Верность до конца смерти

И в твоих руках я оставляю

Всё то, чего не смог бы я достичь

Пролог

3344 г. по календарю Малуса, или

215 г. После Великого Объединения

Нас было трое, когда с наступлением рассвета мы двинулись в путь. Измождённые, уставшие, но хоть не смертельно голодные. Слава Малусу, нам хотя бы удалось обзавестись свежими лошадьми.

Куда мы скакали – неизвестно. Цели у нас не было, разве что наконец избавится от моей раны. А сейчас мы просто бежали от погони, куда глаза глядят. Весь мир был перед нами. Оставалось только скрыться от преследователей.

– Не тормози, Рё! Тебе жить надоело?

Хотел бы я ответить Ганату, да вот только сил у меня еле хватало на то, чтобы в седле удержаться.

Трудно представить даже то, кто за нами мог гнаться. Мы были простыми монахами на попечении города-государства. Жили себе в древнем храме, тренировались да молились. И так день за днём. Если верить нашей истории, то на протяжении уже семисот сорока шести лет. Сам я за четыре десятка много чего насмотрелся и наслушался. Но того, что происходит сейчас, не мог представить даже наш старший, которому было уже за добрую сотню.

Семьсот лет нас никто не трогал, даже не заходил на территорию Великого Храма. Так что же случилось две недели назад? Почему и войска, и простой народ, и все кому не лень собрались у наших ворот с факелами и оружием?

На этот вопрос ответить не мог никто. Впрочем, это было уже всем безразлично. По крайней мере, нам троим точно. Мы хотели только одного – сбежать подальше отсюда и начать новую жизнь.

– Не спать! – снова взревел Ганат.

С каждой минутой я терял силы и был на грани отключки. Рана была не столь серьезной, но в неё попала какая-то дрянь. Виноват ли яд или сталь – никто не мог сказать наверняка. Хоть меня до сих и не бросили, все были уверены в одном – мне конец.

Всю дорогу меня перевязывали как могли и делали всё, что было необходимо, чтобы я протянул ещё хоть немного. Ну что же – спасибо им.

Свист. Арбалетный болт пробил насквозь руку Хароса. Он не обратил на это почти никакого внимания. Всё-таки, годы тренировок и молитв в Храме были не напрасны.

Спустя ещё мгновение началась песчаная буря. Да такая сильная, какой не видели уже много лет. Разглядеть хоть что-нибудь можно было лишь на расстоянии вытянутой руки. Я почувствовал то ли облегчение, то ли радость – в моём состоянии вообще мало что можно понять. Ведь в такой непроглядной буре нас теперь точно потеряют из виду, и мы сумеем скрыться.

А дальше я и мои друзья совершили глупейшую ошибку, за которую, как мне сначала казалось, поплатились мы все – мы расслабились. Лишь на пару секунд. И эти секунды стоили нам родных земель.

Наши кобылы почувствовали, что мы ослабили контроль. Это была самая малость, но её оказалось вполне достаточно, чтобы они, заржав, успели разбрестись в разные стороны. И вот через секунду я уже не видел никого из своих товарищей. А они не видели меня. Может про меня в итоге, вообще забыли, подумали, что мне конец и не стали даже звать.

Я попытался крикнуть. Не вышло. Сил не было даже издать хоть насколько-то внятный звук. Изо рта вырвался воздух, и я отключился.

***

Не знаю, сколько я провёл в отключке. Секунду или час. Но буря всё никак не прекращалась, а лошадь не переставала нести меня через непроглядный песок. Удивительно, как она меня ещё не скинула и не отправилась обратно.

Через несколько мгновений кобыла споткнулась об острый камень. Было видно, как позади остались лежать на земле подкова и кусок копыта. Животное не выдержало и свалилось наземь. Неизвестно, каким чудом, но мне удалось удержаться на ней, хоть и ненадолго. Я будто почувствовал лёгкий прилив сил, но это было невозможно. Состояние моё всё ухудшалось. И тут я наконец отпустил поводья, свалился на жгучий песок без чувств и просто отдался во власть судьбе.

Внезапно всё вокруг покрылось тьмой. Хоть сейчас и светили яркие небеса, пусть их практически и не было видно за песчаной бурей, но на мгновение всё стало непроглядным. Готов поклясться, что в последние секунды я увидел нечто огромное, жуткое, и пугающее. Похожее на невероятных размеров чудовищную руку или… лапу.

Я почувствовал, что мой конец пришёл. И снова бессознание.

«Ты не раскрылся…»

И всё разрушилось

Стальные двери главного здания банковского города открыл одетый в официальный костюм и шёлковую накидку мужчина в возрасте:

– И чем же я обязан такой встрече? – лаконично улыбнулся он.

– Приветствую, господин Хирома, – слегка поклонился второй. – Прошу прощения за то, что без предупреждения. Я к вам по делу. Впрочем, как и всегда.

– Ну что же… Тогда милости прошу.

Хирома жестом пригласил прибывшего внутрь и закрыл за собой тяжёлые двери.

Они пошли в полном молчании по длинному широкому коридору, пол которого, как и в любом другом здании банка был выложен из чёрного мрамора и переливался в лучах солнца, падающих сквозь стеклянную крышу. Здесь были и другие работники, корпевшие над своими делами, которых можно было разглядеть через открытые по бокам двери меж высоких квадратных колонн. Но лишь звуки громких, словно удары молота, шагов эхом отдавались от стен.

Когда они добрались до минимально обставленного, но тем не менее роскошного зала, что лежал более чем в сотне метров прямо напротив входа, Хирома заговорил:

– Прошу, располагайтесь.

– Благодарю.

Он сел в кожаное кресло, больше походившее на трон, и придвинулся ближе к столу, на котором на первый взгляд хаотично были разбросаны бумаги и расставлены другие канцелярские предметы. Другой же занял место прямо напротив него, с обратной стороны стола.

– Не желаете ли чем-нибудь перекусить или выпить? Путь ваш был не близок.

– Прошу прощения, но воздержусь. Я остановился у знакомых, и признаться честно, думал до вас и не дойду после того, как они меня приняли.

Они улыбнулись друг другу, но искренности в этом жесте было не больше, чем света Малой Луны в полдень.

– А вы совсем не меняетесь, Герцог. Всё так же молоды и полны сил. Как и в день нашей первой встречи.

– Возраст уже не позволяет. Да и было бы зачем…

– Отличное замечание! Возьму на заметку, – продолжал улыбаться Хирома. И спустя несколько секунд молчания перешёл к главному. – Так по какому же делу вы прибыли?

– Дело сугубо государственное, господин глава. Всё, как и всегда.

– А-а-а… Вот как? – Хирома моментально уловил суть вопроса. – А не рановато ли вы прибыли?

– Я понимаю, что есть определённые договорённости. Но развитие идёт быстрее, чем думалось изначально.

– Настолько ли быстрее? Насколько я помню, ссуда назначена каждые шесть лет. Сейчас подходит к концу только четвёртый год с момента вашего последнего официального визита. А договор есть договор.

– Вы правы. Но последний долг мы погасили, ни много ни мало, больше месяца назад.

– И то верно. Но всё же, не так это и просто.

– Господин Хирома, вы ведь контролируете самое крупное банковское объединение уже порядка двух поколений. Притом единственное не входящее в состав Риасса, наряду с некоторыми другими странами.

Со стороны могло показаться, что Герцог, мягко говоря, пренебрегает законами гостеприимства. Но это было бы лишь отчасти правдой. Самой малой её долей. И глава банка это прекрасно понимал. Подозрительно, но продолжая улыбаться, он взглянул на гостя и вежливо спросил:

– Вы на что-то намекаете?

– Нет, право, не подумайте лишнего. Я просто говорю о том, что для такого человека, как вы даже самые сложные вещи могут оказаться детской забавой.

– Возможно. Но что можете предложить мне вы?

Тут Герцог задумался. Чего же хочет от него собеседник? Чего-то определённого или…

– Я так понимаю, теперь вы на что-то намекаете?

– Есть у меня некоторые идеи… Но боюсь, что на этом мы не сойдёмся.

– И какие же, позвольте спросить? – Герцог почувствовал некоторое нетерпение. Эта игра в шарады ему уже начинала надоедать.

– Хорошо. Но сразу хочу предупредить, что выгоду обе стороны получат огромную. Одни раньше, другие позже, – начал глава после нескольких секунд молчания, наливая себе в бокал вина. – Мне, как и любому другому здравомыслящему человеку, известно, что Риасс развивается с невероятной быстротой. И через пару сотен лет, а может и раньше, он станет настоящим единым городом-государством. Но также мне известно, что пока он держится на плаву лишь благодаря вашим с королевой усилиям, вере в светлое будущее и нашему Лиардовару, который вы продолжаете называть банковским объединением. Хотя он и является настоящим городом-государством.

Герцог несколько удивился этим словам, а затем натянуто, но так, чтобы этого не заметили, извинился:

– Прошу меня простить, если вас это задело. Я не имел ввиду ничего дурного.

– Бросьте. Я всё понимаю. Все мы к чему-то привыкли. И да, не только у вас есть своя “Пятнашка”. Мы же взрослые люди. Так вот, по поводу моего предложения…

Тут двое мужчин обратили свой взгляд в сторону входа. Металлические двери, отдавая громким эхом, оказались распахнуты за спиной бежавшего к ним человека. Добравшись до дверей зала, он по стойке смирно отчеканил:

– Господин Фукъярхама, разрешите доложить!

– Раз меня уже решили отвлечь от важного разговора, то продолжай. Только поскорее, – немного раздражённо бросил глава.

– Пришла весточка.

Это всё, что сказал подчинённый, державший в протянутой руке маленький лист свёрнутой бумаги. Спустя мгновение Хирома кивнул, дав мужчине понять, что он может пройти и передать послание.

– Свободен, – уже мягче сказал глава банка после того, как принял миниатюрный свиток в свои руки.

Посланник удалился, стараясь в этот раз не нарушать царящие в здешних стенах покой и тишину.

Герцог, хоть и с присущим ему монументальным самообладанием, сидел в недоумении. Он заметил, что свёрнутая бумага была закреплена знакомой печатью. И не просто знакомой. Это была его печать и тех людей, которые ему подчинялись. Но говорить ничего не стал.

Хирома неспешно распечатал лист, раскрыл и прочитал. На его лице на мгновение отразились смешанные эмоции. А затем он медленно произнёс, как будто самому себе:

– Кажется теперь я начинаю сомневаться в том, что на предложении мы не сойдёмся…

– О чём вы? – немного выждав, с лёгким, но тем не менее нескрываемым, подозрением спросил Герцог.

Фукъярхама поднял взгляд на собеседника, хитро ухмыльнулся и протянул тому послание:

– Прошу прощения, но похоже, мой подчинённый что-то перепутал. Это для вас.

Герцог по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько раз за долгие десятилетия их знакомства глава банковского города извинялся перед ним. Даже из чистой вежливости. Ему сразу стало ясно, что никакой путаницы не произошло. Но это было слишком нагло даже для такого человека, как Хирома.

Взяв лист и бегло прочитав его, он вскочил с места, как ошпаренный и ничего не говоря двинулся в сторону выхода. Но не успев пройти и пары шагов, из-за его спины донеслось:

– Погодите, Герцог. Вот, возьмите, – глава достал из стола конверт и протянул уходящему. – Тут изложено всё, что я хотел вам предложить. Когда разберётесь со своими проблемами, обсудите это с королевой и теми, с кем посчитаете нужным.

На лице Хиромы уже не играла улыбка. Он выглядел устало-серьёзным.

Герцог повернулся и резко забрал конверт. Затем глубоко вздохнул и уже спокойно произнёс:

– Ещё раз приношу извинения за это представление. Я всё обдумаю и дам ответ. Но сейчас вынужден откланяться.

– Всего доброго. И удачи вам разгрести весь этот… бедлам, – многозначительно заметил Хирома.

Герцог коротко поклонился и поспешил удалиться. Хоть внутри и было достаточно светло, выйдя из главного здания банка, его ослепило солнце, стоявшее почти в зените. По вымощенной ровными камнями дороге, он двинулся к конюшне, что широко раскинулась в восточной части города.

Лиардовар хоть и был крайне оживлённым, достаточно просторным и имел безупречную репутацию, всё же производил неоднозначное впечатление. Возможно, виной тому было то, что он отличался от других городов, государств и районов Риасса своей инфраструктурой и тем, что почти во всех зданиях здесь преобладали металл и стекло. А может дело было в том, что именно здесь сосредоточились крупнейшие банки континента, через которые проходил весь поток средств любой другой страны.

Спешно дойдя по оживлённой улице до конюшни, Герцог, ничего не сказав конюху, запрыгнул на своего буланого жеребца и ускакал прочь из города на восток, в самый центр Риасса.

***

Слова из послания Гена подтвердились уже на следующий день пути. Хоть Герцог и скакал в обход крупных районов, бывших некогда отдельными городами, дым и следы пожаров порой были видны издалека.

Ещё через день он наконец прибыл к Замковому Кварталу. Соскочив с седла, принц повёл коня под уздцы прямо до конюшни, что располагалась недалеко от замка. Он проскакал верхом больше половины континента, а животное гнало без отдыха и устали. Ни одно другое существо не смогло бы преодолеть такое расстояние за такое короткое время. Это было настоящее чудовище в самом хорошем смысле, хоть и выглядело оно, как самый обычный жеребец. Но даже у него были свои пределы.

До вырезанного из останков скал дворца, в центре которого располагалась колоссальная башня, названная в незапамятные времена Столпом Сотворения, было ещё порядка пары часов пешком в быстром темпе. Герцог уже понял и смирился с тем, что кошмар, развернувшийся в разных уголках Риасса, в том числе и в самом его сердце, потихоньку утихал. И всё же медлить он не стал, нутром чуя, что королеве нужна его помощь.

Дойдя до конюшни, принц завёл своего жеребца в дальний денник и направился в башню. В тот момент, когда он вышел из конюшни, из дома, что прилегал к ней, выглянул полноватый невысокий мужчина и с глуповатой улыбкой поприветствовал Герцога. Последний же, не останавливаясь, прошёл мимо и лишь сказал:

– Без обид, Стэф. На этот раз поболтать не получится.

Конюх огорчённо опустил голову. Но уже через несколько мгновений, поводив ногой по земле, словно нашкодивший ребёнок, принялся за свою работу.

Герцог тут же забежал в распахнутые двери башни, где его приветствовала стража, на которую тот не обратил никакого внимания. Он двинул наверх по своеобразной винтовой лестнице, что прилегала к внутренним стенам, по пути расспрашивая прислугу про королеву. Но в ответ получал лишь растерянность и уверения, что с ней всё в порядке.

Лишь одна служанка, постоянно убиравшаяся у него и королевы сообщила, пусть и немногим, но больше остальных:

– Не знаю, господин Герцог. Она не выходила из своих покоев уже несколько дней. Последний раз, когда я хотела навести у неё порядок она не открыла. Сказала лишь, чтобы её никто не тревожил.

– Спасибо, Тамара.

– Вокруг такое творится… Господин, я переживаю за неё… – служанка хотела было продолжить объяснения, но оказалось, что её уже никто не слушает.

Весь путь до самой верхней комнаты занимал у физически подготовленного человека массу времени, а сил отнимал и того больше. Всё-таки размерами Столп Сотворения превосходил любое другое строение в Риассе. Если не во всём мире. Герцог же добрался в разы быстрее. Он постучал, но ответа не последовало.

– Риулла!

И снова тишина. Он стал колотить сильнее, но и это было тщетно.

– Ри, это я, Герцог! Открой дверь!

Но ни крики, ни удары кулаками и ногами не помогали. Наконец принц понял, в чём дело. Немного отойдя, он напрягся и плечом с разбега вышиб дверь. Та с грохотом распахнулась, при этом оставшись тихо поскрипывать на петлях. На балконе заграяли птицы.

Герцог, не останавливаясь, подбежал к ложу и упал рядом с лежащей королевой на колени. Он давно научился определять, когда её можно разбудить простым словом или прикосновением, а когда требуется более тонкий подход. И сейчас такой подход как раз был необходим.

Королева лежала беспокойно и легонько корчилась. Она спала, но это был не совсем сон. Глаза под опущенными веками бешено бегали туда-сюда, на вспотевшем лице играли мускулы, а губы что-то беззвучно бормотали.

Герцог приблизил к ней своё лицо и нежно поцеловал в лоб. Затем быстро проговорил несколько странных, понятных только ему, отрывистых слов и приложил свою руку к её груди.

Она стала понемногу успокаиваться, и уже совсем скоро просто лежала и тихонько посапывала, точно младенец. Герцог с облегчением развернулся и сел на холодный мраморный пол. Облокотившись спиной о ложе, он принялся за томительное ожидание.

Разные мысли безостановочно крутились в его голове. Не дождавшись пробуждения королевы, принц медленно встал и на, казалось, ватных ногах хотел выйти на балкон. Но тут из-за спины послышался тихий неуверенный, но нежный женский голос:

– Ты здесь…

Он развернулся и с облегчением посмотрел на неё:

– Да, моя королева. Теперь я рядом.

– Хорошо… – она тихо продолжила после короткой паузы. – Мне снился кошмар, но… как и всегда, не могу вспомнить, о чём.

– Если не можешь, значит и не стоит, – заботливо вымолвил Герцог и приблизился к королеве, сев на ложе и взяв её за руку.

– Я не уверена, но… мне кажется, он повторяется из раза в раз. А где… – она не договорила, и внезапно встрепенувшись, хотела было встать, но тут же рухнула обратно со слезами на глазах. – Герцог, что происходит?

– Не делай резких движений. Ты вся бледная. Я знаю не многим больше твоего, но это подождёт. Тебе надо поесть. Полежи пока, а я распоряжусь, чтобы принесли чего-нибудь.

Она молча кивнула. Герцог встал и направился к лестнице. В ожидании и бесконечных раздумьях время пролетело на удивление незаметно. Поэтому спускаться в поисках прислуги долго не пришлось. Тамара находилась уже в нескольких комнатах вниз от королевских покоев. Увидев принца, она, явно уставшая от такого подъёма, впопыхах поспешила к нему с громкими расспросами:

– Как там… Риулла? Мне сказали… был какой-то шум… на самом верху.

– Госпожа Риулла, – начал было поправлять её Герцог, но затем передумал и устало произнёс. – Всё хорошо, Тамара. Королева сильно проголодалась, да и я тоже, поэтому приготовь нам чего-нибудь. И чем быстрее, тем лучше.

– Как это хорошо? А шум? Что с королевой? – наконец отдышавшись, не унималась служанка.

– Прости, а не берёшь ли ты на себя слишком много? – подозрительно посмотрел на неё принц.

– Послушайте, господин, извините меня, конечно, но я человек простой и прямолинейный. Я просто переживаю за неё и присматриваю по возможности в ваше отсутствие. Работаю-то тут уже много лет и знаю, что она немного… того. Вот и помогаю, чем могу, – служанка запнулась, а затем горько продолжила. – Когда-то у меня дочка была. Тоже болела. А королева напоминает мне её. Вот и всё.

Герцог был несколько ошеломлён. И даже не нарочитой напористостью этой пышной, почти пожилой дамы, а тем, что от неё услышал. За бесконечной работой он и правда не заметил этого. Да и сама королева ни словом не обмолвилась. Но чтобы не видеть этого столько лет…

– Тогда благодарю тебя. И не волнуйся, с ней всё и правда в порядке.

– Да чего уж там. Мне только в радость, – улыбнулась Тамара. – А раз так, то сейчас же чего-нибудь сварганю.

Герцог с утвердительной благодарностью кивнул и вернулся на самый верх. Королева всё ещё лежала на своём роскошном ложе, украшенного со всех сторон белым шёлковым балдахином. Он подошёл и присел рядом, ласково обняв её. Так они оба и пребывали в тишине. Пока молчание осторожно не прервал Герцог:

– Тамара скоро принесёт нам поесть… Ри, я понимаю, что у тебя совсем нет сил, но прошу: расскажи мне всё, что знаешь о том, что творится вокруг. У нас сейчас каждый миг на счету.

– Ничего, милый. Я всё прекрасно понимаю… почти, – хоть голос её и был всё ещё слаб, с помощью принца королева поднялась и уселась на край своей постели. – Много всего произошло… Я даже не знаю, с чего начать.

– Можешь начать с моего отбытия.

– Х-м-м… Тем вечером, после того как ты уехал, я почувствовала… – тихо начала свой рассказ королева. – Не знаю, как это описать. Будто нечто тёмное и неуловимое закралось мне в душу…

– Твою м… Значит, мне не почудилось… – стиснув зубы, прервал её Герцог. – Прости, продолжай.

– Той же ночью всё было почти как обычно. Только мне дурно спалось. Очень. А следующим днём уже начался переполох. И устроил его Ниглас.

– Ниглас? Странно. Из всех министров он всегда был самым спокойным и рассудительным. Я бы даже сказал, что он не зря сидит на своей должности. Да и сына неплохого вырастил.

– В том-то и дело, дорогой. Я была внизу и хотела выйти, прогуляться… Но он ворвался в башню с криками и весь в слезах. Обвинял меня в том, что его сына убили прошедшей ночью.

– Такого не может быть, – усмехнулся Герцог, качая головой. – Они с семьёй живут в Замковом. Драки, мелкие кражи и всё в этом духе – да, бывают. Но серьёзных преступлений здесь не совершали уже много лет.

– Ты прав. Но, как потом оказалось, и он не врал, – Королева тяжело вздохнула, пытаясь скрыть нарастающую с новой силой усталость. – Я усадила его на ближайшую скамью. Пыталась убедить, что приму необходимые меры. Успокаивала как могла, но… – Её голос слегка надорвался. – Это очень непросто, Герц. У меня ведь никогда не было детей…

Королева поникла ещё сильнее. Герцог одной рукой обнял её ещё крепче, при этом пытаясь не выдать своих чувств. Некоторое время она смотрела остекленевшим взглядом в пол, но затем, взяв себя в руки, продолжила:

– В конце концов, он немного успокоился, извинился и рассказал мне всё в подробностях. Поутру его сына случайно обнаружили соседские детишки, которые любили с ним играть. Их родители вызвали стражу, она всё тут же оцепила и начала расследование. Когда ему сообщили об этом, он был без ума от горя и побежал куда глаза глядят. По его словам, он на самом деле и не направлялся в башню. И меня обвинять не собирался. Но так уж получилось…

Герцог молча слушал и не прерывал рассказа. По его лицу было сложно что-то понять.

