Облепиховый остров

Капио

– Когда он взялся за нож, я успела схватить тебя в охапку и выбежала на улицу. Выскочила в чем была, кажется, в каком-то свитере, босиком… это был февраль. Укутала тебя в этот свитер, как помню, прижала к груди, вот так, – показала женщина, – и побежала. Поначалу куда глаза глядят. По снегу. Но очень скоро ноги окоченели, и я стала суматошно перебирать в голове всех знакомых, живших поблизости. В ту ночь нас приютила тетя Ра. Ты же помнишь ее?

– Да, – тихо ответил мальчик.

Мама с сыном шли за продуктами на мелкий рынок через пару кварталов от дома, где всегда было дешевле. До этого мама, придя с работы, отыскала в ящичке комода немного денег – заначку, припасенную на мясной фарш, что-то еще одолжила до зарплаты у коллег на работе. На мокром снегу, отпечатываясь, расплывались их одинокие следы, рисуя длинную тёмную цепочку на тротуаре вечернего и безлюдного городка. На пути их ждал небольшой подвесной мост, а к нему склон, от морозного дыхания речки, обычно, превращавшийся в ледяной скат. Они, держась за руки, осторожно соскользнули вниз. Мальчик лет десяти крепко держал мамину руку с чувством, что ни за что не позволит ей упасть. Проходя над шумной речушкой, он проводил взглядом ее извилистую нить, тянущуюся до самого озера. Вдалеке, по освещённому луной водяному зеркалу неспешно проплывали отражения туч. Туда и шли эти журчащие воды под их ногами. Число подобных рек и речушек, питающих то озеро, доходило до ста, а то и больше. Об этом он узнал от мамы. Она называла озеро не иначе как «Озеро-мать», и часто рассказывала сыну много интересного про него: про его величину и величие, про глубину и глубокие тайны, всевозможные легенды. Одна из легенд гласила, что «Озеро-мать» возникло из человеческих слез, потому оно соленое и никогда не замерзает. Мама много, о чем знала и могла рассказать, ведь она – учительница, а тетя Ра, это ее коллега и лучшая подруга. Он однажды даже бывал у неё в гостях…

– Тетя Ра ведь очень далеко живет, – вспомнил мальчик.

– Далеко.

– Мама, я мечтаю, чтобы он однажды ушёл и больше никогда бы не возвращался, – с дрожью в голосе промолвил мальчик и горько вздохнул.

Мать, прикусив губу, с болью посмотрела на хмурое лицо сына. Через ещё одну улицу появились первые прилавки с огоньками. Они по-прежнему, держась за руки, приблизились к одному из них с вывеской «мясо».

Капио проснулся от уличного шума, где играл оркестр и раздавались торжественные речи. Дети пробегали мимо окна, а гул голосов проходящих людей наполнял воздух. Через настежь распахнутую дверь ему открылся вид на ярко освещенную кухню, откуда доносился аромат свежезаваренного чая, негромко раздалось бряцанье чашек. На фоне уличного шума, едва слышный голос мамы монотонно напевал про себя какую-то мелодию. Ветер развевал длинные, но легкие, желтые цветочные шторы и сквозь их движение, то и дело, проблескивало солнце. В окно веял свежий и теплый воздух весны. Это утро показалось необычно счастливым для Капио, и он довольный улыбнулся. Однако, улыбка сошла с его лица тут же, когда он вдруг смутно вспомнил пережитое накануне, вечером. Он встал с постели и с тревожным видом прошёл на кухню.

– С добрым утром, Капуша, – с улыбкой встретила его мама, стоя у плиты, – иди, умывайся и садись пить чай, – она выглядела очень бодрой.

– А что там происходит? – спросил Капио, взглянув в окно.

– Сегодня великий праздник.

– Воскресение Святой Пуси?

– Святой Суси, – поправила мама и звонко рассмеялась.

– Мама… а где он? – вдруг спросил сын.

Мама, поняв о ком идёт речь, нарочно повернулась к тазу на печи, делая вид, что проверяет тесто. Повисло минутное молчание.

– Его забрали вчера… – вздохнув, неохотно ответила она. – Подожди, у меня тесто уже готово, сейчас буду жарить лепешки.

Капио с задумчивым видом уселся на табуретку возле окна. Шифоновые шторы, слегка колышась, приятно ласкали его лицо. Вдруг за ними зловеще показалось разбитое стекло с торчащими по краям оконной рамы опасными осколками.

– Лучше отойди оттуда, сынок, пересядь вот сюда, – вдруг очутилась рядом мама. – Как же я забыла, гоб мой! Это хулиганы какие-то ночью натворили…

Очень скоро на столе уже дымилась стопка свежеиспеченных лепёшек и весь небольшой дом наполнился этим любимым Капио запахом сытости и домашнего уюта. Мама достала из глубин старого серванта сахарницу и разлила по чашечкам чай. Только сейчас Капио с ужасом заметил под ее коротким рукавом перебинтованное предплечье.

– Мама! Что случилось?

– Что, сынок?

– Твоя рука…

– Ах, это? Да это я обожглась случайно. Ничего страшного, скоро пройдёт. Кушай, сынок.

Торжественный парад демонстрантов и техники уже прошел мимо дома в сторону центральной площади. Шум утих, лишь иногда ветер приносил отголоски звуков труб, барабанов и рев моторов. За завтраком Капио невольно прокручивал в голове вчерашние события, от которых он до сих не мог прийти в себя. Тайком наблюдая за матерью, за ее показной веселостью он видел все же скрытую грустинку в ее глазах, отчего и у него самого ещё больше тяготело на душе. «Может быть, она тоже вспоминает о происшедшем вчера? Или это только мне кажется?» – размышлял он. Совсем свежие и ещё неосмысленные воспоминания о вчерашнем вечере в деталях медленно возвращались в его память. С чего всё началось? С того, что пьяный отец и его дружки, как это часто случалось, вдруг начали ссориться. Обычная пьяная ссора неожиданно переросла в потасовку. Отец, изрядно пьяный, истерично кричал и угрожал побить или даже убить кого-то… А Капио стоял у двери и видел всё происходящее. Мама заметила его и тут же увела в другую комнату, заперев его там со словами: «Ложись и не слушай ничего». Капио вспоминал, как через тонкую щель запертой двери он невольно слушал приглушенные крики и вопли мужчин, боясь, что они ворвутся к нему в любую минуту. Каждое слово мамы и ее дрожащий голос, пытающийся умиротворить всех, оставались в его памяти. При каждом звуке он дрожал от страха за неё. «Почему мы не можем уйти прямо сейчас? Я бы выбрался через оконную форточку, если пришлось бы. Мы могли бы уйти далеко-далеко. Неважно, куда, неважно, к кому», – размышлял он в тот момент. Вдруг снова раздался угрожающий мужской рев и неожиданный удар с лязгом разбитого стекла (значит, это было окно, – догадался мальчик). После этого последовали шумные крики и звуки борьбы, дребезжание посуды и резкий сильный удар по двери, который заставил его испуганно спрятаться под одеяло. В дрожащем состоянии он представлял, что происходит, потому что такие ситуации он переживал уже не раз. Каждый раз это были новые незнакомые проходимцы с улицы, «отбросы общества», как их называла мама, и каждый раз ему было страшно, как в первый раз. Показалось, что эта безумная ночь никогда не кончится. Слёзы страха и отчаяния наполнили его глаза. Но вот толпа с шумом уходила. В доме вновь наступила тишина. Когда он осмелился выглянуть из-под одеяла, в темной комнате мерцали красные и синие огоньки. Приоткрыв шторку, он увидел у дома полицейскую машину с мигалками на крыше. Через минуту, тяжело дыша, на цыпочках вошла в комнату мама. Крепко обняв его и поцеловав в щечку, она вручила ингалятор для горла, велев спать, и ушла. Он свернулся калачиком, измученный и разбитый, чувствуя на своем лице холодные слезы матери. «Кто-то сейчас мирно спит и, наверное, видит сладкие сны или строит планы о завтрашнем чудесном дне. А я… каким будет мое завтра?» – с жалостью и болью все думал он. Чуть не задыхаясь от пережитого, он ещё долго не мог заснуть. Лежа в темноте, он слушал шум улицы, вихрь своих собственных мыслей и неведомое будущее, сквозь пелену смутных надежд и опасений. Наконец усталость взяла верх, он заснул, но его сон был неспокойным, полный кошмаров и тени прошедшей ночи.

– Сынок, к тебе пришли. Ты, наверно, плохо спал, бедненький, – с сочувствием сказала мама.

Мальчик очнулся от своих дум и заметил, как детский голос с улицы уже который раз выкрикивал его имя. Рэм, соседский мальчик и товарищ из школы, собирался на площадь, чтобы «поглазеть» на праздничное мероприятие, и пришёл позвать Капио присоединиться.

– Привет! Конечно, я хочу пойти. Только у мамы отпрошусь, – ответил в окно Капио и повернулся к маме. Он состроил милое лицо и просто, улыбнувшись, вопросительно наклонил голову.

Мама ответила тем же и улыбнулась, на их языке это было «да».

– Ну, сходи, сходи. Только к обеду я жду тебя дома, договорились?

Капио спрыгнул с табуретки, и уже выбегая из дома, закричал:

– Конечно, мам, я туда и обратно!

Друзья вприпрыжку устремились по центральной улице, о чем-то живо болтая, и вскоре нагнали неторопливо движущуюся демонстрацию. Рэм, увлекая за собой приятеля, влился в самую гущу. Кругом стояла многоголосица, пестрели различные плакаты, флажки, ленты. Было много детей с родителями, все нарядно одетые и аккуратные. Тут и там люди, образовывая широкие круги, наблюдали за различными номерами и представлениями сюжетов из жизни и смерти Святой Суси. Актеры играли так неистово, точно находились в каком-то трансе.

– Смотри! Сейчас выкатят обруч с привязанной к нему женщиной, – со знающим видом воскликнул Рэм.

Капио уже не нравились все эти сумасшедшие пляски. Рем же, напротив, с увлечением наблюдал за всем происходящим. Но, заметив потерянный вид своего друга, решил как-то порадовать его.

– Тогда, может, по мороженому? Вон стоит тележка. Пошли! – воскликнул он.

– Я… я не хочу, – неуверенно ответил Капио.

– Пошли, пошли, я угощаю. Смотри, что папа с мамой дали мне сегодня, вот…, – тянул за рукав и настаивал Рэм, на ходу доставая и показывая из кармана пару свёрнутых в трубочку цветных бумажек, среди которых Капио узнал зелёную, с цифрой 10.

Как-то раз, отец его отправил с такой же бумажкой и приложенной к ней запиской в магазин, но он по дороге каким-то образом, сам не зная каким, обронил ее, за что по возвращении был жестоко отхлестан электрическим шнуром. Ещё один из уродливых моментов жизни всплыл у него в памяти, дрожь пробежала по когда-то исполосованной до крови спине. Капио только рассеяно наблюдал за этой бумажкой, вспоминая, как он тогда ее даже возненавидел. Ему и теперь эти деньги казались отвратительными. Ком встал в горле. Все эти люди и их, как казалось, беззаботная суета и неуемная болтовня, их самодовольный смех и беспричинная радость – все вокруг стало раздражать его. Голова закружилась, и все видимое и осязаемое вокруг превратилось в одну абстрактную массу, вдруг вызвав в нем необъяснимое отвращение. Ему захотелось прямо в эту секунду удрать из этого места и оказаться там, где можно побыть одному, не зависеть ни от кого, не оправдываться и не лгать со стыда, не скрывать своих слез и не выслушивать глупых, дежурных и равнодушных вопросов.

– На, держи, – повернулся Рэм с морожеными в руках, но Капио уже не было на месте. – Капио? Ээй? – Только крикнул Рэм, изумлённо ища глазами приятеля в бурлящей толпе.

Тем временем Капио лихорадочно пробивался сквозь людской поток, пытаясь скорее выбраться. Один раз нечаянно наступил взрослому на ногу, за что услышал вслед зычное: «Смотри куда идёшь, щенок!» и вдогонку схлопотал подзатыльник. Очень скоро он уже находился на краю этой демонстрации, довольно разреженной, и искал любой выход с площади. Еще тогда, стоя с Рэмом, он сразу же решил куда направится. Свой город он знал до последнего гобом забытого закоулка. Наконец, появилась одна из тех улочек, что вела к озеру, куда он сразу же и свернул. Всего через пару десятков домов он дошёл до тупика, дальше его ждал овраг с камышами, а за ними сразу пологое широкое поле. До озера было не близко, но это нисколько не пугало Капио, скорее, в эту минуту он даже не задумывался об этом. Он просто хотел поскорее добраться до «его укромного уголка», представляя, что он – вольная птица, вырвавшаяся из клетки и летящая в свои необъятные просторы, полные загадок и ответов. Перед ним предстало залитое полуденным солнцем мирное озеро, и вся эта мерцающая серебром бескрайняя гладь казалась ему его истинным домом. Он представлял себе, что это озеро словно его вторая мать, а может, словно все его незримые предки, приютят и защитят его. А он, обретя покой, растворится в их ласковых объятьях. Морской воздух, усиливаясь, все больше и мягче наполнял грудь, нежной струей приливал к голове, лаская мысли и изгоняя из души все тревоги. Капио обожал такие моменты самозабвенного восторга и необъяснимого счастья. Он бежал, ничуть не задыхаясь и так легко, будто окрылённый. По крайней мере, он себя чувствовал и представлял именно таким, словно наблюдая себя со стороны. «Эге-гей!» – кричало его сердце, стуча словно мотор. «Откуда столько легкости и сил в ногах? И так свободно дышится даже без ингалятора. Удивительно! Эге-гей!». Наконец, ноги коснулись рыхлого песка, он достиг самого края берега. Надо было отдышаться и собраться с мыслями. «Что теперь? Зачем он сюда пришёл? Что ему делать дальше?» В голове был один сумбур из сплошных вопросов, вновь пробудившихся тревог и обид, внутри него все клокотало и подстегивало что-то немедленно предпринять, совершить, изменить! Тут же! Сейчас же! Недавняя эйфория перешла в исступление. Он скинул с ног обувь и уже зашёл по пояс в воду, как неожиданно его остановил позади ровный и твёрдый голос незнакомца, он услышал: «И куда же мы собрались?». Капио застыл и, поколебавшись мгновение, обернулся. Позади него стоял старик, на вид лет 65-ти. Он был в амуниции, какую обычно носили местные рыбаки: в грязно-зелёном походном костюме, в резиновых сапогах. В одной руке он держал огромный мешок, наполненный чем-то наполовину. И хотя его вещи выглядели изрядно потрёпанными, с виду он был опрятным и, кажется, не был бездомным бродягой, как мальчик изначально подумал. Старик неодобрительно покачивал головой, но при этом смотрел по-доброму. Капио застигнутый врасплох, как истукан уставился на этого незнакомца. Тот чуть заметно улыбнулся.

– Ещё рано. Вода холодная, – продолжил он. – Заболеешь зря, мать только огорчишь, – он зажмурил один глаз и приложил руку козырьком к шапке.

Капио, несколько озадаченный, не сводя с него взгляд, медленно вышел из воды, при этом пытаясь вспомнить, где же он видел этого незнакомца? Первое, что пришло ему в голову было опасение: «А вдруг этот человек знает его родителей и расскажет им? Тогда жди беды! Отец его точно прибьёт». Вода была и в самом деле прохладная, что даже ноги свело, он только теперь это почувствовал. Тёплый песок пришелся очень кстати. Старик, все так же щуря глаза от солнца, смотрел поверх его головы вдаль.

