Свет погасшей звезды. Мифы о звездах и маяках

© Любовь Сушко, 2024

ISBN 978-5-0064-7138-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любовь Сушко

Свет погасшей звезды

От автора

«Свет погасшей звезды» – это сборник рассказов, совсем новых, написанных в 2024 году для разных конкурсов. А их прошла дюжина, и я была активна. Есть и несколько старых рассказов, которые подходят по тематике сборника.

И я вдруг увидела, что во всех этих рассказах есть звезда, маяк, огонь- все, связанное со светом. Это показалось мне символичным в контексте сегодняшнего дня. Несколько рассказов о свете сгоревших звезд, продолжающих нам светить – о ярких людях, которым талант или любовь гениев подарили бессмертие..

Мне показалось важным рядом со славянскими и иными мифами поставить повествования о золотом и серебряном веках. И так как в этом году вдруг переключилась на драматургию, пока это только первые пробы пера, скажем так, то завершает книгу драма «Яркие звезды Урана» прекрасно вписавшаяся в тему. А по содержанию ставшая началом всех начал.

Не сомневаюсь, что из некоторых рассказов могут родиться сценарии, сегодня это стало очень популярным явлением, а какие-то из них разрастутся до повестей, романов.

Но пока они отправляются в мир в таком вот виде. Хотя итоги 2024 года подводить рано, но я без дела не сидела. Книга получилась объемная, надеюсь, интересная не только для меня.

Остров вдохновения

Пустынный остров в океане был когда-то обитаемым. Но несколько веков там никого не было, он пустел, и дремучим становился лес на этом острове. Дорога, ведущая к башне с маяком, заросла густой травой, и не каждый смог бы ее разглядеть во мраке, ведь маяк был давно погашен.

А потом на острове вдруг появились двое. Говорят, именно в это время загорелся свет на маяке, простоявшем много лет на том самом острове без огня и чудом сохранившемся.

Древний строитель этого сооружения, кто бы он ни был, вероятно, верил в то, что однажды появятся те, кто зажжет огонь и поселится тут, сбежав от людской толпы, страстно желая одиночества, находя только в нем утешение. Такие люди находились в любом времени, чаще всего они были поэтами, художниками, музыкантами.

Вот и эти двое, зажигая огонь на маяке, верили, что их герою тут будет хорошо:

– Он мечтал о своем острове и страшно устал от людей и городов. Здесь он обретет если не счастье, то покой и может быть сумеет получить настоящее удовольствие от творчества. Он столько не успел н6аписать там, а тут у него появится такая возможность. Мы еще получим настоящие шедевры.

После этих слов они растворились, словно их и не былововсе, и только огонь мерцал на маяке и не гас.

***

Так оно и случилось, сначала замерцал огонь, а потом появился этот человек. Никто бы с уверенностью не смог сказать, откуда он взялся, было ли кораблекрушение в тех местах, упал ли он с небес, или его похоронили по старинному обычаю, уложив в ладью и отправив в последнее путешествие к острову Буяну?

Но что бы с ним не случилось в мире людей, словно древний царь Гвидон, ступил он на берег острова, прошелся по нему удивленно и направился прямо к маяку, ведь прежде он видел Маяк во сне.

Сон оказался вещим, да и повторялся он много раз при жизни творца, вот и врубился в память. Во снах его лодка прибивалась к берегу, он выходил и шел в глухую темную ночь к маяку – тому источнику света, который мог на какое-то время избавить его от кромешной тьмы, подарить тот не яркий огонь, утешавший и ласкавший душу. Мрак неизменно рассеивался, просыпался он в прекрасном настроении в такие дни.

***

Наверное, каждый человек, оказавшись в таких условиях бы испугался, стал метаться по берегу, звать на помощь, понимая, что никого там больше нет, и не будет. Но Волхв – назовем так нашего героя, не испугался, не метался и вовсе не собирался звать на помощь. Он молил небеса, чтобы тут больше никого не оказалось, чтобы на острове, где во тьме горел маяк, он был один, как можно дольше, да хоть всю жизнь. Даже если окажется, что впереди у него вечность. Ведь если в том мире он умер давно, а скорее всего, так оно и было, то два раза не умирают, он обрел Вечность.

Волхву стало казаться, что он видел свою смерть и свои похороны, людей в черном, стоявших у гроба. Хотя, возможно, это был только сон, странный, невероятный сон. А разве не может быть так, что в жизни происходит то, что нам успело присниться? Ведь герои порой появляются в жизни после того, как мы их написали, увидев во сне?

Последнее умозаключение поразило Волхва больше всего. Он думал о писательстве, как о чем-то обычном, обыденном, словно всю жизнь только этим и занимался. Что это, память к нему возвращается или фантазии становятся реальностью и вытесняют те реальные воспоминания, о которых он старается не думать, особенно если они были печальными и тягостными.

Что если в жизни он был палачом или бессердечным преступником

(одно от другого не сильно и отличается), а теперь думает, что просто писал об этом книги? В написании книг ведь не кроется преступление. Разве люди не придумали игры, чтобы перестать воевать? Тогда они начали убивать своих противников только на шахматной доске?

Не ведая, не догадываясь о том, что происходило в той реальности, сейчас, оказавшись на острове, он шел к маяку, к тому удивительному свету, которого здесь было так мало, но он все-таки был. И оказаться в такой момент Волхву хотелось именно там, потому что и остров, и маяк он с первых мгновений стал считать своим новым домом.

***

Ночь на новом месте оказалась такой спокойной и тихой, что Волхв проспал до полудня, никогда прежде он не спал так долго, как теперь и открыв глаза, вспомнил, где он находится.

Он сразу же почувствовал, что был не один, хотя никого рядом не было. Конечно, это духи башни, – хранители маяка, ему ли не знать об их существовании, хотя он и не помнил пока откуда он мог о них знать..

Они разговаривали, решив, что он еще спит:

– Не надо его сильно пугать, – услышал он низкий неприятный голос.

– Да он никогда ничего не боялся, чего же он испугается теперь, – отвечал ему голос высокий, почти визгливый.

– Выходите из тени, – услышали они голос Волхва, – хватит прятаться и говорить обо мне за моей спиной.

– Тебя предупреждали, что надо бояться своих желаний, они исполняются. Ты получил то, чего так страстно хотел, теперь не жалуйся.

– Вот и хорошо, что сбываются, хорошо, что я заслужил хотя бы покой. Как же мне его там не хватало.

– Посмотрим, как ты запоешь, пробыв здесь какой-то срок.

Голоса растворились в воздухе, он снова остался один и почувствовал в голосе последнего духа угрозу.

– Пусть никто и никогда не появится тут, – выкрикнул он, надеясь, что они его услышат. А если не они, то кто-то более могущественный, решающий наши судьбы

Но то ли услышали его не так, то ли из вредности решили не исполнять его обещание те самые высшие силы, но на рассвете к острову причалила ладья. Настоящая древняя ладья. Покой был безжалостно разрушен. Там снова были люди. Конечно, их было не так много, но один он тоже не останется, увы и ах.

***

Не зная, что делать и как быть, Волхв поднялся с ложа, спустился на землю и отправился встречать гостя. Все в душе его кипело от возмущения, он с яростью смотрел в небеса, готов был заглянуть в подземный мир, пытаясь угадать, откуда к нему явился этот человек. Но все эти чувства ему пришлось спрятать как можно глубже в душе, потому что тот был печален или мрачен, с какой стороны посмотреть. И хмуро пробормотав приветствие, он заявил:

– Мне пока некуда двигаться дальше, я должен здесь отдохнуть.

И тут случилось нечто странное, гость широко улыбнулся и произнёс:

– Это вы, не может быть. Мне хотелось с вами встретиться, но ведь это было невозможно, мы не совпали во времени. Вы ушли задолго до моего появления в этом мире, или в том. я пока не разобрался в каком именно.

– Здесь возможно все, – едва скрывая раздражение, – говорил Волхв, и думал, хочется ли ему самому узнать кто он такой, скорее всего не хочется. А пришельца он знать не мог, потому что тот признался, что там они не могли встретиться. Ну хоть одному из них можно порадоваться, сам он мрачнел и хмурился все больше. Меньше всего ему хотелось знакомиться ближе, вести беседы, спорить о чем-то.

И в тот самый момент, когда его ярость хлестала через край, маяк загорелся сильнее, значительно сильнее,, чем прежде, так, что даже при свете дня он обратил на него внимание.

– Мне придется смириться с его присутствием, – размышлял Волхв, – хотя как же не хочется этого делать, я же не успел насладиться одиночеством, и снова то же, что было там.

Пришелец молча на него смотрел, понимая, что ему не слишком рады. Это его явно озадачило. Но развернуться и уйти он все равно не мог.

– А если бы успел насладиться, тогда бы еще труднее было с ним прощаться, – тут же стал размышлять Волхв, чтобы хоть как-то примириться с новой ситуацией. Во всем же можно найти что-то хорошее, наверное, можно.

***

Романист – так назвал своего гостя Волхв, был не разговорчив и не сильно ему досаждал. Он только спросил, продолжает ли тот здесь писать.

– Нет, я решил взять передышку, обдумываю новые сюжеты.

– А мне хочется только одного, писать и писать. Из жизни меня вырвали так неожиданно и рано, что пришлось оборвать книгу на середине. Теперь я займусь только творчеством, вам не о чем волноваться, я не стану вам досаждать. Но если вы что-то напишете, прочитаю с превеликим удовольствием, – тут же пообещал он, словно его о том просили.

– Должен же быть у меня хоть один читатель, не где-то там, а здесь рядом, хотя от этого так много неудобств, но искусство требует жертв. И вроде мы все друг другу враждебны, но не на острове, где нас только двое, ведь не зря так разгорелся огонь маяка, когда мы оказались рядом, – пытался он убедить себя.

Зря Волхв боялся, что покой его будет нарушен. Романиста не было видно и слышно долгое время. Ему даже пришлось отправиться в ту часть башни, где он поселился.

Волхв замер перед полуоткрытой дверью. Романист сидел за столом в кресле, с гусиным пером в руках, перед ним в каком-то творческом беспорядке лежали свитки, и он писал, не отрываясь, едва кивнув в знак приветствия.

Волхву хотелось заглянуть в те самые свитки. Но его никто не приглашал войти. Да он и сам не хотел приобщиться к творчеству, заразиться вдохновением и тоже вот так писать, забыв о мире и обо всем на свете. А может быть, он не знал о чем писать, страшно боялся, что не сможет ничего больше написать, ни единой строчки?

Постоял еще немного, Волхв развернулся и ушел. Его желание о покоя все-таки сбывалось, только хотелось ли ему теперь такого покоя?

***

Однажды, не сговариваясь, ночью они вышли на берег, залитый лунным светом. Но посмотрели не друг на друга, а в одну сторону, словно зачарованные.

Вдалеке что-то передвигалось, хотя как понять, что это было.

– Мне кажется, что это корабль-призрак

– Надеюсь, что это не к нам

– К нам, они видят маяк, и, наверное устали скитаться по морям. Наверняка к нам.

Так все и вышло. Корабль остался на другой стороне острова, куда они еще и не добирались, проявляя странное равнодушие к месту своего обитания, но в шлюпке к ним скоро добрался Поэт. И снова Романист его узнал, стоило тому только приблизиться.

– О только не это, – простонал Романист.– Я так не люблю поэтов, даже Пушкина, а это еще и вы. Ну как такое могло случиться? В мире столько островов, в вы оказались именно на этом.

Долговязый Поэт молча улыбался. То ли ему не хотелось злить хозяев, то ли просто ситуация показалась забавной, да настолько, что он лишился дара речи. Объездить весь мир, чтобы встретиться с Романистом? Это шутка противника Бога, не меньше.

Волхв с интересом за ними наблюдал, не сомневаясь, что эти двое были хорошо знакомы прежде.

– Интересно, только мне о них ничего не известно.

Наконец выслушав все, что твердил Романист, поэт заговорил сам:

– Мне велено тут дождаться мою прекрасную даму. Вам придется меня терпеть, господа. Возможно, все не так страшно, как кажется на первый взгляд. Но как бы там не было, я добрался до острова и остановлюсь здесь. Иначе она просто не отыщет меня, а так поступить я никак не могу с любовью всей своей жизни.

***

Как вскоре выяснилось, прибыл он не один, хотя уверял их, что никого с ним не было. Но вскоре в башне стали слышаться шаги, какой-то странный скрип. На стенах, заменявших ему полотно, невидимый художник набрасывал портреты.

Видя, как мастерски они были исполнены, становилось ясно, что это кто-то из знаменитых художников. Поэт даже предположил, кто именно.

И все бы ничего, если бы все трое они не были изображены так, как им совсем не хотелось себя видеть. Каждый из творцов считал, что он и добрее, и ярче, и душевнее. Но художник не собирался им льстить, наоборот, ему хотелось показать сущность каждого. Она менялась с течением времени, и потому менялись портреты. Порой он видел их совсем в ином свете и писал снова и снова.

Просыпаясь утром, они стремились к той самой стене с трепетом, страхом и тревогой, чтобы посмотреть, как изменились их портреты.

Из тех немногих развлечений, им тут оставшихся, это было самым странным, с чем согласились все трое, ведь оно будило воспоминания забытые или запрятанные очень глубоко в душе.

И хотя каждый из них видел только свой портрет и не заглядывал на другие полотна, но легче им от этого не становилось. Ведь они оставались наедине сами собой. И подозревали, что убить этого художника не получится. Это за них успел сделать кто-то другой.

Обстановка с каждым днем накалялась. Но маяк разгорался все ярче, и это заставляло их смирить пыл и подчиниться власти призрака и власти маяка. Они продолжали считать, что художника привел с собой Поэт, и потому при удобном и неудобном случае старались ему о том напомнить. О примирении и перемирии не было и речи.

– Поэт нас погубит, – говорил Романист, – от него нет покоя даже на этом острове, а ведь как мы хорошо жили, пока он сюда не пожаловал.

***

Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы в одно прекрасное утро, когда они направились к портретам, не обнаружили там рыжего огромного кота, с любопытством на них взиравшего. Кот переводил пристальный взгляд на одного, второго и третьего. Он был так красноречив и выразителен, что в тот момент, когда кот заговорил, это их не удивило, а скорее обрадовало.

– Откуда ты взялся? – спросил Романист, любивший котов больше всех остальных и умевший с ними ладить.

Кот оказался еще и наглым, он не собирался отвечать на вопрос, а просто заявил:

– Вы слишком долго пробыли без женщин, и хотя Марта не совсем женщина, но это же лучше, чем ничего. Вот и пришлось мне ее к вам привести.

Кот вовсе не извинялся, он делал им одолжение, и никто не посмел ему возразить. Все трое взглянули на стоявшую в стороне ведьму, почти забыв про кота, что ему совсем не понравилось.

Ведьма оказалась под стать коту, она тут же на него набросилась:

– И зачем ты меня сюда тащил, скажи, что ты не знал, что один из них хочет только дружить, второй любит другую, а третьему нужно сохранить роман, кроме него он ничего не видит.

– Знал, конечно, я тебя предупреждал, что из трех зол тебе придется выбрать меньшее. Но им с тобой и со мной будет значительно веселее, даже если пока они о том не догадываются.

Эти двое были под стать друг другу, беседовали они, словно были тут вдвоём.

– Я жду любовь, все остальное у меня уже было, – напомнила ведьма.

Но пойдем, навестим Пана, обо всем с ним поговорим, он нас уже заждался и может обидеться.

Не прощаясь, эта парочка удалилась, оставив хозяев Маяка в полном недоумении.

– Что это было? – воскликнул Волхв, словно никогда прежде он не видел котов и ведьм.

– Какой-то рыжий кот решил добавить огня в нашу жизнь, – заявил Поэт, и думаю, теперь все завертится и закрутится.

***

Пан радостно приветствовал и ведьму и кота, – он вообще ко всем так относился и считал, что и ведьмы и черные коты добры и прекрасны, а уж рыжие, так и вовсе восхитительны.

– Ты слышал, как они заволновались. Придется открыть тайну и доставить сюда Соперника.

– Поступай, как знаешь, – миролюбиво отвечал Пан

– Я только дуб охраняю, а хранитель маяка у нас ты, вот тебе и принимать решение, – закапризничал кот

– Но на этот раз я с тобой согласен, – говорил Пан.

Так с легкой руки Пана в тот же вечер, когда вторглись кот и ведьма, на острове появился Незнакомец невероятной красоты. И Марта сразу устремилась к нему, не скрывая восторга и страсти. Это смутило всех троих. Невозмутимым оставался только рыжий кот.

– Это ты, – с восторгом щебетала она.

– Это я, я так долго искал тебя, – отвечал Лучезарный.

– Я так долго тебя ждала, – вторила она.

Если это и был спектакль, то спектакль, в который поверили все невольные зрители. Но не одна только Марта узнала Лучезарного. Они услышали голос Поэта:

– Это снова ты, – даже на корабле – призраке, на острове от тебя не избавиться, ты везде достанешь.

И вдруг Маяк погас. Они не сомневались, что случилось это из-за вражды, уныния, ярости, вспыхнувшей и царившей в их душах. Тьма стала кромешной, они больше не видели друг друга, и пришли в ужас от слепоты, охватившей души.

– Луна, должна появиться луна, – раздался голос Волхва.

Но Луны нигде не было. И едва дождавшись утра, они обнаружили еще одну перемену – теперь они могли слышать голоса, но больше не видели друг друга. А что удивительного, разве каждый не мечтал об одиночестве? Мечты исполняются, так почему же это их возмущает теперь?

Потом, на следующую ночь Луна все-таки появилась, но снова произошло невероятное, она преобразила их до неузнаваемости. Они даже не могли бы с уверенностью сказать, кто из них Поэт, кто Волхв, а кто Романист.

Тогда они, не сговариваясь, бросились к коту, понимая, что все так оставаться не может, не должно так оставаться.

– Что вы творите, мы испытываем страх, ужас, мы перестали быть собой, – стонал Волхв, хотя может быть это был Поэт? Ничего нельзя было сказать наверняка.

Кот ответил просто и ясно, он не стал говорить загадками:

– А теперь послушайте хранителя Маяка, он вам, в отличие от нас с Мартой, зла не желает.

Они не спросили, кто этот Хранитель, они просто хотели услышать, что он скажет:

– Чтобы загорелся маяк вы должны понять и принять друг друга, -услышали они голос Пана.– Если этого не случиться, вы будете рядом, но так же слепы и не перестанете страдать во тьме до рассвета. Хотя разве не об этом вы и мечтали?

Кот промурлыкал что-то, а потом попросил у Властелина леса:

– Расскажи им историю Маяка, чтобы они знала, как все начиналось.

– В старые времена жили поблизости от острова юноша и девушка, они отправились на остров и нашли этот маяк во время первого свидания. Им так понравилось это место, что они стали там встречаться все чаще и чаще, и маяк сиял во тьме, словно Жар-птица.

Но юноша отправился в военный поход и не вернулся домой. Девушка ждала его, все время приходила к маяку, вспоминала, как они любили друг друга, как хорошо им было вместе, и так тяжело и пусто ей было без любимого, что от тоски она бросилась в море. Но душа ее вернулась на остров, и потому маяк горел, но не очень ярко. Ей все казалось, что юноша может вернуться назад. Он погаснет совсем, когда они окончательно потеряют друг друга, но всегда есть надежда, что в новой жизни эти двое могут снова встретиться, жить долго и счастливо и умереть в один день.

***

История потрясла слушателей, каждый вспоминал о своей единственной и самой светлой любви и ждал свою любимую. Им казалось, что Муза, жена, любимая должна услышать эту историю и вернуться сюда.

И произошло чудо, в одну из лунных ночей, появилась Муза – Анна. О, как она была счастлива, ведь она счастлива, что смогла найти своего вечного возлюбленного. Но не все оказалось так просто. Он даже не узнал ее, он был в объятьях какой-то рыжеволосой ведьмы, и единственный из всех даже не заметил, что она появилась на острове.

– Он не узнал тебя, – говорил кот, – а я предупреждал, что такое может случиться, но разве ты меня послушала?

– Когда маяк загорится ярче, он узнает, – уверяла она кота, – он все вспомнит, и мы будем той самой парой вечных влюбленных, о которых рассказывал Пан в своей пронзительной истории.

И тогда из тени вышел Поэт. Анна его узнала, конечно, она его узнала, но не выдала себя, ни радости, ни печали в тот момент не было на ее лице.

