Пир во время чумы

В Спарте

Обшарпанный рыночный ряд был безнадежно пуст. В тон свинцовому небу все вокруг выглядело серо, уныло. Грязный серый цвет теперь преобладал везде, куда ни посмотри. Дороги, дома, редкие прохожие, облетевшие стволы деревьев – все серое в цвет эпидемии, что взялась ниоткуда, а затем быстро накрыла весь край, поглотила Спарту целиком.

Пара местных спекулянтов топтались возле прилавков, зыркали глазами из под капюшонов, оценивая проходивших мимо людей. Они пожалуй единственные, что не шарахнулись от подошедшей к ним женщины.

– Крупа, мука, чечевица…

Можно сказать, что сегодня ей крупно повезло – Елене удалось выменять немного ячменной муки. Пришлось пожертвовать парой гребешков, что когда то дарил ей отец, но ничего страшного. Зато сегодня будет вполне приличный обед. Она прижала к груди драгоценную ношу, закрыла платком, чтобы в целости донести все до дома, чтобы никто ненароком не вырвал из рук продукты, и быстрым шагом направилась к дому.

Серая улица утопала в грязи. Крысы совсем ничего не боялись, разгуливали средь бела дня. Редкие прохожие шарахались прочь, быстро исчезая, сливаясь с грязно-серым пейзажем. Запах гари, казалось, не выветрится с этих печальных улиц уже никогда. Как все изменилось. И никакого просвета, надежды – вообще ничего. Мрак, сплошной мрак, нужда, всюду смерть. Поганый смрад нечистот плотно завис в воздухе. Все насквозь провоняло – не помогает ни дождик, ни ветер. Конца – края не видно ужасной беде. Как сильно изменилась Спарта за прошедший год. Как тяжело давался каждый день этого злосчастного года – выжить, не заболеть, продержаться … И следа не осталось от прежней нормальной жизни. Как будто и не было ее никогда, этой самой жизни.

Обидно до слез. Но слезы, увы, положения не спасают. Плачь не плачь, а жить как то надо. В постоянном кошмаре чумных погребальных костров, когда люди шарахаются друг от друга, а едва завидев вдалеке чью-нибудь фигуру, стараются перейти на другую сторону улицы, дабы не сталкиваться с недавними друзьями- соседями. Самих тех друзей и соседей с каждым днем становится меньше и меньше. Люди мрут как мухи. Эпидемия методично собирает свой урожай, обходя дом за домом. Один за другим тут и там пылают прощальные костры, слышен плач, а затем тишина. Мертвая, зловещая тишина.

Поначалу на площади перед их добротным домом возникали стихийные выступления недовольных. Теперь редко кто пытается предъявить претензии власти. А что она может сделать? Как успокаивать плачущих вдов, осиротевших детей, несчастных отцов? Разогнать их рука не поднимается, всех бесконечно жалко, но кто пожалеет ее саму?

Нет, конечно Елена держалась – около месяца. Пока был запас в доме. Но первым делом закончились ячменная мука и чечевица, затем бочонки оливок продемонстрировали дно, к тому же последнюю царскую скотину принялись угонять под покровом ночи свои же спартанцы – всем хочется жить, что поделать. Целые деревни вымирают, то и дело ветер несет в сторону столицы едкую вонь пепелищ, множество нищих появилось на улочках города – обездоленные люди сидят по обочинам дорог – изможденные, сгорбленные, задавленные нуждой, свалившимся на них несчастьем. Чума ежедневно выкашивает спартанцев, собирает свою собственную дань. Под гнетом такой беды люди все больше хмурые, злые, голодные, кое-как одетые, потерявшие надежду на лучшее, а с ней – зачастую и человеческий облик.

Елена пересчитала те крохи, что оставил ей муж. Разве это деньги? Как продержаться? Когда Менелай вернется? Хватило бы и месяца, чтобы туда и обратно обернуться к Оракулу. Может, случилось с ним что? Хотя бы сообщил… Что ей думать? И без того забот хватает. Каждый день приходится бороться за выживание. Одной.

Четверо детей – дочке девять скоро, мальчишки совсем малышня, один меньше другого, она да служанка их Эфра. Как им прожить? Шестеро человек из которых только двое взрослых. В доме – шаром покати, за пределами дома безраздельно властвует чума, муж уехал и непонятно, когда вернется, и вернется ли… помощи ждать совсем неоткуда.

Отец сокрушенно покачал головой, протянул пару свиных ножек.

