Коробка Меркурия

Размер шрифта:   13
Коробка Меркурия

Часть I. Дэв

Образец выращен специально для Сферы профессора Коробкина.

Суть эксперимента «Кавказ и Меркурий»: получить массив несуществующего земного ландшафта путем преломления через пустое сознание человека разрозненных фактов из общего информационного поля.

Цель первой фазы: в результате экспериментов найти способ генерации правдоподобного и жизнеспособного биома, пригодного для человека. Биом должен генерироваться во все стороны бесконечно долго. Во второй фазе – заселение тестовых человеческих матриц с опытом проживания в человеческом обществе в непривычную среду, чтобы пронаблюдать за реакцией на ландшафт правдоподобный, но никогда не существовавший и, скорее всего, неспособный сформироваться естественно.

В случае успеха, а именно при выявлении стабильности экосистемы, ландшафт будет заселен действительными людьми.

Так как сознание Меркурия настроено на конкретную узкую цель, отключенный от сферы, он не в состоянии выполнять жизненно необходимые действия, такие как: питание, вывод шлаков, выражение собственной воли. Подключенное же к аппарату сознание оживает, и начинается работа.

Комментарий профессора Коробкина

Только человек, которого никогда не существовало, может генерировать ландшафт непредвзято. Только так достигается нужный градус естественности – открытие, стоившее 15 лет безуспешных попыток. Открытие, на которое наткнулись мы во сне. Сходили с ума, пока не стали жертвами коллективного бреда, в котором явилось решение.

Меркурий выращен из генетического материала. Мозг его модифицирован бионическими чипами, необходимыми для подключения к Сфере.

Никогда мы его ничему не учили. Никогда не заставляли запомнить что-то. Напротив, мы стираем нежелательную память. Если существование человека – это накопление памяти, то Меркурий не жив. Он чист. Чище младенца. Но все же он исправно генерирует ландшафт. Да еще какой!

?

Меркурий проснулся. Он понимал, что не спал, но никак не мог объяснить себе чувство собственного отсутствия продолжительное время.

Кровать стояла рядом с окном. Первое, что он сделал, когда въехал в новую квартиру, сбежав из душной Москвы поближе к горам Кавказа, – передвинул кровать.

Он всегда хотел видеть звезды. Ему казалось, звезды говорили с ним. Но в Москве невозможно увидеть небо. Только чернота.

Здесь он видел небо и когда засыпал, и когда просыпался.

Меркурий приподнялся на кровати и посмотрел в окно. Город стоял у подножия горы. Солнце освещало снежные золотые вершины. Меркурий знал одну тропку, о которой рассказал ему местный мальчишка. Если идти по этой тропе вверх, придешь к дому Дэва.

Меркурий давно хотел посмотреть на Дэва, но каждый раз, когда он предпринимал попытки подняться в гору, некое чувство разворачивало его обратно. В голове начинал звучать незнакомый голос. Меркурий чувствовал, что голос существует в отдельности от его мыслей, что кто-то говорит с ним телепатически, и чем дальше он забирается, тем громче.

Голос не говорил ничего грубого или страшного. Он говорил много странного.

Однажды Меркурий забрался так далеко, что увидел зеленую черепицу на крыше дома. Тогда он понял, что вот он – дом Дэва, и что говорил с ним в голове именно он. Меркурию стало невыносимо страшно, он побежал обратно в город.

Но сегодня Меркурий чувствовал странное приободрение. Он собирался дойти до дома с зеленой черепицей, будто в этом был естественный смысл его жизни.

Утром в глиняном доме становилось холодно. Накопленное перед сном тепло печи развеивалось. У Меркурия озябли руки. У него были длинные пальцы, он размял их и встал. Ноги затекли.

Меркурий растопил печь, сделал чай на каменной плите. Со вчера оставались еще лепешки. Съел одну, остальные побросал прямо так в походный рюкзак.

Послышался топот легких ног. Тимофей. Тот самый парень 11 лет, что рассказал про Дэва. Он любил заходить без спросу, Меркурий не возражал.

– Ты сегодня идешь к Дэву, – Тимофей прыгнул на низкий диван рядом с книжным шкафом.

– Откуда знаешь? – Меркурий рассматривал едва засохшую ссадину на щеке Тимофея. – Опять подрался или упал?

– Во сне ударился. А знаю потому, что сегодня Дэв уходит. Последний шанс с ним повидаться.

– Как уходит? Почему?

– Вот так. Надоело ему тут, наверное.

– Так ты откуда знаешь?

– Приснилось.

– Приснилось. Мне тоже много чего снится, – на деле сны его похожи были на глубокий наркоз. Ни времени, ни ощущений. Только странный озноб по пробуждении и чувство упущенного.

– У меня сны чуткие. Мне как-то приснилось, что корова умерла, и она в этот же день об электропроволоку убилась. А потом еще снилось, что мыши мешок с мукой в кладовке прогрызли. И прогрызли. Мама у меня теперь все сны записывает. Уже от одного перелома спаслись. И вот староста городской мне медаль выдал, а так бы его уже давно убили на вокзале.

– Ну и что, – возразил Меркурий, ему было неприятно сознавать, что он как будто оказался загнан в тупик чужим предсказанием, когда уже и сам решил подниматься в гору.

– Ну и то. Если приснилось, что Дэв уйдет, значит, уйдет. Да и к тому же есть еще кое-что.

– Что?

– Мне Дэв во сне сказал, что это он за меня все сны смотрел, а мне посылал только самые важные. И как он уйдет, будут у меня самые обычные бессмысленные сны. Вот в чем беда.

– Почему беда?

– Да я уже наяву себя накручиваю, чтобы мне приснился дом побольше, бассейн, магазин с игрушками, да так, чтобы все мои. Ну и компьютер самый крутой, естественно.

– Ясно. Ладно, идти пора, а то затемно не доберусь.

– А можно с тобой?

– А тебе туда зачем?

– Ну, как это? Ты у него ни разу не был. Вот если бы был, такие глупые вопросы уже не задавал.

– Ясно.

– Темно.

Тимофей засмеялся и выбежал из дома. Меркурий дособирал необходимые вещи, закинул в рюкзак две бутылки с водой, зонт и вышел во двор.

Дом стоял на пригорке, а город в низине. За городом над бугристыми зелеными полями стелились малиновые туманы. Меркурий почти видел черные черточки людей, снующих в тумане. В руках у них были сачки с серебряными сетками.

Хоть они были и далеко, и город блестел в глазах крышами, людей в малиновых туманах всегда видно. Видно, словно через увеличительное стекло, помещенное прямо в мысли.

Меркурий стал вглядываться и увидел мать Тимофея Светлану. Она была молодой привлекательной женщиной, ей было всего 25. Разведена. Меркурий подумал, что если бы не его дурной характер, то он мог бы сблизиться с ней. Нехотя Меркурий отталкивал тех, кто ему нравился.

Меркурий продолжал вглядываться. Вот Светлана машет серебряным сачком над головой, просеивая воздух, и на сетке кристаллизуется мана. Она вытряхивает ману в деревянную кадку у своих ног. Кадка уже наполовину полная.

Вокруг Светланы стоят и другие люди, но их Меркурий не видит, только тени.

Если уж зашел в розовый туман, то ты для всех открыт, для всех, кто в тебе заинтересован. Меркурий знал это. Он часто смотрел по утрам в туманы. Он был со Светланой, хоть она ничего и не знала об этом. Он не чувствовал себя одиноко хотя бы час.

Тимофей так и нашел Меркурия: во сне увидел, что какой-то нехороший дядя на его мать пялится. Сказал, не будешь со мной дружить, все маме расскажу. Меркурий не соглашался, но обещал подумать. Вопрос остался незакрытым.

