Вместо письма или Последняя ночь Самсона
Аля Кружинина
ВМЕСТО ПИСЬМА
ИЛИ
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ САМСОНА
Действующие лица:
САМСОН – бритый налысо крепкий мужчина 40 лет, с повязкой на глазах и в темной бесформенной одежде.
ШИМШОН – Альтер Эго Самсона. Может общаться только с Самсоном. Они похожи друг на друга: рост, телосложение, узнаваемые жесты. Шимшон –«тот самый Самсон».
ЖЕНЩИНА – художник в плаще с капюшоном. Ее никто из героев не видит. Женщина, как судьба, смерть, которая рядом, мать, первая жена Самсона и Далила. Все действие она рисует, иногда принимая участие в происходящем. До последней сцены безмолвна и передает свои эмоции и свое отношение к происходящему жестами и действиями, ее участие должно быть искренне и понятно залу. Она молчит, поэтому описание ее действий – вместо текста ее реплик.
ТЮРЕМЩИК – не видит ни Женщину, ни Шимшона. Общается с Самсоном и стражниками.
СТРАЖНИК 1
СТРАЖНИК 2
ПРОЛОГ
Пока зрители собираются в зале, звучат обрывки новостей о терактах и катастрофах:
1. «Airbus A320 компании Germanwings – "дочки" Lufthansa – разбился 24 марта во французских Альпах. Лайнер летел из Барселоны в Дюссельдорф, на его борту находились 150 человек, все они погибли. По версии следствия, виновником трагедии стал второй пилот А320 Андреас Лубиц, который заперся в кабине и начал снижение самолета, после чего направил лайнер в гору».
2. «Почти три тысячи человек стали жертвами атаки террористов на США. 11 сентября 2001-го 19 смертников смогли пройти на борт четырех самолетов. Два врезались в 110-этажные башни-близнецы Всемирного торгового центра (ВТЦ) в Нью-Йорке, третий самолет рухнул на здание министерства обороны США в Вашингтоне, а четвертый упал в 80 милях от города Питсбург. Личности всех террористов были установлены».
3. «Бамианские статуи Будды – 55 и 37 метров, входившие в комплекс буддийских монастырей в Бамианской долине, создание которых датируется VI веком нашей эры 2 были разрушены в марте 2001 года. Вопреки протестам мировой общественности, включая исламские страны, статуи были взорваны талибами, считавшими, что они являются языческими идолами и подлежат уничтожению. Это событие дало отсчет уничтоженным в новом тысячелетии памятникам архитектуры, культуры и искусства.
4. «Во время праздника в честь богини Иштар был разрушен один из самых крупных языческих храмов – храм Дагона. Известно, что в тот момент в храме находились филистимский царь Рефаим, его внук и наследник Ахимелек, филистимская знать и все военачальники. По предварительной версии храм был разрушен известным в прошлом судией Самсоном, который последние несколько месяцев находился в плену у фелистимлян, где подвергался унижениям и пыткам. Обстоятельства выясняются».
Сцена 1.
Тюремная камера. Пустая, в оттенках серого и черного. Слева ближе к залу большой каменный лежак. Слева в дальнем углу ведро для отходов. На переднем плане посередине сцены стоят небольшие каменные жернова с ручкой. Справа в дальнем от зала углу табурет и мольберт – рабочее место художника. Там будет сидеть Женщина.
Беззвучно приоткрывается дверь в середине сцены, и входит кто-то в черном плаще с капюшоном с большой сумкой в руках. Лица не видно и пол не определить, но это Женщина. Она проходит в свой угол. Там она ставит на пол сумку, готовит инструменты для рисования, прицепляет бумагу к мольберту, устраивается на табурете и замирает. Это точка отсчета для начала основного действия.
Когда начинает рисовать, с грохотом и лязгом открывается дверь и входит ТЮРЕМЩИК. Он запускает стражников, волокущих САМСОНА и выходит. СТРАЖНИКИ бросают САМСОНА на пол. Один садится сверху, прижимает его голову к полу. Другой в это время отстегивает цепи с рук и ног. САМСОН в грязном бесформенном тряпье, с повязкой на глазах. Кажется, что он пьян.
САМСОН: (нечленораздельно рычит, как побежденный лев, слышны отдельные слова): Далила… Вы сказали, что там будет Далила…
Стражники ржут.
