Я всё знал заранее… Часть 2. Тайна Тициана

1. Возвращение. Наши дни

События того времени, необычные на первый взгляд, наложили глубокий отпечаток на весь мой последующий период жизни с его очень странными событиями и, которые до краёв наполнили мою творческую жизнь незабываемыми и яркими впечатлениями. Кто знает, где на самом деле проходит граница осознанного и подсознательного, вымысла и бытия, мечтательных помыслов и жёсткой реальности?

А эти странные видения… То ли предчувствие, то ли интуиция, а то и само провидение. Поди ж ты, разберись в чертогах сознания!

Я всё знал заранее… Тогда ещё, в то раннее утро я, как будто бы лежу на спине в большом ветхом сарае, открыв глаза и смотря на его крышу, сквозь щели которой струится синеватый и холодный свет … Господи, кто же оставил эти ржавые, со сломанным черенком вилы, щербато ощетинившиеся навстречу мне, падающему в бездну?! Судьба! Ржавые зубья пропороли мою спину, царапнули по рёбрам и позвоночнику. Проклятые концы вил вышли из моей груди прямо перед глазами.

Так я долго лежал на спине и думал о детстве, жизни, о своих, только что рождённых живописных шедеврах… интересно насколько ярко они предстанут перед человечеством! Лежал и думал какое-то время, пока, кажется, не покинул его, этот Мир…. Неужели я шёл к этому всю свою необычно начатую новую жизнь?

Я уже был готов увидеть светлый лик апостола Петра и даже мысленно подготовился к разговору с ним, как вдруг, видение покинуло мой разум также неожиданно, как и появлялось. Сон ли это был. Явь ли, переходящая в сон, или наоборот…

Наяву, на утро оказалось, что недавно родившийся телёнок, влекомый чувством нестерпимой жажды познания окружающего, которое было и мне очень знакомо, вошёл в этот злополучный сарай под самое хмурое утро и, поскользнувшись на навозной жиже, упал, пропоров себе брюхо вилами с обломанным черенком. Так, постепенно умирая, он и пролежал до прихода людей.

Всё это время бурая корова с белыми пятнами и грязным брюхом стояла над ним и смотрела своими огромными грустными глазами с мохнатыми ресницами. Смотрела и лизала его лицо. Она хотела помочь ему встать на ноги.

Конечно же, эти мрачные видения и мало радостный эпизод с молодым телёнком не могли не ввести меня в меланхолию, переходящую в затяжную депрессию. Погрустив несколько дней в полнейшей скуке и полном бездействии, я решил собираться обратно в столицу. Я просто бежал от своих видений, грустных и унылых пейзажей, наконец, от самого себя. Благо, почти всё задуманное было воплощено в живописных полотнах.

Заплатив хозяйке за постой, дрова и продукты и, упаковав картины, я в зимних утренних сумерках довольно-таки быстро нашёл подводу в соседнем дворе. Сосед за умеренную плату быстро подвез меня через заснеженное и непроходимое поле прямо к автобусной остановке.

Покуривая в кулак и полулёжа в санях на грязной соломе, свисающей до самых полозьев рваными клочками, он долго убеждал меня в том, что зря я покидаю их тихое, как престижный заграничный курорт, местечко. Всё это тягостное время я молчал и исправно кивал на убедительный доводы мужика, нетерпеливо поглядывая в сторону, откуда должен был появиться рейсовый автобус.

Наконец он, долгожданный, появился, будто видение из заснеженного зимнего леса.

Мужик услужливо помог загрузить моё имущество в полупустой салон автобуса, благо это никому не помешало и пассажиры, мирно посапывая в это ещё раннее хмурое утро, даже не обращая на меня никакого внимания.

В столице нашлось немало желающих организовать выставку новых картин молодого, но уже модного, к тому времени, художника. Картины вызвали оживлённый интерес среди знатоков, ценителей и прилипал «от искусства», которые ни черта не понимали в живописи, но «были в теме» и очень сведущи в вопросах формирования «правильного» общественного мнения. Они неотступно сопровождали всю эту тусовочную шумиху, которую грамотно раскручивали модными «культурными» журналами и не мене «культурными» телеканалами.

Так суетно проходили для меня эти зимние дни шоу-презентаций. Обо мне писали, говорили, почти всегда восторженно, и, даже приглашали на разные фуршеты. Последнее было очень кстати, так как, всё ещё прибывая в депрессии, я не только не мог работать и радоваться успеху, но и не было никакого желания готовить себе еду. Модные галерейщики и зачастую просто ценители покупали мои работы достаточно активно и даже существенно задорого. У меня появились средства и я начал подумывать, не съездить ли мне куда-нибудь «мир посмотреть и себя показать», забыться, что ли…

Свободное время позволяло мне начать более внимательно изучать работы великих мастеров живописи эпохи Позднего Возрождения. Вольготно расположившись на диване и просматривая увесистые альбомы с репродукциями их картин, я невольно втянулся во вдумчивое и сосредоточенное созерцание их бессмертных полотен.

Чувства неподдельного восхищения работами великих творцов всё больше и больше овладевали мной. Зачастую с лупой в руках и под ярким освещением я подробнейшим образом разглядывал детали на картинах выдающихся мастеров живописи, начиная отчётливее понимать тонкости, технику и яркое своеобразие работ классиков живописи XVI–XVII веков.

По случаю мне представилась возможность приобрести профессиональный оптический прибор реставратора, используя который, удавалось всматриваться в мельчайшие детали живописного мазка выдающихся мастеров изобразительного искусства. Не замечая самого процесса, я всё активнее втягивался в понимание разнообразия техник работы маслом.

Частенько допоздна засиживался за столом над фолиантами в своей домашней мастерской, внимательно изучая технику каждого великого мастера тех славных времён, иной раз так и засыпая над предметом изучения шедевров эпохи Возрождения.

2. Аббатство Сен-Пьер де Муассак. Видение

1 сентября 1313 г

… Я всё знал заранее…

Господи, опять это странное, сначала мутно-размытое, а затем, всё более отчётливое видение, постепенно проявляясь, начинает становиться ощутимой реальностью.

То ли я – монах-бенедиктинец времён расцвета Святой Инквизиции, то ли – алхимик, познающий тайну «философского камня», а то ли – великий художник, уже открывший секрет невероятно-диковинных красок.

И, вот я уже отчётливо вижу. Я – Сергиус, молодой монах лет тридцати, талантливый учёный Средневековья. Философ, теолог, алхимик.

Как же угораздило меня, молодого монаха лежать в заточении на почти прогнившей соломе, прислонившись к каменной стене холодной темницы с очень низкими округлыми закопчёнными сводами. Лишь слабенькие языки мерцающего пламени, торчащего из стены факела, обрывочно выхватывают из полной темноты монастырской тюрьмы тревожную сцену с глубоко опечаленным монахом. Блики от факелов исполняют свой зловещий танец на невысоких, сводчатых и влажных от росы стенах этого мрачного и холодного подвала.

Растрёпанные волосы молодого монаха-бенедиктинца, слегка и не по возрасту подёрнутые преждевременной сединой, беспорядочно слиплись на лбу, покрытом холодной испариной. Шерстяная, цвета тёмного каштана ряса, подпоясанная льняной верёвкой, веером распласталась на слежавшейся соломе, разбросанной в углу этого мрачного застенка. Нога монаха надёжно прикована длинной цепью к каменной стене, что, всё же, позволяло ему молиться, стоять и даже передвигаться на шаг-два по каменному полу темницы, размышляя о поиске выхода из кошмара сложившейся ситуации.

Брат Сергиус, учёный монах не смог выполнить требование Папы Климента V по изготовлению чистого золота из свинца, олова и ртути. Сейчас же ему не дают покоя тревожные мысли, лихорадочно терзающие его уже более месяца, проведённого в этом мрачном месте, в состоянии крайнего беспокойства и в полной неизвестности о своей дальнейшей судьбе. А эти последние три дня неопределённости были особенно мучительны.

Это были мысли о его собственном сочинении с описанием рецепта изготовления необычайных красок и о предстоящем допросе Святой Инквизиции, обвиняющей его в поиске «философского камня» – Lapis Philosophorum, магистерия, необходимого для успешного осуществления трансмутации металлов в золото и для создания «эликсира жизни». Сергиусу также вменялось незаконное чтение трактатов учёного-еретика Арнальдуса Вивальдуса о грядущем Конце Света.

Сейчас несчастный Сергиус находится в ожидании решения Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Offi cium – «Святого Отдела Расследований Еретической Греховности». Святой Инквизиции стало известно, что брат Сергиус в своих философских работах о подтверждении выводов по дате Конца Света и в поисках «философского камня», пользовался трудами алхимиков, особенно тех, чьи работы признавались преступно еретическими.

Его печаль была ещё усугублена проводимым сейчас inquīsītiō – «розыском», в юридическом смысле – «следствием с применением пыток».

Кроме этой, изматывающей душу, тревожной печали, брат Сергиус испытывал глубокую растерянность. Перед заседанием суда Святой Инквизиции дознание вёл, посланный Папой ещё молодой, но очень ретивый дознаватель Бертрам, Яркий Ворон, все помыслы которого были сосредоточены только на быстром карьерном росте при Тайной канцелярии самого Папы Климента. Волновали Сергиуса не только сами вопросы дознавателя Бертрама, но и его грозный вид, наводящий на всех леденящий ужас и не сулящий монаху даже толики снисхождения.