– Ещё через какое-то время он окончательно успокоился, – монотонно продолжала Риулла, – извинился, взяв себя в руки, и направился к выходу. Я уверяла его в том, что отдам необходимые приказы и сделаю всё, что в моих силах. Я же всё-таки королева, да? – она сказала это неуверенно, при этом изобразив подобие улыбки.

– Конечно, королева. И никто не смеет тебе перечить. Только ты это никак в толк не возьмёшь, – с улыбкой ответил на её риторический вопрос Герцог и одобрительно поцеловал в лоб.

– В общем, Ниглас поблагодарил меня и удалился из башни. Как и пообещала, я тут же вызвала археполема и распорядилась, чтобы тот взял лучших солдат и незамедлительно приступил к своему расследованию.

– Археполем, конечно, неплохой человек, но слишком своенравный и в то же время слабовольный. То, что нас коснулось, скорее всего, плохо отразилось на нём… – Герцог сказал это, как часто бывает, одновременно Риулле и самому себе.

– Не понимаю, о чём ты, но в последствии он и правда наворотил дел.

– Ну конечно… – прошло с полминуты, прежде чем Герцог продолжил. – Почему ты сразу не обратилась к Гену? Послала бы за ним Грома. Я же говорил, что в случае чего они оба полностью в твоём распоряжении.

Продолжать королеве становилось сложнее. А принц был слишком занят упорным сопоставлением всех слагаемых, пусть и обрывочных, чтобы это заметить. И всё же, зная как важен этот разговор и как собственный разум мог подвести её в любой миг, она продолжала, переступая через накатывающие с новой силой слабость и дрожь.

– До меня не сразу дошло. Да и Ген наверное тоже в этом поучаствовал… – внимание Герцога сразу же переключилось на эти слова. – В общем, после разговора с археполемом я вернулась к себе. Целый день пыталась отогнать дурные мысли… А вечером ко мне постучал Ген. И сообщил, что его люди нашли убийцу. Им оказался какой-то монах из Великого Храма… – в этот момент глаза Герцога округлились не на шутку, но королева не дала ему вставить слово. – И сразу же предупредил, чтобы я не принимала необдуманных решений и не шла ни у кого на поводу. Ген был уверен, что вся эта история, как он выразился: «крайне дерьмово пахнет», и «скорее всего всё гораздо сложнее, чем кажется».

Лицо и голос принца окрасились в самые неприятные тона:

– Раз он сам прибыл к тебе и сказал это, значит, так оно и есть…

– Да… Так оно и было. Я послушалась его. Но последствия всё равно были ужасными… Затем, ночью… – голос её ослаб, разбирать произносимые слова стало сложнее, – я почувствовала то же самое… Неприятное, вязкое… Но уснула достаточно быстро…

И только теперь, когда вконец ослабевший голос Риуллы резко перешёл в кашель, Герцог вырвался из своей мрачной задумчивости:

– Ри… – принц подхватил обмякшую королеву и аккуратно – так, как умел только он – уложил её в постель. – Тихо, тихо, девочка моя… Прости меня. Хватит на сегодня разговоров.

– Нет, послушай… – но она не унималась, желая в кои-то веки помочь Герцогу всем, чем только могла.

– Т-ш-ш… Успокойся. Тебе надо отдохнуть.

На этот раз королева вняла словам своего любимого и, закрыв глаза, попыталась расслабиться, тяжело при этом дыша.

Тем временем, принц погрузился в ожидание, когда королеве станет легче. Продолжая витать в раздумьях, на месте ему уже не сиделось. Он то ходил туда-сюда по комнате, поглядывая на Риуллу, то выглядывал на балкон под крики грачей, то занимался ещё Малус знает чем.

Битый час спустя в открытую дверь наконец постучали:

– Госпожа, Герцог… Простите, что отвлекаю вас, но я принесла подкрепиться.

Принц, приложив палец к губам, молча встал с мягкого кресла. Затем осторожно, так, чтобы не разбудить спящую королеву подошёл к служанке и взял у неё поднос. Та с любопытством посмотрела на Риуллу, которая в свою очередь уже проснулась и ответила ей тёплым взглядом, сопровождающим мягкую невинную улыбку. Не в силах сдержать своё материнскую заботу, Тамара тихо спросила:

– Всё ли с ней в порядке? Может, я ещё чем-нибудь могу помочь?

– Не стоит, – так же тихо ответил Герцог. А затем благодарно кивнул, дав служанке понять, что сейчас лучше оставить их наедине.

Поклонившись сразу обоим, она молча вышла из покоев. Герцог снова уселся рядом с королевой, расположив поднос у себя на коленях и стал её кормить, будто маленькое дитя.

– А Тамара и правда уже несколько лет за тобой присматривает? – как бы невзначай начал принц.

– Угу… – пытаясь улыбнуться, с набитым ртом ответила королева. – Можно сказать, она мне стала, как мать.

– Удивительно, – по-доброму усмехнулся Герцог. – А я так долго даже не обращал на это внимания….

– Всё потому, что она делает это в твоё отсутствие. Тамара знает, как ты обо мне заботишься и никого не подпускаешь.

– Какая смелая женщина… – теперь ему захотелось разузнать всё о незаметном помощнике, который был с его любимой тогда, когда сам он не мог.

Королева улыбнулась. На этот раз не застенчиво, а уверенно – так, что эта лучезарная улыбка могла разогнать самый густой мрак в душе любого человека.

Герцог окончательно успокоился. Ведь Риулла приходила в себя и с каждым кусочком картошки, запечённой с куропаткой, набиралась сил. Когда они оба покончили с запоздалым, но сытным завтраком, история продолжилась:

– Следующий день выдался особенно напряжённым. После завтрака я спустилась вниз и застала Нигласа спорящим с археполемом. Когда он увидел, как я спускаюсь, то тут же переключился на меня и сообщил, кто был убийцей. А затем уверял, что необходимо схватить виновного. Хоть он и прекрасно знал, что все храмы официально имеют статус неприкосновенных, наверное, решил, что сейчас всё же можно нарушить это правило. Слова Гена не выходили у меня из головы, поэтому я постаралась изобразить удивление и ужас. Ниглас умолял дать ему разрешение на арест, а в случае чего и на вторжение в Великий Храм. Но я до конца не соглашалась, ссылаясь на закон. Когда ему надоели эти препирательства, он попросил меня собрать совет. У меня не нашлось ничего против…

– Это ты зря… – вслух размышлял Герцог, уже успевший раскурить молочного цвета трубку в виде панциря черепахи с её головой на месте чубука. – Этот сброд никогда ни во что не ставил ни тебя, ни меня. Зато они всегда боялись… Полагаю, в этот раз на совете ты оказалась в меньшинстве, и Ниглас своего добился.

– В том-то и дело, дорогой, что нет. Было много споров и предложений, но всё в пределах разумного. После долгих обсуждений Ниглас уже опустил руки и не мог скрывать эмоций. Но остальные держались в рамках приличия… – королева опустила глаза и сказала уже тише. – Правда, как и всегда, одни вели себя надменно, а другие пытались подлизаться… Но я настаивала на своём до победного. В общем, по окончании совета решили оставить всё, как есть и ещё раз перепроверить факты. Мне было жаль беднягу, поэтому я сказала ему, чтобы он не отчаивался; что виновный без наказания не останется. А он лишь поблагодарил, пожал плечами и удалился.

– Х-м-м… Как-то всё это странно. Этот Храм уже давно мозолит им глаза и нервы. У них была отличная возможность надавить на тебя и взять дело в свои руки, но они отступили…

– Не совсем. Но об этом позже, – Герцог с непониманием посмотрел на королеву. – Когда все разошлись по своим делам, я вымотанная отправилась к себе и прилегла отдохнуть. До вечера ещё оставалось немало времени, а я так и не придумала, чем себя занять. Когда я проснулась от птичьего гомона, солнце уже начинало заходить. Мне стало интересно, из-за чего птички так расшумелись, и вышла к ним на балкон. Они тут же замолчали, но одна, что прилетела и уселась снаружи никак не унималась. Я стала открывать машрабию и хотела её покормить, но когда створка раскрылась… Знаешь, с такой высоты люди всегда казались мне разноцветными точками, но тогда эти точки стали больше. Одни совсем немного, а остальные – заметнее. И все они двигались в одном направлении…

Принц оторвался от трубки и быстро взглянул на внезапно умолкшую королеву. Но его опасения оказались напрасны. На этот раз с Риуллой всё было в порядке. Силы окончательно вернулись к ней, и через несколько мгновений тревожный рассказ продолжился:

– Сначала я испугалась… Но ведь на совете решили оставить всё, как есть. Да и к тому же, это была не огромная толпа, а несколько небольших групп. Затем я решила расспросить живущих здесь, в Столпе. Но тут ко мне снова зашёл Ген. Он предупредил меня, чтобы я была начеку и никуда не выходила… – Риулла снова замолчала на какое-то время, раздумывая над своими словами, а затем выпалила. – Герцог, если Ген обо всём знал, почему он ничего не сделал?!

Принц ответил не сразу. Он снова зажёг затухшую трубку, сделал несколько затяжек и спокойно ответил:

– У Гена с Пятнашкой, как и тех, кто им подчиняется, нет никакой власти. Большинство из них изгои, отверженные, получившие второй шанс. Они, конечно, подчиняются мне, и в праве делать всё, что им вздумается. Но отвечают за себя они сами. И каждый сам за себя. Но повторюсь: власти у них не больше, чем у мухи над пауком. Пятнашка скорее похожа на свободный отряд разведки. Впрочем, ты и сама об этом прекрасно знаешь…

– Так может дать им, наконец, хоть какую-то власть?! Герцог, кто-то должен делать хоть что-нибудь правильно, пока тебя нет. Ты же знаешь, что без тебя я, как королева, и гроша ломанного не стою!

– Делать правильно? – он ухмыльнулся. – Это не про них. Поверь, Ри, лучше оставить всё, как есть. Я верю в них настолько, насколько нужно. Как и в тебя.

– Как и в меня? – королева всё не унималась. – И на каких же основаниях строится твоё доверие? Мне почти сорок, а я всю свою жизнь провожу будто в котле, то закипая и теряя контроль над собой, то остывая и превращаясь в пускающего слюни ребёнка. Сколько это ещё будет продолжаться? Сколько ты ещё будешь это терпеть?!

Герцог отложил трубку и обеими руками попытался обнять королеву, но она аккуратно отодвинулась и показала, что сейчас не время для этого. Несколько минут они просидели порознь в тишине, пока она, уже более спокойно и ласково, не сказала:

– Я боюсь. Я боюсь всего, что происходит вне моих покоев, боюсь сказать или сделать лишнего… Ты всю мою жизнь был рядом и ни разу не давал повода сомневаться в тебе. Но вдруг…

– Риулла! – поднял голос Герцог и строго посмотрел в её орехового цвета слезящиеся глаза. А затем предпринял ещё одну попытку обнять её. На этот раз успешную. – Никаких вдруг. Прости, что меня не было рядом эти дни. Но, боюсь, что даже если и был, то всё закончилось бы точно так же. Есть вещи, которые даже мне неподвластны…

Она подняла голову, вытерла уголки глаз и задала свой любимый вопрос:

– Снова ты со своими пространными речами? – на это Герцог лишь улыбнулся. – Ладно, даже спрашивать не буду. Я верю тебе. И всегда буду верить.

Королева сказала это настолько мягко, но в то же время уверенно, что даже самый большой скептик времён её предка, Короля-Реформатора, не усомнился бы в этих словах.

– Ладно, на чём я остановилась? Ах, да, после ухода Гена я не могла найти себе места. Чувствовала, что вот-вот случится что-то очень плохое. И оно случилось. Но не сразу. До вечера я ходила туда-сюда вся не своя и пыталась хоть как-нибудь отвлечься. Конечно, ничего не получилось, и я стала просто наблюдать с балкона за тем, что происходит снаружи. Люди всё собирались и уходили кто-куда. Некоторые так и оставались на месте… Но я сразу поняла, куда они направлялись. А когда начало темнеть, на улицах зажглись факелы. Но гораздо больше, чем обычно. И половина из них двинулась вместе с людьми. В общем, уже той ночью со стороны Храма виднелись отблески пожаров, а облака над ним сверкали молниями. Почти обычными…

– Что ты имеешь в виду?

– Мало того, что гроза сосредоточилась в одном месте, так ещё и молния редко, но всё же била вниз. И всегда будто устремлялась почти в одну точку. По крайней мере, мне так показалось. Ведь Храм даже с такой высоты отсюда не увидишь. Но и это ещё не всё, – Герцог сосредоточил на этих словах всё своё внимание. – С неба падали серебряные молнии, а затем просто возвращались обратно. Но некоторые продолжали свой путь, окрашиваясь при этом в золотой…

– Да поможет мне Малус… – тихо пробормотал Герцог.

Королева удивилась этим словам и хохотнув спросила:

– Ты что, в религию ударился? Сам же раньше говорил, что всё это глупые басни самонадеянных глупцов. Хоть я и не до конца поняла, что ты имел в виду.

– И да, и нет… – голос Герцога стал напряжённее, а речь уже не такой чёткой, как прежде. – Одни вещи объяснить легко, другие – сложнее, остальные же просто невозможно. Но не обращай на мои слова внимания. Прошу, продолжай.

– Как скажешь, – она с тревогой посмотрела на него. – Храм всё полыхал, но к утру пожар и гроза стали понемногу униматься. У меня уже глаза слипались к тому моменту, но я чувствовала, что всё равно не усну. Ген меня, конечно, предупредил, но у меня было навязчивое желание выйти, созвать всех, кого можно и выяснить, в чём дело. Но я сопротивлялась этой идее. А немного позже поняла, что вот-вот отключусь и побрела к постели. И как только дошла до неё, мной снова овладело это тёмное, неприятное ощущение. Только в разы сильнее. Тогда я, видимо, и отключилась. Но кошмаров, как мне кажется, я в тот день не видела, потому что после полудня проснулась отдохнувшей. А вот дальше было только хуже. Насколько я поняла, пострадал не только Храм. С высоты башни был виден дым. В нескольких местах. Как в Замковом, так и гораздо дальше…

– Не хочу тебя огорчать, но и врать не буду. Горело множество районов и поселений до самого края Риасса…

Повисло траурное молчание пока королева не спросила:

– Что же нам делать, дорогой? Что будет с Риассом и людьми? Всё это слишком…

– Во-первых, всё понемногу успокаивается. Во-вторых, город уже переживал такое потрясение. И не единожды. Правда, раньше обстоятельства были несколько иные. Поэтому остаётся только надеяться, что мы справимся.

– Я по тебе вижу, что ты и сам не уверен в своих словах.

– Конечно, не уверен. В такие моменты никто ни в чём не может быть уверенным. Тем более, на горячую голову и думать нечего.

– И что ты предлагаешь?

– Для начала отдохнуть и осмыслить всё, что произошло. Чуть позже мы снова соберём совет. И будь готова к тому, что на этот раз я не буду строить из себя простого принца и советника. С виновниками придётся разбираться так, как того требует ситуация… Не смотри на меня так. По-другому эту проблему не решить.

– Хорошо. Как скажешь. Но что делать мне?

– А ты приводи себя и мысли в порядок. Полагаю, та тьма в ближайшее время тебя больше не коснётся. Как и кошмары. Поэтому можешь быть спокойна. Пока я освобожу Тамару от её обязанностей, чтобы составила тебе компанию.

– Спасибо, милый, – кротко ответила Риулла.

Герцог нежно поцеловал королеву и удалился в свои покои.

Ненастный день и бурные воды

В чувство меня привёл странный запах. Настолько необычный, что меня чуть не вывернуло в первое же мгновение после пробуждения. Я собрался с остатками своего духа и не дал остаткам своей переваренной пищи оказаться на пурпурного цвета траве.

Постойте, что? Пурпурная трава? Как такое возможно?

Последнее что я помнил, пытаясь подняться на ноги, это песчаная буря и приближающаяся смерть. Смерть. И тут мне подумалось, что это другой мир. Может, я уже того? Я пощупал себя, затем похлопал по лицу, и наконец укусил правую руку. До сих пор чувствую всё так же, как и раньше. Значит не умер. Тогда что это такое?

Передо мной лежал густой лес. И густое в нём было всё. Широченные исполинские деревья стояли друг от друга на таком расстоянии, что им просто не могло хватать света и воды. Но они были зелёные. Не все, некоторые были оранжевыми, некоторые красными, да и остальных цветов хватало. Но ни одно из них не было засохшим или хоть чуточку увядшим.

Фиолетовая травка, синие грибочки… Вся флора, на первый взгляд выглядящая знакомой, таковой вовсе не являлась. В невероятной концентрации она переливалась всеми красками в лучах нашего самого обычного светила, отражающихся от каждого листочка и веточки. Мне конечно много всякого встречалось в жизни, но это зрелище было невероятным!

Я оглядывался долгое время, пока до меня не дошло самого важного. Я цел. И мало того – невредим. Раны неизвестного происхождения больше нет, и я полон сил и энергии.

– М-да уж, – усмехнулся я. – Похоже, вот что значит «всё вокруг заиграло новыми красками».

Думал я, как нередко бывало, вслух. И внезапно осознал, что ко мне наконец вернулись привычные нотки сарказма. Раньше я мог в самый неподходящий момент выкинуть дурацкую шутку или ляпнуть что ни попадя. Но то было давно…

– Или недавно?

По моим прикидкам прошло всего пару недель, но казалось, что всё это уже растянулось на целые месяцы.

Я хоть и был здоров и полон сил, но времени на всякую ерунду не было. Необходимо было отыскать двух моих товарищей, потерявшихся в буре. Возможно, их уже обнаружили наши преследователи. Тогда им несдобровать. Хорошо, если их прикончат быстро и на месте.

Я тряхнул головой.

– Какого чёрта ко мне лезут такие мысли? Почему сразу о плохом? Может они успешно сбежали, может…

Чёрт, какой смысл гадать? Сейчас главное понять, где я и как меня сюда занесло.

Да, самообладание мне порой удавалось сохранять даже в поистине безвыходных ситуациях. Хотя, именно то, что сейчас происходит со мной было первой такой ситуацией в своём роде, не считая недавней резни в Храме. Предыдущие сейчас кажутся детской забавой. Наверное, такими они и были, учитывая, что за стены монастыря мне, как и остальным монахам, редко удавалось выбраться.

Такое чувство, что я провалялся без движения неделю. Сделав небольшую зарядку, чтобы растрясти окаменевшие кости с мышцами и собравшись с духом и силами, я медленно побрёл в неизвестном направлении. Голод и жажда быстро дали о себе знать, а с собой у меня не было ничего.

Пораскинув мозгами, мне вспомнились одни из уроков, что давали нам в Храме учителя. Выживать можно и нужно при любых обстоятельствах. Буду надеяться, что по пути мне подвернётся какая-нибудь деревушка или постоялый двор, но сильно уповать на это не стоит. Всё-таки пейзаж вокруг абсолютно неизвестный. Такого нам точно ни показывали в древних текстах, ни рассказывали.

Тропинок в этом лесу не было вовсе. Земля – там, где не было травы – была усыпана сухими листьями и ветками. Высоко в небе летали птицы, разглядеть которых мешали солнце и деревья. То тут, то там можно было увидеть или услышать местных зверушек.

Одни, например белки, зайцы или бобры были вполне себе обычными. Другие же выглядели так, будто стали жертвами кошмарных экспериментов по скрещиванию. Причём абсолютно разных видов. Была даже лиса с жабрами и острой словно иголки дикобраза шерстью.

Охотиться я сейчас был не то чтобы в состоянии. Да и нечем было. Не сухую палку же в руки брать и бегать, как угорелый с криками «ХОЧУ ЕСТЬ, СТОЙ, БЕЛКА!»

Пройдя с полтысячи шагов, я, к великой радости, наткнулся на куст с ярко-малиновыми ягодками. Одновременно они были похожи и на ежевику, и на мору, и саму малину, но в то же время ни на одну из известных мне ягод. Долго раздумывать я не стал, потому что голод мучал всё сильнее. Скорее всего, судя по виду этого леса, здесь можно вообще не встретить известных мне съедобных плодов. Поэтому недолго раздумывая, набрал охапку и двинулся дальше.

Съев один малиновый плод, я уже не мог остановиться. В жизни не пробовал таких вкусных ягод! Через сущее мгновение мои руки оказались пусты, а есть всё ещё хотелось. Поэтому я без раздумий вернулся к кусту, чтобы нарвать ещё. И каково было моё удивление, когда перед моими глазами предстали не начисто оборванные ветки. На тех местах, где я сорвал ягоды уже снова начали набухать маленькие зеленоватые бутончики. Мне стало крайне любопытно, и я решил подождать и посмотреть, что же будет с ними дальше.

С чувством времени у меня проблем никогда не возникало, но как гласит древняя поговорка: всё когда-то бывает впервые.

Просидев так довольно долго, мне ничего не удалось добиться. Бутоны как были маленькими и зелёными, так и остались. Благо, я успел насытиться ягодами, которых было в достатке, и даже набрал про запас, уложив в свою кожаную сумку, болтающуюся у бедра. Но пить, тем не менее, всё ещё ужасно хотелось.

Встав на ноги, я побрёл дальше, и тут меня осенило. В этот момент я почувствовал себя идиотом и гением одновременно. Как же сразу-то не догадался?

– Бобры!

Ведь если по лесу бегают бобры, значит, где-то недалеко должна быть и вода! Причём пресная. Это откровение мигом придало мне ещё больше сил. Я быстрым шагом, насколько это возможно в таком месте, двинул вперёд и стал прислушиваться и принюхиваться.

Время шло, но ни озера, ни реки, ни хотя бы ручейка я не обнаружил. Пришлось развернуться и пройтись в другую сторону.

Солнце до сих пор стояло почти в зените, сместившись разве что на десяток градусов. А ведь минуло уже немало времени с момента моего пробуждения. Странно. Я точно в своём мире?

Но обдумаю всё это уже после того, как найду воду.

Благо, топографическим кретинизмом страдать мне не приходится, и даже на абсолютно неизвестной местности ориентируюсь я довольно хорошо. Помогают также и старые добрые уроки, вдалбливаемые всем монахам поголовно. Всё-таки не так плохо, что я решил не покидать свой дом окончательно, как это порой делали некоторые, хоть их и были единицы.

