Покли

На меня бесшумно упала какая-то жутко черная масса. Она властно охватила мои дрожащие плечи и неторопливо потащила свою добычу по грязной мешанине городского снега. Откуда он здесь? Не было ведь же еще снега. Куда меня тащат? Стало трудно дышать, на лбу выступил исключительно противный из-за своей липкости пот. Но я не мог поднять руки, чтобы стереть эту гнусную слякоть. Масса уже не позволяла шевельнуть мне даже пальцем. Она полностью поглотила меня, молчаливо принуждала к исключительной покорности. И я покорился. Мне некого было стесняться. Я был один в этой тьме. Один! И тут я вспомнил, что я не только здесь, в этой тьме, один. Я вообще один. У меня теперь нет никого. Я свободен! Я порвал со всеми! Никого! Осталась только эта безжалостно душившая меня тьма. Только она. И вдруг по шее саданула резкая боль. Тьма, будто испугавшись этой боли, разорвалась, и из тусклой клубящейся желтизны мутного тумана раздался пронзительный женский крик.

– Мужчина, вставай! – трясла меня за воротник куртки крупная женщина в сиреневой куртке и с красным лицом, украшенным двумя крупными бородавками. – Чего разлегся?! Здесь нельзя спать. Вставай! Мне вокзал закрывать надо. Иди отсюда, а то милицию кликну.

У крикуньи была на редкость крепкая рука, и к тому же спорить сейчас мне ни с кем не хотелось. Я молча поправил воротник рубашки, крепко сдавивший мне шею, и вышел на улицу. Там моросил противный осенний дождик. Было темно и сыро, и казалось, что здание автовокзала было единственным освещенным местом во всей близлежащей округе. Прошлепав по лужам куда-то наугад во тьму шагов двадцать, я остановился. Мне стало жутко. Захотелось опять вернуться к свету, но тут на освещенном крыльце показалась женщина, сторожившая вокзал. Проворно закрыв дверь на огромный амбарный замок, она погрозила в мою сторону бледным кулаком. Как сторожиха разглядела меня в этой кромешной тьме? Удивительно и невероятно. И кулак у неё на редкость внушителен. Да только я не испугался этого кулака. Тьма была страшнее. Я бегом рванулся к грузной стражнице светлого острова в темном царстве, чтоб узнать у неё, где находится гостиница в этом городке. Но женщина куда-то пропала. Я обежал вокруг вокзала, покричал и, не дождавшись ответа, вновь пошел во тьму. Я снова один. Иду по грязной раскисшей от дождя дороге вдоль мрачных приземистых избушек. В большинстве своем окна этих избушек были черны, но некоторые из них все же светились тусклой желтизной. Я хотел постучаться в ворота одной избы с освещенными окнами, но стоило мне только замахнуться для удара, так с той стороны забора раздался яростный лай и скрежет крепких когтей о доски. Я мгновенно отпрыгнул от негостеприимного порога метров на шесть разом, а может и более того, и тут же забыл о своем желании. У другой избы со светящимися окнами собака была еще злее. Поле третьей попытки постучать в калитку на этой черной улице, я твердо решил искать другие способы сближения со светом и с людьми.

Где-то впереди было оживленное шоссе. Оттуда ясно слышались надрывные и великолепные в своем жизнеутверждающем разнообразии автомобильные голоса. Там что-то скрипело, гудело и визжало. Там была настоящая жизнь. Там был живой свет. И я, уставший от тьмы и оглушительного собачьего лая, рванулся к этой настоящей жизни почти изо всех сил. Однако пробежать до заветной цели единым духом мне и на этот раз не удалось. Только я уверовал в близость желанного света, как ноги мои тут же увязли в куче свежего песка. И хотя до жизни на освещенной автомобильной трассе было рукой подать, но прямого пути туда сейчас не было. Вместо верной дороги, выросла передо мною огромная яма до половины наполненная водой. Такая огромная, что не перепрыгнешь и не обойдешь её. Вернее, обойти-то всё можно, только вот как? С какой стороны? Выбрав опять же наугад сторону, я, часто ступая по довольно-таки глубоким лужам, торопливо зашагал вдоль грязного препятствия в поисках выхода к свету. Я очень торопился туда, но тьма никак не хотела меня отпускать.