– Я знаю, что ты пришла не ко мне, – говорил он растерянно, – мне вообще хотелось спрятаться и не появляться перед тобой, но в последний момент я решил, что это будет трусостью, а когда и кого я боялся?

– Ты никогда и никого не боялся, – отвечала Анна, – но ты ведь знал, что я все время с начала и до конца любила его, только его одного, никогда ни для кого это не было секретом.

– Я видел, вы были вместе, случайно столкнулись, но маяк не загорелся ярче, кажется наоборот, он готов был погаснуть в тот момент, мне жаль, я никогда не хотел тебя огорчать, но вы не та самая пара, дорогая моя.

Анна отвернулась, готова была разрыдаться, но не разрыдалась, а тихо сказала:

– Ты просто ревнуешь, как всегда.

Но маяк не стал гореть ярче, ты сама видела, что не было там никакой Жар-птицы, просто тебе тяжело в том признаться. С ним теперь Марта, и кажется, он ее любил всегда и не только в этой жизни.

– Это мы еще посмотрим, – прохрипела Муза, – я не просто так тут оказалась

Они и не заметили, что этот разговор слышали все обитатели острова. Нет, они не подслушивали, просто кот седлала все, для того, чтобы они услышали разговор Поэта и его Музы.

Кажется, это стало откровением для всех, даже для Волхва, забывшего или никогда не знавшего любви к женщине, но как он мог остаться равнодушным?

И когда все остальные повернулись к нему, он произнес:

– Мы только зрители, а не действующие лица этой драмы, и с этим придется смириться даже Поэту, хотя для него это так обидно. Ведь она была его женой.

– А не от нее ли он все время куда-то убегал без оглядки, – подсказал ему Романист, – аж до Африки, бедняга добежал, только бы быть подальше.

– Ты не справедлив, – услышали они голос кота, – ей тоже нравилась эта вражда глухая и упорная. Она делала их поэтами.

Они все повернулись и увидели, как Марта шла по лунной дорожке рядом с Демоном, Лучезарный в этот момент был Демоном, почти ничего человеческого в нем не осталось, и Муза отшатнулась и бросилась к Романисту, ища защиты- у него, что тоже удивило всех остальных.

– Чудовище и красавица, – усмехнулся Романист, и тут либо она его расколдует, либо он ее околдует. Мы можем только наблюдать и заключить пари, кто из них окажется сильнее,

Они услышали, как говорили эти двое;

– Так это ты была той самой влюбленной девицей Анной?

– А ты мой возлюбленный Генрих?

– Наконец-то мы встретились снова.

– А что случилось с тобой в этот раз?

– Я снова должен был погибнуть на войне, но мне так хотелось к тебе наконец вернуться, увидеть наш маяк, что я вырвался из того сражения. Не помню, не знаю как, но вырвался, и оказался здесь.

– Ты ничего не помнишь? Как это случилось?

– И помог мне невероятно храбрый юноша, хотя я даже не видел его лица, и не смог бы его узнать. А мне хотелось его встретить и поблагодарить, за то, что я выжил в том сражении.

На этой стороне маяка все тоже оживилось. Первым заговорил Романист:

– Я не понимал, почему я всегда не любил поэтов. Но чувствовал, что он уведет Марту, как только появится, это просто какое-то звериное чутье.

– И Музу мою уведет сразу, он и в жизни мне страшно мешал, и теперь, здесь не даст покоя, – отвечал ему Поэт. Так они оказались друзьями по несчастью..

Волхв понял, что ему, как самому старому здесь и, наверное, мудрому, придется вмешаться, тем более у него никто никого не уводил, и он был вполне объективен:

– Не обманывай себя. Романист, тебе нужна была ведьма, чтобы роман твой спасти, как и нам всем, вот у меня ее не было, ну вернее, сбежала она, и пришлось его сжечь самому. А она спасала, упорно спасала. Больше тебе ничего не требовалось. Мне казалось, что я забыл и свою, и твою историю, а вот теперь вспомнил, все вспомнил.

Романист молчал, как и на портретах неведомого Живописца, он видел собственную душу, и она была не такой уж прекрасной, так и здесь он слышал то, чего ему не хотелось слышать, но перечить своему любимому писателю он не мог, тем более, тот был прав.

Они повернулись к Поэту, потому что в тот момент заговорил он:

– Неужели и я сам, и моя Музы были принесены в жертву, чтобы он встретил свою Анну или как там ее в самом начале звали? Почему ему все, а нам ничего?

Он тоже повернулся к Волхву, желая услышать его ответ на свой вопрос.

Но Волхв ничего не успел сказать, они услышали голос Анны, этой Анны, как всегда безответно влюбленной не в того, кто любил ее.

– Так ведь это ты спас его в сражении на этот раз, разве не так? Я это сразу поняла, когда он еще говорил, догадалась. Зачем же ты его спасал, если он тебе так мешал?

– Но я не мог этого знать, и бросить его никак не мог, даже если бы и захотел. Кем бы я был, случись такое. Наверное, никто не осудил бы меня, никто бы не узнал о том, но как бы я жил с этим, о чем бы тогда писал?

– А может быть тебе этого хотелось. Ведь со мной жить страшно, тебе нужен был миф, а не жена и семья. Миф остался, даже ярче, чем у него – поединок глухой и упорный, разве не об этом ты написал?

Она отошла в сторону. И кто бы мог подумать, что она догадается, что она бросит ему в лицо такое обвинение? Романисту надо было спасти свое творение, а поэту миф о Прекрасной Даме, о высокой и безрассудной любви. И не более того?

И снова все повернулись к Волхву, стоявшему под полыхающим маяком, наверное, никогда прежде он не горел так ярко, как теперь.

– Все не могут быть счастливы и влюблены да еще в тех, кто любит их, кто-то остается просто жертвой, так бывает. Но все мы для кого-то миф, чтобы вот эти двое расставшись давно, снова встретились, мы страдали, писали и жили, чтобы однажды увидеть, как они снова встретились, и не расстанутя никогда.

– А что же наше творчество? – спросил Поэт

– Наше творчество – тот самый маяк, который иногда их сближает, иногда уводит друг от друга. И кто-то должен рассказать остальным, как это было, как это может быть.

Они все так и остались стоять у маяка, горевшего все ярче и ярче – кот, Пан, Волхв, Романист, Поэт, Муза, там не было только Демона и Марты, они укрылись где-то от посторонних глаз. Но влюбленные так поступали во все времена.

– Пока горит маяк мы будем жить и творить, – но кто сказал это? Да кто бы не сказал, так было и так будет вечно.

Пленница гениального художника

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,

У того исчез навеки безмятежный свет очей,

Духи ада любят слушать эти царственные звуки,

Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Н. Гумилев Волшебная скрипка

1.

На выставке было многолюдно, шумно и в какой-то мере даже весело.

Артур Манн оставался в центре внимания до самого закрытия. Все подходили к немцу с восторгом или тайной завистью и говорили о том, что он лучший, что мир еще не ведал такого шедевра.

– Ничего, это только начало, – повторял молодой человек.– Вы увидите шедевр, который заставит вас онеметь о слепнуть. И я сделаю все для того, чтобы это случилось. Я сделаю все.

– Что тебе для того нужно? – услышал он голос рядом.

– Остров, остров в океане, где не будет ни одной живой души, но будет маяк. Остров с маяком, этого достаточно, чтобы появилось лучшее полотно в мире.

– Желания исполняются, – повторил все тот же голос, вероятно чтобы испугать нашего творца, но тот только рассмеялся и захлопал в ладоши.

Неужели ему так мало надо для счастья и творчества. А счастье он видел только в творчестве, все остальное отходило на второй план.

2.

И появился остров. Именно такой, о котором он и говорил – практически необитаемый остров, но с маяком.

Маяк едва мерцал в кромешной тьме, Но это вовсе не смутило художника, он самодовольно решил, что, как только будет готов шедевр, маяк засверкает, как Жар-птица в темном небе, и это станет знаком, что на свет появился шедевр. Если такого не случится, то он забросит полотно в море и начнет творить новое. Так будет до тех пор, пока маяк не загорится, превратившись в Жар-птицу в темном небе. Уран зажигал первые звезды, и мрак постепенно отступил, ему же на острове нужна только одна звезда, но самая ярка и самая прекрасная. А в остальном, чем он не Уран? Только с одной оговоркой, никаких Кроносов или Зевсов – никаких детей, ведь они рано или поздно свергнут отца. Он изучал мифы, он знает, как нужно действовать, чтобы получить власть над миром и бессмертие. Он будет учиться на чужих ошибках, и у него все получится. Иначе не стоило затевать всего этого.

3.

Артур работал вдохновенно, забыв о времени, об отдыхе, о жизни, ни о чем не желал он вспоминать. Но маяк по-прежнему едва мерцал, чего-то ему сильно не хватало.

– Я стал забывать голоса и лица людей, писать по памяти очень тяжело, модель, мне нужна модель, -бормотал он, вглядываясь в то, что было написано, – без нее не обойтись. На острове он научился говорить сам с собой, чтобы не забыть человеческую речь.

И тут же он услышал ответ все от того же таинственного незнакомца, почему-то вызывавшегося ему помогать. Сам художник считал его своим Ангелом- хранителем и не хотел думать о том, что это может быть кто-то другой.

– Ты погубишь девушку, ей тут не выжить. Подумай хорошенько, нужен ли тебе шедевр созданный ценой жизни другого человека.

– Да, да и да, – самозабвенно повторял он, – я подарю ей бессмертие, разве это не достойная плата за то, что жизнь ее может стать чуть короче, чем было задумано Богом?

Ничего не ответил тот, исполнявший его желания. Но вскоре рыжеволосая прекрасная девушка появилась в замке у художника, именно такую ему и хотелось обессмертить. Все в его жизни в тот момент было так хорошо, что становилось даже немного страшно. И с новой страстью принялся он за работу. Он часами писал свой шедевр, упиваясь тем, что было уже сделано, радуясь тому, что сделать еще предстояло.

Только иногда Арту ловил себя на мысли, что Марта может и не разделять его восторгов и его страсти к творчеству. Ведь никто не спрашивал ее согласия, когда ее сделали его пленницей. Она не была в него влюблена, не была его поклонницей, что могло оправдать ее не слишком завидное положение и затворничество. Но он быстро прогонял от себя эти мысли и снова погружался в работу.

За все время он ни разу с ней не поговорил, не поинтересовался ее жизнью, ее желаниями, боясь ли узнать правду или просто испытывая к ней лишь равнодушие.

А уж когда он заметил, что маяк стал гореть значительно ярче, то угрызения совести и вовсе его оставили – творчество, ничего кроме творчества его не волновало и не беспокоило,

4.

Через месяц, когда работа над полотном была в разгаре, и все получалось – он это кожей чувствовал, Артур все-таки заметил, что девушка печальна и отрешена. Она едва его слышит и с трудом выполняет команды повернуться в одну сторону или переместиться в другое место. Ему даже показалось, что она не понимает, о чем он ее просит.

Сначала это привело художника в ярость, он отбросил кисть и рванулся к ней. Но остановился так же порывисто, попытался даже улыбнуться, ведь она ему нужна больше, чем он ей. Но тут же решил, что нужно быть твердым в своих намерениях, не хватало еще идти на поводу у капризной девицы

– Ты выйдешь из замка и уйдешь, куда хочешь, но для этого я должен закончить картину на этом маяке- это место силы для меня. А потом мы вернемся в тот мир, откуда пришли, и он будет у наших ног.

На самом деле художник не собирался делать ее своей возлюбленной и тем более женой, у него и мыслей таких не было. Но надо было подарить надежду. Самое главное вселить в душу надежду и веру. А исполнять обещанное совсем не обязательно. Но это теперь, сейчас поможет оживить Марту. А что ему нужно, кроме того, чтобы вернуть ее к жизни?

И он добьется своего, чего бы это ни стоило. Если потребуется, он даст ей и не такие обещания. Но ведь, как говорил его приятель: « Обещать – не значит жениться».

И трюк его сработал. Девушка оживилась, заулыбалась, слух и сообразительность вернулись к ней. Работа закипела. Какая-то особая атмосфера теперь царила в его мастерской. Луна и звезды светили ярче, и Маяк – он горел не переставая. Вероятно, сила его огня зависела от того вдохновения, которое окрыляло творца.

5

А потом сама Марта стала рассказывать ему во время сеансов историю о том, что на этот остров привез королевский сын Генрих свою возлюбленную Марту, они не могли пожениться, но расставаться он с ней не собирался.

Когда Генрих отправился в дальнее плаванье – таков был приказ короля, он взял с Марты клятву, что она его дождется. И девушка не собиралась нарушать ту клятву. Только случилось кораблекрушение, и королевич погиб, он не вернулся назад. Но темная богиня все время уверяла ее, что ее возлюбленный вернется, если огонь на маяке не погаснет.

– Позволь ему вернуться к тебе, – твердила богиня.

И девушка охраняла свой маяк и упорно ждала своего Генриха.

– Какая интересная история, – между делом подумал Артур, – но такие бывают только в мифах и легендах, а жизнь проще и прозаичнее. Хотя пусть его пленница забавляется такими историями, он и сам готов был придумать что-то подобное, потом, когда работы станет чуть меньше.

Через несколько дней она рассказала, что ей приснился странный сон.

Артур так был увлечен работой, что даже не спросил, что это был за сон. Но она начала рассказывать сама.

– Мне снилось, что ты закончил свою картину, и она была великолепной

– Так и будет, – уверил ее он, – еще что-то было в твоем сне?

Он насторожился. Не могло же только это так встревожить ее, она переменилась в лице, словно бы постарела и подурнела

– Да, – тихо говорила Марта, – было и еще кое-что, картина была закончена, но ты сказал, что никогда и никуда меня не отпустишь, что я навсегда останусь в этой башне с маяком

– Какая чушь, как можно верить таким снам. Я тебе обещал, мы сразу отправимся в город, на выставку.

Он снова углубился в работу, но Марта почувствовала, что сон был вещим, что она останется пленницей на острове.

6.

Ночью началась страшная гроза. Скрипели рамы, двери готовы были сорваться с петель. Молнии ослепляли, оглушал гром. А после разговора с Артуром она поняла, что все это подтверждает ее плачевное положение.

Она, не отрываясь, смотрела на Маяк, он был виден из окна комнаты. Наверное, та Марта тоже так же на него смотрела и ждала своего Генриха. Но ей не было страшно, потому что она любила ее, он обещал вернуться.

– Ты просто должна сбежать, – услышала она женский голос таинственной незнакомки, – тебя с ним ничего не связывает, он безумец, одержимый творчеством. Твоя жертва будет напрасной. Мне просто жаль тебя

– Но он прекрасный художник, – пробовала возражать Марта, – А разве злодейство и гений могут быть совместимы?

– Ты хочешь положить жизнь к ногам насильника, ведь он тебя совсем не любит, разве ты не поняла этого до сих пор?

Она снова взглянула на маяк, света его было совсем не видно, кажется, в тот момент он погас. Это заставило Марту застонать от отчаянья. Незнакомка была права. А разве сама она не повторяла таких же фраз много-много раз. Но потом забывала и снова на что-то надеялась, во что-то верила.

Наконец она сказала о главном, о том, что было, увы, печальной реальностью

– Моя жизнь там совсем пуста и никчемна, а здесь есть хоть что-то: портрет, гениальный художник, туманное будущее.

– Ты уже почти погибла для мира, совсем немного осталось. Но он не заменит тебе потерянный мир.

– Мне осталось сложить из Льдинок слово Вечность, – пробормотала Марта. Но собеседница то ли не поняла, то ли не услышала ее. Марта почувствовала, что она осталась совсем одна. Ей хотелось сходить в мастерскую и посмотреть, как там ее художник. Жив ли он, а если жив, то почему не поинтересовался даже все ли с ней в порядке

7.

Поборов в душе страх, ровно в полночь она пробралась в мастерскую.

Там никого не было, темно и жутко. Куда он делся, где его искать она не ведала. Полотно оставалось на привычном месте, и она поднесла факел и отдернула покрывало. На нее смотрела великолепная девица. Она была безмерно хороша, она улыбалась и кажется, говорила:

– Это мой художник, оставь нас в покое, убегай, там есть лодка, ты доберешься до города, но не оставайся больше здесь.

Марта хотела напомнить о том, что он обещал быть с ней. И тут она услышала звонкий пронзительный смех. Смеялась Рыжеволосая на полотне.

– Какой же надо быть наивной дурочкой, чтобы поверить художнику, пусть и гениальному художнику, тем более гениальному. Он скажет всем, что сама Афродита ему позировала, что на острове она была с ним, а вовсе не ты, хорошенькая, милая простушка. Да ему королевы теперь мало.

Марта торопливо поставила факел на место, набросила покрывало на полотно, ей не хотелось видеть главную Соперницу, превосходившую ее во всем. Она решила отправиться на берег и посмотреть, есть ли там лодка.

8

Лодка там и на самом деле была. И в лодке сидел прекрасный юноша. Он манил ее к себе и улыбался. Какая у него была улыбка. Она почувствовала, что влюблена, что пропала. Думать и размышлять о чем-то Марта больше не хотела. Она вскочила в лодку, завернулась в плащ, который он протянул, и отдала свою судьбу в его руки, как сказала бы ее бабушка Ажбета. Она была колдуньей, настоящей колдуньей, и может быть она решила помочь любимой внучке?

Пока они были в море, оставался какой-то страх и тревога в душе, но стоило только увидеть берег, землю, и все улетучилось и забылось. Словно бы и не было замка, маяка, картины, художника. Это был только сон, странный и тревожный сон.

Марта с удивлением подумала, что даже лицо его она помнила смутно, черты его стерлись из памяти, оставались где-то в тумане. Странно, она провела рядом с ним столько дней, и почти ничего не запомнила.

Юноша высадил ее на берегу, и проводил до дома, из которого в один прекрасный день она бесследно исчезла. Ее некому было искать, родители жили далеко, она бывала у них только на Рождество, да и то не всегда, других родственников и подруг у Марты не было, она вернулась так же незаметно, как и исчезла пару месяцев назад.

Только взглянув на календарь, она поняла, что прошло ровно 46 дней. Там время ее не волновало и не интересовало совсем. Но пора возвращаться к жизни.

9

Артур всю ночь возился с маяком, он не мог допустить, чтобы огонь на маяке погас, ведь это было самым дурным знаком. Ему удалось поддержать тот огонь, ливень не смог его залить.

Усталый и злой он спустился в свою Мастерскую, погасил факел и улегся спать

Спал он на этот раз очень крепко. Ведь у него не было никаких забот- полотно почти закончено, оставалось прописать только какие-то детали. Во сне и пробудившись он думал, что скажет Марте. Какой найдет предлог для того, чтобы попрощаться с ней, как только они окажутся в городе. Он вспомнил про тот сон, который она ему поведала, и стал думать, что можно сбежать незаметно и оставить ее на острове. Пусть о ней позаботится тот, кто привел ее сюда. Он считал, что ни в чем не виноват, совесть его чиста.

Но это будет завтра, а пока он допишет полотно, как ни в чем не бывало и подготовится к отъезду, с ней или без нее, все будет зависеть от их последнего свидания и разговора по душам.

Каким же было удивление Артура, когда и после обеда он не увидел Марты на ее привычном месте в кресле около окна

– Что за черт, куда она делась, жива ли, может гроза так испугала ее, что она лежит в своей комнате бездыханная, может еще жива, и ей нужна помощь?

Но это была не забота о живом человеке, а скорее тревога о потерянной игрушке. От нее не осталось и следа, когда он нигде не нашел Марту, а потом понял, что она исчезла с острова. След от лодки на берегу и следы женских ножек на песке – все говорило, кричало, вопило о том, что она просто сбежала. Предательница, лгунья. Оставалась надежда на то, что она погибнет в открытом море, не доберется до берега

– Я найду тебя, живую или мертвую, и тебе мало не покажется, – бросил он свои угрозы, уверенный, что она их услышит, испугается и вернется. И станет настоящей пленницей, и будет следить всю оставшуюся жизнь за тем, чтобы маяк не погас. Разве это не хорошее наказание за предательство? Никто не посмеет его бросить вот так просто.

