первым делом она убрала травинку и шарик.

Ролекс наблюдал за Лизиным творчеством. Перед Пассионарией раскинулось огромное поле травы, зелёной и местами почему-то голубой. Потом на нём появились, словно Лиза стряхивала на поле краску с рук, цветы. Сверху появилось небо – голубое, как на Земле, на нём – Солнце, светящее как в летний полдень. Ролекс почувствовал даже тепло от него сквозь стекло Пассионарии, когда лучи обняли кабину.

Лиза увлеклась. Она словно заново училась ходить.

Вот несколько деревьев, берёзок. Они стоят вон там, на холме. Там же мы поместим несколько кустов, а вон там… Лиза подошла поближе к деревьям, и устроила около корней одного водопадик, причём даже без ручья. Сначала он был неподвижным, как стекло, и Лиза собралась построить для него реку, вытекающую из далёкого моря, но вовремя поняла, что в этом мире может существовать всё что угодно, и сделала ручеёк, текущий из ниоткуда. Водопадик ожил!

Оставались штрихи к месту отдыха. Лиза пустила вокруг запах роз, и только собралась сделать несколько птичек, что будут радовать своим пением, как нечаянно обернулась.

Вокруг не было кабины, а в сотне метров от неё, на границе мира, стояло то, что Лиза в нём не создавала, – Пассионария. Лиза посмотрела на себя, и ужас переполнил её – она попала в кошмар. Её самой не было – ног, рук, тела… Лиза смотрела из ниоткуда.

– Ролекс… – жалобно протянула Лиза. Мир вокруг отлетел вниз, превратившись в точку, потом стал увеличиваться всё быстрей и быстрей и ударил Лизу со всей скорости своею массой по голове.

Лиза потеряла сознание.

Проснулась она от того, что Ролекс побрызгал её водичкой. Голова трещала, и Лиза, словно заспанная, еле открыла глаза и приподнялась на кресле. Она, как и прежде, находилась в Пассионарии. Ролекс сидел и жевал красивый оранжевый апельсин, распространяя вокруг восхитительно-едкий цитрусовый запах.

– Ты откуда апельсин взял? – спросила Лиза первое, что пришло в голову. Её мучила жажда.

– Создал, разумеется. Тут же Ничто.

Он создал Лизе апельсин, который тут же материализовался в сантиметре от её ладошек и упал прямо в них. Лиза не удержала апельсин, и он скатился на зелёный коврик под сиденьем.

Минута прошла в молчании – Лиза упивалась апельсином, брызгая соком на Ролекса, сиденье и даже не беспокоясь, насколько по-свински это всё выглядит.

– Что я неправильно сделала? – наконец, покончив с апельсином, прочавкала она.

– Да нет, такое бывает. Ты всего двое суток провалялась без сознания.

– Сколько?! – Лиза аж чуть не подавилась остатками апельсина во рту, – И это ты называешь нормально? Я ж чуть не померла!

– Да нет, нормально всё. Одного парня транспортировали, так он четыре недели провалялся.

– Нормально… – Пробурчала Лиза, устраиваясь поудобнее, – У тебя тут кресла в кровать не раскладываются?

В это же мгновение лизино кресло разложилось в кровать, чем изрядно Лизу напугало. Но теперь стало явно удобнее.

– Кстати – почему мы до сих пор в этом Ничто? Мы можем выбраться?

– Вопрос времени, я перебираю варианты, и они довольно ограничены. Главное – задать правильный вопрос. Но оставь это мне.

– А всё-таки – что произошло? Я начала строить мир, и тут…

– …Мир вдруг сначала отдалился, а потом ударил тебя со всей мочи по голове, – закончил за неё Ролекс.

– Откуда ты знаешь? – Лиза не уставала удивляться предвидению Ролекса. Ещё немного такого знания – и я уже начну не удивляться, а возмущаться, подумала она. Он же обычный парень, ровесник мне, наверное, а учит меня, как младенца. Хотя, наверное, есть чему…

– Давай-ка попробуем строить твой мир снова, но теперь уже со мной.

– Ну, как скажешь, только не убей меня.

Лизин мир, кстати, был за стеклом до сих пор без изменений. Вон тот пригорок, где водопадик журчит, даже отсюда слышно… Функционирует исправно! Здесь я хотела сделать птичек, рассуждала Лиза, снова приблизившись к пригорку, а вот здесь… А что, если я сделаю оленёнка? Это можно? Или это только Бог может?

– А теперь застынь! Сейчас же!

Лиза испугалась и застыла.

– — Хорошо, а теперь не перемещайся и слушай меня, – голос Ролекса раздавался внутри головы Лизы, словно она слушала его по наушникам из маминой радиолы.

Лиза застыла в оцепенении.

– Теперь очень осторожно поверни голову налево и посмотри, что ты видишь, только не пугайся.

Лиза повернулась и увидела маленькое серебристое облачко, что висело в метре от её головы. Оно забавно клубилось и было словно живое, но опасным не казалось. Просто маленькое облачко.

– Что это, Ролекс?

– Это я.

Господи! Только тут до Лизы дошло, что она не в мыслях своих вышла за пределы Пассионарии, чтобы осмотреть и приукрасить владенья свои. Она на самом деле вышла!!!

– Спокойно, Лиза, всё в порядке!

– Ро-олекс… Я что, умерла?.. – пронеслась жалобная мысль в голове Лизы.

– Нет, конечно. Посмотри на меня, это облачко. Это я, рядом с тобой. Успокоилась?

– Ролекс, у меня ног нет… У меня вообще ничего нет…

– Сейчас во всём разберешься сама. Мир свой вокруг себя видишь нормально?

– Да.

– Хорошо. Теперь медленно и ничего не пугаясь, повернись.

– Ой… А как без ног поворачиваться-то?

– Пожелай повернуться.

– Что, вот так вот просто?

– Давай-давай, я с тобой.

Лиза повернулась и снова увидела это.

– Ролекс, я вижу Пассионарию. Дежа вю! Она в двадцати метрах.

– Что ещё? Подожди, я стекло подниму.

Стекло Пассионарии немедленно исчезло. И Лиза увидела.

– Ролекс… Я ничего не понимаю… Я вижу там себя и тебя, мы сидим спокойно. Но Ролекс, я же… Я же здесь? Или я там? И что вообще происходит? Я раздвоилась?

Лиза почти плакала – такое переживание вызывали у неё эти изменения. Она что-то ужасно боялась потерять, до дрожи в руках, так боялась, что с трудом сдерживала себя, чтоб не исчезнуть или… или не ринуться к Пассионарии. Она сама замечала это чувство. Что его вызывает?

– Разве ты в своих книжках не читала про это? Ну же – душа? Бессмертие? Вечный разум?

– А, там было что-то насчёт того, что человек – это сгусток энергии, и он улетает, когда человек умирает. И где этот сгусток энергии? Я же не сгусток энергии? Или сгусток?

– Не сгусток. А теперь подумай хорошенько и скажи – кто ты? Ты та, что сидит в Пассионарии, или та, что сейчас висит со мной?

Лиза замялась. И то, и другое было для неё таким ассоциирующимся с самою собой! У нее было такое ощущение, что скажи она что-то одно – другое будет обесценено и брошено, как ребенок в приюте. А она должна, должна о нём заботиться!

– Всё-таки я – эта, которая сейчас здесь с тобой. Хотя я не представляю, как это – я здесь, а тело там, но я всё же определенно здесь. А я выгляжу так же, как ты – облачком?

– Ты вообще никак не выглядишь. Но можешь выглядеть как угодно. Вот, сейчас ты стала лицом твоего тела. Смешно! Лицо без туловища смотрит на меня в растерянности, как Чеширский кот!

– Чего смеёшься! Ты вот лучше скажи, как это ты там в кабине губами не шевелишь. Я шевелю губами, а ты нет.

– Ну так не шевели! Если ты не заметила, мы вообще не звуками разговариваем.

– Ладно. Жутковато как-то. Мы можем… э… войти обратно в тела?

– Конечно. Просто реши, что ты в теле. Вот и всё.

Лиза и Ролекс «очнулись» в кабине. Нет, это слишком, подумала Лиза. Для одного раза это слишком. Это вообще слишком много для девочки её возраста. Это много для любого человека.

– А если люди так умеют, Ролекс, почему не делают на Земле?

– На Земле… Здесь же пустое место, Лиза. Здесь тебе ничто не мешает. Наш мир, каким мы его знаем, это такая мешанина мечтаний, мыслей и идей, а также решений, сомнений и переживаний, что увидеть свою собственную мысль в ней – всё равно что увидеть одну каплю акварельной краски в растворе, где уже миллиарды таких капель. Ты просто не заметишь изменения цвета.

Ролекс помолчал, глядя куда-то в себя.

– Мы, кстати, готовы к отбытию! Но вообще, Лиза, это очень философские вопросы – те, которые ты задаёшь. Они – это основа жизни, и чем внимательней ты сама посмотришь вокруг, тем больше увидишь. Сама. Это жизнь – её нельзя не увидеть, если посмотреть. Нет в мире ничего непознаваемого. Будешь еще апельсин? Там, куда мы направляемся, возможно, не будет времени не торопясь поесть.

Лиза пожелала гуляш с картофельным пюре в тарелке и получила его – дымящийся и аппетитный. Потом создала ложку.

И пока она наслаждалась едой, Ролекс досказал.

– Самое интересное в этом то, что люди на самом деле сражаются не с материей и энергией. Они полные её господа – в любом месте Вселенной и за её пределами. Они её создали, они её разрушают или изменяют – абсолютно как душа пожелает. Любой человек по природе своей делает так.

Люди сражаются только друг с другом… И не видят этого. Вот создай здесь простенький шарик.

Лиза создала.

– Теперь ты продолжай желать, чтоб он остался, а я буду желать, чтобы он пропал.

В эту секунду шарик стал мерцать, вибрировать, а потом раздался скрежещущий звук. Шарик почернел и, продолжая висеть в воздухе, стал похож на шарообразную горелую корочку чёрного хлеба. От него даже запах соответствующий по кабине пошёл. Лиза поморщилась.

– Ну вот. Мы создали здесь маленький райский уголок нашей родины – Земли. Потому что это происходило на ней всегда – даже в самых дальних её уголках, – и это происходит сейчас. И, к сожалению, собирается происходить и дальше, пока мы с этим что-то не сделаем, – Ролекс вздохнул.

– А теперь – в путь.

Вид за окном Пассионарии исчез.

Глава 6

Ролекс и Лиза шли по широкому светлому коридору, сопровождаемые четырьмя людьми в зелёной военной форме. Их сопровождали улыбки техников, крутившихся около пультов с мониторами, стоящими вдоль стен, и странный запах зелёных яблок – откуда он взялся здесь?

Весь базовый комплекс уже, как светлый лучик, облетела радостная весть о возвращении Ролекса и Ментора, и комсостав специально выходил из глухих дверей кабинетов в коридор, чтобы увидеть этого легендарного человека. Заходили обратно они с тихой улыбкой – Лиза и вправду разрушала миф об исполине двухметрового роста в чёрном плаще, попирающего своими ногами Вселенные и одним взглядом сжигающего врагов дотла.

В людей вернулась жизнь! Работа комплекса шла веселее, силы брались из ниоткуда просто от осознания небезнадёжности своего положения и очевидности прогресса. «Ментор с нами!» – это звучало как отпущение грехов.

Наконец, после блуждания по почти одинаковым белым коридорам военные ввели Ролекса и Лизу в большой зал и удалились. Зал был прекрасен! Его стены были такими же белыми, как и коридоры, но со слегка заметным тёмным орнаментом, а сверху…

Сверху вместо потолка, радиусом около двадцати метров, парил невесомо-прозрачный сферообразный купол, за которым царил космос – яркие, как алмазы звёзды в неизвестных Лизе созвездиях, и две планеты – красноватая и зеленоватая, почти одинаковые по размерам. Они так объёмно вырисовывались, что Лизе показалось, что она стоит вниз головой и вот-вот на них упадёт.

В центре зала стояли пара диванов и огромный, пару метров длиной, монитор.

И последнее, что заметила Лиза в этом смешении впечатлений, – это были люди. Несколько. Один из них, немолодой, но бодрый мужчина в полностью чёрном, похожем на спортивный костюме без знаков отличия, с седыми волосами и баками, подошёл к Лизе и поздоровался, приложив руку к сердцу и слегка поклонившись. Лиза тоже машинально слегка поклонилась – её ум пока ещё занимал купол.

– Меня зовут Амин, коммандер Амин. Я являюсь главой Леммингов в этом секторе Туманности. Это, – показал он на также вставшего с дивана человека, – Макс Нильгано, мой заместитель и командующий обороной.

Заметив, что Лиза как-то странно посмотрела на Макса, он пояснил:

– Макс – не человек. Он из расы лексготтов, живущей по другую сторону от центра Млечного Пути.

Макс и правда был странный. Лиза даже сперва не совсем определила, что не так. (У лексготтов тело несколько ниже и толще, чем у землян, и рот более смещён вниз, из-за чего подбородок очень маленький.) Тем не менее, она осторожно поклонилась и ему.

– Можно просто Макс! – улыбнулся своим лексготтовским ртом Макс.

– Ну, с Павлом Скороходовым вы уже знакомы. А Ваше имя – Лиза, я не ошибся?

– Лютикова Елизавета Петровна.

Коммандер предложил всем присесть, и Лиза обнаружила, что диваны не такие уж и мягкие – скорее, они предназначены для работы. В белые толстые подлокотники вмонтированы панели управления с кнопками и красной и зелёной индикацией.

– Хорошо. Тебе нужны сон или еда? Что-то ещё?

– Нет, мы поели с Ролексом, спасибо, – Лиза не знала, как себя правильно вести, и робела, а потому решила просто вести себя очень церемонно и не болтать попусту, – Но… почему на меня все так смотрят, словно они со мной знакомы? Я вообще не понимаю происходящего – почему сюда привезли именно меня, зачем? Я же просто девочка.

Коммандер улыбнулся в усы.

– Лиза, ты вскоре сама всё увидишь, как я надеюсь. А если не увидишь, то… тогда дело плохо. Но я оптимистичен – слишком много невозможного сделано, чтобы оставшееся не получилось, – он снова улыбнулся.

– Тогда вопрос. Кто такие Лемминги и Скунсы? Я уже поняла, что не животные.

– Ну, две минуты у нас на это есть. Ты знаешь, что человек является… э… существом, отдельным от тела?

– О, уже да… – Лиза энергично покачала головой и подёргала волосы. Это понимание переполняло её доверху.

– Ну вот. У человека как такового есть какие-то умения, довольно широкого… очень широкого охвата, в сравнении с которыми возможности его тела – это возможности инфузории в сравнении с… даже не знаю с чем.