– Чем могу. Похлебку приготовишь. Какая-никакая еда.

Сам отвернулся. Туго приходится всем, это ясно. У Тиндарея, должно быть, остался надежный источник дохода – раздобыл где-то посреди эпицентра эпидемии немного свинины. Хорошо, хоть отец иногда помогает.

Время бесконечно тянулось, казалось, так будет всегда – жизнь остановилась совсем. Беспросветный чумной мрак опустился на Спарту, заглянул в каждый дом, установил свой порядок для кое-как выживавших.

Елена задумчиво перебирала свои заколки да гребешки. Тихо сидела у медного зеркала. Поубавилось количество ее украшений, значительно поубавилось. Каждый раз приходится жертвовать какой-нибудь пряжкой, брошкой, заколкой. А что делать? С большим трудом удается выменять эти вещицы на хлеб, но как иначе накормить четверых ребятишек? Немного муки, овощей, пусть подгнивших – все годится и брюква, и редька, лишь бы продержаться могло их семейство. Опять же – две несушки имеются. Эфра оберегает курятник как может. Это примерно пять-шесть яиц в день. Про молоко уж забыли давно. Исчезла коза. Выпустить не успели на свежую травку. Отвернулись на миг – нет козы, значит, нет молока.

Тяжко вздыхает Елена. Год прошел, нет, наверное больше, как муж уехал к Оракулу в Дельфы. С тех пор нет ни слуху, ни духу. Помощь извне, от сестры ждать не стоит. Знают в Микенах о спартанской беде. Все прекрасно все знают. Зачумленное государство соседи обходят стороной, все наслышаны, все боятся даже приблизиться – сама, мол, справляйся. Какая тут помощь. Приходится им вдвоем с Эфрой хозяйничать. Как то нужно выживать.

Елена попыталась немного приободриться, прогнать гнетущие мысли прочь, занялась привычным хозяйством на кухне. Только поставила на огонь похлебку, только помыла морковь – шум из прихожей донесся:

–Дочка. Гермиона. Ребятки. – восклицал Менелай, обнимая детей.

Те повисли на нем, прижимаясь к отцу. Младший мальчик трехлетний Плисфен удивленно хлопал глазами, не решаясь приблизиться к этому большому дяденьке, что неожиданно появился в прихожей. По малолетству он не помнил отца. Год не видел его. Однако старшие дети,конечно, поспешили к родителю. На кухню заглянула Эфра:

– Елена, Менелай вернулся. Иди скорее, встречай.

У Елены едва не подкосились ноги. Муж вернулся. Неужели? Слезы подступили немедленно – где он шлялся все это время? Бросил нас в самый тяжелый момент, пропадал где-то целый год, наконец-то явился. Елена взяла себя в руки, вытерла слезы и поспешила на встречу.

– Менелай – только сказала она.

В этом коротеньком слове сразу все прозвучало – отчаяние, боль, нужда, что свалилась на ее хрупкие плечи.

– Елена. Дорогая моя – обнял ее Менелай. Сам расцвел, весь расплылся в довольной улыбке – Знакомьтесь. Это жена моя – самая лучшая женщина в мире. Принимай гостей, дорогая.

В дверях стояли два молодых человека. Оба высокие, черноволосые, оба красавцы. А одеты то как. Шелка, драгоценности, запах приятный от них. Понятно, не местные. В Спарте давно забыли, что можно красиво одеться. Не побоялись, а может, не знали, что в Спарте чума.

– Это Эней. – продолжал Менелай – Это Парис. Если бы не они, не известно, когда бы я возвратился домой. Так что я в долгу перед ними. – радостно объяснял муж.

В голове лишь крутилось – какие гости? Какие могут быть гости? За пределами дома свирепствует чума, муж прекрасно знает об этом. Или забыл? Конечно, когда ему помнить. Пропадал где то целый год. Хотя бы спросил – как мы выживали? Слезы опять подступили, однако Елена молчала. Только представилась:

– Елена – произнесла она свое имя.

Эней лишь кивнул головой, а Парис буквально впился взглядом в нее. Застыл и уставился – пока Менелай обнимался с детьми и супругой.

Это та самая женщина. Это она. Та, что подобна богине. Та, что обещана мне. Я узнал ее сразу, едва появилась она в сумраке мрачного дома. Ее не узнать невозможно. Словно сама Афродита спустилась с Олимпа, осветив божественным светом все вокруг. Тем сильнее ощущался контраст – серая нищая Спарта, унылый пейзаж, старый дом и такая красотка, что глаз отвести невозможно.