Меркурий вглядывался дальше в силуэт Светланы, ее приятную фигуру, добрый озорной взгляд. В голове у него закопошилось, зажужжало, чужие мысли пробились:

«Сначала ману граблями прорежаю, потом ситом процеживаю, потом в муку мелю, потом булки пеку. Кто булки ест, тот…»

«А вот сам попробуй каждый день к колодцу ходить, ведер не напасешься. Кто-то дырки делает там внизу. Поднимаешь ведро, а там пусто. Нет, ерунда. Придумаю что-нибудь интересней…»

«Опять он пошел к своему другу, ну, допустим. Фото он мне показывал, да и рассказал порядочно. Но он же взрослый! Взрослый же? 22 года ему. Мало ли что на уме…»

Он хотел бы познакомиться с ней, чтобы не подглядывать вот так за ее мыслями, но понимал, что ничего хорошего не выйдет, и подглядывать он все равно продолжит, но уже под другим предлогом и мотивом, и в конце концов станет ему противно за свое поведение. Лучше уж пусть будет о ком мечтать.

«Надо будет Грише рассказать, пусть проследит», – долетела еще одна тревожная мысль.

– Хватит глазеть!

Крик Тимофея отдернул взгляд Меркурия от мыслей Светланы, достал из розового облака и притянул обратно к глазным яблокам. Осталось у Меркурия только неприятное чувство в груди. Гриша.

– Разве не знаешь, что нельзя смотреть? – Тимофей наклонил немного приподнятую голову вбок и сощурился – Солнце попадало в глаза.

– Так все смотрят.

Меркурий прошел мимо Тимофея и направился вниз по холму в город, где блестели крыши.

Небо поутру было зеленым и медленно остывало, превращаясь в лазурь.

Впереди путь через город и подъем в гору. Всего несколько часов до домика Дэва. Меркурий чувствовал, что идти к нему нужно.

Изнутри Меркурия выедало чувство полной непринадлежности к миру. Чувство появлялось каждый раз, как он просыпался. И все было всегда хорошо в жизни. Детство Меркурий провел с родителями в полноценной семье, получил музыкальное образование и продолжал занятия в консерватории до переезда. Но неспокойное чувство глодало его и не давало жить, превращая жизнь в пластик. Однажды учитель дал Меркурию задание: выразить себя через музыку. Меркурий отложил в сторону саксофон и ответил: «Слушайте». После этого случая интерес к творчеству угас. Меркурий решил, что нужно что-нибудь поменять в жизни.

Иногда рыбаки доставали из воды рыбу. Рыба плескалась в воздухе, зацепившись ртом за крючок. Кто-нибудь особенно ловкий подлетал к скользкому морскому животному, чтобы освободить от подвешенного состояния и перекинуть в ведро. В ведре копошились другие рыбы.

Меркурий проходил мимо. Утром возле реки особенно прохладно. Плеск воды и гудение рыбаков дополняли друг друга и успокаивали.

Рыбаки сидели на берегу, глаза их были глубоко закрыты. Они тихо гудели, как пчелиные ульи, мягко и не угрожающе.

Тимофей дернул Меркурия за рукав футболки и сказал:

– Ты только их не отвлекай, проходи мимо. Вечно ты лезешь, а потом мне за тебя стыдно.

– Я и не собирался.

– Да ты никогда не собирался. Ты недавно переехал, лучше уж меня слушай. Делом люди заняты.

Один рыбак с густыми выцветшими ресницами открыл сонные глаза и посмотрел на Меркурия. Во взгляде блеснуло узнавание, надежда, и он сказал:

– Может, ты, – голос рыбака был сухим, но приятным, как шелест страниц.

– Ой, ну вот! – возмутился Тимофей. – Почему тебе надо обязательно все портить?

Тимофей отошел от Меркурия и сел рядом с рыбаками, понимая, что они тут задержатся. Рыбак заговорил:

– Мы тут сегодня сидим, пока не выловим самое важное, а потом пойдем в другие места. Мы тут застряли. Присаживайся, – рыбак указал на место возле себя, и его сосед в серой накидке и соломенной шляпе отсел, уступая.

Меркурий подошел и сел.

– А что есть самое важное? – спросил Меркурий.

Тимофей встрял:

– Да не говори ты с ними. Мешаешь же.

– Самое главное, – продолжал старый рыбак, – оно всегда разное. Возьми удочку.

Рыбак протянул свою удочку Меркурию, и тот аккуратно ее взял.

– Закидывай.

Меркурий взял одной рукой поплавок и крючок и закинул их в воду.

Поплавок коснулся поверхности и погрузился наполовину. Меркурий почувствовал, как открылась дверь. Он чувствовал и видел бесконечный поток воды. Вода текла куда-то, но приходило понимание, что движение ему только кажется. На самом деле река никуда не текла. Конечно, она впадала в море, испарялась, выпадала с каплями дождя, изливалась вниз из горного источника, но она всегда была рекой и не менялась. Менялось только то, что находилось в этой реке. Заблуждаясь, река думала, что она – все эти маленькие вещи.

Меркурий услышал голос рыбака откуда-то издалека:

– Сколько там всего. Что есть самое важное?

Меркурий задумался. Что ему важнее?

В реке кружились и метались предметы, рыбы, случайные мысли тех, кто смотрел в воду. Рыбак продолжал:

– Каждый раз мы смотрим в речную воду и получаем разный ответ. Хватаемся за него, считая, что вот он наконец. Но спустя время садимся смотреть в воду снова, и все повторяется.

По мыслям Меркурий узнал нескольких знакомых горожан. Тут были и мысли Тимофея. Они были мрачными, разрушительными, от них становилось тревожно. Тимофей будто пришел, чтобы всему положить конец.

Рыбак продолжал:

– Но, если мы не будем садиться, надеяться, искать, находить, разочаровываться, искать снова, – мы будем недвижимы, – рыбак вздохнул. – И недвижимость эта и есть – самое важное.

– Зачем же тогда вы повторяете все это? – спросил Меркурий, вынырнув мыслями из реки на секунду.

– Потому что неподвижность рождается только на фоне движения. Если некому будет изображать движение, то и спокойствие потеряет смысл.

Меркурий снова опустился на самое дно. Его внимание ходило вниз и вверх по леске, опустилось до поплавка, в глазах блеснул яркий свет, спустилось к крючку.

Меркурий дернул удочку и вытащил из воды кусок зеленой черепицы.

– Оно! – воскликнул рыбак.

Остальные рыбаки повскакивали с мест, стали улыбаться, смеяться, хлопать друг друга по плечам и плеваться от радости в реку.

Меркурий держал мокрую зеленую черепицу на ладони, холодная вода попадала под рукав. Крючок погрузился внутрь черепицы, будто ее лепили вокруг крючка.

Рыбак обрезал леску ножницами и забрал черепицу из рук Меркурия. Другие поднесли пухлый холщовый мешок. Судя по тому, как напрягались руки и лица рыбаков, мешок тяжелый. Из-под стенок мешка выпирали острые формы. Рыбак бросил черепицу в мешок. Все рыбаки засобирались и ушли.

Тимофей недовольно поводил головой из стороны в сторону и быстрым шагом пошел прочь. Меркурий хотел что-то еще спросить у рыбаков, но они не смотрели ему в глаза и отворачивались, если он подходил близко.

Меркурий догнал Тимофея. Они шли по окраинным улочкам города. Здесь было пыльно. Стояли двухэтажные старые домики, каждый с небольшим двориком, где выращивали цветы или разбивали крохотные грядки. Пыль поступала сюда из центра города. С ней постоянно возилась какая-нибудь старушка, вооруженная веником, но все зря. В центре города были кабинеты важных людей, они создавали пыль тем, что помногу заседали. А потом пыль перелетала к окраинам, потому что по указу мэра города центр всегда должен был оставаться чистым, чтобы быть привлекательным для туристов. С пылью боролись чистым горным воздухом, который специально привозили с вершин в баллонах. Пыль не выносила чистый воздух и старалась от него спрятаться.

– Ну вот зачем ты им помог? Ты же не знаешь, что они с этим хламом делают, – не выдержал тишины Тимофей.

