Мой дорогой дневник

Пролог

Ветер был до того силен, что гнул словно тростник пальмы, кружил в небе сорванное с веревок белье, превращал в бичи воздушные корни священного дерева баньян. Но даже он был не в состоянии противоборствовать человеку, упорно продвигающемуся вперед. Прищуренные глаза идущего против ветра мужчины горели упрямством, губы превратились в тонкие линии, а скулы обтянуло так, что, казалось, кожа на них вот–вот лопнет.

– Ракеш! – Ветер подхватил и понес радостный возглас девушки, стоящей у калитки. Желтое сари плотно облепило ее фигуру, и только рука, придерживающая край, не позволяла ткани сорваться и унестись вслед за воздушными струями к неспокойной реке Индраяни.

– Ракеш! Поспеши! – Девушка убирала лезущие в лицо волосы, не понимая, отчего ее любимый не торопится. Небо готовилось разразиться ливнем, а Ракеш, услышав зов, наоборот замедлил шаг, словно очнулся и согласился с ветром, что не следует ему спешить к девушке в желтом сари. Он даже оглянулся туда, куда звал его вольный друг – на реку Индраяни.

– Ракеш?

Ах, зачем она была нетерпелива? Зачем сама сделала шаг навстречу? Зачем уткнулась лицом в его грудь?

– Каришма, – прошептал он посеревшими губами и опустил ладони на ее покатые плечи. Дрожащие пальцы смяли тонкую ткань, почувствовали тепло кожи.

Она откликнулась на имя. Подняла лицо, улыбнулась, хотя в глазах затаилась тревога.

Его ладони скользнули туда, где билась жилка, вторящая стуку сердца, сомкнулись на шее и сжали. Девушка, не веря происходящему, все еще улыбалась, а когда поняла и попыталась закричать, было поздно.

Он нависал над ней и с каким–то исступлением наблюдал, как жизнь медленно покидает тело.

– Свободен, – произнес он, когда Каришма упала у его ног.

Хлынувший ливень в одно мгновение прибил желтую ткань к земле, сделав ее тяжелой, неподвижной.

Мужчина вытер ладони о рубашку, развернулся лицом к реке и побежал, скользя по мгновенно разбухшей глине. Пытаясь удержать равновесие, не упасть, он нелепо взмахивал руками.

– А–а–а! – прокричал он в небо, с трудом забравшись на перила моста. И в возгласе его слышались боль и тоска. – Каришма!

Индраяни с готовностью приняла его в свою колыбель. Реки Индии никогда не отказывают человеку. Ни живому, ни мертвому.

Глава 1

– Джимми, Джимми, Джимми! Ача–ача–ача!

– Люда, перестань! – Я смеялась, слушая, как по телефону пискляво поет моя подруга, подражая голосу индийской актрисы. – Откуда такое старье?

– Бабушкин любимый «Танцор диско». Это все, что я знаю об Индии. Фильмы не смотрю, географию сразу после школы забыла. И если ты не хочешь, чтобы твоя подруга так и осталась темной, пиши обо всем, что встретишь в этой Пуме.

– Пуне. Город называется Пуна. Он недалеко от Мумбаи.

– Я же сказала, что не сильна в географии.

– Если будет интернет, обязуюсь писать каждый день.

– Там может не быть интернета? Бог мой! Ильсиюшка, куда тебя несет?

– К папе, родная. К папе.

– И на сколько лет он заключил контракт с тамошними вояками?

– На три года. Так что теперь я все каникулы буду проводить в Индии. Хоть выгуляю свой английский.

– Счастливая. То на Кубе жила, то в Китае, – вздохнула подруга. – Надеюсь, тебе в этой Пуме встретится какой–нибудь красавчик Джимми.

Люда была неисправима.

– Диско уже никто не слушает, а красавчик Митхун Чакраборти – ровесник твоей бабушки. Сейчас в Болливуде царят такие, как Ритик Рошан.

– Разве у мужчины может быть имя Ритик? Напоминает кличку моего кота Фунтика. Ну, пусть будет хотя бы Ритик, – согласилась подруга. – Я слышала, что индусам нравятся полные женщины.

Это камень в мой огород. Не скажу, что я такая уж полная, но худющая Людка, сидящая на калорийных диетах, жующая день и ночь, но так и не поправляющаяся ни на грамм, часто пытается меня ущипнуть. Мы так пикируемся с детства.