Видно было, что рассказ о таких простых вещах давался коммандеру с трудом.

– Человек потенциально может создавать и разрушать вселенные. В отличие от развития технологий, что циклично вырастают до пика, а затем падают до нуля, способности существа как такового… уменьшаются непрерывно в течение миллиардов лет.

Коммандер внимательно посмотрел на Лизу, чтобы удостовериться, что смысл его «миллиардов» доходит до неё.

– Лемминги – существа, в людских телах и не только, которые стараются предотвратить падение всего сущего. Скунсы – существа, которым по разным причинам всё равно. Они не плохие, разве что небольшая их часть. Просто уровень осознания причинно-следственных связей между различными частями жизни не даёт им посмотреть на свою жизнь с точки зрения более продолжительных отрезков времени. Под более продолжительными отрезками времени я понимаю «больше, чем одна жизнь человеческого тела». Мы, – он обвёл рукой присутствующих, – Лемминги.

Лиза кивнула и, подумав, твёрдо сказала:

– Я – тоже Лемминг.

Коммандер Амин и Нильгано расхохотались, весело и громко, коммандер даже похлопывал себя по бедрам ладонями. Отсмеявшись и вытерев слёзы, он объяснил:

– Тут уж никаких сомнений нет. Лемминг. Абсолютно.

– Хорошо… – Лиза немного потупилась, сложила лодочкой руки между коленей и, словно совершила что-то ужасное, тихо спросила: – А у вас тут дамская комната есть? Мне причесаться нужно.

Тут уж не удержался и Ролекс.

Сил Лизы хватило только на то, чтобы причесаться. Вернувшись, она мгновенно заснула на неудобном диване, положив ладонь под щёку (видимо, беспамятство на борту «Пассионарии» не только не придало ей сил, а и истощило их), и в последующие двенадцать часов ни один сон не смог пробиться в её взбудораженный событиями ум.

– Приступим к делу, – сказал коммандер, когда все формальности были улажены и выспавшаяся на месяц вперёд Лиза была готова, – У нас есть прибор, который помогает человеку вспоминать, что было раньше.

Он указал на аппарат, похожий на игральный автомат «Морской бой», в который Лиза с детства любила играть за пятнадцать копеек. В нём была такая же чёрная резиновая маска, к которой нужно было прикладывать свое лицо, но рукояток не было, а было удобное кресло с подлокотниками, на которых блестели металлические пластинки.

– Это безопасно, – сказал коммандер, чем вызвал у Лизы смешок. Она ещё помнила про безопасность перелёта на базу, которую ей обещал Ролекс, и про то, что случилось потом.

Но в кресло всё-таки села. Оно оказалось удобным, только пластинки немного холодили руки.

– Самое главное, Лиза, чтобы ты вспомнила. Для этого тебе надо приложить руки к пластинкам и смотреть в раструб, а мне – включить прибор. Ты готова?

– Ну, наверное. Только что вспоминать? – Лиза недоумённо пожала плечами.

– Прошлое… – многозначительно, но непонятно ответил коммандер. Он с Нильгано и Ролексом присели за свой диван, и Нильгано начал что-то настраивать на клавиатуре, – Кстати, в любой момент ты можешь оторвать руки от пластин, и работа прибора остановится.

– Хорошо. Я, наверное, готова.

Ролекс подошёл, потрепал по плечу для уверенности, подмигнул, а затем сдвинул маску, которая крепилась на каких-то шарнирах, и прижал её к Лизиному лицу. Затылок упёрся в спинку кресла. В маске была темнота.

– Ну что ж – включаю!!! – раздался голос Нильгано, и началось что-то, что Лиза потом не забудет до конца своих дней.

В маске темнота как была, так и осталась. Лиза почувствовала лёгкую вибрацию пластинок, и вибрация стала каким-то необьяснимым образом поглощать её миллиметр за миллиметром – сначала кончики пальцев, потом все ладони, потом дошла до запястий и направилась к локтям.

В ладони вдруг начал проникать какой-то настойчивый поток – словно веточки молодого побега стали вырастать из пластинок и, затейливо ветвясь, по венам проникали всё дальше и дальше – к Лизиной голове.

Ощущение не было неприятным, но Лиза немного испугалась и убрала руки с пластинок. Ощущение мгновенно прекратилось. Лиза подумала и поставила руки обратно. Ощущение почти сразу выросло до прежнего уровня! Ещё несколько секунд росточки пробивались к Лизиным глазам, а потом она перестала видеть темноту.

Перед глазами Лизы появились картинки. Сначала смазанные, потом всё более и более чёткие, они показывали Лизе сцены, которые показались ей знакомыми – там были знакомые дома и лица, но что-то странное было в их чередовании.

У себя в голове Лиза слышала сопутствующие им звуки и даже чувствовала некоторые ощущения. Например, когда промелькнула собака, которая умерла у Лизы два года назад, словно кто-то на секунду впихнул в Лизу ощущение горя. Именно впихнул, так как Лиза уже давно не ощущала ничего похожего в отношении её смерти. Когда картинка сменилась, ощущение горя мгновенно ушло, оставив после себя слезинку на маске.

Через минуту Лиза поняла, в чём дело, – картинки чередовались в строго обратном хронологическом порядке, даже движения людей (они были очень быстрыми, но их можно было заметить в отдельных случаях) были обратными. Машина словно тащила сознание Лизы назад, всё дальше и дальше. Лиза увлеклась – многие воспоминания она считала безвозвратно утерянными.

– Лиза, скорей иди домой! Уже…

Картинки начальной школы, старые подружки, давно переехавшие в другие районы города и в другие школы…

– Мама, опять мама… Улыбается… – Лиза невольно проговаривала вслух то, что видела., – Ой, папа! Это же мне два года, не больше!

Несколько глубоких вздохов, руки на пластинках сжались в кулак, потом разжались.

– Снова мама, белый потолок… Эй, ты что делаешь?! Ну-ка, ну-ка! (С возмущением.)

Лиза ощущала себя Ливингстоном, пробивающим себе путь к Замбези, Колумбом, силой своей воли ведущим корабль памяти к одному ему известной цели.

– Девочка! Держите, мамаша, – и собственный рёв сладким щебетом прозвенел в её новой памяти. Потом шлепок по заду, резкая боль в районе живота (Лиза немного ощущала её даже сейчас), голоса врачей, движение холодного воздуха… и огромное, огромное чувство потери. Лиза даже прослезилась, сама не желая того. Тепло и тишина.

Ну вот, тут меня ещё не было. И куда теперь машина меня… – не успела додумать Лиза, как её качнуло и чуть не выбросило из кресла. Вспышка сознания и голоса… Откуда эти голоса? Почему темно?

– Петь, давай не сегодня, а? У меня…

– Могла бы и подготовиться! Всегда так, я уже прихожу, а ты… Стерва! (Удар! Лиза снова покачнулась от неожиданности.)

– Петя, ты что делаешь, восьмой месяц, нельзя же так…

– Убью, тварь!

Удар, удар, вой мамы, конечно, мамы, папа… Папа, как же ты… Эти воспоминания почему-то прокатывались перед Лизой не в обратном направлении. Но – снова некогда думать, Лиза была потрясена до глубины души происходящим.

Она почувствовала, что её снова несёт, постоянно несёт вглубь, не останавливая ни на чём, кроме каких-то, видимо, особенных моментов её памяти. Да, её собственной памяти! «Неужели родители не знали, что я всё чувствую… Я была уже живая. Господи, неужели они это не чувствуют?»

Её несло снова, немного толчками, будто машина пропихивала её сквозь не слишком широкую нору, в которой Лиза в некоторых местах застревала. Жизнь до рождения! Так вот откуда начинается жизнь! Я что, прямо до… этого дойду?

Лиза вспоминала около десяти минут. Здесь, в периоде перед рождением, ей приходилось иногда чуть ли не выскакивать из кресла от волнения. Еще бы! Половина родителей, если бы они узнали, что их дети вспомнили говоримое и делаемое во время беременности, предпочли бы умереть на месте! Изредка на Лизином лице отражался румянец смущения, быстро сменявшийся, однако, мертвенной бледностью. То, что она слышала, – комментировать вслух не решалась. Но кто решил, что от жизненных невзгод лучше б спрятаться в живот? Лиза подумала, что это очень недалёкая мысль.

И когда Лиза решила, в конце десятой минуты, что её больше никогда ничего не удивит, машина зачем-то повернула назад и стала как бы (это личные ощущения Лизы, будем считать их истинными) подчищать эту область до рождения. Лиза вспоминала всё новые и новые подробности, вспоминала отдельные голоса и звуки, начинала вспоминать ощущения тела и отметила одну интересную особенность: да, она была живая, но… Лиза не могла вспомнить ни одной мысли или разумного желания того периода перед рождением.

Через две минуты память блестела, сверкала перед Лизой, как свеженачищеный мастикой пол. Деятельность машины поутихла. «Да, за такое некоторые отдали бы полжизни», – подумала Лиза и собралась убрать руки с этих металлических зеркалец, пойти поблагодарить коммандера, Ролекса и других.

Но не получилось.

Лизу снова вжало в кресло.

Машина, разгоняясь и толкая Лизу, создавала чуть ли не действительное ощущение инерции – настолько реальным стало для девушки движение по линии собственной памяти. За окном промелькнули несколько деревьев у дороги, несколько воспоминаний за доли секунды вспыхнули в уме, и машина пронесла Лизу от зачатия до рождения за пару секунд, затем ударила по тормозам, оставив чёрный дымящийся след на асфальте, и развернулась в обратную сторону, по инерции залетев на месяц после рождения.

Лизу чуть не вырвало из кресла, а машина, направив свой капот в сторону начала жизни, выровнялась и ударила теперь уже по газам. Лизу снова вжало в кресло. Машина, разогнавшись до сотни за две секунды, влетела в рождение, как в стену кирпичей, и… Лизу выбросило в другое измерение.

Лиза выпала из кресла, упала на колени, и несколько секунд её тошнило на блистающие белизной матовые плитки пола.

Макс Нильгано в эти последние минуты тоже не очень-то понимал, что происходит.

Как только Лиза села за прибор и ушла в мир грёз, вдруг негромко взвыла сирена: боевая тревога! Нильгано с коммандером бросились в командный центр, приказав Ролексу оставаться с Ментором.

В командном центре уже на местах были несколько десятков техников, стучащих по клавиатурам в надежде добыть дополнительные данные. Что было несомненно – так это то, что около двух сотен Скунсовских кораблей решили вдруг в едином порыве наброситься на базу. На поверхности базы слышались глухие разрывы ракет, иногда, при особо удачном попадании, людей в центре встряхивало, что, впрочем, их особо не волновало.

Ролекс наблюдал за битвой через тот самый стеклянный купол, напряжённо сидя на кромке дивана. Видно, в бой пускалось любое оружие – наряду с лазерными лучами белого цвета, перекрещивающимися и изредка выбивающими из какого-нибудь корабля искры, применялись самонаводящиеся ракеты, нацеленные на какое-то конкретное помещение станции, но при приближении безжалостно уничтожающиеся защитным полем. По куполу бликами пробегали то быстрые, как молнии, отблески лазеров, то красное зарево взрывов, отразившихся из-за горизонта.

Корабли Скунсов, невероятно похожие на корабли Черной Звезды из «Звёздных Войн», летали в основном группами по пять-десять единиц, а одиночные истребители Леммингов, которые легко можно было отличить по тактике одиночного маневрирования, составляли такие немыслимые узоры на звёздном небе, что Ролексу надоело смотреть на баталию. Он снова стал наблюдать, как бы чего не случилось с Лизой, корчившейся на кресле, словно оно было электрическим стулом, но рук не отпускавшей.

Но один вопрос преследовал Ролекса по той причине, что он знал техническое устройство станции и Скунсовские корабли (пребывание у Скунсов имело свои плоды). Они же прекрасно знают, что не смогут пробить оборону станции. Зачем нападают, принося себе столь ненужные потери?

Нильгано, носясь от одного техника к другому в командном центре, задавал себе тот же вопрос. Бой был какой-то странный – он собирался заканчиваться, ещё толком не начавшись.

Две дивизии кораблей Леммингов атаковали в течение трёх минут Скунсовские бипланы. (Лемминги называли бипланами корабли Скунсов, имеющие четыре плоскости, похожие на плоскости бипланов начала 20-го века Земли, однако эти плоскости использовались не для полета, а для отдаления орудийных установок от корпуса корабля. Плоскости расходились друг от друга, не будучи параллельными, и на законцовках имели разного рода оружие.) Бипланы же не атаковали, а только изредка поражали станцию безрезультатным огнём и дразнили Леммингов синими огоньками в соплах двигателей.

– Коммандер, послушайте, здесь что-то не так! Зачем они нападают на нас? Им же прекрасно известно, что они не пробьют оборону станции, даже если мы вообще перестанем обороняться!

– Не торопись с выводами, Макс. Данные об оружии Скунсов у нас трёхлетней давности, и что если…

– Сэр! Они бы уже давно применили это оружие!

Коммандер посмотрел на него, обдумывая какую-то мысль, и закончил:

– Если бы только это были пушки или лазеры. Они стараются отвлечь нас от чего-то, Нильгано, ты это хочешь сказать.

– Это, сэр. И тем более это, так как у нас именно сейчас в комнате с куполом сидит Ментор. Кстати, предположу, что операция с Алигаме – с других баз без спейсера они не долетят, а возмущений от спейсера зерегистрировано не было.

– Вот тут ты прав, Макс, – коммандер откинулся в своём командирском чёрном кресле и сразу же подозвал старшего по внутренней безопасности, дежурившего в углу центра на небольшом стульчике.

– Прочесать всю станцию в поисках… – коммандер секунду подумал, – чего-то необычного. Странные отверстия, незнакомые люди в незнакомой форме. Подозрительное поведение, не присущие обстановке предметы. Доклады мне каждые десять минут.

Дежурный козырнул и выбежал, а коммандер посмотрел на Нильгано.

– Макс, одному тебе могу доверить – возьми несколько надёжных людей, посторожи Ментора на всякий случай. Можешь?

– С удовольствием, коммандер, – откликнулся Макс, надевая форменный пиджак, снятый и наброшенный на спинку крутящегося кресла в суете, – Это моя прямая обязанность. И моё прямое желание.

После чего выбежал, по пути собрав пару человек, устремившихся за ним.

Находка произошла удивительно скоро.

В это время Лиза с трудом, опираясь на руку, встала с пола со слегка кружащейся головой. Вытерев рот, она пригладила рукой непослушные волосы, словно никогда и не бывавшие в причёске.

– Лиза.