Стоит тебе только захотеть… Елена прекрасна, как я… Она будет твоей… Я сама устрою ваш брак… – слова Афродиты крутились в голове Париса.

Как она хороша. Бесподобна. Какая женщина – красоты невероятной. Подобна богине. Прелестна, изящна, хрупка, восхитительна… Светлые волосы вьются, бегут по плечам. А румянец…

Елена, и правда, сгорала от злости как только муж объявил ей:

– Это мои лучшие друзья. Готовь великий пир, неси, что есть на кухне.

Ей пришлось оттеснить мужа в сторонку, прошептать ему:

– Менелай… Какой пир? В доме шаром покати. Нам самим нечего есть, какой пир?

Менелай только взглянул на нее, и сразу переключился на спутников:

– Друзья, проходите к столу. Устраивайтесь. Отдохните с дороги. Сейчас все будет. – Менелай суетился, рассаживая гостей в зале для приемов.

– Вино хотя бы есть, Елена? – спросил он потихоньку.

– Немного есть.

– Неси.

Та подчинилась. Как только Менелай разлил вино по чашам и пригубил за дружбу, за благополучное возвращение домой, поспешил к жене, застывшей, словно статуя возле стены.

– Идем, Елена.

В закутках большого дома давно стоял дубовый сундучок, обитый медью. Его когда то определил сам Менелай хранилищем казны. В тайне от жены в нем собиралась ежегодная дань, что приносило небольшое государство своему правителю. За десять лет в том сундуке изрядно собралось монет. Лишь однажды, перед поездкой в Дельфы, воспользовался Менелай казной. На дорогу и жене на жизнь дал денег – немного правда, но царь Спарты был прижимист. Сейчас, когда его переполняла любовь к жене и детям, а так же само счастье возвращения домой, Менелай решил, что нет нужды теперь скрывать наличие казны от близких. Теперь в их семейной жизни все будет по-другому.

Елена ахнула. Она-то едва сводила концы с концами, выменивала украшения свои на хлеб весь год, отчаялась получить помощь хотя бы от кого-нибудь, а тут, буквально в метре от нее, хранилось столько денег. Иногда ребятишки шалили, прятались за этим сундуком. Ей и голову не приходило посмотреть – что там? И как посмотришь? На замок закрыто.

– Вот ключ. Теперь он твой. – торжественно объявил ей Менелай. – Бери, что так смотришь,Елена? Я тебя очень люблю и доверяю тебе. Хочу, чтобы моя семья отныне не нуждалась ни в чем.

И снова начал обниматься, слюнявить ей лицо, в грудь тыкаться, за задницу хватать – благо не видно из-за занавески гостям, какие нежности творятся прямо у них под носом.

– Скажи служанке, пусть купит мяса, купит все, что нужно. Пусть готовит пир.

– Сейчас – освободилась из объятий мужа Елена.

Пока она давала распоряжения Эфре, сам Менелай увещевал гостей.

– Дорогие мои добрые друзья Эней, Парис, отдыхайте. Я счастлив принимать вас у себя. Мой дом вам рад безмерно. Вино для вас. Попозже угощенье будет. Супруга готовит бесподобно. Немного нужно подождать.

– Да не вопрос – те отвечали.

Менелаю не терпелось. Он поджидал жену пока та провожала Эфру, и сразу приобняв, ей прошептал:

– Пойдем…

За их подъемом по лестнице, не отрываясь, наблюдал Парис. Менелай шел за женой, рукою то и дело хватал ее за задницу. Что было вообщем то неудивительно. Год без женской ласки – Менелай соскучился, ему Елена снилась в самых откровенных снах. Сам себе он обещание давал, что все изменится. Он будет нежным, ласковым и чутким со своей женой. Он боготворит ее. Близость с ней так для него желанна, сладка и так нужна, что он готов стараться все прихоти ее исполнить. Все для нее. Сейчас, когда запах ее тела был так близко, что сводил его с ума, столь долгое ожидание сыграло злую шутку с Менелаем. Он желал немедленно, прямо сейчас с ней близости. Гости не помеха. Подождут, никуда не денутся. Пусть пьют вино внизу. Он быстро управится. Менелай тотчас позабыл все обещания, данные им самому себе о нежном отношении к супруге. Из головы все повыскакивало разом. Елена, зная мужа, не ожидала каких то новых нежностей, другого обращенья с ней. Но ощущала на себе все время пристальный взгляд того красивого молодого парня. Ей было стыдно, что чужой человек является свидетелем бесцеремонного с ней обращения, и все же шла по лестнице, подгоняемая мужем, что порывисто дышал ей в ухо, беспрерывно хватал за задницу, шептал:

–Елена, я так соскучился, скорей идем…

Парис ерзал на лавке, едва не вскакивал, смотрел им вслед, прекрасно понимал – сейчас она целиком во власти мужа, тот в своем праве, но как он может так бесцеремонно лапать такую женщину, словно тот вел ее на плаху, не иначе. Парис негодовал, готов был бросится на Менелая, перекрыть им путь – но вынужден молчать и делать вид, как будто ничего не происходит. Этот Менелай даже не понимает, чем пользуется. Как она прекрасна. Но вынуждена терпеть такого грубияна рядом с собой. Это вопиющее безобразие происходит в таком убогом нищем месте, как эта Спарта. Настоящая дыра. Нет, так не будет больше. Парис так долго искал ее, прошел огромный путь, и вынужден сейчас наблюдать, как другой ведет Елену, будто на закланье. Ты и мизинца ее не стоишь, Менелай – хотелось крикнуть на весь зал. Да что там зал – на целый мир. Однако Парис молчал. Лишь думал, глядя вслед уходящей паре – Последний раз ты пользуешься этой женщиной, последний, даю слово. Наполненная чаша расплескалась в его руках. В тот самый момент дверь их спальни распахнулась. Через миг Елена лежала на спине, а Менелай боролся с ее туникой – задрал, скомкал, желая обнажить все сразу. Наконец справился, развел ей ноги, уставился на прелести жены, глотал слюну от нетерпенья, сжал больно грудь Елены и погрузился в нежные глубины прекрасной женщины. Довольно крякнул, изливая, что накопилось за целый год вынужденного воздержания. Ему хватило двух минут. Затем довольный, поднялся.

– Пойдем, там гости ждут.

Пока Елена оправлялась, ей прилетел шлепок по заднице от собственного мужа.

– Поторопись. И так нормально.

Елена была иного мнения и задержалась у зеркала. В порядок привести себя и успокоиться. Там, в зале сидит тот парень. Он, конечно, все понял, однако он не должен прочитать по ее лицу, как Елена разочарована. Если больше не сказать. А ведь она разочарована – уже давно. В их браке вряд ли что-то может измениться. Менелай как был мужлан, так и остался. То исчез на год, теперь вот появился вдруг, да не один – с какими- то друзьями. Пир собери ему. Какой тут пир?Какие гости? Чума еще не отступила, сам жену оставил почти без средств – оказалось, на самом деле были средства. Теперь едва ли не на глазах у всех сгорал от вожделения. Все, как прежде. Такой же грубый неумеха, каким был. Видно, такая у нее судьба. Что тут поделаешь? – вздохнула Елена, слегка подкрасилась, помадой губы подвела, затем спустилась вниз к гостям.

– Елена, посидите с нами. – учтиво попросил Парис.

Какой там посидеть. Эфре нужно помочь на кухне. Столько мяса эти стены не видели давно. Детям готовили отдельно, для гостей крутился вертел.

– Вина еще несите – нетрезвый голос Менелая звучал на весь огромный зал. – Будем пировать неделю. Больше. – заявил довольный собой спартанский царь.

– За хозяйку дома хочу я выпить – поднялся Парис.

Эней его охотно поддержал, Менелай счастливо улыбался, вторил друзьям:

– За тебя, Елена

Елена вновь зарделась, опустила глаза – прямо перед ней на столешнице вином выведены слова:

Я люблю тебя, Елена

Автор их Парис смотрел в упор на женщину. Затем ее бокал каким-то непостижимым образом вдруг оказался в его руках. Парис губами коснулся того места, где за мгновенье до этого губы Елены отпечатались на кромке. Это взволновало не на шутку – вдруг увидит муж такие откровенные знаки внимания со стороны приезжего? Но Менелай, довольный несказанно сам собой, не замечал, что творилось прямо у него под носом. Напротив, твердил:

–Мой друг Парис. Елена, если бы не он, то где бы я был сейчас…

Парис не сводил глаз с Елены. Вот как получилось. Видно, сама богиня Афродита свела их с Менелаем на троянском берегу, тем самым облегчив поиски Парису. Не пришлось разыскивать Елену по всей Спарте. Прямиком он оказался у цели своего вояжа. Как хороша она. Точь в точь как та богиня. Как ждал, и как желал он этой встречи. Молодой человек всякий раз томно вздыхал, когда Елена поднимала на него свои глаза. В самый разгар застолья в проеме входной двери появился какой-то человек.