– Неужто на остров собрался? – пробормотал он.

– Я? – неуверенно спросил мальчик.

– Угу.

– На остров?

– Угуу…, – протянул старик, – ты ведь туда переплыть хотел?

– Какой остров? – продолжал недоумевать мальчик.

– Какой остров? Обыкновенный, – усмехнулся старик. – Вон же, впереди. Нет, не туда смотришь, чуть левее.

– Ах, да, вижу, – Капио заметил на горизонте еле различимый холмик.

– Ну ты артист, – засмеялся старик.

– Нет, нет, правда, я не знал про него, и не собирался туда…

– А что сделать собирался? Не купаться же ранней весной?

Капио не нашелся что ответить, он и сам не понимал, что именно хотел пять минут назад.

– Ладно, – продолжил старик, не дождавшись ответа, – но я тебе сразу скажу, он далеко. Это так только кажется, что рукой подать.

Капио кивнул, а про себя вспомнил: «Точно! Я же видел, и не однажды, этот крошечный островок, спускаясь каждый раз на берег. Как-то странно, что я совсем не придавал ему значения».

– А там кто-то есть? – оживившись, спросил Капио.

– А ты сам как думаешь? – спросил в ответ старик.

– Мне кажется, он необитаемый. Я прав?

– А кто его знает, – последовал загадочный ответ незнакомца.

– Хотелось бы однажды оказаться там, – с мечтательным вздохом произнёс мальчик, не отрывая глаз с горизонта.

Старик только улыбнулся.

– Значит, школу прогуливаем?

– Нет, сегодня не учимся, праздник же.

– Не учитесь?

– Нет. Вы не знали, что сегодня день Святой Суси?

– Не помню, какой был сегодня день, – пожал плечами старик.

– А мы вот с другом уже успели побыть на площади. Весь город украшен, людей тьма, кругом веселье. Говорят, до самой ночи будут гуляния.

– А что же тебя привело сюда? Почему не остался?

– Мне… мне не понравилось. Сначала мне тоже было весело, но потом я понял, что не люблю, когда много людей. И там все как-то странное очень. Но больше мне захотелось побыть одному.

Старик чуть удивлённо приподнял брови и задумчиво покивал, как бы соглашаясь с юным собеседником. Загадочно окинув взором водный горизонт, он пробормотал:

– Когда плюёт на человечество твоё одиночество, ты можешь размышлять о вечности и сомневаться… Хм, хм, – прервал он себя.

Не понимая ничего из его слов, Капио только искоса поглядывал на таинственного незнакомца. «Откуда только он вдруг появился?», – подумал он про себя. Настала тишина. Старик, продолжая разглядывать озеро, вновь заговорил:

– Вижу, хороший ты парень. Только, что в воду-то полез, не знаю. Вон, чуть ли не каждый месяц уходят, знаешь ли.

– Кто? Куда уходят?

– Вот такие же как ты. Везде им море по колено. Куда только родители смотрят? А вода – она штука коварная. Так что, не зная броду, не суйся в воду, – вот мой совет тебе. Слыхал такую поговорку?

Капио кивнул. Старик доброжелательно улыбнулся и погладил его по головке.

– Знаешь, иди-ка ты сейчас домой, договорились?

Мальчик кивнул снова.

– А я пойду, – с этими словами старик неторопливо побрел вдоль берега, собирая по пути прибивший к песку мусор и отправляя его в свой большой мешок.

Капио проводил его взглядом, пока тот не скрылся в облепиховых кущах за изгибом берега. Этот старик почему-то ему понравился. Каким-то он казался необыкновенным, добрым. Ещё не сильно разбираясь в человеческой натуре, не обладая жизненным опытом, Капио все же по какой-то своей природной проницательности умел различать в людях лучшее. Собираясь назад, он ещё раз бросил взгляд на островок, раньше ничем не привлекательный клочок суши, в паре километрах от берега, теперь полностью завладел его мыслями.

«Когда (что-то там) на человечество (и что-то) одиночество…» – обрывками вспомнились ему странные слова старика. Слово «одиночество» заставило задуматься его о своём одиноком положении, а через эту мысль ещё и о том, как он глупо и нелепо обошелся сегодня с приятелем. Теперь, опомнившись, он понял, что напрасно поступил с ним так. Что он скажет ему? Скажет, что поддался своим переживаниям? В оправдание пожалуется на свои горькие испытания и расплачется у него на груди? «Стыдно-то как!», – корил он себя. Вместе с тем, что ему было так неудобно за свою выходку, на поверхность всплыли все другие уродливые чувства, касающиеся его недостатков. Ему заодно стало стыдно за свое жалкое существование, бедных родителей, их домишка – глинобитной мазанки в две небольшие комнаты с отделкой, какую, разве что, зажиточные соседи позволили бы в своих конюшнях. Нет, он не будет распускать нюни! И уж точно не перед Рэмом. Они как небо и земля: Рэм живет в большом красивом особняке, у родителей по собственному автомобилю, а ещё его сестра купает своего лабрадора шампунем в большой белоснежной ванне, и таких «еще» он может перечислять бесконечно. А он?.. Нет, Рэму не понять его несчастий. Скорее, тот посмеётся, чем искренне посочувствует. Ведь и так над ним глумятся в школе. Совсем только недавно весь класс высмеивал его обувь, указывая не столько на ее изношенность, а на то, что она выглядела откровенно женской. Но отец посчитал старые мамины ботинки вполне подходящими, и сказал, что нечего этому «волчонку» каждый год покупать новое. Отыскал в сарае эти ботинки и небрежно бросил их перед ним с простым и резким: «На, держи». В школе в тот раз Капио готов был со стыда провалиться сквозь землю. Каждый день он мысленно умоляет Гоба, чтобы хоть сегодня никакая язва не задела бы его своим издевательским вниманием. А от косых взглядов, усмешек и издевательств, от которых не было покоя, он приходил иной раз в такое бешенство, что хотел наброситься на своих обидчиков и расквитаться. Он жалок и смешон и ничего тут не поделаешь. Должно быть, поэтому он ненавидит школу и в целом людей, и в последнее время часто в одиночестве, тайком прогуливает уроки на берегу озера. Вопреки его мнительности, как раз Рэм был – чуть ли ни единственным, кто никогда не придавал значения внешнему виду своего приятеля. Очевидно, что он старался это делать не только из особого отношения к Капио, но ещё из семейной воспитанности, а может быть даже некой собственной природной тактичности. Только теперь, в полной мере осознавав, что такой друг не заслуживал его глупой выходки, Капио сожалел об этом очень сильно. Но все же, сильнее всего его беспокоили мысли о доме. «Что, интересно, сейчас делает мама? Я, помнится, обещал всего лишь прогуляться». Капио ускорил шаг. Когда улеглось и исчезло необузданное желание испытать судьбу, и он окончательно пришел в себя, то он пришёл к той мысли, что ему повезло. И повезло благодаря этому загадочному незнакомцу, как нарочно, подоспевшему в самую нужную минуту. «Получается, он уберёг меня от беды? Ведь, если подумать, на волоске висела ни много ни мало моя жизнь! И как только такое мне взбрело в голову – лезть в воду, ведь я совершенно не умею плавать!», – поразился он. «Приди этот старик хоть на чуточку позже, все бы пропало. А ещё благодаря нему я узнал про остров!». Теперь в непроглядной ночи его существования словно забрезжил маяк. Теперь он хотел думать только об этом острове. Он почувствовал, что какая-то сила зовёт его туда. Может быть, потому что остров впитался в его сознание вместе с некогда прочитанными его мамой книгами? Или он ему снился? Как бы то ни было, он задавался целью научиться плаванию, представляя себя, как он преодолевает последние метры и выбирается на неведомый, первобытный берег. От этих фантазий его аж бросило в жар. На обратном пути пришлось подниматься вверх по склону, и идти было куда тяжелее. До города Капио добрался только ближе к вечеру. Придя домой, он обнаружил свою маму дремлющей сидя на пороге дома. Дверь была широко распахнута, а она, видимо, дожидаясь его, так и уснула, прислонившись к дверному косяку. Внутри дома было совершенно темно и тихо, отчего в наступавших сумерках, такая картина выглядела довольно жутко. Но и у этого была своя хорошая сторона – значит, отца, судя по всему, дома не было. Услышав прибытие сына, мама вздрогнула и очнулась.

– Привет сына, где ты был? – с тревогой спросила она.

– Я был у Рэма дома, мы заигрались. Прости мам, – соврал Капио, чтобы не потревожить ее ещё больше. – Почему ты не дома?

– Света нет. А ещё вчера кто-то украл все наши деньги. Это точно кто-то из этой его шушеры. А я хотела сегодня приготовить тебе пирожки… – грустно сказала она и ее глаза заблестели от влаги.

– Те, которые ты хранила в баночке в шкафу? – вспомнил Капио

– Представляешь! Даже туда залезли, гады! Чертовы пьяницы! – из мамы тоже, бывало, вырывалось крепкое словцо. – И я тоже не углядела, вот дура… ещё пришли эти, контролёры, и отрезали провода за неуплату, как будто этого нам не хватало. Теперь не знаю, что и делать. Ты, наверно, голоден… – всхлипнула мама, погрузив лицо в руки.

– Я совсем не голоден. Я поужинал у Рема, – опять соврал Капио. – Ну, не плачь, мама. Не расстраивайся. А знаешь, у меня есть идея! Я сейчас же, быстро…

Капио побежал в заброшенный соседний сад и очень скоро вернулся с полной охапкой сухих веток. Он быстро сложил из тут же валявшихся осколков кирпичей очаг и развёл в нем огонь. Мама, воспрянув от находчивости сына, поспешила хлопотать с ужином. Потом они стали ужинать прямо тут же на крыльце дома при тусклом свете уличных фонарей. В очаге тлели угольки догоревшего костра, вечер был приятно теплый. На чёрном небе блистали большие, яркие звёзды.

– Мам, можно после уроков я буду оставаться у Рэма? Мы бы вместе делали домашку и все такое, потому что у нас не совсем удобно.

– Конечно… – ответила мама и, задумавшись о чём-то, добавила: – тут неподалёку знакомые переезжают и распродают мебель, я у них приглядела хороший такой столик, как раз очень подошел бы для занятий.

Капио прильнул к маме и горячо обнял ее.

– Я, наверное, плохая мать, – глубоко и с дрожью вздохнула она и процедила, с трудом сдерживая слезы, – прости меня родной мой…

– Мама, ну что ты, перестань. Ты у меня самая лучшая!

– Я…, – всхлипнула она, – я хочу, чтобы у тебя всего хватало, но у меня все никак не получается, Капуша.

– Я все понимаю, мама.

Вопреки обещаниям, после школы Капио не оставался у Рэма дома (хотя такое предложение и в самом деле поступало не только от самого приятеля, но даже от его мамы, тети Айн). Вместо этого он с последним звонком убегал на берег. Приходя на озеро, учился плавать на мелководье и с каждым днем, как ему казалось, что-то у него даже начинало получаться. Выбирал солнечные жаркие дни, правда, все равно температура воды в озере едва ли превышала и 15 градусов. Он периодически выходил из воды и грелся на солнце, лёжа на тёплом песке безлюдного пляжа. Он даже успевал делать, хоть и не всегда, домашнее задание. Чтобы домой возвращаться как можно в более опрятном виде, аккуратно складывал на камень школьную форму. Лишние вопросы и подозрения дома были совсем ни к чему. Более того, его разоблачение было бы смерти подобно, отец и не за такое наказывал так, что врагу не пожелаешь. Но жажда увидеть остров все же перевешивала все возможные риски. Не то он был настолько опьянен своими грезами, не то – до отвращения измотан душевно, что почти потерял здравый рассудок и чувство опасности. Итак, Капио ходил к озеру почти каждый день. Скоро заканчивалась весна, и должны были прийти по-настоящему жаркие деньки, суля более комфортные занятия. Вода понемногу прогревалась, а Капио с каждым разом становился более закаленным, но, как это бывает со всяким азартным ребенком, потерял чувство меры. Как-то раз после затяжного купания, возвращаясь домой, он почувствовал недомогание, а дошел до дома уже с высокой температурой и слабостью, отчего слёг на целые две недели. Приходил доктор, констатировал сильное переохлаждение и воспаление лёгких. Прописал целый список лекарств. Это, конечно же, легло дополнительным грузом на без того хрупкие финансовые плечи мамы. Но, как бы то ни было, она раздобыла все что требовалось. Мама сама лечила, ухаживала за ним, однажды ей пришлось даже просидеть две ночи напролёт возле его постели, когда он эти ночи пробредил и чуть ли не задыхался от приступов кашля. «С этой астмой тебе совсем не надо бы простужаться, сынок. Как тебя угораздило», – беспокоилась и сетовала мама. Днём ей приходилось быть на работе, и эти часы были для Капио самыми мучительными. В это время он ощущал себя самым брошенным и одиноким на свете. Будучи вынужденным лежать в постели, ему приходилось невольно слышать и часто быть свидетелем пьяных вакханалий отца и его шатии. Кто-то из этой честной компании, то и дело, бесцеремонно наведывался в комнату и пытал своими пьяными бреднями, обдавая лицо мальчика чудовищным перегаром. Как-то раз в разгаре шумной попойки, в его комнату вошёл один из них. Капио по привычке погрузился под одеяло и притворился спящим, наблюдая за незваным гостем через приоткрытые веки. Худощавый, с козлиной бородкой и отталкивающей физиономией человек, войдя, сразу же приступил сновать по всем углам комнаты, обыскивая вещи. Капио понял, в чем дело и ему стало ужасно обидно наблюдать, как средь бела дня, на его глазах, их дом пытались обокрасть. Он бы и готов был закричать: «Что вы делаете! Выйдите вон!» или что-то в этом роде, но у него все не хватало духу это сделать. Он утешал свое негодование только тем, что в доме красть было, собственно, нечего и что этот тип, поняв это, скоро удалится. Однако, к его разочарованию, вор, не найдя ничего, не ушёл, а приблизился к его койке и тихо застыл над ним. Капио от страха ещё больше сомкнул глаза, но все равно чувствовал сквозь веки нависшую над ним тень. Тень стала сгущаться, Капио почувствовал сопение совсем близко у лица. У него сперло дыхание, а тело оцепенело. На кухне запел многоголосый пьяный хор.

– Не надо ломать комедию, слышь, – раздался неприятный хриплый голос, – я все видел.

Капио, понимая, что притворяться бессмысленно, отпрял к спинке койки и рефлекторно схватился за край одеяла.

– Слушай, а где денежки? – спросил вкрадчивым голосом этот тип, вдруг преобразившись в доброго. – Тут твой папаша попросил меня сходить за ними, достань-ка их мне, а я ему сейчас же отнесу.

– Я не знаю…

– Как не знаешь? А папашка твой говорит, что они хранятся где-то здесь. Сказал, что ты все знаешь. Ну же, покажи скорее, где они?

– Я правда не знаю, а папа, когда пьян, может нести всякую ерунду, – пролепетал мальчик.

– Эй! Рот закрой! – угрожающе резко гаркнул тот. – Ты как отзываешься об отце! Тебя видимо не учили почитать старших, особенно, родителей? Смотри сюда, щенок, послушаться отца и исполнять его волю – твоя святая обязанность, понял? А не то ты попадёшь в ад, и сам Всесильный Гоб тебя не пощадит!

Капио растерянно молчал, не зная, что делать.

– Ну, так что, достанешь деньги или как? – продолжал давить мерзкий лицедей уже без всякого притворства.

