Сказка о сыщике Кудыкине

Глава 1. «Где же тогда косолапые?»

Случилось сие любопытное безобразие в год красного петуха и черной жабы. В то тревожное времечко зачастили на окраинах нашего прекрасного Черного болота лесочки вспыхивать, покрывая округу дымным смогом на десятки миль.

А то и зараза грудная на жителей волшебного царства Брусникинова давай нападать и прихватывать. То, знаете ли, задымит-задымит, а то и закашляет-закашляет родимая сторонка.

Простые ведьмы с колдунами жалобы окаянные сразу кидаются царю Протопупу Первому насылать. А жалобы те черными кляксами «блямб-блябм» о стекла дворцовых окон шмякают, прямо в столице, в Царёвом Городище. Эти волшебные жалобы сразу стенать принимались противными такими гнусавыми голосами – мол, так и сяк – дышать нечем и вдыхать нечем. Кляксы причитали в один голос, а его величество хмурился. Жалобы эти, пока сами не испарятся, никаким макаром от окошек их не отскоблить было.

Сдвинул Царь-батюшка тусклую и затертую, но при этом, конечно же, золотую корону на бок и давай затылок седенький чесать. Ну, что тут поделать? Ну, кто ж туточки виноват? Куды бежать-то?

Думу думал крепко. Все утро мыслил-кумекал, аж голова к шуту заболела. И у шута Горохового от этого голова заболела. Он ажно на бюллетень на конюшню уполз, там на сено завалился и давай кумполом глупым хворать. Ему сердобольные людишки квасу смородинового принесли, да и хватит с него. Не велика персона – шут, он хоть и царский, но все-таки в табели о рангах числился сразу за чистильщиком отхожих мест. Ну, а в целом жалко, конечно, человека, если вообще кому-нибудь жалко шутов. Фамилия у него красивая – Гороховый, а больше в нем красоты отродясь не было.

А вот Царь-батюшка напротив, раньше считал себя очень красивым, но лет сорок тому назад, а теперь оплешивел, постарел, прошёл стадию усушки и утруски. Теперь он считал себя просто очень симпатичным. Себе-то врать не будешь!

Он бегал вокруг своего трона – махал кулаками неизвестно кому, что-то даже ругательное выкрикнул, а потом уселся на трон и успокоился. Он ведь еще бойкий был, не смотря на убеленные свои годы. Нет-нет, да и ущипнет повариху – дежурную по борщам за округлости приятственные на том месте, где честной народ сиднем сидит, а то и другую какую кастеляншу румяную – ответственную по простыням и рушникам с рубахами всякими.

Бабёнки те взвизгнут, стало быть, для приличия, но на этом шалости Протопупины заканчивались. Угас пыл тот самый – теперича только бородёнка седая торчком оттопыривалась под выцветшими глазенками.

– А ну, где мой главный советник-министр Завид, так-перетак? – крикнул Протопуп Первый. – В державе значится непорядок, а он прохлаждается!

Министр возник быстро, почти мгновенно. Окладистую бороду пригладил к своему огромному пузу и доложил:

– Ваше-с Брусникино Величество! Тута я по вашему наказу делами забугорными занимался прям на самом высоком уровне. Басурманскому ханскому послу большой отлуп дал, мол, не жгите сосенки наши с березками, все равно степь не вырастет. Мы ж настырные – новые боровые леса насадим, а вам по сусалам накрутим, чтоб не баловали. А то и войнушкой пойдем, быстро их Басурманин-Сарай захватим, хана их сместим, кобыл коротконогих реквизируем, а баб сулемайманских в посудомойки и уборщицы определим.

– Сурово! – вновь почесал затылок Протопуп Первый. – Хотя верно. С ними пожёстче надобно. Они ведь любят, чтобы с ними по жёстче. Пока не накостыляешь, ни черта не понимают.

– Так точно, о мудрейший наш кормилец!

Царь улыбнулся незлобиво.

– И что посол Бюль-Бюль Оглы ибн Хрен Дауд на то ответил?

– Говорит: подумаем.

– Подумают, видите ли, они у меня. Пущай быстрее думают, а то я всех своих ведьмаков с колдуньями на них спущу. Тут не до игрищ будет. Мы ядрёная волшбой держава – вмиг их курултай порушим. Так и передай. А коли нет у них волшебства, так пущай слушаются.

– Пожары, Царь-батюшка, исчезли со всеми возгораниями.

– Хорошо, – задумчиво протянул Протопуп. – Видать политика посильней нашей хваленой пожарной команды будет.

– Такить, Царь-батюшка, к каждой ракитине часового не поставишь! А огнеборцев маловато у нас…

– Каких таких "огнеборцев"?! – возмутился Протопуп. – Запрещаю это слово! "Пожарники" оне – "пожарники" и есть. Другого не дано.

– Тады, батюшка, про грудную эпидемиологическую заразу послушай! Как поджоги прекратились, так "жаба" сама закончилась. Заморские партнеры в поджоги энти порошочки отравленные подбрасывали. Черного цвета.

– Какие такие "партнеры"! – снова возмутился Протопуп. – И это слово запрещаю! Никакие оне нам не "партнеры". Приказываю с сего дня величать их "вражинами, супостатами, извергами и мракобесами", а их начальника "безумцем".

– Согласен! Согласен, Царь-батюшка!