Интересно, что с ними потом стало…

Обратно, до своего любимого куста я добрался довольно скоро, ориентируясь по меткам, оставленным мной подручными средствами. Ещё раз взглянув на растение, мне показалось, что те маленькие бутончики будто увеличились в размерах, а на месте сорванных позднее ягод образовались новые.

– Да что ж с ними такое?

Они растут пока на них никто не смотрит или у этого цикла есть какой-то свой порядок? А всё остальное: зверушки, другие растения – с ними то же самое? Вопросов копилось всё больше и больше, и я подозревал, что ответов на них не получу. По крайней мере, в обозримом будущем.

Оторвавшись от своих размышлений, я взял курс в противоположном направлении.

Примерно, через пару тысяч шагов послышался лёгкий раскат грома. В воздухе стал ощущаться приятный, сладковатый аромат и прохладная свежесть. Хотя нельзя сказать, что до этого было душно или невыносимо жарко.

За кронами гигантских деревьев – как лиственных, так и хвойных, а то и вперемешку – не было видно ничего, кроме того, что было прямо над головой, поэтому надвигающихся туч я не заметил.

– Скоро начнётся дождь. Надо бы соорудить какое-никакое укрытие, иначе промокну до нитки, и будет уже не до шуток.

Не представляю, сколько здесь длится день и ночь, и сколь продолжительным будет дождь, но подозреваю, что эти самые ночи здесь не такие приветливые, как дома.

Теперь водопой не так уж и важен. Ведь можно будет набрать воды прямо с неба, было бы куда. Но это я соображу уже по ходу дела. А пока непогода до меня не добралась – неизвестно, когда это случится – надо продолжать путь.

Пока я преодолевал следующие три тысячи шагов, ничего необычного не происходило. Лёгкий прохладный ветерок уже начинал заигрывать с кронами деревьев. Живность, как маленькая, рыскавшая по широким стволам или в траве, так и более крупная, лениво вышагивающая по лесу, разбегалась куда глаза глядят при моём приближении.

И тут я услышал шум вдалеке. То был не гром и не шелест листвы. Он был похож на буйный поток. И как раз в том направлении, куда двигался я сам. Прибавив ходу, я поспешил на звук. Он становился всё явнее по мере моего приближения. С обеих сторон от меня стали появляться поваленные и поломанные деревья. Не широченные, как все остальные и гораздо более светлые.

– Видно, молодняк.

Неужели в этом месте и правда кто-то живёт, и я наконец найду тёплую постель и нормальную пищу? Если, конечно, этот кто-то согласиться меня принять.

Через некоторое время я стал различать вдали, насколько это возможно, отблески солнца. Поспешив к своему маяку, я добрался до места буквально за несколько минут.

И тут перед моими глазами открылась завораживающая дух картина. Отблески эти были ни чем иным как светом, отражающимся от капель и всплесков воды, бьющейся о камни. Передо мной оказался буйный ручей, если не река.

В ширину он был с пару шагов – где- то больше, где-то меньше – и нёс свои воды с впечатляющей скоростью и силой.

Думать долго я не стал и, упав коленями на обточенные камушки на манер гальки, разбросанные повсюду будто нарочно, начал пить. Утолив жажду и умыв голову, я встал и ещё раз окинул взглядом местность.

Слева от меня далеко вперёд, потихоньку опускаясь вниз, нёсся ручей, по бокам которого раскинулся гигантский лес, игравший всеми цветами радуги. Такой же, по которому я всё это время бродил. Ближе к воде в некоторых местах начинали свой долгий путь молодые деревца. Одни из них были повалены и поломаны, как те, что я видел, совершая марш-бросок к водопою. Другие же хаотично валялись на каменистом подобии берега. А некоторые даже оказались застрявшими в воде.

– И полагаю, это не дело рук людей, живущих неподалёку.

Потому что больше следов человеческой активности здесь не было. Скорее, это дело лап бобров, которые вовсю трудились, не покладая хвостов.

В самой же дали, до куда дотягивается глаз, за ручьём резко уходящим вниз, маячила обложенная снегом горная гряда, неизвестно насколько растянувшаяся в обе стороны. Всю красоту величественных гор за разноцветными гигантами было просто не разглядеть.

А справа всё было почти таким же, за исключением спуска вниз и заснеженной гряды. Ручей-река здесь наоборот медленно, но верно спускалась сверху и через пару тысяч шагов терялась из виду, образуя в том месте небольшой водопад. За водопадом же и деревьями, расположенными по бокам, не было видно ничего кроме голубого неба и яркого солнца. И туч, что двигались со стороны моего отправного пункта.

На этот раз я был одновременно очарован красотой природы, воодушевлён предстоящими испытаниями и немного расстроен. Расстроен тем, что, скорее всего, мне не удастся встретить здесь хоть кого-то разумного. Тем, что я оказался вдали от дома, в неизвестном, возможно никому, месте, ибо карта известного нам мира, отпечатавшаяся в моём сознании никак не соотносилась с тем, что в данный момент предстало перед моим взором.

Но не время уходить в себя. Время найти укрытие от дождя, а ещё лучше сразу подготовить ночлег, тем более что процесс этот небыстрый.

– Надо перебраться на ту сторону.

По моим прикидкам, этот ручей не должен быть сильно глубоким – по пояс максимум. Вода была кристально чистой у берега, но чем ближе к середине, тем сильнее она пенилась. Камни, торчащие посреди русла, о которые бьётся вода, не могут уходить слишком далеко. Но течение стремительно. Даже так меня может снести, если не ухвачусь за них.

Я прошёлся вдоль берега в поисках более подходящего для пересечения ручья места.

– Наконец, нашёл.

Пойма была уже, чем в других местах, и камней предостаточно.

Внезапно раздался раскат грома. Да так неожиданно, что я аж покачнулся, подбираясь всё ближе к середине ручья, и попытавшись удержать равновесие, сначала наклонился назад, а потом вперёд, клюнув носом в воду. И тут меня понесло.

Я упал в воду и если бы не прикрылся руками, то ударился бы головой о камни, за которые зацепиться не успел. Меня потянуло вниз по течению. Глубина оказалась почти что с мой рост.

Сначала я пытался нащупать ногами опору и хоть как-то остановиться, но тщетно. Несясь всё дальше, моё тело успело собрать, наверное, каждый долбаный камешек.

Пытаясь грести хоть куда-нибудь, путного у меня ничего не вышло. Руки и ноги просто расплёскивали воду во все стороны и бились о валуны. Наконец, в какой-то момент, я перестал барахтаться, как пойманная рыба и успокоился. Затем нашёл глазами подходящий камень впереди и стал аккуратно грести. Доплыв, крепко ухватился за него и отвернулся от течения, стряхнув с лица воду. Небольшой передышки оказалось вполне достаточно, и дальше было уже проще.

Я аккуратно перебирался от одного камня к другому, иногда отпуская руки, чтобы доплыть до опоры и в итоге выбрался на мель. А доползши до сухой гальки, замертво свалился на спину в попытках отдышаться.

Провалявшись так какое-то время, я открыл глаза и обнаружил, что небесное светило хоть медленно, но верно уползало за деревья на том берегу. А его тем временем уже начали заволакивать тучи.

– Ну и ладно. Всё равно вымок до нитки. Теперь хоть знаю, где восток, а где запад.

Если тут, конечно, солнце восходит и заходит там, где ему положено. Но подниматься всё равно надо было. Ночлег сам себя не расположит.

Все мышцы и кости болели и двигаться никак не желали. Переправляясь на эту сторону, я сшиб себе буквально каждый сантиметр тела. Немного подвигавшись и размяв бока, я поднялся на ноги. Как только это произошло, обшарил глазами лес. И тут раздался ужасный рёв.

– Мать твою! Ну что опять?

Неподалёку упало, сломавшись пополам, дерево. Ещё рёв. Уже ближе. И ещё один ствол разлетелся в щепки. На этот раз я уже увидел, а не только услышал.

Вместе со щепками на землю повалилось огромное мохнатое тело. Мешкать я не стал, сразу убежал в другую сторону, спрятавшись за одним из деревьев-гигантов и стал осторожно выглядывать.

Тело резво поднялось с густой травы, встало на две лапы и с размаху зарядило когтями по морде второго зверя. Но тот даже не пошатнулся, схватил огромными бурыми лапищами первого и швырнул в сторону ручья. Да так, что аж земля затряслась.

Не успела первая тварь добраться до берега, как туча, уже успевшая полностью закрыть солнце, нависла прямо над моей головой. Потемнело, будто ранним утром. Закапал дождь.

Моё сердце колотилось как бешеное, будто вот-вот выпрыгнет из груди.

Разум молил о том, чтобы я бежал как можно дальше от этих чудовищ. Но тело и сердце не соглашались. Они будто вслух просили остаться и понаблюдать ещё мгновение.

Я высунулся ещё сильнее, пытаясь лучше разглядеть их.

Тем временем, вторая зверюга уже поднималась. У неё точно были сломаны кости, я бы даже сказал перемолоты в труху, учитывая, с какой силой бил и швырял её тот, другой. Морда была ужасно покалечена. В некоторых местах на теле, белом и мохнатом, свисали куски плоти. Но это существо, пусть неуверенно, но держалось, покачиваясь даже на четырёх лапах.

Наконец, первый зверь, безумно похожий на медведя, вышел из леса к воде. Хоть я и видел его только с одного бока и вид его говорил о том, что он здесь беспрекословный хозяин, всё же мне показалось, что медведь этот тяжело ранен, ибо шёл он всё медленнее и неуверенней.

Второй, кошкоподобный, тяжело дыша, поднял переднюю лапу и выставил длинные когти, наверное, метр в длину. Медведь же, опустившись на четыре лапы сначала ничего не делал. Затем, опустив морду, и в следующее же мгновение направив её в сторону кошки, заревел. Ревел он долго и громко. Так, что мне показалось, у меня сейчас башка лопнет. С каждым мгновением его рёв нарастал и становился невыносимым. Я закрыл уши руками и пытался не дать своим перепонкам окончательно попрощаться со мной.

Они ведь были довольно далеко. Как такое возможно? Что это, вообще, за существа?

Кошка, так же как и я, закрыла свои торчащие уши лапами и прижалась к земле. Я продолжал смотреть и тут заметил, что белая стала пялиться в мою сторону, если вообще не на меня. Меня самого же охватила настоящая паника. Но в то же мгновение медведь перестал рычать, с места рванул в сторону своего соперника и перед самым столкновением своей морды с белым телом, начал выпрямляться, становясь на задние лапы.

Удар был такой мощный, что кошкообразного откинуло далеко за ручей, откуда я прибыл. При этом перед полётом последний как-то умудрился всадить бурому свои когти сбоку от брюха. Слава Малусу, я успел перебраться на эту сторону, иначе в скором времени мне было б несдобровать. Хотя…

Я шокировано продолжал смотреть на происходящее, выглядывая из-за дерева. Белое существо спустя какое-то время поднялось на лапы, сверля глазами медведя, затем резко бросило взгляд в мою сторону и поспешило удалиться вглубь леса.

Бурый же простоял так ещё некоторое время, повернулся и медленно побрёл в мою сторону, смотря прямо на меня. А я сам тем временем уже успел устроиться на траве, лёгши на брюхо, чтобы меня не заметило это чудовище. Но оно заметило и направлялось прямо сюда.

С обычным медведем я бы как-нибудь справился, если б всё остальное не помогло. Но с этим… Я не представлял, что делать.

Он шёл неспешно, раскачиваясь из стороны в сторону, и тихо изредка порыкивал. Не придумав ничего получше, я решительно вскочил на ноги и поднял руки:

– Я никому не желаю зла, – медленно и тихо, но, чтобы он услышал, проговорил я.

Медведь никак не отреагировал, продолжая неторопливо переть на меня. Я стоял, как вкопанный и ждал.

Затем, когда он оказался уже совсем близко, бурый остановился и поднялся на задние лапы, рассматривая меня и пыхтя. Это была настоящая громадина. По виду – самый обычный бурый медведь, только шерсть едва заметного золотистого оттенка. Стоя, на задних лапах он достигал метров пятнадцати, не меньше. А на голове красовались гротескные рога, будто из дерева. На лапах и брюхе были нарисованы странные знаки. Хотя не знаю, как на этой милой зверушке можно хоть что-то нарисовать.

Только я получше рассмотрел его, как он снова стал рычать. Так же, как и в бою с кошкой.

Ну вот и всё, видно пришёл мой конец.

Но тут в моей голове промелькнула мысль. Возможно, даже не мысль, а голос. Будто бы мой, но… чей? Да что гадать, больше ничего не остается, кроме как довериться инстинкту.

И тут я заорал. Или зарычал, сам не знаю. Да так сильно и громко, как никогда в своей жизни. Затем напрягся и с небывалой мощью, с размаху долбанул кулаком в землю, в сторону медведя.

В этот момент мои глаза на мгновение застило золотым светом, и произошёл взрыв. Когда мой кулак уже коснулся земли и зрение прояснилось, мне показалось, что я увидел золотые искры, рассыпающиеся между рукой и местом удара.

Когда пыль и земля, поднятые в воздух улеглись, что случилось довольно быстро, ведь дождь уже разошёлся не на шутку, я увидел перед собой огромный кратер длиной в десяток шагов, разделявших нас с косолапым, и глубиной примерно в три.

Я неподвижно стоял на месте, тяжело дыша и не в силах пошевелить ни одним мускулом. Вокруг всё было в разбросанной земле, траве, корнях и разной мелкой живности, переставшей в данный момент быть таковой.

Медведь, теперь облачённый во всё то, что вырвалось из кратера и замолчавший сразу после удара, продолжал стоять, пошатываясь, и невнятно бурчать. Но теперь в его левом глазу – только сейчас мне удалось увидеть, что косолапый скорее всего был лишён правого ока, а на закрывавшем его веке виднелись шрамы – не было злости и первобытной ярости.

Затем он опустился на все четыре лапы, хоть это в нём было нормальным, развернулся и медленно неуверенно заковылял в сторону леса, продолжая порыкивать.

Наконец, силы стали ко мне понемногу возвращаться, и я рухнул задницей на мокрую землю. Дыхание медленно, но верно восстанавливалось. Рука ничуть не тревожила, хотя мгновение назад кости в ней должны были превратиться в порошок от такого представления.

– Чёрт побери это место и меня самого. Что это было?

Сидя на мокрой земле под жутким ливнем, вслушиваясь в шелестящую листву и наслаждаясь звуками бушевавшего ручья, я вспомнил тренировки в Храме.

Ведь мы всю жизнь изучали не только историю, географию, способы выживать в любой ситуации и остальные “прикладные науки”. Мы больше времени проводили за разными единоборствами и молитвами, за так называемыми физическими упражнениями. Любой из монахов, конечно, мог с лёгкостью раскрошить голыми руками здоровый валун, что уж говорить о нашем старшем. Но от того, что сделал я, был бы в шоке даже последний.

Пока мысли и вопросы упорно продолжали осаждать мою голову, я и не заметил как косолапый уже добрался до первых деревьев-гигантов. Помотав головой, я стал за ним наблюдать. Ещё немного, и он бы скрылся в лесной чаще, но ступал он всё медленнее и неуверенней. Пока, наконец, не повалился на мокрую траву. Хоть гремело так, что уши закрывай, молнии нигде не было видно.

– Ну хоть что-то хорошее…

В очередной раз поднявшись на ноги, я огляделся, прикидывая, в какую сторону мне лучше пойти. Но выбрав направление и уже собравшись по нему проследовать, я обернулся в сторону медведя и мне стало одновременно интересно и жалко зверюгу. Она так и продолжала лежать, не шелохнувшись. Я слышал, что порой некоторые животные, брошенные или раненые, неспособные к самостоятельному выживанию, были благодарны и привязывались к их спасителям, становясь настоящими друзьями.

Наверное, все мои товарищи и знакомые, включая Ладана, сейчас бы наорали на меня за беспросветную глупость и наивность, связали по рукам и ногам, и потащили бы за собой по мокрой земле куда-нибудь подальше. И, наверное, были бы правы.

– Ведь так поступают все здравомыслящие люди?

Но ведь я был не из таких по мнению некоторых, пытаясь постоянно выбраться за пределы Храма, прихватив с собой двух лучших друзей, которым удалось вместе со мной ускакать в пустыню от погони.

Ганат, Харос, что с вами стало?

Решив снова довериться своему чутью, я напился воды из ручья, и зашагал к медведю.

Как только ноги донесли меня до раненого, моему взору открылась пренеприятнейшая картина. Зверь неподвижно лежал на траве, тяжело и рвано дыша. Я осмотрел его вдоль и поперёк.

Оказавшиеся действительно деревянными рога были обломаны. Из одних его ран сочилась самая обычная красная кровь, из других же, включая ту, в которую кошка последний раз вонзила свои когти, медленно выливалась гораздо более бледная. А рисунки на лапах и на животе слегка светились золотом. И тут я вспомнил: пелена перед глазами, искры от удара, а теперь медведь – всё это было точь-в-точь, как дома. Порой в Храме краем глаза я замечал, как от фонтана, да и иногда на небе, несмотря на погоду и время суток, исходило такое же сияние.

– Совпадение?

Не знаю. Так же, как и не знаю, как помочь бедному животному.

Медицина мне была немного известна. Как человеческая, так и животная. Но известных растений и средств, которыми нас учили пользоваться, здесь попросту не было. Земля обетованная, мать её за ногу… Хотя если подумать, в этом лесу водятся самые обычные для моего родного Риасса зверушки. Так может и трав каких найду.

– Отдыхай, здоровяк, – тихо сказал я, сам не зная почему, погладив его по грязному лбу. – Скоро вернусь.

И с несвойственным мне волнением, я отправился на поиски лекарств.

***

Осматривая каждую травинку, каждый кустик, ощупывая, даже пробуя некоторые на вкус, я не нашёл ничего в радиусе пары тысяч шагов, что могло бы мне хоть как-нибудь помочь. У меня начали опускаться руки.

Я бродил уже не счесть сколько времени. Ветер, хоть я и был в лесу, гулял меж исполинских стволов. Дождь не прекращался, но и не усиливался. Хотя сквозь тучи и не было видно солнца, по их оттенку и сгущающемуся мраку можно было сказать, что уже вечерело.

Ничего не оставалось кроме как оторвать несколько тонких, но очень крепких лиан, свисающих с некоторых деревьев.

– Может хоть раны ему перевяжу…

Бросив пустые брождения, я поспешил набрать природных верёвочек и вернуться к больному.

По возвращении, за время моего отсутствия, почти ничего не произошло. Медведь всё также лежал без сознания, тяжело дыша. Разве что пара мелких ран рядом с тем местом, где моя ладонь погладила его лоб, уже почти затянулись. Любопытно. Ну у него и живучесть. Прямо, как у меня, когда я пришёл в сознание на той стороне ручья…

Зверь был огромным, поэтому я удлинил несколько лиан, связав их между собой, и перевязал ему две лапы чуть выше самых глубоких ран, чтобы остановить кровотечение. С остальными я сделать ничего не мог, да и нечем уже было.

Меня начинало колотить от холода и сырости. Столько времени провести сначала в холодной воде, затем на мокрой земле, а потом ещё и гулять под ветром и ливнем – даже такому крепкому парню, как я не избежать последствий.

– Прости, дружище, но я сделал всё, что мог, – с грустью сказал я здоровяку, уже не попадая зубом на зуб. – Не знаю, выкарабкаешься ты или нет. Но себе я позволить сдохнуть здесь не позволю.

Я выбрал на его теле самое чистое и сухое место и улёгся калачиком на землю рядом с ним, прижимаясь как можно крепче.

От него мне становилось всё теплее и теплее, пока меня через несколько мгновений не сморил сон.

Погружённые во мрак

Песчаная буря налетела внезапно. Разглядеть можно было разве что уши своей кобылы. С одной стороны так было легче оторваться от погони, но с другой – троица потеряла друг друга из виду, поэтому пришлось кричать, как можно громче:

– Харос!

– Я здесь! – голос едва было слышно.

– Рёки с тобой!?

– Нет! Я думал, ты за ним смотришь!

– Твою мать… – негромко вырвалось у Ганата, который не очень любил сквернословить. – Давай ближе ко мне!

Постоянно перекрикиваясь, двое монахов сблизились так, чтобы можно было различить силуэты друг друга.

– Надо искать его, – всё ещё повышая голос, но уже тише заявил Харос.

– Как? Только что я и тебя разглядеть не мог.

– И что, мы его теперь просто бросим и убежим?

– Пока да, – уверенно, если не ожесточённо заявил Ганат. – Подождём, может буря уляжется. И даже не пытайся возражать. Мы пережили всё это не для того, чтобы всем разом сдохнуть Малус знает где.

– Думаешь, за нами ещё гонятся?

– А ты сам как считаешь? Они не просто так преследуют нас, чтобы оставить… Что с твоей рукой?!

– Не знаю, задели чем-то, может стрелой, может болтом.

– Задели? Да в ней дыра… Плохо дело. У тебя кровь не останавливается. Рана уже должна была песком забиться.

Они поскакали дальше, как вдруг заметили, что стали видеть и слышать друг друга чуть лучше. Пространство вокруг понемногу прояснялось, а шум бури угасал.

– Скоро совсем уляжется. Надеюсь, они хотя бы скачут не в том направлении, что и мы.

– Может разберёмся с ними уже наконец? Их всего человек тридцать.

– А ты что, внезапно научился отбивать стрелы? – Ганат махнул головой на рану. Харос на это отвечать не стал. – Вот-вот. Одно дело, если бы они были с мечами да топорами. Но эти…

– Да кто они такие? Это ведь не простые горожане или бандиты? – спустя ещё минуту бешеной скачки спросил Харос.

Лошади с оружием у преследователей были не из худших. И упорства им не занимать. Возможно, это какие-нибудь наёмники или головорезы. Простой народ, пусть и обезумевший не стал бы гоняться за монахами столько времени… В Возёрье было слишком тихо и спокойно, не стоило там останавливаться.

Ганат об этом подумал. но вслух, по его обыкновению, ничего не произнёс.

Проскакав так ещё какое-то время, Харос крикнул:

– Впереди!

Безумная и безостановочная пляска ветра и песка практически сошла на нет, по крайней мере в направлении движения монахов. И в той стороне, чуть левее, куда они направлялись, виднелся силуэт всадника. Он что-то вытащил из-за пояса и поднёс к губам. Высокий гул, прекрасно слышимый даже на таком приличном расстоянии разнёсся по пустыне.