– Письмо. Послание. – сообщила Эфра. – Наверное, из Микен.

Под звон бокалов Менелай пробежал глазами несколько торопливых строк.

– Это с Крита. Катрей скончался. Похороны через два дня. – объявил спартанский царь. Отбросил в сторону исписанный свиток и призадумался.

Обезумевший Катрей был дедом Менелая по матери.

– Надо ехать. Прямо сейчас. Тогда как раз успею. – молвил Менелай собравшимся.

Сам огорчился, что вынужден так скоро покинуть свой дом. А что поделаешь? Проститься с дедом нужно.

– Елена, я постараюсь уложиться в три-четыре дня. Ты останешься с гостями. Вернусь, тогда продолжим. Смотри, чтобы недостатка не было ни в чем. – наказывал жене спартанский царь.

Та привычно промолчала.

– Друзья мои. – обратился Менелай к троянцам – Наши дела пока отложим ненадолго. Слово вам даю – очистительный обряд я проведу сразу, как только вернусь. Деда похоронить я должен.

– Конечно, смерть родственника – уважительная причина отставить наши бренные дела. – немедленно согласился Парис – Мы подождем тебя. Поезжай спокойно, Менелай.

На сборы ушло не больше часа. Вскоре лодка Менелая спускалась по Эвроту к морю. Впереди спартанского царя ждал остров Крит и траурные проводы почившего Катрея, сумасшедшего отца смазливой миленькой критянки Аэропы, матери двух братьев – Менелая и Агамемнона.

Вот не сидится ему на месте – разочарованно вздохнула жена в след Менелаю. Разве это дело? Хозяин дома едва вернулся, снова отправился куда то в путь, опять она одна должна справляться. Как надоела ей такая жизнь.

– Некрасиво получается, Парис. – высказался Эней, едва Менелай покинул дом.

Опустевшее место Менелая за столом конечно молча, но казалось, поддержало Энея.

– Что некрасивого? – пожал плечами Парис.

Ему как раз прекрасно. Сам устранился конкурент, досадное препятствие исчезло в направлении Крита. Парису того и надо.

– А ты не понимаешь? – Эней потрудился объяснить – Двое мужчин с хозяйкой дома, больше никого… Нам лучше откланяться и не стеснять людей.

Парис был не согласен:

– Менелай сам сказал – располагайтесь в доме.

– Я подожду тебя на корабле. – многозначительно сказал Эней.

– Ступай – не стал спорить Парис.

Так Парис остался в гордом одиночестве за столом в доме Менелая. Время давно за полночь, Эфра уложила спать детей. Одна Елена суетится на кухне. Гора посуды ее ждет в тазу, поставить тесто не мешало бы на утро – для ребятишек хоть крендельков испечь.

Что за человек – возмущается Елена. Не успел вернуться – к вечеру опять уехал. Хорошо хотя бы оставил денег на этот раз. Что за жизнь такая. Чем только он думает? Ни доброго слова, ни даже ласки от Менелая не дождешься. Мужлан. Совсем жену не ценит. Гостей своих тут бросил на нее. Корми их. Хорошо хоть гости вроде бы приличные. Учтивые, не буйные пьянчуги. Тот, что помоложе вообще глаз с нее не сводит. От такого взгляда приходит в волненье кровь, смущается душа и крамольные мысли появляются некстати. Елену вправду взволновал откровенный взгляд выразительных голубых глаз приезжего. А знаки его внимания – в смятение повергли до сих пор задавленную ежедневными тяжелыми заботами женщину. В откровенном взгляде молодого гостя было все – любовь, желание, и страсть, и нежность – целый мир безоблачного счастья – лишь бы иметь возможность быть рядом с ней, лишь бы всегда Елена отражалась в его глазах. Как давно на нее никто не смотрел с таким восхищением, как этот парень… как его… Парис.

– Разве можно такие нежные ручки пачкать в муке?

Парис проник в помещение кухни неслышно, и теперь стоял совсем рядом с Еленой.

– В моей стране такая женщина как ты на кухню даже не заходит. Разве только отдать распоряжения.