Это ответственное поручение Папы Климента казалось Бертраму очень перспективным по части достижения высоких заслуг и благословенной похвалы самого Понтифика.

Растерянность Сергиуса была объяснима. Сказать дознавателю правду – значит поведать инквизиторам следствия то, что он действовал по указанию самого Папы. Сказать, что работал над трансмутацией металлов в золото, исходя из своих собственных намерений – значит обречь себя на казнь сожжением на костре.

Конфликты со всемогущей и вездесущей инквизицией означали не то чтобы серьезные неприятности, а сущее бедствие – прямую дорогу сперва за решетку, затем на дыбу, а уж потом и на костер с сожжением на медленном огне по обвинению в тягчайшем преступлении – в crimen pessimum.

Казни проводились с максимальной помпезностью, на площадях, при большом скоплении народа, и сопровождалась многочисленными ритуалами. Несчастные были обречены умирать в жутких мучениях, получая многочисленные ожоги, теряя сознание, и опять на время, приходя в себя.

На костер люди шли одетыми. В этом инквизиторы видели особый смысл. Одежда загоралась первой, нанося серьезные травмы, которые, однако, небыли смертельными, но приносили большие страдания. Палачи оттачивали мастерство, раскладывая костры так, чтобы не дать человеку задохнуться. Кроме случаев, когда проявлялась особая милость, и осужденных предварительно душили.

Чуткий слух Сергиуса резанул гулкий лязг массивного засова двери темницы…

Остро, до полного физического ощущения, сознавая весь ужас неминуемой казни, я, современный московский художник, и проснулся, склонившись за своим столом над очередным фолиантом, освещённым ярко горящей настольной лампой, судорожно сжимая лупу в затёкшей свисающей руке.

Пронзительно остро я почувствовал реальность своего собственного присутствия в этой мрачной темнице и своими глазами видел всё, но как бы со стороны Боже, неужели видения опять стали будоражить моё сознание своим посещением…? Да, именно так всё и происходило. Я же всё знал заранее…

3. Пробуждение. Наши дни

Моё, казалось бы, поверхностное увлечение начинало активно перерастать в некий углублённо горячий интерес с истинно профессиональным пристрастием.

Именно эта увлечённость шедеврами великих живописцев эпохи Позднего Возрождения и заставила меня отвлечься от диванного магнетизма и начать посещать выставочные залы с работами всемирно признанных творцов живописи. Не замечая того, я начал обращать внимание на тонкости техники письма, наложения мазка, способах грунтовки холста и лессировки.

С интересом я погружался в изучение исследований и описаний техник, которыми пользовались средневековые мастера живописи. Много читал специализированной литературы. Начал посещать редкие книгохранилища, поднимая в архивах научные работы мастеров и искусствоведов по теме эпохи Возрождения. Не пропускал ни одного значимого выступления или лекций специалистов по истории изобразительного искусства.

Всё глубже проникаясь тематикой, я начал брать практические уроки живописи на заинтересовавшую меня тему. Допоздна засиживался над фолиантами за столом в своей домашней мастерской, зачастую так и засыпая над ними.

Живая заинтересованность в этом и некая, недавно появившаяся острая потребность, толкали меня на эксперименты. Я снова стал браться за кисти и краски. Натягивал холсты на небольшие подрамники, размеры которых с каждым разом всё заметнее увеличивались.

Начали зарождаться интересные идеи, для осуществления которых нужны были поиски чего-то нового, новаторского – пробы, эскизы, зарисовки и новые технологии в живописи. Всё это, конечно же, требовало нового вида красок. Появилась необходимость прорабатывать некоторые детали картин пальцами. Это оказался отличный способ самовыражения, раскрепощения и самореализации своего эмоционального состояния. Более того, эта техника передаёт твои переживания, чувства и душевный настрой, исходящие из глубины сердца, посредством прямого контакта кончиков пальцев с холстом. Я эту «пальцевую живопись» назвал про себя – «душа на кончиках пальцев». Но, эта новая, как мне тогда казалось, техника требовала иного подхода и иных красок.

Становилось очевидно, какое огромное значение в создании живописного шедевра, кроме всего прочего, играли не столько вариации в смешении красок, сколько технологии их приготовления. Теперешние магазинные краски меня уже не устраивали. Требовались совсем иные по своим выразительным, живописным и даже тактильным, что ли, характеристикам. Результаты своих экспериментальных поисков, проб и практических опытов я тут же переносил на холст.

Посещая книгохранилища и архивы, я жадно вчитывался в детали рецептов создания тогдашних видов красок. Не упускал я и случая познакомиться с современными технологиями их производства. Находясь в своих творческих муках и новаторских поисках, я совсем не замечал стремительно пролетающее время и зачастую засиживался в домашней мастерской даже до раннего утра. В голове все мои мысли, соображения и инновационные идеи в области разработки ультрасовременных, как мне казалось, красок роились, сталкиваясь в противоречиях, и наслаивались одна на другую, а то и вовсе, шли по замкнутому кругу. При этом всё это было не то, что мне требовалось. Всё было совсем не то, что я искал…

В этих экспериментальных и творческих поисках моё внимание всё больше сосредоточивалось на живописи Тициана. Его картины магнетически притягивали меня и колдовски завораживали.

Я видел и понимал, что неповторимая прозрачность его волшебных красок несравненна настолько, что в насыщенности цветовой гаммы его не превзошел ни один живописец мира. «Алхимиком красок» именовали Тициана, а его картины называют «розовым жемчугом с дымно-золотистыми отливами».

Всё же, был какой-то секрет, какая-то тайна и в технологии нанесения красок на холст, и в изготовлении самих красок. В чём же была эта тайна? Надо непременно разгадать эту загадку Титана эпохи Позднего Ренессанса.

Мне нужны были оригинальные, «живые» картины великого Тициана! Я должен их видеть и детально всмотреться в каждую, пытаясь раскрыть тайну мазков мастера, «зернистости» холста, его грунтовки, техники свежести и прозрачности лессировки, подбора магии красок.

Мне надо быть в Санкт-Петербурге!

4. Ватикан. Папа Лев X

10 июня 1513 г

Когда Тициан делал первые шаги в искусстве, в Милане творил Леонардо да Винчи, обуреваемый страстными исканиями истины, а в Риме работал Рафаэль, который, проявил себя во фресковой живописи столь ярко, что «природа осталась побежденной его красками». Во Флоренции Микеланджело уже изваял своего героического Давида, который стал символом всей эпохи Возрождения, а памятный день 8 сентября 1504 года, когда статуя была водружена на площади Синьории, стал для города знаменательной вехой отсчета важнейших событий.

В первое десятилетие XVI века, Тициан повстречал на своем пути Джорджоне, для которого период ученичества был уже позади. Тогда ещё Тициан писал в его манере, где Джорджоне использовал белый грунт и малоеколичество красок, всегочетыре, при написаниичеловеческого тела.

Именно в это времяс наибольшей полнотойи блеском начал раскрываться гений Тициана.

Впоследствии белыйгрунт Тициан покрывалпрозрачной красной краской, что придавало приятный теплый оттенок живописному произведению. С течением времени он перешел от красных грунтов к нейтральным, различной темноты грунтам, составленным из непрозрачных красок. Он говорил: – Кто хочет сделаться живописцем, не должен знать больше как три краски: белую, черную и красную, но пользоваться ими со знанием!

Новизна и обаяние его первых работ были настолько впечатляющими, что о нем заговорили в Риме. В 1513 году, 10 июня, пришло лестное приглашение работать при дворе папы Льва X, известного мецената из рода Медичи, сына Лоренцо Великолепного.

Тициану была назначена аудиенция в Апостольском дворце, где на третьем этаже были размещены залы для официальных встреч, среди которых: Зал консисторий, кабинет Папы, Климентинский зал, Большой и Малые тронные залы, папская Пинакотека и Апостольская библиотека.

Собиранием манускриптов занимались многие Папы ещё с 384 года. Папа Климент V в 1310 году отдал приказ перевести в Папскую библиотеку более шестисот ценных рукописей, тем самым, дав ей активное развитие. В Библиотеке же был расположен и Тайный архив самого Папы.

Легенда гласит, что священнослужители прячут в Апостольской библиотеке Ватикана настоящую Библию, написанную много веков назад. А то, что доступно прихожанам для чтения у себя дома и в храме, не более чем переписанная копия, содержащая в себе лишь часть священной истины.

В библиотеке хранятся некоторые работы самого Леонарда да Винчи. Они являются секретными, поскольку в них сокрыты тайные знания, способные подорвать авторитет католической церкви. В здании находятся особые тайные комнаты, о которых знают лишь «избранные». Их точное расположение неизвестно даже самим священнослужителям. В этих помещениях сокрыты от посторонних глаз такие загадочные рукописи как книги древних индейцев – тольтеков или, например, копии трудов Калиостро, в которых записан рецепт эликсира молодости. Знания, хранящиеся в них, вполне вероятно, способны изменить наше представление о современном мире.

После официального протокола провозглашения приглашения, Тициану предложили посетить галерею живописи великих мастеров Ренессанса, впоследствии названной Ватиканским музеем живописи.