Не дождавшись никакого ответа, он схватил за подбородок Капио, стиснув до боли, прильнул к уху и злобно прошипел:

– Живо покажи, где деньги, не то я не знаю, что с тобой сделаю.

Капио молчал, и от его упорства тот приходил в ярость. Его рука, резко соскользнув с челюсти, вцепилась в горло, – ее одной было достаточно, чтобы плотно обхватить тонкую шею ребёнка.

– Считаю до трёх, не то я придушу тебя как котёнка…

– Отпустите! – Капио изо всех сил попытался оттянуть крепкую руку душителя, и еле выдавил: «мама… мама…»

Отчаянно брыкаясь и извиваясь, он всем телом пытался высвободиться, но душитель тут же насел ему на ноги, не давая никаких шансов вырваться. Лицо Капио побагровело, в глазах начало темнеть… Тут он услышал, как кто-то шумно и неуклюже вошёл в комнату. Через плечо душителя он расплывчато опознал своего отца. Рука разжалась, злодей ловко съехал с его тела на край кроватки. Капио жадно задышал вперемешку с хриплым кашлем, голова закружилась, в глазах замелькал калейдоскоп из образов.

– Ах, Дирран! Слушай, у твоего пацана что-то с легкими, гляди. Что это с ним? – изверг встал и запанибратски обнял отца за плечо. – Я приложил руку, горит – капец! Говорю ему, не слушал папашку, гарцевал раздетый, небось? А он, знаешь, что ответил? Говорит, на кой его слушать, дурака. Это он про тебя так, ты, типа, всякую чушь бакланишь, прикинь! Ха-ха-ха! Погляжу, он тебя совсем ни во что не ставит? Ха-ха!

Отец Капио стоял пьяный со стеклянными глазами, слегка покачиваясь в стороны, смутно соображая, что происходит и о чем ему толкуют.

– Я говорю, пацан твой совсем яхту с бухтой попутал. Говорит, что ты какой-то туфтовый батя! Что он сказал, погоди… а, «мудило»! Ха-ха-ха! Наказывать надо таких детей, брат, наказывать! – он подтолкнул отца к сыну.

– Я так не говорил, папа!

– Да задай ему перцу! – подстрекал душитель.

– Этот что ли волчонок? – промямлил отец и без всяких вопросов и разбора начал бить по сыну. Капио скрылся под одеялом, не в состоянии что-то говорить, кричать или плакать, у него начался приступ кашля. Отец колотил его как тюфяк, пока кто-то из собутыльников не крикнул: «Дирран, ну, где ты там пропал? Водка стынет!»

Отец, шатаясь, вышел. Из другой комнаты прозвучал восторженный взрыв компашки. Шабаш продолжался. Капио раскрылся и тяжело задышал. В комнате уже никого не было. Потом он долго ещё лежал в слезах и размышлениях. Думал и мечтал о том, как однажды он выберется из этой ямы. Этот день когда-нибудь обязательно настанет. Он сделает все что угодно, чтобы покончить со всем этим. А пока, совсем скоро, он выздоровеет и снова пойдёт на озеро. Он почувствовал, как сильно скучает по тем чудесным дням. С этими мыслями и заснул.

Наступили жаркие летние дни. Приближался купальный сезон, курортный городок с каждым днём все больше оживлялся. На улицах появились первые туристы, а местные жители спешно приводили в порядок свои гостевые дома, лавки, закусочные, бары и прочие заведения, в расчете встретить гостей «во всеоружии». Капио неожиданно поступило от соседки, старухи, сдающей комнаты, заманчивое предложение: подзаработать на побелке стен. Дело было не хлопотное и – это была первая его самостоятельная работа. Отец убыл на «халтурку» – сезонный заработок, где управлял небольшим круизным теплоходом, принадлежавшим одной местной туристической конторе. Занятие его было нехитрое, но рутинное: швартоваться, принимать на борт группу пассажиров, отплывать на десяток миль от берега, потом возвращаться, и так раз за разом и из года в год. В конце рабочего дня такие же как он «матросы» собирались у кого-нибудь в каюте и до утра в карточных играх пропивали и проигрывали свою поденную получку. На своей бесшабашной работе Дирран Фобб мог пропадать порой неделями. В его длительное отсутствие на время воцарялись мир и спокойствие. Дома наступала, можно сказать, семейная идиллия, если не брать в расчёт безденежное положение его обитателей. Но никто не унывал. Почти каждый вечер, Капио с мамой сидели на крыльце дома или с книгой, или разгадывали газетные викторины, любили поиграть в города или в шахматы. Как-то раз, мама пересказала ему одну захватывающую книгу, прочитанную ею самой когда-то в юности, после чего Капио загорелся желанием прочитать ее самому. Закончив эту книжку, он был в восторге, словно перед ним открылся портал в параллельную реальность. С каждой книгой он попадал в новый мир и переживал другую жизнь. Ему хотелось читать ещё и ещё. Для этого он даже записался в библиотеку. Днём мама до обеда находилась в школе, а в остальное время, при случае, занималась репетиторством. С началом каникул, Рем уехал куда-то с родителями. Многие сверстники тоже разъехались: кто в летний лагерь, кто к родственникам в гости, кто ещё куда-то. Капио это особо не огорчало, даже наоборот, так он чувствовал себя спокойнее, – меньше глаз видело его за грязной работой. Побелку он старался делать по утрам, пока мало народу, а к полудню, брал с собой книгу, ломтик хлеба и убегал на озеро. Закончив за несколько дней работу, Капио, наконец, получил свои первые денежки и сразу же все до копейки отдал маме.

– Откуда они у тебя? – удивилась она.

– Я заработал, – ответил ей сын скромно. – Помог одним соседям, и они заплатили мне. Возьми. Я знаю, когда я болел, ты занимала у тети Ра мне на лекарства.

Мама растроганно обняла его и чуть не заплакала.

– Ну, что ты, сынок, все болеют. Главное, теперь ты здоров, а для меня это важнее всего.

Эти мирные дни были такими беззаботными и прекрасными, что погрузили Капио в некие иллюзии. Ему казалось: все что происходило до – было просто сюжетом какой-нибудь грустной книги, а то, что сейчас – действительностью. Словно все так и было, они с мамой всегда жили спокойно, размеренно, счастливо. Об отце никто даже не вспоминал, словно его и не было совсем. Иногда, когда Капио оставался один дома, то он часами просто любил просиживать в полумраке и тишине. Он упивался этим одиноким безмолвием, как жаждущий в пустыне, добравшись до воды, не может напиться. Можно было терпеть и голод, и холод, но для него не было ничего хуже чувства тревоги и страха.

Несмотря на разгар сезона дикий пляж, куда он обычно ходил, все же почти всегда оставался безлюдным. Лето прошло свой экватор, и надо было торопиться с осуществлением цели, к которой он долго и усердно готовился. В один из дней, он приготовил кое-какое снаряжение: верёвку, кухонный нож, соломенную шляпу (должно быть, подражая некому книжному герою) и отправился к озеру. «На диком острове без такой оснастки никак», – решил он. Надёжно припрятав в прибрежных кустах сменную одежду, он намотал на себя верёвку, натянул шляпу, закусил нож и с решительностью поплыл к острову. Поначалу он хорошо держался на воде и очень активно работал руками. Ему даже показалось доплыть до острова плевым делом. Но примерно на полпути силы поиссякли. Плюс, к тому же, набор орудий, которыми он был обременён, довольно мешали ему, так что по пути их пришлось отправить на дно. Но избавление от лишнего балласта, ему не прибавило сил. Плыть становилось все тяжелее и тяжелее. Постепенно конечности стали наливаться свинцом, движения ослабли, он с головой стал уходить под воду. Охваченный паникой, он беспорядочно барахтался, долго сопротивлялся, но в какой-то момент, его покинули последние силы, невидимая рука озера медленно потянула его вниз… Последнее что он чувствовал – это была какая-то глубокая вера в то, что Озеро-мать его любит так же, как и он его, и что оно не причинит ему зла. Оно его не погубит…

Капио очнулся от криков чаек. Оглядевшись, обнаружил себя лежащим на мягкой подстилке в каком-то шалаше. Он выбрался. Снаружи «шалаш» оказался простым укрытием в глуби густого облепихового кустарника. Чья-то рука искусно свила ветви так, что со стороны это укромное место было почти незаметно. Капио вышел к берегу, на противоположной стороне, через пролив, виднелся знакомый пляж, за ним холм, а ещё вдалеке – горы. Стало ясно, что он находится на том самом острове. Удивленный, он огляделся вокруг. Невдалеке, у каменного причала покачивалась на волнах лодка, привязанная к колу, вбитому в скалы. Чуть в стороне вдруг из-за большого валуна выросла чья-то фигура. Человек постоял (спиной к нему) и снова опустился за камень. Капио осторожно направился к нему. Приблизившись, он по одежде узнал того самого пожилого незнакомца. Старик сидел полубоком к нему на плоском камне, и что-то плёл из прутьев. Прежде чем Капио успел что-то сказать, старик заговорил первым:

– Ну, как ты? – старик обернулся, и Капио увидел то знакомое доброе лицо с красивой улыбкой.

– Хорошо.

– В груди не болит?

– Нет, вроде. Это вы меня вытащили?

Старик кивнул.

– Повезло тебе, ничего не скажешь. Еще бы немного и… – он поманил жестом, приглашая подойти поближе.

– Спасибо, что…

В отчет, старик только зажмурил глаза и удовлетворенно кивнул.

– Главное, все обошлось, Капио.

– Вы знаете мое имя?

– Угу.

– Но как же вы узнали?

– Ты сам мне сказал.

– Когда? Я ничего не помню, – почесал затылок мальчик.

– Вообще-то мы с тобой успели поболтать, когда ты очнулся в первый раз. Ты был ещё слаб, и я уложил тебя, чтобы ты поспал и хорошенько отдохнул. Не помнишь? Ну, должно быть, это из-за стресса. Ничего, так бывает.

– Вы же не расскажете об этом моим родителям? – Капио боялся этого хуже смерти.

Старик улыбнулся и покачал головой.

– Как насчёт перекусить? Зажарим рыбку? Что скажешь?

Мальчик тоже улыбнулся и закивал, больше обрадованный обещанию не говорить про него родителям.

– Вот и отлично, – старик скрутил последний узел, встал и торжественно протянул руку: – Акрософо.

– Акроссс…

– Знаю, знаю, сразу не выговорить, можно просто Софо. А ты, ещё раз, Капио, верно?

– Да.

– Со спичками ладишь?

– Угу.

– Предлагаю так, Капио, разожги-ка ты пока огонь вон там, видишь ту площадку? А я займусь этими красавцами, – он указал на рыб, плавающих в прибрежной скальной чаше. С каждой большой волной этот явно нерукотворный бассейн наполнялся свежей водой.

Собирая хворост, Капио не уставал озираться по сторонам, с любопытством изучая местность. Тут он заметил и объекты, которые были созданы определенно человеком, никак не природой. Совсем недалеко располагался ровно и аккуратно вымощенный причал, с миниатюрной бухточкой, где как раз качалась та самая лодка. Возле причала была обустроена небольшая стоянка, на которую указал «хозяин острова». Она представляла собой террасу в форме круга, с очагом по центру. На террасе стоял столик из плоского камня, рядом вогнутое и до блеска протертое сиденье и тоже из камня, «камень-кресло», – Капио сразу придумал ему название. В черте площадки из земли торчали две вертикальные глыбы с человеческими очертаниями. Вокруг же всего этого комплекса были замысловато расставлены камни меньшего размера с явно определенным, но не понятным для Капио, замыслом и назначением. Ему показалось это место очень странным и загадочным. Старик, все это время, наблюдая за зачарованной реакцией мальчика, разгреб угли в костре и установил рогатину с рыбой.

– Удивительное место. Остров все же обитаемый. – Капио присел у костра, напротив старика.

– А ты бы хотел, чтобы никого не было? Ах, ну да, ты ведь у нас интроверт, – сказал старик, но не был услышан, Капио все время отвлекался на окрестности.

– Интересно, кто мог построить все это в таком месте? – озираясь, спросил он.

– Я, – коротко ответил старик.

– Это вы?? – не поверил мальчик.

– Да, – так же коротко и просто подтвердил Софо.

– Это все вы один?

– Один. Правда, много лет ушло. Да и много лет прошло.

– Как? Разве человек способен на такое в одиночку?

– Человек все может, и даже один, – улыбнулся старик.

– Но эти камни даже больше, чем я…, – озадаченно рассуждал Капио, будто сам с собой.

Старик, усмехнувшись, достал из костра веточку, расположил пару камушков рядом друг к другу и наглядно продемонстрировал своему любознательному собеседнику рычажную силу.

– Вот таким вот образом. Главное, подключить это, и тогда возможно все, – он многозначительно поднёс указательный палец к виску.

– Вы хозяин острова? Он ваш?

– Нет, что ты. У меня ничего нет в этом мире.

– А для кого или для чего вы это все строили здесь много лет? В этих постройках есть какой-то смысл?

– Смысл? Может быть, и есть… а может и нет. Смотря как к ним относиться.

– Но мне нравится здесь, везде такой порядок!

– Будет вокруг тебя порядок – будет и в тебе.

– Вы думаете точно, как моя мама. Она тоже любит, когда дома все по местам.

– И это правильно. Считай, это место тоже чей-то дом.

– Значит вы живете здесь, на острове?

– Здесь я и живу.

– А где укрываетесь от холода, от бурь?

– Потом как-нибудь покажу.

Капио с задумчивым видом стал разглядывать две похожие человекообразные каменные фигуры, поставленные лицом к лицу. Старик наблюдал за Капио такими глазами, словно угадывал его мысли.

– Эти каменные фигуры похожи на людей, – сказал Капио.

– Верно.

На удивленном лице мальчика возник немой вопрос, и он собирался спросить ещё, но Софо вдруг поднялся с места.

– Пойду, проверю снасти, пока готовится. Можешь пойти со мной, если хочешь. А это мы поставим вот так, чтобы крылатые разбойники нас не оставили без ужина, – сказал он и накрывая костёр сетчатым куполом, который сплел недавно.

Старый рыбак отошёл к удочке. Капио приблизился к фигурам, водя рукой по их детально вытесанным чертам, он пробормотал про себя: «Они похожи на детей, и оба – как две капли воды…»

– Кто они? – снова поинтересовался он, но вопрос, растворившись в порыве ветре, остался без ответа.

Старик пошёл дальше по краю берега. Капио поторопился за ним. Собрав в сетку небольшой улов, они повернули обратно. По пути Софо неожиданно свернул по тропинке вглубь острова. Неподалёку, в облепиховых зарослях открылся взору совсем маленький домик, аккуратно сколоченный из досок. Домик был весь почерневший, очевидно, от постоянной сырости.

– Вон там я и обитаю, – махнул рукой старик в сторону хижины. В крошечном окошке, отражаясь, блистали лучи клонившегося солнца. – Идём, Капио, к нашему столу. Скоро стемнеет.

За ужином они ещё много болтали о разном. Из разговора Капио узнал, что старик жил отшельником на острове с давних пор. Лишь изредка перебирался на материк, и только за тем, чтобы в ближайших домах обменять свою рыбу на самое необходимое. Старик говорил очень живо, интересно, мог быть и серьезным, и ироничным, довольно забавным и добрым, и казался очень мудрым. Он охотно отвечал на вопросы Капио, держа беседу с ним как с равным, без наигранной снисходительности, обычно присущей старшим, когда они имеют дело с детьми. Капио слушал его с огромным удовольствием. Одно только в старике было неизменно, – в глубине его глаз, как бы он того не скрывал, таилась тоска, заметил Капио. Еще утром мальчик ничего не знал об этом человеке, не считая их первой короткой встречи, однако теперь ему казалось, что они были знакомы давным-давно. Солнце заходило за далекую, темную горную гряду. На горизонте повис оранжевый закат, золотой дорожкой отражаясь в водном зеркале озера.