САМСОН: Вы сказали, что я увижу ее…
СТРАЖНИКИ (ржут): Да, увидит! Мы сказали – завтра! Завтра прям с утра увидишь, на празднике!
СТРАЖНИК 1: Как он увидит ее – без глаз? Слышь, Самсон! Я придумал новую загадку для тебя! «Видит, но без глаз!». Отгадывай теперь!
СТРАЖНИК 2: Самсон, кто же это? Кто же, кто же, а? (отстегнул цепи, и теперь стоит рядом и легко пинает в бок – тормошит). Ты все знаешь, Самсон! Ты же мудрец, а?
САМСОН пытается схватить за ногу СТРАЖНИКА 2.
СТРАЖНИК 1: Осторожно, ты, а то он сейчас нас победит!
СТРАЖНИК 2 отскакивает и пинает САМСОНА с другой стороны. САМСОН пытается схватить его, но снова промахивается. Стражники затевают с ними что-то похожее на игру в жмурки. САМСОН, прислушиваясь передвигается по темнице с широко расставленными руками, но спотыкается о жернова и падает.
САМСОН: Сдохните!
Входит тюремщик с подносом. На подносе кувшин с водой, миска с похлебкой, пирог и вино. Стражники забирают цепи и с хохотом и грохотом уходят. ЖЕНЩИНА выходит из своего угла, хочет помочь САМСОНУ встать, но он отмахивается от нее.
САМСОН: Сдохните, все… Сдохни, Далила…
Женщина уходит обратно. ТЮРЕМЩИК ставит поднос на лежак и хочет поднять с пола САМСОНА.
САМСОН: Сдохни, тюремщик!
ТЮРЕМЩИК отходит.
САМСОН: Тюремщик! Ты здесь еще? Какой сегодня день?
ТЮРЕМЩИК: Обычный день.
САМСОН: А завтра? Они сказали завтра.
Тюремщик: Завтра большой день – Великий праздник богини Иштар.
Самсон: И?
Тюремщик: И тебя там завтра… ждут, в общем, тебя. Рано утром.
САМСОН: А-а-а. Значит уже завтра… Тюремщик! Мне надо написать ей письмо. А ты передашь. Да? Раз праздник, там точно в толпе… Даже если она придет… Как я в толпе? Даже и не поговорю. Давай бумагу.
ТЮРЕМЩИК вздыхает, выходит, возвращается с бумагой, передает САМСОНУ.
САМСОН: А писать чем?
ТЮРЕМЩИК оглядывается по сторонам, как будто ищет карандаш. Потом находит в кармане огрызок карандаша и дает САМСОНУ. Тот, недолго думая, садится на лежак, освобождает поднос, кладет его на колени и пытается писать сам, на ощупь. Но ничего не получается. ТЮРЕМЩИК и ЖЕНЩИНА смотрят на него, как родители смотрели бы на ребенка, который никак не может собрать кубик Рубика и злится.
САМСОН: А-а-а! Это невозможно! Тюремщик, помоги мне! Иди сюда! Садись. Возьми. Пиши. Я буду диктовать.
ТЮРЕМЩИК подчиняется. САМСОН ходит по сцене.
САМСОН: Готов? Так. «Душа моя. Вечная любовь моя». Нет, «вечная» убери. Дальше. «Как же я много хочу сказать тебе. За эти полгода столько всего накопилось. Внутри меня боль». Нет, сначала надо… Зачеркни, черт… Надо так: «Душа моя, вечная любовь моя». Есть? Может «вечная» оставить? Оставим. А дальше… (останавливается, слепо глядя на Женщину, сидящую в углу). «Как жаль, что тебя нет рядом сейчас. Прижать тебя к себе, целовать, языком касаться ресниц… чувствовать запах твой…». Вооооот… (оборачивается к тюремщику). Почитай, что вышло.
ТЮРЕМЩИК: Ничего не вышло.
САМСОН: Как? Читай, что написал!
ТЮРЕМЩИК (читает по слогам): «Д-у-ш-а мо-я». «Ве-ч-н-ая». Нет, вечная зачеркнул – нет, снова «ве-чная» – не зачеркнул…
САМСОН: Читай!
ТЮРЕМЩИК: Не ори, черт. «Д-у-ш-а м-оя, в-ечн-ая лю-б-овь м-оя…». «Ка-к ж-е мн-е на-до…». «Боль». Нет, зачеркнули. Так. «К-а-к жа-ль, ч-то те-бя нет…». Все.