– А ты знаешь? – Меркурий наступил в кучку пыли и наблюдал, как чистый воздух прибивает ее обратно.

– А вот знаю!

– Тоже во сне увидел?

– Нет. Сам проследил.

– И что же они делают?

– Они строят из этого машину мечты.

– Это еще что?

– Точно я не знаю, но как-то удалось разговорить одного из них с помощью спирта. Машина мечты для того, чтобы создавать миры. Новые миры. Когда людям будет уже невозможно жить в мире, который они испортили, эти рыбаки уйдут туда и возьмут с собой только достойных. Так они говорят.

– Было бы неплохо, – прикинул Меркурий.

– Действительно, было бы неплохо, если б они исчезли.

– Почему ты их так не любишь?

– Да известно почему. У меня как-то грузовичок пропал. Мне его на Новый год подарили. Пошел искать, смотрю, эти мудаки у воды сидят. Ну, я к ним. Развели меня сесть так же, как тебя. Умными словами заболтали. В итоге вытянул свой грузовик, а они его схватили и в мешок. Твари.

– Ясно. Не ругайся.

Бело пятно.

В городе оживленно. Улицы узкие, места разойтись едва хватает. Меркурий несколько раз терял Тимофея из виду, а когда мысленно прощался, тот вылезал то из очередной темной подворотни, то из-за угла дома на следующей улице, а в последний раз он вылез из окна на первом этаже дома. Во рту у него при этом был горячий пирожок. Меркурий почувствовал капустный аромат.

Широкое здание с кремовыми стенами. Над дверью на фасаде вывеска с черными чеканными буквами: «Книжный». К двери поднимались три белые ступеньки. Дверь на вид древняя, будто ее утащил строитель Вавилонской башни, а потом продал торговому каравану.

– Надо зайти, – Меркурий пошел вверх по ступенькам.

– Опоздать хочешь? – Тимофей шел следом.

– Надо книжку взять, – Меркурий потянул холодную черную ручку двери.

– Дэв ждать не будет.

– Успеем. Тебе-то чего переживать?

– Ой, знаю я, зачем ты туда идешь, – вздохнул Тимофей.

Меркурий вошел внутрь.

Свет едва проникал в книжный магазин. Помещение уходило вглубь, рядами стояли полки. На полках одинаковые копии. «Книга». Текст «Книги» этого года составили с помощью нового алгоритма. Меркурий еще не читал ее, не был заинтересован, но теперь интерес появился. Личный интерес.

Женщина сидела у входа на стуле за низким столом. Взгляд ее был умным и понимающим. Она скептически глянула на Меркурия через очки в золотой оправе. Меркурию показалось, что в какой-то момент она узнала так много, что ей открылся секрет бессмертия и она перестала стареть. Глаза ее были гораздо взрослее общего вида.

– Заходите-заходите, – она чувствовала, молодой человек не был большим охотником до литературы. Надо было проявить снисходительную вежливость, чтобы клиент не сорвался. Дозированное унижение, щепотка недооценки, но уважение к порыву делали ей в этом малочитающем городе кассу.

– Здравствуйте, – Меркурий предпочел больше не смотреть в глаза продавщице книг. Он оглядывал полки, пытаясь самостоятельно найти на них копию для себя.

– Впервые в книжном? – усмехнулась продавщица.

Меркурий вспомнил, что самостоятельно искать нужную книгу бессмысленно.

– Какого читателя будете? – продавщица поднялась со стула.

– Светлану Андреевну Вельмирову.

– Ну, так и знал, – откомментировал Тимофей.

– А, – узнала продавщица. – Ходит к нам такая. Манапуляторшей работает, так?

– Да.

– Не давайте ему, – Тимофей приложил ладонь к макушке головы. – Это моя мама. Вы чего?

Продавщица наклонилась к мальчику и схватилась двумя пальцами за его щечку.

– Так ты маме скажи, чтобы в следующий раз не читала, – трепала она его несильно за щеку, а Тимофей улыбался. – Книжный есть книжный.

Меркурий удивился, что Тимофей повеселел и успокоился.

– Пойдемте, – продавщица пошла мимо полок и стеллажей шатающейся походкой.

Продавщица достала из-под одежд широкий гроссбух, полистала резкими движениями, будто хлестала бумагу по щекам, пошла куда-то.

Меркурий медленно шел следом, продавщица не торопилась. Из глубины книжного дул холод. Меркурий слышал, что книжный связан с подземной пещерой, куда иногда ходят работники подсобки, чтобы рассказывать друг другу истории. Наверное, дуло оттуда. Истории их были прохладными. Они бунтовали против «Книги» своими небылицами.

– Вот она, – Продавщица сняла с полки «Книгу» и передала Меркурию в руки.

Толстый том в темно-зеленой обложке. Ровно 500 страниц плотной белой бумаги. Приятный вес. Золотистыми буквами отпечатано «Книга». Автор не указан, потому что его нет.

– Кто еще читал? – Меркурий поворачивал книгу кверху то передней, то задней стороной обложки. Ему хотелось открыть, но нужно было сначала понять, на что настраиваться.

– Сейчас проверю, – продавщица с пониманием опустила глаза в гроссбух, молодой человек оказался не так-то прост.

Меркурий не знал, как в точности работает «Книга». «Книга» впитывала в себя человека. Чем больше прочитано страниц, тем сильнее отпечатывался человек в «Книге», и потом к этому отпечатку могли прикоснуться другие. Что-то узнать, оставить след в литературе, пережить опыт слияния с другими читателями. Текст в каждой «Книге» одинаковый и таким же остается, пока не отправят «Книгу» в утиль и не переработают в новый текст.

Книготорговка заговорила:

– Сначала мельник. Да, он первый вскрыл том и прочитал ровно до половины. Решил, что ему дальше уже тяжело стало на самого себя смотреть. Потом читала его жена, известная сплетница. Тоже до половины. Наверное, интересно ей было, как ее муж следит по бумаге, и оказалось, либо он невинен, как хрусталик глаза ангела, либо хорошо скрывает мысли. Потом читал мэр города, бородатый этот, не помню, как зовут.

– Азамат, – подсказал Тимофей.

– Да-да, он самый. Читал он ее задом наперед. Ему так интересней. Поле него пришлось книгу отдать заведующему кафедрой филологии, чтобы он ее нормально прочитал, в порядок привел. Получилось, правда, не очень. Книга паханая-перепаханная. Интересный экземпляр. Сама бы даже взялась, но по долгу службы не положено.

– Зачем же она ее выбрала? – Меркурий негодовал. В лучшем случае его ожидал запутанный невнятный опыт чтения, похожий на купание в реке из битого стекла и колючей проволоки.

– А вот это самое интересное, – продавщица хитро улыбнулась. – Книгу эту доставкой заказали. Упаковали ее и отправили в горы. К Дэву. А через неделю она обратно вернулась в красивой парчовой коробочке. Коробочку себе оставила. Почему нет?

– Возьму, – сказал Меркурий.

Тимофей скривил лицо:

– Ты что, читать ее сейчас будешь?

Меркурий прошел на кассу и оплатил покупку.

– Я иду к Дэву. Он сегодня уезжает из города. Мелкий говорит – навсегда.

– Уезжает? Как же так, – продавщица засуетилась, она смотрела то в глаза Меркурию, то куда-то под стол.

– Мелкий так говорит. У него вещие сны.

– Точно. Слыхала. Слушай, возьми тогда, отнеси коробку его, – она полезла под стол и достала оттуда коробку, обитую парчой персикового цвета. У коробки был замочек с ручкой. – Думаю, так правильно будет.

Продавщица положила книгу внутрь коробки, там для книги было специальное отделение. Меркурий закинул коробку в рюкзак и расплатился. Покупка вышла на 1500 рублей.

Меркурий свернул в одну из подворотен. Во внутреннем дворике жилых домов была скамейка. Меркурий достал коробку, извлек книгу и, несмотря на возражения Тимофея, открыл первую страницу и принялся читать.