Лиза вздрогнула. Ролекс стоял около неё и подавал платок и стакан воды. Лиза слабо кивнула в знак благодарности и осторожно отпила, но волнение выдавало себя стуком зубов о стакан.

– Холодно, – Лиза и вправду ощущала какой-то сквозняк. Она помотала головой, но мурашки и ощущение невыспанности не пропадало.

– Лиза, послушай, сейчас не время отдыхать. Докуда довела тебя машина?

Ролекс повел её к креслу, но Лиза видеть больше не могла эту чёрную кожу с искусственным запахом. Она нервно вырвала руку Ролекса, подошла к дивану и плюхнулась с краю на подлокотник рядом с панелью управления.

– Ролекс… Это было невероятно, неужели человек может вспомнить, как мать качала его в двухлетнем возрасте? Как мама делала попытку… – Она не могла выговорить слово и немного сморщилась, – Попытку… избавиться от меня в животе? Как это может быть?.. Что там?

Последнее относилось к лёгким сотрясениям купола и отблескам последних вспышек лазеров.

– Там бой, Лиза. Он почти закончился, но у нас всё равно нет времени. Нужно продолжить работу с машиной.

– Ролекс, господи, дай отдохнуть. Я же всегда помогала тебе, теперь ты пойми – я еле на ногах стою. Там всё равно нечего больше вспоминать, – она прилегла на краешек дивана и прикрыла глаза, но почувствовала несильное, хотя и требовательное прикосновение Ролекса.

– Вставай, Лиза.

В комнату вбежали солдаты во главе с Нильгано. Тот мгновенно оглядел комнату, расставил солдат по углам, а сам подошел к Ролексу с вопросом во взгляде.

– Всё в порядке, сэр. Лиза пока ещё… Лиза, а не Ментор. Она устала.

И видя, что Макс ждёт дополнительной информации, устало махнул рукой.

– Пока до зачатия.

Тут и Макс повернулся к Лизе и, несмотря на её слабые протесты, вместе с Ролексом довел её до кресла. Лиза упала в кресло и жалостливым взглядом посмотрела на Макса с Ролексом, но их взгляд, ничего, кроме решимости, не выражал. Сочувствие, никакой угрозы, но – жёсткое намерение. Лиза вздохнула и положила руки на зеркальца. Знакомое ощущение нежных ростков в венах вернулось мгновенно.

Муть. Какая-то муть перед глазами. Словно белое молоко разлилось поверх глаз и мешает смотреть. Вместе с тем, однако же, – лёгкость и невесомость членов тела. Лиза почувствовала себя как воздушный шарик с гелием, болтающийся под потолком и поворачивающийся под порывами сквозняка то одним, то другим расписным боком к свету.

Однако же ясность зрения начинала приходить, а вместе с ней – звуки. Лиза обнаружила себя стоящей на какой-то лесенке под потолком палаты, очевидно, родильной. Внизу бродили врачи в белых халатах. Секунда потребовалась, чтобы узнать в женщине, лежащей в родильном кресле, свою мать, помолодевшую на пятнадцать лет, ещё без седины в волосах. Мать была накрыта простынёй и, очевидно, рожала ребенка.

«Что за фантастика?» – подумала Лиза, – «Я же единственный ребенок в семье».

В следующую секунду Лиза поняла, что никакой лесенки под ней нет, и она – она! – парит в воздухе. Это Лизу не слишком-то удивило – ей вспомнилось её летание в Ничто.

Но тут Лиза заметила, что она не одна. Несколько личностей, пять или шесть, не слишком враждебных, но и не добрых, стояли под потолком, невидимые обычным зрением. Лиза хорошо понимала в силу своего состояния – они её сторожат. Странно – Лиза мыслила словно человек, но не ощущала таких мыслей в стражах. В них теплилась жизнь и твёрдое желание не упустить Лизу в сторону, но они для Лизы были похожи скорей на собак или даже деревья – примерно так по интеллектуальному уровню.

И, как толчок, пришла запоздалая мысль – это же меня рожают! Но разве я не лежу у мамы в животе? Ведь я же чувствовала, думала, когда машина водила меня через жизнь в утробе… Но тут же Лиза отвлеклась – ей было не до того.

В палате врачи засуетились сильнее обычного, из-под простыни на ногах мамы, куда головой залез один врач, раздались обычные «Тужьтесь, мамочка, тужьтесь!», и сначала в тишине, а потом с громогласным рёвом в мир на руках врача выплыл ребёнок, весь в какой-то белой смазке и пятнах. Тошнотворный запах разлившейся крови достиг даже Лизы.

Я родилась, подумала Лиза. Но это тело младенца какое-то нереальное, словно чужое или взятое напрокат. Я что, украла его? Но нет, видимо меня просто впихнули в него без воли, пришло вдруг понимание.

Врач внизу взял ребёнка за ноги («Изверг!»), ощутимо стукнул по попе незнамо зачем, а другой врач острым скальпелем перерезал пуповину. Рождение свершилось.

Но Лиза снова почувствовала, что машина тянет её вглубь. Палата начала медленно удаляться, и Лиза почувствовала, что её втягивает по какой-то узкой трубе вверх, понимая при этом, что на самом деле тогда её по этой трубе спускали. Тошнота. На мгновение мелькнул город, всасывание ускорилось, и следующей картинкой Лизы было какое-то помещение, толком которое она не смогла разглядеть. Ворох картинок памяти замелькал перед глазами, словно перед Лизой пролистывали чужую жизнь, как тетрадь, очень быстро, одну страницу за другой. Перед глазами проскальзывали разряды молний, вызывающие конвульсивные дёрганья ее несуществующего тела.

– Что со мной делают?.. – пришла мысль, – Я умираю…

Лиза чувствовала сильную тошноту, её сознание почти угасло. Боли не было, но чувствовалось сильное отупение мысли и эмоций. Молнии проскальзывали сквозь Лизино сознание, нанося вред её памяти, которой она ещё не помнила. Ощущение было отвратительное, не сравнимое ни с чем на Земле, и при этом Лиза не могла убраться оттуда.

В глубине сознания мелькнула мысль – убрать руки с зеркалец.

Но сразу же другая – нет… Это надо пройти до конца. И снова – обработка в стиральной машине, тошнота, молнии, тупость, головокружение, выжигание того, что Лиза с недавнего времени начала считать собой.

И в один момент это прекратилось. Лизу выбросило из круговорота картинок, она на мгновение увидела какую-то камеру с молниями уже по краям, а потом – чёткая картинка.

Лиза стояла в окружении шестерых людей, направивших на неё странные орудия, похожие на детские пистолеты с раструбом в конце дула. Из раструбов лились разноцветные молнии, а Лиза…

«Но я не Лиза». Чёткая память возвращалась. «Господи, как я мог так влипнуть, да еще в женское тело. Впрочем… Я сделал в нём не так мало, будем уважать. Так это была ловушка!»

И в этот момент память, вся память веков свалилась на Ментора, как тяжёлый пятидесятикилограммовый мешок песка на голову. Это было слишком, слишком много сразу. Он глубоко вздохнул, глаза его закатились, руки упали с зеркалец, и неформальный правитель Леммингов, почти бездыханный, взмахнув тонкими слабыми руками и гривой волос, снова выпал из кресла на пол.

Ролекс и Нильгано, следившие с дивана за процессом, вскочили и подбежали к Ментору. Они встали на колени около него, и Ролекс плеснул Ментору на лицо из стакана водой.

Тот медленно очнулся. И мутный всё еще взгляд, которым он оглядел окружение, был уже не тот. В нём, даже в полуотключенном состоянии, светился разум, понимание и мудрость. Взгляд старый, но… молодой! Через пару секунд, кроме усталости и боли, в нём загорелся огонек энтузиазма – вечного спутника Ментора.

– Лиза?.. – Осторожно спросил Ролекс, вглядываясь в глаза.

– Ментор?.. – с надеждой спросил Нильгано, глубоко дыша от волнения.

Ментор с трудом, но самостоятельно встал и властным жестом отстранил от себя Макса и Ролекса.

– Макс, коммандер на месте? Сюда его.

– Да, сэр! – Нильгано оторопел от такого тона разговора. Слышать это от… Лизы было более чем странно. Но приказ Нильгано выполнил.

Коммандер пришёл через полминуты, запыхавшись от быстрой ходьбы и радости. Он подошёл к Лизе, и та обняла его.

– Ну что, старый ковбой, ты ещё с нами? Сколько не виделись? Семнадцать лет? Восемнадцать?

Седой крепкий старик и девочка в крепких мужских объятиях со слезами на глазах стояли посреди зала, под куполом, и казалось, что сила жизни била прямо вверх, на Вселенную с её миллиардами звёзд.

Глава 7

Алигаме. Пятая планета звезды Магнезис в галактике с невыразительным земным названием NGS 205, она была некогда туристической зоной – прекрасное зелёное небо и немного отличающаяся по оттенку трава, деревья в аккуратных рощицах и мягкий климат, позволяющий людской и лексготтовской расам понежиться без забот в лучах старого доброго Магнезиса. Кстати, именно её виды наблюдал Ролекс в старом рекламном журнале, живя в подсобке на земной базе Скунсов. Свежий морской воздух зарубцовывал раны тела и успокаивал нервы, даря надежду на будущее и внося уверенность в разгорячённые умы.

Впрочем, на трансгалактических картах знающих людей галактику давно уже звали Лаской.

В последние шестьдесят лет, однако, воздух был уже не так чист – жёлтая пыль Скунсовских полигонов висела на горизонте тяжёлыми тучами, напоминая о войне. Галактика, лакомый кусочек для Скунсов из-за непосредственной близости к своей гигантской соседке Андромеде, материнской галактике Леммингов, в кровопролитных боях была завоёвана. И стала мигренью: для Леммингов иметь врага на Ласке было всё равно, что иметь его в собственном кармане.

За пару дней до событий на базе Леммингов С. С. Розенбеккер, полковник скунсовской пехоты, проходил перед строем. Солнце светило ярко и не предрасполагало к работе, нагревая фуражку до температуры плавления. Однако полковнику было не до того.

Он наполовину грозно, наполовину удовлетворённо прохаживался перед строем уже в пятый раз. Его глаза бегали, перебирая солдатские тела, как клавиши рояля, но взгляду не на чем было остановиться – солдаты были одинаковыми, как две капли воды.

«Великий Волк это оценит…» – с чувством безопасности в душе подумал Розенбеккер, заложив руки за спину, – «Такая честь… Такая удача. Увидеть Великого Волка – это уже предел мечтаний солдата, а если ещё и поговорить с ним… Впрочем, о чём с ним говорить?»

Полковник посмотрел колючим взглядом куда-то в вышину, и только на такой приятной ноте собрался приказать распустить строй в казармы зубрить «Устав Стаи», как в дальнем конце услышал еле заметный чих. Соседи провинившегося солдата мгновенно вытолкали его из строя, как и полагалось по Уставу, и он стоял, одинокий, озираясь и дрожа, словно от холода.

Розенбеккер молнией появился рядом, навис над ним, став багровым, и рявкнул, завершив фразу злым шипением, как его и обучали:

– Имя, звание, воинский номер.

– Р-рабиз. С. М. Э-э… – Солдат не успел закончить, как полковник залепил ему такой удар под дых, что бедняга чуть не упал.

– Молчать!!! В глаза смотреть, отребье!

Солдат побледнел, как смерть, преданно посмотрел полковнику в глаза и попытался встать смирно, но после такого удара ему это не удалось. Полковник рявкнул еще раз.

– Капитан!

Капитан браво и с энтузиазмом выскочил из начала строя и оттарабанил:

– Капитан Сталевски Б. И., пехота Стаи, 479—336557!

– Этого на твоё усмотрение. Распустить строй.

– Есть!

Под вопли истязаемого солдата полковник удалился в свои апартаменты, сел за стол, налил себе местного виски, и, не выпив, уставился в одну точку. «Надо не провалить… Когда Великий Волк прибыл в галактику Ласки, был праздник его почитания, а сейчас – конкретная, моя планета! Ментор, схваченный и засунутый в тюремное тело в каком-то пыльном углу Млечки… Это – сила! Только бы не опростоволоситься! Всю жизнь себе не прощу».

Он залпом опрокинул в себя стакан и налил себе ещё.

На следующий день войска были построены засветло. По всему полигону почти до горизонта стояли полки пехоты такими ровными рядами, что казались нарисованными гигантским карандашом по линейке серыми тенями. Сбоку стояли сотни единиц бипланов и другой техники, снабжённой как спейсерами, так и простыми атомными двигателями для переброски пехоты на соседние звёзды.

Демонстрация была внушительной. В восемь утра была объявлена боевая готовность – на девять намечалось прибытие Великого Волка. Солнце освещало косым утренним светом прямоугольники войск и немногочисленные точки пробегавших между ними посыльных, более не находя на Алигаме никакого движения. Была полная тишина.

Вместе с тем по базе бегали плохие слухи о том, что Ментор бежал и вернулся. И что предвещает визит Великого Волка – новую войну, награждение или ссылку на каторжные работы, – не знал никто.

Корабль Великого Волка появился внезапно, виртуозно выйдя в пространство у самой поверхности в сотне метров от ворот базы, располагавшейся на некотором возвышении над полигоном. Из него, практически безо всякой охраны и в простом мундире полковника, даже без регалий, в сопровождении двух человек в чёрном вышел тот, кого боялись несколько галактик, – и свои, и чужие. Человек постоял несколько секунд, посмотрев на свои легионы, и пошагал к штабу.

Его только заметили. Генералы различных частей, в сумятице спотыкаясь и толкая друг друга, поспешили наперерез Верховному, чтобы поблагодарить его за приезд и отметиться. Но не успели – Великий Волк вошёл в штаб, где сидели высшие чины планеты, а два человека в чёрном молча встали у входа и так же молча подняли оружие на приближающихся генералов. Разумеется, было понятно, что вход закрыт.

Великий Волк вышел через двадцать минут. Не говоря ни слова, он прошёл обратно к кораблю в сопровождении людей в чёрном, не подпускавших никого в радиусе десяти метров, и вошёл в его внезапно открывшийся люк. Люк закрылся и корабль стартовал, контузив нескольких не успевших отбежать от корпуса желтопогонников.

Так буднично и без помпы прошёл визит Великого Волка. Генералы ещё целый час не могли поверить, что это всё. Казалось – сейчас он вернётся, прикажет организовать торжественный обед, к которому повара базы начали готовиться, как только был объявлен приезд Верховного. Пригласит к себе генералов и расспросит их о нелёгкой, но верной службе на благо Стаи… Побродили, поворчали, и один за одним стали распускать построения. Настроение было ни к чёрту.

Начали ползти слухи о разговоре Волка с начальниками секторов, но расшириться они не успели. Через два часа в кратчайшие сроки была подготовлена секретная даже для самой планеты операция.