– Согласен он! Мне твоё согласование не надобно.

Протопуп Первый поднялся с трона и торжественно заявил:

– Я есмь Царь Всея Брусникинский! Так?

– Так оно, так оно, – запричитал главный советник-министр.

– Я туточки решаю, а вы всё выполняете!

– Знаем-знаем, – снова зачастил Завид. – Одобряем-одобряем, Ваше Величество! Поддерживаем всем народом все ваши начинания и решения! Без царя, кормилец вы наш, и страна не страна, и держава не держава!

Советник завис в полупоклоне, явно нарушая законы притяжения к грешной землице родимой, и воздев руки, подобострастно потянулся к царю.

Получилось очень лояльно и даже немножко раболепно. Ну и в целом – красиво и очень даже убедительно.

Протопуп Первый нахмурился сначала, отчего на улице мгновенно гроза почернела на синем небе, и молния сразу шандарахнула, но небольшая, мелковатая такая – тын подожгла у околицы и всего-то делов. Её потушили сразу. Тогда Царь-батюшка благосклонно кивнул, заметно успокоился и сел обратно на потёртый трон. Он был практически единственным в стране колдуном-атмосферником, и все об этом знали.

– Так ты говоришь, закончились пожары и сразу после этого и зараза исчезла?

– Так точно, Ваше Величество! – выпрямился Завид.

– Обе проблемы имели причины супостатные, отродясь не нашего происхождения! – размышлял вслух Царь-батюшка. – Устранив одну – устранили и другую.

– Молодцы, стервецы! – обрадовался Протопуп. – Гляди-ка! Все кляксы-жалобы поотваливались, стало быть, так всё и есть. Теперь держава наша в тишине и спокойствии.

Советник-министр кивнул.

– А поджигателей с отравителями поймали?

– Ищем. Найдем. Куда им от нашей волшбы деваться? К вечёрке управимся, а то и к полднику и найдем всех.

Его величество кивнул, устало зевнул, подумал, а не пора ли обедать, и уже напоследок, как бы между прочим, спросил Завида:

– А как там, – он снова зевнул. – Как там у нас с криминальной обстановкой?

Завидову холеную морду даже немного перекосило от этого вопроса.

– Царь-батюшка, не гневайся! До этого спокойно всё было!

Протопуп нахмурился, приподнял левую бровь и спросил:

– А сейчас, что ли, напряжённо у нас? Что-то я не понял. Ведь ведьмы с колдунами успокоились вроде бы.

Царь-батюшка скорчил удивлённую физиономию – в этот момент он выглядел почему-то очень-очень глупо, но при этом очень-очень величественно.

Советник Завид снова склонился и говорит:

– Вот зачем спросили? Так бы лучше на обед пошли – разносолов с похлёбками хлебать, да гусей жареных пробовать с рябчиками всякими. А может и наливочкой бы запили всё это, а то и карасей зажаристых через голову отведали бы, а теперича… а теперича не то, что давеча…

– Вот же дурья твоя башка! Отвечай, когда спрашивают! Кто здесь Царь? Я или дядя Вася?

– Ты, Царь-батюшка, ты, кормилец! А дядя Вася он конюх.

– Тогда не томи, язва вам всем в душу.

Завид немного помялся и вдруг прошептал, поглядывая по сторонам:

– Царь-батюшка, мы ещё пока не знаем – беда это или не беда, но из своего домика на краю болота пропали три говорящих медведя.

– Уж не Топтыгины ли? – ахнул царь.

– Так точно, кормилец. Они самые – мохнатый Михайло Иванович, поменьше Настасья Петровна и маленький Мишутка.

– Как допустили! – вскричал царь. – Как посмели! Вы что не знаете, что Михайло Иванович моё доверенное политическое лицо? Ну или как там его – доверенная политическая морда! Он хоть и медведь, но говорящий и умный – простой люд не трогает, а если задерет кого, так разбойника басурманского. Я с ним намедни в шахматы играл! И выиграл, между прочим.

Царь-батюшка снова нервно побегал вокруг трона, в окошко выглянул пару раз, посмотреть по сторонам, как будто бы выглядывал – мол, вот-вот медведи сейчас же выйдут из-за угла царских палат, а он важно так произнесет, мол, так вот же они.

Но нет, не вышли, не явились Топтыгины.

– Где же тогда косолапые? – самодержец снова успокоился, подумал о наваристом русском борще со сметаной и салом и даже зевнул. Уселся на троне и говорит советнику:

– А может быть они родню попроведать поехали в таёжную глухомань буреломную! А вы сразу начинаете мне тут тревогу поднимать, царя своего любимого тревожить, может вернутся ещё. Откуда вы знаете что они пропали?

– Компетентные люди сообщили!

Царь снова сдвинул корону на лоб и снова почесал затылок.

– Айда в столовые палаты! Там сядем рядком, поговорим ладком, а то шибко поись охота. Вот ты, Завид, не подумай ничего лишнего, но мне сейчас очень обыкновенного блина с простой сметаной захотелось отведать. Душу, так сказать, отвести.

– Это от того, Царь-батюшка, что ты очень народный. Ты простых смертных не чураешься и душой ты ближе к самогонному напитку и бочке с солеными хрустящими огурчиками из погреба, чем ежели к хранцузскому винищу с пузырьками в серебряном ведре со льдом и испорченному сыру с плесенью. Ты просто очень хороший и демократичный, очень умный и политически выверенный.