Ещё в 1516 году, за четыре года до своей кончины, один из ярчайших представителей искусства эпохи Высокого Возрождения, или «римского классицизма» начала XVI века, Рафаэль Санти, обратился с письмом к Папе Льву Х c призывом сохранять и изучать не только античные памятники Рима, но и живописные творения современников. Именно для этого он и предложил Папе создать художественную галерею.

После своего избрания на Святейший престол Джованни Медичи, он же новоиспеченный Папа Лев X, первым делом воскликнул, обращаясь к своей ликующей родне: «Бог даровал нам папство – воспользуемся же им!».

Впрочем, совершенно очевидно, что этот потомок флорентийских банкиров не для того столько лет ломился на престол святого Петра, чтобы теперь предаваться там материальной аскезе. А уж не отблагодарить своих друзей и родичей, столь преданно поддерживавших его на этом тернистом пути, – это уж вообще было бы с его стороны невообразимым деянием. Не забывал Папа и о себе!

Папа Лев обожал роскошную жизнь, и в Ватикане регулярно гремели пышные пирушки – с концертами, раздачей подарков, деликатесами вроде петушиных языков или пирогов, нафаршированных живыми соловьями, привлекательными куртизанками и – для особых ценителей прекрасного – юными мальчиками (кардиналам очень нравилось).

Его современник писал о развлечениях папы Льва X: «Не то, чтобы Лев X был менее распутен, чем его предшественники, но его распутство носило утончённый характер и было облечено в более эстетические формы…». Покровительствуя поэтам и художникам, Лев X собрал, тем или иным образом, большую коллекцию живописи мастеров эпохи Возрождения, что и положило начало папской галереи, а затем и – Ватиканскому музею живописи.

Тициан решил ответить мягким отказом на приглашение работать папским живописцем, посчитав, что «Папский двор – это пристанище зависти, ненависти и унижения». Правда, озвучить свой отказ он решил после посещения Папской галереи, Библиотеки и Тайного архива, если будет на то соизволение Великого Понтифика – Pontifex Maximus.

Благоволя молодому живописцу, Лев X милостиво отнёсся к просьбе Тициана, позволив ему посетить Апостольскую Библиотеку и особенно, что было особой привилегией, просмотреть бумаги, документы и манускрипты, хранящиеся в Тайном архиве Папской Библиотеки. Там хранились материалы со всего Света либо до сей поры плохо изученные, либо те, которые на взгляд хранителей архива, не представляли для католической церкви сиюминутного интереса.

Вот тут-то Тициан и увидел манускрипт Сергиуса. Поначалу молодой человек не придал должного значения значение этому труду, т. к. не увидел в нем интереса и практического применения для себя. Но, пролистав не один десяток свитков, манускриптов и фолиантов, Тициан, ведомый какой-то таинственной силой, на уровне интуитивного влечения и, даже повинуясь ему, вновь вернулся к древней рукописи монаха Сергиуса.

На этот раз молодой Тициан листал рукопись более внимательно, вчитываясь в неё и изучая чертежи и рисунки. Текст манускрипта полностью поглотил молодого художника. Не вдаваясь в мотивы понимания этого загадочного влечения к рукописи и ко всему, что притягивало к ней молодого художника, он начал внимательно вчитываться, стараясь запомнить даже то, что казалось совершенно непонятным в эту самую минуту.

Тициан лист за листом пролистывал манускрипт, стараясь всё отобразить в своей памяти. При достаточной образованности, молодой человек был сметлив и умён от природы, а заодно ещё и награждён ею ловкостью мышления, да так, чтобы интуитивно сообразить, что в этой рукописи скрыт некий потаённый рецепт какого-то чудодейственного вещества, который он мог бы использовать при приготовлении своих красок. К тому же, обладая хорошей природной памятью, юноша запомнил всё, что было написано и изображено в этом древнем манускрипте.

После визита в Папскую художественную галерею и Библиотеку с Тайным архивом, молодой живописец вернулся в покои, отведённые ему на время визита в Ватикан. Тициан чувствовал необъяснимое волнение и огромную усталость то ли от увиденного в галерее и разом нахлынувших впечатлений, то ли от физических и умственных усилий, приложенных на запоминание содержания манускрипта монаха-алхимика Сергиуса.

Иными словами, чрезмерная нагрузка свалила Тициана и, крепко заснув, молодой человек проспал почти до полудня следующего дня. Вот тут-то и случилось нечто странное!

Днём, вдоволь выспавшись и открыв глаза, Тициан почувствовал, что то ли во сне, то ли в грёзах Морфея он отчётливо «видел» древнюю рукопись с таинственным рецептом изготовления чудо-красок. Нервничая от того, что он мог что-то упустить из пригрезившегося текста, боясь что-либо запамятовать, волнуясь и торопясь, Тициан отыскал кусочек рисовального прессованного угля и чистые листы плотной бумаги, благо у художника это почти всегда было под рукой.

Неведомо как и невесть откуда молодой художник понимал этот диковинный язык, на котором были изложены описание рецепта, формулы и чертежи монаха-алхимика Сергиуса. Лихорадочно, полуприкрыв глаза, Тициан вспоминал, как бы читая текст, что именно было написано на незнакомом доселе языке. На удивление, ему было понятно почти всё, за исключением некоторых специфических терминов, не то по алхимии, не то по древней философии. Неважно, но с истовым упорством, и пока непонятно зачем, молодой человек записывал и записывал всё, что ему грезилось этой ночью, как будто кто-то невидимый нашептывал слова, звуки, фразы, формулы и странные названия, кажется, химических соединений. Главное – записать, разбираться в деталях можно будет потом, да, и к тому же, с чьей-либо помощью.

– Всё! Записал всё! – с гулким выдохом вырвалось у Тициана!

Конечно же, не исключено, а, скорее всего, так оно и было на самом деле, записи Тициан сделал с неточностями, недочётами или даже ошибками. Но, наитие подсказывало молодому художнику, что главная суть древней технологии схвачена и рецепт записан достаточно верно, пусть и с, пока не очень ясными фрагментами текста или чертежей.

– Потом! Всё потом! А сейчас – отдыхать, вслух подумал Тициан, прибывая в какой-то психологической прострации.

Сколько прошло времени пребывания в таком отстранённом состоянии, Тициан не ведал и не осознавал. Очнувшись от небытия и возвращаясь в сущую реальность, он ещё и ещё раз всматривался в копию манускрипта, силясь понять то, что на первый взгляд казалось туманным, неточным и даже, невероятным. Внимательно, и уже в который раз, пролистывая свою копию древнего манускрипта, Тициан вполголоса, и с горящими глазами воскликнул:

– Благодарю тебя, великий Алхимик! Теперь я буду недосягаем в своей гениальности. В свежести и прозрачности этих новых чудных красок меня не превзойдёт ни один живописец Мира! Именно я скоро достигну вершины совершенства!

В соответствии с протоколом визита, Тициан утром следующего дня находился в папской канцелярии. Сославшись на внезапно появившееся недомогание, молодой художник попросил предоставить ему отсрочку в оформлении договорных отношений и в тот же день отбыл домой.

5. Петербург. Наши дни

Август 2022 г

Впечатления от изученного, просмотренного и прочитанного о великом Тициане переполняли меня. Более того, с каждой полученной информацией, вопросов к нему у меня накапливалось всё больше и больше.

Было принято решение в августе ехать в Петербург с посещением всех музейных комплексов Эрмитажа. Ответы на свои вопросы я буду искать у самого Тициана.

От Московского вокзала я добрался на такси до Никольской площади, где уютно расположился вдоль набережной канала Грибоедова небольшой, но очень гостеприимный отель «Приют Паломника «Семимостье», из окон которого виден наикрасивейший храм, Никольский собор.

Одноместный номер вполне отвечал всем запросам даже достаточно требовательного и придирчивого постояльца, каким я, конечно же, и не был.

В соседний номер селился очень интересный парень. Он сразу привлек моё внимание. Правильные, одухотворённо спокойные и даже аристократические черты лица заставили меня сконцентрировать своё внимание на этом юноше. Уверенное, даже не по возрасту, мудрое выражение его глаз, конечно же, заинтересовало меня, как художника. Высокий и очень гармонично сложенный молодой человек. Длинные и волнистые волосы красиво обрамляли его очень интересное, и, даже благородное лицо.

– Данила Шахов, спокойно, тихо, но как-то очень уверенно представился парень при оформлении номера. Всё в этом юноше располагало к интересному знакомству и даже, дружбе.

– Предложу ему знакомство и игру в шахматы за чашечкой кофе, – чуть позже подумал я и отправился в свой номер.

Вечером за ужином мы встретились в уютном кафе отеля, где и оказались за одним столиком. Как-то незаметно и естественно просто состоялось наше знакомство. Казалось, что мы были знакомы уже много лет. Тут же договорились, под вечер выйти на прогулку и осмотреть место, которое по преданию славилось своей уникальностью и таинственностью. А, как известно, всё таинственное неизбежно притягивает пытливых экскурсантов.

Санкт-Петербург не зря называют мистическим, сказочным городом. Кажется, что город как-то по-магически притягивает и завораживает. Питер околдовывает и привораживает каждого, кто знакомится с ним. Здесь много удивительных по красоте мест, где захватывает дух, и возникает совершено непередаваемое чувство восторга. Побывав в городе на Неве однажды, сюда хочется возвращаться вновь и вновь.