– Чёрт, он подаёт сигнал! Уходим вправо!

Монахи, в буре пытавшиеся сохранить остатки сил своих кобыл, пришпорили их и понеслись быстрее. Подававший сигнал всадник, почти не сокращая дистанции, направился туда же.

Услышав крики и свисты, Ганат оглянулся и увидел, что от песчаного шторма остались лишь отголоски, и группа из почти пятнадцати всадников медленно, но верно догоняла их.

– Ещё несколько слева и справа от нас! Что делать будем? – отчаянно спросил Харос.

– Скачем дальше! Назад пути нет, а через этих прорвёмся, если лошади выдержат.

– Но Рёки…

– Заткнись, бестолочь! И без тебя знаю! – вырвалось у Ганата, который уже был на пределе. Он и сам понимал, что бросать друга нельзя, но выбора у них не было.

Сигнальный продолжал заниматься своим делом. И, похоже, уже не для того, чтобы подать знак, скорее просто действовал на нервы. Группы, что были слева и сзади продолжали неумолимо сближаться в то время, как всадники справа наоборот, старались держаться на расстоянии.

Проскакав ещё немного, один из правой группы достал арбалет и выстрелил в сторону монахов. Они увернулись, разбежавшись в разные стороны, чтобы затем снова сблизиться.

Слева, почти в цель, прилетел ещё один болт, который Ганат не заметил. Меткость стрелков, скачущих во весь опор, оставляла желать лучшего. После ещё нескольких выстрелов, арбалетчики угомонились, а Ганату в голову пришла мысль, которая, к его сожалению, так и осталась не озвученной.

Он услышал, как что-то сзади мягко врезалось в его кобылу, а в следующее мгновение она перестала его слушаться и стала пытаться выкинуть из седла. Так продолжалось некоторое время, пока наконец не послышался ещё один звук.

– Ганат! – Обернувшись крикнул с ужасом в глазах Харос, сбавляя темп.

Но первому ни крики товарища, ни прилагаемые усилия не помогали.

Лошадь, истекая кровью и ржавши от боли, упала боком на подогнутые ноги и, почти перевернувшись, повалилась на бледную каменную землю, укрытую песком, всем своим весом придавив всадника.

Продолжая кричать и ругаться, Харос окончательно остановил своего зверя, выпрыгнул из седла и поспешил к придавленному товарищу.

Рог умолк, а остальные всадники, улюлюкая и радуясь своему триумфу, спустя считанные мгновения, уже оказались рядом. Тем не менее, вплотную приближаться никто из них не собирался. Они прекрасно знали, с кем имеют дело.

– Ну ты и стрелок, Честер! – весело заметил один из них.

– А ты что думал, сопляк, твой начальник хер моржовый? – так же насмешливо ответил здоровый мужчина, чья смуглая рожа почти полностью заросла волосами.

Вся толпа заразилась хохотом, причина которого, видимо, была известна только им.

– Чего вам от нас надо? – злобно спросил Харос, стоявший рядом с придавленным лошадью Ганатом посреди нескольких десятков людей и принявший одной рукой боевую стойку.

– Нам?! – театрально удивился гориллоподобный Честер. – Да нам-то ничего. А вот заказчикам нашим чего-то да потребовалось. Вы ж монахи, которых вроде как расхерачили не так давно? М? Да успокойся ты, малой.

Харос стоял в напряжении не шелохнувшись, готовый ринуться на них при любой удачной возможности. Но наведённые на него арбалеты не давали ему совершить глупость.

Ганат, не издававший ни звука всё это время, закричал и замахнувшись, что было сил ударил по ещё живой лошади, у которой пенилась морда. Ничего не произошло. Кулак утонул в туше, подведя итог жизни бедного животного. Толпа занервничала и ухватилась за оружие.

– Тихо вы, тихо! Не видите что ли, зверь бьётся в агонии? – ехидно произнёс Честер. – Что, мягковата кобылка-то? Кулаки тонут?

Он сделал круговое движение запястьем и указал пальцем вниз. Из арбалета вылетел болт и продырявил ногу Харосу. Тот лишь упал на одно колено, не издав при этом ни звука.

– Остановитесь… Я сделал глупость. Прошу, не трогайте его, – через силу сказал Ганат.

– Так а мы и не трогали. Это ж так, по-дружески, – съязвил волосатый. – Знаете что, надоели вы мне уже, монашки. Тим, вяжите их и на коней. Только осторожно, сами знаете – отвлечётесь и в фарш превратитесь.

Группа, что была слева, стала оттаскивать мёртвую лошадь. Как только туша освободила тело Ганата, один из преследователей стукнул обухом небольшого топорика по затылку сидящего на одной ноге монаха. Тот потерял сознание.

– Харос! – хотел было вскочить Ганат, но несколько арбалетов, нацеленных на него, не позволили ему это сделать. – Что вы с нами собираетесь сделать?

– Посмотрим. Вы вроде как нужны живыми. Но мало ли, несчастный случай на производстве, – гримаса на лице Честера выглядела до боли безумной.

– Скажите хотя бы…

– Заткнись уже! – рявкнул волосатый, а затем, осматриваясь вокруг, задал вопрос то ли монаху, то ли самому себе. – А третий-то ваш где? Уже успел коньки откинуть? Ну и ладно. Печально, прискорбно, но не беда.

Послышался лишь глухой звук удара по голове, после которого и Ганат потерял сознание.

***

Во второй раз Ганат очнулся от того, что его уже опухшую голову окунули в бадью с ледяной водой. Первое пробуждение в этой деревянной хибаре после того, как его вырубили в каменистой пустыне, он помнил смутно. Монах забарахтался из-за нехватки воздуха, и его резко отдёрнули от бадьи, небрежно усадив на стул.

– Ну что, как оно? Освежился? – скучающим тоном спросил всё тот же человек с заросшим лицом.

Ганат не нашёл в себе сил ответить, и после короткой паузы его ударили ещё раз.

– Ты не молчи, а то так даже неинтересно. Где ваш дружок? Мы прочесали все окрестности, а от него ни слуху, ни духу.

– Я… не знаю… – не желая получить ещё раз, с трудом выдавил монах.

– Плохо, что не знаешь, – короткая пауза. – А может, всё-таки врёшь? Ты смотри мне, а то другой вон уже совсем на исходе.

Ганат с большим усилием умудрился поднять голову и набрёл блуждающим взглядом на Хароса, который весь в крови, без уха и сознания сидел у другой стены хижины, привязанный верёвками к ножке деревянной кровати. От внезапно проснувшегося обоняния его чуть не стошнило.

– Клянусь… Понятия не имею, где он… У нас ничего нет…

– Да это я и так в курсе. Уже успели осмотреть вас с ног до головы. Вот только не нравится мне, когда кто-то внезапно для меня исчезает. Это, знаешь ли, вредит нервам… и здоровью, – Честер похлопал себя по животу, изобразив злобную гримасу.

– Что вам… нужно? – после этого вопроса силы Ганата окончательно иссякли, и он снова отключился.

– Эй, не думай тут вырубаться, всю веселуху портишь! – повысил голос здоровяк и ещё раз ударил монаха. Эффекта это не возымело.

– Честер, он у тебя так помрёт прежде, чем мы всё подготовим, – устало заявил один из «подчинённых».

– Да и хер с ним! Они меня с самого начала бесят.

– Но ведь они должны быть живыми, чтобы… – но волосатый посмотрел на него с таким видом, что у того отпало всё желание продолжать спор. – Ладно, как знаешь, ты тут главный…

***

На этот раз Ганата в сознание привёл душераздирающий крик. Он поднял голову, одновременно открыв глаза, и сквозь небольшое окно, за которым уже стояла глубокая, но ясная ночь, увидел как кто-то, не торопясь, кромсает ножом заросшее волосами лицо. Ещё один мужчина держал Честера, чтобы тот даже пошевелиться не смог.

Ничего не понимая, Ганат отвёл взгляд от окна и увидел, как несколько человек из схватившей их банды валяются на полу деревянной хибары. У одного было вспорото брюхо от паха до рёбер; другой лежал с застрявшим в глазу болтом, чей наконечник красовался с другой стороны головы; третий мирно покоился у стены с перерезанной, возможно и не раз, глоткой. Остальные пребывали в таком состоянии, что Ганат предпочёл надолго не задерживать на них свой взгляд.

Хароса в доме уже не было.

Монах всё пытался прийти в себя и собраться с силами, в то же время слушая крики Честера. Он, конечно, сам хотел его прикончить за то, что с ними сделали, но это уже было слишком.

– Харос! – громко, насколько это возможно, прохрипел Ганат. Опухшее, пересохшее горло не позволяло нормально разговаривать, не то что кричать.

Он медленно поднялся всё с того же стула и сразу рухнул на пол. Дверь громко отворилась, и в дом вбежали два человека: один, высокий, в болотного цвета плаще, а другой в простой кожаной стёганке. Они заботливо подхватили Ганата подмышки, но он к удивлению прибывших умудрился вырваться и готов был наброситься на них, как первый заявил, подняв перед собой руки:

– Успокойся, монах. Мы пришли спасти вас.

– Где Харос? – недоверчиво спросил Ганат, прищурив как от боли, так и подозрений глаза. – Тот, другой, что сидел… привязанный… у стены.

– Всё с ним будет в порядке. Мы оказали ему помощь, какую смогли. Будет жить твой друг.

Монах снова попытался подняться, на этот раз успешно, при этом отмахнувшись от помощи своих спасителей. Он недолго постоял, слушая, как крики Честера то усиливаются, то умолкают, глубоко вздохнул и с трудом спросил:

– Кто вы такие? И почему… помогаете?

– На это уже ответит наш командир. Был приказ, мы его исполняем.

– У вас есть… вода? Говорить тяжело…

– Вот, – мужчина, что носил плащ, протянул флягу. – Только осторожней, у тебя шея повреждена.

– Спасибо, – утолив жажду ответил Ганат. Говорить ему стало пусть и немного, но всё же легче. – Вы, может и спасли нас, только вот жестокостью от них не особо отличаетесь.

– Может и так. Но сейчас это уже не важно. Пойдём отсюда. Твой друг отдыхает снаружи.

Переступая через трупы, они вышли из хижины и оказались во дворе, располагавшимся на очищенной от леса опушке, рядом с которой пролегала узкая дорога. Другие тела, не менее изуродованные, валялись неподалёку. Честер выл уже не так сильно. Без ног и руки, с обезображенным телом и лицом теперь он лишь тихонько постанывал от очередных ударов кинжала. Почему после такого он был до сих пор жив Ганату оставалось лишь догадываться.

– Смэшшет – бывший хирург, – заметил тот, что протянул флягу, прочитав на лице Ганата немой вопрос. – и у него свои причины для этого. Постарайся не обращать внимания.

– Легко сказать… Погодите, их было человек тридцать, а здесь от силы половина…

– Мы знаем. Но недобитками займёмся позже. Наша главная цель – вы.

Пока они медленно брели в сторону привязанных лошадей, что ожидали дальше у каменной оградки, с той стороны дороги, Ганат вспомнил слова Честера.

– Они сказали, что их наняли и…

– Никто их не нанимал, – отрезал бывший хирург, также носивший болотный плащ, который с ещё одним мужчиной закончили своё дело и успели поравняться с остальными. – А тебе бы не болтать и экономить силы. Да и сейчас это не главная забота. Лучше бы о себе и Харосе подумал, чем странные вопросы задавать.

– А ты, надо думать, командир?

– Нет, – строго бросил Смэшшет и ускорился в направлении лошадей.

Вскоре оставшаяся четвёрка уже присоединилась к остальным. Харос, весь зашитый и перевязанный, хоть с большим трудом, но уже стоял в ожидании своего друга и как только тот подошёл с облегчением обнял его:

– Как же я рад, что ты жив. Как ни старались, тебя никак не могли привести в сознание, но уверяли, что ты дышишь…

– Погоди. Я тоже рад. Но надо спросить у них про Рёки.

– Так я уже. Никто его не видел. Ни в пустыне, ни здесь.

– Понятно, – с задумчивой тоской сказал Ганат, а затем задал вопрос хирургу. – Послушайте, мы, конечно, благодарны вам, но куда вы нас повезёте?

– Обратно.

– Чего? – глаза Хароса округлились.

– Спасители наши, значит? – недоверчиво протянул Ганат. – Никуда мы не поедем.

– Да успокойтесь. Наше начальство хочет вас видеть, – сказал тот, что первым заговорил в доме. – Да и не в сам Храм мы собираемся. А в Замковый Квартал.

– Ещё лучше…

В нападении участвовали не только обычные горожане, но и солдатня. А, значит, им отдали приказ откуда-то сверху. И после такого заявления, они думают, что монахи как ни в чём не бывало вернутся туда, где их хотели прикончить? Но эти мысли Ганат оставил при себе.

– Никто уже не будет никого убивать. Всё закончилось, – поспешил заверить раненых тот, что протягивал флягу. – Нам самим сначала был непонятен приказ нашего начальства, но потом мы узнали, что все успокоились. А с вами хотят просто поговорить.

– Поговорить? Мы не то чтобы кладезь знаний.

– А это уже не наше дело.

– И кто же вам приказы отдаёт?

– Мы подчиняемся непосредственно Герцогу.

– Сэммер, а ты лишнего не болтаешь? – с лёгкой тревогой спросил Смэшшет, бросив косой взгляд на своего товарища.

– В данной ситуации нет. Не вижу смысла скрывать это от них. Тем более, может так они станут сговорчивей.

– Надеюсь, вы осознаёте риски и понимаете, что делаете. Как и я… – немного поразмыслив констатировал Ганат. Имя Герцога, о котором тот был наслышан, подействовало на него благотворно.

– В седле держаться сможете? Путь неблизкий, и чем быстрее доберёмся, тем лучше.

– Думаю, вполне, – вся группа прекрасно знала о крепости и выдержке монахов, так что сюсюкаться никто ни с кем не стал.

– Хорошо. Тогда присядь.

– Луны, конечно, светят ярко, но не темновато ли вам для врачевания? – с явным интересом спросил Харос пока Сэммер доставал из седельных сумок разные предметы от бинтов, спирта и иголок до блестящих очков с круглыми линзами и передавал их Смэшшету.

– Этот и с закрытыми глазами смог бы тебя заштопать.

Бывший хирург уже через четверть часа закончил латать монаха. Их с Харосом накормили, напоили и помогли усесться на лошадей.

Начало должно быть рассказано

Прошло уже несколько часов с тех пор, как глава неофициальный разведки, подчиняющийся лично Герцогу, вошёл в покои второго. Никто из них ни разу не поднял голос и не начал спорить. Двое мужчин, как часто бывает, находились в деловом расположении духа и были спокойны, как мудрые старцы в ожидании великого жнеца, облачённого в белую рясу и вооружённого косой.

Доклад был длинным. Настолько, что они оба уже начинали подумывать о том, чтобы сделать перерыв. Но до вечера было ещё порядком времени, а решить, что делать дальше необходимо было тем лучше, чем раньше.

– От них уже который день никаких известий. Я подумываю, не привлечь ли к поискам ещё кого-нибудь.

– Не стоит, Ген. Сэммер со Смэшшетом всегда делают своё дело. И почти всегда безукоризненно.

– Да, но также они всегда давали знать, как обстоят дела.

– Погоди, ты что, волнуешься за них? – по-ребячески улыбнулся Герцог.

– Шутишь? – у Гена вырвался нервный смешок. – Я им что, мамаша или нянька? Они взрослые мальчики. Сами о себе позаботятся.

– И тем не менее…

– Да понял я, понял. Конечно, в большинстве своём, нашу компашку я, как Первый, сам собирал, да и большинство приказов исходят непосредственно от меня… Но мне иногда кажется, что в наших подчинённых ты уверен больше моего. Я чего-то не знаю?

– Простое доверие, Ген.

– Ну конечно… – скептично улыбнувшись, как могло показаться на первый взгляд, помотал головой разведчик. – Ладно. Значит, будем считать, что они всё ещё делают дело.

– Значит, с этим разобрались. Дальше.

– А дальше я так и не понял, что произошло. Началось-то всё с Великого Храма, это так. Но потом настала полная неразбериха.

Герцог продолжал курить трубку в виде перевёрнутой головы чёрного волка с рогами вместо ушей, пока Ген собирался с мыслями.

– Так вот, тем утром, после нападения, когда уже все вроде бы начали приходить в себя, я думал, что самое страшное позади. Народ стал потихоньку успокаиваться и, казалось, всё, что остаётся – разгрести последствия и наказать виновных. И этим, конечно, должен был заняться ты. Я прикинул, что со своими делами к этому моменту тебе уже удалось разобраться и ты во весь опор скачешь обратно.

– Ты совсем сдурел? Почему сразу не отправил весточку? – с заботливым укором повысил голос Герцог.

– Тогда мне казалось, что я всё делаю правильно. Не знаю, видимо, это помутнение и меня задело, – извиняющимся тоном ответил Ген.

– Вполне возможно… К такому я тебя не готовил. Надо было предусмотреть и это, но…

– Герцог, остынь. Прошлого не воротишь – ты сам любишь это повторять. Благо, всё уже почти закончилось. В общем, следующим утром мне уже начали приходить донесения из разных уголков Риасса. Храм был только началом. Сперва я узнал, что в Столичной случилось ещё несколько пожаров. Кучка храмов поменьше, переулок выртеронцев недалеко от главной корчмы в Западном, первый и второй монастыри Малуса, даже Усадьбе Пайнроба досталось – и это только малая часть. А уже потом, в течение нескольких дней я получил ещё донесения. Из Гильденлёфа, Дубового Пика, Подгорного Шаулана и ещё десятков районов и областей вплоть до самых границ Риасса. Досталось в этот раз всем без исключения. Поэтому большинство паломников-выртеронцев вернулись обратно в Гнос-Вырт, почти все хверы из Южного отправились на родину в Татраммоки и так далее. Но началось всё, насколько я понял, с хаонурэки. Почему с них – до сих пор не знаю…

– Если это правда, то надо узнать, чем и кому они насолили, – у Герцога были некоторые мысли на этот счёт, но озвучивать их он не стал.

– Я уже обо всём распорядился. Ребята этим занимаются.

– Хорошо. Дальше?

– А что дальше? Дальше я уже просто не знал, что делать, поэтому отправил весточку тебе… – Ген на некоторое время мрачно замолчал. – По итогу, был полный хаос. Простой народ, знать, чиновники, монахи… В общем, все. Я бы понял, если всё это было спланированно или досталось кому-то одному, но…

– Я чувствовал, что последние несколько десятков лет были не такими, как раньше, – прервал Герцог собеседника. – После той катастрофы на востоке что-то изменилось в Риассе, изменилось в людях. Но чтобы докатилось до такого… Ещё этот чёртов Хирома обо всём узнал.

– Ну, рано или поздно он и так бы узнал.

– Лучше бы это случилось после того, как мы договорились.

– Не понял…

Герцог рассказал разведчику о своём визите к главе банковского города и всех последующих событиях.

– М-да…

– Вот-вот. Но это было невозможно предугадать, так что будем отталкиваться от того, что имеем.

– Смотрю, ты снова стал старым-добрым Герцогом, – улыбнулся Ген.

Тут дверь в покои отворилась, прервав обсуждение дел государственной важности. Принц с разведчиком одновременно повернули головы и увидели высокую фигуру в тёмно-синем плаще, украшенном сверху перьями c сиреневым отливом. Волосы того же цвета, окрашиваясь в серебро ближе к концам, свисали почти до плеч прибывшего мужчины и частично прикрывали рваный шрам на левой стороне лба. А приятное, даже красивое, но в какой-то степени опасное лицо украшали зеленовато-золотистые глаза.

Молчаливая пауза продолжалась недолго. Ген, не торопясь встал с кресла и сказал обыденным тоном:

– Ладно, командир, в основном доклад окончен, поэтому пойду я.

– Бывай, Ген, – коротко попрощался Герцог, при этом пристально смотря на вошедшего.

Первый из Пятнашки направился к выходу. Проходя мимо незваного гостя, он коротко кивнул ему, не пытаясь скрывать некоего недоверия. Тот это заметил, но никак не отреагировал, даже движением не удостоил. Когда дверь за его спиной закрылась, мужчина подошёл к только что освободившемуся креслу и небрежно плюхнулся в него.

– Что-то давненько ты не появлялся. Да и видок какой-то потрёпанный.

– Дел много было. Скажем так, личных… А ты, смотрю, всё в шпионов играешь?

– В разведчиков. Это немного разные вещи. С высоты своего возраста мог бы уже и уяснить, – задорно ответил Герцог, а затем мягко улыбнулся. – Чем обязан, друг мой?

– Да поболтать зашёл.

– Последний раз «просто поболтать» ты хотел, когда на Ирдафоле стоял такой мороз, что твоей заднице терпеть надоело. Когда это было, лет пятнадцать назад?

– Может и больше…

– Значит, сейчас ты точно не просто так зашёл. Не сезон. Выкладывай, что стряслось, и извини уж, что не предлагаю выпить и культурно посидеть. У самого дел невпроворот. Сначала убийство прямо в Замковом, потом Великий Храм по камням разобрали, а дальше… Хотя, полагаю, ты и так в курсе.

– Слышал. Даже видел. И можно сказать, принимал участие, – с лёгкой гордостью заявил гость.

– Ты о чём? – всё ещё весело, но уже немного настороженно спросил Герцог.

Мужчина в плаще сначала молчал и осматривал покои. Затем закинул одну ногу на другую и произнёс:

– Налей мне чего-нибудь. И от одной из твоих странных трубок я бы сейчас не отказался. Можно орла – клюв у него интересный. Только набей покрепче.

– Надо же… Значит, история долгая. И, полагаю, интересная…

Пока Герцог исполнял просьбу своего друга, последний наигранно заговорил:

– На дворе стоял приятный, тёплый вечерок, и что-то мне взбрело в голову зайти в корчму в Столичной… – он остановился, мотнул головой, а потом продолжил под стеклянный звон бутылок и бокалов. – Нет, хреново у меня вяжется с поэзией. Поэтому изложу сухо. Некоторое время назад я обнаружил кое-что интересное. Точнее кое-кого. Чуешь, куда клоню?

– Догадываюсь. И почему-то, как ты выразился, чую, что продолжение мне не очень понравится.