– Да уж. Мешок с костями им точно не понравится.

– Сволочь, – не зло огрызнулась подруга. – И не забудь, что обещала писать. Я буду ждать.

Пуна встретила дождями. Сезон муссонов приходился на мои каникулы, поэтому иной погоды я не ждала. Но Индия умудрилась удивить – дождь оказался теплым и таким мелким, словно кто–то, балуясь, брызгал из пульверизатора.

– Я снял для тебя небольшую виллу в пригороде, – перекрикивая гул двигателя, известил папа. Он вел открытый джип, что меня поначалу удивило. Вроде как не по сезону. Но дождь сменился солнцем, и стало так душно, что я оценила идею отсутствия тента. – Нехорошо девушке жить на военной базе, где одни мужчины. Но я смогу выбираться к тебе на выходные. Здесь много интересных исторических мест, тебе понравится.

Папа известный тренер по вольной борьбе, поэтому его часто приглашают поднять уровень подготовки в той или иной команде.

– Я буду всю неделю одна?

– Рядом живет индийская семья моего сослуживца, они помогут тебе освоиться. Их дочь Анила младше тебя лишь на пару лет.

Я вошла во двор с единственным деревом посередине и поняла, что совсем иначе представляла виллу. Передо мной стояло каменное строение с узкими, словно бойницы, окнами. На первом этаже «особняка» находилась веранда с парой плетеных кресел, столом и диваном, тут же располагалась полуоткрытая кухня, огороженная легкой деревянной конструкцией. Оглядевшись, я поразилась тому, что везде на полах лежал кафель. Даже двор пестрел черно–белой плиткой.

Ажурная лестница привела в полупустые комнаты второго этажа. Трещины и потемневшие швы мраморного пола, сделанного при царе Горохе, придавали обстановке еще более удручающий вид.

Папа прочел в моих глазах разочарование.

– Ильсия, это традиционный для Индии загородный дом. Местные жители живут по большей части на открытом воздухе, прячась под крышей лишь во время дождей.

– Как–то все по–спартански.

– Ты не видела самого главного! – Папа торопливо спускался вниз, увлекая меня за собой. Когда он раздвинул двери на задней стене веранды, я задохнулась от восторга: за домом находился бассейн с небесно–голубой водой. Она была настолько прозрачной, что легко просматривалось выложенное мозаикой дно. Папа знал, чем меня купить. Вода – моя стихия.

– Виллу построили еще при англичанах, но сантехника и система трубопроводов – современные.

«При англичанах» – значит, еще во времена британской колонизации.

– Если сильно не напрягать память, этой вилле чуть ли не сто лет?

Выгрузив вещи из джипа и бросив короткое «обживайся», папа укатил в часть.

– А интернет? – успела крикнуть я вдогонку.

– Скоро проведут!

Ну вот.

В спальне я нашла телефон, стилизованный под аппарат начала двадцатого века, рядом лежала бумажка со служебным номером отца. Вот и вся связь с внешним миром. И как сдержать обещание и написать Людке о первых впечатлениях?

Разложив вещи по полочкам, проверив содержимое холодильника, забитого папой под завязку, я забралась в постель. Усталость и смена часовых поясов валили с ног. Простыни оказались влажными, но это не помешало мне провалиться в сон.

– Сия! Сия! – кто–то громко кричал у входной двери во двор.

Я открыла глаза. Выплывая из долгого сна, не сразу поняла, что зовут меня.

Натянув джинсы, побежала к двери, скользя босыми ногами по влажным от дождя плиткам.

За порогом стояла девушка в одном из традиционных нарядов жителей Индии – рубашке чуть ли не до колен и свободных штанах, сужающихся к щиколотке. Яркая ткань оттеняла красоту смуглого лица.

– Сия! – Незнакомка сделала шаг навстречу.

– Меня зовут Ильсия, – поправила я и протянула ладонь для привычного пожатия.

– Я – Анила, дочь Пракаша Балиги. Мы ваши соседи, – представилась она, вместо приветствия вложив в мою руку керамическую чашку. – Бабушка прислала тебе тандури чикен и чапати.

Девушка, проскользнув мимо меня, прошла на веранду и уселась на диван, подложив под бок подушку.

