Tierra de Esperanza

Глава 1

Возможные совпадения воспоминаний главного героя с реальностью, лучше считать случайными. Автор не претендует на историческую точность произведения и на личную непредвзятость в отношении некоторых персонажей, обожающих нацистскую символику, лозунги и образ жизни, возводивших Адольфа Гитлера в ранг своих кумиров.

До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта: – Пиастры! Пиастры! Пиастры!

Стряхнув с ладоней мелкие капли воды и вытерев насухо руки полотенцем, я присел за ноутбук. Свой вечер сегодня решил посвятить воспоминаниям. В этом году мне исполнилось двадцать семь лет. Родился и вырос в Испании на побережье Атлантического океана в небольшом городке Эль Пуэрто де Санта Мария. Я тот, кого в Испании называют – bilingüe (двуязычный), так часто бывает в семьях где два языка родные. Ведь я русский по отцу и испанец по матери. Обоими языками владею в достаточной мере, читаю, пишу и разговариваю уверенно. Моя мама мало где побывала, кроме нашего городка, здесь она появилась на свет и выросла, встретила отца, родила нас с сестрой. Отец же попал в Испанию случайно. Он из тех, кого в России в двадцать втором назвали «испуганными патриотами», из тех, кто «штурмовал» Верхний Ларс (пограничный переход между Россией и Грузией).

Я не осуждаю отца и не оправдываю. Просто он тогда принял решение, благодаря которому я появился на свет не в России, а в солнечной Испании. Коснись меня, кто может сейчас сказать, как повел бы себя я – двадцатидвухлетний в той ситуации. Взрослея, стал понимать, что отца побег из своей страны угнетал по всей жизни. Если мы с мамой никогда раньше не были в России и не могли сказать, хорошо ли нам там было бы или плохо, то отец вырос в этой далекой, огромной и холодной, но такой родной для него, стране. Там остались его друзья, одноклассники, многие из которых ушли на войну и не вернулись с нее. Некоторые, так же как и он, оказались за границей, но спустя какое-то время вернулись домой. Кто-то остался жить в чужих странах и потом жалел всю оставшуюся жизнь о принятом решении. А кто-то счастлив, что убежал. И живет припеваючи в Турции или Португалии, Румынии или США. У каждого – своя судьба. В России остались родители отца, которых я первый раз увидел в том тяжелом для нас с мамой и сестрой году, когда мне исполнялось восемнадцать, а отец попал в страшную аварию и больше года не мог оправиться от ее последствий.

Я долго не решался сесть за клавиатуру своего ноутбука. Но старшие товарищи и другие участники, мало известной в широких кругах, авантюры, зная о моем умении вести блоги для своих клиентов, давно подталкивали меня написать воспоминания о Tierra de Esperanza. И я их понимаю. Им хочется вспомнить об этом удивительном месте и событиях с ним связанным, чтобы снова окунуться в стихию путешествий и приключений.

Сегодня, закончив с делами в отеле и приняв ванну, я настроился сесть за изложение событий тех давних лет, пока в памяти не стерлись все подробности наших приключений. Чтобы спустя десять лет, мысленно вернуться в тот, уже очень далекий март, когда в двери хостела Gran Elefante (Большой Слон), принадлежащего моему отцу, впервые вошел старый и неопрятный посетитель, раздражающе скрипящий протезом левой руки.

Бродяга в потрепанном полувоенном «прикиде», чуть подволакивая правую ногу, вышел из «убитого» такси. Похоже, что машину он выбирал только по одному критерию – бесплатная перевозка социальных пассажиров. При этом, сам клиент таксомотора не выглядел слишком изможденным. Так, слегка потрепан жизнью. Это был невысокий, крепкий мужчина лет шестидесяти. Его левая рука висела безжизненно, правая же, с аккуратными ногтями и отсутствием мозолей, свидетельствовала, что старик не из тех, кто зарабатывает на жизнь тяжелым физическим трудом. Под кожей, вокруг прищуренного левого глаза, виднелись темные точки вкраплений, как от артиллерийского пороха. Бритая голова была прикрыта, сдвинутой на затылок, бейсболкой болотного цвета. Из багажника таксист достал его большой баул на колесиках. Чемодан был под стать своему хозяину – потрепан и обшарпан, как будто его специально таскали по асфальту, привязав к автомобилю. Для меня в мои семнадцать лет, наш клиент выглядел глубоким стариком. Сродни одному из бывших президентов США, о котором до сих пор ходят анекдоты, что он спотыкался на каждой лестнице, если в ней было больше одной ступени.

Как сейчас помню неприятное лицо бродяги, его прижатые уши, большой нос, мясистые губы и мрачный, пустой взгляд, каким он глянул на отца, прежде чем начать разговор. Осмотрев окрестности нашего хостела: большой порт, яхтенную марину, песчаные пляжи и безбрежную гладь океана, посетитель, не заморачиваясь демонстрацией культурных манер и не опускаясь до слов приветствия, просто рявкнул:

– В твоей ночлежке какая-нибудь жрачка есть?

– Я думал, что на вывеске это видно, – нейтрально ответил грубияну отец, – да, мы подаем завтрак, обед и ужин.

– Мне до лампочки твои разносолы, – старик не унимался, – виски маешь?

Отец, в силу своего слабого характера и невоенного прошлого, сталкиваясь с отморозками в форме, пасовал и не мог достойно ответить на грубость. Особенно, если хамил ветеран боевых действий, каким выглядел наш гость.

– Да, конечно, виски у нас имеется, – вежливо ответил мой отец, вместо того, чтобы послать грубияна по известному не только в России адресу, – вам сюда подать или за стол присядете?

– Неси сюды, на свежем воздухе хочу промочить горло, – приказал бывший боец за «европейские ценности», – в хорошем месте стоит твоя ночлежка. А жильцов-то богато?

– Времена нынче не те, – ответил отец, – мало кто останавливается в нашем районе.

– От-таки и славно, – удовлетворенно хмыкнул себе под нос наш потенциальный клиент, – скажи, чтобы занесли мой чемодан, поживу у тебя немного. Да бери аккуратней, у него колесики отваливаются.

Отец не стал никого звать на помощь. По факту, только я мог откликнуться на его зов, персонала у нас уже давно не наблюдалось. На кухне трудилась мама, она же подавала постояльцам еду в кафе или в номер, иногда ей помогала моя младшая сестра. Поддерживать чистоту в номерах приходилось мне, а вопросами снабжения хостела и размещения постояльцев занимался сам отец. Поэтому он взял в охапку то, что старик называл чемоданом и понес внутрь помещения. Налил в рюмку немного виски и вынес клиенту. Спустя пару минут он вернулся вместе с владельцем багажа.

– Мне много не надо, – проговорил будущий постоялец своим скрипучим голосом, – комнату с удобствами, завтрак и виски. Обед и ужин буду заказывать, если не перекушу в городе.

Старик посмотрел расценки за номера, хмыкнул недовольно, но достал бумажник. Его портмоне сильно напоминал чемодан, с которым ветеран к нам приехал. Такой же потертый и побитый жизнью. Гость достал оттуда пару сотенных банкнот и кинул на стойку.

– Авансом плачу, – рявкнул он, – смотри, чтобы и обслуживание было соответствующее. Ты в армии служил?

– Нет, не пришлось, – отец как смог, выдавил из себя улыбку. Что-то ему подсказывало, что вместе с постояльцем к нам приехали не только его большой чемодан, но и нисколько не меньшие проблемы, – а это имеет какое-то значение?

– Эх ты! Слухай сюда, убогий, – старик наморщил лоб, – будешь меня звать майором и обращаться как положено по субординации рядовому составу. Ты меня понял? Если нет, то я могу объяснить.

– Не вижу проблем, – сдерживая вздох, ответил отец, – как вам будет угодно.

Старик, практически не знал испанского языка, говорил по-русски, но иногда в его речи проскальзывали слова и выражения, о смысле которых можно было только догадываться, видимо это были признаки местечкового диалекта, на котором разговаривали на окраине.

Разговаривая с таксистом я узнал, что пассажир расспрашивал у него по дороге из Кадиса про небольшие отели возле моря, где мало постояльцев, желательно с русскоязычным персоналом, чтобы ему было удобнее общаться. Наш хостел таксист посоветовал, потому что хорошо знал отца.