Но Марта не услышала его угроз и не вернулась. Ему хотелось увидеть ее, выместить на ней все злость, всю обиду. Да хотя бы по-человечески попрощаться, ведь они 45 дней провели рядом, трудились над полотном, и оно стало настоящим шедевром. Как можно было так просто уйти? Артур не понимал и никогда не поймет этого и никогда не простит,

10

Марта вспомнила разговор в лодке, когда выбиралась с острова.

Она не могла не спросить у своего спасителя, кто он такой и откуда взялся. Он просто улыбнулся, когда отвечал немного туманно, но можно было догадаться о главном

– И в этой жизни ты Марта, но тебе достался Художник, он меня опередил. Но не мог же я, твой вечный возлюбленный, оставить тебя в беде.

– Я бы не изменила тебе и на острове, но мне не потребовалось даже защищаться, – призналась Марта, – он был так поглощён своим шедевром, что меня не существовало вовсе..

– Не радуйся, только потеряв тебя он, сможет понять, кем ты для него была и наверняка попытается вернуть. Он не так слаб, сила и огонь маяка течет в его жилах, он добивается, чего хочет, будь осторожна.

– Обещая мне, что мы вместе вернемся на Маяк, и проживем там эту жизнь, ведь в прошлой ничего не вышло. Не просто же так ты меня спасал, просто надо подождать, пока он все забудет.

С того дня она стала ждать, когда же Генрих вернется за ней, и они вместе отправятся на остров с маяком, чтобы эту жизнь прожить вместе, раз им довелось встретиться.

11

А между тем в городе была организована новая выставка. Всем хотелось взглянуть на тот шедевр, о котором столько говорили. Многих он пугал, святоши уверяли, что без вмешательства Князя Тьмы там не обошлось – без него не обходится ни один шедевр. А слухи подогревались тем, что в те дни умер гениальный скрипач, которого никак не могли похоронить.

Артур был и восторжен и печален. Ему хотелось только одного, чтобы Марта появилась на выставке, взглянула на полотно

– Неужели ей не хочется увидеть то, что я создал? Как она может быть так равнодушна к творчеству. Весь город был здесь в эти дни, и только она одна не соизволит явиться, чтобы разделить с ним триумф? Она предала его дважды, в первый раз, когда сбежала с острова и во второй, когда не нашла его здесь.

О том, что она не погибла в море, он знал. Многие говорили, что видели ее, что она была жива и невредима, это просто каприз, месть за то, что он был не слишком внимателен к ней (Мастер это так называл). Но разве ему не должны прощаться такие мелочи?

Однажды вечером, когда выставка закрывалось, ему показалось, что там, в толпе была она. Но какой-то господин задержал его, он рванулся в ее сторону слишком поздно. Ее и след простыл.

Больше она не появлялась. И это разжигало в его душе страсть, как огонь маяка с новой силой. Она оставила его, бросила, но ради кого. Ему хотелось видеть и прикончить своего соперника, кем бы он ни был, да хоть королем самим.

12

Когда Марта снова встретилась с Генрихом, то спросила его, сможет ли он полюбить ее с другой внешностью, сможет ли узнать?

Он рассмеялся:

– Да я узнаю тебя в любой девице, как бы ты не изменилась, потому что чувствую сердцем, глаза лгут, а сердце никогда.

И тогда она спокойно пошла на этот шаг

– А ты не пожалеешь о том, не захочешь вернуться к своей прежней внешности? – спросил ее незнакомец, похитивший ее когда-то.

– Я не хочу быть такой, не хочу, чтобы меня сравнивали с той картиной, которую он написал, а так он меня не оставит в покое.

Марта взглянула на себя в зеркало и поняла, что даже при желании художник не узнает ее, ведь он видел только внешность, он понятия не имел о ее душе, он ничего о ней больше не знал, и знать не хотел.

Генрих взглянул на ее новую оболочку и улыбнулся

– Ты не жалеешь, что так переменилась?

– Мне не о чем жалеть, я никогда не была красива, а теперь я просто должна стать другой, прожить другую жизнь. Картина, художник, все это не вписывается в нее никак, и ты это прекрасно знаешь.

– Нам надо торопиться, – напомнил Генрих, если погаснет маяк, в море не будет огня, и это может погубить многих моряков. Мы должны там оставаться, а потом там будут наши дети и внуки.

– А я думала, что в этой жизни уже никогда не буду счастлива.

На этот раз они отправились на остров под парусами, под белыми парусами, молодые и счастливые.

13

Выставка отшумела и стала забываться. Шедевр Артура Манна заменили новые шедевры, все течет и изменяется. Но на столе у него появилась газета, где был опубликован рассказ о художнике, знаменитой картине, и девушке, изображённой на том полотне.

Неизвестный автор сообщал миру о том, что художник всегда любил эту девушку, хотя сначала о том и не подозревал. Но не мог же так написать тот, кто не был влюблен? Жаль, что девушка исчезла, никто больше нигде ее не видел. И он бы все отдал и картину тоже, если бы она вернулась, и загорелся маяк вдохновения в его душе.

Артур вскочил и начал метаться по комнате, кто посмел все это написать и опубликовать. Кто мог знать про маяк? Или это просто оборот речи, метафора, как там все это называют поэты. Откуда этим писакам знать, кого он любил, а кого не любил? Но если они знают об острове и маяке, где он насильно удерживал девушку, то он станет не гением, а злодеем. Как же тонка грань между этими понятиями.

Боясь преследования, Артур понял, что он никогда больше не отправится на остров с маяком, именно там его ждут ловушки и капканы. Но Марты там наверняка нет, разве захочет она возвращаться туда, где была одинока и несчастны? Вот если бы он любил ее, тогда другое дело.

14

А потом много шума наделала книга о Маяке, острове, художнике, она была написана так, что у Артура не оставалось сомнения, что сделала это Марта, Он ворвался на презентацию, и увидел совсем другую девицу. Ничего общего с девушкой с полотна не было. Но она сразу узнала его. Он это кожей почувствовал. И при всех набросился на писательницу:

– Кто вы такая, где Марта, ты убила ее, как только она рассказала тебе эту историю?

Дана не смутилась, услышав такие серьезные обвинения

– Я убила ее, чтобы погас маяк, и никого больше не смогли туда заманить и удерживать силой, даже такие безумные гении не смогут этого сделать.

– Но она была счастлива, просто она еще о том не догадывалась сама, – хрипел Артур.

Он схватился за сердце и рухнул, заставив всех, кто слышал эту перепалку, содрогнуться.

– Маяк, маяк не погаснет, он не может погаснуть, потому что я люблю ее, я очень ее люблю

– Поздно, – услышал он безжалостный голос, – но не печалься, ведь остался шедевр, его никто не сможет у тебя отнять.

На это художник ничего не успел ответить. Темный ангел уносил его душу прямо в ад.

Маяк времени

Стихотворение Марты

Остров короля Гаральда

1

Море хрипело и шуршало совсем рядом. Воин очнулся и посмотрел в бескрайнее серое небо. Мучительно в памяти пробивались воспоминания о ночной буре. Много чего пришлось пережить и изведать суровому сыну снегов, королю грядущего, пока он завоевывал мир, но такая смертоносная стихия случилась впервые. Только и в разгар ее он чувствовал, что не может погибнуть теперь, когда добрался до дома, вернее, до королевства, которое привык считать своим домом.

Не потому ли на пути его и оказался этот остров, тот самый, о котором он слышал столько сказаний. Там когда-то скрывался другой изгнанник. Это для него сам бог Сварог построил башню и зажег огонь маяка в ней. На этом острове он мог сбросить медвежью шкуру и стать самим собой – богом всего живого Велесом. А в душе его полыхал огонь страсти и нежности, позволявший этому миру жить, творить и хранить огонь

Воин оглянулся и увидел все, о чем рассказывал ему старый волхв, словно знал, что тому еще придется увидеть и остров, и маяк, и там найти спасение.

Гаральд поднялся и пошел по берегу, в ту сторону, где в полумраке полыхал маяк. И по мере того, как он приближался, маяк полыхал все ярче, освещая путь в сгущавшемся мраке.

Гаральд с первого взгляда полюбил этот божественный остров.

– Елизавета, – первое слово, которое произнес он, когда дар речи вернулся к нему, – мы вернемся сюда однажды и навсегда. Маяк не погаснет, он будет полыхать вечно, как и наша любовь, о, моя королева.

На острове король грядущего провел несколько дней, соорудил ладью, чтобы добраться до своих кораблей, отброшенных бурей в сторону. Так просто и ему до них не доплыть. Они возвращались в приютивший их когда-то Киев к князю Ярославу, к его прекрасной дочери Елизавете.

Теперь Гаральд мог подарить ей не только все богатства мира, но и остров с маяком – пламя любви и верности.

2

Один разговаривал со своим вороном, когда в залу, заполненную лунным светом, ворвался Локи. Только он один вот так просто мог проникать к Верховному богу без предупреждения, отшвырнув его стражников и всех, кто мог оказаться у него на пути.

Ворон пронзительно каркнул, а Один усмехнулся, подумал, как обычно о том, что без Локи было бы скучно жить. И вид у того был такой всклокоченный, что сомнения в том, что случилось что-то необычное, что снова кто-то положил его на лопатки в неравной борьбе, не было никакого.

Ворон продолжал пронзительно каркать, так что пришлось его остановить:

– Угомонись, давай его послушаем лучше, Локи никогда не приходит просто так, а ты мне ничего не говорил о том, что там что-то случилось

– Да ничего и не случилось, – обиженно заявил ворон

– Ничего не случилось, – передразнил его Локи, – просто я не смог остановить твоего любимчика Гаральда и разлучить его с дочерью Ярослава Киевского тоже не смог. Никогда не видел таких упрямых парней. Он как будто и не смертный вовсе.

– Может потому он мой любимчик, – усмехнулся Один, – а ты просто не нашел к нему подхода.

– Я посмотрю, как ты найдешь к нему подход. Мы же не может позволить, чтобы он считал себя выше нас всех и делал, что вздумается.

– Ты решил не давать мне скучать? Посмотрим, что можно для этого сделать.

– У меня есть еще одна попытка, если мы не разлучили их при жизни, то разлучим после смерти. Мы отправим его в Вальхаллу, она туда никак не доберется, там валькирии быстро остановят любую королеву. Он останется без своей Елизаветы, а что хорошо я придумал?

Один помолчал немного, представив себе небесное царство воинов, куда никакие девицы сроду не допускались. Но дочь Ярослава так умна и коварна, она смогла приручить того, с кем и Локи не справляется. Он вовсе не был так уверен, что она и туда не проберется. Хотя говорить о том не стал. Пусть бог коварства тешит себя надеждами, что там-то он с королем, бывшим для него долгие годы, как кость в горле, точно справится.

Локи стремительно удалился, словно от этого зависело, управится ли он с новой бедой или нет, а Один посмотрел ему в след:

– Смотри, обведет он тебя вокруг пальца и на этот раз.

И в знак согласия с ним пронзительно каркнул ворон. Подыграть ему хотел или ему тоже было известно, что так оно и будет.

3.

Гаральд, прозванный Храбрым, вынужден был бежать в Киев к князю Ярославу, чтобы спастись от наемных убийц, как только дядюшка лишил его трона в Норвегии, в стране снегов и льдов, как ее в те времена называли в солнечном Киеве.

Он не сомневался, что покорит весь мир и вернет себе трон. Так оно и вышло. Строптивый князь Ярослав отдал ему в жены свою дочь Елизавету, которую он любил с первого дня появления в Киеве, вернулся к нему и родной трон. И вот тут князю стало скучно. Когда ты достиг всего, о чем мечтал, и больше нечего желать, нечего хотеть, осталось только одно – погибнуть в сражении, а не на соломе.

Он выбрал то место, где должен был погибнуть, это была земля его почти брата по несчастью, юность проведшего тоже в Киеве, и звали его тоже Гаральдом,, но Британским.

Такая встреча королей была не только интересна, но и символична, а на миру и смерть красна. Яркая и прекрасная жизнь должна была завершиться красиво. Если бы с ним в вечности осталась Елизавета. Как долго он ждал встречи с ней, как мало он был с ней, и уже приходилось расставаться. Но даже из-за своей королевы менять решения он собирался.

Вот об этом и сообщил Локи британцу, как только оказался в его владениях.

– Гаральд к тебе направляется, трепещи, старик.

Король возмутился, но ничего говорить не стал. Он и прожил так долго, потому, что не спорил с богами своими и чужими, дружил с сильными мира сего. Но и его жизнь стремительно клонилась к закату. Вот надо же, едва только начали жить в своих владениях и все, пора прощаться с этим миром.

Локи же решил, что его так опечалила весть о вторжении Гаральда. Он думал, как использовать британца против главного своего врага, как столкнуть их лбами и погубить, лучше обоих сразу.

4

Еще сговорчивее, чем британец, оказался князь Изяслав Ярославич, появившийся со своей дружиной тут. Он хотел сражаться с Гаральдом, хотя не забывал, что он муж его сестры, любимец отца.

Это и сыграло злую шутку, зависть родного сына к приемным не знала границ. Изяслав не понимал, почему все лучшее было у Гаральда, почему только его и выделял отец, а про них забывал. Вместе с Андреем Венгерским они даже заговор устроили, но тогда только опозорились, Андрей умчался в свою Венгрию, прихватив с собой его сестру Анастасию, Изяслав оставался в Киеве строить планы мести. Он успокоится только тогда, когда враг будет повержен, тогда и он будет чувствовать себя великим князем. Власть многих сводила с ума, и всех лишала спокойной и беззаботной жизни.

Хорошо, что Елизавета ничего не знала о коварных планах брата. Она надеялась, что Гаральд вернется живым и невредимым домой, а что там станет с остальными заговорщиками, даже если среди них родной брат, ее не волновало, пусть получает то, что заслужил.

Но рано славянин и брит праздновали победу. Гаральд и на этот раз обвел вокруг пальца их обоих. Они сделали то, чего он от них ждал – позволили ему умереть в сражении, и оставаться героем на этом и том свете. О большем он и не мечтал.

Вот об этом и сказала брату Елизавета, как только они встретились. Он полыхал, как факел от гнева, подозревая, что его сестра права, и это был коварный план их вечного соперника.

Но и ему нашлось, что сказать ей в ответ:

– Не радуйся сильно, он отправился в свою в Вальхаллу. Вы никогда больше не увидитесь.

Изяслав торжествовал, видя, как побледнела Елизавета. На ней больше лица не было. Но торжествовал он недолго.

5.

В ту же ночь королеве снился сон. Она видела остров в океане и маяк на том самом острове. Свет его уплывал далеко в море и хорошо был виден отовсюду.

– Там ждет тебя твой Гаральд, как ты могла поверить, что он может расстаться с тобой в вечности. Ведь всегда только ты одна была в его душе, была и останешься.

Ни один сон никогда не запоминала она так ясно, во всех деталях. Она не могла забыть его весь следующий день. А ночью он приснился снова – остров и маяк на пустом острове.

Когда сон приснился в третий раз, он казался ей явью, и все что ее окружало в реальности, стало серым и незначительным. Королева приняла решение быстро, она доехала до Анастасии и Андрея, оставила у них детей, ничего не объясняя, не сказала даже, вернется ли назад, и направилась к тому самому острову.

Анастасия смотрела на нее с тревогой, она потеряла дар речи, тогда королева улыбнулась:

– Он зовет меня, я должна быть с ним. Береги наших детей.

– А если там никого нет? – осторожно спросила сестра, она могла еще трезво размышлять, она оставалась в этом мире.

– Значит, я останусь его ждать, но там мне будет лучше, чем здесь. А нашим детям будет лучше здесь, с тобой. Нечего им пока там делать, пусть растут и радуются жизни.

Анастасия долго стояла и смотрела, как черный конь уносил ее сестру куда-то, и сердце подсказывало ей, что они больше не увидятся в этой жизни.

И вела королеву какая-то сила, светлая или темная, как знать. но она шла по намеченному пути, не было ей жизни здесь без Гаральда, не было и не будет.

6.

Как и было предначертано ему, Гаральд отправился в Вальхаллу вместе с погибшими в том сражении воинами. Но он был уверен, что долго там не задержится.

Ему не удалось обмануть и обольстить Валькирий, его сопровождавших в пути, но это придало сил и уверенности, что у него все получится в самое ближайшее время.

Хотя и там все складывалось не так просто, он оказался запертым. А валькирия по секрету сказала, что сам Локи с него глаз не спускает.

Он и сам уже не знал, как ему удалось уговорить свою личную валькирию прогуляться на остров.

– На тот самый, где горит маяк, меня вынесло туда при кораблекрушении, и хочется еще раз взглянуть на то место, где я был спасен, и откуда добрался до Елизаветы

Валькирия молчала, она понимала, что будет, если Локи узнает, что она помогала ему отлучиться. Вернее, она не понимала, что он устроит, но не думала о себе. Гаральд, такой суровый и непреступный, оставался ее любимчиком, и кто же мог ему отказать?

– Мы вернемся, никто не заметит этого, или ты боишься Локи. Тогда я знать тебя не хочу, – услышала Валькирия, и это окончательно ее погубило в тот момент. И мертвый король оказался сильнее бога коварства, хорошо, что тот пока ничего об этом не знал.

7.

Но все тайное быстро стало явным. Не успел Гаральд ступить на остров, как Локи полетел за ним, обнаружив пропажу.

Они стояли друг против друга, но силы явно были не раны. И все-таки Локи решил продолжить свою игру.

– Тебе так противно оставаться в раю для воинов? – спросил он.

– Там все замечательно, но там никогда не было и не будет моей Елизаветы, значит и тот самый рай мне не нужен.

– На моей памяти первый отказывается от такого блага.

– Мне нужна Елизавета, вечность без нее ничто.

– Я не стану тащить тебя в Вальхаллу насильно. Нужно придумать что-то иное.

Он оглянулся на валькирию, молча стоявшую в стороне.

– Придумал, вы станете волками здесь, зверье-то какое-то нужно все равно. Ты станешь белыми волками. Она останется волчицей навсегда, а ты вернешь себе человеческий облик, когда здесь появится твоя Елизавета и согласиться остаться с тобой. Но после этого ей придется пережить Дикую охоту. Надеюсь, что ее возглавит сам Один, так что мало вам не покажется. Три ночи она должна будет от них отбиваться, чтобы спасти тебя. Вот и посмотрим, много ли стоит ваша вечная любовь.

Локи исчез моментально, а на острове с маяком остались два волка. Не таким уж необитаемым он был теперь. Маяк полыхал ярким пламенем, внушая надежды. Елизавета найдет их и доберется до него.

8.

Один ждал своего любимцы с нетерпением. От ворона он знал, что там случилось, как появились на острове в океане два волка, об условии, которое поставил Локи для того, чтобы Гаральд освободился от волчьей шкуры.

Если бы Елизавета не собралась туда, то он сам бы приказал доставить ее на остров. Но этого не потребовалось. Он видел ту самую ладью, в которой королева направлялась к маяку, не спуская с него глаз. Ей хотелось, чтобы он горел как можно ярче, она боялась, что он может погаснуть, и тогда добраться до острова будет значительно труднее.

Но маяк сверкал во тьме, указывая ей путь.

А Один допрашивал бога коварства:

– И что же ты собрался делать?

– Организую Дикую охоту, она конечно не робкого десятка, но она не выдержит нашего натиска, и ты заберешь ее с собой, а волк останется там, с той, которая рискнула ради него всем. Разве это не справедливое наказание?

– Не тебе говорить о справедливости, друг мой, – отвечал Один

– Но я не допущу, чтобы эти двое провели нас и были вместе, – ярился он, забыв, где находится.

– Как зацепил тебя славный король, не зря я помогал ему при жизни.

– Только при жизни, – подчеркнул Локи, он готов был угрожать даже верховному богу, совсем страх потерял.

– Она плывет туда, так что твоя игра скоро начнется.

Но произнес это Один таким тоном, что Локи усомнился в своей победе, хотя это не могло его остановить, за дело он взялся еще яростнее.

– Никогда еще у нас не было таких душ, – бормотал он, – но будут, обязательно будут.

9

А между тем ладья с королевой добралась до острова. И по тому, как заполыхал в те минуты маяк, волк понял, что Елизавета здесь – это было верным знаком встретить любимую. Но он остановился, вспомнив, что теперь она его вряд ли узнает, а если испугается?

Но и оставаться, и прятаться король не собирался. Он вышел из чащи и медленно направился к ней. Боялся он напрасно. Королева не испугалась. Она пристально посмотрела в глаза белому волку.

– Это ты, я знала, что ты здесь. Да и маяк нас не обманет.