– Ешь, Сия, это вкусно, – подбодрила она. – Отламывай лепешку и цепляй ею соус и кусочки курицы. Вот, смотри!

Она показала пример, но я все же пошла за вилкой.

– Вкусно, – поблагодарила я, нисколько не покривив душой. По рассказам папы я знала, чего следует ожидать от местной кухни.

– Тебе нравится Индия? – поинтересовалась Анила. Ее привлекательное лицо и живые черные глаза притягивали взгляд.

– Непривычно. Здесь воздух пахнет специями, а вдоль дороги растут фикусы, которые у нас продают в цветочных магазинах.

– Фикус? – Анила подняла брови, но когда я показала ей на высокий куст у стены, кивнула. – А! Пипол! Он всюду. Хочешь, в воскресенье сходим во дворец Ага–хана? Вот где тебя удивят цветы.

– Не знаю. Надо спросить у папы.

Она опять кивнула.

Непосредственность Анилы немного смущала. Девушка, не стесняясь, рассматривала мое лицо, одежду и даже босые ноги, которые я невольно спрятала под кресло.

– Что? – не выдержала я, когда она чему–то улыбнулась.

– Ты такая необычная. Вся белая. Как холст, на котором забыли нарисовать. А глаза как вода в бассейне – прозрачно–голубые. И волосы светлые. Такие я еще не встречала. У нас у всех темные и толстые как проволока. Можно потрогать?

– Д–д–а.

Она с готовностью соскочила с дивана и, склонившись надо мной, двумя пальцами потянула за прядь. От Анилы пахнуло благовониями. Скорее всего, так пахла ее кожа, которую в Индии обильно умащивают маслами во время купания.

– Тонкие и гладкие словно шелк… И ресницы совсем светлые. Ты их не красишь?

– Крашу, иногда.

Почувствовав мою скованность, она отошла и опять забралась на диван с ногами, сбросив на пол шлепанцы с загнутыми носами.

– Извини, к нам так редко приезжают люди с севера.

Немного помолчав, она вдруг предложила:

– Хочешь, пойдем ночевать к нам?

Я даже не нашла слов. Что сказать девушке, которую ты знаешь всего полчаса?

– Ты не думай, я не навязываюсь. Бабушка беспокоится. На новом месте всегда бывает не по себе, а в таком доме особенно…

– А что особенного в этом доме? – насторожилась я.

– Ой. – Анила закрыла ладонями рот. – Бабушка меня убьет, если я расскажу.

– Волосы мои трогала?

– Да, – не понимая, к чему я веду, согласилась Анила.

– Из одной чашки со мной ела? Хлеб, то есть чапати, со мной преломила? – наступала я, и, получив на каждый вопрос ее смущенное «д–да», продолжила: – Значит, по законам севера ты считаешься моей сестрой. А какие секреты могут быть у сестер?

– Сестры? – недоверчиво спросила Анила, но тут же брови на ее живом лице взлетели вверх. Я поняла, что могла не лукавить, новоиспеченной сестре самой хотелось рассказать то, из–за чего ее непременно убьет бабушка.

– В этом доме умирают все незамужние девушки! Он проклят! – громким шепотом возвестила она. С такой интонацией у нас дети рассказывают о черной–черной комнате.

Увидев, что я скептически улыбаюсь, Анила нахмурилась.

– И не смотри так, словно я выдумываю. Они умирали на самом деле. Правда, это произошло давно, еще в прошлом веке. Бабушке как раз исполнилось десять, когда накануне свадьбы погибла старшая дочь Сунила Кханны. Ее звали Лаванья. Бабушка говорит, что красивее девушки она никогда не видела. Соседи до сих пор не понимают, что заставило ее убить себя, ведь жених был богат и хорош собой.

– Она наложила на себя руки?

– Да, вышла во двор, вылила на себя керосин и подожгла. А через год умерла ее младшая сестра Каришма. И тоже накануне свадьбы. Ее задушил собственный жених. Он потом пошел и утопился в Индраяни.

– Страсти какие!

– А когда Сунил Кханна покинул проклятый дом, в нем поселились беженцы из Пакистана, и их дочь Делиша тоже умерла…

– И тоже накануне свадьбы?

– Да. Точно. Почему ты улыбаешься?

– Потому что мне ничего не грозит. Я же не собираюсь замуж. А в твоих историях беда случалась лишь с невестами.