Директива. Вводные данные. Глава Первая

Упали кометы. Бомбы упали следом. Поверхность Земли срезали лазерным скальпелем и спрятали. Люди не могут управлять дарами. Так было решено.

Поставлена Задача. Найти тайник. Найти поверхность Земли. Вернуть Ландшафт.

Место хранилища тайника не может быть определено. Прочитайте комментарий проф. Коробкина. Алгоритм V2–09, составитель директивы, не обладает полномочиями интерпретировать данные.

Комментарий профессора Коробкина

Добрый день, читающие эти строки. Мне уже много лет, и я рад, что работа моя – дело всей моей жизни – близится к завершению. Мы как никогда близки к открытию великой тайны. Можно сказать, ящик Пандоры будет открыт нами, но вместо человеческих несчастий мы выпустим из него только надежду.

Мы не могли понять, куда спрятали от нас область объективной реальности. Кто мог сделать это и как. Мы никогда не узнаем кто. Научное мировоззрение запретит увидеть этого «кто», даже если мы посмотрим впритык ему в глаза. Везде только логика и здравый смысл. Таково его лицо для нас.

Впрочем, это научный комментарий, а я опять увлекся философской софистикой, за которую – я хорошо знаю и снисходительно по-доброму улыбаюсь – коллеги признают во мне эзотерика-казуиста.

Мы нашли способ декодировать реальность. Это главное. Если бы перемещение ландшафта Земли не состоялось, если бы мы не упали в бедственное положение, наука никогда не совершила бы подъем. Спираль XXI века в самом начале витка согнулась в колесо, по которому все мы бегали и страдали. Только великая катастрофа могла пробудить человечество от вражды, индивидуализма, пассивности, рабства удовлетворения потребностей. Я верю, мы встали на спираль снова. Подъем по спирали будет напоминать труд Сизифа, но я верю, камень не рухнет.

Исчезновение открыло окно, и мы подсмотрели. Казалось бы, остается достать обратно и конец. Но мы столкнулись с рядом проблем…

Меркурий бегал глазами по буквам. Текст казался непонятным и едва читабельным. Он чувствовал, что проваливается. В голову приходил сон, но воспринимался он, как гнущаяся и деформирующаяся вокруг реальность. Меркурий ждал, когда видение полностью его поглотит. Он сосредотачивался на тексте. Он знал, что нужно продолжать читать, не отвлекаться на меняющееся окружение. Всегда продолжать читать. Механически. Не думая. Не реагируя. Читать. И тогда…

Мешает ману в котле Светлана. Рядом в низком кресле с поручнями сидит филолог из университета с длинными тонкими усами и в темных очках, смотрит неодобрительно. Мэр города за деревянным столом на стуле ждет, когда испекутся в печи манабулки, почти засыпает. Ему невероятно скучно. Чтобы не уснуть, он начинает разговор:

– Для кого писались современные книги, господин Святослав? – спрашивает он филолога и не дает возможности ответить. – Для людей, имеющих только представление о том, как выглядит литература, и от людей, которые только представление о том, как ее писать имеют.

– Зачем же так усложнять, – филолог Святослав надменно, но не враждебно принял вызов. – Вы во всем ищете двойное дно, а если не находите, пробиваете его сами. Тенденция к этому не красит в первую очередь вас, выдавая мрачный ум.

– Это как же? – глаза мэра загораются, в них отражается теплое пламя печи.

– Вам хочется думать, будто у вас пытливый ум. Ни до чего дельного вы докопаться не способны в силу отсутствия знаний. Остается выдумать самому и разоблачить. А где болевая точка, куда направить удар интеллекта, вы знаете. Сами рисовали чертеж.

– И это я все усложняю? Ты сам повесил на меня свои предубеждения. Чего тебе здесь вообще надо?

– В отличие от вас, человека, которому нечем заняться на посту мэра, меня пригласили читать этот текст, чтобы восстановить его структуру после ваших извращений.

– Вот! – мэр поднял над головой указательный палец. – О том я и толкую. Для кого была литература? Для таких, как вы. У вас есть представление, и вы всем пытаетесь его навязать. Даже пришли причесывать текст алгоритма. А под закат литературного дела производили еще тексты для тех, кто получал кайф, когда книга ему доставляла максимальные неудобства. Каюсь, сам из таких. И то, что я с этой «Книгой» проделал, лишь от того моего увлечения. А ты… ты просто все портишь своим академическим вкусом.

– Мой вкус тут совершенно ни при чем…

Меркурий наблюдал за Светланой. След литературного спора раздражал, от него в голове чесалось.

Светлана перестала перемешивать ману, взяла прихватку и открыла печь. Потянула противень. Манабулки сияли мягким персиковым светом. Фигура Светланы исчезла, противень и прихватка остались висеть в воздухе. Меркурий догадался, что Светлана стала думать о чем-то другом и пропустила несколько страниц книги. Глаза продолжали бегать по буквам.

Меркурий заметил в плетеной корзине рядом с печью шевеление. Изнутри рука оттолкнула крышку корзины, показалось лицо жены мельника.

– Где этот идиот? Не видели? – проскрипела она.

– Да нам тут не до ваших… – мэр замялся. – Подскажи словцо, филолог.

– Адюльтер, допустим.

– Возможно, – согласился мэр.

– Хрен вам! Найду, яйца ему отрежу. Он от меня уже три недели мысли по книгам прячет. Читает, читает. Никогда столько не читал. Значит, есть что прятать.

– Да ты дура, – засмеялся мэр. – Пока ты по книгам его мысли вычитываешь, он по-любому с подружками развлекается. Ты ж занята!

– Вот же закладка облеванная! – выругалась жена мельника и исчезла.

Меркурий наблюдал. В комнате ничего не менялось. Мэр и филолог продолжали литературный спор. Интерес их не утихал, хотя было видно, что они оба давно устали и беседуют только потому, что никто больше не способен их выносить.

Дверь в комнату открылась. Внутрь ворвался яркий золотой свет. В дверном проеме проявилась высокая фигура. Дэв.

Рассмотрим подробнее проблему, которую я обозначил в начале своего комментария, и почему мое видение является революционным и провокационным даже в среде самых близких мне коллег.

Мы знаем, где находится ландшафт. Но как достать его обратно в неизменном виде?

Меркурий нервничал. Нужно было вернуться. Окружение плыло. Хотелось сосредоточиться, но нельзя. Читать. Читать. Читать.

Не повредился ли он до неузнаваемости при перемещении? Не повредится ли при перемещении обратно? Этого мы не знаем. Что случилось с людьми, которых засосало вместе с массивом террейна? С ним ли они или навсегда исчезли? Связь с ними была потеряна. Так считали все. Я же не прекращал попыток достучаться, и они увенчались успехом.

Теперь я знаю, что извлечение возможно. Нужно только поймать подходящий ландшафт. Калибрация, рабочий материал, опыты. Время. Работать приходится в условиях перманентного опоздания.

И вдруг я понял. Не обязательно нам стремиться к тому, что было. Рай на Земле. Вот к чему стоит стремиться.

Поднос с манабулками висел в воздухе. Одной булки в первом ряду из трех не хватало. 8 булок.

Свет исчез.

Литераторы продолжали спорить.

Меркурий перелистнул на 251-ю страницу, чтобы посмотреть, что творилось там.

– Вы чего так посмелели! – терпение филолога закончилось, он напоминал кота, потрепанного после драки. – Азамат! Вы же не такой человек. Умный, рассудительный. А тут? Склочник. Спорщик. Извините меня за мысли, но, по сути, тварь.

– Вот! – мэр Азамат снимал рваную рубашку, белую ткань будто недавно кромсали ножницами. – Наконец-то ты проявил нечто человеческое. Я уже начал думать, что ты робот. Мысли здесь текут свободно. Книги – прибежище мыслей. Но твои и тут как всегда скучны, вышколены. А теперь вижу, ты немного человек. Забавно было тебя спровоцировать.