– А что мне было делать в Вальхалле без тебя, да и Локи надо будет позлить немного.

– Как хорошо, что они не лишили тебя речи, – улыбнулась королева.– Маяк не погаснет, – я сделаю все, чтобы мы остались на острове, на нашем острове вместе.

– Он силен и коварен, тебе придется не просто. Жаль, что на этот раз я не смогу помочь тебе и защитить тебя.

– Ты для меня весь мир завоевал, а мне только и надо устоять перед Локи, вряд ли сам Один будет со мной связываться.

– Я не рассказывал тебе про Дикую охоту, это жуткое, страшное зрелище, и охотники сделают все, чтобы похитить твою душу. Они знают, что я пойду за тобой.

– Я все смогу, ради тебя и ради того, чтобы оставаться здесь с тобой. Я знаю, что на этом острове ты был спасен когда-то, с тех пор он стал нашим вечным домом. А они как придут, так и уйдут ни с чем.

Первая ночь на острове для королевы оказалась тревожной и радостной одновременно. Она встретилась с Гаральдом, но самые страшные испытания были еще впереди.

10.

И было утро, и была ночь, когда королева вышла к маяку, чтобы встретить всадников Дикой охоты.

Страшная буря, гром, град заставили бы любую спрятаться, укрыться за стенами башни, но королева не двигалась с места. Она понимала, что самое страшное еще впереди. И если она не выдержит, отступит, то маяк погаснет, и ее Гаральд навсегда останется в волчьей шкуре только потому, что захотел оставаться с ней.

Когда ей показалось, что маяк погас, и небо упало на землю, они пронеслись мимо. Она увидела отца. Князь усталый и угрюмый, тянул к ней руки и звал с собой:

– Спаси меня, я не могу тут оставаться, мне холодно и пусто.

Молча смотрела королева на отца и не двинулась с места. И кони чуть помедлили, а потом промчались мимо.

Когда все стихло, она повернула голову и взглянула на маяк. Он полыхал, как и прежде. Теперь нужно было передохнуть до следующей ночи.

Она слышала, что волк был где-то рядом и согревал ее окоченевшие ноги, которых она вовсе не чувствовала.

Оба думали, что самые страшные испытания еще впереди. Локи не остановится, в нем нет ни жалости, ни любви, он должен потушить маяк и разлучить их, чтобы доказать, что не такие они и прекрасные и верные.

11

Вторая ночь оказалась тихой и ясной. Но видеть всадников и коней при такой погоде было еще страшнее. Огромные глыбы мрака на черных конях надвигались на нее, и в лунном свете они готовы были раздавить, снести ее.

И тут раздался плач и крики детей, их детей, она слышала, она различала их голоса:

– Мама, мамочка, спаси нас, нам холодно, нам страшно.

Елизавета слышала, как волк взывал за ее спиной. Но она и на этот раз не пошевелилась. Она чувствовала, что маяк по-прежнему полыхает, но погасить его она не могла.

Заржал конь Одина, пронзительно закричал ворон. Она зажмурилась, и открыла глаза, когда их уже не было слышно,

– Все закончилось дорогая, пока все закончилось. Но они еще вернутся, они вернутся завтра, тебе надо отдохнуть.

– Я не могу двигаться.

Тогда волк подставил свою спину, он сожалел, что не мог подхватить ее на руки, и они с трудом добрались до ложа в башне. Елизавета спала, она казалась мертвой. Но прислушиваясь, он чувствовал, что она дышала. Хотя трудно сказать, очнется ли к утру. Испытание было слишком суровым. Но что они придумают завтра?

12

Локи на этот раз не скрывал своей ярости. Один как и прежде только усмехался, глядя на маяк в океане, теперь он казался только точкой в бескрайнем просторе.

– Да кто же она такая, у нее сердце из камня, если ни отец, ни собственные дети не смогли ее сдвинуть с места.

– Но ты же такой умный и хитрый, придумай что-нибудь, мне надоело уже слоняться по мирам и пугать бедную девицу, мы же боги, а не звери какие-то.

– Завтра она никуда не денется, вот увидишь, – отвечал Локи, и главное, что он сам в это верил. Ему придется стать Гаральдом, настоящим Гаральдом, уж перед своим королем она точно не устоит.

И забудет про белого волка, а тот никогда больше не сбросить шкуры звериной.

– Ничего никуда она не денется, – словно заклинание повторял он, я стану ее Гарольдом, ее королем, и она пойдет за мой.

Один перестал улыбаться. Ворон замер у него на плече.

– А тебе никто не говорил, что любовь сильнее смерти. Если она его любит, то не перепутает с тобой, каким бы прекрасным ты не был. Влюбленная женщина чувствует сердцем, ей глаза для этого не нужны. Но ты не любил, откуда тебе знать такое?

Бог коварства не стал спорить, он на деле решил доказать, что он будет Гаральдом, тем единственным, которого она и выберет из двоих. Ни с волком же ей на этом острове оставаться?

13

В ту ночь был мелкий и нудный дождь, чернело небо, где не было ни одной звезды, и только маяк дарил хоть какой-то свет. Почему-то королеве подумалось, что он мог погаснуть. Такого не было в те первые ночи ее жутких испытаний, а теперь появились сомнения.

Впереди мчался Один во всей своей зловещей красе. Она сразу узнала его, ведь он был самим собой. Ему надоело развлекать и сокрушать и королеву и того, кто ее там удерживал в этом лесу.

А за ним двигалась его свита, и вроде ничего такого не происходило больше. Только когда они все отдалились от башни, она увидела Гаральда на рыжем коне. У него никогда не было рыжих коней, но все перевернулось в душе ее. А что если они расколдовали его, чтобы он смог увести ее с собой?

Волка за спиной на этот раз она тоже вроде бы не ощущала.

– Ты отправишься со мной или останешься здесь в одиночестве? – спрашивал тот король.

Сколько же нужно было сил, чтобы не двинуться с места, не поддаться соблазну. Выдержит ли она такое, кто это вообще может выдержать?

Она поверила, что останется одна на этом острове, что не сможет выбраться, если не отправится за ним, забыв обо всем на свете

– Я ухожу, моя королева, – простонал Гаральд. Он покачнулся в седле, словно был убит во второй раз.

– Но два раза не умирают, вспыхнуло в ее сознании. Она держалась из последних сил, и мгновение казалось вечностью.

В свете маяка теперь Бог коварства казался чудовищем, каким собственно и был всегда, как могла она узнать в нем Гаральда?. Это обман, величайший обман.

И тогда волк тихонько взвыл, стоя с ней рядом. Но это был уже не волк, там стоял ее король. Он сделал то, чего не мог в прошлую ночь, схватил и потащил ее в башню, согревая своим телом.

Он столько времени провел в волчьей шкуре, что к человеческому телу еще надо было привыкнуть, но пока он должен был донести до ложа свою королеву. Она совершила невозможное, отказалась от участника Дикой охоты, чтобы остаться с настоящим королем.

Он знал как сильны, как могучи их боги, но дочь князя Ярослава оказалась сильнее, и ничего они больше не смогут сделать, даже если захотят, скорее всего, они и вовсе не сунутся на их остров никогда. А у них впереди вечность.

14

И все-таки, прежде чем погрузиться в сон на этот раз, она взглянула на него, чтобы убедиться, что с ней остался настоящий Гаральд, а тот другой канул в бездну.

Почему он молчал? Они не лишили его дара речи? – с тревогой подумала Елизавета.

Вот в тот момент он и заговорил, почувствовал, что она начала волноваться:

– Я бросил весь мир к твоим ногам, но ты смогла устоять перед грозными богами. Мы отвоевали право на остров и на маяк. Возвращайся к детям, я тебя тут подожду. Конечно, мне будет тяжело, но ты должна быть с ними.

– Нет, я останусь с тобой, я навсегда останусь с тобой. Мы с тобой подождем их здесь. Но как я могу тебя оставить одного после всего, что нам пришлось пережить?

Говорят, что маяк, который не удалось в свое время погасить даже Локи, а он очень старался, горит на том острове до сих пор. И там остаются тени Гаральда и Елизаветы, хранимые этим вечным огнем любви и верности

Остров для Велеса

Есть Остров в океане, где Велес сбрасывал медвежью шкуру и становился сам собой, Перун не смог запретить ему такой вольности. Маяк страсти и любви, им зажженный, до сих пор пылает в наших душах

1

А было все это в те давние времена, когда Велес – бог всего живого только что появился на свет. И свет в тот же миг переменился на глазах, все засияло и засверкало так ярко, что зажмурился Сварог, глядя на первенца своего, и диву давался, как же он был красив.

А Лада стала пеленать младенца и случайно задела его чело своим волшебным перстнем. Алый камень этого перстня дарил всем, кто его касался, страсть и нежность, и ни одного живая душа не могла перед ним устоять. Безопасен он был только для мертвых и тех, у кого душ не было. А жизнь только с радостью и страстью и была связана.

Вот с той поры, стоило только взглянуть на голубоглазого красавца и все, пропал человек и бог, и все, кто с ним рядом были.

Лада о том всех предупредила, знал и сам Велес о силе своего жутковатого дара. Хотя тогда еще он таковым не казался, скорее забавным был. А как по-другому можно было сделать мертвое живым?

И забавлялся он долго, пока не подрос и не окреп его младший брат Перун, не женился он на Диве, и тут же не отправился в сражение с Кащеем, потому что его час настал мир от вечного мрака и холода оберегать.

Молодая жена его Дива на небесах осталась, Все было тихо и мирно до той поры, пока они не встретились с Велесом.

Тогда, наверное, и зародилась любовь с первого взгляда, в которую многие сегодня не верят, но она была и оставалась с незапамятных времен.

Дива бросилась в объятья Велеса, про все забыв, он и сам испытывал к ней самые нежные чувства, так и случилось все, чего быть не должно. Никто об обманутом муже в те дни не думал.

Вернулся Перун с победой домой, Кащей в очередной раз оказался в Пекле поверженным. Но радовался победе воинственный бог недолго. Дива даже и скрыть не могла того, что была с Велесом. Да и как такое скроешь, тайное уже тогда становилось явным.

В ярости бросился Перуна к отцу и брату, те тоже не стали отрицать случившегося. Вот и произошла вторая битва уже на небесах. Громы, молнии метал Перун в брата и остановиться не мог.

2.

Велес сражался отважно, но дело его было не правым, потому он и проиграл, и в ярости сбросил его Перун на землю.

Напрасно вразумлял его Сварог, напрасно убеждала Лада в том, что это она виновата, что Велес таким уродился, ничего слушать не хотел Перун

– Хватит ему на небесах прохлаждаться да чужих жен губить, пусть на земле порядки устраивает. Только будет он там в шкуре медведя, чтобы всех девиц не попортил. Ты же сама говоришь, что невозможно бороться со страстью, которую он внушает.

Ладе и возразить было нечего, она все прежде сказала. Просила только, чтобы шкуру медвежью забрал назад Перун.

Он и сам решил, что слишком жестоко поступал, и готов был пойти на уговоры матушки, но увидел, как, не отрывая глаз, смотрела на землю его Дива, и заявил:

– Не бывать этому. Затеряется среди медведей, там не так его видно будет. А если позволю ему остаться собой, то много еще бед случится. Я думал, что Кащей – старый и страшный – наша самая большая беда, но нет, есть беды и страшнее. Она может быть красивой и страстной, оказывается.

Лада вернулась к Сварогу и стала спрашивать его, что же делать им с Велесом.

– А что поделать, так – то Перун прав.

– Да что с его правоты, если Велес останется Медведем, и ведь ты сам знаешь, что ни в чем он не виноват. За что же ему страдать. Меня бы медведицей сдел, и то хорошо было бы.

– Знаю, – согласился Сварог, -но придумать ничего не могу пока, чтобы его жизнь на земле как-то облегчить.

Тогда Лада бросилась к Перуну, решив, что он сам исправит то, что натворил:

– Ты победил, но победители должны быть великодушны, неужели ты хочешь, чтобы первый охотник его убил?

– Угадала, матушка, этого я и хочу. Но ты не упрекнешь меня за то, что это сделал я сам.

– Но это я подарила ему неукротимую страсть, я сама уйду за ним на землю, а ты оставайся тут и лютуй дальше, грош цена всем твоим победам, если ты с родным братом такое творишь.

Перун понял, что она и правда уйдет и остановился внезапно:

– Не делай этого, зачем такое. Ты должна остаться с нами. Нечего тебе на земле делать.

– Да нет уж, ты такой же упрямый, как и я, а мне тут делать нечего, пока мой любимый сын находится в опасности

Перун подождал немного и понял, что она возвращаться не собирается, и на небесах начался полный кошмар

3

Не дождавшись матушки, и понимая, что в этом мире все может рухнуть, Перун бросился к Сварогу, чтобы хоть что-то изменить.

– Ты еще что-то натворил? – угрюмо спросил тот

– Да ничего я не натворил, ты не заметил, что матушки больше нет с нами?

– И кто все сделал для того, чтобы так было? Она останется с Велесом там, и до нас с тобой ей нет дела, раньше надо было о том думать.

– Да что теперь говорить-то

Они долго еще судили и рядили, что могло быть, а чего быть и вовсе не могло. Видя, что помогать ему отец не собирается, Перун и потребовал:

– Ты все можешь, ты весь этот мир создал, так сотвори еще один остров, пусть там и обитает братец мой коварный.

– Не пойму, ты спасти его хочешь или обречь на полное одиночество?

– Я хочу, чтобы он был самим собой, но только на том самом острове, и нигде в остальном мире. Тут он медведем останется навсегда, ведь так опасен для всех, что нельзя ему разоблачаться.

– А чем же этот остров от остальных отличаться станет, вон их сколько вокруг.

Сварог показал на весь остальное мир. И тут и там пред глазами возникали острова, издалека трудно их было отличить один от другого.

– А все очень просто, на том острове будет высокая до небес башня и Маяк, пока горит огонь в Маяке – Велес жив и жив весь остальной мир. Ну а если огонь погаснет, – он не договорил и только рукой махнул. Зачем вслух произносить, что случится, если огонь погаснет.

– Я рад, что ты начал думать не только о себе и жене своей, но и об остальном мире, так глядишь, и Лада домой вернется, ведь ее место здесь, а не там. Даже ты это понял

Перуну было очень обидно все это слышать, но он терпел. Ему хотелось, чтобы побыстрее появился остров и все как-то в их жизни наладилось.

4.

Сварог свое обещание сдержал. Остров с высокой башней и маяком появился в море-океане. Его сразу же назвали все островом Велеса.

Лада поблагодарила строителя, разыскала Велеса, она узнала бы его среди всех медведей в мире, и открыла ему тайну этого загадочного острова.

– Это твой остров, дорогой мой, твое убежище, на острове ты останешься самим собой, там чары Перуна не действуют. И все пути – дорожки к нему заказаны, никто из богов и тем более из людей не сможет тебя потревожить.

Он сразу же направился туда, так захотелось поскорее сбросить медвежью шкуру, прежнюю жизнь вспомнить,

И чтобы Велесу не было так скучно и одиноко, для него и родила Лада Пана – бога всех лесов, доброго и заботливого слугу его верного. Он слегка напоминал того медведя, каким Велес был в самом начале, и главное, он стал следить за маяком, чтобы никогда не гас там огонь.

Пан умел ладить с Велесом, как и со всем остальным миром, он рассказал ему о Яге, о коте ученом, жившем между мирами, о духах, которые стали появляться в лесах и хранить природу. Больше не было так пусто и грустно Велесу на земле, но главное полыхал Маяк, славя жизнь в его мире.

– Ты уж смотри, чтобы он не погас.

– Перун не станет его гасить

– Перун не станет, – согласился Велес, но есть еще столько темных богов в разных мирах, что глаз да глаза за ним нужен

– Он будет гореть до тех пор, пока мы все на земле, увидев его свет, ты сможешь вернуться назад на свой остров, если вдруг отлучиться придется.

– А если маяк погаснет?

– Он погаснет только когда наступит конец света.

Они оба понимали, что случится это не скоро. Но ведь всякое может быть, и мир так хрупок, разве он в том не успел убедиться7

5

Ждать врагов долго не пришлось. В лес после своего Конца света, проводив корабль мертвецов, наведался Локи. Он искал новый мир, новое прибежище для себя и тех, кто с ним оставался.

Вот кого увидеть Пану и Велесу хотелось меньше всего, но кто же их о том спрашивал?

Маяк впервые странно замигал, словно сам Стрибог – повелитель ветров, на него обрушился, но это был не повелитель ветров, их просто предупреждали о надвигающейся беде. Велес оставался пока беспечен, но Пан насторожился, глядя на огонь маяка.

– Будь осторожен, ничего хорошего он нам не несет.

И с этими словами он и вышел к Локи, а тому каким-то образом удалось пробраться на остров. Но разбираться, как он это делал было некогда. Надо было мир спасать.

– Зачем ты здесь? – спросил его Пан, выросший перед ним.

– Вот решил посмотреть, как вы тут устроились.

– Погубил один мир и за другой принимаешься? – допытывался Пан.

Велес следил за ними издалека

– Так уж сразу и погубить, может, я жить хочу спокойно и счастливо

Пан промолчал. Никогда и ни к кому он не относился с таким недоверием.

Локи понял, что двинуться дальше он не сможет, надо будет искать кого0то, чтобы добраться до маяка и потушить его.

Он давно решал, какую из дочерей выбрать себе в помощницы – светлую Живу или темную Морену, и никак не мог сделать такой выбор.

Ему нравилась Жива – веселая, светлая и такая красивая, но разве не с такой же богиней он уже проиграл свой мир и позволил ему быть уничтоженным

– Не стоит повторять своих же ошибок, – размышлял бог коварства, – Морена темна и страшна, но разве не она и поможет мне управиться с Живой? Не стоит бросаться на то, что так прекрасно и живо, но мало полезно для дела.

Локи был достаточно умен для того, чтобы не повторять своих ошибок. И на этот раз он вторгся к Морене и решил, что нужно оставаться с ней, а не связываться с красавицей Живой. Выбирая богиню смерти, странно было думать о жизни, но он так и поступил вопреки всему.

6.

Морена взглянула на чужого бога, выслушала его, не перебивая и спросила:

– Что ты хочешь, красавчик? Почему я должна верить тебе и идти за тобой? Не находишь, что это немного странно?

– Погасить маяк. Пусть этот мир погибнет так же, как и мой. Зачем ему оставаться?

– Почему я должна губить свой мир? Ведь это ты свой не уберег, а мы ни в чем ен виноваты – удивленно спросила Морена

– Да потому что ты для этого и пришла в мир. Разве смерть – не твое любимое дело?

– Не совсем так, мне нужно было всего лишь убрать засохшие листья с деревьев, но никто не просил меня срубать сами деревья.

– Не просил, но ради меня и нашей любви ты же сделаешь это?

И хотя говорил он тихо и вкрадчиво, но даже она не смогла ему возразить, хотя ничего не обещала. А ему и не нужны были обещания, что в них толку, если сплошь и рядом они нарушаются.

Но все видя и все слыша, не могла оставаться в стороне и Яга, хранительница трех миров. Она тут же разыскала Живу.

– Отправляйся на остров, смотри за своей сестрой, и этим черным вороном, они не должны добраться до Маяка. Они не погасят огонь и не погубят наш мир.

– Морена не может так с нами поступить, – возмутилась Жива, – хотя ты же знаешь, что смерть всегда побеждает жизнь.

– Зато Локи может, из шкуры выпрыгнет, чтобы было так, а ей трудно устоять, когда такой ворон чего-то требует от нее. Не многие вообще к ней приближаются, а этот смотри, как хвостом метет.

– Ты слушай Ягу и поспеши туда, – встрял в их разговор кот, – а то все закончится, не успев начаться.

Больше задерживаться богиня Жизни в избушке не могла, стрелой, выпущенной из лука, метнулась она на остров.

– , Если Локи приведет с собой смерть, то всем нам туго станет, – повторяла Жива слова Яги, добираясь до башни.

Она решила поселиться там, и оттуда наблюдать за всем, что на острове в это время творилось. Ее встретил хмурый и немногословный жрец Див.

Он хорошо понимал, что скоро от них от всех потребуются невероятные усилия, чтобы сохранить огонь и не дать миру погибнуть.

Но пока все вроде бы было тихо, никто не пытался проникнуть в башню, даже поблизости никого не было.