Он наконец-то получил возможность остаться с ней наедине.

– В твоей стране? – улыбнулась Елена. – Где это? Позволь узнать.

– В Троаде, Елена. Я – царевич Трои.

Ах, да. За столом они там что-то говорили, но что – она не особенно слушала. В основном Елена смущалась под натиском откровенных взглядов этого заезжего царевича.

– Ты так прекрасна, Елена – с жаром заговорил Парис, схватил ее за руку, стал покрывать поцелуями каждый ее пальчик – Я люблю тебя. Я приехал специально за тобой из Трои. Ты должна быть со мной.

– Парис… – чуть отстранилась Елена, руку убрала.

Сказать по правде, неубедительно то вышло у нее. Парис усилил натиск. Двумя руками взял за плечи и страстно заговорил:

– Сама Афродита направила меня к тебе. Представь, где Троя, а где – Спарта. Это как небо и земля. Так далеко. И все же я приехал за тобой. Поедем со мной. Ты будешь жить как настоящая царица. Будешь носить тончайшие шелка и украшения. Тебе ничего не придется делать – много слуг будет в твоем распоряжении. Елена, ты будешь счастлива со мной.

Полумрак помещения способствовал сближению. Парис воспользовался, теснее прижался к ней, чтобы ощутить волнение прекрасного тела под простеньким ее нарядом.

– Такое ушко достойно самых восхитительных сережек – нежно коснулся Парис мочки ее ушка, его пальцы заскользили по шее Елены – Здесь ожерелье золотое красиво ляжет. Как ты хороша, моя любовь. Скажи мне да.

– Парис…

Елена смутилась. Какие речи. Как приятно слышать ей такое. Он всколыхнул то, что давно сокрыто под грузом серьезных проблем и бед – желание быть обласканной, любимой страстно истинным мужчиной, что ценит красоту своей подруги, блистать среди других, шикарные одежды и драгоценности носить, менять их каждый день…

– Я привез роскошные наряды для тебя. Твоей совершенной кожи могут касаться только тонкие шелка – Парис как будто сейчас читал сокровенные мысли женщины – Изысканные украшения ждут тебя, Елена. Одно лишь только слово, моя любовь, и все богатства Трои к твоим ногам я брошу.

Только что он теребил локон ее волос, и вот уже ладонь Париса нежно сжимает грудь Елены – когда его рука успела забраться к ней под платье? Какие сладкие прикосновенья, как приятно – Елена млела и соски ее грудей ясно обозначились на ткани домашней незатейливой туники.

– Решайся, Елена. Сейчас или никогда. Ты станешь моей женой. Будешь блистать среди красавиц Трои. Роскошь окружит тебя. Ты достойна лучшей жизни. Тебе не стоит здесь прозябать и тратить жизнь свою и красоту такую там, где этого не могут оценить как подобает. Поедем со мной – и ты увидишь огромный мир, другие города, другую жизнь, а мир откроет для себя как ты прекрасна. Все твои мечты станут явью. А моя мечта осуществится рядом с тобой. Я так тебя люблю.

Парис давно задрал ее тунику, наглаживал обнаженную попку, со сладострастным напором настойчиво рвался проникнуть в сокровенные места ее тела, твердил:

– Я так люблю тебя, Елена, так люблю…

И прижимался все сильнее, усиливая ласки. Наконец Елена уступила его желанию. Парис не стал спешить, как Менелай. Напротив, доставить удовольствие Елене старался Парис. В самый патетический момент она сказала:

– Да, да, да. Я поеду с тобой. Поеду куда угодно. Хоть на самый край света.

Он чем-то напомнил ей Тесея. Правда не слишком умелый, но страстный, пылкий, очень молодой. И видимо, богатый. С Менелаем не сравнится. Тот и рядом не стоял. Нежный, внимательный, ласковый. Столько восторга за десять лет с мужем ни единого раза не испытала Елена, она и забыла, что такое вообще может быть. А ведь может, как оказалось. Нельзя упустить свое счастье, другого шанса у нее может просто напросто не быть. Ей сейчас двадцать шесть, жизнь проходит, а значит, нужно решаться – сейчас или уже никогда. Изменить свою жизнь, получить второй шанс на безграничное счастье после серой, изматывающей жизни в нищете. Прощай – грубый, неотесанный муж, прощай небогатая Спарта, прощайте нужда и серое существованье.