– Это да! Вот прям в точку. Вот прям, вот я такой вот! Вот нигде не приукрасил. Молодец, Завид, молодец! Не зря я тебя главным советником-министром назначил. Ты честен и правду обо мне не таишь, а как есть она, пущай не всегда лицеприятная, а мне прям в глаза так и шпаришь.

– Так точно, Ваше Всебрусникинское Царское Величество! Вы же великий!

– Опять правда! Пойдем-ка, брат, блинов со сметаною до пуза откушаем, а там уж я пойду дремать, а ты пойдешь работать во благо державы.

Так вдвоем и подались в трапезную. Добирались недолго, всего-то три коридора, но три раза в животах все-таки протяжно забурлило у обоих – по разу на каждый коридор.

Там, на белоснежной, но немного застиранной скатерти все было готово. Длинный стол ломился от снеди и яств, которые перечислять долго, а то до сути никогда не доберемся, но замечу, что между жаренными до золотистой корочки порционными рябчиками и квашеной капустой с клюквой возвышалась башня блинов с соответствующей крынкой сметаны. И уха была, и потроха, но его величество раз сказал, что с блинов начнет – значит с блинов! Царское слово – это вам не фунт изюма, не просто словцо, случайно произнесенное – это закон для подчинённых, это статья в Конституции! Оно нерушимо! Сказано блины, значит блины и никаких там булочек с шанежками! Хоть жилы режь, а блины вынь, да положь перед Царём-батюшкой!

Завид после этого не просто зауважал Его Величество, он его начал боготворить и смотреть на государя влюбленными глазами.

– Наливай! – среагировал Протопуп Первый на невероятную преданность главного советника. После чего быстро и даже радостно чокнулись, с удовольствием выпили, и душевно закусили рябчиками и аутентичными каноническими огурцами с луковыми груздочками. Вот тут-то царь возьми, да и спроси:

– А кому Топтыгиных искать поручим, не поднимая шума?

Завид чуть не подавился, но тонко сымитировав глубочайшую задумчивость, ответил:

– Пущай Служба спасения Чёрного болота займётся, во главе с князем Никодимом и посадником Санычем! У них там волшебных специалистов и специальных колдунов много – хоть выгоняй половину. И конечно, вдумчивый искатель-поисковик наверняка найдётся.

– Хорошая организация! – кивнул Протопуп Первый. – Толковые там ребята работают. Отправляй весточку с приказом. Пущай поиски снарядят. Пусть вояка-волшебник-сыскарь как-нибудь поработает. А может группу по следу запустим?

– Я бы одиночку послал, а группа на подхвате, – предложил Завид.

Царь-батюшка задумчиво кивнул и приказал:

– С депешей не тяни! Жду результата. Кстати, давай-ка, текст указа писарю надиктую.

– Сей момент, Ваше Царское Величество! – быстро откликнулся Завид, отчетливо пережевывая студень из сваренных свиных ног, а уже через миг писарь-скорострел со смешной фамилией Начеркалов застрочил по свитку, а еще через два мига самый быстрый почтовый голубь стремглав полетел, полетел и полетел… в самую туманную и ненастную серёдку Черного болота на Черный остров к Черному замку – в Центр Обработки Волшебства Службы спасения Чёрного болота! Понесла горлица указ царский с недвусмысленными инструкциями по поиску медвежьего семейства Топтыгиных. Только Завид для пущей защиты шёлковым платочком махнул птичке сизой на дорожку…

Горлица летела быстро, меняла высоту и траекторию полета, не курлыкала, молчала – только крылья посвистывали, рассекая воздух.

Уже и жуткий силуэт древней крепости Центра Обработки Волшебства проявился, со всеми своими башнями, равелинами, пушками, требушетами, катапультами, подъемными мостами и другими непонятными волшебными конструкциями – не то антеннами колдовскими, не то вообще не поймёшь, что, для защиты неизвестно чего. Оставалось долететь совсем немного. Заветная жердочка в голубятне с зернышками и водичкой маячила в глазах быстрой птицы.

Вот тут-то и мелькнула снизу стремительная тень черного ястреба-перехватчика, резанувшего темной молнией сумеречное небо, помчавшись наперерез почтовому голубю. Хищник уже растопырил смертоносные когти, чтобы разорвать на кусочки, летящую добычу…

Сказка на этом должна была закончиться, но сказка на то и сказка, чтобы продолжаться.

Горлица заложила резкий вираж и ушла вниз, в темноту приближающейся ночи, а ястреб-перехватчик внезапно ослеп, сбавил пыл, и с превеликим трудом сбросив скорость, еле-еле взгромоздился на гладкой ветке, подвернувшейся сухой болотной берёзы. Он конечно же не знал, что на пролетающей горлице был наложен магический заговор «Ослепни изверг!», но теперь догадался.

Как ни крути, а письмецо с царской волей было вовремя доставлено адресату, но красное солнышко уже зацепилось толстым боком за острые и колючие верхушки ёлок и вековых сосен, и теперь опускалось все ниже и ниже, пока трясина не проглотила дневную звезду.