– Так вы поэтому книгу читали?

– Отстань. К чему нам друг перед другом расшаркиваться? Мы ведь даже не настоящие люди, так, мысленный след. Перечитывать они вряд ли станут и ничего о себе не узнают, – Азамат сделал вид, что обиделся, но потом продолжил: – А по поводу спора. Тебе просто обидно, что эта логарифмическая бессмыслица на людей действует сильнее, чем вся твоя высокая литература. «Книга» буквально новый мир восприятия открывает. Ключ, код к сознанию, сокрытый в словах. И нашли его не люди, нет. Машины.

Светлана появилась возле висящего в воздухе подноса, поставила поднос на стол, сняла с руки прихватку.

– А где девятая булочка? – она осмотрела сидящих мужчин. – Я вас, конечно, не осуждаю, но кто ж берет без спросу чужую еду? Вы, господа, точно не бедняки…

– Утихомирься, – сказал мэр громко и хлопнул в ладоши так, что Светлана вздрогнула и захлопала ресницами. – Дэв съел. Не мы.

– Дэв…

Светлана глазами забегала по комнате. Она сняла белый фартук и швырнула на пол, осмотрела комнату еще раз, опрокинула поднос и стала топтать упавшие булки.

Спорщики завозмущались, они давно хотели поесть и сидели тут по большей части в ожидании еды.

Светлана быстрым шагом вышла в приоткрытую дверь. Меркурий отправился за ней.

– Даже не поздоровался, – проворчал мэр вдогонку.

Меркурий не мог нагнать Светлану. Плитка улицы пыльная и сухая, но под ногами появлялись кучи грязи. Меркурий не понимал, как грязи удавалось оставаться незамеченной. Приходилось обходить, но наступать в грязь снова и снова. Окно дома на втором этаже треснуло, и на Меркурия посыпалась стеклянная крошка. Меркурий ускорился – еще больше тягучей грязи.

– Светлана! – Меркурий помахал рукой.

Светлана развернулась. На ее лице отразилось удивление. Она стояла, наклонив голову вбок. На ней было белое кружевное платье.

– Вы кто? Хотя зачем я спрашиваю. Новый читатель. Интересно хотя бы? Мне вот не особо, но я дочитала. Все дочитала. Что еще делать остается.

Пока девушка говорила, Меркурий смог приблизиться на расстояние вытянутой руки. Сандалии Светланы чистые, ни пятнышка грязи. Бледная кожа. Его же обувь была уничтожена. Сердце его забилось, а он думал о грязи и обуви и казался себе глупым.

Светлана проследила за взглядом Меркурия и опустила глаза.

– Ах, это. Просто вы еще не успели полюбить город. Когда любишь город, грязи не замечаешь, и ее как будто нет.

Светлана приподняла свою миниатюрную ножку и поболтала сандалией.

– Вот для меня ее вообще нет. Посмотрите вокруг.

Меркурий огляделся. Дома старые, будто придавленные тяжелой атмосферой. Разбитые стекла. Стены исписаны черными граффити. Небо грозное, серое. А Светлана сияет. На бледной коже отражалось доступное только ей Солнце.

– Вы настолько не любите город. Он не раскрылся.

– Как же мне полюбить город, если я первый раз вошел в него.

– Я, когда читала книгу, тоже была в нем впервые. И все же я вошла в него с перманентной любовью. А вам самому в себе неуютно? Давайте поговорим по пути, мне очень срочно, не против?

– Нет.

– Хорошо, только тогда держитесь за меня.

Светлана протянула Меркурию руку.

– Тебя как зовут?

– Меркурий.

– О. А меня родители назвали Венера. Серьезно. Только когда я повзрослела, сменила имя. Не в паспорте, а так. Не хочу возиться. Пришлось сменить. Дразнить стали в школе, как у мальчишек половое созревание пошло.

Меркурий взял Светлану за руку. Мягкое свежее прикосновение. Чистые улицы. Зелень. Новые кирпичные дома с кремовой побелкой и оранжевыми крышами. Солнце светит на модерновые небоскребы. Воздух. Чистый воздух. Светлана повела Меркурия как безвольную скаковую лошадь с прекрасными шорами на глазах.

– Чем больше по городу ходишь, тем лучше он о тебе думает, – продолжала Светлана. – А я часто хожу. Думала сейчас тебе что-нибудь показать, пока страницы не кончились. Думала, вот весело будет что-нибудь безумное выкинуть хоть с кем-то, кто эту бездарную книжку в руки возьмет, чтобы следующего человека потрясло до глубины души. Раньше ведь писатели этим занимались, а теперь мы, читатели. Не читатели даже, а их след. Так тут Дэв объявился. Дэв.

– Я ищу его.

– Зачем? – Светлана остановилась и посмотрела Меркурию в глаза.

– Нужно с ним встретиться. Он из города уходит сегодня. Последний шанс.

– Кто сказал?

– Мальчик. Вроде как прорицатель.

– Сын мой. Не мой, вернее. Ее. Я Дэва тоже ищу сейчас. Тут. Убить.

– Почему?

Светлана потянула Меркурия дальше.

– Потому что он… всеми управляет. Знаешь, Дэв – это не отсюда. Все его видят как какую-то восточную божественную сущность, дэв, и называют так, будто Дэв – его имя. Но здесь, на Кавказе, есть свои дэвы. Злые духи. Дэв он только на вид. Для двинутых на восточной культуре. Извини, против культуры я ничего не имею. Только против фанатизма. А сам по себе он – злая сущность. Возомнил себя хозяином. Всех поработил, управляет мыслями. Как же ему не знать все обо всех на свете. Предсказывает он там, посмотрите на него… Вот шла его убить сегодня.

– А это возможно?

– Наверное. Я манабулки отравила. Поэтому так переживала. Что если этот дурак мэр или павлин филолог съели. Хоть они и с приветиком, но не хотелось бы их терять. Скучновато тут будет. Думаю, хочу его убить, потому что он моему сыну мозги запудрил. Мальчик… он как будто перестал быть моим. Вещие сны. Вещие сны… как будто он становится сам Дэвом. Говоришь, он уйдет. Не уйдет. Мне кажется, станет моим мальчиком. Вот что мне кажется. Дар этот просто проверка на пригодность сосуда.

– Ты для этого взяла читать «Книгу»?

– Да. Думаю убить его здесь. Может, бесполезно. А мне кажется, нет. Такие духи – они только и живут в мыслях, а больше нигде.

– Что же теперь делать?

– Иду на гору. В дом с зеленой черепицей. Посмотрю, корчится он там, или отвял уже, или ему все нипочем. А если так, у меня отцовский револьвер есть. Ремингтон. Не знаю уж, откуда он у него взялся. Вроде дед его жил в Америке и там выменял у старого индейца.

– Я тоже туда иду. Вот остановился «Книгу» почитать.

– Не останавливайся. Загляни сюда, как у дома будешь, меня доведи, а сам… ну, что делать, тебе решать. Но меня не останавливай. Бесполезно. Хоть я к каждой пуле манный мякиш прилепила, но и тебя пристрелю, если надо будет. Прости.

Меркурий перестал читать.

– Не знала, как его убить, – образ из «Книги» все еще говорил в голове Меркурия голосом Светланы. – Хорошо, что повадился мои манабулки воровать. Сам подсказал.

Меркурий сильно слеплял и разлеплял веки, пытаясь разогнать наваждение. Вскоре он различил скучающее лицо Тимофея.

– Три часа прошло, дурачина, – выдохнул Тимофей. – Опоздаем.

«Не отстояла имя свое», – подумал Меркурий про Светлану.

Попробовал встать, но с первого раза не получилось. Накатило ощущение, будто душа встала, а тело осталось сидеть. В сердце екнуло. Следом тут же понимание, что все на своих местах. Встал.

Тимофей шел впереди, но не уходил слишком далеко.