– Эфра, собирайся. Ты едешь со мной. – в приказном порядке заявила Елена, едва лишь заглянула в комнату детей. Те спали. Возле их кроватей Эфра сама клевала носом.

– Куда ты собралась,Елена? – удивилась Эфра.

– Мы уезжаем. Сейчас. Давай быстрей.

Ее тело буквально звенело от восторга, ясно ощутило прилив жизненных сил после таких приятных смелых ласк молодого человека – Елена двигалась порывисто и быстро, желая прихватить свои любимые вещицы. Хотя Парис ей обещал:

– У тебя будут самые изысканные украшения, Елена – какие ты захочешь. – сам при этом проникал все глубже в роскошное податливое лоно, что сладостно сочилось, подчиняясь неистовым порывам нежной страсти.

Эти слова звучали приглашением к счастью. Как никогда дорога к достойной жизни открыта и ясна.

– А как же дети, Елена? – спросила Эфра.

– Какие дети? – опешила Елена.

Совсем они как будто выпали из памяти. На уме лишь бесконечная любовь и молодой царевич, что обеспечит сказочную жизнь.

– Ах, да. – опомнилась она.

Однако дремавшие так долго мечты ей подсказали выход.

– У них отец есть. – отрезала Елена. – Пусть занимается.

Затем Елена всю казну опустошила, все выгребла. Швырнула ключ на дно пустого сундука.

– Пусть будут. – сама себе сказала царица Спарты. – Мало ли что может произойти. Деньги в любом случае не помешают.

Елена завернулась в дорожный плащ, передала Парису не слишком внушительную сумку с казной Спарты. В полутьме прихожей метнулась тень.

– Мама, ты куда?

Худенькая девочка в ночной рубашке стояла босыми ножками на каменном полу большого зала. Сборы разбудили, растревожили ее, она вскочила и побежала к маме.

– Иди спать, Гермиона. – спокойным тоном ответила Елена дочери.

Эфра быстро увлекла ребенка в глубину дома, уложила Гермиону спать и плотно затворила дверь.

– Эфра – позвала ее Елена – Уходим.

В ближайшем храме Елена привычно сориентировалась без помощи жрецов. После чего сокровищница храма опустела на три таланта золота. Парис едва донес их до повозки. Суету побега надежно укрывала ночь.

Одинокий факел освещал им путь до порта. Две женщины в дорожных одеяниях и молодой человек шли довольно быстро вровень со своей повозкой, нагруженной сокровищами храма и тощенькой спартанской казной.

– Имею право – заявила Елена своим спутникам, что то и дело озирались, оглядывались по сторонам,

как будто опасаясь, что их остановят возмущенные спартанцы. Ограбить храм – невиданное дело.

Но нет – если и попадался им поздний путник, то сам вперед шарахался – чума всех приучила избегать других людей.

Корабль Париса стоял в порту на том же самом месте, куда пришвартовался утром. Эней давно уж видел десятый сон, когда в каюту ворвался Парис.

– Эней, вставай. Нужно для женщин освободить места.

Эней вскочил, со сна совсем не понял, что случилось.

– Что происходит, Парис?

– Мне помоги. – потребовал Парис.

Они вышли на палубу. Сказать, что Эней был очень удивлен – значит, не сказать ничего. Парис внимания не обратил. Он суетился вокруг дам.

– Спускайтесь вниз, располагайтесь.

Эней вытаращил глаза на поздних визитерш. Однако Парис не дал ему стоять без дела. Вдвоем они перенесли богатства Спарты на палубу.

– Парис – раздался нежный голосок из недр каюты.

– Иду, дорогая, сейчас. – Парис едва не кубарем скатился вниз.

– Дорогая? – удивился ему в след Эней. – Что, черт возьми, здесь происходит?

Эней остался в одиночестве на палубе, облокотился на леера, с нетерпеньем ждал возвращения Париса. Тот вскоре появился.

– Женщины такие привереды. – счастливое ворчание Париса внести ясности, конечно, не могло – Воды им принеси. Столько с ними хлопот.. ты и сам, конечно, знаешь…

– Парис, что все это значит? – едва сдержался недовольный происходящим Эней.

В ответ лишь получил непринужденное:

– После объяснимся, Эней. Ты слышал сам – воды просили…

Парис опять исчез. В темноте трюма загрохотал посудой, стараясь угодить своей прекрасной спутнице, затем снова мелькнул на палубе и вновь исчез. Эней ждал, когда Парис угомонится наконец.

