Талый снег

Глава 1

– Чего ты от меня хочешь? – произнесла в трубку, прерывая несвязное бормотание несостоявшегося поклонника. Дернул же черт поддаться уговорам Маринки и зарегистрироваться в этом приложении для знакомств. В ответ на мой вопрос, снова какой-то мыслительный поток без сути, но с непонятными претензиями. – Слушай, если есть желание, приезжай, пообщаемся, кофе попьем, а нет, то и не сыпь мне тут непонятными обидками. Это выглядит смешно.

В ответ мне снова, что-то промямли из серии «женщины должны подстраиваться под мужчину, а не наоборот». Я глубоко вздохнула, сдерживаясь, чтобы просто не послать его русским матерным в пешее эротическое, была бы одна в кабинете так бы и сделала, но сейчас тут был Довлатов, и несмотря на то, что часы давно перевалили за полночь, все же мы оставались в рамках начальник-подчиненный и мне приходилось соблюдать нормы приличия.

– Милый мой друг, ты мне вообще никто, если у тебя есть какие-то психотравмы, психрасстройства, то это не ко мне, это к врачу. Я больных, калек и ущербных не собираю под материнское крыло.

Услышав в ответ, какая же я сука. Наконец, отложила телефон, облегченно выдохнув.

– Ну вот еще один отвалился. Откуда вы такие беретесь? – произнесла вслух, возвращая внимание к лежавшим на коленях папкам с документами.

– Навязчивый поклонник?

– Просто не стоит слушать подруг и регистрироваться во всяких приложениях для знакомств, там как правила тусуются лишь неполноценные обиженки, – Захар Александрович сдержанно улыбнулся одним уголком губ, не отводя взгляда от монитора ноутбука.

– Алена Витальевна, купите билеты на тридцатое декабря и забронируйте гостиницу, вылет ночь или раннее утро, в обед у нас первое подписание. Вы летите со мной. Все хвосты до вылета добить. Крайний срок двадцать девятое четырнадцать часов, в это время я должен уже видеть полный отчет, – с этими словами он закрыл ноутбук и поднялся со своего места. Снова обдавая уже привычным холодом. Не мужик, а ходячий айсберг. Порой казалось, что стоит ему войти в кабинет, как температура воздуха тут же падает на десятки градусов.

– Конечно.

– На сегодня все. Не засиживайтесь.

– Хорошо.

Довлатов покинул кабинет, а я, откинув голову на спинку дивана, на мгновение прикрыла глаза, сжав веки до красных всполохов. Тяжело работать с человеком, которого ты любишь, любишь, понимая, что ничего между вами быть не может. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Кто я и кто он. Об этом даже думать не стоит. Я далеко не легкомысленная двадцатилетняя девица, с соблазнительными формами, готовая ради эфемерного светлого будущего залезть ему в штаны и раздвинуть ноги на рабочем столе. Мне тридцать два, и эта работа для меня все. Терять стабильно высокий заработок и репутацию ради попытки соблазнить собственного начальника, так себе идея. Я давно усвоила правила, не стоит пытаться прыгать выше головы, если боишься лоб разбить. А я боялась. Выдохнув, сбросила с себя кратковременную дымку эмоций, застелившую на мгновение разум, и вернулась к документам. Кому-то любовь и розовые воздушные замки, а таким, как я работать надо. Закончив с бумагами, проверила все ли в порядке, есть ли в шкафу отглаженные рубашки и брюки, в наличии ли все предметы гигиены в душевой и туалете, проверила наличие в достаточном количестве канцелярии. Составила список и сразу же скинула на почту в снабжение. Поставив заметку в ежедневнике отправить им с утра официальную бумазейку. Официально я числилась личным помощником Довлатова, по факту же помимо прямых обязанностей заменяя всех и вся, на всех уровнях, без праздников и выходных. Я не жаловалась, свою работу я любила, и Захар Александрович платил столько, что все мои неудобства и изредка возникающие недовольства перекрывались внушительной суммой в конце месяца. Меня это устраивало.

Утром, припарковав машину на служебной парковке. Набрала маме. Звонила я ей три раза в неделю. Это был некий мой ритуал, отрезвляющий элемент, не позволяющий поддаваться излишним эмоциям, и совершать ошибки.

– Привет мам. Как у вас дела?

– Хорошо, Ален. Как сама? Что новенького?

– У тебя голос уставший. Что случилось? – я проигнорировала ее попытку увести разговор в сторону, сместить фокус на меня.

– Ночи тяжелые. У Арсюши приступы почти ежедневные, каждую ночь скорую приходится вызывать. Устала немного. Не обращай внимания, дочь, все хорошо у нас.