Среди множества необычных мест Петербурга есть одно, обладающее удивительной способностью исполнять желания. Это – «Семимостье».

Если выйти на Пикалов мост, то в поле зрения попадут все семь малых неразводных надводных мостов – «Семимостье». Тут-то и надо загадывать любые заветные желания.

Бывают места, где человека охватывает чувство подавленности, ощущение тревоги, и даже, казалось бы, беспричинного страха. В этом же месте дышится как-то по-особенному легко, душа просто осязаемо обретает крылья, и, кажется, что именно в это мгновенье всё задуманное обязательно свершится.

Именно таким, оказывающим магическое влияние, и считается Пикалов мост – одно из мистических мест Санкт-Петербурга.

Вот здесь-то, на набережной канала Грибоедова и расположился «Приют Паломника». А в центре всей этой магически-архитектурной прелести царствует величавый Никольский собор.

Храм поражает своим великолепием не только днем, но и в темное время суток. Яркие лучи прожекторов эффектно подсвечивают высокие золотые купола, стройные белые колонны и затейливую лепную отделку. Это один из самых ярких храмов Северной столицы, на который приятно любоваться и с суши, и с воды, во время экскурсий по каналам города.

Никольский собор окрашен в небесно-голубой цвет и богато украшен уникальной белой лепниной – религиозно-мифическим орнаментом. Храм венчают пять башен с куполами, сверкающими позолотой, которые при виде с высоты птичьего полёта образуют греческий крест. Колокольня собора – одно из самых узнаваемых и романтичных сооружений Петербурга.

Обойдя собор вокруг, конечно же, мы решили заглянуть внутрь храма. То, что мы увидели, просто потрясло нас своей красотой и торжественным величием.

Гордость собора – красивый резной иконостас с иконами, которые выполнены в традициях византийских изографов. В нижнем храме хранится почитаемая верующими икона Святителя Николая, написанная в XVII веке греческими мастерами. Икона украшена драгоценными камнями и мозаикой. Частица мощей святого находится в его медальоне в центре образа. Торжественное оформление и присутствующая настенная живопись создают свою неповторимую атмосферу.

Нам с Данилой повезло, в этот момент проходила церковная служба, где необычайно красиво и одухотворённо пел церковный хор.

Преисполнившись духовной умиротворённостью, мы с юношей пошли побродить по окрестностям мостов вечернего «Семимостья», наслаждаясь чудесными видами, благо была безветренная тёплая летняя ночь.

То ли благостное настроение, то ли магия светлых и тёплых питерских ночей, а то ли мистика этих мест, хотя, возможно и всё вместе, пробудили между нами с Данилой особую атмосферу доверия и близких товарищеских отношений, которые подвигли к откровенным и задушевным беседам на разные темы.

Данила рассказал мне, что сам он из Мурманска, а поездка в Петербург – это поощрение родителей за успешно сданные экзамены в девятом классе. Говорил он и о своих друзьях, и о гимназии, где будет продолжать учиться, и о своих планах на будущее. Рассказал молодой человек и про своих родителей, с которыми очень дружен, и про своего, уж очень интересного, с его слов, дедулю. Он так и назвал его – Дедуля. Какое трогательное отношение уже взрослеющего юноши к своему родственнику. Надо бы, при случае вернуться к разговору о нём. Уж очень заинтересовало меня такое по-дружески душевное отношение к уважаемому им дедушке.

Я тоже, разоткровенничавшись, решился рассказать Даниле о своих неуловимо мистических видениях, которые начали посещать меня всё чаще и всё явственнее.

Данила слушал очень участливо и так внимательно, что я поведал ему и о монахе-алхимике Сергиусе, который находился в монастырской тюрьме по указанию Папы Климента V, и о средневековом еретике Арнальдусе. Брат Сергиус в темнице уже которые сутки ожидал допроса Святой Инквизиции по причине поиска формулы создания «философского камня», и описания рецепта изготовления каких-то необычайных красок. Ему также вменялось незаконное чтение трактатов учёного-еретика Арнальдуса Вивальдуса о грядущем Конце Света.

Пронзительно ярко я чувствовал тогда реальность своего собственного присутствия в этой мрачной темнице и своими глазами видел всё происходящее, но, правда, как бы со стороны.

Тогда-то я и рассказал Даниле о том, что, кажется, виделсобственными глазами манускрипт учёного монаха Сергиусас рецептом изготовления невероятных красок и о том, что будто бы, когда-то давно, или именно в наши дни, я был, или ещё только буду, великим художником.

Может быть, я уже владел, или только ещё буду владеть тайной изготовления волшебных красок, используя которые меня или уже давно признали великим мастером, или ещё только вознесут на вершину славы знаменитых живописцев. Но, ведь я, кажется, всё знал заранее…

Боже, неужели видения опять стали будоражить моё сознание своим посещением…? Да-да. Я всё знал заранее…

Так за разговорами мы и не заметили, как подошли к «Приюту Паломника». Перед тем, как разойтись по своим номерам, мы условились о том, что завтра, позавтракав, направимся с экскурсией в Эрмитаж. Как и что именно мы будем просматривать – определим завтра. А сейчас пора и отдохнуть. Завтра будет трудный, но очень насыщенный впечатлениями день.

Утром, открыв глаза и вернувшись в настоящую реальность, я то ли во сне, то ли в видениях отчётливо «видел» этот манускрипт с таинственным рецептом изготовления чудо-красок. Нервничая от того, что могу что-то упустить из пригрезившегося текста, боясь что-либо запамятовать, волнуясь и торопясь, я отыскал ручку и блокнот, благо у художника они почти всегда под рукой.

Невесть откуда я понимал этот диковинный язык, на котором были изложены формулы и описание рецепта алхимика и монаха Сергиуса. Лихорадочно прикрывая глаза, я вспоминал, как бы читая текст, что именно было написано на незнакомом доселе языке. На удивление, мне было понятно почти всё, за исключением некоторых специфических терминов, не то по алхимии, не то по древней философии.

Неважно! С неистовым упорством и, пока, непонятно зачем, я записывал и записывал всё, что мне тогда грезилось, как будто бы кто-то невидимый нашептывал мне слова, звуки, фразы, формулы и странные названия, кажется, химических соединений. Главное – записать, разбираться в деталях буду потом и с чьей-либо помощью.

– Всё! Записал всё! – с гулким выдохом вырвалось у меня!

Просматривая текст, я с удивлением убеждался в том, что всё записанное соответствовало тому, что пригрезилось мне в видении. Стройность, последовательность и логика записанного вселяли в меня уверенность, что ли, в правильности воспроизведенного манускрипта брата Сергиуса. Не веря своим глазам, я снова и снова всматривался в завораживающий меня текст с рисунками, формулами и пояснениями.

Конечно же, не исключено, а, скорее всего, так оно и было на самом деле, записи я сделал с неточностями, недочётами или даже ошибками. Но, наитие подсказывало мне, что как будто бы я всё знал заранее, как будто бы я всё это уже предвидел и, как будто бы кто-то невидимый руководил мной и моими эмоциями, куда-то направляя и меня, и мои действия.

Позавтракав в гостиничном кафе, мы с Данилой решили не спеша отправиться в Эрмитаж – один из крупнейших художественных музеев Мира.

Со своими откровениями о произошедшем сегодня утром, я решил повременить, по крайней мере, до вечера. Мне надо было ещё самому разобраться во всём произошедшем.

6. Аббатство Сен-Пьер де Муассак. Посланец

17 ноября 1311 г

Смеркается. Уже рано холодает. По вершинам огромных сосен, вдоль склонов гор величаво растекся красочно багровый закат. Запоздалый путник в чёрном капюшоне, верхом на коне устало и пристально осматривал с высокой сопки, поросшей вековыми соснами, окрестность в её низовьях. Солнце как будто спешило скрыться за холмами, что бы уступить своё господство власти ночи.

Оно предъявляло свои права еще и еще на несколько минут своего царствования, как будто давая шанс запоздалым путникам найти свой укромный приют. Вдали, засыпающее солнце ярко отблёскивало на глади, петляющей между гор, полноводной и бурной реки Тарн с живописными скалистыми берегами, притока реки Гаронны в Пиренеях на Юге Франции.

– Добраться бы до монастыря засветло, – навязчивая мысль тревожно пульсировала в голове уставшего всадника, – на дорогах сейчас неспокойно, а поручение было уж очень ответственное.

Вдали еле просматривалась конечная цель таинственного путника – древний монастырь Сен-Пьер де Муассак, который насчитывал многие годы со дня своего основания. И в этих последних лучах солнца путеводной звездой сиял старинный каменный монастырь, окруженный высокой и надёжной оградой.

Аббатство Сен-Пьер де Муассак – Abbaye Saint-Pierre de Moissac, старинное бенедиктинское аббатство, крупный духовный и культурный центр, который стал к XII веку самым значительным монастырским центром Юго-Востока Франции.

Аббатство было основано самим Хлодвигом, королём франков, лично, на следующий день после победы, одержанной им здесь над Вестготами в 506 году. Франкский король, дав святую клятву построить монастырь в случае своей победы, метнул с вершины холма свое копье, чтобы отметить точное место, где будет возвышаться «аббатство тысячи монахов», в память о тысяче его воинов, погибших в бою. Хлодвигу было видение во время вдохновленного Богом сна, в котором Святой Петр встретился с ним – отсюда и название аббатства.