Сумерки мгновенно навалились на Черное болото, сделав все проходимые гати непроходимыми, все явные тропы неявными, видимые протоки невидимыми, а ужасные топи кошмарными.

Князь Никодим и посадник Саныч уселись за тяжелый древний стол, развернули свиток, надломив сургуч с оттиском двухголового орла, и прочли:

«Пишешь, дуралей? Вот, пиши значит. Князю Никодиму и посаднику моему Санычу. Я, Протопуп Первый, Царь ваш и их, и вон тех, и всех остальных, повелеваю! Вам, то бишь, начальству Службы спасения Черного болота срочно и тайно снарядить поиск-розыск, давеча пропавших из избушки, трёх медведей Топтыгиных, а может и шут их знает, где они вообще запропастились. При проведении поиска своих и наших волшебных жителей не лупить, а иродов иноземных, пожалуй, можно разок-другой, но не злобливо, а токмо ради повышения государева престижу и сугубо в воспитательных, и даже местами, где-то в просветительских целях. Искать три дни. Коли не найдёте косолапых в указанные сроки – собирайтесь оба на пенсию. На заготовки солёных огурцов в подсобное хозяйство отправлю. Записал? А ежели сыщете, то награду вручу какую-нибудь, наверное, потом. Отгулов возьмут – не велики персоналии. Искателя нашего подберите из стрельцов-колдунов Центра Обработки Волшебства, чином не ниже десятника, но такого, чтобы волшебством плазмомётным налево и направо не плевал, а то басурмане в этот раз и так по весне пожгли изрядно перелески наши родимые. Так никаких болотных лесов Брусникинских на всех не хватит. Пущай сыск производит вдумчиво, с толком и расстановкой, а потом вам докладывает. А потом уж мне пущай, кто-нибудь доложит! Ежели медведи сами виноваты, я им покажу кузькину мать и где раки зимуют, но это после ужо. Писал со слов Протопупа Первого царёв писарь Начеркалов. Подпись, Протопуп Первый. Печать с кисточкой поставь, дубина!»

– Нда, – протянул князь Никодим, – влипли.

Руководитель Центра Обработки Волшебства вопрошающе посмотрел на своего заместителя, и тихо спросил:

– Мысли есть или нам пора изучать рецепты засолки огурцов?

Посадник Саныч ухмыльнулся.

– Послушай, я этих медведей знаю. Если их не убили, они домой явятся. Батя их, Михайло Иванович – домосед и очень спокойный, когда сытый, супы любит, жаренную картошку на сливочном масле, умный очень, Брусникинский Вестник выписывает, читает в очках. Медведица Настасья Петровна, очень добрая, кормит папу, чтобы не рычал, сказки сыну Мишутке на ночь рассказывает, колыбельные поёт. Не могу представить ситуацию без злого умысла в этом деле. Они бы свой дом низа что бы ни покинули. Предлагаю стрельца-десятника Кудыкина на это дело направить. Он молодой, а уже десятник. Магия у него спорная – вещи двигает, зато левитирует. Уровень очень низкий, но канаву саженей в пятнадцать перепрыгнет. Это преимущество в наших условиях – от преследователей уйдёт, да и на стену крепостную запрыгнет, если надо будет. Говорят, что он ещё и злых духов видит, но скрывает об этом.

– Ведьма Марина! – внезапно крикнул за дверь князь Никодим. – Кофе нам с Санычем принеси, да покрепче.

– Какой есть, тот и будет, – заворчала в ответ Марина капризным, но очень мелодичным тоном где-то в глубине приёмной палаты. – Я между прочим девица-красавица, а не кухарка! А ещё я дважды дипломированная чародейка-чаровница, и защитница юридическая по магическим делам. Вот!

Никодим повернулся к посаднику и сказал:

– Снаряжай десятника. Посмотрим, как он в поле работать умеет, а то все такие герои ложкой в чашку, а ты пойди с мушкетиком и сабелькой по тёмному болотцу послоняйся, с Бабами Ягами пообщайся в одиночку. Сроки сжатые. Пусть разберётся, что да как. Посылаем одного, а еще отряд готовь для поддержки, на случай, если десятник в беду попадёт.

– Понял. Сделаем.

Саныч встал и уже вознамерился в казармы спуститься, чтобы искателя прямо к утренней зорьке в поиск запустить. Пару шагов в сторону старинных дверей сделал, а князь Никодим ему вослед добавил весёлого настроя:

– Ежели надобно будет огурцы солить, то я не возражаю. У меня даже рецептик матушкин очень хороший есть – с хреном. Но сам понимаешь, не хотелось бы.

– Понимаю, – ответил Саныч и вышел в приёмные палаты, со скрипом прикрыв дверь. Видная ведьма Марина чуть не налетела грудью на посадника, заметила, что он уже уходит и надулась:

– Только и делаешь, что кофе варишь-варишь, варишь-варишь днями напролёт, а все без толку.

– Вот ему обе чашки и занеси! – хохотнул посадник и исчез во мраке перехода в сторожевой равелин.

Глава 2. "Сыщик Ярунка Кудыкин"

Долго дело делается, и обычная сказка не скоро пишется, когда-же сказка необыкновенная, то времечко обычно быстро летит.

Уже ранним утречком, ещё до августовской зорьки, новоявленный сыщик Ярунка Кудыкин, молодых лет двадцати пяти, заломил алую стрелецкую шапку, рассматривая верхушки старых сосен, растущих у самого края избушки Топтыгиных.