Для меня тот момент и сегодня выглядит так ярко, будто это было на прошлой неделе. Хотя бывший военный при заселении вел себя отвратительно, это не помешало ему впоследствии жить спокойно и даже тихо. Когда бывал трезвым. О себе он практически ничего не рассказывал, больше отмалчивался. Даже когда в кафе вечером собиралась небольшая компания, чтобы выпить хорошего вина и пообщаться, майор, как правило, уходил к себе в номер и там выпивал свой стакан виски. Днем он ходил по городку, иногда уезжал в Кадис, но чаще валялся на кровати в номере, выходя вниз только на завтрак. Чем он там занимался, сказать не могу, но точно знаю, что с его заселением, трафик нашего интернет-соединения серьезно увеличился.

Вечерами, когда посетителей в кафе было немного, майор забивался в угол, брал стакан виски и молча его поглощал. Опьянев, старик оживлялся, пытался горланить свою любимую «Червону калину», но дальше одного куплета не осиливал. В его пении мне понятны были далеко не все слова, язык песни отличался от того, которому меня научил отец. Уже потом, мои старшие товарищи посвятили меня в сложную историю произведения. От них я узнал, что были времена, когда язык песни всерьез считали самостоятельным лингвистическим образованием, а не диалектом русского. А незамысловатый текст про красную калину, на самом деле, первый признак того, что перед тобой матерый нацист, которых в достаточном количестве разбросало по всему миру в двадцатые годы после войны в России. Эту песню наш гость частенько горланил, приняв на грудь изрядную дозу алкоголя, а зачастую пытался петь и без спиртного. Ни один Шерлок Холмс не смог бы отыскать у старика музыкальный слух, но это ветерану не мешало.

Чем сильнее пьянел наш клиент, тем свирепее становился его взгляд и громче голос. Отец в такие вечера старался не показываться постояльцу на глаза, иначе майор начинал его «строить». Старик, пьяно глядя прямо в глаза отцу, выкрикивал: «Равняйсь! Смирно!» и «воспитывал» за то, что отец не служил в армии и не принимал участия в боевых действиях. Заканчивались такие вечера всегда одинаково: пьяный ветеран, пуская слезу, поднимался со своего стула. Ему это удавалось с большим трудом, и больше одного шага он сделать не мог, с грохотом валился на пол. Мы с отцом поднимали старика под руки и волоком перетаскивали в номер, где он, в полном обмундировании, до утра валялся на кровати, пуская слюни и сопли в подушку. Кстати, в один из таких вечеров я разглядел на спине, под задравшейся рубахой майора, татуировки: огромная свастика и надпись латинскими буквами. Я увидел только начало «Got mit…», что было дальше не рассмотрел. Отец мне сказал, что такие татуировки в войну были у многих националистов.

Майор, как я заметил, был очень осторожен, даже пуглив. Он регулярно спрашивал меня, как много в нашем районе ветеранов, кто из них говорит на русском языке. Мне в семнадцать лет трудно было понять его состояние, но я точно понял, что за стариком водятся какие-то грехи. Он до смерти боялся встреч со своими бывшими камрадами. И это были не просто мои догадки. Как-то, спустя неделю после заселения, майор, будучи в легком подпитии, подозвал меня к себе. В зале кафе никого не было, отец где-то во дворе занимался газонокосилкой, мама ушла в продуктовый магазин, сестра сидела за уроками, а я посвящал время «общественной нагрузке» – убирал в коридоре на втором этаже.

– Малыш, спустись ко мне, – услышал я голос старика, – мне надо с тобой поговорить.

Я в нашем гостиничном хозяйстве был единственным, с кем майор разговаривал спокойно и даже, можно сказать, дружелюбно. Наверное, виной тому был мой возраст и внешний вид. В семнадцать лет, я со своей розовощекостью и темно-русыми локонами отросших волос, выглядел лет на тринадцать-четырнадцать, хотя рост у меня был весьма приличный для моих лет – почти метр восемьдесят. К тому же, я не мог назвать себя, каким-то «отчаянной головой», хулиганом, или просто сорванцом. Скорее наоборот, мне больше нравились спокойные занятия, «копание» в интернете и чтение книг. Да, представьте себе, в наше время бумажные книжки еще находят своих читателей и почитателей. И я был одним из таких любителей проводить время над книгой при свете настольной лампы.

Майор дождался, когда я спущусь к нему, жестом подозвал к себе поближе. Я не стал кочевряжиться и подошел к нему. Неожиданно захмелевший ветеран, приобнял меня за талию и приблизил к себе. Его рука спустилась на мою задницу. Мне стало жарко. Я ведь хорошо знаю, что среди таких стариков-военных много любителей молоденьких мальчиков. Я уперся рукой в его плечо и вырвался.

– Что, малыш, напрягся? – мерзкий старик смотрел на меня противно ухмыляясь, – не переживай, я не по этой части. Мне поговорить надо с тобой. Садись.

– Я и не переживаю, – довольно резко отреагировал я, – у меня дел по горло, некогда рассиживаться.

Майор, все так же гаденько ухмыляясь, достал из кармана бумажник, открыл его и вынул оттуда сотенную бумажку.

– Заработать хочешь? – его лицо стало чуть серьезнее, – есть предложение.

– Конечно хочу, – не стал кокетничать я, – а что надо сделать?

– Малыш, надо просто посматривать по сторонам, – как-то пространно ответил старик и тут же продолжил, – если вдруг где-то здесь или в Кадисе увидишь этого мужика, – он показал мне экран своего смартфона, – скажешь мне. Договорились?

С фотографии на меня смотрел серьезный мужчина лет пятидесяти. Светло-русые волосы, очень короткая стрижка, небольшая небритость, вытянутое лицо с мешками под глазами, верхушка правого уха, как будто срезана. Через все лицо протянулся грязно-серый шрам, полностью перечеркнув левый глаз. Верхняя одежда цвета хаки.

– А кто это? – спросил я у майора, – кто-то из твоих друзей?

– Это не друг, – старик скривился, как от зубной боли, – это просто большой человек… – он помолчал, – в прошлом, конечно… А вообще, гад тот еще. Из моих земляков. Тебе, что не доводилось его видеть? Точно не знаешь, кто это?

– Нет, не доводилось, не знаю, – я, действительно, впервые видел человека с фотографии, – а что, я его мог видеть у нас?

– Всяко может быть, – уклончиво ответил бывший вояка, – ну что, по рукам?

С тех пор, каждый последний день месяца, майор, скрепя душой, доставал из портмоне очередную сотню, и расплачивался со мной за порученное дело. Мы, кстати, заметили, что старый пьяница категорически не признавал карточки как средство расчета. Всегда и за все он оплачивал наличными. Откуда купюры появлялись в его кошельке, история умалчивает. Майор никогда не распространялся на этот счет, да мы и не любопытствовали лишний раз.

Несмотря на то, что старик ко мне относился более-менее дружелюбно, страх перед ним заставлял меня неуклонно исполнять условия договора. Было в нем, что-то такое, что заставляло содрогаться мое нутро. Особенно его пустые, бесцветные глаза, которые быстро наливались кровью, когда майору, что-то не нравилось. Это был взгляд человека привыкшего убивать. В такие моменты вокруг него прямо физически разливалась волна ненависти, гнева и опасности. В интернете я нашел одноглазого земляка нашего постояльца. В свое время этот тип занимал не последнее место в нацбатах, а после войны был объявлен Россией в розыск за военные преступления. Судя по имеющейся информации, следы «Одноглазого» терялись где-то в Латинской Америке, поэтому с трудом верилось в его появление в нашем заштатном городке. Однако, боясь впасть в немилость к постояльцу, я с полной ответственностью отнесся к его поручению, внимательно всматриваясь в каждое новое лицо, появляющееся в нашей испанской глубинке.