– Ну, тут уж тебе решать. Так вот заглянул я как-то раз вечером в корчму. Делать было особо нечего, поэтому решил хоть как-то скрасить скуку. Сидел я себе и сидел. В этот раз до меня даже никто не пытался докопаться. И в какой-то момент заходит троица: один лысый, хаонурэки по виду, другой смуглый, будто из Гнос-Вырта, а третий вообще ничем не выделялся, кроме своего клоунского поведения. И представляешь, все трое – монахи. Не знаю, что они забыли за стенами своего Храма, и как вообще туда попали, но суть не в этом. Когда они заказали себе выпивку, и пошли искать столик, повернувшись ко мне лицами, у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. А это, знаешь ли, редко случается.

Герцог уже наполнил оба бокала и как раз начал забивать своему другу трубку кренельмским копчёным табаком, что являлся одним из лучших для свободной продажи во всём Риассе:

– Ну да. Такое происходит либо когда ты сильно удивляешься, либо если видишь свою цель, – ответил он, не взглянув на собеседника, лицо которого было от чего-то довольным.

– Угадал.

– Что именно?

– И то, и другое.

Принц одновременно с опечаленным и озабоченным видом передал трубку второму и рассеянно произнёс:

– Чего же они хотят…? – после недолгого молчания он глотнул из своего бокала и продолжил. – Ну и что же дальше? Полагаю, своё дело ты сделал?

– Не торопись, Герцог. Дальше – интереснее.

– Ну тогда продолжай. Чувствую, делам придётся подождать, поэтому я даже готов поэтапно выслушать про твою охоту.

– Обойдёмся без иронии, – мужчина сделал несколько глотков. – Отродьем оказался лысый. Я увидел его глаза, и меня как будто молотом по башке шарахнуло! Даже этого хватило, чтобы понять, что он не просто Меньший.

– Что ты имеешь в виду? – с ещё большим подозрением и интересом спросил Герцог.

– Сам не до конца уверен. Я уже столько их перерезал, но такое ощутил впервые. Как будто он был не созданным. А рождённым.

– Ты не шутишь?! – после этих слов у принца внутри разгорелась буря эмоций.

– Хотел бы я, чтобы это была шутка… В любом случае, это лишь подозрение. Потому что такого на моём веку ещё не случалось.

– Твои подозрения не важно по какому поводу всегда оправдывались. И если ты прав и на этот раз… Почему ты сразу не пришёл ко мне?

– И что бы это изменило? Меньший он и в канаве Меньший. Их вообще на этой земле существовать не должно, – со злобной уверенностью отрезал Охотник.

– Но мы же существуем. И ты сам виновник этого.

– Не ставь меня в один ряд с такими, как он. И даже не вздумай начинать свои тирады. Это совсем другое дело.

– Нет, Эндиш! Это одно и то же! – Герцог сорвался на крик. – И это могло бы изменить всё. Если уж твоё возбуждение было столь велико, тебя твоя находка совсем не смутила?

– А должна была? Плевать я хотел, кто из них созданный, а кто рождённый. Все они одинаковы. А я спасаю не только этот мир, но и их в том числе.

– Ну надо же! Великий спаситель нашёлся! Тебе самому от своих слов не смешно?

– Герцог, заткнись и послушай! У меня, в любом случае, с этим, скорее всего, ничего не получилось. Поэтому можешь успокоиться.

Наступило молчание. Эти слова действительно заставили принца взять себя в руки и охладить пыл. Он выпил целый стакан одним махом и раскурил погасшую трубку, прокручивая в своей голове множество мыслей. А затем спросил:

– В каком смысле?

– В самом прямом. Ушёл он. Вместе с двумя другими. Теми же, с которыми захаживал в корчму. Правда, не знаю, выживет ли, учитывая, что ему разок досталось от моего клинка. Но он, всё-таки, монах из Великого Храма. Поэтому можешь начинать надеяться.

– Ушёл от тебя с двумя другими? Та троица, за которой двинули Смэшшет с Сэммером… – последние слова Герцог произнёс сам для себя в тихой задумчивости. А затем до него стало доходить. – Подожди. Так Храм…

– Не беги впереди кобылы, – повседневным тоном прервал его мужчина по имени Эндиш. – История длинная. Но следующую часть можно сократить.

– Теперь я хочу услышать всё в подробностях.

– Будут тебе подробности. Но несколько позже. После того, как они ушли – а с тремя монахами в одиночку я бы не справился, да и людно было – я начал прокручивать в голове, как бы к нему подобраться. Это ведь довольно деликатное дело, – только теперь раскурив трубку, продолжал он. – Вариантов было много. Сначала я пытался выследить его одного, да вот только он всегда ходил, если можно так выразиться, в сопровождении этих двоих. Ждать мне надоело, а другие варианты были так себе. В Храм просто так не ворвёшься – даже меня тут же вынесут ногами вперёд. Да и своих они, как ты знаешь, не выдают никому ни под каким предлогом. Да ещё и законы их не касаются… Тебе не кажется, что это слишком? Мало ли кто там может скрываться.

– Нет, не кажется. Кого попало они не впускают. А если произойдёт что-нибудь действительно нехорошее, то дают об этом знать. Это настоящая семья, хоть и своеобразная. Поэтому они и, скажем так, неприкосновенные.

– Ну да, конечно, – ехидно ухмыльнулся Эндиш. – Тогда во всём произошедшем можешь винить только себя и свои законы.

– А ты, естественно, белый и пушистый… Ладно, продолжай, не будем отвлекаться.

– Как знаешь. Через какое-то время я всё же кое-что придумал. С одной стороны всё было просто, с другой пришлось положиться на удачу и на то, что в последние годы происходит с людьми, как ты любишь это называть. Правда я не ожидал, что всё случится настолько быстро. В общем, план состоял в том, чтобы прикинуться одним из монахов, а затем окончить жизнь одного паренька да так, чтобы почти никто не заметил, а потом все ниточки сошлись там, где надо.

– Так это ты убил сына Нигласа?

– Да. Пришлось немного попотеть, чтобы выбрать нужную цель. Да и ты сам любишь болтать обо всех этих алчных, высокомерных и двуличных чиновничках! – театрально жестикулировал Эндиш.

– Это был хороший человек. Как отец, так и сын. Уж кого-кого, а им я бы не хотел искать замену, и уж тем более видеть со вспоротым брюхом, – печально произнёс Герцог. – Чьё-нибудь другое дитятко ты не мог присмотреть?

– Ух ты! – нарочито удивлённо воскликнул Эндиш. – С каких это пор ты стал таким циничным?

– Холодная голова не даёт самой себе поехать, – серьёзно ответил принц и бросил неодобрительный взгляд на своего друга. – Да и я сам уже довольно давно думаю о том, чего бы со всем этим сбродом сделать.

– А выгнать их к чертям собачьим не пробовал? Или хотя бы убедить в этом Риуллу?

– Они ещё ни разу не оступились. Выгоню – потом проблем не оберёшься… Но, наверное, ты прав, и пора уже что-то менять…

– Долго до тебя доходит, – они оба сделали ещё по глотку, держа в руках трубки, их которых в воздух поднимались тонкие струйки дыма. – Ладно, вернёмся к охоте. Дело было сделано, и осталось только ждать и следить. Я рассчитывал, что это надолго затянется. Знаешь, сначала официальные обсуждения, потом планирование и так далее.

– Вообще-то всё так и было. Риулла говорила, что они собирали совет, но решили оставить всё, как есть.

– Да только смотрю, вместо этого они оставили горящие руины. Как я уже говорил ранее, всё произошло гораздо быстрее, чем ожидалось. Что было мне на руку. Тело нашли на следующее утро, а к вечеру уже поняли, кто убийца. И тогда-то всё и началось.

– Погоди. Но ведь Ниглас только на следующий день пришёл сюда и обратился с официальным запросом.

– Это то, что тебе рассказала твоя королева и, скорее всего, твой разведчик. Но всё оказалось несколько глубже. Обсуждение нападения на Храм началось уже сразу после того, как ваш археполем доложил о монахе. И идея эта возникла отнюдь не у бедного кремари. Он, как и археполем, боялся и не хотел, чтобы всё это вылилось в бойню. Но вот незадача: его дружки, другие министры, имени их не знаю, но смогу описать, если надо, были очень убедительны и настояли на своём.

– Полагаю, я знаю, о ком ты. Твою мать…

– И всё тем же вечером началась подготовка, – продолжил Эндиш, не обратив внимания на слова друга. – Незаметная для ненужных глаз, но, тем не менее, достойная похвалы. У меня такое чувство, что половина Риасса, по крайней мере центрального, это долбаные животные. Хотя за несколько дней до этого с ними всё было ещё более-менее, – он ненадолго прервался, чтобы снова закурить. – Так вот подготовка заняла, представь себе, всего день. И уже к следующему вечеру разгорелось настоящее представление.

Охотник замолчал, наслаждаясь моментом и смакуя каждую каплю, каждую струйку дыма, что вливалась в него, а затем не торопясь выходила. Такое было для него редкостью, хотя возможностей всегда было предостаточно. Таким уж он был, за свою долгую жизнь осознав, что принимать всё за обыденное – не лучшее решение.

Герцог не торопил того и просто молчал, раздумывая над всем, что увидел сам, что рассказали ему другие и о том, что в конечном итоге может из всего этого вылиться. Но внезапно сам прервал умиротворённое молчание:

– Я так понимаю, теперь пойдут подробности?

– Угадал, – усмехнулся Эндиш. – Так что слушай и наслаждайся…

Точка зрения / С разных сторон

Охотник сидел, выставив вперёд руки, рядом с уже еле горящим костром посреди ледяного леса. У него было достаточно времени, чтобы ещё раз всё как следует обдумать и решить, как поступить, если обстоятельства вдруг сложатся не так, как он того хочет.

За века своего существования он научился быть незаметным настолько, что никто не смог бы обратить на него внимания, будь он хоть один посреди громадной центральной площади главной торговой улицы Риасса.

Но сейчас Эндиш был далеко и от Столичной, и от любого другого населенного пункта.

Там, где он находился, согреваясь у небольшого потрескивающего костерка, стояли вечные заморозки. На многие сотни километров, куда ни брось взгляд лежали практически никогда не тающие снег со льдом. То там, то тут протекали речушки, почти круглый год замёрзшие. И только летом, когда температура поднималась настолько, что любому другому человеку можно было не укутываться в три погибели, чтобы не отморозить себе что-нибудь и когда солнце не было закрыто облаками эти речушки начинали оттаивать, чтобы затем ночью снова замёрзнуть.

Тем не менее дичи здесь было вдоволь. Да и дефицита в растопке не наблюдалось. Ведь большая часть этих ледяных просторов была усеяна елью и соснами. Всё это и было одной из причин, почему Эндиш выбрал именно эти места для своего убежища. Этими местами был весь северный континент под названием Ирдафол.

У Охотника были свои ориентиры, поэтому он мог беспрепятственно, никогда не теряясь, отыскать любую из своих берлог.

За долгие годы Эндиш постиг тайны своего естества и понял, как можно пользоваться своим особым даром. Он никому не доверял. Почти никому. Был лишь один человек, которого с лёгкостью можно назвать своим другом, ведь в нём не было ни капли того, чего Эндиш боялся и презирал.

Но не только казавшееся ему самому удобство и спокойствие этого края было причиной его нахождения здесь. Ведь именно на этом континенте Охотник обнаружил Тропу – невидимый лабиринт, состоящий из эфемерных дорожек лазурного цвета, тонких словно золотые нити жизни. Из него он фактически мог попасть куда угодно, не вызывая при этом подозрений и даже не обращая на себя чужого внимания при выходе из этого лабиринта.

“Энд… Иш… Эндиш…” – внезапно отозвался тихий женский голос в голове Охотника. Он встрепенулся, потряс головой, прогоняя ненужные мысли и встал, готовый ко всему, что может его ожидать наступающей ночью. А затем затушил костёр, сбросил накидку из оленьего меха и вонзил свой меч в землю, чтобы исчезнуть так, как будто здесь никого и не было, оставив после себя лишь море лазурных частиц и разлетевшихся снежинок вперемешку с пеплом…

Путь по лабиринту не отнял много времени. Попади сюда кто другой, то выбираться бы ему пришлось гораздо дольше, если вообще бы получилось.

И вот он появился так же, как и исчез, только совсем в другом месте, на соседнем континенте, практически в самом центре Риасса. Перед Великим Храмом.

Сегодня должно быть Единое Полнолуние, но облака оставляли серебряному свету мало шансов. Зато дорога вся была усыпана огнями факелов. Эндиш не ожидал, что соберётся настолько огромная толпа, если не сказать армия. И одним простым народом тут не обошлось, солдатни также было немало. И что те, что эти вооружены. Кто нормальным оружием, а кто косами да мотыгами. Сюда что, сбежалась половина Столичной?

Но Охотнику это было только на руку. Он понимал, что с монахами шутки плохи. Они были прекрасно натренированы, крепки и знали, как себя защитить. И от оружия, и от огромной толпы, и всего остального. Они были бы идеальными солдатами, если бы правительство смогло поставить их себе на службу. Только вот как по политическим причинам, так и просто-напросто из-за силы и воли монахов, оно не могло. Они наотрез отказывались вступать хоть в какой-то конфликт. Поэтому необходимо было подтолкнуть власть к тому, что вот-вот должно случиться.

И Эндиш в этом преуспел. Хоть и не напрямую, и не так как он хотел, но плоды его трудов были не напрасны. Прикинуться одним из монахов и убить важную шишку – не самый простой план. Но ему повезло с тем, что ситуация накалилась до предела. В любое другое время у него ничего бы не получилось. Но сейчас… Он преуспел.

Охотник собрался с мыслями и проскочил через заслон, который установила армия, чтобы ни народ не наделал глупостей, ни кто-то из Храма не смог пересечь границ своего дома. Сейчас он не скрывался за чужой личиной. В этом не было никакой необходимости. Всем было уже просто наплевать как на него, так и на тех, кто был снаружи или внутри Храма. Его бы не заметили, даже если бы захотели. Не говоря уже о том, что его постоянно и при любых обстоятельствах скрывали его собственные способности.

Хоть на дворе и стояла непроглядная ночь, натренированное зрение монахов могло сыграть с Эндишем злую шутку. Они видели в темноте, почти как днём, и даже нечеловеческие таланты не давали здесь Охотнику большого преимущества. Единственное, что помогало ему – его навыки, осторожность и внимание монахов, устремлённое совсем в другое место.

Он долго изучал территорию, которая раскинулась перед ним. Эдакий маленький древний городок внутри огромного. Конечно, он не мог делать этого сам, лично, во плоти. Духовные скитания над Великим Храмом и байки, услышанные в разных уголках города несколько помогли ему. Но полностью доверять им он не мог. Пьяницы и хвастуны всегда врут, хотя и не всегда полностью. А странная паутина, окружающая Храм не позволяет увидеть чёткую картину даже с высоты птичьего полёта.

Но больше тянуть нельзя. Необходимо разобраться с этим отродьем Высших раз и навсегда. Иначе он попросту сбежит и все приготовления будут напрасны.

Между заслоном, окружавшим огромную, хоть и не самую крепкую стену, и ей самой было ещё порядка нескольких шагов. Охотник быстро оббежал часть Храма по импровизированному коридору и понял, с какой стороны лучше начать одинокое вторжение. Выбрав подходящее место, Эндиш сконцентрировался и развеявшись материализовался по ту сторону стены.

Место оказалось вполне подходящим. Это была самая дальняя точка от главного здания Храма. Хоть бы только от защитной паутины не отдалась эхом внутри слишком сильно. Он смирился с тем, что его заметят, но всё равно постарался вложить в своё перемещение как можно меньше сил.

Но старик услышал и навострился…

***

– Сколько ещё мы тут просидим, Ладан? Посмотри наружу. Нам конец!

– Молчать, мальчишка! Мы не можем выйти и перебить их всех…

– Да в том-то и дело, что можем! Нас с детства тренировали, как будто мы какие-то боевые машины. Посмотри …

Я приложил костяшки пальцев правой руки к каменному выступу в стене и сжал кулак, направив силу вперёд. Он разлетелся в дребезги. Никто даже и глазом не моргнул.

– Видишь? И не я один так могу. Ганат с Харосом, Кьердын с Леженирой тоже, – они молча переглянулись между собой, потом посмотрели на меня, а затем на старика. – Да чего уточнять – тут все так могут! Некоторые даже больше этого. А ты вообще, чёрт тебя дери, в свои сто с лишним выглядишь на шестьдесят и разбиваешь не только такие “камушки”!

Старик с подозрением и интересом взглянул на меня исподлобья.

– Что ты на меня смотришь, как на идиота? Думаешь, я не знаю? Видел я, и не раз, твои тренировки. Ха! Камушки! Да у тебя там не то что камушки, это грёбаные столбы и без малого домики!

– Ах ты…

Ладан хотел было задать мне очередную трёпку, но тут осёкся и уловил в воздухе одному ему известно что. Даже скорее услышал. Всех этих златодейских премудростей не понимал почти никто из нас, обычных монахов, за исключением нескольких, что были здесь дольше всех. Они-то успели постичь искусство Золотой Паутины, что была незрима для всех остальных.

– Молчите, – произнёс он громким властным шёпотом и поднял ладонь.

Мы с ребятами переглянулись. Никто не понимал, что происходит, но все замерли. Я тихо и с облегчением выдохнул – на этот раз меня пронесло. Взбучка обошла меня стороной, но передышка была недолгой. Старик подал голос:

– Паутина исказилась… Что-то или кто-то проникло за наши стены. Оно сокрыто от нас, но не совсем. Будто бесплотное, но ощутимое. Я не понимаю… – и вытянул руку к юго-западу. – Оно в той стороне. Но я не уверен…

Ну уж если Ладан не понимает и не уверен, то никто из присутствующих и подавно. Чёрт, я не из пугливых, но почти запаниковал. Старикан чуть ли не трясётся от страха и нетерпения. Никто никогда в жизни не видел его таким. Все стояли молча и ждали, что он скажет дальше. Время тянулось. И вот он тихо произнёс:

– Готовьтесь.

***

Эндиш бесшумно крался по склепу под открытым небом меж кустов и деревьев. Никто не мог услышать его поступи. Он миновал гранитные могильные плиты, перебрался через невысокий каменный забор и очутился на небольшой поляне, поросшей дикими цветами. На мгновение взглянул на заволочённые облаками луны и звёзды, которых почти не было видно. Осторожно встал и вдохнул свежий прохладный воздух, совсем не такой, как в городе.

Его, было, накрыло воспоминаниями о почившей давным-давно жене, но он не дал им завладеть собой. Затем, чётко осознавая, что должен делать дальше, двинулся вперед.

Похожее развитие событий для него не в новинку. Эндиш охотился на Меньших и раньше. Не раз и не два. Всё-таки он прожил не один век. И всегда его ждал успех. И, как и всегда, он не оставлял места самоуверенности, готовясь к худшему, и прокручивая в голове множество вариантов развития событий.

Охотник был предвестником неизбежного.

Вскоре он добрался до первой каменной постройки. Домик могильного стража. Интереса не представляет. Внутри никого, как и во многих других домах. Большинство монахов сейчас собрались в главном здании этого священного поселения.

Пока что он не обнаружил в поле зрения ни души. Его тоже пока не нашли. Чуть дальше стояло ещё больше домов – все пустые. Ну и навёл же шороху народ снаружи. Похоже, монахи действительно испугались.

Сам Эндиш так же, как и остальные чувствовал что-то тёмное, вязкое, отвратное у себя внутри. Но не придал этому особого значения. Так обычно бывало, когда жертве оставалось жить считанные минуты. И всё же он наплевал на это ощущение, пусть и отличавшееся от предыдущих. Большинство эмоций давным-давно отринуты. Некоторые совсем, некоторые загнаны в тёмные уголки души Охотника.

Пройдя с десяток одинаковых кирпичных домиков, больше похожих на небольшие казармы, поросшие вьюнком и диким виноградом, Эндиш наткнулся на гигантских размеров многоуровневый фонтан, из которого била высоко вверх кристально чистая вода. Это было настоящее произведение искусства, украшенное множеством деталей.

Статуи в виде обнажённых мужчин, женщин, детей. Не в полный рост, но и не в пошлом действе, а так, будто это семья. Или даже семьи, ведь статуй было несколько. Одни стояли по колено в воде, другие – по пояс. Под их ногами были выточены из камня разнообразные водные обитатели: и маленькие, и покрупнее, и даже гигантские, насколько возможно их было уместить. Но вот что было странно: савбвы, карпы, сомы, и даже кит – это одно. Но Эндиш увидел и таких, каких существовать попросту не может. Чуть выше располагались многочисленные звери: олени, львы, кошки. И опять то же, что и с рыбами. А на уровне над головами человеческих статуй будто летали каменные птицы. Но и здесь архитектор не обошёлся без своего извращённого воображения.

Зрелище было завораживающим. Некоторое время Эндиш рассматривал и изучал эту странную достопримечательность с благоговейным трепетом, пытаясь вникнуть в её суть. Ведь такого человека, как он было невероятно сложно удивить.

Придя в себя и повернув голову в сторону главного строения, высившегося в километре от него, Эндиш заметил краем глаза золотое свечение, исходившее от воды. Но снова взглянув на воду, ничего не обнаружил. Свои способности здесь и сейчас было использовать опасно. Поэтому он отметил у себя в памяти эту странность и двинулся дальше. Теперь на мысленной карте Охотника стало предположительно на три белых пятна меньше.

Сверкнула молния.

***

Тохаг никак не мог успокоить народ. Все – и солдаты, и граждане – пребывали в какой-то странной взволнованности. Да и сам он тоже ощущал непонятные изменения в себе. Это были нехорошие эмоции. Но за усталостью он не мог понять, что творится с ним, с людьми и с кем бы то ни было ещё.

Происходящее в данный момент было для него не более приятным, чем предательство собственных идеалов, но приказ есть приказ, и он должен был его исполнять. Таким уж он был человеком.

Тохаг обходил заграждение и следил за тем, чтобы никто не наделал лишних глупостей, как заметил солдата, который вот-вот сорвётся:

– Всем успокоиться и держать себя в руках! Следите за горожанами! А ты, солдат, – обратился он к нервному юноше, – подойди сюда.

Парень лет двадцати повернулся и двинулся следом за тохагом, который уже успел отойти от него туда, где народ не наваливался друг на другой горой. Лицо его было искажено гримасой ненависти и страха.

– Что с тобой, парень? Мы здесь не для того, чтобы грабить и убивать. Успокойся.