А на базе коммандера Амина был объявлен большой сбор – для укрепления боевого духа и оглашения последних новостей.

Зал, стилизованный под старину, с балконами и светильниками, выполненными под люстры, вмещал в себя только две тысячи человек. Судя по техникам, однако, чуть ли не висящим на этих самых люстрах, все пять тысяч базы были здесь. Народ – кто в белых халатах лаборантов, кто в серых комбинезонах техников, кто в офицерских мундирах – толпился и ожидал выхода Ментора.

Наконец, сцена осветилась, и на сцену вышла Лиза. Шум мгновенно прекратился, но оваций не произошло, только несколько хлопков, в замешательстве утихших через несколько секунд.

Лиза предвидела это. Она подняла руку в приветствии.

– Дорогие товарищи по сопротивлению!

Она умолкла на секунду, а потом продолжила совсем другим тоном.

– Напряжения, которое я чувствую в зале, запросто хватит для защиты станции на год вперед, – она улыбнулась и расслабилась, – Ладно.

Вы видите перед собой тело девочки с несерьёзными веснушками, летним платьицем и всем остальным, к чему в нашем обществе принято относиться как к легкомысленному или не внушающему доверия.

Но моя память вернулась ко мне, я сам вернулся, и, чувствую, мне придётся доказывать вам, что перед вами человек, что когда-то вёл вас в бой.

Хочу сразу оговориться. Семнадцать лет я прожил на Земле, этой малозначительной планете на просторах территории Скунсов. Но она стала мне крышей над головой, её воздух и города кормили мою плоть и давали успокоение, люди помогали понять мир, а Солнце давало тепло – планета была моим домом. Дом, где я родился в моем предыдущем воплощении, которое вы все так хорошо знали, – рослый мужчина с чёрными волосами, – был неподалеку от Тау Кита, в той же галактике, что и Земля, чуть ли не по соседству. Но что мне считать домом? Что бы вы делали на моём месте?

В зале стояла гробовая тишина.

– И ещё более интересный вопрос – что мне считать своим телом? Я думал – или думала – над этим со вчерашнего дня. Того тела больше нет, как нет и сотен предыдущих тел. И я решила довериться моей интуиции, так как логика никакого выхода не подсказывала. И что бы вы думали?

Я заметила, что продолжаю говорить о себе в женском роде. Я комфортно чувствую себя в этом теле. Мне кажется, что это я – та, что вела сражение против Скунсов в течение пятидесяти последних лет. Мне хочется уложить мои волосы в причёску. У меня есть чисто женские потребности, которые кажутся мне соответствующими правилам приличия.

Я девушка. Да, у меня остались те же цели, знания, те же силы и намерения, что и в прошлом теле. И они крепнут! Но я девушка! И поэтому…

Лиза сделала глубокий вздох и мысленно зажмурила глаза – что последует за ее словами?

– Поэтому меня зовут не Ментор. Зовите меня Лиза. Или Елизавета. Или Елизавета Петровна Лютикова. Мне было бы обидно, если бы мой вклад в общее дело приписали моему прежнему телу, а не мне.

Несколько мгновений зал молчал, а потом без слов встал и начал аплодировать – сначала механически, а потом всё с большим и большим энтузиазмом, – пока из неритмичного шума не стал ритмичным и настолько интенсивным, что, как потом рассказывали, на одной из стен в штукатурке появилась трещина. Лиза смотрела вперёд, на соратников, и видела радость, согласие и понимание.

Несколько минут Лиза не могла усадить зал. Наконец, когда люди были готовы продолжать, она продолжила:

– Но и просто Лизой я не осталась. Опыт веков и знания придают личности очень многое. Друзья на Земле сказали бы мне, что это не я. Я и не чувствую себя тем, кем я была – наивной школьницей, чьи мысли о будущем ограничены страхами, найдет ли она себе работу и выйдет ли замуж. Я – тот Ментор, которого вы знали. И спасибо за то, что вы меня дождались. Наша работа продолжается.

Лиза сделала лёгкий поклон, отошла от трибуны, снова слыша вслед апплодисменты, и пошла в командный центр, но заметила по пути коммандера Амина и Нильгано, которые смотрели на неё немного странными глазами.

– Господа хорошие! – Лиза улыбнулась им и театрально помахала рукой перед их глазами, – Это я! Пошли со мной, мне надо услышать основные новости за последние семнадцать лет, а потом сделать хорошую координацию.

«Я к этому привыкну. Я к этому привыкну», – твердили себе Макс и коммандер, идя по коридору вслед за Лизой и наблюдая её грязные девчоночьи пятки в потёртых красных сандалиях на босу ногу. Но тут Лиза обернулась и посерьёзнела.

– Да. Нам срочно нужно допросить того человека.

Из командного центра попросили удалиться лишних людей, остались Лиза с Максом и коммандером, а также пара человек личной охраны коммандера. Солдаты ввели языка: маленького беспокойного человечка в висящей на нём скунсовской форме не по размеру, испуганного и озирающегося по сторонам. Нильгано рассказал, что тот и не пытался спрятаться, а крутился у взломанного инверсионного дока номер четырнадцать как собака у миски. Видно, парня впустили и забыли забрать.

Коммандер приказал поставить пленника перед ним.

– Перед Вами совет Леммингов и коммандер Амин. Вам нужно ответить на несколько вопросов. Во-первых – кто Вы и что Вы здесь делаете.

– Я не буду говорить, – Скунс придал себе важный вид, что выглядело комично при данных обстоятельствах и его запуганном лице, – я ещё не потерял честь Скунса! И я не потеряю её, даже если вы будете пытать меня калёным железом. Да здравствует Великий Волк!

Нильгано улыбнулся.

– Нет, калёным железом мы тебя пытать не будем, шпион. Но у нас есть хорошая машинка для превращения Скунсов в Леммингов. Вот станешь Леммингом, – Нильгано уговаривал его как ребёнка, – и сам нам всё по-доброму и расскажешь. А Лемминг – это навсегда. Если же ты всё расскажешь нам сейчас… Тогда, может быть…

– Что тогда? – вдруг живо заинтересовался Скунс.

– Ну, может быть, тогда мы не станем говорить об этом Великому Волку.

Это было всё.

– Я всё расскажу, но только потому, что вы меня заставили, – с прежним честным видом провозгласил Скунс.

– А я уж думал, нет больше разумной жизни в этой Вселенной, – вздохнул Макс, – Ну, говори. Сядь на кресло.

Шпион сел на предоставленное ему кресло и разоткровенничался.

– Меня зовут Пипин Ф М. Великий Волк отметил мою искреннюю преданность Стае и высокую дисциплину, после чего отправил меня сюда.

– И бросил тебя здесь, – не смог не ввернуть Нильгано, но Скунс не отреагировал.

– Я попал на базу под прикрытием атаки истребителей, и вы меня не заметили. Внедрился через грузовой шлюз.

Мне нужно было передать по выделенной частоте программу с этого прибора, – он передал солдату рядом с ним голографическую карточку с изображением меморизатора, которая попала потом в руки к Нильгано.

– Я внедрил вирус в сеть базы, выяснил местонахождение прибора, вошёл в него, когда тот с кем-то работал, выполнил трансфер программы и отправил её вышестоящему начальству, на чём моя миссия и была завершена.

Нильгано взвился в воздух.

– Ты сделал это?!

– Да, разумеется. Великий Волк многократно отмечал мою профессиональную пригодность, и…

Лиза, коммандер Амин и Нильгано переглянулись. Дело было плохо.

Глава 8

Кто первый назвал Экваторианцев Экваторианцами – уже никто не помнит. Возможно, в других частях Вселенной они называются по-другому. Но мы, земляне, называем их так.

Когда посмотришь на захватывающее своей бархатной чернотой и россыпями звёзд небо с любой точки упомянутой уже Восточно-Европейской равнины, можно увидеть созвездие Девы. Непонятно теперь, как древние углядели в этой раскинутой паутине звёзд образ Эригоны или Деметры, но свет Спики, одной из ярчайших звёзд полушария, в действительности пылает нам оттуда неугасимым светочем любви и нежности.

Но, подобно всем созвездиям, Дева тоже обманщица. Когда человек смотрит на созвездия ночного неба, то видит группы алмазных россыпей и складывает у себя неверное представление, что звёзды в созвездии находятся рядом, тесной семейкой.

Но это лишь видимость, подобно тому как обманка лишь видимость благородного металла. Спика – одна из самых ярких звёзд созвездия Девы – находится по галактическим меркам практически здесь, под боком у земного Солнца. Но облако серебряной крошки рядом…

Сквозь Деву светит нам несметное сонмище галактик, располагающихся на другой стороне Метагалактики, в миллионы раз дальше, чем пресловутая Дева. Чужой, неизведанный, страшный своей непохожестью мир. Свет добирался к нам оттуда почти полтора миллиарда лет…

И там была жизнь. Раньше.

Потерянная цивилизация… Она давно стала легендой для всех рас обозримой Вселенной, потому что потонула в невероятной силы смерче древнейшего взрыва, что смёл на своем пути десятки тысяч планетных систем.

Не оставив и следа. Не это ли напоминание о бренности всего в нашем подлунном мире? Лишь легенды, ветвясь и передаваясь из уст в уста, из тёмных суеверий переходя в электронные тома приключенческих романов, пережили тех, кто в столь древнее время правил галактиками.

К легендам прислушивались. Они несли темную и неясную, таившуюся между строк мысль – к этой вселенской катастрофе, уничтожившей за несколько мгновений всю цивилизацию Экваторианцев, сотни миллиардов живых и надеющихся на лучшее существ, не была причастна взорвавшаяся не вовремя шальная сверхновая. Это было убийство. Это было оружие.

Оружие.

Это слово произносили тысячами лет миллионы существ. Одни – со страхом и неприятием. Другие – с напускным безразличием, граничащим с безрассудством. Третьи – с вожделением и узким взглядом прищуренных глаз в будущее.

Оружие, способное на всё. Способное бездумно и насмешливо разрушить галактику и покончить со всеми проблемами, таящимися в ней. Оружие, одним нажатием на кнопку отнимающее жизнь миллиардов. Оружие, способное под угрозой страшной смерти подчинить себе всё и вся, устранить соперника и сделать владельца властелином Вселенной.

Это оружие было очень нужно тем, кого называли именем маленького зверька, способного струей вонючего донельзя газа испортить жизнь остальным. И только что они получили ключ.

Изобретателем меморизатора – прибора, позволяющего вспомнить своё прошлое, был Ментор. Талантливый физик и организатор, он был истинным Леммингом, но вместе с тем и одним из последнего миллиона оставшихся в живых альгенов – старейшей гуманоидной расы в данном секторе Вселенной.

Раса была известна тем, что ее представители без малейшей печали покидали свои морщинистые, истощённые старостью тела и брали себе новые и молодые. Не под влиянием матушки-природы, а по собственному желанию, ибо хорошо знали – никто не умер. Творец лишь выбросил стёршееся от времени, с секущимися волосками перо, не удостоив его и взгляда, потому как впереди его ждала, трепеща от нетерпения, новая, полная приключений и вдохновения повесть. Новое перо было лишь инструментом, от которого требовались твёрдость и надёжность.

Соответственно, и память о жизни в прошлом теле оставалась всегда при них – .если, конечно, не вытравливать её миллионами вольт электрического тока. Странная мутация постоянно сокращала число альгенов, и те миллионы, которые ещё жили на просторах галактик, были живой памятью Вселенной – до определённого предела.

Одним из первых Ментор, революционер до мозга костей, увидел некоторые взаимосвязи в пространственно-временном континууме, чему несказанно помогло, что он, будучи альгеном, помнил не десятки, а тысячи лет. Он провел параллели, экстраполировал происходящее на сотню лет вперед, и…

И увидел, что следующей тысячи лет, которая казалась такой естественной для обывателей Вселенной, может и не быть. Количество Леммингов, превращающихся в Скунсов, исчислялось в геометрической прогрессии, и через сотню лет оно бы достигло точки невозврата. Увидеть Вселенную в качестве одного большого зоопарка Ментору не хотелось.

Исследования в то время сосредоточились на том, как развить человеческую память. Ментор скитался по галактикам, приходилось ему быть и дервишем пустынь, и управляющим далёких диких планет, и мореходом на хлипких судах развивающихся рас… Кем только не приходилось! Ментор работал с людьми, проводил опыты, и лабораторией его была не комната, отблёскивающая пробирочным стеклом, а весь окружающий, падающий и взлетающий, радующийся и горюющий, любящий и ненавидящий мир.

Основным положением его теории было то, что, если человек будет помнить всё, его деградация, длящаяся миллионы лет, прекратится, и жизнь придёт в нормальное русло. Для этой цели и был изобретён меморизатор.

Но предпосылки оказались неверными. По прошествии нескольких лет Ментор увидел, что вспоминание не делало человека более способным и не останавливало его саморазрушение. Меморизуемый человек мог желать убить человека, собрата своего, чтобы завладеть его деньгами или женщинами, но после процедуры меморизации его желание просто подкреплялось новыми способами это сделать, взятыми им из позабытого прошлого.

Намерения оставались враждебными. Коэффициент интеллекта не менялся.

Борьба должна была вестись совершенно не с тем, с чем боролись до сих пор. Но с чем?

База была поднята на ноги и на голову одновременно. Выходные отменены. Сон отменён. Потому что было лишь два дня.

Скунсы перехватили программное обеспечение и схемы меморизатора. Что это значило – было понятно даже младенцу. Это значило, что через пару дней, когда они построят меморизатор, оружие Экваторианцев будет воспроизведено в памяти, сооружено и применено. Вот и всё, что это значило. Это значило конец мира. Апокалипсис. Судный день.

Лиза, переодевшаяся к тому времени в серый повседневный костюм офицера, шла в другую часть базы по тридцатиметровому надземному стеклянному переходу к тому, кого ей охарактеризовали как «забавного, немного сумасшедшего старика». На той стороне, в нескольких метрах от стекла, едва видимо, как мыльный пузырь, переливалось силовое поле, окружавшее станцию.

Поле защитит от осколков и ракет, подумала Лиза. Но защитит ли оно от человека, собирающегося совершить зло против другого живого существа? Нет… Поле не сможет. Есть в мире лишь одна защита от враждебного намерения и безразличия – это другой человек, человек с любовью в сердце и ясной логикой в уме.

На металлической, под старину двери профессора висела табличка «Входите!». Лиза постучалась и тихонько приотворила дверь.

– Профессор? Это Лиза, которая… которая Ментор.

– А-а! Входите, барышня!