В то туманное утро сюда его принесли три казённых мерцающих коня Службы спасения Чёрного болота. Эти жуткие животные, находящиеся одновременно в трёх мирах, и поэтому мерцающие то там, то сям, летели то высоко, то низко, то медленно, то быстро, то далеко, то близко. Запряженные в летучую одноместную колесницу, эти «лошадиные зверюги», как их прозвал посадник Саныч, высадили молодого Ярунку в двадцати саженях от места происшествия.

Ну как высадили?

Вытряхнули из повозки, да и всё. Ярунке даже показалось, что противные демонические лошади радостно заржали и исчезли.

Он стоял и радовался, что не расшибся насмерть при высадке на полном ходу из волшебной колесницы. Ведь его бросило на огромный старинный пень, через который пришлось перепрыгивать, задирая ноги выше пояса. Домашняя магия не подвела – не забыл дунуть вниз, поэтому на целую сажень выше, чем надобно подлетел. Всё получилось хорошо, просто раскорячиться пришлось перед внезапной преградой.

Переведя дух от пережитого крайне рискованного прыжка, сыскарь-искатель Кудыкин осторожно приблизился к рубленной замшелой избе пропавших медведей.

Остановился, поправив небольшой стрелецкий мушкет, готовый скорострельно выпалить три выстрела подряд, при желании воина. Ножны с наконечником рукояти тоже у бедра болтались. Эта сабелька, шибко затёртая была – от папаши воеводы Кудыкина сыну досталась, но имела перекрестие с дужкой, защищающей кисть руки, а из наконечника сабли разноцветная кисточка торчала. Это матушка хвост рыжей кобылицы подрезала и эту кисть заговорила на защиту руки от супостатов.

Ярунка сомневался, что ему придется рубиться с ворогом, но сабельку имел. Чистил ее, точил правильно, шлифовал, ухаживал за ней. Даже имя для неё придумал “Дарящая Ранкамля” с ударением на последнюю букву и когда никто не видит, советовался с ней.

А вот свой небольшой мушкет он называл просто – «Дурак». И всё тут. Видать мушкетик имя еще не заслужил, хотя и имел волшебную репутацию. Ярунка подумывал назвать его "Плюющий трижды", но как-то руки всё не доходили.

Как не крути, а в сказке и вещи сказочные – куда ж без них!

Ярунка приблизился к крыльцу и, не торопясь заходить, сердито прошептал себе под нос:

– Весь двор истоптали. Что тут можно разглядеть?

Взгляд цеплялся за мелкие детали окружающей действительности. Резная ставенка на правом окошке висит на одной петле, а второй и вовсе нет – вырвана с корнем. Светлые царапины на темном бревне – длинные и продольные. Странно!

Ярунка размышлял. Объяснений, чтобы как-то выстроить версию о факте оторванной левой ставенки, вот так сразу на ум не пришло. Да и самой ставенки нигде не наблюдалось.

Прежде чем снять защитный магический купол над избой, который не пускал праздно шатающегося лоботряса, а то и простых зевак, а то и преступника, вернувшегося по какой-нибудь надобности, искатель-стрелец решил обойти избу, но не смог.

В жизни всякое бывало. На встречу с преступником Ярунка не надеялся, но оружие снова проверил. Перешагнул небольшой заборчик из двух жердин и завернул за угол.

Сразу за домиком начинался такой бурелом из стволов многовековых сосен, переплетенных подлеском, что туда мог ломануться только совсем уж глупый отрок, рискуя остаться без глаз – колючие ветви оплетали заднюю часть дома и буреломный завал. Не позволяя даже заглянуть дальше переплетений вьюнов и зарослей кустарника и крапивы.

Пришлось вернуться.

Вот тут-то он и заметил в траве возле небольшой лужицы след от сапога, с подкованным каблуком. Хороший след – ровный такой оттиск на влажной землице. Даже заклёпки на подковке были отчетливо видны. Уже что-то!

На подковке четко читалась какая-то буква.

Ярунка склонился, рассматривая явно выраженную заморскую «D» – других разночтений быть не может. Но теперь он рассмотрел чуть в стороне еще один след. Кто-то наступил на два звена не очень толстой, но крепкой цепи. Сыскарь ухватился за крайнее звено, потянул и вытянул из лужи всю цепочку с кожаным ошейником на конце. На застёжке ошейника вензель «D» тоже присутствовал.

– Интересно! – прошептал сыщик.

Что-то вертелось в уме, но сразу вспомнить пока вихрастой головой не удалось.

Ярунка подошел к неровному крылечку, достал из-за пазухи казённый свиток с гербовой печатью, завязанный голубенькой ленточкой, коснулся им мерцающего полога и произнёс:

– Сыскарь Кудыкин, Служба спасения Чёрного болота! Отворись вуаль заслона – я посыл Царя-батюшки имею!

Еле заметная голубоватая шторка скользнула во все стороны и исчезла.

– Вот так-то! – удовлетворенно хмыкнул он.

Ярунка переступил порог и оцепенел.

Домик медведей состоял из двух комнат и везде царил беспорядок.

Дальняя комната была спальней и там стояли три кровати большая, поменьше и крохотная, видимо Мишуткина.