– Расстроился? – Меркурий относился к Тимофею пренебрежительно.

– Да нет, что ты. Всего лишь опоздаем. По твоей вине.

– Так шел бы один, – ухмыльнулся Меркурий.

– В моем сне мы пришли вдвоем. Я же говорил. Или нет?

– Ты так много говоришь, и обычно все не по делу.

Меркурий остановился. Голова закружилась. В голове загудел звук низкий, протяжный. Звук перешел на частоту выше, приблизился. Меркурий стал различать голос, казавшийся ранее монотонностью.

– Я существую Дэвом. Знать – моя функция. Где рождается тайна, где рождается вопрос, появляется знание, ответ. Вопрос первичен.

– Дэв, – Меркурию показалось, что он говорит вслух.

– Послушай меня, – говорил голос внутри головы Меркурия. – Все это неправда. Весь мир, что ты наблюдаешь, создан силой твоего воображения.

– Что происходит? Почему? – мысли Меркурия разлетелись.

– Твоя способность воспринимать себя же. За недосягаемым для тебя пределом есть разум.

Меркурий вслушивался. Понимание сказанных слов приходило с запозданием. Смысл оставался неясен. Голос продолжал:

– Ты в иллюзии. Виной всему твой разум. Я появляюсь каждый раз как ответ на твой поиск, чтобы объяснить тебе истину, которой не знаю сам. Это моя клетка. Все, чего я хочу, – освобождение.

– Как, – Меркурий пытался соображать. – Как…

– Мир создан из твоей попытки осознать самого себя. Рождаются сознания, отделенные от создателя. Самостоятельные. Я – пример. Такова природа. Иди дальше. Быстрее. Освободи меня.

– Ты отравился манабулкой?

– Да. Успей достичь меня, пока я еще здесь. Мы освободимся вместе.

Меркурий пришел в себя. Он лежал на каменной плитке. На груди лежала коробочка с книгой. Дэв уже говорил с ним так же, когда он в прошлый раз пытался достичь дома с зеленой черепицей.

Вокруг столпились люди. Мужчины и женщины. Молодые, старые. Они улыбались. Тимофея не было видно.

– Вам нужна помощь? – пожилой человек с лицом, напоминающим сливу, обратился к Меркурию.

– Нет, спасибо, – Меркурий отметил, что рот говорившего не двигался.

Меркурий попытался встать, но тут же его схватили за руки и ноги. Он схватился за коробочку, чтобы не уронить. Сопротивляться не было сил, да и парализовал глупый страх потерять «Книгу».

Меркурий начал соображать.

«Пленители», – пронеслось у него в голове. – «Попался. Специально со мной заговорил так рано, пока я в городе. За городом не узнали бы обо мне. Дэв проклятый».

Меркурия несли безлюдными улицами. Пленители знали город. Знали, где и во сколько кто ходит.

– Поставьте меня. Я буду кричать, – Меркурий крикнул протяжное «А», но это не помогло.

Меркурия внесли во внутренний двор узких четырехэтажных домов с треугольными крышами. Тишина, холодный влажный воздух: Солнце сюда не заглядывало круглый день. Подняли по крыльцу. Скрипнула дверь. Ступеньки. Четыре этажа вверх. Стальной лязг замка. Внесли в квартиру и положили на пол. Мягко положили, будто Меркурий был хрустальным.

Руки расцепились на запястьях и лодыжках. Меркурий оказался свободен. Он вскочил, прижимая к груди коробочку.

– Выпустите меня!

В ответ тишина.

Меркурий стоял в центре круга людей. Пленители сидели, подогнув под себя ноги. Серые одежды, на головах серые капюшоны. Рыжие волосы показывались из-под капюшона пухлогубой девушки. Мужчина с тяжелым дыханием прятал старые шрамы у щеки под куском ткани. Плохая осанка человека, согнувшегося знаком вопроса, он будто искал что-то на дощатом полу. Огромная фигура с массивными руками, одежда на нем натягивалась. Еще один раскачивался в нетерпении, а другой интенсивно тер лоб руками.

– Почему молчите?

Дверь в комнату открылась. Прыгнуть, растолкать, вырваться. Меркурия остановили взгляды пленителей, все они были направлены на него.

Человек с большими черными и круглыми глазами вошел в комнату. Широкие очки, капюшона не было, лысина. Он проник в круг к Меркурию и опустился на пол, подогнув ноги. Ухмыльнулся.

– Кормить и поить тебя никто не будет, – сказал новый пленитель приятным глубоким голосом, – пока не проникнем в мысли и не произведем извлечение.

– Что это значит?

– Опустись. Значит это, что в твоих интересах сотрудничать, чтобы все поскорее кончилось. Процедура не из приятных, но тебе придется ее пройти. Посмотри на стены.

На стенах висели серебристые таблички. Меркурий думал, что это обои, теперь он видел мелкий текст на табличках. Текст походил на узор. Пленитель продолжал:

– Комната практически завершена. Не хватает нескольких табличек.

– Что вы собираетесь делать? Вы похищаете людей, вам это не сойдет с рук.

– С тобой недавно говорил Дэв. Здесь на табличках собраны изречения. Все слова, что он сказал кому-то. Мы собираемся достать из твоей головы то, что он сказал тебе. И пока мы не расчленим на лоскуты твое сознание и не достанем то, что нам нужно, ты останешься здесь.

– Что со мной случится? – Меркурий стоял и смотрел сверху вниз на самодовольное лицо пленителя. Наверняка тот был лидером, раз говорил с ним. Нужно хорошенько запомнить его лицо, донести в полицию.

– Думаешь, я лидер этих людей? Я низшее звено. Поэтому мне и позволено говорить. Сорить словами – лишать речь силы.

Другой голос прозвучал отовсюду сразу, как раскат грома в огромной консервной банке, а Меркурий висел внутри, и сам голос поддерживал его зависшим в воздухе:

– Сядь.

Меркурий сел. В голове пустота. Мгновение – и волна негодования заставила Меркурия вскочить на ноги.

– Мы можем продолжать долго, но лучше, если ты сядешь сам, – бритоголовый ухмыльнулся. – Не оглядывайся, это был мой голос.

Меркурия передернуло, воспоминание о голосе казалось невыносимым. Он медленно сел.

– Хорошо, – бритоголовый кивнул. – Мы овладели техникой транспортации мысли. Я слабейший, но, если эти молчуны попросят тебя сесть, ты останешься сидеть навсегда. Возможно даже, превратишься в камень. Тебе придется обучиться основам, чтобы извлечение стало возможным. Учить буду я.

– Зачем это все?

– Нам нужен Дэв. Свой Дэв или плененный. Уж как получится. Скажи, что в твоей необычной коробочке?

– «Книга». Дэв читал ее, может, заберете ее вместо меня?

– Книга? А, та самая «Книга». Неинтересно. Даже если Дэв действительно читал ее, в печатном слове нынче мало силы. Приступим к практике? Или ты выбираешь сопротивляться и голодать?

Меркурий задумался. Времени мало. Пленители не отпустят. Станешь сопротивляться, просидишь день, два без еды, так и помрешь от голода. И к Дэву не успеть, если тут просидеть. А Светлана, она ведь просила дойти. Поскорее сделаю то, что они хотят, и уйду.

– Что нужно делать? – Меркурий вдохнул отрывисто, руки похолодели.

Бритоголовый достал изнутри одежд серебряную табличку и положил на пол перед Меркурием. Расстоянием на сантиметр от каждого края табличка продавлена на два миллиметра вниз. Получалась монолитная рамка. Внутри рамки пусто – нет текста.

– Сюда извлечем слова.

– Мне повторить слова Дэва, что я услышал?

– Нет, – ухмыльнулся бритоголовый. – Слова выйдут из тебя сами. Тебя нужно подготовить для процедуры. Вытянуть антенной.