Барнс оказался и правда немолод. На его испещрённой старческими коричневыми пятнами голове совсем не было волос, но улыбка вполлица снимала с него лет тридцать. Он встал из-за стола, на котором сидел за небольшим мерцающим мониторчиком, и радушно распахнул руки:

– Добро пожаловать в жилище старого отшельника, дорогая!

Лиза тоже улыбнулась и козырнула ему.

– Вы здесь не очень давно, сэр? При моем прежнем присутствии на базе Вас ещё не было на посту.

– Как Вы правы, как Вы правы, многоуважаемая Лиза! Восьмой год я сменяю на посту социолога моего предшественника. А почему, позвольте спросить? А потому что, многоуважаемая, не каждый в силах помочь пяти тысячам персонала в одиночку. Но что это я? Садитесь, дорогая.

Лиза присела на такой же старый, как и сам профессор, стул, покрытый тряпочкой с неясным жёлто-зелёным узором. Она чувствовала себя легко и по-домашнему в берлоге этого добродушного неуклюжего медведя.

– Я насчёт проведения тестов. Вы знаете, о каких тестах идет речь, сэр?

– Как не знать, барышня! Сорок лет преподавания в Гарвардском колледже рассказали мне всё о тестах, многоуважаемая! Сорок лет обучения у своих же учеников рассказали мне очень многое. Вы представить себе не можете, дорогая, насколько многому наставнику нужно научиться у своего ученика. Учителя приходят работать в школы – хорошо ли они подготовлены для такого чарующего действа, как отправление новой личности в мир, где каждый норовит урвать кусок пожирнее? Вот такие дела, барышня. А как с этим у вас, в Союзе, я имею в виду, в России?

Лиза вспомнила вечное ворчанье класса на любого преподавателя любого предмета, и расхохоталась, забыв, зачем пришла. Барнс, довольный, откинулся на спинку вертушки.

– Вот так-то, барышня! Где основы? Где основы, я вас спрашиваю? Где? Нет никаких основ!

Возбудившись, он заходил по маленькой комнатке от двери к платяному шкафу.

– Вот заканчивает студент колледж, и спросите его, что он помнит из… истории, к примеру? Да, спросите! Он вам скажет – была битва при Ватерлоо! О, это он знает – ещё бы! Был такой вопрос в билете – когда была битва при Ватерлоо! Он точно помнит, когда она была – в… О боже! Забыл!

Профессор так живо играл речь свою и студента, что Лиза не могла удержаться от улыбки.

– А теперь спросите – почему? Да, почему? Почему он забыл, что это был одна тысяча восемьсот пятнадцатый? Это же было в его билете! А я вам скажу, барышня! Я вам скажу!

Профессор застыл на мгновение и вдруг резко поднял свой корявый указательный палец перед носом.

– А зачем ему это знать? Да! Зачем? Понимаете, дорогая? Где основы?

– Профессор, за Вами словно гонится тот самый студент, который не знает про Ватерлоо! – заливаясь, проговорила Лиза сквозь смех.

– Да, действительно! Как вы правы, милая, как вы правы! Но к чему я веду: кто сказал ему, зачем нужна история? Да, вопрос именно такой – зачем? Зачем ему запоминать эти глупые даты и воевавшие стороны, если студенту доподлинно известно – никогда в жизни более ему не придётся сдавать такой экзамен. Вот вы, дорогая, – вам кто-нибудь говорил в школе, зачем нужна история?

Лиза покрутила в памяти школьные годы счастливые, и то, что она нашла, это что «надо быть образованным», о чём и сказала Барнсу.

– Точно, милая! Так они и говорят! Знаете, кто так говорит? Те, кто не знает, зачем нужна история! Именно так, родная! Вот если бы вы спросили у человека, зачем ему еда, а он бы ответил, что для того, чтобы положить её в холодильник, вы бы что подумали? Вот так-то, барышня! Всё это большие оправдания, просто оправдания.

Барнс вдруг выпучил глаза и, воровато оглянувшись по сторонам, сделал очень загадочное лицо.

– Барышня… – Он поманил её пальцем. – Я хочу вам открыть секрет, который тщательно скрывался серыми кардиналами этой Вселенной… Это цель такого предмета, как история… Подойдите, я скажу вам на ушко…

Лиза не смогла отказаться от такой игры и крадучись подошла.

– Милая, вы не представляете… – Барнс снизил голос до шёпота.

– Цель существования истории и смысл её знания состоит в том, чтобы знать, какие деяния были сделаны правильно, чтобы повторить их, и какие ошибки были сделаны живыми существами, чтобы их не повторять…

Барнс вдруг сделался серьёзным.

– Барышня не думает, что старый маразматик сошёл с ума? Я говорю это, потому что в Вашей работе это знание ох как потребуется…

– Профессор, – в тон ему сказала Лиза, – то, что вы говорите, я прошла на своей шкуре много раз. Повеселили вы меня, однако, изрядно! Но теперь кое-что придётся изучить и нам вместе. Нам нужны четыре человека. Двое из них – это я и Макс Нильгано, его я протестировала еще в бытие Ментором. Нужны ещё двое. И времени нет на поиски в других галактиках. Нужны двое с базы.

Профессор покачал головой.

– Мистер Нильгано? Но он же лексготт!

– А Экваторианцы, профессор, это и не раса. Это бывшее место жительства.

– Ну что ж. Надеюсь, твой тест верен, Лиза, – сказал Барнс, садясь обратно за компьютер. – Ты хоть представляешь, сколько времени потребует тестирование?

– Представляю. Но нам нужны ещё двое – и эти двое должны быть с этой базы. На базе пять тысяч человек. Значит, нужно сделать пять тысяч тестов в течение суток.

Профессор секунду подумал.

– Кто будет делать?

Лиза улыбнулась в пространство.

– Есть тут один смышлёный паренёк.

Смышлёным пареньком, само собой, оказался Ролекс.

Тест был своеобразным – работать на меморизаторе мог любой человек, но Лизе нужен был экваторианский период. Нужны были люди, что помнили экваторианский период. Но чтобы помнить экваторианский период, нужно было жить в том же суперкластере в экваторианский период. А учитывая то, как бесшабашно-весёлые существа в поисках развлечений любили носиться по галактикам этой разнообразнейшей Вселенной, когда бремя деградации было ещё не так сильно… Вероятность того, что среди пяти тысяч человек отыщется тот, кто был там около четырёх с половиной миллиардов лет назад, была не слишком велика. Именно тогда завершился период существования цивилизации, о достижениях которой боялись даже помечтать далекие наследники-потомки.

Лиза в спешке вызвала по рации Ролекса, без лишних слов посадила его перед меморизатором и организовала дело так, чтобы к прибору постоянно стояла небольшая очередь освободившихся на пять минут людей. Ролекс должен был посадить человека на меморизатор и произвести несложную операцию с клавиатурой, после чего меморизатор показывал, где был этот человек указанное время назад. Человек вставал, садился новый человек, и всё повторялось.

Оставив Ролекса, Лиза пошла в другой зал. Там, под пристальным вниманием самого коммандера, с перепутанными кабелями и под искрами электросварки, стояли три короба строящихся меморизаторов. Пошла проверка настроек, калибровка, доводка, и Лиза, как создатель, добровольно залезла в самое чрево этой мешанины, нырнула в тихий омут микросхем и утонула в нудной работе по выискиванию мелочей, которые могли помешать делу.

И, наконец, в середине прошедших суток Леммингам улыбнулась судьба – невозможное свершилось. Даже ранее намеченного крайнего времени нашлись двое людей, которые подходили по всем параметрам. И один из них – о радость для Лизы! – был сам Ролекс, который, не будь дураком, первым протестировал самого себя.

Вторым был механик поста энергоживучести базы Ник Сканки, высокий детина, похожий на Маленького Джона из свиты Робина Гуда. Он улыбался своей белозубой улыбкой и выглядел очень добрым, но Лиза не хотела бы, чтоб он своей лапищей похлопал её по плечу!

Последняя половина вторых суток ушла на то, чтобы потренироваться. В обширном светлом зале с четырьмя стоящими недалеко друг от друга меморизаторами поставили ещё одну интересную штуковину.

Центральное место перед пультом оператора, похожим на клавишную установку рок-музыканта, занимал экран размером примерно два на два метра, разделённый на четыре квадрата. Три квадрата светились неярким светом, на них мелькали картинки, словно кто-то очень быстро переключал каналы телевизора. С частотой от одной картинки в минуту до нескольких десятков мелькали какие-то виды, темнота, снова какие-то планеты, солнца, иногда люди.

Оператор настраивал меморизаторы. Последний, левый нижний квадрат, принадлежал Лизе. Он был пуст – Лиза бегала то к Ролексу, то к Сканки, то к оператору, и, яростно и богато жестикулируя, координировала действия. Наконец, Лиза была удовлетворена. Она собрала последний брифинг для оператора, Макса, Ролекса и Ника в своем любимом зале с орнаментом под прозрачным куполом.

– Перед тем, как мы начнем, мне нужно прояснить с вами несколько моментов, связанных с меморизаторами, раз уж даже на изучение самого основного времени нет, – начала она, расслабленно развалившись на диване, когда все трое расположились вокруг неё на креслах.

– Во-первых, картины, которые вы вспоминали, – это не воображение. Система памяти человеческой такова, что когда человек видит происходящее вокруг, память автоматически создает точнейшую копию этого. Не будем углубляться в то, в каком месте. Точнейшая копия, грубо говоря, является маленькой вселенной того мига, в который это было сохранено, – причём согласно каким-то механизмам, которые мне пока неизвестны, сохраняется и большая часть окружения. Это чудо, но это так. По моим последним исследованиям, память человека хранит в себе точнейшую копию окружения как минимум на растоянии нескольких тысяч километров во все стороны от существа.

Раскрытые рты ребят были точной копией раскрытого в беспрецедентном изумлении рта Ментора, когда он узнал об этом. Лиза, однако, продолжала.

– Поэтому, когда вы появитесь в собственной памяти, вам будет видимо обычное пространство, которое вы можете обозревать в общей для всех вселенной, но осознавайте, что вокруг есть ещё то, чего вы не видите – и куда вы можете попасть.

Она сделала паузу.

– Во-вторых, оператор, которого я уже проинструктировала, – Лиза показала рукой на Магараджу, имевшего такое необъяснимое прозвище уже неизвестно откуда, – оператор может перенести сознание одного человека в память другого человека, так как меморизаторы объединены в сеть. Это создает эффект присутствия, поскольку необходима скорость и слаженная работа всех четырёх сразу.

Магараджа, сложив руки ладошка к ладошке, слегка поклонился остальным. «Ну да», – подумал Ролекс, – «вот поэтому и прозвали». Однажды он заметил индуса сидящим в позе лотоса в стеклянном переходе между частями базы, когда тот думал, что его никто не видит. Магараджа неподвижно созерцал звёзды и что-то шептал себе под нос.

– В-третьих, – вернула Лиза Ролекса к реальности, – меморизатор имеет одну важную функцию. Он может уничтожить память. После этого к ней нельзя будет вернуться, причем нельзя вернуться будет никому вообще.

Эта функция всегда вызывала у меня устойчивое отвращение – не в моих принципах забирать у человека то, благодаря чему он может обрести знание и свободу. Память будет утеряна безвозвратно. И, хотя в данный момент этим можно воспользоваться ради простого выживания, я заранее прошу прощения за это действие. Я не знаю, как работает этот механизм, но он есть.

Лиза вздохнула.

– И в-четвертых – Скунсы засекут нас рано или поздно. Их меморизаторы настроятся на нашу волну, и они появятся в вашей памяти словно наяву. Поэтому будьте готовы. А теперь – за дело.

Ребята вошли в зал с меморизаторами, и под взглядом техников, полных надежды и доверия, сели за приборы. Магараджа, вздохнув, махнул рукой, и, сказав «Поехали!», зажмурил глаза и нажал на кнопку старта. Приключение началось.

Приключение первое, глава 9

– Я где-то на планете… Здесь, кажется, только скалы. Атмосферы, судя по свечению звёзд, нет. Не то.

Ролекс описывал оператору то, что Магараджа и так видел перед собой на экране.

– Поехали дальше, еще десяток тысяч назад.

– Ок! – Магараджа занимался тем, что продвигал всех четырёх по десятку тысяч лет назад, ожидая, когда же появится цивилизация. На экране Лизы уже два миллиона лет висел космос без каких-либо признаков не то чтобы цивилизации, а и планет поблизости.

– Стоп! – это Нильгано. – Я на планете. Он увидел вокруг себя комнату с шестью стенами, без дверей и окон, похожую на мрачный склеп. Призрачное неяркое освещение исходило от самих стен.

– Внимание, ставлю на нормальный ход.

Магараджа включил сканирование, и лицо Нильгано за аппаратом перекосила гримаса боли – в его воспоминании прямо через него с частотой в одну пятую секунды проходили разряды электричества, похожие на молнии. Сканирование было мгновенно выключено.

– Господи, – устало протёр рукой лоб Нильгано.

– Не хотел бы я снова оказаться в этом прошлом… Поехали дальше. Это – точно не библиотека. Вот разве что, – он цинично усмехнулся, – цивилизация.

Магараджа снова поставил на сканирование по десяти тысячам. Ребята сидели уже полчаса и искали малейшую зацепку – место, где, предположительно, может быть помещение с имеющимися знаниями об оружии. По их предположениям, это могли быть арсенал или библиотека. Ролекс предположил ещё образовательные учреждения, но эту версию отвергли все остальные. Если бы так, Экваторианцы убили бы себя гораздо раньше.

Сканки тоже пока не отличился. Он в это время сидел на каком-то чёрном угловатом метеорите, стремящемся сквозь пространство в течение трёх сотен тысяч лет, и не мог внятно объяснить, что он там делает, за исключением того, что для него это «святая земля». Ролекс предположил, что это осколок взорвавшейся родной планеты, но смысла в поиске причин не было, и тема затухла. Были гораздо более важные дела.

– Есть! Есть! – Это Лиза.

И правда! Память Лизы отобразила теперь приятную планету с футуристическим городом вдали. Очень интересно встретить миллиардом лет ранее что-то, что, как предполагалось фантастами, будет построено в будущем. Вот уж точно – вся эволюция с ног на голову встала.

Лиза вспомнила слова одного фантаста в предисловии к книге другого фантаста, которую она читала в своём овраге пару лет назад.

Тот говорил, что многие заметили, как пророческие изобретения деятелей пера прошлого уже нашли воплощение в нашей бытовой жизни и технике. Одни из самых ярких примеров – подводная лодка Марка Твена, геликоптеры Да Винчи, Правила робототехники Хайнлайна… Даже само понятие робота появилось в книге о новом видении развития человечества.

Но, говорил фантаст, есть и другая сторона медали, которую мало кто знает. Мы живем в англо-американском мире, где протестантские и католическая религии вводят в человеческие умы идею о сотворении мира Богом с нуля и последующем развитии человека на Земле.