Но поразила молодого сыщика все-таки не она, а прихожая – она же светлица. Медведи использовали ее как кухню и столовую. Слева располагалась закопчённая печь с чугунками, а справа большой дубовый грубый стол и такие же грубо сколоченные три стула.

На столе медвежьи чашки и миски были перевёрнуты, здесь же лежали осколки разбитой стеклянной бутылки. Куски засохшей каши валялись рядом с деревянными ложками, а по центру стола поражал своими огромными размерами остро заточенный нож-тесак с грубой ручкой. Лезвие и рукоятка были в крови.

– Таким не хлебушек резать, – вымолвил Ярунка, – таким дрова рубить впору, а то и просеку проходить в редколесье.

Сыщика удивило то, что следы разбрызганной крови были везде, даже на стене и потолке. Тёмные неприятные капли виднелись на побеленной печке, они были на перевёрнутых стульях, а на полу кровь видимо стекалась в одну большую лужицу двумя ручейками.

Ярунке Кудыкину стало не по себе.

Он с опаской обернулся на дверь, но потом приказал себе заняться делом. Явной опасности для себя он не наблюдал, тем более, что считал себя храбрым командиром-десятником волшебных стрельцов. Бояться было стыдно.

Присев на корточки, он внимательно рассмотрел оба засохших ручейка крови.

– Странно, – задумчиво протянул Ярунка. – Ручейки и лужица имеют разные оттенки цвета.

Один ручеёк был тёмным, а другой ярко классным.

– Странненько, – снова протянул сыщик.

Его так и подмывало взять и попробовать кровь на вкус, но он знал, что в мире, где кругом волшебство, делать этого не стоило, если не хочешь превратиться в какую-нибудь зверушку.

Он решил для себя, что перед ним три разных крови и каждый имеет свой оттенок.

– Но ведь и медведей было трое! Если предположить, что убийца убил всех этим ужасным тесаком, то кровь могла быть различных цветов.

Но следов борьбы мало. Ой как мало! Перевёрнутые стулья и чашки – это разве следы борьбы? Это если бы люди защищали себя, тогда да – они, пожалуй, могли бы перевернуть мебель. Но медведи! Что сделали бы медведи если бы они защищались от смертельного врага?

Ярунка зажмурился и представил себе эту картину. Тогда здесь мы не нашли бы ни одной целой щепки, да и крови было бы значительно больше, да и в комнате не осталось бы даже окон. Эта коморка была бы действительно ужасной и даже возможно волосы стояли бы дыбом!

А тут!

Ну капли, ну ручейки, ну даже лужица, даже тесак-мачете имелся, намекая на то, что он и есть орудие убийства, но картинка, в которой огромный мохнатый медведь Михайло Потапович насмерть схватился с неизвестным сильным душегубом, не возникала – в целом всё довольно мирно.

– Пока что всё, что здесь произошло не совсем логично и совсем не понятно! – прошептал Ярунка.

Он решил, что разберётся с этим.

Десятник Кудыкин, сыскарь по цареву делу ловко вытащил из-за правого голенища небольшой, но обоюдоострый кинжал. Им он соскрёб три пробы разных цветов.

– Отправлю-ка я их на изучение к знахарке.

Все три соскоба он завернул в три разных шёлковых тряпочки. Ради этого пришлось пожертвовать платком, который подарила ему голубоглазая и румяная девица Авдотья-Ветрогонка на прошлой ярмарке. Он разрезал кинжалом на три части, а потом взяв пробы, завернул их.

Затем он достал волшебное зеркальце щёлкнул по нему три раза и отражение тотчас же затуманилось и тут же в пелене неприглядности проявилось ухмыляющееся лицо посадника Саныча.

– Десятник Ярунка! Ты что уже в беду попал? – спросил Саныч.

– Ещё нет, ваше высоковолшебие! – гордо отрапортовал сыщик. – Но мне нужна ваша помощь. Я нахожусь в доме медведей и тут всё в крови, вот только кровь какая-то странная.

– Ого, – воскликнул Саныч. – Думаешь убийство?

Сыщик пожал плечами и ответил:

– Ничего не ясно. Образцы взял, но ума не приложу, как их доставить в Службу спасения для опытов знахарки Эльвиры. Она уж точно скажет кровь это или нет. А то и неровен час определит – кому она принадлежит.

– Направляю к тебе Шкатулку–Свербигузку. Встречай. Образцы в неё положишь. Поспешай…

Лицо Саныча в зеркальце исказилось и расплылось, а после и вовсе исчезло. Видать, магическая энергия закончилась. Ярунка с сожалением сунул зеркальце в нагрудный карман и вздохнул – теперь оно цельный день напролёт будет заряжаться магией от собственного сердечного биения.

Сыщик Ярунка вышел на крыльцо и перед ним на том самом корявом пеньке, который ему пришлось перепрыгивать с риском для жизни, возникла невероятной красоты шкатулочка. Она вибрировала и подпрыгивала на неровной поверхности пенька. Затем Свербигузка издала звук «пилик – пилик – блям – блям» и открылась.

Стрелец быстро положил в неё три свернутых тряпочки и прошептал:

– Лети, дурочка, с приветом, а вернись – с ответом!

Шкатулка с треском захлопнулась и мгновенно исчезла.