Надо сказать, что в нашем городке жили в основном испанцы и несколько русских семей, а вот в соседнем Кадисе была большая диаспора выходцев с окраины. Со слов отца, да и других взрослых, знаю, что в начале двадцать второго года, когда с территорий, охваченных войной, в Европу потянулись беженцы, они стали прибывать в Кадис целыми семьями. Им давали убежище, выделяли пособия и размещали в муниципальном жилье. Но эта первая волна переселенцев еще не была тем пресловутым «девятым валом», который захлестнул Европу позже, когда Россия покончила с братоубийственной войной. После завершения боевых действий в Испанию хлынул поток ветеранов конфликта, которые везли с собой агрессию и злость поражения, а многие из них умудрялись провозить оружие. Преступность в Кадисе сильно выросла после их переселения, нередко стали слышны выстрелы. Вечерами было страшно выйти на улицу, причем не только в районах, где селились беженцы, но и в более-менее благополучных дистритах. Но к тому времени, когда у нас поселился майор, с волной неблагополучных поселенцев уже справились местные полицейские. Кто-то ушел в места не столь отдаленные, кого-то выловили из вод Атлантики, а другие, со временем, смирили свой нрав и перестали представлять опасность для добропорядочных испанцев.

Одноглазый «приятель» майора иногда приходил ко мне по ночам. Он гонялся за майором по нашему маленькому городку, расстреливал в упор из автомата и громко ругался на непонятном языке. От кошмаров я просыпался среди ночи и долго потом не мог успокоиться. Особенно это часто случалось в ненастье, когда ветер завывал в вентиляционных колодцах, а волны с грохотом обрушивались на набережную, стараясь раскатать ее по камушкам. Но успокаивалась погода, выкатывалось наше жаркое солнце, и мои ночные страхи уходили вместе с темнотой. Я понимал, что одноглазый для меня лично не может представлять никакой опасности, что он может быть проблемой только для нашего постояльца.

Бывший военный своими пьяными выходками, грязной руганью и агрессией сильно досаждал не только нам, но и нашим гостям. Его поведение несколько раз становилось предметом разбирательств с полицейскими. Однако, майор как-то быстро свел близкое знакомство с шефом Guardia Civil, и все дебоши сходили ему с рук. Подозреваю, что этому сильно способствовал его потрепанный бумажник, в котором не переводились крупные купюры.

А вот «Большому слону» его выходки привлекательности не добавляли. У старика все чаще стали проявляться замашки диктатора, он в подпитии требовал присоединяться к себе других гостей бара, стучал кулаком протеза по столу и требовал, чтобы все пели вместе с ним его непонятные песни. Наши клиенты, в основном, народ спокойный и мирный, обычно не могли противопоставить ничего пьяным выходкам беспокойного ветерана, даже не пытались его образумить. Я очень хорошо их понимаю. Когда старик накачивался виски, а глаза у него наливались кровью, майору все становилось «параллельно». Он громко кричал, размахивал кулаками, мог схватить за шиворот того, кто, как ему казалось, был с ним не совсем почтителен. В такие минуты народ в баре затихал и слышно было только ветерана с его неуемным нравом, громкими выкриками и бессменным куплетом «Калины красной».

Майор требовал внимания и к своим рассказам о фронтовых реалиях. А о войне он мог рассказывать бесконечно. В кровавых подробностях. Смакуя расстрелы пленных и издевательства над мирными «сепарами». Трудно сказать, что было страшнее: его буйства или рассказы о «боевых подвигах». Было дико слышать о малолетних девчонках, которых «пускали по кругу», о стариках, прятавшихся в подвалах полуразрушенных домов, куда так называемые «защитники» запросто могли закинуть гранату, о неведомых подземельях Мариуполя, где расстреливали своих же бойцов за то, что те пытались сдаться в плен. Но, реалистичные подробности, присутствовавшие в откровениях майора, и которые он смаковал с каким-то садистским наслаждением, свидетельствовали, что мерзавец говорит правду про свои «подвиги», про то, что творили эти вояки и прочий сброд, назвавший себя профессиональными наемниками.

Глава 2

Родители стали поговаривать, что нас ждет банкротство, что посетителей в баре с каждым месяцем все меньше, отель стоит полупустой, прибыль стремится к отрицательным значениям. К тому же и майор перестал оплачивать свои завтраки и проживание в отеле. На вопросы о деньгах, старый нацист только угрожающе пыхтел и выдавливал из себя бессвязные слова о нашей скупости и назойливости. Как я уже говорил, отец мой не был героем, он тушевался при таких нападках и отходил в сторонку. А мне снова снился одноглазый «подельник» майора, который в моих снах расстреливал не только нашего постояльца, но и нас заодно.

Хотя, анализируя свою работу в баре по вечерам, я приходил к выводу, что количество клиентов не уменьшается, а, пожалуй, даже понемногу растет. Думаю это было связано именно с живыми и красочными, в своих ужасающих деталях, рассказами майора о фронтовых буднях. Наши клиенты до появления нациста жили в своем мирке. Все страшные бойни и другие катаклизмы происходили где-то далеко и воспринимались просто как картинка, как то, чего у нас не бывает. Да, телевизор и интернет дают возможность знать, что происходит в мире, но живые впечатления участника страшных событий – это совершенно другое. И завсегдатаев бара каждый вечер тянуло снова «хапнуть адреналина», тем более, что майор очень редко повторялся. Каждый вечер, когда он доходил до определенной кондиции, ветеран делился какими-то новыми подробностями из своей жизни. При этом, будучи трезвым, майор никогда ни с кем не заговаривал первым. А если кто-то обращался к нему, старый наци отмалчивался и старался скрыться в своем номере.

Однако, среди посетителей бара «Большой слон» не все впадали в ступор от агрессии майора. Среди наших гостей был выходец из России, бывший оперативник СОБРа Николай Липский. Этот сильный, резкого нрава пенсионер МВД из Кадиса иногда заезжал в Эль Пуэрто к своим постоянным клиентам и партнерам. Липский оказывал различные юридические услуги и держал свою охранную организацию. С ним всегда можно было посоветоваться по делам, связанным с уголовным производством, охранными сигнализациями и физической охраной. Он давал консультации нашим коммерсантам, нередко оказывал помощь в серьезных проблемах с уголовным законодательством. Липский пару раз консультировал моего отца, а точнее сказать, серьезно помог, когда отца пытались обложить данью заезжие криминальные авторитеты. Бывший оперативник обладал недюжинной силой, был крепким физически, отлично стрелял из разного вида оружия, прошел хорошую школу рукопашного боя. В Испанию он попал, как любил посмеяться сам, совершенно случайно. Поехал в отпуск, влюбился в эту страну и остался нелегалом. Со временем осел в Кадисе, легализовался, женился на местной девушке с русскими корнями. Короче говоря, нашел здесь все, чего не хватало дома.

Липский в наш бар заходил пообщаться со своими клиентами. Ему нравилась наша домашняя обстановка, хорошая русско-испанская кухня, выдержанные легкие вина, которые отец привозил из винодельческих районов Галисии, Наварры, Кастилии и Леона. Почему-то отец отдавал предпочтение северным виноградникам. Только портвейн привозил из Португалии, для чего ездил в Порту, предпочитая те, что созревают в бочках, такие как Tawny porto и Branco. Я так понимаю, что вина можно было покупать и поближе, но для отца важнее были сами поездки, ему нравились любые путешествия.

В один из вечеров Липский со своим партнером зашел к нам в бар, чтобы обсудить дела. Присев недалеко от стойки, они завели неторопливую беседу. В это время майор – этот старый мерзавец, уже успел накачаться вискарем и его потянуло на свою любимую и единственную музыкальную композицию. Как я уже говорил, сдерживать эмоции ветеран не умел. Своим противным и скрипучим голосом майор во всю глотку взвыл «Красную калину», все присутствующие, виновато переглядываясь, примолкли. Набирая в легкие воздух между строками, майор в полной тишине услышал баритон Липкого, который, как ни в чем не бывало продолжал общение со своим клиентом.

– Слышь ты, горластый, – заорал в его адрес старик, – а ну, прикрой пасть! Ты что, сука – бессмертный?

Он поднялся из-за стола и уставился на Липского. Тот продолжая свой разговор, переглянулся с собеседником и по глазам последнего понял, что майор обращается к нему. Собровец обернулся к разъяренному ветерану, смерил его взглядом снизу доверху и улыбнулся так, что у меня похолодело внутри.

– Уважаемый, не раскрывай хлебало так широко, – спокойно, с расстановкой проговорил Липский, – не приведи Господь, кишки сквозняком продует. Сядь и не отсвечивай. Тебе вредно волноваться.