Скоро ноги мои промокли до легкой судороги, и я стал осторожнее. Но осторожность приверженцев своих не всегда к нужному благу выводит. Нередко она уводит их совсем в другую сторону. Так случилось и со мной. Я до того увлекся поиском сухих путей среди этой черной слякоти осеннего бездорожья, что вдруг потерял свою светлую цель. Вернее, не потерял вдруг, а понял внезапно, что иду я теперь уже не туда. Я хотел вернуться назад, но, запнувшись о какую-то корягу, упал, больно ударившись лицом обо что-то в грязи и, проклиная всё на свете, в том числе и свою собственную глупость, пошел уже совершенно без цели. Сколько я так шел? Не знаю. Наверное, долго. А если не долго, то отчего же у меня так ныли ноги? От короткого пути ноги так болеть не будут. И я уже хотел присесть отдохнуть, как вдруг услышал прямо у себя над головой громкую музыку. Где-то рядом опять была жизнь. Я остановился, прислушался и понял, что жизнь эта начиналась за крутым пригорком в изобилии поросшим густыми кустами. На этот раз я решил не искать обходных путей пошел к светлой жизни напрямик. Трудно было идти, но шел и не сдавался. Не сдавался и шел. И вот она цель моя! Я раздвинул последние препятствия и увидел прямо пред собой пять сверкающих букв. Буквы приветливо подмигивали мне, неторопливо изменяя цвет от нежно розового до прохладно голубого.

– ПОКЛИ, – прочитал я странное слово и почти вприпрыжку побежал к высокому крыльцу, над которым это слово сияло.

Возле крыльца спиной ко мне неподвижно стоял человек.

– Уважаемый, – протянул я руку незнакомцу, – мне нужна гостиница. Как мне туда пройти? Подскажите.

Человек неуверенно махнул рукой в сторону грязной железной двери, у которой бывшие когда-то стеклянными проемы были заделаны старой потрескавшейся фанерой, и вдруг согнувшись в три погибели стал блевать на первую ступеньку крыльца. Продолжать разговор после подобной выходки с человеком вообще трудно, а с незнакомым трудно втройне, и потому я поспешил открыть указанную дверь.

Тяжелая дверь нехотя и со скрипом отворилась, пропуская меня в сумрак душного помещения, то и дело разрываемого сполохами красного и синего цвета. Вместе со сполохами там меня радостно встретила и визгливая какофония, чем-то отдаленно напоминающая музыку. Я поначалу отпрянул назад, смутившись подобному приему, но, быстро совладав со своими чувствами, решил в этот вечер больше не отступать. Сделал шаг, второй, третий и тут чья-то сильная рука, ухватив меня за куртку, рванула назад. Я от неожиданности легко поддался подлому нападению и в то же мгновение оказался лицом к лицу с обладателем таинственной руки. Моё удивление было безгранично! На меня опять в упор смотрела та самая женщина с вокзала. Я сразу же узнал её по выдающимся бородавкам на правой щеке. Все заготовленные во время поисков светлой жизни слова встали в горле комом. Я смотрел на свою, наверное, единственную знакомую в этом городе и часто хлопал глазами.

– Чего надо?! – стараясь перекричать забойный музон, первой нарушила некоторую неловкость в нашем общении женщина. – Куда прешь, грязная скотина!

– Чего?! – после ощутимого усилия над собой, выкрикнул я мгновенно созревший от яростного негодования вопрос.

Как это она меня смела скотиной обозвать? Я уважаемый человек с высшим, правда, не совсем законченным, образованием, и вдруг, «грязная скотина». Это знаете ли выше любого терпения. Я закипал. Так бывало со мной всегда, когда вопиющая несправедливость вонзала в мою душу грязные когти. Я ненавидел эту гнусную тварь, уже разорвавшую на мелкие клочья все мои душевные устои. Я хотел сбежать от неё на край света, и сбежал, но она вновь настигла меня и опять куражится почем зря. Надо что-то делать! Может быть, врезать этой сволочи с бородавками по её поганому рылу? Или еще лучше…. Но додумать лучшего варианта для своего дальнейшего поведения у меня не получилось. Красномордая баба вскочила со стула, ухватила меня за грудки и с напором регбийного нападающего из чемпионской команды, стала быстро толкать к порогу. И лететь бы мне, наверное, спиной вперед с крутых ступеней высокого крыльца, если бы не мощный толчок в спину с другой стороны. Я оказался, будто кусок разгоряченного железа между молотом и наковальней. А это положение не из приятных. Железо-то его выдержит, а вот человеку такое не всегда по силам. Здесь уж как повезет. А уж мне-то по жизни вообще редко везло, и потому я решил готовиться к худшему, если меня сейчас не раздавят всмятку, то ребра поломают точно. Когда ребра стали уже угрожающе громко хрустеть, из-за моей спины раздался насмешливый голос.