– Чуть пальцы не откусила! Обиделась она что-ли? – скривил мордашку Ярунка. – Я ж пошутил.

Молодой сыщик решил больше не тратить время на осмотр избушки. Он восстановил защитный полок и немного углубился в лес, перепрыгнув через едва заметные следы какой-то телеги. Десятник решил поискать очевидцев вчерашнего исчезновения сразу трёх говорящих медведей.

Ярунка и так и сяк своими мыслишками раскидывал и крутил, а ведь выходило, что медведи ну никак не могли сдаться без шума.

Сыскарь понял – ему нужны свидетели.

Понял и понял, а дальше-то что?

Оказался сыщик в дремучем лесу, а куда дальше идти – ума не приложу, думал он, то ли к болоту обратно, толи по следам повозки, а то и в самые дебри лесные податься можно. Там конечно страшно и пропасть можно не за грош, но и здесь топтаться смысла не было.

Он решил, что если понадобится, то сможет вернуться к избе медведей в любой момент. Сведений добыл на первый взгляд много, но пока не понятно ни черта.

– Да как же я раньше-то, – хохотнул Ярунка, наступил на большого рыжего лесного муравья, а потом, как зашипит на древнем языке:

– Хытьпоган изрыгчёбневид нослыхбыл отплат!

Что на человеческом русском обозначало: «Хыть Поганец! Изрыгнись чтобы не видно, но слышно было. Отплачу!»

– Ха! – раздалось за спиной молодца-десятника. – Отплатит он…

Ярунка мгновенно развернулся на каблуках своих боевых сапог и схватился за сабельку, потихоньку потянув её из ножен. Парень уставился в темное колеблющееся марево в тени кустов и вымолвил:

– Опять ты со спины! Ни здрасти, ни до свидания!

– Эх, – проворчал демон Хыть по прозвищу Поганец. – Моё начальство запретило мне общаться с тобой без особой надобности. Само мерзейшее кураторство Джбыньк Загрызай запретил. Как руководитель он конечно очень спонтанный, жесткий и местами мракобесный, а временами просто дебил, но о начальстве у нас либо плохо, либо ничего. Хочешь-не хочешь, а слушаться надобно.

Дар вызывать демонов достался Ярунке Кудыкину от отца родненького – воеводы Падунки Кудыкина, а ему от его отца – уважаемого хранителя знаний Задумки Кудыкина, а уж ему от его бати – бесшабашного и зачастую выпившего Плясунки Кудыкина.

Общаться с тёмными кромешниками в Брусникином Царстве было по меньшей мере неприлично, а временами и наказуемо, а посему все Кудыкины скрывали этот дар, насколько это было возможно.

– Ты хотел-то чего? – зевнул Хыть.

– Разузнать кое-что.

– Это можно. За первый вопрос медяшкой заплатишь, за второй серебришком, за третий золотишком, за четвертый жизнью. Продолжать?

– А за пятый вопрос душой? – догадался Ярунка.

– Ага, – снова зевнул невидимый Хыть. – Но это не я придумал. Это у нас прейскурант такой в Изнанке.

– Тогда мой первый вопрос на медь зелёную: куда мне идти, исходя из создавшихся условий?

Хыть хохотнул во мраке тени и быстро ответил:

– Ну, это легко было! Иди к разбитой небесной молнией, старинной трёхрукой сосне, а там и до избушки Бабуси Ягусевны недалече. Дойдешь-доковыляешь уж как-нибудь.

– Зачем мне туда идти и что мне расскажет Ягусевна?

– Опа! Оформляем как второй и третий? Белое серебро и червлёное золото?

Ярунка порылся в подсумке на поясе, извлек медный пятак с двуглавой птичкой и ловко отправил его в сумрак тени щелчком пальцев – он знал, что нельзя оставаться в долгу у бесов и демонов. Папка строго настрого запретил.

– Постой! Сейчас будет второй вопрос.

Сыщик зажмурился, чтобы демон ему в зрачки не заглядывал. Ярунка тоже любил играть в слова и смыслы, поэтому уговаривал себя в глубине своей же души, быть поумнее и похитрее с эти демоном, но и про опасность близости кромешника не забывать. А еще не надо забывать, что все черти и демоны, будь они неладны, крайне коварны и могут запросто обмануть, а то и в беду заманить, а то и жизни лишить. Тут сомнений нет.

Молодой стрелец Кудыкин внезапно открыл глаза и спросил:

– Белое серебро! Что я узнаю от ведьмы Бабуси Ягусевны?

От досады Хыть даже языком цыкнул.

– А я думал, что род Кудыкиных вроде бы из интеллигентных и уважаемых Брусникинских фамилий. Вы мужики Кудыкины, конечно, любите чарочку опрокинуть, но хитрить вот так вот открыто, и я бы даже сказал, нагло – вот ну никак от тебя такого не ожидал, Ярунка! Ну так же нечестно. Будущее мне неведомо, и я не в ответе за умственные способности третьих лиц! Я не могу принять этот вопрос. Серебро твоё всё еще на депозите – задай другой вопрос.

– А я думал, что демоны всемогущи, а вы так себе…

– Ярунка, вот сейчас обидно было, между прочим! Твой прадед Плясунка Кудыкин, тоже малопорядочно злого Джбынька Загрызая в шахматы выиграл. Он ему очень коварно детский мат поставил, а это очень нечестно. Хотя и получил за это право всем вашим мужикам дежурного демона из Нави в Явь вызывать, а я как раз сто лет дежурю.