– А вдруг ты будешь первой, кто погибнет не невестой?

– И тебе не страшно сидеть в темноте с потенциальной жертвой?

Ночь подкралась незаметно, и только свет из кухни разгонял мрак на веранде.

– Вообще–то страшновато. Особенно сейчас, когда так пасмурно, что не видно ни звезд, ни луны…

– А вода в бассейне кажется черной–пречерной… – Я протянула руки вперед и словно зомби пошевелила пальцами.

«Сестра» взвизгнула и бросила в меня подушку. Ответ не задержался.

Классно и в Индии встретить любителя подушечных боев! Мы оторвались и вскоре обессиленные лежали на полу спальни среди разбросанных вещей.

– Ну, я пошла домой, – отдышавшись, произнесла Анила. – Если что – зови. Главное, не вздумай выходить замуж.

– Как только соберусь, сразу сообщу тебе, – успокоила я ее.

– И тогда я начну плести погребальные гирлянды.

Утром меня разбудил папа. Его по случаю приезда дочери отпустили на целый день, и мы собрались в поход по магазинам.

– Я думал, сходим в музей раджи Келкара. – Папа озадаченно почесал короткостриженый затылок. – Посмотрели бы на коллекцию гончарных изделий. Многим из них больше двух тысяч лет.

Он пытается соблазнить меня осколками прошлого?

– Пап, ты предлагаешь юной девушке посмотреть на глиняные черепки, когда ее манят витрины супермаркетов?

Папа вздохнул. Он и с мамой–то не любит ходить по магазинам, а тут я. Мама осталась дома с моим четырнадцатилетним братом и сменит меня на посту в Пуне лишь в сентябре. Я думаю, к тому времени папа отойдет от моего шопинга.

– Ну, пожалуйста! – Я повисла на его крепкой шее. – Мне совсем нечего носить.

– А чьи чемоданы весили так, словно в них упаковали по слону? Неужели книжки с собой привезла?

– Хочу такую же яркую одежду, как у Анилы, – призналась я, потупив взор.

– Уже познакомилась с соседкой? – улыбнулся отец. – И как она?

– Мастер метания подушек.

– Вижу. – Папа кивнул в сторону холодильника, на котором лежала незамеченная мною диванная подушка.

– И большая болтушка. Я столько всего узнала!

– Я уверен, что прежде всего ты выведала, где находятся магазины.

– И пытать не пришлось!

«Феникс Маркет Сити» хоть и уступал по размаху магазинам Китая, брал местным колоритом: пальмы и живые цветы, сияющие витрины и запах специй, который витал не только на улицах, но и в кондиционируемых помещениях.

– «Старбакс»!

От радости, что встретила любимую сеть кафе, я крикнула так громко, что заставила обернуться почти всех посетителей.

– Ильсиюша, – начал папа, отхлебнув кофе из зеленого стаканчика со стилизованным изображением сирены. Мой пульс тут же перевалил за сто. Так всегда. Стоит родителям назвать меня Ильсиюшей – жди не очень приятных вестей. Я оказалась права. – Я уезжаю с командой Гиви на сборы и взять тебя с собой не могу. Не сердись. Гиви получил травму, и больше ехать некому.

Тренер по классической борьбе из Грузии прибыл в Индию со своим многочисленным семейством, не зная ни слова ни по–английски, ни по–русски, и все с интересом наблюдали, как он освоится, так как даже с папой общался на пальцах.

– Но ты не переживай. – Папа положил свою большую ладонь мне на руку. – О тебе позаботится мой ученик Санджай Датарайя. Он учился в Питере, и как никто другой знаком с нашими порядками и обычаями. С ним будет легко и безопасно. Я оставлю тебе его номер телефона. На всякий случай.

– Воин? Защитник?

– Друг, прежде всего. И хороший гид. – Папа мягко улыбнулся. – Вот ему–то ты точно не откажешь пойти посмотреть на черепки.

Глава 2

На следующее утро, позавтракав со мной, папа укатил на своем джипе «Махиндра», пообещав звонить каждый день. А я занялась уборкой.

Достав замшевые балетки из коробки, ахнула. Их покрывал тонкий слой плесени. Да что же здесь творится? Одеваешься во влажную одежду, спать ложишься в сырую постель, и нет спасения от этой сырости. Вода, кругом вода…

Вспомнились трех–четырехэтажные жилые дома, что видела по пути на виллу. Они пугали своей чернотой.