Майор побагровел, неожиданно икнул и опустился на свой стул. Его покрасневшие глаза сверлили оппонента, но при этом, старик не произносил ни слова. Спустя несколько минут майор снова поднялся со стула, опираясь протезом на стол, правой рукой полез за спину, пытаясь достать, что-то из-за пояса. Собровец не дожидаясь окончания маневра, одним броском из-за стола, сбил майора с ног, вывернул ему руку и выдернул у того из-за пояса пистолет.

–Ты ничего смешнее не мог придумать? – Липский пристально посмотрел на поверженного ветерана, – решил жизнь себе сократить? Тебе и так совсем немного осталось. У тебя же гипертония, я по роже твоей вижу. А ты хлещешь этот ирландский самогон, как бык помои. Вставай ушлепок, разговаривать будем.

Майор медленно поднялся и встал перед Липским, не переставая сверлить его тяжелым взглядом. Ноги ветерана слегка подрагивали, протез бессильно повис как что-то абсолютно чужое, не принадлежащее старику. Собровец внимательно осмотрел, стоявшего перед ним человека, быстро ощупал его по бокам и спереди, подтолкнул к стулу.

– Садись, потолкуем, – Липский уселся напротив, – на нары очень хочется? – вопрос был скорее риторическим, – разрешение на оружие, надеюсь, имеется?

– Нет, – немного помялся майор, – шо, в полицию поедем?

– Что еще из трофеев в номере хранишь? – Липский, почему-то говорил с полной уверенностью, что у ветерана в комнате целый арсенал.

– Все отдам добровольно, – тут же отреагировал бывший военный, – это мне зачтется?

– Давай-ка без торговли, – не стал его обнадеживать собровец, – пойдем в номер.

Майор поднялся и пошел к себе наверх, но перед дверью Липский его придержал и зашел в комнату первым. Любопытствующих среди посетителей бара не оказалось, и в номер старика больше никто не пошел, Минут через десять Липский спустился по лестнице один и, присев за столик, продолжил разговор со своим клиентом. В руках у него был продолговатый сверток, который он вынес из номера старика. О содержимом свертка Липский не рассказал, да никто его и не расспрашивал. Спустя минут двадцать он раскланялся и уехал по своим делам. Майор в этот вечер из номера так и не вышел. Назавтра он рассчитался по долгам и дал еще две сотенные аванса. Разговаривал он только с отцом, был предельно краток и корректен. Я таким тихим и подавленным видел его впервые за все время, которое старый наци жил в «Большом слоне».

Все когда-нибудь меняется. Пришли другие времена и мы наконец-то избавились от нашего несдержанного постояльца. Но – не сразу. Последняя поездка отца в Галисию и Порту окончилась для нас катастрофой. Закупки вина отец сделал очень быстро и удачно. В Галисии ему подвернулся новый поставщик, который для раскрутки отпускал товар дешевле, чем другие оптовики. В Порту, а точнее в Вила Нова ди Гая тоже все прошло быстро. Если вы не в курсе, то оптовые винные склады находятся на противоположном берегу реки Дору, которая и разделяет два названных мной города. Отец отправил маленький грузовик с товарами, а сам на малолитражке поехал домой, чтобы приехать раньше и встретить товары для разгрузки. «Сеат Ибица», на котором отец обычно ездит по делам, гораздо шустрее пикапа, и отец планировал прибыть на пару часов раньше. Но, человек предполагает, а Господь располагает.

Моему родителю не суждено было доехать даже до Севильи. На перегоне между Эль-Ронкильо и Лас Паханосас он вынужден был остановиться – спустило заднее колесо. Ничего не предвещало беды. Машина, стоявшая на обочине трассы А-66, никому не мешала. Однако, русская поговорка: «Где тонко – там и рвется», как нельзя лучше подходит к той ситуации. Когда отец менял колесо, в его машину, на полном ходу врезался грузовик, у которого, вы не поверите, на том же месте «на выстрел» полетело колесо. Переднее правое. Грузовик потянуло на обочину, водитель не смог удержать руль. В итоге: отца на машине «Амбулансии» отвезли в Севилью, а «Сеат» не подлежит восстановлению. Из Hospital Victoria Eugenia в два часа ночи нам сообщили, что отец находится в реанимации, у него множественные ушибы внутренних органов, переломы костей таза и нижних конечностей. Состояние стабильно тяжелое, в сознание он не приходит.

Из Севильи отец вернулся к нам только через два месяца. Как не горько было осознавать случившееся, но был он в таком состоянии, что ни подняться, ни самостоятельно себя обслужить отец не мог еще долгое время. Прошедшие два месяца, когда мы каждый день слышали по телефону: «Состояние стабильно тяжелое, ваш отец не приходит в сознание», были самым страшным испытанием для всей нашей маленькой семьи. Резко постарела мама. Она не смогла взять на себя руководство отелем, потому что сильно сдала физически и морально. На меня легли заботы о нашем затухающем бизнесе. Почему «затухающем», да все дело в несносном постояльце. Старик, после отповеди, устроенной Липским, некоторое время вел себя тихо и пристойно, но постепенно начал снова «поднимать голову», его вечерние попойки становились все шумнее, выходки – все безобразнее. А это, сами понимаете, не добавляло привлекательности Gran Elefante. Постояльцев почти не осталось, бар вечерами наполнялся только на треть.

Мы капитально «просели» в финансовом плане. Если на еду и предметы первой необходимости денег еще хватало, то на что-то более серьезное – нет. Элементарно, нам нечем было платить за учебу Марии. А девочке надо было получать хотя бы среднее образование. В испанской школе это проходит в два этапа: начальный до двенадцати лет и следующий – до шестнадцати. Моя младшая сестра, которой только исполнилось четырнадцать лет, училась в платной частной школе в нашем Эль Пуэрто, и мне совсем не хотелось бы переводить ее в муниципальную школу в Кадисе. Я часто бывал в том районе, где находится школа, да и знакомых там хватало. Поэтому я точно знал, что многие одногодки Марии, этакие грудастые испанские матроны, уже вовсю крутят любовь с парнями. И не ограничиваются целомудренными поцелуйчиками при встрече и на прощание. Некоторые в этом возрасте уже умудряются рожать. А сестренка в свои четырнадцать еще была ребенком, у нее в школьном рюкзачке, вместе с учебниками, путешествовала любимая кукла. Да и отношения между полами, в ее понимании, ограничивались «вздохами на скамейке». Мария была глубокая провинциалка, и я не хотел, чтобы в ее жизнь резко ворвалось взросление. Конечно, впереди были три летних месяца, когда население нашего городка, практически, удваивается за счет наплыва отдыхающих. Но, тем не менее, были опасения, что за следующий учебный год нам нечем будет платить.

Ранним июньским утром, когда я уже навел порядок во дворе хостела и собирался сесть за компьютер, чтобы подсчитать все расходы за прошлый месяц, меня окликнул майор. Он вышел во двор в полном походном снаряжении, то есть в неизменных штанах цвета хаки, разбитых донельзя тактических ботинках грязно-бежевого цвета и единственной рваной футболке. Живописный наряд венчала сбитая на затылок бейсболка и маленький рюкзачок за плечами.

– Малыш, ты никуда сегодня не собираешься? – скрипучий голос старика звучал, на удивление, дружелюбно.

– Доброе утро майор, нет, сегодня буду дома, – ответил я, – а что?

– Я двину в Castillo и еще пару мест, – сказал постоялец, – присмотри за моим номером, я не смог закрыть замок.

– Хорошо, – мне даже не хотелось выяснять, что могло случиться с замком, который я сам вставил буквально пару дней назад, вместо выбитого стариком по пьянке, – сегодня день замены белья. Вам поменять?

– Будь ласка, – кивнул старик, и прихрамывая вышел за калитку.

Я несколько минут смотрел ему вслед. Как-то сегодня майор выглядел сильно уставшим прямо с утра. Спина еще больше сгорбилась, голова повисла чуть ли не до груди, раненая нога даже не подволакивалась, а прямо-таки тащилась, будто из нее выдернули кости. Шел бывший вояка очень медленно, ноги в ботинках ставил неуверенно, вроде как не по дороге ступал, а по зыбкому болоту.