Биологи вносят свою лепту в это, говоря о теориях происхождения человека из океана аммиака, где в результате спонтанного самовозгорания возникла простейшая жизнь, неведомыми путями дошедшая в своем героическом развитии до человеческого существа.

На втором плане, почти позабытая, теплится искрой старая истина о том, что человек живёт не один раз, что он может подняться к божественным высотам и выйти за пределы порочного круга рождения и смерти.

А потому, говорил писатель далее, есть более логичное и естественное объяснение гениального «предвидения» мастеров слова. То, что выдаётся за будущее, давно уже произошло. То, что будет изобретено, согласно фантастическим романам, было изобретено и впоследствии кануло в Лету уже давным-давно.

Те новые идеи, которые высказаны, – это давно уже затёртые до дыр и затасканные по галактикам мысли далёких предков землян. А те описания прелестей науки и техники, следующих за взлётом человеческой мысли на рубеже двадцать первого века – всего лишь бледные, безыскусные и смешные в своей наивности отголоски того, что было на самом деле.

Город стоял среди пустыни, вокруг вихрями взвивались торнадо коричневой пыли. При ближайшем рассмотрении, однако, оказалось, что под ногами не песок, а монолит коричневой породы, из которой время выщербило пылинки и отправило в скитание по мятущемуся ветру.

Над головой висела одна огромная зелёная планета с облачностью по экватору – такая, что занимала четверть неба.

– Оператор, предлагаю остановиться и просканировать поминутно, чтобы поймать момент, где я буду поближе к городу. Если мы за полчаса нашли только одно напоминание о жизни, то когда будет следующее – один Бог ведает.

– Ок! – Магараджа был краток.

Сканирование пошло со скоростью, раз в десять большей обычного воспоминания. Внимание Лизы двигалось сначала к городу, однако, не дойдя до него, поменяло направление на обратное, потом на секунду наступила темнота, а потом Лиза снова оказалась в открытом космосе над планетой-близнецом той, что висела рядом с ней и наблюдалась в предыдущих кадрах на небе. Оператор остановил сканирование.

– Думаю, вернёмся к прежнему.

Перед Лизой снова очутился город, только несколько поближе. Она рассмотрела его лучше – оказалось, он состоял из очень высоких и узких зданий серого цвета и явно искусственного происхождения. Перед городом виднелся неширокий каньон.

– Давай, Магараджа. Сначала «выйду» я одна, а потом, если условия окажутся подходящими, и ребята.

Изображение перед Лизой из картинки, подобной экрану в кинозале, мгновенно обрело объём, воздух похолодел, и Лиза оказалась стоящей на коричневом поле. Волосы ее мгновенно разметал ветер. Она заметила, что стоит в собственном теле, и немного поёжилась – было холодновато.

Интересно, кем я была здесь? – подумала она. Или я просто шлялась беспризорницей, не взяв себе тела?

Но, оглянувшись, улыбнулась. Наполовину вылезши из трещины в камне, тараща на город два удивлённых глаза, сзади сидела маленькая мышка, серая с чёрными пятнами, почти как земная. Только ушки у неё были подлиннее.

– Ну что – давайте сюда. Веселее вместе.

Тут же по мановению волшебной палочки Магараджи перед Лизой появились Сканки, Нильгано и Ролекс.

– Да тут прохладно! – воскликнул Ролекс, подпрыгнув на месте, – Пробежимся? Кто первый до города?

И четверка, спасаясь от холода и скуки, побежала к городу.

И в этот момент прогремел взрыв! Он ударной волной шибанул по перепонкам, немного тряхнул казавшееся нерушимым каменное поле и заставил тела ребят автоматически броситься на землю.

Через секунду стало понятно – взрыв прогремел в городе. Где-то в его середине медленно и величаво в воздух поднималось облако тёмной гари.

Опасности на первый взгляд не было, но в головах висел вопрос – это Скунсы? А если это они – то почему так быстро? Ребята осторожно поднялись, отряхнулись, и без лишних слов, скучковавшись, осторожно пошли вперёд, туда, где виднелся небольшой домик.

Город оказался не городом, а базой, добывающей какой-то серебристо-зелёный металл – это стало ясно, когда по пути была найдена одна вагонетка с ним, затем ещё и ещё одна. Выглядело так, словно они ждали разгрузки. Опознать металл так и не удалось никому из присутствующих.

При входе в город, где вглубь построек вела широкая металлическая дорога с проведёнными вдоль неё металлическими углублениями, ребята отшатнулись в сторону и прижались к маленькому зданию без окон и дверей – за рядом жёлтых столбов диаметром около полуметра, уходивших ввысь на почти неопределимую высоту, Ролекс увидел очертания прятавшихся человеческих тел.

Простояв в напряжении около полуминуты и не заметив более никакого движения, Макс Нильгано осторожно шевельнулся, смахнув каплю пота со лба, и выглянул из-за острого угла здания.

Тела действительно были, но, отметил он тут же, прятавшимися они не казались. Скорее, мёртвыми. Макс вышел и подошёл к одному из столбов, которые, как оказалось, огораживали весь комплекс, или, как минимум, видимую часть окружности, наподобие частокола.

Лежащими, разбросанными по земле там и тут, оказалось несколько человек, или, точнее, гуманоидов. Ролекс наклонился к одному и проверил пульс, глаза, сердце.

– Глухо, – сказал он, – никаких следов жизни, нет разложения, нет намеков на насильственную смерть.

– Ролекс, дорогой, – Лиза подошла сзади и положила руку ему на плечо, – Не забывай, где мы – в моей памяти.

Разложения нет, потому что время пошло здесь десять минут назад, это же одна из картинок. А насчёт смерти – они не умерли, точнее… Умерли уже миллионы лет назад в неизвестных нам обстоятельствах. Это же копии тел того времени. Они и не были живыми. Мысль человеческая и её производные – приборы и машины, и человеческая память в том числе – могут легко сделать копию материальной вещи. Но ни один волшебник в мире никогда не сможет скопировать Жизнь, живое существо. Так вот какими они были, Экваторианцы!

Последняя сентенция относилась к шести телам, лежащим на коричневой земле рядом с дорогой, по краям заметённой таким же коричневым песком.

Тела экваторианцев только отдалённо имели отношение к гуманоидным. Тело ростом метр тридцать – метр пятьдесят, тонкие и хилые конечности зеленоватого цвета с узловатыми суставами, на концах которых находились такие же длинные и худые пальцы. Как и у человека, их было пять на одной руке.

Лиза поразилась – как они ходили на таких ногах, как брали тяжести? Казалось, руки должны были переломиться как тростинки под весом в десяток килограммов.

На лице, таком же зеленоватом, как и тело, совсем не было волос, но выделялись глаза – они были очень большими, миндалевидными, словно подёрнутыми какой-то тонкой плёнкой. Лиза сначала не могла разобрать, что в них такого нечеловеческого и пугающего для неё, а потом поняла – в глазах не было зрачков, они были темны и таинственны, как глубокий омут. Что в них таилось? Человеку не разгадать.

Ресниц и другой растительности на голове, держащейся на тоненькой детской шейке, не было.

Но пора было двигаться. Нильгано, по долгу службы отвечавший за безопасность, догадался осмотреть тела, и в хламиде зелёного же цвета было найдено оружие – небольшая, в пять сантиметров длиной трубочка, вставлявшаяся в хрупкие пальцы с помощью нескольких отверстий на её держателе. Она оказалась неплохим бластером, тут же опробованным на близлежайшем столбе. Столб выдержал и не упал, но теперь сбоку в нём зияла дымящаяся черная пропалина, из-за чего он стал напоминать подрубленное дерево.

Группа взяла сразу шесть бластеров и отправилась по дороге, что нитью Ариадны вилась и уводила вдаль, в постройки.

Дома оказались не домами, а вышками, оплетёнными арматурной сетью. Материал, из которого они были сделаны, поразил ребят – это была какого-то рода пластмасса, но когда Ролекс попробовал пробить бластером вход вовнутрь, материал почернел и чуть оплавился, но не сдался! А температура бластерного удара была, по оценке Макса, не менее четырёх тысяч градусов.

В поисках жилого или административного комплекса Ролекс, Лиза, Макс и Ник побродили по базе полчаса. На их пути вставали всё новые жёлтого цвета колонны, увитые металлом, словно плющом. Между ними проходили металлические улицы, на которых в металлических же углублениях стояли усовершенствованного вида вагонетки с металлом.

Вагонетки были в метр высотой, причем состояли из одного кузова, не имея ни панели управления, ни колес. Ролекс на минуту остановился и внимательно посмотрел под низ кузова одной из них, а потом вылез озадаченный.

– Скорее всего, они не ездили по этим колеям, а летали над ними. Энергия, скорее всего, подавалась дистанционно. Это же революция в технике! Но, видимо, произошло отключение энергии, и они просто осели там, где стояли. Не из-за того ли взрыва?

Подтверждение ждало их на следующей линии. Огромная круглая постройка, метров тридцать-сорок в диаметре, была похожа на только что извергнувшийся вулкан и одновременно на сгоревшую почти дотла свечку, увеличенную в тысячу раз. Чудовищный взрыв расплавил всё, что было внутри и сверху здания, и потоки красно-чёрной обгорелой пластмассовой лавы, тошнотворно воняя, застывали, ещё подрагивая пузырьками, по всему пространству прибашенной площади.

Большинство материала было расплёскано силой взрыва по ближайшим башням, и, оглянувшись, можно было заметить тридцати-сорокаметровые ошмётки стен, прилепившиеся к ажурной сетке, обвивающей башни, и гигантские полуметровые пластмассовые капли, что недавно скатились и застыли на фасадах.

– Это не Скунсы, – заметил Ролекс, пытаясь носком сапога перевернуть кусочек лавы, – когда мы вошли в воспоминание, что-то произошло. И это что-то, что мы привнесли сюда.

Он выразительно посмотрел на Лизу.

– Это земное притяжение. Не думая об этом, мы просто добавили своей мыслью притяжение и время. Просто по привычке.

– И что? – Лиза сперва не поняла Ролекса, а потом, сморщившись, с выражением досады хлопнула ладонью по голове, – Точно! Без обслуживающего персонала база осталась бесконтрольной, и части оборудования просто продолжили работать после критической точки сами по себе. Просто что-то соединилось невовремя. Ба-бах!!!

– Да. Кстати, те буранчики, которые мы видели вне базы, скорее всего и были созданы теми перемещениями воздуха из-за внезапного появления притяжения. А! Я знаю! Помните столбы, огораживающие базу? Если бы не отключение электричества, мы бы просто не вошли – это же ограждение. Электрическое ограждение! Ну, нам повезло.

Лиза с Ником с готовностью согласились, скривив рты в ухмылке. Им действительно везло.

Ник Сканки поинтересовался – как можно не добавить притяжение? Это же привычка? Но Лиза не смогла ответить на вопрос.

– Не знаю, Ник. Закончим с этим – постараюсь разобраться.

А Макс Нильгано тем временем не зевал. Он, осторожно пройдя с фонариком по недавно обесточившимся коридорам близлежайшего здания, нашёл какое-то помещение с компьютерами, если это были компьютеры. Судя по всему – действительно или командный центр, или библиотеку.

Когда группа во главе с Нильгано вошла в помещение, зажглось аварийное освещение – плитки потолка засветились розовым. В комнате стояло несколько бежевых кресел, словно для ребенка. Они были как будто вылиты из одного куска пластмассы без единого острого угла.

Рядом с креслами стояли некие подобия подставок, заканчивавшиеся сверху четырёхугольным остриём со штырьком на нём. В остальном помещение, параллелепипед без малейших выступов здесь или там, пустовало. В дальнем конце зала был переход то ли в коридор, то ли в другую комнату.

Нильгано подошёл к одному из кресел, которое внезапно повернулось к нему передом.

– Реагируют на мысль, – сказал он, – сейчас ещё кое-что попробую.

И в этот момент Лиза не своим голосом крикнула:

– Ложись!!!

Ребята рефлекторно кинулись на пол, и малиновый луч лазера, вспыхнув молнией над головой, раздробил дверной косяк в пяти метрах от Лизы.

Ещё удар, и ещё! Ребята, распластавшись на ворсяном покрытии пола, покрылись мелкими капельками горелого вещества. Опять отвратительно запахло дымящейся пластмассой, словно горелой резиной тормозного пути. Бластеры в руках нашей группы пока бездействовали.

– Ч-чёрт! – прохрипел Нильгано рядом, – Они следили за нами, что ли?.. Давай-ка выбираться отсюда.

Но это оказалось не таким простым делом. Скунсы, засевшие в проходе, были профессиональными стрелками и не давали даже поднять головы. Ролекс несколько раз вслепую выстрелил в направлении прохода, но только обнаружил себя. Ему повезло – от прохода он был закрыт кресельной тумбочкой, чьё основание было достаточно жароустойчиво, чтобы принять на себя несколько бластерных ударов.

Дым клоками гулял по залу.

– Отползаем!!! – донесся голос Нильгано среди шипения бластеров и искр взявшейся откуда ни возьмись электропроводки. Две из четырех стен уже лизал жёлто-зелёный огонь.

Осторожно прячась за тумбочки перед креслами, единственную защиту, которая была в помещении, ребята начали отходить ко входу, что вызвало довольный хохот спрятавшихся и новую порцию бластерных лучей, превративших стены вокруг выхода в подобие пещерных – неровных и крошащихся от перегара. Теперь не было сомнений – это точно Скунсы.

Раздался крик боли – бластер ударил в подножие тумбочки рядом с рукой Сканки, и Ник получил ожог плеча, руку из строя не вывевший, но, очевидно, болезненный. Ник продолжал отступление. До входа оставалось около четырёх метров.

Макс с Ролексом были с другой стороны от входа, напротив Лизы и Ника. Перекинувшись парой тихих слов в перерыве между выстрелами Скунсов, они оба помахали Лизе рукой в сторону входа, а сами на счёт три начали палить в сторону Скунсов. Лиза с Ником сквозь гарь метнулись в сторону выхода, видневшегося светлым пятном, и выбежали на свежий воздух. После чего, тяжело дыша, полусогнувшись, заняли оборонительную позицию у входа с бластерами наизготовку.

Дым, едкий и удушливый, валил из двери. Вдруг внутри послышался звук выстрелов, шипящей пластмассы, и из этого дыма вывалились Ролекс с Максом в чёрной одежде и с выпученными глазами. Выскочили и повалились на траву, глотая ртом воздух, как рыбки, выпрыгнувшие из аквариума.

Теперь дула трёх трясущихся бластеров смотрели на выход. Только Нильгано, бывалый вояка, был снова невозмутим. Внутри была тишина.