– Копоть? – спросила я у отца, крепко держась за раму джипа, подскакивающего на кочках.

– Плесень. От высокой влажности.

Еще бы, пять месяцев дождей.

Высотки в центре выглядели совсем иначе: сверкающие стекла, современная архитектура, яркие рекламные баннеры. Пятизвездочный отель «Вестин Пуне» в виде огромного корабля и похожее на НЛО офисное здание компании «Инфосис» казались пришельцами из других миров на фоне развешанных на кольях тряпок и хижин из картонных коробок, покрытых плесенью жилых домов и куч мусора. Блеск и нищета Индии.

Только попав в центр, я поняла, почему папа предпочел поселить меня в пригороде. Бесконечный людской поток перемежался с потоком машин. Шум двигателей и запах отработанного топлива убивали все впечатления от красот зданий эпохи колонизации и ярких храмов, стоящих чуть ли не в каждом дворе. Дорогие автомобили и проржавевшие корыта ехали в ряд с бесконечно сигналящими моторикшами и скутерами, школьными автобусами и огромными траками, не подчиняясь никаким правилам движения. Махнул левой рукой, высунув ее в окно – дал понять, что сворачиваешь налево.

Но как же в Пуне было зелено! Казалось, воткни в землю палку, и она непременно зацветет. Джунгли неустанно отвоевывали пространство у города, лезли лианами на дома, распускались экзотическими цветами под ногами, кидали воздушные корни баньяна на проезжую часть.

Протирая насухо пол в доме, боясь, что и он может покрыться плесенью, я залезла под кровать. Один из каменных изразцов, заменяющих плинтус, привлек мое внимание – за него все время цеплялась тряпка. Я ткнула пальцем, чтобы вдавить выступающий угол, но добилась обратного – плитка вовсе отвалилась.

Под кроватью было тесно, и я никак не могла пристроить изразец на место. Мешал пот, капающий даже с носа, поэтому я не сразу заметила, что за плинтусом открылось пустое пространство.

– Вот шайтан! – Пытаясь пальцем поддеть провалившийся куда–то вниз изразец, я порезалась об его край. Боль, нетерпение, даже злость заставили меня вылезти из–под кровати и сдвинуть ее в сторону. Только тогда я поняла, что обнаружила тайник – в щели лежало что–то, завернутое в ткань. Потянув за край, я извлекла на свет прямоугольный предмет. Хотя меня съедало любопытство, решила поступить разумно – сначала обработать рану, а уж потом разворачивать клад. Мало ли какую заразу можно здесь подцепить!

Красная ткань оказалась куском сари. На ум пришел рассказ Анилы о невестах, которые в Индии традиционно выходят замуж в сари красного цвета.

Моя фантазия рисовала шкатулку с драгоценностями, но все оказалось гораздо прозаичнее. Передо мной лежал дневник – небольшая книжица с отлично сохранившимся кожаным переплетом. И что удивительно – ни пятнышка плесени! Даже золотое тиснение «My diary» нисколько не потускнело.

– Ну вот, а Анила говорила, что в доме останавливаются только мужчины, – вслух проворчала я, беря в руки явно женскую вещицу: дневник закрывался с помощью двух атласных лент. И все–таки назвать его современным я не могла: закругленный срез страниц, отделка кожи и шрифт выглядели очень уж старомодными. Я даже понюхала дневник. Он совершенно не пах двадцать первым веком.

Развязав бант, я испытала еще большее разочарование – страницы оказались девственно чисты.

– Почему же тебя спрятали? – спросила я у находки, проводя ладонями по плотной, немного шершавой бумаге. Не знаю, откуда появилось такое желание, то ли сказалось отсутствие интернета, то ли из–за нехватки общения, то ли вспомнились школьные годы, но мне до чесотки захотелось написать дату и начать вверять дневнику свои тайны.

Достала из дорожной сумки шариковую ручку и, удобно устроившись на диване, вывела первую фразу:

«Здравствуй, мой дорогой дневник».

Покусывая колпачок, подняла глаза к потолку.