Настоятелем в монастыре был Аббат Оже II де Дюрфор де Дюра – Auger II de Durfort de Duras (1306–1335 гг.) – добрейший и очень сердобольный человек в уже достойном возрасте. Он был любим и уважаем всей округой и далеко за её пределами.

Именно в тот самый момент, когда день безуспешно боролся с ночью и, наконец, уступив ей, под покровом звёздного холодного ноябрьского неба, по дороге, ведущей в монастырь, появился всадник. Путник, по всей видимости, гонец властного вельможи, стремился к монастырю, нещадно загоняя своего коня.

Через мгновенье посланец в чёрном капюшоне осадил своего скакуна перед коваными воротами монастыря и, тяжело дыша, грозно, громко и с размаху забарабанил в них. Безуспешно. Никто долго не подходил.

– Где же привратник, почему не открывает? – громко рявкнул всадник.

Наконец ворота заскрипели и слегка приоткрылись. В образовавшуюся щель робко просунулась стриженая голова монаха-привратника.

– Письмо настоятелю от самого папы Климента! – грозно прошипел гонец и сунул монаху папский перстень. – Лично и срочно!

Через час-другой посланец высочайшей особы, выполнивший секретное поручение, приняв горячую ванну в тёплом помещении, расположенном рядом со спальней, накормленный и напоенный, сладко спал в уютной гостевой келье на втором, хорошо прогретом этаже обители. Что нельзя было сказать о настоятеле отце Оже, который нервно и крайне взволнованно мерил шагами огромную монастырскую трапезную.

– Какое ответственейшее поручение взваливает на его плечи Папа Климент? – мучил себя настоятель почти неразрешимым вопросом.

– А вдруг Господь не удостоит нас своим вниманием и не сподобит на решение грандиозной задачи?! Времени отпущено Папой – только год….!

Так в тяжёлых размышлениях и просидел Аббат Оже II де Дюрфор де Дюра до самого утра, приняв пока только одно предварительное решение – в поисках выхода из неоднозначно сложного положения необходимо посоветоваться с учёными братьями Святой обители Сен-Пьер.

После смерти Папы Бенедикта XI (1303–1304 гг.) на папском престоле наступил период междуцарствия. Споры между итальянскими и французскими кардиналами, которых были почти поровну в конклаве, не позволяли избрать нового папу в течение почти одиннадцати месяцев. В итоге, преемником Бенедикта XI 5-го июня 1305 года был избран Бертран де Гот под именем Климента V. Он был рукоположён 14 ноября.

В ранние годы Бертран был человек по натуре добрый и до крайности мягкий, что и делало его, сначала человеком неуверенным во всём и чрезвычайно податливым, а по истечении некоторого времени, напоённого войнами, жестокостью и интригами, превращало его в настоящего изворотливого и мстительногоизверга.

Папа стал необычайно хитёри коварен, ревнив и обидчив, вспыльчив и труслив, но приэтом, крут характером, отчегои слыл скорым на расправуинтриганом. В марте 1309 года Климент V был вынужден перенести резиденцию Папыиз Рима в Авиньон – город, который хоть и находился на французской территории и был во власти французского короля Филиппа, но принадлежал неаполитанскому королю, вассалу испанской короны. Получалось, что Папа попал в «авиньонский плен».

Однако, не смирившись, хитроумный Климент начал действовать – раз он не может вырваться из «пленения», Папа решил собрать средства, и полностью выкупить у неаполитанцев весь Авиньон.

Под политическим давлением короля Филиппа IV Красивого и в стремлении безмерно и быстро обогатиться за счёт конфискованных у еретиков Тамплиеров золота и драгоценностей, Климент нарушил клятву взаимной верности преданного ему Ордена Тамплиеров и лично Великого Магистра Ордена Жака де Моле.

Но, всем планам Папы Климента не суждено было сбыться. Не сумев реализовать и малую часть своих коварных задумок, и, поняв, что упустил возможность приумножения собственного величия, теряя власть и влияние на политическое доминирование католического суверена и Понтифика в Европе, Климент V пытается решить вопросы приращения своего финансового могущества, обратившись к работам великих алхимиков своего времени.

Арнальдус Вилланованус – вот кто сможет разом решить все проблемы коварного и алчного Климента. Арнальдус Вилланованус прославленный химик, врач и философ, чье имя гремело по всей Европе. Он также был астрологом, как и большинство мудрецов своего времени. Зачастую он трактовал сновидения и предсказывал будущее. Климент V благоволил к Арнальдусу, несмотря на нападки французских клерикалов, и ценил его, прежде всего, как отменного врача. Пораженный острым недугом Папа, можно сказать, спас жизнь многогрешному Арнальдусу, который в 1299 году по осуждению Парижского университета был обвинён в ереси и заключён в тюрьму. Обвинение основывалось на выводах его астрологического трактата «Розарий философов» – Liber appellatus thesaurus thesaurorum, Rosarius philosophorum, с предсказанием пришествия Антихриста в 1355 году, и свершением Конца Света в 1464 году.

Известен был Арнальдус ещё и тем, что в 1286 году в Риме ему удалось совершить трансмутацию – добиться главной для алхимика цели, превратив неблагородные металлы в благородные; проще говоря, получить золото!

С новым Папой Климентом V Арнальдус очень сдружился и выполнял при нем обязанности врача, в том числе в течение 1306 г., когда Папа начал страдать коликами и несварением желудка. Поэтому у Арнальдуса было достаточно времени, чтобы подробно изложить Папе свои идеи по вопросам поиска философского камня и трансмутации золота.

Летом 1311 года Папа Климент V пригласил Арнальдуса в Авиньон. У Папы произошёл очередной острый приступ коликов кишечника, и ему понадобился сведущий врач, в качестве которого и был приглашен его старый друг Арнальдус Вилланованус. Но ему так и не суждено было добраться до Авиньона. Арнальдус погиб этой осенью в пути – 6 сентября он попал в кораблекрушение у побережья Генуи.

Климент, почти отчаявшийся в успехе, принимает решение продолжить практические опыты Арнальдуса, описанные в его манускриптах: «Новый свет» – «Novum lumen», «Письмо об алхимии королю Неаполитанскому» – «Epistola super alchemia ad regem Nepolitanum», «Дорога дорог» – «Semita semitae», которые, так и не увидели Свет и всё это время пролежали в тайном хранилище Папы Климента.

Выбор пал на три самые учёные монастыря Франции, куда Климент посылает своих гонцов с папским посланием и распоряжением, в котором заключалась его тайная суть. Это Аббатство Сен-Етьен на Севере, в Нормандии; Монастырь Сен-Назер на Западе, на берегах Луары и Аббатство Сен-Пьер де Муассак на Юго-Востоке Франции.

7. Аббатство Сен-Пьер де Муассак. Видение. Манускрипт Сергиуса

17 ноября 1311 года – 10 декабря 1312 года

… Я всё знал заранее…

Опять всё повторяется и повторяется вновь! Опять это странное, сначала мутно-размытое, а затем, всё более отчётливое видение постепенно начинает становиться ощутимой реальностью.

То ли я – монах-бенедиктинец времён расцвета Святой Инквизиции, то ли – алхимик, познающий тайну «философского камня», то ли – великий художник, уже открывший секрет невероятно-диковинных красок.

Папа Климент V потребовал от учёных монахов окончательно решить задачу приготовления чистого золота из свинца, олова и ртути по рецепту известного алхимика Арнальдуса Виллановануса, приложив к посланию его переписанные манускрипты, которые находились в толстом кожаном кофре, опечатанном личной папской печатью.

Наутро, в 6:30 после удара колокола в первый канонический час, монахи, учёные братья – litterati, наиболее подкованные в церковной премудрости, во главе с Приором братом Перье вышли из церкви. Один за другим они прошли по клуатру – claustrum, четырёхугольной галерее с цветистым садом в центре, и подошли к залу капитула – capitulum, где братья-монахи читают Устав монастыря и Евангелие. Встали у входа в ожидании отца Оже. В этом зале Аббат обычно наставлял братию и принимал сильных Мира сего, решая конфликты между монастырем и церковными властями или светскими сеньорами.

На этот раз монахам надо было принять единственно верное решение на предъявленные Папой требования. Рассевшись вокруг отца Оже за большим столом, братья попеременно, но бегло начали просматривать один манускрипт за другим. В окончании одного из трактатов Брату Сергиусу бросились в глаза фраза Арнальдуса: «Трансмутировать что-либо можно лишь через «смерть» вещи как таковой, лишение ее свойств, через состояние первоматерии». Пролистнув ещё пару страниц, из всего разнообразия замысловатых фраз и формул, его взгляд выхватил один из постулатов известного алхимика: «В действительности философское делание состоит в растворении камня в собственном меркурии так, чтобы свести его к первоматерии»….

– Да… Мудрёно и не очень понятно, вернее, совсем непонятно, пока. – Мелькнула робкая мысль в голове молодого монаха.

Брезгливо поморщившись, брат Бернард, один из наиболее старших и сведущих монахов, процедил сквозь зубы:

– Это же запрещённая Церковью ересь! Этим бумагам место в костре Инквизиции, там же, где и их автору!

Ему, кто-то робко, а кто и понастойчивее, начали наперебой вторить братья-монахи. Приор, брат Перье вслух произнёс вопрос, который вертелся на языке каждого из монастырской братии:

– Почему же сам Папа прислал эти бесовские бумаги, написанные самым отпетым еретиком?