Я мысленно выматерилась, уперевшись затылком в подголовник кресла, прикрыла глаза. Арсений – это мой младший брат, инвалид детства с огромным списком диагнозов, половину названий которых я даже не знаю. Три года назад у него случился повторный инсульт, (первый был при рождении), после которого он остался наполовину парализованным, из-за этого его состояние сильно ухудшилось, а на мамины плечи навалилась еще большая тяжесть.

– Я отправлю тебе сегодня деньги.

– Нам хватает Ален, ты в прошлый раз так много перечислила. Спасибо тебе, я руки тебе целовать готова. Сидим на твоей шее два иждивенца.

– Мам, не говори ерунды. Пожалуйста. Я очень тебя прошу, – ее слова до боли царапали сердце и душу. Я же понимала, что скорую, маме приходилось вызывать частную, ибо обычная уже открыто отказывалась приезжать на вызовы, которых порой был не один за ночь.

– Ален, ты не переживай только, мы справляемся, правда, я не жалуюсь.

– Может все-таки определить Арсения в специализированное учреждение? Там круглосуточный медицинский уход, все необходимое оборудование, и ты сможешь к нему хоть каждый день приходить, – это предложение я озвучивала стабильно раз в месяц и каждый раз слышала отказ. И этот раз не оказался исключением, ничего не поменялось.

– Ален…– мама сглотнула, подбирая слова, – я не могу, он мой ребенок, мой сын. Я не могу его предать, – на последних словах ее голос дрогнул.

– Это не предательство мам, – произнесла, сглотнув вставший в горле ком. Мне хотелось ей сказать, что Арсений еще до инсульта, когда мог разговаривать, признавался, что не хочет больше жить, не хочет больше мучиться и причинять страдания матери. Он устал. Он хотел уйти. Но мама с отчаяньем, на которое способны только любящие матери, каждый раз его спасала, откачивая после очередного приступа. Я хотела ей об этом сказать, сказать напрямую, что он сам не хочет жить, чтобы она отпустила его, но я не имела на это никакого права.

– Ты поймешь меня попозже, когда у тебя свои дети появятся. Не сейчас, – тихо произнесла мама в трубку.

– Давай хотя бы я найму сиделку, ты выспишься.

– Ален, все у нас хорошо, – как на повторе упорно твердила мама, заставляя сжиматься мое сердце от понимания, что это далеко не так, – если понадобится, я скажу.

– Хорошо.

– Ты приедешь на Новый год?

– Не получится, у меня командировка выпала на тридцатое декабря в Самару, поэтому скорее всего, только к Рождеству смогу до вас добраться. Но подарки я отправлю.

– Самый лучший подарок, это когда ты сама приезжаешь, мне других и не надо.

– Я обязательно приеду, но чуть позже, мам.

– Я понимаю. Беги уже на работу, а то наверняка сидишь на парковке в машине и со мной говоришь.

– Ты хорошо меня знаешь, – я рассмеялась, но это был смех с привкусом боли, боли за нее, за брата и боли от собственного бессилия.

– Целую, моя дорогая!

– И я тебя мам.

Она сбросила вызов, а я, отложив трубку на консоль, потянулась к пачке и, вытащив сигарету, закурила, открывая окно. В душе, как обычно, после разговора с матерью, саднило, болело, тянуло. Она была для меня примером самоотверженности, истинной любви и примером стойкости. Порой мне казалось, что если понадобится, она и от костлявой, и меня, и Арсения отобьет, ее ничего не остановит.

Мне было двенадцать, когда родился брат, мама первый год его жизни практически не находилась дома, они все время были в больницах, операции, реабилитации, новые диагнозы и все по кругу. Еще через полгода не выдержал отец и, собрав вещи, ушел, оставив маму с двумя детьми на руках. Он не справился, он хотел обычную нормальную семью, а больной ребенок в его картину мира никак не вписывался. Врачи открыто говорили, что Арсений – это не ребенок, это «овощ», предлагали маме написать отказ и не мучиться, говорили, что он никогда не будет ходить, говорить, кушать самостоятельно. Но мама сотворила чудо, Сенька пошел, ему было пять лет, хромая, выворачивая левую ногу, но пошел. Разговаривал он медленно, картавя, и тянул слоги, но он говорил. Он сам кушал, даже став взрослее, пытался сам себя обслуживать: почистить обувь, наливать чай, пробовал выполнять какие-то простые бытовые действия, получалось с переменным успехом. Со временем его руки и ноги стали сводить судороги, но он не сдавался. Мама все время «выбивала» в больницах для него любое возможное лечение, которое только можно было. Врачи же зачастую молча, качали головой, понимая, что Сене долго не прожить. Изначально они говорили о десяти, максимум двенадцати годах. Но Арсению на сегодняшний день было уже двадцать, и я с уверенностью могу сказать, что это заслуга мамы. Ее не волновали ни прогнозы врачей, ни людское осуждение, оно знала лишь одно: ее ребенок должен жить, и она делала для этого все. Можно долго рассуждать о моральной стороне вопроса, насколько правильно продлевать такую жизнь, но обычно об этом любят говорить те, кто с этим не сталкивался, кто не был в шкуре таких женщин, как моя мать, для которых каждый день это сражение за жизнь своего ребенка. Могла ли я так же? Я думаю, что нет. Я не настолько сильна духом. Моя скудная циничная душонка не способна на такой подвиг, а это, несомненно, ежедневный подвиг. Я бы спасовала. Поэтому для меня мама святая не меньше. И чем я смогу ей помочь, я помогу.