– Я в порядке, тохаг. В полном, – злобно сказал юноша, сжимая в руке рукоять меча. – Поскорее бы уже взяться за дело и показать этим долбаным монахам…

Но договорить начальник ему не дал, отвесив смачный подзатыльник. У парнишки от такого как будто мозги встали на место, и он с изумлённым взглядом ответил, встав по стойке смирно:

– Есть, командир! Больше не повторится!

Солдат побежал обратно, оставив тохага в скверном расположении духа. Если так нянчиться со всеми его подчинёнными, которые выглядят словно оголодавшие хищники, почуявшие запах свежей крови, то это может растянуться на несколько дней.

Что же происходит? Археполем приказал собрать в этом месте столько стражи и лишь мельком обмолвился, для чего. Причём формулировки были расплывчатыми…

Но мысль прервал грохот. Горящий снаряд, выпущенный из онагра, под блеск молнии врезался в ворота Храма и проделал в них огромную дыру, если не сказать снёс под чистую.

В образовавшийся проход хлынул народ.

***

Мы продолжали своё ожидание в напряжении. Сделают они следующий шаг или отступят? На их заявление о том, что кто-то из наших совершил тяжкое преступление старик ответил решительно и коротко, как и всегда. Если бы это было правдой, мы бы узнали. Но собрание и вопросы ни к чему не привели. Каждый из нас в этом отношении был чист, как невинный ребёнок.

– Ладан, они пробили ворота! – крикнул один из монахов, бежавший к остальным.

– Мне надоело сидеть и ждать, когда мой дом сожгут, а семью перебьют, – сказал я старику, вскочив на ноги и направившись к выходу. – Если тебе уж так это важно, можешь продолжать играть в свой пацифизм!

– Нет, мальчишка! Ты останешься здесь. Если они хоть пальцем кого-нибудь тронут, я сам вмешаюсь. Но пока до этого не дошло…

– Колура пришибло обломками, – отдышавшись сказал прибежавший монах. – Не знаю, выжил ли он.

Я посмотрел на Ладана и на остальных. Одни заразились моей решительностью, другие ожидали слова старшего. Но он так ничего и не сказал, видимо, до сих пор раздумывая, действовать или нет. Да ещё и нечто, что проникло за наши стены… Мне этот цирк уже порядком надоел, и я рванул прочь из святыни.

***

До главного здания оставалось ещё больше половины пути, когда Эндиш услышал глухой звук разлетающихся в щепки дерева и камней и увидел огненную вспышку с северной стороны.

– Началось… – ровно и тихо сказал он самому себе.

Охотник немного ускорился, но всё равно делал каждый шаг с великой осторожностью. До сих пор он не встретил ни души, но уже совсем скоро до ушей донеслись шаги. В его сторону кто-то направляется. Как они смогли так точно его обнаружить? Или же дело было вовсе не в этом?

Эндиш спрятался за каменным домиком в ожидании несчастного. Больше всего он не любил лишних жертв. Охота должна быть предназначена только для него и цели. Но в таких обстоятельствах выбирать не приходиться. Тем более, он сам помог устроить этот хаос, так что жаловаться было поздно.

Монах забежал в дом и стал копошиться в своих вещах. Охотник не стал ждать пока тот уйдёт, бесшумно подобрался сзади, переступив через порог, и обнажив свой изогнутый меч эбонитового цвета приставил его к шее бедняги.

– Я задаю вопросы, а ты на них отвечаешь. Чётко, коротко и честно.

Мужчина хотел было развернуться и одарить Эндиша вкусом своего кулака, который должен был размозжить его череп, но остановился на полпути, чувствуя приставленную к своей шее сталь – невообразимо острее, чем бритва. Потекла кровь.

– Монах. Хаонурэки. Лысый. Ростом чуть выше тебя. Постоянно ходит с двумя другими. Где он сейчас и что делает?

– Там же и то же самое, что остальные, – ответил он и впрямь честно. – Если ты не из наших и находишься сейчас здесь, значит, знаешь, что происходит… Лучше уходи подобру-поздорову.

– Лучше свои советы оставь для братьев. Если ты не дурак, то пережди или забирай всех, кто тебе действительно дорог и беги, куда глаза глядят. Мне нужен только он, и церемониться я не собираюсь.

– Тебе тут ничего не светит. Мы своих не дадим в обиду.

– Это вы…

Эндиш не успел закончить фразу. Монах резко оттолкнулся ногами и рванул вперёд, прямо в стену, пробив её своим плечом и через мгновение оказавшись уже снаружи. Но всё было тщетно.

– Идиот, – покачав головой, сказал уже облаку пыли Охотник.

Монахи были невероятно крепки, выносливы, а сила их тела и воли превосходила десятерых, если не больше, взрослых мужчин. Бегали они тоже быстрее остальных, но, в конце концов, они оставались лишь простыми людьми.

Эндиш вынырнул из домика и несколькими изящными прыжками нагнал монаха, который уже успел убежать на сотню метров за считанные секунды.

Первый удар пришёлся на ногу, чуть выше колена. Она отлетела, разбрызгивая кровь во все стороны. Мужчина, до этого бежавший, теперь катился кувырком по влажной земле. Начался дождь.

Охотник уже не торопясь брёл в его сторону. Впереди стали слышны гул и крики – народ ввалился на территорию Храма.

– Кто ты такой? Зачем он тебе понадобился? – монах, перевернувшись на спину и уставившись на приближающийся конец, говорил отрывисто, но тихо, как будто боль совсем его не заботила.

Эндиш подошёл почти вплотную к истекающему кровью и, остановившись, стал смотреть сначала на главную святыню, а затем на затянутое облаками небо, будто ловя кожей каждую каплю, падавшую сверху.

– Тебе это знать уже не обязательно, – спустя какое-то время ответил Охотник.

В последствии даже он не был бы уверен, стоило ли закончить начатое или оставить умирающего в руках судьбы. Но выбора, в любом случае, его лишили.

Монах, ещё немного выждав, собрался с остатками сил, оттолкнулся одинокой ногой и буквально напрыгнул на своего оппонента, замахнувшись кулаком для рокового удара. Всё это произошло буквально в мгновение ока. Но даже этого с лихвой хватило для того, чтобы увернуться и одним точным движением лезвия перерезать монаху половину шеи.

Мешкать Эндиш не стал и сразу же двинулся дальше. Народ уже успел наворотить дел, и внимание монахов сейчас было устремлено, куда надо.

***

Горожане и солдаты, вооружённые факелами и самым разнообразным оружием, крича, уже ввалились через проделанную брешь и успели заполонить приличную часть территории.

Я старался держать себя в руках, но злость накатывала всё сильнее. Им же мягко сказали проваливать. Так зачем они устроили этот кроваво-огненный цирк?

Первый налетел на меня с безумными глазами, будто видел перед собой того, кто перебил всю его семью. Через секунду он уже валялся без сознания с парой переломанных костей. Со следующей десяткой было то же самое.

Ганат с Харосом отбивались слева, недалеко от меня. Их я мог видеть только краем глаза, потому что народ всё бежал и бежал, и передышки давать нам никто не собирался.

Молнии стали являть себя всё чаще. Огненный шар, пробивший наши ворота был первым, но далеко не последним. Второй прилетел прямо в святыню, разбив вдребезги верхушку и осыпав землю огнём. Не знаю, можно ли в такой момент благодарить небеса за начавшийся дождь, но хоть что-то было не против нас.

Вдруг я увидел солдата с алебардой, который нёсся на другого моего товарища. Тот был повёрнут совсем в другую сторону и не заметил опасности.

– Ноэл, сзади! – крикнул я ему как можно громче, но впустую – гам стоял такой, что сложно было что-то различить.

Откинув ещё двоих, я поспешил ему на помощь, но не успел. Его спину рассекло широким лезвием, и монах повалился замертво.

На мгновение мои глаза застило пеленой гнева. Подбежав, я с разгона ударил солдата кулаком, превратив его голову в кровавое месиво.

Повернувшись к другим безумцам, я заметил, что Ладан с ещё несколькими ребятами, наконец, решил объявиться. Он прибежал и несколько секунд беспомощно смотрел на происходящее. Он мешкал, но по его глазам было видно, что старик собирается вступить в бой. И ещё через несколько секунд это произошло.

Того, что творилось сейчас не случалось уже… наверное никогда. По крайней мере, история ни словом об этом не обмолвилась, как и самые старшие из нас, включая Ладана. Поэтому я и представить себе не мог, на что способен наш старик.

Он был словно демон в человеческом обличии из самых страшных религиозных баек. Его движения были быстры, точны и смертоносны словно он наперёд знал, кто и что собирается сделать в каждый следующий момент. Он носился и прыгал от человека к человеку, ударяя руками и ногами каждого так, что у тех не оставалось и шанса опомниться. Престарелая смерть, что работала чисто, без крови.

***

Мужчина бегал туда-сюда, как угорелый, крича и размахивая руками, но никто и не думал обращать на него внимания, даже учитывая его звание тохага. Всё вышло из-под контроля. Ни солдаты, ни народ уже не слушали не то что его, а даже самих себя.

– Чтоб ваших матерей черти побрали! Я сказал стоять!

Всё-таки кто-то, считанные единицы, подчинились ему, когда он вытащил меч и стал размахивать им перед людьми. Но это была словно капля в море. Все его потуги ни к чему не приводили.

– Вы! – собрал он перед собой тех, кто внял его словам. – Не было приказа атаковать, так какого хрена вы делаете?!

Люди словно начали приходить в себя. Это было видно по их глазам и непонимающему виду.

– Тохаг! Прошу простить, но… я сам толком не понял. Ворота пробили, и меня… будто потянуло туда… – сказал, запинаясь, один из опомнившихся солдат. Остальные продолжали стоять и смотреть.

– Возьмите себя в руки и приведите в чувства остальных! Живо! А я к командованию…

Очередная волна жаждущих крови под раскаты грома набежала сзади и повалила тохага на землю, не дав ему закончить свои наставления. Его жизнь так бы и окончилась под натиском десятков, если не сотен сапог. Но те, кто всё же смог вылезти из пучины общего безумия, не позволили этому случиться, вытащив своего командира из самой давки.

***

Шары всё продолжали прилетать. Одни в разные участки стены, другие падали на землю и домики, но бывало, что попадало и на более живые объекты. На храмовых землях, наверное, уже и пустого участка не осталось.

Удивительным для меня было и то, что люди теперь нападали не только на моих братьев и сестёр, но и друг на друга. Их гнев и агрессия, похоже, стали не контролируемы. Тела лежали кучами. Резня была поистине ужасающая. И никто понятия не имел, как всё это остановить. Да и пытались ли?

Не знаю, сколько времени прошло с начала бойни, но мы все уже порядком устали. Монахов с каждой минутой становилось всё меньше. А Ладан двигался теперь не так, как прежде. Возможно, настал конец для всех нас.

– Ребята, я уже не могу, – пытаясь отдышаться, сказал я друзьям. – Может пробьёмся и свалим отсюда?

– Ты рехнулся, Рё?! А как же остальные? – спросил, также почти обессилевший Ганат.

– Остальные… Ты видишь ещё хоть кого-нибудь кроме старика, Глена, Ковари и Маричи? Нет никаких остальных.

Он не ответил, продолжая отбиваться от нескончаемого потока злобы. Я не стал повторять и решил не возвращаться к этому вопросу, почувствовав величайший стыд и обиду на самого себя. Как можно было, вообще, подумать об этом?

– Рёки, Харос, постараемся пробиться к Ладану и остальным! – вдруг крикнул он. – Спросим у них о твоём предложении… Мне самому уже это осточертело.

И с ног до головы в крови мы начали прокладывать себе путь к оставшимся товарищам. Надеюсь, старик ещё в своём уме, чтобы прислушаться ко мне и сбежать из этой кутерьмы, пока народ убивает друг друга.

Мы почти добрались до цели, как, словно из ниоткуда, меня рубанули по правому плечу. Что за чертовщина? Мы втроём смотрели по сторонам и отбивались от любой угрозы. В тот момент там никого и ничего не могло быть. Да ещё и эта адская боль, словно мою руку вот-вот разорвёт изнутри. К моему, и не только, удивлению я упал и заорал. Нас учили в таких ситуациях игнорировать любую боль и не давать ей брать контроль над своими чувствами. Но это выдержать было просто невозможно.

– Твою мать…

Озлобленный голос послышался с той стороны, откуда был нанесён удар. Я поднял глаза и увидел фигуру в украшенном перьями тёмном плаще и капюшоне. Она стояла с окровавленным клинком в руке, а рядом на коленях покоился только что обезглавленный труп, из шеи которого била красная струя.

Ещё секунда и я бы, наверное, оказался уже на том свете. Но ребята очухавшись кинулись на человека, который уже замахнулся для рокового удара.

– Не мешайтесь, монахи. Мне нужна только эта тварь!

Он еле успел увернуться от обоих и отбросил их в сторону, при этом не используя оружия. Они отлетели на несколько метров и встать уже не могли.

– А теперь я закончу начатое. И лучше не дёргайся.

Убийца замахнулся на меня клинком сверху вниз, но пытаясь игнорировать боль я сумел увернуться, перекатившись на другой бок. Мне даже удалось отскочить ещё дальше и встать на ноги, но я тут же рухнул на колени, уже не в состоянии подняться. Мной овладел настоящий страх. Это был не просто человек, решивший поддаться стадному чувству и ворваться в Храм в попытке прикончить как можно больше монахов. Похоже, ему нужен был только я.

– Чего тебе от меня надо?! – глупо было спрашивать об этом. Но просто так подыхать мне не хотелось.

– Рёки!

Послышался голос Ладана. И через несколько мгновений, когда убийца снова замахнулся, чтобы разорвать все мои связи с этим миром, даже не удостоив ответом, старик уже стоял между ним и мной, отбив удар голой рукой.

В небе в этот момент разразилось нечто необъяснимое. Молнии, что не смогли добраться до крыш или деревьев, словно отлетали обратно в небо, меняя при этом свой цвет.

– Бесплотное нечто, проникшее за стены… – глубоко дыша, произнёс Ладан, обращаясь к незнакомцу. – Что ты здесь ищешь?

– Отойди, старик, – злобно прорычал мужчина. – Я не собираюсь убивать никого кроме этого Меньшего.

– Что ты сказал? – процедил Ладан. – Пусть он, как ты выразился, и Меньший, но я никому не позволю хоть пальцем тронуть ни его, ни остальных.

– Тебе же хуже…

Мужчина в плаще резко рванул в сторону, Ладан сделал то же самое. Затем ещё раз, но уже готовясь для удара. Но и старик был тут как тут, в самый последний момент отбивая меч своего оппонента. Казалось, что они кружатся вокруг меня в безумном танце, а я был центром всего этого. Мне это не нравилось. Но я понятия не имел, что происходит, да и сделать толком ничего не мог.

Тем временем, толпа народа словно позабыла о нас и не обращала никакого внимания, сконцентрировавшись на оставшихся товарищах, что продолжали сражаться неподалёку. Люди бегали мимо, рубили кого-попало, но тот клочок земли, на котором происходило нечто непонятное, для них будто исчез. И не знаю, стоит ли благодарить судьбу за это.

Ладан с незнакомцем бились словно бешеные псы, бросаясь из стороны в сторону. Сталь и плоть. Старик отбивал стремительные удары, разрываясь между нападением, собственной защитой и моей. Я удивился, увидев его в действии, когда он вышел против толпы, но сейчас… я и подумать не мог, что он на такое способен. И тем не менее, по рукам его текла кровь из ран, нанесённых клинком. А двигался он всё менее точно.

Ребята уже успели прийти в себя и, поднявшись на ноги, вскоре оказались рядом. Они хотели было помочь Ладану, но тот рявкнул на них так, что им сразу стало ясно, что мешаться под ногами не стоит.

– Не думал, что вы, монахи, на такое способны, – как-то странно ухмыльнулся незнакомец, остановившийся лишь для того, чтобы нанести следующий удар. – Занятный ты старик. В тебе нет ни капли от них, я это чувствую, но также я ощущаю нечто другое. Интересно.

– Ганат, забирай Рёки с Харосом и убирайтесь отсюда!

Ребята то ли отказались подчиниться, то ли не поняли, что имел ввиду Ладан.

– Хрен тебе, старый, – кряхтя ответил я на его слова, хоть они и предназначались не мне. – Я тебя тут не брошу.

Мне стоило больших усилий подняться на ноги, и то при помощи Хароса. Рука ужасно ныла и почти отказывалась подчиняться, но я умудрился загнать боль в далёкие уголки своего сознания. Моя помощь Ладану бы только помешала. Да и что я мог сделать в таком состоянии? Но оставлять его и остальных на произвол судьбы и бежать было нельзя.

– Молчи, щенок! И делай, что тебе говорят! – властно произнёс старик, взглянув на меня. Голос его уже хрипел. – Я не покину свой дом и не позволю вам всем здесь умереть.

На его дрогнувшем лице отразилось странное выражение. Боль, улыбка, страх, надежда… Или всё вместе?

Его вниманием снова полностью завладел незнакомец, который без устали прыгал из стороны в сторону и наносил молниеносные удары. Ладан продолжал отбиваться сам и защищать нас. Его руки уже были изрезаны до костей, остальному телу, хоть и меньше, но тоже досталось. И это было удивительно. Даже в полную силу я не смог бы отбивать острую, словно бритва, сталь голыми руками.

– Прости меня, Ладан, – дрожащим голосом, тяжело дыша, сказал я, пытаясь устоять на ногах и не дать эмоциям взять верх.

– Проваливайте!

Вот они: старый дурак и молодой. Мы оба готовы были отдать жизни друг за друга, не смотря на моё недавнее предложение Ганату. Только вот настоящим дураком всё-таки был последний.

Ребята подхватили меня с обеих сторон, собираясь прорваться к выходу там, где было меньше людей. И если надо с боем. Я держался как мог. Ноги еле двигались, рука отказывала, а всё тело пронзала ужасная слабость. Но обузой быть ни для кого я не собирался.

– Куда собрался?! – крикнул мужчина, резко отскочив в сторону, и занося меч прыгнул прямо на меня.

Его глаза сверкали то ли отражая пламя, пылавшее повсюду, то ли пребывая в убийственном возбуждении. Но в следующий момент, когда он почти добрался до моей головы, окровавленный кулак, заехавший ему по роже, откинул его подальше от меня.

– Бегите. И постарайтесь выжить.

Это были последние слова, которые я услышал от своего учителя и, можно сказать, отца.

Затем он таким же невероятно быстрым движением скрылся у меня из виду. А мы с Ганатом и Харосом под крики людей и буйство огня и молний стали выбираться из этого ада.

***

Тохаг пришёл в себя под раскаты грома и стук дождя, который никак не хотел прекращаться, но и усиливаться не собирался, лёжа на застеленных ящиках, что покоились на мокрой земле под импровизированной палаткой. Движения давались ему с трудом. Перевязанное тело, на котором почти и живого места не осталось, болело после того, как по нему пробежалось умалишённое человеческое стадо.

– Сколько времени прошло? – с трудом спросил он, пытаясь оглядеться по сторонам. Но увидеть ему ничего не удалось.

– Не знаю, тохаг, довольно много, – ответил один из находившихся рядом солдат. – Мы боялись, что вы уже не очухаетесь.

– Вот дерьмо… – кряхтя сказал командир, в тщетной попытке сменить положение. – Насколько всё плохо?

– У вас десятки ссадин, синяков, переломаны рёбра, левая нога…

– Да не о себе я, балбес. Что с Храмом? И ты, что у нас, медик?

– Так точно, командир. Храм почти полностью разрушен, руины продолжают гореть. Народ понемногу успокаивается и разбегается кто куда… Что вы делаете? Вам необходим отдых.

Тохаг стражи Столичной Области, терпя боль и не обращая внимания на слова медика, всё-таки смог усадить свою задницу на край ящика и уже сам осматривал «поле битвы». Они находились недалеко от того места, где должно было располагаться высшее командование, к востоку от главных ворот. Но поблизости не было никого, кроме десятка солдат, кучки горожан, трясшихся каждый раз, когда молния попадала в дерево или отскакивала обратно, и его самого. Прошло немало времени прежде, чем он спросил:

– А тебя-то как сюда занесло?

– Видимо, накрыло так же, как и остальных, командир. Если бы вы тогда не вправили нам мозги, то…

Но продолжения тохаг уже не услышал. В этот момент его вниманием завладели три фигуры, выбирающиеся из дыры в храмовой стене, пробитой огненным шаром, выпущенным онагром. Хвала Малусу, что с этой стороны Храма не было ни души. Поддерживая друг друга, они медленно брели на восток по дороге, поросшей густой травой, что располагалась между палаткой и крутым обрывом, снизу плавно переходящим в огромное озеро.

Стояла ночь, освещаемая только тусклым светом еле пробивающихся из-за облаков лун и отблесками пожаров. Но три фигуры, бежавшие от роковой судьбы, которые можно было наблюдать из палатки ещё надолго останутся в памяти тохага.

– Ха-х… – с облегчением усмехнулся он.

Врач уже закончил короткий рассказ о том, как он сюда попал и как благодарен командиру за своеобразное спасение, и проследив взгляд последнего, с надеждой отметил:

– Надеюсь, хотя бы им удастся выжить.

Тохаг повернулся и с вопросительным подозрением посмотрел в его глаза. Тот не отвёл серьёзного и решительного, но в то же время доброго взгляда:

– Я никому ничего не скажу. Обещаю.

Снова повернув голову в сторону бежавших, раненый через секунду кивнул, давая понять, что верит ему. Ещё немного посмотрев то на них, то на Великий Храм, он спросил:

– Как тебя звать-то, лекарь?

– Ярдэ, командир.

– Будем знакомы. Я Сервивилус. И спасибо, что спас меня.

Избавление

– А зачем было столько сложностей?

– Захотел. Уж кто-кто, а ты должен понимать.

– Эндиш, я всё понимаю. Но это уже не укладывается ни в какие рамки, – Герцог держался одной рукой за голову, находясь в задумчиво-скверном расположении духа.

– Как ты любишь говорить: «Получилось то, что получилось; кто бы как ни сетовал, но оно уже случилось». Осталось только разгрести весь бардак и всё будет, как прежде, если не лучше. Да я тебе можно сказать даже помог!

– Чем? Ты представляешь, сколько жизней отдано зря? Это точно того не стоило.