Аббат Оже, потупив взгляд, произнёс фразу, которая при всей своей очевидной кощунственности, разом прояснила всю суть происходящего:

– В нынешней ситуации Папа остро нуждается в деньгах. Власть, политическое и католическое доминирование в Европе сейчас не просто подорваны, они попраны Светской властью, а особенно властью короля Филиппа! – последние слова отец Оже отчеканил ровно и очень уверенно. – Когда срочно нужны деньги, и к тому же очень много, в дело пойдут не только еретические книги с безбожниками, но и дружба с самим Сатаной!

Воцарилось тягостное молчание, длящееся уже насколько нескончаемых минут. Наконец, его прервал отец Оже обращением к молодому монаху-учёному, брату Сергиусу:

– Послушай, брат Сергиус! Мог ли бы ты изучить трактаты Арнольдуса и взяться за это сомнительное дело по трансмутации золота?

– Брат Сергиус! – уже отчётливее и громче произнёс отец Оже. – Я хотел бы знать твоё мнение о трудах Арнальдуса. Брат Сергиус! Брат, да слышишь ли ты меня?!

Я, современный молодой художник, всё отчётливее начинал воспринимать окружающую меня странную и, казалось бы, ещё совсем чуждую мне реальность. Я вроде бы даже участвую в происходящих событиях… Здесь и Сейчас… Сначала как бы со стороны, затем, всё отчётливее и более ощутимо, и теперь уже, как непосредственный участник сложившейся безвыходной ситуации. Видение проявлялось как будто бы из небытия прямо в самом зале капитула монастыря Сен-Пьер.

– Сергиус! Сергиус! – я слышал это имя, как сквозь пелену каких-то грёз или видений!

Господи, так это же я. Выходит, Я и есть – Сергиус!!! А монахи обращаются именно ко мне…? Да, как же такое может быть…? О, нет!

Слава Всевышнему! Я, всё же – не брат Сергиус, а московский художник. Просто я сейчас вижу окружающую меня действительность глазами монаха Сергиуса! Я, как и все слышу свой собственный, то есть голос Сергиуса!

Как-то разом я вышел из гнетущего оцепенения, оказавшись в центре реальных событий! Похоже, брат Сергиус также прибывал в не менее странном и пространном состоянии.

– Отец Оже, только само чтение и понимание сути этих манускриптов займёт у меня не меньше полугода! К тому же, необходимо разобраться в том, как обустроить лабораторию для химических опытов, да и, вообще, понять, что именно для всего этого нужно…! – в порыве на одном дыхании выпалил эти слова брат Сергиус, хотя мне казалось, что произношу их именно Я….!

Получается, что и я, современный молодой художник, как и все участники этого обсуждения, тоже каким-то мистическим образом причастен к интриге происходящих событий.

Брат Сергиус уже более десяти лет занимается изучением естественных наук, добившись в этом значительных успехов, да и другие науки были ведомы этому талантливому молодому монаху. Именно поэтому выбор Отца Оже и пал на него.

– Вот и ладно. На том и порешим, – твёрдо произнёс Аббат и благословил братьев, осеняя их крестным знамением, – Мир всем…

– Брат Сергиус, начинайте знакомиться с труда-ми Арнальдуса и составьтесписок всего необходимо-го для начала работ. А, там, как-нибудь разберёмся. Всевышний не оставит наси поможет найти правильное решение! А, уж, кольвремя дорого, то и беритесь за дело, брат Сергиус, неотлагательно!

Брат Сергиус молодой, но уже очень образованный и дисциплинированный монах, довольно скоро ознакомившись с трудами старого алхимика, спустя всего лишь месяц предоставил отцу Оже перечень всего необходимого для начала работ. Для этого требовалось оборудовать лабораторию, место которой нашлось рядом с кухней, отгородив небольшую часть трапезной. В этом отгороженном закутке для проведения химических опытов был сложен очаг, дымоход которого совместили с кухонным. Воду и стоки тоже соединили с кухонными трубопроводами.

Сергиус был освобождён от всех монашеских служб и монастырских обязанностей. Молиться ему было дозволено прямо в лаборатории. В ней Сергиус пропадал сутками, иногда даже оставаясь на ночь и просыпаясь с первыми лучами солнца. Раз за разом приходилось повторять всё, что предписывал Арнальдус, строго соблюдая составные части разных веществ и компонентов, время их соединения, последовательность и продолжительность протекания реакций.

Кто только из братьев, учёных-монахов не поддерживал Сергиуса в то сложное время. Разбирающиеся, хоть немного, в естественных науках, делились теоретическим или практическим советом, иные, просто дружески сочувствуя, приносили ему в лабораторию лакомые кусочки из кухни, а то и целые деликатесные блюда. Некоторые братья иногда подолгу засиживались с Сергиусом в лаборатории, готовя на открытом огне очага ароматный глинтвейн из вина, виноград для которого собрали этим августом, мёда, лекарственных трав и специй. Старинный монастырский рецепт.

Устав Святого Бенедикта позволял монахам употреблять вино во время ежедневной трапезы по норме в один гемин (0,3 литра). Однако в Уставе была одна оговорка: «Если условия местности, или тяжелый труд, или летний зной потребует большего, то давать на усмотрение аббата, соблюдая всячески, чтобы не дошло до пьянства». В общем, хотя, до пьянства и было сказано не доходить, мера употребления вина сильно варьировалась от одного аббатства к другому.

Так, молча, под сочувствующие взгляды братьев, выпивался маленькими глоточками горячий и ароматный глинтвейн, хотя бы на немного отвлекая брата Сергиуса от проблем неразрешимой задачи.

Сергиус начал усердно молиться, призывая на помощь Всевышние силы. Не зря же в толковании тайны имени «Сергиус» сказано, что Цвет его имени – Золотой, Камень – Жемчуг, в характере есть явная предрасположенность сочетать в себе сильные черты характера и целеустремлённость.

Но ни молитвы, ни его усердие, в проводимых химических опытах во всех мыслимых и немыслимых комбинациях, никак не способствовали получению долгожданного результата. С постоянным однообразием в результате всегда получалось что-то не то, совсем не то, что требовалось Папе Клименту.

Вновь и вновь, со слипшимися от усталости и вечного недосыпания, глазами, вчитывался Сергиус в тексты манускрипта Арнальдуса, нашедшего Философский камень, силясь понять тайный смысл написанного великим адептом алхимии:

«В эзотерическом смысле, совокупность знаний, сведений, недоступных непосвящённым, несведущим в мистических учениях людям, особых способов восприятия реальности, имеющих тайное содержание и выражение в психодуховных практиках, камень символизирует трансмутацию низшей, животной, природы человека в высшую, божественную. Целью для моих практик был сам философский камень. И духовное освобождение, превознесение, даруемое тому, кто им обладает – абсолютная свобода».

Арнальдус ссылался на результаты опытов, описанных в трудах Пифагора, Платона, Аристотеля, арабского философа и врача Авиценны.

Сергиус начал менять реактивы, составные компоненты и элементы, задействованные в опытах, их чередование и время вступления в реакцию. Использовал различные сочетания ртути, свинца, олова, серебра, скипидара, азотной и серной кислот с примесью соединений йода и без него. Молодой монах соединял их не только так, как описывалось в трактате алхимика, но и, экспериментируя в поисках искомого результата, допускал и иные вариации проводимых опытов. Неизменным всегда было только одно. В реторте на дне оставались разные комбинации осадков цветом, очень похожим на золото. Разнообразные виды осадков, какие угодно! Но только не золото! Пытливый ум молодого учёного требовал хотя бы понять – что именно получалось вместо драгоценного металла…? Что это за странное вещество в виде порошкообразного осадка, внешне напоминающее золотой песок? Надо бы его исследовать…

Однажды, под утро, находясь ещё в полусонном забытьи, ему даже показалось, что он получил «Золотой напиток»! Этому средству приписывалась могучая сила: оно должно было не только облагораживать металлы, но и служить универсальным лекарством. Его раствор, в определённой степени разведённый, так называемый Золотой напиток, «питьевое золото» – Aurum potabile, принятый внутрь в малых дозах, должен был исцелять все болезни, молодить старое тело и делать жизнь более продолжительной.

Увы, всё было тщетно! Золото не получалось!

Сергиус не мог поверить в некомпетентность Арнальдуса. Ведь, он уже ставил опыты по трансмутации и получал чистое золото в Риме в 1286 году. Значит, либо при переписке трактата Арнальдуса ошиблись переписчики Папы Климента, либо сам Арнальдус умышленно допустил ошибку в описании рецепта.

Вдруг, молодой монах как будто понял потаённые мысли Арнальдуса. Наверняка, великий алхимик предположил возникновение беспорядка, ужаса и даже катастрофы после того, как кто-то из людей в одиночку овладеет тайной технологией трансмутации или, а это ещё хуже, несколько избранных персон будут владеть этим магическим знанием. Тогда-то Мир, скорее всего, сначала сойдёт с ума от изобилия золота, а затем, погрязнув в нескончаемой чреде войн, познает полный крах своего политического, экономического и социального устройства. Попросту, наступит полный хаос!