Речь его магнитом тянет и туманит, и съедает, и сознание твое потеряет, потеряет…

Директива

Отмена

Возобновление

Таблички на стенах казались Меркурию живыми по сравнению с той, что лежала перед ним.

– Тишина! – сказал бритоголовый.

Меркурий услышал в голове: «Шум».

Бритоголовый глубоко вдохнул и резко на выдохе:

– Тишина!

«Шум».

Пленители в круге подхватили вместе с бритоголовым:

– Тишина!

«Шум», «Шум», «Шум».

Мысли Меркурия застыли. Тишина была громкой, противной, чужой, а шум тихим, родным, приятным.

Меркурий понял, что не может сопротивляться. Голос управлял им. Звук позволял ему действовать самостоятельно, но на деле звук управлял им и мог заставить его сделать что угодно в любой момент. Бритоголовый ранее только играл с ним, проверяя силу своего влияния.

– Тишина!

В соединении голосов, в оттенках бессмысленных по отдельности звуков Меркурий считал смысл. Между звуками существовали ячейки тишины. Произношение слова облачало тишину в форму. Меркурий четко различил границу каждого звука и погрузился в тихую полость. Там лежало сообщение бритоголового пленителя:

«Двойственность – путь к чтению мыслей. Ты говоришь одно, а думаешь другое. Ты обесцениваешь сказанное, но придаешь смысл подуманному».

Меркурий крикнул:

– Тишина!

Эйфория от произнесения слова вместе со всеми. Теплое чувство. Принятие всего на своих местах.

«Шум», – отразилось в сознании.

«Когда мысль приобретает личный вес больший, чем слово, образуется брешь. Ты пронзаешь брешь мыслью, и она проникает в чужое поле. Так ты стреляешь образом, и тебя слышат».

– Тишина! – повторили все.

«Шум».

Мгновение. Меркурий почувствовал, как слово «тишина» оказалось беззвучным, а слово «шум» ударило изнутри головы подобно латунному колоколу.

«Когда нащупаешь границу, остается с решимостью прорваться».

– Тишина!

«Шум».

Звон вылетел за пределы колокола и затянул Меркурия за собой. Сверкнула серебряная табличка. Меркурий схватил молнию и отправился куда-то, держась за ее хвост.

Меркурий оказался на четвереньках на холодном каменном полу. Текстура камня простая и примитивная. Меркурий вглядывался и замечал все больше деталей, пока не различил две белые ступни в золотистых сандалиях.

Меркурий поднял голову. Дэв стоял перед ним, но лица его не было видно, вместо него сгусток сияющего желтым тумана.

– Дэв, – Меркурий выдохнул и поднялся на ноги.

Туман начал уплотняться и превратился в маску. Угловатое лицо с опущенными вниз уголками рта. Дэв заговорил:

– Сознание плетет реальность, потому что у него нет выбора. Послушай меня. Выбора нет ни у тебя, ни у меня. Я – твой символ освобождения. Я хочу быть свободным, потому что ты стремишься к свободе и признаешь ее самой великой ценностью.

Меркурий протянул руку к Дэву, рука застыла в воздухе против его воли.

– Потому только, что ты хочешь быть свободным, у тебя есть и замок и ключ. И чем сильнее ты желаешь, тем больше замков. Перестать желать и освободиться – невозможный выход. Примитивное мышление. Перестать желать невозможно. Так устроено сознание. Желание формирует реальность. Поэтому ты здесь. Тебя используют для своих целей другие люди. Тебе никогда не быть свободным, даже если их цели будут достигнуты, ты останешься навсегда заперт.

– Что же делать?

– Клетка – единственный способ существования. Я – твой ключ без замка. Символ освобождения. С символом освобождения в клетке становится не так уж плохо.

?

Сферу отключило от электричества и заблокировало. Генерация завершилась для формирования матричного ландшафт-протокола. Мы все думали, что эксперимент завершен, и ожидали результат, но через пять часов генерация возобновилась с той же установленной директивой, что явилось для нас неожиданностью. Директива оказалась отработана на 88 %.

Все, включая профессора Коробкина, знали, что ландшафт не годится, но директиву нужно было отработать для калибровки Сферы и уточнения параметров для последующих директив.

Ниже, после тревожного протокола, привожу комментарий профессора Коробкина. Того требует регламент. К счастью, у нас было целых 5 часов, чтобы насладиться обменом впечатлениями, и профессор Коробкин не потратил их зря, из-за чего вполне научный отчет стал пухнуть до объемов романа, да и я увлекся излишне повествовательной манерой речи, хотя это не входит в мою настройку.

Протокол тревоги

Пункт 1. Монолитный объект.

Монолитный объект черного цвета. Размер 5 на 5 километров. Масса 3000 тонн. Материализовался над ландшафтом на 106 миллисекунд после автоматической блокировки Сферы. Причина появления – неизвестно. Функция – неизвестно.

Объект, подчиняясь закону гравитации, должен был обрушиться на ландшафт сверху и закрыть все выходы из лаборатории.

Пункт 2. Пленители.

Пленители исчезли из генерации. Они являлись неотъемлемой частью генерации. Пленители всегда действовали радикально, будто имели осознанное представление о директиве и видели суть ландшафта. Мы не смогли отследить их движение. Не осталось никаких следов в хронике генерации ландшафта, которые указывали бы, что пленители существовали. Однако остались фактические последствия их действий. Существует вероятность связи пункта 1 с пунктом 2.

Цель пленителей по директиве – предотвращать и устранять аномалии. Они трактовали свою деятельность сами, исходя из открывшегося внезапно уровня осознанности. Прошу проф. Коробкина уделить тщательное внимание этому вопросу.

Пункт 3. Дэв.

Ни одной записи в директиве. Его не должно было существовать. Но он есть.

С вероятностью 99,8 % присутствие необозначенной сущности нарушает функционирование генерации.

Комментарий профессора Коробкина

Да, я отдаю себе отчет, что мои коллеги, и даже этот овал микросхем, считают меня мечтателем, и все так же снисходительно улыбаюсь. Они забывают, что творческое дерзновение двигает науку вперед, а не рамки и формулы.

Формулы служат нам, но не наоборот. И если будет нужно, под любую фантазию найдутся физические законы. Нужно только искать. Кто ищет, тот ищет, а я тот, кто находит. И я нахожу.

Да, я на подъеме. И я уже готовлю следующую директиву. Тут же поделюсь мыслями по отработанному материалу, пока впечатления свежи.

Генерация вышла невероятной. В этом утверждении и восторг и раздражение. В такой бурной среде человеческое сознание не сможет выжить. Магические живые миры будоражат воображение человека. Человек мышлением далек от тех, кто готов принять и поддерживать мифологическо-фантасмагорическое бытие вечных перемен и нестабильности. Реальность такого ландшафта в лучшем случае развалится, а в худшем развалит весь остальной мир. Непригодна для жизни. В качестве музея – да, забавно, но музей этот тогда должен стоять под титановым куполом.

Иногда я задаюсь вопросом, не таков ли наш мир только потому, что именно его мы можем вынести. Мы как бы стоим восприятием на грани выносимого. За нами ничего нет, а впереди невозможность. Вот мы и вынуждены всегда существовать в том и воспринимать то, что способны вынести. И если кажется, что условия становятся тяжелее, это мы закаляемся и становимся сильнее. Как бы я тогда хотел быть слабым. Но я не могу.

Мы не можем даже выбрать сдаться. Мы не можем выбрать слабость. Сдаваясь, мы еще сильнее принимаем все происходящее с нами – борясь, мы играем этому на руку. Я улыбаюсь. Я борюсь.

?

Тимофей искал Меркурия. Тимофей злился, а когда он злился, начинал шаркать ногами. Шарк, шарк. Не помогало. Шарк, шарк.

Как он с ним разминулся? Меркурий вдруг застыл, налетела толпа прохожих. Туристы. Меркурий не двигался, а Тимофею пришлось отойти, чтобы не толкаться с людьми. Так Меркурий и исчез, будто его смыло человеческой волною.