САМСОН рычит, выхватывает письмо, комкает и бросает его на пол в угол сцены.
САМСОН: Иди.
ТЮРЕМЩИК не двигается.
САМСОН: Иди! Иди! Иди!
ТЮРЕМЩИК выходит.
САМСОН (ходит по камере, как зверь в клетке): А-а-а-а…. Без шансов. Без шансов!
Неожиданно бежит в угол камеры и его рвет в ведро.
САМСОН: О, господи… Господи! Тюремщик!
Входит ТЮРЕМЩИК. САМСОН поворачивает голову в сторону ведра. ТЮРЕМЩИК следит за его взглядом, тянет носом, молча идет в угол, злобно смотрит на САМСОНА, но молча забирает ведро и выходит.
САМСОН: Сами дерьмом кормите!
ТЮРЕМЩИК заглядывает в дверное окошко.
САМСОН: Все в порядке!
ТЮРЕМЩИК закрывает окно.
САМСОН: Никаких. Никаких шансов.
Садится к жерновам, начинает их крутить, как антистресс.
САМСОН: Если бы я встретил ее завтра, если бы она сказала мне, что ждет, что любит, если бы я… если бы… Слишком много если бы… И поздно. Все поздно!
Вскакивает, подходит к лежаку, берет вино в кувшине. Пьет. Берет пирог, макает в похлебку, откусывает. Ставит миску на пол рядом с лежаком. Ложится.
САМСОН: Да. Вот и все. Вот и все. Может так и лучше. Всем лучше. Освобождение. Ей освобождение. И мне. Как там говорят? Если бы богу было угодно, он бы дал нам шанс. Значит неугодно. А ведь я двадцать лет служил ему судьей. А ему неугодно, да? А тебе неугодно?! Ха! (снова садится, пьет). «Самсон, Самсон! Защити нас от филистимлян». И я защищал… Я не защищал? Защищал. Разве это я сам, по своей воле? По своей, может, я бы рыбу ловил! А нет. Привели меня – «защищай»! И, помню, стою перед ними, безоружный защитник, думаю, конец мне пришел, убьют! Тут что-то нашло на меня, и руки мои, прямо от кончиков пальцев, по ладоням, кругами так обволакивать стало и как будто они без огня горят, потом к локтям пошло… (завязанными глазами смотрит на руки, руками показывает – вспоминает). Кстати, со львом также было, но не важно… И вот я стою, а оружия-то нет. И их – тысяча человек против нас, против меня, значит. Не меньше! Тут – раз! В руках челюсть эта ослиная! Где взял? Откуда она подвернулась? Не ты мне разве? Посмеяться хотел? Да, смешно. Испытать? У них мечи, щиты, копья, стрелы, зато у меня – на-ко, челюсть осла! Свежая, крепкозубая! Думал, не справлюсь? Да хрен! А я челюстью твоей, пардон, ослиной – тысячу человек тогда… Тысячу человек! Тысячу человек! А без челюсти как? Смог бы без челюсти? Не знаю. (Пьет вино). А догадался бы я сам челюстью биться? Не! Точно нет! Не мое это. Не я все. Я же не клоун – народ смешить. Это ты! Нет, ты не клоун, подожди. Нет, я не то хотел. Ты придумал и руками моими водил. Руко-водил. И судья ты. Через меня, но ты. Хотя нет. Судьей может и народ выбрал меня, за то, что защищал… А может ТЫ. Как теперь понять? И двадцать лет судьей. Но я был хорошим судьей. Неужели не заслужил? Молчишь? Ну, молчи (укладывается). Ну, молчи. Никаких шансов. Неужели жизни не заслужил я?! Ни жизни, ни шанса, ни любви. Ни любви.
На сцене меняется свет. То ли ночь, то ли сон. САМСОН дрожит.
САМСОН: Мам! Ма-а-а-м! Мне шанс дал тот мужчина с крыльями? Где он? А, мам?
ЖЕНЩИНА смотрит в сторону САМСОНА. Потом вынимает из сумки подушечку маленькую детскую и одеялко, подходит к САМСОНУ, подкладывает подушечку ему под голову, подтыкает уютно одеяло. Собирается уходить, но САМСОН успевает поймать ее руку и прижимается щекой.
САМСОН: Мам! Ты так говорила: всего один шанс у человека? Обними меня.
САМСОН пытается ее рукой обнять себя. Она не помогает.