Начать писать с того момента, как прилетела в аэропорт Дели, или сразу приступить к проклятию виллы Сунила Кханны? Немного поразмыслив, поняла, что совершенно не помню имена участников трагедии. Надо будет еще раз поспрашивать Анилу, если, конечно, ее еще не убила бабушка за разглашение давней тайны.

Вспомнив о «сестре» и нашем бое подушками, я заулыбалась.

Нет, начну дневник иначе:

«Дорогой дневник, у меня есть три желания, которые должны обязательно исполниться:

Первое: своими глазами увидеть, как Болливуд снимает фильмы».

Я вздрогнула от стука в дверь.

– Сия! Сия! Открывай!

За дверью стояла Анила в школьной форме. Внимательно осмотрев меня, словно желая убедиться, что я еще жива и не превратилась в зомби, затараторила:

– Скорее собирайся, и бежим к реке! Там такое! Такое!

– Стоп, стоп, стоп! – Я вытянула руку, чтобы прервать автоматную очередь слов. – Разве ты не должна сидеть на уроках?

Я уже знала, что в Индии каникулы бывают лишь в июне и декабре.

– Нас отпустили! Приехала съемочная группа из Мумбаи, и всех жителей пригласили участвовать в массовке! – Она подпрыгивала от радости. Ее бордовая юбка в складку и полосатый галстук с эмблемой школы тоже взмывали вверх. – К нам приехал Болливуд!

Я заметалась.

– Как одеться? Я вчера накупила индийской одежды, могу пойти в ней! – Я вывалила обновки на кровать, предоставив выбор «сестре». У меня от восторга кружилась голова. Не успела загадать желание, а оно уже исполняется!

– Иди так, в джинсах. Даже в сари или сальвар–камизе ты будешь выделяться белой кожей и светлыми волосами. Не думаю, что тебя будут снимать. – Анила выдернула из моих рук штаны и рубашку, которые я намеревалась надеть. Я растерянно смотрела на нее. Как так, все будут участвовать в массовке, а я – прохлаждаться на бережку?

– Хорошо, – согласилась я. – Я только переодену джинсы и майку. Но на всякий случай возьму с собой шаравар–камыз.

– Сальвар–камиз, – поправила меня Анила. Когда я потянула домашнюю майку вверх, она развернулась к двери. – Я подожду тебя на улице.

Я тут же кинулась к дневнику и, зачеркнув слово «три», чтобы не ограничивать себя в количестве желаний, дописала: «И самой участвовать в съемках». Потом торопливо переоделась, глянула в зеркало, пройдясь расческой по непослушным вьющимся прядям, улыбнулась своему отражению и запела, подражая Людке:

– Джимми, Джимми, Джимми! Ача–ача–ача!

«Здравствуй, дорогой дневник! Неужели в мои руки попала золотая рыбка, исполняющая все желания? Да–да, господин Бхараде так восхитился моим необычным видом, что выдвинул в первые ряды массовки. Меня снимали крупным планом! Теперь я с нетерпением буду ждать появления фильма «Любовь и магия» на широком экране. И пусть я стояла на набережной Индраяни соляным столбом и чуть не свалилась в воду, пахнущую тухлой рыбой, но зато получила такое удовольствие, что готова петь и плясать от счастья!»

И еще целый час я делилась впечатлениями в том же духе, а текст мой пестрел восклицательными знаками.

На самом деле я не верила, что дневник взял и исполнил желание, но совпадение удивляло. Съемки фильма проходили на красивейшей ступенчатой набережной Индраяни среди арок Аланди Гат, сохранивших дух старой Индии. Будет о чем рассказать Людке!

Немного подумав, я написала:

«Дорогой дневник, у меня есть еще одно желание: хочу научиться индийским танцам».

Вечером опять пришла Анила. В этот раз она принесла другое угощение – фиш тикка. Маринованная в специях рыба оказалась такой вкусной, что я готова была облизать тарелку.

– Передай большое спасибо бабушке, – произнесла я, сыто откидываясь на диванные подушки. – Она искусный повар.

– Хотя ей скоро исполнится восемьдесят лет, она до сих пор любит готовить сама.

– Подожди–подожди, – насторожилась я. – Это сколько же лет прошло с тех пор, как погибли все те незамужние девушки, которыми ты меня пугала? Около семидесяти? Середина прошлого века? И ты до сих пор веришь в проклятие виллы Сунила Кханны?