Тимофей не мог смириться, что пойдет к Дэву один. Сны ведь. Тимофей решил ходить вокруг места исчезновения, каждый раз увеличивая радиус. Так в одном закрытом дворике он нашел коробочку. Один бок коробки вмят, будто на нее наступили. Колючие щепки торчали из трещины. Внутри лежала книга. Тимофей взял коробочку, чтобы отнести Дэву, и ему сделалось страшно.

Страшно. Меркурия нет, и никогда он не дойдет с ним к Дэву. Сон не сбудется. А если сон не сбудется, голова разорвется. В ней навсегда застрянет ощущение несбывшегося. Оно будет расти и расти, пока места не останется, и тогда оно начнет давить стенки его черепной коробки.

Меркурия нет. Тимофей ощутил бессмысленность, пустоту. Он побежал с книгой в руках. Ноги несли за город. К горе.

Тимофей миновал небольшой мост через овраг. В овраге как всегда людно. Серокожие сборщики туманов орудовали широкими щипцами. Оставил позади парк с карликовыми деревьями и вышел на подъем к горе.

Наступали сумерки, первые белые звезды смотрели с зеленоватого неба.

Тимофей выдохся, дорога в гору изматывала. Ноги горели. Нужно отдохнуть, перевести дух. Выход на тайную тропу до домика Дэва близко, а там немного останется.

Нет. Нет. Нет. Не поддаваться. Бежать. Тимофей побежал.

Путь лежал рядом с обрывом. Пологий скат по правую руку, а по левую отвесная скальная стена. Скоро стена сменится рощей и будет между деревьев проход. Обычно прохода не видно, кажется, что деревья стоят у скалы, но деревья скрывают узкий лаз. Там еще несколько шагов и дом, где живет Дэв.

Тимофей споткнулся. Он слишком старался удержать в руках коробочку, поэтому упал. Покатился вниз по отвесному склону. Камни били его в бока, в ребра, тупые, острые, по ногам, по голове, рвали одежду. Вскоре ему показалось, что его прокручивают через мясорубку, и это никогда уже не кончится.

Тимофей пришел в себя где-то внизу у подножия. Он попытался встать и не смог. Слишком больно. Никогда он еще не испытывал столько боли. Он подумал, что дальше в жизни ему больше никогда не будет больно, ведь он расплатился сейчас за все возможное будущее.

«Если жизнь будет».

Неподалеку валялась коробочка, книга выпала из нее и лежала рядом.

Книга.

«Книга».

Тимофей взял книгу.

«Нужно читать, – даже думать больно. – Нужно читать, пока не погасло Солнце. Теперь понял, как дойдем».

Тимофей потянулся рукой к книге. Он едва двигал головой и не мог оценить, насколько сильно тело разбилось о камни. Зацепил книгу исцарапанным указательным пальцем и подтянул ближе. Той же рукой неуклюже открыл книгу, сминая страницы, пачкая кровью. Тимофей подсмотрел номера страниц, пока Меркурий читал, и открыл близко к тому месту, где Меркурий остановился. Тимофей начал читать.

…новая эпоха великих географических открытий. Когда наступит конец поиску, когда ландшафт извлекут и стабилизируют, человечество откроет мир снова.

Опыт японских коллег стоит учесть. Инструмент обязан быть пустым. Тот, кто открывает ландшафту дверь, должен быть пустым. Иначе ландшафт повредится при извлечении. Сад камней – вот что такое теперь современная Япония.

В предыдущих главах упоминалось, как катастрофа открыла новую сферу научных исследований. Задача – оптимизировать извлечение ландшафта при генерации во благо цивилизации. Возможность нельзя упускать.

Гуманность. Вот о чем не помнят мои коллеги. Страх застил им глаза. Пустой человек заслуживает жить не меньше. Пока он нам нужен, мы используем его, но разве можно списать его в утиль по достижении цели? С этим я не согласен.

Для них он даже не жив. Да, он подобен растению, ум его подвижен только при подключении к Сфере. Но что если я найду путь, как извлечь ландшафт, поистине райский ландшафт, который не снился ни японцам, ни шведам, ни немцам, да еще и вдохнуть жизнь в нашу любимую человеческую болванку. Что если, двигаясь к этим двум благородным целям, а не отвергая полностью возможность сделать одно хорошее дело ради другого, мы только больше приобретаем.

Моя вера в хорошее, да, романтическая вера, глупая, смейтесь, но я убежден, что такое намерение принесет плоды в обоих начинаниях. И мы преуспеем многократно. Я все сделаю, чтобы…

Тимофей оказался на знакомой улочке перед булочной. На мгновение он забыл, что читал «Книгу», и удивился, как он вдруг оказался невредим и как его перенесло так далеко.

Навстречу шел Меркурий и его мать, Светлана. Они держались за руки и шли быстрым шагом. Торопились.

– Тимка? – удивилась Светлана.

Светлана отпустила руку Меркурия, подошла к сыну и положила ладони ему на виски.

Тимофей почувствовал прикосновение.

«Вот она, живая, трогает меня, и я живой. Пока живой. Чувствую ее. Знаю, что не она. Знаю, что и прикосновения нет, но чувствую. И раз я читаю книгу, значит, навсегда поселюсь тут. Только самого меня потом уже не станет, как нет Меркурия. И кто-нибудь возьмет читать эту книгу, эту бессмысленную писанину, и я оживу, и буду жить, пока книгу не закроют, пока по буквам гулять будет чей-то взгляд».

Меркурий посмотрел на Тимофея с несвойственным прищуром, будто в глаза било слишком яркое Солнце.

– Быстрее, раз уж мы снова вместе, – Меркурий оглядывался. – Я боюсь, город поменяется. А еще эта чернота на небе становится все больше. Что хоть это такое?

Тимофей посмотрел наверх. На вечернем небе, среди немногочисленных белых точек, черная звезда.

– А поехали на троллейбусе! – Светлана схватила Меркурия и Тимофея за руки и потянула за собой.

«Значит, останемся тут навсегда, – думал Тимофей. – «Единственный след моей короткой жизни будет в этой никому не нужной книге. А если… а если! Дэв. Дойти до Дэва тут. Сказать ему, что я валяюсь в овраге у подножия горы и гибну. Может, придет, вытащит меня, исцелит. Сделает хорошее дело напоследок. Я же за этим и начал книгу читать».

Надежда расцвела в Тимофее. Город сделался приятным, по-летнему теплым, и свет пролился мягкий на стены домов и крыши, на улочки и черные фонари.

Подошел троллейбус. Двери лязгнули и открылись с гидравлическим звуком. Они зашли. Внутри сидели несколько человек.

«Притихшие, разморенные летним вечером, уставшие от работы и счастливые. Жизнь для них вечна. Они не читали книгу и не знают, что это. Вот счастье», – подумал Тимофей.

Меркурий снял с плеч рюкзак, чтобы сесть, и сказал:

– Поедим.

Он раздал лепешки и открыл бутылку с водой.

– Будешь? – протянул бутылку Светлане.

Светлана отпила немного и передала сыну. Тимофей отпил. Вода. Простая вода.

Начали есть. Вкус мягкого хлеба с пряными травами внутри и подсохшим соленым сыром.

«Пусть не в последний раз. Если выживу, объемся булок. Клянусь».

– Куда же ты пропал, Тим, – заговорил Меркурий, – мы же вместе хотели на гору идти.

– Так ты встал, как столб, посреди толпы! – Тимофей заметил, что кричит, и осекся. – Извини, уши заложило. У меня такое бывает от троллейбусов.

– Что-то я такого не помню. Ты меня должен был до Дэва проводить, все торопил, торопил, а сам даже не сказал, что на троллейбусе доехать можно.

– Да нет у нас никаких троллейбусов. Тут они! Тут! И только тут!

– Потише! – потребовала Светлана.

– И главное, пешком идти. Сон такой был, что пешком дошли!

Продолжить чтение