Так, за работой Сергиус и не заметил, как пролетело 12 месяцев, включая изучение трактатов Арнальдуса и обустройство лаборатории. Наступила вторая половина ноября 1312 года. Надо было писать отчёт Клименту о проделанной работе с отрицательным результатом.

Опять, уже спустя год, 20 ноября отец Оже собрал учёных монахов монастыря Сен-Пьер в зале капитула аббатства по вопросу поручения Папы Климента. Потупив взор, аббат огласил результаты проделанных опытов:

– Золото не получилось!

Кто-то из братьев читал молитву и, предвидя весь гнев Понтифика, который непременно обрушится на головы монахов аббатства, вместе с тем радовался тому, что бесовским и еретическим планам не суждено было свершиться:

– Слава Всевышнему! —

Отец Оже, как всегда, спокойно и твёрдо подвёл итог:

– Брат Сергиус пиши отчёт о завершении работ с результатом, который ты получил. Не забудь приложить манускрипт с описанием опытов, чертежей и с окончательными выводами. Я же напишу Клименту сопроводительное письмо.

Молодой учёный монах-алхимик составил отчёт о неудавшихся экспериментах по трансмутации золота, и при этом вложил в кожаный кофр Папы Климента V свой отчёт-манускрипт о способе изготовления чудодейственных красок, которые способны передавать такие оттенки, каких по силе воздействия на человека доселе и не существовало.

Завтра утром отец Оже положит в кофр своё сопроводительное письмо для Папы, зальёт его замок сургучом и скрепит всё своей аббатской печатью. Отставив кофр на столе лаборатории, брат Сергиус, опасливо озираясь, тихо произнёс:

– Этому тайному замыслу по трансмутации неблагородных металлов в золото сбыться было не суждено! А, вот имя моё, как великого алхимика волшебных красок, будет триумфально шествовать из века в век!

Я, современный московский художник отчётливо видел этот манускрипт, понимал суть проводимых химических опытов и чётко слышал эту фразу Сергиуса, правда, тогда ещё, не придал этому должного внимания, хотя, всё происходящее, очевидно, носило судьбоносный характер, и заслуживало более внимательного и вдумчивого отношения к событиям того далёкого и очень тревожного времени. … Ведь, я же всё знал заранее…

Всё опять повторяется и повторяется вновь! Опять это странное, сначала мутно-размытое, а затем, всё более отчётливое видение постепенно начинает становиться ощутимой реальностью.

То ли я – монах-бенедиктинец времён расцвета Святой Инквизиции, то ли – алхимик, познающий тайну «философского камня», то ли – великий художник, уже открывший секрет невероятно-диковинных красок.

С первой же оказией, 30 ноября 1312 года кофр был отправлен Папе Клименту V в Авиньон.

8. Тициан. Творческий путь

Мощный виток развития масляной живописи начался в эпоху Возрождения. Живописцы этой эпохи наслаждались свободой, которую давали масляные краски по отношению к материалу. Их использование дало безграничные возможности для развития новых техник живописи. Лучшими полотнами этой эпохи стали картины Леонардо да Винчи, Микеланджело Буанаротти, Рафаэля, Караваджо, Тициана, Альбрехта Дюрера, Сандро Боттичелли.

Тициан Вечеллио, которого в те ранние годы все называли просто Тицианом, хотя впоследствии это имя зазвучало как титул высшего достоинства, родился в глухой деревушке Пьеве ди Кадоре, в семье со старыми благородными традициями в 1480-е годы. Когда именно, это уже никому точно неизвестно.

Уже на десятом году жизни Тициан начал пробовать свои силы в живописи. Рисуя, он искал, прежде всего, живые, золотистые, солнечные краски. Он рисовал иначе, чем другие знаменитые и признанные художники того времени, и потому один из уважаемых и известных в Венеции живописцев сказал маленькому Тициану страшные слова: «У тебя нет таланта!». Теперь же все искусствоведы единодушно утверждают, что Тициан, бесспорно, стоит во главе венецианской школы живописи.

Тициану не было и тридцати лет, когда его признали лучшим живописцем Венеции. По месту рождения художника иногда называют «Тициано да Кадоре». Позже он известен так же, как Тициан Божественный.

Уже к середине 1520-х годов, которые условно принято считать началом второго периода, в творчестве Тициана определяются три главных жанра, в которых он не знал себе равных. Основное внимание он уделяет религиозной теме, портрету и аллегорическим композициям на мифологические сюжеты или poesie, как мастер сам называл их в письмах к друзьям и заказчикам. Пик творческой зрелости приходится на 30-е годы, когда Тициан обретает всеобщее признание и громкую славу, а его искусство становится поистине народным, отражающим быт и нравы венецианцев, их тягу к свободе и независимости.

Тициан первым обратил внимание на то, что красота живописи зависит не только от чистоты цвета красок, но и от их гармонии.

– Загрязни тона твоих красок, – часто подсказывал он своим ученикам.

В процессе своих собственных проб и поиска техник смешения красок, я обратил внимание, на то, что в работах Тициана композиции становятся менее динамичными, более «повествовательными», что ли. Художник создаёт «живость» и драматизм сюжета, используя иные техники, нежели те, которыми все традиционно пользовались ранее. Вблизи картина кажется беспорядочным хаосом мазков, и лишь на определенном расстоянии цветовые пятна сливаются и из них проявляются чёткие контуры и фигуры. Накладывая краски на холст, Тициан использовал не только кисть, но и шпатель и даже палец. Местами структура холста просвечивалась и казалась, как бы обнаженной, что придавало краскам особую прозрачность и воздушность.

Необычная техника Тициана не находила понимания у большинства его современников – настолько новой и непривычной она была для своего времени. В этот период художник пользовался более жидкими красками. Прежнее колористическое богатство уходит, и на первый план выступает игра света – цвета как бы «тлеют изнутри». Главную роль теперьуже играет приглушенный золотистый тон, чаще используются оттенки сине-стального и коричневого.

Новая техника раскрыла поразительные колористические возможности масляных красок, которые, будучи нанесенными методом полупрозрачной лессировки на хорошо подготовленную поверхность доски или холста, излучают удивительное сияние. Тициана не могла не потрясти светоносная живопись Пьеро делла Франческа. Он внимательно изучал работы старых мастеров и вобрал в себя все лучшее, что было у «отцов Возрождения». По прошествии лет Тициан во многом превзошел своих учителей, став величайшим колористом в истории мировой живописи.

Тайна колорита его работ – непостижима. Так, в чём же она, в чём эта тайна? В слияние оттенков? В удивительной точности перехода тонов? В составе красок? Неподражаемое искусство накладывать краски ставят Тициана на вершину совершенства. Эта загадка до сих пор остается необъяснимой.

Напрасно многие пытались подвергать краски, которыми он писал, химическому разложению, для чего безжалостно пожертвовали несколькими его бесценными произведениями: анализ дал самые обыкновенные результаты, а тайна его колорита так и осталась в гениальной недосягаемости.

«Похищение Европы» – одна из семи «поэзий» Тициана, как он их сам называл. Произведение получилось очень драматичным, полным накала страстей. Ему удалось достичь такого эффекта с помощью мрачной и контрастной цветовой гаммы, а также диагональной композиции, которая задает движение, усиливает динамичность.

Всё же, был какой-то секрет, какая-то тайна и в технике нанесения красок на холст, и в изготовлении самих красок. Так, в чём же именно этот секрет, в чём же его тайна? Мне непременно надо её раскрыть…

9. Петербург. Эрмитаж. Наши дни

Август 2022 г

Итак, позавтракав в кафе при отеле и собираясь посетить один их величественнейших музеев Мира – Эрмитаж, мы с Данилой пересекли улицу Садовую, которая проходит вдоль почти всего города, и вышли на Вознесенский проспект к остановке автобуса № 10. Всем, кто хотел бы познакомиться с Санкт-Петербургом, непременно надо воспользоваться маршрутом десятки.

Автобус медленно проехал вдоль всей Исаакиевской площади, мимо чуда архитектурного творения Огюста Монферрана – Исаакиевского собора. Это высочайший в Мире купольный храм со строгим триумфальным узором величественной колоннады из красного гранита, на которую опирается балюстрада с фигурами ангелов. Затем, выехав на Адмиралтейский проспект, и далее по Невскому, не доезжая до Дворцового моста, вышли на остановке «Дворцовая площадь».

Велико было желание сразу же окунуться в мир культуры эпохи Возрождения, и, как бы громко это не звучало, полностью раствориться в коллекции искусства Италии, которую так бережно хранит исполненный величия Эрмитаж!

Я предложил Даниле сразу же перейти на второй этаж в залы эпохи, которые представлены итальянскими мастерами: Тициан, Караваджо, Филиппино Липпи, Десидерио да Сеттиньяно, Боттичелли, Джампетрино, Бернардино и многими другими, во главе с Леонардо да Винчи… Среди этих залов есть тот самый отдельный зал, ради которого я и задумал теперешнее познавательное путешествие с Северную столицу.

На стенах зала Тициана, окрашенных в тон ткани несохранившейся обивки XIX века, представлены 10 картин кисти великого итальянского живописца, среди которых «Даная», «Святой Себастьян» и «Кающаяся Мария Магдалина».

Собрание картин Тициана в Эрмитаже одно из лучших в мире – многие из работ украшали интерьеры дома самого великого художника в Венеции, а уже потом, с течением времени, они разлетелись по самым богатым коллекциям всего Света.