Минута, потом ещё одна прошли в молчании. Из помещения не исходило ни звука, дым немного поутих, открыв часть помещения взгляду. Стало окончательно ясно – Скунсы ушли.

Ребята посмотрели друг на друга. Осоловелые растерянные взгляды, всклокоченные причёски, чёрные подпаленные пятна на мятой одежде, которая была исколота мелкими дырочками с черной окантовкой – капли пластмассы прожигали насквозь серые костюмы офицеров.

– Скунсова печёнка… – только и сказал Ролекс.

Лиза тряхнула головой.

– Нам надо обратно. Там что-то важное.

Осторожно посмотрев и войдя по стеночке внутрь, Лиза не смогла сдержать стона – компьютеры, надежда и цель поисков Леммингов, были раскурочены выстрелами, и если комната была теперь похожа на пещеру, без освещения и со рваными чёрными стенами, то кресла и тумбочки перед ними превратились в подобие оплавленных сталагмитов.

Но Ролекс, добежавший до следующей комнаты, возродил жизнь – следующая комната, из которой Скунсы стреляли по Леммингам, была практически копией первой. Нильгано подбежал к первому попавшемуся креслу и сел в него, дав мысленный приказ начать.

Стерженёк на острие тумбочки засветился и на полметра вверх выпустил широкий голубой луч, мгновенно трансформировавшийся в трёхмерную таблицу с непонятными символами наподобие китайских иероглифов Земли.

Макса это не смутило.

«Местонахождение библиотеки».

Компьютер нарисовал какую-то карту, очевидно, карту комплекса, в центре которой сине-голубым кружком пульсировала библиотека. Однако тут же выпустил новый луч, рядом с первым на той же высоте, где чисто по-лексготтовски было высвечено «Переход на данный язык выполнен». Нильгано обрадовался – если такая система раскодирования языка, которая применяется на базе Леммингов, есть и здесь, всё значительно упрощается.

На базе действительно применялись подобные разработки, что велись наряду с созданием ментального управления «Пассионарий». Система улавливала произносимую речь и тут же передавала её на родном языке слушателя через встроенный во все костюмы передатчик. Иначе общение было бы сильно затруднено – по подсчётам профессора Барнса, пять тысяч человек на базе разговаривали на четыреста сорока семи разных языках вселенной.

Сориентировавшись, ребята увидели, что им сильно повезло – они находились как раз в одной из библиотечных комнат.

«Книги по оружию массового уничтожения».

Компьютер высветил список названий книг.

«Быстро пролистать, начиная с первой».

– Оператор, записывай! – проговорила Лиза.

Но тщетно.

«Содержание заблокировано Межгалактической Конвенцией Х-234 для вывода».

Нильгано начал разговаривать голосом, чтобы его команды были известны всем.

– Местоположение терминала с незаблокированым устройством вывода.

«Информация заблокирована последним пользователем».

– Чёрт! – Нильгано чувствовал, что везти им перестало. За дело взялась Лиза.

– Выдайте местонахождение незаблокированого терминала.

«Информация заблокирована последним пользователем».

– Выдайте местонахождение доступной информации.

«Информация заблокирована последним пользователем».

– Выдайте конечный пункт следования последнего пользователя.

«Информация заблокирована последним пользователем».

– Выдайте содержание Межгалактической Конвенции Х-234, – встрял Ролекс.

Луч послушно высветил несколько страниц текста, переведённого на русский. Ролекс прочитал несколько мест из него.

– Выдайте местонахождение административного терминала Сканге на Альбионе, система Кларус, левый рукав Корнилия, Галактика 48-К.

«Информация заблокирована последним пользователем».

Лиза устало откинулась на своем детском креслице.

– Что будем делать? Скунсы везде поспели.

Группа и правда приуныла, Нильгано и тот сидел с согнутой спиной в позе мыслителя.

Вдруг вскочил снова Ролекс. Его глаза горели идеей.

– Дайте-ка я! Компьютер, высвети снова карту планеты!

Компьютер послушно высветил.

– Сканируй все места с тысячекратным увеличением! Скорость максимальная.

Перед ребятами в бешеной круговерти начали мелькать едва различимые сине-зелёные картинки. Нильгано с удивлением посмотрел на Ролекса, но тот быстро поднял палец и прервал вопрос Макса.

Вдруг компьютер прервал сканирование и высветил: «Квадрат Р-49 – Н-319 запрещён к просмотру последним пользователем». Ролекс с восторгом на лице хлопнул в ладоши:

– Высвети всю карту, которая не запрещена!

Над стерженьком снова висела карта, немного мерцая от пылинок и остатков едкого дыма, проплывающего клочьями сквозь неё, только теперь там, слева и близко к границе, виднелось маленькое чёрное пятнышко.

Раздался вопль радости из всех четырёх глоток!

Надежда, было угасшая, снова простёрла над Леммингами свой плащ удачи.

Но следовало поторапливаться – Скунсы опережали. Группа, предводительствуемая Лизой, выбежала снова наружу. Погода изменилась – свет, отражённый от зелёной планеты вверху, стал более тусклым и расплывчатым, зато на горизонте, над небольшими зубчиками чёрных ещё вулканических скал, расцветала голубая, необыкновенной красоты, с переливами заря.

Стало заметно теплее – градусов двадцать по Цельсию. Ветер стал немного слабее. Молодая сильная звезда – подумалось Лизе, время расцвета цивилизации. Хотя, наверное, это никак не связано.

Нильгано дал указание искать средства передвижения – пешком было не дойти, по земным меркам расстояние было около семисот километров. Ребята разбежались по сторонам, и через минуту Ролекс нашел стоянку транспорта, где рядами стояли, а точнее лежали на боку упавшие от отсутствия электричества зеленоватые болиды длиной около двух метров с сидением, отдалённо напоминавшим мотоциклетное, и несколькими клавишами на месте руля.

Их было около сотни, но в сторонке, недалеко слева, где уже не было металлического покрытия с линиями, дающими электросилу, стояло два аппарата, предназначенных, видимо, для езды по пересечённой местности. Видом они довольно-таки сильно походили на мотоциклы, но вместо колёс у них была одна тонкая гусеница. Одно место пустовало, и свежие рубчатые следы на недавно побеспокоенном коричневом песке говорили о многом.

Ролекс сел за руль, куда еле влез, так как размеры были настроены, как всегда, под маленьких зеленых человечков, и нажал на самое различимое, что было на опять же зелёной приборной панели – единственную красную кнопку.

Раздалось тихое жужжание, и при нажатии на педаль газа внизу машина с готовностью рванулась вперёд, чуть не сбросив седока. Ролекс вскрикнул от неожиданности. «На Земле что, всё отсюда скопировано?», ругнулся он про себя, сразу осознав, впрочем, что так оно и есть. И не только на Земле.

Только он собирался позвать ребят и мчаться вперёд, в погоню, как послышался крик Лизы:

– Эй, скорее сюда, смотрите, что я нашла!

Ролекс, Макс и Ник забежали за соседнее прямоугольное здание без окон, стоявшее рядом со стоянкой, и увидели чудо. На небольшой площадке стояла блестящая и переливающаяся в лучах звезды металлическая муха. Шесть тонких ножек, сверкая двумя шарнирами, впивавшимися в грунт, словно напряглись перед прыжком и излучали мощь механических мускулов. На ножках покоилось обтекаемое, округлое, но кажущееся совершенно невесомым и воздушным тело-корпус, с двумя небольшими двигателями в задней части и округлой и просторной, чуть выступающей за контуры корпуса кабиной, что придавало ей большое сходство с большими фасетчатыми глазами мухи. Небольшие крылышки с большой стреловидностью ножами разделяли воздух.

Ребята не в силах были отвести глаз – настолько уравновешенно, эстетично и одновременно функционально было это летательное устройство.

– Они её просто не заметили! – улыбалась Лиза смущённо.

Команда втиснулась вчетвером в открытую без дверок кабину летательного аппарата, которую еле видимо прикрывало спереди и немного с боков кристально-чистое сферообразное стекло.

Как и в Пассионарии, там не было управления, только два детских стульчика, вырастающих из пола, на которых уместились силой намерения все четверо. Ролекс было приказал кораблю переместиться к положению, которое было нужно, но тот не откликнулся. Либо спейсер был какой-то другой модели, нежели его аналоги миллионами лет позже, либо спейсер на мухе не стоял вообще.

Зато ручное управление полетом работало отлично. Ролекс рывком сорвал машину вперёд, чуть не выкинув еле державшегося за борт и будто стоящего на подножке трамвая Нильгано, и едва не врезался в колонну впереди.

– Эй, не дрова везёшь! – недовольно откликнулись Макс и Лиза, которую едва не стошнило от таких виражей, но Ролекс даже ухом не повёл. Он выровнял муху, заложил плавный вираж вверх и влево и взял курс на восток.

Городок, как эскиз на столе инженера, серой картонной карточкой мелькнул под кораблём, и понеслась пустыня, коричневая и однотонная, насколько хватало взгляда. Пару раз внизу пролетели тонкие ниточки железных покрытий, в некоторых местах заметённые тем же коричневым песком, и рядом с одной из них, на третьей минуте полёта, ребята увидели едва различимую точечку транспортёра, направляемого Скунсами в том же направлении, в котором летела и муха.

Ребята помахали Скунсам ручкой, представив, в какой безнадёжности те смотрят на сверкающую точку в небе, и продолжили путь. По расчётам, до поселения оставалось еще десять минут полета и около пятисот километров. Однако на высоте около десяти километров над уровнем моря, куда поднялся Ролекс, цель следования уже миражом вырисовывалась на горизонте в туманной дымке.

Солнце светило уже нещадно, нагревало металл и воздух под стеклом так, что только случайные порывы ветра из открытых дверок позволяли как-то дышать. Вспотевший Ролекс судорожно расстегнул, насколько это было возможно, ворот костюма.

Лиза поняла вдруг, что Солнце, или как оно здесь называется, тоже попало в радиус воспоминания – ведь оно двигалось согласно законам физической вселенной, а значит, существовало на определённом расстоянии от планеты.

Тут уж впору было задуматься – а не бесконечно ли вообще это пространство, умещающееся, как чёртик в табакерке, в воспоминаниях человека? Если так, то… слова, что человек – это отдельная Вселенная, получали совсем другой, полностью буквальный смысл.

Мысли Лизы переключил на другую волну Ролекс – он стал резко снижать корабль, из-за чего понятие воздушной ямы стало для Лизы, не летавшей на самолетах Земли, невероятно глубоким и отчётливым.

Город, почти двойник первого, только больше в несколько раз по объёму, висел под аппаратом, стремительно увеличиваясь в размерах. Отличие было в том, что в центре города, куда радиально сходились металлические дороги со всех сторон света, было пустое пространство, металлически блестевшее, сверкающее и переливающееся солнечными зайчиками.

Дальше всё было делом техники. Корабль сел на металлическое пространство, которое Макс Нильгано признал чем-то вроде платформы для полезных ископаемых, свозимых со всей планеты в этот пункт транспортировки. Ролекс сразу же на всякий случай перегнал корабль с опасного места – нечаянно выпасть в какую-нибудь яму или ангар в одностороннем порядке, без обратного билета, ему не хотелось даже внутри своей головы.

Нильгано, памятуя о расположении библиотеки в предыдущем городе, за пять минут нашёл её аналог здесь, и через десять минут все четверо были заняты очень важным делом. Каждый на своем компьютере листал перед собой с максимальной скоростью около десяти электронных листов в секунду, самые важные книги Экваторианцев. Запоминания и понимания не требовалось – Магараджа прилежно поставил видеоизображение на запись.

Это были «Оружие и оборона», так страстно нужная Скунсам, «Бриллианты пятисот веков», сборник поэзии того времени, экваторианская версия «Истории Мира», захватившая ступени эволюции человека в диапазоне от времени разрушения до двадцати миллиардов лет назад. Страшно становилось – сколько же может быть забыто, насколько же велика может быть беспомощность человека перед великим Временем?

Так было пролистано сорок пять книг, прежде чем в библиотеку ворвались Скунсы, увидевшие пустой зал.

В соседней комнате стояли наши герои.

– Прости… – тихо прошептала Лиза, и, помедлив секунду, сказала оператору:

– Магараджа. Давай нас отсюда, и… стирай, что договорились.

– Ок! – сказал на том конце провода Магараджа.

По лицу Лизы прокатилась слезинка, но упасть на покрытие пола не успела.

Призраки растворились, очутившись в собственных креслах, а почти четыре миллиарда лет памяти, ставших последним оплотом существования могущественной когда-то Экваторианской цивилизации, навечно и без надежды на восстановление рассыпались в прах.

Глава 10

На гористую сиреневую поверхность Карна, четвёртой планеты звезды Регулус, стоявшей в зените, наползала чёрная, всё скрывающая тень. Она хищно кралась, облизывая и пожирая островерхие скалы, а сверху, на высоте четырёх километров от планеты, двойником тени крался огромный межзвёздный корабль.

Похожий на ската, с плавными обводами и острым жёлто-белым плазменным хвостом, он проплыл несколько сотен километров над поверхностью этой безжизненной планеты, спутницы Дегулы, и наконец остановился.

С пуза ската каплей сорвался челнок, притормозил у поверхности и завис в метре над безликим местом посреди пустыни, центром кратера в обрамлении низких скал. Металлическая рука вставила бур в трещину, и низ челнока окутался пылью – бур проник в тело планеты на глубину метра.

Пыль улеглась быстро – Карн был большой планетой. Металлическая рука достала, сверкая отражённым светом Регулуса, большую металлическую пробирку длиной в полметра, и осторожно вставила в скважину.

Работа была сделана.

Чтобы Лемминги с Дегулы, одной из цивилизованнейших планет Вселенной, родины многих повстанцев, огни которой видны были даже с Карна, не засекли корабль, скат ещё двадцать часов полулежал на планете. И только потом, когда Карн заслонил своим мощным скалистым телом Дегулу, свою младшую сестру, корабль приподнялся, резко сверкнул соплом и бесшумной стрелой умчался вдаль.

Ещё один скат, так же чёрен и осторожен, но размером поменьше, юлил между давно покинутых построек Лимерийской Гати – планеты, ранее славившейся на всю Лимерийскую систему из девяноста девяти планет своим флотом и высшим пилотажем среди астероидных поясов.

Война не пощадила Гать – удары сил Скунсов опрокинули защиту цитадели, пробили экран, сбросили несколько сотен водородных бомб на её поверхность. Жизнь тысяч ушла мгновенно – атмосферу сдуло, словно пламя свечи, и те, кто не погиб в урагане ударной волны, задохнулись в агонии от отсутствия воздуха и в леденящем холоде космоса.