– Идём к лодке, я переправлю тебя.

С тех пор Капио бывал у Софо почти каждый день на протяжении всего лета. Старик сразу завоевал уважение и доверие мальчика, и он сильно привязался к нему. Капио всякий раз рассказывал ему о том, что происходит дома. Именно с этим человеком у него почему-то получалось делиться самым сокровенным, иногда тем, что он порой не мог раскрыть даже маме. Софо всегда слушал его с пониманием, искренне проникаясь его переживаниями. Умудрённый годами старик умел очень точно подобрать важные слова, дать нужные советы и наставления, в целом, оказывая большое влияние на внутренний мир своего юного друга. Сам он тоже с готовностью рассказывал о многих вещах, иногда даже мог пооткровенничать о чём-то, если Капио сильно просил того. Но стоило речи зайти о его близких или о нем лично, старик умолкал или мягко уводил беседу в сторону.

С началом осени у Капио началась учёба. Ему уже реже удавалось навещать Софо, а с возвращением отца домой, это стало еще сложнее. Снова началось беспокойное время. Ясные солнечные дни сменились осенними дождями. Промозглая серость и холода, словно окутывая собой быт мальчика и его несчастного семейства, принесли новые испытания. Пьяные гулянки отца участились и, нередко сопровождаясь дикостью и произволом, после счастливого перерыва, ощущались ещё более жутко и невыносимо. Как это присуще тиранам и самодурам отец все проблемы и неудачи вымещал на близких. «Если бы не мама, меня бы здесь уже давно не было!», – сокрушался Капио. Но что делать, он ни за что не мог оставить ее одну с «этим человеком». Только мысли о том, что однажды, они с мамой вырвутся из плена этого безумства, придавала ему сил.

В один из дней, маме пришлось поехать по работе в соседний городок, она обещала вернуться только к вечеру. Придя с учебы, Капио застал привычную картину: дом был полон пьяных гостей. Кучка сидела за столом, во главе которого с хмельным и самодовольным видом восседал отец. Он, подозвав сына ещё с порога, усадил себе на колени.

– Вот он мой пацан, видали как вымахал?

– А, это твой тот, про которого ты вечно нам втираешь? – бросил кто-то.

– Он, он, кто же ещё? – заткнул его кто-то другой.

– А я откуда знаю, сколько их.

– Тебе оно сдалось? Разливай лучше, – осадил третий.

– Один он у Диры. Ещё имя такое хитромудренное, не то Карио, не то Марио! Хе-хе! – возник ещё чей-то голос, говоря о мальчике пренебрежительно и в третьем лице, будто речь шла о каком-то предмете.

– «Марио»?? Да ну тебя! Это как того, что ли, шпендика из игры? Ха-ха! – встрял пятый.

– А ты откуда знаешь, что, в игры играешь? Ну, ты и фраерок, конечно, ха-ха! Э, мужики! слыхали его? – с насмешкой набросился на того кто-то ещё.

– А сам ты откуда знаешь, раз спрашиваешь?! – в ответ огрызнулся «пятый».

– Ну, вы прям два долбоноса, нашли друг друга, – недовольно пробурчал ещё кто-то седьмой.

– Кончай базар! – рявкнул уже сам Дирран. – Вы бы знали, как он поёт, дурики.

– Ого, а он ещё и талантливый? В соседа что ли? – поддразнил кто-то.

– А что, сомневаешься? Ну-ка, сын, сбацай этому дяде че-нить, так, чтоб охренел. Давай вот эту: «А за морем туман?»

Внутри Капио все бурлило и кипело, но он молчал, с брезгливым видом уткнувшись в бутылку водки в центре стола, ненавидя и презирая весь этот маргинальный сброд.

– Ну? – недовольно буркнул отец,

Капио продолжал молчать и, стиснув зубы, приготовился к любым возможным сценариям. Пошли язвительные смешки. Недовольные таким «антрактом» нетерпеливо призвали «забыть о пацане и опрокинуть по следующей». Это только раззадорило Диррана. Он стукнул кулаком по столу и прорычал:

– Тихо, мать вашу! – все умолкли. – Я не понял, гости долго ещё будут ждать тебя?

Капио почувствовал, как от стиснутых зубов у него онемела челюсть. Ему было до слез обидно, что его так грубо и бесцеремонно принуждают что-то делать, ещё и на эту публику, словно он был цирковым животным. Как и ожидал, он получил резкую и оглушительную оплеуху, от которой с грохотом свалился на пол. Он машинально съёжился, закрыв лицо руками.

– Брысь отсюда, сученыш! – прорычал отец и напоследок больно ткнул его носком по рёбрам.

– Хорош, мужик, он же твой сын как никак, – нашелся человек (даже среди этого сброда), кто с негодованием ухватив его за руку, стал против такого.

– Глянь, что он делает! – в бешенстве одернув руку, брызжа слюной, истошно проревел Дирран. – Это он щас такой, а вырастет – предаст и глазом не моргнёт. Все вокруг одни предатели…

Капио под суматоху прополз под столом и выбежал из дома. В слезах, проскитавшись в глухих закоулках, скрываясь от всех до наступления темноты, он, поникнув, побрел к дому. Левая щека горела, побаливало в боку, но хуже всего – на душе скребли кошки от мысли о маме. Ведь она должна была вернуться к вечеру. «Ах, бедная мама, что ее там ждёт!» – от этой мысли он приходил в ужас. Когда он, решив возвращаться, приблизился к дому, в окне горел свет. Через распахнутые шторы было видно, что дом опустел. Стояла угнетающая тишина. С трудом переборов свой страх, Капио решился заглянуть внутрь. Дверь оказалась чуть-чуть приоткрыта. Мальчик медленно потянул за ручку, дверь со скрипом отворилась, и тут он неожиданно оказался лицом к лицу с отцом. Дирран предстал перед ним на коленях, с закрытыми глазами и, словно в бреду, бормотал что-то бессвязное. Капио разобрал лишь некоторые фразы, где отец без конца твердил что-то вроде: «Сжалься надо мной, Всесильный Гоб, прости меня, ибо грешен я…» Капио остолбенел от непонятного ужаса. В эту самую минуту позади его окликнул запыхавшийся голос Рэма.

– Кап, привет! Тетя Сантия позвонила моей маме и передала, что из-за тумана все рейсы приостановили…

– Тссс… – Капио обернулся и приставил палец к губам.

Слова Рэма оборвались, он перевёл взгляд с друга на происходящее за его спиной в темноте дверного проема, затем попятился назад и резко выбежал на улицу.

– Привет! – радостно махал рукой Капио, к подплывающей лодке стоя на берегу. – Давно не виделись.

Старик, кивнув в ответ, позвал к себе:

– «Прыгай!» – Капио подсел к нему, обнял своего старого друга и взялся за весло. – Ну, как у тебя дела? – поинтересовался Софо.

– Я в порядке… все нормально… то есть, у меня все хорошо, – сумбурно ответил юноша.

На его руке сиял большой алый рубец, старик это заметил сразу, но не подал вида.

– Извините, что пропал. Это вам, – Капио, остановившись, раскрыл пакет, в котором лежали пара пачек чая.

– Спасибо, – тронуто поблагодарил старик, и они поплыли к дальше в полном молчании.

Когда они высадились на остров, Капио сразу обратил внимание, что на террасе, возле двух каменных фигур появился ещё один вытянутый булыжник. Заготовка лежала у основания «близнецов», а рядом лежали молоток и долото.

– Вы принялись за нового человечка?

– Ах, да… – рассеянно пробормотал Софо.

Капио нашел это необычным, поскольку за эти 4 года, с того дня как они познакомились, он никогда не видел старика занятым чем-то подобным.

– Сколько лет прошло, а я до сих пор не знаю о них ничего. Вы мне так и не расскажете, наверное, никогда, – сказал он с ноткой обиды

– О чем?

– Про эти скульптуры, ну, кто они такие?

– Хм…, – подумал Софо, – наши древние предки создавали такие в память об умерших близких, как их воплощение на земле.

– То есть… это как получается?

Их взгляды встретились, и из равнодушно-тоскливого взгляда старика Капио понял, что тот не желает обсуждать это. Поколебавшись, Капио решил не навязывать тему.

– За последнее время вы так сильно поседели, – заметил Капио, не зная, как перевести разговор.

Старик горько усмехнулся и кивнул.

– Что поделать, время неумолимо. Должно быть не только поседел, я не видел себя в зеркало с тех пор, как здесь оказался.

– Что? Вы это серьезно? – засмеялся Капио.

– Так и есть.

– Вы меня не перестаёте удивлять! – воскликнул юноша сквозь смех.

Старик вдруг прервал его серьезным тоном:

– Покажи. Это снова он?

Капио неохотно и неловко выставил левую руку.

– Это была не серьезная рана. Уже проходит.

Старик осторожно взял его руку и поднёс поближе. Осмотрев обезображенное рубцом предплечье юноши, сочувствующе покачал головой. Затем достал из кармана маленькую баночку, зачерпнул пальцем густой крем и помазал пораженное место.

– Облепиха многое лечит, – объяснил Софо и протянул сосуд. – Каждый день перед сном, и повязать обязательно… Ну, где там твоя заварка? Пойду, поставлю чайник.

Они сидели как обычно у костра. На столике в железных кружках дымился ароматный крепкий чай. Капио все это время находился в каком-то беспокойном напряжении, казалось, внутри его терзали мысли, которые он вот-вот выскажет, но никак не решится. Старик, с безмятежным видом разматывая запутавшиеся лески, искоса поглядывал на Капио, будто зная, что с ним происходит.

– Ну, скажи, скажи, не держи все в себе.

– Софо…, – наконец решился заговорить Капио, тяжело дыша.

Старик вопросительно посмотрел на него, готовый к серьезному разговору.

– Знаете… я устал. Мне незачем жить, Софо, – голос юноши дрогнул, и он склонил голову.

– Тебе больно, я понимаю.

– Очень больно. И я не знаю, что мне делать.

– Благодари.

– Благодарить? Кого? За что?

– За свою боль. Благодаря ей ты живешь, а не просто существуешь.

– Как вы умеете перевернуть всё с ног на голову. Именно из-за боли люди и существуют, а не живут. Всё наоборот.

– Смотря как к этому относиться.

– В ваших словах никакого смысла, боль не делает нас счастливыми.

– Не делает. Но смысл есть в торжестве над тяготами и муками. Тут важно понимать, ради чего ты готов терпеть и жертвовать.

– И ради чего, например?

– Ну, скажем, ради твоей мечты. У тебя ведь есть мечта? Я помню, ты был полон надежд.

– Это было раньше, – сказал Капио с тяжелым вздохом. – Я так долго и упорно верил, надеялся, но время все идёт, а ничего не меняется, и вряд ли когда-то изменится.

– Почему ты считаешь, что все должно поменяться само собой?

– Вы знаете, сколько раз я молил Всесильного Гоба? Я молился ему тысячу раз! Я молился днем и ночью, но ничего не произошло! Часто спрашиваю Его, отчего он не слышит меня?

– Полагаешь, Он станет перед тобой оправдываться?

– Я хотел бы, чтобы Он мне просто помог. Или мне нужно молиться ещё усерднее и тогда все получится?

– Я этого не говорил.

– Так что мне делать, я вас совсем не понимаю?!

– Я думаю, дело не в Гобе и не в молитвах, сынок. Есть только мы и наше сознание.

– Как?! Вы хотите сказать, что не верите в Него?! Вы не верите?

– А что это поменяет?

– Значит, вы ни во что не верите?

– Неверие в Гоба вовсе не означает неверие ни во что. Я не думаю, что Гобу нужна наша вера в Него. Скорее, это он хотел бы верить в нас.

– Тогда, может быть, он не верит в меня? Может, я слишком плохой, чтобы он проявил ко мне милость? Но я часто слышал: «Он милостив ко всем и тому подобное…» – может я сделал что-то такое, за что Он не желает меня прощать?

– Сынок, – сказал старик, терпеливо выслушав тираду юноши, – уж кто-кто, но не ты нуждаешься в прощении. Я лишь хотел сказать, что твою судьбу вершить только тебе, и никому, послушай, никому другому. Остальное пустое.

– Значит, пустое?! Я вам рассказал о своем несчастье, а вы говорите пустяки, глупости, да? – вскричал раздосадованный Капио.

– Я говорил немного о другом.

– Нет, нет, я вас понял! Вам все кажется пустым. Вера в Всесильного Гоба – пустая затея, и все на свете – пустые идеи. «Терпеть боль и радоваться!» – как просто вам приходит в голову ответ. Вот это, конечно, выход! Зачем только я вам открылся! Откуда вам знать, что я переживаю каждый день. Вам же легко рассуждать, живя тут в своём уголке. Вы – один и для себя. Только и знаете, как выживать, день за днем ловить рыбу да точить свои камни. Мне кажется, вы даже толком не слушали меня. Я говорю, что не хочу больше жить, а вы: «Боль – хорошо, все другое – пустяки», – сказали бы прямо, что я тоже для вас пустое место! Вот перестану я приходить к вам, а вы и дальше будете один преспокойно жить в своей берлоге. Вам же ничего не надо, и никто не нужен в этой жизни! – юноша зарыдал и тут же припал к груди старика, – Простите мои слова, Софо! Простите, я не хотел вас обидеть. Что это на меня нашло.

– Ничего, ничего… – успокаивая, гладил старик его по голове. – Ты говоришь это потому, что ещё не понял другой стороны того, о чем я говорил тебе. Да, случайно ты открыл не ту дверь. Но ты обязательно найдешь выход. Когда-то перед тобой откроются другие двери. Их будет много. Главное не ошибиться, когда они откроются.

– Скажите, как не ошибиться, Софо?

– Ах, если бы я знал.

– Ну, вы же мудрец.

– Вовсе нет, я не мудрец и не всеведущий. Я тоже хотел бы знать ответы на многие вопросы, как и ты.

– У вас ещё, оказывается, остались вопросы к этой жизни под конец, в свои старые года, – вдруг, сквозь слезы, улыбнулся Капио.

– О, у меня их предостаточно. И есть ли конец? – вот как раз один из тех вопросов, что меня беспокоят.

– Ну, дайте хоть какие-то подсказки, Софо?

– Хм… что я могу посоветовать тебе. Слушай своё сердце.

– Как это?

– Прислушивайся к самому себе, и только к себе. Возможно, ты знаешь тот зов, что внутри.

– Знаю. Я всю жизнь говорю с этим внутренним голосом. И этот голос говорит мне, как и вы, что надо терпеть и ждать.

– А что говорит тебе твой разум?

– Этого лучше никому не знать. В моей голове много страшных мыслей.

– Что ж, с этим надо быть осторожным и не принимать поспешных решений, пока разум не услышит сердце, а сердце не поймет слова разума.

– Вот я и не принимаю поспешных решений… Всё так запутанно. Не надо было мне вообще рождаться и все!

– Ну, ты говоришь такое. Вот, ты же начал с того, что устал? Но я наблюдал, как ты сражался за жизнь. Сам вспомни.

– Вы говорите про момент, когда я чуть не утонул, и вы меня спасли? Но там был инстинкт, вы сами так говорили.

– Я не только и не столько о том случае, сынок. Я наблюдал, как ты приходил на это место с самого начала. Помню, с каким желанием ты смотрел с того берега и мечтал оказаться на этом острове. Это ли не было твоим желанием жить? И оно живет в тебе до сих пор, не так ли?