Проводив взглядом майора, я поднялся на второй этаж, чтобы поменять постельное белье в его номере. Но, прежде осмотрел врезной замок. Визуально ничего не обнаружил, попробовал вставить ключ, однако не смог затолкать его даже до половины. Будто в замочной скважине, что-то застряло и мешает ключу занять свое место. Я собрался зайти в номер, как вдруг меня окликнули снизу. Оглянувшись, обнаружил, что возле стойки регистрации посетителей стоит пожилой мужчина небольшого роста, худощавый, коротко стриженный, одетый в потертые джинсы и выгоревшую серую футболку. В руках у посетителя была небольшая спортивная сумка. Лицо мужчины было мне незнакомо, но обратился он ко мне по-русски. Странно, ведь вывеска у нас на испанском, и нигде нет надписей на русском языке. Хотя, с другой стороны, многие наши клиенты русскоязычные и на «Букинге» я указал, что мы говорим на испанском, английском и русском языках. Так что, в принципе, все объяснимо.

– Минуточку, – я прикрыл дверь и спустился вниз, – слушаю вас сеньор.

– Слышь чо, хлопчик, постарше никого не найдется? – вопрос гостя не был для меня в новинку, каждый второй посетитель, глядя на мои розовые щеки, начинает разговор таким образом.

– Сеньор, временно делами отеля занимаюсь я, – мой ответ заставил посетителя недоуменно вздернуть брови, но, тем не менее, он продолжил разговор.

– Комнаты с удобствами имеются? – его слова прозвучали для меня красивой музыкой, как будто зазвенели монеты и зашелестели банкноты в нашей кассе, – хочу пожить у вас немного. Пару дней, для начала, нах…

– Комнаты с удобствами у нас на втором этаже, – ответил я тотчас, – желаете посмотреть?

Гость кивнул утвердительно. Я взял ключи от свободных номеров и предложил мужчине следовать за мной. Когда прошел мимо двери в комнату майора, обернулся к гостю, чтобы задать какой-то вопрос. Меня удивило напряженное лицо посетителя, с которым он уставился в приоткрытую дверь. Зря, конечно, я сразу не придал этому значения, надо было уже тогда насторожиться. Мы прошли вперед мимо свободного номера, в котором не было душа, и я остановился перед следующей дверью. Открыв замок, пригласил посетителя осмотреть номер а сам пошел к комнате майора, чтобы прикрыть дверь, пока не вернусь с инструментами для ремонта замка. Оглянувшись назад, увидел, что гость уже вышел из предложенного ему номера.

– Отлично, парень, мне все подходит, – новый постоялец попытался изобразить улыбку, но, выглядела она как-то кривовато на лице мужчины.

– Оплачивать будете картой, – поинтересовался я, – или наличными?

– Наличными, нах… – буркнул гость и вернулся в свой номер.

Новый клиент мне совсем не приглянулся: внешность противная, весь какой-то скользкий, эта его дурацкая привычка каждую фразу начинать словами: «Слышь, чо», а заканчивать непонятным: «нах…», как будто чего-то все время недоговаривает. Но жильцами мы избалованы не были, поэтому я махнул рукой на все неприятные моменты и пошел на первый этаж в кладовую за отверткой. Когда поднялся снова на второй этаж, гость вынес мне деньги и расплатился за двое суток. Выкрутив замок, я пошел вниз на ресепшн, где и занялся ремонтом, испорченного механизма. Ключ так и не смог вставить до упора, поэтому решил поменять сердцевину и, дождавшись майора, вручить ему новый ключ от номера. Ковыряясь с замком, услышал скрип половицы на втором этаже, «Странно, шагов не слышно было», – бросил взгляд на экран камер видеонаблюдения, но он был отключен. «Не понял, кто тут похозяйничал?», – обычно к монитору видеонаблюдения, кроме меня никто не касается. Мама в аппаратуре ничего не понимает, сестренка в монитор никогда не заглядывала, от слова «совсем». Раньше отец иногда переключал режимы наблюдения и осматривал задний двор, второй этаж или вид на дорогу со стороны Кадиса, но, после случившегося, наблюдение перешло под мою «юрисдикцию», впрочем, как и все остальное гостиничное хозяйство.

Я ткнул кнопку сети монитора, но результата не последовало, экран оставался темным, пока я не заглянул под стол и, чертыхнувшись, не нажал на кнопку включения компьютера. Зашумел блок питания и монитор начал оживать. Когда загрузилась программа, я переключился на камеру второго этажа, но в коридоре никого не обнаружил. Успокоившись, решил, что мне померещилось. Продолжая возиться с сердцевиной замка, боковым зрением увидел, что дверь номера капитана приоткрылась и из нее выскользнул наш новый постоялец. «Что за фигня?», – моя мысль не отличалась оригинальностью.

– Послушайте сеньор, вы двери не перепутали? – высказался я довольно громко, глядя в монитор видеонаблюдения. Доморощенный Пинкертон даже подпрыгнул при звуках моего голоса. Но, вместо того, чтобы как-то объяснить свое поведение, этот неудачливый «домушник» спрятался в своей комнате. Я поднялся на второй этаж, осмотрел номер старого нациста и, не заметив какого-либо беспорядка, снова прикрыл дверь. Постучавшись к новому постояльцу, попросил его выйти объяснить, что все-таки случилось.

– Слышь чо, хлопец, ты не подумай чего плохого, – слегка заискивающе заговорил постоялец, – я перепутал двери. С кем не бывает, нах… Только, давай это между нами останется. Добро?

– Если, что-то пропало из номера, это никак не может остаться между нами, – не согласился я, – у нас не принято заходить в чужие номера. Вы же понимаете это?

– Сказал тебе, ошибся я, нах… – мужчина повысил голос, – попробуй только вякнуть кому, пожалеешь. Не создавай себе проблем, нах… – в его голосе зазвучали угрожающие нотки. Он негромко выругался и пошел к себе в номер.

– Я скажу майору, что вы заходили в его номер, – сказал я ему вслед.

Мужчина остановился и с интересом посмотрел на меня. Видно было, что у него возникли какие-то вопросы, но он еще раз взглянул на меня, махнул рукой и зашел к себе. Я вернулся к двери майора и занялся ремонтом. Возился недолго, вставил замок на место, пробовал открыть и закрыть двери. Все получилось как надо. Замкнув двери, пошел к себе на ресепшн, чтобы дождаться старика и отдать ему новый ключ от номера. На душе было неспокойно, очень уж мне не понравилось поведение нового гостя, да и непонятно было, почему отключилось видеонаблюдение. Прошло около часа, по моим подсчетам, скоро должен был вернуться майор. На мониторе ожила картинка, сработала камера второго этажа, это из своего номера вышел новый постоялец и направился к лестнице. Я невольно напрягся, но мужчина подошел ко мне с ухмылкой на лице.

– Слышь чо, хлопчик, ты не тушуйся. Все в порядке. лучше расскажи мне про майора. Кто это? – заговорил со мной этот неприятный тип, – он, что – полицейский?

– Нет, майор – бывший военный, – нехотя ответил я, – он живет в этом номере, куда вы заходили.

– Бывший вояка? А давно он у вас живет? – в лице моего собеседника проскользнул интерес, – он испанец, или русский?

– Русский, – почему-то я подумал, что так назвать майора, в этой ситуации, будет вернее, – ветеран последней войны. Он, как бы точнее сказать, очень резкий, не любит тех, кто создает ему проблемы.

– А давно он у вас живет? – поинтересовался мужчина, – откуда приехал?

Мне совсем перестали нравиться эти вопросы. По его поведению я уже понял, что мужчина не дружит с законом. И, хотя майор меня уже изрядно достал, мне не хотелось лишних проблем и разборок между ними.

– Майор скоро должен прийти, – сказал я, – вы у него сами спрашивайте. Хорошо?

– Слышь чо, хлопец, ты не боись, – нервно рассмеялся мой собеседник, – мы люди военные, сами разберемся. Как зовут твоего майора, не Сергей случайно?

– Не знаю, – к своему стыду я понял, что не в курсе, как зовут майора, что никогда не смотрел у него документы, но не признаваться же в этом незнакомцу, – он мне не приятель, я с ним близко не знакомился, сказал, что зовут майором, а дальше с ним отец общался.

Новый постоялец снова рассмеялся и, купив бутылку виски, вернулся в свой номер. Спустя минут двадцать пришел из города майор. Он был не в духе, слегка под градусом, и с порога начал высказывать мне за проблемы с замком.