– Я избавился от одной из своих проблем. А если и нет, то тебе радоваться надо. Потому что ты, если наконец возьмёшь яйца в кулак, избавишься от своих. А всё произошедшее… рано или поздно это и так бы случилось. И ты это прекрасно знаешь.

– Тут, наверное, ты прав… – продолжал размышлять Герцог. – И если он действительно был по-настоящему рождён и остался жив после твоей охоты, а ты не исключаешь обе эти возможности, то мог бы нам пригодится.

– И как же? В плен его возьмёшь? Заманишь в свои цепкие сети сладкими речами?

– Да я и сам-то пока не знаю. У меня даже вариантов никаких нет. Помимо твоих, – угрюмо усмехнулся принц. – Но вся эта ситуация… с этим точно можно что-нибудь да сделать. Главное, чтобы он вернулся.

– Что, прямо сейчас сорвёшься с места и поскачешь за ним?

– Нет. Ген сказал, что его ребята видели троих, которым удалось сбежать. Сопоставив это с твоим рассказом, можно сделать вывод, что и этот хаонурэки был в их числе. А это значит, что я в скором времени получу о них известия.

– А я бы всё-таки от него избавился, – спустя несколько секунд спокойно сказал Эндиш, потягивая трубку – Не хочу, чтобы в случае чего он исполнил свой долг жертвенного агнца.

После этих слов двое мужчин сделали перерыв на тишину, наслаждаясь маленькими прелестями жизни. За окном уже стоял поздний вечер, окрашенный в отголоски красного. Потревожить это молчание могли лишь птицы и те снаружи, кто любил или мог осмелиться прикрикнуть погромче. Но на той высоте, на которой находились Герцог и Эндиш, не было слышно даже самых громких крикунов. Поэтому им приходилось наблюдать и слышать только пернатых, что летали туда-сюда по причинам только им известным.

Размышления затянулись надолго, но размышлявшим это время показалось сущими мгновениями. Становилось всё прохладнее, и отвлечённый в какой-то момент этим фактом Герцог решил разжечь камин.

Эндиш словно и не думал ни о чём вовсе, довольствуясь мгновениями спокойствия в тепле и уюте. Но у Герцога мысли копошились в голове будто стая мошек у спокойного озера, окрашенного предзакатным солнцем.

И вот, наконец, его слова, теперь уже исполненные нотками озарения и слегка весёлой надежды разнеслись по комнате, на стенах которой разыгралось настоящее представление, данное очагом камина, тенями и лунным светом:

– У меня появилась кое-какая, можно сказать, идея.

– А просветить меня ты конечно же не хочешь, – утвердительно ответил Эндиш.

– Пока нет. И скажу сразу: с этим делом мне понадобится твоя помощь. Но для начала надо всё взвесить и хорошенько обдумать. И если моя догадка подтвердится, то ты даже не представляешь, как нам повезло. А если я окажусь не прав, а шансов у такого развития событий практически нет, то я лично брошу этого Меньшего тебе на растерзание. Идёт?

– А не многовато ли чести для какой-то сошки судьбоправов? – взгляд, брошенный в сторону Герцога, был несколько осторожным и подозрительным.

– Так что скажешь?

– Делай, что хочешь, – спустя несколько мгновений, Эндиш сдался под напором уверенного взгляда и неудержимого энтузиазма своего собеседника, – но последствия будешь разгребать сам. Я тебя предупредил.

– Отлично! – Герцог почти подпрыгнул на месте, поднимаясь со своего кресла. – Тогда вынужден откланяться и…

– Ты в окно смотрел? Единственные, помимо меня, с кем ты сейчас можешь поговорить это совы да козодои, ну и может грачи ещё твои – к этим даже спускаться не придётся.

Принц как будто только сейчас заметил, что на дворе уже ночь, поэтому быстро вернулся в реальность и смирился с тем, что всех запланированных и не очень дел сию минуту не переделать.

– Знаешь, твоя бестактность меня порой поражает, – театрально возмутился Охотник.

– И от кого я это слышу? В любом случае, ты и сам знаешь, что можешь оставаться здесь, сколь душе угодно.

– Спасибо конечно, но нет уж. Все эти люди, города, районы или как ты их там называешь меня в тоску вгоняют, – Эндиш отложил трубку, допил остатки, что ютились на дне бокала и, разминая затёкшие мышцы, встал. – Пойду я. А ты лучше отдохни – видок у твоего тела не из лучших.

– Да я уже забыл, когда последний раз спокойно закрывал глаза. Ладно. До скорого, дружище.

Обернувшись на полпути, Охотник странно посмотрел на своего друга, который уже готовился к тому, что снова придётся раскладывать по своим местам бумаги и другие мелкие вещи. Но на этот раз Эндиш решил уйти, как обычный человек, без светопредставлений.

***

Бледный, немного полноватый мужчина сидел у себя в кабинете, при свете яркого солнца корпя над государственными документами. Он нервничал и не мог нормально спать последние несколько дней. Либо никто так и не прознал о настоящей причине творящегося в Риассе бардака, либо намечалось что-то очень плохое.

Но продолжать работать как ни в чём ни бывало он тоже не мог – совесть и горе уже успели прогрызть его до самых костей. И с этим надо было что-то делать. Рассказать королеве и принцу всё как есть и подписать себе смертный приговор? В данной ситуации вариант не из худших – хоть упокоиться можно будет с миром. Но должен быть и другой способ исправить свои ошибки. Осталось лишь его найти.

В украшенную причудливыми изображениями деревянную дверь постучали.

– Я скоро закончу, дорогая!

Ответа не последовало, поэтому он продолжил свою работу, полагая, что жена его услышала. Но затем к нему постучались ещё раз. Вспыльчивым человеком он никогда не был, но последние события и постоянные напоминания о том, что он не любит, когда его отвлекают скверно сказывались на нервах. И тем не менее, мужчина быстро взял себя в руки и вместо того, чтобы снова кричать через дверь встал и открыл её, заранее начав скромную тираду о том, что обед может ещё немножечко подождать:

– Анни, я же сказал, через десять минут…

Говоря это, он наконец поднял голову, чтобы нежно взглянуть в глаза своей жене, и чуть не свалился от неожиданности прямо на ковёр, что почти полностью покрывал деревянный пол его кабинета.

Похоже, случилось самое худшее, что он мог себе вообразить. Перед ним стояли два человека. Одного он видел довольно часто, и не только потому, что работал с ним в одном и том же здании, а бывало даже и зале. Но вот второй…

У хозяина дома был список того, чего стоило до смерти опасаться и обходить стороной, как можно дальше. И хотя со вторым человеком он встречался довольно редко – а хотелось бы ещё реже, а лучше вообще никогда не пересекаться с ним в этой жизни – в этот список он почему-то до сих пор не входил. В этом месте и в это время по спине напуганного пробежал такой холодок, что ещё чуть-чуть и у сердца случился бы ледяной припадок.

– Здравствуй, Ниглас! Давно с тобой не виделись! – весело улыбаясь, развёл руками будто для объятий первый мужчина.

– И… в-вам того ж-же, господин Г-герцог, господин Г-генварвал-лас…

– Слушай, ты вроде раньше не заикался. Может случилось чего? – продолжал разыгрывать спектакль принц. Второй же пока просто стоял и молчал.

И правда, за ним никогда не водилось привычки заикаться по поводу и без. Но и такие чувства за свой пятый десяток приходилось испытывать впервые. Хоть он и ощущал, как ледяное касание неизбежного тянется к его шее, на широком лбу начинали проступать крапинки пота.

– Н-нет… и да!

– Ну ладно-ладно. Не торопись. Я готов выслушать все твои печали. Можно пройти?

– К-конечно! Прис-саживайтесь, – Ниглас, жестом пригласив располагаться, где те пожелают, то вскрикивал, то нервно успокаивался.

Герцог, не торопясь зашёл в небольшую комнатку, обставленную по самым современным меркам, осмотрелся и, выбрав подходящее место напротив стола, уселся, как у себя дома.

– Ген, чего ты как чужой в дверях стоишь? Заходи.

Глава неофициальной разведки, всё с такой же молчаливой серьёзностью, прошёл внутрь и занял кресло напротив Герцога так, что трое людей, сиди хозяин за своим столом, образовывали бы треугольник. Ниглас сейчас бы отдал всё, что угодно, чтобы оказаться хоть где, но не в своём кабинете. Но до сих пор, к удивлению его самого, в нём теплилась надежда. Может для него ещё не всё потеряно, если честно сознаться в своём грехе?

В комнате повисло гробовое молчание.

– Ну что? – от внезапного вопроса принца, который нагло принялся грызть казённое печенье, министр аж подскочил, усаживаясь за стол.

– Ч-что? – пот уже тёк рекой.

– Ты же ведь понимаешь, зачем мы сюда пришли?

– Н-нет… Т-то есть да!

И снова тишина. Герцог несколько секунд подождал, а затем посмотрел на Первого. Тот заметил, но не повернулся, продолжая с ничего не выражающим лицом сверлить взглядом бледного мужчину.

– Ладно. Не буду больше тебя мучить, – прекратив свою роль весёлого друга и снова став серьёзным, заговорил принц. У Нигласа словно груз с плеч свалился несмотря на то, что у госпожи расплаты он всё ещё пребывал первым в списке. – Во-первых, соболезную. Том был хорошим парнем.

– Спасибо, – ответил, медленно покачивая головой, хозяин комнаты. Его заикания как рукой сняло.

– Полагаю, ты видел, как твоя жена до сир пор рыдает? Она встретила нас с улыбкой, но недавно пролитых слёз не скроешь.

– Да. Я знаю.

– И надеюсь, понимаешь, что сейчас из-за твоих действий половина Риасса ходит, как неприкаянная и также оплакивает своих близких?

– Конечно, – у светловолосого кремари сжалось сердце и потекли слёзы. Он уже решил, что не стоит скрывать правду, и лучше выложить всё, как есть. – Но тогда я не мог простить им моего мальчика. Моего Томуса.

– Я вижу, что тебе тяжело и ты боишься, – после продолжительной паузы сказал Герцог, дав бедняге излить свои эмоции. – Но ты должен мне всё рассказать.

– Но если вы пришли, то ведь и сами всё должны знать, – вытирая слёзы, промямлил министр.

– Ты похоже так и не понял. Мне прекрасно известно, что твоего сына, да покоится он с миром, убили. И что сделал это человек, сильно похожий на монаха из Великого Храма. А также, что всё это привело к резне таких масштабов, каких Риасс за последнее время ещё не видывал. Я хочу знать, кто и как тебя надоумил во всём этом поучаствовать.

– Я… не понимаю…

– Всё ты прекрасно понимаешь. Самому тебе бы духу не хватило. К тому же кое-кто видел, что с тобой во время обсуждения твоего горя были и другие.

Ниглас наконец понял, чего от него хотят. И, возможно, если он расскажет, как всё было на самом деле, его простят. Или хотя бы не будут плеваться, проходя мимо его могилы. Но если он всё расскажет… и другие об этом узнают…

– Господин Герцог, я один во всём виноват. Это я уговорил нач… – он запнулся, осознав, что прямо сейчас язык начал его подводить.

– Ниглас! Взгляни на меня. И подумай, кого ты перед собой видишь – грёбаного министришку или человека, от которого исходит большинство указов в этом государстве? – Герцог начинал терять терпение.

– Я не могу вам рассказать, – отчаяние продолжало набирать обороты. – Если они узнают, то для меня всё кончено… Хотя это и так, и так случится.

– Поразительно… Как кучка жалких подхалимов смогла тебя так обработать? – удивление оказалось совсем нешуточным. – Я конечно и так их терпеть не могу, но даже не представлял себе, что они настолько ничтожны… Немало же событий от меня ускользало эти годы…

Ниглас уставился на свой стол и похоже поднимать взгляд уже не собирался – теперь-то его точно казнят, но хотя бы не выставят напоследок посмешищем, которое многие поколения после будут ненавидеть и презирать. Герцог же делал вид, что усиленно обдумывает, что же делать дальше – ведь его запугивания не сработали. На самом деле, он просто тянул время, одному ему известно зачем.

– Давай договоримся? – наконец спокойно заговорил он. Кремари поднял на него стыдливый и заплаканный взгляд, начиная видеть просветы в этой тёмной словно бездонная пропасть истории.

– О чём? – осторожность сейчас точно не помешает.

– Ты мне выкладываешь всё в точности до мелочей. Каждую деталь, каждое слово, улыбку, движение. В общем, всё, что происходило в тот день, когда ты внезапно решил уничтожить главную святыню Риасса, – Герцог сделал небольшую паузу. – А я подумаю над тем, чтобы избавить тебя от эшафота. Скажем так, заменим одного на несколько других.

– Но вы же не можете гарантировать, что после этого меня не найдут ночью на улице с перерезанным горлом.

– Такого в Замковом почти никогда не случается. Почти. К тому же, теперь тебе не придётся выходить ночью на улицу, – министр с лёгким испугом посмотрел на Герцога. Шутки для него и раньше были событием нечастым, но такого юмора он не понял бы даже при более благоприятных обстоятельствах. – Успокойся. Об этом до поры до времени никто не узнает. А когда узнают, будет уже поздно. Правда, Ген?

Но кудрявый глава разведки не ответил, высматривая в окне за спиной хозяина дома что-то чрезвычайно интересное, но только одному ему видимое. Спектакль затягивался, и двое пришедших уже стали утомляться.

Они оба считали, что этот человек, пусть и не самый смелый, зато весьма добрый и честный, преподнесёт им всё на блюдечке с золотой каёмочкой. И этого, к их удивлению, сию же минуту не произошло.

– Ну хорошо, – собравшись с духом и мыслями, начал Ниглас. – Я поверю вам. И вас прошу о том же. Видит Малус, такого я не хотел…

Новая информация от ещё одной стороны оказалась весьма полезна для Герцога. Стало ясно, что кретины-министры позволяли себе гораздо больше, чем он мог видеть. А главный археполем риасской стражи, что стоял выше всех в правопорядковой иерархии, пусть и был он несколько слабовольный и особо не пытался никому помешать, вообще остался в стороне. Но как принц и предполагал, Ниглас был практически невиновным.

– Так вот оно, значит, как…

– Да. Теперь вы знаете всё, что случилось в тот день. А я теперь сомневаюсь, что после такого вы выполните свою часть уговора.

– А это ты зря, – уверял принц, обдумывая услышанное. – Потому что всё это ещё раз подтверждает твою невиновность. И вину остальных.

– Простите, но я всё ещё не понимаю как. Ведь, если бы не я, то ничего этого бы не произошло, – его до сих грызла совесть, не позволявшая увидеть очевидное.

– Произошло бы, не сомневайся. Ты был просто пешкой в их руках. А случай для них подвернулся идеальный. Но ты теперь хотя бы понимаешь, что никакие монахи твоего сына не убивали?

– Да… И от этого ещё тяжелее.

– Значит, так. Твоих, теперь уже видимо бывших, дружков ждёт незавидная участь. И я хочу, чтобы ты подтвердил свои слова, когда придёт время. Надеюсь, ты меня не подведёшь. Как и себя.

– Угу… – ответ, хоть и больше походивший на жалобный скулёж, был утвердительный, пусть и не до конца уверенный.

– Всего доброго, Ниглас, – Герцог встал и двинулся к выходу, оставив бедного министра наедине с собой. Ген последовал за своим начальником, так и не проронив за всё время ни слова.

Примирение

До Моста Великих группа из шести человек и четырёх лошадей добралась уже через несколько дней. Два жеребца, перевозившие по два всадника, казалось, могли нестись неустанно день и ночь. Если бы не другие кобылы, на которых ехали мужчины без плащей, то путь сократился бы ещё на пару дней.

Разруха в некоторых областях Риасса, через которые они проезжали, до сих пор красовалась на приличном расстоянии. Пусть огонь и дым уже улеглись, а люди по обе стороны конфликта успели прийти в себя, до полного восстановления было ещё далеко.

Молчание сопровождало всадников почти всё время. Одним было всё равно, а другие пока не доверяли первым. Только Харос болтал без умолку. Но когда они пересекли Мост, Ганат всё же решил поинтересоваться:

– Вы же из Пятнашки, да?

Смэшшет с Сэммером удивлённо переглянулись, а затем последний ответил:

– И откуда такое предположение, позволь спросить?

– Вы не ответили на вопрос.

– Если это так важно, то да. Угадал, – после недолгой паузы сказал Сэммер. – Теперь твоя очередь.

– Просто слухи. Не всё же время мы в Храме сидели. А о Герцоге и его приближённых люди любят поболтать.

– А я-то думал, мы навроде секретной организации, про которую известно единицам, – улыбнулся Сэммер. – Слышал, Смэшшет? Мы оказывается знаменитости, – тот на это лишь хмыкнул.

– Не то чтобы знаменитости. Скорее просто городская легенда. Насколько я знаю, в вас почти никто не верит либо не воспринимают всерьёз.

– Надеюсь, так оно и будет оставаться всегда, – на этот раз ответил молчаливый хирург.

– Значит, к нам на выручку пришли аж двое из самых влиятельных людей Риасса? – продолжал задавать вопросы Ганат.

– Влиятельных? – усмехнулся Сэммер. – Не-е-т. Не то чтобы ты немного ошибался… Как бы сказать? Совсем наоборот. Власти у нас не больше, чем у мухи над пауком, как говорит Герцог.

– Что-то я совсем запутался. Вы подчиняетесь лично человеку, который пережил несколько поколений правителей и до сих пор находится у руля, но при этом ни на что не влияете?

– Послушай, Ганат, – вставил слово хирург. – Я не знаю, чего от вас хочет командование. Отправить нас на ваши поиски изначально было довольно странным решением. А догадок у меня никаких нет. Если Герцог соизволит ответить на все твои вопросы, то ничего против не имею. Но пока мы и так слишком много вам рассказали, – он многозначительно посмотрел на Сэммера.

– Да ладно тебе, Смэш. Я понимаю, что нам надо сохранять инкогнито и всё такое, но не думаю, что они хоть слово кому-нибудь скажут. Хотя, думаю, тут ты прав…

– Ладно, я понял вас, – успокоился Ганат.

К вечеру того же дня монахи с эскортом добрались до Подгорного Шаулана, где первые успели, как насторожиться, так и неприятно удивиться.

Снаружи, у каменных стен этого бывшего деревянного города, бродили неприкаянно люди, смотревшие то куда-то вдаль, то на верхушки башен, что пронизывали нависшие облака. Зрелище было до жути странным, но никто не придал этому особого значения.

Но после того, как они подобрались ближе к восточным воротам и заглянули внутрь, Ганат занервничал:

– По-моему, стража на нас пялится, – заметил он, уловив косые взгляды. – Не нравится мне это.

– А чего ты хотел? Мы не хаонурэки. А Шаулану досталось так, что оправятся местные ещё очень нескоро, – ответил Сэммер.

– Это мы и так заметили, когда убегали через эти земли. Но я не думал, что всё настолько плохо. Всё же в сам город мы не заходили.

– Всё гораздо хуже, чем ты думаешь. И дело не в тотальной разрухе. Город этот – кстати, я удивлён, что и вы до сих пор так называете теперь уже районы Риасса – более-менее цел. Пострадали лишь некоторые его части, и те незначительно. Но вот люди… – немного помолчал Сэммер, покачивая головой. – Им досталось знатно. Больше натерпелись, наверное, только вы.

Ганат больше ничего не стал спрашивать, прекрасно понимая, что здесь случилось. Ему было жаль местных, и не только их. Но в то же время он был довольно прагматичным, поэтому свои проблемы в данный момент волновали его больше. Харос же притих, как только они вошли в Шаулан.

Атмосфера на улицах стояла гнетущая. Одни пытались держаться, другие во всю давали волю своим эмоциям. Мужчины и юноши несмотря ни на что занимались своими делами, некоторые молодые женщины, как и пожилые чуть ли не сходили с ума от горя. Лишь самые маленькие дети вели себя так, будто ничего не случилось, но и те, смотря на своих матерей и бабушек начинали кричать и плакать. Бывший город под серым вечерним небом и лёгкой моросью выглядел так, словно из него вырвали душу.

– Слушайте, может поедем дальше? – спросил Ганат. – В такое время нам никто здесь рад не будет.

– Ночь надвигается. А нам надо где-то переночевать. Не волнуйся, у меня есть здесь свои люди. Если, конечно, они не лежат в братских могилах с остальными, – угрюмо ответил Сэммер.

И им повезло. Разыскав нужный минка, их приняли и дали хлеб с кровом. Из того что он увидел и услышал, Ганат сделал вывод, что у каждого члена Пятнашки есть ещё по несколько доверенных лиц практически в каждом крупном районе. Только пока он не совсем понимал, к чему это, если Риасс был одним целым.

На утро вся группа тронулась в путь и через день оказалась уже у ворот Южного Квартала, решив немного обогнуть главную стену, отделявшую бывший Кионо-Дурго от Бескрайних Полей.

– А через Восточный было бы не проще? – поинтересовался Харос.

– В узких улочках Восточного чёрт ногу сломит, а через Южный и Северный, пусть они и длиннее, как раз пролегает самая широкая дорога в Столичной, с обеих сторон утыкающаяся прямо в Замковый, – незамедлительно пояснил Сэммер.

В этот момент двое, что были без плащей, попрощались с остальными и разъехались в разные стороны.

Минув ворота, оставшиеся двое мужчин пришпорили коней и помчались во весь опор, чуть ли не сбивая случайных прохожих и проезжавших. До Столпа Сотворения оставалось ещё несколько сотен километров, поэтому блеклый силуэт этой громадины они увидели только спустя час беспробудной скачки.

Мчась по широкой, вымощенной ровными камнями, главной дороге через перекрёстки, мосты и площади, двое монахов окончательно уяснили для себя одно: не они одни стали жертвами обстоятельств, что заставили людей пойти огнём и мечом на их дом.

В прежние времена, когда они втроём, вместе с пропавшим братом, выбирались из Храма, Столичная Область была совсем другим местом. И дело вовсе не в разрушениях. Теперь в центре Риасса, пусть и почти таком же оживлённом, будто стало меньше этой самой жизни. Это буквально чувствовалось в воздухе. Даже в таком свежем, как в эти солнечные дни алевня – месяца, венчающего приход лета.

– Значит, даже в самом сердце нашего великого города-государства всё не слишком хорошо? – ни с того ни с сего задал вопрос Ганат.

Сэммер ничего не ответил, лишь криком подогнал своего жеребца, словно не желал обращать на это внимания.