Велес отлучился куда-то, не все же время ему на острове оставаться, теперь, когда он мог легко сбросить шкуру медведя, он и оборачивался им чаще и охотнее, свобода позволяет расправить крылья и не придаваться несказанной грусти.

7.

Пан часто навещал хранителей огня, – так он теперь называл Живу и жреца. Он и сообщил о том, что нигде больше не видно Морены

– Будьте осторожны, она наверняка где-то рядом, не позволит ей Ворон – так они стали называть бога коварства – уйти далеко, просто облик она сменила, все, кто приблизятся, одинаково опасны, не позволяйте никому приближаться к огню.

И он не ошибся. Среди Берегинь в дремучем лесу появилась самая печальная и мрачноватая Они гадали, откуда такая могла взяться. А она то появлялась, то исчезала снова, и все время смотрела в сторону башни и маяка.

Жива отлучилась по своим делам, ей хотелось взглянуть на ту самую Берегиню, она бы узнала сразу, кто скрывается под той личиной. Но никого она там не нашла. И как только взглянула на Маяк, заметила, как стали колыхаться языки пламени.

Все бросила Жива и полетела к башне и к жрецу.

И каково же было ее удивление, когда там она увидела себя. И Жрец о чем-то с ней говорил довольно ласково, никогда прежде он так на нее не смотрел, таких слов не говорил.

Только заметив еще одну Живу на пороге, он как-то замолчал сразу и никак не мог понять, какая же из них настоящая. Коварство ему было чуждо, он не думал, что так могут поступать другие.

Но та, бывшая так близко к нему, тут же пропала, и он понял, что случилось. Только чудо спасло мир от гибели. Жива на этот раз успела, но будет ли так дальше? Ведь она может опоздать.

– Нынче уже огонь мог погаснуть и мир погрузиться во тьму, – с упреком воскликнула она, и потемнело в глазах, и все перевернулось в душе.

– Но там была ты, откуда мне было знать

– Ты много не знаешь, смертный. Это я виновата, мне нельзя оставлять тебя одного, – тут же заговорила Жива, понимая, что парень ни в чем не виноват, коварство подберет ключи к любому.

Ей же было обидно от того, что это все проделывал не чужой бог, что с него взять, а ее сестра, почему же своих надо бояться больше, чем чужих?

8.

Трудно сказать, был ли повелитель тьмы как-то связан с Локи, или он решил идти против всех, но узнав о том, что творится на земле, он велел чертям соорудить еще одну башню и еще один маяк, только в лесу мертвых. Чертей было в то время уже много, работали они быстро, и прямо на глазах вырос тот самый маяк, был он немного в стороне от Велесова, но это видно только когда ты знаешь, где находится первый. А когда ты ищешь свет по тьме и пристанище, то вряд ли отличишь одно от другого.

Ний полюбовался тем, что сотворили его подопечные, назначил одного из них жрецом, велел хорошо за маяком следить, да и удалился.

Первым заметил то, что появился Маяк Локи и чертыхнулся.

– А это что еще за дела? – спросил он у Морены.

– Маяк, как видишь, Ний постарался

– А нам какой нужен с тобой? Какой из них настоящий?

Морена и сама, глядя на все издалека точно не смогла бы понять, какой из них нужен им.

– Но если мы потушим один, у них еще один в запасе останется, давай-ка шевелиться, пока их тут еще не наросло, как поганок после дождя. Каждый бог захочет для себя маяк построить, а потом и разбирайся с ними. Как же сложно все в вашем мире устроено, кто бы мог подумать.

– Ну если ты мне скажешь, что надо делать, ты же у нас такой умный, то я могу и пошевелиться, только теперь подбираться к жрецу бесполезно. Даже я самой Ладой стану

– Да слабо тебе ею стать, – усмехнулся Локи

– Слабо, даже из-за великой любви к тебе я на это точно не пойду.

Локи показалось, что Морена как-то переменилась, сама на себя не похожа. Но ведь предательство никакого не красит.

– Да и мне с ней справиться не удастся, – признался Локи, так среди заговорщиков и поселилась черная тень недоверия. Они зашли в тупик и пытались понять, что же им надо сделать, чтобы добиться своего.

Темной ночью направились они в лес мертвых, чтобы погасить для начала второй маяк. На черном коне к ним навстречу рванулся Ний

– Долго я вас ждал, вот и попались голубчики. От меня не уйдете, я вам не Пан и не Велес.

– Ты вместе с ними, – воскликнул Локи, – предатели со всех сторон.

– А почему я должен быть с тобой, чертей уморил, пока они эту обманку строили, тебя отвлек, на чистую воду вывел. А теперь можно и разоблачиться. На всякого Локи свой Ний найдется.

– Велес не оценит твоих трудов, – усмехнулся Локи

– И не надо, мне нужно, чтобы мой мир не пошел по твоему пути, и только, – торжественно заявил Ний.

Он велел тащить заговорщиков в темницу того самого маяка, который потух, как только за ними захлопнулась дверь.

– Вот теперь можно и со своими встретиться, – усмехнулся Ний,, – они думали, что сами справятся, но куда им без меня.

9

На острове Велеса Лада и Сварог поджидали Ния. Они давно с ним договорились о том, что ему остается сделать, чтобы поймать Локи и Морену, сделать их пленниками острова.

– Он погасит твой маяк сначала и потребует, чтобы ты был с ним, а там уж и разберемся. Считай, что ты для него тюрьму строил.

– Но Морену придется отпускать, – напомнил Ний, – если люди перестанут умирать, то для нас это и будет конец света, даже если не погаснет огонь маяка. Старики должны покидать мир, новые рождаться – только так в мире порядок и будет

– Все верно, – согласился Сварог, – но пока она пусть посидит и подумает, как ей быть и жить дальше. А выпустить мы ее всегда успеем, – тут же прибавил он.

На острове Велеса на этот раз собрались все боги, были и строители второй башни. И последним появился Перун. Ему не хотелось сюда идти, но и оставаться одному тоже не хотелось. Да и пора было признать свои ошибки и примириться с братом

Лада посмотрела на них внимательно и произнесла:

– Видите, что вы творите, когда с чужими против своих собираетесь идти, и дело твое было правым, – повернулась она к Перуну, – но мир чуть не погубили из-за вражды и неумения прощать. На этот раз всем миром мы смогли остановить врага, не дать огню погаснуть, но так может быть не всегда, жизнь длинная, много чего там случиться может.

И вдруг засияло какое-то новое солнце. Все зажмурились от такого блеска, стараясь разглядеть того, кто у них тут появился

– Ярило теперь к вам сюда спускаться будет, чтобы после лютых холодов снова земля ожила. Но будьте осторожны, он все-таки сын Велеса и в нем есть та самая страсть. Но как без нее нам жить в этом мире?

Велес шагнул навстречу к сыну. Перун нахмурился, но решил, что повторять своих подвигов не станет.

Локи оставался рядом. Им надо сплотиться, чтобы быть вместе, чтобы огонь не погас, и все живое живо оставалось. А ведь это было в их власти

Зима патриарха

Маяк патриарха

В тот день ему снилось бескрайнее поле, усыпанное ромашками, белыми ромашками.

Там должны были быть и другие цветы. Они точно были. Но он видел только ромашки. Сколько же их было, и как они были прекрасны. Можно легко задохнуться от восторга. Это ему-то Властителю мира от восторга. Мысль заставила улыбнуться. А потом задуматься, как же давно он не испытывал простых человеческих чувств. Он даже забыл, как это бывает, а ведь это так скверно. Не перестал ли он быть живым, не стала ли его душа мертвой? От этой мысли мороз пошел по коже.

Но видел он вовсе не себя в том волшебном зеркале, а юного паренька, которого назвали Владимиром не случайно. Родители хотели, чтобы он владел миром. Они знали, что он им будет владеть, добьется всего, не отступит, не станет сдаваться.

И вдруг он забыл о поле и ромашках, из леса за ромашковым полем, из того самого леса, где он знал каждое дерево и тропинку вышла русоволосая дева в белом. Как ее не хватало для этого чудесного полотна.

Как же она была прекрасна. Но он точно знал, а вернее чувствовал, что она была не земной девой. Такое от нее исходило сияние, словно Жар-птица пролетела рядом и задела ее крылом.

– Русалка, – припомнил Властелин слова бабушки, – нет ее называли по- другому во времена, когда он только слышал впервые и запоминал сказы, преданья старины. Нет, нет, не сказки – это совсем другое, а именно сказы, ведь Домовые, Лешие, Русалки, Овинники, Банники, Хлевники там были живыми существами. Он их видел, а скорее чувствовал, они всегда находились рядом, утешали, спасали его от беды. Так как же звалась эта прекрасная дева в бабушкиных сказах? Точно, Берегиня, и как он мог это забыть? Сколько бы времени не прошло, о ней он не должен был забывать никогда, не потому ли теперь так скверное ему было и тоскливо жить на этом свете?

В первый раз он увидел ее лет в шесть, когда отстал от друзей и ходил по тому самому лесу, теперь ему только снившемуся в загородном замке?

Тогда она вышла из-за березки, остановилась перед ним и улыбнулась:

– А хочешь, я расскажу тебе сказ, малыш? Я расскажу, а ты его запомнишь навсегда, никогда не забудешь.

Она вывела его на ту самую поляну, только тогда там синели васильки, желтели какие-то другие цветы, кашка – так их называла бабуля, и незабудки, конечно, незабудки. И все это пьянило и чаровало малыша. Но главное – ее сказ.

2

Я расскажу тебе сказ о Велесе..

Могуч и прекрасен был Велес – бог всего живого. Но влюбилась в него жена младшего брата – Перуна. А тот узнал обо всем, когда вернулся из сражения света тьмой. Он победил тьму, а дома ждало его предательство.

В ярости начали они драться, и победил Перун, ведь дело его было правым. Тогда и оказался Велес сброшенным на землю. Но и этого было мало Перуну, потребовал он, чтобы обернулся Велес в медвежью шкуру и стал бродить по лесам и полям. Затерялся среди других медведей.

– Нет ему места среди людей и богов, – твердил в гневе Перун, -вот пусть медведем и остается навсегда.

Но слишком тяжким показалось наказание такое матушке Ладе, ведь это она случайно коснулась чела старшего сына волшебным перстнем, подарившем Велесу неукротимую страсть. Тогда и упросила она своего мужа Сварога на дальнем полуострове соорудить высокую башню и зажечь там маяк.

Среди всех медведей отыскала она Велеса и что-то шепнула ему на ухо, как только они остались одни.

В тот же вечер побрел он к острову, видя огонь маяка, нигде с дороги не свернул, не заблудился, и как только дошел до него, присел около озера отдохнуть, путь был не близким, так и задремал от усталости.

А когда проснулся и в то озеро взглянул, он увидел, что стал само собой, шкура медвежья валялась в стороне, сиятельная красота к нему вернулась. Но знал он, что так будет только на острове, стоит ему покинуть свое убежище и снова станет он медведем.

Так появилась у Велеса тайна, свой полуостров, на который никто из смертных добраться не мог. Только для него была дорожка та проложена, только для него огонь маяка сверкал.

А со временем тот остров стал местом невероятной силы. Если кому-то чудом удавалось туда добраться, то душа его тут же начинала пылать страстью, любовью ко всему живому, и конечно, к женщине. И пока на земле была хоть одна влюбленная пара, не гас маяк, огонь его оставался вечным напоминанием о том, что только сила любви – богатство, а все остальное прах и тлен. И с ней не сравнятся никакие сокровища в мире.

Убежал ребенок домой, помня все, о чем говорила ему Берегиня, и хотелось ему только одного – встретить с такую любовь, если не при жизни, то в вечности, добраться до острова Велеса и увидеть наконец свет того маяка.

23 мая 2023 года

3

Долгой, яркой, яростной была жизнь Владимира – все у него было и власть, и богатства, и семья. Жил он на одном дыхании до глубокой страсти, словно Фауст.

И вдруг остановился, когда почувствовал острую боль и понял, что не берегиня, а Морена маячит у него за спиной. И в древности она навещала тех, кому скоро предстояло покинуть этот мир, чтобы предупредить о том неизбежном, что ждет его впереди.

– Как быстро полетела жизнь, – размышлял он, уединившись в своем кабинете, где никто не посмел бы нарушить его покой.

– Я так много работал, грех жаловаться, но в обычной жизни ничего не осталось. И что самое обидное, очнулся и остановился поздно, слишком поздно.

И вдруг сам собой, выйдя из спячки, загорелся монитор компьютера, на экране появился какой-то сайт. Он там не бывал сроду, и открывать его не собирался, все произошло случайно. По Властелину ли не знать, что ничего случайного в мире нет и быть не может. Берегиня или кто-то совсем иной потребовали от него каких-то действий.

Фотография Алины – имя было подписано под ней, откуда ему было его знать. Но девушка была очень знакома. Хотя что удивительного, труднее назвать тех, с кем он знаком не был, и все же, она не оттуда, где он провел всю жизнь, не из того мира кукол со стеклянными глазами, бровями в половину лица и вторую половину составляли губы.

Патриарх радовался, что юность и зрелость его пришлась не на эпоху этих странных кукол, которые могли понравиться только полным идиотам. Порой он не скупился в выражениях, говоря о своих младших коллегах, но разве он был не прав? Но чаще махал рукой и посылал их подальше.

Марта, ее звали Марта, – вдруг вспомнил он внезапно, девушка из его юности, первая его возлюбленная.

И тогда он решил написать и поговорить с ней, о той далекой и восхитительной девушке, с которой судьба развела их раз и навсегда.

Это было безрассудством, настоящим безумием, но что может остановить того, у кого за плечами стоит Морена, и а от нее исходит могильный холод

4

Алина ответила на странное послание, в котором упоминалось имя ее матери, довольно редкое имя, и вряд ли это было совпадением. Взглянуть на человека, которого она любила всю жизнь – соблазн оказался слишком велик.

Она не сразу, но догадалась, кто он такой и почему не хочет говорить по телефону – его голос знала каждая собака, и оставались только короткие сообщения в менеджере, удаляющиеся, как только она их прочтет.

Хотел ли он уберечь ее от неприятностей (ей хотелось так думать) или себя хотел защитить от скандала, большого скандала, какая разница. Но в этом был какой-то необъяснимый шарм. Такого с ней не случалось прежде и вряд ли будет потом.

Она знала, что напишет об этом книгу, недаром же накануне не раз во сне она видела остров, какой – то остров и подыхающий маяк. Только в самом начале сон казался странным, а потом он стал обретать зримые очертания и был уже вполне реальным.

Остров Буян в океане, туда должен был шагнуть скоро юный и прекрасный князь Гвидон. Ее мама уже 7 лет пребывала в мирах иных, а он жил и правил, и как-то разыскал ее, хотя с его связами разве трудно было это сделать?

Любовь мамы, и какая-то невероятная чарующая сила слов, летевшая из высокого кабинета, и желание предъявить ему какие-то счета за маму, хотя он вряд ли был в чем-то виноват, и еще что-то неуловимое и необъяснимое влекло с невероятной силой. Просто оставить все это и жить своей жизнью она уже никак не могла. Но самое главное, он не казался ей одним из тех генералов, не вызывающих никаких теплых чувств, только желание отстраниться и быть как можно дальше, если можно – на другой планете. Не было такого в общении с ним.

Она заглянула в бездну, которая смотрела в нее. Страх, тайна, страсть – все смешалось в ее душе.

Возможно роман «Осень патриарха» так на нее подействовал. Именно его она перечитывала несколько раз и в студенческие годы и потом, и чувствовала, что ей судьба уготовит встречу с таким патриархом. Ее мама все сделала для того, чтобы так и случилось. Как в воду смотрела, вернее не в воду, а на огонь маяка и шла туда, ведь повсюду была сплошная тьма и только там таинственный и чарующий свет.

5

Необычное место, где может быть свидание? – писала Алина в очередной записке, – мне кажется, это должен быть остров, на закате он особенно красив, а чтобы не заблудиться, мы будем идти в сторону башни и маяка на полыхающий огонь, так точно не заблудимся.

Как только он дочитал это, замер, закрыл ладонями глаза, и просидел так до того момента, пока его не позвали к ужину.

Не достучавшись, Ирина вошла и пристально взглянула на мужа:

– Володя, что с тобой? Володя все хорошо? Какой ты бледный. Может позвать доктора, он здесь, поблизости, я видела его машину около дачи.

– Да нет, Ириша, ну о чем – ты, так хорошо мне не бывало лет сто.

Она немного отстранилась, не понимая, верить ли его словам, звать ли доктора, украдкой взглянула на монитор, там был какой-то тигр на заставке, ничего из того, что могло сделать его счастливым, она не заметила.

Ирина не могла прочитать то, что было написано про остров и маяк, сообщение должно было исчезнуть от греха подальше. Но стер он его не для того, чтобы не тревожить любимую жену, вовсе нет. Ему самому хотелось считать, что не было его, что это плод фантазии. Сорокалетняя особа не могла знать про Берегиню и остров. Даже ее матери, хотя был с ней предельно откровенен, он ничего такого не рассказывал. Может, потому что не хотел делить с ней свой остров, не хотел, чтобы она увидела маяк и прикоснулась к огню его страсти. Учительница литературы не могла стать спутницей его жизни, а главное даже не в ее профессии, а в том, что он не видел в ней друга и соратника, готовую пожертвовать своей карьерой в угоду его взлетам. Тогда уже Патриарх не сомневался, что власть – вот единственная страсть и любовь, которая могла быть в его жизни. Марта слыла слишком вольнолюбивой и капризной, она не умела ждать и прощать, это надо было признать. Но такие качества были необходимы его жене, вот и пришлось пожертвовать первой, и как оказалось единственной любовью.

То письмо об острове и маяке действительно оказалось последним. Больше Алина ничего не успела написать. Он умер на рассвете следующего дня. И больше ничего не осталось. Наверное, Морене надоело его преследовать, у нее были дела поважнее, вот она и решила оборвать нить его долгой и плодотворной жизни.

6.

Говорят. покойники присутствуют на своих похоронах, Не знаю, как с остальными, но Властелин там был. Не мог он пропустить такое мероприятие, когда еще придется прогуляться по земле, да в такой компании.

Собрались все, трудно сказать, кого там не было. Но он искал ее, беспокоясь, что до нее могла не дойти скорбная весть.

Но Алина там была, он ее сразу узнал. В реальности она была еще лучше, чем в его фантазиях. И стоило пожалеть о том, что они не встретились, а реальности, но она ведь обещала встречу на острове около башни с маяком. Она не нарушит своего обещания, только потому, чтьо он умер внезапно. Она не нарушит.

Сколько всего сделано в жизни, но неужели то позднее свидание в сети, мгновения общения с исчезающими сообщениями, это то, что у него в жизни было, это то, что он с радостью взял с собой, покидая этот мир.

Все его родные оставались, как и усталая вдова, но он оставлял и отпускал их без всякого сожаления. Он радовался, что сейчас нет древнего обычая, когда вместе с князем хоронят и его жену, его наложниц, его коня, считая, что там они ему пригодятся, он не сможет без них обойтись. Нет, нет, Властелин уходил налегке, даже письма жечь не пришлось, они просто исчезла, остались только зарубками в его усталой душе.

Но как только он успел подумать о том, что в первый день на острове будет одиноко и пусто, он тут же и заметил, что она устремилась туда. И не интересны стали все церемонии и поминки. Пусть они поминают без него. Если Алина пошла на остров, то ему – то зачем задерживаться? Не оставлять же ее там одну, он не допустит этого.

Он не был один, она была рядом, и полыхал высоко в небе маяк.

Владимир успел подумать о том, что если бы ее не было, если бы он не успел ее найти, то наверняка маяк погас бы, и остров погрузился бы во тьму, ведь Велес не стал бы терпеть того, кто забыл о любви и вычеркнул ее из своей жизни. Тут не помогли бы никакие оправдания. Но он отыскал, он смог, потому ярко полыхал маяк над их головами

Они приблизились друг к другу и вокруг них сомкнули круг русалки.

Эти двое так и стояли в центре русальего хоровода с интересом, радостью, нежностью глядя друг на друга.

– Неужели первое свидание может быть таким? – спросила она

Он ничего не ответил, у Властелина не было слов. Тут не требовалось ораторское искусство

7.

Как много нужно сказать этому новому князю Гвидону.