– Малыш, я отдаю за вашу ночлежку хорошие деньги, – своим скрипучим голосом заявил старик, – а вы не в состоянии уследить за этим сраным замком, за что тогда я вам плачу?

– Замок уже в порядке, – огрызнулся я, – не надо в него толкать всякую дрянь вместо ключа.

Майор «завелся» с пол оборота и начал орать, что я из него «дурака делаю», что замок сломался сам и ничего он в него не толкал, кроме «моего дебильного ключа». На его вопли из своего номера вышел новый постоялец. Немного посмотрев на майора сверху, мужчина подошёл к лестнице и, не торопясь, начал спускаться вниз.

– Пане майор. Ты ли это? – его вкрадчивый голос прозвучал неожиданно для майора, – будь ласка, не шуми на хлопца, нах…

– Ты что еще за образина? – майор нервно дернулся, – покажись на свет!

– Слышь чо, камрад, ты же никогда амнезией не страдал, – продолжил наш новый гость, – ведь мы ж с тобой знакомы не первый год. Может обнимешь своего побратыма, дружище.

Хотя слова нового постояльца были дружелюбными, но голос его звучал не очень уверенно. Внезапно я понял, что «побратым» до дрожи в ногах боится майора, хотя и разыгрывает из себя этакого рубаху-парня, которому все нипочем. Майор пристально всматривался в лицо говорившего, потом повернулся ко мне и потребовал ключ от номера. Подав ключи, я отвернулся к монитору и приблизил изображение камеры, выходящей на дорогу, по которой в это время в нашу сторону двигался автомобиль такси. Чуть проехав ворота, такси остановилось и из него вышла девушка. Камера у нас не с самым лучшим разрешением, но даже она не могла скрыть, что девушка очень красива. Заглядевшись на красотку, я совсем отвлекся от своих гостей, которые, к тому же поднялись на второй этаж. Увидев, что таксист достает из багажника чемоданчик девушки, я поспешил к воротам, чтобы встретить гостью как подобает владельцу хорошего отеля с качественным сервисом. Девушка уже стояла возле калитки. Темно-русые, почти каштановые волосы, изящная фигурка, на вид лет восемнадцать, не больше, легкое цветное платьице, на ногах плетеные сандалии на очень низком каблуке, лицо без макияжа, в руке небольшой чемоданчик, с которым без проблем пропускают в лоукостеры. И очень милая улыбка, от которой у меня потеплело в груди.

Глава 3

Девушка заговорила со мной на испанском, но было видно, что это дается ей с трудом.

– Hola. ¡Buenos dias, señor! (Привет. Доброе утро, сеньор!) – от ее мелодичного голоса у меня ослабли коленки, хотелось слушать и слушать ее без конца, – ¿Puedo ver al señor Putilov? (Могу я видеть сеньора Путилова?)

От волнения я даже забыл, что Путилов – это фамилия моего отца. Я и сестра носим мамину фамилию. Так захотел отец, сказав, что детям в Испании с фамилией Кортес легче будет пробить себе дорогу в жизни. У меня в голове билась только одна мысль: «Как произвести впечатление на незнакомку?» От нахлынувших эмоций я «завис» почти на минуту. Девушка приветливо улыбалась и молча смотрела на меня. Наконец до меня дошло, что она ждет ответа.

– Hola. Por favor pase, (Привет, проходи пожалуйста) – пригласил гостью войти в калитку и забрал из ее рук чемоданчик, – Putilov es mi padre. ¿Lo conoces? (Путилов – это мой отец. Ты с ним знакома?)

¿Tu hablas ruso? (Ты говоришь по-русски?) – ожидаемо спросила девушка. После вопроса об отце я уже догадывался, что она из России.

– Да, конечно, – мой ответ явно порадовал незнакомку, – а ты русская?

– Русская, – она улыбнулась и шагнула во двор в сторону отеля, – ты-то, наверное, испанец?

– Испанец, да еще и Кортес, – рассмеялся я, – тебе ничего не говорит эта фамилия?

– Потомок кровавого завоевателя Америки? – девушка, блеснув эрудицией, тоже рассмеялась, – надеюсь ты не такой кровожадный как твой предок? Меня, кстати, Аней зовут.

Марк, – коротко представился и продолжил, – я не кровожадный, практически вегетарианец. А ты отца откуда знаешь?

– Он работал с моими родителями в Дубне, – остановившись возле входа в отель, ответила Аня, – папа мне и подсказал, что у вас можно остановиться рядом с Кадисом. Я собираюсь там учиться в универе.

Разговаривая с девушкой, я совсем забыл про старика и его сослуживца, но они сами решили о себе напомнить. Внезапно со второго этажа отеля раздался рев раненого буйвола, и сразу по лестнице загрохотали шаги, как мне показалось, принадлежал топот тому же буйволу. Дверь отеля распахнулась и из нее вылетел «побратым» майора. В его выпученных глазах плескался животный страх, рот был раззявлен в немом крике, а поперек лица, наискосок, протянулся кровоточащий рубец. Испуганным зверьком он бросился на улицу. Следом за ним из дверей вывалился сам майор, в руке он держал какую-то короткую дубинку, размахивая ею над головой.

– Убью, сука!, – я первый раз слышал такой рев в исполнении старика, обычно его голос не повышался громче сильного дверного скрипа, даже когда старый нацист ругался с посетителями нашего бара или заставлял их петь «Червону калину», – я похороню тебя ушлепок! Ты кому грозить вздумал тварь!

Майор выбежал за калитку и его голос еще долго было слышно над морем. Я остолбенело стоял у крыльца, Аня тоже застыла в немом вопросе. А наши постояльцы скрылись за поворотом дороги в сторону стоянки яхт.

– Весело у вас тут, – первой заговорила девушка, – часто так резвятся мужики?

– Н-нет, что ты, – мои слова зацепились за передние зубы, – первый раз такое. Ты не переживай, к нам в Эль Пуэрто полиция часто наведывается, с хулиганами разбираются на раз-два.

– Да, я и не переживаю, – она заулыбалась, – у нас тоже всякое бывает. Мужики-то русские, судя по всему.

– С окраины, ветераны, – поправил я Аню, – майор сильно бухает, бывает шумным, но не долго, он быстро напивается и – спать. А этот, вообще новенький, только сегодня заселился, не знаю, что у них не так получилось. Похоже, что они воевали вместе.

– Так у вас место найдется? – лицо девушки стало озабоченным, – или надо искать, что-то еще.

– Аня, ты даже не заморачивайся, – я уже решил для себя, что девушку поселю в нашем домике, чтобы она не сталкивалась со стариком и его пьяными выходками, – для тебя найдется более интересное предложение.

– Замуж, что ли меня позовешь? – рассмеялась девчонка, – так мне еще рано, восемнадцати нет.

– Так и мне только семнадцать, – застеснялся я от ее слов, – я хотел тебе комнату в нашем доме предложить. Вход отдельный, санузел есть, там обычно наши близкие знакомые останавливаются.

– А по деньгам намного больше? – уточнила гостья, – может я не потяну?

– Не переживай, с мамой по цене переговорю, она не будет против, – я поспешил успокоить Аню, – ты ведь надолго? – вопрос возник сам собой и ответ на него ожидался положительный. Во всяком случае, мне очень бы этого хотелось.

– Да. Мне надо к экзаменам подготовиться и потом, до учебы пожить, – ее ответ вселил в меня надежду, – если поступлю, конечно, а то, может после экзаменов домой поеду.

– Пойдем, тогда, вещи твои в комнату занесу, – я направился в сторону нашего дома, – тебе ведь с дороги и душ нужен, ну и все такое…

С этого дня Аня стала нашим гостем на долгое время, о чем ни она, ни я нисколько не жалели впоследствии. Мама не возражала, что я поселил гостью не в отеле, а в наших апартаментах, она прекрасно понимала, что соседство с майором не лучшее предложение для шестнадцатилетней девушки, которой, к тому же надо готовиться к вступительным экзаменам. Завтракала Аня вместе со мной, сестрой и мамой, потом, если выдавалось свободное время, мы с ней ходили на море, купались и загорали. В плавание гостья меня «уделывала» в два счета, оказалось что она долго ходила в бассейн в Дубне и даже выступала на всероссийских соревнованиях. Зато я снисходительно посмеивался над ее проблемами в общении с гаджетами. Для меня вся электроника была, можно сказать, ручной, с малолетства разбирал компьютеры и занимался программированием. Поэтому, очередное: «Не работает смартфон. Все пропало…» в Анином исполнении у меня вызывало только улыбку.