Лимерийская Стига, соседка Гати, одна из главных баз Леммингов, бдящая теперь за двоих, спряталась за горизонтом. Скат остановился посреди выщербленных остатков фундаментов в метре над землёй, там, где раньше была городская площадь, пробурил отверстие в космически-ледяном грунте, опустил туда металлическую капсулу. Сделав легчайший выстрел, запорошивший отверстие песком, скат встал на дыбы, его чёрная пятисотметровая туша подняла нос, и корабль ушёл свечой вверх – туда, где его уже никто не найдёт.

А на Земле… на Земле, на высоте девяносто две тысячи километров, степенно двигаясь по эллипсоиду, продолжала свой путь крылатая бочка с чуткими, как у летучей мыши, антеннами, и с не менее чуткими, любопытно распахнутыми крыльями солнечных батарей.

Внутри на благо синоптиков трудились микросхемы, рассчитывая движение воздушных потоков и циклонов. Многочисленные реле с отходящими от них кабелями, потикивая, задавали ход времени.

А рядом затаившейся гадюкой лежало устройство, металлический цилиндр безо всяких опознавательных знаков. Смертоносный, созданный по воле судьбы не легендарным инженером космических кораблей, летающих быстрее света, не первопроходцем межгалактических трасс, и не главным злодеем галактики, похожим на персонажа из голливудских фильмов своей злой ухмылкой и развевающимся черным плащом. Устройство было разработано простым гражданином Земли, Главным Конструктором СМЕРТИ.

Институт СМЕРТИ – или, точнее, Институт Социального Моделирования Естественных Ресурсов и Технологий Исправления, находился в городе Москва.

Был он детищем нескольких высокопоставленных Скунсов: с высоты государственного положения им было заметно, что на территории планеты Земля произошло за последние три-четыре века слишком много изменений не в ту сторону. Чего стоили только отмена крепостного права в России, Декларация Независимости в Америке… Инквизиция – и та исчезла странным образом. Непорядок, товарищи.

Поэтому кое-кто взял трубку своего красного телефона, и Комиссия Стаи не заставила себя ждать, появившись на Земле через четыре дня.

Оказалось, что опасения земного руководства Скунсов были не напрасны. Слои обработки электричеством вкупе с искажённой информацией, которым подвергалось существо при помещении на планету, оказались непрочны и сходили со ссыльных Леммингов, как кожура с луковицы. Нескольких десятков лет и пары повторных рождений хватало, чтобы Лемминг, сонный как медведь в берлоге, вдруг начинал смотреть на мир свежими глазами и задаваться глупыми вопросами, что он здесь делает и как он здесь появился.

Комиссия приняла меры по срочнейшему улаживанию ситуации – были организованы Первая и Вторая Мировые войны, призванные переключить внимание человечества на банальное выживание и отвлечь от философских вопросов интеллигенции. Завезённый с Магеллановых Облаков ЛСД, популяризация идеи «жизнь всего одна, проживи её для себя», холодная война и ряд других мероприятий продолжили дело. Опасность побега и бунтов была предотвращена.

Одной из мер было также создание Института СМЕРТИ, призванного найти более совершенные методы управления населением, создать технологии, позволяющие укреплять обработку сознания и разума, а также внедрить всё вышеупомянутое в бытовую и культурную жизнь простого хомо сапиенс.

Главкон, маленький пухлый человечек в вечно нескладно одетом костюме и спадающих с носа очках, работал над капсулой два десятилетия, тестируя её терпеливо, усидчиво и не позволяя себе преждевременных восторгов.

Тесты, проведённые бессонными ночами со всей тщательностью сначала над некоторыми пациентами психлечебниц, затем над сонмом пожизненно заключённых, а в итоге и над хаотично выбранными за стенами Института гражданами, устойчиво говорили – один час облучения позволяет снизить ошибочную социальную направленность человека в среднем на 0.64 пункта.

Стая, рассмотрев изобретение, осталась довольна и, соблюдя все правила поощрения собственных сотрудников, вверила Главкону честь и далее оставаться достойным доверия и работать на благо Великого Волка, отметив в поздравительной грамоте, присланной с Гранто, из резиденции Верховного, что материальное поощрение было бы недостойным столь великого изобретения.

Изделие в глубочайшей секретности размножили, упаковали в грубые деревянные коробки со стружкой внутри, и сотни любопытных кораблей-разведчиков, под покровом ли ночи, в боевой ли схватке, аккуратно посеяли семена смерти на звёздных полях terra cognita.

База Леммингов в это время жужжала слухами, как растревоженный улей. Окольными путями, неизвестными даже вездесущей почтовой службе, в ряды техников проникали сведения о книгах. Об Экваторианском корабле. Но Лиза воли не давала – атмосфера секретности окутывала командный центр, и стоящие у входа бесстрастные воины с бластерами у бедра свято хранили молчание, скупо и нехотя впуская внешних только по личному распоряжению коммандера Амина.

– Что? – Нильгано, вспаренный как загнанная лошадь, бегал от одного компьютера к другому, – Орбиты небесных тел коэффициента семнадцать как минимум за восемнадцать световых лет по перпендикуляру от траектории должны быть учтены!

– Полковник Нильгано, сэр!

Нильгано поспешил в дальний конец зала.

– Учитывать пространственно-временные искажения?

– А какова скорость корабля?

– Если верить книге, при дальности такого масштаба средняя скорость не должна превышать 0.98 световой, но насчёт отдельных участков я не уверен.

– А какова будет погрешность?

– Погрешность? Дайте мне пятнадцать минут.

Полковник продолжил свой обход и консультации.

Лиза, для которой прямо сейчас работы не нашлось, отыскала профессора Барнса и болтала с ним, развалившись на своей любимой белой софе в зале под куполом. Профессор увлечённо рассказывал о жизни, временами подскакивая и рубя рукой воздух.

– Ты вот, барышня моя, уже не застала, а ведь какой ерундой мы считали эту теорию о возможности жизни на других планетах! Я когда увидел в семьдесят седьмом году эту посудину со спейсером, чуть рассудка не лишился!

Лиза улыбнулась, глядя на старика.

– Профессор, не сокрушайтесь. Я бы тоже в обморок упала на месте, но у меня была хорошая подготовка! – и она рассказала Барнсу о книжках в овраге.

– Надо же! – прижав руки к сердцу, воскликнул профессор, – В СССР были такие книги?

– СССР уже не было, профессор, – подколола его Лиза, – историю надо знать!

– Ох, ох, барышня… – повздыхал тот, – Время летит, всё меняется, куда нам поспеть…

– Тогда слушайте краткий экскурс в историю мира, профессор. Знаете, почему тут сейчас такая головомойка на базе?

Профессор посерьёзнел и подался вперед. У него была какая-то странная и редкая способность – точно знать границу, где можно и нужно шутить, а где уже не стоит.

– Слушаю тебя, дорогая.

Лиза ввела Барнса в курс дела. В книгах была масса информации. Культура Экваторианцев поражала своей неординарностью, и Ролексом было высказано мнение, что не скоро ещё она будет воспринята затуманенным взором человека современного, запутавшегося в липких сетях проблем настоящего времени.

Оружие – то, что так живо и трепетно интересовало Скунсов, – обнаружило свой истинный потенциал разрушения, превзошедший самые смелые ожидания, и именно поэтому было обойдено вниманием, поскольку удел лишь сумасшедших – разрушать, если можно улучшить.

История Экваты была настолько велика, так глубоко в древность простирались события, что разум человеческий просто отказывался понимать те количества лет назад и те метаморфозы и приключения, что происходили с единственным общим, что было известно и человеку тамошнему, и человеку нынешнему, – с живыми человеческими существами.

Такие описания, как операции с семнадцатимерными пространствами или вселенными, не состоящими из материи и энергии, были полулегендами даже для Экваторианцев, и разум, пытавшийся синтезировать эти данные с уже известными, начинал пахнуть горелым маслом, подшипники его летели во мгновение ока, и человек пасовал. Этого нельзя было понять, и это нельзя было, с точки зрения Лизы и руководства базы, использовать в борьбе против засилия Скунсов.

И применимой мерой было уж точно не оружие. Это был бы полный и мгновенный конец существующего мира, без последующего Великого Потопа и Страшного Суда.

Но сколько в течение нескольких дней ни листали ридеры пожелтевшие страницы чужой, но ведь и нашей тоже, истории, сколько ни сидели они со слезящимися глазами, зевая и стараясь не впасть в нервную истерику от материала, который читали, – не могли они найти ни одного упоминания о средстве, способном остановить падение умственной способности. Либо это было в других книгах, либо…

Либо этого средства не было вообще. И Лиза с Ролексом и коммандером склонялись к последнему, иначе почему Экваты больше нет? Самоубийство цивилизации – не признак просветления сознания её граждан.

– Но, профессор, – продолжала Лиза, – мы нашли упоминание об одном инциденте, который представляет огромную важность для нас, и тем более, – она показала кивком головы на себя и Барнса, – для нас.

Огромный корабль вылетел с Экваты непосредственно перед её уничтожением. Спейсером он по каким-то причинам снабжен не был, и прокладывал свой путь через межзвёздное пространство. Знаете, куда он направлялся?

Профессор всплеснул руками.

– Господи, неужели… неужели к нашей локальной группе?

Лиза не успела ответить. В дверь ворвался Нильгано.

– Лиза, дорогая, ты вот здесь сидишь, а у нас расчёты показали кое-что интересное! По расчётам… – он вдруг заметил Барнса.

– Рассказывай, всё нормально, Макс, – успокоила его Лиза, рукой подзывая присесть.

– По расчётам – четырнадцать тысяч лет назад.

– Вот это да, – только и сказала Лиза. Она опустила голову и посидела немного, ни на кого не обращая внимания. Макс и Барнс тихо ждали, не желая нарушать субординацию.

– Так вот, профессор, – вдруг очнулась Лиза, – это многое меняет. В худшую сторону. Но объяснять не буду, авось пронесёт.

– Но, Макс, – теперь Лиза смотрела уже на Нильгано, – наш план остаётся в силе.

Нильгано кивнул и, извинившись, вышел из зала.

Лиза, словно постаревшая на десять лет, несколько секунд молча смотрела на Барнса.

– Профессор, тот корабль… Он летел более, чем просто к локальной группе Млечного Пути. Он летел на Землю. И, судя по сообщению полковника, он туда-таки прилетел.

Приключение второе, глава 11

– Ролекс? – Это сказал Магараджа.

– Что-то вроде берега широкой реки, много деревьев, Солнце на юге.

– Полковник?

– Сами видите. Я в космосе, без тела – определенно не Земля четырнадцать тысяч лет назад.

– Ник? – Магараджа, видимо, хотел поговорить, иначе зачем спрашивать о том, что и так видно на экране?

– Я почему-то тоже на берегу, собираю ракушки. Здесь очень тепло и влажно, и знаете – Солнце прямо надо мной. Я думаю, это где-то возле экватора, на Земле.

Лиза лишь формально сидела в кресле меморизатора – она точно знала, где была четырнадцать тысяч лет назад.

Например, это был город кипренов, редких разумных существ змееобразного вида, выстроенный на запрудах голубых речных долин Кипры, планеты в том же рукаве Млечного Пути, что и Земля, только более старой и близкой к центру галактики.

Того, кто стал впоследствии Ментором, тогда очень интересовало, как прожить столько же, сколько кипрены, пока он не выяснил, что те жили долго за счёт поедания своих сородичей ещё живыми, с бьющимися сердцами и напрягшимися мускулами.

Ещё Лиза несколько сотен лет была на Севере Мира, где не могла понять, где тут выход из этого искривлённого пространства. Как ориентироваться, если звезда с одной стороны и звезда с другой стороны – это одна и та же звезда? Лиза блуждала без тела, тыкаясь туда-сюда как слепой котёнок, пока не уцепилась за случайно встретившийся корабль Рогатых.

Потом несколько сотен лет, сменив два тела, жила у Рогатых, обитавших так далеко от Млечного Пути и Туманности Андромеды, что даже самый быстрый беглец мира – свет – не успел ещё добежать оттуда до глаз любопытного жителя этих прекраснейших во Вселенной галактик.

Потом несколько тысяч лет был снова Млечный путь, потом Галатея… Но никак не Земля. Как один из альгенов, не забывающих свое недавнее прошлое, Лиза хорошо это знала.

– Ну что? – голос Магараджи был полон энтузиазма и стремления снова поиграть в солдатики нашей командой путешественников в памяти, – кидаем всех к Сканки? Вилли, готов?

Ответом ему был могучий трубный рёв в динамиках.

Вилли был ещё одним загадочным и вместе с тем интереснейшим явлением, которые скрашивали жизнь базы и давали пищу для размышлений, разговоров и анекдотов. Он был китом.

Однажды один из Леммингов базы, Ситхан, выходец с одной очень недалёкой от Земли и очень похожей на неё по природным условиям планеты, был в командировке для установления каналов коммуникации с местными группами сопротивления.

Одним тёплым вечером, после того как работа была выполнена, и ностальгия о времени, когда межзвёздные перелеты были ещё сказкой на ночь, змейкой вкралась в его душу, он надел ласты. Вышел на тёмный берег моря, и, предвкушая удовольствие, нырнул с невысокого утёса в немного фосфоресцирующую и отдающую рыбным запахом воду.

Флора и фауна за эти несколько лет отсутствия на планете, кажется, никак не изменились. Нырнув на несколько десятков метров и расслабившись, ощущая ток тёплого подводного течения по ногам (мезенцы, жители Мезы, могли задерживать дыхание на десяток минут), Ситхан наблюдал за мельтешащими жёлто-зелёными рыбками размером с полпальца, единым телом стаи прыгающими с одной стороны коралла на другую. Понаблюдал за пузырьками воздуха, идущими откуда-то со дна, где тёмно-синей стеной стояли крупнолистовые водоросли. И вдруг – увидел кита.

Ситхан никогда не видел китов, только на панорамах выставок, но сразу догадался, что это он. Крупное веретенообразное тело метров двадцать длиной, серое с оливковыми переливами и едва различимыми полосками вдоль корпуса, завершалось широким и мощным, метров шести в поперечнике, хвостом. Кит стоял около участка дна, не прикрытого водорослями, и носом что-то копал в грунте.

Ситхан постарался подплыть поближе. Огибая грозовые облачка взбаламученного ила, плывущие по морю, словно по небосводу, он приблизился метров на тридцать, но кит его заметил.

Мощное тело мгновенно замерло, напряглось, туша легко, как молодой головастик, перевернулась вокруг своей оси, взметнулась и ушмыгнула со скоростью хорошей лани куда-то вверх и в сторону. Ситхана, словно огромной мягкой рукой, сметающей со стола крошки хлеба, на полсотни метров отнесло ударной волной.