– Да… – ответил Капио, задумался, и вдруг сказал: – мне пришла мысль, Софо… что остров тогда был всего лишь моей детской мечтой и фантазией. А сейчас я вдруг осознал, что он был ключом к той «двери».

– Вот как! Но ты пока не знаешь, что там за ней, верно?

– Знаю, – улыбнулся Капио.

– И что ты увидел за ней?

– Я увидел, что такое отцовская любовь.

Старик покачал головой, потрепал Капио по спине и отвернул взгляд.

– Уставший от жизни – не такой. Такие тихо уходят из жизни, не покидая комнаты. А ты хочешь жить! О, ты на самом деле любишь жизнь! Это я точно знаю. И не забывай, ты живешь не только для себя. Мы живы, пока на земле есть то, ради чего стоит жить.

Капио снова договорился со старушкой о работе. В предыдущие три сезона он занимался побелкой стен ее дома, но на этот раз ему предстоял более серьезный ремонт. Необходимо было полностью очистить от потрескавшихся слоев стены и нанести новое ровное покрытие. В аналогичном обновлении нуждались двери и оконные рамы. Это была крупная и сложная работа, но оплата была заманчивой. За предыдущие годы он набил руку и решил, что смело возьмется и за это дело. Он планировал использовать заработанные деньги для более «достойной» подготовки к школе. Капио представлял себя с гордо поднятой головой, идущим по школьному коридору перед глазами одноклассников, чувствуя себя не хуже остальных. Просить денег у матери было стыдно. О помощи от отца и говорить не приходилось. Дирран Фобб снова пропадал на своей работе, и с него этого было достаточно. После той глубокой беседы он ещё не посещал своего старика, но слова Софо все время крутились в его уме. В один из дней, несмотря на усталость после напряженного трудового дня, он решил навестить его. Осталось только забежать к себе и переодеться. Но когда он пришел домой, он увидел нечто необычное: отец сидел посреди комнаты, а вокруг него кто-то в странном наряде суетился. Этот человек, будто заклиная, произносил странные слова, обращенные к Диррану Фоббу с возвышенным и странным голосом: «Да придет благодать всемогущего Гоба и его дочери Суси на Диррана, сына Фобба. Да наполнит его душу блаженством, да принесет дому его богатство земное и небесное…». Если даже это были молитвы из священных книг, то они выглядели довольно странно, скорее всего, это была выдумка этого самозванца «священника». Также странно выглядел сам Дирран Фобб, восседая на табуретке, словно на троне, с закрытыми глазами и безразличным, глуповатым видом. Для Капио это выглядело и странно, и комично, он тихо остановился у порога, с интересом наблюдая за происходящим. В какой-то момент этот человек в длинном плаще заметил Капио. Встретившись взглядом, он продолжил фальшивым тоном свой обряд. Капио остолбенел. Он узнал в нем того, кто чуть было не задушил его несколько лет назад. Было удивительно, что этот человек даже не стал скрывать свое лицо. Капио вспыхнул от прошлой обиды и текущего гнева на дерзость этого негодяя. Он осмелился сделать то, на что не решился тогда раньше, он закричал:

– Убирайся отсюда!

Мерзавец замер. Отец, очнувшись и подпрыгнув на табуретке от неожиданности, и пораженный поступком Капио, нахмурился.

– Ты? Ты что смеешь, дурак? Прибить тебя что ли?

– Не обижайте детей и не браните их, ведь они – дар от Него, – сентенциозно прокричал этот «служитель» своим мерзким голосом, пытаясь придать словам патетичности. Затем, обратившись к Капио, с ехидством продолжил: – Да! Дети – благословение от Гоба. В Сакрумане написано: если кто-то обидит дитя словом или делом, того ждет темнота в этой жизни и в следующей.

– Этот человек пытался убить меня!

– Что ты несешь?! – крикнул отец, а затем обратился к «служителю»: – Преподобный, в него вселился бес! Сделай что-нибудь?

– Это правда! – кричал Капио.

– В Сакрумане также сказано: «Лжец – слуга дьявола».

– Он притворяется, он шарлатан, отец!

– Замолчи, несчастный! Не говори так о святом Малдо!

– Когда Всесильный Гоб ниспосылал нам Святой Дух в виде своей дочери Суси, то погрязшие в грехах люди тоже сочли ее за шарлатанку. Вместо того чтобы внемлить ее слову, по греховности своей и по неверию они восприняли ее с презрением и очернили ее. Так же, как сейчас это делаешь ты, – «преподобный» ткнул пальцем в сторону Капио.

– Ах, Святая Суси! Да благословит ее Гоб во веки веков! Ты хоть понимаешь что творишь, выродок? – ожесточенно зажестикулировал отец в сторону сына.

– «Дети – дар от Гоба», – помнишь, Дирран? «Не гневайтесь и не браните их…», – фальшиво успокаивая, не переставал фиглярничать Малдо.

Капио прислонился к стене, закрыв лицо руками, подавленный, съехал вниз. Он понял, что бессилен против этого чудовищного представления.

– Во, очухался! – с глупым и довольным выражением оскалился Дирран. – Это благодаря вам, преподобный! И слава нашему Всесильному Гобу!

– Люди, а тем паче дети, слабые существа, им свойственно забываться и ошибаться, – продолжал упиваться своей безнаказанностью «преподобный». – Но кто мы чтобы судить? На все Его воля. Да простит его Гоб, ибо он (Малдо с злорадной ухмылкой показал на плачущего Капио) не ведал что творил.

– Вот, пусть сидит и пусть слушает… – закивал отец. – Преподобный, а расскажи ещё раз про Святую Суси. Ее очернили, и что там дальше было с ней? А ты послушай! – зыркнул он в конце в сторону Капио.

– Хм, хм… и поднялась тогда Святая Суси с проповедью на ту гору. И молвила Она народу слово Гобье. Но люди, по греховности своей и по неверию, очернили ее, обвинив в ереси и фарисействе. Тогда они взяли и распяли ее на обруче колесницы, а потом пустили с той горы вниз…

– Вот, почему он священен! Понял? – вскричал Дирран, с трепетом вертя в руках деревянное кольцо, висевшее у него на шее, и с показным благоговением поцеловал его.

– Именно! Обруч – это символ бесконечной жизни, спасения души и силы нашей веры. Аминь.

Всю дорогу к озеру Капио шел подавленный произошедшим только что дома. Он не мог поверить в то, что люди до такой степени могут быть подлыми, низкими и циничными. Нет, он, конечно, многого насмотрелся и повидал даже в свои юные годы, и многое в человеческой натуре его перестало удивлять уже давно. Один отец и его бесконечные дружки чего только стоили! Среди которых были по-разному эксцентричные, хитрые, просто черствые, и даже жестокие люди, но их низменные сущности и мотивы хотя бы были понятными и объяснимыми. Сегодняшнее же, было для Капио куда более отвратительным, поразительным и страшным, и не поддающимся осознаю. «Ведь так, люди подобные этому мерзкому злодею могут поступить с кем угодно и ради чего угодно. С ловкостью напёрсточника из невиновного сделать виновного, из белого сделать черное, не моргнув глазом!»

Встретившись с Софо, он не стал делиться с ним пережитым. Старик и так достаточно от него повидал горьких слез, слышал обидных слов, да и подходящего описания этому трудно было ему подобрать сейчас, чтобы передать весь тот отвратительный фарс. Ему хотелось поскорее выкинуть из головы того человека, как по неаккуратности вступив в какую-нибудь дрянь, скорее хочется вытереть ботинки, – каждое воспоминание о нем вызывало чувство омерзения. Как, впрочем, и действия его отца вызывали такие же чувства. Однако, ему запала мысль о Всесильном Гобе и не давали никак покоя. Эти мысли о Нем его посещали и раньше. По мере взросления, он начинал все чаще и чаще, задумываться о смысле бытия, о жизни и смерти. О том, откуда же взялся мир и зачем этот мир существует? Где начало и конец? Все это будоражило его неокрепшее сознание. Он рассчитывал как-нибудь ещё поговорить об этом подробно со стариком.

– А знаете, что я подумал, Софо? Почему я до сих пор утруждаю вас, когда вполне могу переплыть сам?

– Я так понимаю, это риторический вопрос?

– Ритари…чего?

– Риторический. Вопрос, не требующий ответа. Ладно, а не будет ли как тогда?

– Похоже, вы мне до конца жизни будете это припоминать.

– Нет, я просто боюсь за тебя.

– Ну что вы так переживаете за меня, неужели вы считаете, что я всё тот ещё ребенок? Это уже мой вам риторический вопрос. То было в прошлом, а теперь я как рыба плаваю! Хотите, вот хоть сейчас прыгну и, ей-гобу, ни на корпус не отстану от лодки?!

– Постой, дружок, угомонись. Верю, конечно, можешь. Я же не сказал, что ты не можешь, я сказал, что боюсь за тебя, если ты понимаешь, о чем я. Да и не подобает оставлять старика одного на вёслах. Ну-ка, лучше взяли!

– Тогда дайте, я сам сяду за весла?

– Думаешь, ты уже готов к этому?

– Готов. Отчего же нет?

Старик вынул из уключин оба весла и вручил Капио.

– Ну-ка, возьми и вставь для начала весла в уключины, но с одним условием: нужно вдеть сразу и левую, и правую.

Капио с уверенным видом принял вызов, но, как оказалось, это только выглядело легким испытанием. На деле же, его руки, едва поднявшись, затряслись от напряжения, и рухнули вниз. Экзамен был провален.

– Кажись, рановато тебе, – улыбнулся Софо, взял весла и без труда вставил их в уключины. – Ну, что, тогда на пару?

– Ладно, – сказал Капио и налег на весло. – Это я просто подустал сегодня чуток. Целый день пахал как проклятый.

– Хе-хе! «Как проклятый», скажешь тоже. Ну, рассказывай, как прошел твой рабочий день?

– Уже многое сделал. Старушка пообещала аванс скоро.

– Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремление…

– Что? Что вы сейчас сказали?

– Правильно делаешь, говорю. Труд воспитывает и закаляет характер.

Они причалили. Старик ушёл проверить удочки и заодно прихватить свежий улов на ужин. Капио разжег костёр и ждал, наблюдая издалека за Софо. Его вдруг осенило: кто он, этот Акрософо? Он встретил его больше четырёх лет назад, и этот человек стал ему почти родным. Да, он слышал от него много всего разного, но из личного знает разве что только имя. Если, конечно, это было его настоящее имя. Капио не раз пробовал спросить подробно о судьбе этого старика, но как-то странно, что тот каждый раз уклонялся от этой темы. «Так кто же он? Отшельник, разочарованный в мире и в людях? Или просто гонимый жизненными обстоятельствами бедняга? Может, просто бездомный? А вдруг он вообще… преступник, скрывающийся в этом глухом месте? Но как бы он тогда открыто показывался на люди? Нет, дело даже не в этом, у него душа светлая, хоть и скрытная. Нет, нет, что я делаю! Как я мог так подумать о нем?!» – Капио от своих темных мыслей сразу стало стыдно. «Кем бы он ни был, он точно в себе держит некую тайну. Непростую тайну, это определенно что-то тяжкое. Потому как в глазах его читается тоска, а в душе сквозит горькое тяжелое бремя. Сердцем чую. Как сам старик говорил: «Глас сердца так подсказывает…» Он сорвался с места и побежал к Софо. Он остановился в паре шагах от него. Старик стоял спиной и выуживал леску, стряхивая с неё налипшие водоросли.

– Помните, вы как-то сказали, что мы живем, пока есть ради чего, – возбужденно сказал Капио, тяжело переводя дыхание.

– Помню, – спокойно ответил старик, продолжая невозмутимо вытягивать снасть.

– Так для чего живете вы?

Старик остановился и оглянулся. Посмотрев на юношу каким-то неопределенным взглядом, снова отвернулся и застыл. Постояв так несколько секунд, он ответил.

– Ради того, чтобы видеть тебя.

Капио немного растерялся от неожиданного ответа.

– То есть ради меня?

– Да.

– Но вы же жили и до меня ради кого-то, верно? Вы просто не могли быть все это время одиноки, иначе…

– Что?

– Вы не смогли бы прожить ни одного дня.

Старик все стоял не оборачиваясь. Он смотрел вдаль впереди себя, где низко почти над самой водой сгустились грозовые тучи, ливневой стеной низвергаясь в озеро. Нависшее сумрачное небо скрыло весь горизонт: закатное солнце, тусклое небо, горы на дальнем побережье. В звенящей тишине одиноко солировал шум прибоя, мерно исполняя свою вековую песню. Леска упала с рук старика в воду.

– Нас было четыре брата, – заговорил, наконец, Софо. – Мне было тогда, наверное, как тебе сейчас. Я был самым старшим. Мы часто вместе бегали к озеру, играли на берегу, ныряли. Однажды, я заплыл. Далеко заплыл. Два брата-близнеца, они были помладше, поплыли следом. Плавали они не хуже меня, и я им не запрещал далеко плавать. Они тогда утонули. Сначала один, а потом и второй, в попытке спасти брата. А я был слишком далеко и ничем не смог им помочь. Ничем не смог… помочь.

Наступила гнетущая пауза, у Капио замерло сердце. Старик повернулся.

– Мы тогда поспорили: смогут ли они повторить за мной и доплыть до острова…

– Как?! Это было здесь? – вскричал потрясённый Капио.

Старик тихо кивнул и нетвердо зашагал в сторону террасы. Капио последовал за ним. Проходя мимо статуй, старик остановился и опустил свои ладони на их каменные плечи. Капио смотрел на это с комом в горле. Он вспомнил про новый камень, появившийся возле близнецов. Его терзали смутные, страшные мысли: «Неужто это младший?!»

– Софо, ради Гоба, простите. Я не мог даже подумать, что такое могло быть с вами.

– Идём Капио. Идём сынок.

Капио поставил чайник на костер и принялся сам готовить рыбу. Ему было жалко старика, он хотел поухаживать за ним, и так хоть чем-то облегчить его страдания. Хотя, старик выглядел как всегда спокойным, непроницаемым, но Капио был уверен, что тот просто скрывает свою скорбь. «Он точно страдает в эту минуту, и страдал каждый день своей жизни на этом острове. С его душой иначе не могло быть», – думал юноша. Он ненароком вспомнил их последнюю встречу, те опрометчивые и обидные слова, шальные упреки, сказанные им в адрес бедного Софо; свои недавние гнусные подозрения, и ему стало ещё жальче его и ещё больше стыдно за себя.

– В тот раз я наговорил вам всякое. Простите, Софо.

– Все хорошо, друг мой. Все хорошо. Теперь ты многое знаешь.

Капио сочувственно посмотрел ему в глаза.

– Софо… вам должно быть легче, когда они здесь, с вами? – Капио перевёл взгляд на статуи. – Когда-нибудь вы обязательно увидитесь снова.

Старик с иронией улыбнулся и покачал головой:

– Нет, сынок. Они здесь, и только здесь, – он ткнул пальцем в висок. – Я уже не встречу их никогда. А это… – Софо кивнул на каменные фигуры, – это чтобы просто не выжить из ума.

Капио угрюмо глядел на озеро. Ветер гнал тучи на темном горизонте. В небе то появлялась, то исчезала луна. Похолодало. Пламя от костра, с наступлением сумерек, ещё ярче озарило лица старика и юноши, сидящих друг против друга.

– Тебе не пора?

– Я хочу побыть здесь, если можно.

– Там в хижине есть тёплая куртка, возьми ее.