В башне он, как Велес когда-то, снял с себя старость и теперь был молод и прекрасен, значительно моложе ее. Алина оторопела. Она ведь знала все предания, но не думала, что такое может быть и с ними. Это было настоящим безрассудством, она почувствовала себя старой и страшной. Вот что значит вторгаться в чужой мир живой, наверное, так же чувствовали Геракл, Одиссей, Тезей, оказавшись живыми в Аиде.

И тут случилась еще одна беда, буря, страшная буря подхватила и понесла его куда-то. Он не привык к той легкости, подаренной ему смертью. Она задержалась, сила земного притяжения была все-таки хорошим помощником, чтобы не стать той самой пушинкой. Но на этом острове, в разгар бури, она была одна, совсем одна.

Страшные всадники, совсем как в знаменитом романе, пронеслись мимо. И кто-то тянул к ней руки и звал за собой.

Она разглядела лицо матушки:

– Алина, пошли с нами, тебе не нужно тут оставаться. Мне так скучно и уныло без тебя,

Она отстранилась, прижавшись к кирпичам башни, она готова была вжаться в эти кирпичи. И в тот миг она услышала его голос, прекрасно известный всем, до последних ноток, почти как голос Левитана.

– Не оставляй меня, мы только встретились, зачем же нам расставаться

Чтобы не слышать, не поддаваться соблазну, Алина стала думать, Один ли там во главе процессии или король Артур, а может быть сам Локи?

И в тот момент она почувствовала себя Елизаветой Ярославной, отнимавшей у той самой Дикой охоты своего Гаральда. Разве она не писала роман о королеве снегов. И хотя он не стал для читателей самым любимым, но для нее все это время был самым главным. Она тогда не очень понимала, почему испытывает к нему такую нежность. И только теперь стала той самой королевой Елизаветой, выстоявшей три ночи, когда ее пытали на прочность боги ее любимого мужа.

И они пронеслись мимо, понимая, что она не последует за ними.

8

Патриарх вернулся на рассвете. Он едва передвигался, но улыбался и казался счастливым, ведь груз болезней, страданий и бед отступил

– Они забросили меня в море в ладью, но я все видел, и я молил Одина оставить тебя для меня. Наверное, сквозь эту бурю он услышал, он все-таки услышал.

Он опустился в траву, там было так много росы, совсем как в детстве, и Алина села рядом с ним.

– Ладью в любое мгновение могло унести в море, – снова заговорил он, – но разве я мог это допустить.

– Мне пора уходить, – произнесла Алина, как только услышала шелест крыльев за спиной. Хранитель и без того подарил мне слишком многое, нельзя испытывать его терпение. Но он был так добр, наконец поверил, что ты умеешь любить по-настоящему. Я только догадывалась о том, а он совсем не верил. Не обижайся на нас, – тут же прибавила она, словно прося прощения

– Да я и сам в это не верил до поры, до времени, суета, заботы, власть, – все казалось сильнее. Места и времени не оставалось только для любви.

– Если я останусь, то не доживу свою жизнь и не допишу роман. Его можно написать и здесь, но мне хочется, чтобы он остался для них там. Сколько таких романов были потеряны навсегда, а люди должны знать, что мы не так плохи, что мы умели любить.

– К черту роман, останься со мной здесь.

– Я не могу этого сделать, мне нужно оправдать тебя там, а это может только наша любовь и роман

– Ты говоришь, как Мастер.

Она удивленно на него посмотрела, никогда бы не подумала, что он читал роман века.

– И не просто читал, я перечитывал его много раз. Это и помогло мне задуматься о любви, он никогда не любил Маргариту, я не спрятался бы от тебя и не отпустил бы, встреться мы там хотя бы раз.

– Вот потому мы и не встретились, – задумчиво произнесла она. – Я тоже так подумала, когда по сне увидела маяк Велеса. Я знала, если мы встретимся, то не сможем расстаться. А это бы принесло боль стольким людям.

– И только из- за того, что это могло принести кому-то боль, мы так и не смогли встретиться? – удивленно спросил он

Кажется, это не укладывалось в голове

– Это была бы обычная встреча, каких было сотни и тысячи, ты бы и не вспомнил обо мне потом, этого я и боялась больше всего.

Ангел закашлял у нее за спиной, и Алина стремительно поднялась.

Она передала ему листок

– Прочтёшь, когда я уйду. Я буду оттуда смотреть на маяк, только он подарит мне вдохновение, и я буду знать, что ты тут, что ты ждешь меня и никакая сила тебя не сможет похитить.

– Так и будет, – прошептал он.

Тот, кто там мог мир перевернуть, добиться всего, чего ему хотелось, здесь оставался спокойным и тихим. Говорят, что любовь делает мужчин несмелыми, а женщин смелыми.

Патриарх смотрел на маяк страсти, он много потерял, покинув мир, но теперь в его власти было сохранить огонь в маяке и дождаться Алину в вечности. А в том, что так будет, не было никаких сомнений.

Пока у него оставалось только стихотворение, первое стихотворение, к нему обращенное. Странно, но ему никто никогда не писал стихов в той жизни.

Поседон против Одиссея

МАЯК ДЛЯ ОДИССЕЯ

Любовь, единственная неповторимая, одна на всю жизнь. Бывает ли такое может ли быть в любом из миров такие истории случаются.

Гера и все ее приближенные, и Афродита, в том числе искали однолюба и никак не могли его найти. Загрустили они, в тот момент, когда и появился Одиссей, он пришел с другими женихами в Спарту к Елене, хотя и вел себя очень странно. Невеста его мало волновала, а когда сама Елена напросилась на свидание с ним и стала упрашивать, чтобы он не женился на ней, Одиссей и ответил ей, что он этого делать не собирался.

Тебе не о чем волноваться, говорил Одиссей, – на тебе я никогда не женюсь.

– Коварный какой, – возмутилась Афродита, хочет идти от противного, все за Еленой, а он от нее. И вероятно повезет ему больше, чем остальным.

– И вовсе нет, – отвечала ей Гера, – он приехал свататься, но не к Елене

Тут уж за Елену стало обидно Афродите

– А кто там еще такой есть, к кому может посвататься этот красавчик?

– Ты же понимаешь, что вовсе не всем нужна такая головная боль, как дочка Зевса. Одиссей умен, он все понимает и видит наперед.

Но Одиссей не тихоня и не богач, ему как раз она подходит больше, чем многим

– Ничего ты не понимаешь, ему жена нужна, а не мраморная кукла, не ты ли для своего скульптора оживляла Галатею недавно, а там ведь и Елена была и другие девицы не многим хуже.

Речи Геры были на удивление разумны, и это не могло не злить богиню любви. Даже Гера все понимает лучше, чем она сама, куда катится мир.

– Знаешь, художники странные ребята, им нужно то, чего ни у кого другого нет, да и характеры у них страшные, какая же обычная дева с ними уживется, а тут вроде как она ему жизнью обязана

– Одиссей не художник, но он примерно из того же теста сделан, – заявила Гера, и вот посмотришь, ему и на самом деле не нужна Елена, хотя вместе с остальными сражаться за нее все равно придётся.

Афродита задумалась, события обещали быть интересными и даже зажигательными, скучать не придется точно. Но в пылу спора с Герой она забыла спросить, к кому же решил свататься Одиссей. Богине любви точно надо было знать такие детали.

– У Спартанского царя племянница есть Пенелопа. Вот на нее и положил глаз Одиссей, но чтобы ее получить, он должен с Еленой помочь ему все ладом сделать, и заслужить особую милость, чтобы царь не отказался от своего обещания.

Афродита злилась, Гера торжествовала, и пора им было заглянуть в Спарту и проверить, так ли все на самом деле, как тут рассказывала Гера.

2.

При приближении к суровому миру они столкнулись с Посейдоном.

Тот был хмур и чем-то очень обеспокоен. Гера решила ему пока ничего не говорить об Одиссее, а вот Афродита только о нем и собиралась говорить.

– Одиссей, да что вы с ним носитесь, мелкий царек, который отверг благородного Лаэрта и считает, что он сын этого прохвоста Сизифа, чуть не устроившего мировую катастрофу.

Афродита улыбнулась

– Вижу, ты о нем тоже все знаешь, значит не такой он и мелкий как кажется. Вот твоя сестрица считает, что он Елену предпочтет какой-то там Пенелопе и только она одна ему нужна

– Да и пусть летит ко всем сатирам, – не выдержал Посейдон.

Он был так зол, что и забыл что перед ним богиня любви и с ней не стоит быть таким грубым.

Тут раздался голос Геры. То, что ей не стоит грубить, Посейдон знал прекрасно, и уже пришел в себя.

– Он любит Пенелопу и им ничто не помешает быть вместе, – говорила Гера, бросая вызов и брату, и богине, -Можешь не надеяться, ты не собьешь его с пути.

Наверное, н стоило этого делать, ведь она только разжигала огонь в его душе, бросала вызов могучему богу, но когда это они искали легких путей?

– Мы посмотрим, каким верным окажется твой Одиссей, если вмешаться во все происходящее и зажечь ложный маяк

Что касалось Маяков, то Посейдон о них знал все. Он первым, наверное, их стал в море зажигать, чтобы моряки его добрались до дома.

А если какие-то из них не были почтительны, то плыли совсем не туда, и порой гибли, нарываясь на скалы, где видели иллюзорные маяки.

Сам Посейдон с Одиссеем встречаться пока не собирался, но для этого был Гермес.

3.

Поспешно простившись с сестрой и Афродитой, Посейдон послал за Гермесом и теперь с нетерпением его ждал.

Вестник оказался поблизости, и ждать его долго не пришлось.

– Тут мне с Одиссеем все уши прожужжали, – говорил он, так вот разыщи этого красавчика и расскажи ему про наши маяки,

– А что рассказать-то? – полюбопытствовал Гермес

– А то, что знаешь, то и расскажи, и про то, что они могут быть настоящими для хороших парней и ложными для тех, кто сам себя богом считает и богам покоя не дает. Да ты лучше меня знаешь, что ему сказать.

– Ты хочешь сделать его игрушкой, забавой?

– Этого богини хотят, а как я им могу в чем-то отказать?

И снова рассмеялся Посейдон, и что-то такое странное было в его смехе, что Гермесу стало даже жаль Одиссея. Но его надо было обо всем предупредить, тут Посейдон прав, ведь не зря Зевс говорит, что если предупрежден, то защищен.

Одиссей был молод, весел и влюблен. Он не сомневался, что это Сизиф просил за него богов, потому Гермес и появился. Мы никогда не знаем, как и почему происходят многие важные события в нашей жизни, потому и совершаем ошибки, порой роковые ошибки.

– Спасибо, братец, – обратился он к Гермесу, – раз для меня зажгли маяк, то я уж точно сделаю все правильно и не собьюсь с пути.

– Блажен, кто верует, легко ему на свете, – про себя подумал Гермес, но вслух он сказал другое:

– Удачи тебе, всякое может случиться, не богами едиными жив человек, а зависть в нашем мире тоже никто не отменял пока.

4

Одиссей пребывал пока в своем почти волшебном мире. Он выбрал один из двух маяков, который показался ему ярче и ближе и называл его Пенелопа.

О том, что маяк может оказаться ложным он даже не задумывался. Юность легковерна и беспечна, как обычно, пока ты еще все поймешь, но если при всем при том выживешь, то можешь оказаться сильнее, но для этого надо выжить. И не оказаться ненароком на чужом острове.

Афродита и Гера наблюдали с небес как двигался за маяком кораблем Одиссея.

Темной беззвездной ночью он приближался к острову и испытывал при этом невероятную радость:

– Только там может быть Пенелопа, – шептал с восторгом Одиссей, предвкушая встречу с любимой.

– Он не так умен, Гера проиграет пари, – размышлял Гермес, предчувствуя удачу. Ему хотелось подыграть Афродите и получить ее благосклонность. Богиня, как правило, была щедра, когда она побеждала в споре. А любому, даже Гермесу иногда хотелось немного любви.

– Я знаю, моя любовь так сильна, что никто меня не сможет обмануть.

Гера в тот момент была мрачнее тучи, она повернулась к Гермесу и спросила:

– Чей это остров?

– Цирцеи, он сам выбрал этот маяк и этот остров, я ничего такого не делал, – стал оправдываться Гермес.

Богиня только махнула рукой, и стала думать, как же помочь Одиссею выбраться из этой заварушки. Цирцея древняя могучая чародейка, если она чего-то не сможет сделать сама, то заставить это сделать других, из страха или по каким другим расчетам, заставит, и тогда худо придется Одиссею и всем, кто хочет ему помочь.

5.

Накануне вторжения Одиссея у Цирцеи на острове появился Посейдон. Он чувствовал свою вину перед ней с тех пор, как женился на Амфитрите, потому что все на Олимпе знали, что чародейка влюблена в него и мечтает стать его женой. Она-то мечтала, а вот Посейдон о том и не думал даже. Сделал вид, что ему ничего не известно. Он убеждал ее, что узнал обо всем только после свадьбы, а расстаться с Амфитритой, которую он столько добивался, никак не может. Тогда Цирцея сделала вид, что поверила ему, да и ссориться с Владыкой морей хотя бы из чувства самосохранения не собиралась.

Посейдон стремился хоть как-то исправить то, что было тогда совершено, потому и возник тот ложный маяк. Он не был уверен в том, что Одиссей его выберет, но шансы все равно оставались.

Цирцея встретила его радушно, и уверяла, что он только друг и ничего другого она от него никогда и не ждала. Правда, до Посейдона такие слухи не доходили, ведь ни о какой дружбе он и думать не собирался. Он тешил себя надеждой, что она его любит, и будет любить всегда. И он тайком о ней позаботится, если что-то такое выпадет на его долю. Выпал Одиссей, и говорила о нем Цирцея благосклонно, это надо было признать.

– Я сделал для тебя все, что мог, маяк ложный, но ты постарайся его удержать, Гера не должна победить в нашем пари.

– Она и не победит, когда это Гера побеждала, – улыбнулась Цирцея, и думала о том, что не так уж плохо быть отвергнутой, если тот, кто тебя отверг, испытывает перед тобой вину.

Они простились очень тепло, Цирцея жила в преддверии радости, большой и долгой радости.

6.

Гермес все-таки заглянул к Гере и она не скрывала разочарования.

– Он казался мне умнее и проницательнее, – говорила она, – передай ему, что настоящий маяк будет у Пенелопы, а у Цирцеи все и всегда было фальшивым, так и останется. Хотя, конечно, он волен был выбирать то. что ему ближе и дороже.

Гермесу стало немного жаль дочь Бога Солнца

– Она просто слишком рано родилась, и все титаны обошли ее стороной, но она борется за свое счастье. А он плывёт по течению за тем, что ближе и доступнее, я тоже такого не ожидал, но твоего Одиссея давно не мешало, проверить на прочность

Гера тяжело вздохнула, вспоминая о Зевсе, о его бесконечных метаниях, между богинями и смертными, а они точно до беды доведут, Одиссей в сравнении с ним казался просто белым и пушистым созданием. Он сделал не правильный выбор, но они еще посмотрят на то, что будет в итоге. У него есть возможность все исправить.

Вера Геры в людей была неистребима до самого конца.

Сначала какая-то девица дала испить ему воды забвения, а потом все пошло само собой. В Цирцее он узнал Пенелопу, и, глядя на сверкающий маяк не сомневался, что попал именно к ней. Часто мы не можем доверять глазам.

– Это и есть мой мир, никакого другого мне не надо, – в забвении прошептал он.

– Что с ним? Он притворяется или правда узнал Пенелопу? Чудеса какие-то, невероятно.

– Ну а почему бы нет, разве Леда не узнала в Зевсе своего мужа? Ты забыла, что Цирцея чардейка, и она посильнее Зевса будет, не в обиду ему будет сказано.

Гера обмерла, и бросилась спасать Одиссея, понимая, что некоторые испытания для героя могут оказываться роковыми

.– Веди ко мне Гипноса, – потребовала она

– А может не надо, – медлил Гермес, все будет только хуже.

– Хуже будет, если мы не потушим этот липовый маяк, чтобы следа от него не осталось.

Больше Гермес ни о чем спорить не стал, молнии сверкнули в глазах Геры и он помчался исполнять то, что она потребовала. Маяк погасить оказалось значительно легче, чем притащить к Гере Гипноса. Он упирался, вопил так истошно, что все сатиры рванулись освобождать его, но они оказались не такими прыткими как Гермес с его крылатыми сандалиями.

Так Гипнос все-таки был доставлен до Геры.

– Он должен увидеть Пенелопу во сне и все вспомнить, – топнула ножкой Гера.

И напрасно Гипнос открыл рот. Он закрыл его так же поспешно, не произнеся ни звука.

7.

Радость и торжество Цирцеи оказалась слишком короткой.

– Маяк погас, услышала она голос Одиссея, – а как он мог погаснуть, если он настоящий., этого не может быть.

– Ну нашелся какой-то умник, который хочет нас разлучить, – тяжело вздохнула та.

Только она тут же увидела, что и он совсем по-другому на нее смотрит:

– Мне снилась Пенелопа, она совсем не была похожа на тебя.

– Тебя обманул Гипнос, – отвечала Цирцея, глазом не моргнув

– Это ты меня обманываешь, я не знаю, кто ты, но ты точно не Пенелопа.

Вот тут Цирцея пришла в ярость, понимая, что терять ей больше нечего.

– Наглец, конечно, я не твоя серая мышь Пенелопа, странно, что ты этого сразу не разглядел

– Ты опоила меня, я все забыл, но разве ты не ведала, что рано или поздно память возвращается, и тогда уже ничто не сможет удержать под фальшивым маяком.

– Но ты сам выбрал этот маяк, спроси у Гермеса, если мне не веришь,

– Выбрал в дурмане, но здесь я больше не останусь, теперь только один маяк остался, и он не погаснет. И я доберусь до дома, до своего острова, до своей Пенелопы.

– Вырывайся, добирайся, только запомни, что у тебя два пути, либо остаться здесь, пусть и без Маяка, либо никогда до нее не добраться. Посейдон не допустит этого. А он сделает все, о чем я его попрошу. Вот привел же тебя сюда, и к ней тоже никогда не приведет, можешь даже не сомневаться. Чувство вины – самое сильное из всех чувств. Оно и не на такие подлости и подвиги бросало и людей и богов.

В тот самый момент в погасший маяк попала молния Зевса, и Одиссей убедился в том, что он должен бежать с острова.

– Пусть лучше никогда не добраться до Пенелопы, чем оставаться здесь, – заявил он.

Цирцея поняла, что у него есть характер, и готова была поменяться с этой девицей местами, если бы это хоть в чем-то ей помогло, но ведь не поможет.

8.

Когда Посейдон вернулся на остров, Одиссея там уже не был.

– Он все вспомнил и сбежал, – простонала она, как это могло быть вообще возможно?

На стороне Пенелопы все, почти все богини, – произнес он, решив не скрывать правду, ведь он убедился, что от этого становилось только хуже. Но и тебе ничего хорошего не ждет.

– Пусть так, не сдавалась Цирцея, – Но ты сделаешь так, чтобы он не добрался до того маяка, с меня этого будет достаточно, раз уж больше ничего не могло быть.

Посейдон оставался в замешательстве, он хотел понять, не слишком ли много она от него требует. Вот уж точно, когда взялся кому-то помогать, то можешь себе дорожку в Ад протаптывать. Он старался ее остановить и образумить.

– Ты знала, что силой никого не удержишь. Разве только мертвых, а он еще живой. Мне казалось, что у тебя получится, не получилось, любовь, она такая тонкая штука, либо горит настоящим пламенем, либо гаснет, и все фальшивые маяки с ней не сладят, это точно.

– Если бы ты не вмешалась, у меня бы все получилось, – она не скрывала досаду и боль.

Посейдон махнул рукой и решил удалиться. Зачем ему было еще тут оставаться и говорить о том, что не случилось и не случится никогда.

– Он никогда не доберется до своей Пенелопы, – повторяла Цирцея, хотя верила ли она сама в это, кто его знает.

9.

У Одиссея было совсем другое настроение. Он плыл на своем корабле, до которого добрался на плоте. Но почему – то корабль сохранился, или кто-то ему подарил его в последние дни. Он видел путеводный маяк, и с ожесточением рвался к острову, неужели все это было так легко и просто.

Очертания его Итаке было не только в памяти, но и там, в море, еще несколько часов, и он до нее доберется. Он будет там, ему казалось. Что на берегу стояла Пенелопа под тем самым маяком.