– Было бы нечестно, мы бы сейчас с тобой тут по-свойски не беседовали.

Хыть заявил:

– Поболтали и хватит! Давай уже, второй вопрос задавай!

Ярунка презрительно ухмыльнулся и возразил:

– Не хочу. Передумал. Теперь уже в другой раз. С тебя и медяка хватит!

Мрак зашевелился в тени кустов и быстро зашептал:

– Стрелец-десятник, хочешь стать полсотником, а то и сотником?

– Какое тебе дело?

– А ты задай серебряный вопросик!

– Вот теперь точно не буду! Я тебе простой чернокнижник что-ли?

Демон на миг задумался.

– Только не делай этого!

– Увы, Хыть Поганец! Низвергнись!

Громыхало так, что по ушам ударило, но при этом шевелящееся марево мрака схлопнулось в точку и исчезло.

Делать нечего – пришлось идти дальше.

До огромной сломанной повдоль сосны Ярунка добрался по наитию. Не быстро, но добрался. Он в этих местах не бывал, а потому если ты где-то никогда не был, то и не знаешь куда двигаться, где поворачивать, где через какие ручьи перепрыгивать – совсем чуть-чуть, но поплутал.

Великая сосна топорщилась тремя ветками толщиной в один обхват зрелого деревенского детины. Годков двадцать назад в неё громыхнула обиженная молния. С тех пор она треснула и развалилась в разные стороны, упершись в землю своими толстыми ветвями, как заломленными руками. Так и стояла, потихоньку разваливаясь и полностью почернев.

Молодой сыщик почувствовал, что находиться рядом с этим обрядовым деревом тревожно и неприятно. В лесной чаще быстро темнело – ночевать рядом с этой чудовищной мертвой сосной явно не хотелось, хотя первое рефлекторное желание стрельца было сжечь его, как нечто чужеродное или даже мёртвое.

Ярунка, подрыгивая сразу на пару саженей, забрался по ветвям сосны на самую верхушку древнего дерева и огляделся. На фоне бесконечного дремучего леса на севере, юге и западе, там, на востоке затуманивалась береговая линия первых плесин Черного болота.

Если наивный читатель подумал, что Черное болото, это такое маленькое мутное болотце посреди темного леса, то он ошибается. Это наше, всеми нами любимое болото с лесами и островами, трясинами и чащами тянулось на тысячи вёрст с восхода на закат, и на столько же с холода до жары, а то и поболее будет. Никто еще шагами не измерял. Все, кто пробовал – в грязях утопли, на старых гатях сгинули.

Вот поэтому Брусникино Царство захватить войнушкой невозможно было. Хоть тупому, но горделивому западному ворогу, а хоть бы и жирному бешбармачному зааральскому супостату.

Никому это не подвластно! Никто не сможет!

– Дымок! – ахнул сыщик Кудыкин. – Вон там!

Ярунка ткнул указательным пальцем в выбранный азимут, а затем быстро слез с дерева и вспомнив направление на другой корявый пень пошел на печной дым, пока ночь своим одеялом не спустилась на Явь.

Пенёк, который лежал на прямой линии между заломленной сосной на дымок в лесу, удивил. Что-то снова брякнуло колокольчиком «пилик – пилик – блям – блям» и перед взором сыщика на пеньке возникла из пустоты старая знакомая – Шкатулка-Свербигузка. Она сама открыла расписную крышку и красивым грудным голосом ведьмы -знахарки Эльвиры возвышенно сообщила:

– Пропавшему в диком лесу искателю Ярунке от Эльвиры! Возьми в шкатулке мешочек. Там спящая жаба Михрютка лежит. Нажми пальцами ей на белое брюхо, а сам ухом близко слушай шепот, слушай…

Удивленный стрелец с опаской вынул из недр почтовой шкатулки увесистый мешочек с чем-то неподвижным и увесистым внутри. Развязал зелёную ленточку и брезгливо извлёк из мешковины крупную и явно дохлую жабу.

Ярунка сильно нажал большими и указательными пальцами обеих рук на белое брюхо бледной жабы. Она что-то просвистела хлынувшим из пасти воздухом и больше ничего не происходило.

Голос знахарки Эльвиры снова раздался из шкатулки:

– Вот ты дурень! Теперь надувай жабу обратно!

– Не буду! – запротестовал Ярунка. – Она противная!

– Надувай, кому сказала! – с замороженными струнками в голосе потребовала ведьма Эльвира.

Молодой стрелец набрал воздуха в грудь, с омерзением дунул в пасть жабы и с разочарованием заметил, что она не надулась.

– Еще раз! – властный голос не позволял даже представить отказ.

Сыщик Ярунка Кудыкин, ответственный подчинённый Службы спасения Черного болота, простившись в душе с жизнью, маменькой и родными заболоченными просторами, прижал тельце совершенно гадкой жабы в бородавках к своим губам и зажав пальцами пасть земноводного существа, снова дунул. Жаба заметно надулась и округлив брюхо, начала запросто смахивать на живую. В какой-то момент она даже скосила глаза и заглянула в самый что ни наесть внутренний ум молодого человека, хотя и волшебника.