Этим летом Дирран Фобб как обычно подолгу пропадал на своем «корыте». Иногда его коллеги привозили его домой вусмерть пьяного, буквально бросали на койку, где он потом «отходил». В это время он превращался в слабого и беспомощного ребёнка. «Умираю! Сходите за водкой! Где вы там, черт побери!» – то стонал, то кричал отец. Но как только становилось лучше, он преображался в обычного себя и снова исчезал из дома. Мама переболела гриппом. Несмотря на высокую температуру и слабость, она не пропускала свою работу. Капио с ней всё реже встречались вечерами, как раньше. У него появились новые интересы, и он пропадал допоздна на улице. Иногда он возвращался домой аж под утро, тихо ложился и просыпался ближе к полудню следующего дня. Мама беспокоилась и журила его за это. Порой они не виделись по нескольку дней, обмениваясь короткими записками.

Капио сдал три комнаты из четырех и получил от старушки свой первый аванс. Это была большая сумма денег для него, и он волновался, не зная, на что их потратить. Раньше у него были конкретные желания: хорошая одежда, обувь и рюкзак по стилю Рэма. Теперь эти желания казались ему менее важными и уж точно не такими явными. Особенно после рассказов Рэма о Большом городе, где жизнь казалась намного интереснее и где у них были огромные возможности. Под влиянием рассказов друга у Капио зародилась надежда. Раз он невзначай спросил у старушки, сколько стоит дом в Большом городе.

– Я не в курсе тамошних цен, хотя моя дочь покупала квартиру, пять лет назад. Она, кажется, говорила… хм, только я не помню точно, за сколько, – ответила она. – Зачем интересуешься? Переезд планируете?

– Просто так. Хотя, может быть… – замечтался на мгновение Капио.

– Прежде всего, нужно здесь продать. Но, извини за прямоту, за ваш дом никто не даст приличную цену. Я тоже раздумывала: продать свой или нет? Дочь уже давно зовет к себе. «Мама, ты так и будешь всю жизнь в этой дыре?», – говорит. Вот и выставила объявление как-то, попробовала. Как помню, подошли только один раз, предложили 20 тысяч. Смешно! Ох, не знаю. Я бы продала за такие копейки, уехала бы к ней, но что там потом? Что мне делать в этом Большом городе на старости лет? Проживать остаток жизни в четырёх стенах? Не мое это. Здесь, говорю дочери, я хоть воздухом дышу. У меня есть свой сад с огородом, мне большего не надо. И мои родные здесь. Недолго осталось, и меня положат рядом…

«20 тысяч, и то – копейки! А сколько у меня? По 50 за комнату – всего 250!? Как это мало!», – рассчитал в уме Капио и был расстроен. Искорки надежды, вспыхнув, тут же погасли в жестокой реальности. Планы оказались настолько не по карману, что теперь было даже стыдно думать об этом.

Между тем наступило ещё одно августовское утро. Капио встал поздно. На двери была записка от мамы, в которой она сообщала, что сегодня вернется позже обычного. Она писала, что тетя Ра настойчиво пригласила ее в театр. Что в городе гастролировали известные столичные актеры. Что это был Чехов, и, более того, лучшие его постановки. Мама извинялась и оправдывалась, что она идет только по огромной просьбе тети Ра, которая в прошлом много раз помогала им и так далее. Капио улыбался, читая эти нелепые оправдания мамы, и был рад за нее. Он поцеловал сердечко с подписью «Люблю, целую, мама» в конце записки, аккуратно сложил ее в карман и вышел на улицу. Солнце было в зените, и жара была сильной. Всё вокруг было оживлено цветастыми зонтиками, баллонами и яркой одеждой. Загорелые туристы прогуливались по раскаленным тротуарам, перемещаясь между магазинами, лавками и осаждали торговцев. Те, сопротивляясь, поддавались – между ними разгорались торговые «баталии» о ценах и скидках. Главная улица напоминала огромный базар: повсюду кричали зазывалы, капризные дети клянчили что-то для себя, женщины примеряли очки и шляпы, машины гудели, стараясь протиснуться сквозь эту толпу. В воздухе витал ароматный букет из запахов обжаренного мяса, восточных специй и спелых фруктов… Все это бурлило и смешивалось в этот день, создавая приятное ощущение для Капио. Его душа радовалась и пела. Счастье было настолько просто – знать, что у мамы все в порядке. К тому же он был рад тому, что ремонт скоро завершится, и он, наконец, сможет насладиться результатами своих усилий в полуторамесячном труде. Хотя он до сих пор не мог ясно представить, что он хочет приобрести на свои «кровные». Придя на место, он заквасил последнюю бочку известки, закрыл крышкой и уселся на неё, чтобы не «стреляло». Он сидел в тени раскидистого дерева, срывая с неё спелые абрикосы и с удовольствием поглощая их, радовался прекрасному дню. Раствор приготовился и Капио уже собрался сливать в ведро порцию, как услышал вдалеке нарастающие крики: «Капио! Кап, ты где? Твой папа, Кап!». Во двор, крича и задыхаясь, забежал Рэм.

– Капио, там твой папа!

– Что «папа»? Он что, сюда идёт?

– Нет, с ним что-то случилось! Приехали люди с больницы. Искали тетю Сантию, ее нет, сказали, очень-очень срочно найти хоть кого-то из родных.

– Расслабься. Ты же прекрасно знаешь, что он по сто раз в году попадает – не в полицию, так в больницу.

– Нет, он, он…

– Наверняка опять «нажрался», подрался и Гоб знает, что ещё там он вытворил. Я сыт этим по горло, Рэм! Пускай хоть сдох, – так и передай им.

Рэм замолчал на полуслове и встал с открытым ртом.

– Посмотри на меня, – хихикнул Капио, показывая на свой вид, весь вымазанный белыми пятнами, – думаешь, я сейчас возьму и побегу из-за него? Да ещё и вот так?

– Ладно… Работай дальше, если так. Мне надо идти, – тихо сказал приятель.

– Конечно, Рэм. Вечером, надеюсь, выйдешь, поболтаем? – бросил Капио ему вслед.

Рэм остановился на выходе и обернулся.

– Извини, Кап… я просто услышал, что твоему папе… что твоему папе оторвало руку, – сказал он с волнением и вышел за калитку.

Капио потрясла последняя фраза: «…папе оторвало руку». Он болезненно сморщился, не понимая, что он только что услышал? «Папе, оторвало, руку…», – с расстановкой пробубнил он себе под нос, инстинктивно срываясь с места. Он бежал по оживлённой улице, ничего не замечая и совсем позабыв про свой вид. Кровь ударила в виски, в голове загудело, шлепанье тапок противно отдавалось в ушах. Рядом не отставал Рэм. За это расстояние в несколько домов, впечатлительный Капио, пока бежал, успел представить эту жуткую картину и состроить тысячу версий, как это могло случиться.

– Это дом Фоббов? – строго спросил медбрат.

– Да.

– Ты его сын?

– Да…

– Кто есть из старших? Мама, сестра, брат, сват?

– Только мама, но она сейчас на работе.

– Тогда срочно беги к ней и передай, чтобы она приезжала в Горбольницу, хирургический отдел. Запомнил?

Капио растерянно кивнул. Машина завелась, медбрат сел в «скорую» и захлопнул дверь.

– Мы могли бы с вами доехать до работы его мамы? А оттуда, забрав ее, поехать в больницу? Дело ведь срочное, – спросил Рэм у медбригады через окно.

– Делать нам больше нечего как вас развозить? Мы, вообще-то, на вызов едем, а это – попросили по пути передать, – громко и раздраженно отрезал медбрат, сквозь шум мотора. Машина тронула. – «Ни телефона, ни черта у них, курьеров нашли…» – продолжал брюзжать он, но его уже не было слышно.

Капио ринулся во весь опор к маме в школу. Рэм – за ним. Пробежав два квартала, они обнаружили, что школа уже закрылась. Только тут Капио вспомнил записку.

– Театр…

– Не говори, разыграл трагедию! Мог бы и подвезти этот «айболит»…

– Надо в театр. Побежали!

– Что? Почему в театр?

– Она сейчас там, – пыхтя, на бегу объяснил Капио.

Театр находился ещё дальше, в центре города.

– Может, останешься? Далеко ведь. Я сам.

– Нет, нет, я с тобой.

Когда они добежали до места, Капио растерялся. У входа в здание толпилось огромное количество нарядно одетых людей. Каждый, толкаясь, пытался поскорее попасть внутрь. Стоял гомон и прочая суета – столичный театр в провинциальном городке создал аншлаг и ажиотаж. Ребята не знали, что делать и где искать маму. У Капио от нарастающего шока разболелась и закружилась голова. Рем предложил ему искать в толпе снаружи, а сам решил протиснуться внутрь и посмотреть там. Поиски у Капио ни к чему не приводили. Он безуспешно кружил и сновал среди людей пока, в один момент, опять не столкнулся с Рэмом.

– Есть? Нашел?

– Внутри народу ещё больше. Оказывается, ещё идёт сеанс, меня в зал не впустили. Может она там?

– Дай-ка я сам.

Капио пробился внутрь, через людное фойе, добежал до дверей зала, у которых стояли служащие.

– Куда это ты? Туда сейчас нельзя!

– Я тихо, всего на минутку, просто посмотреть кое-кого.

– Нельзя туда, говорят!

– Мне очень надо! Мне срочно надо! Пропустите!

– Стой!

Капио, растолкав двоих, проник внутрь. За ним, шипя ругательства, забежали и контролёры. В тишине громадного зала эхом раскатился шум борьбы и топота по дощатому полу. Зрители недоуменно обернулись, некоторые зашикали, зароптали, общим гулом прошла волна недовольства. Ничего не понимающие актеры так и застыли на своих местах. Капио выскользнул из цепких рук и громко прокричал:

– Мама! Мама, ты здесь? Это я, мама! – Зал замер. Он выбежал из-под балкона в центр и замахал руками верхнему ярусу, потом взбежал на сцену: – Мама! Ты там? Мама, это я!

Зал замолчал, возможно, решив, что это часть спектакля. Тут подбежали работники и быстро вынесли его за дверь. Неожиданно прозвучали аплодисменты.

– Нет там, – сообщил дожидающемуся другу только что грубо вышвырнутый на улицу Капио.

– Что же делать? Должно быть, в эту минуту там борются за жизнь дяди Диррана. Может, хотя бы тебе самому быть там?

– Ты прав. Это же та самая больница, которая на другом конце города?

– Да, это очень далеко, и уже вечереет.

Капио замешкался.

– Бежим! – вдруг тронулся с места Рэм.

– Нам же в другую сторону.

– У меня есть идея. Давай за мной!

– Что за идея? – догоняя друга, кричал Капио ему в спину.

– Я возьму папину машину.

– Что?! Нет, нет, ты же водить совсем не умеешь.

– Ну, я бы не сказал, что совсем….

Дежурная брезгливо оценила Капио с ног до головы и надула щеки:

– Пу-пу-пу… хорошо, пройдите. Но только вы. И наденьте халат обязательно, – они прошли до двери в конце длинного, пустого коридора. – Ожидайте здесь. Я зайду узнать, – сухо бросила дежурная.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу вышел доктор, засунув руки в карманы халата.

– Так, Фобб, Фобб…

– Да, это мой отец. Скажите, что с ним? Он выживет?

Доктор слегка удивленно поднял брови и усмехнулся.

– Хм… знаете, по какому поводу вас вызвали?

«Потому что он умер?» – подумал Капио, испуганно качая головой.

– Сейчас его перевели в стационар. Ии… это вызвало такой вопрос: на операцию было потрачено много разных средств, мм… которые необходимо срочно пополнить. У нас много экстренных случаев, особенно в сезонное время, понимаете, да?

Капио молча кивнул, не совсем понимая, к чему врач клонит.

– В нашей больнице, как и в целом по стране, дефицит всего, начиная с бинтов и антисептиков, не говоря уже о дорогостоящих препаратах, понимаете, да?

– Простите, а как он…

– Я сейчас напишу вам список, – врач достал ручку с блокнотом, – который вы должны срочно купить – все, что ушло на операцию, и то, что понадобится для последующей терапии. О реабилитации поговорим позже. Сейчас главное это.

Хирург протянул листок бумаги с длинным перечнем.

– Можно что-то спросить?

– Не беспокойтесь, – снова перебил доктор, – потеря верхней конечности – не приговор. Прошу только срочно сделать то, что я вам объяснил. И сделать это сегодня. Срочно. Аптека находится на нулевом этаже. Просто не теряйте времени. Это касается жизни и смерти каждого другого пациента. Поняли, да?

Капио все еще был в растерянности.

– Как только купите, передайте мне лично. Пятый кабинет. Ожидаю.

Доктор резко развернулся и зашел обратно, захлопнув дверь. Капио озадаченно направился по коридору к приемной.

– Что там? – подбежал Рэм.

Капио показал записку.

– Сказали срочно купить это.

– А что с отцом?

– Я не знаю. Сказали, что он в палате

Они спустились вниз. В аптеке посчитали все по списку и назвали сумму – вышло 720 сомов¹. Капио был уверен, что его заработанных денег должно было хватить. Ведь это без малого полтора месяца его работы. В кармане хранились 100, и если даже он как-нибудь уговорил бы старушку выплатить остаток вперед, то выходило, к его горькому сожалению, что все равно и этого было слишком мало.

– Так дорого…

– Ну, а что вы хотите, – недовольно воскликнула провизорша, – вот Aximen, Sulfo…campho…caine (тьфу ты! язык сломаешь), Miracle, Sildenafil Varte (только ума не приложу, зачем это вам), здесь даже детские витамины Bornvakst – датские, самые лучшие! Шприцы вот – 40 штук, бинты – 50 рулонов. Мне весь список зачитать?

Капио поник головой, почувствовав, что в безвыходном положении. Единственная надежда оставалась на маму, но откуда у нее могло взяться столько денег?

– Возьмите, – неожиданно протянул деньги Рэм.

Прошло около двух лет после трагического случая, Дирран Фобб уверенно управлял своей культяшкой. Хоть его и не вернули на работу, но он тайно ходил в рейсы «за компанию» и его даже допускали к штурвалу. Со временем он настолько наловчился, что без труда поднимался по трапу, умел открывать и закрывать железные люки кают своим отростком, не говоря о менее сложных действиях. Культя, однако, чаще помогала ему для удержания стопочки, пока рабочая рука наливала «эликсир счастья». Он отчаянно придумывал «плюсы» для своего нового положения, пытаясь превратить физиологический недостаток в источник гордости. Он даже охотно демонстрировал свою ампутированную конечность друзьям и шутил на эту тему. Но каждый раз это выливалось во что-то абсурдное и нелепое. Например, он вешал на отросток свои забытые медали из детства и насмехался с иронией в голосе: «Полюбуйтесь на чемпиона стометровки вольным!» Или устраивал игры, предлагая «накинуть фуражку на эту штуку», обещая дать червонец тому, кто попадет. И каждый раз он придумывал что-то ещё более безумное и отвратительное. Неприхотливые зрители смеялись. Но когда это происходило, Дирран приходил в ярость. Бывало, он сам пошутит, посмеется над собой, а затем с волчьим оскалом смотрит за смеющейся публикой. «Весело, да?! Смейтесь, смейтесь, суки! Вот будете тонуть – дай-то Гоб – я вам эту же «ручонку» и протяну, ха-ха-ха! А схватиться-то не за что! Ха-ха-ха!» – отвечал им ядовитыми шутками безрукий Дирран. Таким он бывал еще при хорошем настроении, после «подлечивания» души. Однако, когда трезвел, его охватывали уныние и ярость, и казалось, что он ненавидит весь мир. Особенно тех, кто не защитил его от этой «дуры», а затем пил с этими же людьми «за его здоровье». «Дурой» он прозвал судовой двигатель. Как позже выяснилось, в тот день они «праздновали окончание рабочей смены», им оставалось только сдать транспорт сменной бригаде, но из-за каких-то неполадок двигатель не заводился, и тогда выпивший Дирран отправился в моторный отсек, чтобы разобраться. Чуть позже, когда двигатель внезапно заработал и снова заглох, все услышали его вопли. Когда его нашли, оказалось, что его рука была зажата в приводном механизме по локоть. Спасла его вовремя подоспевшая «скорая помощь». Несмотря на полученный урок (как утверждали острые языки, самим Всесильным Гобом), казалось, он не желал ни меняться, ни что-то менять в своей жизни. Мама горько сетовала на это и только повторяла, что «дурака исправит могила».