Пока Елена с Эфрой устраивались на ночлег, Эней устроил Парису серьезный разговор на палубе.

– Что все это значит, Парис?

– Эней, я обещал отцу – если не удастся вернуть его сестру, то мы добудем другую, равную по положению, ахейскую царевну. Дело сделано, Эней. Это удалось без всяческих военных действий. Нам не за чем теперь идти на Саламин. Опять же – золота прилично захватили. – примирительный тон Париса не оставлял сомнений – не стоит ссориться из-за подобной ерунды.

– Ты сумасшедший? Парис, ты понимаешь, что говоришь? – Энея буквально переполняла досада.

– Конечно понимаю. Чем ты не доволен? – удивился Парис реакции Энея.

Тон спутника буквально взбесил Энея. Он принялся отчитывать его:

– Ты сам нарушил закон гостеприимства, о котором постоянно мне твердил. Сам первый другом Менелая называл, вино с ним пил и обнимался только что. В результате – увел его жену и обокрал. Ты что – совсем не понимаешь, что делаешь?

У Париса имелось собственное представление о своих действиях.

– Я раздобыл прекрасную заложницу для Трои у врагов. И кучу золота впридачу. Какая разница, как именно я это сделал? Мы можем отправляться домой.

Эней, конечно, был не согласен:

– Я уступил тебе сначала, Парис, но это вовсе не значит, что приказ царя Приама не надо выполнять. А нам приказано – вернуть его сестру. Твою родную тетку, между прочим.

Парис едва сдержался, чтобы не перейти на оскорбления. Неужто Эней не понимает разницы между старой бабкой, лет под семьдесят, и молодой красивой женщиной? Которая ценнее? Старуха или красотка, да еще такая? Но Парис взял себя в руки, Энею лишь сказал:

– Я выполнил приказ отца. Равнозначная царевна у нас на корабле. Что ты не понял? – доказывал свое Парис.

– Причем тут жена местного царька? Нам нужно на Саламин. Ты это понимаешь? Цель нашего похода томится там. – упорствовал Эней.

На этом месте Парис не выдержал:

– А ты уверен, что она томится? Эней, ты что? Всю жизнь она живет на этом Саламине, про нас уже не помнит. Зачем нам зря воевать? Мы выполнили поручение отца.

– Ты так считаешь? – в вопросе Энея насмешка явно прозвучала. Парис аж взвился:

– Да, Эней. Мы отплываем в Трою. Немедленно. Все наши люди вернутся живые и здоровые домой. Никто не пострадает. – убеждал собеседника Парис.

– Ты точно ненормальный. Мы шли на Саламин выполнять приказ твоего отца. И я его выполню, клянусь. – решительно сказал Эней.

В ответ услышал:

– Тогда мы расстаемся. Поступай, как знаешь. Я – домой, а ты – куда захочешь. – не менее решительно заявил Парис.

Тем временем их судно спускалось в темноте к устью реки Эврот, где ждал второй корабль эскадры. Три других укрылись возле мыса Малея, недалеко от острова Кифера, ожидая возвращения флагманских судов.

Продолжать разговор не имело смысла. Оба это прекрасно понимали.

Видимо, на Париса произвела слишком большое впечатление эта красотка – Елена, думал Эней. Совсем снесло крышу у парня. Войти в доверие к мужу, называть его другом, после чего воспользоваться моментом и похитить его жену – это слишком. Он ведет себя, словно увел подружку у своего приятеля с Иды. О последствиях вовсе не думает. Может быть, влюбился? Голова закружилась, и Парис не отдает отчет своим поступкам?

Эней с Парисом стояли молча, держась за поручни, и наблюдая, как мимо проплывают печальные унылые пейзажи ночной Спарты. Луна лишь скупо освещала окрестности. Каждый переживал недавний разговор, весьма похожий на стычку. Молчание прервал Эней:

– У тебя был еще брат, Парис.

– Еще один? – ничуть не удивился тот. – У меня их столько – считать замучаешься.

– Старший брат, Парис, Эсак. Он от любви погиб. Не знаешь?

– Нет, не слышал. А что такое?

– Эсак превратился в нырка. Бросился в море от несчастной любви. Вот и утратил облик человека. Сейчас ныряет без конца.

– Несчастная любовь мне не грозит. – парировал Парис. – Пускай ныряет, раз боги наказали.

– Смотри, не повтори его судьбу. – насмешка горькой нотой прозвучала в словах Энея.