– Соседи тоже верят. – Анила пожала плечами. – Есть проклятие или нет, лучше не рисковать и держаться от мужчин подальше.

– Еще чуть–чуть и я подумаю, что тебе приплачивает мой папа…

Анила рассмеялась.

– Все папы одинаковые!

– А ты не задумывалась, что дело может быть в чем–то другом? Вот та самая первая девушка… – я замялась, вспоминая имя.

– Лаванья, – подсказала Анила.

– Да, Лаванья. Скорее всего, она полюбила другого и предпочла замужеству смерть. А во втором случае трагедия случилась, например, из–за ревности жениха. Пакистанские беженцы могли иметь врагов. Ведь эта семья была пришлой, и никто не знает, какая история тянется за ними. Несколько совпадений, а люди стали говорить о проклятии. А как узнать, существует проклятие или нет, если в доме жили лишь мужчины?

– Я не хотела бы быть той девушкой, что рискнет проверить проклятие на себе. – Анила потянулась. – Хорошо, что завтра воскресенье. В школу идти не надо. А то я сегодня на этих съемках так устала.

– А почему мы не купаемся в бассейне? – деланно изумилась я. – Мы стали звездами экрана, значит, должны вести богемную жизнь!

– Я плавать не умею, – погрустнела Анила. – В Индии мало кто из женщин плавает.

– В бассейне воды по колено, не утонешь, – успокоила я ее. – Беги за купальником!

– Зачем? – удивилась «сестра». – У нас принято купаться в сальвар–камизе.

– Выходит, я накупила вещей на все случая жизни? – Я собрала волосы на макушке и перетянула их резинкой. – И в дождь, и в воду, и в гости? Нет, я все–таки переоденусь.

Хотя мой купальник выглядел как спортивный, Анила упорно отводила взгляд, словно я вышла к бассейну обнаженная. Чтобы ее не смущать, пришлось повязать на бедра шифоновый шарф.

Теплая вода хорошо смывает усталость и вскоре мы плескались как два подростка, взвизгивая и смеясь. Смущение исчезло. Нам было хорошо.

– Ты умеешь танцевать? – спросила Анила.

– Ну да, – кивнула я.

– Покажи.

Я, выбравшись на широкий бортик бассейна, изобразила несколько современных танцевальных движений.

– Похоже на болливуд–стайл, – улыбнулась Анила. – А я говорю о национальных танцах. Ведь ты же русская?

– Нет, я татарка.

– А, – протянула Анила, хотя я видела, что она не улавливает, в чем разница.

– Мой родной язык не русский, а татарский. И танцы у нас другие.

– Какие?

– Сабантуй, Апипе…

– Покажи.

– Бас, кызым, Эпипэ, син басмасан, мин басам, – запела я, притопывая ногами. Мне хотелось продемонстрировать, насколько заводным могут быть татарские танцы. Анила встала рядом и постаралась приноровиться к моим нехитрым па.

– А что вы делаете руками?

– Вот, вот, вот! – Я махала руками по всем правилам танцевального искусства.

– А глазами?

– Мы глазами улыбаемся. И ртом тоже! – задыхаясь от быстрых движений, выкрикнула я, прервав пение и старательно улыбаясь всем перечисленным.

Вода брызгами разлеталась из–под наших ног – Анила не отставала.

Мокрые, но довольные, мы упали в кресла на веранде, испытывая небывалый прилив счастья.

– Теперь твоя очередь, сестра! – Я кинула Аниле полотенце, чтобы та обсушилась.

Наступил вечер, серый сумрак смешался с серостью вновь начавшегося дождя. Анила зажгла лампу и встала в островок яркого света.

– Наши танцы несут магию. Им более пяти тысяч лет. И мы не танцуем, мы говорим телом.

– Я только что тоже очень много сказала своим телом, – не удержалась я.

– Да, конечно. Ваш танец – это танец жизни, радости, счастья. А мы только движением головы, глаз или бровей можем показать гнев, любовь, удовольствие. Вот, смотри.

Анила встала в позу – слегка присела, раздвинув колени в стороны.

– Наш танец – это речь тела, состоящая из ста восьми букв – поз Шивы. Они называются каранами.

Поза сменяла позу, и в каждой из них Анила на несколько секунд замирала.

– Вставай напротив меня и повторяй.

– Не знаю, получится ли, – с сомнением произнесла я.