Капио перестал часто навещать своего старика, но всегда помнил о нем. Он всё время хотел заглянуть к нему, но каждый раз откладывал это на потом. Весь год он трудился на подработках, чтобы как можно скорее расплатиться с Рэмом, и в конце концов добился этого после долгих месяцев усердной работы. Рэм не требовал от него возвращать долг, даже отказывался принимать деньги. Позже он поделился, что накопил эту «небольшую сумму» так, на всякий случай, из своих карманных денег. А в тот злополучный день, заглянув за папиной машиной, ему пришла в голову эта идея, положить в карман свои сбережения тоже «так, на всякий случай». Удивительным образом, трагедия с Дирраном Фоббом усилила их дружбу. Рэм всегда выражал стремление к тесной дружбе, особенно в последние годы. Родившись в обеспеченной интеллигентной семье, он при этом оставался простым и проявлял пренебрежение к социальным неравенствам. В Капио ему нравилась его простота, искренность, дружелюбие и отзывчивость. Уже тогда Рем четко выражал свои мечты и цели, желания и стремления в жизни. В то время как Капио не мог представить свое будущее и мечтал о нечто великом и абстрактном, он не задумывался о практических аспектах жизни. Хотя он тоже мечтал о счастье и успехе, он не знал, какие конкретные шаги предпринять для их достижения. У него была теория, согласно которой жизнь, судьба и счастье формируются по воле Всесильного Гоба. Рэм не разделял эту точку зрения и считал, что настоящее и будущее зависят от конкретных действий и принимаемых решений. Их философские взгляды расходились диаметрально, но это не мешало их дружбе.

– Во время каникул мы едем в Большой город. Моя сестра собирается поступать в университет, а отец хочет записать меня на курсы программирования. Ты слышал о таком?

– Нет, никогда.

– Отец говорил, что это новое и перспективное направление. Он хочет, чтобы я начал изучать компьютеры.

– Звучит интересно.

– Да, это действительно увлекательно. Высокие технологии и все такое. Кстати, после курсов он обещает купить домашний компьютер.

– Круто. А что значит «перспективное»?

– Это сейчас очень модное слово. В общем, это о будущем. Ты когда-нибудь видел робота?

– Только в кино. А они действительно существуют?

– Конечно! Я видел в Большом городе у входа в один компьютерный магазин. Стоит такой робот и зазывает посетителей, – Рэм изобразил робота, подражая цифровому голосу.

– Просто аппарат, издающий звуки, да?

– Ну да, но пока что это так. А в будущем, представь только, будут и такие, как в кино. Я уверен.

Капио думал про себя: «Мне этот компьютер даже не доводилось видеть, а он мне о роботах». Ему все это было не особенно интересным, а в его плачевном положении казалось даже невозможным. Он считал, что «высокие технологии» и «перспективные штуки» где-то там, в Большом городе. А в их «дыре» даже думать об этом казалось странным, особенно ему, живущему в старом доме с протекающей крышей. Представить себе компьютер в их доме было невозможным. У них были более серьезные проблемы: что приготовить на обед из пары картофелин: пожарить или сварить суп? Тем временем Рэм с семьей уезжал из города на всё лето. Накануне отъезда он пришёл попрощаться с другом.

– Это жалко, что приходится оставлять тебя здесь. Надеюсь, ты не будешь скучать.

– Ну, ты знаешь, с нашим отцом скучать точно не придется.

– Да, я думал, что дядя Дирран переосмыслит все после произошедшего с ним. Прости, если что.

– Многие так думали. Но он только стал ещё хуже.

– Моя мама часто спрашивает о вас, беспокоится о том, как у вас там.

– Спасибо.

– Она лично собиралась пригласить тетю Сантию в гости, если встретит. А заходить к вам домой не решается… Понимаешь, соседи распускают всякие слухи. Извини, если что.

– Да уж, полгорода говорит. Ничего, я к этому привык.

– Теперь, видимо, не скоро снова увидимся. Но у нас ещё много впереди! – подбодрил Рэм друга, на что Капио только грустно улыбнулся.

– Ладно, до скорой встречи. Удачи в поездке, – они крепко пожали друг другу руки и обнялись.

– Кап, послушай… я знаю, у вас с мамой бывают тяжелые моменты. Вот, на всякий случай, возьми ключи, – Рэм вложил в руку друга связку ключей.

– Что это?

– Это на случай, если понадобится переночевать где-то…

– Это ключи от вашего дома? – удивился Капио.

– Да.

– Нет, нет, нет, не надо…

– Бери, пусть они будут у тебя, Кап. Вдруг пригодятся, мало ли.

– У вас ведь такой замечательный дом с множеством дорогих вещей внутри, и ты так легко доверяешь их мне?

– Ты для меня единственный, кому я доверяю.

С уездом друга город словно опустел. Капио вновь почувствовал себя одиноким. Целыми днями он не выходил из дома. Лёжа на скрипучей койке в комнатной тишине, он только и слушал, как это раньше делал, бурление жизни за окном. Тогда раньше он не понимал, ненавидел и презирал беспричинную радость и бесшабашное веселье этих людей. Но сейчас он понимал, что все это из-за зависти – паразита, что пожирал его изнутри. Теперь же наоборот ему становилось легче от осознания того, что люди, в конце концов, все-таки созданы для счастья, пусть не он, но кто-то другой. «Столько счастливых людей, а значит, счастье все-таки не единичное явление. Но почему люди радуются жизни так просто, а я не умею? Что мне мешает? Ведь можно же радоваться солнцу, пению птиц, стуку дождя по крыше, ветру, раздувающему вот эти яркие цветочные шторы, голосу мамы на кухне по утрам, и просто быть счастливым? Ведь все в моих руках, в моих силах, в моих мыслях, как говорил Софо, и вся жизнь ещё впереди» – размышлял он, но в душе ему чего-то не хватало или даже что-то пугало. Он научился не завидовать жизни других, но и своя – не радовала. Капио чувствовал себя обделенным судьбой, не приглашенным, к тому же опоздавшим, гостем на этом «празднике жизни». По ночам он смотрел на звезды, а ночное небо вселяло необъяснимый ужас и леденило душу. «Жизнь такая же пустая, как это черное небо. Бесконечная и пустая Вселенная. Где эта пустота кончается и, если кончается, что есть за гранью этой пустоты?», задавался он вопросом, а ответом было – «ничего». Немыслимое. И от этой немыслимости ему было настолько страшно и больно, что этой боли он предпочёл бы сотню ударов плетью. Представляя бескрайнюю и безжизненную пустоту Вселенной, он ощущал такую же пустоту в себе самом. А себя по сравнению с ней таким ничтожным, уязвимым и смертным. «В чем же смысл, если в конце ты перестанешь быть? Когда от тебя не останется решительно ничего? Только смерть. И что есть она? Почему от мысли о ней кровь стынет в жилах? А что, если смерть – это ещё не конец? Или все же прав Рэм: в конце их неминуемо ждёт «беспросветная мгла»? Кино закончится, погаснет экран, и он даже не увидит титров. И все?! Это лучшее что Он мог придумать? – апеллировал он в душе к Гобу. Прав был его старик, он слишком любил жизнь. Настолько жадно он ее любил, что ему такой жизни было слишком мало. Такой непозволительно короткой и хрупкой, и оттого ущербной, никчёмной, нелепой, бессмысленной…

В один из дней Капио находился дома один, когда ближе к вечеру в окно, а затем в дверь кто-то бешено застучал. Это был отец. Он был весь взмыленный, пьяный и разгоряченный и сразу с порога разразился гневной тирадой:

– Эти суки прогнали меня как последнюю собаку! Меня, меня! – схватил он себя за рубашку и заколотил в грудь. – Меня, Диррана, отдавшего полжизни этой гребаной посудине! Полжизни, не считая вот этого! – стянув рукав, он с ужасной гримасой продемонстрировал остаток руки. – Пришёл этот козел в галстуке, мышь кабинетная, и, знаешь, что говорит: «Непрофпригоден»! Это я-то?! Ну, скажи, это я? И хоть бы кто слово сказал за меня. Молчат, суки такие! «Непрофпригоден» – да я одной рукой больше их десятерых сделаю… Что молчишь? Я не прав? Или ты согласен с ним? Тоже с ними заодно, да? – Сын безучастно отвёл взгляд в сторону. – А, молчишь. Тоже считаешь меня калекой. Презираешь… Знаю, знаю, все ждёшь, когда я подохну. Тихо смерти мне желаешь. – Капио с негодованием качнул головой и посмотрел на отца. Дирран впился в него дикими глазами. – Что это ты волком смотришь… может, в один день и того, грохнешь отца? – язвительно оскалился он.

– Нет!

– Точно грохнешь, волчонок, нутром чую. А я думаешь смерти боюсь? Думаешь, боюсь?! Ха-ха-ха! Ну, смотри, если что, бей наверняка, а нет – так выкарабкаюсь и сам уничтожу!

– Тебе надо лечь отдохнуть, – весь трясясь от перенапряжения, вскричал Капио.

– «Лечь отдохнуть», – зло усмехнулся отец, – Где мать?

– На работе.

– Осталось что? Глянь там!

Капио молча достал из шкафа недопитую бутылку и поставил на стол. Дирран плюхнулся на табурет, но не удержался и упал вместе с ним и отборными проклятиями на пол. Сын помог ему подняться и усадил на место.

– Все они – суки, запомни. Сегодня ты им нужен, а завтра они тебе пинка под зад, а надо будет, и нож в спину! – Он нервно подвинул культей стакан и налил. Капио молча встал рядом. Отец выпил, помолчал и вдруг ударил по столу. – А че горевать!? Давай споём что ли? Может эту: «А на море туман»? – пробурчал отец и, не дождавшись ответа, запел сам, а потом неожиданно расплакался. – Вот так и прошла вся жизнь! Все прошло, и нет у меня никого. Одни предатели. И ты с ними заодно. И мать твоя. А были когда-то у меня… – всхлипнул он, – …были да сплыли. А я какой был! Ты знаешь хоть, какой твой отец-то был в молодости? Здоровый, с кулачищами, рубаха по швам расходилась на этих вот плечах. Стометровку «вольным» за 53:30! Рекордсмен города Ч. Ты-то видел меня хоть на фотографиях?

– Видел.

– Видел он. Ничего ты не видел. Где там валялся альбом? Дай сюда.

Капио принёс старый семейный фотоальбом и положил перед ним. Отец небрежно открыл, полистал несколько страниц с пожелтевшими и потрескавшимися от времени фотографиями. Задержавшись на одной, он тяжело задышал и, закрыв глаза и сжав кулак, снова заплакал. Его плач перешел в рыдания, он припал лицом к фотографии, долго бубня и шепча что-то бессвязное. Капио тихо покинул дом.

Побродив по окрестностям несколько часов, он вернулся. Мама уже была дома и прибирала стол, заметив сына, она улыбнулась и жестом пригласила сесть. Она была явно в приподнятом настроении. Капио это даже удивило, она обычно не была такой, когда дома был отец, к тому же пьяный. Из другой комнаты доносился храп последнего. Мама улыбнулась и елейным голосом объявила:

– Ещё пять минут и ужин будет готов.

– Что случилось, мам?

– Ничего. А что? – опять улыбнулась она

– Не знаю, ты как-то странно ведёшь себя. – Он кивнул в сторону комнаты, откуда доносился храп, и понизил голос: – Вообще-то он там.

Мама понимающе кивнула, продолжая загадочно улыбаться.

– Мам, ты меня пугаешь. Ну, скажи, что такое? Чему ты радуешься?

– Я у гадалки сегодня побывала, – полушепотом сказала она, на что Капио иронично скорчил лицо. – Ладно, я тоже им не верю, но знаешь, что? В этот раз она рассказала все как есть! Откуда она знает? – искренне удивлялась мама, а сын театрально схватился за голову. – Ну, ты дослушай, Капуша. Знаешь, что она говорит? Она сказала, что скоро дорога наша откроется. Не понятно, конечно, как игральные карты могут что-то предсказывать, но хочется верить, знаешь. И главное, совпадает же! Вот сам посуди, на днях буквально мне одна знакомая с администрации на ухо шепнула, намекнула, мол, в этом году мне – то ли собираются присудить «Учителя года», то ли я в числе номинантов – это она ещё уточнить должна. Но представляешь?! Ах, вот ещё что: учителям зарплату поднимут на 25 сомов – тоже ходят слухи. Ну, откуда эта гадалка знает, вот скажи? – тихо рассмеялась мама, сияя от счастья.

Капио, чтобы не расстраивать, сделал вид, что рад этому и крепко обнял ее. У мамы даже выступили слезинки. Капио только теперь заметил в углу мешок картошки, мешок муки, большой бутыль с маслом и кучу других продуктов.

– Откуда все это?

– Я отпускные получила. Там сладости всякие, конфеты, печенье, разложи пока по тарелочкам на десерт к чаю, и садись, ужин уже готов.

За столом Капио рассказал маме что произошло дома перед ее приходом. Мама подвинула к себе альбом и полистала.

– Да, вот он. Вот, с краю, маленький – это он и есть. Смотри, похож даже. И ты точно такой же был в детстве.

– А ты не знаешь этих остальных на фотографии? Кто они?

– Нет, не знаю. Он ничего не рассказывал про себя и своих родных. Ни мне и вообще никому.

– Совсем никому?

– Никогда. Вот веришь? Однажды только намекнул что он сирота. Откуда он, кем был, зачем здесь? – ничего не известно. Мне, по крайней мере. В один год просто взял и появился у нас. Снимал уголок тут недалеко у одной старушки, ты ее знаешь, она до сих пор сдаёт свои комнаты. Молодой, симпатичный был. Все думали, турист какой-то, говорил ещё с странным акцентом, точно из-за границы. Потом и сезон прошёл, а он все здесь. Ходит, болтает со всеми, кого ни встретит, о чём-то расспрашивает то соседей, то даже случайных прохожих. Бывало, скажет «я на рыбалку» и уйдёт ни с чем, как есть. А потом пропадет на много дней. Тогда он мне странным показался. А я школьницей ещё была. Так он с тех пор и остался.

– И как же вы поженились в итоге?

– Это уже потом, через несколько лет спустя. Я окончила школу, поступила в Пединститут в Большом городе, и уехала туда учиться. После окончания, помню, приезжаю, захожу, а он в нашем дворе колодец копает. Мои родители тогда души в нем не чаяли. Всегда к нам помогать приходил. А поженились мы ещё только через несколько лет. Поздно как-то даже. Мне было 30, а ему, получается, лет 35. У него даже паспорта не было, и до сих пор не имеет его. Моих родителей к тому времени уже не стало… Но он хороший тогда был, добрый.