Но все это было потом. Пока же я поселил девушку в ее комнату, а сам вернулся в отель ждать возвращения старика и его сослуживца. В ожидании майора, решил просмотреть видео, чтобы понять, что случилось в отеле, пока мы обменивались любезностями с Аней. Включив запись, обнаружил, что старик и его приятель начали ссориться еще в коридоре, не заходя в номер. Камеры у нас фиксируют не только изображение, но и звук, поэтому я хорошо слышал весь обмен мнениями между сослуживцами, даже когда они зашли в номер майора. В выражениях никто из них не стеснялся и громкость не понижал. Еще возле дверей номера наш постоялец неожиданно схватил «приятеля» за грудки:

– Ты чего сюда приперся? Кто тебя звал? – старик продолжая держать оппонента за одежду, заталкивал его в свой номер, – говори, сука! На кого работаешь?

– Серега, успокойся, – сослуживец, пытался оторвать руку майора от своей груди, – я сам приехал, чтобы поговорить с тобой. Никто меня не отправлял.

– Шо ты мне залепуху гонишь! Говори кто? – перчатка протеза ткнулась в лицо «побратыму», – думаешь не знаю, что вы волки меня в Аргентине шукали по всем нычкам?

– Серый, отпусти, давай поговорим, – старался успокоить майора его противник, – ты же понимаешь, шо я людына подневольная, – он как-то очень быстро «сдулся» от самостоятельности до полной подчиненности.

Майор затолкал «побратыма» в дверь своего номера, но и оттуда я мог слышать его громкий голос. Старик продолжал пытать сослуживца о цели слежки и кто именно прислал соглядатая. Из выкриков майора и невнятных ответов его визави стало понятно, что они действительно друг друга хорошо знают. Воевали в Азове, в Мариуполе и других городах. Вместе прятались в катакомбах какой-то «Стали», выходили оттуда в российский плен. В их разговоре мелькали звания и должности, имена и фамилии, но больше всего было кличек, или как сейчас говорят про военных – позывных. Кого-то, из упомянутых спорящими, я знал по рассказам майора, но о многих – даже никогда не слышал. Мне мало, что было понятно из всей какофонии звуков, но запись я просмотрел до конца, до момента, когда услышал как старик с диким криком: «Убью, сука!» набросился на сослуживца. Тот вырвался из номера, но споткнулся и упал перед лестницей. Выбежавший следом майор, со всей дури врезал ему дубинкой по лицу, но сам запнулся о ногу лежащего на полу земляка и замешкался, хватаясь за перила. Небольшой заминки хватило «побратыму», чтобы кувырком скатиться с лестницы и выбежать на улицу. Дальнейшее вы уже знаете.

Еще мне было очень интересно, что же предшествовало отключению наблюдения. Я нашел на записи это место и просмотрел все камеры с самого раннего утра. Вот что мне удалось установить: наш посетитель пришел в отель гораздо раньше, чем я его увидел возле стойки ресепшн. Рано утром, когда в отеле еще все спали, сослуживец майора подошел со стороны порта, потихоньку открыл калитку и, крадучись, вошел во двор. Здесь он немного постоял, прислушиваясь и осматриваясь. Потом подошел к входной двери, не запертой с вечера, плавно потянул ее на себя, чтобы не брякали колокольчики на косяке сверху. Также аккуратно прикрыл и подошел к стойке ресепшн. Немного постояв, посетитель пошел к лестнице и поднялся на второй этаж, где подошел к номеру майора и попытался открыть двери. Видимо старый мерзавец спал с закрытой на замок дверью, потому что утренний гость начал возиться с замком. Взломщик из него оказался никудышный, дверь не поддалась, и он потихоньку спустившись по лестнице, вышел со двора.

Дальше я начал смотреть запись с того места, где снова увидел этого персонажа возле нашей входной двери. Бывший вояка опять вошел в холл не привлекая внимания. Немного постоял в нерешительности, потом пошел в направлении регистрационной стойки. Камера наблюдения в холле купольная, поэтому позволяет видеть практически все пространство под ней. Гость постоял возле стойки, посмотрел наверх, где я в это время занимался замком в номере майора, потом обошел стойку и наклонившись под стол отключил питание системного блока видеонаблюдения.

Просмотр видеокамер все расставил на свои места. Сослуживец майора прекрасно был осведомлен о том, где тот живет, вплоть до занимаемого им номера. Мне только было непонятно, зачем он пытался рано утром проникнуть в комнату к своему «побратыму». На что был расчет? Что майор пьяный спит, или его нет в номере? Но теперь я это вряд ли это узнаю. Судя по «теплой» встрече, и по тому, как быстро улепетывал незадачливый разведчик, он у нас не захочет появиться снова. Несмотря на напряжение последних двух часов, мне стало смешно, когда я вспомнил выпученные глаза и раскрытый рот нашего несостоявшегося жильца. Майор ему славно всыпал.

Прошло еще минут двадцать, на улице уже совсем стемнело, я решил, что пора закрывать двери и идти домой спать. Перед уходом глянул на камеры. Неожиданно та, что смотрела во двор, сработала на движение. «Странно, на что она отреагировала? – не понял я, – во дворе нет даже кошки». Я остановился и переключил камеру на весь экран. Сначала ничего не заметил, но через пару мгновений за нашим автомобилем колыхнулась какая-то тень. Я присмотрелся – снова какое-то шевеление. Не рискуя испытывать судьбу, взял помповое ружье, передернул затвор и вышел во двор.

– Кто там? Выходи, – окликнул я, – предупреждать не буду, стреляю сразу на поражение.

Хотя я и корчил из себя супермэна, поджилки тряслись знатно, никогда в свои семнадцать лет еще не стрелял по живым мишеням. Да, в стендовой стрельбе я наловчился, из десяти тарелочек почти всегда сбивал десять. Не хвастаюсь, так и было. Тренироваться под руководством Липского я начал в тринадцать лет и за четыре года набрался опыта и сноровки. И по грудной мишени из пистолета выбивал тридцать из тридцати и девяносто восемь из ста. Липский начал готовить меня к соревнованиям в Кадисе, но их отложили на пару месяцев, а потом мне стало не до соревнований.

– Выходи, считаю до трех, – крикнул я громче, – раз, два, три!

Поднял ружье, прицелился в сторону автомобиля и сделал вперед пару шагов. За машиной кто-то шевельнулся и из-за колеса вывалилась рука, ладонь была сжата в кулак. Я остановился, но не успел ничего сказать, как кулак медленно разжался и из него вывалился смартфон. До меня дошло, что за автомобилем лежит человек, которому, похоже, стало совсем плохо. Не опуская ствол ружья, я обошел по дуге автомобиль и наконец увидел, что в тени нашей легковушки лежит майор. Как он смог добраться до машины, что я не заметил по камерам, непонятно, но это меня тогда и не очень беспокоило. Я подошел к майору ближе и понял, что он ранен, Старик лежал лицом вниз, без сознания, а из-под левого бока растекалось темное пятно. Подойдя к нему, попробовал перевернуть на спину, но мне мешал дробовик. Тогда я прислонил ружье к крылу машины, а сам, двумя руками перевернул старика на бок. На груди слева футболка была разрезана наискосок, а из дыры виднелся кровоточащий порез около десяти сантиметров. Майор шевельнулся и открыл глаза.

– Малыш, помоги мне, – еле слышно проговорил он, – мне дуже хреново, ничего не вижу и подняться не могу.

– Ничего-ничего, сейчас попробуем вместе, – подбодрил я старика, – ты обними меня за шею, а я тебе помогу подняться.