Докурив, потянулась за телефоном и открыв приложение банка, отправила деньги на мамин счет. Вышла из машины, направляясь к входу в бизнес-центр, в котором находился один из офисов Довлатова, внутренне переключая эмоциональный фон с личного на рабочий.

Глава 2

Захар.

Снег снова валил так, будто кто-то там наверху щедро вытряхивал его из мешка. Большие хлопья налипали на дворники автомобиля, собираясь в мокрые комья. И судя по тому, что он не спешил заканчиваться, утром придется опять стоять в пробках. Еще эти предновогодние дни долбанные, люди словно взбесившиеся носились по городу, пытаясь переделать все дела, которые откладывали предыдущие двенадцать месяцев, при этом, попутно опустошая магазины. Никогда не понимал прелести этой суеты. На календаре изменится всего одна цифра, а люди ведут себя так, будто у них враз поменяется жизнь. Что это? Наивность? Инфантилизм? Неиссякаемая Вера в чудо? Что это за ежегодная агония?

По пути заехал к Шаулову.

– Держи, все чисто, можешь свой гольф-клуб строить и не оглядываться, – положил на его стол папку с документами на землю.

– Мое искренне мерси. Виски будешь? – он кивнул на бутылку, стоявшую на столе.

– Давай, только льда побольше сыпани, – произнес, усаживаясь на черный кожаный диван.

– Говорят, Нечаев на тебя зуб точит, у вас опять война? – Шаулов протянул мне бокал и устало развалился в кресле.

– Да за*бал этот ушлепок, монопольщиков попытался натравить, долбонафт.

– И как успехи?

– Обосрался как всегда. Те пришли, посмотрели, в бумагах порылись, извинились за беспокойство, мне руку пожали, а его теперь *бут и в хвост, и в гриву. Говорю же идиот. Нет мозгов – считай калека, – Арай тихо рассмеялся.

– На что он вообще рассчитывал?

– На фарт как обычно, но удача давно не на его стороне.

– Хер с этим идиотом, какие планы на праздники?

– Это сарказм такой своеобразный? Какие на хрен праздники, еб*шим как всегда . Тридцатого в Самару лечу, Левашов свои высотки сдает и два объекта на этапе котлована у него, согласен соглашение на реализацию подписать. Вроде согласовали все, но надо хвосты подбить и уже официально все провести. – Арай улыбнулся, отхлебнув вискарь, понимающе кивнул, ибо сам предпочитает работать тогда, когда остальные отдыхают, самое продуктивное время.

– А Кир тебе свои сбросил?

– Да по остатку, он же первую волну всегда сам реализует, а остатки раскидывает.

– Как и все. Что он по поводу Нечаева говорит? Колесников же теперь у нас крестный отец бизнес-братства в регионе.

– А Нечаев изначально в позиции стоял ни вашим, ни нашим, каждой стороне пытался жопу подлизать, так и сейчас себя также ведет. Кир его прессанул немного за последний выкидон, но вмешиваться в открытую не может, да и не надо, если честно. Конкуренция всегда есть и будет, Ничай отойдет в сторону, так другой до*бется. Люди же не вкупляют, что кто-то батрачит двадцать четыре на семь в то время когда они свои телеса, заплывшие жиром на Мальдивах под солнышком, греют. Невдомек таким людишкам, что надо работать триста шестьдесят пять дней в году, чтоб быть как минимум быть в сотне лучших. Они же все думают, главное – бизнес поставить на колеса, а там он сам в топчик залетит, пока они на морюшке будут очередную эскортницу потрахивать.

– Людская глупость неистребима.

– Согласен. Но не было бы таких тупых, как Ничай, мы бы не казались такими умными.

И Наш смех наполнил кабинет Шаулова.

–Шепчутся, что ты из тени вылазишь, все в легальное поле выводишь? – посмотрел на Арая, сделав глоток из своего бокала.