– Начнем с самого простого – с движения глаз, шеи и головы. Сначала брови. – Анила нахмурилась. – Что может означать это положение бровей?

– Недовольство?

– Гнев, недоверие, отвращение. А так? – Она кокетливо приподняла брови.

– Удивление?

– Любопытство.

– А как можно показать любовь?

Анила изогнула одну из бровей.

– Это удовольствие, счастье или тоска.

– Любовная?

Я повторила за ней – тоже изогнула бровь, что вызвало улыбку «сестры». С ее черными бровями изобразить можно что угодно, а вот мои, светлые, и разглядеть–то трудно.

– Чтобы сделать акцент на любви, двигай шеей справа налево.

У меня получилось не очень хорошо.

– Ладно, оставим шею. Смотри, любовь можно показать одним движением головы. – Она наклонила голову в сторону. – Или движением глаз. Подними брови, а теперь передвигай зрачками от одного угла глаза к другому.

Мне стало смешно.

– Чего ты смеешься?

– Ты так быстро двигаешь зрачками!

– Если это делать медленно, то вместо любви ты покажешь самоуглубление и покой.

– И как вы все запоминаете?

– Так же, как и ты запомнила свой алфавит. Все очень просто. – Анила раскинула руки в стороны, слегка согнув их в локте. – А теперь перейдем к позициям пальцев. Это мудры. Жесты рук – хаста.

Глава 3

Утром я долго лежала в кровати. Вставать не хотелось. После вчерашних съемок на реке и уроков танца с Анилой при каждом резком движении мышцы отзывались болью, поэтому я старалась не шевелиться.

Дождь, шедший всю ночь, прекратился, что уже радовало.

Лениво повернувшись на бок, я заметила краешек дневника, торчащий из–под покрывала. Пошарив руками в поисках ручки, обнаружила ее под собой. Не выйдет из меня принцессы на горошине. Когда я устаю, ко мне в постель хоть ежа клади – не замечу.

«Мой дорогой дневник, спасибо тебе за исполнение второго желания. Танцевать с Анилой было здорово!»

Поделившись с дневником впечатлениями, записала те названия движений, что запомнила. Нет, не для Людки, ей они ни к чему. Прежде всего, для себя. Когда–нибудь я станцую для своего жениха и посмотрю, сумеет ли он понять, что я объясняюсь ему в любви. Осталось совсем немного – встретить того самого счастливца.

Помечтав и даже в красках представив, как я буду под музыку вращать глазами, склонять голову, двигать шеей и красиво складывать пальцы перед человеком, которого полюблю, я вернулась на землю.

Чего бы еще пожелать?

Дневник– не дневник, но все, что я пишу, исполняется. Может, потому, что мои желания просты? Где, как не по соседству, встретить девушку, умеющую исполнять национальные танцы? Из короткого списка «простых» желаний выбивался лишь Болливуд, но и здесь все легко объяснялось. Мумбаи недалеко, а округ Пуна богат памятниками и красивыми местами. Где–то же надо снимать триста фильмов в год?

Еще немного поразмыслив, я вывела:

«Дорогой дневник, мое третье желание – увидеть настоящего йога».

И вздрогнула от резкого звонка в дверь.

Аниле даже в воскресенье неймется! Какая активная девушка. Неужели решила потащить меня во дворец Ага–хана?

Я торопливо надела рубашку от сальвар–камиза и спустилась вниз.

Пора бы привыкнуть к тому, что бежать босиком по влажной плитке опасно, можно свернуть себе шею. Едва не лишившись важного атрибута индийских танцев, я рванула ручку двери и ворчливо произнесла:

– И чего тебе не спится?

За дверью стоял мужчина в военной форме. Улыбка медленно сходила с его лица.

Когда он поднял ладонь и закрыл ею глаза, я вспомнила, что моя рубашка сшита из тончайшего батиста и наверняка просвечивает на солнце.

– Ой! – Я захлопнула дверь перед носом незнакомца. Сердце стучало где–то во рту.

– Мисс Ильсия, – донесся до меня мягкий голос. – Я Санджай Датарайя. Маста Ирек попросил меня навестить вас и узнать, не нужна ли помощь.

– Досчитайте до десяти и заходите во двор, – прокричала я в ответ, отметив, что мужчина говорит на русском почти без акцента. – Я только переоденусь.