САМСОН: То был шанс? Но не мой, да? Он тебе дал шанс иметь детей. Почему тебе? Я думал – почему именно вам с отцом. Чем вы заслужили? Я не могу, а вы заслужили. Значит, вы лучше меня? Или это все-таки мне шанс? Родиться? Нет, нет, нет. Слишком рано. Ребенок маленький и распорядиться этим шансом не сможет нормально. О чем? Да о том, что ребенок может и не просил его рожать! Зачем ему тогда такой шанс?
ЖЕНЩИНА молча уходит на свое место.
САМСОН: Ладно, ладно. А если шанс – это про встречу с любовью? Жил, думал, так и буду жить. Женщин много было. А тут шанс – Далила. Просил ли я? Или тоже не шанс?
Дверь открывается плавно, беззвучно, и в камеру входит ШИМШОН. САМСОН не обращает на него внимания. ШИМШОН прислушивается.
САМСОН: Если Далила – не про шанс, а просто она одна из тех, кто встречался мне, одна из многих, не значит ли это, что шанс у меня еще есть, и я могу надеяться… Точно, должен быть. Я не потратил его. Вот заладил – шанс, шанс. Что за слово такое смешное? Отец учил: «Самсон, слово «шанс» образовалось от латинского cadere – падать, падение игральных костей. На французском «chance» (говорит по-французски) – счастливый бросок. «Happy throw» (говорит с английским акцентом). «Oh, what a big throw, well done, Шимшон бен Маноах!» (смеется). Так он звал меня… Папа… А еще загадки очень любил загадывать…
ХОРОМ выдыхают: Дааа…
САМСОН: Папа, это ты? Кто здесь есть?
ХОРОМ: Кто здесь?!
Они совпадают и поэтому САМСОН не может отделить от себя второй голос. Должно возникнуть ощущение, что говорит один человек. САМСОН вертит головой и прислушивается.
ХОРОМ: Это ты, тюремщик?
САМСОН: Ты, тюремщик?
ШИМШОН (играет в эхо): Ты, тюремщик, ты тюремщик, ты тюрем…
ХОРОМ: Не выводи меня из себя!
ШИМШОН: Себя из меня? Выводи – не выводи? Я вышел из тебя.
САМСОН: (прислушивается, осторожно) Не раздражай меня, кто бы ты ни был, ты поплатишься. Ты знаешь, кто я?
ШИМШОН: Кто я?
САМСОН: Кто я!
Кричат, перебивая друг друга и хором: «ктояктояктояктоя…», ШИМШОН зеркально повторяет движения за САМСОНОМ.
ЖЕНЩИНА смотрит на них, как мать на расшалившихся детей и качает головой.
Гремит дверь и входит расстегнутый ТЮРЕМЩИК – он собирался спать. САМСОН с ШИМШОНОМ стоят рядом или друг за другом, впервые близко, как один организм. Тишина. ТЮРЕМЩИК вопросительно смотрит на САМСОНА, тот стоит лицом к залу, притворяясь невидимым. ТЮРЕМЩИК выходит с грохотом.
САМСОН: Где ты?
ШИМШОН: Здесь.
САМСОН: А! Наконец-то. Мне знаком твой голос.
ШИМШОН: Как и мне твой.
САМСОН: Кто ты?
ШИМШОН: Отгадай загадку. «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое».
САМСОН: Лев и мед. Это моя загадка.
ШИМШОН: Да! Угадал. Ты узнал меня, Самсон?
САМСОН молчит.
ШИМШОН: Я – Шимшон. Еще в детстве ты называл меня… Как? Это еще одна загадка!
САМСОН: (задумчиво) Шимшон…
ШИМШОН: Да нет!
САМСОН (не обращая на него внимание): Шимшон – так звал меня мой отец…
ШИМШОН: Да-да-да…
САМСОН: Ты… я называл тебя – лев…
ШИМШОН: За мою гриву, когда мы смотрели в зеркало…
САМСОН: За гриву (прикасается к своей лысой голове, потом к голове ШИМШОНА, как к своим детским воспоминаниям). Шим, это ты? Ты снова пришел ко мне?
ШИМШОН: Соня!
Обнимаются.
Сцена 2.
ШИМШОН и САМСОН ходят по камере по кругу, как по ограниченному прогулочному дворику в тюрьме.
САМСОН: Сколько же лет я тебя знаю, Шим?