***

К удивлению всей четвёрки, комната на одном из нижних этажей башни уже была подготовлена к их прибытию. Горячая еда и чистые постели это всё, что им сейчас было нужно.

– Не думал, что нас привезут именно сюда, – наконец, усаживаясь на что-то помягче конного седла, сказал Харос.

– Мы на самом деле тоже. Но птичка соизволила привнести некоторые изменения, – серьёзно ответил Сэммер, рассматривая покои.

– Это вы про того грача, который следовал за нами почти до Столичной? Мне всегда было интересно, как можно натренировать для этого такую птицу.

– Такую нельзя. Но у Герцога своё мнение на этот счёт, – со странным выражением на лице улыбнулся он.

– В каком смысле? – спросил Ганат, определённо заинтересовавшись последним.

Сэммер как будто пропустил вопрос мимо ушей и направился к выходу, где его ожидал Смэшшет, при этом сказав монахам напоследок:

– Вы многое пережили, так что отдыхайте пока можете. Скоро вас осмотрит лекарь, а что будет дальше решать уже начальству. А на этом наша работа закончена, – он махнул рукой и удалился вместе с хирургом.

Монахи в ответ попрощались с болотными плащами и накинулись на всё, что можно съесть в ожидании доктора. Набив животы под завязку, они битый час раздумывали и обсуждали, что же с ними будет дальше и чего от них хотят в этом месте. Но так ни к чему и не пришли. Монахи уже было задремали, но тут дверь в их покои отворилась и перед ними возник тот, кто должен был их осмотреть с ног до головы.

Осмотр продолжался ещё столько же. После него вроде бы уже оправившаяся пара монахов стала выглядеть куда менее здоровой. Повязки, швы, банки с лекарствами да целая тирада наставлений про то, какие же они дурни и глупцы, и вообще нужно себя беречь – этим и закончились оздоровительные процедуры.

Когда пожилой лекарь покинул комнату, за окном уже стоял едва алый вечер, умиротворённость которого нарушали лишь человеческие фигуры, носящиеся туда-сюда по широкому, засаженному туями и разнообразными цветами, двору гигантской башни Риасса.

– Слушай, он как будто не понял, кто мы и откуда, – наконец, сказал Харос пока Ганат рассматривал прислугу, копошащуюся в цветниках.

– Вот и я об этом думаю. Может, ему не сообщили про нас… С другой стороны, монахи появляются за стенами своих храмов настолько редко, что мало, кто представляет, как они выглядят, – задумчиво произнёс Ганат. – Хотя я всё больше склоняюсь к тому, что можно выдохнуть спокойно и перестать так трястись за свою шкуру.

– Наверное, ты прав. Всё-таки прошёл почти месяц, – младший уже вовсю устраивался поудобнее на мягкой койке. – Но всё равно не уверен, что смогу здесь уснуть.

– Сможешь, Харос, – почти что рассмеялся Ганат. – Ты, бывало, засыпал даже тогда, когда любой другой сидел бы да пересчитывал себе нервы. Да и что-то мне подсказывает, что здесь нам ничего не грозит. Эти люди нам точно не желают зла… и тем не менее они определённо от нас чего-то хотят.

Он последовал примеру своего духовного брата и через несколько мгновений оказался в своей койке. Забыв про то, что с ними хотел поговорить сам Герцог, оба монаха через какое-то время уже смотрели каждый свои сны.

***

На следующее утро Ганата разбудил стук в дверь. Харос при этом уже сидел и медитировал, шёпотом бубня молитвы, как было принято в Великом Храме.

– Да-а-а… – открывая глаза, протянул монах.

Эффекта это не возымело. Ещё стук.

– Да, входите! – крикнул он так, что Харос аж подскочил на месте.

Дверь отворилась и в проёме показался высокий мужчина лет тридцати пяти на вид со свисающими ниже плеч, тёмно-русыми вьющимися волосами. Поверх молочно-серой рубахи на нём красовался исшитый незамысловатыми серебряными узорами, доходящий почти до колен, болотного цвета камзол со стоячим воротником. А низкие чёрные сапоги, с торчащими из них штанами под стать рубахе, были отполированы настолько, что в них при желании можно разглядеть собственное отражение.

– Доброго вам утра… – как только он вошёл в комнату, его лицо исказила странная гримаса. – Кхм, я так понимаю, принять баню вам вчера не предложили?

– Вроде как нет, – с трудом вставая с кровати ответил Ганат. – А вы должно быть Герцог?

– Старый Биншов удваивает свою же работу… – покачав головой, пробормотал вошедший. – Да, я Герцог. А ваши имена мне уже известны, поэтому будем знакомы. Надеюсь, вам удалось отдохнуть?

– Вполне. Благодарю, – ответил Ганат. Второй монах, как это бывает в такие моменты, помалкивал.

– Отлично. Тогда я сейчас же распоряжусь нагреть воды. Вас помоют, перевяжут ещё раз, а потом мне бы хотелось с вами поговорить.

– Да нам особо нечего рассказать. Спасибо, конечно, что вытащили нас, правда, но боюсь, вы не по тому адресу.

– Это вы так думаете. И, надеюсь, ошибаетесь.

Монахи переглянулись, так до конца и не поняв, о чём речь. Герцог пошёл отдавать распоряжения, а им оставалось только ждать.

Спустя какое-то время, они уже были чистыми, накормленными и переодетыми в простецкие шаровары и белые просторные сорочки, перепоясанные холщовыми ремнями. Их собственные пожитки были в настолько плачевном состоянии, что ушли в утиль безо всякой жалости.

Затем в распахнутую дверь вошли Герцог с тем доктором, что перевязывал их прошлым днём.

– Они снова в вашем распоряжении, Биншов. Надо было заранее думать, – улыбнулся Герцог и вышел.

– Да-да. Понял. Сейчас оформим, – проворчал лекарь.

И снова всё та же процедура, что и вчера. Когда он закончил и удалился, принц снова вошёл в покои, уселся на свободную кровать, которая всё это время пустовала и достал одну из своих многочисленных трубок. На этот раз в виде головы жуткой рептилии с красными глазами и широко разинутой пастью.

– Вы не против?

– Да пожалуйста, это же ваш дом… Странно, что вы, вообще, спрашиваете.

– Не люблю нарушать чьи бы то ни было обычаи или… запреты, пусть, как ты и сказал, я у себя дома, – на его лице появилась всё та же улыбка.

– Ах, вот оно что, – в ответ улыбнулся Ганат. – Нет, нам ничего такого не запрещают.

– Вот и славно.

Герцог провёл свой обычный ритуал, помолчал ещё немного, а затем сказал:

– Честно говоря, изначально, я ожидал, что вы будете втроём.

– Нас и было трое. Но потом…

– Можешь не продолжать, я уже знаю. Вашего друга до сих пор не нашли. Ни в пустыне, ни в окрестностях. Но поиски продолжаются.

– Спасибо… наверное, – Ганат не был уверен, что нужно и можно говорить своему собеседнику.

– Расслабься. Мне нужно у вас о многом узнать, поэтому я не хочу, чтобы между нами были какие-то недопонимания. Говори, как считаешь нужным. Меня не так просто задеть.

– Хорошо, – Ганат отметил, что Герцог умеет расположить к себе.

– Итак, несколько версий произошедшего мне уже известны, – продолжал курить трубку Герцог. – Теперь я хочу узнать вашу. Начните, пожалуй, с того дня, когда на ваш дом было совершено нападение.

– Это, конечно, больше похоже на допрос. Но ладно, – немного обдумав, начал Ганат. – Как бы банально это ни прозвучало, но тем утром ничего не предвещало беды. А уже к полудню прибыли какие-то люди и поставили нам ультиматум.

– Какой? – с интересом спросил Герцог.

– Потребовали, чтобы мы выдали им убийцу, – плавно влился в разговор Харос. – Утверждали, что Рёки – тот, кого мы потеряли в пустыне – оборвал жизнь какого-то чиновника. Что звучало совсем уж бредово. А если мы откажемся, то весь Храм обвинят в измене.

– Так, продолжай.

– Естественно, наш старик отказался, вежливо объяснив, что у них с головой не всё в порядке. Уже за день до этого он и некоторые наши братья почувствовали сильные перемены. Не знаю, как объяснить, но они практически всегда знали о том, что может произойти что-то нехорошее вокруг нашего Храма, – немного обдумав, стоит ли утаивать какие-то детали от Герцога, Харос переглянулся с Ганатом и пришёл к выводу, что лучше выложить всё начистоту. – Скажу, как есть. В нашем Храме было нечто… Невидимое, неосязаемое. Практически для всех кроме Ладана и ещё пары человек, которые звались златодеями. А нам лишь известно, что это явление именуется Золотой Паутиной. И в тот момент она начала искажаться.

– Знаете, мало кто на вашем месте стал бы говорить о таких вещах чужому человеку, – Герцог говорил не торопясь, потягивая трубку. – Поэтому заранее примите мою благодарность.

– Принимаем. Нашего дома, как и всего, что было нам знакомо и дорого больше нет. Поэтому и нет смысла что-либо скрывать. К тому же вы внушаете хоть какое-то доверие.

– Это не просто вежливость или отчаяние, господин Герцог, – взял слово Ганат. – Я в отличии от моего товарища не из болтливых, но, как он правильно заметил, сейчас уже нет никакого смысла что-либо скрывать.

– Послушай, Ганат, я кое-что вспомнил. – После непродолжительной паузы начал Харос. – Вдруг, это важно. Помнишь, в то утро, во время тренировки я отлучился? – несколько смущённо обратился он уже к Ганату.

– Да. Кажется, накануне ты ещё съел что-то не то, – ответил другой монах.

– Уточнять было необязательно. Так вот по пути я услышал, как Ладан уже тогда говорил кому-то из златодеев, что он боится того, что надвигается. И может получится так, что ему не удастся спасти ни свой дом, ни хотя бы Рёки.

На время в комнате повисло молчание. Ганат раздумывал над тем, что сказал его младший товарищ, но так ни к чему и не пришёл. Ведь отношение в Храме ко всем было одинаковым. И так выделять одного из более, чем сотни человек, было немного бессмысленным. Для себя самого он отметил, что Харос мог что-нибудь перепутать или навоображать, поэтому сейчас говорить нужно было о более определённых вещах.

Герцог же, слушая всё это, уже сделал для себя определённые выводы.

– В общем и целом, так всё было в тот день. До вечера мы сидели в напряжении, потому что людей за стенами становилось всё больше. А потом, когда солнце уже опустилось за горизонт, начался настоящий кошмар. Харос, поправь меня, если я что-нибудь упущу…

Изредка прерываясь, чтобы все трое могли смочить горло или перекусить, Ганат практически поминутно рассказал о событиях, развернувшихся в ту ночь, вплоть до момента, когда они в одном из небольших поселений, раскинувшихся в полях, украли лошадей и поскакали прочь от Столичной Области.

– …Я лишь надеюсь, что хоть кто-нибудь из оставшихся там вместе с Ладаном смог выжить, – с грустью закончил Ганат.

– Не хотелось бы вас расстраивать, но никому не удалось пережить резню кроме вас троих. А теперь и того меньше.

– Откуда вы можете это знать?

– Спустя пару дней, когда в окрестностях более-менее улеглось, королева приказала осмотреть территорию Храма и спасти тех, кто мог уцелеть. Или опознать и похоронить погибших. В основном второе.

– Но откуда такая уверенность в отношении монахов?

– Вас несложно отличить от кого-угодно по ряду причин. К тому же я был знаком с Ладаном и ещё несколькими вашими братьями и сёстрами, – на лице обоих друзей отразилось удивление. – Не считая огромного числа горожан и солдат, всего сто четырнадцать человек, включая вашего старшего. Судя по ранам, он погиб в бою с тем, кто хотел убить вашего друга.

– Всё сходится, – с неимоверной грустью пробормотал Ганат.

– Вам, наверное, смешно слышать такое от человека, который в немалой степени руководит этим балаганом под названием Риасс, но примите мои соболезнования. Мне действительно жаль.

– И на том спасибо…

– Мы уже всех похоронили, и теперь там находится мемориал. Просто так туда никого не пускают, поэтому, если вы по какой-то причине решите вернуться, только скажите.

– Возможно, когда-нибудь. Но точно не сейчас, – в печальном голосе Ганата послышалась лёгкая озлобленность.

– Я понимаю, – сказал Герцог, деликатно прервав очередную паузу. – Если вам нужно прийти в себя, то могу зайти позже.

– Нет. Всё в порядке, – и собравшись с мыслями, Ганат продолжил. – На краденных лошадях мы проехали недолго. Через час они окончательно выдохлись и пришлось искать других. Как с ними управляться мы знали только по книжкам, поэтому несколько дней загоняли всё новых и новых, пока не приспособились. Да и это было не так важно, потому что каждый раз, когда мы добирались до очередного поселения, там либо вспыхивал такой же погром, как и в ту ночь, либо, судя по тому, что мы видели, близился к завершению. Спокойствие тогда нам только снилось, – монах ненадолго остановился, а затем неожиданно для всех спросил. – У вас чего-нибудь покрепче чая не найдётся?

– Не вопрос.

Герцог распорядился, чтобы прислуга подала три стеклянных бокала и бутылку крепкого спиртного.

– И так мы бегали из одного поселения в другое, трясясь за наши жизни, в поисках еды, воды, лекарей – ведь деньгами мы не располагали, да и весь этот ужас вокруг… – утолив жажду, продолжал Ганат. Второй монах к бокалу не притронулся. – Погромы, как мы заметили, через несколько дней утихли, и лошадей так часто менять уже не приходилось. Но мы всё равно спешили. Никак не могли справиться с той раной, что нанесли Рёки. Она была довольно странной: не очень глубокая, да и почти затянулась, но цвет был непривычный. Объехали кучу лекарей. Даже побывали, как мы слышали, у лучших, что обосновались в Карихсоле, но помочь они так и не смогли. В ней не было яда, не было гноя – в общем, никто не знал, что происходит, но ему с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Потому и находились в такой спешке. Пока не добрались до Возёрья…

– В тех местах вроде всегда было спокойно, – задумчиво сказал Герцог пока Ганат допивал содержимое своего бокала. – Ты поосторожней с этим делом.

– Теперь мне хватит, спасибо, – разум старшего монаха окончательно успокоился. – Да, вы правы. Там и правда была тишь да гладь, как будто все беды обходили их стороной. Нам даже удалось немного отдохнуть. Но когда мы двинулись дальше, то обратили внимание, что за нами будто следят. И через какое-то время едва заметная слежка обратилась в погоню. Ну, а ещё позже началась песчаная буря, мы потеряли Рёки из виду, а нас с Харосом нагнали и схватили. Какой-то Честер с целой оравой людей.

– Весь обросший, словно обезьяна с дебильной ухмылкой? – на лице Герцога появилось заинтересованное выражение.

– Да. Откуда вы знаете? – быстро вставил Харос, заметив, что его друг уже не в лучшем для беседы состоянии.

– Это, скажем так, банда, которая орудует там уже больше года.

– Понятно… Только вот этот Честер сказал, что их наняли, а потом нас просто пытали. Мы ничего не знали, да и красть у нас было нечего. Наверное, кто-то настолько ненавидел монахов, что и до туда дотянулся.

– Всё несколько проще, чем вы думаете.

– В каком смысле?

– На самом деле, их никто не нанимал. Это была группа умалишённых каннибалов, которых и людьми-то не назовёшь. Одна из. Они охотились на ничего не подозревающих монахов, жрецов и прочих, кто имеет хоть какое-то отношение к любой из религий. Поклонялись какому-то своему божеству, а в жертву приносили ещё живых, измученных, напуганных и запутавшихся людей. А то, что оставалось, доедали сами. Думали, что всё это делает их сродни мраморной говядине, – на лице Герцога сияло отвращение. – Обычно, они выслеживали жертв и хватали пока никто не видит. Поэтому их никто и не мог найти. А с вами они допустили огромную ошибку. По этим-то следам Сэммер со Смэшшетом вас и нашли. И, полагаю, психопатам этим пришлось помучиться перед смертью.

– Они со всеми, кто стоит у них на пути, так жестоко разделываются? – медленно и несколько грубо спросил Ганат.

– Отнюдь. Если я угадал, а по вашим глазам видно, что так и есть, то это скорее исключение. Этот Честер со своей бандой на так давно забрали с собой зятя и племяшек Смэшшета, а сестру изнасиловали и искалечили, решив по каким-то своим причинам оставить умирать. А у нашего бывшего хирурга кроме сестры, её мужа и детей никого больше не осталось. Да даже, если бы и осталось, роли это не играет. Поэтому, по моему мнению, он всё сделал правильно.

– Знаете, нас с самого детства учили, что ненависть и месть ни к чему хорошему не приводят… и лишь порождают следующий цикл… Поэтому до недавнего момента я хотел в это верить… И даже верил несмотря на то, что слышал и о чём читал. Но сейчас, когда на нас свалилось всё это… и история Смэшшета… Я просто не понимаю, что чувствую, – медленно выдавливал из себя поддатый Ганат, подливая в свой бокал ещё.

Герцога хотел было остановить уже опьяневшего монаха, но его опередил Харос:

– Не надо. Пускай. Он всегда всё держит в себе, пусть хоть так выговорится.

– А я уже сказал всё, что хотел. Извините, – выпив ещё бокал, тихо проговорил Ганат.

– Знаете, вам, наверное, стоит отдохнуть, – вставая с койки, как всегда, тактично заметил Герцог. – Я к вам позже ещё загляну.

– Спасибо, – с кроткой благодарностью сказал Харос.

Герцог лёгким кивком попрощался с монахами и вышел из комнаты.

Следующие несколько часов они провели в задумчивой дрёме. Алкоголь с каждой минутой действовал на Ганата всё меньше. Ясный день уже клонился к своему завершению, как в дверях раздался тихий стук. Не дожидаясь ответа, принц снова зашёл в комнату, расположился на своём старом месте и, протяжно выдохнув, начал, аккуратно подбирая слова:

– Сегодня вы достаточно мне рассказали и кое-что для меня прояснилось. Поэтому настал мой черёд. Попрошу внимательно выслушать и дать ответ, когда посчитаете нужным.

На лицах монахов читалась явная заинтересованность вперемешку с замешательством.

– Мы слушаем, – успокоившись и протрезвев, заявил Ганат.

– Хорошо. Понимаете ли, в Риассе последнее время происходит… Кое-что от нас, людей, независящее. Но влияющее на каждого. Это и было первопричиной того, что вам удалось пережить. Вдаваться в подробности сейчас я не собираюсь, просто хочу, чтобы вы осознали хотя бы это, – Герцог сделал небольшую паузу. – Когда вы бежали из Храма, один мой друг послал за вами тех двух, чтобы вас спасти. Но, по правде говоря, в тот момент это было чем-то вроде жеста доброй воли. Нельзя было допустить, чтобы всех вас уничтожили и не сберечь хоть какого-нибудь. Пусть даже те ваши братья с сёстрами, что ушли навсегда из Храма и не попали под раздачу.

– А сразу остановить резню он не мог? – уже без намёка на злобу спросил Ганат.

– Нет. К сожалению, в тот момент было уже поздно. Простите.

– Ладно, мы поняли.

– Спасибо. Так вот: позже я узнал, что тот монах, который был с вами сможет помочь мне изменить нынешнее положение дел. И ваше спасение стало первоочередной задачей.

– Ага-а-а, вот оно что… Но теперь его нет, и ваш план накрылся медным тазом. А мы лишь довесок…

– Не совсем. Я думаю, что он жив. Не знаю, как и где он сейчас находится, но, полагаю, через какое-то время мы его ещё увидим. И я хочу, чтобы к тому моменту, как это случится – если случится – вы были рядом и убедили его в том, что мы на одной стороне.

– Звучит довольно безумно. Вы меня сейчас совсем запутали. – Харос пока не мог сложить в голове всю картинку, даром что в ней не хватает большинства деталей. – Но даже если и так, то что будет, если он не вернётся?

– Это уже другой вопрос. Хотя я надеюсь на лучшее. Но если всё-таки я ошибся, то вам будет предоставлена полная свобода.

– На какой ещё одной стороне? Какая свобода? – в тоне Ганата даже издалека не слышалось доверие, поэтому он не обратил почти никакого внимания на слова друга. – Господин Герцог, вам по какой-то причине нужны даже не мы, а Рёки. О том, зачем конкретно он вам нужен, вы даже не заикнулись. Да, вы нас спасли, благодарю за это ещё раз. Но на кой нам с Харосом всё это?

– Я понимаю твою подозрительность, Ганат. Но если вы согласитесь, то обо всём узнаете, только чуть позже. Обещаю. К тому же, эта комната останется за вами, а башня будет полностью в вашем распоряжении. Я буду присматриваться к вам, и в свою очередь хочу, чтобы вы так же наблюдали за всем, что происходит здесь и в любом другом месте вне этого замка. Мне интересно мнение тех, кто почти никак не связан с чем бы то ни было касаемо Риасса. Особенно ваше, – Герцог выдержал паузу. – А если откажетесь, то вы вольны покинуть это место в любое время. Но сначала вам надо подлечиться, прийти в себя и всё обдумать.

Харос, окончательно переставший понимать, что же делать дальше, взглянул на своего друга, пытаясь найти у него поддержку. Но лицо старшего, который в этот момент смотрел в зелёно-голубые глаза принца, не выражало абсолютно ничего.

– То, что я ранее сказал… Про ненависть, месть и моё чувство. Я понял, что ненавижу эту страну… Этот Риасс, – после долгого молчания Ганат наконец заговорил. – С одной стороны, мне хочется вам верить. И если я смогу хоть как-то это изменить, неважно – моё собственное отношение или сам город, то хочу постараться. Но с другой…

Повисло продолжительное молчание, в итоге прерванное принцем, который так и не отвёл взгляда от монаха:

– Так, значит, вы согласны?

– Господин Герцог. Дайте нам время всё ещё раз хорошенько обдумать. И утром мы дадим вам ответ.

– Как пожелаете. Я загляну ближе к обеду. А пока спокойной ночи.

Песнь ни для кого

Разбудил меня солнечный свет, проглядывающий через разноцветные кроны гигантских деревьев. Я промямлил сам себе что-то бессвязное, так как открывать глаза категорически не хотелось. Но стоило начать моргать, сонливость как рукой сняло, и у меня отвисла челюсть. Тупо смотря перед собой, не в состоянии пошевелиться, я пытался придумать план побега, да только тщетно.