И в тот момент поднялась буря, страшная буря, такую мог подарить ему только Владыка морей, за спиной которого стояла Цирцея, брошенная его любовница, не ставшая женой Посейдона, потому она могла и хотела управлять этими двоими – богом и человеком, и главное мстить, мстить жестоко.

Он был очень далеко, но то ли во сне, то ли наяву он видел, что маяк не только погас, но он разрушен.

– Это не тот остров? Не может быть, я точно помню, что это он, – Посейдон решил показать мне, что я туда никогда не доберусь, – простонал упавший на палубу герой. Он почувствовал, что у него совсем не осталось сил для того, чтобы подняться и снова двигаться туда.

– Он не может погаснуть, пока мы живы, да и потом, он будет о нас напоминать, – стал уговаривать себя Одиссей.

Но корабль качался на волнах, он больше никуда не собирался двигаться.

– Мне не добраться до острова. Она ведь сказала, что я либо останусь с ней, либо никогда не смогу добраться до своего острова, Она не шутила, она была в том уверена, проклятая чародейка, какой сатир заставил меня выбрать тот маяк?

Но Афродита не могла не послать такие испытания. Только большая любовь способна одолеть все беды и напасти.

10

Одиссей не мог знать, что между братьями Олимпийцами с самого начала было страшное соперничество. Зевс не мог допустить того, что творил Посейдон. Да и Гера все время толкала его в схватку.

И в момент, когда Одиссей впал в отчаяние, сверкнула молния, прогремел гром, и стоявший неподвижно минуту назад корабль стал стремительно приближаться к острову.

Одиссей боялся поверить своему счастью, он не сомневался, что как только он там окажется, его снова отшвырнет в пучину, еще дальше, чем прежде. Может быть, боги и враждуют между собой, но в этой вражде своей они наверняка не пойдут до конца.

– Нет, лучше не обольщаться, тогда и разочарование не станет таким сильным как теперь, – уговаривал себя скиталец. – Но хорошо уже то, что я увижу свой остров.

И самое главное там был маяк, по мере приближения, он видел его все яснее.

Так вот как должен гореть настоящий маяк, а не тот ложный, его прельстил яркий свет, блеск невероятный, но все это оказалось только пустым звуком, только обманкой. Теперь они ему показали, каким должен быть маяк, который он не выбрал, и все полетит ко всем сатирам, потому что он сделал неправильный выбор.

Но корабль не только причалил к тому самому берегу, где герой наш не был целую жизнь, Он словно перенесен был к башне и маяку, теперь сверкавшему прямо у него над головой.

Одиссеи сидел у стены этой башни, прислонившись к ней спиной, и рыдал, он никак не мог сдержать своих чувств, как ни пытался.

Сколько прошло времени в забытьи, когда к нему подошёл парень. В нем трудно было узнать, но невозможно не узнать его сына Телемака.

– Кто ты такой и как на нашем острове оказался? – удивленно спросил он, и странный свет мелькнул в темных его глазах.

Он посмотрел на море, на корабль, качавшийся на волнах, и замолчал, и больше ничего не стал спрашивать.

– Как же долго я шел домой, – повторял Одиссей, закрыв лицо руками.

Даже сейчас он верил скорее в то, что Зевс или кто там из них, схватит его и снова швырнет безжалостно на корабль.

Но ничего такого не происходило, пора было подниматься и идти к Пенелопе. Он так часто о том мечтал, так много думал, представлял, как пойдет туда, застынет на пороге их старого дома. Так давно пора было мечты сделать реальностью. В какой-то момент ему показалось, что он только учится ходить. И сделать это было совсем не просто, как оказалось.

11

Обо всем узнала в тот же день и Цирцея. Гермес просто не мог к ней не заглянуть.

– Он дома, – говорил вестник, – он дошел до настоящего маяка.

– И как такое могло случиться, ведь Посейдон мне обещал, что этого не будет, что этого не будет никогда.

– А Зевс тебе ничего не обещал, вот и вся разница, – усмехнулся Гермес

– Зевс мне ничего не обещал, задумчиво произнесла она, – я тоже, как и этот Странник не тот маяк себе выбрала. Но мне труднее, чем ему оказалось, ведь оба эти маяки были настоящие.

Она сама разыскал Посейдона, ведь не могла не выместить на нем свою обиду и разочарование, Цирцея никогда ничего просто так не оставляла.

– Твой братец всегда был сильнее, вы слишком много времени пробыли в утробе отца и перестали размышлять здраво, а он на свободе рос, и не стоило ему труда всех вас переиграть.

Посейдон угрюмо молчал, ему не хотелось вступать в спор, но и слышать такое было очень обидно.

– Пусть она его не узнает и прогонит, столько времени прошло, все изменились, а он изменился больше всех. Кто может сказать, что это не мошенник пробрался на остров.

– Очень остроумно, – усмехнулся Посейдон, Пенелопа может и не красива, но она вовсе не глупа. Она проверила его в первый самый час, предложив передвинуть в другое место кровать

– И что? – усмехнулась Цирцея

– Он отказался, потому что знал тайну, неведомую другим, их ложе размещалось на пне огромного дерева и сдвинуть его с места никто бы не смог, но кто из чужаков мог это знать.

– Было еще что-то? – Цирцея все еще не верила в то, что такое возможно.

– Было, – отвечал Посейдон, – лук, стрелять из которого мог он один, все женихи и были сражены тем луком.

– Какое вероломство, – невольно вырвалось у Цирцеи. Но она прекрасно понимала, что этих доказательств достаточно, чтобы не перепутать Одиссея ни с каким другим пришельцем.

12

Вечером, когда на острове все угомонилось, эти двое вышли к тому самому берегу, где еще недавно переводил дыхание Одиссей, вернувшись из дальнего путешествия

– Я все время смотрела на Маяк, – призналась Пенелопа, – знала, что он никогда не погаснет, – этот огонь принес Прометей, тем он и отличается от всех остальных огней. Гермес говорил, что он смотрит на огонь и уверен, что все правильно сделал и страдает не зря.

– Он будет освобожден Гераклом скоро, очень скоро, надеюсь, мы еще успеем его за все поблагодарить.

– У нас на острове он будет самым дорогим гостем, – соглашается Пенелопа, ведь это огонь нашей страсти и любви. Когда-то я сочинила молитву-песню, это она помогала мне ждать и дождаться:

Жизнь без Пушкина

1.

Осенняя пора, очей очарование, приятна мне творя прощальная краса, – распевал на все лады Хранитель. Он проникся духом самых великолепных строк и не мог их забыть.

Его спутник удивленного на него взглянул:

– Не понял, еще только первый день лета, а ты его уже провожаешь? Плохая примета, моя бабушка говорила, что всему свое время.

– Это я так, заранее готовиться начал, – усмехнулся тот, – но на самом деле просто вспомнил самые любимые строки, юбилей скоро у нашего гения, а мы так беспечны. Кто же этим займется, если не мы с тобой? Достоевский, помнится, всколыхнул весь мир, а больше некому.

– Юбилей, – проворчал тот, ты так говоришь, как будто бы без него и жизни на земле бы не было, и Маяк вдохновения бы погас. Но разве есть незаменимые? смотри, сколько поэтов и тогда было, а уж теперь их на каждом шагу столько, что и яблоку некуда упасть.

– Именно так я и говорю, незаменимые есть, и не только я один в том убежден.

– А на кого ты намекаешь?

– Давай спросим у того, кто этот Маяк зажег. Он тебе скажет то же самое.

– Да ничего он не скажет. Слышал я, что он снова превратился в медведя и какой-то охотник с ним безжалостно расправился. Так все и полетело в Лету.

– Тебе бы только истории сочинять, сказки писать, – цены бы тебе не было. Пошли, полюбуешься на живого и невредимого нашего Велеса, зря что ли для него остров нашли и Маяк там поставили. Все в целости, и остров, и дуб, которому душу дают, и маяк полыхает, пока не погас на нашу радость.

Искуситель подумал немного, почесал макушку и махнул рукой:

– Пошли, целую вечность я его не видел, пора давно навестить.

История об острове в океане, который порой называли Буяном, была известна всем, даже детям малым, как раз благодаря тому, кого они только что поминали. Но все живые путешественники, объезжали этот остров стороной, и только рассказывали о чудесах, которые там творились. А вот если наступал час, когда нужно было покинуть мир, тогда да, они отправлялись на тот остров, чтобы по дубу подняться небо или оказаться Пекле, если сил подняться не хватит.

Но наши герои добрались туда без особого труда, чтобы встретиться с самим Велесом и спросить у него, что изменится если…

1

Они ворвались к Велесу с одной только целью, им хотелось, чтобы тот рассудил их и дал дельный совет.

Велес был печален и устал. Но он выслушал своих духов очень внимательно. Самому ему давно не приходили в голову никакие интересные сюжеты, а вот эти двое вполне могли что-то такое придумать. А это было необходимо, ведь он оставался богом всего живого и покровителем поэтов и музыкантов. Он до сих пор отвечал за словесность и искусства.

Велес радовался, когда у него нашлись такие помощники, но за ними нужен был глаз да глаз, а то такого натворят.

– Давайте, говорите уже, хватит поглядывать друг на друга, что там у вас такое гениальное на этот раз?

– Мы решили заключить пари, – отозвался Хранитель

– И в чем же оно состоит, если не секрет? – Велес проявлял явное нетерпение.

– Да конечно, не секрет. Хотим узнать, изменится ли наш мир. если не будет одного человека, если он просто не родится в этом мире на этот раз. Вот говорит один философ, что если убить бабочку или сорвать цветок, то жизнь потечет совсем по-другому, а это человек все-таки, поэт.

Велес смотрел то на одного, то на другого, но махнул рукой даже не пытаясь угадать, о каком Фаусте идет речь на этот раз.

– Ну почему сразу Фауст, – возмутился Искуситель, – никаких Фаустов, пусть он отдохнет немного в своем раю, а то все писатели к нему и бросаются, как только что не так, сразу Фауст да Фауст.

– И кто же этот человек? Хватит измываться, говорите

Хранитель потупился и просто произнес:

– Да всего лишь Пушкин.

Властелин захохотал громко и звучно:

– Всего лишь Пушкин, как я сразу не мог догадаться, а почему бы на Вергилия не замахнуться?

– А что Вергилий, ну Данте не с кем по аду будет ходить, а это все-таки Пушкин, он и русский язык сотворил, и первую прозу, и вон какие стихи написал и переполошил всех так, что до сих пор они там опомниться не могут. Нет, с Вергилием он не сравнится.

Духи переглянулись, не понимая, что они услышат от своего повелителя через минуту, бес уже пожалел, что пошел туда, а Хранитель наоборот почему-то обрадовался, ему показалось, что идея Велесу понравилась.

– Он и сам говорил, что не хотел бы родиться с таким умом и талантом в России – желания должны сбываться. Он с небес посмотрит за тем, что твориться будет.

– Мы посмотрим, как они без него выкрутятся. Без дела никто не останется, и потом, сейчас все издатели так любят альтернативные истории, это же последний писк моды.

– Изволь выражаться поприличнее, – возмутился Велес, хотя, с кем поведешься, от того и наберешься

Они снова застыли в ожидании главного вердикта, и Велес произнес:

– Так и быть. Пусть не родится, дерзайте, и меня держите в курсе, что там у вас получится. Но не забудьте, что Маяк Вдохновения не должен погаснуть по вашей прихоти, за этот огонь вы отвечаете головой и свободой.

2

Духов словно корова языком слизала, их и след простыл, они бросились творить мир, в котором на свет не появился Александр Сергеевич Пушкин.

Что это будет за мир. даже представить странно, хотя, очень даже интересно, ведь там было столько поэтов Пушкинского круга, никуда же они не денутся если его и не будет. Вот и появится у каждого из них шанс стать первым, немного изменить весь поэтический и не только поэтический мир. Конечно, он был солнцем, но должно появиться другое солнце, или мира погрузиться во тьму, как было в самом начале творения. Но если они допустят это, то лучше не думать, что с ними сотворит бог всего живого.

И главное было узнать, погаснет или не погаснет тот самый маяк, зажженный еще стариком Державиным, который при Пушкине горел ясным пламенем и гаснуть не собирался. Конечно, было опасно погасить этот огонь, сколько веков он полыхал, и вдруг Маяк вдохновения погаснет. Что с ними делает Велес, даже представить страшно. Но всегда надо надеяться на лучшее, они найдут того, другого, кто не позволит случиться беде.

Духи взялись за дело, засучив рукава. Они направились к Маяку на одном из островов. Он был зажжен еще Державиным и разгорелся в бытность Пушкина.

– Смотри, он пока еще полыхает, – говорил Хранитель, – что же с ним делать?

– Нам придется погасить маяк на время, и творческий мир погрузится во мрак, пока они не найдут ему замену. Иначе как мы все узнаем, что появился новый гений?

Мефисто с ним согласился:

– А почему бы и нет, мы творим альтернативную историю. Надеюсь, она будет не хуже прежней. Совсем мы его гасить не станем, пусть останется самая малость огня, мы не должны заблудиться во мраке

В тот момент, когда Маяк почти погас, они заметили, как тень в цилиндре и темном плаще мелькнула и пропала, растворилась в воздухе. Но что о том говорить, что сделано, то сделано.

– Не печалься, он еще вернется, он не может просто так уйти навсегда.

– Но он не сможет быть тем самым Гением, к которому и мы с тобой и весь остальной мир привык. Наверное, больше всех расстроится Достоевский, он так гордился, что удалось вернуть его назад, воскресить, а тут оказывается, что и воскрешать и возвращать некого.

Ангел готов был разрыдаться, но молчал, держался из последних сил.

3

И в мире началась совсем другая жизнь. Во всех газетах и салонах в те дни говорили только о том, что Маяк вдохновения внезапно погас, его почти не видно. Никто не знал, почему такое случилось, что с этим делать дальше. Только тревога нарастала в самых чутких к переменам в мире сердцах. Они не сомневались, что произошло это не случайно, не просто так. А жить в эпоху перемен всегда и всем было страшно, очень страшно.

Над столицей нависло странное, тягостное ожидание то ли радости, то ли беды. Кто-то вспоминал жуткие истории из древности, когда казнили того жреца, при котором вдруг погас огонь. И жестокость была оправдана, священный огонь должен гореть, что бы ни случилось в мире. Его нельзя погасить, его надо беречь для тех, кто придет в мир потом.

– А что если и наших поэтов ждет что-то страшное, гибельное? – то тут, то там возникал этот жутковатый вопрос.

Но люди старались гнать от себя такие скверные мысли. Они верили, что маяк в ближайшее время загорится снова, и тогда все будет еще лучше, чем было до сих пор, просто для этого надо немного времени и терпения. Кто-то утверждал, что он погас не совсем,, что мерцает огонек, и его хорошо видно, если на небе нет звезд.

Но шли дни, месяцы, годы, маяк не загорался, мрак окутал и башню, где он полыхал когда-то, и весь остальное мир.

Многие творцы с этим смирились, но самые настойчивые мириться не собирались. Они ждали каких-то перемен, хотя сами не знали каких именно,

4,

Вовремя открылся Царскосельский лицей. И там был тот же самый первый набор лицеистов. Никто бы не заметил разницы, ведь они не знали, кто там еще должно было быть. Но сразу было видно, что кого-то не хватало, словно бы вынули душу из этой веселой стайки подростков, оторванных от родителей и поселившихся в казенное заведение. Лидер, страстный и задорный юнец не нашелся в этой группе, и она казалась потухшей свечой. Особенно это чувствовалось вечером, когда лицеисты отдыхали и были представлены сами себе. На занятиях было тихо и мирно, и преподаватели не могли нарадоваться, как хорошо работать, когда дисциплина в классах почти идеальная, никто не рисует шаржи, не пишет стихи, не пытается сорвать уроки. О такой в прошлой жизни они и мечтать не могли..

Но так без потрясений и происшествий они и дожили до выпускного – самого важного и торжественного дня, первого подведения итогов. Каждый из выпускников должен был выступить с какими-то своими темами, но будут ли стихотворения, услышат ли они прекрасно зарифмованные строки?

Жуковский страшно волновался, Державин ждал появления того, кто был обещан, чтобы передать ему тот огонь вдохновения, уже затухавший в его слабеющих руках. И жить ему оставалось пару лет, не больше. И выпуск первых лицеистов стал его Лебединой песней. Это понимали все, это точно знал он сам.

Нет, он не собирался уходить прямо завтра, но ведь надо посмотреть на того, кто придет ему на смену. А смерть неизбежна и часто она бывает так внезапна.

А между тем было произнесено имя последнего выпускника, и ничего не случилось, встреча так и не состоялась. Если Василий Андреевич знал, что так и будет, догадывался, то для Старика это стало полной неожиданностью:

– И все? – беззвучно выдохнул он.

Многие восприняли это как выдох облегчения, притомился он, устал слушать все, что они говорили. Тут и более молодые впадали в печали и ждали только окончания всего этого действа

Но когда он встал и подошел к Жуковскому, и на лице его был написан немой вопрос, тот только растерянно пожал плечами, развел руками:

– Вот таким получился у нас выпуск, первый блин комом, но может следующий будет иным

Он хотел сказать, что до следующего можно не дожить, но махнул рукой и пошел к выходу.

И во всем этом было так мало жизни и так много печали, что было отчего взвыть. Но Василий Андреевич только пришел в себя и решил действовать. Да, нет того самого Пушкина (он помнил даже фамилию не появившегося в этой жизни ученика) Это был только сон, и сон не оказался вещим, такое случается, увы, жизнь порой так непредсказуема. Но ведь есть другие, у них есть шанс проявиться, а у него – помочь им показать себя. Будет

не так просто, как в прошлый раз, но когда они искали легких путей?

5.

Евгений и князь Петр стали первыми, на кого обратился взор Василия Андреевича. Они были хорошими поэтами, самыми лучшими из тех, кого он знал. И почему бы не им поддержать тот самый огонь вдохновения, угасающий вместе с уходом Мастера, а тот уходил незримо, и не было сомнения, что недолго ему оставалось в этом мире быть.

Как они оказались втроем, сказать трудно, но Учитель сразу заговорил о главном,

– Что-то пошло не так, не мне вам объяснять, но огонь маяка не должен погаснуть, мы с вами здесь, мы живем, мы творим. Не на кого больше оглядываться и надеяться.

Князь угрюмо молчал, Евгений страшно волновался, ему так нравилось, так хотелось оставаться в тени. Он что-то говорил о том, что нет той яркой жизни – дуэлей, романов, что он любит свою жену. И не получиться у него быть первым.

– Только хороших стихов мало, тут вся жизнь должна стать служением, мифом, вспышкой молнии.

И только в глубине души он таил надежду « А чем черт не шутит, ведь Учитель все видит лучше и дальше».

Но как только он вспоминал лицо и тихую улыбку своей милой жены, так и начинал понимать, что это не для него. И невольно оглядывался на князя. Тот странно заволновался, засуетился.

Князь Петр не лишен был тщеславия, и часто считал, что он незаслуженно оказался в тени этого будоражащего умы мальчишки (прапамять не давала ему успокоиться), но это тогда и там, а тут все стало казаться иным. Он не собирался, он не хотел быть первым. Вольная барская жизнь была ему по душе, и творчеству, лирике в ней была отведена не такая уж и большая роль. Ему хотелось порой блеснуть перед милыми дамами и друзьями, но забава оставалась забавой.

Да и разговоры стихли, едва начавшись. Легенда о жреце, который был убит из-за того, что в храме погас огонь, не вдохновила на подвиг служения русской словесности. Не было какого-то внутреннего огня и стремления изменить этот мир, и того и другого все или почти все утраивало.

Видя такое равнодушие ленное, Учитель встрепенулся, он разозлился не на шутку, хотя такое с ним редко случалось. Они услышали его крик, переходящий в визг:

– Если огонь погаснет, то нас никто больше не пустит в небесную кузню. А без того огня мы все мертвецы, мы погибли, а я не хочу погибать. Я жить и творить хочу, но моя участь быть Учителем, да и склад характера совсем не тот, не годится это.

Они переглянулись, но разошлись в тот вечер молча, и настроение было таким, словно каждый из них проиграл большую, очень большую сумму денег, и надо было подумать о том, как вернуть этот долг, потому что долги всегда нужно возвращать.

6.