Особое внимание привлекает картина «Святой Себастьян». На мой взгляд, по сути, эта работа – первая ласточка импрессионизма задолго до его расцвета, так несправедливо недооценённая современниками.

На полотне исчезли грани рисунка, исчез деспотизм композиции, исчезли даже краски, их переливы и игра. Один цвет – черный. Он и создает весь красочный эффект. Не это ли является признаком великого мастерства и талантом предвидения!

К образу кающейся Марии Магдалины Тициан обращался неоднократно. На мой взгляд, из всех полотен, которые мастер посвятил Марии Магдалине, эрмитажное является лучшим. После смерти Тициана его сын продал картины великого мастера Кристофоро Барбариго. А, уже через несколько веков этот холст для Эрмитажа приобрёл сам Николай Первый.

По волшебству живописи, такой легкой, простой и уверенной, эрмитажная «Даная» едва ли не одна из лучших картин во всем творении Тициана. Можно предположить, что, если образ женщины, оставляет зрителя немного холодным и слегка равнодушным, то это, вероятно, потому, что сам живописец был в данном случае более заинтересован общим красочным эффектом, нежели передачей чувственной прелести.

В «Несении креста» Тициан приблизил к зрителю бледное, измученное лицо Иисуса с подёрнутым кровавой пеленой взглядом, заставляя пережить весь трагизм его последнего пути. Но при этом Христос у него не сломлен.

Христос в ясном сознании от происходящего. Он осознанно совершает восхождение на Голгофу.

Образ Христа Вседержителя, наверняка восходил к византийской христианской иконографии. Его правая рука поднята в благословляющем жесте, в левой – хрустальная сфера, символ власти над миром. При этом Христос сохраняет глубоко человеческий образ. Колорит полотна сдержан, он впечатляет энергичной проработкой основных цветов – красного и синего, тонкой нюансировкой тональных переходов на освещенном лице, виртуозностью деталей – несколько точных и сильных мазков кисти передают прозрачность и выпуклость хрустальной сферы.

Конечно же, мы с Данилой посетили и другие залы Эрмитажа. Его интересовало практически все экспозиции. Он жадно впитывал в себя всё, чего касался его пытливый взгляд. Я же, наоборот, подолгу просиживал на скамьях, обитых красным бархатом, и с удовольствием смотрел на Данилу, так увлечённо и внимательно изучающего творение великих живописцев.

Находясь под впечатлением от воочию увиденных полотен Тициана, ради чего я и посетил Питер, а особенно после впопыхах записанного сегодня утром рецепта волшебных красок из привидевшегося мне манускрипта монаха-алхимика Сергиуса, я отнёсся к работам других корифеев живописи, более сдержанно.

Лишь к вечеру мы добрались до нашего уютного отеля «Приют Паломника» и, перекусив в кафе, отправились отдыхать по своим номерам, продолжая хранить сдержанное молчание, всё ещё находясь под ярким впечатлением увиденного в Эрмитаже. Прощаясь, мы условились за завтраком определить план экскурсий на следующий день.

Я никак не мог сбросить с себя пелену впечатлений, которые произвели на меня «живые» картины Тициана. Всё же, очевидна непревзойдённая прозрачность его волшебных красок. Она несравненна настолько, что не один живописец в Мире не мог в этом сравниться с ним! Вот уж точно, Тициан – таинственный «алхимик красок», а картины его, воистину, «розовый жемчуг с дымно-золотистыми отливами»!

«Всё же, был какой-то секрет, какая-то тайна и в технологии нанесения красок на холст, и в изготовлении самих этих необычайных красок. В чём же тайна? Надо непременно её раскрыть….» – эта мысль с тревожащей настойчивостью сидела в моём сознание и не давала мне покоя.

В номере я ещё долго всматривался в наброски-копии из манускрипта монаха Сергиуса с описанием древней технологии приготовления чудодейственных красок, которая становилась для меня всё более отчётливой и ясно понимаемой. Несомненно, надо будет ещё разбираться в деталях этой методики, химических формулах и условиях смешения компонентов. Разумеется, этот тайный рецепт с подробными чертежами не мог оставить меня равнодушным.

– Завтра, – подумал я, – обязательно, завтра буду ломать голову над использованием этой таинственной технологии для использования её в своих будущих работах.

Но, возможно, уже сегодня ночью мне снова может пригрезиться в видениях некое разъяснение о необычном древнем методе изготовления этих чарующих красок или о причинах того, почему именно меня выбрало столь магическое и необычное провидение.

Может быть, мои наброски с привидевшегося манускрипта Сергиуса стоило показать Даниле. Парень-то он, кажется, очень смышлёный, тем более что я уже говорил с ним о своих видениях. С этими мыслями о прошлом и о грядущем я и заснул, уже путаясь в них и не понимая, где явь, где вымысел, а где, может быть, и таинственное предзнаменование.

Со своими откровениями о произошедшем сегодня утром, я из-за беспричинно-интуитивной осторожности, решил повременить, по крайней мере, до вечера. Мне надо было ещё самому хоть чуть-чуть разобраться во всём происходящем. Эта самая интуиция подсказывала мне, что, не смотря на то, что я когда-то прежде уже видел сам оригинал манускрипта своими глазами, впредь хотя бы раз увижу его снова…, ведь, я же всё знал заранее…

10. Авиньон. Папа Климент V. Крушение надежд

Осень 1307 года.

В самом начале XIV века в борьбе за абсолютную власть бескомпромиссно столкнулись интересы французских королей с интересами Римских Пап, которым усиление светской власти грозило ослаблением власти церковной. Решающее столкновение произошло между королем Филиппом Красивым и папой Бонифацием VIII в начале XIV века. В 1301 году в ответ на судебное преследование одного южно – французского епископа, ставленника римской курии, папа направил Филиппу грозное послание. Он обвинял короля в тирании, дурном управлении страной, порче монеты (фальшивомонетничество), запрещал ему собирать налоги с духовенства и под угрозой отлучения от церкви вызывал к себе на суд.

18 ноября 1302 года Папа Бонифаций VIII издаёт буллу «Всякая тварь подчинена Папе» (Unam Sanctam), в которой все притязания средневекового папства получили законодательное выражение.

Церковь, по этой булле, «имеет единого Господа, единую веру, единокрещение и единого Видимого Главу, который и является представителем Христа и преемником апостола Петра».

«В руках его находятся те два меча, под которыми нужно разуметь меч духовный и меч светский», о которых говорится в Евангелии от Луки, (22:38).

«Как светский меч должен быть в подчинении духовному, так и светская власть должна быть подчинена духовной. Последняя поставляет первую и судит её, если она отклоняется от правого пути. Подчинённость всякого человеческого существа римскому первосвященнику есть догмат веры, необходимый для спасения души».

Попав в «Свод Канонического права» (Corpus juris Canonici), булла «Unam sanctam» стала общим церковным законом католической церкви, догматом непогрешимости взгляда Папы на отношение между светской и духовной властью.

В результате последствий папской буллы «Unam sanctam», Бонифаций VIII не только грубо унизил Филиппа IV Красивого, но и отлучил короля Филиппа от церкви, объявив его сверженным с престола и предложив французскую корону немецкому императору Альбрехту I.

Король, со своей стороны, обвинил Папу в нечестии, симонии, развратной жизни и пригрозил ему церковным собором.

В то же время он отправил в Италию главу французских юристов, советника короля, канцлера Гийома де Ногаре, с поручением захватить Папу и отвести его в Лион.

Верный друг французского короля канцлер Гийом де Ногаре, доктор права и профессор законоведения, член королевского совета, хранитель большой королевской печати, ворвался в папские покои и потребовал у Бонифация отречения от папского престола и даже ударил его по лицу железной рыцарской перчаткой. Не вы-держав такого потрясение, через несколько дней упрямый Папа Бонифаций VIII скончался.

После смерти Папы Бенедикта XI (1303–1304 гг.), приемника Бонифация VIII, на папском престоле наступилпериод междуцарствия. Споры между итальянскимии французскими кардиналами, которых были почти поровну в конклаве, не позволяли избрать нового папу в течение почти одиннадцати месяцев. В итоге, преемником Папы Бенедикта XI 5-го июня 1305 года был избран Бертран де Гот под именем Климента V. Он был возведён в сан 14 ноября.

Бертран де Гот не былитальянцем и не был кардиналом, что могло статьопределяющим при голосовании – его воспринималикак нейтрального кандидата. В итоге, Климент V был из-бран при содействии французского короля Филиппа IV Красивого, которому онза это обязался уступитьна пять лет церковные до-ходы в пределах Франции и обещал полную покорность. Филипп IV изначально рассудил верно. Но с годами кроткий и мягкий по натуре Бертран, отличавшийся податливым характером и неуверенностью во всём, превратился в Папу Климента V, изворотливого, жестокого и мстительного негодяя.

Со временем Климент приобрёл черты хитрого и коварного интригана с неконтролируемыми вспышками крутого нрава, отчего снискал среди окружающих славу скорого на жестокую расправу нещадного религиозного иерарха.

В марте 1309 года, после переноса резиденции Папы из Рима в Авиньон, который одновременно был и под властью неаполитанского короля, вассала испанской короны, и находился на территории королевства Франции. Климент, по сути, стал заложником трёх могущественных вельмож, то есть, по сути, попал в тройной «плен».