– И в какой же момент этот симпатичный и молодой добряк превратился в такого безобразного монстра? Небылицы про него насочинили, небось, мам?

– Нет, нет, правда. Вот так и бывает, оказывается, живешь с человеком, и не заметишь, как он изменился, словно по щелчку пальца. Возможно, он таким и был, только тщательно скрывал, а я не заметила. Может, что-то в нем надломилось вдруг? Помню, все вечно маялся, душой страдал, искал чего-то или кого-то, я уж не знаю. Только вот все-все-все в себе держал…

Капио впал в раздумье, строя разные догадки относительно прошлого отца. «Чего или кого он искал? Нашел ли? Может причина его несчастья, а через это, и их семейных бед здесь и кроется? Что-то в нем поломалось, полагает мама… Да мозги поломались, вот и весь ответ!» История, поведанная мамой, выглядела довольно размытой и странной, и, как показалось Капио, в ней было много недомолвок. «Если он был таким не всегда, так зачем же он загубил себя, зачем ему стало наплавать на все? Отчего он упрямо не хочет видеть хорошее в себе и в жизни? Будто осознанно живет своим скотским существованием. И что главное – упрямо живет!» Капио проникся глазами в их гипнотическое отражение в янтарном цвете чая, и незаметно ушёл в забытьё.

– Я вот думаю, – прервала молчание мама, – может, его отвлечь надо как-то? Оградить от всех этих компаний тлетворных. Ах, вот! может на рыбалку? Что скажешь? Ведь он в прошлом страстно любил это дело. А давай, я его попробую уговорить утречком? Только тебе надо будет самому побыть с ним, проконтролировать.

– Ты это серьезно, мам!? Не хочу я с ним никуда идти! Да он и сам не захочет. Ты не видишь, ему же ничего не нужно. Он безнадёжен!

– Вот, вот. Значит, надо его чем-то заинтересовать. Вытащить его из этого состояния. А если я с тобой поеду? Сынок? Кто ж ему поможет, если не мы?

– Вот зачем ты жалеешь его после всего что он причинил нам?

– Не знаю, хоть столько от него и натерпелась, и ты немало, а все равно жаль его. Ведь всякий человек может оказаться в жизненной западне и не по своей воле. Возможно, как ты говоришь, он и сам считает себя безнадежным и не ищет пути выхода. А ведь можно протянуть руку помощи…

– Ага, а лучше сразу две руки, – с сарказмом съязвил Капио.

– Ах, Капио, не придирайся к словам, я поняла, на что ты намекаешь, но это я так, без задней мысли выразилась. И вообще, нельзя быть таким злым.

– Я злой? А он прям ангел с небес! Каждый получает то, что заслуживает. И он как раз по своей воле выбрал эту участь. И нас довел ко всему этому по своей прихоти. Не понимаю таких эгоистичных гадин: не можешь, не хочешь нормально жить – так уйди и не трави жизнь другим! А он – слабак, все за свою жизнь никчемную трясётся. Все подозревает меня, что я его убить собираюсь. Трус и слабак!

– Сейчас ты говоришь прямо как он, Капио.

– Да, но и ты сама говорила «дурака могила только вылечит».

Из другой комнаты раздалось сонное ворчание отца семейства.

– Ладно не будем об этом, – сказала мама, – а то ещё разбудим – до утра «фестивалить» будет.

Проворочавшись в постели всю ночь от бессонницы, Капио, не дожидаясь подъема родителей, вышел из дома. На востоке чуть брезжил сиреневый свет, суля ясный день. Город спал. На пустых сумрачных улицах хозяйничали стаи бродячих собак. Трудно было представить, что всего через несколько часов тут снова забьет ключом жизнь. Капио направился туда, где не был уже давно. Выйдя за черту города, он побежал к озеру. Спускаясь по пологому берегу к воде, он вдалеке увидел крошечную точку – лодку, отплывающую от острова. «Старик меня заметил?!» – обрадовался и в тоже время удивился он, – до пляжа было без малого пара километров и едва только рассвело. Капио бежал весь взволнованный, ведь прошёл почти год с последней их встречи.

– Как вы узнали, что это я? – переводя тяжелое дыхание крикнул Капио с берега.

– А кто же еще это может быть? Конечно, мой Капио.

– Доброе утро, Софо! Доброе утро!

– Я уж думал, не придёшь больше.

– Ну что вы, я ещё тысячу раз к вам приду!

Капио оттолкнул лодку и, запрыгнув в нее, обнял своего старого друга. Софо довольно похлопал его по плечу.

– Что нового?

– Ой, столько всего стряслось, даже не знаю с чего начать, – вдруг приуныв начал Капио и, пока плыли, рассказал про все главное что произошло с ним за минувший год.

– Очень жаль, очень жаль, – сочувственно повторил несколько раз Софо, узнав о трагедии с Дирраном.

На острове все было по-старому. Все осталось так, как Капио запомнил, покидая его последний раз. Каменные статуи так и стояли на прежних местах: два близнеца, а у их основания лежала та же неотесанная глыба.

– Сегодня мне приснилось, Софо, что я уезжал куда-то и пришёл попрощаться с вами. Хорошо, что это был всего лишь сон. Я проснулся среди ночи и до утра думал о том, что обязательно должен сегодня прийти к вам.

– Может, ты и вправду пришёл со мной попрощаться?

– Нет, что вы! Я ни за что не хотел бы с вами расставаться. А потом, какие ещё путешествия? Мне они только в снах и снятся.

Софо улыбнулся и поставил на костёр чайник.

– Сейчас, пока бежал к вам, я вспомнил тот рассвет, который мы встречали в прошлый раз, помните? Здесь, у берега, он какой-то особенный!

– Что ж, осталось недолго.

– У предрассветного утра своя особенная сила, согласитесь? Всегда, с восходом солнца, я ощущаю, что будто рождаюсь заново и начинаю новую жизнь. И вот, впереди она – целая жизнь! Красивая и светлая жизнь, полная надежд и предстоящих свершений!

Старик курил трубочку и довольно слушал воодушевленную речь юноши.

– Но потом вся эта магия растворяется в рутинной возне. С заходом солнца и вовсе – наступает непонятная тоска.

– Ничего не поделаешь. Не бывает одного без другого.

– Кстати, вы же в это время всегда проверяете удочки?

– Да, пора. Если хочешь, то можешь сам глянуть. Вон, тяни любую.

Капио с азартом взялся за леску. Судя по натяжению, на крючке что-то было.

– Тут, кажется, что-то клюнуло! – радостно закричал он, и вскоре крупная форель заплескалась у кромки воды. Капио схватил ее и поднял над головой. – Смотрите, какая она большая!

Старик в ответ кивнул и улыбнулся, затем глазами показал в сторону. Его лицо залили первые лучи света и стремительно поползли по телу. Капио обернулся. Его ослепило яркое оранжевое солнце. От тёплого и ласкового мерцания он почувствовал прилив счастья. Юноша воздел руки и прокричал: «Я люблю тебя, жизнь!»

– Почему мы не можем встречать вот так каждое утро? – он обратился с вопросом к старику.

– Отчего же нет?

– Можем, конечно, но мы ведь не делаем этого. Так же как мы могли бы каждый день быть счастливы, но не хотим.

– Многие так думают, но мы не созданы быть всегда счастливыми.

– Почему же?

– Потому что счастье – это обратная сторона несчастья. Если бы день не сменялся ночью и наоборот, знали бы мы что такое рассвет?

– Понятно, день-ночь, счастье-несчастье, – одно неотличимо без другого, верно? Интересно, а с жизнью и смертью так бывает? Они тоже по вашей логике сменяют друг друга?

– По логике, да.

– Вы наверно это знаете?

– Я не уверен ни в чем. Просто говорю, как вижу.

– А моя мама говорит, что с Гобом она всегда счастлива. Хотя он послал ей жизнь не из лёгких.

– Каждому своё утешение в этой жизни.

– Вот скажите Софо, отчего же Гоб бывает так слеп и несправедлив? Почему он иной раз карает не мерзавцев каких-нибудь, а невинных людей? Но, хуже всего, почему он забирает детей? Хотя я знаю, знаю, что вы скажете. Вы скажете, что не верите в Него; что его не существует, а все что ни делается – дело случая.

– Я не знаю, друг мой.

– Мне маму очень жаль… – продолжил Капио, и с грустью задумался. – Ваших несчастных братьев и таких же безвинно и безвременно ушедших мне тоже жаль. Всех жаль Софо… В прошлом месяце был случай, я вам об этом не хотел говорить. У соседей скончался ребёнок… От непонятной болезни. Совсем маленькая такая девочка, три с чем-то годиков всего. Помню, когда она родилась, мы с мамой на «последние» купили подарок и зашли к ним поздравить. Тогда мне дали ее подержать на руках. Трясущимися руками я взял эту малютку и внутри меня коснулось нечто такое… такое… вот словно лучи этого рассвета осветили меня всего изнутри. И так тепло и спокойно стало на душе. Я посмотрел на ее крохотное личико и невольно заулыбался. И знаете, что? Она тоже улыбнулась мне в ответ! «Как такое может быть? – Подумал я тогда, – Человечку всего неделя от роду, а он любовь понимает?» На моих глазах росла, бедняжка, а когда умерла – будто забрала и частичку меня. До того мне обидно и больно было за неё! До того я кричать хотел… – Капио шмыгнул носом и еле сдержав себя выдохнул. – И после этого мне все равно, Гоб ли так распорядился или случай всему виной, вознеслась ли она в рай или канула в безвестность, – всё одинаково больно. Больно! И ничего ведь не поделаешь, ничего!

Старик безмолвно слушал и пристально глядел на озеро, курил трубку, явно о чём-то размышляя. Капио, возбужденный, взмахнул слезу и продолжил через некоторое молчание:

– Мама просит сводить отца на рыбалку. Хе-хе! Он всю жизнь ей искалечил, а она все помочь ему пытается. Все ей жаль его. Надеется воскресить в нем человека что ли? А я говорю, пускай бы хоть черт его побрал. Пускай пьёт хоть каждый день – так скорее сгубит себя и поделом ему.

– Казнить или миловать?

– Что вы сказали?

– Мы ждём от Гоба милосердия, но сами всегда охотно готовы примерить роль палача.

– Ну, а как же справедливость? Ведь сами не раз говорили, что за все мы решаем сами, и отвечаем сами.

Старик ничего не ответил. Капио задумался и через минуту спросил:

– Софо, я могу сегодня взять вашу лодку?

– Ты все же решил отправиться с отцом на рыбалку?

– Да.

– Хорошо, я дам тебе ее, хотя ты не прошел испытание с веслами. Но я думаю, ты справишься. Будь осторожен.

– Не переживайте, я буду тут недалеко, – сказал Капио и взглянул на солнце. – Надо бы поторопиться, пока он ещё дома.

Получив одобрение, Капио уселся в лодку и вставил вёсла в уключины.

– К вечеру снова буду у вас!

Старик молча кивнул. Отплывая Капио, осененный мыслью, неожиданно вскочил с места.

– Можно спросить вас об одном, Софо? Вы ведь больше никогда не видели младшего? – старик покачал головой. – Вы должно быть уже много искали его, я уверен, но почему бы не попробовать ещё? Признаюсь, я много думал об этом, и у меня появились некоторые соображения, можно сказать даже план. Смотрите, можно дать объявление в газеты, развесить листовки, наверняка остались те, кто вас ещё помнят… у вас, кстати, остались фотографии? Впрочем, я вам потом расскажу. Все потом объясню! До вечера!

– Может, окно все же открою, Дирран? Душно и от этого тебе ещё хуже.

– Нет, так оставь. Сказал же, голова раскалывается от этого шума, – раздраженно проворчал отец семейства.

– Вот бульон попей, сразу отпустит.

– «Бульон», мне бы стопочку, вот это бы точно помогло.

– Хватит тебе. Я прошу, Дирран, ради Гоба. Сейчас поешь и отлежись лучше.

Капио тихо вошёл в дверь.

– Вот и сынок! Да не убегал он никуда, я же говорила. Тут он был, возле дома. – оправдывающимся тоном сказала мама.

Дирран тяжело повернулся, вид у него был заспанный, лицо выглядело помятым и опухшим, вся седая шевелюра взлохмачена.

– Аа, – равнодушно прокряхтел отец, лежа на постели, и снова отвернулся к стенке. – Вот его и отправь. Ах, голова моя!

– Куда? Все вокруг закрыто, – отговаривала мама. Потом она спешно увела Капио в другую комнату, – Ты куда пропал сынок?

– Ты же вчера просила сводить его куда-нибудь?

– Ах, да… И ты согласен? Ты хочешь?

– Я все устроил. Сходил и договорился о лодке. Сейчас приготовлю вещи, и можно выдвигаться.

– Умница, Капуша, доброе дело делаешь. Я ему уже намекнула, он промолчал, хотя, задумался, я видела, значит, есть шанс уговорить. Главное, знаешь, сейчас увезти его куда-нибудь за город, от всех подальше. Надо с ним что-то делать, а то пропадет так совсем, – мама достала из кошелька деньги и вложила сыну в карман. – На дорогу выйдем, а там с любой попуткой можно договориться, верно? Ну, иди, собирайся, а я приготовлю закуску.

Мама ушла уговаривать отца. Капио быстро собрал походный мешок со всем снаряжением, что у них было. В сарае хранились пара удочек, они неизменно висели на стене еще с тех времён, сколько Капио себя помнил. «Даже если отец не согласится, в любом случае, Софо подарю», – решил он. Тем временем, мама уже помогала Диррану одеться.

– Ну, что, рыбалка так рыбалка! – шумно вышел из дома отец, за ним вышла мама с сумкой и заперла дверь на ключ.

– Что это с ним вдруг? Совсем недавно он и слушать ни о чем не хотел, – тихо и удивлённо поинтересовался у мамы Капио.

– Пришлось ему пообещать взять по дороге, ну, ты понимаешь. Пусть, я потом все равно спрячу и не дам, сейчас лишь бы выманить его, – так же вполголоса объяснила мама, а потом с нарочитой церемонностью сказала во всеуслышание: – «Капуша, так, у тебя уже все готово? Замечательно! Кажется, сегодня нас ждёт отличный день!»

– Да, все готово. Только словлю машину, – Капио вышел на дорогу и довольно быстро вернулся за багажом. – Нас уже ждут, – объявил он.

Впервые за долгое время вся семья собралась вместе. Мама с отцом занимали заднее сиденье старенького «Audi», а Капио ехал спереди. В окне мелькали тополя, а за ними – бескрайнее озеро. В пути перед его глазами возникли отрывочные счастливые моменты из их семейной жизни. Они казались отголосками давно минувших дней, столь туманными, что Капио засомневался в их реальности. Показалось, что они когда-то в прошлом ехали точно таким же путем, и тополя, тополя, тополя, выстроенные ровной шеренгой вдоль обеих сторон дороги. Он вспомнил, как родители разговаривали между собой, а он был маленьким, сидящим между ними. Он даже как будто почувствовал их ласковые руки на своей маленькой спинке. Отец шутил, а мама смеялась над его шутками. «Могло ли это быть на самом деле? Могли ли они когда-то быть счастливыми?» Подобные воспоминания иногда всплывали в его памяти и прежде, но он не верил им, считая «дурацкими игрищами» его подсознания. «Что это было – правда или плод его воображения? А тополя – сон? Дежавю?» Вскоре водитель остановил машину на повороте, и они трое отправились к озеру по пыльному бездорожью, утреннее солнце приятно грело, но к полудню обещало сильно жечь все, что не укроется в тени.