Майор левой рукой обхватил меня, но когда я стал его поднимать, рука соскользнула и он снова улегся под колесо машины. Мне стало понятно, что один я здесь не справлюсь, нужна помощь. Сказав старику, что позвоню в Амбулансию, я побежал в дом. Дозвонившись, вернулся к раненому. Старик снова был без сознания. Я осмотрел его и обнаружил еще одну рану на левой ноге в районе паха, штаны были насквозь мокрые от крови. Похоже, что ранение серьезное. Я попытался перетянуть ему ногу, но рана была в таком месте, что перехватить ее жгутом из автомобильной аптечки не получилось. Тогда я просто ладонью прижал, бьющий оттуда фонтанчик крови, и так дожидался врачей. Когда майора осмотрел доктор, он сразу наложил повязки на раны, старика положили на носилки, погрузили в машину и увезли в Кадис. Я еще долго ворочался в кровати и не мог уснуть, вспоминал все, что произошло этим вечером, размышлял о том, из-за чего мог случиться скандал между бывшими военными. Потом вспомнил, что под колесом машины остался смартфон майора и решил его забрать. Когда я вышел во двор была уже глубокая ночь и в небе густо высыпали звезды, мне всегда нравилось смотреть на них и выискивать знакомые созвездия. Но в эту ночь я не стал задерживаться во дворе, подобрал старенький iPhone-22, валявшийся там, где его выронил майор, и пошел к себе в комнату.

Утром я позвонил в Hospital Universitario Puerta del Mar, поинтересовался самочувствием нашего постояльца. Дежурный реаниматолог сказал, что старик в тяжелом состоянии, потерял много крови и что сейчас он спит под наркозом. В начале десятого к нам приехали гости из Guardia Civil. Полицейские не только осмотрели весь двор и прилегающую улицу, но и допросили меня обо всем, что связано со вчерашним инцидентом. Мне скрывать было нечего, я рассказал про майора и его гостя, показал то, что смотрел сам по камерам наблюдения. Потом открыл номер старика, полицейские под протокол забрали все вещи майора. Хотя, какие там вещи: раздолбанный чемодан, да кое-какие старые шмутки. Ничего ценного в его комнате не нашлось. Криминалисты собрали образцы крови во дворе, изъяли записи с видеокамер и ближе к обеду, покинули отель, опечатав комнату старика. После их отъезда прибежала Аня, которой было интересно все, что у нас произошло. Рассказывая девушке о вчерашних и сегодняшних событиях, я дошел до места, когда подобрал возле машины смартфон майора.

– Блин, – притормозил я свой рассказ, – ты представляешь, забыл что у меня остался айфон старика, надо же было его полицейским отдать.

– Ой, да что тут такого, потом отдашь, не переживай, – успокоила меня Аня, – наверняка они еще приедут, или майор выпишется из больницы, отдашь ему.

Резонно. Если полицейские не приедут снова, дождусь возвращения старика. Кстати, во время обыска я нашел в номере паспорт старика. Темно-синий документ с желтым трезубцем на обложке мне раньше не попадался на глаза. Но, по рассказам отца и старших товарищей, я уже знал, что такие паспорта были у окраинцев до войны. Из протокола, который мне дали подписать полицейские, запомнил, что нашего майора звали Сергей Полтавский, 1992 года рождения. Оказывается ему в этом году исполнилось только 50 лет, а на вид старик выглядел гораздо старше.

– Давай посмотрим, что у него интересного есть в айфоне, – предложила Аня, – может надо будет в полицию сообщить.

– Не очень удобно, – засомневался я, – хотя, действительно, вдруг, что-то важное обнаружим.

Вскрыть смартфон для меня не представляло труда, тем более, что он открывался не через Face ID, а обычным цифровым кодом. Мы долго листали фотографии, на которых, в основном были запечатлены люди в военной форме. Некоторые видео смотреть было неприятно, старик в своих пьяных рассказах не грешил против правды, на видео попадались кадры пыток, расстрелов, избиений гражданских лиц. Я после первого такого видео, перестал их показывать Ане, и пролистывал дальше. И вообще, нам очень быстро наскучил просмотр медиафайлов в айфоне майора, ничего интересного для себя мы там не видели.

Потом я залез в папки с файлами, они, кстати, были отдельно запаролены. Некоторые папки даже открывать не стали, судя по названиям из фамилий, там были материалы относящиеся к сослуживцами майора. Меня заинтересовала папка «Bunker». В ней оказались документы с названиями на русском языке: «Касса», «Расходы», «Схемы подходов», «Координаты» и просто с порядковыми номерами. Открыв документ «Касса», обнаружил там множество рядов чисел, не очень понятных для меня. Полистал другие документы, понял только, что в «Координатах» были гугловские цифровые обозначения каких-то мест.

В одном из нумерованных документов оказалось описание подземного убежища: «Вход в бункер находится на расстоянии километра от уреза воды напротив скал «Сестры» строго в створ вершин. Издалека заметить трудно. Должен быть прикрыт от постороннего взгляда маскировочной сетью. Маскировка с двумя растяжками по западным углам. На входе еще не менее трех растяжек, смотреть внимательно на шкиве с рукояткой и при открывании бронированной двери. Растяжки резать, открыв не больше двух-трех сантиметров, иначе, может произойти детонация. Заложены Fordonsmina 13R шесть штук, направление на вход. Вторая бронированная дверь через шесть метров. Заминирована аналогично первой. Слева вверху есть небольшой люк, открывается наружу нажатием на ручку, заминирован одной миной, растяжку резать обязательно до открывания всей двери, иначе произойдет детонация. Мины не трогать ни в коем случае, под каждой есть взрыватель нажимного действия. Коридор после второй двери должен быть под лазерной сигнализацией, внимательно смотреть на левую стену. Расстояние от пола около сорока сантиметров, можно преодолеть ползком. Аккумуляторы сигнализации рассчитаны на работу без подзарядки не менее двадцати лет. Она заведена на электродетонаторы к пяти Фордонсминам. Отключить можно только изнутри бункера, справа на стене в основном помещении».

Перечитывая описание бункера, я пытался осмыслить, для чего майор хранил у себя такую подробную инструкцию этого подземного убежища и что там могло храниться. Пока, в документах мы с Аней ничего, дающего на это ответ, найти не могли

– Ты знаешь, чтобы что-то понять, надо перечитать все документы в айфоне, – посмотрел я на Аню, – давай я их перекину на ноутбук, мне так удобнее просматривать.

– Я все равно, ничего не понимаю, делай как хочешь, – видно Ане надоело разбираться в записях майора, – похоже, что все это к войне относится, он ведь военным был.

Я закинул смартфон в ящик своего письменного стола и мы пошли на пляж. Наскоро искупавшись, я вернулся к своим делам в отеле, а моя приятельница пошла готовиться к экзаменам. Ближе к вечеру я снова решил поковыряться в файлах айфона, подключив аппарат к своему ноутбуку, полностью скопировал его содержимое, а смартфон убрал в наш рабочий сейф.

Заново перебирая фотографии, нашел альбом, относящийся к прошлому году и в нем, неожиданно для себя, увидел вчерашнего гостя майора. Рассматривая несколько фото с этим персонажем, я понял, что снимали издалека с большим зумом. Похоже, «побратым» не предполагал, что он заинтересовал фотографа. На одном из снимков этот окраинец был в компании с двумя другими мужчинами, в одном из которых я узнал одноглазого, которого так опасался майор. «Теперь понятно, что они одна шайка-лейка», – подумал я и присмотрелся внимательно к обстановке на фото. Снимали этих людей в какой-то теплой местности, на снимке присутствовали пальмы и другие тропические растения, а вдалеке виднелась морская гладь. Похоже, какой-то портовый город, но район на фото, явно не из благополучных. Постройки больше напоминают лачуги бедных мексиканских кварталов, чем дома зажиточных горожан. На следующем фото я обнаружил еще одного мужчину, который раньше уже мелькал в интернете, это был один из руководителей правительства окраины в начале двадцатых годов. «Интересные знакомства у нашего майора, – подумалось мне, – причем, персонажи на фото, вряд ли в его друзьях, судя по тому, что снимал он их издалека».

Еще немного полистав фотографии, я обнаружил интересный кадр. Это был снимок списка сумм в различных валютах, здесь были доллары, евро, рубли, какие-то гривны, а еще огромное количество золота. Меня поразили даже не суммы в евро и долларах, а шесть с лишним тонн золота. Ради интереса я оценил золото и перевел всю записанную валюту в евро. От общей суммы я слегка обалдел. У меня получилось больше восьмисот миллионов евро. Очень интересные записи нашлись у нашего ветерана-оборванца. Что же за тайны хранил майор и почему он так боялся своих побратимов? С этими мыслями я отправился в кровать. Но документы и фотографии, обнаруженные в айфоне старика еще долго не давали мне уснуть.

Глава 4

А утром