ШИМШОН: А тебе сколько?
САМСОН: Сорок? Около того. А я без глаз, видишь? Я даже видеть тебя не могу.
ШИМШОН: А раньше видел?
Резко поворачиваются друг к другу и указывают друг на друга пальцами, как будто повторяя только им понятную игру.
ХОРОМ: Поймал! (смеются).
САМСОН: А знаешь, ты правда поймал. Я реально думал, что видел тебя, я… (натыкается на мельницу посреди сцены). Жернова мои… Это… Я тут кукурузу… У мамы такие были, помнишь?
ШИМШОН: Покажи.
САМСОН (смущаясь): Не.
ШИМШОН: Покажи.
Самсон садится и начинает крутить жернова.
САМСОН: Как-то так.
ШИМШОН: Да.
САМСОН: Теперь ты.
ШИМШОН садится рядом, начинают вместе крутить, отламывают ручку. Хохочут, пытаются приделать.
САМСОН: Дай сюда, я так и знал. Нам вместе нельзя.
ШИМШОН: Да уж. Вместе мы – сила!
САМСОН: Да, да, конечно!
Приделали. Успокаиваясь, ШИМШОН смотрит на САМСОНА. Тишина.
САМСОН: Я страшный стал, да? (прикасается к повязке, к голове).
ШИМШОН: В повязке? На Фемиду теперь похож.
САМСОН: Фемиду? Шутишь все. Я серьезно. Страшный?
ШИМШОН проводит рукой по его бритой голове и повязке, как будто повторяет за САМСОНОМ движение. Затем снимает с него повязку, убирает ему в карман на груди и надевает на него очки с белыми непрозрачными стеклами.
ШИМШОН: Нет, Соня. Почти, как был. Почти.
САМСОН: Врешь.
ШИМШОН: Нет, не вру. Ты красивый. Правда. Ты герой. Судья. Ты очень красивый.
САМСОН: Спасибо.
ШИМШОН: Но очень неумный!
САМСОН: Что? Что?! Повтори! Да я тебя сейчас!
САМСОН хочет схватить ШИМШОНА, но тот уворачивается. Смеются.
САМСОН: Я не неумный, Шим! Но я безумный, раз ты тут – я безумный! Да! Я такой (рычит).
Оба рычат львами, играя, как дети.
ШИМШОН: Помнишь, как мы?
Борются, как дети, играя в битву Самсона со львом. Хохочут. В процессе возни уронили миску с едой и замерли, изображая известный фонтан в Петергофе. ЖЕНЩИНА подошла, вытерла тряпкой пол. Миску забрала, отнесла и поставила у двери. На шум заглянул ТЮРЕМЩИК.
САМСОН: (не меняя позы, представляет тюремщика) Тюремщик.
ШИМШОН (кивает): Очень приятно.
ТЮРЕМЩИК глядит на САМСОНА, увидел миску, забрал, ушел.
САМСОН: ШИМШОН, хочешь тайну?
ШИМШОН: Да.
САМСОН: Мне кажется, если когда-нибудь мне поставят памятник, то он будет выглядеть именно так.
Смеются. «Памятник» рассыпается.
САМСОН: Шимшон!
ШИМШОН: Ну?
САМСОН: А ты что здесь?
ШИМШОН: Я за тобой.
ЖЕНЩИНА пристально смотрит на них.
САМСОН: За мной?
ШИМШОН: Ну да.
САМСОН: Ну да… А давай, кто сильней? (ставит руку для армреслинга). Давай, давай!
ШИМШОН: Нам пора, Самсон.
САМСОН: Ну, давай! (борются армреслинг. Никто не может победить, пока Шимшон не сдается).
ШИМШОН: Хватит, Самсон! Люди ждут! Подвигов твоих. Защиты. И вообще.
САМСОН: Подвигов? От меня? Кто?
ШИМШОН: Кто-кто. Что заладил? Народ. И ОН.
САМСОН: И ОН?
ШИМШОН: Да, он все решил.
САМСОН: Понятно… Его поздравляю… А народ… Знаешь, Шимшон, а ну его, этот народ… Но я рад, что ты пришел. Настоящий друг. Кстати, единственный…
ШИМШОН: Это не так…
САМСОН: Не надо, Шим. Единственный! Я много тут думал. Кстати, ты знаешь, слепым быть даже полезно иногда. А слепым в тюрьме – полезнее вдвойне.