Кажется, огонь вспыхнул сильнее, когда в салоне, уж не помня в каком, он столкнулся с Грибоедовым. У него даже имя было то же самое Александр Сергеевич, но главное не имя, а тот отрывок комедии, который он читал в момент вторжения Учителя.

Тот как всегда опаздывал к началу, присоединился к слушателям, и угадал с первой ноты, с первого слова гения. Ему даже показалось, что писал Нерожденный.

Потом, когда все уже разошлись, он буквально вцепился в Чацкого, так хвали главного героя комедии, и так он стал называть автора.

Чацкий слушал внимательно, хотя насмешка мелькала в уголках губ.

– Да я и рад бы, – развел он руками, – но моя дорога лежит в Грузию, а оттуда еще дальше, какая поэзия, дорогой Василий Андреевич, для этого не надо быть дипломатом. -Тут должен быть литератор, а не дипломат, миф о Тициане так и остается только мифом, Мне жаль, но это не моя миссия в мире. А на том поприще я принесу значительно больше пользы, уверяю вас.

Он помолчал, видя как растерялся и обиделся собеседник, прибавил:

Может быть потом, на склоне лет, когда я уйду в отставку, но уж точно не теперь, – он задумался и повторил еще раз – точно не теперь.

– Нет, он не зажжет маяка – это точно, тут и талант и размах нужен иной, – бормотал Учитель по дороге домой.

Погасило внезапно вспыхнувшую радость в душе Учителя, он потерял то, что не успел даже отыскать.

.Все складывалось не очень удачно, и неудачи не способствовали его хорошему настроению, хотя он и без того был подвержен разочарованию и унынию.

Припоминая, сколько хлопот тогда ему доставлял Гений, теперь он страшно жаждал этих хлопот. Он бы терпел и прощал все, но некому было прощать, и терпеть нечего было, увы.

Ночами Учителю все чаще снился гаснущий маяк. Он пробирался к нему, он пытался закрыть огонь своим телом, но никак не мог этого сделать, и просыпаясь разбитым и страшно усталым, словно Сизиф, катил он в гору камень, а тот срывался и летел вниз. Но в нем было Сизифово упорство. В начале дня он с новыми силами брался за дело, хотя и не ведал где найти того единственного, кто заменит в этой реальности Гения

7.

Когда отгремела война с Наполеоном, и все немного успокоилось, с невероятными усилиями Учитель взялся за поиски нового таланта. Он отыскал Мишеля, тогда еще 5 —летнего младенца в старинной усадьбе, и стал упорно вспоминать, что же с ним такое будет связано. Как там он был связан с гением, и что сможет сделать один.

Тогда казалось, что это последний шанс не дать маяку погаснуть.

Не может быть это еще одним разочарованием, критики кричали о том,

что он сделает больше и пойдет дальше. И хорошо бы, если бы так, но чутье подсказывало, что он находится в свете Луны, а не Солнца, что это только отраженный свет. И всегда проще начинать (ему ли не знать этого), когда у тебя за спиной есть тот, кто уже проделал определенный путь.

– Он ярче, он талантливее, – твердил Учитель, заметив пристальный взгляд бабушки поэта – она была центром его внимания после внезапной смерти матери.

– О чем вы, голубчик Василий Андреевич, вы меня пугаете.

– Не пугайтесь так, ничего дурного я вашему внуку бесценному не желаю. В столь юном возрасте он пишет прекрасные стихи.

– А еще прекрасно рисует и на скрипке играет, и то и другое мне кажется менее опасным, чем стихотворения, – она протяжно произнесла последние строки.

– Не сгущайте краски голубушка вы наша

– Да нет, что вы, но он у меня один, дайте мне умереть спокойно, дорогой вы мой стихотворец.

Учитель понял, что с бабушкой трудно будет о чем-то договориться, но если дело того стоит, то он готов был на все. Должно все получиться на этот раз, не может быть, чтобы не вышло.

Вдруг тень поэта появилась в его уютном кабинете.

Учитель подпрыгнул, рассмеялся, прослезился:

– Ну как же так вышло, как мы все без тебя, дорогой вы мой.

– И снова не туда, не теряйте времени и силы. Лермонт – худший вариант, я все видел и не мог оставаться в тени на этот раз.

– Но что же мне делать, скажите, есть смысл ждать и искать?

– Конечно, есть, он появится, не переживайте так, дорогой Учитель, мне хочется, чтобы вы нашли и разглядели его. Пусть он займет достойное место в нашей поэзии. В прошлый раз этого не вышло, но тут можно что-то исправить, я в вас не сомневаюсь.

– Зато я сам в себе сомневаюсь, но где наша не пропадала.

Василий Андреевич заметил, что даже тень поэта вдохновляла и окрыляла, что говорить о его присутствии, хотя оно и стало несбыточной мечтой.

Маяк скорее тлел, а не горел. Ему надо было поторопиться, пока езе было время, но понятно, что его становилось все меньше и меньше.

8..

Два духа слушали разговор Учителя и Гения. Слушали молча, поглядывая на маяк, который они видели сквозь время и расстояние. Опечалился даже Мефи, а что говорить о Хранителе.

– А ведь Гений прав, мы погубили Мишеля.

– Мы погубили его, вероятно, но что сделано, то сделано. Ему не написать на этот раз «Смерть поэта», если оказаться на Кавказе то по другому поводу, а это уже совсем другая игра. Для него это совсем другая история, но главное, что мы уморили Учителя. Ему не придется провести пару ночей у постели умирающего, но он и сам не выживет от таких забот и хлопот

– А давай поможем ему, – не выдержал Ангел, – ты знаешь, что это за поэт, и где его искать?

– Не знаю, правда, даже представления не имею. Говорят, он есть, но я не вижу его ни среди живых, ни среди мертвых.

– А как же он сможет его разглядеть, если мы не видим? Недолго осталось нашему маяку гореть.

Они заглянули в старый сад, где Учитель сидел с Мишелем, тот был так мал, но так смышлен:

– Скажите, почем мне все время снится Маяк, я даже не понимаю, есть в нем огонь или нет, но мне кажется, что он потухнет еще до того, как я проснусь, и мир погрузится во тьму.

– Милый ты мой, мне уже много лет снится такой сон, но пока мы с тобой ничего или почти ничего не можем с этим поделать. Нам нужен поэт первый среди равных, тот, кто не позволит маяку погаснуть.

– Первым поэтом был Демон, – говорил ребенок.

– Нет, нет, только не это, я тебя умоляю.

– Моя главная поэма будет о Демоне, я точно знаю.

Учитель погрузился в раздумья, поговорив с Мишелем, он лучше понимал, о чем говорил ему Призрак совсем недавно. И в тот момент он готов был взвыть от отчаянья, но боялся напугать малыка, Тогда он не казался таким бесстрашным.

– Евгений- Петр, – Михаил – перечислял Учитель имена, тех, кто мог быть, но не стал Первым, – соперничество было напрасным, им не удалось разжечь тот огонь. Но он все равно появится, как когда-то из тьмы появился свет. И хорошо бы дожить до тех времен, я просто не могу уйти, пока этого не случилось. Хотя я устал, я очень устал, мне так хочется забыться и заснуть

– Но не тем глубоким сном могилы, я хотел навеки б так заснуть, – услышал он голос Мишеля и содрогнулся. Похоже, что тот умел читать чужие мысли.

И хотя ничего крамольного он не сказал, но дрожь прошла по всему его телу. Он быстро поднялся и удалился.

– Кажется, я чем-то обидел его, – говорил Мишель рыжему коту, сидевшему рядом с ним, – но не пойму чем, ведь я не сделал ничего дурного.

Кот пристально, молча взирал на него.

9.

А между тем была середина 1825 года, затишье, явно перед бурей. Умер император при каких-то загадочных обстоятельствах, мир жил в эпоху перемен. Если кто-то в те дни думал о поэзии, то только Учитель, остальным явно было не до того. Но и он потерял всякие надежды, столкнувшись с бунтовщиками лицом к лицу. И вдруг маяк замерцал и вроде загорелся сильнее.

Там, среди них был поэт Кондратий Рылеев, но он упорно смотрел в сторону главаря – Павла Пестеля. Туманные воспоминания прошлой жизни указывали именно на него.

– Почему вы на меня так смотрите, словно узнали кого-то другого? – возмутился тот.

– Узнал, конечно, узнал, я видел вашу тетрадь со стихами, и сам бес мне подсказывает, что вы могли бы заняться более важным делом, чем все эти заговоры – заговОры.

В глазах Пестеля появилась такая ярость, что он готов был броситься на Учителя, невероятных усилий стоило ему удержаться на месте, устоять.

Но тот упрямо стоял на своем:

– Не губите себя и других, это только убьет вас и всех, кто вам поверил.

– Пойдите прочь, вы уходящая натура, это нам жить и править в мире, и не приставайте ко мне с этим. Мне стишки писать не к лицу и не по чину. Я сын императора и хочу вернуть то, что у меня забрали.

Кажется, он перегнул палку, перед ним был настоящий зверь, и приличный вид только обман зрения.

Хотя Василий Андреевич провел столько времени с царскими детьми, что его мало что смущало и ничего не пугало. Но этот давно не был ребенком и юношей. И вся злость и все обиды века были в его душе. Гений рассказывал о встрече с ним, о несовместимости их характеров. Интересно, с кем-то у него есть хоть какая-то совместимость? Но ему нужны были эти люди для осуществления его мерзких целей. Учитель пожалел, что всего этого не было в его воспитанниках, да и быть не могло. Но от этого они оставались в страшной опасности. Есть типы, которым творчество противопоказано, а любовь для них, только умножение наследников, таких же свирепых безумцев, как они сами.

Василий Андреевич старался не думать плохо о людях вообще, особенно о тех, кто были в его круге, но есть же предел всему. И Пестель ясно дал ему понять, что он существует, не стоит заблуждаться.

– Мы еще встретимся, – пробормотал он.

Но споривший с кем-то вождь бунтарей не слышал, да и не собирался его слышать.

10.

И был метельный декабрь, вступление на трон нового императора. Казалось, что бунтовщики тогда исчезли, пропали. Они не успели свергнуть ненавистного императора. Но кто пойдет против еще не вступившего на престол? Они безумны, но не настолько, уверял он князя Петра, искоса на него поглядывающего.

Князь хотел понять, на самом ли деле Учитель не догадывается о том, что творится за спиной или это только чистой воды притворство. Хотя такие люди никогда не умели притворяться. Как же он мог воспитывать императоров, ведь кроме языков, словесности им надо давать большее, значительно большее, чтобы они могли противостоять всем бастардам, рвущимся к власти.

– Они арестованы, – произнес князь, когда Учитель влетел к нему с каким-то странным рвением, словно за ним гнались какие-то темные силы.

Никто за ним не гнался, ему просто хотелось понять, кто остался, на кого еще можно положиться, ведь там все и со всеми связаны. Как пришлось ему защищать Гения тогда от всех, а он словно играл с огнем.

Кстати об огне. Он взглянул на Маяк и увидел, что того не погас, когда было покончено с бунтовщиком. А что бы это значило? Тот, кто должен появиться, жив и здоров, и наверняка он не окажется на виселице и в ссылке. Хорошо, что Мишель был мал, бабушка стояла, заслоняя его спиной, да он просто не мог и при желании там оказаться.

Тешил ли себя Учитель надеждами или просто хотел сохранить его для грядущего, как знать, он в тот момент и сам этого до конца не понимал.

Вот что значит родиться вовремя и не оказаться на Сенатской.

Сам же он в тот метельный день отправился на Сенатскую, чтобы еще раз взглянуть на бунтовщика. Он должен был рассказать царевичам о нем, о том, как все это происходило. Больше некому.

Он сразу разглядел Пестеля среди тех, кто ему был менее интересен. Среди них оказался и поэт Рылеев. Странно, но он не тешил себя надеждами по его поводу.

Он приблизился к Бунтовщику. Тот усмехнулся снова увидев Учителя, вспомнил как тот пытался сделать из него поэта – салонную обезьяну и отвернулся

– Вы будете на это смотреть? – прошептал он

– Я же говорил, что мы еще встретимся. Вы добились своего, это то, что вы и хотели? Ты мог стать первым поэтом, а теперь тебя просто казнят, как разбойника с большой дороги.

Конвоир отстранил его от висельника, и тут Учитель услышал голос рядом, там, где никого не было:

– Он мог стать императором, и не нужно ему сочинительство.

– В аду нет императоров, но сколько людей погубил, мерзавец.

Учитель отошел, когда тела уже болтались на веревках, и метель кружилась вокруг них, исполняя какую-то странную пляску. С этим было покончено, но кто следующий. Ему куда идти. Где искать поэта?

11

Страсти постепенно улеглись. Бунтовщики разбрелись по всей стране, и там они жили не так и скверно, как хотелось бы тем, кто их наказывал. За некоторыми даже жены отправились на просторы Сибири. Но в столицах о них постарались забыть, как о страшном сне.

И вдруг Маяк вспыхнул. Это заметили все, кто был посвящен в историю, имел какое-то отношение к сочинительству. Евгений и князь бросились в дом к Жуковскому, они должны были поведать ему о странных переменах поговорить о самом главном.

Мишель в то время был в ссылке на Кавказе, он не хотел становиться придворным поэтом, прославлять новую императрицу не желал. Нашлись и другие какие-то грехи, и многие вздохнули спокойно после того, как он отправился в свое вынужденное путешествие.

– И вы тоже это видели? – вопрошал князь Учителя

– Да кто же кроме меня следил за всем этим? – растерянно усмехнулся тот, он почти смирился с тем, что огонь едва тлел и вдруг такое.

И что бы это значило? – спросил разочарованно Евгений, понимая, что всем им ровным счетом ничего не ведомо.

– Еще бы узнать, кто и откуда вернулся в Россию, мы так долго его ждали, но я ума не приложу, кто это может быть. Если вы найдете кого-то нового, дайте мне знать. Я пытаюсь вспомнить, кто тогда был кроме Гения, но память меня подводит, совсем стар стал, задержался я в этом мире

– И не говорите так, что же мы без вас делать станем? – раздался голос Евгения.

– Жить и писать как прежде.

– Как прежде не будет уже никогда, дорогой Василий Андреевич.

И вдруг атмосфера в этом доме изменилась, исчезла тревога и неопределенность, словно бы солнце показалось из-за серых свинцовых туч.

И все трое заговорщиков это почувствовали сразу. Они видели сердцем, не слишком доверяя глазам своим.

12

Появилась Поэтесса и положила на стол Учителю рукопись, все сразу оживилось, когда они начали читать кавказскую поэму.

– Разве не это вы искали так упорно? – улыбнулась она.

За столом, где сидели трое, повисло странное молчание, они прекрасно знали, как она относится к изгнаннику.

= Хорошо написано, – воскликнул Евгений.

– Ой, не к добру это, – отвечал князь.

– Да это же старая кавказская легенда, стоит ли везде искать подвох?

Учитель пристально смотрел на поэтессу. Она явно увлечена им, хотя это не мешает ей оценить то, что написано. Она хочет услышать восторг ни и похвалы и от него, это для нее почему-то очень важно. Может быть, ее послала бабушка или тетушка Мария, чтобы заручиться поддержкой.

И в молодые годы Учитель не доверял женщинам, а умные и знающие что такое творчество – вдвойне опасны. Даже если она не разрыдается, не станет платком вытирать слезы, от этого ему легче не станет

Слова его будут переданы всем, потому он должен быть особенно осторожен.

– А может он все-таки смог, написано-то великолепно для столь юного творца. Говорят он Демона пишет, – попытался заступиться за Прекрасную Даму сердобольный Евгений.

Он считал себя старшим товарищем для Мишеля и мог позволить такие вольности. Они только на миг сошлись в этом мире, и он уйдет наверняка раньше. Хотя как знать, кто и когда уйдет. Кто-то не доживет и до тридцати, а кто-то и до ста дотянет

Что-то подсказывало Евгению, что ненадолго, но Мишеля он все-таки переживет, как бы странно это не звучало – 14 лет, это не малый срок. Но он знал, он откуда-то о том знал.

– Даже если его Демон гениален, то его надо сжечь, нам хватить казненных бунтовщиков, – услышал он голос Учителя, увидел, как вздрогнула поэтесса, и понял, что он снова в очередной раз отключился от реальности. Он умел это делать с самого начала, и это помогало сочинять и не светских приемах быть в одиночестве, даже в окружении сотни людей.

А Василий Андреевич, произнеся эти слова, видел тень гения около окна, тот стоял, опираясь о подоконник и улыбался.

Ему легко наблюдать и улыбаться, тени вообще ни за что не отвечают, а вот что делать живым, как им быть, если маяк возьмет и завтра погаснет, что он тогда творить станет, где взять тот небесный огонь?

Наконец гости оставили его, видя, что он растерян и расстроен. Усталость и печаль тут же пропали без следа. Он мог, он, наконец, мог побеседовать со своим любимым учеником. Боялся, что он исчезнет раньше времени, но этого к его счастью не случилось.

Видя, как ему рад старый учитель, Гений заговорил первым:

– Я все вижу, прости меня за то, что у тебя нет ни минуты покоя. Я хотел только понять, как будет, если меня не будет. Да и та жизнь, которую ты нарисовал, я не хотел проживать ее. Но есть в этом и хорошее, – прибавил он, – гусар с его мраком и кошмаром не появится в этом мире, он не сможет до конца увести нас от света во тьму. Без меня он оказался не так силен – жертва была не напрасной. Только на моих плечах он мог стать тем, кем стал тогда, в другой жизни. И меня это страшно тяготило. Я заглянул туда. То, что старался не замечать при жизни, было чудовищно.

– Ты прав, сто раз прав, только что нам теперь прикажешь всем делать, годы идут, иных уж нет, а те далече, как князь Петр говорит, скоро маяк совсем погаснет. Может она права и надо принять Демона?

– Пусть лучше погаснет маяк, но ты не сделаешь этого, зачем тогда мы столько страдали и боролись, разве для того, чтобы этот дух торжествовал?

13

Прощаясь в ту полночь с тенью Гения, Учитель и не думал, что они увидятся так скоро. Но он ворвался к нему буквально через несколько дней, не дал и слова сказать

– Смотри, как горит маяк, там точно кто-то появился. Надо срочно пробежаться по салонам и посмотреть, кто из новеньких там сверкает и горит ясным пламенем.

Учителю показалось, что Гений знал, кто это был, но просто не хотел говорить. Но сам он в тот момент и представления о том не имел. Хотя с радостью отправился туда, но там были все те же, даже Мищель еще не вернулся из своей ссылки. Его ждали, о нем говорили, но пока его не было.

В полночь он зашел к княгине, скорее, чтобы передохнуть, до дома были далеко, а ноги казались чугунными. Он понял, что если не остановиться там, то упадет и умрет.

Она была восхитительна как всегда, но Василий Андреевич не успел ей ничего сказать. Он в первый раз не побоялся казаться невежливым

– Кто это? – воскликнул он

Княгиня не обиделась, она давно перестала обижаться на старого чудака, который если и искал в этом мире что-то, то вовсе не хорошеньких женщин.

– Это Федор Иванович Тютчев, вернулся к нам из-за границ, – почти ласково отвечала она.

– Я так и знал, Тютчев вернулся из своих заграничных миссий, а хотелось, чтобы был Грибоедов.

– Грибоедов не может быть, совсем скоро ты с ним здесь встретишься, – говорит бес ангелу. Там бунт страшный, и он уже погиб.

– Но он совсем не ценит свое творчество, все разбросанно в разных местах, он влюблен в ровесницу своей дочери. Как-то все еще хуже складывается, чем с нашим гением тогда

– Но маяк отреагировал именно на него. Другого здесь никого нет,. И это лучше, чем ядовитый гусар, этот философ и поэт, каких не бывало.

Княгиня улыбалась, а Учитель, наконец, поцеловал ее ручку и прошептал слова прощения, и тут же прибавил:

– Как же я не мог догадаться, что это именно он

Они услышали голос Гения:

– Я должен ему помочь, сохранить его творчество, заставить его больше писать и ценить написанное. Ведь и тогда он был опубликован в моем журнале

Бес поддержал своего любимца

– Чем черт не шутит, а вдруг все будет не так и страшно, маяк-то горит. Остальным придется смириться с этим.

А потом он слушал какое-то стихотворение о себе, о последних днях, Где его раздобыл бес, он спрашивать не стал, просто слушал удивленно:

– Они все помнят и все знают, невероятно.

– Ради этого стоило родиться, но что теперь о том говорить.