– Все так,– подтвердил Арай, а я вскинул бровь в немом вопросе, на что он лишь улыбнулся, пригубив виски.

– Так, санкции везде, гайки крутят с каждым разом все сложнее играть. Посидел, подумал, раскинул и решил, что быть законопослушным гражданином – это мое.

– Тебе предупреждение выписали?

– Намекнули. Скажем так. Предложили с Грециным сотрудничать, а я как его количество циферок в оборотах увидел вкупе с его помойкой во всех делах, мне поплохело сразу, и я отказался.

– А отказывать Грецину нельзя.

– Нельзя, вот мне и выдвинули либо так, либо никак. Я выбрал никак.

– Он окрысится может

– Может, но не станет. Мы с ним часов шесть разговоры вели, я ему на пальцах разложил где, что и как у него, почему я в его помойку не полезу, пока он там порядок не наведет. Ибо прокручивать такие суммы для меня в принципе чревато, а тут еще такой бардак, что при случае даже прикрыться нечем и если он еще сможет откупиться при своем статусе, то я присяду сразу и надолго, а это в мои планы совсем не входит. Пальчиком ткнул туда, где у него очевидные дыры и кто-то бабло без палева уводит, он мне через два дня перезвонил, поблагодарил за подсказку, головы поснимал, говорят, четверть людей уволил в своей богадельне. До сих пор окружение зачищает.

– Поблагодарил, но на хвост наступил все равно.

– Там еще предложение было под его крыло пойти. Но мой ответ остался прежним, поэтому и ботинок на моем хвосте стоит до сих пор. А я как свободолюбивый кот, лучше хвост себе отгрызу, но на воле останусь. Перспектива, конечно, сказочная, но мне убранство золотой клетки не по душе.

– С Грециным поосторожнее, гондон тот еще, с политическими картами в рукавах и хорошими рычагами влияния.

– Я в курсе. Поэтому в лоб и не пру. Мне по одной шараге помощь нужна будет. Прикроешь зад?

– Без проблем, скинь все, что необходимо. Лучше Юмашевой, она разгребет, распределит куда надо.

– Лады. Твоя Аленка на вес золота, не будь ты другом, переманил бы.

– Сам себе завидую. А твой опять, где? Как его там? Новенький Гришка, Степашка?

– Чебурашка бл*ть, навернулся с самоката этого еб*чего, поколение дебилов сука, чего им нормальные средства передвижения не нравятся? Теперь в больничке уже неделю лежит.

– Ты опять в поиске помощника? – я не мог сдержать улыбку, у Арая эта должность была явно проклята, предыдущие три помощника тоже в больничку слегли, а после уволились, причем причина попадания в больницу вообще никак не была связана с их работой на Шаулова.

– Ага. Вот херли ты ржешь? Мне совсем несмешно, уже, что делать не знаю, а в одного я просто задолбался все это дермище разгребать, хоть к бабке, какой иди, на сглаз и порчу проверяйся. Может, дашь Аленку свою на неделю, а?

– Нет, и не уговаривай, такие кадры надо беречь, холить и не отпускать в проклятые места. А то мало ли, я ее больничного не переживу, у меня даже временной замены нет.

– Да никто, потому что твоего ритма работы не выдержит, изверг, одна Юмашева пашет как вол, пожалей хоть девочку.

– Пожалеть пожалею, а к тебе не отпущу.

– Найди мне тогда смышленого человека, который способен хотя бы соображать, не тупить и делать то, что ему говорят. Как выяснилось, у многих даже с этим проблемы.

– Я не отдел кадров, но есть одна девочка на примете, у меня в недвижке крутится, вроде способная, спрошу, если согласится, отправлю к тебе. Мне ее, по сути, повышать надо было еще год назад, талантливая, но пока некуда. Не угробь только.

– Буду беречь как зеницу ока.

Допив свой бокал виски, распрощался с Шауловым и вызвав водителя, поехал домой.

Мыслями почему-то касаясь Юмашевой, она и правда работает на износ, наравне со мной, а то и гораздо больше меня, но почему-то ни разу не выразила своего недовольства. Я настолько привык, что она рядом, что уже не могу даже представить, как буду обходиться без нее, если вдруг она решит уволиться или заболеет. Эти варианты даже в мыслях никак не формируется в образы, а представить в реальности и того сродни воплотившемуся кошмару. Надо спросить ее, не хочет ли она сходить в отпуск, в принципе числа до десятого января, я, наверное, смогу ее отпустить… и премию надо побольше ей дать. Чертов Арай со своими проблемами теперь и я задумался только не о поиске помощника, а о его сохранении.